КАК ДЕЛА, БИДЖО?

 Я  знаю, что так говорить не правильно: сам много раз поправлял других, приводя в пример какие-нибудь случаи из жизни, доказывающие, что нет «плохих» и «хороших» народов. Не устаю соглашаться с утверждением, что «преступник не имеет национальности», и что вина одного подонка не должна проецироваться на весь народ. А раз нельзя недостатки одного перекладывать на плечи всех, то и достоинства любого человека - это достоинства каждого отдельного индивида. Все так. Но ничего не могу с собой поделать - каждый август месяц я  повторяю и повторяю:
-Я ЛЮБЛЮ ГРУЗИН
    Можно выразится дипломатично, не подставляясь под скабрезные шутки, округлив и обобщив образ - Я люблю Грузию.
Это так - я люблю Грузию. И всех ее жителей.
    Но что я должен говорить, если я люблю не только жителей Грузии, но и жителей России, имеющих при этом грузинские корни?
    В таких случаях обычно мне непременно напомнят про грузинских воров.
      Да, я знаю и помню про это. Хотя, если мне память не изменяет, с некоторых пор их стало правильней бы  называть адлерскими, ставропольскими или краснодарскими. Ну и уж точно не промахнемся - московскими.  И в этом я опять больше склонен видеть положительные качества у народа, где веками культивировался обычай воровства, лихости и мздоимства, нашедшего в себе смелость и здоровые силы для преодоления душившего его паразитического недуга. Я совсем не прочь, если мой, не менее склонный к «приделыванию ног» всему плохо лежащему, народ сможет отряхнуться от этой накипи. Правда вся их малина перестала буйноцветить лишь после того, как советского чекиста на посту Президента сменил молодой человек, женатый на гражданке Евросоюза, да еще поживший в США.
      Тут надо быть реалистами и даже такие романтики, как я, верящие, что и у меня на Родине  тоже когда-то дадут пендаля трепачам с холодными глазами и чистыми налоговыми декларациями, отдаем себе отчет, что мечтать о времени, когда в Президенты страны сможет избраться  человек женатый, хотя бы и на иностранке-хохлушке - это слишком фантастический вариант: ибо и в этом случае можно заподозрить газовые коннотации такого союза. А что бы мы этим вредным славянам да задарма СВОЙ газ? Сперва пусть Крым вернут. А пока нехай в сторонке потопчутся и погодят в Великие  Европейские державы очередь занимать. Лучше наши олигархи, чем их незалежные паны. Чем лучше? А всем.
      Ну и ничего, подождем. Может, все-таки маятник качнется еще при жизни моего поколения, которое помнит то время, когда в пионерских лагерях или учебных классах  мы успевали сдружиться с соседом   по принципу, единственно заслуживающим доверия – настоящий он пацан или так себе, «девчонка в брюках», а о национальности его узнавали много позже, чем успевали провести границу свой-чужой  по точно ощущаемому краю –
«Если, путь прорубая 
Отцовским мечом, 
Ты соленые слезы 
На ус намотал, 
Если в жарком бою 
Испытал что почем,— 
Значит, нужные книги 
Ты в детстве читал!

Ну, я все о своем - о грузинах.
Две истории. Не связанные. Многабукф.

I.
      Мне из Тбилисского аэропорта предстояло добраться  на автовокзал, откуда уже выдвинуться  в город Кутаиси. Я, солдат-срочник, был  одет в джинсы, футболку и спортивную кофту по случаю вечерней прохлады. Даже стрижка у меня была относительно цивильная. Прилетел я из Баку поздно – автобусы уже не ходили, а тратить 5 рублей на дорогу до города на такси я жмотился. Тем более зная, как богата грузинская земля кидалами - садиться к кому попало мне, прямо скажем, не хотелось. Пока я покрутился на площади перед аэропортом, узнавая расценки и расписание движения автобусов - успел выкурить пару сигарет. Одна проблема - спички лежали где-то на дне сумки, ковыряться в аккуратно сложенных вещах которой я ленился. Приходилось «стрелять».
      Когда я жестом попросил прикурить у парня с зажженной сигаретой, уже было поднесший мне ее, он внезапно отдернул руку и громко сказал:
-Гамарджоба арици, биджо?
- Что?- удивленно спросил я
-Ты что, Гагик, не узнаешь меня?- заорал возмущенно парень
-Я? Нет, не узнаю. А Гагик это кто?
-Ты шутишь, брат? Это я, Нодар! Забыл?!
-Хорошо, Нодар, дашь прикурить?
-Ара, какой «прикурить»- я тебе все спички отдам, только так не разговаривай, как с чужим.
-Понимаешь, Нодар, меня зовут Николай и с Гагиком я не знаком.
      В глазах незнакомца сменялись то возмущение, то растерянность, то снова гнев.
-Да,- наконец выдавил из себя он,- ты говоришь с акцентом.
-Грузинским?- на всякий случай спросил я.
Он засмеялся
-Нет, брат, с русским. Ты что - из Москвы?
-Нет, из Баку.
-Нет-э, не может быть!- он опять уставился на меня
«Усы тебе – вылитый Володька Трынкин»- подумалось мне
-А,  как похож,э! Надо же… Меня Нодар зовут. А тебя?
-Николай.
-Брат, извини - так лажанулся. Ну ты так похож на моего брательника! Не родного, нет, а, типа, кровный. Мы с ним вот так,- парень потер друг об друга указательные пальцы рук, - В школе вместе учились. А ты здесь какими судьбами?
-На службу еду - я солдат.
-Не может быть!- закричал он так, что окружающие стали оглядываться.
-Я сам недавно дембельнулся. А, ты же мне как брат, братуха,- заорал он и, обхватив за талию,  поднял меня в воздух.
Представляете, как себя чувствует человек,  попросивший прикурить и через 20 секунд оказавшийся в полу-метре от земли в руках СОВЕРШЕННО НЕЗНАКОМОГО человека?

      Даже опустив меня, он продолжал трясти и тискать, как самого близкого и дорогого знакомого.
-Ты извини братка, Не обиделся? Я просто…ты не знаешь, как у нас в Грузии уважают солдат. Я, братуха, перед тобой виноват, но я это дело поправлю: пойдем в кабак - я проставляюсь. Ничего не хочу слышать,- замахал он руками, видя, что я хочу ему возразить,- ты наш гость. Любой, вот любой, останови его сейчас, тебе то же самое скажет: мой дом- твой дом.
-Спасибо, братуха, конечно,- я чувствовал себя неловко, видя такое неподдельное, по-детски искреннее проявление чувств.
       Видя мое смущение, молодой человек чуть сбавил «обороты»:
-Может, у тебя какие проблемы? Скажи, я помогу, какие вопросы?!
-Да нет, просто как-то…незнакомый человек… все таки…- мямлил я, прикидывая, что пожалуй можно будет и согласиться…но  нельзя же в самом деле позволять  этому тбилисскому парню быть более широким в жестах, чем мне, бакинцу.- Давай  я тебя угощу, раз я тебе твоего друга напоминаю.
       Вымолвив это, я прикинул, чего может мне стоить неосторожное желание выпендриться и тут же пожалел о сказанном. Но он так напирал на меня своим темпераментом, что я просто растерялся.
       Однако парень оказался настоящим кавказцем:
-Какой-такой  «ты меня»?!! Ты – солдат! Я что, не знаю, как у солдата с деньгами бывает?
-Не, нормально, что ты такое говоришь - у меня что- денег нет?!
-Э, нет да, ты меня не так понял. Никто не говорит, что ты нищий. Просто,я дома, а ты - приезжий, а у нас не принято с гостя денег брать. Такой обычай - мы с тобой должны выпить. А ты мой гость, значит, я накрываю стол.
       При словах о столе у меня заныло под ложечкой. Молодой организм, грузинская кухня, кавказское гостеприимство… У меня уже желудочный сок стал выделяться от пронесшихся в мозгу картин: сациви с грецкими орехами, шашлык из курдючного барашка, долма  или, на худой конец , просто хачапури с мужужи…
       Видя мои колебания, парень добил мои сомнения:
-Ну, хорошо, если не хочешь себя чувствовать обязанным, давай так: я сейчас звоню домой, там, пока мы едем, готовят стол,  а ты платишь за дорогу. Каждый угостит друг друга. Идет?
       Конечно, это было не честно с моей стороны соглашаться на такой неравный ченчь -  дорога никак не могла перекрыть и десятой доли грузинского стола….Но мне так захотелось укусить сочный…
…да и потом - мне все равно надо в город- я вообще ничего не теряю…
-Ну, тогда - другое дело,- радостно стукнул я по протянутой ладони Нодара.
      Что тут началось!...
Он кричал, махал руками, обнимал и толкал меня, радостно и заливисто смеясь. Не переставая разговаривать со мной, он что-то прокричал в трубку на грузинском и бросил трубку, не дожидаясь ответа.
       В такси, усевшись вперед, чтобы показывать водиле дорогу, он весь путь смешил меня историями из своей армейской жизни. Когда мы оба ржали на весь салон, водитель оставался молчаливым и его суровый взгляд не менялся, даже когда Нодар толкал его в плечо, призывая присоединиться к нашему веселью. Надо сказать, что водила мне с самого начала не понравился: типичный Дато Туташхия - сросшиеся брови и щетина на щеках делали его персонажем из тех историй, в которых грузин непременно предстает сексуально озабоченным самцом, Бог весть что вытворяющим. И не только с женщинами. Мне становилось неуютно, когда он бросал изредка  на меня свои взгляды в зеркальце заднего вида.
       Но дорога с анекдотами Нодара оказалась недолгой и, попетляв по тесным улицам Авлабара, мы остановились возле трехэтажного каменного дома, постройки рубежа веков. Тихая улочка вся спала. На балкончиках двери в комнаты были открыты и легкий вечерний ветерок раскачивал на них белые тюлевые занавески.
-Дай сигнал один раз,- попросил водителя Нодар.
      Водила не шелохнулся.
      Нодар, извиняющись, улыбнулся мне через плечо:
-Ладно, сиди, я сейчас вернусь.
      Он быстро забежал в дом, громко хлопнув входной дверью на пружине .
      Мне вдруг резко захотелось курить. Я  достал сигарету и открыл дверцу, чтобы выйти.
-Кури машина,- я впервые услышал голос водителя. Голос был под стать внешности - колючий, басистый и с хрипотцой. Еще, как назло, в свете салонного плафона при открытии дверцы я увидал какую-то наколку на его пальцах.
-Нет, я на воздухе…
      И только выйдя из машины, я сообразил, что спичек у меня по-прежнему нет. Что делать? Я мял сигарету, ища выход.
Делать нечего- придется просить.
      Но когда я нагнулся к пассажирской двери, то не успел вымолвить и слово- водила протянул мне, тряхнув для контроля, спичечный коробок.  Прикурив, я решил оттянуть очередной контакт с «абреком», предполагая отдать коробок, когда  вернется Нодар или, в худшем случае, когда докурю. А Нодар, как назло, задерживался. Я демонстративно стоял возле переднего крыла машины, чтобы быть в поле зрения водителя и не давать повода ему, опасаясь, якобы, возможной неоплаты, заставлять меня садиться вовнутрь автомобиля.
И ТУТ ХЛОПНУЛА ДВЕРЦА
        Водитель вышел из-за руля и достал пачку сигарет. Я кинул ему через крышу машины спички, а он, прикурив , спросил:
-Это твой друг?
-Да,- несильно соврал я. А что было делать- садиться с этим засиженным головорезом в машину и ехать расплачиваться с ним натурой по закону гор?!
Так хоть он побоится неприятностей с моими «друзьями». Черт дернул этого Нодара рассказать ему, что я – только что приехавший солдат!
-Давно знаешь (его)?
-Ну-у, так-да…не очень
Он помолчал, глубоко затянувшись, что-то прикинул, и выдохнув, как паровоз, продолжил допрос:
-Дом его знаешь?
-Ну, вот этот.
-Квартира знаешь?
-Нет, - решив тут не врать, ответил я неохотно.
-Садись, поехали.
-Куда?- взвизгнул я,- Меня ждут, я не могу уехать.
-Ты с ним аэропорт знакомился? Он тебя домой пирглашал, так?
-Так,- повторил я, смотря на него, как кролик на удава.
-Садись, паехали.
-Никуда я не поеду,- как-то неуверенно возразил я, но на всякий случай сделал шаг назад.
-Кто должен бил платит за дорога?
-Я, - облегченно сообразил я и одним движением извлек приготовленную «пятерку».
       Водила, как мне показалось, не готов был к такому повороту событий и какое-то время разглядывал протянутую ему в окошко купюру. Потом нехотя взяв ее, молча крутанул ключ в зажигании и, пыхнув бензиновым выхлопом, покатился прочь.
       Ночь. Улица, мощенная булыжником, изъязвлена рытвинами ям и асфальтовыми латками. Вместо фонаря - высокая луна. Аптеки не наблюдается.
       Резко запахло кошачьей мочой.
«Приехали»- теперь мне в каждом темном окне мерещилась небритая физиономия, вожделенно следящая за мной из-за занавесок.
       Тут мигнул свет фар, прыгающего на рытвинах автомобиля, едущего в мою сторону.
       Я погасил радость, первой выскочившей из груди, как Робинзон, при виде паруса, сначала приготовился к «пиратской» версии событий. На всякий случай, я завернул за угол  и оказался в тени дома.
       Машина остановилась на том же месте, что и только что отъехавшее такси.
-Эй, солдат,- позвал уже знакомый голос.
       Скрываться было глупо - если б он захотел меня найти, мне просто негде было укрыться.
-Да, я спички ищу.
-Садис, поехали.
-Нет, извини, но мне надо дождаться друга.
-Этот дом два вход, понимаешь?
-Нет, что значит «два вход»?
-Он один дверь заходил - другой ушел. Уже давно дома мацони кушает.
Тут меня, признаюсь…торкнуло не по-детски…
       Через пять минут я ехал рядом с водилой и молча проклинал себя в уме за идиотскую  доверчивость. Но расслабляться было рано, потому, что моя дорога еще не закончилась: когда водила спросил меня, куда мне надо, я объяснил, что теперь на автовокзал, но понимая, что такой лошара – желанная жертва для любого таксера, сразу сказал, что у меня осталось три рубля. Водила молча махнул рукой - мол садись, разберемся… И я выбрал, как мне тогда показалось- наименьшее зло. Но с каждым поворотом петляющей дороги во мне оставалось все меньше уверенности, что этот горец примет на веру мое заявление о последней «трехе», а не захочет убедиться в этом самостоятельно в каком-нибудь малолюдном месте. Дорога, как на заказ, становилась все менее освещенная и вдруг, выскочив из-за кустов на какую-то будку с бетонным козырьком на столбах, колеса с визгом впились в землю.
-Иди,- сурово бросил мне водитель, махнув рукой наружу из машины.
-Куда,- я отодвинулся от него так, чтобы между нами оказалась моя дорожная сумка, а сам, как мне казалось, незаметно схватился за дверную ручку. Чтоб меня не вытащили силой.
-Автобусы, вокзал, - сказал «пират».
Он думал, что меня можно будет провести на мякине два раза за ночь!
Я улыбнулся и сказал:
-Хорошо, сейчас я зайду НА ВОКЗАЛ, достану из сумки деньги и расплачусь.
Он опять молчал.
       Воспользовавшись этим, я, пятясь, вылез из таксо и, не теряя его из виду, доковылял до будки.
Там была дверь, на двери табличка, на табличке что-то на грузинском и …часы работы АВТОВОКЗАЛА… Я еще, не веря глазам, потянул на себя дверцу. Она поддалась и я оказался в тесном помещении с деревянными спаренными сидениями. На сколько хватало лунного света, я разглядел, что все места заняты кутулями и спящими на них людьми. Лишь одно место в середине было свободно.       Я уселся на него и стал рыться в сумке.
       С улицы донесся визг трогающейся с проворотом колес машины. Мне по глазам ударил галогеновый луч фар и убежал прочь, унося с собой и старенькую «Волгу» с ее суровым седоком. 
       Честно скажу – я выдохнул с облегчением…Стыдно. Не в деньгах дело: я ему был так признателен, что он меня не бросил на незнакомой улице, что я бы с радостью и благодарностью заплатил бы ему эти несчастные три рубля, но…Все пережитое в тот момент как бы растворилось в ночи с этими галогенками и у меня просто камень упал с души от того, что все УЖЕ кончилось.
        Но я поторопился.
Еще, не успев как следует расположиться на неудобном сидении, которое, казалось, изготавливали где-то в 3-ем отделе РСХА для коллег по цеху Максим Максимовича и Рихарда Густововича… может не РСХА, но точно- не для людей, которым вы желаете здоровья… я бы заснул после пережитого и на них... когда б на улице вновь знакомо не взвизгнули покрышки. Я напрягся, всматриваясь в темноту.
        Так и есть - та же «Волга». Делать нечего - пойду расплачусь и …все! Конец приключениям.
        С зажатой «трехой» и приготовленной дежурной благодарностью я подошел к машине с водительской стороны.
-Солдат, на,- я не успел и открыть рта, как мне в руки сунули  бумажные пакеты. Один жалобно звякнул стеклом, а другой….
я от треволнений последнего часа совсем забыл о еде…
…до головокружения вкусно запах каким-то  жареным мясом и травянистыми пряностями.
        Я перехватил пакеты по удобней, чтобы не уронить и даже не успел спросить что это и кому, как водитель сунул мне какой-то листок в карман куртки и махнул рукой:
-Служи легко, сынок,- с тем же фирменным визгом  скрылся   за ближайшими кустами.
         В пакетах оказались три бутылки холодного «Боржоми», две половинки лаваша, «нафаршированные» люля-кебабами, помидорами, огурцами, зеленью вперемешку с соленым козьим сыром и два круга хачапури…
         У меня еще слепило глаза от его галогенок, когда он уже исчез из виду и из моей жизни навсегда. .
Нет, вру!
Вру, вру…
Да, еще раз, завтра... Выйдя на Кутаисском автовокзале, уже в военной форме, я встал в очередь за квасом. Очередь на Кавказе - это толпа хрен-поймешь-как стоящих людей. Очередь для князей – оскорбление. Поэтому они все так вот толпятся, как будто с «черного хода» и без очереди. Но на самом деле, они как-то там себе ориентируются- кто раньше пришел, кто позже. И если ты в свою «очередь» не протянешь руку, «твой ход перешел к другому»…
Я ж знаю обычаи:
-стакан- 3 коп.
Надо платить 5, чтоб налили полный. За 3- нальют половину, остальное пена.
-кружка за 5 коп
  Надо платить 10. Те же резоны.
Но могут и полную, если там уже все разбодяжено водой.
       Стою, жду, когда появится щелка среди джигитов, чтобы протянуть свою руку с «пятаком». Вдруг
продавец
замечает меня и
раздвинув повелительно «князей»
манит меня к себе.
-Чего тебе?
-Стакан,- говорю и тяну деньги
Мне наливают стакан. Полный.
И дают в руку, не взяв денег.
       Я, понимая, что здесь какие-то другие правила, кинул в кучку с мелочью свой «пятак». Пока я пил, продавец никому не налил ничего.
       Когда я, удивленный этим обстоятельством, протягивал назад ему свой пустой уже стакан, он, картинно заставив меня стоять с протянутой рукой и зажатым в ней стаканом, повернулся к бочке и долго роясь в мелочи выудил…кажется, именно мой пятак.
       Отдал его мне, взял стакан и на грузинском  что-то спросил у следующего. Я …ну я ж не мог так вот просто…Мне ж 20 лет, я тоже джигитом хочу быть. Тем более вопрос-то- 5 копеек!
-Это,- говорю продавцу,- мои деньги за квас.- и, значит, пытаюсь протянуть руку к кучке с мелочью.
-Нэ надо! Ты что?
-А что? Нет, если дороже - ты скажи, я заплачу.
-А, ты что говоришь? Я что, солдата, который ко мне в город приехал, не могу угостить стаканом вода? Пей, сколько надо – пей. Ты у нас в гостях, если тебя кто-нибудь угощает - не отказывай. У нас у каждого есть дети- старше, младше. Ты же сейчас не дома? А я дома. Что могу - дам от сердца. И все, кто с тобой хлеб будет есть, должны знать, что ты не будешь от их сердца отворачиваться.

        Я побрел тенистой стороной улицы в направлении штаба 152 мотострелковой дивизии, поигрывая  мелочью, переложенной из спортивной куртки в карманы  уставных брюк-галифе, раздумывая над услышанным за эти два дня…
…когда вдруг вспомнил про бумажку, которая мешалась среди мелочи.
Я вытащил ее на свет.
Это были мои «пять рублей»
Ну, просто – синенькая  бумажка.

II.

       Заур Александрович Пертая был директором овощного рынка, коих в 90-ые несчетно расплодилось по всему Питеру, превратив город-музей в город-базар. Мой брат работал у него что-то навроде зама. Ну всякие там трешь-мнешь, крыши-мыши, братва-ботва… Словом, однажды познакомились.
        Оказался очень интересным человеком и с нерядовой, как первоначально мне подумалось, биографией.
        В начале 80 занимал какую-то должность в Ленагропроме.  В 87 заканчивает строительство Фрунзенской овощной базы, в интерьерах которой был снят не один фильм, если в нем требовалось воспеть советские автоматизацию и НТП. И становится ее Начальником.
         С праведных трудов заведующим базой нажил он себе палат каменных. И  не абы где, а в Сухуми - небольшом черноморском городке. Мать-старушка, овдовевшая к тому времени потребовала ухода-заботы, и ЗаурСаныч решил, что пора перебраться к теплу поближе. На историческую родину. Одного не учел он, что его историческую родину считают своей другие жители Абхазии. И по отношению к ним - он такой же оккупант, какими для господина Гамсахурдия  были стоявшие в Тбилиси войска Закавказского Военного округа. И к такому мнению стали повально присоединяться почти все закавказские народы. А местность, надо учитывать,  с высоким показателем на душу населения княжеской или султанской крови – и уже не только национальные границы затрещали, но и внутри территориальные,  обретая заодно с новыми ханами и калифами тысячелетнюю историю и восстановленную стотысячелетнюю государственность.
         Пертая попытался было побеседовать с авторитетными людьми, но оказалось, что рамсы попутаны и теперь в  козырных не пиковые, а червовые - народно, то бишь, освободительные движения. То есть от него, Пертая, и освободительные. Самое интересное, что вчерашние лучшие друзья и собутыльники по многочисленным и по-кавказски хлебосольным застольям  были первыми, кто пришел к нему с предложением купить его двухэтажный каменный дом. По цене курятника. Но это было щедрое предложение, так как через месяц  ему уже никто ничего не предлагал.  Перестал предлагать и он. Лишь лихорадочно искал способ вывезти семью - двух детей (девочку 15 лет и сына 7-и) , жену и старуху мать. Он вроде бы даже уже созвонился с питерскими знакомыми, которые пообещали через свои связи в Москве среди военных договориться о вывозе их на военных грузовиках. Но …
Сейчас мы все уже понимаем и принимаем тот факт, что все шло к этому, а тогда - это было внезапно…
        …однажды ночью к нему в ворота громко постучали. Вышедшему с ружьем Зауру, соседские сыновья приказали через час убраться. Или  пенять на себя. Когда Заур увязывал последний тюк с необходимыми вещами, в дверь опять постучали. Только тихо. На пороге стоял сосед, отец тех парней, что пришли час назад. Он принес  немного жаренного мяса с гранатом и вчерашние домашние лепешки. Он не извинялся за сыновей, все и так было понятно без слов.
         Этот сосед проводил его до ближайшего предгорья, оберегая от возможных абхазских засад. Последний раз они обнялись, когда Заур убедился, что вся семья, выстроившись гуськом, стала подниматься  горной тропой. Впереди чернели фигуры других беженцев, которым посчастливилось той ночью выйти из города.
-Сегодня ваши нападут на  Сухум
-Откуда знаешь?
- Русские сняли войска с границы. Технику оставили грузинам. Наши уже везде берут заложников. Прости, брат, все что мог - я сделал.
         Заур догнал свою семью и они пошли в плотной колонне беженцев. Вокруг стонали, хромали, охали старые и больные люди, поднятые с мест человеконенавистнической волной, называемой почему то «борьбой за свободу».
-Я шел и проклинал грузин. Я хотел, чтоб все они сдохли, сгорели в аду… Я не мог больше быть грузином, понимаешь,- рассказывая  это, Заур заглядывал мне в глаза.- Мне было стыдно, что я грузин. Я проклинал русских, которые позволили этим зверям захватить власть. Я проклинал Горбачева с его демократией…
-Подожди, ты же мне говорил, что благодарен Горбачеву, что наконец  можно было перестать воровать и начать честно зарабатывать в кооперативе?
-Ты читал у Шукшина «Я пришел дать вам волю»? Помнишь, чем кончается восстание Разина?
-Его предают его товарищи. И Разина казнят
-Горбачев дал нам волю. Не много, сколько мы могли тогда съесть - буквально чайную ложку. Но микстура для больного оказалась слишком крута. Мы сошли с ума: нам не хватало ее, как наркоману не хватает вчерашней дозы. И свобода, вырвавшись из берегов, превратилась в беспредел. Все государственные институты не были приспособлены к свободе - они строились под репрессивный аппарат. А свято место пусто не бывает. На место бездействующих гос.институтов пришли «кооперативные»: кооперативная милиция, кооперативная Армия, кооперативное правительство. В кооперативе кто хозяин? – у кого деньги. Кто мог пообещать больше денег?- кто призывал к грабежу. И народ пошел за такими. А чтобы отличать один «кооператив» от другого что нужно? Правильно - название. А чего выдумывать - все уже выдумано тысячу лет назад: НА-ЦИ-Я. Легче всего отобрать у «кооператива» СССР кусок, если назвать его своим, грузинским, осетинским, абхазским, татарским, чеченским.  При этом даже не надо иметь большую армию - достаточно, чтобы в тебя поверил и поддержал народ. Дальше - паралич центральной власти, неспособной бороться с «народом» на глазах мирового сообщества, формирование независимого «народного» правительства из известных и любимых граждан – артистов, писателей, историков-националистов или, если есть, космонавтов. Ничего, что они в управлении ни хера не смыслят, это и не надо. Даже хорошо - до поры реального передела будут ездить по районам и агитировать, как будет хорошо когда - русских, армянских, украинских - «кооперативов» не будет. Тут ведь не надо быть экономистом, и так все просто и понятно: нет этих «гадов», а доход будет делиться только на своих. Это потом окажется, что эти «гады» тоже работали, что-то строили, что-то добывали. И что теперь это всё за них должны делать самостийные граждане. А навыки-то столетиями формировались, наши предки не дураками были, когда выстраивали свои отношения с соседями. И все, что умеет каждый из нас - это есть продукт, может быть, тысячелетней истории отношений внутри народов. Так просто за один год невозможно заполнить пустоту, культурный вакуум. Даже сиди ты не на нефти, а на самом бензине – историческая конгломерация, разделение труда и традиционные промыслы - слыхал про такое?
-Какие промыслы- 20 век заканчивается! Глобализация на дворе.
-А ты сам посмотри, что случилось с торговлей, например. Просто я ее лучше знаю. В  Питере сейчас каждый думает, что торговать – много ума не надо: взял товар с полки, получил деньги, отдал товар. Потом приедут с Турции и головами качают: какой сервис! Какой сервис? Они торгаши, понимаешь, у них это в крови! Помяни мое слово - через некоторое время в торговле останутся только «черные». Не могут русские торговать, не их это. И учиться не хотят. А «черножопые» будут виноваты, что «хозяев» в торговлю не пускают. А то, что среди моих прежних клиентов физиков-химиков не было ни одного «черного»- никто не принимает во внимание. Ведь нация формирует свои приоритеты не по Марксу. Они его даже не читали. Иначе бы не было так, что в твоем родном Баку все портные – армяне, а директора ателье- азербайджанцы. Или в Питере, все сапожники-  ассирийцы: их государства нет две тысячи лет, а народ жмется друг дружки и ищет себе приемлемую нишу. Тысячи лет! Понимаешь? А тут - за два года?! Да еще переломав все старое. А что не переломали, то украли и перепродали на иголки…
Я не любил эти его обобщения. Много в них, как мне тогда казалось, было от ущемленного самолюбия, выдаваемого за национальное самосознание.Да и Товстоногов с Басилашвили  были бы на моей стороне. Ну потерял человек нажитое годами - вот теперь  на весь мир и изливает свою желчь. Тогда, в начале 90-х, все было бодро, дышало энергией и силой, которые только и могли быть в условиях свободы. Делай что можешь лучше всего делать - и награда не заставит себя ждать. А если повезет- то сможешь делать все, что хочешь. Просто ему не повезло. Я так думал тогда. Или не думал?..Просто - жил.
        Плотный поток людей стал редеть, когда они стали подниматься  по крутым склонам: тропинки становились уже, приходилось идти по одному и люди, особенно ослабленные болезнями и возрастными хворями не выдерживали, сходили с тропинки на более-менее удобных участках, где бы можно было присесть и передохнуть. Но с каждым шагом люди поднимались все выше и выше в горы. Воздух становился разреженней и холодней. Заур со своей семьей решил сделать привал на небольшом пятачке относительно ровной площадки, где уже развели костер несколько семей.
Стали развязывать  тюки, доставать теплую одежду, менять пропотевшее нижнее белье. Женщины всех семей по очереди на одном костре грели еду. Делились между собой тем, чего в суете сборов забыли захватить. 
          Надо было торопиться до наступления темноты пройти перевал, за которым открывалась дорога на грузинские села. Колонна беженцев растянулась и люди уже не шли сплошным потоком. Иногда на участках с петляющей тропой они теряли друг друга из вида. И тогда становилось тревожно из-за таящейся за поворотом неизвестности: когда они последний раз на восходе солнца могли с высоты увидеть свой городок - над ним тянулся шлейф жирного черного дыма. Издали было не разглядеть конкретный дом или улицу, но было видно, что утренний морской бриз вытягивает с городских дворов множество отдельных струек, которые уже над городом соединяются в один непроглядный поток - от берега к горам. Люди от усталости не могли плакать. Не могли даже бояться: от холода и высотного головокружения у них наступила апатия. Только сильные мужчины сохранили в себе силы на чувство тревоги и  об опасности предупреждали друг друга окриками. 
          За очередным поворотом идущая первой жена Заура остановилась возле лежащей в небольшой нише женщины, завернутой в черный, какой носят старухи, до пят платок.
- Диту, диту, вуи мэ, вуи, - закричала женщина,  ударяя себя в грудь скрещенными руками.  Дети столпились за ней. Подойдя ближе Заур увидал, что при попытке его жены поинтересоваться у лежачей необходимостью  какой-либо помощи, платок сполз  у той с лица, обнажив восковые заостренные скулы и безвольно открытый рот. Запавшие глазницы в черных кругах говорили о всем лучше всяких слов. Это была первая встреченная ими сегодня смерть. Когда они поднимутся до вершины и им предстанет идти по снежному насту, ступая след в след прошедшим ранее их, они еще много раз увидят замершие тела: и одиночные и парные. Тогда Заур поймет, что они не должны делать долгие привалы и им придется отказаться от ночевки. Даже ковер, захваченный  для этих целей, не поможет им спастись в этих условиях. 
         Заур вел вконец измученную мать под руку, другой держал на плечах рулон с ковром и одеялами .Впереди шла жена и за ней дочь. Сын с самого начала пути и сам старался держаться рядом с отцом.
         Мальчик был желанным и давно ожидаемым ребенком. Зауру было 45, когда Бог наконец услышал молитвы коммуниста Пертая и послал ему наследника. Твой род может двести лет жить в столице Российской империи, а потом и в городе с областной судьбой, но ты никаким образом не выпаришь из себя  желания иметь сына, что прежде всякого богатства и власти символизирует  значимость мужчины на Кавказе. Если ты не сможешь передать дело рук своих в родные руки наследника, то женщина, унесет все твои годы пота и крови в чужой дом. Можно быть бедным, можно быть глупым, можно, наконец, быть больным и чахлым - но ты должен оставить после себя шанс твоему роду стать более совершенным. А для этого нужен мальчик, мужчина, защитник.
           И вот теперь такая вот «надежда на будущее», хныча, ковыляла впереди Заура. Отец не мог взять сына на руки, как бы не хотел этого - тогда бы они все не дошли. Оставалось одно - заставить ноющего, капризничающего от усталости ребенка идти. Идти, через «немогу». Но мальчик сел прямо на снег и отказался делать хоть шаг.
- Я приказал ему закатать брюки до колена. Он нехотя выполнил. Я вырвал торчавшую из снега ветку дикого орешника и стукнул его по икрам. Он отскочил вперед, как ягненок.
-Я буду гнать тебя, как барана, если ты не пойдешь сейчас вслед за матерью.
          На коротких привалах, они закутывались в ковер и старались согреться собственным дыханием. Воды почти не осталось и они ее экономили. Под утро, выбившиеся из сил, готовые уже на все, даже к смерти, лишь бы прекратилась эта гонка на выживание, Заур с семьей вышли к спуску в ущелье. 
Всю ночь, недрогнувшей рукой Заур  гнал вперед своего любимого сына. Бросив уже не нужный ковер и взяв на закорки  выбившуюся из сил мать, он потерял чувство боли и сострадания. Это их и спасло.
У самого спуска на небольшой площадке у непонятно как разведенного костра грелись люди, сумевшие  одолеть перевал.
           Только у семьи Заура было мясо. Его разделили на пять частей - поровну на все пять семей. Это была последняя сохранившаяся у них еда. Но взбодренные первой победой, теплом костра и калорийной, пусть и не богатой, пищей, семья смогла добраться до ближайшего  грузинского села.
           На въезде в село стояла БМП с закрашенной звездой. Вокруг нее  из бетонных блоков и стащенных с заборов камней была сооружена баррикада-капонир. Он же – блок-пост. Заур тогда не знал еще этого слова. И мать его не знала. Она подошла к костру с группой смеющихся бородатых мужчин с автоматами и плюнула в лицо ближнему из них. Заур замер с мальчиком на руках. А переставшие резко смеяться бойцы народно-освободительной армии, зло зыркая глазами удалились за боевую машину. Тогда  они  еще помнили и уважали обычаи гор, обязывающих чтить старость.
- Ты теперь, наверно, ненавидишь абхазов?
-Николай, как я могу ненавидеть человека, который мне спас жизнь? А если бы не мясо, которое он успел мне дать с собой, то еще как минимум пять семей могли не найти в себе сил для этого перехода. Просто сказать, что народ не при чем…При чем. Но немцы смогли найти в себе силы признать вину за фашизм, и никто не смешивает теперь эти понятия. Понимаешь, сам народ должен исправлять свою вину. Другой народ это сделать не сможет. Поэтому, пусть абхазы сами разбираются со своими отморозками -  у меня есть мой народ, его и буду спрашивать за все эти ошибки. А абхазы для меня - отличные соседи и добрые, по-кавказски отзывчивые люди. Я их хорошо узнал за свою жизнь. Я так тебе скажу: не давай в себе зверю победить человека. А какой нации этот человек… Поверь - это не имеет значения. А у зверя, как известно, наций не бывает.

        Заур открыл потрепанный бумажник и из кармашка извлек продолговатый предмет – деревянный цилиндрик сантиметров пяти в длину и с мизинец в диаметре.
-Вот, это остаток того прутика. Я его продолжал держать в руке, даже когда уже нес сына на руках. У него все ноги были в синяках и рубцах. А у меня - сердце. Этот прутик - для меня святее миллиона крестов. Это мой «терновый венец» . Я попросил жену, когда будет хоронить меня, чтобы в руку мне положила эту веточку: она мне  на том свете будет нужна. Чтобы показать Богу- он должен знать, что мы уже прошли через свое распятие. Пусть сделает так, чтобы никто больше не гнал своего ребенка от смерти к жизни, как барана.

III.

      Сейчас передо мной лежит небольшая синенькая бумажка. 
Ей уже 30 лет. Она на пять лет старше моего сына. Которого утром 8-го августа 2008 года подняли по тревоге ехать убивать грузин.
Он не поехал тогда.
Я, может быть, когда-нибудь передам ее ему.
А может, нет.
Пусть  ищет свой  ответ на вопрос - чего стоит дружба между нашими народами
А я свой ответ нашел - я люблю грузин. Мамой клянусь