Жесток человек, и одни долгие испытания укрощают его; жесток в своём неведении ребёнок, жесток юноша, гордый своей чистотой, жесток поп, гордый своей святостью, и доктринёр, гордый своей наукой, - все мы беспощадны, и всего беспощаднее, когда вы правы.
Сердце обыкновенно растворяется и становится мягким вслед за глубокими рубцами, за обожженными крыльями, за сознанными падениями, вслед за испугом, который обдаёт человека холодом, когда он один, без свидетелей начинает догадываться – какой он слабый и дрянной человек.
Сердце становится кротче, обтирая пот ужаса, стыда, боясь свидетеля, оно ищет себе оправданий – и находит их другому.
Роль судьи, палача с той минуты поселяет в нём отвращение.
Сближение с женщиной – дело чисто личное, основанное на ином, тайно-физиологическом сродстве, безотчётном, страстном.
Мы прежде близки, потом знакомимся. У людей , у которых жизнь не подтасована, не приведена к одной мысли, уровень устанавливается легко; у них всё случайно, вполовину уступает он, вполовину она; да если и не уступают – беды нет. С ужасом открывает, напротив, человек, преданный своей идее, что она чужда существу, так близко поставленному. Он принимается наскоро будить женщину, но большей частью только пугает или путает её. Оторванная от преданий, от которых она не освободилась, и переброшенная через какой-то овраг, ничем не наполненный, она верит в своё освобождение – заносчиво, самолюбиво, через пень колоду отвергает старое, без разбора принимает новое. В голове , в сердце – беспорядок , хаос… вожжи брошены, эгоизм разнуздан… А мы думаем , что сделали дело, и проповедуем ей, как в аудитории!
Талант воспитания, талант терпеливой любви, полной преданности, преданности хронической, реже встречается, чем все другие. Его не может заменить ни одна страстная любовь матери, ни одна сильная доводами диалектика.
Уж не оттого ли люди истязают детей, а иногда и больших, что их так трудно воспитывать – а сечь так легко? Не мстим ли мы за нашу неспособность?
« Нет власти, как от Бога». Но если все власти от Бога и если существующий общественный порядок оправдывается разумом, то и борьба против него, если только существует оправдана. Формально принятые эти две сентенции – чистая таутология, но, таутология или нет, - она прямо вела к признанию придержащих властей, к тому, чтобы человек сложил руки.
…в воздухе были слёзы, тут, очевидно, прошла смерть.
Вообще женское развитие – это тайна.
Вместо того, чтобы ненавидеть смерть, мать, лишившись своих малюток, возненавидела жизнь.
- Вы никогда не дойдёте, говорила она, - ни до личного Бога, ни до бессмертия души никакой философией, а храбрости быть атеистом и отвергнуть жизнь за гробом у вас у всех нет. Вы слишком люди, чтобы не ужаснуться этих последствий, внутреннее отвращение отталкивает их, - вот вы и выдумываете ваши, чтобы отвести глаза, чтоб дойти до того , что просто и детски дано религией.
…трусы заглушают страх своей совести.
И.Тургенев советует человеку, когда он затешается в споре, что самому сделается страшно, провесть раз десять языком внутри рта, прежде чем вымолвить слово.
Новая жизнь эта прозябла, как трава, пытающаяся расти на губах непростывшего кратера.
Поэт и художник в истинных своих произведениях всегда народен. Чтобы он ни делал, какую бы он не имел цель и мысль в своём творчестве, он выражает, волею или неволею, какие-нибудь стихии народного характера и выражает их глубже и яснее, чем сама история народа.
Протестация, отрицание, ненависть к родине, если хотите, имеют совсем иной смысл, чем равнодушная чуждость».
Александр Иванович Герцен,
Роман «Былое и думы»,
Библиотека Всемирной литературы.
8 марта 2018 год,
Крайний Север,
Нагорная.
Фото автора.
Помочь сайту
Поздравления
