Это надо же!

[Скрыть] Регистрационный номер 0403211 выдан для произведения:
Это надо же?!

( В.Исаков)
 Припарковался у себя во дворе. Вот же!  Еле место нашел для своей «звездочки» горемычной. И замечу, стоят кругом машины и почти все импортных марок! Ну, хреново народ живет…  
На чёрном кожаном пассажирском сиденье в темноте ночи по привычке нащупал антрацитового цвета мобильник.А руки давно налились тяжестью. Чуть пошевелил плечами, расправив « удаль молодецкую». Устал сегодня, да и не мудрено, чай  восемьсот километров отмахал в одну сторону и обратно. А дороги! Ох, уж мне эта  Костромская губерния с её забытыми направлениями и якобы покрытые асфальтом в семидесятых годах прошлого столетия…  Щелкнул кнопкой сигнализации и «звездочка»,  вздохнув на прощание фарами,  уснула: притомилась.
    - На обратном пути уже домой настойчиво и уверенно своей  неотразимости  меня преследовало желание…  Побыстрее  бы домой в спальню на широченную белоснежную кровать. Но перед этим открыв входную дверь скромной «трёшки», ужом на кухню. Выудить из  белоснежного холода загребущей пятернёй за металлическую пробку, бутылку ледяного светлого пива. Сдавлено кадыком резко вниз протащить сухой комок желания по шершавой гортани. А потом по слогам: мед..ле..нно из горлышка сделать два затяжных глотка. И выдохнуть  гортанно воздух с облегчением. Неторопливо  мелкими  глотками добить остатки жажды, забыв на минуту про дураков на трассе, что вылетают на «встречку»  и проклятую  тяжелую, но интересную работу…  Перемещаться в пространстве к спальне, снимая по ходу движения с себя всё по очереди, начиная с рубашки оставляя за собой след из носков, брюк, ключей….  И уже перед падением в бездну сна с места прыгнуть вверх и рухнуть мешком на ортопедический  матрас. Упасть в объятия белоснежного и очень тонкого, но ужасно теплого одеяла.  Возлечь падишахом.  Поднять руки к потолку в  «замке», зевнуть в несколько децибел на всю квартиру, спугнув  тишину и потянуться, подражаю ворчанию медведя. И  мерно на зависть соседу  захрапеть с богатырским посвистом…
  Вышел из машины и, невзирая на дерзкий, но смешной ливень, даже не стал раскрывать зонт. А мокрая душа, всё норовил своей пятерней умыть мне лицо. Понуро и степенно переваливающейся походкой (посиди- ка шестнадцать часов за рулем)  двинулся к подъезду, а там к себе на четвертый этаж. Перед стартом по лестничным  маршам в пустоту ночного подъезда прошептал: « Кроватка, ау!». Пустой подъезд, встрепенулся и опять окутал себя тревожной тишиной. Ночь же на дворе: ему было страшно, он так боялся одиночества. Проходя мимо почтовых ящиков, заметил торчащий кусочек бумаги из своего. Удивило! Открыл!  Ледяной рукой  от поцелуев дождя вытащил из зелёного  металлического нутра конверт с марками и обратным адресом.  Надо же!  Привык со всеми по «электронке» озвучивать  свои мысли и предложения,  а тут… 
 Свет из кухонного бра, скучающего на стене до моего появления мягко стелился  по столу.Его рассеянное внимание привлекла нетронутая бутылка пива. Сырная тарелка   сливалась цветом с белоснежной поверхностью столешницы стола. Пальцы света не дотягивались,  лишь до темных углов  кухни… А, я сидел понуро за кухонным столом.  Ноутбук  в сумраке мерно высвечивал экраном лишь одно письмо на почте в моё продолжительное  отсутствие.  От единственной и ужасно любимой женщины! Улыбнулся, вспомнив её зелёные красивые глаза! Удивило! Она без пунктуации в предложениях и с ошибками в тексте (волновалась)  истерично просила  боле не звонить, не писать: « Володя, прости! Я встретила другого человека».
Потом, видимо, собравшись с духом, перейдя на другой шрифт от волнения. Добавила
-  А ночь, проведенная позавчера с тобой была чудесной! Но утром, провожая  тебя, я не посмела сказать в спину, что она прощальная: ты же поехал в длинную дорогу!…
Заботливая! 
Кинул её покаяние в спам… Молчал. Прикурил очередную сигарету от только что выкуренной, забыв про золотую зиповскую зажигалку. Бронзовая темная пепельница спала рядом с белым листом в клеточку,  вырванной из тетради.Раскрытый конверт  осенним листом распластался на темном полу возле правой ножки стола. А форточка  протяжным скрипом в сумраке кухни жаловалась на домогательства ветра,отбиваясь от его настойчивых лап. Протяжно взглянул  в темноту ночного окна. В сердцах цикнул на ветер, тот  вмиг затих. Сжал фильтр зубами, увидел, что белый цилиндр сигареты плакал серой чернотой погасшей жизни… Тяжело - тяжело вздохнул. И тут же решительно ластиком  правды - предательства стёр память о любимой…
Взял в руки одинокий листок в клеточку, что принес мне конверт письма. На нём бисерным незнакомым почерком сообщалось, что моя единственная из всей родни живая душа - двоюродная тётя Мотя ушла в мир иной. Меня не позвали проводить  её в последний путь, так как  в деревне   мобильного - «переносного телефона»  никто не держит, а провода простого  срезали охотники за металлом ещё в прошлом году. Написали, что среди  лесных северных чащ  в затерявшейся деревеньке  меня ждет добротный «пятистенок» - дом с погребом на несколько десятков  подвод картошки. И, что от «похоронных» денег Матрены Федоровны осталось много: аж двадцать тысяч  рублей.  
Вновь закурил к радости зиповской поделки. Выпустил сизый дым через чуть сжатые губы в потолок  маленьким драконом. Мысль, что теперь я остался на всем свете один из всего рода, била настойчивым бестолковым дятлом по макушке. Мама с отцом давно спят в земле Матушке. Двоюродные братья- офицеры  полегли в чужих басурманских краях.  Женщины, которую любил больше жизни, нет… 
 В деревне у тётушки я был всего два  раза. Первый раз совсем малышом. Помню, как телёнок напугал  до ужаса, лизнув  мой чубчик своим мокрым шершавым языком. Потом мы с ним подружились: бегали под дождём вместе  возле сарая. В тот приезд ещё  помню бабушкино парное молоко в дедовой  солдатской кружке  с малиновым  вареньем. Запах ржаного горячего хлеба из русской печки и заботливые руки тёти. Жила она одна, малышей не было. Получила похоронку на мужа на второй год отечественной. Замуж так и не вышла… 
Второй раз оказался в деревне в четырнадцать  лет: дед умер. Помню, как  тетя  прошептала, прижав меня к себе, увидев  слезы на моих щеках, когда  деда опускали в яму в серой из досок домовине
-Володенька, ты не расстраивайся! Будет теперь, кому нас встретить!
 Помню, как через десять лет настойчиво упрашивал мою доброту по проводному телефону переехать ко мне насовсем… Отказалась!
 - А кто, Володенька,  будет за могилками – то ухаживать! Чужие же цветов – то, милай не посадят, а твои бабушка  с дедом так  любили астры!
Повадился спать  на сеновале теперь уже своего пятистенка.  Перед сном в первую ночь, почему – то смотрел долго в правый угол  темноты крыши. Утром там нашел дедову икону  матушки БОГОРОДИЦЫ в серебряном окладе.  Вот чей взгляд меня притягивал. А запах травы мяты, подвешенной под  матицей, кружил голову. Кузнечики очаровывали слух, балуя своей нежной игрой скрипок.  Почему- то опасался спать в доме: казалось, что вот сейчас скрипнет дверь и услышу шаги возвращающейся тети Матрены с фермы… 
  Вспоминал, как  мой любимый «паркетник - кроссовер»  неторопливо двигался по незнакомой ему лесной дороге, будто по тоннелю из листвы и хвои. Путь уже зарастал мелкими березками. Колея едва просматривалась через изумрудную зелень. Машинка  опивалась чистым воздухом, он кружил ей голову свободой безмерности пространства. Ветки берез чертили по ветровому стеклу странные кабалистические  надписи. Сухостой и мелкий  коричневый  кустарник с нежностью гладил  белоснежные бока «звездочке». Создавалось ощущение, что я сейчас в лесу веду под уздцы коня. Норовистый, всхрапывая большими мягкими ноздрями, водил боками от страха. Странное дело. У меня было ощущение, что находясь в лесу…я будто приехал домой из далекой командировки... Спокойствие жило здесь, тут было его логово. Взяв на теплую  поверхность громадной «гуливеровской» ладони оно рассматривало  меня, будто редкий пижонский экспонат. Смеркалось! Не решился ехать дальше. Оно, конечно, после почти пятитысячного перехода и быть рядом с конечной остановкой в двадцать километров, почему бы и не газануть! Но! Неожиданно попасть по темноте, в какую нибудь  яму, надежно упакованной лужей на очередном ухабе, не хотелось. Кто ж тут вызволит?! Сто верст вокруг и никого, хоть закричись. Да и нахалка- Усталость нарочито смачно слипала мне ресницы липкими подушечками своих пальцев. Увидел съезд на странно круглую, как блюдце полянку.Съехал. Встал посреди  красавицы отороченной белыми стволами березок- девчонок. Остался в машине. Укрыв пледом плечи, хотя было тепло, попил чая из термоса. Нажал на рычажок, и спинка  кресла нежно уехала назад. Получилась уютная постель. Термос в лунной ночи отсвечивал в соседнем кресле металлическим боком под Луной – матушкой.  Стакан матово испуганно блестел в тишине. Прикорнул. Откуда – то на поляну всей массой устало прилег белый, как молоко туман. И неожиданно, острожное шуршание травы, крадущиеся шаги вокруг машинки. Рука автоматом скользнула за кабурой. Включил габариты и первый раз удивился, чуть испугавших. Вокруг плотным кругом сидели, стояли, лежали серые тени лесных жителей: здешних хозяев - волков.  А я наивный ещё хотел разбить палатку и спать на воздухе под сенью деревьев, вот бы поспал!  В тумане не мог даже подсчитать их количество, казалось в кругу, что окружил машину: их, были десятки. Самый громадный  дядя, видимо, вожак сидел перед машиной, не боясь жёлто ярких охранных габаритов и, молчаливо  смотрел. Смотрел мне в глаза через ветровое стекло.  Озноб мурашками холода пробежал по позвонку. Ледяное спокойствие  серой громады пронзило стрелой со лба до затылка. Зверюга  рассматривал меня, как мы рассматриваем редких животных в зоопарке. В его леденящем не было ни злобы, ни любопытства, ни страсти, просто взгляд, уверенного в своей победе бойца. В нём навскидку было килограмм  семьдесят пять, если не больше. Странно..мне хотелось выйти из машины и встать рядом  плечо к плечу с этим мохнатым бойцом…  тянуло с неимоверной силой. Выключил габариты у белянки. И тут серая длинная цепочка с зелеными глазами, словно по чьей- то команде, потянулась к дороге и вмиг растворилась в непроницаемом молоке тумана. С ними и исчезла плотная белая завеса. Мистика, да и только!
Дремал: сосед с моего разрешения приспособился сушить на сеновале свое сено, мне повезло. Какую ночь уже в деревне, но нет – нет и вспоминался длительный осмысленный взгляд вожака и тягучее ощущение, единства: одной крови…  Хотя,  чего уж,я человек, вот только по жизни, такой же, как он. Через открытую дверь сеновала темнота забирала все вокруг лишь порой её безветрие и чернильную тишину нарушали сполохи далеких гроз... 
Деревенские встретили меня по- русски: очень приветливо. Задарили картошкой, вареньем, капустой, грибами, свеклой. Научили растапливать печь и пользоваться чугунками и совсем мной забытыми ухватами. На мои деньги в руках в качестве  платы за овощи даже не взглянули… Осерчали! Но порой в редких разговорах, не хотелось сотрясать напрасно воздух словесами, всё равно присутствовала  полоска отчуждения и настороженности. Чуть забавляло, но старался сдерживать себя и не показывать улыбки, когда видел людей в очередной раз удивленно разглядывающих  дорогую машинку. Она гордо красовалась перед проезжающими мимо по единственной  улице  «Москвичами»  а ля советских времен за крашенным желтой краской штакетником тетушкиного дома. А один раз без задней мысли даже напугал местных мужиков, заведя её с брелка. Заметил, что и в доверительных  разговорах  о моём красивом городе, не отпускало чувство настороженности местных… что ли… Тут не было того, что я пришлый! Наоборот, люди считали меня своим – деревенскими  и просили  научить их  премудростям мобильного и интернета, да и так  за советом. А, когда  в первый же день приезда пошел на погост и своими руками поправил  кресты над могилами всех близких родственников, зауважали... 
 Довелось, как- то услышать в спину шепоток бабушек: « Подишь ты! Ну,копия дед только седины мало ешшо. А глазища - то глянь, Дусь. Вон такиж, как у старого ведьмака! Слышь! Вот, как зыркнет, взор не отведешь: убоишься супостата городского, милая! Ну, вылитый дед, прости его душу грешную…». Может деда боялись из – за того, ему были подвластны секреты природы?!  Или, потому что он выхаживал и ставил на ноги тех, кому не смогла помочь официальная медицина?! Я и то умею говорить с ветром, водой, огнём. И мне было странно, когда расчищая небо от туч и меняя направление ветра на рыбалке или в лесу за грибами, вызывал щенячий восторг у друзей. Мне казалось, это умеют все. А может от того, что от его пронизывающего взгляда,  люди ежились в страхе и отводили взгляд. Много знал дед премудростей, мне еще до него расти и расти… На сеновале я разбирал дедов сундук с темно желтыми ломкими листами пергамента, с заговорами и молитвами скрученные в маленькие тобусы. Какие – то чёрные корешки рассматривал на свет, от их пыли першило в горле. Они напомнили мне один эпизод. Как – то во второй приезд тётя Мотя торжественно даже слегка подбоченясь, рассказывала, перейдя на шёпот…
-  Вот! Сам Аполинарий Никитыч - председатель колхоза с низким поклоном приходил к  деду твому. Просил сделать ясную погоду в  уборочную, али дождь призвать к ответу….
       Мысли роились в голове, было больше вопросов, чем ответов и не заметил, как уснул! Во сне я летал с дедом высоко- высоко в чаше сине чёрнильного неба. Я, почему – то не дышал воздухом, а глотал дух свободы… Солнце бессовестно слепило глаза, не давая разглядеть за спиной у деда  его громадные белоснежные крылья. Со смехом он пикировал с высоты  неба чуть ли не до крыши сеновала, где я сейчас спал. Я видел сверху забытую Богом деревеньку, верхушки белоствольных березок и грузовик. Ветер играл со мной в прятки и задувал в уши странно красивую  мелодию... 
  Проснулся от какой- то утренней суеты за наружным периметром дома. Встал. Спустился с сеновала на летнюю траву босиком. Вышел за загородку и встал вкопанным. С зелёно грязного допотопного грузовичка, что видел во сне, на землю выбрасывали моих давешних знакомых: красавцев серых хищников. Вожака они потянули за лапы втроем...и,размахнувшись с оттяжкой на счет раз, два, три бросили на землю. Сделал два шага к нему. Наклонился. Золотые глаза со стеклянным  взглядом смотрели в небо. Ладонь закрыла их. Взглянул на небритых в замасленных фуфайках мужиков. Услышал.
- Иди дальше, куда шёл! Ишь, глазище- то вылупил.
Очень вежливо с улыбкой попросил сменить дяденек тон, и также не напрягать голос, чтобы они случайно не застудили голосовые связки. Вот же, алкашня! Один из  стоящих в кузове, моментально и откуда такая пронырливость, одновременно с матом лупанул пулей мне под ноги.И это из какой- тостарой проржавевшей двустволки. Выстрел заставил деревню притихнуть…  Неожиданно, удивил! Улыбнулся! Навыки сами сработали на автопилоте. Семизарядный «бульдожик» с вороненым глушителем в мгновенье сам лег мне в руку из поясной кабуры (вот они дурные привычки девяностых) с удовольствием почти бесшумно выплюнул в облачке дыма пулю под руку того самого яростного дяди. Другому человечку, от второго выстрела щепой от замызганного кузова чуть до крови поцарапало щеку. Похоже, они протрезвели. А чёрное отверстие глушака внимательно наблюдало за ними. По моей  тихо произнесенной в тишине улице просьбе побросали ружья на землю. Вытянули руки вверх. Так они и стояли сверху на серой красоте оскаленных. Врезалась в память и не отпускала взгляда набухающая капля крови между бортами. Как она  медленно созревшей  вишней сорвалась вниз и плюхнулась на полированную поверхность зеленой травы, увлекая за собой тоненькую красную струйку крови. 
В  наступившей тишине попросил неумытых ответить на вопрос: «Зачем Вы на деревню навели морок лесной, дух леса такого не простит!?». Убийцы тупо смотрели на растерзанные выстрелами тела. Один было мыкнул, что они шкуры обещали китайцам на перепродажу и все кости. Вот только даже не смогли вспомнить адрес компании, покупающих  или даже телефона. Эх! Смачно сплюнул на землю в сердцах и громко заметил в тишину: « Вам дай  волю, Вы и маму продадите на шкуру! Сибиряки Вы хреновы…». Тут  мрачный грузовик окружили деревенские: старики, бабушки и молодые…  Молчали, глядя  на струйки, льющиеся уже из разных мест кузова похоронного грузовика. Кровь перекрашивала колёса из черных в красные. Стало обидно за соседа любителя сена, который по своей тупости и заказал этим упырям волоков.  Вот оно знание интернета. А местные всё молчали, окружив одро смерти…. Они знали, что теперь даже телёнка не выгон не отправят, не то, что корову на лесную поляну на выпас в изумруд травы. Тайга не простит варварства. Участковый в тапках на босу ногу торопливо потрусил ко мне и почти шепотом, глядя заискивающе в глаза, спросил: « Владимир Валентиныч, заявление писать будем?!».  Молча, наклонился к серому телу вожака. С трудом, осторожно, как брата взвалил на плечи его тело, ноги чуток  подогнулись от тяжести смерти и молча, не оборачиваясь, понёс его чистую душу к своему крыльцу. Настроение стояло пакостное. Сидел и курил возле свежего холмика  земли… Не знаю откуда, но мне  пришла мысль о необходимости предать всех волков земле… и отпустить  их  смертные души в вечность, но только на полнолуние, знал даже, откуда правда, как провести обряд…. 
Не спалось!Бутылка водки стояла чуть початой за неприкаянные души волков.Рюмка  накрытая осьмушкой чёрного хлеба в тоске смотрела на меня. А я сидел за старым  дедовым столом с тумбами перед чёрным окном, разбирал дедов  архив. А тут было, что почитать…  Прекрасным  каллиграфический почерком он раскрывал тайны,  о которых я задумывался, но даже не  предполагал, что они так легко раскрываются. Один заговор удивил. Перечитал один раз, второй, третий и еще несколько. К заговору была даже приложена бумажка: изображен схематично маршрут следования. Чернота стекла окна размывалась утренним летним туманом. Взгляд чаще стал, останавливался вопросительно на коричневой коже дедова дивана. 
Вышел из избы в серую мокрую пелену тумана. Красный огонёк сигареты чуть озарял седые усы.Стоял не шелохнувшись. И тут в тишине спящей деревни, донесся до слуха жалобный писк и какая – то возня возле земляной черной насыпи навеки уснувшего.  Не нарушая тишины, неслышно босиком спустился по добротному крыльцу,  покрашенному коричневой краской. На черноте свежей земли  могилы лежала  неподвижно волчица. Она двигалась, мне так показалось. Потом увидел под боком малышей. Они тыкали своими кнопочками носами в длинные соски. Поэтому казалось, что волчица жива. Она уже умершая ещё давала  им молока.Переловил всех  пятерых задохликов и унес в дом. Там из пипетки накормил  их молоком и положил в коробку. Вернулся к волчице. Как она узнала про могилу, и как она смогла привести сюда  во двор весь выводок не понятно видимо и у них бывает ЛЮБОВЬ выше смерти.В груди увидел чёрное опаленное отверстие с запекшейся кровью…  ГОСПОДИ! Вот же упыри!  
Я забросил  рыбалку, хождение за ягодами и грибами, стал затворником. Все силы почти посвятил  разборке  записей. Потихоньку понемножку стал познавать дедовы тайны. Приподняться над землей на несколько сантиметров уже для меня уже не составляла труда. Мысленно позвать  того, кто мне нужен было плёвым делом.  Местные стали избегать меня и шарахались от моего взгляда, как чёрт от ладана. Прошло два месяца. Волчата подросли и уже учились устраивать засады на мои ноги, причем  нападали организованно, но молча. Вот она природа матушка! Кормил  молоком, потом варил каши, а сейчас строго отборным с кровью сырым  мясом.  По ночам они как дети, старались залезть ко мне в постель,когда им было страшно. Но такого я им позволить не мог и спускал на пол, лишь  порой гладил, успокаивал особенно маленькую девочку. Изменил тактику  и заставлял бодрствовать, а  днем храпеть в их кругу на полу. Было так смешно, когда  самые смелые залезали на меня, как на гору. Ложились на меня и засыпали, иногда повизгивая от счастья: я же теплый и большой. Собаки нас чуяли, и уже стаей уже несколько раз приходили к изгороди. Машина уже спала в дворе  за  глухим забором. И привыкла, что поздно вечером её брали в круг мои серые братишки. Открывал двери, и они уже привычно прыгали на задние сиденья. Выезжали на ту поляну, где меня так встретили дружелюбно. Учил  малышню ходить по следу, благо навыки кинолога ещё получил в юности, нападать устраивать засады. Уже заметно возмужали, поднабрались силушки вольчей: если наваливались гурьбой, заставляли держать глухую оборону. Все руки  у меня были в порезах: у них ужасно острые зубки. Волчатки считали меня вожаком и слушались беспрекословно, конечно, а кому хочется оплеуху получить. Стал понимать язык нет только волков, но и собак, он почти схожи. 
 Как- то пошел в  деревенский сельмаг, а собаки, как мои серые, так же шли за мной гуськом. Останавливался и глядел им в глаза. По моей  молчаливой команде (я мысленно отдавал им приказ) садились, ложились возле меня и подставляли брюха и горло для  почесона. 
Один умник, было, полез к одной, лебезившей передо мной, а мохнатый вскочил с земли и с неистовым лаем бросился на чела, чуть не отхватил ему палец. Мужик с дуру заорал очумело, махая  кровоточащей раной, приговаривая.
- Вот появился на деревне уже молодой ведьмак! Мало нам было его деда?! 
Правда, никто из посетителей  магазина, стоящих тут же рядом его не поддержал. Я  удивленно и вопросительно посмотрел в глаза собакам, что стояли  рядом и махали мне пушистыми, заискивая. Они тут же взяли страдальца в круг, и, прижимаясь плечом к плечу, стали незаметно для глаз сужать его, почему – то молча обнажая белоснежные клыки. Зашипел на них змеей. Кинул каждому по куску мяса. А зачинщик скандала, подобострастно подошел к моей ноге, как бы ни в чем не бывало. Бухнулся  всей своей массой на траву, распластался купальщиком на волне,открывая свой незащищенный мохнатый живот. Страдалец перекрестился и побежал, он даже не заметил выпавшей из его кошелки бутылки водки! Это уже показатель! Прозвище «Леший» на деревне, это всё мои вечерние поездки в лес: реакция жителей на наши ночные бдения. Самое интересное, что для пришлых волков, молча наблюдающих за нашими учениями почти, стал своим.  Как – то даже заступился за своего самого сильного и ужасно доброго: он всегда защищал  девочку от слишком агрессивных братьев. Я сцепился с вожаком чужой стаи один на один. Вот же…не думал, что уроки моего учителя Саши по боксу и боям без правил мне помогут. Окровавленными руками сжав зубы от боли, сумел - таки поймать чужака за нижнюю челюсть и шивороток. С маху швырнул бойца об землю чуть с силой. Плечо он мне все таи достал, полоснул клыками. Две недели еле мог поднимать руку. Сел от слабости рядом  на землю с побежденным. Положил  ему на голову руку и зарычал победителем на пришлых волков. Удивился сам себе, что умею рычать, да так грозно!Так и приняли меня все серые  нашего леса за своего. Больше моих щенков никто из серых не смел обижать, но и я им спуску не давал... 
 Малышня выполняла все команды и была сообразительны не по возрасту. И незаметно для себя они стали для меня семьей. Вспомнил чье – то изречение: « Чем больше узнаю людей, тем сильней  мне нравятся собаки!». Тут надо было добавить слово и «волки». Тот дедов заговор выписанный на старинном желтом ломком пергаменте так и не выходил из головы. Улыбнуло!На  телефон неожиданно стали приходить «смс» от той, что «встретила другого человека» в своей жизни. Странно! Она писала только одно слово: « Приезжай!». Через месяц уже появилась другая  надпись категоричней : «Приеду к  тебе!». Одним словом очень веселая дама!  Какая- то  добрая душа шепнула ей на ушко, где я сейчас провожу  неиспользованный за три года отпуск...  
И вот свершилось, я надумал! 
  В очередной раз взял свой выводок на поездку в лес. Только  на это раз повез ребяток на заветную дедову поляну. Можно было не включать габариты, Луна матушка  освещала мне заброшенную дорогу, ведущую к поляне. Громадная. Она встретила меня насторожено черным сухостоем. Среди сухой высокой травы прямо посередине жил своей жизнью древний, покрытый  мхом громадный  березовый пень. На вскидку ему было лет сто с лишним. Моя малышня с сгрудилась возле меня. Они слегка подвывали,волновались, повизгивали, не сидели на месте, ёрзали. Серые тени моей новой стаей, сопровождающие машину до места назначения, взяли поляну в плотное кольцо. Воткнул дедов косарь из булатной стали прямо в середину  сущности пня. Снял одежду и положи вежливо и аккуратно в  багажник белоснежки звездочки. Ключ от машины положил под серебристый  мох пня. Прочитал  заговор.  И сделал кувырок через пень. 
Запахи окружили меня,парализовали на секунду, забили нос, чихнул. Я мог без очков мог разглядеть самую тонкую былинку. Запахи леса ударили по пуговице черного влажного носа и на минуту парализовали.Отряхнулся, начиная с головы заканчивая хвостом. Присел. Осмотрелся.Странно, но шерсть у меня была седой с серыми подпалинами. Подошел к дереву, потерся боком, границы всегда священны. Ветер принес запах зайца и его страх. Но с ним я почуял по ветру запах оружейной смазки. Коротко рыкнул на стаю и кинул в разведку самых,юрких и быстрых. Сам же с основной стаей пошел по их следу.Увидел в ночи воровские фигуры людей с таким знакомым запахом водки и давно немытого тела. Моя стая знала свое дело. Уже окружили дядей в кепках,крадущихся в ночи. В прыжке я сбил первого, его сразу взяли под опеку нескольким старшим братьям. И через секунду без подготовки на плечи второму. Третьего взял ступор. Он стоял столбиком и боялся шелохнуться… Возложил ему лапы на плечи,ноги у него согнулись, но стоял. Я был выше его на голову. И тут лизнул гладким  мокрым языком в небритую щеку, так что его небритый фэйс повернуло налево. У дяди от ужаса стали расширяться зрачки. Ужасно хотелось гаркнуть человеческим голосом, но лишь рыкнул на весь лес: « Это моя добыча!». Мужчинка глянул мне в глаза и тихо стал оседать вниз бормоча: « Ведьмак, леший, это ты?!». И тут же истошно засмеялся во весь голос. 
 В деревню пришли слухи из леса, что убийцы моих братьев по крови сгинули в лесных черных непроходимых чащах. Лишь один небритый и загаженный появился за несколько десятков километров от места происшествия примерно через месяц.  Его упекли сразу же в психушку. Даже и там он всё не переставая твердил, что узнал в седом волке приезжего к нему в деревню ведьмака. Браконьеры в лесу перевелись! А, кому хочется попадать в лапы умного и не боящегося  людей седого волка. Нападал беззвучно и всегда  неожиданно. Волки блокировали подходы к оружию моментально. Резали белоснежными полотнища палаток и уворачивались от укусов охотничьих клинков. Сбивали браконьеров в кучу, как овец. А седой направлял их к реке в воду  подкусывая им жилы через резину сапог, чтобы бежали быстрее. Однажды его стаю все - таки выследили и обложили красными флажками. Он словно гипнотизируя загонщиков,  медленно подошел к ограждению. Остановился. И будто в цирке не  торопясь, оскалив пасть, видимо ему  было смешно,  одним прыжком перепрыгнул их и увел за собой стаю. В станционной  амбулатории  миловидной женщине, что приезжала на дорогущей машине в далекую деревню в поисках своего суженого кололи успокоительное. Она напугано бессвязно твердила, что её машину окружили волки, на подозрительно круглой поляне. Их было много и к своему удивлению, в стае даже заметила дворовых и охотничьих собак. Но самое страшное случилось потом. Серая масса волков, ощетинив загривки и, не реагирую на сигналы, на свет фар, взяла её  машину в кольцо. И из самого центра стаи спокойно и не торопясь вышел седой волк. Подошел к водительской двери.Встал  передними лапами на дверь и очень вежливо, даже с какой- то издевкой, через стекло очень внимательно заглянул ей в глаза. Так ей показалось. Она со страха юркнула молнией под руль, а когда опомнилась, волков уже не было. Сразу же развернула свой экипаж и помчалась назад, не разбирая дороги и ям: подвеску убила насмерть. Она все утверждала,что узнала глаза своего любимого мужчины, как это может быть, не понимала. Просила сигарету и хотя бы грамм пятьдесят коньяка. 
Порой я приезжаю в свой пятистенок. Волки встречают меня возле той  круглой поляны. Вот только,какой чуйкой они вычисляют мой приезд, одном Лешему известно! А перед деревней эстафету моего сопровождения отдают дворовым грозным псам. И, куда бы я не пошел, они шли за мной хвостиком, морда к хвосту. Охраняли меня и просились в стаю. Воля  они и есть воля! 
Смешно. Детишек  из деревни приобщаю к лесу. Познакомил с настоящим дядей Лешим. Он хороший и ему малышня нравится. Порой их балует, подбрасывая грибы и ягоды да в таком количестве, хоть машиной отвози. 
Уволился с работы, продал квартиру: в городе стало душно жить. 
И теперь по прошествии времени, понял смысл заветных слов Редьярда Кипплинга, что написал красивую повесть о природе « Маугли»: « Мы все одной крови, ты и я!»….

© Copyright: Владимир Исаков, 2017
Свидетельство о публикации №217112601352