Глава 6.
Наверное уже около часа, то и дело останавливаясь отдышаться и отрыгнуть из лёгких растворённую в тяжёлом затхлом воздухе слизь мерзкого грязно-зелёного цвета, мы шли по подземному коридору, словно кое-как, на скорую руку проложенному в не очень подходящем для этого грунте. Словно кто-то, оснащённый чрезвычайно мощной техникой и безусловно обладающий какими-то варварскими понятиями о профессионализме, имел слишком мало времени для, хотя бы внешне приемлемого, завершения своей работы. Иногда, не помню сколько раз, мы спускались по скользким винтообразным переходам на несколько метров вниз. Мой спутник в качестве объяснения касался ладонью одной из стен, по которой стекали мутно-белёсые потёки и указывал на ухо. Мы оба задерживали дыхание, странно громко звучащее в гулкой пустоте, и я ясно слышал гул, струящийся под камнем, подземной реки. Постепенно коридор начал принимать всё более угадываемую цилиндрическую форму, пока не прервался огромной железной дверью, которую П. открыл, нажав на определённые точки её поверхности. Мы вошли в просторное помещение, выложенное блоками, явно не современного производства; вдоль стен в беспорядке лежали какие-то испачканные сухой глиной механизмы и разного рода инструменты, казалось бы, здесь совершенно не уместные (был даже старый космический скафандр и часть обшивки глубоководного батискафа с позеленевшим от времени, разбитым стеклом иллюминатора). За следующей дверью начинались помещения отделанные куда лучше. Там были даже почти чистые полы, сухие потолок и стены. Вдоль стен стояли даже огромные потрескавшиеся кадки с мёртвыми сухими цветами, на стенах висели запылённые картины в стиле какого-то запредельного экспрессионизма, вперемешку с предметами колдовских церемоний примитивных племён земли и, отдельно, другие странные предметы, предназначение и происхождение которых угадать мог бы, разве что, страстный любитель особого рода литературы, балансирующей на грани параноидального бреда и научной фантастики. Дышать стало намного легче, но в воздухе чувствовалось присутствие каких-то непривычных газов, удивительно знакомых на коком-то глубоко скрытом от сознания уровне. И - ещё одна странность, - тело ощущало состояние лёгкой, умиротворяющей невесомости, будто земное тяготение в этой аномальной зоне было куда более соответствующим нашей изначальной природе. Мы прошли ещё несколько вытянутых в длину комнат, пока не оказались перед мощной стальной решёткой, увешанной датчиками сигнализации и видеокамерами, за которой находилась дверь со странной надписью «КАБИНЕТ 300». Недоумевая, я обратился к П. : «Как я понял, это единственное и в то же время последнее тут помещение. Почему же сразу же трёхсотый номер?» - «Это не номер, ты сам это скоро поймёшь». Открыв решётку и расположенную за ней массивную дверь, мы вошли в огромную слабо освещённую комнату, состоящую из ТРЁХ СТЕН (см. прим. 1 в конце главы) какого-то напряжённого, осцилирующе-жёлтого цвета. Пол и потолок были абсолютно чёрными. Я не сразу решился переступить порог, какая-то потусторонняя жуть, обволакивала и колола сердце, словно кто-то, из какого-то внепространственного далека, тыкал в него иголками древнего, как миры, колдовского исскуства. Чудовищная полудогадка тупой болью пульсировала где-то в самой глубине мозга, перед глазами, как сны наяву, сыпались хлопья извечного чёрного-чёрного снега, занесённого сюда случайным вихрем сквозь узкую щель между двумя никогда не сводимыми мирами… П. начал что-то говорить, не дожидаясь моих всё равно неизбежных расспросов : «Те кто пытался решить нашу проблему до тебя, в результате получали серьёзные проблемы со здоровьем. Кое у кого просто не выдерживало сердце, кого-то убивала череда инсультов, но большинство впадало в безвременую кому. Вот они тут. Их лица открыты. Я вижу, кое-кого ты узнал…» - «Да, было бы странно, если бы я их не узнал,- эти лица так часто мелькали в своё время на телеэкранах. Выходит, вы тут и впрямь собрали, чуть ли не всю элиту учёного мира. А эти койки, наглухо закрытые, тонированными полукруглыми стёклами? Они же ведь не пустые? Кто в них?»- Судя по всему, я задал крайне неудобный для моего собеседника вопрос, - было видно, с какой неохотой выдавливал он из себя ответные слова: «Интелектуальной элиты здесь не больше трети, есть элиты и иного, более значимого рода, о которых и я наравне с тобою могу строить лишь смутные гипотезы» - «Но ведь что-то же ты знаешь. Они хотя бы люди?» .- «Внешне это такие же люди как мы, но … что-то с ними не так… Во всяком случае я не хотел бы иметь такую судьбу, несмотря на все её преимущества». П. как-то нервно, словно испытывая тайный страх, поёжился и посмотрел на меня какими-то жалкими, вмиг опустошёнными глазами. Я понял, что больше ничего на этот счёт от него не добьюсь, и перевёл разговор на другую, только что замеченную странность: «А вот, судя по всему единственная тут пустая койка. Это для кого же? Неужели о вашей последней надежде вы ещё и таким образом позаботились. Мне кажется, тут вы немного перестарались с этой вашей заботой» - я зло усмехнулся, а он поспешил меня успокоить: «Нет, это не для тебя. Будь спокоен» - «А для кого же?» - «Для полного комплекта тут не хватает женской особи». – По моему телу пробежала знобящая волна очередного нехорошего предчувствия. «Неужели для Неё?» - Он посмотрел на меня, словно продажный служитель Фемиды, в котором вдруг проснулось, что-то похожее на ещё недодушенную, человеческую совесть ,- широко открытыми, бесконечно сочувственными, искренне осуждающими уже необратимый приговор глазами. «Однако, ты крайне невнимателен, словно подсознательно пытаешься защитить себя от нежелательного знания. Почему ты думаешь, что сюда, на эту кровать кто-то только ещё должен лечь, а что, если с неё, уже, кто-то встал. Эти осколки чёрного стекла на полу, скомканная простыня и характерная вмятина в центре подушки и ПАРА ДЛИННЫХ ЗОЛОТИСТЫХ ВОЛОС, прямо у тебя перед глазами» . Голос его был сдавлен привычной безысходностью, но вдруг в нём что-то треснуло, он вспыхнул и посмотрел на меня глазами полными безрассудного вызова:«Да что ты о Ней знаешь! Если бы ты понял, кем она является на самом деле… Этот сюжет такой древний, но в нём не стало меньше жути … » Голос его прервался каким-то странным то ли скрипом, то ли стоном, доносящимся из под наших ног и сопровождаемым едва заметным колебанием почвы. «Вспомни Адама и его первую жену – Лилит, ставшую демоном!» - «Заткнись, этого не может быть, перестань пугать меня глупыми детскими сказками, не очень-то подходящее место и время для чёрного юмора. Да и что мне до того. Пусть даже и так. Помнишь как у Шекспира: «Что имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет…»» . В полу, состоящим из цельного массива всё-того же, невообразимой толщины тонированного чёрного стекла, появилось слабое мерцающее свечение, которое так напугало моего спутника, что он, только что собиравшийся сказать , что-то важное, вмиг осёкся, смертельно побледнев, едва удержался на подогнувшихся ногах, только и мог вымолвить: «Ну всё, кажется, началось». Колебание под ногами усилилось... Я поддержал его за плечо и поспешно вытолкнул из комнаты. «Нам необходимо как можно быстее отсюда выбираться, пока нас не завалило в этом чёртовом проходе»(прим. 2) - кричал я, волоча его за собой сквозь коридор с покачивающимися стенами и уже начавшим было осыпаться потолком. Наш путь назад, несмотря на всю поспешность, казался мне нереально долгим. Пригибаясь и, то и дело, стряхивая с головы штукатурку, а то и вовсе шлепки мокрой, кровяно-красного цвета, глины я ругал про себя идиота, решившего копать эту жалкую пародию на подземные лабиринты в столь неподходящем месте. Вскоре меня осенило: «Послушай, сдаётся мне что наш комп уже получил первый результат и это очень кому-то не понравилось.» - «Не беспокойся, мы вполне успеем добежать до комнаты, с нами ничего не случится? Иначе Великая Игра Судьбы будет лишена крайне важного свойства, - какого-то эстетического закругления в самом конце. Не знаю почему, но без этого причудливого фортеля, ну никак нельзя. У меня такое ясное предчувствие…» - это было произнесено на выходе из сомнамбулического полузабытья, с интонацией чуть более энергичной, и всё же, совершенно не обнадёживающей. Вскоре подземные колебания и гул действительно прекратились и мы благополучно добрались до вожделенного экрана, на котором застыла долгожданная картинка в виде сложносоставного абстрактно-геометрического рисунка (придуманный мной шифр). В крайнем энтузиазме торжествующего первооткрывателя я бросил на картинку первый пытливый взгляд и… моего энтузиазма как-то поубавилось. Не веря своим глазам, я вгляделся ещё раз. Затем достав таблицы с подробным, казалось бы наизусть выученными схемами дешифровки. Я перепроверил себя раз и ещё раз, поле чего, нервно засмеялся и расслабленно опустился на стул, устало закрыл глаза, откинувшись на спинку и произнёс как-бы невзначай полусонным, безразличным ко всему голосом: «Поздравляю, к нам летит ядерная боеголовка».
Примечания:
1.Имеется в виду аллюзия на подсознательный архетип тайных Правителей Мира, рериховские Махатмы, ТРЁХСТОРОНняя комиссия, КОМИТЕТ ТРЁХСОТ и т. д.
2.Циллиндрический подземный ход символизирует родильный канал. В глубинной психологии Станислава Грофа рождение (прохождение плода через этот канал) символизирует одновременно ужас смерти (оторванность от единства с материнским организмом) и страх рождения к новой (самостоятельной, полной опаснеостей) жизни. Для взрослого организма обозначает процесс катарсиса, повторного (через символическую смерть) рождения, как преодоление своих застарелых страхов и скованностей, выход на новый уровень мировосприятия.
[Скрыть]Регистрационный номер 0360050 выдан для произведения:
Глава 6.
Наверное уже около часа, то и дело останавливаясь отдышаться и отрыгнуть из лёгких растворённую в тяжёлом затхлом воздухе слизь мерзкого грязно-зелёного цвета, мы шли по подземному коридору, словно кое-как, на скорую руку проложенному в не очень подходящем для этого грунте. Словно кто-то, оснащённый чрезвычайно мощной техникой и безусловно обладающий какими-то варварскими понятиями о профессионализме, имел слишком мало времени для, хотя бы внешне приемлемого, завершения своей работы. Иногда, не помню сколько раз, мы спускались по скользким винтообразным переходам на несколько метров вниз. Мой спутник в качестве объяснения касался ладонью одной из стен, по которой стекали мутно-белёсые потёки и указывал на ухо. Мы оба задерживали дыхание, странно громко звучащее в гулкой пустоте, и я ясно слышал гул, струящийся под камнем, подземной реки. Постепенно коридор начал принимать всё более угадываемую цилиндрическую форму, пока не прервался огромной железной дверью, которую П. открыл, нажав на определённые точки её поверхности. Мы вошли в просторное помещение, выложенное блоками, явно не современного производства; вдоль стен в беспорядке лежали какие-то испачканные сухой глиной механизмы и разного рода инструменты, казалось бы, здесь совершенно не уместные (был даже старый космический скафандр и часть обшивки глубоководного батискафа с позеленевшим от времени, разбитым стеклом иллюминатора). За следующей дверью начинались помещения отделанные куда лучше. Там были даже почти чистые полы, сухие потолок и стены. Вдоль стен стояли даже огромные потрескавшиеся кадки с мёртвыми сухими цветами, на стенах висели запылённые картины в стиле какого-то запредельного экспрессионизма, вперемешку с предметами колдовских церемоний примитивных племён земли и, отдельно, другие странные предметы, предназначение и происхождение которых угадать мог бы, разве что, страстный любитель особого рода литературы, балансирующей на грани параноидального бреда и научной фантастики. Дышать стало намного легче, но в воздухе чувствовалось присутствие каких-то непривычных газов, удивительно знакомых на коком-то глубоко скрытом от сознания уровне. И - ещё одна странность, - тело ощущало состояние лёгкой, умиротворяющей невесомости, будто земное тяготение в этой аномальной зоне было куда более соответствующим нашей изначальной природе. Мы прошли ещё несколько вытянутых в длину комнат, пока не оказались перед мощной стальной решёткой, увешанной датчиками сигнализации и видеокамерами, за которой находилась дверь со странной надписью «КАБИНЕТ 300». Недоумевая, я обратился к П. : «Как я понял, это единственное и в то же время последнее тут помещение. Почему же сразу же трёхсотый номер?» - «Это не номер, ты сам это скоро поймёшь». Открыв решётку и расположенную за ней массивную дверь, мы вошли в огромную слабо освещённую комнату, состоящую из ТРЁХ СТЕН (см. прим. 1 в конце главы) какого-то напряжённого, осцилирующе-жёлтого цвета. Пол и потолок были абсолютно чёрными. Я не сразу решился переступить порог, какая-то потусторонняя жуть, обволакивала и колола сердце, словно кто-то, из какого-то внепространственного далека, тыкал в него иголками древнего, как миры, колдовского исскуства. Чудовищная полудогадка тупой болью пульсировала где-то в самой глубине мозга, перед глазами, как сны наяву, сыпались хлопья извечного чёрного-чёрного снега, занесённого сюда случайным вихрем сквозь узкую щель между двумя никогда не сводимыми мирами… П. начал что-то говорить, не дожидаясь моих всё равно неизбежных расспросов : «Те кто пытался решить нашу проблему до тебя, в результате получали серьёзные проблемы со здоровьем. Кое у кого просто не выдерживало сердце, кого-то убивала череда инсультов, но большинство впадало в безвременую кому. Вот они тут. Их лица открыты. Я вижу, кое-кого ты узнал…» - «Да, было бы странно, если бы я их не узнал,- эти лица так часто мелькали в своё время на телеэкранах. Выходит, вы тут и впрямь собрали, чуть ли не всю элиту учёного мира. А эти койки, наглухо закрытые, тонированными полукруглыми стёклами? Они же ведь не пустые? Кто в них?»- Судя по всему, я задал крайне неудобный для моего собеседника вопрос, - было видно, с какой неохотой выдавливал он из себя ответные слова: «Интелектуальной элиты здесь не больше трети, есть элиты и иного, более значимого рода, о которых и я наравне с тобою могу строить лишь смутные гипотезы» - «Но ведь что-то же ты знаешь. Они хотя бы люди?» .- «Внешне это такие же люди как мы, но … что-то с ними не так… Во всяком случае я не хотел бы иметь такую судьбу, несмотря на все её преимущества». П. как-то нервно, словно испытывая тайный страх, поёжился и посмотрел на меня какими-то жалкими, вмиг опустошёнными глазами. Я понял, что больше ничего на этот счёт от него не добьюсь, и перевёл разговор на другую, только что замеченную странность: «А вот, судя по всему единственная тут пустая койка. Это для кого же? Неужели о вашей последней надежде вы ещё и таким образом позаботились. Мне кажется, тут вы немного перестарались с этой вашей заботой» - я зло усмехнулся, а он поспешил меня успокоить: «Нет, это не для тебя. Будь спокоен» - «А для кого же?» - «Для полного комплекта тут не хватает женской особи». – По моему телу пробежала знобящая волна очередного нехорошего предчувствия. «Неужели для Неё?» - Он посмотрел на меня, словно продажный служитель Фемиды, в котором вдруг проснулось, что-то похожее на ещё недодушенную, человеческую совесть ,- широко открытыми, бесконечно сочувственными, искренне осуждающими уже необратимый приговор глазами. «Однако, ты крайне невнимателен, словно подсознательно пытаешься защитить себя от нежелательного знания. Почему ты думаешь, что сюда, на эту кровать кто-то только ещё должен лечь, а что, если с неё, уже, кто-то встал. Эти осколки чёрного стекла на полу, скомканная простыня и характерная вмятина в центре подушки и ПАРА ДЛИННЫХ ЗОЛОТИСТЫХ ВОЛОС, прямо у тебя перед глазами» . Голос его был сдавлен привычной безысходностью, но вдруг в нём что-то треснуло, он вспыхнул и посмотрел на меня глазами полными безрассудного вызова:«Да что ты о Ней знаешь! Если бы ты понял, кем она является на самом деле… Этот сюжет такой древний, но в нём не стало меньше жути … » Голос его прервался каким-то странным то ли скрипом, то ли стоном, доносящимся из под наших ног и сопровождаемым едва заметным колебанием почвы. «Вспомни Адама и его первую жену – Лилит, ставшую демоном!» - «Заткнись, этого не может быть, перестань пугать меня глупыми детскими сказками, не очень-то подходящее место и время для чёрного юмора. Да и что мне до того. Пусть даже и так. Помнишь как у Шекспира: «Что имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет…»» . В полу, состоящим из цельного массива всё-того же, невообразимой толщины тонированного чёрного стекла, появилось слабое мерцающее свечение, которое так напугало моего спутника, что он, только что собиравшийся сказать , что-то важное, вмиг осёкся, смертельно побледнев, едва удержался на подогнувшихся ногах, только и мог вымолвить: «Ну всё, кажется, началось»… Я поддержал его за плечо и поспешно вытолкнул из комнаты. «Нам необходимо как можно отсюда выбраться, пока нас не завалило в этом чёртовом проходе»(прим. 2) - кричал я, волоча его за собой сквозь коридор с покачивающимися стенами и уже начавшим было осыпаться потолком. Наш путь назад, несмотря на всю поспешность, казался мне нереально долгим. Пригибаясь и, то и дело, стряхивая с головы штукатурку, а то и вовсе шлепки мокрой глины я ругал про себя идиота, решившего копать эту жалкую пародию на подземные лабиринты в столь неподходящем для этого дела месте. Вскоре меня осенило: «Послушай, сдаётся мне что наш комп уже получил первый результат и это очень кому-то не понравилось.» - «Не беспокойся, мы вполне успеем добежать до комнаты, с нами ничего не случится? Иначе Великая Игра Судьбы будет лишена крайне важного свойства, - какого-то эстетического закругления в самом конце. Не знаю почему, но без этого причудливого фортеля, ну никак нельзя. У меня такое ясное предчувствие…» - это было произнесено на выходе из сомнамбулического полузабытья, с интонацией чуть более энергичной, и всё же, совершенно не обнадёживающей. Вскоре подземные колебания и гул действительно прекратились и мы благополучно добрались до вожделенного экрана, на котором застыла долгожданная картинка в виде сложносоставного абстрактно-геометрического рисунка (придуманный мной шифр). В крайнем энтузиазме торжествующего первооткрывателя я бросил на картинку первый пытливый взгляд и… моего энтузиазма как-то поубавилось. Не веря своим глазам, я вгляделся ещё раз. Затем достав таблицы с подробным, казалось бы наизусть выученными схемами дешифровки. Я перепроверил себя раз и ещё раз, поле чего, нервно засмеялся и расслабленно опустился на стул, устало закрыл глаза, откинувшись на спинку и произнёс как-бы невзначай полусонным, безразличным ко всему голосом: «Поздравляю, к нам летит ядерная боеголовка».
Примечания:
Имеется в виду аллюзия на подсознательный архетип тайных Правителей Мира, рериховские Махатмы, ТРЁХСТОРОНняя комиссия, КОМИТЕТ ТРЁХСОТ и т. д.
Циллиндрический подземный ход символизирует родильный канал. В глубинной психологии Станислава Грофа рождение (прохождение плода через этот канал) символизирует одновременно ужас смерти (оторванность от единства с материнским организмом) и страх рождения к новой (самостоятельной, полной опаснеостей) жизни. Для взрослого организма обозначает процесс катарсиса, повторного (через символическую смерть) рождения, как преодоление своих застарелых страхов и скованностей, выход на новый уровень мировосприятия.