Эсхатологический фарс или в поисках совершенного романа. Глава 4.

[Скрыть] Регистрационный номер 0360052 выдан для произведения: Глава  4.
Распорядок  моего  рабочего  дня  я  установил,  руководствуясь   исключительно   своими   давно  установившимися  привычками.  В  первую  очередь  это   полное  уединение  и  тишина; неяркое, но  достаточное  для  чтения  освещение, - всё   что  необходимо   для  погружения  в  состояние  душевного   равновесия   и  глубокого  сосредоточения  на  существе  решаемой  задачи. Если  понадобятся  услуги  помощника, стоит  только  нажать   беззвучную  сигнальную  кнопку,  и  он  тотчас  явится  из  соседнего  помещения, выполняющего  функцию  секретного  архива. Спать  я  мог  тут  же:  в  дальнем  углу  комнаты, под  портретом  моей  амазонки,  среди  уже  почти  привычных  колб  с  заспиртованными  монстрами, стоял  диван - не  такой  роскошный, правда,  как  в  центральном  зале , но  необыкновенно   удобный:  лишь  только, после  дневных  трудов, устроишься  на  нём, как  тут  же  проваливаешься  в   волнообразно-укачивающее   забытьё,  призрачный  сон  без  сновидений, и  просыпаешься  на  следующий  день  с  потрясающе  бодрым  самочувствием. Питание  три  раза  в  день. Меню – абсолютно  в  моём  вкусе. Интересно, осталось  ли  во  мне  хоть  что-то, о  чём  они   ещё  не  успели  узнать?
Однако,  первоначальному   моему  самообольщению, судя  по  всему,  пришёл  конец. Я  в  полной  иерее  ощутил  то, то  Жан  Бодрийяр  определял  как  «имплозию  смысла» ( «…Мы  находимся  во  Вселенной, в  которой  становится  всё  больше  и  больше  информации, но  всё  меньше  и  меньше  смысла»). Вот  уже  целую  неделю  я  безрезультатно  корпел  над   ворохом  бумаг  с   разного  рода  графиками,  вычислениями,  пространными  докладами  научных  экспедиций   и   «рассекреченными»  только  для   данного  дела  сообщениями   агентов  ФСБ   и   иностранных  спецслужб,  работающих   как-то  необъяснимо  согласованно  «где-то  внутри», в  то  время  как  во  внешнеполитических  отношениях ( новостные  вечерние  телепрограммы  смотреть  приходилось  в  обязательном  порядке), враждебность  носила,  казалось  бы, уже  необратимо-застарелый  характер. В  процессе  предварительной  обработки  всей  этой  массы,   вообще,  многие  привычные  вещи   обретали  совершенно  неожиданный  смысл, порою  совершенно  противоположный  привычному, особенно  это  касалось  основополагающих  элементов  западной  демократии. «Странно, почему   мне  не  приходила  мысль  об  этом  раньше, ведь  всё  и  тогда  было  не   менее  очевидно. Для   нас  словно  сделали  пусть  и  связный, но  неправильный  перевод   с  Реальности, убедив  в  том, что  сами  мы  этого  понять  адекватно  не  в  силах . Всё  время  мы  жили  в  ложно  истолкованном («вывихнутом  из  сустава» по  Шекспиру) Мире-тексте»,- недоумевал  я, находя   собственной  слепоте   лишь  одно  единственное   объяснение   в   концепции  «предохраняющего  пояса»  Томаса  Куна (см  прим. 1  в  конце  главы), ограничивающим   свободу  нашего  естественного  восприятия ( прим. В  сноску: - «отрицательная  эвристика», как  главная  составляющая  «предохраняющего  клапана»  блокирует    возможные  негативные  столкновения  с  «неудобной  стороной»  опыта, предлагая  средства  «ложной»  интерпретации  с  целью  сохранения  «жёсткого  ядра»  господствующей  Парадигмы).
В  хаосе  обрушившейся  на  меня   библейским  потопом,  разношёрстной  информации,  порой  крайне  противоречивой, а  иногда  и  вовсе, казалось-бы  пустой  и  нелепой, но  тем  не  менее, столь  же  необходимой  для  полноты  картины, как  существование  звёздного  неба  над  головой,  я  вскоре  заблудился, словно  несмышлёный  ребёнок  в  Суперлабиринте.  Воображение   моё, уже   не  получая  достаточного  заряда  внутренней  убеждённости  в  достижении   скорого  результата,   стыдливо   свернуло  свою  недавнюю  бурную  деятельность, пытаясь  бессовестно  уйти  от  неизбежной  ответственности. А  вскоре  сладострастные    грёзы  о  близкой  награде  и  вовсе  сменились   трусливо-обывательскими   позывами, как  бы  поделикатнее  выйти  из   этого   бесперспективного  дела, чтобы   хоть  частично  сохранить  лицо  и  репутацию.                         
Утром  восьмого  дня  я  остановил  убирающего    за  мной  посуду  после   завтрака  П.  брошенным  как-бы  вскользь  замечанием: «Сдаётся  мне, что  в  корне  нашей  неудачи  понять   что  есть  Реальность  как  целое  лежит  незаметно  нами  потерянный  в  историческое  время, изначально  данный  наивный  контакт  с  миром.  Скорее  он  и  возможен    в  полной  мере  вообще  до  существования  всякой  «окультуривающей»  рефлексии. Мы  ищем  не  смысл  мира, а  смысл  нашей  идеи  о  мире. Ну  например  мы  пытаемся  вычислить  единственно  возможный, магистральный  путь  цивилизации (модель  линейного  прогресса), а  что  если  их   одновременно  несколько, как   намекал  ещё  Тофлер ( для  полицентричного  мира), или  синергетика (теория  нелинейных  динамик), что   в  основе  мира  лежит  некая  смысловая  Ризома,  Игра  и  переплетение  разновекторных  структур,- некие  «волны   упорядочивания», почти  беспрепятственно  проходящие  сквозь  друг  друга. Ты  оседлал  одну, я – другую. Мы  оба  правы,  и  в  то  же  время – нет, потому  что  принципиально  не  способны  выйти  из  этой  тотальной  относительности и  разорванности  Смыслов».  П. остановился  в  дверях, повернулся  в  мою  сторону  и  произнёс  одновременно  грустным  и  несколько  насмешливым  тоном: «И  всё  же, посмотреть  на  мир  глазами  дикаря  нам, всё-равно,  уже  никогда  не  удастся. Ещё  Гусерль (прим. 4)  доказал, в  своей  «Фенеоменологии», что  полная  редукция  к  дорефлексивному  восприятию  мира   невозможна  для  исторического  человека. Это  как-бы  расплата  за  получение  патента  на  постройку  мира  социального». Он  исчез  в  дверях, но  через  несколько  минут  я   нажал  сигнальную  кнопку  и  он  появился   снова  в  состоянии  глубокой и  мучительной  задумчивости. Вскоре  я  понял,  что  думали  мы  с  ним  почти  об  одном  и  том  же. Я  начал: «Да  я  знаю, что  невозможно. Я  к  этому  и  не  призываю.  Представляю  себе  двух   дикарей, бестолково  скачущих  по  комнате  в  попытках  решить  нашу  задачу. Зрелище  Абсурдное. Я  лишь  хочу  попытаться  поставить  своё  сознание  перед  фактом   «иррефлективной  жизни  в  вещах», перед  его  собственным  прошлым, которое  оно  забыло, ощутить  очевидность  мира  до  всякого  рационализирования, привесившего  к  нему  столько  лишнего  и  пустого (по  сути), мир, каким  он  был  в  непосредственном, «остановленном  восприятии»». – «Ну  и  как  мы  применим  в  нашем  анализе  эту  фактичность  нерефлексивного  отражения, кстати, запрещённую  ещё  Кантом, в  виде  непосредственного  восприятия «вещей-в-себе»?» - «Вам  бы  практические  вопросы  решать  мгновенно. Подождите, дайте  время  вызреть  слабым  росткам  выводов. Потом  бережный,  неторопливый  уход, и… собирай  плоды…» - «Или  выкидывай  сухие  ветки» - мы  впервые  посмотрели  в  глаза  друг  друга,  почто  враждебно. «Зачем  вы  пытаетесь  тянуть  время?» - «А  зачем  вы  так   меня  торопите?» - парировал  я. «Мы  не  торопим, мы …надеемся. Мы  слишком  долго  ждём  результата» - не  очень  уверенным  голосом  проговорил  он  в  ответ  и  глубоко  вздохнул. Нейтрализовав  на  время  своим  выпадом  помеху, я  продолжал  неторопливо  рассуждать, словно  рыбак, забросивший  спиннинг  в  когнитивные  волны, равномерно  накручивающий  леску  на  барабан, надеясь, что  наживка  привлечёт  какую-нибудь   стоящую  добычу  из  глубин  смысла: «…к  тому  же  мы  должны  всё  же  уяснить  себе  кардинальные  ограничения   нашей   способности  знать. Рефлексия  никогда  не  усматриваем  мир  ПОЛНОСТЬЮ, она  всегда  располагает  только  частичным  рассмотрением  и  ограниченными  возможностями. Мерло-Понти (прим. 5)  в  «Феменологии  восприятия»  вообще  утверждал, что  лишь  тогда  можно  максимально  приблизиться  к   существу  мира, если  к  научной  картине  мира    присовокупить  не  только  мировосприятие  ребёнка  и  изменённых  сознаний, но  и   образ  мира  реальных  сумасшедших  и  даже  преступников. Мир  хаотичен  и  он  только  тогда  заговорит  с  тобой  на  понятном  языке (без  посредников), когда  ты  перенесёшь  это  состояние  хаоса  внутрь  себя. Но  тут  есть, как  утверждает  Мерло_Понти, одна  тонкость: множественные  сознания  и  мир   не  полностью  гомогенны ,- между  субъектом  и  объектом  существует  Зазор, ПОГРАНИЧЬЕ, некий  третий  род  бытия, там  где  существует  «латентное  знание»  и  это  знание  открывает  сверхрациональную  панораму  возможностей, Батай(прим. 6)  называет   это   «краем  возможного», Бланшо – «опытом-пределом», трансгрессивным  переходом, но  на  самом  деле  это  формальная  фигура «скрещения» (или  «фабрика  эмбрионов»)  различных  версий  эволюции,  как  аналог  того  самого  бифуркационного  ветвления, о  котором  я  говорил  тебе  неделю  назад. Помнишь  мысль  о  флюктуации  будущего   из  хаоса  событий? Может  произойти  самое  невозможное, если  это  невозможное  отвечает  некоторым  скрытым  от  нас, до  поры  до  времени  параметрам. В  этом  смысле «невозможность» выступает  как  некая  зреющая  модальность  бытия» - П. оппонировал: «Если  бы  человек   мог  думать  нелинейно (непротиворечиво  о  противоречивом), то  ему  не  составило  бы  труда   осмыслить  ситуацию  «невозможного» события, моментального  перехода  к  новому. Но  он  обладает   простым  линейным  мышлением(бытовая  логика)  и  любое  непредсказуемое  состояние  воспримет  как  своё  «незнание».  Но  ведь  это  уже  не  то  «незнание» о  котором   высказывался    Владимир  Ильич  в  том  плане, что  когда-нибудь  всё  будет  понято, это «незнание» оборачивается  «модусом  существования  человека», то, что  не  будет  понято  никогда, принципиальной  невероятностью  прогноза  перспектив  на  будующее  в  точках  бифуркации». – «Я  бы  не  был  столь  пессимистичен, ситуация  на  этот  час - это  всего  лишь  временное  «замешательство  слова» , интеллектуальный  «обморок  говорящего  субъекта»(нормального, слишком  нормального  для  начала  полноценного  диалога); к  тому  же   о  принципиальной  невероятности   говорят  всё  те  же  не  очень-то  заинтересованные  в  конечном  ответе  люди, почти  всегда  лишь  для  того, чтобы  покрасоваться  перед  королевой  Лингвистикой, в  пику  Королю  Логическому  анализу.  Их  ещё  не  клюнул  в  одно  место  жареный  петух. Помнишь  эту  оголяющее-язвящую  фразу, кого-то  из  древних: «Кто  хочет  выиграть, что-то  действительно  ценное, должен  поставить  на  кон  Всё, что  имеет»… Но  это  так, попутные  мысли… И. Пригожин  в  «Порядке  и  хаосе» намекает  на  существование  некоторых  экспириментально  выведенных   особенностей  метода  прогнозов  на  будующее.»- П. выходя  из  задумчивости   заинтересованно  бросил: «Например?..». –«В  ситуации  бифуркационного  ветвления  выбор  системой  будущей  траектории  зависит  от  того  каким  именно  путём  попадёт  она  в  точку  бифуркации: «поведение  систем  зависит  от  их  траектории». Но  это  так, несущественные  мелочи... Вообще  ситуация   описания  трансгрессивного  опыта  или  возможности  предсказать   невероятное (с  нашей  точки  зрения)  и  описать  неописуемое, упирается  в  проблему  адекватного  для  этих  целей  языка. Язык, по  мнению  Фуко (прим.6)  сам  должен  достичь  своих  пределов, преодолеть  себя, достичь  «полости  изнеможения».  Ведь, по-видимому, существуют  мысли  ( а  также  целые  области  Универсума, им  комплиментарные) которые  просто  «невоспринимаются»  нашим  языком( Язык – часть  формирующей  наше  сознание  Парадигмы), не  оставляют  в  нём  даже  лёгкого  отпечатка (Эффект  отсутствия  части  Реальности) мы  их  просто  теряем  из-за  чисто  «формально-технических»  причин, а  вовсе  не  из-за  ограниченности   восприятия». –   Пока  я  переводил  дыхание,  а  П.  рылся  в  памяти  компьютера, Время  как-бы  упёрлось  в  собственное  отражение  в  отвердевшем  зеркале  воздухе. Наконец  П  отошёл  от  экрана   и  я  прочитал  на  ней  странные  слова :  «Если  мы  существуем  в  ситуациях, мы  являемся  обманутыми, мы  не  можем  быть  прозрачными  для  самих  себя  и  надо,  чтобы  наш  контакт  с  нами  самими   осуществлялся  только  в  двусмысленности» (Мерло-Понти «Феноменология   восприятия») .  – «…с  самим  собой  и  с  миром. Съехавший  с  катушек  мир   сможет  понять  только  такой  же,  сумасшедший  субъект  или, хотя  бы, методологически  свихнувшийся  в  нужную  сторону. И  я, кажется, знаю  в  какую». – дополнил  я  смысл  этой  фразы  и  в  то  ли  в  сердце, то  ли  в  мозге  снова  появилась  слабая  надежда  и  я  взглянул  на  Её  портрет   с  прежним  нетерпеливо-вожделеющим  чувством,  как  странник, вернувшийся   из   опасного, не  по  времени  долгого  путешествия.
Примечения:
Томас   Кун (1922 – 1996) – амер. философ-постпозитивист  и  историк  науки. В книге  «Структура  научных  революций» он  производит  разделение  «материальной»  и  «адаптивной»  культур, в  защитный  механизм (предохранительный  клапан) которой  входит  «отрицательная  эвристика», которая  блокирует  возможные  негативные  столкновения  с  «неудобной  стороной» опыта, предлагая  средства «ложной» интерпретации, с  целью  сохранения  «жёсткого  ядра»  господствующей  Парадигмы.
Элвин  Тофлер – амер.  футуролог  ХХ  века.
Синергетика – теория  нелинейных  динамик.
Гуссерль  Эдмунд (1859 – 1938) – нем. филосов, основоположник  феноменологии.
Мерло-Понти  Морис (1908 -1961) – франц. филосов-экзистенциалист.
Фуко  Мишель (1926 – 1984) – франц.  филосов, теоретик  культуры  и  историк.