Глава 9. Сон № 2.
… одновременно послышался чей-то слабый вскрик и звон стеклянных осколков. Я открыл глаза и увидел расспростёртого на полу П., придавленного ещё дымящимся от падения куском потолка. Вокруг него разливалась лужа крови вперемешку с водкой из разбитых бутылок, которые, он, по-видимому, нёс сюда из холодильника в архивной комнате. Последние часы он панически боялся оставаться трезвым и пил судорожно, с отвращением, по многу и не закусывая, после чего, совершенно не пьянея, но словно затвердевая изнутри, проваливался в глубокий, полуобморочный сон. «Счастливчик…» - подумал я, чувствуя лишь раздражение и зависть, предвидя долгие часы жуткого одиночества. Залпом допил оставшуюся в стакане водку, я снова провалился в разомкнувшуюся на миг щель между сном, явью и смертью. И мне снова приснился сон. Как-будто, я оказался на огромной, от горизонта до горизонта раскинувшейся равнине, похожей на отдалённые заволжские степи. Будто, я убегаю от каких-то чудовищ, огромных и смутно узнаваемых, кидающих в меня то ли ракеты, то ли бутылки с водкой. Каждый раз, приближаясь ко мне на расстояние одного заглатывания, они почему-то, прежде, чем это сделать, принимались пространно и артистически рассуждать, всячески стараясь убедить, что я всё равно никуда не денусь, не убегу от самого себя, глупо в подобном НЕПОДВИЖНОМ движении сопротивляться. Зачем вхолостую тратить драгоценные силы и время?… Воспользовавшись моментом парадоксальной оттяжки, я делал очередной рывок из последних сил и они продолжали своё нескончаемое преследование, стервенея, с каждым разом, всё больше, словно Ахилл в знаменитой апории Зенона, не способный догнать черепаху в этом бесконечно разорванном мире. Каждый из монстров тянулся ко мне тысячами человеческих рук и глаз, а тысячи человеческих ног каждого взметали по степи пыль, подобно табуну диких лошадей. Вот я теряю последние силы, падаю и с отчаянной мольбой поднимаю голову… На иссохших губах последняя мольба о ПРОЩЕНИИ (наконец-то), о чуде, в которое я так долго, так упорно не хотел верить. Тысячи глоток подступают всё ближе, в них я наконец-то узнал образы своих собственных неутолённых вожделений. И тут надо мной в ослепительном солнечном свете появляется огромный парящий в дымчато-золотистом воздухе Белый Город, с многомерным Космологическим Крестом (множество лучей, теряющихся в Бесконечности) над ним. Я видел Четырёх Ангелов, стоящих на высоких башнях. Множество «запечатлённых» (см. прим. в конце главы) жителей города, скопившихся на обращённой в мою сторону стене, с неземным сочувствием протягивали ко мне руки. Особенно усердствовал, оказавшийся среди них П.: «Скорее, скорее! Вставай, может быть, ещё есть шанс! Не поддавайся Этому Зверю в себе»… и одновременно они призывали кого-то там в стороне, спускающего молча, со стены на землю, подвесную верёвочную лестницу: «Помоги ему! Помоги, пока не поздно,- он так слаб духом и расколот! Так беспросветно устал от своей правды-лжи». Я вгляделся в лицо, спускающегося по небесной Лестнице и узнал Спасителя. Он направился в мою сторону. По мере Его приближения, в душу возвращались давно позабытые ясность и умиротворение, чудовища становились всё призрачнее, пока вовсе не рассеялись воздушным миражом, а он склонился надо мной и, улыбнувшись, протянул руку. Но вдруг всё смешалось. Перед глазами всплыл её неотступный образ, поднялся ураганный ветер и чёрный-чёрный снег стал засыпать равнину со всех сторон. Я не мог оторвать взгляда от чёрной дыры в пространстве, где по кругу, не в силах вырваться прочь, словно мотоциклист по круглым стенам перевозного цирка, носилась на метле , в совершенно обнажённом виде моя прекрасная депутатша. Его протянутая рука бессильно повисла, он вздохнул, сделал неуверенный шаг в сторону ждущего его Воздушного города и, вполоборота, снова посмотрел на меня. Во взгляде его было прощение как прощание и скорбь как бессильное сочувствие. И я понял, что по-НАСТОЯЩЕМУ, спасения у меня нет, даже вместе с ним. Белый город неподвижно висел в беспокойном воздухе, но небесную Лестницу метало из стороны в сторону, словно ветхие лохмотья открытого всем ветрам, театрального занавеса. Со стен усилились призывные крики, почему-то всё больше напоминающие аплодисменты. Отчаянно спеша, я устремился к лестнице, бесцеремонно оттолкнул Его с дороги, ухватился за взметнувшуюся, было, последнюю перекладину, поднянулся… Но, видно, она не была рассчитана на тяжесть такого земного, такого напуганного тела и разломилась надвое в моих руках. Я кубарем летел вниз, к земле бог весть с какой высоты и, слышал спокойный и грустный Его голос: «Бедный, Бедный … Так и суждено тебе до самого конца шататься между небом и землёй; между пугающе-соблазнительными грёзами и СПАСИТЕЛЬНЫМ разочарованием в них, между бесконечностью опустошающих душу соблазнов и СВЕТЛОЙ ПУСТОТОЙ моего ПОЛНОГО покоя! Был бы ты хоть чуточку мудрее!.. Хоть на чуточку ближе ко мне! В противостоянии с твоими собственными рационализированными симулякрами я ещё мог бы помочь, но против второй, тёмной стороны мира твоих иллюзий я бессилен. Только ты один можешь укротить сидящего внутри тебя Зверя, должным образом преобразовав на пользу жизни энергии Смерти. Однако, совершенно оставить тебя без помощи я не могу. Надеюсь, ты правильно это поймёшь…».
После этих слов его рука, крепко сжала мне ладонь и не дала разбиться о скалы в самый последний миг. Но падение было такой страшной силы, что послышался хруст костей (в его запястье), щемящее потрескивание рвущейся кожи и сдержанный, еле слышимый стон нечеловеческой боли (его ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ стон). Я стоял на дне пропасти и сжимал дрожашими руками эту спасительную жертвенную кисть с изумительно красивыми длинными пальцами, которая стала на глазах превращаться в ярко красный цветок розы, чтобы через миг стечь холодной вязкой каплей мне под ноги и раствориться в пульсирующих огненных земных венах…
Проснувшись, я обнаружил, Её, стоящей надо мной с выражением неподдельной тоски. Дрожащей рукой она держала мою руку так как я держал руку Его . Увидев, что я очнулся, она с облегчением перевела дух и села совсем, совсем рядом. Казалось, стоит только протянуть руку, обнять её за талию и … Главное, сохранять настроение последнего (второго) сна и не поддаваться наваждению отчаяния. Это почти невозможно (оставаться жизнерадостно-бодрым, когда всё проваливается в бездну и нет ПО-НАСТОЯЩЕМУ надежды, ДАЖЕ С НИМ!), но если попытаться… Важно, чтобы, в самом, самом конце, не пошёл этот чёрный-чёрный снег, чтобы не появилась эта чёрная дыра вместо НАСТЯЩЕГО СОЛНЦА.
Вместо Постскриптума.
Вот и славно. Поистине эффектное, неоднозначное, полное тонкого сарказма и сдержанной лирики завершение, удовлетворяющее вкус любого циника-меланхолика... Пара мыслей напоследок. 1. - Какой-то умник (прим. 2) сказал : «Лишённая иллюзий мудрость зародилась, наверное, в какую-нибудь геологическую эру: может быть, именно от неё и сдохли динозавры…» . И кто-то ещё будет со мной спорить о безусловной мудрости этих допотопных сознаний, ещё не замороченных сказками Культуры (о безъусловной ценности жизни в том числе) и брезгливо прервавших череду вырождений в самом начале. Вот Человечество, кряхтя, смердя и корча неизвестно кому и зачем смешные, угрожающие рожицы, дотащилось (не без моей, временами, реанимационной, помощи) до третьего тысячелетия. И что же, есть чем гордиться? - Если не считать многообещающий, многолетний застой в науке (в том числе и психологической), который им преподносят, как подготовку к очередному рывку, но он всё более обещает растянуться до бесконечности. Уж мне ли этого не знать...Перечитываю в своих эмпиреях Сальвиана (прим. 3), ловлю себя на мысли, что, в лучшем случае в их мире ничего не меняется уже почти 2000 лет: "Повсюду царила убийственная сонная одурь"? А если и меняется... 2. Мною открыт абсолютный критерий ценности : судить об эволюционном качестве вида только по его худшим представителям… Ну, ладно, хватит трепаться, это может вылиться в альтернативную мне самому Книгу Не-Бытия, пора кончать с этим…глупым экспириментом со своим подобием. Какие порой нелепые мысли-замыслы лезут в голову в моём беспросветном одиночестве от неизбывной, вселенской скуки!.. Пора с этим завязывать и погружаться в медитацию Безвременья. Итак... Последняя ракета… Пошла родимая…Да будет снова только Свет!.. И ничего кроме Света Вечности...
ВСЁ!
Примечания:
1.Четыре Ангела на стенах и 144000 «запечатлённых» - картинка из «Апокалипсиса от Иоанна»
[Скрыть]Регистрационный номер 0360046 выдан для произведения:
Глава 9. Сон № 2.
… одновременно послышался чей-то слабый вскрик и звон стеклянных осколков. Я открыл глаза и увидел расспростёртого на полу П., придавленного ещё дымящимся от падения куском потолка. Вокруг него разливалась лужа крови вперемешку с водкой из разбитых бутылок, которые, он, по-видимому, нёс сюда из холодильника в архивной комнате. Последние часы он панически боялся оставаться трезвым и пил судорожно, с отвращением, по многу и не закусывая, после чего, совершенно не пьянея, но словно затвердевая изнутри, проваливался в глубокий, полуобморочный сон. «Счастливчик…» - подумал я, чувствуя лишь раздражение и зависть, предвидя долгие часы жуткого одиночества. Залпом допил оставшуюся в стакане водку, я снова провалился в разомкнувшуюся на миг щель между сном, явью и смертью. И мне снова приснился сон. Как-будто, я оказался на огромной, от горизонта до горизонта раскинувшейся равнине, похожей на отдалённые заволжские степи. Будто, я убегаю от каких-то чудовищ, огромных и смутно узнаваемых, кидающими в меня то ли ракеты, то ли бутылки с водкой. Каждый раз, приближаясь ко мне на расстояние одного заглатывания, они почему-то, прежде, чем это сделать, принимались пространно и артистически рассуждать, всячески стараясь убедить меня, что я всё равно никуда не денусь, не убегу от самого себя, глупо в подобном НЕПОДВИЖНОМ движении сопротивляться. Зачем вхолостую тратить драгоценные силы и время?… Воспользовавшись моментом парадоксальной оттяжки, я делал очередной рывок из последних сил и они продолжали своё нескончаемое преследование, стервенея, с каждым разом, всё больше, словно Ахилл в знаменитой апории Зенона, не способный догнать черепаху в этом бесконечно разорванном мире. Каждый из монстров тянулся ко мне тысячами человеческих рук и глаз, а тысячи человеческих ног каждого взметали по степи пыль, подобно табуну диких лошадей. Вот я теряю последние силы, падаю и с отчаянной мольбой поднимаю голову вверх… На иссохших губах последняя мольба о ПРОЩЕНИИ (наконец-то), о чуде, в которое я так долго, так упорно не хотел верить. Тысячи глоток подступают всё ближе, в них я наконец-то узнал образы своих собственных неутолённых вожделений. И тут надо мной в ослепительном солнечном свете появляется огромный парящий в дымчато-золотистом воздухе Белый Город, с многомерным Космологическим Крестом (множество лучей, теряющихся в Бесконечности) над ним. Я видел Четырёх Ангелов, стоящих на высоких башнях. Множество «запечатлённых» (см. прим. в конце главы) жителей города, скопившихся на обращённой в мою сторону стене, с неземным сочувствием протягивали ко мне руки. Особенно усердствовал, оказавшийся среди них П.: «Скорее, скорее! Вставай, может быть, ещё есть шанс! Не поддавайся Этому Зверю в себе»… и одновременно они призывали кого-то там в стороне, спускающего молча, со стены на землю, подвесную верёвочную лестницу: «Помоги ему! Помоги, пока не поздно,- он так слаб духом и расколот! Так беспросветно устал от своей правды-лжи». Я вгляделся в лицо, спускающегося по небесной Лестнице и узнал Спасителя. Он направился в мою сторону. По мере Его приближения, в душу возвращались давно позабытые ясность и умиротворение, чудовища становились всё призрачнее, пока вовсе не рассеялись воздушным миражом, а он склонился надо мной и, улыбнувшись, протянул руку. Но вдруг всё смешалось. Перед глазами всплыл её неотступный образ, поднялся ураганный ветер и чёрный-чёрный снег стал засыпать равнину со всех сторон. Я не мог оторвать взгляда от чёрной дыры в пространстве, где по кругу, не в силах вырваться прочь, словно мотоциклист по круглым стенам перевозного цирка, носилась на метле , в совершенно обнажённом виде моя прекрасная депутатша. Его протянутая рука бессильно повисла, он вздохнул, сделал неуверенный шаг в сторону ждущего его Воздушного города и, вполоборота, снова посмотрел на меня. Во взгляде его было прощение как прощание и скорбь как бессильное сочувствие. И я понял, что по-НАСТОЯЩЕМУ, спасения у меня нет, даже вместе с ним. Белый город неподвижно висел в беспокойном воздухе, но небесную Лестницу метало из стороны в сторону, словно ветхие лохмотья открытого всем ветрам, театрального занавеса. Со стен усилились призывные крики, почему-то всё больше напоминающие аплодисменты. Отчаянно спеша, я устремился к лестнице, бесцеремонно оттолкнул Его с дороги, ухватился за взметнувшуюся, было, последнюю перекладину, поднянулся… Но, видно, она не была рассчитана на тяжесть такого земного, такого напуганного тела и разломилась надвое в моих руках. Я кубарем летел вниз, к земле бог весть с какой высоты и, слышал спокойный и грустный Его голос: «Бедный, Бедный … Так и суждено тебе до самого конца шататься между небом и землёй; между пугающе-соблазнительными грёзами и СПАСИТЕЛЬНЫМ разочарованием в них, между бесконечностью опустошающих душу соблазнов и СВЕТЛОЙ ПУСТОТОЙ моего ПОЛНОГО покоя! Был бы ты хоть чуточку мудрее!.. Хоть на чуточку ближе ко мне! В противостоянии с твоими собственными рационализированными симулякрами я ещё мог бы помочь, но против второй, тёмной стороны мира твоих иллюзий я бессилен. Только ты один можешь укротить сидящего внутри тебя Зверя, должным образом преобразовав на пользу жизни энергии Смерти. Однако, совершенно оставить тебя без помощи я не могу. Надеюсь, ты правильно это поймёшь…».
После этих слов его рука, крепко сжала мне ладонь и не дала разбиться о скалы в самый последний миг. Но падение было такой страшной силы, что послышался хруст костей, щемящее потрескивание рвущейся кожи и сдержанный, еле слышимый стон нечеловеческой боли (ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ стон). Я стоял на дне пропасти и сжимал дрожашими руками эту спасительную жертвенную кисть с изумительно красивыми длинными пальцами, которая стала на глазах превращаться в ярко красный цветок розы, чтобы через миг стечь холодной вязкой картинкой мне под ноги и раствориться в пульсирующих огненных земных венах…
Проснувшись, я обнаружил, Её, стоящей надо мной с выражением неподдельной тоски. Дрожащей рукой она держала мою руку так как я держал руку Его . Увидев, что я очнулся, она с облегчением перевела дух и села совсем, совсем рядом. Казалось, стоит только протянуть руку, обнять её за талию и … Главное, сохранять настроение последнего (второго) сна и не поддаваться наваждению отчаяния. Это почти невозможно (оставаться жизнерадостно-бодрым, когда всё проваливается в бездну и нет ПО-НАСТОЯЩЕМУ надежды, ДАЖЕ С НИМ!), но если попытаться… Важно, чтобы, в самом, самом конце, не пошёл этот чёрный-чёрный снег, чтобы не появилась эта чёрная дыра вместо НАСТЯЩЕГО СОЛНЦА.
Вместо Постскриптума.
Вот и славно. Поистине эффектное, полное тонкого сарказма и лирики завершение, удовлетворяющее вкус любого циника-меланхолика... Пара мыслей напоследок. 1. - Какой-то умник (прим. 2) сказал : «Лишённая иллюзий мудрость зародилась, наверное, в какую-нибудь геологическую эру: может быть, именно от неё и сдохли динозавры…» . И кто-то ещё будет со мной спорить о безусловной мудрости этих допотопных сознаний, брезгливо прервавших череду вырождений в самом начале. 2. Мною открыт абсолютный критерий ценности : судить об эволюционном качестве вида только по его худшим представителям… Ну, ладно, хватит трепаться, пора кончать с этим…глупым экспириментом. Последняя ракета… Пошла родимая…
ВСЁ!
Примечание:
Четыре Ангела на стенах и 144000 «запечатлённых» - картинка из «Апокалипсиса от Иоанна»
Эмиль Сиоран. «Горькие силлогизмы».