Глава 8 . «Первый сон»
Постепенно я погружался в забытьё и мне приснился бестолковый, ни к селу, ни к городу сон. Будто мы сидим с ней на зелёном, уже дымящемся в некоторых местах, диване; всё в том же фантастическом, полуразрушенном зале, с полуобвалившемся небесным сводом, с обвисшими печально тлеющими лохмотьями величественного пейзажа. Осколки люстры катятся под ногами, прямо в пасть какого-то глубоководного монстра и исчезают в изломах, проходящей по его пасти трещины. Она, всё такая же невозмутимо-прекрасная сидит совсем близко. Стоит протянуть руку и можно обнять за талию, привлечь к себе и… Но что-то меня останавливает, не могу понять: что и почему это меня останавливает. Из-за этого какое-то злобно-растерянное состояние, но, едва поднимаю на неё глаза, как вновь блаженно кружится голова от близости такого недостижимого счастья. По – видимому, я ей всё рассказал, и она грустно, не понимая причин моей нерешительности, смотрит на меня. На счету каждая минута. Гора Килиманжаро , совершенно настоящая, угрожающе дымится на дальней стенке; Мегалодон, шевеля костяными плавниками, не спеша огибает, тонущую в морской бездне, люстру солнца. В его глазах, читается откровенный призыв, как во взгяде нетерпеливого зрителя: «Ну, же, давай, простофиля, будь мужчиной, она ж только этого и ждёт, а я, так уж и быть, согласен потерпеть, пока эта краткая идиллия не закончится». А я словно тупо-упрямый актёр, пытающийся до конца сыграть, вероятно, уже никому ненужную, себе же самому постылую, роль… Не нахожу ничего умнее как сказать, спокойно глядя на странно-медленно рушашийся (как в замедленном кино) потолок : «Это, наверное конец… Тут ничего не попишешь. Напоминает мрачную иллюстрацию к Вернадскому или Шардену. В данный момент мы находимся в самом средоточии их Точки Омега, а может быть являемся её воплощением. Какие до отвращения знакомые черты, словно, наконец-то узнал себя в кривом зеркале!». Не изменив позы, она улыбнулась с невольным превосходством существа, лишённого, гнетущего меня, излишка серого вещества за черепной коробкой: «То, что мы частично являемся тем, о чём фантазируем, ещё не делает нас ответственными за всё реально происходящее. Рационализирующая всё, шизофрения, приучила тебя симулировать собственную жизнь, о которой ты ничего и не знаешь толком. Теперь…как прежде… И опять неизведанная полнота жизни утечёт сквозь твои пальцы, в океан Изначального, не оставив даже блёклого отпачатка на песке твоих мыслей» - Губы её слегка дрогнули, мне почудилась в них тень улыбки тонкого укора и сочувствия. Сердце забилось с удвоенной силой. Впервые в жизни я почувствовал в себе , уже запоздалую, потребность, и может быть единственно реальную (во сне) возможность, избавиться от чар собственных невесёлых сказок-заморочек. Я громко, нервно засмеялся, тряхнул головой и посмотрел на неё с оттенком лёгкой самоиронии, но уже без напрасных сожалений об уже невозможном блаженстве: «Знаете, что предлагаю я напоследок? – Давайте откинем подальше меланхолию, посмотрим на это под углом зрения романтизирующего Абсурда, готового ловить дрявым сачком фосфоресцирующих светлячков Смеха даже в самых беспросветных ситуациях. Представь себе… Ну, вот, как кстати. На сегодня это уже десятая ракета… Представь себе: Москва, превратившаяся в совершенно постмодернистские руины. Последние уцелевшие жители её покинули. И посреди всего этого свершившегося безумия, на фоне почти космического безмолвия, время от времени прерываемого меланхолично-привычными и уже ничего не меняющими взрывами, лишь вы да я. И мы знаем, только одни мы знаем, что во всём происходящем нет смысла, так же как и нет, не было изначально надежды, природа глуха и мстительна, а мы всего лишь примитивные, не способные сами остановиться, машины неутолимых и неведомых нам до конца желаний, работающие на холостом ходу (бешено-впустую) - поэтому всё, что происходит в сущности не так уж для нас и плохо. Жизнь в движении, а само движение - иллюзия. Мы это знаем, как никто и поэтому так спокойны, не мечемся как угорелые, в поисках выхода их горящего дома, все выходы которого, это опять же, - входы в тот же огонь, только с другой стороны., которой на самом дела нет. Нам хорошо… Может быть мы ещё успеем заняться этой странной любовью, пока потолок ещё не обвалился нам на голову. Мы слушаем музыку конца и смеёмся, наивные как когда-то в раю, беззлобно-невожделеющие, словно дети…» - Я обнял её за плечи,- от мучительной, отравляющей кровь страсти, остались лишь лёгкие, затуцхающие всплески. Она поддалась, не отрывая от меня повлажневшего, заворожённого взгляда. В её голосе зазвучали звенящие, чистые ноты. В ней не осталось больше ничего кроме невероятно влюблённой и доступной девчонки: «Смеёмся? Забавно… А над чем мы смеёмся» - «Да хоть над этим» - я протянул руку вверх и указал на пробоину в потолке, откуда на нас падал чёрный-чёрный, обжигающе-холодный снег, сквозь который в разорванное, словно космические обои, пространство, вплывало чёрное-чёрное , словно дыра в бездну, Солнце. Смертельно-бледная, дрожащими губами, она шептала из «Апокалипсиса»: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали». Преодолевая какие-то незнакомые, мучительные, но удивительно раскрепощающие ощущения, возможные только в конце ВСЕГО, я потянулся её поцеловать, и на нас с грохотом обрушилось СТАРОЕ, треснувшее по ветхим швам пространство…
Помочь сайту
Поздравления
