Помочь сайту
Поздравления
Восток Дальний и Ближний часть 3
Восток Дальний и Ближний часть 3
Кажется, ещё Ломоносовым было сказано, что богатеть земля русская будет Сибирью, и Дальним Востоком. И может Иван, что-то подзабыл в истории, он рабочий человек и ему это простительно, но «зерно истины» усвоил навечно». Спасибо Владимир Владимирович!
Отвлёкся Иван от своих размышлений. Тяжело ему избавиться от нахлынувших дум. Но тут уже и поездке конец. Машина лихо подъезжает, к высотному дому, и дальше движется под здание. Здесь стоянка их машины. Всё это необычно, потому что для «Петрова это ново». Даже в рифму заговорил Иван.
Не привык он к такому европейскому сервису: «хозяин тайги», а проще русский медведь. Но надо и ему выгружаться.
Итайчик крепко спит и любимого дедушку во сне видит. К нему «его счастье» издалека: аж , с Дальнего Востока прилетело. И счастья этого чуть ли не центнер весом.
Однако, и тут досада: «недовесок» его дедушка, одного килограмма до сотни не хватает. И бороды в придачу!
Дом в двадцать этажей, и Ольга с семьёй, на шестнадцатом живут. Красиво в подъезде, ничего не скажешь: два лифта работают, да зеркала кругом, и идеальная чистота вокруг.
Возможно, Наталья была права, когда у Ивана гостила. Не тот у нас уровень, но, и не ей смеяться надо. Лично она ничего хорошего за свою жизнь: ни в Биробиджане, ни в Израиле, не сделала.
При всех своих богатых данных, она всего-навсего убирает чужую квартиру, правда за хорошие деньги. Как говорится у нас «общественный санитар», ну а там частный, вот и вся разница. Не смогла она себя, свои мозги: ни там, ни здесь реализовать. Но и это не беда. Как говорил Владимир Ильич Ленин, что и кухарка, может управлять государством. Это её законное право, и никто его не отнимает. Наверно и в Израиле всё так же обстоит «с правом» Иван того не знает. Но одно, он точно знает, что никогда не надо над людьми смеяться, это уже точно грех!
За дверью квартиры завозилась собака. И вот уже, она с великой радостью встречает родных ей людей. Вся черная и стремительная, она успевает лизнуть хозяев. И на Ивана внимательно смотрит, «что-то есть в нём родное». Тонкое чутьё её никогда не подводило. Так же как и на генетическом уровне, собака может сделать свой анализ по запаху. Учёные до этого ещё не дошли, наверно потому что никогда этим не занимались. А животные в этом деле давно преуспели: «запах хозяйки, Итайчика и его дедушки».
Она не сомневается, что это он «их прародитель»: идентичен на сто процентов. Ошибки быть не может. Такую же раскладку, она сможет сделать и по голосу: «он свой, наш родной папа», она тоже его ребёнок.
- Дай лапу папочке, познакомься! – это уже Ольга к Альфе обращается, и та умилённо подаёт Петрову лапу. Собака очень довольна собой, и ей надо быть красивой, хочется понравиться их «прародителю».
Ну конечно всё это шутка, без неё на свете всем тяжело жить. Исключение, хищники!
Уложила мама Итайчика спать в его кроватку, и к отцу торопится. А тот подарки достаёт из своего чемодана. Икру и красную рыбу надо обязательно положить в холодильник, и иначе деликатесы пропадут.
Чем ещё может порадовать Иван своих детей, и внуков: ведро клюквы привёз. Ценнее нашей ягоды нет во всём мире. Она даже в рацион космонавтов входит, наша болотная красавица. И можно добавить: русская, красная, красавица.
- А вот ещё вам подарочек, это мой друг кореец Саша Че для вас передал, - и подаёт пакет с засушенным папоротником.
- Они в этом деле мастера, толк лучше нашего понимают. Его мама по своим рецептам делает. И этот для себя готовили, и получается, что для тебя Олечка.
Ольга любит всё ,что связано с её ранними, «ещё домашними воспоминаниями». И хоть она тогда ребёнком была, очень трепетно к этому делу относится.
Грибы, ягоды, черемша, папоротник, рыба: для неё это исключительные блюда. А больше того память: отец приносил. И многое она, уже сама собирала, хоть и маленькая была.
Один ребёнок у папы на шее сидит, двоих он за руки держит. И по лесу движется «святая троица», им уже дома не сидится, душа у них в лесу.
И ещё Оля любит наши ландыши. Нет, сначала подснежники, потом ландыши. Одни цветы Весну приносят.
Как в песне поётся: «я брёл наугад, по весенним протокам…..», а тут на прогалинах, уже чистых от снега, «на солнышке пригрелись весёлые подснежники».
А ландыши, это уже символ Лета. Обрядились подружки-цветочки, в белые сарафанчики. А их тут, на одном стебельке целая компания собралась хоровод поводить. Взялись они за руки, и к солнцу все вместе тянутся…. Сами они чистые, да статные красавицы, поневоле ими залюбуешься.
Это земля наша, их так богато одарила. Праздник сегодня, Лето наступило. Самое время хороводы водить, да влюбляться. А осенью свадьбы будут, как на Руси принято. Иначе нельзя.
Тут Иван не сдержался: «да я про рыбу совсем забыл. Три куска жирной кеты, себе в дорогу брал. Сам жарил.
- Это Санька Че мне три рыбины «подогнал», - заботится о своём друге. Наверно уже испортилась она, хотя осень на дворе, и не жарко. И закончил свою мысль. - Надо Альфе отдать.
Та всё хорошо понимает, и просит жирную подачку: «гав», значит «дай!»
Ольга и сама рыбу любит, и тщательно обследовав куски жареной кеты, приходит к логическому заключению.
- Тебе Альфа одной жирно будет, хорошие, «заморские деликатесы», кушать. Собачке надо хорошо русские сказки читать. А там всё чётко прописано: «кому-то вершки, а кому-то корешки». - И закончила весело. - Так что косточки, «сокровище ты наше», тебе точно достанутся.
Та не согласна с такой раскладкой, и хочет ей объяснить: «хозяйка ты не права, делить надо поровну. И это крайний случай. А лучше я сама всё поделю».
Она плутовка, каких мало на свете, эта с вида «очень милая и солидная особа с пушистым хвостом». И глаза её о том же говорят.
- Хорошо бы вам дорогие мои, всем «кукиш» в тарелочку вместо рыбы подложить». За свои, такие умные рассуждения». А то сказок начитались, верхушек там нахватались. А не знаете, что «кукиш вам», это и есть тот корень, про который в сказке говорится. Глубже «рыть» надо!
- Иди папа мойся, переодевайся. Попьёшь чай, или кофе. Я тебе приготовлю, что ты скажешь, и спать ложись. Тебе отдельная комната у нас готова, есть и отдельный туалет. Так что неудобств у нас, ты не будешь испытывать.
Посмотрел Иван в окно, а там ночной город разноцветными огнями блистает. Моря огня, а в том море дома, как корабли на рейде стоят. Каждый своими яркими огнями сверкает.
Огни живут и дышат в ночном воздухе: вдох-выдох, а то всё замерло: один живой организм. Такова фантазия человека, и сейчас она очень красива во плоти. Но ночь коротка, где-то уже и рассвет крадётся. А это уже другая жизнь города: уйдёт сказка с огнями, и дома серыми станут.
Они тоже красивы, но они «грубо» очертаны, и уже нет той красоты: что присуще морю «бездне моря и огня». Нет размаха.
- У нас праздники, и четыре дня мы все отдыхаем. Так что если ты непротив, то мы по Израилю покатаемся. Всё что успеем показать тебе, то и покажем.
- Если ты, конечно, не устал сильно?
- Да я, хоть куда поеду! Для меня только отдых и наступил.
- Я уже три месяца дома, без отдыха ягоду собираю, и продаю её. А это почти, каждый день по болотам ходить надо. Так, что находился я вдоволь, но зато денег собрал. И тебе доченька хочу подарить золотую цепочку.
- Снимает Иван со своей шеи красивую цепочку, и Ольге подаёт.
- Конечно, она не так толста и красива, как у «новых русских», - и поясняет дочери. – Сейчас так доморощенных буржуев в России зовут.
- Те в своё время печально закончили своё существование: из-за них в России революция произошла. Так сейчас они себе новое имя придумали, как говорится, с чистого листа жизнь начали. Поэтому, «по звериному», и торопятся жить!
Но главное Олечка, что цепочка моей энергии набралась. Никогда я золота не носил, но это добрая примета. И для молодого организма золото необходимо, оно свою роль играет: на здоровье, ум, фантазию, настроение. Я его «зарядил» добром, и хорошей энергией.
- Спасибо папочка! Это самый дорогой для меня подарок, Оля сияет от счастья. - Я, правда, красивая?
- И Офир, её муж тут не сдержался. И застенчиво, на русском языке, хотя он ему тяжело даётся, отвечает.
- Ты, очень красивая Оля. – И это действительно так: синеокая красавица.
- Звонит Татьяна, и спрашивает, как какие у нас планы, - это Оля спрашивает Ивана. – Я как пионер «всегда готов», хоть в любую сторону на машине катиться.
И лучше бы, он так не говорил, воспоминания снова нахлынули на него. Никак он не может успокоиться: бывший пионер Страны Советов.
Дочка понимает отца, потому что она родилась в России. А он ту школу с октябрят прошёл. Был и пионером. Только, в комсомол не в школе вступал. Считал, что комсомолец должен быть рабочим человеком, серьёзным и ответственным товарищем. А не школьником, тот совсем ещё «сопливый мальчишка». Какие государственные вопросы он мог тогда решать?
Пошёл Иван работать на завод, там и вступил в комсомол. За него поручились старые рабочие, мастера своего дела, а это тогда много значило. И его ответ они слушали внимательно, не как школьники. Но главным был один вопрос: зачем он вступает в комсомол?
Иван серьёзно отвечал: «хочу быть достойным строителем коммунизма». И это было действительно так. Петров выполнял свои трудовые нормы на сто двадцать, на сто тридцать процентов. Его фотография не раз висела на доске почёта.
А пришло время служить в армии, то провожали его и других комсомольцев, как героев, чуть ли не всем заводом, а это тысячи людей.
Всем призывникам вручили ценные подарки, и грамоты. Благодарили родителей, за достойное воспитание детей, они тоже были приглашены на собрание.
Это уже было серьёзное становление характера молодого человека. И как одного из лучших своих комсомольцев Ивана направили служить на КТОФ: Краснознамённый Тихоокеанский Флот. И даже элиту флота: подводный флот.
И там он был достойным комсомольцем, не раз поощрялся командованием. Он хорошую школу жизни прошёл: огонь, воду и торпедные аппараты. Был и на той черте, когда человека насквозь видать.
И это действительно так: когда человек и душа одно целое, а за ними смерть. Куда пойдёт душа? Она может шагнуть вперёд, а может и сжаться, съежиться, смешаться в куче человеческого хлама.
Но когда его спрашивал замполит, почему он не вступает в партию. То Иван честно отвечал: «я не достоин, быть в партии, там нужны кристально чистые люди. Я себя таковым не считаю. Он не был «особенным человеком».
Основная масса коммунистов, во время войны погибла. Они сознательно шли на амбразуры, и закрывали собой пулемёты врага. Первыми поднимали людей в смертельные атаки. Коммунисты везде были первыми: цвет всей Советской России.
А некоторые, из оккупации цветочки вывозили, и ни в чем не повинных детей «под немцем» оставляли на верную смерть. Эти «герои» выжили, укоренились: и уже давали свои многочисленные побеги.
И эти отщепенцы: иначе их нельзя назвать, все непременно в партию лезли. Для них это была лазейка в новую жизнь: «только для себя», по-другому они не могли думать и поступать. И папы их тому же учили.
- Если бы Олечка не было у нас предателей «Горбатого», да Ельцина, то наверно доченька не пришлось бы тебе из России навсегда уезжать.
- Они всенародно отреклись от своих убеждений, побросали свои партийные билеты.
- Ельцин хоть перед смертью своей попросил у народа прощения. А «Меченый» в Лондоне своё восьмидесятилетие отмечал, «ему не в чем раскаиваться?».
- Сколько русских людей они по миру пустили? С сумой на плечах!
- Никогда им прощенья не будет!
Иван, как и все простые люди, сейчас надеется на Путина, тот бесспорный лидер в России, больше не на кого надеяться.
Петров пенсионер, и хочет, что бы везде был мир. И это понятно, на всём Земном шаре. Ради детей и внуков! Чтобы они без войны пожили.
Хотя война никогда не прекращалась, ни на минуту. И в Израиле это особо остро чувствуется.
- Я тебя понимаю, и не понимаю папа?!
- Нас арабы всё время на прицеле держат. Ещё месяц назад на нас ракеты сыпались, о каком мире ты говоришь?
- На агрессию, надо отвечать только силой!
- Ты сам мне всегда говорил про наших казаков. Те всегда так воевали и побеждали любого врага. И мы обязательно победим своего врага.
Ольга действительно воинственная амазонка, в ней есть такая жилка. И отцу нечего сказать: казаки действительно часто перенимали тактику своего врага. И, как говорится: били врага, его же оружием.
Но на этом острая дискуссия закончилась. Итайчик уже одетый, стоит у выхода из квартиры. Астра ни на шаг от него не отходит. Она только говорить не может, а так за ребёнком следит не хуже мамы. И так с самого дня рождения, уже год и три месяца.
Порой и терпит от него боль, но это не мешает ей любить «своего ребёнка», она всё прощает ему. Душа у неё большая и добрая.
А может у всех душа одинаковая? Её-то, зачем делиться на нации, породы, виды, подвиды, и так далее? Это человек придумал, и как обычно что-то не додумал, всё намного проще!
- Астра на место! – значит, её не берут с собой, собаке очень обидно. «Ни за что обижают её, «собачья жизнь!»
Под домом гараж, и уже летит машина к морю. Там должны их встречать Таня с мужем, и Саша, с Димой. А вокруг сказка, и в ней, пальмы растут. Даже не верится Ивану, что и он когда-то сможет в сказке побывать. Ведь он человек «северного исполнения»
- А у нас на Дальнем Востоке осень, наверно и снег скоро ляжет. А здесь тридцать градусов жары: «лепота кругом». На этот раз я зиму «чуть-чуть обхитрил»
Больше всего Петрова удивила набережная Тель-Авива, она вся из досок сделана, и это не один километр. Да всё так ловко подогнано, что и щелей не видать. Никогда бы не подумал, что в Израиле, такое чудо увидит. Ему всегда казалось, что только в России: «доска к доске, руки в смоле: голова работает, душа отдыхает» - плотник это.
Но и тут мастера на славу всё делали: «столько углов надо было вывести». Чтобы, как яичко, всё гладко получилось. В любую сторону катиться можно.
Итайчик сидит в коляске, Дед его катит по набережной. Рядом бушует Средиземное море. Валы его волн докатываются до набережной, и навсегда усмиряют свой бег. Нет у них уже той силы, что издалека ведёт свой разбег. Тут есть, что посмотреть, впечатляющее зрелище.
Из далекого моря, волна, как стена движется. Но тут, недалеко от берега, волнорезы кромсают её на части, бут-то ножом режут её живой, могучий организм .
С тяжким стоном волна резко оседает, совсем, как раненый зверь. Остриё ножа человека, до её сердца достало. Но она ещё движется на берег в своей агонии умирать.
Для деда счастье, снова видеть море. Там у нас Японское море, и Тихий океан, но и здесь впечатляет. Да и внук доволен: «у обоих в душе морская романтика: «что у старого, то и у малого».
Но тут соска летит подальше от коляски: «отлично малыш!» Ручонки «капитана», властно показывают направление деду. А там движутся им навстречу: его тётя Таня, с дядей Асси, дядя Дима, и дядя Саша. Как «командиру» не приветствовать их?!
Малыш хорошо их знает, они всё время его балуют, весь дом завален игрушками. И он приветствует их радостными возгласами.
Обнимается Дима с отцом, на глазах у него слёзы, он всегда так реагирует. Сын очень чувствительный человек, и любит своего папу. Аура у сына тонкая и ранимая, несомненно, что такие люди многого в жизни добиваются, конечно, если идут своей стезёй.
Не получилось у него, и всю свою жизнь он жалеет, что не танцует.
- Ты знаешь папа, как мне было обидно. Все дети с мамой живут, а я в интернате учусь в другом городе.
- Почему я один? – это уже когда он в Биробиджан приезжал. – Ты знаешь, как я плакал там, и не стыдился своих слёз! Хотя я уже и не маленький был.
- Почему так мама поступила? – вытер слёзинки. - Мне тебя всегда не хватало в этой жизни.
- Ивану тяжело ответить на этот вопрос. Да и не может он это сделать, комок в горле у него. Но тут, прорвалось, что-то малопонятное. Тут душой надо понимать.
- Она всегда о себе думала.
Не стерпел Саша: «мы очень тебя любим папа! И очень скучали без тебя.
Таня вся съёжилась, улыбка исчезла с её лица. Это двадцать лет её разлуки с отцом, только сейчас в Израиле встретила его. Она всё это время здесь работала и училась. И только недавно закончила университет. Понятно, что и ей без отца жилось не сладко.
Асси тут же, успокаивает жену. Им уже за тридцать пять перевалило. Она беременна, и это будут её первые роды, ей никак нельзя волноваться.
«Молодые» разные по виду, но души у них одинаково добрые. Сейчас они, что пара голубей, ухаживают друг за другом. И отцу на душе, сразу легче становится: «жалко, что ваша бабушка не дожила до этого счастливого времени». Наверно всю жизнь мечтала об этом. Жила
Мы многое понимаем, только тогда, когда у нас самих мудрость появляется. Но для этого надо немалую жизнь прожить, и постоянно «учиться, и учиться». Однако и здесь бывают пустоцветы.
- Я уже должна родить, со дня на день. Всё тебя ждала папочка. Теперь жди подарочек!
- Танечка я давно мечтал о таком счастье!
- Все уже давно в дедушках ходят, с внуками водятся.
- Всю свою жизнь, я стараюсь этого не замечать, но если честно сказать у меня это плохо получается.
- Кстати доченька, раз ты заговорила про подарок, то и у меня есть тебе подарочек. Мы с тётей Таней, для тебя долго выбирали» - и подаёт ей расписной, замшевый футлярчик.
С трепетом открывает его дочка, а там золотой браслетик на руку всей своей красотой сияет. И тому не терпится свою хозяйку увидеть. Они долго ждали своей встречи, и вот встретились здесь у Средиземного моря.
- Серёжки что ты подарил на свадьбу, мне очень нравятся, я всё время их ношу: погляди какие красивые! – и добавила. - Ты очень добрый папа, только себя не жалеешь: наверно опять в долги залез? – ей искренне жалко отца. - В Израиле очень боятся «долговых ям»: тяжело выбираться.
- Нет, доченька, никому я ничего не должен. Это всё я заработал «на таёжной ягоде», своим добросовестным трудом: набрал-продал, и всем вам подарки купил.
- Как сохатый «лось», тайгу «копытил», – хорошо, что Бог здоровьем не обидел.
- А так, у нас трудно прожить: живём за счёт дачных участков, плюс грибы ягоды, лишних денег не бывает.
Сидят они все вместе «у самого синего моря» за столиками, и нет прекрасней для них чуда: иначе всю эту встречу трудно назвать. Тут всё чудо: куда ни глянь чудеса. И официанты стараются: спешат, носят заказанные блюда. И лёгкий морской бриз на подъёме: вдоволь дарит им свежесть моря. И лёгкие яхты спешат им показать свою красоту и ловкость, соперничают с чайками…..
И уходят дальше в море,
Птиц оставляя за кормой:
Гордо реют на просторе,
Да над буйною волной.
- Что там мама вам говорит насчёт моего визита в Израиль, наверно не верила, что я к вам приеду?
- Конечно, не верила! Потому, что билеты очень дорогие: это раз! Да ещё ты три посылки с подарками прислал, а это тоже деньги. Никого ты не обделил.
- А когда ты уже билеты взял, то сказала, что «никого принимать не будет». Никаких гостей ей не надо!»
- Откуда у него столько денег?
Ивану сейчас весело: ну, как не смеяться доброму человеку, над чужой жадностью, и глупостью. Хотя нельзя родителю, такое детям говорить. Тут двойной грех получается: и смеяться нельзя, и глупым человека называть тоже грешно: особенно мать твоих детей. Да и не к ней он стремился. И она должна понимать, что они уже прошли свой финиш, хотя в разные стороны бежали
Но и его понять можно, если всю праву им рассказать: «почему он смеётся», в душу, ведь не заглянешь. Не стоит ли всё это при детях говорить? Как говорится: и смех, грех, но и тут он в переплёт попал.
Когда уехали Ирина с Натальей, назад в Израиль, то у Ивана с Татьяной «на семейном фронте» всё хорошо было. Никакого разлада в семье не было, и даже близко «войны» или противостояния» не намечалось.
У Петрова всё шло обыденно: дом, работа, дача, грибы, ягоды. И если рыба дома заканчивалась, то срочно выезжал на рыбалку.
Отвезёт его Татьяна на машине до нужного отворота с трассы. А там пешком добирается он до речки, и дальше на лодке до землянки. Отрыбачит Иван ночь, и короб рыбы до дороги несёт. А там уже его Татьяна встречает. И её машина движется в обратном порядке. И так до следующей рыбалки.
Никогда Иван рыбой не торговал, потому что это очень хлопотное дело. Денег здесь не заработаешь, но грыжу, да чахотку можно «спокойно «схлопотать».
И всё же, себя рыбой обеспечить, всегда можно было. И даже сделать хороший запас на зиму. Потому что в магазине всё дорого покупать. И на пенсию тут никак не проживёшь, а без пенсии и того хуже жить.
Жена Татьяна кроме своей бухгалтерии на дому, занималась маринадами, да соленьями, и это у неё неплохо получалось. Всё, что добывали они своим трудом, срочно перерабатывалось. Люди даже шутили, что у неё «консервный завод на дому». Очень вкусно всё получается.
Не было у них причин, да и времени ругаться. Но чем ближе к отъезду Ивана из Биробиджана, до Хабаровска поездом, и далее самолётом до Израиля.
Если всё это образно представить, то это совсем не лёгкий путь. А Иван уже не один раз мысленно, и даже во сне проделывал его. То такими же сложными становились их семейные отношения.
Не могла она ехать с Иваном, по многим своим семейным причинам. И главная из них» мама её старенькая, да больная. И детям ей помогать надо, её взрослым детям.
Получается, что лететь с Иваном в Израиль она не может, и отпускать туда одного глупо. Ревность давит Татьяну: видите ли, там его жена ждёт, не дождётся, его «любимая Ирочка-дырочка». Бредит она во сне и Ванечку своими потными руками «лапает». Фу, как противно!»
- Бери билет, и едем вместе! – достойный ответ любого уважающего себя человека.
Но весь «гвоздь» в том, что и Иван уже понимает, что «его красавица», никогда туда не поедет. По крайней мере, в ближайшем, обозримом будущем.
Но Татьяна, никак не хочет признаваться в своём бессилии, не в её это привычке.
- Если бы я хотела поехать «дорогой», то я бы и сама поехала. И без твоих детей у меня есть, где остановиться, там у меня, очень много знакомых живёт.
Всё не хочет она признаться Ивану, что у неё безвыходная ситуация сложилась: никак нельзя ей дом бросить. Это выше её сил.
Никто из детей не позволит ей это сделать, потому что все их проблемы, на них лягут. «В сто раз» им жить тяжелее будет, и за бабушкой смотреть надо.
А Иван ей «своё гнёт», и он понимает, что это просто игра такая. И ещё ревность виновата. Но ход войне дан, и остановить её теперь вряд ли кто сможет.
- Возьми «справку» у своих детей, что они за бабушкой присмотрят. Всё это так просто: «золотце моё». И тогда я поверю тебе, что ты сможешь поехать в Израиль, хоть на год, даже к своим знакомым, - это Иван так дразнит Татьяну.
«Тихая война» идёт, чуть ли не каждый день. И Иван старается: не всё ей, одному ему кровь сворачивать: «пусть и ей будет весело». А то: «Ирочка-дырочка», и так далее.
И получается у них, как говорят хорошие люди в Одессе: «оба, гопака-драпака, «выделывают». Лихо пляшут, да не туда ноги ставят!»
Татьяна ему: я всегда смогу поехать в Израиль в гости, как ты к соей любимой Ирочке. Ни с кем я советоваться не собираюсь. А с тобой, принципиально, никуда не поеду!
- Если ты мне принесёшь справку «рыбка золотая», из дома, о чём я тебя раньше просил, то я тебе, так и быть поверю. – Петров очень доволен, враг почти обезоружен «его же, «железной логикой!»
- А пока тебе, твои детки, «фотоаппарат делают», то есть «огромный кукиш» в объектив» показывают!
- Получи «фашист гранату», - и ту же фигуру ей складывает из трёх пальцев. - Не будешь ты мне кровь сворачивать. – Волос длинный, а ум короткий! Не зря вас на Востоке всегда в кулаке держат!
И уже в последний день вечером: до отъезда часов семь оставалось. Приходит его любимая жена хорошо выпившая. Иван прилёг уже отдохнуть перед дорогой. Но вида не подаёт, что он не спит, и всё слышит.
Татьяна «буром» по квартире «прёт», ищет своего «кота». Получается, как в анекдоте. Где крысу, ради науки, русским самогоном напоили. И ждут учёные, через, сколько времени та полностью отключится.
А та никак спать не ложится, всё «бузотёрит»: и час, и два. Еле на ногах стоит, голова и хвост болтаются, но что-то упорно ищет она. Её и спрашивают учёные: «что же ты не спишь «красавица», тебе давно отдохнуть надо!
Но там всё, как с Татьяной: «пока коту «мурло», не начищу», то, ни за что спать не буду.
Повозилась та по квартире, и дошло до неё, что лучше «кота» не трогать. У него билеты на самолёт уже на руках, и характер у него не ангельский: и жён у него, без счёта было, «и она пока» последняя в этой иерархии». Но сколько это неопределённость будет продолжаться: и она не знает, и ему, всё равно! Конечно, обидно!
Собрала она все тёплые куртки, что были у неё под рукой, набросала их на кухонный пол. И в «знак протеста», устроилась там спать.
Немного позже Иван пришёл посмотреть «на свою «красавицу жену». Та мирно похрапывала на своей необычной подстилке. Дикий кабан, в тайге себе так «гайно» готовит, мягкую постель из веточек. Одну к одной уложит, да так ловко, что позавидуешь его фантазии.
Но Татьяна не о том думала, и сейчас думает. Вон, как ловко «свой протест», ему озвучивает: мастер класс! «На семейном совете», они что-то там решили, но для него это всё тайной останется.
Не пьёт Иван водочку уже двадцать лет, и всё это ему не нравится. Да и кому это может понравиться. Нет отвратительнее зверя, чем пьяная женщина.
Иван Татьяне всегда говорил: «в моей жизни ничего не меняется! Всё, что можно потерять: «свою семью», я уже давно потерял! И «одной женой больше, или меньше», для меня уже никакой роли не играет. Кто хочет, тот идёт рядом со мной по жизни! Не хочет: и это его право!»
В пять часов он поднимается с дивана, и начинает готовиться к отъезду. Всё у него заранее собрано, только из холодильника надо забрать красную рыбу и икру.
Настроение у него конечно отвратительное. Но дороги назад у него нет. Он всегда себе говорил: «спина всегда должна быть прямой», в любом случае жизни. Так и сейчас: только вперёд!
Засуетилась и Татьяна. Она легка на подъём. И даже если выпивает, то никогда в этом не признаётся. Организм у неё крепкий, сибирское здоровье ей помогает. И она очень быстро восстанавливается. Да так, что потом уже и ничего не докажешь, если только экспертизу делать.
Они между собой не разговаривают. Но дело спорится, и надо уже такси вызывать.
- Я сейчас за машиной сбегаю, она в гараже.
Иван с ней не спорит, пусть делает что хочет, и так очень долго продолжалось их противостояние: с ревностью, «крендельбобелями», и прочими атрибутами «дурости «на старости лет»
И вот они, молча, тащат вещи на улицу: чемодан в двадцать три килограмма, и сумку ручной клади в десять кг. Татьяна сумку, он чемодан, и опять ни слова друг другу.
Также молча, едут на вокзал. И далее всё молча. И уже билет взят на электричку. Но они молчат, на мировую идти никто не хочет.
- Что стоим «золотце не моё», - Иван это подчёркивает. – У меня пьющих женщин никогда не было, Бог миловал!
- И это всё, что ты мне хочешь сказать? – и уже ласково. – Ивашка-дурашка!
Иван не поддаётся на «провокацию», женщины легко города берут, казалось бы неприступные. «Могу и добавить»:
- Хуже, чем с тобой я ни с кем не жил! – и опережая её вопрос, добавил. – Ты после Ирины на втором месте стоишь! Больше чем вы, мне крови никто не свернул, даже все остальные вместе взятые!
Это был огромный удар по самолюбию Татьяны. Та по гороскопу лошадь, и вот она «дико взвилась», от своей узды избавляясь».
- Ну и лети «голубь мира»….
Что она там ещё говорила, удаляясь от него, Иван не понял, потому что Татьяна «перешла в галоп». Понесла……
Тащится Петров на посадку, и на душе у него тяжело: «вон чемодан, поставил его на колёсики, кати его: и нет тяжести!» А душу свою, ты как на «колёсики поставишь?»
Хорошо, что в Хабаровске его будет встречать друг Анатолий Петрович Проскурин, тот «мастер слова», любую душу развеселит……
Дети тоже не понимают, что папа «такого весёлого» вспомнил. Но тут вдоль побережья моря летит тяжелый вертолёт. Нос его тяжело наклонен, и он не торопясь движется по своему азимуту. И это отвлекло всеобщее внимание от Ивана. Даже, очень ловко получилось, не пришлось ему объясняться.
Кушает Петров заморские блюда, всё очень вкусно и сытно. Но и здесь он многое не понимает.
- Папа попробуй это, только в Израиле такие фрукты растут. Очень вкусно!
Действительно Иван такого вкуса никогда не испытывал: и как ему тут определиться: вкусно или нет? И вообще, тут всё другое.
Он даже «у себя в России» на юге не был. Проще сказать, что «деревня он!» А Израиль, это три разных полосы климата, и всё в одном государстве. Так и опять же, можно все «эти чудеса», за немного часов на машине проехать. Из одного чуда в другое лихо движешься….. Трассы, то какие…
Пальцем ткнул «в любую гору фруктов», и тебе тут же сок в пластиковый стакан выдавили. А от гранатового сока, как говорит нынешняя молодёжь, Иван вообще, «тащится», очень «мощная концентрация земной энергии, и солнца». И для него непьющего человека, ему с избытком хватает калорий.
- А это попробуй? Но уже ничего отец не хочет пробовать. И даже вставать со своего места ему не хочется.
- Завтра поедем в Иерусалим. Святые места посмотришь!
- А Таня как, ведь ей ещё вчера рожать надо было?
- Папа я тоже с вами поеду, я прекрасно себя чувствую. И тем более я не хочу от тебя отставать, так долго ждала.
- Я мечтала тебе всё показать, весь Израиль: так долго ждала!
Ещё немного и у дочери на глазах навернутся слёзы, и отец не хочет, чтобы Танечка плакала. Она и отца своего меньше всех видела, всё училась, и училась. И сейчас она не успокоилась, собирается дальше учиться.
- Я так счастлива, что ты в Израиле: легко рожать буду. Теперь у меня «мощная поддержка», муж Асси, и ты папа. Я ничего не боюсь!
- Доченьки, переведите своим мужьям. Я вам хочу сказать сейчас, то, что у меня на сердце наболело. Мне надо высказаться.
Иван Петров волнуется, и все его дети тоже. Сейчас они все его дети: и зятья тоже. Ему это надо сказать обязательно. Его родные дети ему благодарны за это. Иначе в семье, быть не должно, но лучше когда об этом скажет сам отец.
- Асси, и Офир, я очень рад, что у вас всё хорошо в своих семьях. Как говорят у нас в России: любовь, да согласие у вас. А это в семейной жизни самое главное.
- От вас многое зависит сейчас, и счастье ваше тоже. Потому что вся тяжесть семейной жизни, и неудобства быта, в основном на вас ложатся. А испытаний впереди ещё много будет. Будут трудности и личного характера, потому что «все люди на свете разные». Одинаковых людей на земле не бывает.
- И только любовь может поднять ваши души на тот уровень, где они будут красиво, и свободно парить во Вселенной. Но это не многим удаётся.
- Много испытаний в жизни, и главное из них, не растеряться вам. Берегите своих жён, матерей своих детей, и своё счастье сбережёте.
- Вы будете счастливы, и я вместе с вами.
- Я обещаю вам, что я буду вас любить, как своих детей. И ни в чём я не буду вас разделять. Сейчас для меня вы все одинаковы: дети мои!
Иван подошёл к Офиру, обнял и поцеловал зятя.
Тот засмущался, его задела искренность слов тестя: «спасибо папа!».
Офир хорошо понимает по-русски, но говорит медленно. Но это и не надо ему сейчас, душу честного человека всегда видно. Да и Ольга помогает мужу, уточняет отдельные слова.
Они оба довольны: отцом узаконены их крепкие семейные отношения. Пусть ещё крепче будет их добрый союз. У них есть на то родительское благословление!
Так же Иван обнял и поцеловал второго зятя Асси: «спасибо сынок!». Мне приятно видеть ваши добрые отношения, семейного плана. Пусть они будут вечны, я рад за вас! И я, с нетерпением жду внучку.
- Спасибо папа!
Тут уже Татьяна постаралась перевести мужу слова отца. Но внутренняя энергия души, «её трепет», и без слов передаётся на огромные расстояния. Тут никакого перевода не надо.
На семейном совете решили, что завтра, на двух машинах они все поедут в Иерусалим. Только ехать они будут порознь, а там уже встретятся.
Нельзя было не любоваться заходящим солнцем. Сейчас оно не уходило от людей в море. Погружалось там в его стихию. Своеобразно удалялось, как живое.
Очень тихо стало вокруг. Мгновение, и его волшебная, расписная «колыбель на полнеба», уже бледнела. Наше доброе Светило: Отец наш переступил, за волшебную, нами невидимую черту. Отстранился от нас, и дел наших, «по-небесному» легко «прилёг отдыхать».
Уже дома у Ольги, Иван постарался всё осмыслить. Но впечатлений было столько много, что выстроить их в логическую цепочку пока немыслимо трудно.
- Папа, как тебе нравится у нас в Израиле? – Оля ждёт ответа. Офир тоже!
- Всё необычно! Никогда таких мощных впечатлений у меня не было. И природа у вас другая: здесь я как в сказке оказался.
- Примерно тоже происходит в России, только во сне, и в детстве. Давно это было.
Мне пальмы рисует мороз на оконном стекле….
И там холод на тебя дышит, суровый край. К ним губами прикоснулся, что бы жизнь в них вдохнуть, и нет ничего, только сизый пар губы щекотит. И всё!
А здесь пальмы живые стоят. До их тепла можно дотронуться рукой, и почувствовать его. И всё тут по-другому происходит, мне надо во всём разобраться.
Ольга отца понимает хорошо, а Офир не может этого понять. Он в Израиле родился.
- Офир поехали в Россию, там ты все сразу поймёшь, как снег увидишь, – ей смешно сейчас.
Тот, смущаясь, говорит что-то на иврите Оле, и та переводит отцу: «очень холодно», я не смогу там жить.
Дочка ставит перед ними тарелку с клюквой. Сама она уже кушает ягодку, целуя каждую. Для неё это удовольствие, там тепло и холод, её уже далёкой родины.
- Наверно и я уже никогда не смогу жить в России. Отвыкла совсем.
- Офир вкуса ягоды не понимает. Для него она ценности не имеет: суровая ягодка, и судьба у неё наверно такая же «не сладкая», как у его Олечки. Но очень красивая ягода? И Оля так же свежа, и красива.
Своеобразно дыхание севера, «на зятя южанина»: две ягодки съел и достаточно для его души. У нас всё по-другому, мы от неё, силы лесной набираемся. И даже дышим её энергией. Разное восприятие души.
- Папа я не могу варить варенье. Ты можешь себе это представить? – дочке весело от своей лёгкой беспомощности. – Ты в это поверишь?
- Это дело легко поправимо, раз мама не учила в своё время, то я тебя научу обязательно. А то и Итайчик не хочет кислую ягодку кушать, смотрит на неё с недоверием. От сладкого варенья, он точно не откажется. А там витаминов, как ни в одной ягоде мира.
- Только сейчас уже время позднее и нам надо хорошо отдохнуть. У меня время сейчас «наоборот скачет», в восемь часов разница. Так что я: только спать хочу!
- А Офир молодец, за рулём он «как родился». На таких скоростных трассах, «варежку разевать, не приходится». Не перестану я удивляться таким дорогам: Эх, Россия Матушка, как я люблю тебя и такую……. Кто это сказал?
Сон уже овладел его мыслью: «только спать!»
Утром Офир взял большую машину напрокат, в Израиле это всё легко делается, без всяких проблем. Заплатил деньги, и взял на три дня. Да её хоть, насколько времени бери, на любых условиях. Это всё очень удивительно Ивану. Зато все вместе будут: Дима, Саша, Оля, Офир с маленьким Итайчиком.
Этот малыш, уже настоящий путешественник, маленький, а всё понимает. Сказали ему собираться в дорогу, так он сам маме вещи таскает. Всё подряд, из принципа «в дороге всё пригодится».
И Альфа от него не отстаёт, свой поводок носит, и она в дорогу «со всёй своей семьёй собирается». Ну, как же там без неё обойдутся, И за Итайчиком ей надо присматривать, ведь «она его вынянчила».
Но Ольгу этим номером не удивишь: «на место Альфа», та от обиды отвернулась, чуть не плачет. «Несправедливо люди поступают, сердца у них нет. А у неё большое сердце, больше человечьего, там всем место есть».
Летит машина к Иерусалиму, только шины свистят. Рядом с отцом сидит Дмитрий, он за гида у него. И сын старается, всё объясняет отцу, мечтал об этом.
- Как здесь пальмы растут?
- Да никак они не растут, их уже готовыми деревьями, пересаживают, больше человеческого роста. Растят в питомнике, как бы в больших горшочках. И так далее, тут своя технология имеется. Здесь раньше пустое место было, пустыня. А теперь пальмы растут, и другие деревья. И под каждый кустик, да дерево, труба с водой подходит. Каждый день всё в определённое время поливается.
- Так опять же, и дворников не видать?
Всё делается рано, тут и жизнь раньше начинается. Но всё живёт, благоухает своей красотой. А без человека, здесь опять пустыня будет.
Но тут показались какие-то плантации, «деревья выстроились в шахматные ряды», или чайные, или цитрусовые. Но видно, что пустых земель в Израиле мало, и, то до них просто «руки не дошли». Здесь всё легко просматривается.
Толи дело у нас на Дальнем Востоке. Куда ни погляди, травы буйные в рост человека, а над ними деревья нависают. И по тем стволам дикий виноград да лимонник, к солнцу свой разбег берёт. А порой настоящие джунгли со своими болотами, реками и озёрами. Тут уже, глазом ничего не охватишь, как ни старайся. Зато можешь запросто «в глаз получить», так мошка старается. Сама «микроскопическая «тигра», чуть ли не в микроскоп её рассматривать надо, но ядовитая, спасу нет.
Везде она достанет человека, а глаза да губы больше всего любит «целовать», открытые места. За глаз «цапнула», и тут же глаз заплыл, даже щелочки не осталось. За губу укусила, та пузырём надулась, и на подбородок повисла. Рот сразу скосоротило. Тут только бы людям посмеяться, но все укусы на теле зудят не переставая. И плакать человеку хочется.
И за окном природа резко меняется, пошли горы не горы, холмы не холмы, и пустыней не назовёшь. Какие-то серые россыпи камней. И между этими непонятными буграми. Они однообразны и монотонны. Своя нам непонятная жизнь идёт.
Ловко вьются чёрные дороги. Они, «как змеи» появляются среди этого серого ландшафта. Похоже, что змей тут, целое царство. Иначе и быть не может, в этой серой массе камней и песка.
Это Ивану так кажется. Он в тайге вырос, и у него здесь совершенно другое восприятие реальности. А что там на самом деле творится, «в глубине этого царства», никто из сидящих людей в машине, не знает. А Иван тем более.
Холмы, дороги, тропинки. Но вот и открытый навес появился. Кроме крыши, и пустых бочек, ничего там не видать.
У нас так выглядит полевой стан на сенокосе, возле Амура. И то он намного богаче вещами, и лучше обжитый людьми. Дима говорит, что это арабы живут, их стоянки. Но и тут для Ивана, ничего не понятно. Совершенно другой мир.
Иерусалим на горах находится, тоже серого камня. Наверно «от прожитых веков» поседел. Но тут уже вооружённые посты стоят. Здесь возможны теракты, досмотр машин обязателен. Видны и вооружённые женщины, они так же служат в армии.
В самом городе тоже ходит спецназ, группами по три человека. Но здесь столько туристов, что особой строгости не замечается: все движутся. Наверно это и правильно: туристу хочется особых ощущений. И если его держать под прицелом, то это глупо будет. Там нельзя по-другому себя вести, наверно на этот счёт у них свои инструкции.
Видит Иван, что кое-кто из туристов, на фоне вооружённых израильских спецназовцев фотографируется. И ему захотелось острых ощущений. Дима, как ты на это смотришь?
- Сейчас папа!
Сын быстро говорит им на иврите. И они понимают его правильно. По крайней мере, далеко не отстраняются от семьи.
Все стоят вместе, только чернокожий спецназовец, отошёл подальше от них. Вот этого колорита, и не хватает для полноценной фотографии. В Израиле много чернокожих людей, они здесь живут и работают, то ли эфиопы, то ли….. Но одно бесспорно, что все они выходцы из Африки.
Тут, всех наций хватает. Со всего света сюда люди понаехали, кто подзаработать, а кто и на ПМЖ. Но надо двигаться к Стене Плача, там они должны встретиться с Татьяной, и Асси. И наконец-то все родные встретились, они обнимаются и целуются, а маленький Итайчик восторженно хлопает в ладоши. Казалось бы, что может понимать малыш: «и вот вам результат».
Стена Плача разделяется на две половины: мужскую и женскую. Ясно было, что Татьяне, «в её положении», куда-то идти просто глупо. Получается так, что уже два дня, как она родила, хотя она пока не собирается это делать. Поэтому с ней остались Асси, Ольга с Офиром, и Итайчик. Все они сдвинулись в сторону от общей массы людей в тенёк. А людей здесь больше, чем на Восточном базаре. И это сравнение вряд ли сюда подходит. Такое ощущение, что со всего мира, они сюда собрались. Разноголосый гул, и ропот «паломников» почти парализует волю простого туриста. Накал религиозных страстей очень силён.
И над всеми людьми возвышаются Христианская церковь, и Мусульманская мечеть, тут всё рядом. Недаром Иерусалим прародитель многих религий. Тут цивилизации, накладывались тысячелетиями, на волю людей. Сколько их было, никто не знает. Но свой след, хоть где-то они да оставили. Отсюда и аура здесь везде разная: родная и не родная энергетика. Ещё можно сказать земная и неземная.
Неожиданно послышалась какая-то музыка, или подобие того, всё это очень быстро происходит. Появились какие-то служители, и умело раздвигают толпы людей.
И уже на свободное пространство, моментально вырывается на простор, масса танцующих людей. Это евреи. Все они одеты одинаково: белые рубашки, кипи на голове. Очень высоко подпрыгивают в своём танце. И как бы это сказал Иван по-русски, «лихо» всё это делают», с душой». Но это какой-то культовый танец, ему трудно об этом судить.
Обряд происходит в непрекращающемся ни на миг движении: под пение, с плясками, в сопровождении верующих.
В «своём вечном движении вперёд», - именно так это Иван понимает. – Танцующие люди, сверху «дерзко и гордо» парят на людей. Невольно те отступают. Их движение продолжается дальше.
Дима пытается сфотографировать всё происходящее, это редкие снимки, но охрана запрещает ему это делать. Под их давлением, он невольно убирает фотоаппарат. Говорят они, что-то и Саше. Тот недовольно оправдывается.
Дети прекрасно изъясняются на иврите, для них это уже родной язык. Так продолжается несколько раз. Не хочет Димка оставить отца без фотографий. Да и Ивану хотелось бы что-то редкое, на память оставить. Но Саша уже не на шутку недоволен.
- А я-то причём? Все претензии ко мне, а не к вам! Я, как громоотвод у вас!
- Сынок спокойней!
Им и не только им, а всем людям по ходу процессии ловко надевают, кипу на голову. Никто не отстраняется, всё очень быстро происходит. Петровым надо идти к Стене Плача, и дороги их расходятся.
Дома ему скажут некоторые товарищи. Ты казачьего роду-племени, а кипу, себе на голову нацепил.
- Не нацепил, но и не нарушал чужих традиций. У казаков так всегда было принято, что со своим уставом, в чужой монастырь не ходят.
- Вместе с казаками всегда воевали против их общего врага: и татары, и башкиры, и другие народы. Перед боем или в праздник, русские воины своим богам молятся, другие народы своим. И всё в одном войске. Никогда по этому поводу у них не было разногласий. Тем и сильны были казаки.
Затем Петров снял со своей головы кипу, аккуратно свернул, и положил в карман джинсов. Никакого инцидента, и даже недоразумения на этот счёт не получилось. Всем хорошо.
А там, на середине стены, где она разделяется, на самом верху сидит пара белых, голубей. И непонятно Ивану Петрову, что это такое: знамение людям, или всегда так бывает. Дети тоже ничего не могут объяснить своему отцу.
Стена прохладная, на ощупь шероховатая. Люди, в трещинки, торопливо суют записки. Затем головой, и руками к желанной стене прислонились, и на время затихли. Каждый человек просит у Бога, то, что он желает. Стена, в прямом смысле слова желанная. Энергия мысли и слова здесь сходятся. Многие люди для этого издалека приехали.
И Иван попросил то, что он хотел, конечно, здоровья.
Но молчит стена ему в ответ. Ей тут столько довелось всего услышать, что не скоро очередь до него дойдёт. Одна надежда, что там нет наших чиновников. Но и они бывает, что плачут, куда, же им деваться грешным.
Здесь нахрапом, да обманом ничего не возьмёшь. Сейчас, тут все равны, потому что все мы люди. «И волна, и пена», пред Богом предстали.
Петровы собрались все вместе, и решили, что всё нормально идёт. Надо папу дальше вести. И сейчас на очереди Христианский храм, что сверкает золотыми куполами, во всю синеву неба.
Туда вверх ведут ступени, и народу на них, что муравьев. И все они движутся, к своему дому. Это христиане со всего света, независимо от национальности на поклон идут. Это их святой долг, и хоть раз в жизни им надо его выполнить. И посмотреть самим величие этой веры: собраться под куполом Господним. Вдохнуть его духовной силы.
Саша купил для отца свечи. Они собраны пучком. Их надо зажечь от святого огня, потом притушить, и забрать домой на Дальний Восток. Пусть и там святой огонь разгорится, огонь добра. И так во всём мире.
Вот здесь лежал Иисус Христос: полумрак подземелья. Мощнейшая энергетика давит на паломников. Сейчас они все таковыми являются, будь он трижды простой турист.
Люди падают на то место и губами прислоняются к плитам, и что-то там молвят, или стонут. Энергетика настолько сильна, что многие люди уже не поднимаются, то ли от старости, то ли от болезни. Или от избытка чувств. Лежат плашмя, в узости пространства без движения. Они добились своей цели, своего желания очиститься. Пришли сюда.
Тонкий ручеёк паломников прекратил своё движение в этой узости. Он наткнулся на значительное препятствие, лежащего человека. Двигаться дальше вперед, а тем более, назад, уже никто не может. Ещё мгновение и возникнет полнейший стопор, может возникнуть и паника.
Но тут из тьмы боковых ниш, они никак не заметны, при таком скудном освящении. Тем более если ты всё время движешься только вперёд.
На том и состоит весь расчёт: не привлекать лишнего внимания, и строго следить за порядком. Иначе здесь нельзя.
Появляются два здоровенных монаха, в чёрном одеянии, с большими чёрными бородами. Они ловко берут, лежащего паломника под руки. Также ловко отрывают непослушное тело от пола. И утаскивают в сторону.
О чём говорят недовольно монахи, и на каком языке Петрову не понятно. Но почему-то он думает, что по-гречески, так его мысль работает. Тут всё относительно. Полнейшее смешение энергетик, времён и народов. Можно ошибаться, а можно всё понимать и без слов.
Снова начинается движение вперёд, заминка получилась «микроскопической». К чему и свели всё невидимые глазу сердитые монахи. А дальше были…..
У Петрова осталось на сердце своё впечатление, всё, что касается Иисуса Христа, его мук. Всё это просто выразил Биробиджанец Григорий Распутин, его друг и товарищ. В своей бардовской песне: «А у сердца есть порог». Такие слова:
Застрелили мы Талькова!
Мы загубили Иванова!
От наших рук погиб Христос,
Горе-мученьку, понёс!
Страдания его были невыносимы, но главное, что погиб он от рук человеческих, от наших рук. И как бы стыдно становится за людей, хочется очиститься автору:
А у сердца есть порог,
За порогом живёт Бог,
Он учитель для меня,
Для меня, для меня!
Дальше была скала расколотая силой небесной, так удивительно снизошёл Святой огонь на грешную землю:
Уже устали люди ждать, чуда Господнего, уже ропот начинался в массах людей. Но, не было чуда! Отошёл от них Господь, Отец наш. На погибель оставил….
И тут свершилось это неслыханное чудо, из трещины в скале засверкал долгожданный огонь. Скала раскололась и оплавилась. А огонь живёт, и, похоже, что никогда он не умирал.
Иван со своими сыновьями идёт к родным. Татьяна беременная и ей сейчас тяжело, да и Ольге с Итаем не легче. Жара здесь стоит не осенняя, если всё перевести на Дальний Восток, не менее тридцати градусов.
Петровым вопросов никто не задаёт, и так всё понятно. «Они в глубоком, душевном раздумии», и прерывать их раздумье никому не хочется.
Но жизнь берёт своё: это бесконечное движение вперёд. Замедлять свой бег время не намерено. И тем более люди. Они всегда торопятся: жить, жить, и только жить! Хотя живут в двух параллелях. Отставать и торопиться тут никак нельзя. Можешь погибнуть два раза.
- Здесь у нас есть Парк Роз, надо там тебе побывать, - это Ольга старается отвлечь отца от раздумий. – Ну, нельзя же так папа на всё реагировать: седых волос себе добавляешь!
Сейчас все они сошлись на одной духовной волне. Перестроились на обычный лад: «конечно надо!».
Деревья здесь необычные и названий их никто не знает. Но вот эти похожи на наши берёзы, только не так ярко пестрят их сарафаны. Какие-то застиранные они. Да и «очень дородные эти тёти», для русских стройных красавиц. Но присесть так хочется, на зелёную лужайку под деревья. Все устали, «но, это же парк?»
Ольга, и Татьяна посмеиваются: «здесь это можно». А сами стелют какие-то покрывала на травку: «можно садиться».
А Иван щупает зелёную травку, она небольшого росточка, и явно искусственного происхождения. Но главное, что она создаёт красивый ковёр, светло зелёного цвета. Что и требуется от неё, как с картинки она. И она сама, тут присела отдохнуть.
У нас на Дальнем Востоке, травы буйные и тёмно зелёного окраса. Местами в рост человека трава. Осенью поляжет она на землю, тогда через неё ты «никак не «продерёшься». Не то, что пройти. Ноги в траве заплетаются, и каждый шаг с трудом дается. Волей неволей матерится рыбак, или охотник.
Зато дикая коза стрелой летит по этим «распростёртым по земле «сетям». Она «порхает в воздухе, что мотылёк». Одно касание земли, и дальше полёт. Уже в лесистой рёлке она скачет, можно и ей передохнуть.
А человек дальше вперёд продирается, «он порхать не умеет»: упорно гребёт траву своими ногами. «Что за «нелёгкая», меня сюда загнала?» Это напасть такая!
- Тут земля тёплая. Но ты доченька не ложись, - это Иван Танечке говорит. – Тебе это не надо!
- Раньше папа ты нам всегда говорил, что силу человек от земли берёт, - и легла Таня на землю. – Пусть моя маленькая доченька тоже приляжет на травку, ножками поработает.
- Муж Асси, ни на шаг не отходит от неё, гладит руками её большой живот. Они уже своим миром живут, у них свои тайны. Супруги улыбаются друг другу. Им хорошо, и это главное для отца.
Дмитрий одевает отцу модные черные очки: «надо сфотографироваться!» - ему весело сейчас. – А тебе идёт папка!
- Может, ты и гитару мне принесёшь?
- Запросто!
- Дима ненадолго удаляется к группе молодых людей, и возвращается с гитарой.
- Композитор, ударь по клавишам продай талант, - это из Свадьбы в Малиновке.
- Есть детки мои, у нас в Биробиджане Гришка Распутин, непризнанный поэт. Хотя он сам никогда на это звание не претендует: он сказочник и писатель. Так он считает.
- Это мой хороший друг. Больше всех книг в городе написал. За всю историю города и области: хотя и рабочий он, и нет у него высшего образования.
- Нелегко ему в Биробиджане живётся, а порой и на травлю похоже. Даже «клочка от грамоты», на этом поприще, от нашего местного Правительства он не заработал.
- Там дано направление на развитие еврейской культуры, и это направление строго выдерживается. Умер главный зачинщик этой травли: десять добавилось, как в сказке идёт прирост чёрной силы.
- Шутят товарищи по работе, - тебе надо срочно фамилию менять Гришка, на Абрамовича, тогда и толк у тебя будет. Быстро «раскрутят: и в Израиле, и в Америке, а про Биробиджан и говорить нечего.
- И даже памятник тебе здесь поставят, при жизни. А так и в гроб загонят тебя: «ты им, как кость в горле стоишь!» - Ни одного упоминания о тебе нет: даже строчки, в истории города. Нет тебя Гриша!?
- А Распутин им своё: «я для людей стараюсь!», и далее:
- Никто из здешних деятелей всех рангов не может похвастать, что простые люди из народа. В благодарность за его труд, его целовали. А меня за мои сказки, и другие книги не один раз целовали . И даже руки целовали. – Хотя я к этому не привык, я простой рабочий, стыдно мне это.
- Вы скажете, что пьяные были?! И то, правда! - Тем выше признание в России.
- И Есенин о том говорил, и Маяковский….. и Гришка Распутин, – ему смешно о себе говорить.
- Я даже весёлый гимн ЕАО написал: Еврейской Автономной области. Тут уже, грустить не надо, «душа моя шальная, там гуляет». Мне серьёзным скучно быть.
- Такой он добрый человек, наш Распутин. Уважают его простые люди, потому что у них нет национальности. Они просто добрые, душевные люди: и этого достаточно.
- А Гришкины враги помрут от зависти, это мнение рабочих людей города. Они Гришку успокаивают: «языком молотить, не цепом колотить», - так на Руси издревле говорили.
- Но более образно, чем мой друг Саша Павленко, вряд ли кто говорил. Особенно если хотел кого-то резко осадить. Во истину богат русский язык: «Что ты трясёшься, как Жучка на помойке…..»
- А мы людей, даже здесь в Израиле повеселим: лихой перебор по струнам гитары. Пусть знают наших Биробиджанских, Распутин только обрадуется:
ЕАО – Биробиджан столица!
ЕАО – Такое чудо не приснится!
ЕАО – Средь сопок синих,
Сверкает город изумруд!
ЕАО – Здесь россыпи богатства,
ЕАО – От них здесь некуда ступить,
ЕАО – Для всех народов счастье,
И как народу гордому не быть!
И далее, Петров замирает. Потому что припев совершенно отличается от основного текста песни. Появляется постоянно убыстряющийся темп припева, тут надо петь с великим еврейским колоритом. Душа радуется простору, и стремительно летит туда. – Дети мои!
Здесь тайга – хозяин Амба, (тигр)
И рядом, северный олень.
Здесь виноград, лимонника лианы,
И нет на свете места красивей.
Здесь виноград, - лимонника лианы,
И нет на свете места красивей. – Ей, - Ей!
Молодые люди спешили к Петрову: «да мы же сами из Биробиджана приехали, правда, давно это было. Мы тогда маленькие были».
Они ровесники Димы. И уже хором утверждают абривиатуру: «ЕАО». Как говорится, нашли «своё место «в строю» песни.
ЕАО – Научная столица,
ЕАО – Мы можем ей гордиться,
ЕАО – Здесь кладезь знаний,
Но главное, конечно же – народ!
ЕАО – Здесь Марьи и Иваны,
ЕАО – Здесь Мойши и Абрамы,
ЕАО – Покажут в театре местном драму,
Как Пиня здесь золото копал.
И опять тихо начинается, и «набирает обороты» припев, полёт в бездну пространства, свободной еврейской души.
Здесь - тайга – хозяин Амба!
И рядом, северный олень,
Здесь виноград, лимонника лианы,
И нет на свете места красивей!
Здесь виноград, - лимонника лианы,
И нет на свете места красивей! – Ей – Ей!
Здесь уже нет равнодушных:
ЕАО – Одна на целом свете!
ЕАО – Чтоб мне богато жить!
ЕАО – Другой, на свете нету,
И, как еврею гордому не быть!
ЕАО – Тебя мы любим,
ЕАО - И ценим всей душой,
ЕАО – Тебя мы не забудем,
И прославляем дом родной!
Здесь – тайга – хозяин Амба,
И рядом северный олень.
Здесь виноград, лимонника лианы,
И нет на свете места красивей,
Здесь виноград, лимонника лианы,
И нет на свете места красивей. – Ей – Ей!
Равнодушных людей не было. Даже маленький Итайчик, помогал своему дедушке, ловко стучал по ладошке пластмассовой погремушкой. Жалко песня закончилась, ещё хочется петь ему, и пританцовывать: «что же ты дедушка!?»
Петровы не ожидали такого фурора, равнодушных людей вокруг не было, ему все жали руки.
- Ну, и батя у нас: выдал, так выдал! – это Дмитрий. Его гордость распирает за своего отца. Тоже большой ребёнок.
Но больше всех оценили израильтяне: «мы, как в Биробиджане побывали, на своей далёкой Родине». Мы редко так собираемся, здесь больше: всё работа и работа. Но всё к месту пришлось: «вот так встреча! Мы счастливы!»
Нет комментариев. Ваш будет первым!
