В метро часть 1 глава 9
1 мая 2022 -
Сергей Стрункин
Глава 9
Писатель Иван Суворов не сразу решил поговорить с математиком еще раз. Подходить к подозреваемому без подготовки и импровизировать – было по меньшей мере глупо. Тот был человеком сложным и неохотно говорил о смерти биолога, но в свою очередь с удовольствием вспоминал убитого товарища и его подвиги. Как странно: человеку нужно умереть, чтобы о нем сказали добрые слова. Судя по нервозности биолога, ему приходилось несладко, как и любому ученому, чей труд незаметен, а если и поощряется, то поздно…
Математик сидел на своем привычном месте возле бледного трупа своего друга. Он почти не реагировал на внешние раздражители. Изредка он посматривал по сторонам, еще реже протирал свои очки, однажды даже достал из портфеля книжку и попытался почитать, но из-за шума в вагоне – отложил ее и что-то нервно пробормотал. Наблюдения Ивана нарушил военный:
- Что сидишь все? Так всю жизнь и будешь медитировать!
- Да, если того потребует ситуация. А что еще здесь делать? Мне мало интереса ходить, как ты, и выпытывать информацию из людей. Мой метод совсем другой…
- Сидеть и думать? Ты думаешь преступник сам тебе в лапы упадет?
- Я не просто думаю…
- А что же еще?
- Я выжидаю момент, когда наиболее правильно подойти к подозреваемому и поговорить.
Игорь Чернов посмотрел с недоумением на друга и спросил:
- Ты серьезно думаешь, что убийца этот слабак – математик?
- Он главный подозреваемый! Кого же еще подозревать? Он вполне мог убить биолога, и он единственный кто знал его…
- Единственный? Как ты можешь быть уверен в этом?
- Я опираюсь на те факты, которые нам известны. Я не собираюсь огульно его осуждать и обвинять. Надо выждать время, и он обязательно себя выдаст.
- Странный метод, Вань. Ты в своих книжках пишешь о деятельных сыщиках, а сам сидишь и ждешь. Что-то не сходится…
- В книжках другие истории и обстоятельства, а у нас…
Подполковник запаса посмотрел на своего друга и спросил:
- Ты не перегрелся от мыслительной деятельности? Что-то вид у тебя нездоровый.
- Это объясняется нехваткой свежего воздуха. Мы заперты в этом вагоне уже почти два часа. Так что это нормальная реакция. Если бы я хотя бы на пять минут вышел на улицу, то сразу бы раскрыл преступление…
- Но мы имеем, то что имеем. Такие условия – мы их не выбираем. Но мы взяли на себя ответственность, поэтому надо постараться. Ты понимаешь, Иван?
- Я только об этом и думаю. Но мысли уже путаются. Не знаю. Я ничего не знаю…
- Так! Только не сдавайся, солдат! Доведи дело до конца!
- Нет, я не сдамся. Но я уже жалею, что пообещал раскрыть это дело. Перед людьми будет стыдно. Писатель детективных романов захотел поиграть в сыщика и был посрамлен…
- Это звучит как заголовок передовиц газет. Думаешь наши старания возымеют такое влияние на общество?
Иван засмеялся впервые за долгое время. Это был скорее нервный и истеричный смех. Он спросил:
- Игорь, тебе удалось еще что-нибудь выяснить?
- Пока больше ничего достойного внимания. Я слежу за бандитом, но тот почти не двигается – точно прилип к креслу своим толстым задом.
- У меня тоже пока ничего. Я перед твои приходом, собирался поговорить с математиком еще раз, но не знаю, как лучше к нему подойти…
- Как! Подошел, задал нужные вопросы, сделал выводы и ушел!
- Не все так просто. Он не слишком легко идет на контакт. И просто он не слишком открытый и разговорчивый человек. Даже ты менее лаконичен…
- Ну не знаю. Я, когда выпью, очень даже компанейский парень. Друзья могут подтвердить.
- Нет. Я не знаю твоих друзей и знать не хочу. Мне одного вояки хватает. А иначе сторонники устава меня поглотят…
- Не такие уж мы страшные и точно не глупые…
- Это спорное утверждение! Ты скорее исключение из правил, но остальные представители послушников устава мягко говоря меня не впечатлили.
- Ты это переставай, а то я и обидеться могу!
- Не обижайся. Это тебя напрямую не касается, учитывая, что ты сам эти структуры не любишь.
- Да. Я их просто ненавижу, но ты не имеешь права говорить так об офицерах и солдатах. Сам ты не служил и не можешь нас критиковать. Ты не знаешь: какие есть замечательные люди в военных силах. Люди долга и совести! Люди, давшие присягу, и свято выполняющие ее законы.
- Верю-верю. Не хотел тебя задеть за живое. Ты же надо мной тоже постоянно подшучиваешь…
- Я старше тебя – мне можно!
- Что-то я не знаю таких правил. Дедовщина какая-то!
Игорь засмеялся. Иван тоже улыбнулся.
- Ну вот же! А то сидишь на своем месте и тухнешь. Вокруг люди, а среди них убийца, ты же хандришь и бездействуешь. Так не пойдет. Что ты там задумал?
- Допросить математика…
- Так дерзай! Что ты все сидишь? Ноги в руки и пошел…
- Думаешь? Прямо сейчас?
- Именно. Потом может быть поздно. Давай-давай! А то двигаться разучишься, забудешь, как ходить. Ну же, парализованный! Встал…
- Хватит с меня твоего военного пафоса. Иду уже.
- Подойди к священнику по пути.
- Зачем?
- Пусть он тебя благословит на допрос математика.
- Пошел ты!
- Иди-иди…
Иван Суворов неохотно двинулся в сторону математика. Он наспех старался продумать ход беседы и, хотя бы подобрать вопросы, но не заметил, как оказался под испытывающем взглядом ученого, тот спросил:
- Что вам нужно, молодой человек? Опять пришли допрашивать? Может хватит играть в сыщика?
- Я вполне понимаю, что это не игра – я взрослый человек. Но я так же понимаю, что вы тот единственный человек, который знал убитого биолога за пределами этого вагона…
- Из этого вы делаете вывод, что убийца я? Странный вывод. Я любил Витаутаса и очень его уважал. Он был сложным и непримиримым человеком. Ученый-бунтарь, если хотите…
- Но что-то изменилось или могло измениться и ваше уважение к нему трансформировалась в зависть. Как вам такой поворот? Я долго думал и не знаю другого человека, имеющего мотив убивать незнакомого ученого…
- Такой поворот?! Вы себя слышите? Вы подтасовываете факты. Вы хотите обвинить меня в действии, которое я не совершал. Во-первых, вы не имеете права, потому что не являетесь служителем закона и не обладаете такими полномочиями, во-вторых, у вас нет никаких доказательств, а в-третьих, я …
- Подождите. Да, я не имею права вас заковывать в наручники, но меня выбрали неофициальным следователем…
- Кто вас выбрал?
- Люди. Было же голосование.
- Но это было не единогласное решение. Я был против, если помните. Я не поднимал руки, не голосовал за вас и не собираюсь. Я считаю, что это детский сад.
- Что же по-вашему нужно было делать? Ждать?
- Да, а почему нет? Рано или поздно нас отсюда выпустят и за дело возьмутся настоящие профессиональные следователи и криминалисты.
- Вот именно, что рано или поздно, а за это время кого-то из нас могут еще убить…
- Знаете, молодой человек, я пожил немало и знаю, что от судьбы не уйдешь. Если вас захотят убить, то сделают это, и вы не сможете спастись от этой участи.
- Что же вы предлагаете? Ждать, когда нас всех перебьют? Или же вы все же как-то замешаны в убийстве биолога?
- Думайте, что хотите. Я оправдываться не собираюсь. Особенно перед вами – наглецом и хамом!
- Вот только оскорблять меня не надо! Я вам не хамил. Я опираюсь на логику происходящего, и вы тот вариант, который имеет наибольшую вероятность…
- Я уже стал вариантом? Какой ужас! Вы себя слышите?
- Не надо устраивать сцен! Ваше негодование еще больше убеждает меня в правильности моих выводов. Вы только внешне спокойны и тихи, а внутри бушует буря. И она могла подтолкнуть к преступлению. Вы даже может сами этого не хотели разумом, но эта буря сильнее…она заставила вас взяться за нож.
- У меня нет с собой оружия!
- А я этого не могу знать наверняка. У меня нет полномочий обыскивать вас или кого-то другого. Я и без этого догадываюсь…
- Хотите? Обыщите!
- Зачем? Я почти уверен, что ножа у вас при себе нет.
- Вот. А из этого следует, что убийца не я!
- Из этого следует, что вы умны и расчетливы и уже избавились от орудия убийства, не желая быть пойманным с поличным.
- Вы просто изверг какой-то! Так дела не делаются, молодой человек!
- Разубедите меня, если сможете. Пока я склонен думать исключительно в этом ключе, но если вы поделитесь со мной своими предположениями и догадками, то может я поменяю свое мнение…
- Убить мог кто угодно!
- Это не факт! Кто угодно не мог. Вряд ли это сделала одна из студенток или один из корейцев.
- Но остальные-то могли.
- Например, кто?
- Вы сейчас толкаете меня на путь оправданий и обвинений. Нет, я на это не пойду. Оправдываться мне не перед кем и обвинять я никого не буду.
- Ваше дело. Я все еще считаю, что вы главный подозреваемый.
- Думайте, что хотите. Мне уже все равно.
Писатель Иван Суворов испытал чувство жалости к этому странному человеку. Он ведь уже не молод, а так и не научился себя защищать и оправдывать, считая эти действия низкими и не достойными внимания, но жизнь такова, что защищаться нужно…и нападать тоже.
Он смотрел на старого ученого и понимал, что тот вполне мог быть убийцей. Может быть поэтому он и не обвиняет никого и не защищается, потому что убийца – это он? Доказательств нет. Но вполне вероятно, даже очень…
А что тогда насчет воздушных потоков? Почему никто не сознался, что передвигался в темноте? Какая была причина? Вопросов было больше, чем ответов, намного больше…
- Молодой человек, вы так и будет стоять передо мной? Может уже арестуете? – посмеялся математик.
- Я задумался.
- Хорошо, что вам есть чем думать – редкий дар в наше время. Что же вы надумали?
- Подождите.
- Времени много. Я подожду. Мы уже давно никуда не едем.
- Извините. Мне надо отойти. Мы потом продолжим разговор.
- Буду вас ждать с новыми обвинениями…
Писатель уже не слушал математика. Он снова сел на свое место. Вопросы, не получившие ответов, рождают загадки. Как бы докопаться до правды и сути…
- Что же я упустил? Где эта зацепка, от которой можно построить причинно-следственную связь? – думал Иван, - что же такого важного я просмотрел?
Суворов сидел на своем месте и думал, думал, думал…
Что-то происходило вокруг, но его это больше не занимало. Он пытался найти ответы.
В это время местный сумасшедший Петр Трудный вновь переживал прилив сил. На этот раз он не изображал собаку, а предстал перед людьми в роли Ленина. Он ходил из одного конца вагона в другой, делал характерный жест рукой и говорил:
- Верной дорогой идете, товарищи!
И добавлял свое многозначительное:
- Опаньки!
Все это происходило на глазах писателя и очень его испугало, ведь безумие всегда вызывает страх у человека нормального. Сумасшедший всегда за гранью понимания, за пределами человеческого понимания, он где-то ниже плинтуса разума среднестатистического человека.
- Учиться, учиться и еще раз учиться! – говорил безумец и поднимал указательный палец вверх.
Казалось, что ему нет дела до репутации, до отношения к нему окружающих людей – в этом был весь он – безумец, чья жизнь не представляла ценности для общества, а лишь вызывала опасность, способная нарушить нормальный ход событий в социуме…
Через несколько минут он начал прыгать и кричать:
- План! План! У меня есть план! Опаньки!
- Замолчи уже! Надоел! – отреагировал бизнесмен Пелястров.
Сам Виктор Пелястров в это время что-то рассматривал в своем телефоне, конечно, дорогом, самым дорогом…
Он тыкал пальцем в экран телефона с таким остервенением, что было понятно: почему он заработал такое состояние? Будучи человеком целенаправленным, он всегда был готов идти по головам. Ради достижения цели для него были хороши любые средства. И методы, которые он иногда выбирал, граничили с чертой, за который уже был нарушен закон.
- Никакого покоя! Одни сумасшедшие! Куда я попал? – кричал он, глядя, как безумец уже превратился в капитана корабля и призывал отчаливать от берега.
Пелястров был человеком непростым. Его следовало бояться. Большой бизнес, так или иначе, связан с такими людьми – с которыми лучше не иметь дела, тем кто хочет жить размеренно и спокойно. Он до сих пор был сильно расстроен своим непопаданием на деловую встречу и потому злился на весь мир, и обвинял во всем окружающих.
Суворов перевел взгляд на женщину из племени. Та все еще стояла в углу вагона и не привлекала никакого внимания. Может она делала это специально, а может в силу характера и национального менталитета. Писатель подумал, что причиной была – излишняя скромность женщины, но когда она неожиданно поймала любопытный взгляд писателя, тот сильно испугался – ему показалось, что в глазах женщины горят костры – такой силы был этот взгляд…
Потом она стала перебирать бусинки на ожерелье и продолжала отрешенно смотреть в окно, где была лишь непроглядная темень.
И бизнесмен, и женщина из племени находились справа от писателя, в то время сумасшедший наконец остановился и занял позицию слева. По правую же руку от Ивана сидел его друг – Игорь Чернов.
Он был всегда деятелен и готовый прыгнуть в пекло, если того требует ситуация. Его военная выучка и выправка выделяли его из этого уставшего сообщества людей. Казалось, если случится сейчас война, прямо в вагоне, то Чернов без промедлений бросится на врагов даже без оружия. Такой он был сильный и уверенный, каждый шаг его был отточен, каждое его движение имело смысл. Игорь создавал впечатление человека, который знает, чего хочет и обязательно этого добьется.
Он всячески пытался помочь Ивану в сложном деле, что-то подсказывал, собирал информацию, подслушивая разговоры людей, предлагал варианты, но все это было в пустую…
Игорь Чернов сидел и молчал, было ощущение, что он задремал, но Иван отлично знал, что его друг так делает специально, чтобы люди потеряли бдительность. На самом деле Игорь смотрит на них через маленькие щелки век и слушает их разговоры очень внимательно.
Священнослужитель в это время сидел слева и молился. Молитва и смирение – необходимые атрибуты во всех сложных ситуациях для человека верующего. Священник – проводник Божий на Земле. Через представителей церкви с народом говорит сам Господь Бог и это знает каждый прихожанин, посещающий церковь. Для многих людей жизнь не имеет смысла, если в воскресенье не прийти на службу. В этом многие находят утешение – исповедь, причащение…
Сам протодьякон Владимир Постнов был довольно заметным персонажем в этом микромире, хотя излишнее внимание к себе не привлекал, старался по крайней мере…
Рядом, слева от священника, сидел учитель каратэ – Такеши Симидзу. Он читал книгу и был совсем незаметен. Изредка он почесывал голову и смотрел вдаль, видимо глаза его уставали – освещение в вагоне было не самым ярким и пригодным для чтения.
Писатель попытался рассмотреть: что за книгу читает учитель и увидел, что это одна из книг Бернара Вербера – это он понял по задней стороне, где была фотография автора.
- Интересный выбор! – подумал Иван, - любая книга Вербера – хорошая, а потому не так важно: какая?
Писатель продолжил свои наблюдения и следующим персонажем был, стоящий справа – Гвидон Хлыстов – человек с измученным выражением лица и весьма болезненного вида. Он ничего не делал, а просто смотрел по сторонам, как будто старался что-то заметить или увидеть, но, как не старался, ничего не находил стоящего внимания. После этого он страдальчески опускал голову и долго о чем-то думал…
Внимание Ивана привлек разговор двух женщин: врача Людмилы Семеновны и дамы с собачкой, обе находились слева.
- Сколько мы будем здесь сидеть? Мой мопсик уже хочет домой, уже умаялся.
- Не знаю. Но есть же какая-то причина: почему нас не вытаскивают. Я уверена, дорогая, что скоро мы выйдем отсюда. Это не может продолжаться вечно.
- Может они не знают, что мы здесь застряли?
- Такого быть не может. Службы безопасности метрополитена следят за движением каждого состава и, если случается поломка, то они узнают об этом первыми. Подумай, ведь за нами по этим путям должны следовать другие составы…
- В чем же тогда причина?
- Я думаю, что причина этой остановки состава кроется в серьезной поломке. На восстановление хода поездов нужно время – вот они и ждут!
Дама с собачкой посмотрела на часы:
- Боже мой, уже два часа в подземелье, без воздуха, без солнца, без связи с внешним миром…
- Не переживай так, дорогая, скоро все наладится, и мы будем на воле. Вот увидишь.
- Я больше за «моську» волнуюсь. Он не ел уже с 15-00. Так и с голоду помрет.
- Нет, не помрет. Человек может прожить без еды несколько дней. Думаю, что мопсы тоже существа терпеливые и живучие.
- Но он так привык кушать по времени, а сейчас тот момент, когда он должен ужинать.
- Думайте о себе тоже, а не только о мопсе.
- О себе?
- Да, и о людях в вагоне. Вполне допускаю, что многим из находящихся здесь вскоре потребуется психологическая помощь – это же стресс какой!
- Ужас какой!
- Это экстремальная ситуация и она может вывести их равновесия любого, даже самого стойкого и уравновешенного человека…
- Я с вами согласна.
Писатель перевел взгляд на Леопольда Лаптева, сидящего справа. Об этом человеке пока было мало известно, но он вел себя спокойно. После нескольких потасовок случившихся, когда состав остановился, все люди успокоились и смирились со своей участью. Не был исключением и Леопольд. Он тоже сидел и смотрел на людей. Было видно, что он подмечает абсолютно все. Ни одна мелочь не могла ускользнуть от взора бородача. Он, как заправский сыщик, наблюдал за людьми. Но, надо сказать, что большого выбора занятий в вагоне не было и потому половина людей сидели и наблюдали за другими, а те, за кем наблюдали, всматривались в наблюдателей…
Так и глядели люди друг на друга…
Писатель посмотрел вправо, где сидел бандит – Василий Ермаков. Непробиваемость этого человека вызывала восхищение. Он почти не реагировал на происходящее. Он прекрасно знал, что его подозревают в убийстве, но и бровью не повел. Толи он уверен в своей невиновности и неподсудности, толи умело скрывал свои эмоции и чувства. Писатель глядел на него, но не мог разглядеть ничего достойного внимания. За темными стеклами очков бывшего бандита не было видно ничего. Тот, как будто отгородился от мира стеной равнодушия. Его не интересовало ничего из происходящего в вагоне.
- Может быть в бытность бандита он уже был не раз шокирован, - подумал Иван, - поэтому сейчас его удивить трудно, даже невозможно.
Василий Ермаков был очень интересным персонажем, но вот с какой стороны не смотри, а раскусить его не получается. Хоть бы знать, о чем он думает, чем живет? Но подходить к нему решится только равный ему по статусу, например, Игорь Чернов – тот не боится никого.
Писатель посмотрел на последнего персонажа, который сидел чуть левее и, напротив. Им был – математик. После недавнего обвинения ученый не сильно нервничал, если так можно говорить о людях, застрявших под землей, он все еще разглядывал внутреннюю сторону своих очков. Никто не знал, что Иван подозревает его в убийстве биолога, писатель это не афишировал пока. Он не был уверен, но отвергать или игнорировать единственную достойную версию – он не хотел и не мог.
Математик был сложным человеком, как и любой ученый, но упорство, с которым он отвергает любые нападки Ивана, поражает. Но после последнего разговора и обвинения в убийстве, Иван еще более уверился в правильности своей версии.
- Ничего, голубчик, не отвертишься! – думал новоиспеченный сыщик, - когда придет время – ответишь за все, что натворил!
Последним персонажем, на которого пал взгляд Ивана, был убитый биолог, тот уже ничего не мог сказать, поэтому писатель не стал заострять внимание на убитом, а решил подвести промежуточные итоги.
В это время напряжение в вагоне снова стало мигать. Подача электричества, то прерывалась на пару секунд, то снова восстанавливалось. Это жутко взволновало людей.
- Не покидайте своих мест! – проснулся военный, - не паникуйте! Оставайтесь на своих местах, пожалуйста!
Через десять секунд электричество пропало совсем, и люди погрузились в непроглядную темноту второй раз за два часа.
- Опаньки! – воскликнул сумасшедший.
И никто не мог ему возразить. Каждый из людей мог в этот момент подписаться под возгласом безумца. Лучше не скажешь. В этом слове вся суть происходящего.
Страх пошел в массы. Многим казалось, что их погребли заживо – настолько было темно, и воздуха явно не хватало. Кто-то попытался зажечь дисплей мобильного телефона, но это не возымело нужного эффекта.
Люди ждали…
Писатель Иван Суворов не сразу решил поговорить с математиком еще раз. Подходить к подозреваемому без подготовки и импровизировать – было по меньшей мере глупо. Тот был человеком сложным и неохотно говорил о смерти биолога, но в свою очередь с удовольствием вспоминал убитого товарища и его подвиги. Как странно: человеку нужно умереть, чтобы о нем сказали добрые слова. Судя по нервозности биолога, ему приходилось несладко, как и любому ученому, чей труд незаметен, а если и поощряется, то поздно…
Математик сидел на своем привычном месте возле бледного трупа своего друга. Он почти не реагировал на внешние раздражители. Изредка он посматривал по сторонам, еще реже протирал свои очки, однажды даже достал из портфеля книжку и попытался почитать, но из-за шума в вагоне – отложил ее и что-то нервно пробормотал. Наблюдения Ивана нарушил военный:
- Что сидишь все? Так всю жизнь и будешь медитировать!
- Да, если того потребует ситуация. А что еще здесь делать? Мне мало интереса ходить, как ты, и выпытывать информацию из людей. Мой метод совсем другой…
- Сидеть и думать? Ты думаешь преступник сам тебе в лапы упадет?
- Я не просто думаю…
- А что же еще?
- Я выжидаю момент, когда наиболее правильно подойти к подозреваемому и поговорить.
Игорь Чернов посмотрел с недоумением на друга и спросил:
- Ты серьезно думаешь, что убийца этот слабак – математик?
- Он главный подозреваемый! Кого же еще подозревать? Он вполне мог убить биолога, и он единственный кто знал его…
- Единственный? Как ты можешь быть уверен в этом?
- Я опираюсь на те факты, которые нам известны. Я не собираюсь огульно его осуждать и обвинять. Надо выждать время, и он обязательно себя выдаст.
- Странный метод, Вань. Ты в своих книжках пишешь о деятельных сыщиках, а сам сидишь и ждешь. Что-то не сходится…
- В книжках другие истории и обстоятельства, а у нас…
Подполковник запаса посмотрел на своего друга и спросил:
- Ты не перегрелся от мыслительной деятельности? Что-то вид у тебя нездоровый.
- Это объясняется нехваткой свежего воздуха. Мы заперты в этом вагоне уже почти два часа. Так что это нормальная реакция. Если бы я хотя бы на пять минут вышел на улицу, то сразу бы раскрыл преступление…
- Но мы имеем, то что имеем. Такие условия – мы их не выбираем. Но мы взяли на себя ответственность, поэтому надо постараться. Ты понимаешь, Иван?
- Я только об этом и думаю. Но мысли уже путаются. Не знаю. Я ничего не знаю…
- Так! Только не сдавайся, солдат! Доведи дело до конца!
- Нет, я не сдамся. Но я уже жалею, что пообещал раскрыть это дело. Перед людьми будет стыдно. Писатель детективных романов захотел поиграть в сыщика и был посрамлен…
- Это звучит как заголовок передовиц газет. Думаешь наши старания возымеют такое влияние на общество?
Иван засмеялся впервые за долгое время. Это был скорее нервный и истеричный смех. Он спросил:
- Игорь, тебе удалось еще что-нибудь выяснить?
- Пока больше ничего достойного внимания. Я слежу за бандитом, но тот почти не двигается – точно прилип к креслу своим толстым задом.
- У меня тоже пока ничего. Я перед твои приходом, собирался поговорить с математиком еще раз, но не знаю, как лучше к нему подойти…
- Как! Подошел, задал нужные вопросы, сделал выводы и ушел!
- Не все так просто. Он не слишком легко идет на контакт. И просто он не слишком открытый и разговорчивый человек. Даже ты менее лаконичен…
- Ну не знаю. Я, когда выпью, очень даже компанейский парень. Друзья могут подтвердить.
- Нет. Я не знаю твоих друзей и знать не хочу. Мне одного вояки хватает. А иначе сторонники устава меня поглотят…
- Не такие уж мы страшные и точно не глупые…
- Это спорное утверждение! Ты скорее исключение из правил, но остальные представители послушников устава мягко говоря меня не впечатлили.
- Ты это переставай, а то я и обидеться могу!
- Не обижайся. Это тебя напрямую не касается, учитывая, что ты сам эти структуры не любишь.
- Да. Я их просто ненавижу, но ты не имеешь права говорить так об офицерах и солдатах. Сам ты не служил и не можешь нас критиковать. Ты не знаешь: какие есть замечательные люди в военных силах. Люди долга и совести! Люди, давшие присягу, и свято выполняющие ее законы.
- Верю-верю. Не хотел тебя задеть за живое. Ты же надо мной тоже постоянно подшучиваешь…
- Я старше тебя – мне можно!
- Что-то я не знаю таких правил. Дедовщина какая-то!
Игорь засмеялся. Иван тоже улыбнулся.
- Ну вот же! А то сидишь на своем месте и тухнешь. Вокруг люди, а среди них убийца, ты же хандришь и бездействуешь. Так не пойдет. Что ты там задумал?
- Допросить математика…
- Так дерзай! Что ты все сидишь? Ноги в руки и пошел…
- Думаешь? Прямо сейчас?
- Именно. Потом может быть поздно. Давай-давай! А то двигаться разучишься, забудешь, как ходить. Ну же, парализованный! Встал…
- Хватит с меня твоего военного пафоса. Иду уже.
- Подойди к священнику по пути.
- Зачем?
- Пусть он тебя благословит на допрос математика.
- Пошел ты!
- Иди-иди…
Иван Суворов неохотно двинулся в сторону математика. Он наспех старался продумать ход беседы и, хотя бы подобрать вопросы, но не заметил, как оказался под испытывающем взглядом ученого, тот спросил:
- Что вам нужно, молодой человек? Опять пришли допрашивать? Может хватит играть в сыщика?
- Я вполне понимаю, что это не игра – я взрослый человек. Но я так же понимаю, что вы тот единственный человек, который знал убитого биолога за пределами этого вагона…
- Из этого вы делаете вывод, что убийца я? Странный вывод. Я любил Витаутаса и очень его уважал. Он был сложным и непримиримым человеком. Ученый-бунтарь, если хотите…
- Но что-то изменилось или могло измениться и ваше уважение к нему трансформировалась в зависть. Как вам такой поворот? Я долго думал и не знаю другого человека, имеющего мотив убивать незнакомого ученого…
- Такой поворот?! Вы себя слышите? Вы подтасовываете факты. Вы хотите обвинить меня в действии, которое я не совершал. Во-первых, вы не имеете права, потому что не являетесь служителем закона и не обладаете такими полномочиями, во-вторых, у вас нет никаких доказательств, а в-третьих, я …
- Подождите. Да, я не имею права вас заковывать в наручники, но меня выбрали неофициальным следователем…
- Кто вас выбрал?
- Люди. Было же голосование.
- Но это было не единогласное решение. Я был против, если помните. Я не поднимал руки, не голосовал за вас и не собираюсь. Я считаю, что это детский сад.
- Что же по-вашему нужно было делать? Ждать?
- Да, а почему нет? Рано или поздно нас отсюда выпустят и за дело возьмутся настоящие профессиональные следователи и криминалисты.
- Вот именно, что рано или поздно, а за это время кого-то из нас могут еще убить…
- Знаете, молодой человек, я пожил немало и знаю, что от судьбы не уйдешь. Если вас захотят убить, то сделают это, и вы не сможете спастись от этой участи.
- Что же вы предлагаете? Ждать, когда нас всех перебьют? Или же вы все же как-то замешаны в убийстве биолога?
- Думайте, что хотите. Я оправдываться не собираюсь. Особенно перед вами – наглецом и хамом!
- Вот только оскорблять меня не надо! Я вам не хамил. Я опираюсь на логику происходящего, и вы тот вариант, который имеет наибольшую вероятность…
- Я уже стал вариантом? Какой ужас! Вы себя слышите?
- Не надо устраивать сцен! Ваше негодование еще больше убеждает меня в правильности моих выводов. Вы только внешне спокойны и тихи, а внутри бушует буря. И она могла подтолкнуть к преступлению. Вы даже может сами этого не хотели разумом, но эта буря сильнее…она заставила вас взяться за нож.
- У меня нет с собой оружия!
- А я этого не могу знать наверняка. У меня нет полномочий обыскивать вас или кого-то другого. Я и без этого догадываюсь…
- Хотите? Обыщите!
- Зачем? Я почти уверен, что ножа у вас при себе нет.
- Вот. А из этого следует, что убийца не я!
- Из этого следует, что вы умны и расчетливы и уже избавились от орудия убийства, не желая быть пойманным с поличным.
- Вы просто изверг какой-то! Так дела не делаются, молодой человек!
- Разубедите меня, если сможете. Пока я склонен думать исключительно в этом ключе, но если вы поделитесь со мной своими предположениями и догадками, то может я поменяю свое мнение…
- Убить мог кто угодно!
- Это не факт! Кто угодно не мог. Вряд ли это сделала одна из студенток или один из корейцев.
- Но остальные-то могли.
- Например, кто?
- Вы сейчас толкаете меня на путь оправданий и обвинений. Нет, я на это не пойду. Оправдываться мне не перед кем и обвинять я никого не буду.
- Ваше дело. Я все еще считаю, что вы главный подозреваемый.
- Думайте, что хотите. Мне уже все равно.
Писатель Иван Суворов испытал чувство жалости к этому странному человеку. Он ведь уже не молод, а так и не научился себя защищать и оправдывать, считая эти действия низкими и не достойными внимания, но жизнь такова, что защищаться нужно…и нападать тоже.
Он смотрел на старого ученого и понимал, что тот вполне мог быть убийцей. Может быть поэтому он и не обвиняет никого и не защищается, потому что убийца – это он? Доказательств нет. Но вполне вероятно, даже очень…
А что тогда насчет воздушных потоков? Почему никто не сознался, что передвигался в темноте? Какая была причина? Вопросов было больше, чем ответов, намного больше…
- Молодой человек, вы так и будет стоять передо мной? Может уже арестуете? – посмеялся математик.
- Я задумался.
- Хорошо, что вам есть чем думать – редкий дар в наше время. Что же вы надумали?
- Подождите.
- Времени много. Я подожду. Мы уже давно никуда не едем.
- Извините. Мне надо отойти. Мы потом продолжим разговор.
- Буду вас ждать с новыми обвинениями…
Писатель уже не слушал математика. Он снова сел на свое место. Вопросы, не получившие ответов, рождают загадки. Как бы докопаться до правды и сути…
- Что же я упустил? Где эта зацепка, от которой можно построить причинно-следственную связь? – думал Иван, - что же такого важного я просмотрел?
Суворов сидел на своем месте и думал, думал, думал…
Что-то происходило вокруг, но его это больше не занимало. Он пытался найти ответы.
В это время местный сумасшедший Петр Трудный вновь переживал прилив сил. На этот раз он не изображал собаку, а предстал перед людьми в роли Ленина. Он ходил из одного конца вагона в другой, делал характерный жест рукой и говорил:
- Верной дорогой идете, товарищи!
И добавлял свое многозначительное:
- Опаньки!
Все это происходило на глазах писателя и очень его испугало, ведь безумие всегда вызывает страх у человека нормального. Сумасшедший всегда за гранью понимания, за пределами человеческого понимания, он где-то ниже плинтуса разума среднестатистического человека.
- Учиться, учиться и еще раз учиться! – говорил безумец и поднимал указательный палец вверх.
Казалось, что ему нет дела до репутации, до отношения к нему окружающих людей – в этом был весь он – безумец, чья жизнь не представляла ценности для общества, а лишь вызывала опасность, способная нарушить нормальный ход событий в социуме…
Через несколько минут он начал прыгать и кричать:
- План! План! У меня есть план! Опаньки!
- Замолчи уже! Надоел! – отреагировал бизнесмен Пелястров.
Сам Виктор Пелястров в это время что-то рассматривал в своем телефоне, конечно, дорогом, самым дорогом…
Он тыкал пальцем в экран телефона с таким остервенением, что было понятно: почему он заработал такое состояние? Будучи человеком целенаправленным, он всегда был готов идти по головам. Ради достижения цели для него были хороши любые средства. И методы, которые он иногда выбирал, граничили с чертой, за который уже был нарушен закон.
- Никакого покоя! Одни сумасшедшие! Куда я попал? – кричал он, глядя, как безумец уже превратился в капитана корабля и призывал отчаливать от берега.
Пелястров был человеком непростым. Его следовало бояться. Большой бизнес, так или иначе, связан с такими людьми – с которыми лучше не иметь дела, тем кто хочет жить размеренно и спокойно. Он до сих пор был сильно расстроен своим непопаданием на деловую встречу и потому злился на весь мир, и обвинял во всем окружающих.
Суворов перевел взгляд на женщину из племени. Та все еще стояла в углу вагона и не привлекала никакого внимания. Может она делала это специально, а может в силу характера и национального менталитета. Писатель подумал, что причиной была – излишняя скромность женщины, но когда она неожиданно поймала любопытный взгляд писателя, тот сильно испугался – ему показалось, что в глазах женщины горят костры – такой силы был этот взгляд…
Потом она стала перебирать бусинки на ожерелье и продолжала отрешенно смотреть в окно, где была лишь непроглядная темень.
И бизнесмен, и женщина из племени находились справа от писателя, в то время сумасшедший наконец остановился и занял позицию слева. По правую же руку от Ивана сидел его друг – Игорь Чернов.
Он был всегда деятелен и готовый прыгнуть в пекло, если того требует ситуация. Его военная выучка и выправка выделяли его из этого уставшего сообщества людей. Казалось, если случится сейчас война, прямо в вагоне, то Чернов без промедлений бросится на врагов даже без оружия. Такой он был сильный и уверенный, каждый шаг его был отточен, каждое его движение имело смысл. Игорь создавал впечатление человека, который знает, чего хочет и обязательно этого добьется.
Он всячески пытался помочь Ивану в сложном деле, что-то подсказывал, собирал информацию, подслушивая разговоры людей, предлагал варианты, но все это было в пустую…
Игорь Чернов сидел и молчал, было ощущение, что он задремал, но Иван отлично знал, что его друг так делает специально, чтобы люди потеряли бдительность. На самом деле Игорь смотрит на них через маленькие щелки век и слушает их разговоры очень внимательно.
Священнослужитель в это время сидел слева и молился. Молитва и смирение – необходимые атрибуты во всех сложных ситуациях для человека верующего. Священник – проводник Божий на Земле. Через представителей церкви с народом говорит сам Господь Бог и это знает каждый прихожанин, посещающий церковь. Для многих людей жизнь не имеет смысла, если в воскресенье не прийти на службу. В этом многие находят утешение – исповедь, причащение…
Сам протодьякон Владимир Постнов был довольно заметным персонажем в этом микромире, хотя излишнее внимание к себе не привлекал, старался по крайней мере…
Рядом, слева от священника, сидел учитель каратэ – Такеши Симидзу. Он читал книгу и был совсем незаметен. Изредка он почесывал голову и смотрел вдаль, видимо глаза его уставали – освещение в вагоне было не самым ярким и пригодным для чтения.
Писатель попытался рассмотреть: что за книгу читает учитель и увидел, что это одна из книг Бернара Вербера – это он понял по задней стороне, где была фотография автора.
- Интересный выбор! – подумал Иван, - любая книга Вербера – хорошая, а потому не так важно: какая?
Писатель продолжил свои наблюдения и следующим персонажем был, стоящий справа – Гвидон Хлыстов – человек с измученным выражением лица и весьма болезненного вида. Он ничего не делал, а просто смотрел по сторонам, как будто старался что-то заметить или увидеть, но, как не старался, ничего не находил стоящего внимания. После этого он страдальчески опускал голову и долго о чем-то думал…
Внимание Ивана привлек разговор двух женщин: врача Людмилы Семеновны и дамы с собачкой, обе находились слева.
- Сколько мы будем здесь сидеть? Мой мопсик уже хочет домой, уже умаялся.
- Не знаю. Но есть же какая-то причина: почему нас не вытаскивают. Я уверена, дорогая, что скоро мы выйдем отсюда. Это не может продолжаться вечно.
- Может они не знают, что мы здесь застряли?
- Такого быть не может. Службы безопасности метрополитена следят за движением каждого состава и, если случается поломка, то они узнают об этом первыми. Подумай, ведь за нами по этим путям должны следовать другие составы…
- В чем же тогда причина?
- Я думаю, что причина этой остановки состава кроется в серьезной поломке. На восстановление хода поездов нужно время – вот они и ждут!
Дама с собачкой посмотрела на часы:
- Боже мой, уже два часа в подземелье, без воздуха, без солнца, без связи с внешним миром…
- Не переживай так, дорогая, скоро все наладится, и мы будем на воле. Вот увидишь.
- Я больше за «моську» волнуюсь. Он не ел уже с 15-00. Так и с голоду помрет.
- Нет, не помрет. Человек может прожить без еды несколько дней. Думаю, что мопсы тоже существа терпеливые и живучие.
- Но он так привык кушать по времени, а сейчас тот момент, когда он должен ужинать.
- Думайте о себе тоже, а не только о мопсе.
- О себе?
- Да, и о людях в вагоне. Вполне допускаю, что многим из находящихся здесь вскоре потребуется психологическая помощь – это же стресс какой!
- Ужас какой!
- Это экстремальная ситуация и она может вывести их равновесия любого, даже самого стойкого и уравновешенного человека…
- Я с вами согласна.
Писатель перевел взгляд на Леопольда Лаптева, сидящего справа. Об этом человеке пока было мало известно, но он вел себя спокойно. После нескольких потасовок случившихся, когда состав остановился, все люди успокоились и смирились со своей участью. Не был исключением и Леопольд. Он тоже сидел и смотрел на людей. Было видно, что он подмечает абсолютно все. Ни одна мелочь не могла ускользнуть от взора бородача. Он, как заправский сыщик, наблюдал за людьми. Но, надо сказать, что большого выбора занятий в вагоне не было и потому половина людей сидели и наблюдали за другими, а те, за кем наблюдали, всматривались в наблюдателей…
Так и глядели люди друг на друга…
Писатель посмотрел вправо, где сидел бандит – Василий Ермаков. Непробиваемость этого человека вызывала восхищение. Он почти не реагировал на происходящее. Он прекрасно знал, что его подозревают в убийстве, но и бровью не повел. Толи он уверен в своей невиновности и неподсудности, толи умело скрывал свои эмоции и чувства. Писатель глядел на него, но не мог разглядеть ничего достойного внимания. За темными стеклами очков бывшего бандита не было видно ничего. Тот, как будто отгородился от мира стеной равнодушия. Его не интересовало ничего из происходящего в вагоне.
- Может быть в бытность бандита он уже был не раз шокирован, - подумал Иван, - поэтому сейчас его удивить трудно, даже невозможно.
Василий Ермаков был очень интересным персонажем, но вот с какой стороны не смотри, а раскусить его не получается. Хоть бы знать, о чем он думает, чем живет? Но подходить к нему решится только равный ему по статусу, например, Игорь Чернов – тот не боится никого.
Писатель посмотрел на последнего персонажа, который сидел чуть левее и, напротив. Им был – математик. После недавнего обвинения ученый не сильно нервничал, если так можно говорить о людях, застрявших под землей, он все еще разглядывал внутреннюю сторону своих очков. Никто не знал, что Иван подозревает его в убийстве биолога, писатель это не афишировал пока. Он не был уверен, но отвергать или игнорировать единственную достойную версию – он не хотел и не мог.
Математик был сложным человеком, как и любой ученый, но упорство, с которым он отвергает любые нападки Ивана, поражает. Но после последнего разговора и обвинения в убийстве, Иван еще более уверился в правильности своей версии.
- Ничего, голубчик, не отвертишься! – думал новоиспеченный сыщик, - когда придет время – ответишь за все, что натворил!
Последним персонажем, на которого пал взгляд Ивана, был убитый биолог, тот уже ничего не мог сказать, поэтому писатель не стал заострять внимание на убитом, а решил подвести промежуточные итоги.
В это время напряжение в вагоне снова стало мигать. Подача электричества, то прерывалась на пару секунд, то снова восстанавливалось. Это жутко взволновало людей.
- Не покидайте своих мест! – проснулся военный, - не паникуйте! Оставайтесь на своих местах, пожалуйста!
Через десять секунд электричество пропало совсем, и люди погрузились в непроглядную темноту второй раз за два часа.
- Опаньки! – воскликнул сумасшедший.
И никто не мог ему возразить. Каждый из людей мог в этот момент подписаться под возгласом безумца. Лучше не скажешь. В этом слове вся суть происходящего.
Страх пошел в массы. Многим казалось, что их погребли заживо – настолько было темно, и воздуха явно не хватало. Кто-то попытался зажечь дисплей мобильного телефона, но это не возымело нужного эффекта.
Люди ждали…
[Скрыть]
Регистрационный номер 0505758 выдан для произведения:
Глава 9
Писатель Иван Суворов не сразу решил поговорить с математиком еще раз. Подходить к подозреваемому без подготовки и импровизировать – было по меньшей мере глупо. Тот был человеком сложным и неохотно говорил о смерти биолога, но в свою очередь с удовольствием вспоминал убитого товарища и его подвиги. Как странно: человеку нужно умереть, чтобы о нем сказали добрые слова. Судя по нервозности биолога, ему приходилось несладко, как и любому ученому, чей труд незаметен, а если и поощряется, то поздно…
Математик сидел на своем привычном месте возле бледного трупа своего друга. Он почти не реагировал на внешние раздражители. Изредка он посматривал по сторонам, еще реже протирал свои очки, однажды даже достал из портфеля книжку и попытался почитать, но из-за шума в вагоне – отложил ее и что-то нервно пробормотал. Наблюдения Ивана нарушил военный:
- Что сидишь все? Так всю жизнь и будешь медитировать!
- Да, если того потребует ситуация. А что еще здесь делать? Мне мало интереса ходить, как ты, и выпытывать информацию из людей. Мой метод совсем другой…
- Сидеть и думать? Ты думаешь преступник сам тебе в лапы упадет?
- Я не просто думаю…
- А что же еще?
- Я выжидаю момент, когда наиболее правильно подойти к подозреваемому и поговорить.
Игорь Чернов посмотрел с недоумением на друга и спросил:
- Ты серьезно думаешь, что убийца этот слабак – математик?
- Он главный подозреваемый! Кого же еще подозревать? Он вполне мог убить биолога, и он единственный кто знал его…
- Единственный? Как ты можешь быть уверен в этом?
- Я опираюсь на те факты, которые нам известны. Я не собираюсь огульно его осуждать и обвинять. Надо выждать время, и он обязательно себя выдаст.
- Странный метод, Вань. Ты в своих книжках пишешь о деятельных сыщиках, а сам сидишь и ждешь. Что-то не сходится…
- В книжках другие истории и обстоятельства, а у нас…
Подполковник запаса посмотрел на своего друга и спросил:
- Ты не перегрелся от мыслительной деятельности? Что-то вид у тебя нездоровый.
- Это объясняется нехваткой свежего воздуха. Мы заперты в этом вагоне уже почти два часа. Так что это нормальная реакция. Если бы я хотя бы на пять минут вышел на улицу, то сразу бы раскрыл преступление…
- Но мы имеем, то что имеем. Такие условия – мы их не выбираем. Но мы взяли на себя ответственность, поэтому надо постараться. Ты понимаешь, Иван?
- Я только об этом и думаю. Но мысли уже путаются. Не знаю. Я ничего не знаю…
- Так! Только не сдавайся, солдат! Доведи дело до конца!
- Нет, я не сдамся. Но я уже жалею, что пообещал раскрыть это дело. Перед людьми будет стыдно. Писатель детективных романов захотел поиграть в сыщика и был посрамлен…
- Это звучит как заголовок передовиц газет. Думаешь наши старания возымеют такое влияние на общество?
Иван засмеялся впервые за долгое время. Это был скорее нервный и истеричный смех. Он спросил:
- Игорь, тебе удалось еще что-нибудь выяснить?
- Пока больше ничего достойного внимания. Я слежу за бандитом, но тот почти не двигается – точно прилип к креслу своим толстым задом.
- У меня тоже пока ничего. Я перед твои приходом, собирался поговорить с математиком еще раз, но не знаю, как лучше к нему подойти…
- Как! Подошел, задал нужные вопросы, сделал выводы и ушел!
- Не все так просто. Он не слишком легко идет на контакт. И просто он не слишком открытый и разговорчивый человек. Даже ты менее лаконичен…
- Ну не знаю. Я, когда выпью, очень даже компанейский парень. Друзья могут подтвердить.
- Нет. Я не знаю твоих друзей и знать не хочу. Мне одного вояки хватает. А иначе сторонники устава меня поглотят…
- Не такие уж мы страшные и точно не глупые…
- Это спорное утверждение! Ты скорее исключение из правил, но остальные представители послушников устава мягко говоря меня не впечатлили.
- Ты это переставай, а то я и обидеться могу!
- Не обижайся. Это тебя напрямую не касается, учитывая, что ты сам эти структуры не любишь.
- Да. Я их просто ненавижу, но ты не имеешь права говорить так об офицерах и солдатах. Сам ты не служил и не можешь нас критиковать. Ты не знаешь: какие есть замечательные люди в военных силах. Люди долга и совести! Люди, давшие присягу, и свято выполняющие ее законы.
- Верю-верю. Не хотел тебя задеть за живое. Ты же надо мной тоже постоянно подшучиваешь…
- Я старше тебя – мне можно!
- Что-то я не знаю таких правил. Дедовщина какая-то!
Игорь засмеялся. Иван тоже улыбнулся.
- Ну вот же! А то сидишь на своем месте и тухнешь. Вокруг люди, а среди них убийца, ты же хандришь и бездействуешь. Так не пойдет. Что ты там задумал?
- Допросить математика…
- Так дерзай! Что ты все сидишь? Ноги в руки и пошел…
- Думаешь? Прямо сейчас?
- Именно. Потом может быть поздно. Давай-давай! А то двигаться разучишься, забудешь, как ходить. Ну же, парализованный! Встал…
- Хватит с меня твоего военного пафоса. Иду уже.
- Подойди к священнику по пути.
- Зачем?
- Пусть он тебя благословит на допрос математика.
- Пошел ты!
- Иди-иди…
Иван Суворов неохотно двинулся в сторону математика. Он наспех старался продумать ход беседы и, хотя бы подобрать вопросы, но не заметил, как оказался под испытывающем взглядом ученого, тот спросил:
- Что вам нужно, молодой человек? Опять пришли допрашивать? Может хватит играть в сыщика?
- Я вполне понимаю, что это не игра – я взрослый человек. Но я так же понимаю, что вы тот единственный человек, который знал убитого биолога за пределами этого вагона…
- Из этого вы делаете вывод, что убийца я? Странный вывод. Я любил Витаутаса и очень его уважал. Он был сложным и непримиримым человеком. Ученый-бунтарь, если хотите…
- Но что-то изменилось или могло измениться и ваше уважение к нему трансформировалась в зависть. Как вам такой поворот? Я долго думал и не знаю другого человека, имеющего мотив убивать незнакомого ученого…
- Такой поворот?! Вы себя слышите? Вы подтасовываете факты. Вы хотите обвинить меня в действии, которое я не совершал. Во-первых, вы не имеете права, потому что не являетесь служителем закона и не обладаете такими полномочиями, во-вторых, у вас нет никаких доказательств, а в-третьих, я …
- Подождите. Да, я не имею права вас заковывать в наручники, но меня выбрали неофициальным следователем…
- Кто вас выбрал?
- Люди. Было же голосование.
- Но это было не единогласное решение. Я был против, если помните. Я не поднимал руки, не голосовал за вас и не собираюсь. Я считаю, что это детский сад.
- Что же по-вашему нужно было делать? Ждать?
- Да, а почему нет? Рано или поздно нас отсюда выпустят и за дело возьмутся настоящие профессиональные следователи и криминалисты.
- Вот именно, что рано или поздно, а за это время кого-то из нас могут еще убить…
- Знаете, молодой человек, я пожил немало и знаю, что от судьбы не уйдешь. Если вас захотят убить, то сделают это, и вы не сможете спастись от этой участи.
- Что же вы предлагаете? Ждать, когда нас всех перебьют? Или же вы все же как-то замешаны в убийстве биолога?
- Думайте, что хотите. Я оправдываться не собираюсь. Особенно перед вами – наглецом и хамом!
- Вот только оскорблять меня не надо! Я вам не хамил. Я опираюсь на логику происходящего, и вы тот вариант, который имеет наибольшую вероятность…
- Я уже стал вариантом? Какой ужас! Вы себя слышите?
- Не надо устраивать сцен! Ваше негодование еще больше убеждает меня в правильности моих выводов. Вы только внешне спокойны и тихи, а внутри бушует буря. И она могла подтолкнуть к преступлению. Вы даже может сами этого не хотели разумом, но эта буря сильнее…она заставила вас взяться за нож.
- У меня нет с собой оружия!
- А я этого не могу знать наверняка. У меня нет полномочий обыскивать вас или кого-то другого. Я и без этого догадываюсь…
- Хотите? Обыщите!
- Зачем? Я почти уверен, что ножа у вас при себе нет.
- Вот. А из этого следует, что убийца не я!
- Из этого следует, что вы умны и расчетливы и уже избавились от орудия убийства, не желая быть пойманным с поличным.
- Вы просто изверг какой-то! Так дела не делаются, молодой человек!
- Разубедите меня, если сможете. Пока я склонен думать исключительно в этом ключе, но если вы поделитесь со мной своими предположениями и догадками, то может я поменяю свое мнение…
- Убить мог кто угодно!
- Это не факт! Кто угодно не мог. Вряд ли это сделала одна из студенток или один из корейцев.
- Но остальные-то могли.
- Например, кто?
- Вы сейчас толкаете меня на путь оправданий и обвинений. Нет, я на это не пойду. Оправдываться мне не перед кем и обвинять я никого не буду.
- Ваше дело. Я все еще считаю, что вы главный подозреваемый.
- Думайте, что хотите. Мне уже все равно.
Писатель Иван Суворов испытал чувство жалости к этому странному человеку. Он ведь уже не молод, а так и не научился себя защищать и оправдывать, считая эти действия низкими и не достойными внимания, но жизнь такова, что защищаться нужно…и нападать тоже.
Он смотрел на старого ученого и понимал, что тот вполне мог быть убийцей. Может быть поэтому он и не обвиняет никого и не защищается, потому что убийца – это он? Доказательств нет. Но вполне вероятно, даже очень…
А что тогда насчет воздушных потоков? Почему никто не сознался, что передвигался в темноте? Какая была причина? Вопросов было больше, чем ответов, намного больше…
- Молодой человек, вы так и будет стоять передо мной? Может уже арестуете? – посмеялся математик.
- Я задумался.
- Хорошо, что вам есть чем думать – редкий дар в наше время. Что же вы надумали?
- Подождите.
- Времени много. Я подожду. Мы уже давно никуда не едем.
- Извините. Мне надо отойти. Мы потом продолжим разговор.
- Буду вас ждать с новыми обвинениями…
Писатель уже не слушал математика. Он снова сел на свое место. Вопросы, не получившие ответов, рождают загадки. Как бы докопаться до правды и сути…
- Что же я упустил? Где эта зацепка, от которой можно построить причинно-следственную связь? – думал Иван, - что же такого важного я просмотрел?
Суворов сидел на своем месте и думал, думал, думал…
Что-то происходило вокруг, но его это больше не занимало. Он пытался найти ответы.
В это время местный сумасшедший Петр Трудный вновь переживал прилив сил. На этот раз он не изображал собаку, а предстал перед людьми в роли Ленина. Он ходил из одного конца вагона в другой, делал характерный жест рукой и говорил:
- Верной дорогой идете, товарищи!
И добавлял свое многозначительное:
- Опаньки!
Все это происходило на глазах писателя и очень его испугало, ведь безумие всегда вызывает страх у человека нормального. Сумасшедший всегда за гранью понимания, за пределами человеческого понимания, он где-то ниже плинтуса разума среднестатистического человека.
- Учиться, учиться и еще раз учиться! – говорил безумец и поднимал указательный палец вверх.
Казалось, что ему нет дела до репутации, до отношения к нему окружающих людей – в этом был весь он – безумец, чья жизнь не представляла ценности для общества, а лишь вызывала опасность, способная нарушить нормальный ход событий в социуме…
Через несколько минут он начал прыгать и кричать:
- План! План! У меня есть план! Опаньки!
- Замолчи уже! Надоел! – отреагировал бизнесмен Пелястров.
Сам Виктор Пелястров в это время что-то рассматривал в своем телефоне, конечно, дорогом, самым дорогом…
Он тыкал пальцем в экран телефона с таким остервенением, что было понятно: почему он заработал такое состояние? Будучи человеком целенаправленным, он всегда был готов идти по головам. Ради достижения цели для него были хороши любые средства. И методы, которые он иногда выбирал, граничили с чертой, за который уже был нарушен закон.
- Никакого покоя! Одни сумасшедшие! Куда я попал? – кричал он, глядя, как безумец уже превратился в капитана корабля и призывал отчаливать от берега.
Пелястров был человеком непростым. Его следовало бояться. Большой бизнес, так или иначе, связан с такими людьми – с которыми лучше не иметь дела, тем кто хочет жить размеренно и спокойно. Он до сих пор был сильно расстроен своим непопаданием на деловую встречу и потому злился на весь мир, и обвинял во всем окружающих.
Суворов перевел взгляд на женщину из племени. Та все еще стояла в углу вагона и не привлекала никакого внимания. Может она делала это специально, а может в силу характера и национального менталитета. Писатель подумал, что причиной была – излишняя скромность женщины, но когда она неожиданно поймала любопытный взгляд писателя, тот сильно испугался – ему показалось, что в глазах женщины горят костры – такой силы был этот взгляд…
Потом она стала перебирать бусинки на ожерелье и продолжала отрешенно смотреть в окно, где была лишь непроглядная темень.
И бизнесмен, и женщина из племени находились справа от писателя, в то время сумасшедший наконец остановился и занял позицию слева. По правую же руку от Ивана сидел его друг – Игорь Чернов.
Он был всегда деятелен и готовый прыгнуть в пекло, если того требует ситуация. Его военная выучка и выправка выделяли его из этого уставшего сообщества людей. Казалось, если случится сейчас война, прямо в вагоне, то Чернов без промедлений бросится на врагов даже без оружия. Такой он был сильный и уверенный, каждый шаг его был отточен, каждое его движение имело смысл. Игорь создавал впечатление человека, который знает, чего хочет и обязательно этого добьется.
Он всячески пытался помочь Ивану в сложном деле, что-то подсказывал, собирал информацию, подслушивая разговоры людей, предлагал варианты, но все это было в пустую…
Игорь Чернов сидел и молчал, было ощущение, что он задремал, но Иван отлично знал, что его друг так делает специально, чтобы люди потеряли бдительность. На самом деле Игорь смотрит на них через маленькие щелки век и слушает их разговоры очень внимательно.
Священнослужитель в это время сидел слева и молился. Молитва и смирение – необходимые атрибуты во всех сложных ситуациях для человека верующего. Священник – проводник Божий на Земле. Через представителей церкви с народом говорит сам Господь Бог и это знает каждый прихожанин, посещающий церковь. Для многих людей жизнь не имеет смысла, если в воскресенье не прийти на службу. В этом многие находят утешение – исповедь, причащение…
Сам протодьякон Владимир Постнов был довольно заметным персонажем в этом микромире, хотя излишнее внимание к себе не привлекал, старался по крайней мере…
Рядом, слева от священника, сидел учитель каратэ – Такеши Симидзу. Он читал книгу и был совсем незаметен. Изредка он почесывал голову и смотрел вдаль, видимо глаза его уставали – освещение в вагоне было не самым ярким и пригодным для чтения.
Писатель попытался рассмотреть: что за книгу читает учитель и увидел, что это одна из книг Бернара Вербера – это он понял по задней стороне, где была фотография автора.
- Интересный выбор! – подумал Иван, - любая книга Вербера – хорошая, а потому не так важно: какая?
Писатель продолжил свои наблюдения и следующим персонажем был, стоящий справа – Гвидон Хлыстов – человек с измученным выражением лица и весьма болезненного вида. Он ничего не делал, а просто смотрел по сторонам, как будто старался что-то заметить или увидеть, но, как не старался, ничего не находил стоящего внимания. После этого он страдальчески опускал голову и долго о чем-то думал…
Внимание Ивана привлек разговор двух женщин: врача Людмилы Семеновны и дамы с собачкой, обе находились слева.
- Сколько мы будем здесь сидеть? Мой мопсик уже хочет домой, уже умаялся.
- Не знаю. Но есть же какая-то причина: почему нас не вытаскивают. Я уверена, дорогая, что скоро мы выйдем отсюда. Это не может продолжаться вечно.
- Может они не знают, что мы здесь застряли?
- Такого быть не может. Службы безопасности метрополитена следят за движением каждого состава и, если случается поломка, то они узнают об этом первыми. Подумай, ведь за нами по этим путям должны следовать другие составы…
- В чем же тогда причина?
- Я думаю, что причина этой остановки состава кроется в серьезной поломке. На восстановление хода поездов нужно время – вот они и ждут!
Дама с собачкой посмотрела на часы:
- Боже мой, уже два часа в подземелье, без воздуха, без солнца, без связи с внешним миром…
- Не переживай так, дорогая, скоро все наладится, и мы будем на воле. Вот увидишь.
- Я больше за «моську» волнуюсь. Он не ел уже с 15-00. Так и с голоду помрет.
- Нет, не помрет. Человек может прожить без еды несколько дней. Думаю, что мопсы тоже существа терпеливые и живучие.
- Но он так привык кушать по времени, а сейчас тот момент, когда он должен ужинать.
- Думайте о себе тоже, а не только о мопсе.
- О себе?
- Да, и о людях в вагоне. Вполне допускаю, что многим из находящихся здесь вскоре потребуется психологическая помощь – это же стресс какой!
- Ужас какой!
- Это экстремальная ситуация и она может вывести их равновесия любого, даже самого стойкого и уравновешенного человека…
- Я с вами согласна.
Писатель перевел взгляд на Леопольда Лаптева, сидящего справа. Об этом человеке пока было мало известно, но он вел себя спокойно. После нескольких потасовок случившихся, когда состав остановился, все люди успокоились и смирились со своей участью. Не был исключением и Леопольд. Он тоже сидел и смотрел на людей. Было видно, что он подмечает абсолютно все. Ни одна мелочь не могла ускользнуть от взора бородача. Он, как заправский сыщик, наблюдал за людьми. Но, надо сказать, что большого выбора занятий в вагоне не было и потому половина людей сидели и наблюдали за другими, а те, за кем наблюдали, всматривались в наблюдателей…
Так и глядели люди друг на друга…
Писатель посмотрел вправо, где сидел бандит – Василий Ермаков. Непробиваемость этого человека вызывала восхищение. Он почти не реагировал на происходящее. Он прекрасно знал, что его подозревают в убийстве, но и бровью не повел. Толи он уверен в своей невиновности и неподсудности, толи умело скрывал свои эмоции и чувства. Писатель глядел на него, но не мог разглядеть ничего достойного внимания. За темными стеклами очков бывшего бандита не было видно ничего. Тот, как будто отгородился от мира стеной равнодушия. Его не интересовало ничего из происходящего в вагоне.
- Может быть в бытность бандита он уже был не раз шокирован, - подумал Иван, - поэтому сейчас его удивить трудно, даже невозможно.
Василий Ермаков был очень интересным персонажем, но вот с какой стороны не смотри, а раскусить его не получается. Хоть бы знать, о чем он думает, чем живет? Но подходить к нему решится только равный ему по статусу, например, Игорь Чернов – тот не боится никого.
Писатель посмотрел на последнего персонажа, который сидел чуть левее и, напротив. Им был – математик. После недавнего обвинения ученый не сильно нервничал, если так можно говорить о людях, застрявших под землей, он все еще разглядывал внутреннюю сторону своих очков. Никто не знал, что Иван подозревает его в убийстве биолога, писатель это не афишировал пока. Он не был уверен, но отвергать или игнорировать единственную достойную версию – он не хотел и не мог.
Математик был сложным человеком, как и любой ученый, но упорство, с которым он отвергает любые нападки Ивана, поражает. Но после последнего разговора и обвинения в убийстве, Иван еще более уверился в правильности своей версии.
- Ничего, голубчик, не отвертишься! – думал новоиспеченный сыщик, - когда придет время – ответишь за все, что натворил!
Последним персонажем, на которого пал взгляд Ивана, был убитый биолог, тот уже ничего не мог сказать, поэтому писатель не стал заострять внимание на убитом, а решил подвести промежуточные итоги.
В это время напряжение в вагоне снова стало мигать. Подача электричества, то прерывалась на пару секунд, то снова восстанавливалось. Это жутко взволновало людей.
- Не покидайте своих мест! – проснулся военный, - не паникуйте! Оставайтесь на своих местах, пожалуйста!
Через десять секунд электричество пропало совсем, и люди погрузились в непроглядную темноту второй раз за два часа.
- Опаньки! – воскликнул сумасшедший.
И никто не мог ему возразить. Каждый из людей мог в этот момент подписаться под возгласом безумца. Лучше не скажешь. В этом слове вся суть происходящего.
Страх пошел в массы. Многим казалось, что их погребли заживо – настолько было темно, и воздуха явно не хватало. Кто-то попытался зажечь дисплей мобильного телефона, но это не возымело нужного эффекта.
Люди ждали…
Писатель Иван Суворов не сразу решил поговорить с математиком еще раз. Подходить к подозреваемому без подготовки и импровизировать – было по меньшей мере глупо. Тот был человеком сложным и неохотно говорил о смерти биолога, но в свою очередь с удовольствием вспоминал убитого товарища и его подвиги. Как странно: человеку нужно умереть, чтобы о нем сказали добрые слова. Судя по нервозности биолога, ему приходилось несладко, как и любому ученому, чей труд незаметен, а если и поощряется, то поздно…
Математик сидел на своем привычном месте возле бледного трупа своего друга. Он почти не реагировал на внешние раздражители. Изредка он посматривал по сторонам, еще реже протирал свои очки, однажды даже достал из портфеля книжку и попытался почитать, но из-за шума в вагоне – отложил ее и что-то нервно пробормотал. Наблюдения Ивана нарушил военный:
- Что сидишь все? Так всю жизнь и будешь медитировать!
- Да, если того потребует ситуация. А что еще здесь делать? Мне мало интереса ходить, как ты, и выпытывать информацию из людей. Мой метод совсем другой…
- Сидеть и думать? Ты думаешь преступник сам тебе в лапы упадет?
- Я не просто думаю…
- А что же еще?
- Я выжидаю момент, когда наиболее правильно подойти к подозреваемому и поговорить.
Игорь Чернов посмотрел с недоумением на друга и спросил:
- Ты серьезно думаешь, что убийца этот слабак – математик?
- Он главный подозреваемый! Кого же еще подозревать? Он вполне мог убить биолога, и он единственный кто знал его…
- Единственный? Как ты можешь быть уверен в этом?
- Я опираюсь на те факты, которые нам известны. Я не собираюсь огульно его осуждать и обвинять. Надо выждать время, и он обязательно себя выдаст.
- Странный метод, Вань. Ты в своих книжках пишешь о деятельных сыщиках, а сам сидишь и ждешь. Что-то не сходится…
- В книжках другие истории и обстоятельства, а у нас…
Подполковник запаса посмотрел на своего друга и спросил:
- Ты не перегрелся от мыслительной деятельности? Что-то вид у тебя нездоровый.
- Это объясняется нехваткой свежего воздуха. Мы заперты в этом вагоне уже почти два часа. Так что это нормальная реакция. Если бы я хотя бы на пять минут вышел на улицу, то сразу бы раскрыл преступление…
- Но мы имеем, то что имеем. Такие условия – мы их не выбираем. Но мы взяли на себя ответственность, поэтому надо постараться. Ты понимаешь, Иван?
- Я только об этом и думаю. Но мысли уже путаются. Не знаю. Я ничего не знаю…
- Так! Только не сдавайся, солдат! Доведи дело до конца!
- Нет, я не сдамся. Но я уже жалею, что пообещал раскрыть это дело. Перед людьми будет стыдно. Писатель детективных романов захотел поиграть в сыщика и был посрамлен…
- Это звучит как заголовок передовиц газет. Думаешь наши старания возымеют такое влияние на общество?
Иван засмеялся впервые за долгое время. Это был скорее нервный и истеричный смех. Он спросил:
- Игорь, тебе удалось еще что-нибудь выяснить?
- Пока больше ничего достойного внимания. Я слежу за бандитом, но тот почти не двигается – точно прилип к креслу своим толстым задом.
- У меня тоже пока ничего. Я перед твои приходом, собирался поговорить с математиком еще раз, но не знаю, как лучше к нему подойти…
- Как! Подошел, задал нужные вопросы, сделал выводы и ушел!
- Не все так просто. Он не слишком легко идет на контакт. И просто он не слишком открытый и разговорчивый человек. Даже ты менее лаконичен…
- Ну не знаю. Я, когда выпью, очень даже компанейский парень. Друзья могут подтвердить.
- Нет. Я не знаю твоих друзей и знать не хочу. Мне одного вояки хватает. А иначе сторонники устава меня поглотят…
- Не такие уж мы страшные и точно не глупые…
- Это спорное утверждение! Ты скорее исключение из правил, но остальные представители послушников устава мягко говоря меня не впечатлили.
- Ты это переставай, а то я и обидеться могу!
- Не обижайся. Это тебя напрямую не касается, учитывая, что ты сам эти структуры не любишь.
- Да. Я их просто ненавижу, но ты не имеешь права говорить так об офицерах и солдатах. Сам ты не служил и не можешь нас критиковать. Ты не знаешь: какие есть замечательные люди в военных силах. Люди долга и совести! Люди, давшие присягу, и свято выполняющие ее законы.
- Верю-верю. Не хотел тебя задеть за живое. Ты же надо мной тоже постоянно подшучиваешь…
- Я старше тебя – мне можно!
- Что-то я не знаю таких правил. Дедовщина какая-то!
Игорь засмеялся. Иван тоже улыбнулся.
- Ну вот же! А то сидишь на своем месте и тухнешь. Вокруг люди, а среди них убийца, ты же хандришь и бездействуешь. Так не пойдет. Что ты там задумал?
- Допросить математика…
- Так дерзай! Что ты все сидишь? Ноги в руки и пошел…
- Думаешь? Прямо сейчас?
- Именно. Потом может быть поздно. Давай-давай! А то двигаться разучишься, забудешь, как ходить. Ну же, парализованный! Встал…
- Хватит с меня твоего военного пафоса. Иду уже.
- Подойди к священнику по пути.
- Зачем?
- Пусть он тебя благословит на допрос математика.
- Пошел ты!
- Иди-иди…
Иван Суворов неохотно двинулся в сторону математика. Он наспех старался продумать ход беседы и, хотя бы подобрать вопросы, но не заметил, как оказался под испытывающем взглядом ученого, тот спросил:
- Что вам нужно, молодой человек? Опять пришли допрашивать? Может хватит играть в сыщика?
- Я вполне понимаю, что это не игра – я взрослый человек. Но я так же понимаю, что вы тот единственный человек, который знал убитого биолога за пределами этого вагона…
- Из этого вы делаете вывод, что убийца я? Странный вывод. Я любил Витаутаса и очень его уважал. Он был сложным и непримиримым человеком. Ученый-бунтарь, если хотите…
- Но что-то изменилось или могло измениться и ваше уважение к нему трансформировалась в зависть. Как вам такой поворот? Я долго думал и не знаю другого человека, имеющего мотив убивать незнакомого ученого…
- Такой поворот?! Вы себя слышите? Вы подтасовываете факты. Вы хотите обвинить меня в действии, которое я не совершал. Во-первых, вы не имеете права, потому что не являетесь служителем закона и не обладаете такими полномочиями, во-вторых, у вас нет никаких доказательств, а в-третьих, я …
- Подождите. Да, я не имею права вас заковывать в наручники, но меня выбрали неофициальным следователем…
- Кто вас выбрал?
- Люди. Было же голосование.
- Но это было не единогласное решение. Я был против, если помните. Я не поднимал руки, не голосовал за вас и не собираюсь. Я считаю, что это детский сад.
- Что же по-вашему нужно было делать? Ждать?
- Да, а почему нет? Рано или поздно нас отсюда выпустят и за дело возьмутся настоящие профессиональные следователи и криминалисты.
- Вот именно, что рано или поздно, а за это время кого-то из нас могут еще убить…
- Знаете, молодой человек, я пожил немало и знаю, что от судьбы не уйдешь. Если вас захотят убить, то сделают это, и вы не сможете спастись от этой участи.
- Что же вы предлагаете? Ждать, когда нас всех перебьют? Или же вы все же как-то замешаны в убийстве биолога?
- Думайте, что хотите. Я оправдываться не собираюсь. Особенно перед вами – наглецом и хамом!
- Вот только оскорблять меня не надо! Я вам не хамил. Я опираюсь на логику происходящего, и вы тот вариант, который имеет наибольшую вероятность…
- Я уже стал вариантом? Какой ужас! Вы себя слышите?
- Не надо устраивать сцен! Ваше негодование еще больше убеждает меня в правильности моих выводов. Вы только внешне спокойны и тихи, а внутри бушует буря. И она могла подтолкнуть к преступлению. Вы даже может сами этого не хотели разумом, но эта буря сильнее…она заставила вас взяться за нож.
- У меня нет с собой оружия!
- А я этого не могу знать наверняка. У меня нет полномочий обыскивать вас или кого-то другого. Я и без этого догадываюсь…
- Хотите? Обыщите!
- Зачем? Я почти уверен, что ножа у вас при себе нет.
- Вот. А из этого следует, что убийца не я!
- Из этого следует, что вы умны и расчетливы и уже избавились от орудия убийства, не желая быть пойманным с поличным.
- Вы просто изверг какой-то! Так дела не делаются, молодой человек!
- Разубедите меня, если сможете. Пока я склонен думать исключительно в этом ключе, но если вы поделитесь со мной своими предположениями и догадками, то может я поменяю свое мнение…
- Убить мог кто угодно!
- Это не факт! Кто угодно не мог. Вряд ли это сделала одна из студенток или один из корейцев.
- Но остальные-то могли.
- Например, кто?
- Вы сейчас толкаете меня на путь оправданий и обвинений. Нет, я на это не пойду. Оправдываться мне не перед кем и обвинять я никого не буду.
- Ваше дело. Я все еще считаю, что вы главный подозреваемый.
- Думайте, что хотите. Мне уже все равно.
Писатель Иван Суворов испытал чувство жалости к этому странному человеку. Он ведь уже не молод, а так и не научился себя защищать и оправдывать, считая эти действия низкими и не достойными внимания, но жизнь такова, что защищаться нужно…и нападать тоже.
Он смотрел на старого ученого и понимал, что тот вполне мог быть убийцей. Может быть поэтому он и не обвиняет никого и не защищается, потому что убийца – это он? Доказательств нет. Но вполне вероятно, даже очень…
А что тогда насчет воздушных потоков? Почему никто не сознался, что передвигался в темноте? Какая была причина? Вопросов было больше, чем ответов, намного больше…
- Молодой человек, вы так и будет стоять передо мной? Может уже арестуете? – посмеялся математик.
- Я задумался.
- Хорошо, что вам есть чем думать – редкий дар в наше время. Что же вы надумали?
- Подождите.
- Времени много. Я подожду. Мы уже давно никуда не едем.
- Извините. Мне надо отойти. Мы потом продолжим разговор.
- Буду вас ждать с новыми обвинениями…
Писатель уже не слушал математика. Он снова сел на свое место. Вопросы, не получившие ответов, рождают загадки. Как бы докопаться до правды и сути…
- Что же я упустил? Где эта зацепка, от которой можно построить причинно-следственную связь? – думал Иван, - что же такого важного я просмотрел?
Суворов сидел на своем месте и думал, думал, думал…
Что-то происходило вокруг, но его это больше не занимало. Он пытался найти ответы.
В это время местный сумасшедший Петр Трудный вновь переживал прилив сил. На этот раз он не изображал собаку, а предстал перед людьми в роли Ленина. Он ходил из одного конца вагона в другой, делал характерный жест рукой и говорил:
- Верной дорогой идете, товарищи!
И добавлял свое многозначительное:
- Опаньки!
Все это происходило на глазах писателя и очень его испугало, ведь безумие всегда вызывает страх у человека нормального. Сумасшедший всегда за гранью понимания, за пределами человеческого понимания, он где-то ниже плинтуса разума среднестатистического человека.
- Учиться, учиться и еще раз учиться! – говорил безумец и поднимал указательный палец вверх.
Казалось, что ему нет дела до репутации, до отношения к нему окружающих людей – в этом был весь он – безумец, чья жизнь не представляла ценности для общества, а лишь вызывала опасность, способная нарушить нормальный ход событий в социуме…
Через несколько минут он начал прыгать и кричать:
- План! План! У меня есть план! Опаньки!
- Замолчи уже! Надоел! – отреагировал бизнесмен Пелястров.
Сам Виктор Пелястров в это время что-то рассматривал в своем телефоне, конечно, дорогом, самым дорогом…
Он тыкал пальцем в экран телефона с таким остервенением, что было понятно: почему он заработал такое состояние? Будучи человеком целенаправленным, он всегда был готов идти по головам. Ради достижения цели для него были хороши любые средства. И методы, которые он иногда выбирал, граничили с чертой, за который уже был нарушен закон.
- Никакого покоя! Одни сумасшедшие! Куда я попал? – кричал он, глядя, как безумец уже превратился в капитана корабля и призывал отчаливать от берега.
Пелястров был человеком непростым. Его следовало бояться. Большой бизнес, так или иначе, связан с такими людьми – с которыми лучше не иметь дела, тем кто хочет жить размеренно и спокойно. Он до сих пор был сильно расстроен своим непопаданием на деловую встречу и потому злился на весь мир, и обвинял во всем окружающих.
Суворов перевел взгляд на женщину из племени. Та все еще стояла в углу вагона и не привлекала никакого внимания. Может она делала это специально, а может в силу характера и национального менталитета. Писатель подумал, что причиной была – излишняя скромность женщины, но когда она неожиданно поймала любопытный взгляд писателя, тот сильно испугался – ему показалось, что в глазах женщины горят костры – такой силы был этот взгляд…
Потом она стала перебирать бусинки на ожерелье и продолжала отрешенно смотреть в окно, где была лишь непроглядная темень.
И бизнесмен, и женщина из племени находились справа от писателя, в то время сумасшедший наконец остановился и занял позицию слева. По правую же руку от Ивана сидел его друг – Игорь Чернов.
Он был всегда деятелен и готовый прыгнуть в пекло, если того требует ситуация. Его военная выучка и выправка выделяли его из этого уставшего сообщества людей. Казалось, если случится сейчас война, прямо в вагоне, то Чернов без промедлений бросится на врагов даже без оружия. Такой он был сильный и уверенный, каждый шаг его был отточен, каждое его движение имело смысл. Игорь создавал впечатление человека, который знает, чего хочет и обязательно этого добьется.
Он всячески пытался помочь Ивану в сложном деле, что-то подсказывал, собирал информацию, подслушивая разговоры людей, предлагал варианты, но все это было в пустую…
Игорь Чернов сидел и молчал, было ощущение, что он задремал, но Иван отлично знал, что его друг так делает специально, чтобы люди потеряли бдительность. На самом деле Игорь смотрит на них через маленькие щелки век и слушает их разговоры очень внимательно.
Священнослужитель в это время сидел слева и молился. Молитва и смирение – необходимые атрибуты во всех сложных ситуациях для человека верующего. Священник – проводник Божий на Земле. Через представителей церкви с народом говорит сам Господь Бог и это знает каждый прихожанин, посещающий церковь. Для многих людей жизнь не имеет смысла, если в воскресенье не прийти на службу. В этом многие находят утешение – исповедь, причащение…
Сам протодьякон Владимир Постнов был довольно заметным персонажем в этом микромире, хотя излишнее внимание к себе не привлекал, старался по крайней мере…
Рядом, слева от священника, сидел учитель каратэ – Такеши Симидзу. Он читал книгу и был совсем незаметен. Изредка он почесывал голову и смотрел вдаль, видимо глаза его уставали – освещение в вагоне было не самым ярким и пригодным для чтения.
Писатель попытался рассмотреть: что за книгу читает учитель и увидел, что это одна из книг Бернара Вербера – это он понял по задней стороне, где была фотография автора.
- Интересный выбор! – подумал Иван, - любая книга Вербера – хорошая, а потому не так важно: какая?
Писатель продолжил свои наблюдения и следующим персонажем был, стоящий справа – Гвидон Хлыстов – человек с измученным выражением лица и весьма болезненного вида. Он ничего не делал, а просто смотрел по сторонам, как будто старался что-то заметить или увидеть, но, как не старался, ничего не находил стоящего внимания. После этого он страдальчески опускал голову и долго о чем-то думал…
Внимание Ивана привлек разговор двух женщин: врача Людмилы Семеновны и дамы с собачкой, обе находились слева.
- Сколько мы будем здесь сидеть? Мой мопсик уже хочет домой, уже умаялся.
- Не знаю. Но есть же какая-то причина: почему нас не вытаскивают. Я уверена, дорогая, что скоро мы выйдем отсюда. Это не может продолжаться вечно.
- Может они не знают, что мы здесь застряли?
- Такого быть не может. Службы безопасности метрополитена следят за движением каждого состава и, если случается поломка, то они узнают об этом первыми. Подумай, ведь за нами по этим путям должны следовать другие составы…
- В чем же тогда причина?
- Я думаю, что причина этой остановки состава кроется в серьезной поломке. На восстановление хода поездов нужно время – вот они и ждут!
Дама с собачкой посмотрела на часы:
- Боже мой, уже два часа в подземелье, без воздуха, без солнца, без связи с внешним миром…
- Не переживай так, дорогая, скоро все наладится, и мы будем на воле. Вот увидишь.
- Я больше за «моську» волнуюсь. Он не ел уже с 15-00. Так и с голоду помрет.
- Нет, не помрет. Человек может прожить без еды несколько дней. Думаю, что мопсы тоже существа терпеливые и живучие.
- Но он так привык кушать по времени, а сейчас тот момент, когда он должен ужинать.
- Думайте о себе тоже, а не только о мопсе.
- О себе?
- Да, и о людях в вагоне. Вполне допускаю, что многим из находящихся здесь вскоре потребуется психологическая помощь – это же стресс какой!
- Ужас какой!
- Это экстремальная ситуация и она может вывести их равновесия любого, даже самого стойкого и уравновешенного человека…
- Я с вами согласна.
Писатель перевел взгляд на Леопольда Лаптева, сидящего справа. Об этом человеке пока было мало известно, но он вел себя спокойно. После нескольких потасовок случившихся, когда состав остановился, все люди успокоились и смирились со своей участью. Не был исключением и Леопольд. Он тоже сидел и смотрел на людей. Было видно, что он подмечает абсолютно все. Ни одна мелочь не могла ускользнуть от взора бородача. Он, как заправский сыщик, наблюдал за людьми. Но, надо сказать, что большого выбора занятий в вагоне не было и потому половина людей сидели и наблюдали за другими, а те, за кем наблюдали, всматривались в наблюдателей…
Так и глядели люди друг на друга…
Писатель посмотрел вправо, где сидел бандит – Василий Ермаков. Непробиваемость этого человека вызывала восхищение. Он почти не реагировал на происходящее. Он прекрасно знал, что его подозревают в убийстве, но и бровью не повел. Толи он уверен в своей невиновности и неподсудности, толи умело скрывал свои эмоции и чувства. Писатель глядел на него, но не мог разглядеть ничего достойного внимания. За темными стеклами очков бывшего бандита не было видно ничего. Тот, как будто отгородился от мира стеной равнодушия. Его не интересовало ничего из происходящего в вагоне.
- Может быть в бытность бандита он уже был не раз шокирован, - подумал Иван, - поэтому сейчас его удивить трудно, даже невозможно.
Василий Ермаков был очень интересным персонажем, но вот с какой стороны не смотри, а раскусить его не получается. Хоть бы знать, о чем он думает, чем живет? Но подходить к нему решится только равный ему по статусу, например, Игорь Чернов – тот не боится никого.
Писатель посмотрел на последнего персонажа, который сидел чуть левее и, напротив. Им был – математик. После недавнего обвинения ученый не сильно нервничал, если так можно говорить о людях, застрявших под землей, он все еще разглядывал внутреннюю сторону своих очков. Никто не знал, что Иван подозревает его в убийстве биолога, писатель это не афишировал пока. Он не был уверен, но отвергать или игнорировать единственную достойную версию – он не хотел и не мог.
Математик был сложным человеком, как и любой ученый, но упорство, с которым он отвергает любые нападки Ивана, поражает. Но после последнего разговора и обвинения в убийстве, Иван еще более уверился в правильности своей версии.
- Ничего, голубчик, не отвертишься! – думал новоиспеченный сыщик, - когда придет время – ответишь за все, что натворил!
Последним персонажем, на которого пал взгляд Ивана, был убитый биолог, тот уже ничего не мог сказать, поэтому писатель не стал заострять внимание на убитом, а решил подвести промежуточные итоги.
В это время напряжение в вагоне снова стало мигать. Подача электричества, то прерывалась на пару секунд, то снова восстанавливалось. Это жутко взволновало людей.
- Не покидайте своих мест! – проснулся военный, - не паникуйте! Оставайтесь на своих местах, пожалуйста!
Через десять секунд электричество пропало совсем, и люди погрузились в непроглядную темноту второй раз за два часа.
- Опаньки! – воскликнул сумасшедший.
И никто не мог ему возразить. Каждый из людей мог в этот момент подписаться под возгласом безумца. Лучше не скажешь. В этом слове вся суть происходящего.
Страх пошел в массы. Многим казалось, что их погребли заживо – настолько было темно, и воздуха явно не хватало. Кто-то попытался зажечь дисплей мобильного телефона, но это не возымело нужного эффекта.
Люди ждали…
Рейтинг: 0
112 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения