Камень, брошенный в воду, даёт круги, один другого больше. Но наступает момент, когда последний исчезает и вновь ровная зеркальная гладь. Зная это, я верила, что история с Мартыном вот-вот завершится. Но, увы! Круги не прекращались…
Он звонил ежедневно, и мои уже приветливо здоровались с ним. Мама осторожно ненавязчиво выуживала из него характеризующую информацию. Папа лишь многозначительно косился в мою сторону, а Томка горела жгучим желанием лицезреть моего спасителя. Ободряюще улыбался Володя.
Я выросла в их глазах, на меня смотрели как на человека.
Мало того Мартын два-три рейса делал на моём трамвае. Ни разу не подошёл. То книгу читает, косясь на кабину, то что-то пишет в тетради, кусая конец миниатюрной ручки в форме сигареты. Я понимала, что всё это психологическая осада, выжидание, когда в крепости изголодаются и выбросят белый флаг.
Не дождёшься! Зря время теряешь.
Сегодня у меня первая смена, так что днём была дома. Отоспавшись, приняла ванну, только села есть, звонок телефона.
- Зинуля, ты? Я внизу, счас зайду.
Через пару минут впорхнула Ирка, в руке букет шоколадного мороженного. Чмокнув меня в щёку, сунула в руки ещё с изморозью брикетики, сама сняла туфли и ринулась в мою комнату.
- Ну, что ты мне хорошенького скажешь?
- Ничего.
- Так- таки ничего? Встретила я Мартика, ушёл от разговора, но меня не проведёшь. Зацепило! Зин, я не понимаю, чего ты тянешь? Сейчас главное не передержать, иначе перегорит. Как помнишь, мы с тобой шарлотку пекли. Сгорела как миленькая. Вот и Мартик сгорит.
- Мало печали.
- Нет, мне так и хочется открутить твою глупую голову! Надо же быть такой слепой…Сомневаешься? Ты мне, мне поверь! Я этих мужиков насквозь вижу, лучше рентгена. Или как в бане: у кого какие недостатки…
- На теле. А в душе?
- И в душе. Чутьё у меня на порядочных. Да будь он хоть на десять сантиметров повыше, давно бы прибрала к рукам. Зинка, в сто первый раз говорю: не будь дурой, лови момент, не раскаешься.
- Не лежит у меня душа к нему.
- Ляжет. Не всё сразу. Не бегай от него как от прокажённого. Он чист и наивен, в сущности, ещё мальчишка. Заметь: умненький неиспорченный мальчишка. Ты чаем поить будешь?
За чаем в тысячный раз перебрали недавнее наше прошлое, когда обе работали в театре - я бухгалтером, а Ирка уборщицей, - когда запросто общались с артистами с общесоюзной известностью, разбирали по косточкам каждого, трепали истрёпанные вдрызг сплетни. Я поддакивала, смеялась, что-то вставляла, через силу, точно исполняла обязанность. В такие моменты я противна самой себе, но такой уж я безвольный человек: смеюсь сквозь зевоту. Ирка, считавшая себя интеллигенткой, поздновато, но почувствовала моё истинное настроение, и, сказавшись на занятость, упорхнула.
Как говорится, чертовски странный человек Ирка. Чего она добивается? Нашего с Мартыном соединения ради моего счастья? А ей-то, какая выгода? Вернуть былую дружбу? Нет, Ирка не настолько глупа, что бы не видеть пропасть между нами. И мостов не навести. Тогда что? Может всё дело в Мартыне? А действительно: откуда она его знает? Что их связывает? Почему так печётся о его судьбе? Вопросы, вопросы, вопросы…Кто даст мне на них ответы? У Ирки спрашивать не стану, не хочу получить добрую порцию "дур" и "кретинок". А что если…спросить у самого Мартына? От меня не убудет…от одного свидания. Решено: он звонит, и я даю согласие на встречу.
Вечером, выбежав в магазин за сахаром, я увидела Мартына в телефонной будке.
"Звони, звони", - машинально с ехидством усмехнулась, но, перебежав улицу, опомнилась.
Подошла, постучала по стеклу. Глянул быстро, смутившись, повертел трубку, вынул двушку, повесив трубку, взял с полочки книгу и, наконец, вышел.
- Добрый вечер…
- Здравствуй, - как ни странно, я почему-то опять перешла на "ты". - Подожди меня, я только сахар возьму.
- Хорошо.
Стоя в очередях, сначала в кассу, затем в отдел, я сквозь магазинное окно наблюдала за Мартыном. Зажав под мышкой книгу, он ходил по кромке тротуара, изображая канатоходца. Да уж, точно мальчишка…
Выбивая чек, я внезапно решила пригласить его к себе на чай. Он, скорее всего, откажется, или станет ломаться, тогда я скажу…
- Следующий, - оборвала мои мысли продавщица. - Что вам?
Выхожу из магазина, смотрю: опять в телефонной будке стоит, прислонив трубку к уху и глядя в раскрытую книгу.
Я перешла улицу и, не останавливаясь, пошла к своему дому. Слышу: догоняет. Поравнявшись со мной, обыденно так спрашивает:
- Чай будем пить?
- Будем.
- Мне покрепче, если можно. Мы азиаты - чаехлёбы.
- Поглядим.
- Да, с сахаром я не пью. Карамельки найдутся?
- Найдутся.
Переступив порог квартиры, Мартын закрыл за собой дверь и, повернувшись, вопросительно глянул на меня.
- Оденешь вот эти тапочки, - показала я на шлёпанцы зятя.
Не выпуская книгу, он, присев, стал расшнуровывать туфли.
- Давай книгу, мешает же.
Мельком глянула на лицевую сторону: Лу Синь "Избранное". Фамилия мне ничего не говорила и, положив на тумбочку рядом с телефоном, я тут же забыла о книге.
- Проходи в комнату, я сейчас.
Принесла в ковше воду, залила в самовар, включила.
- Это ваша библиотека? - Мартын кивнул на книжный шкаф.
- Наша, общая с сестрой.
- Историческое есть что-нибудь? 16-17 век.
- Посмотри. А я пока приготовлю бутерброды. Есть рыбный суп, будешь?
- Спасибо, я недавно поел. Только чай, - ответил уже от шкафа, уткнувшись в книгу.
Возвращаюсь с бутербродами. Мартын сидит, сгорбившись на диване, на коленях стопка книг, верхняя раскрыта - читает, игнорируя моё появление.
- Нашёл?
Встрепенулся, отложил книги.
- Извините, увлёкся. Что нужно, не нашёл. Но есть другой не менее любопытный материал.
- Материал?
- В смысле, информация, - перевёл, возвращаясь в кресло, ближе к столу. - Это ваша с сестрой комната?
- Только моя. Сестра с мужем живёт напротив.
- Понятно, - Мартын вновь осмотрел комнату, задержал взгляд на окне. - Давно красили?
- Давно. Уж не думаешь ли ты…
- Думаю. Питаю надежду.
- Добавь к этому: папа - офицер Морфлота, мама - преподаватель в мореходке, имеем автомобиль, будем строить дачу.
Мартын с лёгкой усмешкой пощипал кончик носа, заговорил, прямо смотря на меня:
- Информация хорошая, но нам она ни к чему. В смысле мне. Если позволите, я пофантазирую. Предположим, что мы привыкли друг к другу, и дело дошло до свадьбы. Я предпочёл бы жить отдельно от пап и мам, и начинать всё с нуля. Машина меня не привлекает, я больше велосипед люблю. Дача? Разве что покопаться в земле для удовольствия, вырастить какую-нибудь петрушку для стола. Это всегда, пожалуйста.
Закипел самовар, я заварила чай. Мартын наблюдал за моими действиями, от чего у меня всё неловко получалось. Освободившись, присела, с вызовом глянула:
- Что, плохая хозяйка?
- Почему?
- Нерасторопная. Руки дырявые…
- Это дело наживное. Просто я представил, что мы уже …муж и жена…
- Увлёкся, однако.
- Увлёкся, - согласился Мартын и, взяв чайную ложку, стал выбирать ягоды из варенья в своей розетке.
- Вкусно. Своё или покупное?
- Своё. Мама варила…
Помолчали. Я разлила чай.
- Неплохо, - сказал, отхлебнув. - Вы допустили две ошибки: не окатили чайник кипятком перед заваркой и сразу налили полный. Но это видимо от волнения. Зина…скажите, только честно, почему вы пригласили меня?
Я сказала. Он некоторое время задумчиво вертел ложку в чашке, затем поднял голову, улыбнулся какой-то заразительной лучистой улыбкой:
- Можно отвечать?
Он по случаю достал два билета на гастролировавший тогда в Ленинграде театр им.Вахтангова, товарищ отказался идти и Мартын продал билет у входа. Купила Ирка. Мартын всё время носит с собой какую-нибудь книгу, на этот раз с ним был сборник А.Вознесенского. Страстная поклонница поэта, Ирка не удержалась и завела разговор. После театра долго ещё бродили по ночному городу, говорили о поэзии, конкретно о Вознесенском и Пастернаке, спорили горячо, ссорились и тут же мирились. Опомнились уже в три часа ночи, Ира уговорила Мартына идти к ней, где за чаем опять поссорились и помирились. Мартын находил слабые места у Вознесенского, места, где на его взгляд были пустые слова, ради рифмы. Ирка рьяно отстаивала непогрешимость своего кумира. В пятом часу Ирка постелила Мартыну на раскладушке и, наконец, угомонились. Они проспали на работу и не пошли вообще. Пошли в читалку открывать Заболоцкого. С того дня они подружились. Ирка не убирала раскладушку, и Мартын иногда ночевал у неё. Как это ни странно покажется, но ни у кого из них за это время не возникло желания сблизиться ещё и телесно. Шутя, нарекли себя сестрой и братом.
- Конечно, у нас разные взгляды на многие вещи, да и на жизнь в целом. Ира живёт в мире вещей, твёрдо ступает по земле и определённо знает себе цену. Я же несколько парю над землёй, едва касаясь, живу в мире чувств и совершенно не знаю чего стою.
- Думаешь: женишься и сразу узнаешь?
- Думаю. Но не сразу. Придётся поработать душе. Я ведь до этого жил сам по себе, а в семье появится ответственность.
- А почему у тебя такая уверенность в отношении меня?
- Уверенности нет. Обстоятельства. Я по натуре влюбчивый, и, - не подумайте, что расхваливаю себя, - постоянный. Фанатик в своём роде. Так вот, имея крохотный опыт отношений с женщинами, плюс информация, полученная от Иры…
- Какая?
- Ну, что вы…пластилин, подышать, размять и можно вылепить Венеру, какую хочешь. Вот я и подумал: а почему бы и нет? Создам себе…богиню по образу и духу своему. Чему вы смеётесь?
- Глиняный Аполлон и пластилиновая Венера. Ну, Ирка, юмористка…
- Да, в юморе ей не откажешь. Так как, Зина, будем лепить?
- Мне кажется, что мы уже начали…
ГЛАВА 6
Мы стали встречаться. Присматривались друг к другу, изучали. Много и с жаром спорили, в основном о театре. Постепенно Мартын увлёк меня органной музыкой, ходили в Филармонию, в Капеллу, слушали пластинки у меня дома. После каждой встречи, уже лёжа в постели, я думала, что выгляжу серостью рядом с Мартыном, бездарностью и, засыпая, давала себе зарок: с завтрашнего дня начинаю читать газеты, журналы, умные книги.
И втянулась. Порой, обсуждая прочитанное, мы часами сидели на телефоне. От Мартына же заразилась поэзией, завела тетрадь, куда переписывала понравившиеся стихи. Мартын познакомил меня с Цветаевой и Ахматовой, о которых я слышала лишь мельком. А потом были Евтушенко, Белла Ахмадулина, Заболоцкий, Василий Фёдоров. Самое удивительное, что я постепенно стала смотреть на себя иначе: не было больше закисшей старой девы, а была девчонка шестнадцати лет, которая познакомилась с интересным парнем, открывавшим ей заново мир.
Спустя три недели мне стало душным и чуждым общество трампарковских подруг. Читаю как-то тетрадку со стихами Цветаевой, подходит сменщица Галка, поинтересовалась что читаю. Я сказала, а в ответ слышу:
- А кто такая эта Цветаева? Смотрела "Куда он денется"? Какой там Миша Боярский, я балдею!
О, на какой высоте я почувствовала себя!
Всё вчерашнее, мелкое, мещанское шелушилось и осыпалось с меня, как старая штукатурка. Мне было невероятно хорошо, как не было в далёкие шестнадцать. Всё получалось само собой, без каких-либо усилий с моей стороны. Но…кроме братских, дружеских чувств к Мартыну ничего не было.
Ирка успокаивала: не беда, всё идёт как надо, только тебе, Зинуля, не мешало бы дать понять ему, что пора переступать границу запретного.
- Поверь мне, он уже созрел. Ходит у забора и глядит на яблочки, он жаждет их, но боится, что получит заряд соли. А ты выйди к нему и разреши сорвать.
- Ир, ты представляешь, что это? Он, может, и созрел, а я…не готова. И потом без любви это же…
- Блядство, хочешь сказать? Плюнь тому в глаз, кто так считает. Вы не те люди. Я селезёнкой чую, что близость даст рост вашей любви. Пойми, Зинуля, что бывают случаи, когда интим и есть тот последний толчок ростка, пробивающего асфальт.
Послушать Ирку, так стоит нам переспать, как тотчас расцветёт Любовь. Я в это не верю. Нетушки, если до этого ничего не ощущаешь, то секс не поможет. Я буду твёрдо на этом стоять. И никогда не позволю ПРОСТО ТАК рвать яблоки!
Помочь сайту
Поздравления
