Рабы праведности. VI. Свободный человек

Неделя выдалась не лёгкой и Максим с нетерпением ждал выходных дней, которые он по обыкновению проводил в одиночестве. Все надежды на отдых в одночасье "перечеркнул" телефонный звонок от супруги бывшего сослуживца. Захлёбываясь слезами, она сообщила о смерти мужа и просила быть на похоронах в воскресенье. Почившего сослуживца Нагатин не видел последние два года и находился не в том настроении, чтобы пойти, но и отказать вдове не было никакой возможности.
    В воскресенье стояла удивительно теплая и сухая погода, которая порой случается в сентябре, когда за бесконечными дождями утрачивается даже воспоминание об ушедшем лете. Нагатин прибыл на кладбище заранее, отказавшись от поездки в морг, где и по долгу службы бывал скрепя сердце. Оставив автомобиль недалеко от центрального входа на городское кладбище, он прямо со стоянки спустился по грубым бетонным ступенькам на главную аллею. Максим осмотрелся и сразу заметил нескольких знакомых возле небольшой часовни, но подходить к ним не стал. Ему совершенно не хотелось ни с кем общаться сверх того, что предстояло сказать за поминальным столом. Максим, решив избежать встречи с товарищами, не раздумывая повернул на небольшую асфальтированную дорожку, ведущую вглубь кладбища, оставшись незамеченным.
    Старое городское кладбище по всей окраине окружал лиственный лес. Лес угрюмо шумел нарядной листвой, часть которой скидывал при каждом дуновении ветра, разбавляя смиренную тишину погоста.
    Максим медленно шёл по дорожке, рассматривая множество заброшенных и неухоженных могил. Как и всякий человек, посещающий кладбище, он испытывал неповторимый трепет и волнение, наслаждаясь тем, что жив и лишь мимолётно задумывался о своей предстоящей участи, рано или поздно постигающей каждого из людей. Он вспомнил, как нечто подобное переживал в Пасху,  когда они с матерью посещали могилу деда. В такие дни на кладбище всегда было многолюдно и суетливо, отчего смерть казалась совсем далёкой и уж никак не пугающей задорного мальчишку.
    В какое-то мгновение Максим остановился и задумчиво посмотрел на небольшую стаю чёрных воронов, круживших вокруг могил и крестов.  
«Я ей этого желал? – спросил себя Максим и пнул ногой ком земли, сойдя с асфальтовой дорожки. – Ведь это она, та самая смерть, вот она. Этой смерти я ей желал… я же всем сердцем желал ей смерти, настоящей смерти, вот как здесь под каждым крестом…»
    На Максима почти физически «нахлынуло» чувство раскаяния и испуга… Он не мог дать точного определения пережитому, но понимал, что в эти несколько мгновений начал иначе воспринимать и осмысливать происходившие с ним события последнего месяца. В одночасье многое из пережитого стало второстепенным, малозначительным пред тем, что жизнь и судьба со всеми её жерновами имеет такой непостижимый и, вместе с тем, банальный финал.
    Нагатин сделал несколько шагов в сторону от дорожки и продолжил движение по узкому проходу между оградами могил. Пробираясь между рядами он рассматривал скудные убранства захоронений: серые фотографии на памятниках и крестах, бесцветные пластиковые цветы, позеленевшие от дождевой воды и грязи гранёные стаканы, некогда оставленные родственниками…
    «Все эти забытые Богом люди… они же тоже любили, лгали, каялись и грешили, молились и проклинали. Многие были брошены или бросали сами. Каждый искал любовь в другом, а теперь… Что теперь могут все эти отжившие своё «рабы праведности»?  -  Максим вспомнил слова Лазаря. - Что они могут сказать друг другу теперь где-то «там», где уже ничего нет. Какой вообще во всём этом смысл, если их словам, мольбам цены нет… если уже не солгать и не простить…»
    Максим открыл для себя что-то важное, но ещё не понятное, что-то глубокое, долгожданное и выстраданное.
- Свобода? - тихо произнёс он, боясь ошибиться. – Может быть, с этой чёртовой любовью я потерял свободу?
    Мысль о свободе проникла в сознание Максима и эйфория от собственного «открытия» немедленно охватила его, словно он отыскал ключ к выходу из многодневного тупика. Преисполненный энергии он развернулся и решительно направился к часовне.
- Свобода! Я, просто, был несвободен! – Все события последнего месяца «выстроились» в его сознание в единый, «правильный» ряд. Максим «ликовал». - Нахрен я забиваю себе голову всей это хернёй. Пусть живут, как хотят. Пусть делают, что хотят. Чёрт с ними со всеми. С этими Лазарями и Замятиными на кой чёрт они влезли в мою жизнь… пошли они все нахер! Закончу дело и никогда этих идиотов больше не увижу…  - Максим закурил и тут же продолжил движение, негромко и «твёрдо» говоря вслух и убеждая самого себя в очевидной глупости своих мучений. – А эта сука! Надо же было так вляпаться, а! На всём белом свете отыскать такую мразь. Тьфу! Потратить целый год жизни просто так, ради этой твари. Баб что ли мало!? Жил я без неё всю жизни и хер бы с ней. Не нужен я ей, да пусть она живет с кем хочет, какая мне разница. Нравится ей этот толстый мудак, так пусть она и...  Уроды!
    Нагатин зашагал ещё быстрее, поняв, что значительно отдалился от часовни. Необузданная ненависть и ярость, подобная той, что он испытал в лесу, вновь вернулась к нему.
- Письма ей писал. «Любимая моя девочка», вот тебе про любовь, вот про надежду, про верность… Охренеть! - Максим окончательно провалился в самые глубины своего воспалённого сознания, откуда доносился надрывный крик. – Мудак! Какой же я мудак. Представляю, как она смеялась… вот уж поржала, так поржала, сука!
Посыпавшиеся из уст Максима самые омерзительные и низкие проклятья, прервал вызов мобильного телефона.
- Да, привет… иду я, иду. Я уже здесь, - оправдывался Максим, ответив на вызов, - отошёл цветы купить, сейчас буду.
    Нагатин возбуждённо подбежал к торговцам цветами на небольшой площади возле часовни и купил десять гвоздик. Сунув дородной бабе тысячную купюру Максим, позабыв о сдаче, проследовал в часовню, куда заходили последние люди, крестившись перед входом. Максим сложил пальцы правой руки и поднёс их ко лбу. Искоса он посмотрел на невысокую, сгорбленную старушку, стоявшую на ступеньках, которая перекрестилась и согнулась в низком поклоне. В её крестном знамении была такая искренность и сила, что Максим устыдился своего жеста и следующим движением открыл тугую дверь часовни, войдя в небольшой зал, где едва умещались родственники и друзья покойного. Оставшаяся за дверью осенняя свежесть сменилась умиротворяющим ароматом ладана и запахом свечного воска. Посредине зала, освещённого свечами, стоял гроб с телом усопшего. Во «главе» гроба стоял батюшка с жидкой рыжей бородой и кадилом в руке, за спиной которого Максиму и удалось пристроиться.
    Батюшка встал за потёртый раскладной аналой и, поправив ризу и крест, приготовился к чтению псалтыря. С первыми словами торопливой молитвы, Максима потянула за руку старушка, замотанная в мохеровый платок и вручила ему свечку, после чего незаметно исчезла среди людей и появилась за небольшим прилавком со свечами, иконами и книгами.
    Батюшка быстро и заученно тараторил молитву, замедляя её мелодичный темп лишь при произнесении слов «Господу помолимся» и «Аминь». В эти мгновения он говорил отчётливо и внятно, совершая беглое крестное знамение.
Нагатин оглядел дежурную скорбь присутствующих и попытался принять такой же вид, что стоило ему определённого труда: испытанный прилив гнева никак не позволял ему успокоиться. Он попытался избавиться от своих мыслей и прислушаться к словам батюшки, но потом отвлекся и начал рассматривать иконы и церковную утварь, которой изобиловала маленькая часовня. Святые лики в золотой оправе вопрошающе «смотрели» на него. Максиму стало не по себе. Уже через несколько минут речь батюшки превратилась в монотонный звук, а иконостас, свечи и позолоченная церковная утварь «слились» в неразличимый золотой глянец. В душе его бушевала ненависть, а в голове хаотично звучала какофония «заупокойной» и неосознанно произносимых им проклятий. Максим пытался усмирить в себе страсти, но волнение переполняло его и тогда он, в необъяснимой надежде, поднял глаза вверх, как тогда в лесу после смерти пса и посмотрел под купол часовни.
- Прости, - незаметно прошептал Максим и, почувствовав, как у него закружилась голова, прислонился спиной к массивным дверям, боясь потерять равновесие. – Прости…
    Отпевание закончилось. Батюшка затушил свечу в руках покойника и пригласил собравшихся проститься с новопреставленным. Максим был последним, кто подошёл к гробу, после чего батюшка накрыл тело покрывалом и крестообразно посыпал его землёй.
- Господня земля и исполнение ея, вселенная, и вси живущие на ней… - скорбно сказал батюшка. Гроб накрыли крышкой и рядом с Максимом появилась суетливая старушка в мохеровом платке. Она привычным движением задвинула в угол подсвечник, сложила аналой и обратилась к Нагатину.
- Сынок, давай, ставь свечку всё уж кончилось…
Погребение прошло уныло и быстро, и уже через час все приглашённые находились за поминальным столом в ресторане, где в отдельном банкетном зале были организованы поминки. К пяти часам вечера Максим, просидев все поминки молча, решил уйти и, сказав несколько стандартных утешительных слов вдове и родственникам, вышел из мрачного зала с завешанными окнами.
- Максим, здравствуйте! – Нагатин почувствовал, что кто-то очень уверенно подхватил его за локоть. – Вот так встреча!
- Алексей Павлович, - Нагатин обернулся, не ожидая встретить Мещерского в ресторане.
- А вы здесь… - Мещерский вопросительно улыбаясь, посмотрел на Максима.
- Да я… в общем, мероприятие у нас было с коллегами, - ответил уставший Максим.  
- Слушайте Максим, может, присоединитесь ко мне? – предложил Мещерский. – Пообщаемся, время ещё раннее. Я и горячее ещё не заказывал. Как вы на это смотрите?
- Я так устал сегодня. Понимаете и потом…
- Послушайте, сегодня воскресенье, завтра опять на работу. Вы в свой дурдом, я в свой, - Мещерский засмеялся. – Давайте посидим. Ну, Максим решайтесь… пойдёмте.
    Нагатин чувствовал подавленность и усталость после поминок и «срыва» на кладбище, но предложение Мещерского он решил не отвергать, тем более что альтернативой было вновь напиться в своей квартире и, в лучшем случае, оказаться в обществе Рябкова.
- Официант! - Мещерский подвёл Нагатина к столу и заправски «щёлкнул» пальцами. Вмиг появившийся молодой парень принял заказ на мясное ассорти и салат.
- Вы кого-нибудь ждёте? – спросил Максим, обратив внимание на сервировку стола.
- Да, но это случится чуть позже. Сейчас я, как видите, прозябаю в одиночестве, - Мещерский разлил коньяк по бокалам. – Ну, что выпьем за хорошее настроение?
- Давайте, попробуем. - Максим заметил, что бутылка была початая. Мещерский уже успел выпить несколько бокалов, чем и объяснялось его хорошее расположение.
- Шикарный коньяк, - Мещерский немного сморщился. – Великолепно. Чувствуете?
- Согласен, - Максим посмотрел на бутылку и отвлёкся на этикетку, когда принесли закуску и салат.
- Максим, вы не обижаетесь на меня за альбом? - Мещерский был лёгок в общении и находился в прекрасном настроении, которое отчасти передалось хмурому Максиму.
- Да нет, ерунда. Я, наверное, поступил бы также, - Максим миролюбиво улыбнулся, - хотя отбрили вы меня крепко.
- Извините ещё раз. Порядок есть порядок. - Мещерский откинулся на спинку стула и закурил, окинув зал оценивающим взглядом. – Кстати, неплохой ресторан. Я здесь бываю пару раз в месяц. Кажется, здесь можно раствориться и отдохнуть. – Мещерский стряхнул пепел.
- Да, вы правы. Я недалеко живу и раньше тоже здесь бывал. – Максим тоже закурил. - Как дела у Замятина? Ему лучше?
- Никак. Ничего, видимо с его памятью у нас не получится. По крайней мере, в ближайшее время. - Мещерский затушил сигарету и положил в тарелку мясную нарезку. Он продолжил разговор аккуратно разрезая и без того тончайшее карпаччо, на маленькие кусочки, которые тут же отправлял в рот. – Даже, если что-то «выгорит» в полном объёме воспоминания вряд ли вернутся. А что?
- Дело пора заканчивать, а пока нет ни заключения экспертизы, ни показаний, то и… в общем, мне сейчас эти задержки ни к чему.
- Ещё не известно, чем закончится ситуация с гипертоническим кризом, поэтому о сроках говорить сложно. Я же не зря запретил вам видеться с ним. Здоровье у него оказалось не очень, особенно по части сосудов. Вы, кстати, встречались с его сожительницей? - Мещерский перестал жевать, пытаясь вспомнить её имя. - Настя, да? Её, кажется, звали Анастасия?
- Да, встречался. – Максим нахмурился, вспомнив визит Анастасии.
- И что она? – Мещерский на мгновение перестал жевать, увидев недоверчивый взгляд Нагатина. – Максим, если я излишне любопытен, то вы можете и не распространяться. Тут без обид, я всё понимаю. Мы же профессионалы.
- Там и распространяться особо не о чем. Типичная «бытовуха». Шекспир, как говорит мой сосед. Если бы не «огнестрел» и Замятин не был бы ментом, то, я думаю, к нам в контору дело бы и не попало. - Нагатин разлил коньяк по бокалам, - Я то поначалу решил, что там были замешаны чувства, но складывается впечатление, что каждый эксплуатировал партнёра в своих интересах. Она обыкновенная молодая баба, мечтавшая о семье и замужестве. Он обыкновенный семейный мужик среднего возраста, мечтавший о молодой бабе. Встреча их была неминуема, - Максим усмехнулся и выпил коньяк. – Собственно, когда она поставила вопрос «ребром», он отказался. Тогда она вышла на новую охоту и встретила Константина, который стал разменной монетой в этой игре. Хотя, может быть любовь и была в самом начале, я ещё не разобрался…
- Любовь! - Мещерский громко засмеялся, чем обратил на себя внимание нескольких посетителей ресторана. Заметив это, он извинился вежливым кивком и обратился к Нагатину. – Максим, вы серьёзно? От человека вашей профессии и вашего возраста мне странно слышать такие вещи. Мы же взрослые люди, неужели вы ещё не поняли, что в мире нет никакой любви и нет того великого замысла или существа, который одарил бы нас любовью, счастьем и ещё чёрт знает чем? Да и сами эти эфемерные понятия не более чем пустой звук, произносимый нами время от времени. Это же очевидно!
- Я не готов так сразу ответить, - Нагатин растерялся от такого неожиданного поворота разговора.
- Я вам сам отвечу, но сначала скажу, что вы абсолютно точно заметили их обоюдное желание «эксплуатировать» друг друга. Замечательное наблюдение, хотя больше относящееся к женщинам. Эксплуатация своего тела для достижения целей - это, в общем, их стезя. - Мещерский усмехнулся.  
- Но я, всё равно окончательно не отрицаю, наличия между ними душевной связи.
- Душевной связи… хм, возможно, но поверьте мне, - Мещерский принял важный вид, - я психиатр и каждый день на протяжении многих лет сталкиваюсь лишь со страданиями плоти, именно плоти. Не подумайте, что я ошибся. Я прекрасно понимаю, что никакой души не лечу. Её просто нет, Максим, её не существует. У человека есть только разум: слабый, сильный, угнетённый, какой угодно, но разум. Физиологически это мозг, понимаете? – Мещерский ткнул себя пальцем в лоб. – Поэтому я не очень верю в «душевные связи».
- Понимаю. – Максим слушал Мещерского, который уже захмелел и хотел «выговориться».
- Басни о сердце и душе – абсолютно бредовый вымысел поэтов и попов. – Мещерский увлёкся собственным монологом и жестикулировал. – Они обвиняют разум во всём, оставив лишь душе все добродетели. Почему?
- Не знаю, я никогда не задумывался об этом. - Пожав плечами, ответил Нагатин.
- Почему разум не может порождать сострадание, доброту, заботу? Мне, что надо иметь специальный орган - душу, чтобы помочь больному человеку или покормить бездомного пса, простите за примитивные примеры.
- Нет, - согласился Нагатин. – Душа, наверное, нужна, чтобы чувствовать, любить другого человека.
- Какого другого? – Мещерский в удивлении поднял брови и наморщил лоб. – Максим, извините, я не понимаю.
- Например, «ближнего своего», – иронично сказал Нагатин, но его слова нашли совершенно неожиданный отклик в Мещерском.
- Много вы любили тех, кого отправили за решётку?
- Это другой вопрос.
- Почему же? – Мещерский улыбнулся.
- Вы передёргиваете.
- Вовсе нет. Я в больнице, «ближних своих» не очень люблю, а порой так и совсем наоборот, - Мещерский улыбнулся, - а ведь любить их и есть наша христианская ноша. Хотя по большому счёту, мы любим только тех из наших ближних, которые не мешают нам жить и у кого меньше всего проблем. Нам нравится любить их сидя в тёплом кресле в домашних тапках и не более того.
- Ну, хорошо, - Нагатин «отступил». – Хорошо, пусть она порождает чувство к женщине.
- Это вообще чушь, извините. Любовь это химическая реакция, в результате которой ваш мозг получает импульс в виде возбуждения самого старейшего из инстинктов – размножения. И так происходило испокон веков или вы думаете, что невероятная божественная десница соединяет одинокие души?
- Нет, но…
- Да вы возьмите хоть эту Анастасию.  Молодая, здоровая женщина с ребёнком инвалидом на руках, годами ждёт принца с «золотыми яблоками». Ни вы и даже не я никогда не сможем понять человека, одиночество которого с каждым днём превращается в безысходность. Ведь это не то одиночество, когда мы вдруг решаем отдохнуть от окружающих на рыбалке, это ежедневно теряющийся смысл жизни. Анастасия прекрасно это осознавала, но не хотела с этим мириться. Такие женщины уже не ищут ни родственных душ, ни принцев. Такие женщины сметают всё на своём пути ради придуманного «счастья».
- Возможно, вы правы, но в целом мне кажется, что вы немного преувеличиваете.
- Полтора года назад у меня была пациентка, которая сбросила с седьмого этажа двоих детей. Чудовищно, но случилось это после того, как её новый друг не решился жить с ней и воспитывать их. Они стали ей обузой.
- Я помню этот случай.
- Так вот она одела их, умыла, причесала, вышла на балкон и поочёредно столкнула. Одному было семь лет, другому пять. Представьте глаза второго ребёнка, который уже всё понял…
- Её признали душевно больной.
- Эта женщина каждое воскресенье ходила в церковь. А! Как вам? Готов поспорить, что и Анастасия вымаливала по выходным дням себе счастье.
- Да, Анастасия ходила на службу каждое воскресенье, но нельзя же так равнять всех под одну гребёнку.
- Вот видите, что я вам говорил, - Мещерский самодовольно улыбнулся. - Я вам расскажу суть вашего дела по существу и без лирики. Анастасия, безусловно, хотела замуж для создания своей семьи и в этом нет ничего предосудительного. Я не ханжа и не моралист. Замятин, полноватый, обрюзгший и неинтересный мужчина с почти полувековым жизненным багажом за спиной. Случайная встреча, красивая молодая женщина, поплакался о семейной жизни, она услышала и поняла… закрутилось. Анастасия мила и всякий раз ждёт его появления, а он мчится на «крыльях любви». Плюс замечательный секс о существовании которого он уже к своим годам и забыл.
- Верю, - Нагатин ожидал версию развязки дела от Мещерского..
- Предположу, что так стало тянуться годами, причём годы Замятина наполнились «жизнью», а годы Анастасии безысходностью.
- Да, но они построили дом и собирались жить вместе, - возразил Нагатин.
- Строительство дома это всего лишь совместное времяпрепровождение, досуг, если хотите. Что-то ведь должно было объединять их? Между плотскими занятиями надо ещё о чем-нибудь говорить, - Мещерский налил коньяк, – а когда тема дома была закончена,  Анастасия потребовала: «Женись!» с ужасом понимая, что стала старше ещё на несколько лет.
- И что же, по-вашему, решил Замятин?
- Замятину и дома было тепло, зачем жениться? Он пообещал её любить вечно. В ответ Анастасия немедленно отправила его в отставку и правильно сделала. Надо было вообще это всё раньше разрешить. Теперь жизнь Владимира стала тоскливой и пустой, собственно, такой, какой и была до встречи с Анастасией.
- Продолжайте.
- А что тут продолжать? – удивленно спросил Мещерский. – Под руку ей попался этот конь Костик. Вы правы, действительно, этот бедолага настоящая жертва. Костик дал ей то, что Замятину уже было не под силу. С ним она ничего и не строила и не планировала, с ним она просто была обыкновенной, желанной женщиной и всё. Замятин узнал, психанул и перестрелял всех кого смог. Удивительно, что погиб только один ни в чём неповинный Константин, вам не кажется это злой шуткой?
- Замятин и себя хотел убить, вы же не будете это отрицать, Алексей Павлович.
- Струсил, того что совершил, а потом испугался и за свою жизнь. Хотел бы наказать Анастасию, то в неё бы не стрелял, а после Константина сразу бы покончил собой.
- Вы уверены?
- Та пациентка, которая убила своих детей тоже хотела покончить собой, но у неё почему то не получилось, - Мещерский сказал последние слова иронично и выпил коньяк. – Вот такая скучная и банальная история, гражданин следователь.
- Увы, - Нагатин тяжело вздохнул.
- Поэты и попы придумали любовь для себя, чтобы оправдывать своё бессмысленное существование, а не моё, ваше или Замятина. В «нашей» истории нет ни шагов судьбы, ни высокопарных чувств, ни сеющего повсюду любовь Бога. Есть только тотальная несвобода человека, подчинённого влечениям, инстинктам. Живут так всю жизнь люди, не поднимая головы под гнётом самих себя…
- Алексей Павлович, более мрачной картины мира, я ещё не слышал.
- Ну, она, по крайней мере, честнее иных писаний, за обложками которых прячутся миллионы людей. – Мещерский пронзительно посмотрел на Максима. - Я хочу умереть свободным человеком Максим.
- А каким человеком вы хотите жить? – после этих слов Нагатина Мещерский опустил глаза и нахмурился, молча разлив последний оставшийся в бутылке коньяк по бокалам.
- Я рад нашему знакомству Максим, - Мещерский поднял бокал и выпил, посмотрев на часы.
- Вот и я тоже не знаю… - Максим сунул руку в карман куртки и достал кошелёк. – Спасибо за вечер, сколько я должен?
- Перестаньте Максим, я же пригласил вас сам и это ни к чему, - сказал Мещерский, увидев намерение Нагатина заплатить.  – Потом я не ухожу… минуточку, извините.
    Мещерский ответил на телефонный звонок и тут же встал обернувшись лицом ко входу в основной зал ресторана. Он помахал рукой вошедшей в зал роскошной брюнетке в длинном кожаном плаще. Глубокое декольте и выделяло её среди других посетительниц ресторана. Брюнетка подошла к Мещерскому и, поздоровавшись, присела за столик.
- Максим, это…
- Диана, - сказала девушка.
- Да, Диана, познакомьтесь.
- В другой раз, - Максим наклонился к Мещерскому и спросил. – Хотите знать, как вас называет Лазарь?
- Как?.
- Человек с зашитой душой, - Нагатин улыбнулся. – А старик всё-таки не такой уж и сумасшедший, согласитесь? До встречи…
    Нагатин развернулся и покинул ресторан, не дав возможности сказать что-либо удивлённому Мещерскому, на шее которого «повисла» Диана.

Продолжение следует...

© Copyright: Сергей Дубовик, 2013

Регистрационный номер №0168537

от 9 ноября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0168537 выдан для произведения: Неделя выдалась не лёгкой и Максим с нетерпением ждал выходных дней, которые он по обыкновению проводил в одиночестве. Все надежды на отдых в одночасье "перечеркнул" телефонный звонок от супруги бывшего сослуживца. Захлёбываясь слезами, она сообщила о смерти мужа и просила быть на похоронах в воскресенье. Почившего сослуживца Нагатин не видел последние два года и находился не в том настроении, чтобы пойти, но и отказать вдове не было никакой возможности.
    В воскресенье стояла удивительно теплая и сухая погода, которая порой случается в сентябре, когда за бесконечными дождями утрачивается даже воспоминание об ушедшем лете. Нагатин прибыл на кладбище заранее, отказавшись от поездки в морг, где и по долгу службы бывал скрепя сердце. Оставив автомобиль недалеко от центрального входа на городское кладбище, он прямо со стоянки спустился по грубым бетонным ступенькам на главную аллею. Максим осмотрелся и сразу заметил нескольких знакомых возле небольшой часовни, но подходить к ним не стал. Ему совершенно не хотелось ни с кем общаться сверх того, что предстояло сказать за поминальным столом. Максим, решив избежать встречи с товарищами, не раздумывая повернул на небольшую асфальтированную дорожку, ведущую вглубь кладбища, оставшись незамеченным.
    Старое городское кладбище по всей окраине окружал лиственный лес. Лес угрюмо шумел нарядной листвой, часть которой скидывал при каждом дуновении ветра, разбавляя смиренную тишину погоста.
    Максим медленно шёл по дорожке, рассматривая множество заброшенных и неухоженных могил. Как и всякий человек, посещающий кладбище, он испытывал неповторимый трепет и волнение, наслаждаясь тем, что жив и лишь мимолётно задумывался о своей предстоящей участи, рано или поздно постигающей каждого из людей. Он вспомнил, как нечто подобное переживал в Пасху,  когда они с матерью посещали могилу деда. В такие дни на кладбище всегда было многолюдно и суетливо, отчего смерть казалась совсем далёкой и уж никак не пугающей задорного мальчишку.
    В какое-то мгновение Максим остановился и задумчиво посмотрел на небольшую стаю чёрных воронов, круживших вокруг могил и крестов.  
«Я ей этого желал? – спросил себя Максим и пнул ногой ком земли, сойдя с асфальтовой дорожки. – Ведь это она, та самая смерть, вот она. Этой смерти я ей желал… я же всем сердцем желал ей смерти, настоящей смерти, вот как здесь под каждым крестом…»
    На Максима почти физически «нахлынуло» чувство раскаяния и испуга… Он не мог дать точного определения пережитому, но понимал, что в эти несколько мгновений начал иначе воспринимать и осмысливать происходившие с ним события последнего месяца. В одночасье многое из пережитого стало второстепенным, малозначительным пред тем, что жизнь и судьба со всеми её жерновами имеет такой непостижимый и, вместе с тем, банальный финал.
    Нагатин сделал несколько шагов в сторону от дорожки и продолжил движение по узкому проходу между оградами могил. Пробираясь между рядами он рассматривал скудные убранства захоронений: серые фотографии на памятниках и крестах, бесцветные пластиковые цветы, позеленевшие от дождевой воды и грязи гранёные стаканы, некогда оставленные родственниками…
    «Все эти забытые Богом люди… они же тоже любили, лгали, каялись и грешили, молились и проклинали. Многие были брошены или бросали сами. Каждый искал любовь в другом, а теперь… Что теперь могут все эти отжившие своё «рабы праведности»?  -  Максим вспомнил слова Лазаря. - Что они могут сказать друг другу теперь где-то «там», где уже ничего нет. Какой вообще во всём этом смысл, если их словам, мольбам цены нет… если уже не солгать и не простить…»
    Максим открыл для себя что-то важное, но ещё не понятное, что-то глубокое, долгожданное и выстраданное.
- Свобода? - тихо произнёс он, боясь ошибиться. – Может быть, с этой чёртовой любовью я потерял свободу?
    Мысль о свободе проникла в сознание Максима и эйфория от собственного «открытия» немедленно охватила его, словно он отыскал ключ к выходу из многодневного тупика. Преисполненный энергии он развернулся и решительно направился к часовне.
- Свобода! Я, просто, был несвободен! – Все события последнего месяца «выстроились» в его сознание в единый, «правильный» ряд. Максим «ликовал». - Нахрен я забиваю себе голову всей это хернёй. Пусть живут, как хотят. Пусть делают, что хотят. Чёрт с ними со всеми. С этими Лазарями и Замятиными на кой чёрт они влезли в мою жизнь… пошли они все нахер! Закончу дело и никогда этих идиотов больше не увижу…  - Максим закурил и тут же продолжил движение, негромко и «твёрдо» говоря вслух и убеждая самого себя в очевидной глупости своих мучений. – А эта сука! Надо же было так вляпаться, а! На всём белом свете отыскать такую мразь. Тьфу! Потратить целый год жизни просто так, ради этой твари. Баб что ли мало!? Жил я без неё всю жизни и хер бы с ней. Не нужен я ей, да пусть она живет с кем хочет, какая мне разница. Нравится ей этот толстый мудак, так пусть она и...  Уроды!
    Нагатин зашагал ещё быстрее, поняв, что значительно отдалился от часовни. Необузданная ненависть и ярость, подобная той, что он испытал в лесу, вновь вернулась к нему.
- Письма ей писал. «Любимая моя девочка», вот тебе про любовь, вот про надежду, про верность… Охренеть! - Максим окончательно провалился в самые глубины своего воспалённого сознания, откуда доносился надрывный крик. – Мудак! Какой же я мудак. Представляю, как она смеялась… вот уж поржала, так поржала, сука!
Посыпавшиеся из уст Максима самые омерзительные и низкие проклятья, прервал вызов мобильного телефона.
- Да, привет… иду я, иду. Я уже здесь, - оправдывался Максим, ответив на вызов, - отошёл цветы купить, сейчас буду.
    Нагатин возбуждённо подбежал к торговцам цветами на небольшой площади возле часовни и купил десять гвоздик. Сунув дородной бабе тысячную купюру Максим, позабыв о сдаче, проследовал в часовню, куда заходили последние люди, крестившись перед входом. Максим сложил пальцы правой руки и поднёс их ко лбу. Искоса он посмотрел на невысокую, сгорбленную старушку, стоявшую на ступеньках, которая перекрестилась и согнулась в низком поклоне. В её крестном знамении была такая искренность и сила, что Максим устыдился своего жеста и следующим движением открыл тугую дверь часовни, войдя в небольшой зал, где едва умещались родственники и друзья покойного. Оставшаяся за дверью осенняя свежесть сменилась умиротворяющим ароматом ладана и запахом свечного воска. Посредине зала, освещённого свечами, стоял гроб с телом усопшего. Во «главе» гроба стоял батюшка с жидкой рыжей бородой и кадилом в руке, за спиной которого Максиму и удалось пристроиться.
    Батюшка встал за потёртый раскладной аналой и, поправив ризу и крест, приготовился к чтению псалтыря. С первыми словами торопливой молитвы, Максима потянула за руку старушка, замотанная в мохеровый платок и вручила ему свечку, после чего незаметно исчезла среди людей и появилась за небольшим прилавком со свечами, иконами и книгами.
    Батюшка быстро и заученно тараторил молитву, замедляя её мелодичный темп лишь при произнесении слов «Господу помолимся» и «Аминь». В эти мгновения он говорил отчётливо и внятно, совершая беглое крестное знамение.
Нагатин оглядел дежурную скорбь присутствующих и попытался принять такой же вид, что стоило ему определённого труда: испытанный прилив гнева никак не позволял ему успокоиться. Он попытался избавиться от своих мыслей и прислушаться к словам батюшки, но потом отвлекся и начал рассматривать иконы и церковную утварь, которой изобиловала маленькая часовня. Святые лики в золотой оправе вопрошающе «смотрели» на него. Максиму стало не по себе. Уже через несколько минут речь батюшки превратилась в монотонный звук, а иконостас, свечи и позолоченная церковная утварь «слились» в неразличимый золотой глянец. В душе его бушевала ненависть, а в голове хаотично звучала какофония «заупокойной» и неосознанно произносимых им проклятий. Максим пытался усмирить в себе страсти, но волнение переполняло его и тогда он, в необъяснимой надежде, поднял глаза вверх, как тогда в лесу после смерти пса и посмотрел под купол часовни.
- Прости, - незаметно прошептал Максим и, почувствовав, как у него закружилась голова, прислонился спиной к массивным дверям, боясь потерять равновесие. – Прости…
    Отпевание закончилось. Батюшка затушил свечу в руках покойника и пригласил собравшихся проститься с новопреставленным. Максим был последним, кто подошёл к гробу, после чего батюшка накрыл тело покрывалом и крестообразно посыпал его землёй.
- Господня земля и исполнение ея, вселенная, и вси живущие на ней… - скорбно сказал батюшка. Гроб накрыли крышкой и рядом с Максимом появилась суетливая старушка в мохеровом платке. Она привычным движением задвинула в угол подсвечник, сложила аналой и обратилась к Нагатину.
- Сынок, давай, ставь свечку всё уж кончилось…
Погребение прошло уныло и быстро, и уже через час все приглашённые находились за поминальным столом в ресторане, где в отдельном банкетном зале были организованы поминки. К пяти часам вечера Максим, просидев все поминки молча, решил уйти и, сказав несколько стандартных утешительных слов вдове и родственникам, вышел из мрачного зала с завешанными окнами.
- Максим, здравствуйте! – Нагатин почувствовал, что кто-то очень уверенно подхватил его за локоть. – Вот так встреча!
- Алексей Павлович, - Нагатин обернулся, не ожидая встретить Мещерского в ресторане.
- А вы здесь… - Мещерский вопросительно улыбаясь, посмотрел на Максима.
- Да я… в общем, мероприятие у нас было с коллегами, - ответил уставший Максим.  
- Слушайте Максим, может, присоединитесь ко мне? – предложил Мещерский. – Пообщаемся, время ещё раннее. Я и горячее ещё не заказывал. Как вы на это смотрите?
- Я так устал сегодня. Понимаете и потом…
- Послушайте, сегодня воскресенье, завтра опять на работу. Вы в свой дурдом, я в свой, - Мещерский засмеялся. – Давайте посидим. Ну, Максим решайтесь… пойдёмте.
    Нагатин чувствовал подавленность и усталость после поминок и «срыва» на кладбище, но предложение Мещерского он решил не отвергать, тем более что альтернативой было вновь напиться в своей квартире и, в лучшем случае, оказаться в обществе Рябкова.
- Официант! - Мещерский подвёл Нагатина к столу и заправски «щёлкнул» пальцами. Вмиг появившийся молодой парень принял заказ на мясное ассорти и салат.
- Вы кого-нибудь ждёте? – спросил Максим, обратив внимание на сервировку стола.
- Да, но это случится чуть позже. Сейчас я, как видите, прозябаю в одиночестве, - Мещерский разлил коньяк по бокалам. – Ну, что выпьем за хорошее настроение?
- Давайте, попробуем. - Максим заметил, что бутылка была початая. Мещерский уже успел выпить несколько бокалов, чем и объяснялось его хорошее расположение.
- Шикарный коньяк, - Мещерский немного сморщился. – Великолепно. Чувствуете?
- Согласен, - Максим посмотрел на бутылку и отвлёкся на этикетку, когда принесли закуску и салат.
- Максим, вы не обижаетесь на меня за альбом? - Мещерский был лёгок в общении и находился в прекрасном настроении, которое отчасти передалось хмурому Максиму.
- Да нет, ерунда. Я, наверное, поступил бы также, - Максим миролюбиво улыбнулся, - хотя отбрили вы меня крепко.
- Извините ещё раз. Порядок есть порядок. - Мещерский откинулся на спинку стула и закурил, окинув зал оценивающим взглядом. – Кстати, неплохой ресторан. Я здесь бываю пару раз в месяц. Кажется, здесь можно раствориться и отдохнуть. – Мещерский стряхнул пепел.
- Да, вы правы. Я недалеко живу и раньше тоже здесь бывал. – Максим тоже закурил. - Как дела у Замятина? Ему лучше?
- Никак. Ничего, видимо с его памятью у нас не получится. По крайней мере, в ближайшее время. - Мещерский затушил сигарету и положил в тарелку мясную нарезку. Он продолжил разговор аккуратно разрезая и без того тончайшее карпаччо, на маленькие кусочки, которые тут же отправлял в рот. – Даже, если что-то «выгорит» в полном объёме воспоминания вряд ли вернутся. А что?
- Дело пора заканчивать, а пока нет ни заключения экспертизы, ни показаний, то и… в общем, мне сейчас эти задержки ни к чему.
- Ещё не известно, чем закончится ситуация с гипертоническим кризом, поэтому о сроках говорить сложно. Я же не зря запретил вам видеться с ним. Здоровье у него оказалось не очень, особенно по части сосудов. Вы, кстати, встречались с его сожительницей? - Мещерский перестал жевать, пытаясь вспомнить её имя. - Настя, да? Её, кажется, звали Анастасия?
- Да, встречался. – Максим нахмурился, вспомнив визит Анастасии.
- И что она? – Мещерский на мгновение перестал жевать, увидев недоверчивый взгляд Нагатина. – Максим, если я излишне любопытен, то вы можете и не распространяться. Тут без обид, я всё понимаю. Мы же профессионалы.
- Там и распространяться особо не о чем. Типичная «бытовуха». Шекспир, как говорит мой сосед. Если бы не «огнестрел» и Замятин не был бы ментом, то, я думаю, к нам в контору дело бы и не попало. - Нагатин разлил коньяк по бокалам, - Я то поначалу решил, что там были замешаны чувства, но складывается впечатление, что каждый эксплуатировал партнёра в своих интересах. Она обыкновенная молодая баба, мечтавшая о семье и замужестве. Он обыкновенный семейный мужик среднего возраста, мечтавший о молодой бабе. Встреча их была неминуема, - Максим усмехнулся и выпил коньяк. – Собственно, когда она поставила вопрос «ребром», он отказался. Тогда она вышла на новую охоту и встретила Константина, который стал разменной монетой в этой игре. Хотя, может быть любовь и была в самом начале, я ещё не разобрался…
- Любовь! - Мещерский громко засмеялся, чем обратил на себя внимание нескольких посетителей ресторана. Заметив это, он извинился вежливым кивком и обратился к Нагатину. – Максим, вы серьёзно? От человека вашей профессии и вашего возраста мне странно слышать такие вещи. Мы же взрослые люди, неужели вы ещё не поняли, что в мире нет никакой любви и нет того великого замысла или существа, который одарил бы нас любовью, счастьем и ещё чёрт знает чем? Да и сами эти эфемерные понятия не более чем пустой звук, произносимый нами время от времени. Это же очевидно!
- Я не готов так сразу ответить, - Нагатин растерялся от такого неожиданного поворота разговора.
- Я вам сам отвечу, но сначала скажу, что вы абсолютно точно заметили их обоюдное желание «эксплуатировать» друг друга. Замечательное наблюдение, хотя больше относящееся к женщинам. Эксплуатация своего тела для достижения целей - это, в общем, их стезя. - Мещерский усмехнулся.  
- Но я, всё равно окончательно не отрицаю, наличия между ними душевной связи.
- Душевной связи… хм, возможно, но поверьте мне, - Мещерский принял важный вид, - я психиатр и каждый день на протяжении многих лет сталкиваюсь лишь со страданиями плоти, именно плоти. Не подумайте, что я ошибся. Я прекрасно понимаю, что никакой души не лечу. Её просто нет, Максим, её не существует. У человека есть только разум: слабый, сильный, угнетённый, какой угодно, но разум. Физиологически это мозг, понимаете? – Мещерский ткнул себя пальцем в лоб. – Поэтому я не очень верю в «душевные связи».
- Понимаю. – Максим слушал Мещерского, который уже захмелел и хотел «выговориться».
- Басни о сердце и душе – абсолютно бредовый вымысел поэтов и попов. – Мещерский увлёкся собственным монологом и жестикулировал. – Они обвиняют разум во всём, оставив лишь душе все добродетели. Почему?
- Не знаю, я никогда не задумывался об этом. - Пожав плечами, ответил Нагатин.
- Почему разум не может порождать сострадание, доброту, заботу? Мне, что надо иметь специальный орган - душу, чтобы помочь больному человеку или покормить бездомного пса, простите за примитивные примеры.
- Нет, - согласился Нагатин. – Душа, наверное, нужна, чтобы чувствовать, любить другого человека.
- Какого другого? – Мещерский в удивлении поднял брови и наморщил лоб. – Максим, извините, я не понимаю.
- Например, «ближнего своего», – иронично сказал Нагатин, но его слова нашли совершенно неожиданный отклик в Мещерском.
- Много вы любили тех, кого отправили за решётку?
- Это другой вопрос.
- Почему же? – Мещерский улыбнулся.
- Вы передёргиваете.
- Вовсе нет. Я в больнице, «ближних своих» не очень люблю, а порой так и совсем наоборот, - Мещерский улыбнулся, - а ведь любить их и есть наша христианская ноша. Хотя по большому счёту, мы любим только тех из наших ближних, которые не мешают нам жить и у кого меньше всего проблем. Нам нравится любить их сидя в тёплом кресле в домашних тапках и не более того.
- Ну, хорошо, - Нагатин «отступил». – Хорошо, пусть она порождает чувство к женщине.
- Это вообще чушь, извините. Любовь это химическая реакция, в результате которой ваш мозг получает импульс в виде возбуждения самого старейшего из инстинктов – размножения. И так происходило испокон веков или вы думаете, что невероятная божественная десница соединяет одинокие души?
- Нет, но…
- Да вы возьмите хоть эту Анастасию.  Молодая, здоровая женщина с ребёнком инвалидом на руках, годами ждёт принца с «золотыми яблоками». Ни вы и даже не я никогда не сможем понять человека, одиночество которого с каждым днём превращается в безысходность. Ведь это не то одиночество, когда мы вдруг решаем отдохнуть от окружающих на рыбалке, это ежедневно теряющийся смысл жизни. Анастасия прекрасно это осознавала, но не хотела с этим мириться. Такие женщины уже не ищут ни родственных душ, ни принцев. Такие женщины сметают всё на своём пути ради придуманного «счастья».
- Возможно, вы правы, но в целом мне кажется, что вы немного преувеличиваете.
- Полтора года назад у меня была пациентка, которая сбросила с седьмого этажа двоих детей. Чудовищно, но случилось это после того, как её новый друг не решился жить с ней и воспитывать их. Они стали ей обузой.
- Я помню этот случай.
- Так вот она одела их, умыла, причесала, вышла на балкон и поочёредно столкнула. Одному было семь лет, другому пять. Представьте глаза второго ребёнка, который уже всё понял…
- Её признали душевно больной.
- Эта женщина каждое воскресенье ходила в церковь. А! Как вам? Готов поспорить, что и Анастасия вымаливала по выходным дням себе счастье.
- Да, Анастасия ходила на службу каждое воскресенье, но нельзя же так равнять всех под одну гребёнку.
- Вот видите, что я вам говорил, - Мещерский самодовольно улыбнулся. - Я вам расскажу суть вашего дела по существу и без лирики. Анастасия, безусловно, хотела замуж для создания своей семьи и в этом нет ничего предосудительного. Я не ханжа и не моралист. Замятин, полноватый, обрюзгший и неинтересный мужчина с почти полувековым жизненным багажом за спиной. Случайная встреча, красивая молодая женщина, поплакался о семейной жизни, она услышала и поняла… закрутилось. Анастасия мила и всякий раз ждёт его появления, а он мчится на «крыльях любви». Плюс замечательный секс о существовании которого он уже к своим годам и забыл.
- Верю, - Нагатин ожидал версию развязки дела от Мещерского..
- Предположу, что так стало тянуться годами, причём годы Замятина наполнились «жизнью», а годы Анастасии безысходностью.
- Да, но они построили дом и собирались жить вместе, - возразил Нагатин.
- Строительство дома это всего лишь совместное времяпрепровождение, досуг, если хотите. Что-то ведь должно было объединять их? Между плотскими занятиями надо ещё о чем-нибудь говорить, - Мещерский налил коньяк, – а когда тема дома была закончена,  Анастасия потребовала: «Женись!» с ужасом понимая, что стала старше ещё на несколько лет.
- И что же, по-вашему, решил Замятин?
- Замятину и дома было тепло, зачем жениться? Он пообещал её любить вечно. В ответ Анастасия немедленно отправила его в отставку и правильно сделала. Надо было вообще это всё раньше разрешить. Теперь жизнь Владимира стала тоскливой и пустой, собственно, такой, какой и была до встречи с Анастасией.
- Продолжайте.
- А что тут продолжать? – удивленно спросил Мещерский. – Под руку ей попался этот конь Костик. Вы правы, действительно, этот бедолага настоящая жертва. Костик дал ей то, что Замятину уже было не под силу. С ним она ничего и не строила и не планировала, с ним она просто была обыкновенной, желанной женщиной и всё. Замятин узнал, психанул и перестрелял всех кого смог. Удивительно, что погиб только один ни в чём неповинный Константин, вам не кажется это злой шуткой?
- Замятин и себя хотел убить, вы же не будете это отрицать, Алексей Павлович.
- Струсил, того что совершил, а потом испугался и за свою жизнь. Хотел бы наказать Анастасию, то в неё бы не стрелял, а после Константина сразу бы покончил собой.
- Вы уверены?
- Та пациентка, которая убила своих детей тоже хотела покончить собой, но у неё почему то не получилось, - Мещерский сказал последние слова иронично и выпил коньяк. – Вот такая скучная и банальная история, гражданин следователь.
- Увы, - Нагатин тяжело вздохнул.
- Поэты и попы придумали любовь для себя, чтобы оправдывать своё бессмысленное существование, а не моё, ваше или Замятина. В «нашей» истории нет ни шагов судьбы, ни высокопарных чувств, ни сеющего повсюду любовь Бога. Есть только тотальная несвобода человека, подчинённого влечениям, инстинктам. Живут так всю жизнь люди, не поднимая головы под гнётом самих себя…
- Алексей Павлович, более мрачной картины мира, я ещё не слышал.
- Ну, она, по крайней мере, честнее иных писаний, за обложками которых прячутся миллионы людей. – Мещерский пронзительно посмотрел на Максима. - Я хочу умереть свободным человеком Максим.
- А каким человеком вы хотите жить? – после этих слов Нагатина Мещерский опустил глаза и нахмурился, молча разлив последний оставшийся в бутылке коньяк по бокалам.
- Я рад нашему знакомству Максим, - Мещерский поднял бокал и выпил, посмотрев на часы.
- Вот и я тоже не знаю… - Максим сунул руку в карман куртки и достал кошелёк. – Спасибо за вечер, сколько я должен?
- Перестаньте Максим, я же пригласил вас сам и это ни к чему, - сказал Мещерский, увидев намерение Нагатина заплатить.  – Потом я не ухожу… минуточку, извините.
    Мещерский ответил на телефонный звонок и тут же встал обернувшись лицом ко входу в основной зал ресторана. Он помахал рукой вошедшей в зал роскошной брюнетке в длинном кожаном плаще. Глубокое декольте и выделяло её среди других посетительниц ресторана. Брюнетка подошла к Мещерскому и, поздоровавшись, присела за столик.
- Максим, это…
- Диана, - сказала девушка.
- Да, Диана, познакомьтесь.
- В другой раз, - Максим наклонился к Мещерскому и спросил. – Хотите знать, как вас называет Лазарь?
- Как?.
- Человек с зашитой душой, - Нагатин улыбнулся. – А старик всё-таки не такой уж и сумасшедший, согласитесь? До встречи…
    Нагатин развернулся и покинул ресторан, не дав возможности сказать что-либо удивлённому Мещерскому, на шее которого «повисла» Диана.

Продолжение следует...

 

Рабы праведности. V. Обычная бабища

Рабы праведности. VII. Галоперидол