Проект КС

[Скрыть] Регистрационный номер 0304216 выдан для произведения: ПРОЕКТ «КОНЕЦ СВЕТА» 
Посвящается моему адъютанту.
 
 
ТОТ САМЫЙ ЭПИГРАФ
 
«Когда всё настолько плохо, что хуже некуда, достаточно проверить пульс у себя на запястье и представить, что эта примитивная жизнь, которая бьётся в твоих венах, вдруг навсегда остановится... хуже этого и быть ничего не может!»
- так говорил мне один конченый самоубийца, хренов циник.
 
 
ТАРАКАНЬИ БЕГА
 
И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
Пройдя через тысячелетия и электрические провода, этот свет в конечной точке своего пути обнаружил лампочку Ильича на потолке процедурного кабинета 10-го отделения городской психиатрической больницы.
Говорят, во Вселенной полно всяких планет, и на них космические коммунисты когда-то занимались электрификацией. Бьюсь об заклад: ни один из них не знал, что это полезное дело может так скверно закончиться.
В процедурном кабинете были тумбочки, стол и окно. В тумбочках хранились медикаменты. Стол был пуст и не подавал признаков жизни. Из окна всякий мог видеть, как Восьмое Марта прокатилось по стране, оставляя за собой жертвы и разрушения. В лужах молча валялись розы и ещё какие-то непонятные сорняки. Наркоманы толпились возле аптеки, ожидая, когда подвезут свежий терпинкод. Через проспект бежал, перепрыгивая автомобили, какой-то сумасшедший в военной форме. Я слушал, как старшая медсестра Тамара Андреевна орёт в телефон:
- Седьмая линия! Седьмая линия! Что там у вас, чёрт возьми, происходит?!
Зарядив в себя радости сверх всякой меры, я решительно думал: какая ещё седьмая линия? Ведь никакой седьмой линии нет. И не было на свете седьмой линии никогда, а были только четыре прокуренных палаты в коридоре и ещё две в «люксе», с отдельным туалетом.
Я поглядел на сумасшедшего, который свободно и беспристрастно чинил произвол прямо под окнами двухэтажного дурдома. Этого психа звали Таракан. По долгу службы я лично знал всех городских сумасшедших, способных говорить членораздельно. Таракан был у них министром обороны.
Министр обороны одним из первых прошёл Инициацию. Это не больно. Он разводит у себя в квартире мадагаскарских тараканов. У него красивая армейская стрижка и тараканьи усы, придающие ему офицерский вид. Иногда мне кажется, что он всё это придумал в порыве человеколюбия. Но придумано оно настолько неправильно и нелогично, что я – я бы всё тут переделал!
Первым делом я бы переделал то, что санитар Фёдор, добрый и сильный медработник, припёр меня к стене своими громадными ручищами. Фёдор призывал к ответственности. А я хочу спросить: какая у вас может быть ответственность, если вас поставили к стенке в процедурном кабинете? Решительно никакой.
- Не сопротивляйся, Четвёртый, - доброжелательно говорил Фёдор.
Очень трудно не сопротивляться, когда знаешь, что сейчас с тобой сделают Нечто Ужасное.
- Не сопротивляйся, иначе я буду вынужден сделать тебе больно, - сказал Фёдор с ещё большей доброжелательностью.
На стене, слева от меня, болтался прибитый гвоздём календарь. На нём значилась цифра 2010. Я представил календарь безмозглых индейцев майя, в котором отмечал крестиком каждый прожитый день, и прикинул в уме, сколько мне ещё осталось. Конец света должен был состояться примерно через 19 лет. Я знал, что доживу до него, поэтому не было никакой разницы: сопротивляться мне или нет.
Один сумасшедший электрик, которому давно стукнуло 220, учил меня, как отличать ноль и фазу.
- Выбери нулевой и фазовый провода любым известным тебе способом. Подключи всё как следует, и, проснувшись в реанимации, ты поймешь, что ошибся. После этого ты всегда будешь определять ноль и фазу правильно.
Этот идеолог трансформаторной будки умер в дурдоме под электрошоком. Говорят, такое бывает в 1 случае из 100000.
Санитар Бам-Бам Волшебные Ботинки принёс картонную коробку с вязками. Вязки – это такие специальные штуки, которыми можно кого-нибудь к чему-нибудь привязать. Сейчас меня привяжут так крепко, как никогда ещё не привязывали, и, наверное, убьют – с особой жестокостью и цинизмом. Я подумал: нет-нет-нет, не надо, не делайте этого, я вам всё скажу.
Седьмая линия, наконец, засуществовала и вышла на связь с Тамарой Андреевной. Через несколько минут ответственный медработник приволок кошмарный ящик с проводами, похожий на совковое радио, и взял со старшей медсестры расписку «под личную ответственность». Фёдор отлепил меня, совершенно плоского, от стены, усадил на тумбочку с лекарствами, и скрылся в неизвестном направлении. Выход перекрыл Бам-Бам. Он задумчиво смотрел на меня и курил. Курил прямо в процедурном кабинете, мерзавец.
Мне пришла в голову одна-единственная мысль. Вот она: сила взаимного притяжения двух материальных тел прямо пропорциональна произведению масс этих тел и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. Закон всемирного тяготения. Срабатывает безотказно.
Я схватил первое, что подвернулось под руку, и катапультировался через окно, разбив стекло этой штукой. Два этажа спустя сэр Исаак Ньютон приземлил меня в мусорный бак. Сняв с головы банановую кожуру, я поглядел на непонятный предмет, который не выпускал из рук. Тысяча чертей! У меня в руках была машина, которая довела до ручки больше людей, чем гиперболоид инженера Гарина. У меня был аппарат для ЭСТ. Я выдернул из него провода и разгрохал адскую машину об асфальт. Чудо науки из прошлого века превратилось в космический мусор. Всемирное зло было уничтожено.
Таракан извлёк меня из мусорника и сказал:
- Честь имею!
Я подумал: Боже, есть ли в этом мире хоть одно существо, способное меня понять? Может и есть, но это не министр обороны. Упразднить надо такую демократию со всеми этими дурацкими референдумами и всенародными выборами. Мир спасут только массовые расстрелы, я так считаю.
Сложил я тогда с себя полномочия, снял мундир с погонами и хотел даже электрическим проводом удавиться, да только Таракан меня отговорил: ты, мол, нам нужен. Конечно, я и сам знаю, что нужен. Без меня ничего бы не вышло. Сами подумайте, на что способна толпа серых теоретиков? Можно сколь угодно долго разглагольствовать о том, что мы достойны лучшего, а можно взять и самому синтезировать это «лучшее» из подручных ингредиентов, расфасовать по конвалюткам и раздавать страждущим каждую пятницу в 18:00 у входа в какой-нибудь супермаркет.
- Стрелять, - сказал я Таракану. – Стрелять как бешеных собак.
И мы, взявшись за руки, со всех ног побежали в наше безупречно светлое будущее.
 
 
МИНЗДРАВ РЕКОМЕНДУЕТ
 
Дело было в марте того года, когда я ещё был здоров и учился на фармацевта в РГМУ. Мы познакомились с Минздравом на одной из лекций по какому-то глупому предмету. Я сидел там, где мне и положено – на последней парте. Это даже не «Камчатка» - это самая задница, где я расположился в позе хозяина жизни. Вылезшее непонятно зачем из-за горизонта злое Солнце светило мне своим дурацким лучом прямо в правый глаз. Я молча писал конспект, дифференцируя из себя производную общей формулы социальной несправедливости.
За три минуты до окончания лекции в аудитории нарисовалось нечто – то ли девушка, то ли не девушка. Уму непостижимо. Римский профиль. Волосы чёрные, длинные. Штаны в полосочку. Начищенные до блеска армейские ботинки. Нечто огляделось по сторонам, прошмыгнуло между партами и плюхнулось на отсутствие стула рядом со мной. Я напряженно смотрел на это истинное лицо современной России – даже очки вспотели.
- Ты на наркомана похож, - сказало нечто, подумав.
Так мы и познакомились.
- Я – Минздрав, - говорит. – А ты кто?
Я пожал плечами.
- Да так, - говорю, - чисто по-мелочи...
Минздрав сделал умное лицо.
- Объективно: я не Робинзон, а значит, ты не Пятница. Ты ведь не Пятница?
- Нет, - говорю, - не Пятница. Так ведь и ты не Робинзон.
- А порядковый номер у тебя какой? Четвёртый?
Я подумал и согласился.
- Пожалуй, четвёртый...
- Ну вот и хорошо. Я – Минздрав, а ты – Четвёртый.
- Главное, что не Пятница.
- Так ведь и я не Робинзон.
Я тогда подумал: слишком уж логично этот Минздрав рассуждает. Откуда он взялся тут, весь такой правильный? И умный такой – откуда он взялся? Вот ведь, что называется, черти принесли... ладно, - подумал я тогда, - я ещё разберусь во всём этом как следует, я ещё выясню, в чём тут дело. И не выяснил, совершенно ничего не выяснил. Минздрав – это Минздрав, вот и всё, что я знаю.
На следующий день я забрал из университета документы, сел в первый попавшийся поезд и уехал в Москву.
Когда я вернулся, Минздрав встретил меня на вокзале с букетиком ипомеи. Рядом вертелся какой-то сомнительный тип. Из зелёного массива длинных его волос высовывался лишь нос с горбинкой. Джинсовая куртка уныло болталась на косых плечах. Руки были покрыты боевыми синяками, а ботинки – вековой грязью.
- Антивирус, - отрекомендовался он. – Минздрав рекомендует.
- Сегодня надо ненадолго слетать в открытый космос, - сказал Минздрав. – Пойдём.
Мы шагали по городу в сторону космодрома «Байконур». Сзади ехал ментовоз, впереди пьяный дворник пытался изнасиловать совковую лопату, слева ничего не было, а справа сверкало электричество в окнах открывающегося супермаркета, освещая нам жизненный путь. Соблюдая конспирацию, Минздрав и Антивирус шли посреди всего этого бедлама. Я плёлся за ними, гоняя сквозь зубы кровь, смешанную со слюной. Когда ты выплёвываешь на асфальт кусочки своих внутренностей, ты можешь знать, каков ты на вкус. Гадость.
 
 
ОСВОЕНИЕ ОТКРЫТОГО КОСМОСА
 
На космодроме стояла готовая к запуску ракета. Она была сделана из старого холодильника, выброшенного на помойку за ненадобностью. Из верхней его стенки торчал самодельный перископ, на котором развевался флаг неизвестного государства. В боковых стенках были проделаны круглые иллюминаторы, затянутые полиэтиленом. Дверь украшала надпись «ЭТО ШЛЮЗ», предназначенная для кретинов. В качестве пускового механизма предлагался старый советский примус.
Центр управления полётами находился в мусорном баке неподалёку. Радиосвязь между ракетой и ЦУПом осуществлялась через специальные дыры в задней стенке холодильника. Космонавтами были назначены я и Антивирус, обязанность Минздрава состояла в том, чтобы координировать из ЦУПа наши действия в космическом пространстве. Нам выдали скафандры, напоминающие костюм какашки, и шлемы – две кастрюли, снабжённые радиоантеннами.
- Ну что, по местам? – предложил Минздрав.
Мы с Антивирусом с трудом втиснулись в холодильник. Я занял нижний отсек, прижав колени к ушам, а мой напарник сгруппировался сверху.
- Знаю, кабинка тесновата, - нахмурился Минздрав. – В связи с экономическим кризисом государство сократило финансирование космической программы. Летаем на чём есть.
Напоследок он вручил каждому по два коричневых пузырька с космическим питанием, на которых красовались чёрно-оранжевые этикетки, и зажёг примус.
- Поехали! – крикнул я и закрыл шлюз.
Загудели двигатели, и мы рванули к звёздам.
- Первая секунда – полёт нормальный! – вещал из ЦУПа Минздрав, пока мы с Антивирусом употребляли по назначению наш продовольственный запас.
Через полчаса мы уже были на орбите в полной невесомости. Я припал к иллюминатору и увлечённо разглядывал чёрные дыры. Антивирус с любопытством смотрел на большую красную кнопку с надписью «Оттайка».
- Интересно, что будет, если я на неё нажму?
- Разгерметизация и немедленное самоуничтожение, - со знанием дела ответил я.
- Ты раньше бывал в космосе? – спросил напарник.
- Раз десять в открытом и примерно столько же в закрытом. А ты?
- Вот как дело было...
И Антивирус поведал мне свою историю.
- Я всегда был интеллигентом. Работал грузчиком, санитаром, служил в армии, летал в космос по субботам... с начальником отдела кадров познакомился в кабинете следователя. Нам пятнадцать суток дали за перестрелку в центре города. Помню, глядел я в разбитую рожу кадровика и думал: зачем этот тип в меня стрелял? А тот смотрел на меня и то же самое думал. Посадили нас в соседние номера, и мы через стену перестукивались. Оказывается, он стрелял в меня потому...
- Из чего стрелял? – прервал я.
- Из Царь-пушки. А я из двустволки. Знаешь, раз в год и двустволка стреляет. Я, вообще-то, в него не целился, я застрелиться хотел от скуки. А попал в начальника отдела кадров. Так он тоже стрелялся в тот день, но в меня попал. В общем, сошлись мы на почве идейных взглядов – суицид во имя суицида. А перестрелка – это случайно получилось. Когда менты нас выпустили, мы уже были братьями по оружию. Заперлись однажды в женском сортире в Макдональдсе, нагрузились там, и на туалетной бумаге сочиняли основные положения общей теории суицида. И тогда начальник спросил: хочешь себе отдельное министерство? Я сказал, что хочу. Тот позвонил куда следует, и я стал министром суицида, - закончил Антивирус.
Надо же, - подумал я. – Кадровики министров в космос запускают!
Мы приземлились на какой-то безобразной планете, населённой серыми человечками.
- Интересно, тут кислород есть? – озадачил меня Антивирус.
- Надо у инопланетян спросить.
Я открыл шлюз, и Антивирус дружелюбно заговорил с гуманоидами:
- Мы пришли с миром! Скажите, пожалуйста, у вас на планете есть кислород?
- Предъявите ваши документы!
Тогда же я решил вытатуировать у себя на груди профиль Сталина, чтобы при всяком удобном случае заявлять: вот мои документы!
Мы мужественно отстреливались от агрессивно настроенных инопланетян из лучемётов. Но аборигенов было больше, и они были более продвинутыми в техническом смысле. Нас обезоружили, связали, затолкали в летающую тарелку, и вскоре мы с напарником потеряли сознание от нехватки кислорода в чужой атмосфере. Высадили нас в межгалактическом сумасшедшем доме.
 
 
ИНИЦИАЦИЯ
 
- Руки покажи, - сказал Великий Инквизитор Торквемада.
Я показал.
- Ты что ж это, - недоверчиво спросил Великий Инквизитор, - не колешься?
- Не колюсь.
Антивирус, исполнявший гимнастическое упражнение «мостик» на соседней койке, тоже мне не поверил.
- То есть как это получается – совсем не колешься?
- Совсем, - сказал я.
Антивирус свалился с койки и замолчал. Торквемада пожал плечами.
- Что ж, если у нас нет оснований тебе не верить, - сказал он мне глубокомысленно, - то мы можем тебе поверить. Логично, коллега? – обратился он к Антивирусу.
- Я, кажется, что-то себе сломал, - сказал Антивирус из-под койки.
Я осторожно поинтересовался:
- Почему ты так думаешь?
- Ну вот мне так кажется. Ты не мог бы проверить?
- Господа, я склонен думать, что это совершенно необходимо проверить, - согласился Торквемада, глядя на меня.
Я спрыгнул с подоконника на своё койкоместо, потом на пол, и приземлился рядом со страдающим Антивирусом. Приступил к проверке.
- Так больно? – спросил я, вывернув руки Антивируса под невообразимым углом.
- Да, - сказал, подумав, мой пациент.
- Где конкретно?
- Да вот не могу понять. Как будто в копчике, но сейчас кажется, что в левом ухе.
- Ты подумай, - посоветовал Торквемада.
Антивирус подумал и сказал:
- Ноздря. Определённо это ноздря.
И я, конечно, сразу всё понял:
- Ты крайний правый мизинец левой ноги сломал, вот что!
Торквемада решительно встал с койки и принялся разминать затёкшие руки.
- Я в процедурку пойду... – начал говорить он, но был цинично прерван Антивирусом.
- Ты что – идиот?
Великий Инквизитор промолчал. Я сперва окинул взглядом Антивируса, потом величественного Торквемаду, и спросил:
- Чего вы от меня хотите?
Торквемада помог Антивирусу встать, и они вдвоём очень серьёзно на меня посмотрели.
- Дурака-то не включай. Ты в сумасшедшем доме находишься, прими это к сведению.
- В курсе, - кивнул я. – Но зачем весь этот цирк?
Торквемада покачал головой.
- Вопрос считаю неуместным и нецелесообразным. Его при других обстоятельствах надо задавать.
- То есть при каких же?
- Не дай Бог тебе попасть в такие обстоятельства, - нахмурился Антивирус. – Вот однажды меня за нарушение общественного порядка на пятнадцать суток...
- Это военная тайна, - строго сказал ему Торквемада, и обратился ко мне: - Ты Четвёртый?
- Так точно.
- Известное дело. Минздрав нам про тебя расписал всё в красках!
Я, надо сказать, очень удивился.
- Минздрав? То есть как это – Минздрав?
- То есть так, что Минздрав у нас – начальник отдела кадров. Он кого хошь вычислит. Это же Минздрав, - пояснил Торквемада.
- Допускаю, что ты с ним знаком, - справедливо согласился я. – Не буду погружаться в вопросы идентификации по SMS. Что же мне делать теперь?
- Давай расписку.
Я взял карандаш и нарисовал на стене цифру 4.
- Нате.
Мы пожали друг другу руки.
- Коллега, - сказал Антивирус, похлопав меня по плечу.
Коллега – это должность такая у нас.
 
 
 
 
 
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
 
- Это война! Сопротивление бесполезно! Вы находитесь на оккупированной территории! Всем сдать оружие! За невыполнение приказа – расстрел и пятнадцать суток условно! – орал в матюгальник Таракан, распугивая прохожих.
За Тараканом маршировали Антивирус и Бэтман с транспарантом, на котором большими красными буквами было написано: ПРОВЕРКА ПАСПОРТНОГО РЕЖИМА. За ними ехала милицейская машина, в которой сидел Минздрав и крутил руль. Завершали процессию красно-белая машина скорой помощи без номеров и непонятного цвета автомобиль с надписью «Инкассация». Я, вооружённый морским биноклем, сидел в грузовом отсеке «скорой» и по приказу министра обороны высматривал в небе вражеские вертолёты.
Прохожие сразу сдавались. Милиционеры падали в обморок. На проспекте была организована неописуемых размеров автомобильная пробка: движение полностью перекрыла инкассаторская машина под управлением в зюзю трезвого Тушканчика, у которого водительский стаж – три минуты зажмурившись.
К нашей ментовозной машине подошёл блюститель общественного порядка. Из окошка выглянул напыщенно серьёзный Минздрав с шуруповёртом наперевес, а на голове у него имелась милицейская фуражка, кругом измазанная губной помадой.
- Взяток не даём, - по-военному сурово сказал Минздрав.
- Не надо мне ваших взяток, - отмахнулся милиционер. – Денег дайте.
Минздрав дал ему червонец, и сотрудник правоохранительных органов неслышно удалился, оставив на прощание загадочную улыбку.
А я с помощью бинокля разглядел, что в небе летает единица вражеской техники.
- Воздушная тревога! – крикнул я Пиночету, сидящему за рулём.
Толстый блондин Пиночет остановил машину, вылез из кабины и забрался ко мне в грузовой отсек.
- Чего? – переспросил.
Я ответил:
- На нас напали! – и показал пальцем вверх. – Воздух, воздух!
- Понятно.
Пиночет неспешно уполз в кабину, включил сирену и вернулся ко мне.
- Чего там?
- Кажется, вражеский вертолёт.
Я протянул Пиночету бинокль, и тот задумчиво поглядел в небо.
- Это, - говорит, - не вертолёт. Это подводная лодка.
- А как она там оказалась, наверху?
- Я штурман, мне лучше видно.
Я сделал логическую выкладку. Атака с воздуха. Приоритет 1. Действуем по обстановке.
- Какая у нас сейчас обстановка? - спросил я у Пиночета.
- Напряженная. Может, сирену включить, нэ?
От воя сирены у меня слезились глаза.
- Ты уже включил её, придурок.
- Ага... тогда, может, выключить?
Объективно: сирена. Приоритет 2. Не годится.
- Это потом, - сказал я. – Спервоначалу надо с подводной лодкой повоевать.
Пиночет подумал и предложил:
- Может, по ней торпедой жахнуть?
Я оглядел грузовой отсек и пришёл к печальному выводу:
- У нас нет торпеды.
- А что есть?
- Анальгин есть.
- Ну, давай жахнем анальгином.
Мы налили воды в пластиковые стаканчики, чокнулись и жахнули по три таблетки. Подводная лодка вмиг исчезла с радаров. Победа!
Я вышел из машины и объявил:
- Так будет с каждым, кто посмеет оказать сопротивление!
 
 
НЕМНОГО О СИНЕ-ЗЕЛЁНЫХ ВОДОРОСЛЯХ
 
Сине-зелёные водоросли – настоящее чудо природы. Учёные до сих пор не могут установить, синие они или зелёные. Боже... я ломаю голову над этим вопросом уже десять лет! И всё не пойму – синие они или всё-таки зелёные... чёрт знает что такое!
Так вот. Эта история не про них.
Гражданин с диссидентской фамилией Тушкановский был бухгалтером. Рядовым конторским счетоводом с бандитской физиономией, слегка приукрашенной очками. Всё время подсчитывал какие-то деньги, которых никогда не видел, зато имел отдельный кабинет на втором этаже деревянного сортира. Сводил дебет с кредитом и не ощущал сопричастности.
Потом на предприятии обнаружилась недостача – два миллиона. А предприятие это, надо сказать, занималось поштучной продажей противопожарных спичек, и месячная прибыль составляла восемь рублей девятнадцать копеек чистоганом. Начальство строго спросило у Тушкановского, куда подевались два миллиона. Бухгалтер ответил, что их сожрала инфляция, и таинственным образом исчез. Прямо из директорского кабинета.
Спустя год он нашёлся у нас, иссиня-трезвый и в тех же очках, правда, без стёкол. Изъяснялся на каком-то малознакомом языке, требовал политического убежища. Его пришлось сдать в дурдом. Через семь минут он оттуда сбежал через стену. В общем, мы его от трезвости кодировали и декодировали три дня. И на четвёртый день назначили финдиректором.
В этом имелся определённый понт, так как Тушканчик привёл к нам в Проект ещё троих ребят. Первыми были местный алкоголик-бородач Контр-Адмирал и очкарик Трансформатор – студент химфака РГУ, которого выперли оттуда за то, что он слишком много учился. Тушканчик тонко намекнул, что Трансформатор способен синтезировать из аспирина диэтиламид лизергиновой кислоты, а ещё он наизусть знает и может выговорить «фенил-диметил-пиразолон-метиламинометансульфоний натрия», в чём я лично убедился. Контр-Адмирал никакими особыми качествами не обладал, зато разбирался в географии морей на луне. Третьим подарком Проекту от финдиректора стал Яндекс, сумасбродный тип с невообразимой причёской, который умел взламывать сервера. Правда, он так ничего и не взломал...
Тушканчик заведовал всей нашей финансовой документацией – двумя тетрадными листочками с непонятными цифрами. Я у него спросил однажды на условиях полной анонимности:
- Зачем у тебя, Тушканчик, на одном листе с двух сторон телефон участкового инспектора записан?
А он выругался какими-то специальными экономическими терминами и добавил:
- Полковник, вы совершенно ничего не понимаете в тонкостях франчайзинга.
И действительно, в тонкостях франчайзинга я ничего не понимаю.
 
 
ЗАГОВОРЩИКИ
 
Трезвый до чёртиков Тушканчик стоял на табуретке и рассказывал:
- ...а я ему говорю: ты крыса форменная, я на тебя в суд подам, в трибунал... потом подумал, конечно, извинился, а он меня бутылкой по челюсти, и говорит: ничего личного, дорогой клиент, понимаете – бизнес... я ему: что ж тебе, уважаемый засранец, кредит оформить впадлу?.. и стулом ему по голове... он головой подумал, ножку от стола отломал и по жопе, по жопе меня, пьянь беспроцентная... нет, - говорит, не впадлу... и только, значит, мы на скатерти договор составлять начали, как вдруг – наряд милиции... ему сразу в морду, ну, и мне тоже в морду, но деликатнее... так я одному менту табельный пистолет погрыз, два зуба выпали... ну, и срок дали – тридцать суток на двоих, то есть 50 на 50 без процентов... а я – чего, я - ничего, сбежал на четырнадцатый день...
Торквемада царственно сидел в кресле, изготовленном из разбитого унитаза. Подняв на Тушканчика совершенно мутные глаза, Великий Инквизитор вяло поблагодарил его за представленный финансовый отчёт и тут же повысил меня в звании до полковника. Выдал шпагу с девятизначными инвентарным номером и погоны из золотой фольги от шоколадных конфет.
Заседание ЦК продолжалось...
На верхних ступеньках подъезда расположились джентльмены, деликатно уступив барышням места в партере. Минздрав, обладающей категорией пола исключительно в грамматическом смысле, сидел где-то посерединке. Торквемада что-то записывал на обратной стороне игральной карты с изображением туза пик. Его трон-унитаз стоял в самом конце нашего импровизированного конференц-зала и подпирал дверь подъезда. Перед ним располагалась трибуна в виде табуретки – так, что Великий Инквизитор видел докладчика сзади под углом в тридцать градусов.
Я выступил с предложением что-нибудь предложить. Торквемада моё предложение одобрил и сказал собравшейся публике:
- Предлагайте.
На табуретку сразу полезли трое или четверо с разных сторон, и перевернули её.
- Господа, меня такое свинство совершенно не устраивает, - упрекнул их Торквемада. – В очередь, сукины дети, в очередь.
Выступил министр обороны Таракан, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил, сияющий от счастья, как 100-ваттная лампочка. Предложил рассмотреть вопрос об идеологии военизированного подполья. Его никто не понял, но все согласились.
- Вы знаете, - горячо и страстно кричал Таракан, размахивая трудовым красным знаменем, - вы знаете, почему у нас отсутствует идеология военизированного подполья?! Потому что отсутствует военизированное подполье как таковое!!!
- Усы – сбрить, - строго выговорил его Торквемада. – Это не по уставу.
- Так я его перепишу... – промурчал себе под нос Таракан, внезапно сделавшийся спокойным, словно глубоководная мина.
Выступил начальник разведки Штирлиц – злобно-тощий, как рыба пиранья, плешивый и хромой на левую ногу. Он заявил, что уходит в отставку и складывает с себя все полномочия. Затем широким жестом сорвал с плеч погоны и съел их.
- Дайте ему циклодолу, - тихо сказал Великий Инквизитор.
- Может, амтриптилинчика? – неуверенно предложил Бэтман и поглядел на меня.
Я, надо признать, даже немножко обиделся.
- Не дам. Самим нужон.
Двое часовых из службы «секьюрити» под руки вывели заплаканного Штирлица из зала заседаний и поволокли в тёплый и уютный подвал. Штирлиц демонстративно сопротивлялся.
- Это незаконно! Я – член партии с 1412-го года! Я буду жаловаться Папе Римскому! Вы не имеете права! Я – член!..
- У самих револьверы найдутся, - тактично заметил министр обороны.
- А ведь штандартенфюрер СС, приличный человек... – негромко сокрушался Пиночет, директор научно-технического отдела.
Начальник отдела кадров, коим, по случаю, оказался Минздрав, выступил с докладом о проделанной работе.
- Доклад мой, господа, состоит из шести пунктов, расположенных в произвольном порядке. Пункт первый. Я купил сигару для Бэтмана. Пункт второй. Я купил ещё одну сигару для Бэтмана. Пункт третий...
Затем Пиночет с табуретки предложил провести реформу русского языка: слово «чёрт» писать через букву О, а на конце существительных мужского рода изображать твёрдый знак.
- Например, вот так, - сказал он и гвоздём нацарапал на стене подъезда слово ПРЕВЕДЪ.
Предложение было принято к рассмотрению.
Зам. Великого Инквизитора по всем вопросам с красивым именем Луна рассказывала о своём проекте новой политической программы под оперативным названием «Программа 1917 – 1938».
- «Программа 1917 – 1938», -  говорила Луна, - подразумевает 32 вооружённых восстания и геноцид летающих тарелок...
Я задал Луне провокационный вопрос:
- Знаешь, что началось в СССР с 1938-го года, кроме того, что нам известно?
Луна не знала. И никто не знал. Это была военная тайна.
Министр суицида Антивирус публично рассматривал суицид как способ выхода из кризиса. В глазах заговорщиков появился нездоровый блеск....
И, наконец, выступил наш пиар-менеджер Бэтман с рациональным предложением организовать рекламную кампанию космополитических масштабов. Впрочем, как он сказал, начнём с малого.
- Например, небольшое показательное самосожжение...
- Единственное стоящее предложение за весь день, - грустно подвёл итог Торквемада, вручил Бэтману ржавую медаль «За отвагу», сел в лифт и куда-то уехал.
Минздрав и Таракан пошли в подвал разъяснять Штирлица. Остальные разошлись по домам, упиваясь глубоким чувством взаимного самоуважения.
 
 
ЛЕТУЧЕЕ ВОДОРОДНОЕ СОЕДИНЕНИЕ
 
Из показательного самосожжения мог бы получиться превосходный сюжет для «Криминальной хроники». Впрочем, нас показали в телепередаче «Катастрофы недели», в рубрике с непристойным названием. И я не удивился, ведь организацией мероприятия занимался Бэтман, летучее водородное соединение с точки зрения неорганической химии.
Профессиональный пиарщик Бэтман – личность незаурядная, даже выдающаяся, причём с некоторыми симптомами гениальности. Совершенно невыносимый тип. По жизни еврей. По образованию, естественно, журналист. В дипломе сплошные тройки. Зато чемпион микрорайона по диванным видам спорта. Непревзойдённый фармазон и фальшивомонетчик. При этом – гуманист, любит Достоевского и американские комиксы.
Внешне Бэтман представляет собой плюгавого шкета в кепочке, перламутровом галстуке и дешёвом турецком костюме идиотской расцветки. Его непременные атрибуты – настоящий «Паркер» с золотым пером и затёртый до дыр блокнотик, в котором он всё время что-то пишет и зачёркивает, пишет и зачёркивает... я заглянул как-то раз – а там одни лишь партии в крестики-нолики.
Любимое слово Бэтмана – «космополитический» во всех родах и падежах. Он награждает этим эпитетом всё, что ему нравится. «Космополитическая авантюра», «космополитическое хамство», «космополитические штаны»... последнее его нововведение – космополитическая организация «Центр помощи слабоумным президентам». Он сам сделал всё, что нужно для такой организации: сперва нарисовал в Фотошопе нужную документацию, распечатал её на струйном принтере и на всякий случай отксерокопировал; потом получил кредит в Центробанке, снял офис в подвале питейного заведения, нанял двух социальных работников из числа бывших политзаключённых, и принялся выдавать им зарплату десятитысячными купюрами собственного производства. Под конец он завербовал одного слабоумного президента, когда лечился в психбольнице от странной болезни под названием «Я – Бэтман!»
Медики, надо сказать, изрядно поломали голову над этим случаем, доселе не описанным в клинической психиатрии. Накормили Бэтмана атипичными нейролептиками. Он съел и попросил ещё. Стали делать инъекции в мягкие части тела. Он мужественно терпел, после каждого укола заявляя: «Бэтман форева!» Применили «Режим №1» - аминазин без циклодола. Делать провокационные заявления Бэтман перестал, зато начал писать на стенах гадкие ультиматумы. Бэтмана отправили в Москву к более продвинутым специалистам. Через неделю столичные коллеги вернули его обратно с письменным приложением: «Хернёй не занимаемся». Тогда медики пошли на крайние меры: решили лечить нашего супергероя при помощи электрошоковой терапии. Бэтман продемонстрировал чудеса электропроводности, и на первом же сеансе конвульсатор перегорел, не выдержав нагрузки. Наконец, врачи плюнули на это дело, выдали злополучному пациенту справку с непонятным диагнозом и отпустили на все четыре стороны. Через месяц главврач городской психбольницы написал диссертацию на тему «Инопланетяне среди нас».
Я познакомился с Бэтманом в электричке, когда национальный герой Соединённых Штатов Америки в полутёмном тамбуре избивал контролёра пятым томом полного собрания сочинений Достоевского. Я помог Бэтману вышвырнуть контролёра из электропоезда.
- Космополитическая сволочь! – напоследок крикнул ему Бэтман и обратился ко мне, - Он билет у меня требовал. А я, между прочим, герой битвы при Ватерлоо, узник концлагерей и – Бэтман! Зачем мне билет?!
Такие нам нужны, - вот что я тогда подумал. И безвозмездно угостил узника концлагерей упаковкой циклодола. Он съел девять таблеток и оптимистично заключил:
- Какая разница – есть билет, нет билета? Все в аду сгорим.
 
 
АНТИКРИЗИСНАЯ ПРОГРАММА
 
Итак, Бэтман со свойственным ему космополитическим энтузиазмом приступил к организации показательного самосожжения.
Сначала он расклеивал по заборам пёстрые объявления: «Дорогие радиослушатели! Октября 17-го числа в 17:17 по Гринвичу в подъезде дома номер 17 по улице Семнадцатая Линия будет проведена антикризисная акция «Гори всё синим пламенем!» Явка обязательна. Спонсор показа – космополитическая общественная организация «Центр помощи слабоумным президентам», юридический адрес: Фонарный переулок, 12, офис 101, тел. 265-76-48, режим работы: с 2:00 до 3:00 без перерывов и выходных».
Затем Великий Инквизитор Торквемада объелся финлепсина и попал в реанимацию. По такому случаю нами было пикетировано отделение токсикологии БСМП-2 – Антивирус полдня просидел под окнами ординаторской со скромным плакатиком «Даёшь массовый суицид ради прикола!» Во время этого отвлекающего манёвра Минздрав технично заимствовал из процедурного кабинета атропин, а в третьей палате проводились выборы. Свои кандидатуры на роль самосожженца выдвинули министр обороны Таракан, финансовый директор Тушканчик, директор научно-технического отдела Пиночет и зам. Великого Инквизитора по всем вопросам Луна. Выбор пал на Таракана, но Торквемада, по случаю вышедший из комы, рассудил, что поджигать министра обороны пока рановато. Поэтому на ответственную должность назначили мертвецки трезвого Тушканчика.
- Этого финансиста... – коматозным голосом простонал Великий Инквизитор, - его давно пора сжечь на костре...
Самостоятельно вернувшись в реанимацию, Торквемада снова погрузился в кому.
В условленное время мы собрались в подъезде дома №17: Бэтман в качестве организатора, самосожженец Тушканчик, профессиональный во всех отношениях Минздрав и я как оперативная единица. За полчаса до начала акции Минздрав поднёс Тушканчику стакан водки.
- Я не пью! – гордо ответил финансовый директор.
Мне дали канистру под бензин и отправили на автозаправку. Когда я вернулся, Бэтман любовно обвешивал Тушканчика цветным металлоломом, как новогоднюю ёлку.
- Медь, - объяснил мне Минздрав. – 29-й элемент таблицы Менделеева. Бэтман ведь обещал, что всё будет гореть синим пламенем.
Тушканчик был уже совершенно невменяемым и пытался петь хором. Причём у него это неплохо получалось. Оказывается, Минздрав успел вкатать ему ударную дозу DXM внутривенно. Теперь он сомневался насчёт новокаина. Признаю, вопрос сложный. С одной стороны, надо. С другой – жалко.
Пока я размышлял, Минздрав решительно обколол новокаином всего Тушканчика целиком.
Бэтман тем временем приволок какого-то хмыря неопределённой конфигурации. Типичный рекламный агент. Ведь, в конце-то концов, ни одно дело в нашей жизни не обходится без рекламы. Потом появились жизнерадостный телерепортёр и ехидно настроенный газетчик. Двое сомнительных личностей установили в подъезде аудиосистему с мощными динамиками. У входа начал собираться поддатый народ. С верхних этажей к нам спустилась крашеная блондинка с внешностью престарелой куклы Барби. На ней был мятый чёрный фрак. Наконец, Минздрав повесил на самом видном месте портрет какого-то брюнета.
- Это кто? – чрезвычайно заинтересовался я.
- Полковник Аурелиано Буэндиа. Поднял 32 вооружённых восстания. И все 32 проиграл.
Я понял, что тут затевается нечто космополитическое. Грандиозное по масштабам своего антикризисного идиотизма.
 
ПЛАМЯ РЕВОЛЮЦИИ
 
В 17:17 по Гринвичу началось показательное самосожжение, достойное киносъёмки.
Из динамиков трижды прокукарекали петухи. Барби распахнула двери подъезда, раскланялась перед зрителями и взвалила на натруженное плечо канистру с бензином АИ-92.
Зрители затаили дыхание. Работник телевидения возился с камерой, газетчик держал наготове профессиональный блокнот...
После непонятных звуков в динамиках прозвучали аплодисменты, а за ними в рандомном порядке посыпались отрывки из политических речей Брежнева. Под громкое обращение Леонида Ильича «Товарищи!» на ступеньки выкатился Тушканчик. Очевидно, его вытолкнул Минздрав. Финдиректор встал, отряхнул пиджак и спросил у рекламного агента, который час. Агент не понял вопроса. Барби с обвисшим задом подплыла к Тушканчику, как ледоход «Арктика», и вручила ему канистру. В динамиках надрывался Брежнев. Тушканчик незамедлительно отхлебнул из канистры бензина и сказал:
- Какая гадость...
Оставшийся бензин он равномерно распределил по территории и своим штанам, сунул в зубы сигарету и скромно спросил у Барби:
- Огоньку не найдётся?
Барби с улыбкой протянула самосожженцу огромные каминные спички. Тушканчик достал одну и приготовился. Публика замерла в тревожном ожидании.
Первая спичка у Тушканчика сломалась. Вторая улетела чёрт знает куда. Третья и четвёртая тоже сломались. Пятая демонстративно отказалась зажигаться. Тогда Тушканчик выругался последними словами, достал этих спичек десять штук, и попытался зажечь все сразу. Не зажглась ни одна, зато получился небольшой спичечный фейерверк. Брежневские речи прервались звуком атомного взрыва, и под этот грохот на сцену выскочил рекламный агент:
- На правах рекламы! Вашему вниманию предлагаются противопожарные каминные спички, разработанные в секретных лабораториях Третьего Рейха! Они абсолютно безопасны и призваны защитить ваше жилище от пожара! Встроенный в каждую спичку микрокомпьютер блокирует зажигание, если спичка находится в руках ребёнка, злоумышленника, самоубийцы, террориста, шизофреника...
Дальнейшая речь агента была полностью заглушена бессмертным «Ура, товарищи, ура!!!» Рекламщик скрылся в мутной темноте дома №17, специальные люди в пожарных шлемах начали бесплатно раздавать зрителям образцы товара, а на сцене снова появился Тушканчик, держа в руках чудо-спички и перевёрнутый плакат с надписью «Нет!» У него горела штанина.
Всё стихло. Подожжённый финансист стоял на ступеньках в задумчивой позе. Было слышно, как о чём-то перешёптываются Бэтман и Минздрав. Тут вдруг с напором Ниагарского водопада из динамиков хлынула музыка – паршиво записанный уличный хип-хоп. И Тушканчик начал отплясывать лезгинку, задорно выкрикивая:
- Як-цуп-цоп! Як-цуп-цоп, мать твою!..
Под эту невообразимую квадрофонию Бэтман говорил в микрофон революционным голосом:
- Из искры возгорится пламя! Перед вами отчаянный протест против коррупции, инфляции и овуляции! Вчера этот человек пожертвовал в фонд помощи слабоумным президентам двадцать пять рублей, а сегодня он жертвует своей жизнью ради всеобщего просветления! Тем временем серые кардиналы Фонарного переулка жмутся по углам, замышляя финансовый кризис и запуск Большого адронного коллайдера! Это заговор против человечества! Лишь самоотверженный патриот совершает свой бессмертный подвиг! Жизнь героя – как зажжённая спичка! Так последуем же его примеру! Пусть ярче горит пламя революции!..
Пламя революции плавно перешло с левой штанины Тушканчика на правую. Герой-революционер спокойно грыз краешек революционного плаката, демонстрируя свой величайший героизм. А вот среди зрителей героев оказалось маловато.
Я принюхался. Запахло жареным.
Через минуту из подъезда повалил густой едкий дым. Потом оттуда выскочили две кошки, серая и рыжая. Наконец, из недр дыма возник рекламный агент и с криком «Караул!» скрылся в неизвестном направлении, оставляя за собой запах грузинского шашлыка. Тушканчик от неожиданности выронил плакат. За рекламным агентом побежали перепуганные жильцы дома №17 в халатах и тапочках. Бэтман пытался затолкать их обратно. Кто-то из зрителей, толпившихся у входа в подъезд, поднял глаза вверх и упал в обморок. Как по нажатию большой красной кнопки началась паника.
- Пожар, пожар! Звоните 01!!!
- Мы все умрём!
- Караул!
- Горим!..
Граждане великой страны доставали сотовые и звонили в МЧС. Во всеобщем ажиотаже спокойствие сохраняли одни лишь журналисты. Я вышел из подъезда и поглядел вверх. Пламя революции охватило весь третий этаж, половину четвёртого и угловую квартиру на пятом...
Когда на место прибыли пожарные расчёты, в доме №17 уже никого не было. Жильцы разбрелись по пивнушкам. Один лишь невменяемый Тушканчик сидел на ступеньках подъезда в обгорелых штанах и доедал революционный плакат. Увидев пожарных, финансовый директор удивился и спросил:
- Что-то не так?
 
 
В ДЕСЯТОЧКУ
 
Охваченный любовью к Родине, я поднимался по лестнице и замышлял террор. Вооружённый захват газетного киоска, взрыв трансформаторной будки, похищение электромонтёра с целью получения выкупа, покушение на районного психиатра...
Нигде, надо сказать, не видал я таких диковинных лестниц. Она была сделана из бетона и выкрашена в протокольный бурый цвет. Размеры ступенек варьировались в широких пределах. Некоторые были десяти сантиметров в высоту и столько же в ширину. Две супер-ступеньки в высоту составляли сантиметров двадцать, а по ширине приближались к полуметру. Были ступеньки пять на двадцать пять, семнадцать на двенадцать и три на три. Их чередование напоминало последовательность Фибоначчи.
По ГОСТу высота и ширина ступеньки должны быть равны 15 и 30 сантиметров соответственно.
Я постучал в ржавую дверь. В замке со скрипом повернулся вертухайский ключ. Заныли дверные петли, и сим-сим открылся.
- Чего надо? – спросила меня суровая русская женщина в белом халате, перетянутом солдатским ремнём.
Это была Фаина Фёдоровна, я сразу узнал её. Мне вдруг страшно захотелось прижаться к её мужественному плечу. Тысяча чертей, как же я давно здесь не был...
- Мне бы к Тушкановскому на свидание, – виноватым голосом ответил я и протянул Фаине Фёдоровне коробку дешёвых конфет. – Тётя Фаня, вы меня узнаёте?
Фаина Фёдоровна молча забрала конфеты и заперла дверь изнутри. Я слышал её удаляющиеся шаги. Через полминуты санитарка вернулась, приоткрыла дверь и с досадой ответила:
- Сбежал твой Тушканчик третьего дня, и весь феназепам с собой прихватил. А ты, полковник, стало быть, по швабре тоскуешь?
- Тоскую, тётя Фаня, безмерно тоскую.
- Вот чего, - заговорщически прошептала санитарка, - ты через пару дней приходи. Тут щас форменный капут, комиссии какие-то понаехали с Москвы... ихние, значит, ходють везде и проверяють нашу показуху. Нина из кабинета носа не высовывает, важные разговоры говорит. И швабры все в деле, марафет наводим.
- Кто нынче генералит?
- Да все генералють... Натан процессом руководит.
Натан попался на наркоте и, отсидев полгода в местах не столь отдалённых, прикинулся дураком. Ему вкатали принудительное лечение на срок от полугода до трёх лет.
- Натан? Его что, так и не выпустили, бедного? – удивился я.
- Не-а. Суд был, сказали ему приходить через полгодика. Вот так. Ладненько, побегу я, надо продотряд организовывать.
- Натан пойдёт на пищеблок?
- Куда там! Сами ходим...
Фаина Фёдоровна со вздохом закрыла дверь, и я ей от всей души посочувствовал. Тяжелые настали времена для медперсонала.
 
 
ЗУБЫ ЛЮБВИ
 
Десятое отделение городской психбольницы построили 10 лет назад и в честь этого назвали десятым. Отделение №10 считается образцово-показательным. Там даже электричество бывает иногда, а 9-го мая на полдня дают горячую воду. Медперсонал этого отделения признан самым культурным: бьют только белочек, а шизофреников и идейную интеллигенцию не трогают. Привязанность к кроватям, конечно, сохраняется, но больше чем на сутки никого не привязывают. Матом ругаются исключительно по регламенту. Угощают пациентов сигаретами «Перекур». Внедряют прогрессивные методы лечения – Режим №1 и швабротерапию. Здесь даже сумасшедшие ведут себя сознательно: генералят, сортиры чистят, присматривают друг за дружкой.
Впервые я попал сюда осенью вместе с Антивирусом. Ознакомившись со внутренним распорядком, я попытался покончить с собой – стащил из процедурки пустой шприц и... шприц у меня тут же конфисковали, накостыляли по разным местам да привязали на сутки. И сказали так назидательно:
- Как тебе не стыдно!
Через пару дней я подумал: может, сбежать? Потом ещё подумал, и пришёл к выводу, что убегает лишь тот, кто несвободен, а я разве принадлежу к числу таковых? Себя я искренне считал свободным гражданином свободной страны.
Потихоньку освоился. Познакомился с Торквемадой и стал участником Проекта КС. Прошёл курс форсированной терапии. Подружился с местными. Вступил в профсоюз, участвовал в общественной жизни и художественной самодеятельности. Добровольно вызывался генералить. Наладил отношения с медперсоналом и даже пофлиртовал с дежурной медсестрой. А потом я вдруг открыл для себя, что познал самое главное в жизни – любовь. Это было так странно...
До этого я в любви мало что понимал, и даже слово это мне не нравилось. Ширпотреб. Наверное, я никогда никого не любил. Ну, была у меня одна любовь в далёкой и загадочной Москве, да повесилась. Её предсмертная записка была адресована мне. Я, признаться, этот документ до сих пор не прочитал.
А здесь, в десятке, я искренне полюбил и прокуренные палаты, и столовую-тошниловку, и пьяниц-санитаров, и придурков-пациентов, и шлюх-медсестёр, и даже заведующую отделением – сорокалетнюю феминистку Нину. Разве вот только сигареты «Перекур» пришлись мне не по душе.
Когда меня выписывали, я бился в рыданиях, вцепившись в халат санитара со звучным именем Бам-Бам Волшебные Ботинки. Через полгода я вернулся и с удовольствием получил по зубам от санитара Фёдора. Принявшие удар зубы я до сих пор храню в коробке из-под сигарет.
Я возвращался туда снова и снова.
В тот день, когда я пришёл проведать сбежавшего самосожженца Тушканчика, я подумал: а не посидеть ли мне в палате недельку-другую? И с огорчением вспомнил, что идёт война, и я востребован на двенадцати фронтах.
 
 
МИРОТВОРЕЦ
 
Наши миротворческие операции мы называем крестовыми походами. Непобедимая революционно-террористическая армия Великого Инквизитора Торквемады состоит из министра обороны, десяти офицеров и одного солдата-миротворца, находящегося в резерве. Министр обороны однажды позвонил мне в три часа ночи и загадочно спросил:
- Почему не спишь, полковник?
- Да так, по телефону разговариваю...
- Надо же – я тоже! Объявляй мобилизацию.
- Команда была дадена, деревня будет взядена! – отчеканил я.
Я долго рылся в бумажках, нашёл номер телефона нашего резервиста Терминатора и позвонил.
- Алё? – отозвался на другом конце провода Терминатор.
Я удивился:
- Рядовой, почему не спишь?
- Да так, телефонные переговоры веду.
- Классно, я тоже! Теперь вот что: лично от министра обороны поступил приказ – всеобщая мобилизация. Завтра чтоб был в штабе.
- Какого хрена?..
- Имеются возражения?
После непродолжительных раздумий Терминатор ответил:
- Я солдат, и не обсуждаю приказов начальства!
Вечером следующего дня в штаб вполз под завязку укомплектованный Терминатор, совершенно лысый, с фингалом, в розовом камуфляже, и левой рукой попытался отдать честь. Таракан похвалил его за служебное рвение и отдал приказ:
- Контрнаступление на всех фронтах! Повсеместная высадка десанта! Артиллерийская поддержка с моря! И щит на вратах Царьграда! Выполнять!!!
- Есть! – с готовностью отозвался Терминатор, развернулся на 180 градусов и пополз выполнять.
Через полчаса в штаб пришёл Антивирус и поведал, что рядовой Терминатор с ранением в голову доставлен в 10-е отделение медсанчасти. То есть в дурдом.
- На войне без потерь не бывает, - вздохнул министр обороны.
Я поспешил его обнадёжить:
- Отряд не заметил потери бойца.
Таракан многозначительно на меня посмотрел.
- Как вы думаете, полковник, дойдём мы до Берлина или нет?
 
 
СМЕРТЬ ШПИОНА
 
Начальник разведки Штирлиц пришёл в себя в подвале на комфортабельной конструкции из трёх табуреток, накрытых газетками. Вокруг были разбросаны пустые конвалютки из-под циклодола. Увидав часового из службы «секьюрити», Штирлиц схватил его за лацканы и принялся трясти с неистовой силой.
- Я в аду?! – со слезами на глазах вопрошал разведчик.
Часовой от неожиданности проснулся и, подумав, ответил:
- Не знаю...
- Зачитайте мне мои права! – потребовал Штирлиц.
- Подождите здесь, - попросил часовой и зигзагами пошёл прочь.
Штирлиц с надеждой ждал его у открытой двери. Через две минуты часовой вернулся и вручил начальнику разведки Уголовный Кодекс Российской Федерации. Я сидел в углу подвала, курил и наблюдал за происходящим. Антивирус мирно похрапывал у меня на плече. Я толкнул его в бок.
- А? Что? Куда? – встрепенулся министр суицида. – Милиция? Потоп?
- Четвёртый, Антивирус! – обрадовался Штирлиц.
Он зашагал в нашу сторону и, сделав нелёгкий выбор, обратился к Антивирусу:
- Господин министр... скажите мне, я умер?
- Конечно. Ты умер.
Разведчик крепко задумался. Я слышал, как в его костлявой голове проворачиваются ржавые шестерёнки.
- Не может быть!
Антивирус строго повторил:
- Ты умер. Я министр, мне лучше знать.
- Что же мне теперь делать? – осторожно поинтересовался советский шпион.
- Ничего. Ты умер. Ты ничего не можешь делать.
- Но я думал, мне полагается компенсация...
- Ты не можешь думать. У тебя нет мозга. Нет тела. Тебя нет.
Штирлиц сделал несчастные глаза.
- Господин министр... пожалуйста... дайте мне ещё один шанс...
- Часовой!
Разведчик упал на колени, молитвенно сложил руки и заплакал.
- Нет-нет-нет, господин министр! Нет-нет! Подождите!
- Часовой! – категорично повторил министр. – Уведите его!
Часовой спал.
- Господин министр... не надо...
Кажется, на Антивируса подействовала гидравлическая сила мужских слёз. Я тогда подумал: вот бы найти этой силе военное применение... а вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
- Встань, придурок, - умиротворённо сказал Антивирус.
Штирлиц спешно поднялся.
- В реанимации отделения токсикологии БСМП-2 тебя обязательно воскресят. Иди.
Покидая загробный мир, счастливый шпион спросил:
- А разрешите узнать, как я умер?
- Самоубийство, - решительно ответил министр суицида. – Ты отравился денатуратом.
Я молча глядел Штирлицу вслед.
- Проследи за ним, - вдруг сказал Антивирус. – А то ещё заблудится с перепугу.
В реанимации Торквемада наградил воскресшего Штирлица именным рецептом на аспирин, а меня назначил антикризисным министром электричества. Один я умел отличать ноль и фазу в условиях экономического кризиса.
 
 
НА 90 ГРАДУСОВ НИЖЕ НУЛЯ
 
- На берегу проживает граф, у этого графа в комнате шкаф, в шкафу живёт пара собак, от этих собак трепещет враг. Впрочем, от них трепещут все – они любого могут сделать подобным колбасе. Они не говорят «Гав!», они говорят «Ам!», и раскусывают сразу напополам, - вещал с подоконника Великий Инквизитор Торквемада, когда мы с Антивирусом, получив по дозе феназепама на ночь, укладывались на больничных койках.
- Чем же закончился этот сюжет? – спросил я.
Антивирус угрюмо отозвался из-под одеяла:
- Это военная тайна.
Я поглядел в окошко. Декабрь 2007-го года неубедительно прикидывался ноябрём.
- Завтра второе декабря, - мрачно сказал я. – Выборы. А я голосовать не пойду.
Торквемада улыбнулся мне в знак полной солидарности.
- И я не пойду.
- И я, - добавил Антивирус.
Мы коллективно игнорировали политическую жизнь страны. Диссидентсво как религия. Чего бы ещё учинить такого... революционного?
- Торквемада, давай сбежим? – без особой надежды предложил я.
- Это глупо, коллега.
- Почему же глупо?
- Чисто по-мелочи. Господин министр суицида, какая у нас температура воды за бортом?
Антивирус плюнул в окно и доложил:
- На 90 градусов ниже нуля!
- Вот видишь, - заулыбался Великий Инквизитор, - холодно. Потому и глупо. Замёрзнем, как мамонты.
Я перебирал в уме всевозможные варианты революционного поведения. Подраться с медперсоналом. Покурить в палате. Отобрать бычок у какого-нибудь демона. Наконец, нацарапать слово «ЖОПА» на двери кабинета заведующей.
Я спросил своих коллег издалека:
- Как вы относитесь к идее локальной революции?
Антивирус демонстративно отвернулся, накрылся одеялом с головой и захрапел. Торквемада хитро сощурил глаза, пощёлкал узловатыми пальцами и начал философствовать.
- Смотря что вы понимаете под термином «революция», друг мой. Как-то раз я спросил у одного голодного студента, что такое революция. Он подумал и ответил: «Революция – это бесплатный обед». Зададимся вопросом: кого сейчас не устраивает собственная жизнь? Всех. И найдутся те, которые однажды всё это переделают. Подчинённые сядут в кабинеты начальников, издадут парочку дурацких законов, пригреются в мягких креслах и, забыв о своих светлых устремлениях, потребуют взяток... типичная революция - всего-навсего рокировка в заведомо проигрышной шахматной партии.
- Объясните, - сказал я.
- Это просто, как дважды два. Вот представьте, что мы с вами играем в шахматы. Я – Система, играю белыми. А вы – Антисистематизатор, играете чёрными. Вы откровенно проигрываете. У вас незавидное положение: остались лишь король, недобитый слон да парочка пешек. И вы делаете ход конём: берёте и разворачиваете шахматную доску таким образом, что мои фигуры становятся вашими, а ваши – моими. И вот я сижу с двумя пешками, а у вас всё устроено наилучшим образом. И, знаете, не так уж важно, проведу ли я свою пешку в ферзи, хотя я, разумеется, проведу. Шахматную доску можно переставлять сколь угодно долго, а всё останется по-прежнему: король будет королём, а лошадь – лошадью, и ходить будет исключительно буквой Г. И – что самое главное! – чёрные квадраты доски будут в неизменной последовательности чередоваться с белыми. Квадратам всё равно, как стоят фигуры. У квадрата есть четыре угла и определённый цвет, и даже десяток ферзей ничего не могут с этим поделать. Правила игры не меняются. Все разглагольствования о том, что революция перенаправляет вектор движения, – это бред. Революция – всего лишь поворот координатной сетки на 90 градусов... - рассудил Великий Инквизитор, и неожиданно добавил, - ниже нуля.
- И что же вы предлагаете, брат Торквемада? – спросил я.
- Наша программа конца света... – услышал я в ответ, и тут же заснул: предательский феназепам окончательно вывел меня из строя.
 
 
ВЫРОЖДЕННАЯ МАТРИЦА
 
Полжизни Торквемада провёл в стенах психбольницы.
Когда Токи учился в пятом классе, его вызвали отвечать урок. Чеканя шаг, будущий Великий Инквизитор подошёл к доске, сплюнул на паркет и торжественно объявил:
- Всё! С меня хватит! Совершенно новая политика! Кто делает уроки – тот впустую тратит народные деньги. Хватит школы. Пора, наконец, навести во всём этом порядок.
Учительница математики выставила малолетнего революционера за дверь и обратилась к классу:
- Кто ещё не сделал домашнее задание?
- А лучше бы они вообще ничего не делали, - мрачно сказал Торквемада и фиолетовым фломастером написал на двери кабинета математики недвусмысленную формулу с иксом и игреком.
В кабинете директора у Торквемады долго выясняли, зачем он это сделал. Токи дал педсовету понять, что этот глупейший вопрос не заслуживает внимания.
- Вы бы ещё спросили, зачем я написал огромными буквами ругательное слово на обратной стороне луны...
После того, как Токи насыпал дрожжей во все школьные туалеты, его выгнали из школы. Так началась его революционная деятельность. Торквемада осознал своё предназначение, составил для себя программу действий и во всём ей следовал: рискуя жизнью, открывал канализационные люки на ночных дорогах, менял местами ценники в магазинах и регулярно попадал в отделение милиции за хулиганство. По совету участкового инспектора, отчаявшиеся родители сдали своё не в меру активное чадо в военную спецшколу, надеясь, что из него там выбьют всю дурь. Это было их главной ошибкой.
В первый же день учёбы Торквемада шокировал администрацию учебного заведения, явившись на занятия в парадном мундире солдат вермахта с фашистским крестом и самодельной гранатой в кармане. Граната взорвалась под ногами директора спецшколы, когда тот читал парадную речь. Торквемаде дали наряд на кухню. Он и там отличился: курсанты очень удивлялись, обнаруживая в тарелках с кашей мелкие монеты.
- Это – мой метод борьбы с инфляцией, - невинным голосом говорил Токи, когда толстый повар, ветеран Афганистана, топил его в котле с горячим супом.
Наряд на чистку сортиров окончился засорением канализации, и Торквемада неделю разгуливал с отпечатком вантуза на лбу. На уроке географии Токи демонстративно искал Российскую Федерацию на территории Южной Америки, пока ему на голову не надели глобус в порыве особой любви к Родине. Стоя на посту часового у ворот спецшколы, Токи подкармливал бродячих собак и обучал их команде «Фас!» Когда освоивший команду двортерьер покусал отставного майора-политинструктора, майор в ответ покусал Торквемаду. Обоих доставили в медпункт. Майору воткнули 40 шприцов в живот, а Великому Инквизитору воткнули за нарушение воинской дисциплины.
- Это ненаучно! – воскликнул покусанный майором курсант. – А вдруг он бешеный! Сделайте мне укол! Где ваша клятва Гиппократа, сволочи?!..
Последней каплей стало заявление, сделанное на стрельбище:
- Я не буду стрелять, потому что я – пацифист! – отчаянно сказал Токи, обнял мишень и заплакал.
И ему влепили строгача. После этого Великий Инквизитор Торквемада неукоснительно соблюдал дисциплину – пока не срослись все переломы. Однажды вечером, тайком пробравшись в медпункт и применив не по назначению все имевшиеся в наличии лекарства, Токи самолично вышиб зуб какому-то сержантику, и началось форменное безобразие.
После клинической смерти и долгих дней интенсивной реанимации Торквемада попытался повеситься на капельнице, и был поднят вопрос о психическом состоянии курсанта. В кабинете психиатра Токи молча смотрел в стену уцелевшим глазом и отказывался отвечать на вопросы врача. По окончании приёма Великий Инквизитор попросил у доктора червонец. Червонец ему не дали. Вместо этого Торквемаду признали социально опасным, поставили на учёт, ласково взяли под руки и сдали в 10-е отделение городской психбольницы. И с тех пор его выпускали оттуда не чаще двух раз в год.
Так уж получилось, что все наши линии жизни пересекаются в сумасшедшем доме.
За 14 лет лечения Торквемада оброс бородой и блатными связями, перенёс 7 инсультов, приобрёл толерантность к электричеству, основательно разобрался в тонкостях клинической психиатрии, в совершенстве овладел высшей математикой, достиг нирваны и превратился в вырожденную матрицу с внешностью Дмитрия Ивановича Менделеева, популярного русского химика.
С Минздравом их свела аптека. Страдающий от невыносимой ломки после сорока сеансов ИКТ, Торквемада стоял у кассы и держал в дрожащих пальцах рецептик, с трудом добытый у районного психиатра. В бланке рецепта недвусмысленно значилось: флуоксетин. Настоящий психонавт, каким был Минздрав, сидевший по ту сторону аптечной кассы, знал цену таким документам. Он первый заговорил:
- ИКТ, да? Так может, тебе циклодолу дать?
Через несколько минут у них был готов безумный проект, который они назвали вот как: Проект КС. Задача Минздрава с тех пор состояла в том, чтобы искать новых людей для Проекта, Торквемада же занимался вращением электронов в атомах. Он говорил, что никакой электрон сам по себе вращаться вокруг ядра не станет, его обязательно должен кто-то вращать. Это было главным делом его жизни.
 
 
 
 
 
32 ВООРУЖЁННЫХ ВОССТАНИЯ
 
После того, как пожарные затушили пламя революции, Великий Инквизитор еще недельку провёл в токсикологии, а потом отправился вращать электроны в сумасшедший дом, где его уже поджидал наш миротворец Терминатор с пробитой головой. Главным человеком в Проекте стала Луна. Торквемада, зная свою склонность к проживанию за закрытыми дверями психбольницы, назначил Луну своим заместителем на первом же съезде ЦК.
Луна с Торквемадой составляют такой же потрясающий контраст, как Сталин с Гитлером. Торквемада – костлявый парень, в 30 лет похожий на святого старца. Луна – физическая инкарнация Нормы Джен Мортенсен, в миру известной как Мерилин Монро. Торквемада – философствующий шизофреник, склонный к мизантропии. Луна – истерический пионер, который всегда ко всему готов с неизменным оптимизмом. Торквемада – пациент. Луна – медсестра. В анамнезе: Луна работала медсестрой в 10-м отделении нашей медсанчасти, когда Великий Инквизитор принял её в Проект КС.
Помню, когда я сидел под столом и был Невским проспектом, а Луна прикладывала лёд к моим горячим вискам, я сдуру назвал её императрицей. Так и доложил по форме:
- Слушаюсь, государыня императрица!
А поутру Луна сказала:
- Представляешь, ты вчера назвал меня желатиновым октаэдром...
Ума не приложу, как желатиновый октаэдр стал заместителем Великого Инквизитора по всем вопросам. Желатиновый октаэдр ни хрена не смыслил в движении электронов.
Луна сидела на табуретке и давала партийное задание Трансформатору и Контр-Адмиралу. Трансформатор был у нас главным химиком. Контр-Адмирал был контр-адмиралом военно-морского флота, состоящего из жёлтой подводной лодки и нарисованного на стене линкора. Его 15 лет назад нарисовал мой папаша, бывший моряк. Сейчас этот настенный линкор был замаскирован от вражеских радаров под идиотскими обоями в цветочек, которыми я во время приступа ненависти к человечеству обклеил свою кухню, служившую лабораторией нашему главному химику.
Луна поручила Контр-Адмиралу и Трансформатору поднять где-нибудь 32 вооружённых восстания и все 32 проиграть.
Тем временем Яндекс, наш секретный агент и антисистематизатор, тоже задействованный в этой операции, развешивал в общественных местах плакаты с названием «Их разыскивает Инквизиция». Под этим заголовком помещались фотороботы Контр-Адмирала, Трансформатора и Президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева.
 Моё внимание занимало происходящее за кухонным столом. Этот чёртов химик Трансформатор совсем сошёл с ума: он превратил мою кухню в гальванический цех, и целыми днями там что-то синтезировал. Даже принимая во внимание всю его любовь к мышьяку и цианидам, я вполне допускал мысль, что он готовит кому-то нитроглицериновый подарок. Всё бы ничего, ведь химическое мышление у Трансформатора по-настоящему гениально, да вот только руки кривые. А я, знаете ли, очень не люблю взрывы в своей кухне. Я держал в руках телефонный аппарат, подмигивая кнопкам «0» и «1», и наблюдал за тем, как химичит Трансформатор. Наконец, главный химик решительно встал из-за стола. Все давно знали, что полагается делать в таких случаях. Луна спряталась под стол, Контр-Адмирал отправился на поиски противогаза, которого у нас сроду не имелось, а я приготовился звонить в МЧС.
Это было первым вооруженным восстанием. В нём применялось химическое оружие: Трансформатор зажимал в тонких пальцах пробирку с надписью из трёх букв: HCN. Это была синильная кислота. Концентрация синильной кислоты в воздухе 1:500 смертельна. Никто никогда не узнает, каким образом главный химик Проекта получил синильную кислоту, сидя за кухонным столом в однокомнатной квартире на девятом этаже. Это военная тайна.
Ещё тридцать вооружённых восстаний были подняты и проиграны Контр-Адмиралом и Трансформатором в разных точках пространства: в лифте, на автостоянке, в книжном магазине, под лавочкой на детской площадке, на вершине Эвереста, в отделении милиции, в открытом космосе, в реанимации и ещё чёрт знает где. Они уложились в 24 часа.
Последнее, 32-е вооружённое восстание было проведено в 10-м отделении городской психиатрической больницы, и закончилось таким грандиозным провалом, которого человечество ещё не видало: Контр-Адмирала и Трансформатора выгнали из больничной столовой, запустив им вслед парочкой табуреток.
Следователь отдела по борьбе с идиотизмом долго выяснял, каким образом два государственных преступника связаны с Президентом Российской Федерации. В самую трудную минуту своей жизни следователь с отчаянием поглядел на плакат «Их разыскивает Инквизиция», перекрестился и убил себя из револьвера. Всё своё имущество он завещал фонду помощи слабоумным президентам. Для удобства это имущество было сложено в коробку из-под сигарет и отправлено Бэтману в его центральный офис. Никто не знает, что там было. Это военная тайна.
 
 
НАЧАЛО КОНЦА
 
В 2007 году, через неделю после того, как инопланетяне сдали в дурку меня и Антивируса, я уже вполне усвоил для себя, что такое «энтузиазм контингента». Он заключался в том, что санитары свободно пьянствовали в процедурном кабинете, а пациенты выполняли за них всю работу: генералили, чистили сортиры, стирали казённое тряпьё, ухаживали за тяжелобольными, ходили за жратвой на пищеблок и ещё много чего делали. Такой трудовой порыв у нас окрестили энтузиазмом контингента, хотя контингент совершенно никакого энтузиазма не ощущал. Энтузиазм ловко заменялся швабротерапией, Режимом №1 и прочим непотребством.
Иногда в качестве поощрения энтузиастам выдавались в незначительных количествах сигареты «Перекур», которые за неделю превращали лёгкие человека в бифштекс. Никто их не курил – они хранились в потаённых местах как стратегические запасы биологического оружия, предназначенного для уничтожения демонов.
Демоны у нас появлялись редко. Каждую пятницу их собирали вместе и куда-то уводили, оставляя нам по парочке демонов в месяц. Их-то мы и убивали сигаретами «Перекур». Остальные распределялись по отделениям №2, №7 и №9.
На протяжении первой недели Антивирус со мной почти не разговаривал. Он сутками проводил разъяснительную работу среди контингента, носился по коридорам с подставками для капельниц и что-то высматривал в мутных окнах. Он был общественный деятель, достойный памятника на центральной площади перед туалетом.
В тот день мы вместе с ним молча генералили в третьей палате. Я стоял на подоконнике и вручную снимал паутину с потолка, а министр суицида возил по полу мыльной тряпкой. С каждой минутой этой уборки в палате становилось всё грязнее. Я и не заметил, как в радиусе обзора оказался санитар Фёдор, лучший друг сумасшедших во все времена.
- Эй, министр! – задорно крикнул он Антивирусу. – К нам едет ревизор!
- Лучше поздно, чем никогда, - с невесёлым видом отозвался министр.
По коридору компетентные люди в синей спецодежде на носилках тащили какого-то пассажира в смотровую палату №4. Это очень скверно, когда санитары из службы скорой помощи приносят клиента на носилках и кладут в смотровую. Мы это называем «привет из прошлого века», ведь мы любим наш Совок. Прогресс идёт вперёд семимильными шагами, а нравы у живых человеков остаются на уровне местечкового средневековья. Говорят, средние века были настолько средними, что никто не знал, кому и зачем всё это нужно. В психбольнице такими вопросами тоже не особо задаются. У нас тут собственный Домострой, вне которого ничего не существует, не существует даже такого понятия, как «вне». Объективно: к нам поступил ещё один несчастный, которого лучше всего побыстрее прикончить, чтобы не нарушать гармонию нашей маленькой вселенной.
Когда мы закончили генеральную уборку, Антивирус обратился ко мне:
- Пойдём в 4-ю, я тебя познакомлю с классным парнем.
4-я палата была мало похожа на общество классных парней. Там, в страшной грязи и тесноте, ютились демоны, существа загробного мира, нежить – безмозглая, страдающая, наслаждающаяся своим страданием, рождённая, чтобы страдать, – и один кататоник, с которым никто не желал возиться. Трудно было понять, жив он или мёртв.
- За мной, - тихо сказал Антивирус, и повёл меня через лабиринты биомассы в дальний угол смотровой.
Там лежал гражданин великой страны, аморфный тип с длинными волосами и бородой, привязанный за руки и за ноги к железной кровати с инвентарным номером 00000001907. Косматая голова гражданина была наспех перехвачена бинтом, пропитавшимся зелёнкой, вся физиономия – в красной крови... гражданин великой страны был без сознания.
Наверное, этот человек очень болен, - вот что подумал я тогда.
Я всегда относился к жизни с изрядной долей цинизма и человеколюбием не страдал. Много лет назад я стал свидетелем того, как двое моих одноклассников избивали третьего прямо в школьном туалете. Никто из этой троицы не был мне другом. Глядя на маленький самосуд, я подумал... наверное, этот хмырь им сто рублей должен, - вот что я подумал.
И вот что через десять лет я сказал в палате №4:
- Наверное, этот человек очень болен.
Антивирус посмотрел на меня убийственным взглядом.
- Послушай, Четвёртый, - задумчиво проговорил он. – Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты идиот?
Это был Великий Вопрос, ответ на который человечество искало тысячи лет. И я его нашёл с математической точностью. Мне стало кристально ясно, что в этот скорбный день, когда гражданин великой страны был доведён до точки сборки в углу смотровой палаты 10-го отделения городской психиатрической больницы, в этот скорбный день Бог сказал: «НЕТ», в этот скорбный день где-то во Вселенной сработала бомба замедленного действия, и начался обратный отсчёт. В этот скорбный день, ноября 4-го числа 7515 года от Сотворения Мира, настало время ставить крестики в календаре майя.
Так началось то, что у нас называется концом света.
 
 
КОНТИНГЕНТ АТОМНОГО ЯДРА
 
- Возьми какой-нибудь стакан, набери воды в сортире, и неси сюда.
Когда я вернулся со стаканом, наполненным иссиня-жёлтой водой, Антивирус возился с бинтами на голове своего апокалиптического приятеля.
- Эти свиньи, - злился Антивирус, - они совершенно не хотят работать. Только пьют целыми днями и говорят: энтузиазм контингента. Чёрт знает что такое! Человек кровью истекает, а у них – энтузиазм контингента...
- Может, ты мне обрисуешь ситуацию в общих чертах? – скромно попросил я.
Антивирус вздохнул и ответил:
- Даже у Бога есть своё официальное представительство.
- Только не говори мне, что, - я примерно оценил возраст нашего пациента, - что лет тридцать тому назад какие-нибудь безмозглые фанатики забили в свои там-тамы и объявили второе пришествие Христа.
- Когда мы с тобой летали в космос, ты не был таким одноклеточным. Лично я в там-там не бил и никому ничего не объявлял. Неплохо было бы спиртику достать...
- Я не пью, - запротестовал я.
- Ты дурак, - беззлобно ответил Антивирус. – Это для дезинфекции.
Я понял, в чём дело, и быстро мобилизовался.
- Сообразим!
Я вышел в коридор. Процедурный кабинет редко оставляли без присмотра. Надеяться в такой ситуации можно было только на Бога и самого себя. Засланное к нам официальное представительство Высших Сил пока что никуда не годилось. Я не знаю, как так вышло, но через 45 секунд я стоял в углу смотровой палаты, и у меня в руках была стеклянная ёмкость с медицинским спиртом. Мы с министром суицида обработали все шишки бойца невидимого фронта, покурили, и с помощью монетки определили, кто будет всю ночь нести рядом с ним боевое дежурство. Эта честь выпала мне.
- Могу я хоть знать, что за VIP-персону я тут охраняю? – напоследок спросил я у Антивируса.
- Это – Великий Инквизитор Торквемада, самый живой человек на Земле.
- Подозреваю, что к утру он будет самым мёртвым человеком в палате №4.
- Ты дурак, - со знанием дела констатировал Антивирус. – Этот человек пережил 7 инсультов, 5 передозировок и 3 клинических смерти – и ничего, бегает.
Я был поражён глубиной и разнообразием жизни...
Рано утром Великий Инквизитор Торквемада пришёл в себя и сказал:
- Вот дерьмо...
- Согласен, - кивнул я.
- Меня что, опять привязали? – спросил Торквемада, слабо пошевелив руками.
- Похоже на то.
- Дерьмо.
- Курить будешь, дядя? У меня бычок есть.
- Если это сигареты «Перекур», - нахмурился Великий Инквизитор, - то имей в виду, что ты совершаешь преступление против человечества.
- «Парламент»...
Потом я пошёл в третью палату и разбудил Антивируса. Министр суицида поплёлся в смотровую. Склонившись над Великим Инквизитором, он спросил:
- Ну, и во что ты на этот раз вляпался, брат Торквемада?
- Ты не поверишь...
Через два дня Торквемада как ни в чём не бывало расхаживал по отделению с жизнерадостным видом и давал ЦУ направо и налево. Потом состоялась моя Инициация, и мне разъяснили суть происходящего. А потом мне было не до этого: меня начали активно лечить от идиотизма.
Торквемаде не давали никаких лекарств. У него давно выработалась толерантность ко всем без исключения средствам, которыми располагает современная психиатрия. Его не кормили таблетками, ему не делали уколов и капельниц. Его просто били – били от бессильной злобы. Все полученные удары Торквемада называл комплиментами. Но нельзя сказать, что Великий Инквизитор относился к такому сервису с терпимостью Христа. Получив очередной комплимент, он обязательно давал сдачи и ругался последними словами. Торквемада вёл трансформаторный образ жизни: получал 220, отдавал 127, а на остальное гудел. Чтобы жить так, как жил в этом хаосе Великий Инквизитор, надо было уметь дышать синильной кислотой.
Однажды я, выйдя из комы, спросил у него:
- Торквемада, а это правда, что ты пацифист?
- Не-а, - покачал головой он. – Я – сентиментальный фашист.
Потом он у меня спросил:
- Как ты думаешь, отчего человечеству придёт конец?
- От большого ума.
И тогда Великий Инквизитор рассказал мне всю правду:
- Люди напрасно ищут Бога на небе или в церкви. Его там нет. Бога надо искать в ядре атома. Он где-то там, среди прочего контингента. Он находится во всех точках пространства и времени, пронизывая Вселенную незримой информационной сетью. А конец света наступит оттого, что остановится движение электронов вокруг атомного ядра. Это будет почище ядрёной бомбы.
Через два месяца нас с Антивирусом выпустили на свободу. Торквемада остался вращать электроны.
- Кто-то же должен, - на прощанье сказал он.
 
 
РЕЖИМ №1
 
Где-то в кромешной тьме светились цифры 2013, ознаменовавшие наступление нового года. Наверное, это был какой-нибудь идиотский рекламный плакат, а может, витрина магазина, предоставлявшего клиентам новогодние скидки. Я любил цифры всей душой, но никогда не мог понять, почему каждую зиму люди рисовали повсюду четырёхзначные числа и радовались им, как дети торту. Никто ведь не верил в Деда Мороза, и мешки с подарками ни на кого не сваливались. Это было похоже на массовый психоз.
Дурацкий календарь майя закончился несколько дней назад, и ставить крестики было больше негде. Да и нечем: карандаш у меня отобрала Фаина Фёдоровна.
Конец света не состоялся, и 6 миллиардов человек почувствовали себя круглыми болванами. В очередной раз их одурачили средства массовой информации. Мир всё ещё существовал. Но только 12 мужчин и 1 женщина знали, почему он существовал. Он существовал по инерции. По инерции светило Солнце. По инерции вращались планеты. По инерции работал чёрно-белый телевизор в 10-м отделении городской психиатрической больницы. Режим №1 мне вкатали тоже по инерции.
Когда-то я увлечённо рассказывал хорошеньким барышням, какие ломки бывают после ИКТ. Но я понятия не имел, что делает с человеком Режим №1. И я никому никогда не стану об этом рассказывать. Это военная тайна.
Объективно: я распался на молекулы и атомы, мои электроны посваливались с орбиталей, протоны и нейтроны из атомного ядра разбежались кто куда, и вся эта пёстрая компания нашла свою смерть в двух столицах нового мира – Освенциме и Бухенвальде. Существовал только мой разум, без всякой цели блуждающий неизвестно где. Я был похож на ангела. Я состоял из двух глаз, оснащённых крыльями, чтобы было удобнее перемещаться. Именно так я представлял себе ангелов. Глаза мои, по большей части, смотрели друг на друга, потому что больше смотреть было не на что.
А теперь я смотрел на цифры 2013 и совершенно ничего по этому поводу не думал.
11 дней назад произошло вот что.
Торквемада спокойно вращал электроны там, где этим было удобнее всего заниматься. Я, антикризисный министр электричества, по личной инициативе собрал Центральный Комитет Проекта КС. Говорить, по большому счёту, было не о чем. Все уже давно всё знали.
- Я только хотел напомнить, - говорил я, - что когда-то Бог сказал: да будет свет. И стал свет.
- И что? – поинтересовался миротворец Терминатор.
- Этот свет достался нам в виде электричества. Электрический ток – это направленное движение заряженных частиц чёрт знает откуда чёрт знает куда. Наша задача – как следует в этом разобраться.
На этом последний съезд ЦК был окончен. На нём присутствовали все, кроме Луны и Великого Инквизитора. Луна заявилась в самом конце, плюнула в пол и сказала:
- Дежурный врач констатировал смерть.
- Чью? – спросил Терминатор.
- Ты дурак, - сердито ответила Луна.
Великий Инквизитор Торквемада умер, привязанный к кровати, в возрасте 33-х лет декабря 21-го числа 2012 года нашей эры. Его зарыли в землю 12 придурков. Из них сколотили шайку бандитов и отправили в неизвестность, как отправляют в неизвестность межконтинентальные баллистические ракеты.
Электроны, за вращение которых Торквемада нёс личную ответственность, вращались по инерции ещё 16 лет, 1 месяц и 28 дней.
Режим №1, в общем-то, никак на это не повлиял.
 
 
ЖЕЛЕЗНАЯ ГРАНИЦА 
Когда-то здесь был город; кажется, он назывался Москва. Потом здесь был большой, очень большой тарарах, и город Москва вместе с пригородами улетел в стратосферу. Некоторые доказательства его существования до сих пор находят на дне Тихого океана, но не придают им особого значения – говорят, есть дела поважнее. От мегаполиса осталась только маленькая точечка на карте огромной пустыни из стали и камня.
Жизнь в пустыне была представлена механическими мухами KN-2 и двумя солдатами-пограничниками. Это были я и Минздрав. Мы охраняли государственную границу, но, по правде говоря, кроме бетонной стены с колючей проволокой, охранять здесь было нечего.
На стене было написано трафаретными буквами: ГРАНИЦА СТОЯТЬ. Эта надпись повторялась через каждые четыре километра на всей протяжённости стены. Только её никто не читал: за два месяца службы мы так и не увидели здесь ни одного нарушителя. Механические мухи в их число не входили и свободно летали где им вздумается.
Наш пограничный пост представлял собой трёхметровую дыру в стене, перекрытую шлагбаумом. Дыра была оформлена прямоугольной аркой из высоковольтных проводов, которые тянулись вдоль всей границы. Неподалёку стоял разбитый танк, служивший нам укрытием от непогоды.
Кто, когда и зачем поставил здесь эту стену – нам неизвестно. Мы с Минздравом охраняли никому не нужную границу и играли в советских шпионов Юстаса и Алекса.
Рано утром, мая 8-го числа 2024 года, я обмотал голову белой чалмой и сказал:
- Юстас Алексу: какого хрена мы здесь стоим?
- Алекс Юстасу, - отозвался Минздрав. – Не знаю.
Я забрался на башню танка, огляделся по сторонам и ничего не увидел.
- Может, на проводах повисеть?
- Совершенно секретно: на них нет изоляции.
- Так я ж за то и говорю!
Если честно, мне всё это так надоело, что я готов был принять смерть от электрического тока. Минздрав был полностью со мною солидарен. Жить нам было совершенно незачем – по крайней мере, здесь.
С жизнью нас ничто не связывало. Мы не ощущали любви к Родине, потому что Родины у нас не было: года три тому назад нашу Родину убрал с политической карты ядерный взрыв. Не было у нас и чувства долга. Так уж сложилось, что с апреля 2021-го года никто никому ничего не должен, и мы в том числе. Наша задача состояла не в охране государственной границы, а в предотвращении двойного самоубийства.
- Знаешь, отчего всё так получилось? – спросил Минздрав.
- Отчего?
- Оттого, что в 2009-м году в России г-1 подорожал в два раза, а потом его вообще перестали импортировать.
Я пришёл в отчаяние от этих безысходных слов.
- Россия... где ты, моя Россия?
- Ты бы лучше спросил, куда они г-1 подевали.
В 2009 году у меня была мечта: купить в MediaMarkt Самую Большую в Мире Плазменную Панель за полтора апельсина капиталу. Когда я понял, что таких денег мне вовек не заработать, я решил её украсть. Даже схему подкопа разработал для этого. А потом MediaMarkt исчез в верхних слоях атмосферы, напичканной военными самолётами, и моя мечта улетела туда же.
Я поглядел на запад. С запада на нас двигалась механическая муха KN-2. Когда она приблизилась к пограничному посту, я вздёрнул автомат и крикнул мухе:
- Стой! Стрелять буду!
Муха развернулась на 90 градусов и полетела на юг. Минздрав проводил её равнодушным взглядом и обратился ко мне:
- Что там, на юге?
- Пустыня, - загробным голосом ответил я и надвинул на лоб чалму.
- А на севере?
- Тоже пустыня.
- А где город?
- Нет города. Везде пустыня.
- Так куда же она полетела? – удивился Минздрав.
- В пустыню, наверное...
 
 
МОНОЛИТ
 
У меня не было с собой календаря, но я знал, что сейчас – 17 февраля 2029 года. Предсингулярностная эпоха идёт к концу. Меня зовут Экспериментальный Образец №4, я полковник психических войск Ирана, мне 39 лет, и меня собираются расстрелять безмозглые солдаты банановой республики, расположенной в Южной Африке. Я стою лицом к стене, на которой написано слово 3,14ЗДЕЦ и всякие глупости на латыни.
Я перевёл одно из латинских предложений: после смерти нет ничего. Умён был тот старый хрен, который это сказал. Он потом себе вены перерезал. Давно это было.
В южном полушарии планеты стояла невыносимая жара. Липкий пот смешивался с кровью, и всё это стекало с меня туда, вниз, в Преисподнюю, к чертям и их подругам. Над моей головой склонилась пальма, на которой сидел любопытный негритянский мальчик в синих трениках.
- Хочешь прикол? – спросил я негритёнка.
Туземец не понимал по-русски. Он засмеялся и швырнул в меня консервной банкой. Я поймал снаряд на лету и запустил его обратно. Жестянка щёлкнула малолетнего артиллериста по лбу, и тот свалился с пальмы в заросли экзотического кустарника с непроизносимым названием. Мои расстрельщики, папуасы в камуфляже, о чём-то тараторили за спиной.
- Придурки, ну стреляйте же, чёрт вас возьми! – недовольно крикнул я.
Негры переглянулись. Они тоже не понимали по-русски. На всей планете по-русски говорили от силы две тысячи человек. Миллионы людей знали мой язык, но ничего сказать они уже не могли. О, ребята, поздравляю вас: вы так мертвы! Хотя всё это, конечно, очень печально – но солдат не должен об этом думать, он должен выполнять приказ.
Наконец, я услышал, как солдаты зарядили свои допотопные винтовки. Они долго целились, словно перед ними стояла задача расстрелять мадагаскарского таракана. Кто-то дал короткую команду, и я подумал: как же смешно устроен наш мир. Чтобы прикончить человека, достаточно сказать бессодержательное слово – и всё, крышка.
Две пули застряли у меня в мозгах. Штук семь прошили спину. Одна угодила в плечо. Остальные, смешно сказать, улетели вообще неизвестно куда. Тот тип, который снабдил эту смехотворную армию таким классным оружием, был, несомненно, предприимчивым дельцом, и сейчас наверняка отсиживался в каком-нибудь бункере на дне Атлантического океана. Но и ему пришёл конец.
Я не умер. Я зажмурился, стиснул руками виски и почувствовал, как включилось устройство, вмонтированное мне в голову – Передатчик Слова Божьего. Бог сказал вот что: ДА БУДЕТ СВЕТ!
И стал свет.