Предвкушение счастья. Глава 24

Голова Викторины просто раскалывалась. Она блуждала в темноте, блуждала и никак не могла вырваться из плена сна. Тот схватил её, словно бы оголодавший удав кролика и сжимал в своих объятиях.
А ведь ещё недавно она была рада, что покидает Рублёвск. С гордостью села в салон отцовского Лексуса. Станислав сказал, что довезёт их до аэропорта и оставит Лексус на стоянке.
И вот теперь.
Последнее что она помнила зевающий отец – он наваливался на неё, наваливался и клевал носом.
И вот теперь она никак не могла проснуться.
 
Паук с Боксёром были рады своей удаче. Обе птички были теперь в крепкой клетке – толстый и наглый временщик был теперь наг и беден, как Иов. Он даже не предполагал, что его ожидает теперь – без золотой кредитной карточки, дорогого итальянского костюма и всего такого, что отличало его от простых смертных – жителей Рублёвска.
Пьеро с Незнайкой лакомились раками и чешским пивом. Они сидели внизу  на кухне, отлично зная, что из верхнего этажа их пленнику не сбежать.
- Да удачный домик. Тут можно атомную зиму пережить, -   сказал Пьеро, отправляя в рот очередную раковую шейку
- А со Стасиком, что делать станем?  - поинтересовался  Незнайка
- Стасик, какой Стасик?
- Ну, этот шофёр.
- Не бойся. Я его отпустил.
- Как? зачем?
 - Только вот тормозухи у него кот наплакал. Он не то, что до аэропорта, до первого светофора не доедет. Так что – свидетелей нет.
- Ух, ты… Значит, мальчик наверняка сыграет в ящик. А если он того, выживет, или заговорит невзначай.
- И что он – дурак на себя наговаривать?.. Скажет, что продал своего босса за чечевичную похлёбку? Так, что ли?
- Ладно, не трясись. Главное, теперь девчонку в свинарник отправить. Не померла бы раньше времени.
- Ей сейчас такие сны снятся – за уши не оторвёшь. Небось трахается со своим пианистом драгоценным.
- Ей с Хохлом бы поладить. Сейчас её пострижём, или на сладкое оставим? Для подружек её?
- Пусть её подружки обрабатывают. Им это в кайф будет.
 
Авария с участием Лексуса случилась невдалеке от автосалона. Станислав сидел, уткнувшись лбом в спасительную воздушную подушку, сидел и казался почти свежим и готовым к исследованию трупом.
Свидетели происшествия успели вызвать представителей ГИБДД И Скорую помощь. А покореженный лимузин затормозил движение по Усть-Курдюмской улице.
Любопытные стояли у машины и смотрели на неё,  кто с осуждением, кто со странным беспокойством.
 
- Торопился, парнишка. Видать всерьёз опаздывал.
- У него вот и билет на самолёт в кармане. Собирался в Сочи. Да и чемоданы в багажнике.
- Странно, собирался ехать, а тормоза не проверил.
- Да странно. Тут два чемодана, два чемодана и в одном из них.
Чемоданы были открыты. В одном из них были девичья одежда.
- Очень странно. Почему-то он поехал с багажом, поехал с багажом – со своим и своей спутницы. Возможно, так было условлено. Женщины не любят таскать тяжести.
- А причём тут тогда тормоза. Машина, удивительно, что она не попала в аварию раньше. Проверь там по базе, чей это лимузин.
Другой гаишник вгляделся в дисплей планшета и неожиданно звучно присвистнул.
- Машина зарегистрирована на Оршанского Родиона Ивановича.
- Интересно. Возможно, тот попросил своего шофёра отвезти вещи в аэропорт. А сам ждёт там и нервничает.
- Да, но я что-то не уверен, что.… Хотя возможно, этот жирный кот решил перестраховаться. Вероятно, тот, кто испортил в машине тормоза, надеялся, что в машине будет сам Оршанский. Но просчитался. Вероятно, Оршанский поехал в аэропорт на такси. Поезжай в аэропорт и провесь наличие Оршанского в аэропорте. Интересно, что он скажет нам?
- Но ведь билет оформлен на  Станислава Игнатовича Заречного. Значит, это он должен был лететь в Сочи. Он, а не Оршанский. Интересно, только вот с кем?
- Думаешь,  его талантливая дочка решила сбежать.
- Талантливая дочка?
-  Я вспомнил, где я слышал эту фамилию. Девятого мая ходил со своим тестем на концерт. Так вот там выступала Викторина Оршанская. Играла на пианино. Точнее, на  рояле. Возможно, парень решил сбежать с богатенькой куколкой и просчитался. Папаша узнал об их планах, и вуаля…
- Слишком прямолинейно и тупо. Допустим. Они бы погибли в аварии. Но ведь тогда бы он первый должен был оказаться под подозрением. Нет, здесь что-то не так. Что-то явно не так. Машина ехала из-за ремонта моста в объезд. И думаю, что тормозить ей приходилось часто. Вряд ли с такой проблемой парень не попал  в аварию раньше.
- То есть это самоубийство. Парень занервничал и решил покончить с собой. Взял и сотворил нечто с тормозами. Возможно, нам надо поискать эту Викторину Оршанскую.
 
Сон напоминал какую-то странную почти безумную компьютерную игру. Викторина не помогла выбраться из жутких почти тропических зарослей. Она была голой измученной и жалкой, обычной  несчастной жертвой.
На неё охотились, словно бы на голого отставшего от родной стаи примата. Она пыталась забраться на высокую пальму, но руки обдирались в кровь о шершавистый ствол. Она пыталась бежать, но ноги оплетали неизвестные ползучие растения.
Спасения не было. Игра не кончалась. Казалось, что невидимый демон ещё не до конца наигрался ею, словно бы глупый сопливый малыш чужой куклой. Викторина пыталась вспомнить правило буравчика и таблицу умножения, но не могла, её голова напоминала стёртый CD, на нём больше не было столь нужной и важной информации.
Она понимала, что когда всерьёз, по-настоящему устанет, то обязательно проснётся, Что её желание быть великой пианисткой смешно, что теперь она охотно согласилась продать своей талант за простую жалкую тряпку, которой можно прикрыть своё измученное стыдом и болью тело.
Кошмары становились всё ужаснее. Она уже не понимала, отчего до сих пор жива. Страх расползался по телу, словно бы мерзкая совершенно невозможная плесень по ещё вчера свежему и вкусному хлебу.
 
- Она тут часов четырнадцать продрыхнет, - усмехнулся Пьеро.
Он смотрел на раздетую донага жертву. Её лишили модных шмоток, и теперь готовили к самому страшному – окончательному превращению в рабыню.
Рыжеволосому Незнайке было не по себе – он словно бы вновь погружался в давно знакомый сон. Погружался и ощущал себя маленьким и беспомощным персонажем, не могущим противиться сценарию кем-то созданной игры.
- Слушай, Пьеро, что-то мне стрёмно, - пролепетал он.
- А, очко заиграло! Ничего. Это в последний раз. Всё – баста.
- Слушай, а что если плюнуть на Хоза и слинять. Пусть сам с этой семейкой разбирается. Мне за него вписываться чего-то не охота.
- Ну и дерьмо же ты. Кто нас после колонии пригрел? Кто нам подняться дал? А эта стервоза да папаша её -  ренегаты, предатели. Даже в Библии сказано, что таким одно только остаётся, что свиней пасти.
- Не в Библии, а в Евангелии.
- Ладно, уговорил. Пусть её подружки к общему знаменателю приводят. С ними она артачиться не станет. Скорее обоссытся, чем быковать начнёт.
…Дамир понимал, что поступает мерзко.
Он всё понимал, но всё равно сел за руль, понимая и другое – ему всё равно не сбежать.
Титаренко со смаком дожёвывал тепличный помидор. Он смотрел на этого испуганного человека и торжествовал – горец неожиданно быстро сдулся – возможно пытка свиньями сделала его мозги совершенно промытыми.
- Не привезёшь сюда эту шлюшку, мы к твоей жене поедем. И не вздумай сбежать. Я всё равно тебя видеть буду.
Дамир действовал на автопилоте. Он вдруг вспомнил отца. Мать, вспомнил почти столетнего прадеда, и отчаянно заплакал.
Ему хотелось вновь стать свободным и счастливым; возможно он зря уехал из своего села, зря вообще согласился развозить эти дурацкие молочные продукты. Возможно, что его, словно бы упрямого барана, загоняют в его законный закуток
Автомобиль покатил по просёлку к главной трассе. Измученный голодом и неизвестностью Дамир не замечал окружающего пейзажа, он надеялся только на то, что после этого дела от него отстанут – и наконец, убьют.
Он и впрямь надеялся свернуть не туда, доехать до первого полицейского участка и рассказать всё и о мерзком рабовладельце Титаренко, и о его подручных ряженых бандитах. Но благородные позывы души скоро сходили на нет, зато всё тело становилось противной и вязкой массой, словно бы подтаявший на жарком солнце пластилин.
Машина была заправлена и даже вымыта. В сущности, он был теперь рабом, а у рабов нет, и никогда не было собственной воли. Дамир вспоминал, как возил в своём фургоне пластмассовые ящики с множеством затейливых сосудов со сметаной, ряженкой, снежком и кефиром. Как аккуратно считал каждую купюру, предвкушая тот момент, когда сможет жить свободно и счастливо в своём ауле, скопив деньги на безбедную старость. Он всегда считал себя смелым и решительным. Но эта решительность была всего лишь на миг – он даже не мог представить, что будет поступать так.
«Она же тебе никто. И какое тебе дело, что будет с этой Викториной. Она же не сестра тебе!».
Дамир понимал, что если он не привезёт Викторину – эти бандиты привезут сюда  его жену и детей, оголят их и заставят работать, угождая этим противным и проклятым Аллахом животным.
Он сам боялся, что станет такой же розовой и отвратительной свиньей. Также заученно и сладостно похрюкивать, подходя к кормушке. А потом сладко погружаться в дрёму, понимая, что теперь его жизнь зависит только от милости хозяина.
Автомобиль выехал на трассу и катил вдоль железнодорожного полотна. Катил, готовясь свернуть на объездную дорогу. Дамир вдруг вспомнил о толстовской героине. Как та легла на рельсы под подходивший к станции поезд. Он подумал, и даже замедлил ход, но потом испугался, испугался не умереть, а стать ещё более отвратным и ненужным.
И момент спасения был упущен.
 
- Не бойся, приедет. Этот сучёнок маму за деньги продаст.
- А с папашей, что станем делать?
- С папашей пусть Хоз разбирается. Это он его кинул, а не нас. Скрысятничал домик. Всегда дураком был. Не мог нормально, как настоящий мужик жить.
Боксёр посмотрел вокруг и нервно, почти по-подростковому дерзко вытащил из кармана пачку сигарет.
- Нет, пора уже на пенсию. Мы и так заигрались.
- Да, будет тебе пенсия. На нарах.
- Да хватит шутить. И так тошно.
Паук смотрел на дело иначе. Он вдруг подумал, что похож на посланца Преисподней. Что его, именно его послал этот мрачный мир для уловления самых гадких сочных грешников. И теперь глупая самодовольная Викторина должна была заплатить за все свои мерзкие горделивые фантазии избалованной девчонки.
 
Дамир отводил глаза. Он старался не смотреть на наготу той, чьё беспомощное тело он повезёт в  ад. В ад мерзкого и гадкого единоличника Титаренко.
- Так, я с этим горцем поеду, а ты за папашей смотри. Сбежит, сам отвечать станешь!
 
Дамир верил в одно, что рано или поздно у этих нелюдей что-нибудь оборвётся, не сложится как надо. Он боялся думать об этом, ведь он же первым согласился везти в это заволжское село несчастных выпускниц.
Он был связан с ними, словно бы милый, но безвольный красавчик-мальчишка с группой ненавистных ему хулиганов. Он говорил, что вот-вот взбунтуется, скажет какую-нибудь дерзость, даже ударит своих мучителей по лицу, но отчего-то благоразумно откладывал момент для бунта, боясь слишком ранним выступлением сорвать всю операцию.
Вот и теперь он, молча вертел рулевое колесо, вертел и старался не казаться слишком испуганным.
- Вот молодец. А то выпендривался, мстителя тут из себя корчил. Какое тебе дело до этих, они тебе, что – родные? А за девку эту не беспокойся – не твоя дочь  ладно.
Негромкий голос Паука вползал ему в уши змеиным шипением. Тот вполне годился на роль Мефистофеля – темноволосый наглый пропахший пороком от макушки до пят. Но Дамир не читал  поэтической драмы Иоагана Гёте, не слушал знаменитой оперы – и вообще не представля, как поступать с нечистой силой.
Его предки советовали бросать в неё камнями. Он мог сейчас вырубить этого приставалу, ударить его в висок, но страх сделаться ещё и убийцей делал его бессильным, как страдающий энурезом первоклассник.
Автомобиль пересёк  реку по мосту и стремительно покатил по дороге. Стремясь как можно скорее добраться до заветного села и небольшого стоящего на отшибе дома ненавистного Титаренко.
 
Викторина приготовилась к смерти.
Её нагое тело было обёрнуто в крепкий кокон, словно бы приготовившаяся к окукливанию гусеница.
Смерть была неизбежна. Словно бы её окунули с головой в мир, придуманный английским профессором, словно бы впереди её ждал мрачный и ужасный Мордор. Она уже не пыталась вырваться из цепких объятий этого мира, не пыталась побороть свою опасную сонливость – и молча, предвкушала свою окончательную и непоправимую смерть.
Сон всё не кончался, всё ещё царил над её сознанием – словно бы страшный и долгий фильм в запертом кинозале.
 
 
Людмила Степановна также вспоминала. Но не о сне. О том идиотском мультфильме, который увидала на своём компе, случайно посетив один из сайтов.
История мерзкого клуба насильников была изложена довольно внятно. И главная героиня этого мерзкого кино была списана с её самой – она была светловолосой, её волосы достигали половины спины, и её глаза были голубыми.
Людмила Степановна невольно вспоминала себя – такую ж  заносчивую и трусливую недотрогу. Ей тоже хотелось быть на виду словно бы красивой, но, к сожалению, хрупкой статуэтке.
Тамуру Мотоко в конце концов изнасиловали, превратив из гордой полубогини в презренную жрицу. Людмила Степановна вспоминала, как, будучи пленницей, легко согласилась отзываться на кличку «Какулька» и с каким ужасом представляла то, как её телом станут играть в такую мерзкую забаву, как игра «Три богатыря».
Неожиданно у самого въезда в Саратов возник внушительный затор.  Людмила невольно чертыхнулась. Она  едва успела затормозить.
Впереди угадывались машины ГИБДешников. Вероятно, случилась очередная авария. Машины стояли, словно бы дикие звери и надрывно покрикивали, требуя себе свободной дороги.
К машине Головиной подбежал человек в форме и ярком жёлтом жилете. Он наклонился к окошку водителя и с каким-то полудетским восторгом откозырял.
«Что-то случилось? Меня ждут в областной прокуратуре!» - проговорила Людмила Степановна, показав своё удостоверение.
- Там авария. Парень на Лексусе со всей дури в столб влетел. Машина красивая, только вот тормоза ни к чёрту. В общем, гроб на колёсиках.
- А на кого зарегистрирован автомобиль?
- На гражданина Оршанского Родиона Ивановича. Только вот вызвонить его никак не можем, вне доступа гражданин.
- Очень интересно. А можно мне чуть вперёд продвинуться?
Она выехала на обочину и черепашьим ходом доплелась до покорёженного лимузина.
Парня уже освободили и клали в карету «Скорой помощи».
- Поезжайте за ними, Людмила Степановна. Нельзя терять ни минуты. Этот парень, единственная ниточка – будет Вам зелёная волна.
Людмила Степановна кивнула и поспешила вернуться за руль. Скорая рванула с места. Головина старалась не отставать от неё – она строго держалась в кильватере санитарной «Газели».
Их поездка была головокружительной. Людмила Степановна неплохо изучила улицы Саратова. Её автомобиль промчался по Аэропортной улице, свернул на улицу Радищева и помчался вслед за «Скорой» мимо Экономической академии, городского Пассажа, мимо татарской гимназии, мимо памятника Николаю Чернышевского, мимо стадиона «Динамо».
Ей было страшно, а вдруг эта гонка не имеет смысла, вдруг всё это нелепо и даже ненужно.
Но что-то подсказывало, что она не зря рискует жизнью. Что в этом парне её удача и спасенье, а чья-то медленная и неизбежная смерть.
Автомобиль медиков достиг ворот городской больницы.  Шлагбаум был поднят – и «Скорую» и «четвёрку» Головиной пропустили внутрь. Автомобиль промчался к приёмному покою.
 
Станислав не понимал, что случилось. Почему он до сих пор блуждает в потёмках? Почему не может понять – уже умер или находится в тяжком пугающем его самого беспамятстве?
Он вдруг побоялся проснуться. Так школьник, не желающий идти на урок, длит свой предутренний сон до предела. Станислав мысленно сочетался браком с Викториной. Та стояла перед ним одетая как невеста и манила его к себе, как в жаркой и страшной пустыне путника манит очередной мираж оазиса.
Он не мог ни умереть, ни стать вновь прежним Станиславом. Что-то мешало ему сделать выбор, что-то пугало, окончательно вгоняя в мерзкую жижу, словно бы ещё недавно твёрдый пол превратился в подобие трясины и он погрузился в ту смертельную жижу по шейку.
 
Тело несчастного клиента погрузили на каталку и повезли. Он казался уже почти готовым к погребению трупом. Но медики повезли каталку не к дверям морга – а в реанимацию.