Ярмарка! Ярмарка! Ярмарка! Пёстрая, разноголосая, кипящая, бурлящая, как огромный котёл с фантастическим пахучим всей гаммой ароматов варевом.
На Троицу, на Илью, на Николу Зимнего – всегда она в одной и той же поре: весела, шумна, разнолика. И чего только здесь не сыщешь!? Меха собольи, куньи, лисьи. Шапки и картузы, тулупы и расписные ковры, сундуки, телеги, самовары. А лавок с товаром счесть совсем невозможно! Разве, что разница огромная кто, где и как товар этот преподносит. Богатые купцы свой товар в Гостином дворе да Торговых рядах предлагают, купчики, что помельче, - в деревянных лавках или в лабазах, а уж мелкий торговый люд, - коробейники да ходебщики, знай себе снуют с лотками да коробами промеж рядов. И чего только не водится у них! Пряники, пироги с требухой, связки баранок, леденцы на палочках. Здесь тебе: и мясо парное, и мёд, и орехи, и корица и кофе. Икра - прямо из бочек, осётры-великаны, - загляденье просто! Пестрят лавки шалями турецкими, китайскими, персидскими. И вокруг всего этого изобилия – люд весёлый, беззаботный. А чего же не веселиться? Так было всегда – веселье, потеха. Вот и мешает народ православный дело бездельем, а тоску – весельем. Ярамарка настоящая, разноцветная, разноголосая. Это уж тебе – не Хитровская или Сухаревская толкучка, где – на грош пятаков липу, али слам краденный какой подсунут да до гола обдерут ни за что. Здесь товар самый, что ни на есть качественный и слово купца здесь дорогого стоит. Шапка о земь и – по рукам!
Ярмарка! Ярмарка! Ярмарка! Увеселений здесь не счесть. Вот – «Всемирная косморама» с бойким зазывалой. Пискляво верещит зазывала, да так, что в ушах звенеть начинает от его речёвок. –
- Чудище морское. Поймано прошлой весною. Далеко за акияном у турецкого султана.
А вот – заморскай паук. Нет ни ног, ни рук… Не спит, не питается, а только, как видите, улыбается.
К большому расписному деревянному ящику с глазком, как окуляр подзорной трубы то и дело прилипают охочие поглазеть на этого самого заморского паука. А дальше – карусели, Чёртовы колёса, качели самые разные. И всё – в ярких красках, разноцветных флажках да флюгерах.
А балаганов сколько, мать честная! Глаза разбегаются куда пойти. Там вот комедию с Герлекинами показывают, а рядом – англицкий механический театр. «Въезд Персидского шаха» являют и ещё «Морское сражение под Чесмой». А ещё дальше – театр с «Живыми картинами». Но самый большой балаган на ярмарке – цирк с живым слоном и конной пантомимой. Его невозможно не заметить. Он заметно выделяется на фоне всех этих театров и паноптикумов. Над входом – балкон, раусом называется, а на том раусе – шутник-балагур-зазывала балаганный дед Кондрат, бывалый солдат глотка лужённая, шкаликом водки разогретая. За словом в карман не полезет, своё дело знает. Вон эдак, над толпой выводит шутки-прибаутки: -
Барышни-сударышни! Дамы и господа! Всех вас прошу поскорее сюда! Эй, дядя! Не стой сзади! А вы, тётя, чего к нам не идёте? Торопитесь, билетами запаситесь, покажем вам на удивление наше представление. Но оно будет после для маленьких и взрослых. А пока налетай поскорее! Разыгрывается лотерея!
- Воловий хвост да два филея. Ещё и часы на двенадцати камнях и двух кирпичах, а к ним – фарфор, что выкинули на двор. Чайник без дна, - только ручка одна. Налетайте, билеты раскупайте и тогда встретит вас как желанных гостей милая женщина без костей.
И после этих слов, на балкон балагана вышло очаровательное юное создание в сером трико с пёстрыми заплатками. И под разудалую музыку оркестра рожечников, гармонистов и балалаечников, начала показывать упражнения пластической акробатики. Она складывалась в немыслимые позы, а народ с восторгом принимал каждый трюк, исполняемый ею дружным визгом и восторженными возгласами. И ни у кого в тот момент не возникало тогда чувство сострадания к ней. Ведь раздетая на крепком морозе, как это!? Ей на смену выходили карлик и великан. Они тоже показывали коротенькое выступление, впечатляя публику скорее своим внешним видом, нежели трюками. Карлик умудрялся пролазить через узкие предметы, а великан снимал со своего пальца массивный перстень с ярким розовым камнем и пропускал через него медный пятак. Потом ещё силач зубами поднимал пудовую гирю, а факир жонглировал тремя горящими факелами, выпуская изо рта фонтаны огня и ещё глотал длинную, сверкающую серебром и позолотой шпагу.
2.
Ярмарка! Ярмарка! Ярмарка! Сквозь толпу возле балагана с трудом протискивается мальчуган –коротышка, лет тринадцати на вид. В стареньком армячке с пояском. На голове – куцая шапчёнка-мурмолка с околышем из овчины, на ногах - сапоги явно великоваты, не по ноге. В одной руке у него надкусанный кусок пирога, другая держит какую-то непонятную штуковину на тюфячок похожую бичевой перевязанная. За плечами – котомка холщовая.
Дяденька! А цирк-то ентот у вас настоящий али так? – обращается он к только что вышедшему из боковых дверей балагана рослому широкоплечему мужчине, в котором сразу же узнал по завитым пышным усам того самого силача, что недавно выступал на балконе.
Тот насмешливо посмотрел на мальца и всё также с насмешкой переспросил. –
- Так вот он и есть цирк, как цирк. А те чё надо-то?
И для пущей солидности добавил, кивнув в сторону вывески над входом: -
- Итальянский цирк маесты Франческо Фортенетти . Неужто сам читать не умеешь?
Небось на представление проскочить захотел? Дык нет. Плати десять копеек и ай да на дешёвые места в «загоне».
- Да нет! Я другой цирк ищу. – оправдывался мальчуган.
- Энт ещё какой? Здесь работает только один цирк. Других нет!
- Да нет! Мне цирк Братьев Никитиных надобен.
Иш ты! Никитиных!? – расхохотался в ответ ему силач. – Ну ты, брат, хватил лишка! Слыхали? Цирк Никитиных ему подавай! Никитины уж давно, как на ярмарках не выступают. Эт раньше было, что они шапитоны свои ставили в Пензе, Саратове аль в Самаре на ярмарках. А нонче бери выше. Такие господа цирки каменные в столицах строют. Ды и не для таких пострелят, как ты, братец. – вновь расхохотался силач. Но прочитав на лице мальчугана обиду, прекратил насмешничать. –
- Ну полно те бычиться! Полно! Можешь и к нам сюда за бесплатно представление посмотреть. Идём, проведу. Так уж и быть. А ежели и вправду цирк Никитиных ищешь, дык, садись на трамвай, что с Тверской заставы идет и выйдешь на Садовой Триумфальной. А там спросишь или сам увидишь.
3.
Мимо здания из красного кирпича увенчанного куполом сновали прохожие, проносились пролётки, со звоном и скрежетом проезжали трамваи. Большие рисованные плакаты на фасаде здания извещали достопочтенную публику о том, что Большой русский цирк Никитиных имеет честь представить разнообразную программу номеров с участием: знаменитой труппы 7Фридиани7, а также гос-жу Юлию Никитину с её новым номером, «Русскую Тройку» семьи Прозерпи, большую группу животных, включая зебр, слона и догов известного дрессировщика господина Г. Корадини. А в заключении будет показана новая феерия САНДРИЛИОНА. Но казалось, что никому из прохожих или проезжающих мимо никакого интереса к этому событию нет и быть не может. Да и не событие это вовсе. Правда, изредка кое-кто и останавливался возле этих афиш, бросив мимолётный взгляд. Но после и они продолжали следовать кому куда надо. И, что самое странное тогда показалось Митьке, так звали того самого мальчугана в стареньком армячке, как назло никто из этого большого здания с куполом не выходил и во внутрь не заходил. Самого, почему-то охватила робость. Боялся, а вдруг сунусь, а сторож того гляди рассерчает и прогонит прочь. А то и в шею вытолкает, да с тумаками. Мало ли ходит здесь всякого люду. А уж таких мальчишек, как он и подавно много. Каждому, кто мало-мальски кувыркаться научился или на руках стоять хочется, чтобы его в цирк взяли. Много таких, наверное, побывало здесь. Вот и стоял Митька, потирая прозябшие ладони и выстукивая сапогами дроботушки. Но неожиданно большие входные двери с толстыми хрустальными стеклами открылись и на пороге показался господин благородной внешности с окладистой местами посеребрённой бородой. Одет он был в пышную бобровую шубу. На голове – шапка-боярка соболем оторочена. В руках – трость резная с красивым серебряным набалдашником. Лицо у господина – строгое, даже суровое, так во всяком случае показалось мальчишке. «Подойти спросить или не стоит?» - подумал про себя Митька. Но утренний морозец до того пронял его конечности, что готов был заговорить с любым человеком, кто окажется здесь, - за низкой изгородью перед зданием цирка. «А! Ладно! Была-не была!» - и он шагнул вперед.
- Скажите пожалуйста, где мне можно увидеть господина Никитина Акима Алексанровича? – набравшись последние капли смелости и превозмогая робость, спросил он.
Неизвестный господин остановился, пренебрежительно смерив взглядом мальчугана вальяжно, делая паузы после каждого слова произнёс –
- А зачем тебе понадобился господин Никитин?
Этим вопросом он ещё больше ввёл Митьку в оцепенение от робости, которая так и не желала отступать.
- Дык, я… Дык я, ну, я работать сюда к нему в цирк приехал. Мне тут и письмо передали для него.
И Митька стал спешно рыться в своей котомке.
- Постой-постой! Не суетись, - перебил митькину суету господин и уже сменив суровый, надменный тон на весёлый и даже чуть насмешливый, ещё раз уточнил, - Работать, стало быть!? – то ли утвердительно, то ли вопросительно прозвучал его вопрос. – Вот оно что! Работать значит?
«Ну сейчас, кажется, получу я головомойку», - промелькнуло в Митькиной голове.
- Ну и, что же ты умеешь делать, милейший?, - неожиданно последовал новый вопрос.
- Я хоть и маленький, но уже работаю свой номер. «Сальтоморталист на лошади» называется.
- Во но как! Любопытно! Любопытно! А это, что у тебя такое? – спросил незнакомец махнув белой лайковой перчаткой в сторону перевязанного бичевой свёртка.
- А! Это? Это – панно моё.
Митька и сам не заметил, как забыл про озябшие руки, про робость. Сам тот факт, что этот вальяжный барин всё-таки не стал гнать его в шею, а наоборот соблаговолил остановиться и говорить с ним, располагала его и даже вызвала доверие к незнакомцу. А тот в свою очередь с надменного тона незаметно стал переходить на более тёплый, добрый, доверительный.
- Н-ну с, сам-то чей будешь, у кого работал, у кого в ученичестве состоял?
- Сами мы Брянские. А работали в антрепризе Панкратова учил меня Николай Сычев.
- Ооо!- Удивлённо воскликнул господин- Евдоким Захарыч, значит! Знаем-знаем такого. Неплохой у него цирк. Да и сам он – наездник прекрасный. Лошадей дрессирует отменно. Это он выступает у вас без шамбарьера и говорят, управляет «таблё» из шестнадцати лошадей одним взмахом перчатки?
- Он самый! - весело закивал Митька.
- И Николушку Сычёва видовал. – усмехнулся господин, - На выставке в Париже его по афише «Русским чёртом» прозывали. Тоже хороший, стало быть, наездник.
Незнакомец ещё раз окинул взглядом мальчугана и теперь уже более строго спросил: -
- А к нам в Москву, какими судьбами?
- Дык, вот… Посоветовали показаться в цирке самому Никитину Акиму Александровичу.
Незнакомец призадумался, глядя то на мальчишку, то в сторону ярких афишных плакатов и вдруг неожиданно, топнув ногой и рубанув ладонью воздух схватил Митьку за рукав армячка и потащил к большим входным дверям.
- Дык, мне бы господина Никитина, - едва успел пролепетать мальчуган.
- Пойдём, пойдём! - спешно ответил незнакомец, - Будет тебе ещё с Никитиным повидаться. А пока идём со мной.
В просторном цирковом вестибюле по-домашнему веяло теплом. Сам воздух был здесь каким-то добрым, по-цирковому весёлым, приятным, родным и чем-то уже знакомым. Вальяжный незнакомец тащил Митьку по красной ковровой дорожке, ведущей прямо в зрительный зал. И возможно из-за этой стремительной спешки, мальчишка не мог толком разглядеть полностью всю обстановку и убранство этого помещения. Зато, когда они оказались в зале, мальчуган просто обомлел от увиденного. Зал цирка просто утопал в роскоши и казался в те минуты вовсе даже и не цирком, а палатами какого-то сказочного царского дворца. Барьер манежа был оббит красным бархатом. По середине лежал большой ковёр, края которого украшал разноцветный орнамент, точь в точь такой как на праздничных расшитых русских народных костюмах. Вокруг манежа находились уютные ложи с мягкими креслами. Барьеры лож украшала золочённая лепнина в виде виноградных гроздей. Стены зала были облицованы красным деревом и на этом фоне очень разительно выделялись позолоченные амурчики, завитки вензелей, какие-то непонятные символы в виде лиры, масок, перекрещенных шабмарьером и подковой, а над ними – головы лошадей. За партером и амфитеатом в глубине зала возвышалась галёрка. И она тоже имела совершенно необыкновенный вид. Круглый балкон галёрки, который занимал весь периметр зала поддерживало десять кариатид, тоже сияющих позолотой. Сверху над партером свисали большие хрустальные люстры. И хоть в тот момент не все они были зажжены, те несколько, что горели, достаточно освещали весь зал цирка, чтобы увидеть и любоваться всей этой красотой. Купол цирка тоже запомнился своим необычным декором. Колосниковую решётку по всему кругу обрамляли сюжетные картины с мифическими персонажами. Конечно, кто и зачем был изображен на этих картинах Митька не знал да и откуда ему знать, видевшему цирковой купол из парусины, да ещё залатанной в разных местах . А здесь, вся обстановка буквально околдовала его. Он стоял как онемевший, как заговорённый и долго не мог понять, что на самом деле происходило тогда с ним.
Внезапно словно из поднебесья послышался голос того самого незнакомого господина. Он звучал протяжно, отдавая эхом и потому казался тоже чем-то необычным, волшебным.
- Монкевич!
- Здесь я, Аким Александрыч! - послышалось откуда-то из за кулис. И вскоре на манеж вышел высокий, стройный, седой мужчина средних лет, если не больше. Одет он был по-жокейски в бриджи с замшевой серединой и наспех накинутый на плечи редингод.
- Ну-ка, Пётр, посмотри этого мальца, да выбери ему лошадь. Пусть потренируется сегодня, а там посмотрим, что делать с ним дальше.
Митька ещё больше оторопел от услышанного и увиденного. Нет! И вовсе его не пугало его, что они собираются дальше с ним делать, ведь дело своё он давно уже усвоил. Ошарашило мальчугана то, что всё это время он, как оказалось, общался с самим Никитиным. Общался так запросто, совершенно не зная с кем говорил. В тот момент он буквально потерял дар речи от всех тех событий, что произошли за последние минуты. А Никитин слегка подтолкнув Митьку скрылся за бархатным занавесом прохода.
Монкевич с насмешкой посмотрел на мальчика и приветственным жестом указал в сторону форганга.
- Ну пойдём знакомиться, малец, уж, коль сам хозяин мне тебя поручил.
- Дяденька Монкевич! Так это был Никитин? - робко и почему-то тихо, укратной и полушёпотом спросил мальчуган.
- Он самый. – засмеялся в ответ Монкевич. И добавил – Кстати, Пётр Игнатич я, а не дяденька. А тебя, стало быть, Митрием величать приходится? Так ли?
Оторопелый Митька в ответ только и успел пробормотать – Вот ен-то да! Как же… Ент да! Никитин…. Сам Никитин!
Помочь сайту
Поздравления
