По дороге домой (сказка о Солнечном) книга 1 часть 1

[Скрыть] Регистрационный номер 0190547 выдан для произведения:

           

     ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ (сказка о Солнечном)

Моему сыну посвящается

 

 

 

 Вместо предисловия

 

 

Все, что написано про жизнь эту – правда, что за ее гранью – надежда на смысл.  Будет здорово, если, прочитав, кто-то поверит в то, что ПОСЛЕ есть, безусловно, другое, более великое, прекрасное и, вместе с тем, очень рациональное, ради чего стоит терзать, совершенствовать и хранить свою душу. Если ради этого станет возможным не только любить, прощать, но и сострадать. Если перед гранью звездности и на пороге вечности не будет страха, потому что достойно пройден путь земной, а впереди то главное, без чего даже не стоило затевать это короткое мероприятие под название ЖИЗНЬ.

 

 

 

 

 

 

 

                                       Часть 1  НАЛО ПУТИ

 

                                         

Я много сказок сочинила тебе в детстве.

Сейчас я расскажу последнюю

… про тебя.

 

 

 

 

1.             Сорок первый день

 

 

 Это сорок первый день, когда он здесь. Уже где-то очень далеко остались его боль и их слезы. Еще совсем рядом его страх и стыд. Но сегодня уже легче – уже что-то впереди.

Они летят в черной гудящей пустоте. Он не может ощутить, что есть он. Каким-то непонятным образом он видит все сразу вокруг себя. Повсюду мерцают и переливаются бесчисленные звезды. Они издают слабые непонятные звуки – то нежные, то ликующие, то тревожные, гудящие. А в необозримой бескрайности перспективы светятся далекие галактики, закручиваясь в удивительные спирали, вздуваясь гигантскими полушариями всевозможных оттенков, рассыпаясь в загадочные туманности. Перед ним возникает и постоянно меняется, вероятно, самая талантливая картина космоса, ибо написана она величайшим  художником.

 Ощущение одиночества, которое испытывает путник, затерявшийся в огромном чужом мире, постепенно угасает. Сам этот мир еще не принял его до конца, но главное, что он здесь не один. Все время рядом тот, кто вывел его в это пространство. Только теперь он уже не седовласый обладатель синих глаз бездонной глубины, а большая огненная птица со сложенными крыльями. Крылья иногда вспархивают, и ощущается что-то хорошее, очень похожее на тепло, но все-таки, другое... Думать и анализировать совсем не хочется. Космос, как волшебный лицедей, притягивает все внимание к себе, завораживает, очаровывает, не отпускает.

 «Когда смотришь на звезды с Земли, - думает он, – они кажутся крышей твоего мира. А здесь они уже и есть твой мир, у которого нет пола, нет стен, да и крыши, как видно, тоже нет.  И только теперь, за гранью звездности и на пороге вечности, ты, наконец, абсолютно ощущаешь себя его крошечной частицей... Вот загнул, как в школьном сочинении, - усмехается он. - Но седовласый же говорил про вечность, а в это так хочется верить, особенно после всего...»

 Огненная птица взмахивает крылами, и опять становится «теплее». Полет увлекателен, и, кажется, что уже довольно продолжителен, и совсем нет желания, да и бессмысленно задумываться о том, что может ждать впереди.

Неожиданно возникает и  начинает нарастать неприятный, и даже пугающий звук. Появляется не тревога, не страх (он понимает, что с трудом  подбирает земные слова к новым ощущениям). Появляется чувство опасности, как предупреждение – решает он. Птица резко разворачивается ему навстречу, широко раскрывает свой клюв, и непреодолимая сила стремительно втягивает его внутрь птицы.

Вокруг становится необыкновенно светло. Здесь, в этом защищенном солнечном пространстве, сразу пропадает недавняя тревога. Но покой оказывается совсем недолгим.  Все резко сотрясается от мощного удара, за первым следует второй, третий... Одновременно слышатся страшные громовые раскаты, и у него возникает ощущение, что он находится в трюме корабля во время сильного шторма. Это ощущение очень быстро приводит за собой два других: абсолютной надежности укрытия и хрупкой зыбкости существования. Но постепенно вера в надежность все-таки побеждает.

Все стихает так же внезапно, как и началось. Его выносит наружу, и тревогу сменяет безмятежный покой. Птица по-прежнему летит рядом, только крылья у нее все время сложены.

 И снова бесконечно радуют звезды.

 «Зрелище, которое совершенно не может наскучить, – думается ему, – лети хоть целую бесконечность». Однако вскоре он начинает ощущать, что лететь становится гораздо труднее. Все больше и больше нарастает усталость. Наконец, птица вспархивает крылами, и силы возвращаются. «Вот, оказывается, в чем дело» - теперь он понимает, как помогает ему птица, понимает, что все это время она делится с ним своей силой. Он только не понимает, каким образом она отдает ему эту силу. Много чего не понимает. Вообще очень много вопросов…

 Ему невозможно ощущать время. Нет привычных восходов и закатов, предрассветных и вечерних сумерек, абсолютной ясности полудня. Постепенно появляется развлечение: он представляет, будто плывет в воде, как когда-то там – на Голубых озерах.

                                                    …

  Каждое лето они ездили на эти озера. Он, сестра, родители и собака – любимица семьи, существо добрейшей души. Озера, образовавшиеся на месте выработанных песчаных карьеров, располагались в окружении старых сосновых лесов. Запах хвои и солнца с тех пор навсегда остался для него запахом детства и беззаботного счастья.  Они приезжали очень рано, почти всегда первыми, когда было еще прохладно, и вода имела необычный зеленоватый оттенок. Это потом она становилась голубой, а после полудня даже серой. А утром, когда озера принадлежали только им, он с разбегу нырял в эту зелень, отчаянно рассекая сверкающую рябь…

                                                    …

Воспоминания обрывает все тот же противный звук, и птица опять прячет его в себе. Все повторяется снова: раскаты грома, удары,  сотрясающие тело птицы. Теперь ему начинает казаться, что снаружи идет  бой, в котором птица сражается с невидимым для него противником.

К третьему появлению «чужого», как он назвал про себя таинственного невидимку, он уже хорошо научился плавать в  пространстве, а точнее, управлять своим полетом и сам разворачивается навстречу птице. А на четвертый он решает спросить, не может ли он быть хоть чем-нибудь  ей полезным? Но будто расслышав его мысли, птица отвечает сама:

- Ничем! Пока все будет так, только немного потерпи усталость.

  Потерпи так потерпи. Уж чего-чего, а терпеть короткая двадцатитрехлетняя жизнь его ой как научила. Тем более, что он очень хорошо чувствует, как после каждого боя птице и самой на некоторое время становится тяжело: взмахи крыльев слабеют, а промежутки между ними удлиняются. А значит, тяжелее становится и ему.

  Чтобы хоть как-то отвлечься, он начинает искать новые развлечения. Звуки, которые его все время окружают, негромкие, но довольно отчетливые. Он пробует выделять среди них самые приятные, и внимательно вслушивается в их мелодии, как будто настраиваясь на волну приемника, от чего кажется, что нужные звуки постепенно начинают усиливаться. По прошествии некоторого времени даже появляется ощущение, что этот процесс слегка помогает ему восстанавливать свои силы.

    - Молодец, - неслышно шелестит крыльями птица, -  попробуй найти  такой звук, который  будет тебе особенно приятен, больше того – ты должен почувствовать, что он твой. 

     Занятие, представлявшееся поначалу очень простым, на деле затягивается надолго. Уже несколько раз повторяется ужасный шум, от которого его прячет птица, а он все никак не может определиться. Казалось бы, вот оно -  то, что нужно. Но каждый раз в последний момент сомнения заставляют его отменять принятие окончательного решения.

       И вдруг… что-то до боли знакомое - как будто в огромной толпе мелькнуло родное лицо. Где же он слышал эту нежную зовущую мелодию? 

                                          …

 

 …За окном угасал яркий и по-летнему теплый день середины сентября. Солнечные лучи написали на желтой стене напротив прощальные письмена и исчезли вслед за пропавшим солнцем. А пришедшая на смену ночь принесла с собой новую волну нестерпимой боли. Он так не любил теперь ночь.

Мама лежала на диванчике напротив его кровати. Уже которую ночь она все время рядом, стараясь угадывать каждое его движение. Немного поговорив, они пожелали друг другу покоя.

И вдруг он увидел, как у стены, на которой теперь поселились отсветы уличных фонарей, возник белый юноша с ласковой улыбкой в больших девичьих глазах. За спиной у него тихо шелестели шелковые крылья. От их взмахов появилась прохлада, которая спеленала обожженное болью тело. Постепенно  боль отступила и уже не мучает так сильно.

 Где-то совсем рядом зазвучала арфа. Ее божественные звуки  нежно струились возле самого его изголовья. Они дарили радость и долгожданный покой. А еще они манили куда-то. Он не понимал, куда, но чувствовал, что она прекрасна – эта неизведанная даль.

- Ты слышала? – тихо спросил он.

- Что? – не поняла мама.

- Как играла арфа.

- Нет… – удивилась она.

Ему захотелось рассказать и про таинственного гостя и про волшебную мелодию. Но белый ангел медленно поднял изящную руку и приложил к губам длинный тонкий палец.

- Ну…, ее не все могут услышать, – будто извиняясь, поспешил он успокоить маму.

- Красиво? Она играла красиво?

- Очень, – и ему стало бесконечно жаль, что только для него одного были эти чудесные, неземные звуки.

 Ангел сильнее взмахнул крыльями, и пришел долгожданный сон, и принес избавление от  страданий.

Еще два дня, будто издалека, он слышал, как боролись за него родители. И он, как мог, поддерживал в них эту веру, сглатывая таблетки и  уже ненужный ему куриный  бульон.

А на третий из такого теперь далекого Зеленограда приехали друзья. Их было десять. Он не мог их видеть, но слышал, как звучала гитара, а ребята и девочки пели ему песни. Они рассказывали о своей жизни, по очереди держали его руку. Обещали, что скоро они снова встретятся. Он начнет выздоравливать, и все произойдет совсем по-другому. Он тоже знал, что они обязательно еще встретятся. И все действительно будет по-другому. Но случится это очень нескоро.

  И только когда поздним вечером опытный врач из «скорой» посмотрев, как он проделывает свои фокусы с бульоном, сказал, что это похоже на чудо, но счет его жизни все равно уже идет на часы, он, наконец, оставил эту бесполезную затею.

Утром он все-таки на мгновение увидел и родителей и сестру, и слеза предательски стекла по его щеке.

А потом…  его взял за руку седовласый обладатель синих глаз бездонной глубины…

                          …

 

…И вот здесь в этой бескрайней, манящей, и пугающей пустоте он вдруг снова слышит мамин голос:

«Пела арфа нежно, тонко

 Моему ребенку.  

 Тихо ангелы летели

 Над его постелью».

Где - то  там, далеко, -  почему-то совершенно отчетливо понимает он, -  мама сочинила сейчас эти строки».

 Арфа превращает слова в мелодию, и его захлестывает теплая и радостная волна. Но связь с земной жизнью оказывается такой реальной и такой сильной, что внезапно возникшая невыносимая тоска железными тисками сковывает его волю, и он ощущает непреодолимо жгучее желание  вернуться. Все равно,  каким: здоровым, больным  - неважно. Лишь бы туда, где любят, лишь бы снова оказаться рядом с теми, кто помнит и ждет.

И тут он  чувствует, как стремительно начинают уходить от него силы. На земле он сказал бы, что задыхается.

 - Что я нюни-то распустил, птице так тяжело, а я… Решено – это именно тот самый звук, -  собрав остатки сил, решает он.

- Правильно - шелестят крылья.

И вот они уже летят в ту сторону, откуда был слышен звук арфы: большая огненная птица и он.

«Птенец мелкий неразумный» – представляет он себе картину происходящего.

 И опять крылья:

- Правильно.

То, к чему они вскоре приближаются, являет собой зрелище красоты необыкновенной. «Поражает до глубины души, - формулирует он. - Хотя, что кроме души у меня теперь есть? Похоже, только она одна голенькая и осталась, - улыбается он про себя. - Вопрос, как  она выглядит?»

- Не о том, – сердятся крылья, – слушай.

Скопление звезд в этом месте особенно плотно и все они соединяются между собой потоками разноцветных светящихся частиц разной степени яркости. Частицы закручиваются в спирали; бегут волнами; гаснут и снова вспыхивают; они меняют цвета и оттенки, и все это сопровождается неисчислимым количеством фантастически красивых звуков, сплетающихся в чудесные мелодии, которые образуют в пространстве единый мощный поток.

Он продолжает старательно держаться слухом за мелодию «своей» арфы, как будто боится ее потерять. Вскоре сила ее звучания начинает нарастать, постепенно вытесняя собой все остальные звуки, и он абсолютно растворяется в ее музыке: пропадает время, мир вокруг – только звук…

Когда все стихло? Звезды, как прежде, далекие и чуть слышные. Рядом огненная птица управляет их общим полетом. Только лететь теперь и легко и радостно. Давно нет взмахов ее крыльев, но силы не уходят. Наоборот, появляется ощущение еще большей стремительности полета: теперь созвездия уже намного быстрее изменяют кружева своих узоров и  незаметно исчезают где-то далеко позади, растворяясь в туманностях далеких галактик.

А вскоре одна звезда начинает быстро увеличиваться в размерах.

Вот уже различимы спутники вокруг нее. Вскоре некоторые из них проносятся мимо, и он понимает, что они летят к следующему, окруженному прозрачной  голубой дымкой.

 

 

 

 

 

2.              За 13 земных лет до этого

 

 

                      Из незримого источника, находящегося в центре огромного круглого зала исходило сияние такой необыкновенной силы, что на бесконечных сводчатых потолках, были видны мельчайшие детали. Чуть в стороне от этого места стоял очень высокий статный мужчина в белом. Абсолютно белые его волосы опускались по спине, впитывая радостные переливы света. Синие же глаза были бездонными, мудрыми и печальными.

  - Ты знаешь, когда наши беседы мне особенно приятны, – едва заметно улыбнувшись, произнес он, восторженно созерцая немигающим взглядом ослепительное сияние.

Свечение угасло, и темнота тут же украла своды потолков с размещенными на них причудливыми росписями: в черноту  ускакали быстрые кони с отважными всадниками, улетели диковинные птицы, упали затейливые гирлянды цветов. А в  тихо мерцающем свете возник второй. Он был заметно выше, жесты, повороты головы – все исполнено благородством и мощью. Серебристый плащ спадал с головы на плечи и дальше, а  полы его колыхались, обдуваемые невидимым ветром.

 Или от того, что  пространство вокруг него светилось, или так было на самом деле, но казалось, что он парит над отполированными до блеска каменными плитами, и белый их мрамор отражает удивительные дрожащие всполохи.

- Да, произнес первый, - именно таким ты бываешь во время наших великих сражений. Таким я всегда вспоминаю тебя в трудные минуты, и этот образ переполняет меня гордостью. Все-таки, образы имеют огромное значение даже здесь и даже для нас… Тебя же я всегда чувствую рядом, – он сделал ударение на слове «всегда». -  Жаль только, что мы не можем общаться так, как это было прежде. Теперь, чтобы обсудить сокровенное,  приходится опускаться к центрам планет - космос уже не хранит наши тайны, и я не могу послать тебе свою мысль через вселенную и получить твой ответ, не опасаясь, что он будет подслушан.

- Мы сильнее! - мощный голос заполнил все  пространство зала, и даже белые волосы собеседника взметнулись, как от порывов сильного ветра. – Но Зло учится, - энергия звуков стала постепенно снижаться, - и многому оно учится у нас. Хорошо, что они еще не могут  так безвозвратно разрушать наши связи, как это делаем мы, что мы удерживаем все защищенные планеты. Но мы ничтожно мало добавляем к ним новых. Освобождение планет от Зла тоже идет очень тяжело, и недопустимо много тех, где оно агрессивно наступает. Я думаю, что возникло нечто, о чем мы только догадываемся, и благодаря чему они так успешны в последнее время.

- Мой удел – космос, – печально ответил белый, – но когда я бываю на этих планетах, я вижу, как легко уничтожается посеянное нами, как тихо звучит там слово Его, как чернота постепенно съедает свет. И столько потерянных для нас нив, с которых уже не собрать добрый урожай.

- Он мудр и милосерден, - мощь голоса серебряного снова усилилась, – и крайне редко решается на страшное. Ты знаешь, как безгранично Его терпение, и как непоколебимо Его желание сохранять в людям надежду на  спасение. Мы должны искать пути и способы, чтобы  сохранять созданное Им. По неведомым нам законам в своем поединке Добро и Зло постоянно обретают силу, если соблюдается Великий Порядок. Но Зло все время стремится к абсолютному господству, как будто темный разум помутился и не понимает, что в этом кроется и его гибель. Защищая себя, мы спасаем их – в этом один из Законов Мира. Так с чем ты прибыл ко мне, Хранитель Звездного воинства?

- Я говорил тебе, что звездным воинам голубых планет вселенной стало очень тяжело. Их энергия недопустимо медленно восстанавливается после боев. А пополнение молодыми недостаточно. На защищенных планетах воины появляются крайне редко – для рождения их духа там слишком безмятежная жизнь. А на остальных Зло охотится за ними с самого их рождения.  Ты прав, что-то позволяет ему все больше проникать в наше сокровенное.

Светящийся медленно обернулся вокруг своей оси, отчего сияние волнами растеклось по полу и, оттолкнувшись от стен, вернулось обратно.

- Мы с тобой понимаем, - теперь его голос был абсолютно спокоен, – что настоящее мужество, как и настоящая мудрость,  рождаются только на разломах миров, там, где сталкиваются свет и тьма, высекая искры, из которых разгорается пламя страданий, ненависти и любви. Мы берем в страданиях всепрощение и любовь,  враг – ненависть и злобу.  Но умеющий улыбнуться в боли, всегда сильнее.

- Ты, как всегда, предугадал суть нашего разговора! - не удивился белый. –  Мне кажется, что я, наконец, нашел «Солнечного».

Стоящий в центре положил руку ему на голову.  Голоса тут же стихли, но разговор не прервался. Он просто перешел на тот уровень, который  возникал между ними, когда их мысли сливались в одну общую, не доступную уже никому.

- Где?

- На одной из голубых планет. Это трудная планета – из тех, которые мы теряем. Мы сеяли там зерна Солнечных уже давно, но без особой надежды. Что поделать, если воинству голубых планет Солнечный  нужен именно с голубой.

- Я иногда думаю, что может быть все-таки стоило попробовать взрастить его на защищенной? – с большим сомнением в голосе произнес светящийся.

- Нет. Он обязательно должен пройти через боль и суметь сохранить в этом испытании свою сущность - как ты только что сказал: «Улыбнуться в боли».

- Сколько ему?

- Десять земных лет.

- Сколько осталось?

- Не меньше двадцати трех. Раньше его дух не окрепнет. Здесь же пройдет много больше.

- Как вы храните его?

- Солнечные не болеют – мы смогли вызвать у него легкие простуды. Солнечные чрезвычайно способны и талантливы – мы связали его усталостью. На его языке это называется приятным словом «лень». Самое трудное начинается теперь. После семи лет Зло может видеть душу через глаза и поступки. Мы послали ему на причастие такого священника,  что до поры церковь его уже не привлечет. Мы пытаемся ухудшить ему зрение, тогда на несколько земных лет мы спокойны – как ни странно, слабо видящие глаза мешают рассмотреть душу.

Серебрящийся опять обернулся вокруг своей оси. Теперь волны света ушли к потолочным сводам, но тот час же упали оттуда к их ногам.

- Ты можешь быть спокоен сегодня, но ты не знаешь, как силен будет враг завтра.

- Мы не оставим его без пристального внимания и защиты. Я обещаю тебе.

- И главное, помни, что у него не должно быть продолжения в той жизни.  Никакая связь с будущим не должна влиять на него здесь.

- Это тяжелое испытание, - синие глаза стали еще печальнее. - Мы испытаем его огнем. На его языке это называется корявым словом «любовь». Будет трудная дорога, много радости и очень много печали, и будет большая потеря.  Но мы должны увидеть, как он восстанавливает свой источник света, тот,  ради которого мы так долго искали его для воинства. Солнечные рождаются очень редко, и необходимо безошибочно убедиться в его силе, в том, что Зло не сумело ее уничтожить. И, конечно, я не допущу того, о чем ты сказал.

- Знаю, что ты все сделаешь правильно, а я всегда буду рядом.

Свечение вспыхнуло с прежней силой: вновь распустились на стенах цветы, прилетели птицы, вернулись всадники. И только место, где недавно стоял белый Хранитель Звездного воинства, было уже пусто.

 

 

 

 

 

 

 

3.         Воссоединение

 

 

                      Дымка, окутавшая голубую планету, вблизи оказывается не такой уж безобидной. Скопления огромных темных глыб с острыми изломанными гранями медленно плывут вокруг нее по своим вытянутым орбитам. Птица занимает место впереди. От ее стремительного полета глыбы разлетаются по сторонам, и он движется в чистом пространстве, как в фарватере большого красивого корабля. И только слева и справа вращаются каменные спирали, закрученные сильным птичьим клювом.

Опасные попутчики вскоре исчезают, становится светлее, а планета из голубой превращается в разноцветную, похожую на ту, от которой они улетели, кажется, что уже так давно. Но что-то здесь все равно по-другому: и яркая звезда справа от них больше, и свет у нее немного иной. Планета быстро увеличивается в размерах.  И вот уже мир разделен надвое: впереди она, очерченная далекими горизонтами, а сзади небо – синее и беззвездное.

Медленно, почти касаясь поверхности, они парят над  плоской вершиной самой высокой горы. То, что  они подлетают к горному массиву, было видно еще сверху, и сейчас края площадки окружены воздушным пространством, потому что верхушки других гор, как, впрочем, и горизонт, спрятались где-то внизу.

Неожиданно пространство перед ним сужается до определенного градуса. Он уже привык видеть все вокруг, и  отсутствие информации о том, что происходит сзади, вызывает у него ощущение незащищенности и даже некоторой тревоги. Но тут он чувствует твердую почву у себя под ногами и смотрит вниз: из-под края длинной белой рубахи торчат его босые ноги. Протянул вперед руки – обыкновенные человеческие руки, до запястий укрытые белыми рукавами. Повернул голову вправо – никого, только яркое солнце; влево – высокий в белом, похожий на воина. Его длинные волосы необычно светятся в солнечных лучах. Оказывается, они совсем не седые, как это показалось ему когда-то, а сверкающе белые.  Синие глаза смотрят на него, и, кажется, будто улыбаются, но самой улыбки на красивом мужественном лице нет. Он хорошо помнит и это лицо, и страшные дни между концом прошлой жизни и началом полета, и понимает, что эти тяжкие испытания он уже не сможет забыть никогда. А беловолосый - это его огненный попутчик, или проводник. Но кто он? Опять вопросы...

- Постепенно ты узнаешь многое - все, что будет доступно тебе, – мощный голос обращен к нему.

«Странно, я-то точно молчал» - думает он.

- Если хочешь, можешь говорить вслух.  Мне все равно, а тебе, возможно, будет проще, - высокий поворачивается и идет в сторону, противоположную от солнца. Отражаясь в его волосах, оно рассыпается по ним золотыми бликами.  Мелкие камни разлетаются из-под каблуков  его высоких сапог.  Белый плащ развивается, так как походка его стремительна. Приходится поторапливаться. Босые ноги довольно отчетливо чувствуют все неровности почвы. Ощущение, по-своему, даже болезненное, но это абсолютно не напрягает, и терпеть довольно легко.

- Я раньше думал, что здесь не будет ни чувств, ни ощущений, – рассуждает он вслух.

   - Ощущения, как и чувства, есть всегда и везде. Они правят миром.  Меняется только отношение к ним,

Когда они подходят к кромке плато, светило (или, как  по привычке он стал называть его «солнце») уже опустилось за противоположный край, но вокруг по-прежнему остается светло. Теперь их взорам открывается замечательная картина: внизу располагается множество остроконечных горных вершин, а у основания их горы находится широкая залитая солнечным светом долина. Но уже неумолимо ползут от ее подножия коварные серые тени и постепенно крадут у долины эту солнечную радость. Он понимает, что находится на огромнейшей высоте, но дышать легко, и глаза непонятным образом очень хорошо видят все, что происходит вокруг.

«Может… - он только было хотел мысленно проанализировать ситуацию, но тут же слышит:

- Даже не надейся, что я сейчас буду объяснять тебе всякие пустяки – со временем о чем-то расскажут, о другом догадаешься сам - неглупый мальчишка  оказался.

- А Вы все мои мысли теперь читать будете, извините, пожалуйста, за вопрос?  -  весело спрашивает он.

На душе или на сердце или …где хоть там – запутался совсем, становится радостно. Ему нравится все: это пространство, эти горы, но больше всего попутчик. Для себя он решил называть его воином.

- «Я - все». Это про мысли, - отвечает ему попутчик. - А обращаться ко мне ты можешь «Хранитель». И говори мне, пожалуйста, «ты» – я же здесь один.

- А как же вежливость?

В ответ он удостаивается едва заметной улыбки.

- А ты Хранитель с приставкой Ангел?- не унимается он.

- Без приставки – посмотри лучше вниз.

Пока они любовались пейзажем, солнце с той стороны горы уже приблизилось к  линии горизонта. Становится заметно темнее,  и вся огромная долина у подножия горы наполняется фиолетовым светом. По мере того, как темнота сгущается, свечение становится все ярче. «Вообще описать цвета и запахи новой жизни земным языком -  это, все равно, что моему дедуле в молодости объяснить, что такое, например, машины цвета «металлик», - думает он.

Долина тем временем оживает. Появляется ощущение, что она дышит: то тут, то там вздымаются невысокие фиолетовые волны. Они медленно перекатываются и постепенно угасают. Он слышит не то легкие вздохи, не то тихие стоны. Или ему это только кажется?

Хранитель молчит и пристально смотрит вниз. Незаметно наступившая ночь зажигает над головой такие яркие и такие теперь родные звезды. Они непривычно красиво мерцают. «Возможно, оттого, что периодически их свет перекрывается летящими вокруг планеты  каменными спутниками, – думает он.  - Странно, а солнцу  они совсем не мешали»?

Внезапный мощный звук, похожий на боевой клич, заполняет долину. Он чувствует, как его волосы взметнулись по плечам. Дотрагивается рукой и ощупывает крупные жесткие кудри такие, какие были у него пару лет назад. «Надо же, - думает он, – а я даже не заметил». И только сейчас ему приходит мысль о том, что все это время, и когда он шел и теперь,  ему совсем не мешает больная нога…

Боевой клич повторяется, и теперь он точно понимает, что звук в долину посылается отсюда. Он смотрит на Хранителя, но тот стоит со спокойным выражением лица, и губы его плотно сжаты. Таким же невозмутимым он остается и тогда, когда долина оглашается звуками в третий раз, но теперь становится совершенно очевидно, что звуки исходят, все-таки, от него.

- Приготовься! – сильная рука легко подхватывает его, и они начинают плавное снижение в долину.

Тем временем, волны внизу совершенно разбушевались, но огромные их гребни упорядычевают свое движение. Они бурными потоками растекаются от центра, освобождая там некоторое пространство.

Правда, выясняется, что опускались-то они вместе, а вот на земле он остается один. А вокруг высокая стена из фиолетового огня. Постепенно цвет ее начинает меняться на бордовый.

Он различает внутри этого необычного плотного свечения фигуры людей. Очертания их размыты, но кое-что рассмотреть все-таки возможно. Они одеты в разные одежды, непокрытые или, наоборот, в причудливых головных уборах, все они очень высокого роста и могучего телосложения.  Постепенно они становятся выпуклее, реалистичнее.

 И тут он зажмуривает глаза. Сделать это его заставляет не столько картина происходящего, сколько ощущения, которыми все это сопровождается. Он чувствует рядом с собой присутствием гигантской энергии, которая наваливается на него всей силой своей мощи. Какими словами можно передать, как это – чувствовать одновременно невыносимый жар и леденящую стужу; огромное блаженство и нестерпимую боль; вселенскую тоску и великое счастье…

Страшный крик вырывается из его груди, и уносится к звездным высям. Он вбирает в себя плач тысяч младенцев, одновременно рожденных на тысячах планет, и подхватывается многоголосьем боевых ликующих кличей на непонятных ему языках. Хотя, нет – один возглас он, все-таки, различает: « С нами! Вновь рожденный »!

С высокого плато белому Хранителю все видится несколько иначе.  Уже в который раз он стоит здесь так, и фиолетово бордовые всполохи отражаются в его синих глазах. Но никогда еще  ему не был так важен результат. Он тоже видит, как, по мере окрашивания в бордовый, начинают проявляться и постепенно становятся реальными фигуры воинов. Они все очень разные и, вместе с тем, чем-то неуловимо одинаковые. Он знает и любит каждого из них. И в каждого безгранично верит. Даже здесь, на этой огромной высоте, он в полной мере ощущает несокрушимую энергию их силы и понимает, каково сейчас там его птенцу. А тот - молодец: стоит, крепко сжав кулаки и зажмурив глаза, но голова его гордо поднята навстречу грядущим испытаниям.

Вот воины вбирают в себя энергию до конца и становятся огненно бордовыми, а сияние вокруг них гаснет. Это, однако, не мешает Хранителю видеть, как, начиная с центральных кругов, они встают  на одно колено, и вскоре так стояли уже все. В обратном порядке они кладут на плечи впередистоящих руки, пока этот процесс не замыкается на голове у «птенца». Видит, как вспыхивает и бежит от каждого из них алая энергия, вливаясь в юношеское тело, слышит его отчаянный крик и различает каждый возглас, произнесенный на множестве языков: « С нами! Вновь рожденный»!

Яркое желтое пламя вспыхивает там, где только что стоял юноша. Огненные всполохи некоторое время освещают  солнечным светом серьезные лица воинов, уже принявших обыкновенное человеческое обличье, а потом пламя начинает принимать очертания фигуры. И вот уже молодой воин с длинными до плеч кудрявыми волосами и озорными искрами в серых глазах, немного пониже остальных, в белом плаще, накинутом на широкие плечи, радостно улыбается тем, кто рядом; ему, стоящему на вершине и высоким сверкающим звездам.

 

- Ты слышишь? Они приняли его, - обращается Хранитель к невидимому собеседнику.

- Слышу и благодарю тебя. – Откликается в нем из глубин вселенной. – А еще я знаю, как трудна была твоя дорога.

- Да, Зло преумножило свои силы. Мне не трудно было сдерживать натиск его слуг, только слабея, они быстро возвращались обратно, наполненные новой силой. Но действительно страшное было то, что я чуть не потерял птенца и слава ему, что он сам сумел воспротивиться соблазну. Достойный Солнечный оказался.

- Мы обсудим это у меня, когда я назначу встречу. Только ответь на один вопрос, тебе ведь было бы гораздо легче хранить его во время полета в себе - может быть, ты зря так рисковал, предоставив ему абсолютную свободу?

- Мой риск оправдался. Я с нетерпением жду встречи с тобой.

- Это случится очень скоро.

 

 

 

4 .          Накануне

 

 

- Мы  не смогли его уберечь.

- Что?

- Болезнь! И имя ей «зло» - самая страшная на той планете.

- Ты говорил, что Cолнечные не болеют.

- Эти клетки там есть у всех. Но когда они ожили в его организме, у меня появилось серьезное сомнение в его солнечности. Скажу даже больше – я почти потерял надежду. Тем не  менее, мы без труда удерживали болезнь в зародыше, и были абсолютно уверены в том, что до истечения положенного срока она не помешает окрепнуть его душе. Однако, когда, вопреки нашим усилиям, все вышло из под контроля, я понял, что это совсем не болезнь – это  война против нас за Солнечного. А ведь мы так хорошо спрятали его… До сих пор мне не понятно, как они сумели его обнаружить? 

Диагноз был таков, что он не должен был прожить и четырех месяцев, а ему был только двадцать один год. Все, что мы смогли – это подарить ему еще два года жизни. Но, как всегда, парадокс: пытаясь нам помешать, Зло снова помогло. Эти два года - наша победа. Поверь, за это время, благодаря столь тяжким испытаниям, я постиг его сущность гораздо глубже, чем, возможно, смог бы сделать это за полный срок.

- Твои аргументы? – жестко спросил Серебряный.

Хранитель начал произносить негромко, но очень уверенно:

«- мудрость.

- стремление к познанию.

- умение  любить.

- боль прячет за улыбкой.

- в испытании сумел постичь необходимые истины.

- но, главное, - источник его радости неисчерпаем».

- Что сейчас?

- Он мучительно умирает, и я прошу разрешения прервать его земной путь.

- Что беспокоит?

- Нет полной уверенности в том, что дух его достаточно окреп. Зрелые воины могут не воссоединиться с ним – трудно соединить легкий шелк и стальную кольчугу. Еще никто и никогда с этой планеты не приходил в Воинство раньше тридцати трех лет.

- Что хочешь?

- Взять его в Воинство – я не вижу иного выхода.

- Сразу?

- Нет, он должен пройти обычным путем. Он успел постичь необходимое, но прожил обыкновенную человеческую жизнь с ее искушениями и грехами, но лишком короткую для того, чтобы успеть до конца искупить свои грехи.

- На что ты надеешься?

- На его мудрость и на его свет.

           

 

- Он разрешил, - через мгновение произнес одетый в серебряное. -  Ты можешь исполнить задуманное!

 

 

 

 

 

 

5.         Знакомство

 

 

Становится тихо и необычайно легко. Он открывает глаза и оглядывается вокруг. Повсюду сидят, или лежат на земле люди. Их великое множество. Вся огромная долина занята ими. Он понимает, что одинаково хорошо видит и тех, кто рядом и тех, кто находится у подножия далеких гор. Одеты все по-разному: старинные доспехи, плащи, некоторые убранства настолько необычны, что точно не могли быть не его Земле. Вскоре взгляд выхватывает несколько знакомых солдатских гимнастерок. 

Он с надеждой смотрит на вершину горы, но там пусто - и тотчас же что-то щемит у него внутри. «Неужели снова потеря»? – тоскливо думает он.

- Прислушайся,  и ты почувствуешь, как он близко.

Он поворачивает голову и обнаруживает рядом собой человека, стоящего в полный рост. Тот одет в кожаную куртку, плотно обшитую круглыми металлическими пластинами. Такой же блестящий металл прикрывает и его голову, из капюшона выбиваются только неровные длинные пряди седых волос. Но лицо совсем нестарое – мужественное лицо опытного воина, изрезанное боевыми шрамами. Картину довершают натянутые на ноги кожаные чулки, схваченные металлическими кольцами. Может быть от того, что, в отличие от остальных, он разговаривает стоя, его мощная фигура кажется огромной.

- Я Сигурд с нашей общей планеты Земля. Жил в Норвегии в девятом веке от рождества. Воин, - густым, немного осипшим голосом произносит он. -  Среди нас нет главного – мы все одинаково исполняем свое предназначение, но мне дано сейчас право говорить с тобой за все воинство. И еще я буду твоим проводником, пока ты не познаешь необходимое. Нам не объяснили почему, но тебя здесь очень ждали. Сам Хранитель привел тебя сюда. Теперь ты наш брат и наш друг.

 В нас живет общая сила. Часть ее мы отдали тебе, поэтому ты брат. Пройдет время, и ты будешь знать здесь всех и любить каждого, как и мы тебя, поэтому ты друг.

И все мы воины Великого Звездного воинства и враг наш - Зло. Мы встаем у него на пути, защищая планеты, и разрушаем его связи.  Мы слуги Добра,  которое есть любовь, знание, мудрость, а мы – его сила, и ты теперь тоже часть этой силы. Так кто ты -  назовись.

- Я Олег. Живу, - он осекся, но тут же быстро поправляется, - точнее жил в двадцать первом веке в России. Студент.

- Ну и с добром. Сейчас я помогу тебе изменить состояние, и дальше ты уже всегда сможешь делать это сам.

Сигурд крепко сжимает правую руку Олега и через мгновение мир снова становится виден со всех сторон, как тогда в полете. Вокруг колышется яркое фиолетовое пламя, и он погружается в состояние необыкновенного блаженства. Никогда еще в своей жизни Олег не испытывал ничего подобного этим потрясающим ощущениям. Даже невозможно описать то, на это похоже.

«Наверное, таким бывает абсолютное счастье», - через какое-то время думает он.

Фиолетовое пламя не мешает ему видеть небо, горы, долину – все, кроме самого себя и воинов. Но зато теперь он очень хорошо их чувствует, и это ощущение даже сильнее, чем то, что он мог бы испытать, если бы он их видел.

- Мы сейчас пребываем  в нашем основном состоянии,  - слышит он голос Сигурда,- Так мы накапливаем силу от источников, которые находятся на разных планетах. Сейчас мы на планете с именем  Кри. Это очень большая голубая планета. Сила у  нее для этих планет редкая. И здесь же обычно мы принимаем к себе новых воинов. Так повелось.

- Что, так и сидеть все время? – не сдерживается Олег.

- Я же сказал, что в разных местах. Когда накапливаешь силу, то очень хорошо, разве не чувствуешь?

- Классно, конечно, но всю жизнь так…

Кто сказал? Я сказал?  Я объяснил только, что это наше основное состояние. Так удобно восстанавливаться. Так же мы перемещаемся в пространстве, как одно большое ядро, и принимаем бой. Правда, в боях мы бываем и другими. Но это решает Хранитель. Когда теряем силы, то снова летим к источникам. Когда сил много, а сражений нет, бываем на тех планетах, которые уже утратили могучую силу, но приобрели нечто иное. Но это просто, как развлечение.  Мы можем принимать разные образы. Потом ты почувствуешь, что больше тебе подойдет тот в, котором воссоединился. И вообще ты поймешь - ни у кого во вселенной нет лучшего предназначения, чем у нас – торжественно заканчивает Сигурд и будто  ударяет огромным кулаком себя в грудь.

- Ты говоришь немного странно, но понятно. Если ты жил так давно, то откуда ты знаешь слова, которых раньше не было?

- Мы все из разных мест, но общаемся на одном языке. Не спрашивай на каком – не знаю.  Я толковал тебе, что мы едины: когда  кому-то не будет хватать силы, ты или я, или другой можем делиться своей. Это не трудно, но не спрашивай как – не знаю. Просто прикоснешься и отдашь. Так же можно отдавать свои знания.  Каждый новый приносит их с собой. 

- Ты сказал, что мы с одной планеты. А другие?

- С разных, но все с голубых. Эти планеты похожи на нашу, и приходящие с них тоже не сильно различаются. Воины других планет немного иные и тоже хорошие, но они нам только друзья. Я тебе объяснял – ты понял.

- Почему ты так уверен? Может быть я «тупой»?

 Олегу очень нравится этот огромный, суровый, и, вместе с тем, очень доброжелательным собеседник. Возвращается неудержимое желание сказать что-нибудь смешное. Это желание в прежней жизни вообще редко когда его покидало. Но оно как–то очень быстро пропадает само - собой, потому, что реакция следует неожиданная. Сигурд какое-то время молчит, и постепенно Олег слышит, как эхо: «Понял? Понял? Понял?...». Становится ясно, что обращаются совсем не к нему. По ответной тишине он определяет, что никто ничего не понял. «Чего они  не поняли-то? – уже в свою очередь удивляется он. - Ё-моё…, а и впрямь я «тупой» - это слово они, как раз, и не поняли» - наконец, догадывается он.

- Понимаешь – это сленг такой молодежный, - начинает объяснять Олег, но тут же спохватывается. -  Стоп! Это выражение, походу, еще хуже будет. В общем, представь себе какой-нибудь острый предмет. Ну, что тебе ближе? Стрелу, например. Хорошо заточенная, она легко войдет в дерево, а тупая отскочит. Так и человек: если он в тему трудно въезжает… тьфу ты, в сказанное ему долго вникает, - последние слова он произносит медленно, даже с расстановкой - то про него говорят, что он «тупой».

И Олег вопросительно замолкает.

- То есть, ты глупый?, - удивляется Сигурд.

- Да, то есть, нет. Я просто хотел пошутить. На самом деле я спросил: «Почему ты так уверен, что я все понял, может быть, я глупый?».

- Почему не спросил?

Ситуация очень забавит Олега, но он удерживается от того, чтобы рассмеяться, а для себя делает вывод: не только этому средневековому норманну трудно подбирать слова, но и ему, современному человеку придется нелегко. Ну, во всяком случае, на первых порах…, – с оптимизмом подводит он итог своим умозаключениям.

- Хотел, как лучше – получилось…

- Нет, ты совсем не глупый,  и ты все понял – я почувствовал, – серьезно объясняет ему тем временем Сигурд. Я вот только не слышу твои мысли, когда ты говоришь сам с собой. А мы всегда слышим мысли друг друга. Мне это не понятно…  Ну, ничего, Хранитель объяснит, – успокаивает он себя и уверенно продолжает, – и ты хороший! Я это тоже чувствую! – торжественно заканчивает он, снова будто ударяет себя в грудь, и надолго замолкает.

А Олег думает: «Какие-то они немногословные».  Он хочет еще добавить, что скучные, наверное, но ощущения этого в себе не находит и тоже решает помолчать.

Трудно определять время. Его здесь совсем не чувствуешь. Уже много раз всходило и опять пряталось за  горы солнце, а они все продолжают пребывать в этом состоянии. Находиться в таком блаженстве оказывается совсем нескучно. Он уже много о чем вспомнил и поймал себя на мысли о том, что грустное не сильно расстраивает, а хорошее все больше радует. Постепенно он и впрямь начинает чувствовать, что каким-то непонятным образом уже привыкает к воинам, хотя все это весьма странно – он представляет их себе, начинает испытывать к ним привязанность и в то же время почти ничего о них не знает. И точно все сильнее ощущает, что они ему действительно братья. А если чьи-то беседы становятся ему интересны, то  он прислушивается  к ним и проясняет для себя разные детали и подробности.

И еще за это время он рисует себе примерную картину того, что с ним произошло. Наверное, его душа по непонятным для него причинам понадобилась Великому воинству, которое выполняет здесь  особые и очень важные задания и служит хорошему, несомненно, даже великому делу. Как устроена душа непонятно. Очевидно, что это сгусток мощной энергии, а, может  быть даже чего-то более сложного, до чего ученые в той жизни еще не додумались, а может и не додумаются  никогда. Да и не надо это им там -  с тем, что разузнали, не знают, что делать – запутались вконец.

 А для себя он решает, что раз устройство у него теперь новое и непонятное, а чувства, наоборот, старые и очень даже понятные, то определять их можно привычными категориями. Если тоскливо, то болит душа или щемит сердце. Если радостно, то тоже на душе или на сердце, и так далее… Главное, что он твердо чувствует - ему невероятно повезло, и он попал в самое правильное для него место.

Вдруг, будто теплое крыло ласково касается его щеки  и знакомым голосом шелестит: «Правильно…»

И тут же вспоминаются слова Сигурда: «Прислушайся, и ты почувствуешь, как он близко».

И становится спокойно.

 

Идет время… Но однажды долина снова заполняется воинами, а мир вокруг Олега сужается. И он определенно не только изменяет свое состояние вместе со всеми, он испытывает потребность сделать это именно тогда, когда этого хотят и все остальные. «Коллективный разум какой-то, – думает Олег, – или всем этим кто-то незаметно управляет?»

Теперь он ощущает себя здесь совсем своим, как будто они уже много лет вместе. Как прав был Сигурд.  Воины же, приняв человеческие образы, отдыхают так же, как делают это люди на Земле: кто-то лежит, сидит, прохаживается.  Изредка ведутся неспешные беседы.

Как когда-то они там, на Селигере…

 

Он со своими институтскими друзьями ездил туда дважды – ранней осенью и прохладным июнем его последнего года земной жизни. До озера добирались несколькими машинами, выезжая еще с вечера пятницы, и каждый раз оно дарило им по два совершенно незабываемых дня. Приятная подготовительная суета: ставились палатки, собирался хворост для костра, нанизывалось мясо на шампуры. Катание на лодке по спокойной глади воды, шумные веселые игры и смех.  Пенно лилось пиво из бутылок,  и радость из души… Ночью пела гитара, подхваченная уже не очень стройными, но старательными голосами, а пламя выхватывало из темноты такие хмельные и такие счастливые лица его друзей.

 

Как они когда-то…

Нет, не так! Совсем не так, как тогда. Все слишком спокойно. Ни улыбки,  ни радости. Лица его новых друзей величественны и невозмутимы. «Каменное какое-то спокойствие – думает Олег, – точнее не скажешь».

 И, кажется, даже воздух в долине пронизан силой,  мощью и… тяжестью.

- Слушайте, доноры, как бы мне ваша грусть-хандра с вашей кровью не передалась, или с энергией - уж и не знаю, что вы там в меня накачали? Меня, конечно в тех больничках чем только не накачивали – хуже все равно не стало, если не считать конечного результата, -  Но тут из его озорных глаз чуть слезы не брызнули, потому что он уже отчаянно хохочет. – Я, вообще-то, имел в виду оптимизм своего ума. Если скажу «пофигизм», то опять полдня объяснять буду.

 Он оглядывает воинов и с веселой досадой продолжает.

- Ну, хоть бы какой раздолбай из нашей местности здесь нашелся, что бы с кем-то похохмить можно было…, – мечтательно произносит он, но сразу оговаривается. - Так, слова – раздолбай и хохмить – забыть … пока.

- Я, – серые глаза Сигурда смотрят на него с непривычной теплотой, - вот кроме отдельных слов ничего из того что ты вещал, не понял. Но, знаешь, стало как-то легче. Я даже сейчас завидую тому раздолбаю (ударение у него получилось на букве «о»), который бы слушая тебя, так же смеялся.

- Да я и сам ему сейчас завидую! – хохочет Олег

- А ты попроси Хранителя – может он тебе кого-то из твоих друзей сюда доставит, как праздничную посылку, – раздается голос воина, который, как уже знал Олег, находится здесь много столетий.

- Хочешь оставаться моим другом, никогда не давай таких советов. Ты так давно здесь, что, наверное, уже забыл, какая это боль: уходить или терять, – озорные искры в глазах Олега тухнут, и их сменяет печаль. Но ненадолго.

 - Вот! Чувствую! Процесс уже пошел, – говорит он весело. - Кстати, откуда ты про посылки-то знаешь? Когда они появились, тебя же уже не было.

- А нам тут один англичанин  поначалу, как только прибыл, все про свою тетушку рассказывал. Она ему на фронт вязаные носки присылала.

- Не только носки, в детстве она еще конфеты, игрушки присылала, – нудным басом бубнит воин в форме английского офицера артиллерии времен первой мировой.

- Слушай, - Олег подходит к нему и трогает его голову, – у тебя с тех пор, похоже, не только ноги не согрелись, но уже и голова замерзла. Шапочку она тебе связать не догадалась?

- Она вязала, – совершенно не понимает тот шутки.

- Уууу, – хватается уже за свою голову Олег, – по этому поводу я предлагаю  спеть!

Он не понимает, как можно вот так спокойно просто «быть». Его самого переполняет такая необыкновенная сила, какой он никогда не чувствовал прежде. Она распирает его изнутри, выплескивается наружу потоками эмоций: хочется петь, плясать, смеяться, да просто кричать – ну хоть что-то делать…

«Нужно лететь» – неожиданно совершенно спокойно решает он, и одновременно чувствует такую  же потребность в каждом из своих братьев.

Мир снова становится сферическим. Олег уже привычно ощущает рядом с собой присутствие чего-то мощного и очень родного. Вокруг далекие и манящие звезды, а позади мгновенно исчезнувшая из виду голубая планета Кри.

 

Хранитель провожает взглядом огромный, несущийся со страшной скоростью, бордово огненный шар. Он знает, что в самом его центре трепещет маленькое солнечное сердечко – его новорожденный птенец. Шар почти мгновенно исчезает и, а через мгновение и его самого уже нет в этом месте вселенной.

 

 

 

 

 

6.         Расскажи мне о

 

 

Хранитель идет узкими извилистыми коридорами. На стенах, закрепленные в кованые бронзовые скобы, горят многочисленные факелы.  Их тревожные дрожащие отсветы выплясывают на серых камнях странные огненные танцы. Наконец Хранитель сбегает по крутым ступеням вниз и, толкнув тяжелую дверь, оказывается в небольшой комнате с низкими потолками. За витражным окном навсегда застыла абсолютная чернота пустоты. Пылающий за чугунными решетками камина огонь, хорошо освещает только дальний угол помещения. Чуть в стороне возле стола в удобном кресле расположился хозяин, одетый в серебрящийся плащ с капюшоном. Он широким жестом указывает гостю на свободное кресло напротив. При этом от руки его веером расходится  тихое сияние. Оно оборачивается вокруг Хранителя и медленно падает к его ногам.

- Вполне объяснимо, - произносит одетый в серебряное, обведя взором пространство вокруг, -  почему мы любим именно этот период развития цивилизаций, когда природа уже получила свое самое совершенное звено, а оно еще не успело «отблагодарить» ее своими достижениями. У этого дитя ничего не получается лучше, чем у Него. И ведь никогда не было по-другому, ни у одного народа, ни на одной из планет. Ничто и никогда не будет волновать душу так, как любовь, не успокоит, как вода, не согреет, как огонь и не заставит задуматься о вечности так, как звездное небо. Я говорю, конечно, о чистой душе. Могут быть и другие прекрасные примеры восприятия жизни, но они всегда будут нерукотворны.

- А как же музыка? – возражает Хранитель.

- Разве ее сочиняют они?  Ты же знаешь, кто держит руку художника, торопит и направляет мысль ученого.

- Наука – да, но в искусстве позволено вкладывать часть души.

- Ничтожно малую. Их заслуга – труд, а не талант.

- И как много посылается им таланта, и как мало прикладывается ими усилий, чтобы этот талант расцветал. Зато помощники Зла стараются с большим усердием, отнимая у человека этот великий инструмент – трудолюбие.

- Давай о проблемах поговорим позже, - произносит одетый в серебряное, -  а пока подарим себе несколько приятных минут.

Он предлагает Хранителю бокал с вином, и снова накидывает мерцающий плед на его колени.

- Расскажи мне лучше о своем птенце.

Хранитель делает несколько неспешных глотков, усталые его глаза постепенно оттаивают, и он с нескрываемой нежностью в голосе произносит:

- Это высокий, стройный, красивый мальчик, внук солдата и сын охотника. Философ и балагур. Родился в хорошей семье  для очень хороших дел там и призванный нами сюда для великих.

У него было благополучное, но неизбалованное детство, мудрые и строгие наставники, в меру и свободы и запретов. Словом, все было правильно в той его земной жизни. Он не рос ангелом, проявлял и дерзость и непослушание, но никогда не переходил черту дозволенного. Мне нравилось слушать, как он рассуждает, и так искренне радовали меня его постоянные искрометные шутки. Хотя в этом он, пожалуй, не всегда имел чувство меры.

 С возрастом все осложнилось. Противоречие между его сущностью и ее скудными внешними проявлениями начали мучить его невыносимо. И та ничтожная часть способностей, которым удавалось прорываться наружу, не спасала его от терзаний. Но он удивительным образом сохранял уважение к людям и безмерную к ним любовь. Я бы сказал, что вырос эдакий весельчак-мудрец безгранично любящий мир, но только в себе он разглядел эту любовь лишь перед самым исходом.

- А как же та - другая любовь?

- Там было и великое счастье, и предательство. И были верные товарищи.  Он выстоял бы и сам, но я рад, что они все-таки были.  Тем более,  что разрыв с любимой случился в дни жестокого испытания болью.

 - Ты говорил, что в этом испытании он был более, чем достоин.

 - Более чем! Он смог не только бороться с болезнью, в этом состоянии он смог жалеть других, прощать их, любить, дарить им радость.          Я приведу один простой пример, и ты легко почувствуешь, какой он.

Ему прислала электронное письмо подруга, которую он очень уважал и по-братски любил:

«- Привет, мой милый Олег. Как дела? Что болит у тебя?

- Привет, добрая фея.

Болит абсолютно все. Хожу, а меня укачивает. Мне бы трубку в зубы, попугая на плечо и я – вылитый моряк.

- Милый, когда же можно будет приехать к тебе и привезти суеты московской в лукошке?»

Написать ответ сил у него уже не было… До конца оставалось всего несколько дней.

- Ты думаешь, что он сможет стать сильным Солнечным?

- О, да. Я думаю  - лучшим!

- Что ж, приятные минуты всегда проходят быстро. Теперь  ты можешь говорить о другом.

- Ты спрашивал, не легче ли мне было доставить Солнечного на Кри, спрятав его внутрь своей энергии?  Легче. Но я рискнул и не пожалел об этом. Во-первых, он привык к космосу, ощутил его своим домом, даже успел его полюбить. Я вообще удивляюсь, как сильно в нем развит этот величайший из даров – умение любить. Во-вторых, я проверил его способность улавливать энергию силы. Он очень чутко ее определил и сумел накопить такое огромное количество, что ее хватило для того, чтобы он мог самостоятельно долететь до Кри, а потом достаточно хорошо перенести воссоединение с воинами.

Но вот что встревожило меня, и о чем я не хотел говорить с тобой через космос. Я думаю, что Зло пытается налаживать свои связи с помощниками Добра.  Я говорил уже тебе, что по дороге чуть не потерял Солнечного. Они сумели связать тоску его матери с его мыслями так крепко, что возродили  чувства, которые мы закрываем, давая приходящим отдых от страданий. И слава силе его духа и необыкновенному чувству товарищества, благодаря которым он не оставил меня, а у них не появилась возможность увести его в свои пределы. Но хуже всего то, что эту связь они сумели установить втайне от меня. Даже я не сразу смог понять то, что произошло.

- Хранители земной жизни сообщают о новых способах воздействия Зла на светлые души, - согласился Серебряный. - А Несущие разум жалуются на то, как трудно становится им пробуждать в людях добрые мысли и совесть. Я думаю, что Зло нашло мощный источник силы и готовит Великую битву.

 - Согласен. И еще. Помнишь, не так давно на той же планете Зло взрастило своего «темного». Я был рядом, когда они вели его по космосу. Он был очень сильным. Его энергия, а тогда он еще не умел управлять ею в полной мере, пробивалась через защищенный ими коридор, и я вполне смог оценить ее мощь. Я тоже чувствую связь между всеми событиями, происходящими сейчас во вселенной.

- Нам нужно как можно быстрее и правильнее выстроить  нашу защиту. А ты с еще большим усердием займись своим птенцом. Я понимаю, что он совсем молод, и тем важнее для его становления серьезные испытания, и тем тяжелее они для него.

- Я верю в то, что он справится. И я всегда буду рядом.

- А знаешь, я хотел бы посмотреть, каков он теперь. Как скоро ты сможешь увидеть его?

- Я постараюсь сделать это при первой же возможности.

Вино в бокалах заканчивается. Пустеет графин, из которого оно наливается.  Подходит к концу их беседа. Им обоим  очень не хочется прерывать эту встречу, но слишком бесценно их время, и сами они непрестанно нужны во многих пределах вселенной.

 

 

7.          Первая битва

 

 

«Когда в пятницу после института едешь из Зеленограда домой,  то какая же это долгая дорога. Два вокзала, две электрички, куча народа, суета, толкотня. Каждый раз говорил себе: «Переступил порог общаги, и ты уже на пороге дома»  Но пять часов пути, как вечность. А тут летим уже  целую вечность (ну, это так, для яркости сравнения, но все равно очень долго) а как будто одно мгновение. Не успеваешь «голову» поворачивать - того и гляди, пропустишь что-нибудь замечательное, – рассуждает Олег. – Наверное, когда пребываешь в вечности, запас терпения расходуется очень экономно, а то и на половину вечности не хватит.

Так, вопрос для математиков: какой знак нужно поставить между двумя этими величинами?  По–моему, знак равенства. Тогда в чем разница? В трех лишних буквах, -  ехидно отвечает он самому себе. – В школе нужно было лучше учиться. А то в три года сам читать начал, в  шесть пятизначные числа в уме складывал, а в первом классе к семи пять лень прибавлять стало. Рисовал хорошо, стихи сочинял, в шахматы, на лыжах, в каратэ, везде все сразу получалось. Да, плавал еще отлично и нигде не проявился, все забросил. Ни с одним школьным предметом проблем не возникало, пока, конечно, в старших классах иногда прогуливать не начал и вообще уроки делать перестал. Хорошо хоть, что на твердую четверку всегда и без подготовки ответить мог. Маме честно в пятом классе сказал, когда она очередной раз душу вынимала: «Что хочешь,  пообещаю, но только все равно потом с собой не справлюсь». Что за жизнь такая  странная была: как будто ничего не надо, а внутри грызет и наружу просится жуткое желание все узнать, все суметь - только выбраться это желание  никак не может. Правда, книг всегда очень много читал – это да…, и еще песни любил петь, но в этом деле музыкальный слух немного подвел».

Размышления Олега прерывает удивительная встреча.

- Сигурд, они снова идут!

- Значит, битва скоро.

Встречаются они воинам уже в седьмой раз. И промежутки между встречами становятся  все короче.

Всегда справа налево навстречу им движется вереница босых седовласых старцев в холщевых рубахах до пят. Глаза их смотрят вниз, руки у кого-то опущены, у других ладони сложены на уровне груди. Олег ни разу не видел, как они возникают и куда пропадают потом - просто появляются вдалеке и идут чуть наискосок, освещенные тихим светом. Дорога, по которой они идут, тоже светла. Она непонятным образом начинается перед ними и сразу же после заканчивается.  Непонятным для него остается еще и то, что скорость их собственного полета, судя по тому, как быстро все меняется вокруг, огромна, а старцы идут очень медленно, будто у них совсем другие законы времени. Но встреча с ними происходит именно по их временным законам.

Они никогда не останавливаются – останавливается воинство.  Каждый обретает свое человеческое обличие в виде больших светящихся фигур. Воины выстраиваются в линию вдоль движения старцев. Олег делает то же, что и все –  он встает на одно колено, протягивает вперед правую руку и опускает голову. Когда воины вновь поднимаются, рядом уже никого нет. Они привычно собирают воедино свою энергию и продолжают стремительный полет.

За то время, что они стоят коленопреклоненно, совершенно ничего не происходит. Уже после второй встречи Олег предположил, что таким образом воины выражают  старцам свое почтение, потому что лично он испытывает и уважение, и восторг, и почему-то еще необъяснимую тревогу. Но сейчас он все-таки решает кое-что для себя прояснить.

- Почему у них глаза все время опущены?

 - Когда-то я спросил об этом у Хранителя, – отзывается воин с  Земли - японец по имени Тецуо. Он из «молодых». Прибыл в середине двадцатого века. В «покое» любит носить одежду самураев и привлекает Олега тем, что отличался от других живой пытливостью ума и стремлением красиво формулировать свои мысли, будто конфетки, заворачивая их в яркие фантики. - Хранитель ответил мне так: « Имя им – Несущие разум. Кроме того, что они носители мудрости и знаний, они еще есть совесть. Знаешь, как страшно заглянуть в глаза своей совести … до самого дна? На твоей планете решившихся на такое  можно иногда найти в психиатрически лечебницах.»

 - А зачем встаем на колено?

 - Испытываем необходимость, – Сигурд  как всегда краток,  – ты  нет?

- Я – да! – в тон ему отвечает Олег. – А почему решил, что бой скоро?

- Чем чаще встречаются, тем ближе битва.

- Так значит, эта необходимость вызвана чем-то, связанным с предстоящим сражением! - радуется своей догадке Олег.

- От твоего знания что-то  меняется? – удивленно спрашивает его Сигурд.

- Просто… интересно… Мне – да! Тебе – нет?

- Мне – нет! Веками так было. Зачем причина? Главное – цель! Победа!

- А разве знание причины  не может иногда повлиять на достижение  результата? – не желает сдаваться Олег.

- Это решает Хранитель.  Мы воины.

Олег перестает задавать вопросы.  Он уже хорошо понимает и чувствует их – они  умные, добрые, сильные, правильные,  но какие-то… застывшие. Как латинский язык. За то время, что он находится среди них, он со многими  говорил, других слушал. Он уверен в каждом – не предаст и защитит.  «Твердое убеждение, основанное на интуиции и опыте» - сказал бы он раньше. Но сегодня он добавляет: «Чужом опыте». Они вспоминают свою прежнюю жизнь, здешние сражения, отдых на планетах. Одни повествования - нет ни переживаний, ни рассуждений, ни выводов.

- Сигурд, а вы когда-нибудь смеетесь?

- Мы тебе не нравимся? – как-то по-детски беспокоится тот.

- Да нет, просто мне кажется…

То, что происходит дальше, обрывает его на полуслове. Все как- то резко меняется.  Пропадает ощущение безмятежности полета. Появляется чувство тревоги и еще какой-то еле уловимый и очень неприятный запах. Чувство знакомо, и он вспоминает: оно возникало перед тем, как его прятала в себя птица в том первом его полете. Запаха тогда не было или он просто … мысли опять обрываются, а состояние снова меняется. Появляется спокойствие, и уверенность. Он ясно чувствует, что они что-то сейчас будут делать. Он  еще не знает, что именно произойдет, но совершенно точно уверен в том, что он все сделает правильно. «Наверное, уверенность воинов перешла в меня», -  последнее, о чем он успевает подумать.

Внезапно страшные раскаты грома сотрясают пространство вокруг. Его Земля, наверное, никогда не слышала таких звуков: грохот, визг, вой, плач, скрежет, стоны. И все это кричащее пространство перед ними пронизывают молнии. Их бесчисленное множество. Они мелькают с бешеной скоростью: прямые, изломанные, закрученные в спирали, которые при этом еще постоянно извиваются. Сталкиваясь между собой, они высекают чудовищные фейерверки из искр. Но все это есть тело гигантской черной птицы, которая непрерывно машет уродливыми крыльями. Этой своей чернотой она уже заслонила всю звездную перспективу перед ними. И вдруг он чувствует сильнейший удар.

Собственно, не совсем он.

Теперь Олег уже ощущает себя камнем в кладке могучей стены, одним из кирпичиков, сложивших мощную непреодолимую преграду, вставшую на пути у птицы. Вот эта стена и принимает сейчас на себя нескончаемые, чудовищные по силе удары.

Иногда птица на время удаляется, а, возвращаясь, начинает биться с новой силой. 

Сколько это продолжается? Наверное, очень долго. Но вот удары становятся реже и слабее, а молнии и грохот в теле птицы все тише. Проходит еще какое-то время, и она обессиленная, с мерзким криком улетает навсегда.

Воины  еще долго остаются в этом состоянии, но, убедившись, что враг покинул «поле» битвы окончательно, снова сворачиваются в огненный шар, и он, взметая стремительным своим полетом невидимую звездную пыль, улетает восстанавливать растраченные силы.

 

 

 

 

 

 

8.          А Бог есть?

 

 

Полет к источнику недолог. Ни говорить, ни расспрашивать не хочется. Не хочется даже думать. Единственная мысль, которая приходит Олегу в голову, звучит так: «Наверное, теперь это будет называться усталостью».

 Местность, куда они опускаются, представляет собой  безжизненную пустыню. Грунт ее рыхлый и напоминает бледный красноватый песок, поэтому в воздух поднимаются огромные клубы пыли. Когда пыль оседает, на огромной территории уже волнуется и вздыхает темное фиолетовое сияние.

- Сигурд, я понял, что мы не пропустили Зло. Но кого мы защищали? – через некоторое время у Олега снова возникает потребность задавать вопросы. «Наверное, уже подзарядились», - решает он. Выражать свои мысли ему по-прежнему хочется земными понятиями.

-  Если враг впереди, то, что защищаешь, всегда сзади, – назидательным тоном отвечает Сигурд. - Там была «защищенная планета». Она небольшая, и ты мог не обратить на нее внимания.

-  Что такое, «защищенная»?

- Это планета, на которой не живет Зло. Таких мало, и их постоянно охраняют. Но когда силы неравны, в сражение вступаем мы.

- Почему одни планеты защищены, а другие – нет.

- На каждой планете Добро и Зло борется за человеческую душу. Трудно сделать так, чтобы Добро победило в каждой душе, не оставив хоть немного места, где может прятаться злобный умысел. И все-таки очень редко, но такое случается. Иногда удается оградить планету от вторжения Зла с момента поселения на ней разума. Но я сказал: «Таких мало».

Из дальнейших рассказов Олег узнает, что есть воинства разных, не только голубых планет, возглавляет их всех Хранитель Звездного воинства. И под его началом они отвечают за Великий Порядок в космосе. Ходят легенды о том, что бывают Вселенские битвы, в которых участвуют сразу все воинства. Но случается это так редко, что среди его братьев в таковых никто еще не участвовал.

   На каждой из обитаемых планет обязательно находятся другие слуги Добра. У них свои задачи и свои Хранители. И вообще оказалось, что очень много чего есть в этом огромном и совсем еще не знакомом ему мире. «Что ж, как говорится, поживем – увидим. Впереди вся жизнь, хотя, теперь точнее будет сказать – вся вечность», - думает Олег и вновь погружается в великое блаженство.

 

- Олег, - слышит он вскоре знакомый голос и тут же чувствует, как сильно он соскучился по своему бывшему попутчику, -  я жду тебя.

Он видит в вышине на плато знакомую белую фигуру и, отделившись от фиолетового моря, яркой огненной птицей радостно взмывает вверх. Опустившись рядом с Хранителем, он принимает свой  обычный человеческий образ.

-Я рад видеть тебя, птенец, - говорит Хранитель, положив руку Олегу на плечо, и пристально смотрит ему в глаза. – Расскажи, как прошла твоя первая битва?

- Впечатляет! Впрочем, ребята говорят, что это была далеко не самая трудная битва. Только, знаешь, у меня еще задолго до всего появилась тревога, как тогда  во время нашего полета. И запах неприятный. Я, что, не такой сильный, как остальные?

- Это не тревога и не запах – это сигналы о приближении Зла. Они у всех немного разные – у тебя, значит, будут такие. И ты не слабее. Я очень хорошо почувствовал, что ты тогда не испугался. Я даже уловил в тебе азарт охотника. Для первого раза это очень достойное состояние духа.

- Не знаю, на самом деле мои мысли обрывались и путались, но потом такие дела начались, что  я вообще думать перестал.  Зато теперь понимаю, почему я с детства салюты не любил. Они у нас очень хорошо были видны из окон во время праздников, и мама все время меня звала: «Посмотри, да посмотри». Знала бы она тогда, как я еще на них «налюбуюсь».

- Скажи, а ребятами это ты воинов назвал? – очень тепло спрашивает Хранитель.

- Они мне, как те мои друзья, я даже не заметил. Это плохо?

- Это хорошо! Это хорошо, что тебе легко среди них, Но я знаю, чего тебе очень не хватает – не на все вопросы ты можешь находить ответ. Вот поэтому я сейчас нахожусь здесь. Давай сделаем жизнь Сигурда немного легче – спроси лучше меня о том,  о чем ты хотел бы узнать?

- Так сразу я даже и не знаю, - немного замешкался Олег, - ну, например, долго ли придется бороться со Злом?

- В мироздании  есть только три фундаментальных вопроса: КТО, КАК и ДЛЯ ЧЕГО, - произносит Хранитель. - Это касается всего - от создания вселенной до рождения ребенка. А вторичность вопросов СКОЛЬКО, КОГДА, ПОЧЕМУ постарайся почувствовать сам. Помнишь, как говорили в той жизни о приходе твоей страшной болезни: «Не думай почему, думай для чего». Так и сейчас твой вопрос вторичен. Главный вопрос - для чего нужно бороться со Злом. Когда ответишь на него – получишь ответ и на только что заданный. А пока я все-таки промолчу, как говорит твой проводник: «Не спрашивай – не отвечу». Просто поверь мудрому древнему Хранителю: именно тебе часто будет  важен не столько  ответ, сколько его поиск. Ибо в поиске одной истины можешь обрести не одну.

Олег смотрит на мужественное и какое-то совсем не древнее лицо, а потом хитро произносит:

 – Все, что ты говорил, я понял, только я  вот о чем подумал: «Ты вопрос просил. Ответ предлагал. А, если бы я о том же самом Сигурда спросил, я бы  узнал еще меньше»?

Хранитель молчит.

- Прости, я хотел пошутить, - искренне огорчается Олег.

- Почему же, у тебя это почти получилось. Но, главное, что ты все понял: и что сказал я, и что произнес сам.

Олег видит, как глаза Хранителя начинают загораться радостным синим светом, и в ту же минуту ему в грудь ударяет мощная теплая волна. Тепло легко проникает в Олега и приятно заполняет его всего.

«Наверное, он так радуется - догадывается Олег. – Сюда хорошо бы подошло выражение: «Радость переполнила его», или еще: «Он поделился своей радостью». А может быть даже лучше: «Одна радость на двоих» Придумать очередной вариант Олег не успевает, потому что слышит раскатистый, душевный и почти забытый им человеческий смех. Правда, длится это совсем недолго.

 - Порадовал!

Олег понимает, что все его мысли были опять услышаны, и даже немного расстраивается.

- Да, я никак не могу привыкнуть к тому, что ты все слышишь. Но даже если я буду об этом помнить, то что может от этого изменится? Я что не думать смогу научиться?

- Ты очень многому научишься. Например, ты сможешь закрывать свои мысли.  Вряд ли их получится спрятать от меня, хотя, кто знает, впереди вечность, а вот Сигурд и другие воины уже и сейчас не могут их слышать, если ты не пожелаешь этого сам. Попробуй, и ты сможешь говорить с одним из них, а у других не получится слушать вашу беседу. Ты многое можешь из того, чего не могут они - ты не такой, как все. Поэтому мы тебя искали и очень ждали.  Но ты же знаешь, кому многое дается, с того и многое спросится.

- Я понимаю, – Олег вдруг почти физически ощущает тяжелую, сгибающую ношу на  своих плечах. И пространство вокруг неожиданно наполняется тревожным ожиданием.

- Ну-ну, ты только смотри, шутить не переставай, а то у тебя ничего не получится! – весело подбадривает его Хранитель.

Ноша тот час же сваливается, тревога исчезает, и мир снова становится светлым и радостным.

- Кстати, в качестве компенсации, - улыбается Хранитель, - хочешь получить исчерпывающий ответ на твой вопрос про «половину вечности»?

 - Да, его уже знаю – неожиданно для самого себя произносит Олег –  просто, этого ответа…  его нет, потому что не может быть половины вечности, как, например, не может быть летящей половины птицы. Она или целая, и тогда летит. Или мертвая. Но тогда, как птица, она уже не существует. Скорее, это полуфабрикат на прилавке в магазине.

- Своеобразно, но где-то и такой вариант, возможно, имеет место быть. Кстати, когда ты это придумал? Я что-то не успел услышать?

 - Не знаю… это новорожденная мысль. Она только что вылупилась из скорлупы моего сознания.

- А то, знаешь, мне вдруг показалось, что ты и от меня уже закрываешься. – улыбнулся Хранитель. - Значит, я тебя и слышал и слушал одновременно.

- А Вы позволите мне задать еще один вопрос?  - от возникшего волнения Олег обращается к Хранителю по-земному на «Вы».

- Конечно.

Олег понимает, что пока он набирался решимости, вопрос уже был услышан, но все равно повторяет его вслух:

- А Бог есть?

- А ты еще не понял?

- А я Его когда-нибудь увижу?

 - Главное, чтобы Он видел тебя, –  Олегу кажется, что Хранитель снова хочет уйти от ответа, но тот продолжает свою речь. – Когда ты видишь прекрасные звезды или слышишь великую музыку – это Он; любишь своих братьев или тоскуешь по родным – это Он; получаешь или отдаешь силу – это Он; борешься со Злом, но в тебе нет ненависти – это Он. Но запомни, как только ты почувствуешь ненависть, гордыню, презрение – это Зло. Оно не так страшно, когда оно твой враг и ты против него.  Оно страшно, когда оно внутри тебя.

« Да, - думает Олег – такие бы беседы нам там - в «предбаннике жизни»  - сколько бы глупостей мы тогда не наделали» .

 - Как-то ты странно выразился о прежнем своем существовании. Разве тебе там всегда было плохо?

- Да нет, там бывало даже здорово, не так, конечно, как здесь – по-другому. Я теперь думаю, что без той прежней жизни в этой ничего бы не было понятно. А скажи,  ты меня слышишь, помнишь, что я говорил. А ведь ты, наверное, очень многих слышишь?

После этих слов в глазах Хранителя поселяется такая великая усталость, что он даже на секунду кажется Олегу старым. «Неужели ему так тяжело, что он не в силах скрывать свои чувства»? – думает Олег.

- Просто, не хочу, – так же мысленно отвечает ему Хранитель, – зато это избавило меня от ответа. А знаешь, почему все-таки очень нужно говорить вслух? -  и не дожидаясь ответного вопроса, он продолжает. – Иногда для того, что бы что-то лучше понять, нужно услышать себя. Как у вас говорят: «В спорах рождается истина»? Она рождается не только потому, что ты слышишь собеседника и можешь принимать или не принимать его точку зрения. Истина рождается еще и потому, что, ты получаешь возможность услышать и свои собственные мысли, которые зачастую именно в спорах и рождаются. А иногда бывает, что ты сам - это и есть лучший  собеседник.

- У меня еще вопрос, - торопится Олег.

- Последний на этот раз. Но теперь ты сможешь спрашивать меня, когда захочешь. Я не обещаю отвечать тебе сразу же, но потерпи и обязательно дождешься. Только смотри - с количеством вопросов не перестарайся.

- Хорошо, - вздыхает Олег, - Вот воины, они такие мудрые и добрые, и я не решаюсь спросить их об этом. Но как они так спокойно могли подумать о том, что я захочу раньше положенного моим земным друзьям срока просто так, для своего удовольствия, пожелать увидеть кого-нибудь из них здесь?

-  Не обижайся на них. Уже много столетий каждому из вновь пришедших они устраивают такую проверку. И ведь никто ее еще ни разу не провалил. Но они упрямо повторяют ее снова и снова.

- Для чего?

- Наверное, не доверяют нам…, - улыбается Хранитель.

Он крепко сжимает плечо Олега и еле заметно кивает на прощание.

И снова колет в сердце Олега острая тоска.

- До свидания? – спрашивает Олег.

- До свидания! – отвечает рядом голос Хранителя, хотя сам он,  вспыхнув искрой, уже растаял в бездне вселенной.

 

Олег ныряет обратно в фиолетовое море. Он чувствует, что никто из воинов не заметил его отсутствия. Понежившись немного в блаженстве, он решает задать уже давно мучивший его вопрос:

- Послушай, Сигурд, тебе бывает когда-нибудь тоскливо?

- Это как?

- Ну, вспомни, как в той прошлой жизни на Земле, когда приходила беда, и тебе становилось очень плохо. Как будто  болело то, что болеть не может.

- Там – да. Здесь – нет. Потому что мы защищены! Ты еще спрашивал, смеемся ли мы? А над чем? Правда, когда смеешься ты, становится хорошо, – Сигурд недолго молчит, а потом добавляет, – как в блаженстве.

Он умолкает, а Олег задумывается: почему они защищены, а он нет. Не сказать, что бы грусть, тоска или тревога были совершенно невыносимы. Злости  или других гадких чувств он не испытывает вообще. А радость бывает просто безмерной. И все-таки… Спросить Хранителя? Нет! Он сказал, что я должен сам идти дорогой поиска. И еще он сказал, что я не такой, как они.

 

 

 

 

 

9.         Музыка ангелов

 

Только что Сигурд объявил, что они летят к Ангелам.

- Объяснять здесь  нечего, – говорит он Олегу, – и так все станет понятно.  Будем  изучать кратчайшие пути.

 Однако, по дороге разговорчивый Тецуо очень толково рассказывает о том, что Ангелы устанавливают связи, которые соединяют все во вселенной.  Им,  воинам, интересны в основном каналы, по которым можно перемещаться гораздо быстрее, чем в свободном пространстве. Используют они их в случаях крайней необходимости, когда нужно практически мгновенно оказаться в определенной точке. Выйти из канала можно только достигнув его противоположного конца. Если в таком свободном полете, как сейчас, они легко изменяют траекторию, то в каналах связи движение допустимо только вперед или назад, потому что разорвать их невидимые границы невозможно ни им, ни тем более врагам, в силу того, что они, эти границы, надежно защищены. Выражаясь языком Тецуо, они  «незыблемы и несокрушимы».

Есть еще каналы, по которым передается информация. Например, так с ними общается Хранитель. Точно есть и какие-то другие еще, но для чего предназначены они, Тэцуо  не знает.

 Связи эти невидимы. Но иногда Ангелы собираются в определенном месте и «играют» на звездах. Как они это делают, неизвестно, но для всех посвященных (а к ним относятся и воины), прилетающих в это место, связи проявляются, и  можно уточнять расположение уже известных каналов, или находить вновь установленные.

 - А если они в остальное время невидимы, – спрашивает Олег, –  то разве мы не можем с ними  столкнуться?

- Нет. Когда связь встречается у нас на пути, мы пролетаем мимо, не задевая ее границы.

- Так устроено, - вносит свое уточнение Сигурд.

- А Зло имеет такие связи?

- Да. Только мы умеем их разрушать. Это интереснейшее занятие – тебе оно, несомненно, понравится! – убежденно восклицает Тэцуо.

- А скоро это случится?

- А когда Хранитель скажет, – снова вмешивается в разговор Сигурд. Олег все время чувствует,  что, не смотря на то, что все они братья, между ним и Сигурдом установилась гораздо более тесная связь. И тот как-то по-детски наивно все время оберегает их дружбу.

Полет нетороплив,  и Олег в который раз зачарован звездной бесконечностью и ее великолепной неповторимостью. «А там на Земле небо всегда было прекрасно, но узнаваемо. И узнаваемость эта хранила в себе покой незыблемости. Так было вчера и так всегда будет.  Это «будет» живет в человеке, как некий залог неизбежности завтрашнего дня. Живем, – продолжает думать Олег, – и не задумываемся, а почему же  обязательно будет? Почему оно вообще есть. Просто так, сами по себе рождаются звезды, а точнее, та самая первая частица, которая стала потом праматерью всего звездного мира? Можно понять, почему они умирают, но  вот рождаются… Разве можно взять что-либо там, где ничего не было?  Вот они и возникли - фундаментальные вопросы: кто, как и для чего. Живешь там и принимаешь все, как  данность. Нет, кто-то, конечно, задумывается о причинах, но все равно принимает жизнь с ее завтрашним днем, как дар бесплатный. Но даже если именно для тебя или для всех что-то и было предназначено, и ты взял, образовав в этом месте пустоту, разве ты не должен потом эту пустоту чем- то заполнить» ?

 …И ведь хотел только подумать о том, что здесь пути всегда разные, а узоры созвездий никогда не повторяются, - перебивает свои рассуждения Олег, но дотошная мысль очень быстро возвращается обратно:

«А, что же ученые - столетия уже эти проблемы изучают, а философы? И какие головы светлые, и какие мысли великие рождают, только друг другу противоречат и никак до общей истины договориться не могут! Я-то что здесь со своим скудным умишком пыжусь?

Мы ведь там совсем ничего не знаемо том, какие существуют связи в этом не изученном еще человечеством мире. Мы про этот мир вообще ничего не знаем, а то, что доказали себе, может быть такой великий посланный нам обман или ради нас же самих или ради чего-то гораздо большего.

Наверное, в той жизни существуют только субъективные истины. «Это непоколебимая уверенность человека в том, что он прав», - быстро формулирует для себя Олег. - Во многом человеческое бытие определяется именно ими. И повлиять на эти мировоззрения могут только Добро и Зло в их земных проявлениях».

        - Мы посылаем вам ту информацию, которую считаем необходимой. Но иногда ее перехватывает или искажает Зло. К тому же улавливать ее не так уж много способных, – слышит Олег издалека и совсем рядом негромкий голос Хранителя. И впервые он не задумывается о том, как это сейчас происходит. Ну, вот теперь хотя бы в этом месте бытия вопросов «кто, как и для чего» у него становится меньше.

 

А вселенная тем временем начинает наполняться радостным светом и чудесными звуками. В безграничном пространстве проявляются, а вскоре вспыхивают божественным («Другого и слова-то не подберешь» - думает Олег) многочисленные потоки. Он сразу узнает это прекраснейшее состояние вселенной, и вспоминает, как увидел его впервые.

- Тебе нравится? – спрашивает Сигурд.

- Нет слов!

- Почему их нет? – несколько настороженно удивляется наставник.

- Выражение такое, – вздыхает Олег и начинает терпеливо объяснять, что на самом деле слов как раз много, и все они очень достойные, просто, нет до такой степени прекрасных, чтобы они в полной мере могли передать всю полноту охвативших его чувств.

- То есть, ты хотел сказать: «Да»! – помогает ему Сигурд.

- Да! – сдается Олег.

- Я рад! – подводит черту старший товарищ.

- А когда я впервые увидел это, – вмешивается в разговор Тецуо, – то сразу вспомнил свой последний воздушный бой. Тогда орудия с особенным остервенением обстреливали наши самолеты, и ночную мглу непрерывно рассекали «молнии Земли». Но я сразу понял разницу: те несли страх, а эти – радость.

- Почему «молнии Земли»? – строго спрашивает Сигурд.

- Очень красиво звучит: «молнии Земли» - мечтательно повторяет Тэцуо. - Когда снаряды летят из орудий, установленных на земле, и ночное небо рассекается огненными стрелами, так можно сказать?

- По-моему, можно, – соглашается Олег, – только когда я впервые встретился с этим великолепием, для меня самым главным стала музыка.

- Разве ты видишь это не в первый раз? – снова подает голос Сигурд.

- Нет, впервые это случилось тогда, когда  мы  с Хранителем еще только летели на Кри.

- И он не хранил тебя в себе?

- Нет? – этот вопрос кажется Олегу странным, но он тут же замечает, что, не только Сигурд, но и остальные воины тоже сильно удивлены.

Тем временем картина расчерченного звездного неба становится абсолютно четкой, а великолепная музыка вселенского оркестра довершает грандиозность происходящего. Олег чувствует, как ясно представляет он теперь огромнейшую часть вселенной: знает каждую звезду и ее планеты; видит кратчайшие пути между ними и, в сущности, ему уже не нужен проводник в этом великом прозрачном лабиринте. В лабиринте звезд – да.  А в лабиринте знаний и правил… И он мысленно машет рукой.

Со связями все действительно становится понятно само собой, как и обещал Сигурд. Только вот…

-  Как входить в канал связи?  - спрашивает Олег.

- Так же, как отдавать силу – просто решишь войти и войдешь.  Только сначала представь, куда ты хочешь попасть, – отвечает наставник.

- И  не пробуй делать это прямо сейчас – сразу окажешься далеко отсюда, - торопливо добавляет Тэцуо.

А Олег и не собирается пробовать. Ему куда важнее распознать среди множества мелодий ту единственную свою, родную. Но, кажется, будто она сама находит его – тихая, нежная, божественная арфа. И он ощущает ее не только, как звук, но и как тончайшую связь между ним и чем-то еще в космосе. И мир вокруг снова растворяется в ее звуках.

Но вот все смолкает и гаснет. Снова рядом воины, готовые отправиться в путь. Он, наполненный новыми знаниями и какой-то новой, незнакомой энергией. Олег ясно понимает, что всегда теперь сможет отыскать эту связь с космосом и получить энергию арфы (так он решил называть ее для себя). Он уже думает поинтересоваться у воинов, зачем летать к далеким источникам, если источник энергии всегда «под рукой» - только протяни руки и черпай ее полными горстями. Но тут же слышит голос Хранителя:

- Они тебе не ответят. У них нет такой возможности. Да и сам старайся ее беречь – ты же почувствовал, какая она нежная и тонкая? Это твой самый крайний случай.

 

 

 

 

 

 

10.         Песня

 

 

Сил много, а в космосе пока спокойно.

Воины отправляются на ближайшую, не заселенную людьми планету. Они уже бывали здесь без Олега много раз. Сейчас они опускаются на пологую равнину. Им нравится здешний мягкий климат, пейзажи, радующие глаз, доверчивые птицы, непуганые и ласковые звери. Кое-где на равнине растут небольшие кудрявые рощицы, которые с высоты показались Олегу смешными зелеными барашками, гуляющими по огромному пастбищу, которое широкая река разделила пополам. Все здесь дышит миром и покоем.

Воины сразу же принимают свои человеческие образы.  Олегу уже не нужно объяснять, что никакой полезной энергии  на этой планете нет – он чувствует это и сам. И единственная цель их пребывания здесь – тихий спокойный отдых.

Дует легкий ласкающий ветерок. Речная рябь на поверхности реки пытается отловить как можно больше солнечных зайчиков. А еще река  все время манит к себе необыкновенной прозрачностью воды. Олег с удовольствием нырнул бы в эту воду, но никто из воинов этого не делает – не решается и он.

- Тэцуо, ты говорил, что был когда-то летчиком. Расскажи, – просит Олег.

- Сначала я был учителем. – с большой охотой отзывается японец, – мечтал встретить красивую женщину, чтобы она родила мне веселых и умных ребятишек. Но началась война, страна велела мне стать летчиком и я им стал. Наше положение все ухудшалось. Тогда было решено сформировать отряды с очень красивым названием «Камикадзе», что в переводе с нашего языка означает «Божественный ветер». Когда-то в тринадцатом веке тайфуны с таким именами дважды помогли моей стране уничтожить корабли монгольского хана Тубилая. Мы верили в то, что священное название поможет нам и теперь. Я был первым камикадзе и погиб двадцать первого октября одна тысяча девятьсот сорок четвертого года.

В этот момент Олег подумал о том, что даты ухода из той жизни здесь произносятся так же легко и часто, как там  - даты рождения. Здесь даже большее значение имеет не время, когда ты жил, а причина ухода, как ответ на вопрос: для чего ты это делал.  «Первичность вопросов,» – снова отмечает про себя Олег

- Я узнал потом, – продолжает тем временем Тецуо, -  что войну мы все-таки проиграли, а имя мое осталось неизвестным. А ведь у меня очень красивое имя. Оно означает «Мудрый герой».  Олег, а что означает твое?

- Священный, светлый. Кстати, ты знаешь, Сигурд, (Олег никогда не разговаривает с кем-либо подолгу без того, чтобы не привлечь к разговору друга) у моего имени скандинавские корни.  В твоей деревне, случайно, не бегали мальчишки с именем Хельги?

- Не бегали… – коротко, но с теплотой и даже сожалением отзывается тот.

- А расскажи про свое имя.

- Победой защищенный! -  и Сигурд ударяет кулаком себя в грудь.

- А про свою жизнь, – не унимается Олег.

 Но  ответом становится долгое тяжелое молчание. Когда Олег уже понимает, что ответа, не будет, и решается задать вопрос совсем на другую тему, что бы выйти из создавшегося неловкого положения, Сигурд тихо произносит:

- Позже.

И звучит это до такой степени тяжело, что, кажется, будто порхающие вокруг веселые бабочки все разом куда-то исчезают. А напряжение, повисшее в воздухе, надолго остается.

Но как проходит время, так постепенно прошло и оно, будто легкий ветерок, который совсем недавно здесь хозяйничал, улетая, прихватил его с собой. Стало совсем тихо, и солнце начало клониться к закату. «Какая разница, как называется это светило, – думает Олег, – в космосе это имеет значение, как ориентир. А когда я стою ногами на «земле», где бы я ни  был: «Пусть всегда будет Солнце», как поется в старой детской песенке», - торжественно дает он себе шутливую клятву.

К нему подходит воин с планеты Коруто. Когда он произносит это название сам, то получается несколько иначе: КККоруто. Воин постоянно всем объясняет, что говорить нужно именно так, но никому кроме него напрягаться почему-то не хочется. И имя у него похожее - Коко.  За все это Олег ласково называет его Курочкой. Однажды Коко спросил:

- А курочка, как она в бою?

- Ого-го !!! – ответил тогда Олег. Но от этой безобидной неправды ему стало  потом очень неловко перед самим собой, и позже он даже придумал аргумент в собственную защиту: «Вот петухи дерутся действительно классно. Но лично он не знает: если курицу хорошенько разозлить, может, она еще по круче любого петуха окажется».

- Мы решили кидать камни. Ты будешь? – спрашивает Коко.

Олег бросает на Сигурда вопросительный взгляд, и тот одобрительно кивает головой.

- Где нашли? – интересуется Сигурд.

- Их очень много там,  дальше на равнине. Мы уже принесли достаточное количество.

- Кидать через реку?

- До первого упавшего, - подтверждает Коко.

- Пошли, – и Сигурд, легко поднимаясь с земли, увлекает за собой Олега.

Воины, разделившись на две команды, встают по обоим  берегам реки  друг напротив друга и начинают перекидывать огромные валуны. Сначала это происходит не быстро, будто они еще только оценивают свои силы. Они ловят брошенные камни и возвращают их обратно. Но постепенно скорость начинает возрастать, и  вот уже камни летают так быстро, что совсем пропадают из вида, оставляя вместо себя только отчаянный свист.

«Классно! - восхищается Олег. – Оказывается, они совсем не безнадежны в смысле проведения досуга, а скорее даже очень  перспективные ребята!»

 Уже удивленные звезды потухли на высоком небосклоне, и снова взошло солнце и смотрит теперь на них с молчаливым вопросом: « Вы что, до сих пор еще ни один не уронили»? А камни все летают и летают.  Но вот кто-то в их команде промахивается, и два камня, столкнувшись, падают в реку, поднимая в воздух искрящийся столб воды.

Сигурд опять замыкается в себе, наверное,  теперь он переживает поражение. А Олегу все равно – главное, что было здорово!

Через некоторое время подходит Коко. Он как-то странно смотрит на Олега, а потом не очень уверенно говорит:

- Я только что узнал, что курица - довольно вялая птица и в боях вообще не участвует, – и он замолкает, ожидая ответ.

Олег от неожиданности какое-то время тоже молчит, но потом вспоминает заготовленный аргумент и вдохновенно произносит:

- Начнем с того, что я куриных боев никогда не видел, Извини! Но если ее, курицу, то есть, разозлить, то кто знает, каким она еще лихим бойцом может оказаться! А во-вторых, ты знаешь, что бульон из ее мяса – это первое средство для выхаживания больного? А иногда и самое последнее, с помощью которого ты можешь подарить надежду…, - задумчиво добавляет он, вспоминая, как старательно он сам глотал когда-то куриный бульон, стараясь сделать так, чтобы не угасла надежда у родителей. Но потом он стряхивает воспоминания и уже бодрым и убедительным голосом продолжает. - А яйца, которые она несет? Да в них содержится самый главный богатырский витамин Д! – Олег специально подбирает слова поубедительнее, – без него ребенок вырастает низеньким, хилым и с кривыми ножками. И никогда уже он не сможет стать воином! Вот моего прадеда в страшных послевоенных лагерях, куда он был отправлен ни за что, и умирал там от цинги, спас от смерти врач. Он дал ему десять картофелин. Представляешь, простая картошка, а, благодаря ей, я могу сейчас вместе с тобой вершить такие дела! Это брат, природа! Великая сила! И не стыдно носить ни одно из ее имен!

 Олег замечает, что их беседу внимательно слушает Тецуо, и взглядом ищет у него поддержки.

- Я вот о чем думаю…, -  сначала задумчиво, а потом все более торжественно произносит тот, - если бы у меня не было такого красивого имени, то я хотел бы, что бы меня называли «Рисовое зернышко»! - и он очень подробно начинает объяснять, что значит для его многочисленного народа обыкновенный рис.

Коко все выслушивает, потом какое-то время пребывает  в задумчивости, а потом уверенно заявляет:

- Тецуо, ты тоже можешь называть меня Курочкой.

И Олегу сразу становится легко душе.

- Слушайте, – обращается он ко всем воинам, – ну давайте же, наконец, споем!

- Но мы не знаем общих песен, – отвечают они.

- А каждый будет петь свою. Только договоримся, что она будет, например, про любовь.

И сначала тихо, а потом все громче и увереннее над рекой, над полями и перелесками звучит великая песня веков и цивилизаций, какой  еще никогда не слышали звезды. В ней смеется и плачет тысячелетняя грусть, боль и нежная радость неисчисляемого числа человеческих судеб. И только Сигурд не то поет, не то стонет, и все время смотрит на Олега.

- Расскажешь позже, – понимает его Олег.

- Когда-нибудь позже… и только тебе, – так же беззвучно соглашаются печальные глаза Сигурда.

 

 

 

11.         Летим разрушать связи

 

 

- Предлагаю строить кнер! – уже в третий раз повторяет Сигурд. Он сидит на разноцветной блестящей гальке и равнодушно смотрит, как океанская волна предпринимает очередную безуспешную попытку подобраться к его ногам.

Не так давно воины сменили тихую реку на побережье океана. Природа здесь гораздо богаче. Раскидистые кроны деревьев имеют и зеленую, и оранжевую, и даже красную окраску. А неохватные стволы поднимают эти кроны так высоко, что делают их похожими на пестрые облака, зацепившиеся за опоры неба.

Лес отделен от моря свободным пространством, на котором совсем нет растительности. Земля здесь покрыта лишь толстым слоем прозрачных камушков. Очевидно, что когда-то этот участок был океанским дном. Но и теперь частые штормы пригоняют сюда свои волны, что бы те удаляли с поверхности камней то лишнее, что могло бы им помешать так ослепительно блестеть в солнечных лучах. 

Сейчас воины разбили здесь свой лагерь. В ожидании непогоды, они разделились на многочисленные группы и срочно готовятся к  предстоящему «мероприятию».

- Он слишком большой и устойчивый, - не сдается Коко, – лучше сделаем лирго.

- Кнер – сила, а лирго – детская игрушка. Не для воина! - голос Сигурда становится все более настойчивым.

- Я тоже за лирго, - поддерживает Коко японец. На нем удержаться гораздо труднее.

- А я за дружбу, - вмешивается в спор Олег, – к чему готовимся?

- Построим корабли. Начнется шторм. Проверим, кто дольше продержится на плаву, - обозначает задачу Сигурд.

- Тогда нужен кнер, - не понимает Олег, - если вы говорите, что он устойчивее.

- Ну, тогда же продержаться будет легче, - размахивает руками Коко.

-  Тогда и победа, - и тяжелый кулак ударяется о грудь Сигурда.

И Олег понимает, что остальным его друзьям важно  победить исключительно самих себя, самим себе доказать свою силу. И только одному Сигурду этого мало.

- Тогда я тоже за процесс. Извини, друг, но я предлагаю строить лирго. Только объясните, что это за игрушка и чем она лучше скандинавского корабля.

Коко рассказывает, что на его родине так называют небольшие легкие корабли. У них тоже есть мачта и несколько пар весел, но главное, что нужно построить корабль так, чтобы он своими контурами напоминал птицу лирго.

- Обязательно! – не выдерживает и вмешивается Тэцуо. – Их предания гласят, что чем больше корабль похож на эту птицу, тем сильнее его любит удача. Эта птица для них священна. Она так и называется: «Птица удачи» – «лир го», и никто никогда на Коруто не смеет лишить ее жизни.  По бокам корабля мы вырежем узоры, напоминающие перья, и крылья, а сзади изобразим пышный хвост. Голову птицы сделает Курочка. Она получается у него очень натурально. А глаза у его птицы так зорко смотрят вперед, что просто видят там нашу победу, - торжественно завершает Тэцуо свое пояснение, особенно довольный окончанием речи.

Олега тут же охватывает общий азарт, но остается невыясненным еще один вопрос.

- Материал вижу. Его тут с избытком произрастает, кивает он головой в сторону леса. -  А где взять инструмент?

- Сейчас будет. Есть умельцы, и они его уже готовят, - отзывается видимо уже смирившийся с неизбежным Сигурд.

К тому времени, когда циклон пригоняет к побережью мощный шторм, корабли уже полностью готовы, Они качаются на морской волне и являют собой зрелище замечательное. Вдоль большого участка побережья пришвартовано множество разнообразных плавучих средств. По большей части они напоминают традиционные простейшие корабли, но некоторые поражают воображение замысловатыми формами, хотя оставляют некоторые сомнения в отношении их маневренности. Но именно они-то и вызывают сдержанное одобрение воинов. «Что ж, - думает Олег, - кто в чем хочет, тот в том и соревнуется. Это Сигурду во всем нужна только  победа. А радость может принести и совсем другое. И вообще это очень хорошо, что они способны ценить  красоту. Значит, под их панцирями все-таки прячется что-то такое, до чего я обязательно должен достучаться».

Их собственное творение по эстетическим качествам оказалось где-то посередине. Зато позже, когда разбушевавшийся океан похоронил в своей пучине предпоследний корабль этой армады, а все воины уже выбрались на побережье, их судно все еще продолжало неравный бой со свирепой стихией. Но вот, захлебнувшись очередной гигантской волной, и оно погружается на океанское дно.

Сигурд, выходя из воды и старательно скрывая радость победы, тем не мене довольно громко произносит:

 - Хорошая получилась игрушка.

- А может дело не в ней, а в команде? – подмигивает ему Олег.

- Нет, дело в корабле, - заступается за свое детище Коко. - Мы ведь тоже, бывает, что проигрываем.

- «И Конфуцию иногда  не везло», - с чувством произносит Тэцуо известную японскую поговору. – Дело в том, что получилась птица!

- Дело в том, что получилось дело! – весело смеется Олег, и ему кажется, что воины тоже едва заметно улыбаются.

 

Потом они перемещаются в горы, где наперегонки забираются на высокие вершины. Словом, выясняется, что соревновательный дух в них весьма крепок. Тем более, что занятия эти совершенно не расходуют их силу, а наоборот даже взбадривают. «Как легкая прогулка в по свежему воздуху», –думает Олег.

Но что его особенно радует, так это то, что воины полюбили песни. Они  поют, конечно, и веселые, но лучше у них, все-таки,  получаются печальные  - о неразделенной любви, о горькой доле; или тожественные - о подвигах, о славе. Появились даже любимые. И что удивительно, петь не отказывается ни один из них.

Потом происходит еще одно сражение, за ним другое, третье. И в каждом  бою они встают преградой на пути Зла к планетам. Для восстановления силы они перемещаются к источникам, и он видел  уже много разных планет. Некоторые из них кажутся ему совершенно удивительными.

Олег уже знает, что планеты, имеющие колоссальную и необходимую для них энергию, всегда безжизненны. Они  редко бывают похожи на его Землю и чаще удивляют необычной грандиозностью и причудливостью своих ландшафтов. Туда  же, где есть животный и растительный мир, можно лететь просто на отдых, не вторгаясь в ее жизнь и не отбирая ей самой необходимое. Эти планеты разнообразны, но всегда чем-то напоминают его родину. А вот туда, где живут наделенные разумом, а проще сказать, люди, они не летали ни разу.

Хранитель объяснил, что это равносильно тому, что запустить шаровую молнию в место, где находится скопление линий электропередач, потому что пространство вокруг таких планет насыщено энергией проживающих там людей, и пронизано потоками информации, идущей из космоса. Да еще и сам человек кое-что изобрел. А чудовищная по силе энергия воинов может  все это разрушить, нанеся людям непоправимый урон. Туда летаю только небольшим числом, при особых обстоятельствах и по особому разрешению.

Но вот, наконец,  наступает день, которого Олег дожидается уже давно. Что им вскоре предстоит, понимают все, но, не смотря на это, неугомонный Тецуо все время обращается то к одному, то к другому воину:

- Мы летим разрушать связи! – радостно объявляет он. И все одобрительно кивают ему в ответ головами.

Огненный шар вновь стремительно «катится» по межзвездным тропам, огибая сияющие светила.

В одном месте, где, казалось бы, ничего не мешает его полету, они резко отклоняются от своего пути.

- Что? - не понимает Олег.

- Черная дыра.

Он присматривается, и, наконец, различает немного в стороне огромную зияющую пустоту. Она глядит на них мертвым черным глазом, а все великолепие космоса вокруг с его неповторимой игрой цветов и оттенков кажется сейчас только гигантской рамой для этой жуткой картины.

- Куда там Малевичу с его квадратом, – думает Олег.  Из скудного запаса своих знаний по физике он вспоминает, что черные дыры – это некая неизведанная материя, обладающая колоссальной плотностью, и, как следствие, чудовищной гравитацией. Ничто во вселенной не может приблизиться к этому месту, не будучи поглощенным жестоким монстром. Но это знания из той жизни.

- Неужели никто в нашем  мире не может ей противостоять? – спрашивает он.

- Ходят легенды о том, что Хранители чувствуют  ее силу и могут становиться ей равными. И тогда она не замечает их, а, значит, становится по отношению к ним бессильна! – с чувством произносит Тецуо.

- Это только легенды, – отрезвляет его восторг Сигурд. – Никто из них ни тебе, ни кому-то из нас никогда об этом не говорил.

- Но ведь красиво! – не унимается Тэцуо.

- А как вы поняли, что нужно от нее удалиться? - решает прекратить их словесный поединок Олег.

- Чувство опасности. У тебя – нет?

- Нужно подумать…

И он начинает думать: «Во первых, точно, что есть какое-то новое чувство. Во вторых – это точно не чувство опасности. В третьих, это  скорее является сигналом «будь внимателен». В четвертых… да, кто его знает, что вообще все это значит! Время покажет», - делает он для себя вывод и молчит в ответ. А Сигурд никогда не задает вопрос во второй раз.

Но вскоре черная дыра остается далеко позади, удивленно раскрыв свою ненасытную пасть, будто осознав, что завидная добыча неожиданно проскочила мимо.

 

Вскоре становится понятным, что они прибывают в нужное место. Но ничего особенного Олег тут не замечает.

- Их связи так же невидимы, как и наши?

- Подождем, – отвечает Сигурд, – сейчас нам помогут.

- Кто?

- Не знаю - не важно.

И тут Олег начинает различать нечто, напоминающее огромных бесконечных червей, как будто для обозначения их контуров, кто-то заставил звездный свет отражаться их невидимых черных оболочек.

- Руби! – наконец рассекает пространство воинственный клич Сигурда, хотя в какой момент и что нужно делать для всех и так очевидно.

Но то, что за этим следует, приводит Олега в абсолютный восторг. Это не бой, а эдакая залихватская молодецкая забава. С криком, гиканьем и иными воинственными возгласами, принесенными воинами с родных планет, они разрубают блестящие невидимым каналы, высекая при этом яркие фонтаны огненных искр.

За мгновение до этого их огромный огненный шар рассыпался на множество пылающих осколков, которые приняли облик воинов. Они огромны и, как всегда в энергетическом состоянии  действия, ярко светятся бордовым. Причем каждый представляет из себя то, что ему хочется. Временами образы меняются. Гигантские светящиеся изваяния размахивают саблями, кривыми ятаганами, и прочим холодным боевым оружием, не всегда знакомым Олегу.

Сам он становится средневековым рыцарем в роскошных доспехах, при этом, как ни странно,  вооружившись катана. Этот старинный японский меч привлекал его больше остальных, с той самой поры, когда еще в детстве он прочитал о нем в какой-то книге.  Олегу всю жизнь нравилось оружие, но холодное оружие он любил особенно. Всевозможными разновидностями мечей были разрисованы все поля в его школьных тетрадях.

Олег яростно рассекает «червей», как  он обозначил для себя каналы темной силы, и громко  при этом выкрикивает:

-  Ну! Давай! Давай! Кто следующий? Вы меня бесите – бесите - бесите - бесите! Так тебе! Так! И вот так!, - да и много там чего еще…

- Олег, ты отличаешься от нас, – через какое-то время удивленно произносит  Сигурд, – Твоя сила другого цвета.

В азарте происходящего Олег не обратил внимания на то, что его рука с зажатым в ней катана светится золотым светом, тогда, как все воины бордовы. Он осматривает себя и понимает, что таков он весь. Раньше в полете, или у источника он был с ними всегда единым целым.  Когда разделялись, приветствуя Несущих разум, головы воинов были опущены. И только теперь его отличие  стало очевидным.

Он решает применить формулу Сигурда: « просто захочешь – и сделаешь». И рука его, как, впрочем, и он сам, мгновенно становятся бордовыми. Но для себя он ощущает, что настоящий он, все-таки, прежний.

- А ты можешь менять цвет силы? - Олег хотел сказать энергии,  но подумал, что  Сигурду будет понятнее именно так.

- Нет! – после долгой паузы (пробует, наверное – подумал Олег) отвечает тот.

На том разговор и заканчивается, а Олег принимает решение, что в подобных ситуациях для него будет лучше оставаться таким, как все.

- Правильно, – слышит он голос Хранителя.

- Ты здесь? – но ответа нет, и Олег возвращается мыслями к бою. А конкретно к мысли о том, что для катана лучше было бы стать самураем. И он тут же им становится.

В это же время он видит поразительную картину. Тецуо тоже в костюме самурая, только вооруженный одати, носится между черными каналами верхом на крылатом огненном драконе. Мгновение спустя Олег понимает, что дракон есть неотъемлемая часть самого Тецуо, и жалеет, что не додумался до такого сам. Между тем товарищ жестом приглашает его к себе, и Олег, пристроившись за спиной друга, начинает рубить правой рукой, при этом японец рубил левой. Так они и летают будто на огромном четырех крылом звере, потому что со стороны кажется, что с каждого его бока взмахивает одно большое крыло фигурное, а другое меньше - изогнуто узкое.  Рядом вспыхивают фейерверки искр, и мгновенно остаются далеко позади.

- Олег, слезай с летающей коровы! – раздается несколько позже громкий голос Сигурда. – Тецуо тратит лишнюю силу.

Силы лишней тот тратит нет так уж и много. Олег понимает и это, и причину, по которой Сигурд велит ему сойти, но уважает его чувства и послушно отделяется от японца.

 В следующий момент он представляет себя на даче. Был в его жизни такой «Уголок рая». Сестра придумала это название, когда была маленькой, еще до его рождения. Даже не придумала, а просто вынула из души. Когда солнце клонилось к закату, деревья и кустарники необычно освещались снизу золотым, казалось неземным светом. Он вспомнил яблоневый сад: огромные деревья, некоторым из которых шел уже девятый десяток, зеленую траву под ними, большую клумбу в центре. Ее тоже устроила его сестра, и клумба радовала своим безудержным цветением с ранней весны и до поздней осени. Сад был большой, и траву косили за сезон не один раз. Обычно это делал папа бензиновой косой, но иногда, когда Олег оказывался дома в подходящий момент, то эта работа  поручалась ему.

 Олег мысленно натягивает «камуфляж», собирает растрепавшиеся кудри сзади в хвост и вооружается огненной бензокосой. Да как начинает шинковать червей – только клочья в разные стороны разлетаются. Почему это занятие раньше ему так не нравилось – не понятно… Временами даже кажется, что из рассеченного вытекает черная жижа и мерзко пахнет. Наверное, иллюзия?

- А может быть кому-то из этих все-таки  достается? – интересуется он.

- Не важно. Главное – рубить! – откликается Сигурд.

- Конечно, – рубить! Они меня бесят- бесят - бесят - бесят!!!

Забава-то она забава, а силы в результате немного потеряли. Можно было бы лететь к ближайшему источнику, но Хранитель указывает на Кри. Он никогда не определяет, где им черпать энергию или отдыхать – обычно это бывает их собственное решение.

- Значит надо, – поясняет Олегу Сигурд, хотя это и так для всех очевидно.

 Но Олегу все равно. Он  сейчас занят мыслями  о том, что может менять цвет своей энергии, о том как это возможно связано с ее силой (если все-таки разделить эти понятия). О том, что на Кри есть надежда встретиться с Хранителем.

А еще он думает о черной дыре: о своих ощущениях и о своих странных предчувствиях.

 

 

 

 

12.         Здравствуй, Кри

 

 

«Здравствуй, Кри  - малая моя Родина! А может быть нет, и малая – это та, прежняя жизнь? – рассуждает Олег. - А все, что здесь – Родина большая и настоящая. На этой планете я стал сыном великого кочевого народа – мужественных и сильных защитников Добра на бескрайних просторах вселенной...

Мысли о Родине возвращают его в прошлое. Оно уже так далеко и, вместе с тем, постоянно рядом. И снова щемящая грусть пеленает так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть.  С некоторых пор он стал замечать, что чувства из прошлой жизни проявляются в нем теперь значительно острее, чем в начале его пребывания здесь. В который раз возникает вопрос: если воины защищены, то для чего эти чувства не покидают его? Он уже привык задавать себе только фундаментальные вопросы. Спроси: почему? Ответишь – потому, что ты не такой, как другие. И опять: А почему не такой? И нет им конца, этим вопросам.

И только вопрос - для чего – преследует цель.  И ответ на него всего один. Знать бы его.

- Ты обязательно его получишь. Этот вопрос не из тех, на которые ответы ищут. Он из тех, ответ на которые ждут, – неожиданно возникший голос Хранителя переполняет Олега радостью, и он разрывает тяжкие путы и разбрасывает их клочья по вселенной.

«Все они, конечно, и братья, и родные, – проносится у него в голове, – но, вот только Хранитель и Сигурд роднее всех родных, не считая, конечно, … И он с удвоенной силой отрывает от себя  цепляющуюся за душу тоску.

- Правильно. Ты должен абсолютно управлять своими чувствами, – поддерживает его Хранитель, – но об этом позже. Я буду ждать тебя на плато, а сейчас исполни вместе со всеми свой долг.

Стремительная скорость вселенского полета тем временем снижается. Они уже разорвали каменное ожерелье Кри, оставив позади гигантские вращающиеся спирали его чудовищных бусин, и опустились в свою долину. Сейчас здесь хозяйничала ночь, и фиолетовый свет, заполнивший пространство у подножий гор, выкрашивает их фиолетовым.

Для себя Олег называет его цветом энергосбережения, а  состояние, в котором они находятся – морем накопления. У воинов это вообще никак не называется.  Когда же они принимали человеческие образы, то бываю просто «в покое».

Наступившее состояние блаженства длится недолго. Раздается боевой клич и с плато плавно опускаются две фигуры – человек с белыми крыльями птицы держит за руку другого человека. Олег все понимает и сердце его сжимается…

 

Предстоящее событие сильно встревожило его по одной простой причине - он вдруг подумал о том, что сможет сейчас увидеть знакомое лицо из прошлого. Приглядевшись, он понимает, что вновь прибывший   даже не с Земли. Но, вместе с тем, он понимает еще и то, что он  теперь постоянно будет испытывать эту тревогу - каждый раз, когда  снова придется возвращаться на Кри.

 «Вы там живите, пожалуйста, долго, и пусть все у вас ладится, и жизнь вас радует. А вот когда отпущенное вам счастье будет испытано, а все жизненные долги отданы, и встанет у изголовья Ангел, а Хранитель примет решение – вот тогда мы, может быть, с вами и увидимся. Только пусть это будет очень-очень нескоро», - желает он тем, кого так любил в той  оставленной им жизни.

И еще он успевает подумать о том, что совсем не знает, сколько времени он находится здесь, и сколько прошло там: больше, меньше, столько – же?

Тем временем волны фиолетового сияния освобождают  пространство в центре, и уже светятся ярким бордовым светом. Прибывший человек напряженно застыл в ожидании. И вот, наконец, воины, приняв привычный человеческому взору облик, опускаются на одно колено и кладут руки на плечи впереди стоящих.

Олег отчетливо ощущает момент, когда к нему приходит решение приступить к передаче силы – оно возникает у него одновременно со всеми. «Просто прикоснешься – и отдашь» - вспоминает он слова Сигурда.

 И в это мгновение он чувствует, как от него самого и через него идет мощная горячая сила, видит, как руки его становятся раскалено алыми, как такими же становятся воины впереди. А через несколько мгновений раздается громкий человеческий крик, наполненный болью, страданием и, наконец, радостью.

- С нами! Вновь рожденный! – и его собственный радостный возглас тонет в общем ликующе многоголосье.

Но вот все стихает, гаснет, и Олег снова ощущает привычный покой. Как и другие воины он ложится на землю, чтобы можно было лучше рассмотреть то, что происходит в центре. Он почему-то представляет, что увидит там сейчас Сигурда, так как уже давно знает: не смотря на то, что тот и сказал ему когда-то о том, что все они равны, Хранитель видит в нем не главного, а, скорее, первого воина и важные решения часто передает через него. И когда рядом со вспыхнувшим факелом, постепенно превращающимся в нового воина, встает другой, Олег даже испытывает некоторое облегчение.

Вновь рожденный выглядит так же, как и они: строен,  широкоплеч, обладает таким же  мощным телосложением. Прямые иссиня черные гладкие волосы коротки и растут вертикально вверх. Это очень подходит к его смуглому лицу с немного непривычными для человека с Земли чертами лица.

Олег уже давно понял, что на какой из планет не родись, у тебя всегда будет только две руки, две ноги  и одна голова, и ходить ты будешь только вертикально. Наверное, не зря говорится, что человек создан по образу и подобию. Это наводит на  мысль о том, что Образ этот абсолютно совершенен и рационален. А вот лицо, особенности фигуры и прочие детали могут и несильно различаться. Поразительным является другое: как бы ты не выглядел, каким-то непонятным, можно даже сказать, чудесным образом всегда очевидны мужество, доброта и внутренняя сила духа, которые придают воинам неуловимое внешнее сходство, будто лишний раз подтверждая их родство. Наверное, другие человеческие качества более низменного порядка тоже были бы здесь очевидны, но носители таковых Олегу пока не встречались.

Именно мужество, доброта и духовная сила завершают и образ нового воина. При этом он на голову ниже своего проводника. Олег вспоминает, как снизу вверх он и сам впервые смотрел на Сигурда и других воинов. Потребовалось накопить немало собственной энергии для того, что бы стать им равным. И все равно Сигурд остается заметно выше остальных, как не абсолютно равны между собой и другие воины. Олег уже давно списал все это на «притойжизненную» генетику.

Те же, к кому сейчас прикованы взоры всего воинства, одеты абсолютно одинаково – в пластинчатые блестящие кольчуги. Открытыми остаются только их головы, но наличие таких же кольчужных капюшонов говорит о том, что при желании можно укрыть и их.

 Объясняется все и просто и печально. На их планете очень много воды и только один материк, поэтому там проживают всего два народа. Это их гордый и добрый народ тружеников, умеющий бесконечно любить жизнь и все то, из чего эта жизнь создана: людей, природу, ремесла, красоту. И уже тысячи лет им приходится непрестанно отстаивать свое право на свободу.

 Второй же - жестокий и агрессивный народ войны, который все это время пытается установить свое господство. Он не наделен любовью к труду, не обременен высокой моралью. Только жажда наживы и развлечений владеет его чувствами.  Война, которая никогда не прекращается, отбирает все силы, и от этого развитие общества такое медленное, что даже во внешнем облике и жизненном укладе веками мало что меняется.

Дебер, так зовут вновь рожденного, обладал не только качествами великого воина, но и великой мудростью, а также искусством гениального оратора. Имея такой дар, он решил прийти к вождю воинственного народа и рассказать ему, в чем состоит настоящее человеческое счастье и высший смысл существования на земле. Ему повезло, он сумел пройти через границы, обмануть охрану. Он даже сумел высказать задуманное вождю, но получил жестокий ответ:

- Ты хочешь объяснить мне, что счастье в труде и любви, верности и чести, - рассмеялся тот, – я могу лишь слышать твои слова, но я не могу испытывать твои чувства. Я счастлив, только когда убиваю и развлекаюсь, что, впрочем, для меня почти одно и то же. Я так устроен. И так устроен весь мой народ. Мы можем любить, но только своих. И для счастья моего народа я не пожалею никого из вас. И рано или поздно вы все будете нашими рабами.

- Но если ты способен любить хоть кого-то и чувствуешь, что это прекрасно, разве ты не можешь полюбить всех, ведь прекрасного тогда в твоей душе станет гораздо больше?

- Нет у меня души любить вас. Может быть, ты надеешься на то, что я оценю твой подвиг? – и он рассмеялся снова. – Ты для меня - то же самое, что насекомое, которое недавно жужжало возле моего уха, мешая мне своими звуками, и я прихлопну тебя так же, как только что прихлопнул его. Но ты можешь согласиться стать моим рабом и продлить свое жалкое существование.

Но Дебер сказал, что он выбирает смерть

- Я  жалею только о том, что не помог ни тебе, ни твоему народу.

- Ты жалеешь меня? Не помог мне?  - вождь задохнулся от злобы.  Как этот обреченный может жалеть кого-то кроме себя. Как он может его свободного и могущественного унижать своей жалостью.

- Убить его! – гневно закричал вождь.

Дебера долго и страшно пытали, но и перед казнью он просил чужой народ одуматься и спасти свою душу.

- Я все равно не жалею, о том, что сделал, – заканчивает он рассказ о своей жизни, – мой  народ потерял одного воина, но обрел одного героя. И это поможет моим собратьям гораздо больше, потому что еще сильнее укрепит их дух.

- Герой! – восторженно произносит Тецуо.

- Герой! – вторят ему воины.

- Герой! А я-то здесь за что? – с горечью думает Олег, но вспомнив про фундаментальность вопросов, переформулирует свою мысль на «для чего»? Становится немного легче, и в голову приходит толковая идея:

- Слушай, Сигурд. А давай попросим у Хранителя разрешение полететь на их планету. Нам потребуется совсем немного времени, чтобы расправиться там со Злом.

- Есть Великий Порядок, который нельзя нарушать! – торжественно отвечает наставник. – Я не умею это объяснить, но чувствую, что на планетах не все так просто, как у нас в космосе.  Это здесь ты видишь или чувствуешь, где враг. Там все сложнее, вспомни, - уже совсем грустно заканчивает он и надолго о чем-то задумывается.

Тем временем новый проводник уже объяснил своему подопечному основы их жизни, взял его за руку и все они разом погружаются в блаженство.

 

 

 

 

 

13.         Вспомни

 

 

- Вспомни, – вторит за Сигурдом голос Хранителя, и Олег понимает, что момент их встречи уже настал. Он отделяется от фиолетового моря и, золотым облаком поднявшись на плато, встает рядом. Они смотрят вниз на вздыхающее море, ветер развивает их плащи, треплет волосы. И течет неспешная беседа.

- Вспомни, как всю жизнь ты противоречил самому себе. Мудрость твоя намного опережала возраст, и, в отличие от некоторых поступков и высказываний, мысли чаще оставались правильными.  Но только страшная беда, и тяжелые испытания, помогли тебе обнажить свою сущность, приведя помыслы в соответствие с делами, и до конца постичь вселенские истины.

- Да ничего я такого особенного не постиг, - не соглашается Олег. - Просто терпел боль и старался по возможности никого своими проблемами не напрягать. И почти верил, что буду жить. Мне тогда очень понравилась одна мысль: «То, что должно с вами случиться, обязательно случится. Поэтому откиньтесь на спинку стула, расслабьтесь и получите удовольствие. Это так просто. Это так трудно».

Хранитель грустно улыбнулся и продолжил.

- Ответь, о чем ты подумал, узнав про болезнь, а потом  очень жалел об этих мыслях?

- Я хотел, чтобы это случилась с любым другим, незнакомым мне человеком, вместо меня.

- А когда незадолго до конца той жизни мама, гладя  тебе голову, чтобы как-то облегчить страдания, сказала что хотела бы взять эту боль себе, что ты ей ответил?

- Ничего не нужно делать – каждый проживает свою жизнь сам.

- У тебя было много друзей, и они ценили твою дружбу. Но иногда ты шел не туда, где в тебе нуждались, а туда, где было интереснее. И опять незадолго до твоего ухода из той жизни, когда ты ждал, пока они долгие ночные часы на машинах преодолевали московские пробки, чтобы увидеться с тобой, она спросила, с кем из них тебе лучше, что ты ответил?

- Никогда не задавай больше этот вопрос. Если я скажу тебе об одном, то обижу остальных, - тихо произнес Олег.

А тот молодой врач? – вспомни…

 

…

 

Мама сидела на диване рядом с ним и вспоминала больницу. В этом остове боли, расположенном в центре Москвы на Каширском шоссе редко плакали и жаловались на судьбу. Там поселилось великое мужество людей, обреченных на смерть и дерущихся за жизнь, и даже иногда в этой схватке побеждающих. Но сколько она там ни была, она не часто видела там улыбки. А так искренне и часто смеялся, как ей казалось, вообще один ее сын. Их так и называли: самая веселая палата.

Персонал был грамотный и отзывчивый, а некоторые, так просто от Бога и по душе и таланту. Раздражал, и особенно сильно Олега, только пухлый интерн, прозванный больными Саркомычем, который был слишком сильно озабочен проблемой, у кого бы еще выпросить денег, а в своей работе постоянно обо всем забывал.

 - Давай я про Саркомыча в что-нибудь Интернете напишу, - неожиданно предложила мама.

А ему стало жаль этого умного, возможно, даже талантливого парня, променявшего на деньги, которые он выклянчивал у умирающих, тот удивительный, чудом доставшийся ему подарок – счастье спасать людям жизнь.  И даже не заметил, что уже почти проиграл самую главную  битву в своей жизни.

- Я ничего не хочу ему делать, – спокойно ответил ей  Олег.

 

…

 

Он возвращается из воспоминаний, а Хранитель смотрит на него, и в его взгляде вопрос.

- Скажи, если бы тогда в твоей власти было отдать другому, совершенно  незнакомому тебе человеку, свою болезнь…

- Я бы тоже проиграл самую главную битву, - даже не дослушав, отвечает Олег. – И еще я понял то, что сложнее и важнее всего в жизни победить самого себя. Вот живешь и гордишься тем, что не совершаешь мерзких поступков: не предаешь друга, делишься с ним последним куском, готов отдать жизнь за близких. А попробуй совершить поступок там, где думаешь, что это легко и просто в силу того, что не так значимо. Откажись от сигареты, лишней рюмки. Помоги переходящей дорогу старушке, испытав при этом сострадание к ее немощи. Когда толкнут в транспорте – пожелай в ответ здоровья. Почувствуй, как безгранично жаль самого последнего преступника. Ведь не надо сильно стараться, чтобы испытать жалость к калеке и сироте, потерявшим ноги, или родителей. Это чувство лежит на поверхности. И как глубоко в сознании спрятано понимание того, что самый несчастный калека и самый горький сирота -  человек, потерявший свою душу. Это так просто и это так трудно… Только это – очень простые мысли, а истины – это что-то совсем другое.

«Истины - это есть очень простые мысли, – улыбается Хранитель, -  простые, правильные мысли.

Например, преступник. То справедливое наказание, которое он получит при жизни, ничтожно по сравнению с тем, что ждет его после, если, конечно, он не сумеет искренне во всем раскаяться, и, что еще важнее, искупить свои грехи. Так и народ войны. Пока он обречен. Вождь объяснил, что они так созданы. На самом деле, это Зло давно проникло в их сознание и борется за их души. Но пришел к ним Дебер и посеял первое зерно истины, за ним придет другой, третий. Зерен станет больше, и когда-нибудь они прорастут любовью. Всегда остается надежда на то, что хотя бы потомки могут быть  спасены.

Вот тебе эти два года открыли то, на что у других порой уходит целая жизнь, а бывает, что и жизнь многих поколений.

 Или случай с врачом. Ты простил того, кто твоего прощения не желал. Более того - даже не понимал, как нуждается он в этом прощении. Ты простил, потому, что понял: он, здоровый и успешный, несчастнее тебя. Но, что гораздо страшнее, он даже не догадывается об этом.

 А друзья… Чувства к человеку могут быть разными, а оценка только одна: КТО - друг, ДЛЯ ЧЕГО - для жизни, КАК - на пределе. Я правильно прочитал твои мысли с точки зрения базовых вопросов»?

- Да, я тогда подумал, что тысячи людей проходят мимо и не знают, что я есть. А мы знаем, что мы есть, и мы друг другу нужны, и можем помочь, когда трудно. И лишь в конце жизнь ответит на вопрос «кто лучше» (правда, я тогда не подумал, что уже могу у нее об этом спрашивать – улыбается Олег). Только кому и зачем этот ответ тогда будет нужен? И верьте мне люди – ни-ко-му! Так хоть на этот анализ не тратьте силы и драгоценное время, пока вы живете.

- А ты говоришь: «Просто терпел боль». Я уже не буду рассказывать, сколько улыбок ты успел подарить на прощание.

- Ну, мой позитив, – смеется Олег, - явление вообще малоизученное и, вследствие этого, труднообъяснимое.

- Нет, дружочек, это ты девушке рассказал бы, что было легко и просто. А я  все время стоял рядом, чувствовал вместе с тобой, страдал вместе с тобой,  и ничего не мог изменить.  Почти ничего… Нет, все не так  просто было в той твоей жизни.

И Хранитель поведал Олегу, что очень редко во вселенной рождаются Солнечные.  Они обладают множеством талантов, а точнее сказать, способностей.

- Ты пока даже представить себе не можешь, какие у тебя есть возможности. Но, поверь, было бы неправильно рассказывать тебе о них сейчас, ибо полезнее, что бы они проявлялись постепенно. Просто не удивляйся, если в нужный момент под силу окажется невероятное. И еще – со временем ты научишься принимать единственно правильные решения. Это тоже свойство Солнечных -  абсолютная мудрость. И она  тоже проявится  не сразу – нужно извлечь ее из своей сущности, взрастить и укрепить, а не горячиться, как сегодня, когда ты пытался вмешаться в ход истории на одной из планет. И постепенно тебе откроются тайны мироздания. Сколько интереснейших вопросов ты еще задашь и себе и мне  и  кому-то другому. И какие удивительные ты найдешь на них ответы…

Хранитель произносит последнюю фразу нараспев, будто в предвкушении чего-то замечательного. Олегу даже кажется, что мечтательно. «Наверное, только показалось, - думает он. Как-то трудно соединяется  его мужественный образ и  романтические нотки в голосе».

Такую внешность, как у Хранителя, он никогда не встречал в прежней жизни. Может быть, только однажды  видел воплощение смелой мысли художника где-то в иллюстрации к произведению в стиле «Фэнтези». Но сейчас он никак не может вспомнить, в какой именно книге это было. А с другой стороны - его глаза. В их синеве живет столько доброты, сколько воды не имеет ни одно синее море ». Олег бы и еще рассуждал, но Хранитель прерывает свое молчание:

- Но и это не главное, - продолжает он. - Самый большой твой дар – это огромная светлая энергия, заключенная в твоей душе, твоя необычайная способность накапливать ее и передавать другим. За это сокровище тысячелетиями сражаются Добро и Зло на разных планетах. Для получения такого источника силы мы высеваем зерна Солнечных на несчетном количестве обитаемых планет, но ты только двадцать второй.

-  Нас так много?

- Вас так мало! По разным причинам «всходы» гибнут или вырастают непригодными для нужной цели. Зло непрестанно охотится на вас с помощью своих помощников. Тебя они тоже нашли. Мы всегда проверяем Солнечных испытаниями еще в той жизни, но никогда не применяем таких жестоких методов. Это Оно хотело если не погубить тебя, как человека, то, уж точно, погубить твою солнечность. Дело в том, что ты должен был прожить там не меньше тридцати трех лет – минимальный срок для становления духа на этой планете.

- Да я бы и больше не отказался, - улыбается Олег. - Хотя бы даже ради семьи.  Тем более, что я тогда вообще не сильно огорчался, что живу – даже перспективы приличные рисовались. А, кстати, я, что недоношенным сюда родился? – вдруг все так же шутливо озаботился Олег.

 - Получается, что недоношенным, но… на редкость жизнеспособным. А прежде чем ты начнешь задавать другие вопросы, я  отвечу тебе на твои размышления по поводу моей внешности (Олег почувствовал, что если бы мог, наверное, покраснел бы в эту минуту). Точнее по поводу того образа, который ты где-то, когда-то вроде бы встречал. Ну да, случилось как-то раз, захотелось мне увидеть свой портрет - подкинул кое-кому идею…

«Нет, все-таки он романтик», - определяется, наконец, Олег, а Хранитель снова улыбается.

- У меня еще есть пара вопросов, - спохватившись, Олег возвращается к теме разговора. - Если так значительны были мои способности, почему я ни в чем себя не проявил? Я ведь на самом деле очень мучился от того, что испытывал потребность в самореализации, и то, что этого не происходило, угнетало меня, злило, доводило порой до отчаяния. Еще в школе сложились строчки:

Жизни путь своею думой озаряет человек,

Но во тьме безвыходно блуждает.

В мраке ему двигаться вовек –

Слишком скудно в человеке дух сияет.

Я тогда записывал в блокнот отрывки философских стихотворений Фирдоуси, Омара Хаяма, Мандельштама. Корявое это четверостишие в подражание великим абсолютно передавало мои внутренние ощущения. Во мне жило двойственное чувство безысходности жизни и ее бесконечности.

- Я помню, как ты пошутил, когда узнал о своей болезни: «Раньше я думал, что буду жить вечно, а теперь как-то засомневался».  Но ты проявил в своей жизни главное - способность любить, обретать друзей, причем из числа достойных. Жизнь потом обязательно это подтвердит.

Душевные  же терзания твои – плата за твою сохранность. Мы спрятали под оболочку ординарности и лени твои необычные способности, послали болезни, которые, правда, не сильно тебя беспокоили, но помогали  нам скрыть твою необычную природу.  Мы многое что сделали еще. И каким образом Зло сумело до тебя добраться, не понятно до сих пор.

А твоя тяжелая болезнь и невыносимые страдания близких – это его методы борьбы. Мы смогли отвоевать для тебя у Зла только два года. Ты думаешь, просто так с тех пор, как ты родился, все время рядом с вашей семьей была удивительная женщина и прекрасный врач? Именно усилиями ее светлой души были подарены тебе эти годы. А ведь рядом мог оказаться совершенно другой человек, но оказалась-то именно она! Нет, не все так просто было в твоей прежней жизни,  – еще раз повторяет Хранитель.

-  Скажи, - вспоминает про свой очередной вопрос Олег, - все воины защищены от земных страданий, тогда почему мои чувства и ощущения остаются такими же, как и прежде?

-  Когда Солнечные накапливают силу, им возвращается многое земное. С тобой, правда, получилось несколько иначе. Помнишь, как во время нашего первого полета ты почувствовал сильную связь с прошлым? Это враг, в тайне от меня, снова попытался завладеть твоей душой. Зло все время совершенствует свои методы и появляется там, где мы его не ожидаем. Но ты справился сам, и было решено постепенно снимать с тебя защиту гораздо раньше положенного срока в надежде на то, что так ты быстрее научишься управлять своими чувствами, силой, разумом. Тебя высоко оценили и ты многое должен суметь. Ты заметил, что теперь чувства все больше несут в себе информацию, как будто они ориентируют. Это скорее уже не чувства, а ощущения – твои верные помощники. И я очень надеюсь, что когда-нибудь, благодаря им, мы вместе с тобой разгадаем и сложные головоломки, и страшные тайны.

- На самом деле чувства бываю очень сильными, - не сразу соглашается с Хранителем Олег, - но… почему-то я уверен, что справлюсь.

- Потому, что у тебя это уже получается.  Но ты ведь еще о чем-то хотел меня спросить.

-  Я могу узнать о тех родных, что уже пребывают здесь, и, о тех, кто еще остаются там, на Земле?

- Здесь твои встречи еще впереди, а на малой, как ты говоришь, Родине все по-прежнему. Только первые сорок дней для вас прошли одинаково, а дальше их время для тебя почти остановилось.

- Как же так, мы развиваем здесь такие огромными скорости, что по всем физическим законам я уже боюсь, что могу кого-нибудь из друзей встретить на Кри.

- Это по законам жизни людей на планетах, а по законам жизни «вообще» все  совершенно иначе. Представляешь, что когда-нибудь ты сам сможешь управлять временем в определенных его рамках и в отдельно взятом месте. А сейчас я открою тебе неожиданное. Помнишь наш разговор о вечности. Знаешь, почему нет ответа? Потому, что ее нет - вечности. Все имеет конец: и пространство и время, Только к этому концу можно идти беспредельно долго, а можно оказаться там уже сейчас, если нарушить Великий Порядок Мироздания. Мы с вами исполняем здесь высочайшее предназначение – охраняем Конец Времен. Относительно же пространства все и проще и сложнее. Я не стану рассказывать тебе о его замкнутости, многомерности, перевернутости – это не так важно для тебя сейчас.  Просто знай, что оно тоже конечно в своей бесконечности.

- Я не могу это представить – задумчиво отвечает Олег.

- То есть, ты хочешь сказать, что просто бесконечность тебе представить гораздо легче?

- Это мне тоже не по силам.

- Тогда просто поверь тому, кто знает. 

- Значит, если люди, уходят из жизни на планетах ежесекундно, то из-за  несовпадения скорости времен сюда они попадают значительно реже. Поэтому за все время мы приняли только одного нового воина? – высказывает свое предположение Олег.

- Настоящие воины вообще рождаются крайне редко, правда, не до такой все-таки степени, как Солнечные.

- А куда приходят остальные люди?

- Кого-то забирает себе в помощники Зло.  Других встречаем мы.  Но есть и такие, которые уходят в ничто.

- За край бесконечности?

- Видишь, ты уже что-то начинаешь понимать.

- Но, если они туда уходят, значит там, за краем, все-таки, что-то есть?

- Конечно, есть, я же сказал: «Ничто».

- А это правда, что они там получают наказание болью?

- Смотря, что ты вкладываешь в это понятие. Задавая свой вопрос, ты, наверное, все измерял по шкале физической боли. Но человек – это душа, помещенная в тело. Муки тела остались в той жизни. Здесь живут только страдания на нефизическом уровне. Ты можешь себе представить, например, такую степень одиночества, которая заставляет человека свести счеты с жизнью, в попытке найти избавление от невыносимых мук? А если это чувство усилено многократно? Ты все понял, и я не стану приводить другие примеры. Боюсь только, может случиться так, что когда-нибудь ты скажешь мне: « Я даже знаю, как невыносимо бывает счастье». Ведь эти  знания можно получить, не покидая пределов вселенной, так сказать, не уходя за край бесконечности.

Олег не сильно заморачивается последними словами - зачем? Будет проблема – будет и ее осмысление. Тем более, что сказано это было в форме опасений и предположений… Его уже гораздо больше интересует следующий вопрос.

- А если все-таки наступит Конец Времен?

- Думать о нем – значит готовиться к нему, а, значит, часть силы отвлекать  от задачи Сохранения. А это пока единственная поставленная перед нами задача. Ибо всегда бесценно время вечности, существующей именно в данный момент. Оно, время,  так же драгоценно, как вода в пустыне, потому что оно поддерживает жизнь, сберегая информационный поток пространства.

 …Что ж, я уже достаточно сказал, чтобы в ближайшее время тебе не было скучно в твоих размышлениях, тем более, что меня давно уже ждут.  А тебе пора испить от источника. Кстати, я хотел успокоить твою тревогу. Летай  на Кри без опасений. Когда Хранитель что-нибудь решит, он тебе обязательно скажет.

И Олег, в который раз, поражается его способности все слышать, обо всем думать и ни о чем не забывать. Он провожает взглядом огненную искру, уносящуюся в звездную бескрайность, и снова погружается в чудесную фиолетовость.

 

 

 

 

 

 

14.         Багряный океан

 

 

 

     Могучий океан стонет под мощными натисками стихии. Ураганный ветер безжалостно швыряет гигантские багряные волны. Они с ревом налетают на невысокие прибрежные скалы и, разбиваясь, поднимают вверх огромные столбы водяной пыли. Черные тучи прогибаются под тяжестью скопившейся в них влаги, и она мощными потоками изливается в бурлящее тело океана. Небо непрестанно рассекают чудовищные  молнии, и все это страшное огненное буйство завершается продолжительными громовыми раскатами. Далекие горизонты охвачены пылающими зарницами. Это они окрашивает багряным и волны, и  скалы, и две одиноко стоящие фигуры на самом краю обрыва.

Но ни один мускул могучих тел не вздрагивает при шквальных порывах ветра. Ледяные брызги доставляют им только огромное удовольствие. Развивающиеся пряди волос одного переплетают белое с красным. Голова же другого укрыта  глубоким серебрящимся капюшоном.

 - Как прекрасна эта новая планета, - удовлетворенно произносит последний, и голос его легко заглушает рев океана, – как много здесь воды и какие удобные ландшафты на суше. Стихия скоро успокоится, и Он сказал, что здесь будет жизнь. Зло еще не знает об этом, и мы берем планету под свою защиту. Мы можем даже свободно разговаривать здесь с тобой, ничего пока не опасаясь. Этой планете дано красивое имя - Лавдия.

- Да, не зря мы прибыли сюда из далеких галактик, - голос Хранителя тише, но и его мощи достаточно, чтобы перестал быть слышен шум волн, – это действительно чудесная планета из числа зеленых. Когда тучи освободят небо, светило окрасит ее атмосферу своим удивительным светом, от чего из космоса она будет казаться совершенно зеленой. Здесь установится жаркий и влажный климат, бурная растительность заполнит сушу, появятся крупные животные и поселятся темнокожие люди. А мое воинство уже выставило над ней свои дозоры, Скажи, а каким путем пойдет здесь развитие цивилизаций?

- Принято решение, что бы самым кратчайшим, ибо все тревожнее в наших пределах. Из разных мест получены известия о том, что противник накопил громадную энергию, изобрел новые способы борьбы, готовит сильных помощников. Из сказанного следует только один вывод - Зло готовится к новой Вселенской битве.

- Разве мы слабее, или хуже подготовлены наши воины, или источники энергии потеряли свою силу? На что рассчитывают они, мечтая  о победе? Но даже если представить себе, что это произойдет, и нарушится главный закон Великого Порядка, разве не знают они, что в результате ждет их самих? Я снова и снова не понимаю, что происходит с темным разумом?

- Мы ищем ответы на эти вопросы. А пока главное для нас – это стать неизмеримо сильнее, чем мы есть сейчас, –  при этих словах одетый в серебристый плащ взмахивает рукой, как будто отмечая определенное место на небосводе. И тут же океан возле их ног останавливает течение своих волн, и его поверхность становится абсолютно спокойной. А в том месте, куда было указано, тучи мгновенно освобождают небо, и показавшееся светило окрашивает воду в яркий зеленый цвет.

Хранитель с восторгом наблюдает за происходящим:

-  Вера моя в нашу силу всегда непоколебима, но когда я вижу твою  мощь, гордость переполняет мою душу, Брат!

Рука опускается - тучи смыкают свои объятия, вновь ударяют бесчисленные молнии, и океан превращается в  бушующее поле битвы.

- Жаль, что ты так редко называешь меня братом, - произносит одетый в серебряное.

- Уважение к тебе не позволяют мне делать это.

- Напрасно, от этого становится хорошо. Мы так редко позволяем себе удовольствие испытывать простое человеческое счастье…  А вот твой любимый птенец, как мне показалось, не всегда относится к тебе с должным почтением.

- Ты ошибаешься в этом, - голос Хранителя становится тверже. -  Если будет у тебя время заглянуть в его душу, то ты найдешь там огромную ко мне любовь. А его легкие шалости меня только забавят. Ты прав, мы так окостенели в наших глобальных проблемах, что понемногу теряем  ту часть человеческого, которая обязательно должна быть в нашей сущности. Ведь одной из причин того, что воинства утрачивают скорость накопления энергии, является именно их окостенение. А птенец уже справился со своей первой задачей. То воинство голубых планет, которое его приняло, теперь уже гораздо быстрее восстанавливает свои силы. Он пробудил в них желание наслаждаться человеческими радостями, и, как мы рассчитывали, в результате запустились механизмы, ускоряющие процессы накопления энергии. Очевидно, что душа никогда не должна до конца отрываться от своей земной природы, во всяком случае, в области чувств.

- Может быть, и нам с тобой  выйти в чисто поле, а точнее, в свободный космос, да как раскидать по просторам вселенной сотню-другую вражеских полчищ? Тем более что и усилий больших прикладывать не придется, – в голосе серебряного на мгновение слышится легкая ирония, но он тут же опять становится серьезным. – Жаль, только, что мы не можем позволить себе такие удовольствия. На самом деле ты подтвердил и мои выводы. Я тоже доволен твоим подопечным и чувствую, что скоро он научится принимать единственно верные решения и сможет перейти к самостоятельным действиям. А еще подумай вот над чем: не стоит ли нам попробовать снять защиту с кого-нибудь из наиболее опытных и сильных воинов? Такого еще никогда не было, но, кто знает, может быть, в случае успеха, мы получим еще один дополнительный механизм умножения наших сил.

- Это слишком рискованный шаг, - не сразу соглашается Хранитель. -  Я должен очень хорошо над этим подумать…

 

 

 

 

 

 

15.         Созвездие Дэо

 

 

Приказ Хранителя о том, что нужно срочно лететь по направлению к созвездию Дэо застает их на планете Монтэгэро, которую воины называют планетой золотых вулканов.

 Названием этим ее наградили за то, что вулканов на ней  превеликое множество. Блестящая лава, застывшая по склонам гор, как, впрочем, и по всей остальной поверхности планеты, вобрала в себя все оттенки желтого: от светлого, почти жемчужного, до густого оранжевого. И все это великолепие вокруг ярко блестит и переливается в лучах гигантского светила днем, и лишь немного меркнет, освещаемое двумя небольшими его спутниками ночью. Вулканы непрерывно выбрасывают в воздух такой же сверкающий  золотистый пепел. И только красная лава, пока не остынет, течет из кратеров, как печальные алые слезы. Такой удивительно праздничной красоты Олег не видел, пожалуй, ни на одной другой планете.

Впрочем, отдых здесь проходит довольно спокойно, без шума и суеты, все больше в приятных душевных беседах, прерываемых иногда дружным певучим многоголосьем. Вокруг Олега и Сигурда образовался небольшой круг воинов. Среди них, конечно, Тецуо и Курочка, который теперь очень гордится своим новым именем и просит всех называть его только так. Как-то быстро к ним влился и Дебер. У него действительно оказался удивительный дар красноречия, и этот его талант постоянно приводит Тецуо в неописуемый восторг.

- Семья, как комната, в которой каждый есть светильник, – рассуждает Дебер. - И от того, как освещают светильники общее пространство, зависит, какая она – семья. Светильники могут тускло мерцать, гаснуть, погружая существование во мрак, делая жизнь пустой, скучной, и даже  невыносимой. Кто-то один может освещать всех своим теплом и разумом. Но бывает, что все сияют изумительным добрым и мудрым светом, многократно усиливая свечение друг друга. И тогда это такая сила! Жизнь их интересна, правильна и полезна еще и потому, что света этого хватает и для  многих других людей. 

- Если бы рождаясь, мы имели хоть какую-то возможность решать, каким нам потом придется гореть светом…, – с некоторой грустью восклицает Коко.

- Эта возможность все равно появляется у нас, только позже, когда мы взрослеем, и уже в нашей власти проживать жизнь так, чтобы добрый свет разгорался все сильнее и ярче, - убежденно стоит на своем Дебер.

- Если есть источник, от которого можно взять хотя бы искру..., -  голос Сигурад непривычно тих, и у Олега сжимается сердце от той тоски, которая чуть слышно пробивается сквозь каменный панцирь воли друга.

- В жизни всегда есть рядом и герои и мудрецы, - горячится Тецуо, – они и есть источники.

- Там и еще много, чего есть, поэтому я все-таки больше согласен с Сигурдом, - и Олег крепко обнимает старшего брата, – не все так просто в той нашей жизни, – повторяет он запавшие в душу слова.

Спор обещает быть жарким. Уже давно Олег замечает, что воины  проявляют несвойственные им раньше яркие эмоции. Он только было хочет высказать еще и другие свои мысли по этому поводу, но именно в этот момент и поступает приказ  срочно лететь к созвездию Дэо.

- Если нужно прибыть так срочно, то почему нельзя воспользоваться каналами связи? – озабоченно спрашивает Коко.

- Хранитель не указал точное место. Воинства  нескольких планет летят туда одновременно с нами, - поясняет Сигурд. – Наверное, будет серьезная битва. Только не люблю я это место: в этом созвездии чернота очень большая, и часто происходит что-то непонятное.

- Там действительно находится огромная черная дыра, а так же необычайно сильны проявления различного рода нестандартных явлений, - слова эти произносит Звездочет. Олег очень любит говорить с ним и знает, что в прошлой жизни он имел какое-то другое имя, но он никогда его не произносит, и с самого воссоединения называет себя только так. Был он астрономом и философом, и много знал, и много о чем поведал миру, но что-то очень сильно он там с этим миром не поделил.

 – Так вот, - продолжает Звездочет, - там есть пустоты времени и выпуклости пространства. Я не знаю их природы, и думаю, что с точки зрения человеческого бытия они практически необъяснимы.

Воины  летят очень быстро и уже давно вторглись в пределы галактики, на далекой периферии которой находится Дэо. Но очевидно, что потребуется еще какое-то время, для того, чтобы достигнуть цели, и тут Олег неожиданно чувствует тот самый запах, который он теперь воспринимает, как предупреждение. «Странно, что я его уже ощущаю, - думает он. – Наверное, нужно научиться понимать, за какое время, или на каком расстоянии до встречи с врагом приходит это ощущение. И еще стоит понаблюдать за тем, как это чувство будет нарастать. Раньше оно возникало только тогда, когда Зло было уже совсем рядом. Возможно, что эта моя способность имеет свойство развиваться»…

В этот самый миг неожиданно звучит команда Хранителя: «К бою». И одновременно прямо пред ними из ниоткуда («как из-за выпуклости пространства» - проносится в голове у Олега) возникает огромный, отливающий темно зеленым, диск. Становится понятно, что другие воинства будут в этом месте несколько позже, и им одним придется принимать сейчас этот бой.  Диск, ориентированный сначала горизонтально к линии движения, резко останавливается, встает на ребро и начинает вращение, которое  постоянно усиливается, до тех пор, пока не достигает скорости, при которой он зрительно превращается в сферу. Воинство тоже останавливает свой полет, и они оказываются друг от друга на довольно близком расстоянии.

Олегу совершенно понятно, что даже Хранитель не ожидал такой внезапной встречи, и совершенно не понятно, какие действия начнет предпринимать сейчас враг.

В это же мгновение поступает новая команда. Точнее сказать, Олег понимает, что она поступила, только по действиям воинов, самой же команды он не услышал, как будто для него она была наглухо закрыта. В один миг воины выстраиваются в «стену». Каждый из них отлично знает свое место в ее «кладке». Место Олега всегда между Сигурдом и Тецуо. Но когда он понимает, что происходит, все уже плотно прижаты друг к другу, не оставив для него свободного пространства.

- Находись сзади них, – слышит он голос Хранителя.

- Что нужно делать? – спрашивает его Олег, но в ответ только тихая музыка далеких звезд и совсем близкий нарастающий гул вращающегося диска.

Все снова резко меняется. От шара с бешеной скоростью отделяются и несутся в сторону воинства темные с отливом в зеленый конусы острыми вершинами вперед. Их несметное количество. Они вонзаются в бордовую энергию стены и бесследно в ней исчезают. Постепенно цвет стены начинает меняться, неумолимо превращаясь в фиолетовый, и Олег понимает, что воины очень быстро теряют свою энергию. А число летящих конусов никак не уменьшается. И тут Олег замечает, что сначала в одном, потом в другом, третьем местах в стене появляются просветы. Просветов этих становится все больше, и вот уже отдельные конусы пронизывают стену насквозь.

 Олег начинает метаться от одного просвета к другому, пытаясь своей энергией заполнять образующиеся бреши. Вражеские снаряды  не причиняют ему особого вреда, и он без лишних усилий схлопывает их внутри себя, как будто маленькие воздушные шарики. Вред и колоссальный они причиняют его братьям. Стена уже сплошь изрешечена и напоминает Олегу марлевую занавеску. Ему даже начинает казаться, что она плавно колышется в черном тревожном пространстве.

- Они выжигают их энергию, - голос Хранителя спокоен, но Олег какой-то чуткой струной своей души улавливает скрытые в нем тревожные ноты.

- Что нужно делать? – повторяет он свой вопрос.

- Ждать! Такого не было никогда. Сюда уже подлетают другие воины, но я не знаю, сколько смогут продержаться твои.

- Я могу отдать им всю свою энергию!

- Нет.

И Олег непрерывно продолжает ловить своим телом страшные зеленые пирамиды. И вдруг… Ну, наконец-то! Их как-то резко становится меньше и, почти сразу же  они пропадают совсем. Диск останавливает свое вращение, принимает горизонтальное положение и улетает.

Олег, увлекшись погоней за пирамидами, на какое-то время перестал обращать внимание на стену и теперь, увидев ее, ужасается. Тоненькая-тоненькая, зыбким прозрачным кружевом она безвольно висит в  напряженной пустоте космоса.

- Сигугд…, – робко зовет друга Олег – Сигурд! – кричит он  уже отчаянно.

- Они не слышат тебя, - голос Хранителя глух и печален.

- Они погибли? –  и Олег не узнает свой собственный голос.

- Нет, но у них перебиты каналы связи и почти не осталось силы. Попробуй собрать их энергию. Я уже подлетаю.

Олег осторожно, будто опасаясь порвать тончайшую ткань, сматывает  необычный клубок - энергию своих братьев. И вот она уже вся густо фиолетовым шаром лежит в его огненных ладонях. Больше всего ему хочется сейчас завыть на всю вселенную, но он приказывает себе, и чувства гасит трезвый холодный рассудок, готовый принимать собственные решения, или выполнить любой приказ Хранителя.

И тут до Олега доносится его отчаянный возглас: «Улетай  оттуда немедленно!»

 

 

 

 

 

 

16.          В морской бездне

 

 

                      - Улетай, как можно быстрее и постарайся сохранить их энергию!

Олег видит, как с той стороны, куда только что удалился диск, прямо на него стремительно надвигается черное безмолвное облако. Нет привычных вспышек и скрежета, но непостижимым образом оказывается ужасной именно эта чудовищная мертвая тишина.

Он чувствует, что и Хранитель, и другие воины, уже совсем близко, но понимает, что времени их дожидаться у него  уже не осталось.

Почему-то ему голову приходит неожиданная мысль: «Если пуля летит быстро, то нужно принять ее форму». Олег тут же меняется и, поместив в самую сердцевину свое новое фиолетовое сердце, устремляется в противоположном от тучи направлении.

 Какое-то новое, незнакомое, еще только зарождающееся внутри него чувство настойчиво подсказывает ему, что нужно срочно оборвать связь с Хранителем. Как это делается, он не знает и поэтому решает применить «первый закон Сигурда», как он иногда в шутку называет его выражение «просто решишь - и сделаешь». Олег представляет себе эту связь и, мысленно оторвав ее от себя, отбрасывает невидимый канал далеко в сторону. Ему даже кажется, что он видит ее сиротливый конец, оставшийся уже где-то очень далеко позади. Только вот наполненное мертвой пустотой облако никак не хочет оставаться там же. Оно упорно движется за ним, и разрыв между ними увеличился слишком медленно.

 Олег понимает, что один он мог бы лететь значительно быстрее, что энергия воинов, когда она не работает сама, сродни тяжелому грузу и сильно замедляет его полет. Но важным для него является именно этот «груз».

«Сейчас бы воспользоваться каналом связи и оказаться рядом с Хранителем»…, - мечтает он. Но каналы в космосе связывают конкретные объекты, а не болтаются просто так в пустоте. 

Неожиданно рядом с первым возникает второе такое же облако. Через мгновение они сливаются воедино, но размеры первого при этом не увеличиваются, зато существенно прибавляется его скорость. И тут Олегу приходит в голову еще одна мысль: «А что, если попробовать использовать энергию арфы. Случай-то, что ни на есть, самый крайний». Он старательно настраивается на нее, пытаясь отыскать ее мелодию в общем звучании вселенной. Делать это крайне трудно, так как приходится все время  отвлекаться, наблюдая за противником.

Но вот, наконец-то, слышатся отдельные знакомые ноты, а вскоре уже начинает звучать и сама музыка, рождаемая энергией арфы. Он мысленно хватается за нее, и она, свившись в тонкий сверкающий канат, мощным буксиром несет его через пространство. Расстояние между Олегом и противником теперь становится достаточно большим, для того, чтобы опуститься на одну из планет и по каналу связи встретиться с Хранителем с ним где-нибудь очень далеко отсюда.

Но то, что происходит дальше, оказывается совсем уже некстати. «Они, что охоту на меня устроили что ли?» – с досадой думает Олег.

Слева и справа наперерез ему двигаются еще два таких же враждебных облака. Что делать в подобной ситуации ему совершенно непонятно. Сзади и спереди враг, а вокруг пустота. Правда, совсем недалеко горит звезда, которая, как он  теперь знает, имеет несколько спутников. И Олег принимает решение. Правильным оно окажется или нет – расскажет будущее. Настоящее же кричит о том, что решение это единственное.

Резко изменив траекторию полета, он устремляется в сторону звезды. Энергии пока хватает на то, чтобы развивать скорость, сильно опережающую движение туч, во всяком случае, до тех пор, пока они не объединят свои усилия. На какое-то время он выпадает из их поля зрения. Он даже успевает подумать о том, что его форма никаким образом не влияет на скорость его перемещения – абсолютно очевидно, что здесь работают совершенно иные, возможно даже нефизические законы.

Миновав звезду, Олег выбирает второй по счету ее спутник. Делает он это потому, что там находится большое количество морей и океанов. Все тоже чувство внутри него, которое он теперь определяет для себя, как интуицию, подсказывает ему, что нужно опуститься очень глубоко под воду, потому что ее толща, возможно, скроет его местонахождение. Что будет дальше? Об этом он будет думать тогда, когда решит только что поставленную перед собой задачу.

И тут он понимает, что на пути к осуществлению разработанного плана возникает непреодолимое препятствие – планета населена людьми. Искать другую подходящую планету – терять время, а значит давать противнику реальную возможность себя обнаружить. Олег хорошо помнит, что посещать населенные планеты можно: во-первых, небольшим числом, но куда уж меньше, все израненное воинство даже за одного целого воина посчитать трудно;  во-вторых, при особых обстоятельствах – интересно, а какое другое определение можно подобрать к данной ситуации? Слабое звено в цепи его рассуждений – это получение особого разрешения.  Но, как его получишь, если связи оборваны?  И, тем не менее, его уверенность в том, что оборвал он их правильно, остается непоколебимой, потому что между этим его решением и самим действием был очень малый промежуток времени, но все-таки достаточный для того, что бы Хранитель смог запретить ему это делать. Но он промолчал, а значит, одобрил. И поскольку получить разрешение не представляется возможным, то, значит, третий пункт временно не работает.

Неожиданно в памяти всплывает ее название – Соида. Олег знает, что она большая, с хорошо развитой цивилизацией. Плохо, что она незащищенная. И если он не ошибается, и в космосе охотились действительно на него, то со временем его обязательно начнут искать и здесь, а значит погрузиться в океан нужно как можно быстрее, и постараться сделать это так, чтобы не привлечь к себе ничье внимание.

Не имея возможности выбирать место, он просто полагается на удачу.

«Ну, хоть теперь пришло  везение» - думает Олег, после того, как ни один летающий объект не встречается на его пути. Побережье в том месте, к которому он стремительно приближается, тоже оказывается пустынным. Он уже давно снижает скорость движения и у самой водной глади почти останавливается, поэтому, когда он погружается в океанскую пучину, поднявшийся фонтан водной пыли совсем незначителен. Дальше везение опять не оставляет его, находясь практически на расстоянии вытянутой руки.

 Прибрежный шельф рассекают уходящие вглубь океана длинные  изломанные каньоны. Олег выбирает самый глубокий и опускается на его дно. Бездна послушно принимает его в свое черное лоно. Ни один луч света не пробивается через гигантскую толщу воды. У самого дна в стене обнаружился приличный по размерам грот. Для надежности Олег забирается туда и, чтобы уже окончательно стать незаметным, гасит свое энергетическое состояние, принимая человеческий облик. И только внутри у него пылает большое фиолетовое сердце. Ни вода, ни отсутствие кислорода никак не мешают здесь его пребыванию. «Как будто я рыба» - думает он.

«Теперь можно трезво  оценить обстановку, - возбуждение понемногу спадает, и Олег уже способен рассуждать спокойно, – моя основная задача – поддерживать энергию воинов. С этим проблем нет, чувствую, что моей собственной для этих целей хватит с избытком. Но если передавать ее в больших количествах, для того чтобы воины начли набирать свою силу, то неизвестно, как это сможет отразиться на жизненных процессах, происходящих на Соиде, да и не ясно хватит ли ее для завершения процесса. Тем более, нельзя подпитываться энергией этой планеты.

 Хорошо было бы еще узнать, что сейчас происходит в космосе.  Возможно, что воинства уже разогнали все темные тучи. А если еще нет? И они по-прежнему контролируют пространство вокруг звезды? И если они действительно не заметили, на какой из спутников я опустился, то они могут искать меня на всех».

 Мысленно он тут же представляет себе фантастический сюжет: Зло мечется по необитаемым планетам, перепахивая гигантскими плугами их поверхности, сметая на своем пути все преграды, заглядывая в горные пещеры и кратеры вулканов. А за всем этим, охраняя пространство звездной системы, из космоса наблюдают застывшие черные тучи. Здесь же, на населенной планете Зло действует более изощренными методами. Через своих помощников оно находит астронома, который единственный успел заметить в этой части океана странный метеорит. Его падение сопровождалось не совсем обычными явлениями: оно не принесло на планету никаких стихийных бедствий и разрушений, напротив, все прошло очень тихо и спокойно, почти незаметно. А накопленная этим метеоритом гигантская энергия вообще неизвестно куда делась. На основании этой информации темный разум делает однозначный вывод - метеорит и есть ни что иное, как тот беглец, на которого объявлена космическая охота. И вот уже начинаются активные  поиски в океанских глубинах.

«Сюжет, конечно, сказочный, но и жизнь у меня теперь не совсем реальная, а, точнее даже сказать, реальность у меня теперь совершенно фантастическая, - подводит Олег некоторый итог происходящему. Дальнейшие его рассуждения выглядят следующим образом. – Прятаться и совсем ничего не предпринимать – тоже не выход. Если Хранитель действительно одобрил разрыв связи, значит, он знал, что по ней меня можно обнаружить, а это значит, что пока я не разузнаю обстановку, восстанавливать ее ни в коем случае нельзя, тем более, что он и сам этого не делает. А может быть теперь я и для него стал недоступен? – эта догадка не добавляет Олегу особого оптимизма, зато позволяет сделать очередной вывод. – Возможно, что только я сам должен найти выход из сложившейся ситуации! Нащупать на такой глубине канал связи для того, чтобы мгновенно переместиться куда-нибудь подальше отсюда, невозможно, а подняться на поверхность – рисковать собой, воинством, а может и жизнью на планете…  Думай, Олег, думай!».

Из грота хорошо видно, как абсолютный мрак бездны иногда освещается тихим приглушенным светом. Это причудливые глубоководные монстры медленно проплывают мимо. Они плавно шевелят многочисленными плавниками, странными отростками и прочими на первый взгляд совершенно бесполезными приспособлениями, вращают ничего не видящими уродливыми глазами, но при этом приносят слабое, и очень приятное свечение: белое, неоново голубое, светло зеленое, нежно-фиолетовое. Это конечно совсем не звездное небо, но очень отдаленное сходство найти все-таки можно.

Постепенно Олег определяет их в однородные группы и присваивает каждой ее собственное имя. И когда какая-нибудь рыба проплывает мимо, то он вежливо обращается к ней с разнообразными любезностями: «Добрый день (или добрый вечер) уважаемая госпожа Миссельпумпер (или господин Куппердроппер), как Ваше здоровье, как поживают детки, хорошо ли кушали сегодня»? Эта болтовня немного забавляет, но важные молчаливые рыбы, видимо не считая нужным отвечать на его вопросы, медленно удаляются восвояси.

Также медленно двигаются мысли в его голове, напрочь отказываясь рождать хоть что-нибудь толковое. И еще медленнее тянется мучительная неизвестность.

 Но вдруг одна мысль живенькой такой рыбешкой настойчиво царапнула его острыми плавничками:

- А что если настроиться на энергию арфы? – «пропищала» она. - Не факт, но вдруг получится? Она не является твоей постоянной связью, и ее никто не знает. Она, конечно и тонкая и нежная, но, как оказалось, необычайно сильная. И есть надежда на то, что Хранитель слышал ее тогда вместе с тобой и запомнил.

- Хранитель! Он всегда все помнит! – соглашается с предложением «рыбешки» Олег и развивает эту мысль дальше. – Только, если все получится, то настраиваться нужно очень короткими сообщениями, будто с помощью азбуки Морзе подавать мгновенные сигналы SOS. А Хранитель обязательно найдет правильное решение.

…Олегу кажется, что уже целую бесконечность сквозь гудящее безмолвие бездны он безнадежно пытается уловить звуки арфы, но даже на секунду не допускает мысль о том, что можно бросить это занятие. Главное, чтобы энергии хватало и на арфу и на воинов. Но ее пока не становится меньше. Он даже на мгновение прекращает поиск арфы, для того чтобы проверить, не отбирает ли он нечаянно у планеты ее энергию. Но нет.  Очевидно, он сам является постоянным источником своей силы. 

 « Бедный маленький лягушонок, расскажи, о чем ты думал, когда взбивал из сметаны масло? Ты ведь тоже очень надеялся выбраться, как я сейчас, - вспоминает Олег детскую сказку, – что ж, дружище, значит нужно барахтаться, тем более, что у тебя ведь все отлично получилось».

И вдруг он слышит очень слабый звук. «Услышал, или только показалось? Да нет же, вот другой, чуть сильнее -  третий.  Тише, арфа, не надо громче. Я услышал тебя. Теперь важно, что бы тебя услышал Хранитель». И они начинают переговариваться тихими короткими фразами: он посылает ей нежность свое души, а она возвращает ему короткие ответы в виде божественно красивых мелодий.

Занятие это оказывается убаюкивающим, и только большие светящиеся рыбы вносят некоторое разнообразие в его застывшее существование. А  еще иногда ему кажется, что он слышит, как печально вздыхают воины, но это он мог и придумать…

« Вон еще одна странная рыба, - думает он – похожая на…»

 

 

 

 

 

 

17.         Монтэгэро

 

 

- Хранитель! – неожиданно вскрикивает от радости Олег. Его лицо озаряет счастливая улыбка, и он начинает энергично размахивать руками.

По дну океанской впадины по направлению к нему стремительно движется тот, кого Олег сейчас хочет увидеть больше всего на свете. Белые волосы спускаются по спине, нарушая все мыслимые законы физики. Длинный белый плащ плавно скользит по грунту. Добрые синие глаза, наполненные теплотой, смотрят с огромной любовью.

А Хранитель думает о том, какой еще, в сущности,  мальчишка этот его любимый солнечный птенец. Cам же он уже давно разучился так ярко выражать свои эмоции. Однако когда он подходит к Олегу, то заключает его в свои крепкие объятия, и тот ощущает раскаленное и безумно приятное прикосновение.

- Что там, на свободе? - спрашивает Олег.

- Свобода! – улыбаясь, отвечает Хранитель, - Остальные вопросы потом.

Они входят в энергетическое состояние и поднимаются к поверхности воды. Но Олег еще успевает крикнуть: «Прощайте, рыбы! Мне будет вас очень не хватать, особенно Вас, мадемуазель Хоботсусик/ами».  Душу Хранителя снова заполняет веселая нежность: «Совсем мальчишка», -  и неожиданно для себя он озорно спрашивает:

– Она что, японка?

На что Олег, уловив шутливые ноты в его голосе, парирует:

-  Даже не знаю, что и ответить, уважаемый, – у нее все время были закрыты глаза.

Олег чувствует, что им обоим сейчас легко и радостно. А тот страшный вопрос, который постоянно его терзает, он прячет подальше, до той поры, когда в обсуждении его появится конкретный смысл. Он с самого детства приучил себя не терзаться проблемой, пока не появится возможность приложить усилия для ее разрешения. Это годами выработанное качество здорово помогало ему тогда сохранять хорошее настроение.

Рябь над их головой собирает солнечные лучи и вяжет из них затейливые узоры. Олег засматривается, а Хранителю совсем не хочется его торопить.

- Скажи, тебе там было очень скучно? –  спрашивает он.

Вопрос заставляет Олега ненадолго задуматься. С тех пор, как он находится в этом мире, он не только не испытывал скуки, он уже начал забывать, что было в его жизни когда-то такое понятие.

- Никогда не бывает скучно, когда у тебя есть дело. А у меня их было целых три, - хитро отвечает Олег.

- Ну, два я знаю: сохранять воинов и думать.  А третье?

- Наблюдать за рыбами. Это довольно пустое занятие, но они были единственными, кто приплывал ко мне в гости.

 

Олегу уже понятно, что они полетят обратно на золотую планету, и что для него это впервые произойдет по каналу связи.

- Ну, что ж, применяй свое любимое правило Сигурда, - обращается к нему Хранитель. - Кстати, а мои выражения ты тоже как-то классифицируешь?

- Пока не пробовал, но раз надо…, - улыбается Олег. – Пусть это будут постулаты. Например, третий постулат Хранителя гласит: «используй чувства, как предупреждение». Знаешь, я часто применял его в последнее время.

- Ты все очень правильно делал в последнее время. И решено, пусть будут постулаты, - соглашается Хранитель и берет Олега за руку.

Олег представляет себя на этой планете, потом на той, куда нужно будет переместиться, он даже видит этот длинный коридор, и …

- Приветствую вас, золотые горы Монтэгэро! – громко восклицает он, щурясь от обилия золотого блеска.

- Бывает, что на перемещение времени затрачивается несколько больше, просто эта планета находилась уж слишком близко от места нашего пребывания. Но, впечатляет, не правда ли?

- Теперь я понял, как осуществляется телепортация, - серьезно произносит Олег.

- И так, и по-другому…

И тут Олег понимает, что больше не может держать в себе мучительный вопрос.

- Скажи же мне, Хранитель…

Но нет нужды проговаривать этот вопрос до конца, Хранитель уже давно его ждет, и голос его становится печален:

«Они не погибли, ибо бессмертны их души. Просто иссякли их силы.  Энергию еще можно восполнить – ты это хорошо знаешь.  Но это если есть воля восполнять. У них выжгли волю.  Зло иногда применяет то, к чему мы не готовы. Больше это оружие не нанесет нам вреда – всегда страшен только первый удар. Потом мы вырабатываем защиту.

Мы тоже умеем умалять силу противника до состояния невозвратности. Но никогда не преследуется цель уничтожить его абсолютно. Во вселенной речь не идет о безраздельном господстве. Главное, соблюдать Великий Баланс. Жаль только, что темный разум иногда как будто забывает об этом.

То, что произошло с вами,  крайне редко, но случается. Это  исход воинства. Так называется необратимый переход из состояния воина в состояние постоянного покоя. Вы иногда находитесь в нем, когда принимаете обычные человеческие образы. Бывшим воинам дается право выбрать в наших пределах любое место, где обитают другие бессмертные души, и где их самих ждет умиротворенное бытие, душевный покой, исполнение уже иного вселенского предназначения. Существование их будет вполне гармонично.  И только некоторых из них бедет тревожить тихая не отпускающая тоска. Через столетия  к таким возвращается прежняя сила, и они вновь приходят в воинство.

А на место ушедших придут другие - Добро никогда не остается без своих защитников. Но каждый исход для нас – тяжелая потеря.  Они не просто воины, они – наши братья».

- Я не согласен! Нужно обязательно что-то предпринять! Я чувствую, что есть какой-то выход, только надо его найти! – бурная волна протеста захлестывает Олега.

- Я рад, что ты чувствуешь именно так, - прерывает его Хранитель, - Значит, я могу предложить тебе этот выход. Но предупреждаю, за всю нашу историю, такое мало кому было под силу. Я ничего не буду тебе рассказывать об этих героях, я только хочу предупредить: даже если ты согласишься, то это еще совсем не означает, что у тебя все получится.

- Я ни о чем не собираюсь расспрашивать, – уже спокойно и твердо отвечает Олег, – я просто собираюсь вернуть своих братьев. И у меня получится! А то, что это получилось у кого-то другого, только укрепляет мою веру.

- Я тоже верю в тебя, – также спокойно говорит Хранитель. – Я знал, что именно так ты решишь, поэтому мы и прилетели на Монтэнэгро. Эта планета хранит в себе редкую по силе энергию, так необходимую сейчас для возрождения воинов.

- Но здесь нет никакой особенной энергии, - удивленно возражает Олег, - мы отдыхали тут перед боем и ничего не ощущали. Да я и сейчас ничего  не чувствую.

Хранитель еле заметно улыбается:

«Эта планета – одно из первых творений. Подобных ей по не так уж много во вселенной. У них разное предназначение, но все они уникальны и обладают совершенно потрясающими возможностями. Энергия этой планеты не просто очень сильная, она обладает несколькими очень важными для мироздания свойствами. Ты соприкоснешься только с одним из них.

А почему вы ее не чувствуете? Лава, вытекающая из кратеров, покрыла всю планету таким необычайно мощным защитным слоем, что выход энергии наружу стал совершенно невозможен. Накопленная же в ядре за миллиарды лет она являет собой величайшую силу. Тебе придется опускаться по жерлам горящих вулканов, как можно глубже в магму, чтобы набирать там эту необычайную силу».

- Так в чем же дело? Скажи, в какой вулкан лучше нырять, если они, конечно, хоть чем-то отличаются друг от друга! – возбужденно торопится Олег.

- Подожди. Ты должен знать - это будет очень тяжело. Тебе придется вновь ощутить то, что ты на мгновение испытал во время воссоединения. Но только теперь эти ощущения будут неизмеримо сильнее, а повторять это придется очень много раз  - до тех пор, пока энергия из фиолетовой не превратится в бордовую.

- В какой нырять? – как будто не слыша Хранителя, повторяет свой вопрос Олег.

- В любой, но помни, что находиться в магме можно только до тех пор, пока на преодоление испытания не начнет сверх меры уходить твоя собственная энергия. Ты должен научиться определять тот момент, когда и шар уже  набрал достаточно, и у тебя еще остались силы для того, чтобы вернуться на поверхность.

И вот они, два золотых облака над золотой планетой, летят к ближайшему действующему вулкану. Одно из облаков – то, которое меньше, медленно опускается в кратер, а второе продолжает парить над ним, осыпаемое золотым пеплом.

Олег не испытывает страха, ни тогда, когда подлетает к огненным фонтанам, ни тогда, когда начинает погружаться в кипящую лаву. Он даже успевает подумать о том, что Хранитель, наверное, все немного преувеличил. Но постепенно сила энергии возрастает до такой степени, что ему начинает казаться, будто его сжимают страшные исполинские тиски.

 Вскоре он достигает достаточной глубины, останавливается и, только было, начинает привыкать к этому состоянию, как вдруг появляется и накрывает его новая гигантская волна. Она вмещает в себя абсолютно все чувства, эмоции и ощущения, которые когда-либо испытывал человек. Разрастаясь до состояния нестерпимого, они приносят ужасные мучения. Оказывается, что даже счастье, если его количество безмерно – непосильная ноша. Но больнее всего его мучит тоска по  дому. Он вспоминает веселое детство, бесшабашную институтскую юность, добрые и любящие глаза самых близких и родных ему людей. Вспоминает, как поселились в этих глазах слезы, когда пришла его страшная болезнь. Но вместе они верили, что обязательно победят. И победа случилась. Просто узнают они об этом немного позже. Он ведь мог оказаться в самом гиблом месте вселенной, а оказался в самом замечательном. Во всяком случае, ему именно  так теперь кажется.

Он и сейчас победит, и воины вернутся к нему в это самое лучшее место.  Зачем им покой, если их душа предназначена для великих сражений?

Становится все тяжелее, мысли начинают путаться и сбиваться. Но он все вытерпит. Ведь смог же он там терпеть нестерпимое. Он шутил, смеялся, любил и оберегал тех, кем так сильно в той жизни дорожил. И никто не догадывался, до какой степени на самом деле было ему тяжело. Вот и сейчас он будет терпеть, терпеть…

 В затуманенное сознание откуда-то приплывают важные рыбы. Они медленно кружатся вокруг, а мадемуазель Хоботсусик/ами наконец приоткрывает свои глаза, и они действительно оказываются прекрасными глазами японской гейши…

- Возвращайся немедленно, - слышит он сквозь пелену сна голос Хранителя.

Тяжелый подъем не приносит облегчения. Разжимаются жестокие тиски, но не отпускают мучительные мысли.

- Ты не смог почувствовать запретную черту, и если ты не научишься этому, то я остановлю процесс восстановления, - строго говорит Хранитель и соединяется с Олегом в единое целое. Сразу становится легче, а, спустя некоторое время, силы возвращаются окончательно.

Они оба обретают человеческий облик и молча наблюдают, как два, восходящих друг за другом ночных светила торжественно провожают ставшее огненно-алым огромное заходящее солнце. Олег извлекает энергию воинов, но она тихо светится густым фиолетовым светом.

- Еще много раз тебе придется повторить свой подвиг прежде, чем вспыхнет первая бордовая искра.

Вместо ответа Олег прячет фиолетовое свечение, преображается в огненную пулю и стремительно ныряет в кратер. Кажется, что у него внутри бешено колотятся сразу два сердца: его собственное несуществующее, и фиолетовое сердце воинов.

Все повторяется снова. Правда, слова  Хранителя: «ты не смог», заставляют его меньше поддаваться чувствам и больше сосредоточиться на ощущениях. Но все равно он затрачивает лишнюю силу, и вновь Хранитель передает ему часть своей.

К пятому разу Олег уже четко ощущает тот предел терпения, за который переходить нельзя. Уже не так сильно «бьются» сердца в начале погружений, по силам оказываются тяжелые испытания, и собственное его восстановление проходит уже без посторонней помощи. И только не хочет меняться фиолетовый шар, он по-прежнему горит темным однородным светом.

- Я должен оставить тебя, Олег, - будто извиняясь, говорит наконец Хранитель, – слишком важные и неотложные дела уже давно требуют моего присутствия. Но я делаю это со спокойным сердцем. Я уже очень хорошо чувствую, что ты справишься.

- Не беспокойся. Третий постулат заработал в полную силу, – задорно рапортует Олег, но душе его становится тоскливо.

Хранитель понимающе улыбается, прикасается рукой к его плечу и мгновенно исчезает, оставляя вместо себя абсолютно осязаемую теплую нежность.

И вдруг Олегу кажется, будто он слышит голос Сигурда: «Прислушайся,  и ты почувствуешь, что он рядом». Послышалось, или вспомнилось? Он снова извлекает энергетический шар. «Может быть, бордовая искра уже появилась, только прячется где-то совсем глубоко и просто пока еще не может оттуда выбраться?» – с надеждой думает он.

 

 

…Он уже много дней на этой планете.

«Точнее, нас тут семеро, - мысленно развлекает себя Олег - я – это раз, сердце воинов – это два, светила – их сразу три, магма с ее живительной силой и горы. Горы можно принять за одну структурную единицу, поскольку пересчитать их не представляется возможным.

 Кстати, восьмым можно считать Хранителя, так как он незримо тоже все время здесь.

И каждый с завидным упорством делает свое дело: Светила светят, горы блестят, я ныряю, магма отдает свою силу, фиолетовый шар не хочет становиться бордовым, Хранитель молчит. Дела-то он, конечно, делает и несоизмеримо большие, чем мы все тут тысячу раз вместе взятые, но где-то в других места. А здесь молчит ».

- Спасибо, что не подозреваешь меня в лености, - слышит Олег родной голос, - главное, чтобы ты сам не ленился.

- Я-то еще как не ленюсь, это вот воины совсем совесть потеряли. Наверное, им эта парная так сильно по душе пришлась, что они решили на волю не торопиться, - в тон ему отвечает Олег, в очередной раз выскакивая из кратера. Он привычно извлекает шар и …

Ура! Ура! Ура-а-а-а!

Не одна, а целые две бордовые искры робко колеблются его на фиолетовой поверхности.

- Ты видишь? – радостно кричит Олег.

- Я даже чувствую, - отвечает ему Хранитель

 

 

 

18.         Законы, сильнее чем …

 

Разве могут еще ярче блестеть горы и еще ослепительнее сиять солнце? А вот оказывается, еще как могут!

 Олег неожиданно обнаруживает, что весь мир вокруг него не просто горит и переливается, а что он наполнен громкими ликующими звуками. Правда, когда первая неуемная волна радости немного спадает, он понимает, что звуки эти издает он сам, а горы подхватывают их веселым многократным эхом. Он решительно преобразует бессистемное звучание в организованное громкое пение, и на душе становится гармонично. А вскоре возвращаются ясность мышления в обнимку с логикой. Они смотрят на него укоризненно, и он понимает, что теряет время.

Не сказать, что бы процесс пошел стремительно, но окраска шара теперь меняется гораздо быстрее. Как-то однажды он даже сочинил короткий стишок, потом другой, и теперь каждый раз погружаясь в магму, он бормочет что-то вроде: «Ну-ка, милый колобок, подрумяним новый бок, а чтоб было веселее, подрумяним побыстрее». От этих простеньких бормотушек становится радостнее. А от того, что не только воины припадают к живительному источнику, но он и сам тоже постоянно с ним соприкасается, его собственная энергия с каждым погружением многократно усиливается, И прежнее ощущение «невыносимо» сменяется на простое «нелегко».

Он уже давно знает, что рядом с планетой постоянно находится небесное воинство Добра. Однажды Хранитель подтвердил это, а еще он рассказал, что тот страшный бой был задуман Злом с единственной целью – заполучить его, Олега.

- Враг почувствовал в тебе реальную угрозу и решил окончательно от тебя избавиться. А теперь, после того, как ты обыграл его на этом черно-белом шахматном поле вселенной, желание это будет только усиливаться. Тем более, что вы здесь пока абсолютно уязвимы. Поэтому было принято решение установить над планетой защиту.

- Спасибо, - искренне откликается Олег. И благодарность эта возникает в нем не за собственную безопасность, а за то, что защита позволяет ему беспрепятственно завершить начатое.

Но потом Олег вспоминает о чудесных свойствах планеты, и его начинают интересовать некоторые детали:

- Если эта планета такая уникальная, то почему ее не охраняют постоянно?

- Она сама  для себя является мощнейшей защитой. Но сейчас, когда здесь находишься ты, мы не имеем права рисковать. Все однажды происходит впервые, тем более, что очень давно…, - но тут Хранитель обрывает свою речь, видимо не считая нужным вспоминать прежний опыт.

Разговор этот произошел несколько раньше, сейчас же Олег озабочен совершенно иной проблемой. Он решил, что с воинами нужно разговаривать. «А что? - говорит он как бы самому себе, но больше все-таки пытаясь оправдаться перед Хранителем. – Советуют же матерям общаться со своими детьми, когда те еще находится у них в чреве. А я сейчас в своем роде тоже этакая «братомать», а значит должен применять стандартные методы воспитания».

- Миленькие, - обращается он уже к воинам, – ну вы тоже напрягитесь там по мере возможности, уж отыщите вы ее в себе эту волю, хотя бы маленькую. А уж мы-то здесь постараемся, уж мы-то ее обогреем и вырастим до размеров невиданных, - приговаривает он, то ли шутя, то ли вполне серьезно. – Видите, сколько внимания нам уделяется, от каких важных дел мы огромное количество воинов отвлекаем. Мы же не красны девицы», -  и уговоры эти текут непрерывными потоками.

Наверное, энергия планеты рано или поздно и сама вернула бы воинам их волю, но кажется, что подкрепленная этими заботливо-шутливыми прибаутками и согреваемая горячей любовью Олега, она все быстрее и быстрее возрождает  долгожданное бордовое сияние. Ему иногда даже кажется, что оно уже достигло необходимого предела, но Хранитель молчит, а Олег не задает напрасных вопросов, и снова бросается в раскаленную пучину.

Сегодня Олег увидел бой.

Он только выбрался из кратера и уже хотел проверить шар на яркость свечения, как вдруг пространство вокруг наполняется запахом и тревогой. Становится очевидным, что враг недалеко и  что-то явно хочет предпринять. Олег уже собирается укрыться с воинами в вулкане, но Хранитель предупреждает  его, что пока никакой опасности нет.  А спустя некоторое время в небе разыгрывается впечатляющее действо.

 Бой проходит недалеко от планеты, и зрение Олега позволяет довольно хорошо рассмотреть все подробности происходящего. Он видит, как сходятся в поединке двумя огромными глыбами темная и светлая силы. Как они стремительно налетают друг на друга, и пространство содрогается от оглушительного скрежета. Высекаемые при этом мириады огненных  искр, разлетаются над планетой густым, похожим на метеоритный, дождем и гаснут почти у самой ее поверхности.

 Постепенно становится ясно, что силы явно не на стороне противника. Во время очередного столкновения светлые воины разделяются и, образовав множество плоских светящихся бордовым шестигранников, образуют вокруг своих врагов гигантский сверкающий шар, от которого через некоторое время одна за другой начинают отделяться многочисленные бордовые пластины, и размер шара быстро уменьшается в размерах, все сильнее сжимая внутреннее пространство. Наконец, пластин остается только восемь. Образовавшийся октаэдр начинает быстро вращаться, а вскоре стремительно удаляется от планеты.

Все стихает и успокаивается. Огромное солнце клонится к закату, удлиняя зубчатые тени от гор. И где-то высоко в небе по-прежнему находятся воины в любой момент готовые к обороне.

- То, что ты видел сейчас, было исходом нашего противника, - Хранитель стоит рядом и говорит так, будто он здесь уже давно. А может Олег просто не заметил его, увлеченный боем, и они все это время вместе  наблюдали отсюда за происходящим?

- Куда они их?

- Унесут подальше в космос и оставят там жалкий сгусток бесполезной уже энергии. Прискорбно, что Зло никогда не подбирает своих бывших воинов, считая заботу о них пустой тратой времени. Не раз еще ты встретишь их в бескрайних просторах и, пролетая мимо, почувствуешь их безмолвную черную печаль. А они будут продолжать свой последний полет до тех пор, пока не поглотит их какая-нибудь черная дыра в одной из галактик – этот  страшный чистильщик вселенной.

- А мы не можем наполнить их пустоту ярким светом, вернув к праведной жизни?

- Это невозможно, - голос Хранителя таков, как будто он ставит жирную точку в этом разговоре. – Может быть, будет лучше, если ты сейчас порадуешь меня своими успехами?

- Буду счастлив, если ты сможешь сказать, что испытал радость, - взволнованно отвечает Олег и привычно извлекает заветный шар.

Они стоят, окруженные со всех сторон золотыми гребнями. Огромное светило только что спряталось за горы, а два других еще не успели почтить долину своим присутствие. И мягкие сумерки на некоторое время окутывают пространство вокруг.

На раскрытой ладони Олега вспыхивает небольшой бордово-огненный шар. Он мирно дремлет, наполненный сонным покоем, и вдруг неожиданно в одно мгновение он увеличивается в размерах троекратно и, слегка воспарив в воздухе, начинает плавно вращаться. На его поверхности оживают и приходят в движение яркие красные искры.

Олег поднимает его высоко над головой и по золотым склонам гор Монтэгэро летят и плавно кружатся ликующие алые звезды.

И ничего не нужно говорить Хранителю.

«Наверно, такое счастье испытывает мать, когда впервые видит свое новорожденное дитя, - думает Олег. – У меня никогда не было и уже не будет своих детей, но если рождение ребенка – это счастье, то столько счастья, сколько его досталось мне сейчас, не будет отмерено никогда и никому!»

Олег смотрит на Хранителя. Глаза того радостно следят за вращением шара. Он улыбается, а по его щекам прыгают забавные красные веснушки.

 - Ты победил! - говорит он, по-прежнему не отрывая взгляд от шара. – А ведь абсолютно никто не мог предсказать конечный результат. С нами были только надежда и вера.

- А классные, между прочим, девчонки оказались, - Олег уже пришел немного в себя от первого восторга, и к нему возвращается его привычное шутливое настроение, – с ними было совсем не скучно. Мы тут и  стихи ребятам читали, и наружу их всяческими способами выманивали. Одним  словом, использовали различные психологические приемы.

- Шутишь? – говорит Хранитель, и Олег впервые видит в его глазах не только любовь, но и самое настоящее уважение. - А ведь сам того не понимаешь, что и стишки твои, и бормотушки, и забота – все это, как раз, и помогло заработать механизмам, так быстро восстановившим силу воинов. Тебе, быть может, кажется, что в мироздании работают только необыкновенные космические законы? Поверь, что иногда самые сильные законы работают в человеческой душе и из нее выходят. Только земные ученые не описали, да и не опишут никогда эти процессы математическими формулами. А ведь эти законы бывают гораздо сильнее, чем термоядерная реакция, или, к примеру, сила земного притяжения.

 

 

 

 

 

19.          Ее есть за что любить

 

 

- Светите ярче, звезды! Громче пойте ваши песни! Ангелы, играйте на арфах самую  красивую музыку! Разве вы все не видите, что мы несем вновь рожденных воинов!

Олег летит рядом с Хранителем, как когда-то, в самом начале этой долгой дороги, но только сейчас в его груди трепещет живое алое сердце. Оно ликует и радуется, и он слышит, как пока еще совсем тихо переговариваются между собой воины, вновь обретая друг друга.

На почтенном расстоянии за ними движется могучее воинство, готовое к молниеносной защите. «А вокруг – бескрайность звездности, наполненная величием вечности. И пусть неправильно, зато очень красиво, как говорит Тэцуо!» - думает Олег. Он сам попросил лететь через космос. Там, в мрачной океанской бездне и в пылающих жерлах вулканов он уже так соскучился по своей большой Родине.

- Тебе придется на время с ними расстаться, – еще на Монтэгэро предупредил его Хранитель.

Олег молча смотрел на него и ждал.

- Ты уже сделал все, что мог и даже больше. Теперь воины справятся без тебя. Мы отнесем их на сильную защищенную планету, где они доберут энергию и окончательно восстановятся. Это будет происходить не очень долго, и вы вскоре снова встретитесь.

- Я буду сражаться в составе другого воинства? – спросил тогда Олег.

- Это было бы вполне возможно, а для любого воинства даже полезно, но нет сейчас в космосе столь тяжелой обстановки, что бы лишать тебя отдыха.

- Тогда почему я не могу отдохнуть вместе  с ними? 

- Тебе будет предложено другое. И поверь, это будет удивительный подарок.

И вот они уже подлетают к намеченой цели. Хранитель выбрал замечательную планету.  Из космоса она кажется зеленой. Это светило окрашивает ее атмосферу своим удивительным светом. Зелеными кажутся и океаны, и реки, и многочисленные разбросанные по равнинам озера.

- Как много воды, и какие удобные ландшафты на суше. А вода такая же зеленая, как на Голубых озерах моего детства, - восклицает Олег.

- Странное словосочетание. Почему они Голубые, если вода в них зеленая?

- Тут, вероятно, все решило время, - улыбается Олег. - Тот, кто дал им это название, наверное, очень любил по утрам долго спать и когда просыпался, то видел их уже голубыми. А мы всегда приезжали рано утром.

- Время…, -  задумчиво произносит Хранитель. - Помнишь, когда-то мы обсуждали с тобой вопросы времени?

- Не поверишь, Хранитель. Сам себе порой не верю – ничего не забываю, все помню, чувствую и постоянно слышу воинов. Я уже давно озабочен проблемой донорства во вселенной. Когда-нибудь на досуге я  напишу трактат «О переходе характерных качеств организма во время передачи энергии». Сначала мне воины свою хандру подсунуть пытались. Еле устоял. А теперь, после Монтэгэро, все время ощущаю внутри себя твое присутствие.

- Я понял, что о свойствах времени замедляться в прошлой жизни ты помнишь, – улыбается Хранитель.  - Но бывает, что принимаются иные решения, и тогда развитие планеты по отношению к нашему временному измерению проходит очень быстро. Так и на этой недавно образовавшейся планете, только что бушевала стихия, и вот уже пышная растительность покрывает ее сушу. Позже здесь появятся звери и темнокожие люди, а пока ее молодая и сильная энергия пригодится нашим воинам. Ей подарено очень красивое имя – Лавдия.

Они плавно опускаются на побережье океана, недалеко от прибрежных скал.

- Простись с ними сейчас и не тревожь их своей печалью.

Олег в последний раз, но теперь уже очень медленно, извлекает сверкающий шар. Он помещает его на раскрытой ладони, а второй осторожно касается его огненной поверхности. Шар слегка воспаряет в воздухе и начинает плавное вращение, нежно лаская его руки. Олег  смотрит на него, и грустная радость наполняет его безмерно.

- До встречи! -  он резко прерывает прощание и обращается уже к Хранителю – Я буду ждать тебя в космосе.

В то же мгновение шар начинает стремительно увеличиваться в размерах, а Олег, не дожидаясь, взмывает вверх, в то место, где находится их воинский дозор? и уже оттуда наблюдает, как медленно растекается по равнине яркое фиолетовое море.

 

- Куда мы теперь? – спрашивает Олег чуть позже у Хранителя. В сущности, ему уже все равно. Слишком много за последнее время было этого «больно, страшно, радостно, опять больно, тревожно, тоскливо» - слишком много. А теперь наступило «все равно». И с этим даже как-то легче.

- Здесь недалеко, за углом, только обогнем «выпуклость пространства», - пытается шутить Хранитель, но шутка не удается.

- Тогда, в конце той жизни тоже так было, - размышляет Олег (то ли про себя, то ли  вслух. Какая разница?), – когда казалось, что скорей бы уже конец, что так даже проще. А потом жизнь снова кричала о том, что она прекрасна, что ее можно и есть за что любить. И появлялись силы. А сейчас все хорошо и – пустота. Может я какую-то свою силу радости потерял?

- Видишь,  правее, совсем уже совсем недалеко, горит большая белая звезда.  Нам туда, - снова обращается к нему Хранитель.

…Они всегда движутся справа налево, чуть наискосок.  Со стороны звезды им наперерез идут Несущие разум. Олег и Хранитель, а поодаль и все воинство. встают на одно колено, опускают головы, приподнимая вперед правые руки. Олегу кажется, что сейчас Несущие идут особенно медленно…

- Я вот беспокоюсь за них,- неожиданно бодро говорит Олег, когда они снова находятся в полете.

- Ну, наконец-то, разум вернулся, а скоро вернется и радость, - улыбается Хранитель.

- Нет, я, правда, беспокоюсь. Мы, два здоровых мужика, летим с такой охраной, а эти старые люди совершенно беззащитны.

- Я сейчас не совсем понимаю, шутишь ли ты, но отвечу вполне серьезно. Во-первых, ты, наверное, догадывался, что в этой жизни возраста нет. Их внешность просто привычно сочетается с понятием мудрость, если хочешь – стереотип. Во-вторых, ничего нельзя сделать тому, кого не видишь. Что можно сделать, если не знаешь, где он?  Их тайна в том, что они светятся отраженным светом. А если нечем осветить, то и не видимо тебе будет. И, в-третьих, их еще никто не пробовал разозлить, чтобы можно было оценить их силу, - объясняет Хранитель, предпринимая в конце последнюю попытку пошутить.

Олег вспоминает Курочку, свою речь в защиту птицы, и как в результате тот сильно зауважал свое новое имя. Он начинает вспоминать всех воинов - одного за другим, и воспоминания уже не тревожат его так, как прежде.

- Знаешь, Хранитель, почему слово жизнь женского рода? – и, не дожидаясь ответа, Олег продолжает. – Она такая же коварная и изменчивая, как женщина. Вот моя, например, уже перестала хандрить и нашептывает мне кое о чем потихоньку.

- О чем же? – улыбается Хранитель.

- О том, что она прекрасна! Что ее можно и есть за что любить!

 

 

 

 

                                       Часть 2  Становление

 

 

 

 

20.         Жизнь обязана быть …

 

 

Они стоят в огромном круглом зале.  Потолки настолько высокие, что кажется, будто они уходят в бесконечность. Олег видит на них удивительные картины и узоры. Точнее, хорошо он может разглядеть только те, что расположены ближе к полу, остальное надежно скрывает темнота.

Но вот в центре зала вспыхивает неземной красоты и силы свечение, и до мельчайших подробностей становятся видны прекрасные творения величайших мастеров, расположенные даже на самом верху у сводов.

  Однако, свечение постепенно угасает и на его месте возникает высокий статный человек. Кажется, что он парит над полом, окутанный тихим мерцающим светом.  Голова его и широкие плечи укрыты длинным серебрящимся плащом. Тень от капюшона скрывает лицо, но Олег угадывает крупные правильные черты.

«Как будто серебряный» - с восторгом думает Олег.

Серебряный, тем временем, поворачивается вокруг своей оси, и их дважды накрывает волна света: сначала, когда она растекается из центра, а потом, когда оттолкнувшись от стен, возвращается обратно.

«Если были в жизни трудности – помни о них, но не грусти. Если трудности ждут впереди – знай о них и преодолевай.  Если растратил много силы – не жалей о ней.  Если нужно затратить больше – не жалей ее.  Если было счастье – пусть оно согревает. Если хочешь счастья – согревай его сам. И на то тебе энергия – бери, сколько вместить сможешь».

«Что это такое? – восторженно замирает Олег. – Слышал ли я эти слова или они безмолвно вошли в меня вместе с удивительным просветлением, ощущением необыкновенного счастья и немереной силы?»

- Приветствуем тебя! – торжественно произносит тем временем Хранитель.

 «Приветствую вас!  - отвечает им необычный по  силе и красоте голос. – Рад видеть тебя, Хранитель. Рад видеть тебя, Олег. И тебе сегодня особая наша благодарность. Редко такое случается во вселенной. Ибо ты сумел сохранить наших братьев, наших друзей, часть нашей силы. Ты совершил то, что в твоей прежней жизни называется гордым словом «подвиг». Я слышу и чувствую тебя, и знаю, что ты беззаветно любишь эту жизнь. Ты искренне любишь своих братьев, своего мудрого наставника, наш мир. Но ты должен знать, что жизнь эта гораздо многограннее и прекраснее, чем видится тебе сегодня. Заслужившим она преподносит чудесные подарки.

Вот и тебе решено преподнести редкий и сказочный подарок, имя которому - «Зашторенный мир».

Я хочу, что бы ты знал: ни в той, ни в этой жизни ничего не бывает случайно.  Во всем есть связь, закономерность, смысл. Если, конечно, пытаться их искать! А их нужно искать.  Всегда.  Жизнь вообще – только осмысленное существование. Существование ради смысла. Только тогда она имеет право так называться.

Вот и ты, получив свой подарок, не подумай, что вручен тебе дар приятный, но бесполезный. Что в то время, как другие защищают жизнь, ты будешь эту жизнь праздновать. Оцени его и пойми, для чего он предназначен. Ибо главная твоя задача – быть сильным и мудрым. И везде, где можно ищи, находи и собирай эту силу и эту мудрость. И если чувствуешь, что они пребывают в тебе – светлые и чистые, что можешь поделиться ими всегда и безмерно, значит, существование твое по праву называется жизнью».

- А потом, - обращается он уже больше к Хранителю, – разве и мы тоже не имеем права на радость и счастье?

Олегу даже кажется, что Серебряный на мгновение улыбается. Но в следующую секунду он уже видит, как по воздуху движется круглый золотой поднос, на котором стоит красивый изящный кувшин и три таких же бокала на тонких высоких ножках. Повинуясь повороту головы Серебряного, поднос останавливается между ними. Олег успевает даже представить себе, как кувшин сам будет разливать сейчас вино по бокалам. Но делает это Хранитель.

- Пробуй, - подбадривает тот Олега, - здесь у тебя это получится.

И Олег медленными глотками пьет из бокала нежное вино вечности, настоянное на лунном свете его Родины и тихом сиянии ее звезд. …Именно так ему сейчас очень  хочется думать.

- На скольких планетах тысячелетия искал тебя Хранитель, – задумчиво произносит Серебряный, – и как хорошо, что он нашел тебя именно такого. И знаешь, что я еще скажу. Пусть это будет первый постулат… - он задумываtnся на короткое время, а потом продолжает, – Серебряного: «Жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать»!

Вина не очень много, и приятная беседа, как, впрочем, и все в этой жизни, рано или поздно заканчивается. А на прощание их накрывает еще одна живительная волна энергии.

 И Олег решает, что энергия эта, пожалуй, гораздо сильнее той, что хранится в недрах Монтэгэро, но дарит она совсем другие ощущения. Что-то с рецептурой видимо на той планете не в порядке. Добавили бы чего-нибудь еще в тот бульончик, а то вдруг опять нырять придется.

- Просто ты стал очень сильным, – отвечает на незаданный вопрос Хранитель.

А еще Олег думает о том, что Серебряный говорит, так же, как Хранитель - будто они братья…

 

 

 

 

 

21.          Я расскажу тебе о…

 

 

C вершины высокого холма хорошо просматривается бескрайнее белое поле, расстилающееся до самого горизонта. Белые снежинки плавно кружатся в воздухе, словно пытаются до совершенства выбелить и без того абсолютную белизну снежного полотна.

Но облака постепенно редеют, и предзакатное малиновое солнце успевает нанести крупные малиновые мазки на затухающее синее небо.

Когда же небо становятся черным, то сначала робкие, а потом уже бесчисленные мерцающие звезды дружно пытаются отыскать в кромешной тьме это безупречно совершенное поле.

Но попытки их тщетны, и тогда им на помощь выплывает огромная голубая луна. Она очень быстро находит пропавшее поле, но находит его уже голубым, украшенным тихими серебряными искрами.

- Как одежда Серебряного, - наконец произносит Олег. – Интересно, где он? Остался глубоко в недрах этой планеты? Или стремительно летит сейчас в какой-нибудь другой галактике?

Хранитель молчит, а Олег и не ждет ответа. Он просто разговаривает сам с собой:

- И планета эта называется по-другому, и на небе, конечно, не Солнце и  не Луна. Но также красиво, как на моей Земле…

- Соскучился?

- Всякое бывало. Сейчас тоже вспомнилось, но уже легко.  Узнать бы, как они там...

«Я намеренно не предложил тебе улетать отсюда сразу, - произносит Хранитель. -   Хотел, чтобы ты увидел это, привык. А теперь…

 …я расскажу тебе о подарке. Тебе дарована чудесная возможность иногда жить в своей прошлой жизни. Не в прошлом, нет.  В самом, что ни наесть, настоящем.

Ты будешь и там, и не совсем там. Твой мир будет, как будто зашторен. В нем ты сможешь делать все, что угодно. Исполнимы любые разумные желания. Мысленно отдергивая штору, можно наблюдать за тем, что происходит в реальной жизни, можно даже выходить в эту жизнь, неизменно сохраняя при этом свою зашторенность. Ты будешь среди людей, но они не будут видеть тебя, а ты не сможешь влиять не на них, ни на окружающую их действительность.

Ты уже достаточно сильный, что бы справиться с таким счастьем. И достаточно мудрый, что бы все сделать правильно».

Он, конечно очень сильный, он уже давно ощущает в себе эту огромную «нечеловеческую» силу. И многое видел. И ко многому чудесному привык. «Но! Это… такая новость…, - мысли еле двигаются у Олега в голове, - Можно было бы, конечно, и посерьезнее меня к такому известию подготовить,  а то как-то…, -  и, не найдя ничего более подходящего, он спрашивает:

- Это то, что ты называл многомерностью пространства?

- Одно из его многочисленных проявлений.

- У-гу…

После довольно продолжительной паузы рождается второй, уже более конкретный вопрос.

- А почему нельзя открыто выходить в реальный мир? А вдруг будет очень-очень нужно. Можно же постараться сделать это совершенно незаметно.

- Что-то менять в том мире, например, случайно, по неосторожности, а, тем более, преднамеренно – это значит совершать чудеса с точки зрения человеческого бытия. А право на чудо тебе не дано.

- Я и сам это, в общем-то, понимаю. Так, спросил, на всякий случай. А вдруг? Я из-за этого на Соиде очень сильно переживал.

- Верю, тем более, что  потом я обо всем узнал.

- Так ты и прошлые мысли тоже читать можешь?

- Когда от меня зависит принятие решения, я могу многое.

- Я, конечно, уже привык жить в рентгеновском кабинете, - вздыхает Олег, - но иногда все равно сильно удивляюсь.

- Странно, что ты до сих пор не поинтересовался, - улыбается Хранитель, -  как  у нас  только что происходил процесс поглощения жидкости из бокалов?

- Кстати! – оживляется Олег, - Типично мой вопрос. Наверное, слишком большой объем информации в единицу времени пропустил. Мозг, а точнее сказать, его аналог, плохо, справляется. Так как же это было?

- Не это сейчас важно. Главное, что в твоем зашторенном мире это тоже будет возможно.

- Типично твой ответ. Но перспектива мне нравится.

- Что-нибудь еще хочешь сказать?

 Олег уже давно заметил, что Хранитель все это время постоянно улыбается и, тоже улыбаясь, произносит:

- Спасибо!

После продолжительного молчания Хранитель задумчиво говорит:

- А это и вправду здорово, что я нашел тебя именно такого… Но ты как будто не очень торопишься на свою малую Родину. Волнуешься?

- Хочу увидеть, как взойдет солнце, - применяет Олег прием собеседника, уходить от ответа.

Но солнце они так и не увидели. К утру небо вновь затягивают облака, и маленькие белые художники снова начинают старательно отбеливать абсолютную белизну поля.

 

 

 

 

 

22.         Зашторенный мир

 

 

Они решили, что лететь лучше космосом. Сейчас Олегу многое под силу, особенно скорость. Они развивают ее совершенно фантастическую. Звезды различимы лишь вдалеке, а ближние мгновенно превращаются в короткие светящиеся прочерки. Но пройдя границу Млечного Пути, их скорость снижается, и звезды благодарят за это картинами потрясающей красоты и чудесной музыкой.

А спустя еще какое-то время случается необычное. Взгляд Олега выхватывает неприметное, освещенное приглушенным светом строение, точнее небольшой домик. Он висит в  пространстве не сам по себе, а как будто размещается на покатом холме. Несколько плакучих ив свесили над ним печальные ветви, чуть заслонив маленькое оконце. Все настолько неожиданно, и пейзаж этот так мало соответствует привычным картинам космоса,  что в голову Олега закрадывается сомнение: «Не показалось ли? И был только тихий свет, а фантазия уже сама дорисовала и домик этот, и седые волосы старца, склонившегося над толстой книгой за тем окном…»

 Явление уже давно осталось позади, а душа все еще трепещет и радуется, как на пороге чудесной тайны. И он решает, что если это чудо еще когда-нибудь встретится, то он непременно расспросит об этом Хранителя.

 «Это хижина Отшельника, - отвечает тот сам. - На всех планетах, где есть разум, обязательно «горят его огни» – великие страдальцы за святость каждого народа. Они в муках и страданиях проходят прекрасный и трагический свой земной путь.

И в этой жизни они по-прежнему продолжают исполнять свое величайшее предназначение - их молитвами охраняется Добро на планетах. И защита эта не менее важная и сильная, чем та, которую осуществляют воины. Только действует она иначе и совсем в других случаях.

Во вселенной много мест их пребывания. Некоторые  из них предпочитают привычно оставаться в уединении. Их пристанища и называются «хижинами Отшельников».

- Я все понимаю, я даже чувствую, как это важно, - соглашается Олег, - но, чтобы  вот так все время одному… А где же та радость и счастье, о которых говорил Серебряный?

 - А ты помнишь, какую радость испытал ты сам, когда возродилась энергия воинов? А теперь попробуй представить, какое счастье испытывают они, когда их стараниями рождаются красивые крепкие дети, выздоравливают больные, одинокие находят свои вторые половинки, прекращаются страшные войны и поддерживается в людях вера. Что может быть лучше, если благодаря тебе высыхает слеза и расцветает улыбка, истерзанную душу наполняет живительная радость, а безысходное отчаяние сменяется надеждой?

- Но только, что бы вернуть улыбку, радость, надежду, сколько же нужно сначала увидеть горя…

- А если тебе снова нужно будет опускаться в кратеры Монтэгэро?

- Я понял тебя, Хранитель, – и после некоторого молчания Олег снова спрашивает. – Почему же за все то время, что я здесь, он встречается мне только первый раз.

- На самом деле они уже встречались тебе неоднократно, просто ты не мог их увидеть. Тебе нужно еще много сокровенного понять, важных дел совершить и света в душе накопить прежде, чем откроется твоему взору вся красота и сила их сияния. Ты даже не представляешь себе, какие мощные и прекрасные костры, рожденные силой их святости, полыхают во всех пределах вселенной. И дают они не только отраду и очищение, они надежно укрывают одиноких путников, ибо нет у Зла такой силы, чтобы суметь их одолеть.  Если бы после боя, спасая воинов, ты смог разглядеть того из них, кто встретился тебе тогда на пути, то насколько менее опасным было бы твое приключение.

Они летят еще какое-то время, наслаждаясь полетом, и, наконец, Олег видит свет долгожданной звезды. Той, чьим именем он называл светила на всех планетах. Той, чьи лучи согревали его недолгие двадцать три земных года.  Той, которая хранит теперь мир его близких, и куда летит он сейчас, чтобы получить свой чудесный подарок.

- Ты можешь выбрать любое место на своей планете, - обращается к нему Хранитель. – Я знаю, что когда-то ты хотел поселиться в тайге, обзавестись там кузницей и проводить время среди вековых сосен и диких зверей. А может быть, ты захочешь увидеть интересные места, побывать в которых ты мечтал. У тебя богатый выбор.

 - Нет, свой выбор я уже давно сделал. Есть у меня там свой … уголок Рая.

- Я, в общем-то, именно так и думал, - соглашается Хранитель. - Но только помни, что очень многое из того, что ты не дополучил там, можно получить в новом мире, но абсолютно ничего из того, что ты там сделал уже не исправить и не изменить. Ну что ж, дальнейшее мое присутствие становится излишним. Но я не прощаюсь?

- Будем на связи, как говорится в моем Зашторенном  мире, - улыбается Олег, и они мгновенно оказываются очень далеко друг от друга. И уже очень близко находится звезда с самым лучшим во вселенной  именем Солнце.

Он уже в тысячный раз представляет себе это  место, которое так замечательно назвала когда-то его сестра. На высоком крутом берегу широкой реки раскинулся поселок, утопающий в зелени яблоневых садов. Вниз по течению через реку переброшен  мост. Он начинает свой изгиб у старого монастыря, а заканчивает на противоположном, правом берегу, возле большой церкви из красного кирпича. Сам же тот берег полог, и заливные луга его простираются до самого горизонта. Выше по течению реки их сменяет густой сосновый бор. Он тянется на многие километры до того места, где река делает резкий поворот, прячась за лесным массивом, и замыкая горизонт крутизной левого берега. 

И никто, кроме его семьи, не знает, что среди этих яблоневых садов есть один, в котором находится уголок Рая. Это их дача, где под сенью высоких старых деревьев прячется  маленький домик, которому уже скоро сто лет, и они всем сердцем любят это тихое родовое гнездо.

Олег опускается прямо в центр сада.

Май, перейдя через свою середину, соловьиной трелью возвещает об окончательном пробуждении природы. Год обещает быть яблочным, судя по тому, как роскошна ласкающая нежным ароматом белая пенность деревьев. Наступил как раз тот самый день, когда раскрылись все многочисленные соцветья на грушах и яблонях. Последний день абсолютной белизны. «Вот и здесь поработали маленькие художники. Ай, нет, - Олег внимательнее присматривается к белому совершенству, – здесь-то вы не так усердно постарались». Некоторые цветы все-таки сохраняют нежные розовые полутона.

Оглядываясь вокруг, он отчего-то представляет, что весна так торопилась к своему загадочному жениху, что потеряла здесь сказочную фату. И та, зацепившись за ветки деревьев, укрыла собою сад. Но внезапно налетевший ветер озорно сорвал эту пропажу, подхватил ее и весело понесся вдогонку за рассеянной невестой. А Олег все стоит и  никак не может перестать улыбаться – так радует его яркое солнце, синее небо и вновь обретенный им мир. А маленькие художники, тем временем, старательно выбеливают цветочными лепестками его  темно русые кудри.

Он думает о том, что, штору, закрывающую от него ту другую жизнь он, наверное, отдернет завтра. А сегодня он постарается привыкнуть к жизни этой. Он очень хорошо теперь знает, что радость нужно пить только маленькими неспешными глотками, иначе избыток ее  может оказаться непосильным.

Еще он как-то ясно ощущает, что в его мире нет людей. Есть все: воздух, запахи, насекомые, птицы, а людей нет. Разглядывая сад, он замечает, что здесь вообще ничего не изменилось. Потом он представляет себе, какой наведет здесь порядок, как по-своему все обустроит, и, наконец, решается войти в дом. Поднимаясь на крыльцо, он оборачивается, чтобы еще раз испытать восторг, вдохнуть божественный аромат, но… испытывает сильнейший шок:

 - О!!!

От неожиданности он даже присаживается на ступеньку. Теперь в саду порядок. То есть, не порядок вообще, а именно тот, который он только, что себе представлял. Исчезла компостная куча в углу сада и сложенные про запас строительные материалы. Даже дорожки, про которые он подумал, что хорошо бы им быть немного ровнее, только здесь уже ничего не поделаешь, поражают своей образцовостью.

Олег начинает соображать - соображается быстро. Он вспоминает, как, повинуясь взгляду Серебряного, по воздуху плыл поднос, когда они были у него в гостях, как легко пилось там вино, и Хранитель обещал, что в Зашторенном мире это тоже будет возможно. «Значит здесь действительно многое возможно, - делает вывод Олег. - Только нужно  осторожнее быть с пожеланиями, тем более, что почему-то очень хочется все сделать своими руками».

Постепенно идеально прямые дорожки начинают раздражать именно своей идеальностью. Вернее даже сказать, что они ею начинают сильно портить общую картину. И приходится срочно вспоминать, какими они были прежде. Однако, кучу и строительный мусор он решает на прежнее место все таки не возвращать, а найти себе дела поинтереснее, чем примитивная расчистка территории.

Обстановка внутри дома тоже осталась прежней. Только потолки теперь кажутся Олегу какими-то низкими. Но когда он видит себя в большом напольном зеркале, то понимает, что стал заметно выше ростом, и плечи шире, да и, вообще, фигура такая, о которой он только мечтал, когда в прошлой жизни начал ходить в «качалку». Он вообще сильно возмужал, но глаза по-прежнему озорные, смеющиеся. А тут и рот растягивается в радостной улыбке.

По дате в календаре становится понятно, что это первая весна без него. Он обходит весь дом, дотрагивается до предметов, потом ложится на диван и включает телевизор. Фильмы его не интересуют, а вот блок новостей он смотрит от начала и до конца, но постепенно понимает, что и в мире нет никаких существенных перемен. Все тот же президент, те же проблемы – все,  то же самое.

За окном начинает смеркаться, и Олег решается пойти к реке. Он не стал спускаться к воде, а расположился на высоком берегу, и отсюда осматривает окрестности, намечая дальнейший план действий. Для начала решено сделать самое неотложное, и сделать это прямо сейчас, раз уж дана ему такая потрясающая возможность. Во-первых, он убирает цементный завод, который находился за рекой недалеко от церкви, а заодно и прилегающий к нему жилой массив.  И церковь, оставшись полноправной хозяйкой, будто от радости тут же воспаряет в сумеречном пространстве. Из соснового бора исчезает военный полигон. И еще он полностью расчищает от  строений весь свой берег: от поселка до самой излучины реки.

Уже давно ушло за горизонт солнце, потухли сумерки, и на небо взошла молодая луна. Она повисла над рекой тонким изящным рожком и почти не мешает звездам радовать Олега своим мерцающим сиянием.

Он сидит на земле, обхватив колени руками, и смотрит на высокое небо, которое на время вновь стало крышей его мира. Но теперь он знает, что как за этой звездной гранью есть огромный, удивительный, но уже совсем другой мир, так и за этой жизнью приходит совершенно другая, и необыкновенно замечательная жизнь.

Он теперь уже многое знает и по-своему представляет вселенскую структуру мироздания.

Олег видит ее по образу и подобию - великий организм, в  котором все рационально необходимо. Как кровеносные сосуды существуют связи ангелов, по которым перемещается информация и летят воины; мозг вселенной - Носители разума; недремлющие очи Хранителей; ее сердце – тот в серебряном, про которого Олег ничего не знает и только чувствует, что он - сердце. И великая ее душа, непостижимая тайна вселенной – ОН, как всеобъемлющее начало.

 И только слезы  человека, когда они текут по щекам, уже чужие, уже ненужные. А слезы Бога – это рожденные души человеческие. Он собирает их и наделяет новой сущностью, делая полезными и даже необходимыми для этого вечного вселенского мироздания.

«Что же ты, человек, - с досадой говорит он самому себе, – «слеза Бога»…, так тускло проживаешь свою короткую жизнь на этой малой Родине? Ведь и потрудиться-то тебе нужно совсем недолго.

   Да, как бы тогда знать, как бы верить…»

 

 

 

 

 

23.         «Соседи»

 

 

Как быстро прошла эта ночь…

Он уже совсем по-другому привык ощущать время в вечности. Но потухла последняя звезда, и вернувшийся из ночных скитаний  мост в безмолвном почтении изогнул свою спину, приветствуя каменную красавицу. А та все так же парит, продолжая наслаждаться свободой подаренного ей пространства.

Олег отмечает, что мост очень неплохо смотрится на фоне восходящего солнца, но (с оговоркой: «Сделаю сам») будет все-таки лучше, если  его конструкция станет несколько более выразительной.

 Понятно, что день нужно начинать с водных процедур. И только теперь он замечает, как неуместен здесь его белый воинский наряд. Олег быстро отбрасывает его далеко в сторону, стремительно сбегает с горы и ныряет в прохладную воду. Плыть, конечно, не так здорово, как лететь, но удовольствие все равно огромное. Мощными гребками он быстро рассекает  водную гладь, устремляясь навстречу розовеющему небосводу. Оттолкнувшись от каменной сваи моста, он возвращается обратно. Противоположный край неба еще темен, и на высоком пустынном берегу у самой излучины теперь как будто чего-то не хватает. «Там будет стоять каменный замок с высокими резными башнями, - решает он. – Но это позже, сначала я построю мост».

На песчаном берегу у кромки воды его уже ждут сложенные стопочкой потертые общаговские джинсы и такая же видавшая виды растянутая синяя футболка. Он натягивает их прямо на влажное тело и ощущает абсолютную гармонию c окружающим миром.

Сад еще хранит нежный аромат, но деревья уже начинают терять вчерашнюю безупречность. Олег садится на скамейку и, глядя на это неспешное преображение природы,  думает о том, что ничто в этом мире не уходит в никуда. То, что теряют деревья, получает земля в виде замечательного белого ковра. Это завтра он станет почвой, соком цветка, нектаром для пчелы. А сегодня – это просто красота, просто радость. Хотя… красота и радость - разве это просто?

Ветер так и не возвращался с тех пор, как отправился на поиски «потеряшки», поэтому лепестки с деревьев падают тихо, слегка покачиваясь в полете, и выкладывают на земле удивительные круглые узоры. Под кронами деревьев круги совсем белые, многослойные, но увеличиваясь, они постепенно тают. А потом и вовсе виднеются многочисленные, не укрытые лепестками, пустые пятна.

«Как в жизни, - вспоминает Олег. – В детстве все пространство вокруг сконцентрировано, заполнено до предела: масса новых впечатлений, и все они значимы, а совершаемые открытия велики, так как для малыша впервые увиденная букашка не менее важна, чем для мореплавателя новый неизвестный материк. И этих впечатлений так много, что они наслаиваются друг на друга, и, чтобы разобраться в этом многообразии, времени тоже нужно очень много. И оно, время, понимая маленького человечка, его трудное и важное в этом познании существование, замедляет свой бег и дарит малышу длинные-длинные дни. И он долго-долго проходит этот свой первый маленький круг, гораздо дольше, чем все оставшиеся большие.

Обычно потом люди начинают думать, что все про эту жизнь уже поняли и заменяют белизну познания, пустотой созерцания, заменяют важное, но трудное никчемным, но легким, образуя тем самым пустоты больших кругов. Интересно, а у тех, которые не успокоились, у которых поле жизни до конца остается белым и они до последней своей минуты пытаются его изучать, с какой скоростью она проходит у них, жизнь?...

«Да, как она проходит, жизнь? – громко произносит Олег и мысленно отдергивает незримую штору.

 

Он сидит все на той же скамейке, те же белые круги на земле, только в саду снова есть компостная куча. Вокруг никого не видно, но следы недавнего пребывания людей обнаруживаются в виде брошенных лопат на только что выровненных грядках. Олег внутренне напрягается, он даже оглядывается на всякий случай по сторонам, хотя точно знает, что никто не сможет его увидеть, и быстро срывает молодую сочную травинку. Он держит ее на ладони, теплую от солнечных лучей, и она же, целая и невредимая, остается на прежнем месте, крепко цепляясь за землю сочными молодыми корнями.

«Две одинаковых травинки в одном и том же мире,  - думает Олег. -  Да, нет, в двух совершенно разных мирах».

В этот момент из дома выходят родители...

Все оказалось и просто, и легко - он испытывает огромную светлую радость.

Родители оживленно обсуждают какие-то «огородные» проблемы, и он вдруг начинает понимать, что эта тема и для него тоже неожиданно становится интересной. Только  выясняется, что в агрономии он ровным счетом ничего не понимает.  «Почитать бы толковую книжку…», - не успевает подумать он, как толстая, в ярком красочном переплете, она уже лежит на его коленях. Читать получается довольно быстро, скорость соответствует той, с которой его пальцы успевают переворачивать книжные страницы. Однако, вскоре выясняется, что страницы можно переворачивать и по нескольку сразу - текст все равно полностью воспроизводится в голове и сохраняется весь, до мельчайших подробностей. Вскоре про выращивание овощей он уже знает практически все. «Круто! – вспоминает Олег давно не применяемое им слово. – Ну, что же, дорогие мои, вызываю вас на соревнование - ваш колхоз против моего».

Олег еще долго сидит и наблюдает за тем, как  они суетятся, испытывает острое желание быть хоть чем-то полезным, и стыд за то, что редко испытывал это желание раньше: помогать, помогал, когда просили, но вот чтобы именно испытывал потребность… Олег думает о том, что уже в который раз прав был Хранитель: «Многое из того, что не дополучил там, можно получить в новом мире, но ничего из того, что сделал там уже не изменить и никогда не исправить».

После полудня возвращается ветер. Наверное, он так никого и не нашел, потому что с досады бросил ненужную фату прямо на вскопанные грядки. Да и деревья больше не хотят тратить силы на красоту. Они усиленно избавляются от праздничного наряда, заменяя его на повседневный, рабочий, более подходящий для выполнения важного дела  - сотворения плодов.

Из разговоров Олег понимает, что к вечеру приедут сестра и ее муж.

- Ну, тогда я пошел, - вздыхает он, - а то у вас уже огуречная рассада высажена и помидоры в теплице «колосятся», а у меня еще «конь не валялся». Лучше я с вами вечером посижу.

А еще он думает: «И откуда только во мне взялась эта любовь к сельскому хозяйству? Наверное, это еще с материнским молоком передалось, только сквасилось оно лишь сейчас. Кстати, прощения просим, рассаду-то я вашу с собой прихвачу». И он выдергивает все саженцы огурцов и помидоров из грядок, не нанося при этом ни малейшего ущерба семейному хозяйству. «А ведь мог бы все сделать усилием своей мысли!» - удивляется он необъяснимому желанию все делать своими руками.

 В зашторенном мире Олег достает из сарая лопату и быстро, с огромным удовольствием вскапывает землю, потом ловко формирует и выравнивает грядки и, наконец, с удовлетворением разглядывает результаты своего труда.

- Это вы там пользуетесь всякими достижениями цивилизации, - улыбается он, зная, что отец копает землю механическим культиватором, – а мы тут по старинке, как деды-прадеды учили – ручками, лопаточкой. Вот, зато, они у нас какие грядочки ладненькие получаются. И огурчики-помидорчики у нас тоже по старинке без удобрений всяких химических вырастут. Мы их лучше своей любовью удобрять будем».

Правда, периодически все-таки приходится выскакивать «к соседям», как он теперь с теплотой называет параллельную жизнь, потому что компостную кучу возвращать не хочется, а одной любовью кормить растения в соревновательных целях было бы нечестно. Дело в том, что он все больше начинает ощущать в себе неизвестные ранее способности и уже отчетливо понимает, что этой своей любовью он к вечеру не то, что овощи вырастит, он из них уже салат нашинкует. За водой он тоже постоянно выбегает к «соседям», и суета эта доставляет ему совершенно новое, и непередаваемо приятное удовольствие!

 Соседями, впрочем, он называет родных не случайно. На даче они спали в разных комнатах, но разделяла эти комнаты довольно тонкая стена, к которой с разных сторон были придвинуты кровати. И когда они ложились спать, мама тихо постукивала в стенку и говорила: «Спокойной ночи, сосед!» а он отвечал ей: «Спокойной ночи, соседка!» и традиция эта сохранялась годами, отчего слово «соседи» для него сегодня имеет совершенно особенное значение.

К вечеру все намеченные дела уже закончены, и, наконец-то, приезжает сестра. Олег возвращается в человеческий мир, подходит к ней и осторожно целует ее в щеку. А она, ничего не замечая, продолжает начатый разговор. Тогда он становится смелее и целует по очереди их всех.

 К лавочке, расположенной в глубине сада выносится стол и  там же натягивается синий шатер, тот, который оно подарил маме в последний его День ее рождения. Олег быстро возвращается к себе и проделывает здесь все то же самое, только душа почему-то просит чего-то из давно прошедших времен, и его мысль рождает старинный стол на гнутых резных ножках и с толстой деревянной столешницей, добавляет пару таких же кресел, да и шатер его оказывается гораздо больших размеров.

У соседей, тем временем, уже горит огонь в мангале, сад постепенно наполняется аппетитным запахом жарящегося шашлыка, привычно режутся салаты. Эх, как бы не хотелось, но ничем не может он помочь сейчас своим близким и привыкнуть к этому, ну, никак не получается. А, с другой стороны, и просто смотреть тоже ведь очень приятное удовольствие.

Но вот все рассаживаются за столом, шашлык, нанизанный на шампуры, роняет жирные слезы на большое круглое блюдо, а в бокалы наливается красное сухое вино. Он пристраивается на лавочку между родителями, и, принеся искренние извинения, забирает тарелку у одного из них и бокал у другого. Голода он не испытывает, но удовольствие от принятия пищи получает такое же, как в той прошлой жизни. Он присоединяет свои пожелания к произносимым ими тостам и свой бокал к их бокалам, он даже участвует в их беседе. Получается даже здорово, потому, что сегодня его мнение совершенно никто не оспаривает. А когда они уже рассказали все новости, и  на время воцаряется молчание, он начинает рассказывать им про свою жизнь. Они не могут его слышать, но почему-то молчат, и он успевает рассказать им про себя все-все.

Когда на небе загораются первые звезды, дом выманивает  всех из ночной прохлады в свое тепло. А Олег еще на какое-то время остается в их мире, продолжая находиться в незримой, неосязаемой своей оболочке, которая крепче любых пут не пускает его в прошлую жизнь.

- Какой удивительный был этот день. Один из лучших в моей жизни, – размышляет он. А еще он понимает, что не только ведь ради этого оказался он здесь.  Но решает, что то, другое начнется завтра, а пока он будет смотреть на звезды и думать.

- Хранитель, я так  счастлив сегодня. Жалко, что я не могу поделиться этой радостью с ними.

- То, о чем я тебе сейчас скажу, можно применять крайне редко, - откуда-то издалека и совсем рядом звучат слова  Хранителя, - дело в том, что ты можешь кому-то ненадолго приоткрыть свой мир, сделав его прозрачным. На самом деле это очень просто – заведи на некоторое время человека в свое зашторенное пространство, а потом он все забудет. По-другому я бы мог сказать так - подари ему сон.

- А можно один только раз пригласить в гости их всех?

- Только один раз можно.

 Утром все члены его семьи охвачены радостным возбуждением, и  никак не могут успокоиться. Выясняется, что всем приснился один и тот же сон. Будто вчера, когда они жарили шашлык, с ними за столом был Олег. Только стол, шатер,  да и сад их тоже выглядели несколько иначе.

«Нет, все-таки прав был вчера Хранитель, впрочем, как и всегда, - думает Олег, глядя на их суету. - Очень осторожно и очень бережно нужно обращаться с человеческой жизнью».

 

 

 

24.         Первый месяц

 

 

Очень быстро его жизнь входит в определенное русло. Олег каждый день заскакивает в гости к родителям, причем, первый раз обязательно рано утром. Он садится рядом с ними за стол и берет у мамы ее чашку со свежее сваренным кофе. Они вместе пьют этот один на двоих некрепкий напиток, он слушает, как родители обсуждают планы на день, и уже все вместе слушают новости по телевизору. Он чмокает их, провожая на работу, и желает, чтобы наступивший день прошел для них удачно и не принес больших огорчений.

 Затем он бежит к реке, сбрасывает там с себя одежду и быстро проплывает до излучины и обратно к мосту, где потом старательно осуществляет его грандиозную реконструкцию. Ему нравится эта веселая и неутомительная работа. С поразительной легкостью поднимает он огромные каменные блоки. Его воображение создает их из серого сверкающего на солнце гранита, и в обычной жизни для человека они совершенно неподъемны, но сейчас он, даже не напрягаясь, быстро складывает из них свой удивительный гигантский конструктор. При этом он все время громко распевает песни: и те, что любил в жизни той, и те, которым научили его воины в жизни этой. Он поет их на языках разных народов, живущих на далеких планетах.  Он уже давно знает, почему одни из них переполнены радостью, а в других стонет невыносимая тоска. Вода охотно подхватывает все звуки  и уносит их далеко за излучину.

 Не смотря на то, что темпы строительства моста весьма  приличные, Олег понимает, что до замка дело все равно дойдет еще очень не скоро, тогда он решает немного схалтурить и возводит замок усилием своей мысли, решив, что когда-нибудь потом отдельные детали он обязательно доделает уже руками.

А еще он вычищает реку. Пропадают ивы, за последние годы в большом количестве разросшиеся вдоль берегов. Исчезают кувшинки вместе с заболоченными затонами. Сами берега, как и дно реки теперь устилает чистейший золотистый песок. Конечно, не такой, как на Монтэгэро, а гораздо лучший - обыкновенный земной. Вода в результате, становится такая же, как на Голубых озерах. Утром она дарит ему свою зелень, а к обеду, когда он возвращался в сад, провожает небесной голубизной.

 Дом он переделывает несущественно. Кухня и прежде была большая, но он объединяет ее с ванной комнатой, предварительно избавившись от самой ванны (зачем она, если рядом есть река) и уже в этом измененном пространстве он заменяет газовую плиту на небольшой камин с витой чугунной решеткой. Мебель Олег придумывает такую, какую видел на картинах старых мастеров: резной сервант с маленькими стеклянными дверцами, удобный мягкий диван и дубовый круглый стол. Часы, начинавшие отмерять ход времени еще в позапрошлом веке, но совершенно не вписавшиеся в новый интерьер, он решает не трогать. Только исправляет остановившийся механизм и подтягивает гири. И часы в благодарность за внимание и заботу начинают с одобрением отсчитывать время его пребывания в этом мире: так-так; так-так…

В саду все остается по-прежнему. Только мангал его больше, да еще он выстраивает в конце сада кузницу. Когда-то ковкой увлекался его отец, и Олег, пока не заболел, представлял себе, что тоже когда-нибудь займется для души этим интересным и трудным делом. И вот уже первый его собственноручный катана лежит на столе, а совершенный изгиб его клинка окрашивают в синий солнечные лучи, пробивающиеся сквозь неплотную ткань шатра.

А еще он осуществляет свою давнюю мечту побывать в тайге. Далеко отправляться уже не хочется, поэтому тайга располагается сразу же за садом. Он берет иногда старое отцовское ружье, одевает «камуфляж» и уходит на встречу с мечтой. Ружье он, впрочем, с плеча никогда не снимает, оно нужно ему только так, для антуража. Он  просто бродит между деревьев, слушает, как гудят высокие сосны, как перекликаются юркие кедровки, беспокойные сойки и важные дрозды. В его тайге звери и птицы ручные, поэтому на плечи ему садятся мудрые совы, а красавцы тигры или добряки медведи подставляют свои мягкие морды в ожидании ласки. Но они всегда здесь в тайге и никогда не переходят незримую границу, проходящую  между тайгой и садом.

Эти посиделки с родными, стройка, походы в тайгу непонятным образом помогают освобождать душу от остатков тревоги и тоски, все еще цепляющихся за его сознание. Он будто выгоняет их из себя громкими песнями, и печаль, недолго побарахтавшись на волнах, навсегда погружается на речное дно.

В его мире есть одно не им созданное, но очень дорогое его сердцу чудо. Каждый день в те часы, когда в мире людей проходит церковная служба, здесь тоже звенят старые монастырские колокола. В монастыре, конечно, нет ни одного послушника, но каждый раз, когда за «шторой» пономарь забирается на высокую колокольню, колокола, находящиеся по эту сторону, тоже начинают раскачиваться, наполняя пространство его мира земным загадочным звоном.

Однако, по-настоящему интересное и важное начинается тогда, когда он садится на скамейку под синим шатром.

Самые редкие и важные книги, хранящиеся в лучших библиотеках мира, появляются на его столе, и он мгновенно прочитывает их на любых языках. Одновременно Олег может слушать концерт, который звучит сейчас на сцене Большого театра, или плач скрипки, на которой великий Паганини играет своей возлюбленной, но чужой жене Элизе - сестре Наполеона. Перед его взором возникают картины и скульптуры великих мастеров из разных эпох, и картины важных исторических событий. При этом, любопытства ради, он пробует вина из лучших погребов прошлого и настоящего - даже любимое мушкетерами бургундское, показавшееся ему, кстати, редкой кислятиной. Но, ни одна книга не исчезает с библиотечных стеллажей, ни один звук не теряют струны старинного инструмента, как и ни на одну каплю не убавляется вино в бокале у отважного мушкетера.

 Здесь на Земле ему открывается огромный, как космос, мир. Олег непрестанно удивляется, почему, по какой непонятной причине, будучи совсем рядом раньше, этот мир был  почти целиком спрятан от него, да разве только от него? Миллионам людей на планете вместо несметных и бесценных сокровищ, накопленных человечеством, достаются только жалкие  крохи, а порой ненужные или очень даже вредные «пустоты белых кругов».

Жизнь его теперь полнокровна, насыщена, осмысленна и прекрасна. Дома все хорошо, события там проходят привычно размеренной чередой. Правда, у мамы появилось новое увлечение. Теперь она все свободное время занята тем, с чем так безуспешно боролась когда-то с ним самим. Она сидит за его ноутбуком. «Что ж, - с удовлетворением констатирует Олег,  - дело, как и техника,  перешли в хорошие руки».  Ему очень хочется подсмотреть, что именно так заинтересовало ее в этом процессе, но он почему-то стесняется. А однажды она перебирала какие-то бумаги и забыла на диване листок. Олег очень долго не решается, но потом все-таки не выдерживает и читает текст:

«Осень путается в листьях сентября,

Солнечными бликами играя,

Осени легко – она не знает,

Как мне одиноко без тебя.

 

Улетает в дальние края

Клин усталых белых журавлей.

Как мне справиться с тоской моей?

Как мне одиноко без тебя!

 

Ты прости меня, мое дитя.

Может, даже сможем жить счастливо?

Будет все – и это справедливо,

Только одиноко без тебя…»

«Вот в чем, оказывается, дело, – думает он. - Ты снова начала писать стихи. Хорошая моя, только пусть они не будут такими грустными, а то у меня снова появляется чувство тоски и даже вины». Но, глядя на белый экран монитора, усыпанный черными буковками, она плачет не так часто, а больше улыбается, изредка глядя в окно. Только взгляд у нее такой, будто там за стеклом она видит не зеленое кружево вишневых листьев, а что-то совсем иное, недоступное всем остальным, находящимся рядом.

А еще, как-то в конце мая, выйдя в сумерках из Зашторенного мира, Олег чувствует манящий запах шашлыка. В поселке запахи эти не являются редкостью, тем более по пятницам или субботам. Особенность именно этого состоит в том, что он доносится из сада, в котором, проживает друг его детства. Сейчас он учится и работает в Москве, дома бывает крайне редко но, очевидно, что сегодня он все-таки посетил своих родных. И он, и его мама обязательно в таком случае позвали бы Олега к себе. Но поскольку теперь получить приглашение не представляется возможным, Олег отправляется туда без него.

В саду кроме родственников находятся еще и другие ребята, Олег знает их с тех пор, как его приятель начал заниматься  в городском хоре, в силу чего компания эта всегда отличалась необычайной певучестью. И вот когда шашлык уже съеден, а вино на столе заметно поубавилось, кто-то берет в руки гитару. И уснувшим деревьям, цветам, сохраняющим капли вечерней росы, высоким редким облакам на темном небе,  становящимся таинственно черными, когда прячется за них ущербная луна, обрамляя их неоновым светом, рассказывает этот стройный хор молодых голосов о том, как гулял когда-то по Дону молодой казак, а его любимая горько плакала над быстрыми речными водами. Да и еще много других грустных, и веселых историй повезло услышать в эту ночь тем, кого вывела на улицу бессонница помечтать под высокими звездами.

«Как много все-таки значит песня для человеческой души, - размышляет Олег. – В этом стремительно несущемся непонятно куда мире она дарит человеку редкую возможность остановить на мгновение этот бег, время на мгновение остановить и задуматься об этом самом мире: о себе в нем и о нем в себе». Хотя… сам человек вряд ли это когда замечает.

В эту ночь Олег неожиданно ощущает острую необходимость увидеть все, с кем свела его прошлая жизнь.

Он перелетает через реку и оказывается в доме, где он много раз бывал за последние десять лет. Черноволосый смуглый красавец с бешеной скорость стучит пальцами по клавиатуре компьютера. Олег неловко пристраивается рядом и подключается к игре. Теперь у него это получается настолько хорошо, что уже через пару минут становится неинтересно, а еще через минуту он осознает абсолютную бессмысленность происходящего. Тогда он садится напротив и рассказывает ему новые забавные анекдоты.

- Что же ты не смеешься, как прежде, дружище? А я ведь еще никогда не рассказывал их так хорошо. Эх ты…  - и он ласково трепет его по плечу.

Затем он перемещается в воинскую часть, расположенную недалеко от Москвы. Здесь в своем последнем дежурстве по батальону стоит самый большой по габаритам мощной фигуры и по величине доброго и как-то очень правильно бьющегося сердца другой его товарищ. Олег берет у него боевое оружие, и некоторое время они  так и стоят рядом, охраняя неизвестный Олегу объект.

- Прости, братишка, что не могу побыть с тобой дольше. Теперь увидимся уже на гражданке.

Весь следующий день он мечется по улицам родного города, Москвы, Зеленограда, и некоторых иных близких и дальних городов. Он подсовывает друзьям, сдающим в институте зачеты, легкие билеты, весело объясняет бестолковым начальникам, какие замечательные люди – другие его товарищи и как необходимо срочно повышать им заработную плату.

Наблюдает, как читает уже давно знакомую ему самому книгу его друг, а по стилю мышления философ. Олег ерошит и без того непослушные философские волосы и спрашивает, хитро заглядывая в черные миндалевидные глаза:

- Ну что, поспорим теперь, титан мысли! Посмотрим, чья идея победит сегодня?

Затем он попадает в помещение, где небольшая музыкальная группа исполняет приятную печальную песню. Молодой парень с окладистой бородой настаивает на том, что текст предполагает присутствие в музыке некоторой доли оптимизма.

- Ты зачем же такую бороду отрастил? – улыбается Олег. - Сбрей, тебе не идет. А вы, уважаемые музыканты моего друга все-таки послушайтесь – он прав, - важно добавляет Олег.

Пролетая над небольшим кафе, Олег замечает красивую влюбленную пару. «Как хорошо, что они до сих пор вместе, - думает он. – И пусть так будет всегда!» Он тут же подсаживается к ним за столик.

- Спасибо тебе, - обращается он к девушке, – за то, что считала меня самым добрым человеком в своей жизни, и за то лукошко с московской суетой, которое так настойчиво пыталась притащить в мою обитель, и притащила-таки вместе с девятью замечательными оболтусами. И тебе спасибо друг, за то, как бескорыстно  предложил свою помощь, а потом так тепло обнимал, засыпая рядом на диване.

Он повидал их всех: с кем делил скудный студенческий бюджет и тесные общаговские метры, с кем ездил на далекое красивое озеро, или ходил на близкое зеленоградское. Как много оказалось у него в той жизни надежных друзей, умных и добрых товарищей.

Олег навещает и близких, и родных, тех, кто помогал ему в дни тяжелых испытаний, кто делом, а кто светлой молитвой. В далекой Украине  он долго обнимает мудрую и трудолюбивую свою бабушку, желая ей самого долголетнего долголетия. А уже в самом конце дня, ближе к полуночи, внимательно наблюдает, как заполняет эпикризы та не случайная в его жизни женщина и самый замечательный доктор.

И у всех он попросит прощения, потому что  не до конца успел это сделать тогда - во время редких передышек между болью. И что удивительно, каждый, к кому он прикасается, на секунду замирает. И Олег чувствует, как, не смотря ни на какую зашторенность, все-таки совершается маленькое чудо, и через непроницаемые стены проникает крошечная толика его энергии, добавляя каждому из них чуточку здоровья и искорку тепла.

Но таким был только один его земной день. Остальное же время он проводит в учении и  трудах.

И вот уже скоро заканчивается первый месяц его нового пребывания на Земле.

Ему так много стало известно, так тонко он понимает теперь чувства и поступки людей. И, главное, знает, как это происходит, почему возникают именно такие чувства, и как можно было бы повлиять на причины тех или иных событий, чтобы избежать неправильных последствий. И сильно сожалеет о том, что не понимал раньше, как много можно было получить, пребывая в той жизни. Как много дадено людям теми, кто ждет их ПОСЛЕ и очень надеется, что придут они просветленными и не с пустыми руками, а точнее, не с пустой душой. И что будет она, их душа, очень нужная и полезная в той новой жизни.

Он так много теперь знает…

Но есть еще внутри пустое пространство, и душа не терпит этой пустоты и этим мучает. Как будто не выткан до полного совершенства белый ковер его.  Словно не хватает воздуха, когда восстанавливаешь дыхание по окончании трудного пути, точнее не хватает того последнего его глотка, после которого и дышать уже совсем легко и жизнь снова по силам. Ведь душа уже  совершенно освободила это место для самого важного и нужного.

- Небо, хоть ты подскажи мне разгадку самой главной тайны моей прошлой жизни, - Олег даже с надеждой смотрит на это темное украшенное звездами небо.

…Он еще не стал таким прекрасным, как обещал Хранитель, но уже отчетливо виден ему высоко над головой тихий манящий свет, исходящий от хижины Отшельника, и старец за окошком, склонившийся над толстой книгой. Он поворачивается к Олегу, его седые волосы касаются пожелтевших страниц, и глаза их встречаются.

Как много могут сказать глаза…

А такие могут даже открыть самую главную тайну жизни: «Не засоряй свою душу, содержи ее в чистоте и порядке.  Чтобы всегда там было место для любви, сострадания, мудрости и святости».

«Вот оно, то, чего не хватает, - Олег даже удивился, настолько простым оказывается ответ. – Я так много узнал созданного людьми и простыми и великими. Великими, но… не святыми».

И он с грустью опускает взгляд. На столе…

На столе лежит толстая книга с пожелтевшими листами. Он открывает ее наугад: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное»... И Олег неторопливо начинает читать эту книгу с самого начала.

А когда переворачивается ее последняя страница, он задумывается: «Может быть это правильно, что детей сюда берут сразу без испытаний. Маленький ребенок, конечно, может безоговорочно поверить в другую жизнь, как в сказку. Но поверить в нее, как в неизбежную и необходимую реальность способен только взрослый человек, страдающий и мыслящий. Только переживая за себя, за других людей и все время  при этом размышляя, он обязательно сможет понять, что вера нужна ему не для блага в жизни сегодняшней, а для блага в жизни грядущей.

 Но все равно, и там и здесь, жизнь обязана быть счастливой. Нужно только все время думать, что оно такое – это счастье, и что для него правильно».

Олег вспоминает, как уходя от погони, и сохраняя в себе воинов, он мог бы сбросить этот «груз», и тогда полет его стал бы легок и приятен, и он быстро избавился бы от проблем. Но главным тогда было не его собственное в данный момент существование, а то, что хранилось у него внутри и то, что  с этим будет после.

 А ведь и в прошлой жизни также.  Главное в человеке не он, тот, что снаружи, о то, что у него внутри. Только трудно идти по жизни, неся в себе правильную душу, отягощенную строгой совестью. И человек иногда сбрасывает этот груз, и приходит легкая жизнь, и уходит ее великий смысл.

 

 

 

 

 

25.         Гость

 

 

Cегодня утром он признался себе в том, что окончательно проиграл битву за урожай.

«Да, не научился я еще управлять своей любовью, - размышляет Олег, с грустью разглядывая покрасневшие до самых макушек спелые плоды помидоров. – А вообще интересно, можно ли умалить в себе любовь до неощутимого состояния? Ненависть, знаю, можно, зависть, жадность.  А любовь? Контролировать попробовал – и то не получилось».

Что и говорить, если свои огурцы он ел уже через четыре дня. С помидорами дела сначала обстояли лучше. Он честно соблюдал правила соревнования и дозировал свое внимание к ним в соответствии с процессами, происходящими у «соседей». Окучивал, как они, поливал, а вместо удобрений любил. И так полюбил эту работу вместе с ее плодами, что сегодня за одну ночь абсолютно все помидоры предательски покраснели. Июнь уже давно перешагнул свой экватор, но в соседской теплице многочисленные уже помидорные кисти имели стабильно густую зеленую окраску. А у него - вот, полюбуйтесь, пожалуйста.

Озвученная дата напоминает ему о том, что скоро  День рождения у мамы. Первый без него. Становится безумно грустно от того, что ничего не получится подарить, даже стихотворение. Этот способ всегда выручал -  особенно в периоды сильного безденежья. А сейчас сочинить-то сочинишь, а как подаришь? Остается только сон. «Что ж, попробую завести новую традицию – на Дни рождения дарить им сны», – решает Олег. - С папой буду ездить на рыбалку, с сестрой слушать музыку, а с мамой… Ну… – это нужно еще хорошенько обдумать».

- Ты уж обдумай, пожалуйста, очень хорошо, - Хранитель стоит рядом и  загадочно улыбается.

- Даже не сомневайся, я прекрасно помню недавний переполох, - Олег сияет от радости, как только что начищенный самовар. – Как здорово, что ты здесь! Хочешь, я покажу тебе свой мир? А ты надолго? – он сыплет вопросами с такой скоростью, будто боится, что Хранитель сейчас исчезнет.

- Мне подарена огромная куча времени – до полуночи, как Золушке. Потом меня, к сожалению, как всегда, ждут.

- Круто! – Олег знает теперь много новых и умных слов, но иногда хочется чего-то короткого и емкого. – Скажи, как там мои?

- Круто, когда кругом «свои». Правда? – весело повторяет за ним Хранитель. – Нормально твои, даже отлично. Почти совсем поправились. В космосе тоже довольно спокойно. Только как-то настораживает меня это затяжное спокойствие. Ну, да не будем сегодня ни о чем кроме как о хорошем. Кстати, как раз об этом. Сразу после меня жди  еще гостей. Много нельзя, а пятерым дозволено.

Олег, если бы смог, наверное, заплакал бы сейчас от счастья.

- Хранитель, спасибо! Просто парад чудесных подарков. Только, знаешь…

- Знаю… Счастье нужно пить маленькими глотками. Но кто знает, сколь долго еще будет спокоен космос. Так, как, выдержишь?

- Выдержу, выдержу! – беспокоится Олег, как будто кто-то собирается отбирать у него эти замечательные дары. – Только вот я никак не решу, с чего нам с тобой лучше начинать сейчас экскурсию.

- Давай не будем нарушать установившийся порядок, - предлагает Хранитель, с наслаждением вдыхая чистейший аромат утренней росы.

- Я только «за», - соглашается Олег.

Они успевают попасть в родительский дом как раз к утренним новостям, и даже два раза забирают у мамы ее кофе. Потом Олег традиционно чмокает родителей, и ведет Хранителя к реке.

День обещает быть замечательным. Уже поднялось над мостом солнце, и по воздуху, невидимо касаясь зеленоватой поверхности воды, рассыпается колокольный заутренний звон.

- Плавать будем? – спрашивает Олег.

- Будем!- согласно кивает Хранитель.

- А мост строить?

- Все будем!

- Отлично, тогда: раз, два, три…

И они мгновенно разрушают сверкающую водяную вязь, а когда плывут к излучине, Хранитель спрашивает у Олега:

- А можно мне кое-что поправить в архитектурной композиции замка? Мне кажется, что он не выражает ни один из существующих стилей. Или твое решение принципиально?

- Делай что хочешь. У меня до него руки никак не доходят. Я его вообще давно придумал, когда еще ни одной книги по этой тематике не прочитал. Тем более, если что не так, то всегда ведь потом и переделать смогу, – добавляет Олег, хитро улыбаясь.

Когда они возвращаются к мосту, Олег оборачивается и замирает. На высоком крутом берегу реки у самой излучины стоит такой благородный красавец, что слов, достойно отражающих меру его красоты, быстро  не найти не получается. Поэтому он просто произносит:

- Снимаю шляпу, Хранитель»!

Правда, чувствуется, что Хранитель и сам остался очень доволен полетом своей мысли.

- А мост у тебя получился – претензий нет, - уважительно отмечает он.

-Так я его уже третий раз переделываю. Сначала сам что-то придумал. Потом классную конструкцию в книге отыскал. Потом еще кое-что почитал, и опять сам придумал. И вот результат! Тебе, правда, нравится?

- Правда. Только скажи, все-все своими руками?

- Ну… не все, конечно, сам понимаешь – третий по счету проект, срыв сроков окончания строительства, опять же замок заброшен (хорошо вот ты помог, правда, тоже креативным таким способом…). Вот и приходится иногда в помощь рукам голову подключать.

- В любом случае, молодец. Даже менять ничего в твоем творении не хочется. Может, сегодня и достроим?

- Да, нет. Мне тут и самому немного осталось, а у нас с тобой впереди еще большая культурная программа. Только, знаешь, я петь во время работы очень люблю. Душу пение от разного ненужного хорошо освобождает. У меня теперь и слух после музыкального самообразования абсолютным стал. Со мной петь будешь?

- Буду.

- А какие песни знаешь?

- А я все знаю.

- Кого и о чем я спрашиваю? Мог бы и сам догадаться, - смеется Олег.

Здорово у них это все получается, красиво. И мост быстро строится, и мощное их пение на два голоса далеко по реке разносится. И старинные часы в доме на стене все это очень одобряют: так-так; так-так. Только стрелки их неумолимо перескакивают через полдень.

- Хранитель, нам пора. Обедать будем? Или сразу в тайгу?

- В тайгу. Не стоит тратить жизнь на еду.

Впрочем, по тайге они бродят недолго. Вдыхают горький аромат хвои, подставляют плечи совам, ласково треплют теплые звериные шкуры, и часам к трем снова возвращаются в сад.

- Ты думаешь, Хранитель, что под этим синим шатром стоит стол? – хитро улыбается Олег. - Как ошибаешься ты, Хранитель! Под ним бьет священный источник моего познания. А сегодня я готов дать тебе возможность испить от него любое твое желание.

- Что ж, как говориться: «Кутить, так кутить!» - соглашается Хранитель. – Музыка… пусть будет Бах. А зрелище какое-нибудь спокойное.

- Мне нравится наблюдать за тем, как пишет картины Леонардо Да Винчи. Он делает это необыкновенно благородно, без лишней суеты и метаний.

- Хорошо, пусть будет Леонардо.

- А вино?

- Ты не поверишь, - Хранитель, улыбаясь, смотрит на Олега, - но я не очень больной ценитель этого удовольствия. Поэтому - тоже на твой выбор.

И вот звучит великая музыка, уверенная рука выписывает улыбку на лице милой женщины, и они, наконец, могут позволить себе долгий неспешный разговор.

- Олег, меня с некоторых пор удивляет, что ты не задаешь вопросов о том, как устроен мир.

- Во-первых, мне кажется, что ты, как всегда в таких случаях, будешь уходить от полного ответа. Во-вторых, я уже и сам имею об этом некоторое представление, и оно меня пока устраивает. Вот недавно я определил для себя, что такое – рай.

- Интересно.

  - Да! Это место, без которого не можешь ты, и которому плохо без тебя, потому что вам очень хорошо только вместе.

- Наверное, позже это место окрасится для тебя и какими-то новыми красками, но пока действительно это, пожалуй, лучшее определение.

- Я совсем о другом хочу спросить тебя, Хранитель. Только не подумай, что меня это очень сильно волнует… Просто, любопытно, - Олег на некоторое время умолкает. - Ты случайно не знаешь, как могла бы сложиться моя жизнь на Земле, если бы мне был отпущен несколько больший срок?

«Конечно, я знаю, - улыбается, глядя на него Хранитель. - И совершенно неслучайно. Видишь ли, у каждого есть свой изначально прописанный алгоритм. Он устанавливает путь, по которому  пойдет человек и цель, которую он сможет таким путем достичь. Но это вовсе не значит, что конечный результат предопределен абсолютно. Всегда есть несколько возможных финишных вариантов. Очень многое зависит от того, как сам человек будет проходить свой путь, как на этой дороге он будет искать связь с миром, и какую брать у него помощь. Очень часто вмешательство помощников Зла изменяет правильный ход человеческой жизни, если не встречает достойного сопротивления. Это очень долгий и трудный разговор о соотношении роли человека, Добра и Зла в судьбе. Поэтому каждая судьба всегда абсолютно уникальна.

Что же касаемо тебя… Я уже говорил когда-то, что ты рожден для очень хороших дел в той твоей жизни, но по раннему сроку призван в жизнь эту для дел великих. Один человек, который должен был бы стать твоим другом, создает сейчас небольшую фирму, связанную с разработкой  и  внедрением новых компьютерных технологий. Позже ты начал бы работать у него помощником по персоналу. Необыкновенное профессиональное чутье этого человека и твои замечательные способности общения с людьми, позволили бы со временем (не скоро, очень не скоро) превратить скромное предприятие в крупнейшую компанию, занимающую лидирующие позиции. Позднее вас увлекла бы политика, вы привели бы к власти правильных людей, и жизнь здесь стала бы весьма достойной.

Этот человек все равно создаст свою фирму. Она будет успешной, но масштабов таких уже не достигнет. А жизнь в вашей стране все равно станет лучше, только сделают это уже другие и несколько позже.

Еще ты восстанавливал бы заброшенные храмы в самых глухих уголках вашей страны. И писал бы очень красивые стихи о человеческой душе».

- А я все равно попробую их написать. Я ведь теперь гораздо  больше знаю, чем тогда. Вот только свободное время появится, - уверенно заявляет Олег.

- Для таких стихов не требуется много знаний. Для них нужно очень много этой самой души, а иногда – необходимо   испытать сильную боль и, не смотря ни на что, продолжать видеть впереди свет.

- А семья? Была бы у меня семья?

- И да, и нет. Смотря, что называть семьей. Дело в том, что у тебя никогда бы не было детей. Я знаю, как именно для тебя это было важно, но это та жестокая плата, которую, сам того не ведая, платит воин за право, честь и счастье пребывать в нашем воинстве. Как бы ни был достоин человек, наличие живых потомков лишает его возможности встать в наши ряды. Мы не можем допустить, чтобы существовал инструмент, с помощью которого Зло смогло бы воздействовать на вас из прежней жизни. Сказанное вовсе не означает, что ни у кого из воинов детей не было. Просто дети уходили из жизни раньше своих отцов. И не думай, что испытание уходить из жизни прежде времени тяжелее, чем испытание из той жизни прежде времени провожать. Часто последнее оказывается куда страшнее.

-  А я так и не думаю. Не могу объяснить почему, но я тогда очень хорошо чувствовал, что мне самому  в мои последние два года было легче, чем моим близким. Особенно, в самом конце. Мне было, может быть, хуже только от одного - они имели возможность мне помогать, а я им - нет.

- Ты совсем напрасно мучился этим. Проводить с больным бессонные ночи, или давать ему таблетки, гораздо легче, чем давать тем, кто рядом, надежду на то, что их старания небесполезны. А ты вел себя так, что видя твой оптимизм и волю к жизни, даже профессионалы начинали сомневаться в печальном исходе. А родные верили в победу до последнего дня.

- Хорошо, если бы так…

- Ты не понял, я не предполагаю, я рассказываю, как это было. Ты видел только их поступки и слышал слова, а мне были доступны их мысли.

- Спасибо, мне, правда, стало легче, - Олег снова какое-то время молчит, а потом спрашивает снова. – А может быть, ты даже знаешь, сколько я прожил бы лет?

- Я описал тебе самый длинный алгоритм твоей жизни, по которому ты жил бы очень долго. Но мои возможности ограничены исключительно правом знать.  Правом влиять на мое знание, обладает Другой. Ты мог бы понадобиться здесь раньше, и тогда бы Им было принято иное решение. Но сколько бы ты не жил, жизнь твоя ни в одном из вариантов не прошла бы гладко. Тебе изначально было предначертано тяжелое испытание. Ведь именно оно должно было окончательно проверить солнечность, подтвердить сущность - наличие неисчерпаемого источника радости. Хотя и до и после испытания ты казался бы вполне счастливым человеком. Просто «после» пришлось бы научиться очень глубоко прятать осколок непроходящей боли, чтобы никто не смог догадаться, как постоянно и нестерпимо царапает он незащищенную изнутри душу.

Твое любопытство полностью удовлетворено? Грустно не стало?

- Грустно? От чего? Разве мне сейчас плохо? Немного  обидно, что можно было бы и там сделать что-то очень значительное.

Хранитель в ответ молчит. Молчит и Олег. Обо всем за них говорит волшебная музыка, записанная когда-то рукой гения.

Потом Олег весело произносит:

- Помнишь, что когда-то я хотел написать о передаче особенностей характера во время «вливания» энергии? Решено - трактат о донорстве отменяется. Пишу книгу под названием «Как бы я жил, если бы не умер и даже не заболел».

- Я думаю, что и без тебя найдется, кому ее написать, - Хранитель хитро смотрит на Олега, а потом неожиданно добавляет, - впрочем, кто знает, бывает, что в таких делах в одиночку не справиться...

…Играет музыка, милая женщина уже улыбается им своей загадочной улыбкой, и Олег задает следующий вопрос:

- Мне здесь очень многое по силам, получается даже увидеть прошлое. Но не все. Например, я не могу увидеть в этом прошлом себя.

- Считай, что перед этой информацией поставлен защитный блок. Очень трудно, знаешь ли, видеть свои промахи и не иметь возможности их исправлять.

- Но я же их и так достаточно хорошо помню.

- Одно дело – помнить, совсем другое – видеть. Поверь.

Олег думает о том, как действительно нелегко ему было недавно наблюдать за тем, как трудятся родители. Наблюдать и при этом сидеть, сложив руки.  Но сегодня этому хотя бы есть оправдание. А вот тогда… Он вспоминает кое-что еще, оправдания там для себя не находит, и решает, что Хранителю лучше верить.

Художник тем временем складывает кисти и удаляется, оставив рядом с ними высыхающий портрет. Музыка продолжает ласкать слух, и уже в который раз  у Олега появляется ощущение, что в душе становится больше места.

- Да, - отвечает Хранитель, услышав только еще зарождающийся вопрос, - музыка, идущая из Света, для того и посылается, чтобы добавлять душе свободного пространства, ибо нужно как можно больше места, где могли бы разрастаться искры этого Света.

- Что такое Свет?

- Это хорошее место. Ты его обязательно когда-нибудь увидишь.

…Часы настойчиво подталкивают стрелки к полуночной отметке. Вот уже и новорожденная луна повесила свой сияющий белым серпик на самую вершину черного небосвода. Они торопятся испить радость последних подаренных им минут, но проходят и они. Прощаясь, Хранитель с особенной теплотой в голосе напоминает:

- Не забудь обдумать подарок для мамы очень хорошо.

- Я уже обдумал. Она потом все забудет,  я оставлю ей только настроение.

 

 

 

 

 

 

26.         Гости

 

 

 

Когда он поступил в институт, веселая студенческая жизнь подарила ему почти  абсолютную свободу - это нравилось и пьянило. Так получилось, что к нему домой институтские друзья приезжали всего несколько раз, он ведь и сам уже давно стал здесь редким гостем. По той же причине школьные товарищи гораздо чаще бывали у него в общежитии. Но летом двадцать второго года его жизни, когда пришла страшная болезнь, он на целых двенадцать месяцев снова задержался дома. А в конце весны от него ушла любимая. Он с родителями уже переехал на дачу, и ее звонки становились все реже, а ответы короче и холоднее.

 Позади осталась последняя «химия», а впереди снова институт и надежда. И вдруг этот ее звонок, и слова о том, что у нее появился другой.

Олег улыбался всегда. Когда он прочитал в Интернете, что означает его страшный диагноз, и что отпущенный ему срок всего месяца два-три, то даже тогда никто не увидел ни страха, ни печали на его лице. Только улыбку… Печаль, конечно, была, просто у него получилось очень хорошо ее спрятать. А эта весть совсем выбила опору из-под ног. Только теперь ему показалось, что жизнь действительно от него уходит. Даже не столько жизнь, сколько ее главный смысл, тот без которого, как ему тогда верилось, никому и жить-то не стоит.

И вот один за другим на этот садовый плацдарм начал высаживаться десант. Друзья приезжали по трое – четверо, сменяя друг друга, каждую неделю.

Начало дачного сезона. Московские машины уже привычно встали в бесконечных  пятничных пробках, а они все равно ехали, не смотря ни на что. Жарился шашлык, звучала гитара, и он чувствовал, как отступает тоска. Он выстоял бы и сам, но все-таки здорово, что они были рядом.

Жизнь еще успела подарить два раза Селигер и целый год институтской свободы… А потом последняя отчаянно короткая битва за эту жизнь и уже последние дружеские десанты.

Сегодня все совсем по-другому. И других он ждет друзей. Но волнуется и радуется так же, как тогда.

С первыми лучами солнца приходит ощущение, что они скоро прибудут. Олег маринует мясо так, как любил это делать в своей прошлой жизни. Он вообще к двадцати годам откопал в себе большие кулинарные способности, и получал удовольствие не только от поглощения, но и от приготовления пищи. Собирает овощи со своего огорода. Представляет круглые душистые хлеба и складывает их в низкую плетеную корзину. Рядом ставит большую пузатую бутыль с вином и такие же пузатые бокалы. Еще он вспоминает о том, что Тецуо обязательно должен любить рыбу, и готовит ее в соевом соусе. Вкусы остальных он решает удовлетворять по мере потребности.

В тот момент, когда Олег задумался над тем, уместна ли здесь будет белая скатерть, его неожиданно обжигает поток горячей энергии, и он оборачивается...

Они стоят, тесно прижавшись друг к другу. Коренастый Тецуо в черном костюме самурая, рядом Коко, одетый в зеленую тунику без рукавов, расшитую замысловатыми золотыми орнаментами. Мелкие рыжие кудряшки на его голове непривычно отливают зеленым. Задумчивый Звездочет в простой монашеской рясе. А чуть сзади блестят металлом своих воинских одеяний Сигурд и Дебер. Но если Дебер выше первых троих за счет того, что рост ему прибавляют торчащие вверх черные блестящие  волосы, то Сигурд возвышается на целую голову, и в плечах он раза в полтора шире любого из них.

Они стоят и улыбаются, а Олег идет к ним, не торопясь, внимательно вглядывается в их лица и с удовольствием отмечает, что они совсем не изменились. Будто не было того страшного боя, и не трепетала безжизненно в черном межзвездном пространстве выжженная их энергия. Крепкие! Здоровые!

- Орлы! – радостно восклицает он.

Они обнимают его и долго стоят так в полной тишине. Наконец Олег первым прерывает молчание:

- Предлагаю осмотреть мой мир, а потом будет сюрприз.

Сначала они бродят в тайге. Дебер каким то непостижимым образом угадывает в совах их символичность, отмечая это следующими рассуждениями:

- Несчастная птица. Глядя на нее, сразу видишь, как обидела ее судьба.

- Требуем, чтобы последовали комментарии! - удивленно произносит Олег. – В моем лесу вся живность находится под защитой. Впрочем, на счет судьбы я ничего конкретно утверждать не могу, но ты-то бедную птичку за что так «обласкал»?

- Разве ты не видишь? Ну, посмотри по внимательнее!

Олег почти в упор всматривается в круглые и какие-то очень человеческие глаза сыча. Тот тоже смотрит на Олега, периодически смыкая веки.

- Ничего не понимаю, - Олег переводит вопросительный взгляд на Дебера, - птичка здоровая, упитанная. У меня здесь вообще идеальная экология. Со стороны животного мира ко мне не может быть абсолютно никаких претензий. Тогда какие претензии могут быть к нам у тебя?

- В глазах этих птиц, - медленно и вдохновенно произносит Дебер, - навеки застыл отпечаток мысли. Отпечаток безжизнен, как след на песке, оставленный ушедшей волной. Но жива волна, и она возвращается, чтобы не умер этот след. Так и в глазах этих птиц жива печаль о не свершенном. Я думаю, что когда-то, в начале всего, было решено именно им подарить разум, и возможно, что на малую долю мгновения он даже был им дан. А потом передумали и отняли разум, заменив его на печаль, чтобы она в веках сохраняла безжизненный отпечаток мысли.

- Тецуо, закрой рот, - спокойно говорит Сигурд.

- Так и было! – убежденно заявляет Тецуо, восторженно глядя на птицу, и по сигурдовски  бьет себя кулаком в грудь.

- Так не было, но все равно очень красиво, - смеется Олег, а Дебер лукаво улыбается. И все, кроме сыча, понимают, что он просто пошутил. А тот, улетая, издает обиженно жалобный свист, будто подтверждает, что и вправду был-таки когда-то жестоко и не справедливо обманут.

 Затем Олег заводит друзей в параллельный мир.

-Познакомьтесь – это самые близкие и дорогие мне люди.

И каждый из воинов приветствует его родных по обычаям своего народа.

- Ты был таким же огромным? – глядя на отца, снова восхищенно спрашивает Тецуо. Он  ниже остальных друзей, а уж в прошлой жизни и вовсе отличался щуплым телосложением. – В Японии твой отец мог бы заняться сумо и стать рикиси – богатырем, даже национальным героем!

-  Нет, я был немного меньше, - отвечает Олег, и, видя, как гаснут восторженные искры в глаза товарища, тут же добавляет. – Но если бы я знал, что тебя это так огорчит, я бы очень много кушал, и легко набрал бы необходимый вес – тем более, что у меня это очень хорошо тогда получалось. Сигурд, а каким был ты?

- Равных не было, - невозмутимо отвечает тот, удивленно наблюдая забавную картину.

К металлическому штырю на тонкой длинной веревочке привязана маленькая дикая уточка с подрезанными с одной стороны перышками. Уточка гуляет по зеленой лужайке возле дома, непрерывно роя червяков, отщипывая сочный лист одуванчика или жилистый подорожника, а иногда забирается в корыто, до краев заполненное водой, и весело ныряет.

Уточка иногда запутывается, и тогда кто-нибудь тут же бросается к ней на выручку, распутывая веревку, или переносит штырь в другое место, если утка проявляет к этому «другому» месту настойчивый интерес. А когда Сигурд слышит, что все обращаются к ней ласково и называют ее Дусей, то вообще перестает что-либо понимать.

- Зачем?  - спрашивает он у Олега, - Она слишком мала.

- Так она же не для хозяйства, а для души. Размер маленький, а радость большая. Ну и, может так случится, что она пригодится отцу для охоты. С ней тут даже чудо небольшое произошло.

Если начинать совсем  издалека, то когда мне было восемь лет, родители завели собаку страшной бойцовой породы, стаффордширский терьер называется. Сила челюсти – двадцать две атмосферы. Звездочет понимает, а вам объясняю: мы свои зубы только с силой в две атмосферы сжать можем. (Олег краем глаза замечает, как Сигурд  изо всех сил сжимает свои челюсти, пытаясь определить, какая была хватка у этой собаки).   А мы у нашей мясо изо рта вынимали - и ничего. Такая она добрая была. Больше всего она боялась нас обидеть, не укусила никого ни разу. Еще она, правда, сквозняков боялась, поэтому спала только на диване. Все ее безумно любили, тискали, как игрушку. И она любила всех, даже соседей, даже тех, кто хоть раз в дом приходил, не забывала, и если человек снова возвращался, то радостно его приветствовала.

Мы с ней в один год из семьи ушли, только она весной, а я осенью. Вот ведь как иногда все относительно. Если подумать, пятнадцать лет, что она с нами прожила, срок для человека не такой уж большой. Но она была со мной рядом ровно две трети моей жизни, а это уже ого, какое долгое время. Она еще зимой ослабла. По дому ходила, а на улицу ее папа на руках выносил. А потом она, может, узнала что, или почувствовала, - Олег произнес эту фразу с грустной иронией, - но приняла какое-то правильное собачье решение, и за один короткий вечер покинула этот мир, освободив семью для заботы уже о другом, обо мне, то есть.

Было так тяжело, что я при всем своем красноречии только и смог написать: «Эх, семья стала на одно существо меньше. Спи спокойно, мой друг человека».

Родители тогда договорились, что никакую живность заводить больше не буду. А тут переезжают первого мая на дачу, а минут через пятнадцать все видят довольного папу, ведущего на веревочке крякающую Евдокию. Мама разнервничалась и дала папе сроку три дня, чтобы пристроить утку в хорошие руки, другими словами, отдать друзьям-охотникам. Папа время тянул, а мама нервничала, хотя в душе птичку сразу полюбила, просто душа ее лишней боли в будущем противилась. Потом моя сестра маму очень попросила Дусю оставить, и мама сдалась.

И вот сидит как-то моя мама на лавочке (это уже месяц прошел, как утка в нашем хозяйстве прописалась), смотрит не нее и философски так изрекает: «Если бы ты, Евдокия, золотые яйца несла, я бы уж, так и быть, против тебя бы не возражала». На следующий день Дуся снесла свое первое серебристое яичко, и теперь делает это с завидной регулярностью.

- Чего не сделаешь, чтобы в хороших руках остаться, да? - обращается Коко к птице, а потом быстро добавляет. – Только Уточкой меня прошу не называть, я уже к Курочке привык.

 Все смеются, а Сигурд осторожно берет Дусю - дубль два в руки. Она почти вся умещается на его огромной  ладони, и он нежно гладит ее неловкими пальцами, стараясь нечаянно не повредить ее хрупкие перышки.

Потом они отправляются на реку, и вот там задерживаются надолго. Как дети, они резвятся в поголубевшей уже воде, ныряют с моста, по достоинству оценив его сложную архитектуру, плавают наперегонки до излучины. И, конечно, особый восторг у всех вызывает замок.

- Это творение мысли Хранителя, – с гордостью поясняет Олег.

- А он так может? – удивляется обычно снисходительно невозмутимый Звездочет.

- Он еще и не так может! – заверяет его Олег, скромно умалчивая о своих собственных способностях в этом мире. – А вы, вообще-то надолго?

- Нам разрешено до полуночи, - тяжко вздыхает Коко.

- У вас там, что у всех «синдром Золушки» что ли? – шутит Олег, но никто кроме Тецуо его не понимает, а Сигурд даже серьезно успокаивает:

- У нас этого нет, но если объяснишь, что это такое, обязательно сделаем, – а потом важно добавляет. – Мне разрешено задержаться еще на один день.

- Что ж, тогда пора получать сюрприз, - объявляет Олег.

Они возвращаются  в сад, и он, усаживает товарищей за стол.

- Сейчас я буду жарить мясо, - говорит он.

- Зачем? – настороженно спрашивает Сигурд.

- Есть будем, - улыбается Олег.

- Зачем? – не сдается Сигурд.

- Вкусно, -  хохочет Олег.

- Как это может получиться? – интересуется Звездочет.

- Еще как может! Все, как один, вспомните, как это делается. Такое не забывается.

Когда мясо уже готово, Олег выкладывает дымящиеся шампуры на блюдо, берет один из них, снимает ароматный кусок и с аппетитом жует. Остальные внимательно за ним наблюдают.

- Ну, что же вы? В моем мире это происходит довольно легко.

И тут Сигурд отчаянно, как выхватывал когда-то в бою острую секиру, хватает  с тарелки другой шампур и срывает с него крепкими зубами горячее мясо, быстро его жует, а потом удовлетворенно крякает. Его примеру следуют остальные, и трапеза приносит им всем огромное удовольствие.

- Дебер, а чем питаются на твоей родине? – спрашивает Олег.

- Тоже едят мясо животных, плоды растений. Но меня это никогда сильно не волновало. Мне всегда было как-то жалко тратить жизнь на мысли о еде.

Олег вспоминает, как недавно похожую фразу произнес Хранитель. «Наверное, правильная это мысль – решает он. - Нужно подумать. Нет, нужно почувствовать».

- А на твоей родине, Курочка?

- Самая редкая и вкусная еда для нас – плод растения тэккки. Это растение  встречается очень редко, даже плодоносит оно не каждый год. А когда кому-нибудь удается собрать его плоды, то нужно обязательно со всеми поделиться. Считается, что только тогда оно приносит настоящее счастье.

- А попробуй его представить, – не очень уверенно предлагает Олег.

Коко задумывается, и через некоторое время Олег протягивает ему ярко-оранжевую желеобразную спираль, покрытую маленькими нежными бугорками. Всеобщему удивлению нет предела. Коко же, не раздумывая, отправляет ягоду в рот.

- Вкус не совсем не тот, и не появляется ощущения счастья, - немного разочарованно произносит он.

- Тогда продолжай вспоминать, но делай это очень старательно.

Вскоре Олег предлагает следующий экземпляр.

- То самое! – радостно восклицает Коко, но чуть позже добавляет – только счастье опять не приходит.

- Э, батенька, чего захотел! – смеется Олег. – Ни к чему нам такое счастье. Неправильное оно. Мы свое счастье по-другому добывать будем.

Олег по вкусу плод идентифицировать не может, тот вобрал в себя слишком много разных оттенков. Может быть, чуть больше остальных ощущается клубника. Но, не смотря на отсутствие «кккокорутского» счастья, плод действительно кажется на редкость вкусным, и всем, кроме Сигурда, нравится.

- Баловство, - машет тот рукой, забирая с тарелки очередной шампур.

- А ты теперь всегда сможешь так делать? – Тецуо никак не может выйти из восхищенного состояния.

- К сожалению, это возможно только в Зашторенном мире.

- Жаль…

- А может быть, и нет, - задумчиво рассуждает Олег, - не стоит привыкать к легким победам. Успех, в который не вложен труд, «съедобен», но также невкусен, как мясо, которое подали без соли.

При этих словах неожиданно оживляется Сигурд.

 - А ты можешь дать мне мясо? Большой кусок. И соль. Я тоже умею  готовить. Еще нужен вертел.

Все тут же предоставлено, и Сигурд, круто посолив огромную говяжью ногу, жарит ее целиком на костре, при этом мясо постепенно приобретает весьма специфический черный оттенок.  Когда все откусывают по первому разу, то из уважения, конечно, сохраняют довольное выражение лиц, но… Приходится Олегу незаметно воспользоваться «любовью», после чего, компания единогласно признает, что Сигурд тоже знатный кулинар. Просто, к его стряпне привыкнуть нужно – с первого раза не понять. И только Звездочет хитро улыбается.

- Послушай, Звездочет. - обращается  к нему Олег, – я вот здесь кое о чем узнал… А ведь ты не во всем был тогда, в той жизни, прав. И многое еще требовалось проверить, и что-то наверняка изменилось бы в твоих взглядах, будь у тебя чуть больше времени на жизнь. Ты никогда не задумывался, что, может быть, не стоило так яростно спорить с инквизицией, а было бы гораздо целесообразнее сохранить свою жизнь для дальнейших исследований, тем более, что они долгие годы тщетно пытались предоставить тебе такую возможность?

- Веришь, я это даже успел тогда понять. Только было уже немного поздно. Иногда  костер, когда он лижет твое тело, гораздо лучше освещает истину, чем самые умные книги или мощные телескопы. И  все-таки я не жалею. Во всяком случае, народ, потеряв одного ученого, приобрел одного героя, как когда-то сказал Дебер. И это тоже совсем неплохо.

- Возможно, что есть и такая правда, - вздыхает Олег. - Как поймешь? Нельзя одновременно прожить две жизни, чтобы сравнить полученные результаты. Главное, чтобы у каждого была уверенность в том, что он прожил свою жизнь с честью и с пользой. Кстати, а с какой пользой проживаете время вы в своем санатории, на отдыхе, то есть?

Как всегда в таких случаях больше всех оживляется Тецуо.

- О! У нас там много чего интересного происходит. Только мы тебе обо всем говорить не будем. Хранитель пообещал, что скоро ты сможешь прилететь к нам в гости. Так мы лучше тебе потом все покажем. Но об одном расскажу – не могу удержаться. Среди нас есть великий изобретатель. Он никогда раньше не вспоминал о своих талантах, а теперь это просто фонтан идей. Он и нас увлек. Мы там производство наладили, летательные машины создаем. Я – главный инструктор по полетам! Летаем на скорость, на дальность. А если ты со своими чудесными способностями появишься…

- Я же говорил, что мои способности, как ты выразился, чудесные, работают только в моем мире.

- Ты очень изменился, – задумчиво произносит Звездочет, – стал другой – сильнее, мудрее. От тебя исходит очень мощная энергия, похожая, на ту, что несет в себе Хранитель, я это очень хорошо сейчас чувствую.

- И я.

- И я. – подтверждают остальные.

-Ты как будто стал для нас «светильником», – говорит Дебер, вспомнив давний разговор.

- Да нет, на самом деле, другие в этом мире «светильники». А я чувствую в себе иное какое-то предназначение. Ну, да ладно, потом разберемся.

И тут, уже долго молчавший Сигурд строго произносит: « А вам не кажется, как говорил Олег, что пора бы уже сделать «синдром Золушки», - он с трудом вспоминает незнакомые слова.

Ночь и впрямь уже потушила угли костра, но зажгла путеводные звезды. Они прощаются долго, а потом друзья цепляются за канал связи и исчезают мгновенно.

 

 

 

 

27.         Прошлое

 

 

Сигурд долго молчит, будто никак не может поднять свои тяжелые мысли, непосильным грузом упавшие на дно его души. Олег терпеливо ждет. Их одежда уже впитала влагу утренних рос, уже начинает светлеть на востоке небо, и, Сигурд наконец, произносит:

- Наш род был знатен и богат. Я  - второй сын у своего отца. Но по силе всегда и среди всех первый. Я был на голову выше остальных, шире в плечах, а в игрищах даже десять не решались встать против меня одного.

После смерти отца все имущество отошло старшему брату. Я не был  обижен – таков обычай. Я очень любил и уважал своего брата. У него тогда уже была жена и двое маленьких сыновей. Мне же достался хороший дубовый кнер с высокой мачтой и шестнадцатью парами весел. Я набрал дружину из свободных людей. Бонды, так они назывались, оказались крепкие и отважные, и мы отправились в наше первое плавание на Запад. Путь нам указывала звезда Лейдар, и мы очень верили в нее и в свою удачу. Так я стал конунгом – морским королем.

Я не буду рассказывать, как завоевывали мы свою добычу. Мне стыдно за это теперь, ибо жестоки были наши дела, но мы не умели жить по-другому. Страшный промысел наш был успешен, и торговля приносила хороший доход. Когда я впервые вернулся в родные края, то смог построить себе большой дом.

После третьего похода я встретил Герд. Я помнил ее еще девчонкой, а тут она расцвела, стала очень красивая и такая ласковая, каких я нигде не встречал. Но она все время убегала от меня. Потом она рассказала, что очень меня боялась. К тому времени уже первые шрамы появились на моем лице. Но она боялась не их, а грубой моей силы. А я был с ней очень нежен и даже ни разу ее не обидел. Наконец, она согласилась стать моей женой. С тех пор удача уже больше никогда не покидала нас, как будто имя ее, означающее «Защиту», было нашим оберегом.

 Только Герд, выслушивая мои рассказы, все чаще стала просить меня оставить этот промысел. Она говорила, что очень меня любит, что мы могли бы быть все время вместе, жить земледелием. Я не понимал и сердился. К этому времени я имел уже три кнера, был викингом, конунгом и гордился этим.

Моему единственному сыну исполнилось шесть лет, когда у брата при родах умерла жена. Я велел Герд помогать брату по хозяйству, пока он не найдет себе другую женщину. А еще я, наконец, объявил всем, а, главное, ей, что ухожу в свое последнее плавание - дальше мои корабли будут плавать уже без меня. Она очень просила меня освободить ее от обязанностей перед братом, не объясняя, почему. А я не согласился, ведь у него было много ребятишек.

Это был наш самый удачный поход. Богатая добыча, прибыльная торговля. Довольные мы возвращались домой. Зима уже накрыла побережье  первым снегом. К деревне мы подплывали вечером. Я стоял у борта и старался в сумерках разглядеть свой дом. Неожиданно я увидел три фигуры: женщина и ребенок бежали по полю, а их пытался догнать мужчина. Трудно было что-то хорошо рассмотреть. И вдруг какая-то неведомая сила столкнула меня в воду. Я сам не понял тогда, почему так поступил.  Сейчас я знаю: имя этой силы – страх. Я никогда прежде не находил в себе это чувство, и  не понимал, когда об этом говорили другие. Чем тяжелее была битва, тем сильнее я испытывал ярость, азарт и даже радость. Да, меня всегда радовал бой. А в тот момент я испытал нечеловеческий страх за эту женщину и ребенка. 

До берега было недалеко, но вода ледяная. Я этого не замечал – мой страх остудил мою душу так, что вода казалась горячей. Потом я побежал изо всех сил, потом начал кричать. Мужчина к тому времени уже догнал беглецов. Я видел, как мальчик пытался защитить свою мать, как мужчина обернулся на мой крик, а потом в его руке блеснул нож. Я почти успел…

Сначала упал ребенок, а потом женщина. Я выхватил из ножен меч и отсек злодею голову.

…Сердце меня не обмануло. Это была моя Герд. Она еще успела прошептать: «Я принадлежала только тебе» - и отошла в небеса. Мой сын уже ждал ее там.  А потом я поднял голову того, кто погубил мою семью, и луна осветила лицо брата.

Я кричал, но я не слышал своего голоса. Я слышал только бешеный стук своего сердца. А слезы, замерзая на моих щеках, покрывали их ледяным панцирем.

Я и сам в походах не раз брал чужих женщин. Так было принято всегда. А сейчас у меня забрали мою, ту, которую я любил больше жизни, которая любила меня, родила мне сына. Понимаешь? Ты понимаешь? -  Сигурд почти закричал, но потом опять заговорил тихим осипшим голосом. – И вдруг я почувствовал чью-то невыносимую боль. Совсем чужую. И горе. Горя и боли становилось все больше. Я увидел много страдающих, наполненных ужасом глаз. Они смотрели на меня из прошлого и молили о пощаде. Знаешь…, можно победить сотню врагов, но нельзя победить даже один вчерашний день. Он сильнее, потому что всегда будет таким, как был, и ты уже ничего с этим не сделаешь…

И вдруг внутри меня вспыхнул огонь, он беспощадно выжигал в моей душе слова: «Они все чувствовали то же, что и ты. Они также любили, как ты и берегли своих близких. У них такая же душа и такое же право ходить по этой земле. Так кто позволил тебе забирать у них все, даже жизнь?

Не так нужно жить. Не отбирать не тобой созданное. Силу можно использовать и по-другому. Если тебе не даны сокровища, а дана просто жизнь, разве это не главное богатство».

Надо мною как будто разверзлось небо, и пришла оттуда правда. Я все почувствовал и понял, только не знал, как это сказать. Я даже не испытывал потребность отомстить – другое заполняло теперь мою душу. Я  вернулся к своим кораблям. Воины сначала обрадовались, увидев меня. Но когда я стал уговаривать их бросить страшный промысел и раздать добычу, на их лицах появилась злоба. Они стали кричать, размахивать кулаками.

Я мог бы раскидать их всех, но я не мог больше применять свою могучую силу. У меня теперь осталось только право использовать силу слова. Но слова мои были слабы, не такие как мысли. Мне еще нужно было время, чтобы превратить мысли в слова. И я ушел с корабля, а они шли за мной, доставали из-под снега тяжелые камни и кидали их в меня. Я бы зализал потом раны. И нашел бы нужные слова. И встретил людей, которые бы мне поверили и пошли за мной.

Но был один камень, который попал мне в висок. Мне казалось, что я еще долго шел по полю, они отстали, а я шел. Я должен был выжить. Ведь некому было, кроме меня, объяснить этим людям то, что так ясно мне открылось. Но был тот камень, который попал в висок. Его бросил человек, которому я дважды спас в бою жизнь. Самый страшный шрам на моем лице тому доказательство. Но мне жаль его, он ведь так и не узнал правду, которую открыло мне небо.

А потом я упал, и снег одел меня в белый саван.

А потом меня встретил Хранитель.

 

- Олеж, я вот только не пойму, почему за грехи мои я здесь?

- Ты здесь не за грехи,  ты здесь за свое раскаяние, - убежденно отвечает ему Олег. - Я очень чувствую, как велик был подвиг твоей души. В беспросветной тьме, воспитанный жестоким миром по его звериным правилам, ты увидел свет и открыл в себе самую главную правду – правду сострадания и любви. Тебя никто этому не учил, а ты понял. И многое бы сделал. И крепко пронес бы свой тяжелый крест. И я даже не знаю, что на самом деле остановило тебя тогда: камень ли, холодная ли скандинавская вьюга, или чья-то великая воля. Кто знает, но возможно, что ты очень нужен был здесь.

 Они долго молчат, а потом Сигурд неуверенно спрашивает:

- Ты можешь сопроводить меня к тому полю?

- А ты уверен, что тебе это действительно нужно? Там многое теперь поменялось.

- Но ведь море такое же серое, и снег такой же белый, как тогда…

Олег смотрит на буйство красок вокруг, и думает о том, что менять время ему еще не приходилось. Получится ли? А вслух говорит: «Да…, снег уж точно такой же белый».

Он, молча, меняет потертые джинсы на белую одежду воина, причесывает растрепавшиеся кудри и краем глаза замечает, что Сигурд тоже неловко приглаживает свои седые космы.

Им повезло. Дважды. Этот отрезок побережья оказывается безлюдным. И со снегом у Олега все получается. И вот ни стоят в белом поле, а перед ними, как и много столетий назад, катит свои холодные волны серый тревожный океан.

Глаза Сигурда не могут плакать. Плакать может только его душа. Она мучается, страдает, разрывая его изнутри. Олег чувствует, что пытка эта для друга непосильна и берет половину ее себе. Так и стоят они, тесно прижавшись друг к другу, терзаемые одной болью, посреди большого снежного поля, и оплакивают верную и сильную женщину – прекрасную жену Сигурда. А суровый морской ветер сплетает в косы русые крупные кудри и прямые седые пряди.

 

- Может, полетишь со мной? - спрашивает Сигурд у Олега, когда они вновь возвращаются на дачу.

- Не могу, я сегодня должен сделать подарок одному человеку. Но я буду у вас очень скоро, -  обещает Олег.

В этот момент он совсем забывает о том, что ничего и никогда не стоит с такой уверенностью решать за космос.

 

 

 

 

 

28.         Гроза

 

 

Он решил подарить маме звезды.

Не те, которые видны с Земли. Те и так уже давно ей принадлежат. Каждый вечер, если тучи не прячут небо, она выходит в сад и подолгу смотрит на них. И так было всегда.

Он решил подарить ей свои, сияющие там, за гранью звездности.

Завтра выходной, и будет ее День, и будет маленький праздник. Все уже в сборе, куплено красное вино, и смазан масляным кремом  высокий шоколадный торт.

Поздно ночью, когда все засыпают, он подходит к ней, наклоняется, кладет свою ладонь на ее плечо…

И…

Она видит его звезды. Видит их такими, какими их теперь знает и любит ее сын. Они радуют ее своей божественной красотой, собираются в дивные узоры и меняют эти узоры будто в гигантском сказочном калейдоскопе. Она слушает их волшебную музыку… Конечно, она не рассмотрела Несущих разум, когда те проходили мимо, как не осветил ее  таинственный свет, струящийся от хижины Отшельника. Зато она услышала, как поет его арфа - этот чудесный подарок он подарить ей все-таки сумел.

Утром мама никак не может вспомнить, что за сказочный сон прилетал к ней в эту ночь. На душе необыкновенно - радостно и светло, а из глубин сознания все пытается вырваться очень знакомая и даже родная, но неуловимая какая-то мелодия…

 Постепенно день наполняется праздничной суетой, только всем становится понятно, что без Олега этот праздник уже никогда не будет таким веселым, как прежде. Это огорчает его, и он страдает от того, что не может их успокоить, не может рассказать, как все у него хорошо и объяснить, что жизнь обязана быть счастливой, потому что счастье просветляет душу. А это так важно. И солнце соглашается с ним и, в попытке рассмешить, весело щекочет их своими огненными лучиками.

А ближе к вечеру солнце закрывает огромная грозовая туча. Так уж сложилось, что в этой местности самые страшные тучи всегда приходят со стороны моста, а эта, кажется, будто взялась из ниоткуда – просто упала с неба и накрыла их черным куполом.

                            …

Олег совсем недавно вернулся в свой мир. Он не может позволять  себе долгий отдых. Слишком много еще остается непознанного.

Неожиданно яркий дневной свет сменяют густые сумерки. Он  откладывает книгу в сторону и смотрит на почерневшее небо. Оно низкое и чужое, и даже кажется Олегу враждебным гнетущим своим безмолвием.

Застывший воздух вокруг притих, ожидая тех мощных порывов ветра, которые всегда предшествуют сильным дождевым потокам. Но гроза обрушивается внезапно, «без объявления войны». Раздаются тяжелые раскаты грома, в черное небо вонзаются яростные молнии, но воздух по-прежнему недвижим, и земля не получает ни единой капли живительной влаги.

Очень быстро пространство вокруг наполняется горьким запахом тревоги.  Вслед за этим из тайги раздается громкое звериное рычание и отчаянный птичий гомон, и тут же все эти звуки пропадают.  Исчезают вообще все звуки в его мире.

 Остаются только страшный грохот, беспрерывные вспышки молний и еще этот запах.

 Он уже понимает причину, вызвавшую столь необычное проявление стихии – это Зло пытается проникнуть в его мир. Поэтому требуется срочно принять решение, как лучше поступить в такой ситуации. Но сначала он хочет выяснить, что происходит в тайге, не находятся ли в опасности звери. На границе, отделяющей тайгу от сада, он сталкивается с непреодолимой преградой. Никакие его усилия не помогают ему пробить невидимую стену, как не получается спуститься к реке и, уж тем более выглянуть из зашторенного мира. Связь с Хранителем прервалась еще с первыми раскатами грома.

Олег быстро определяет границы свободы – они абсолютно совпадают c границами сада. Будто огромная черная крышка наглухо закрыла его «уголок рая». Страшный грохот все нарастает и вспышки становятся все более зловещими. То, что Зло, в нарушение всех законов, открыто вторгается в жизненное пространство человека, стало очевидно с самого начала. И то, что принимать решения Олегу придется в одиночку, тоже понятно. И ответ на вопрос «для чего» лежит на поверхности - снова нужен он. Непонятным остается только ответ на вопрос: «Как зло хочет осуществить задуманное». А еще он пытается понять, что представляет из себя эта непроницаемая граница – его защиту или заточение?

Он садится на лавочку и пробует сосредоточиться на своих ощущениях. Внезапно он совершенно отчетливо начинает чувствовать, как  стремительно сужаются границы его пространства. Обычная проверка подтверждает, что они действительно придвинулись к центру примерно на четверть. Тогда он встает в этот воображаемый центр и представляет, что выпускает из себя свою энергию. Он делает это до тех пор, пока границы не возвращаются в первоначальное положение, а потом продолжает удерживать их в таком состоянии. Но действие, которое изменило пространство, тем не менее, не добавило ни какой толковой информации для принятия очередных решений. И Олег снова сосредотачивается на ощущениях.

Когда-то Хранитель говорил, что нужно использовать их, как своих помощников. Олег  уже имел в этом некоторый опыт и теперь жалеет о том, что не тренировал эти навыки постоянно. «Ну, что ж, займемся этим теперь», - решает он.

Постепенно его ощущения делают реальность вокруг него более или менее понятной. Он  уже хорошо понимает, что укрывающий его купол, является многослойной конструкцией. Причем,  внутренние его слои сформированы из его собственной уплотненной энергии и являются защитными. А наружные – это энергия чужеродная, враждебная, которая постоянно пытается сжать его мир. У него получается определить ее мощь, и он понимает, что она не такая огромная, какой обычно бывает во время космических сражений. «Наверное, Зло имеет небезграничные возможности для проникновения на планету, - предполагает Олег. - Но все равно, энергия эта достаточно значительная». И еще он чувствует, что пока очень рано открывать свой мир и ввязываться в одиночный бой с противником.

Через какое-то время он получает новую информацию. Там, за пределами его заточения все резко меняется: заметно слабеет натиск вражеской силы, а потом у него возникает отчетливое ощущение того, что он уже не одинок, что там сейчас свои, и они вступили в бой. И это является для Олега однозначным сигналом – пора!

Если изначально он выставил свою энергетическую защиту непроизвольно, то сейчас он уже понял, что его энергия находится не только в нем самом, но и окружает его мощным защитным пространством. Очевидно, именно это почувствовали воины, когда прилетев к нему в гости,  заметили его необычайно возросшую силу. И она, эта энергия, теперь спрессовалась, образовав непробиваемую защиту на некотором от него расстоянии. Приходит осознание того, что его энергия ему подвластна и абсолютно им управляема. Он принимает энергетический облик и начинает вбирать ее в себя, разрушая тем самым свои защитные слои и  освобождая себе доступ к вражеской силе.

Когда же он добирается до чужеродной оболочки, то огромным огненным мечом начинает крушить эту чудовищную преграду. Уже совсем отчетливо слышны звуки боя, и он чувствует, что с той стороны кто-то делает то же самое.  И вот, наконец, прорубается спасительное окно, и Олег вырывается в свободное пространство.

И тут же он оказывается окруженным стаей уродливых черных птиц, которые налетают на него, издавая звуки, похожие на раскаты грома, а глаза их, наполненные злобой и ненавистью, высекают бесчисленные огненные молнии. Олег, стремительно поворачиваясь вокруг своей оси, отсекает их мерзкие головы, и безжизненные их останки тут же затягивает в себя космос. То же делают находящиеся рядом Хранитель, Звездочет и Тецуо. А чуть в стороне сражаются Сигурд, Дебер и Коко.

Олег уже понимает, что перевес на их стороне и скоро наступит конец этой битвы, и в этот момент на него налетает очередная птица, и он на тысячную долю секунды даже замирает в своем вращении: таких уродливых и  таких ненавидящих глаз не было ни у одной в этой стае. Он с трудом уворачивается от ее мощного клюва и наносит ей сокрушительный удар. На смену ей прилетают другие, но у Олега остается тревожное ощущение, что та птица каким-то непонятным образом все-таки осталась невредима. Он хочет снова ее отыскать, но тут происходит нечто такое, что заставляет его забыть о ней навсегда.

 Он замечает, что Сигурд уже не размахивает так энергично своим мечом, и стремительно теряет силы. Находящиеся рядом с ним Дебер и Коко поворачиваются спиной друг к другу, и зажимают между своими огненными телами ставшего беззащитным Сигурда.

 Олег понимает, что с другом что-то неладно, но, видя, как надежно тот защищен, остается сражаться на прежнем месте. Птиц становится все меньше, и вот последние улетают сами, не дожидаясь печального исхода.

Олег подлетает к старшему брату, обнимает его и ощущает, как мал в нем запас энергии. Конечно не так, как во время того последнего боя, но все равно, потеря слишком велика. Тем более очевидно, что остальные воины в полном порядке и нуждаются только в коротком отдыхе.

- Ничего страшного, Сигурд быстро поправится, - успокаивает их Хранитель. – Тому, что с ним произошло, имеется определенная причина, и мы ее исправим.

- Хранитель!? – в глазах Олега не только печаль, но и просьба.

- Я понял тебя и, пожалуй, ты прав, - отвечает ему Хранитель. - Ну, что ж, - говорит он к остальным воинам, - они полетят на Монтэгэро, там процесс восстановления силы Сигурда действительно пройдет значительно быстрее. А вы возвращайтесь на Лавдию, и ожидайте своих друзей. Я надеюсь, что уже очень скоро вы снова будете вместе.

Они наскоро прощаются, и воины исчезают в канале связи.

- Спасибо! – кричит им вслед Олег.

 Сигурд все это время молчит и тщетно пытается улыбнуться, но затуманенный взгляд его выдает непосильную усталость. Хранитель взмахивает над ним рукой, как будто отгоняет назойливое насекомое, и тот мгновенно впадает в состояние сна. Затем Олег, как уже делал это однажды, собирает его энергию в клубок и бережно прячет ее у себя в груди.

- Ты можешь объяснить, что с ним? – обращается он к Хранителю, – я же вижу, что это не просто усталость.

- Конечно, не просто... - задумчиво повторяет за Олегом Хранитель, - это наша ошибка. Не удивляйся, такое тоже бывает. Ибо можно знать многое, из того, что будет, если знаешь абсолютно все о том, что было. А если никогда не было? Если есть только ощущения. Инструмент мощнейший, но небезупречный. У человека слабое проявление этого качества называется интуицией. Если говорить точнее, интуиция – это его умение прислушаться к совету ИЗВНЕ. То есть, получить предчувствие того, что будет, но на основе чьего-то другого абсолютного опыта. Нам с тобой сложнее. Мы должны услышать совет из глубины себя, когда нет никакого другого опыта…

Было так, - продолжает Хранитель. - Когда-то, находясь на только что рожденной планете Лавдия, мы с Серебряным, по достоинству оценив твои успехи, решили снять защиту с кого-то из самых сильных воинов. Ведь не исключено, что их энергия, с помощью полного спектра чувств, тоже стала бы более активной. Для проверки мы выбрали Сигурда. Но все не задалось с самого начала.  Он так затосковал по своей жене Герд, что сила напротив начала от него уходить. Ты ведь почувствовал это тогда в норвежском поле? Возможно, что это было трудностью перехода в новое состояние. И поначалу сегодняшний бой, казалось, подтвердил именно это наше предположение. Если бы ты видел, что происходило с ним, когда ты оказался в беде! Как он требовал выбрать именно его, с какой отчаянной и необычайной для него силой он в клочья рвал злобных птиц и чуть не  зубами грыз этот черный купол. А потом вдруг резко потерял всю силу. Нет, на самом деле, этот бой окончательно подтвердил наш вывод – здесь земные страдания людям непосильны, а значит, и не нужны. Испытывать эти чувства – трудный удел избранных. Я сейчас вернул ему защиту, и теперь восстановление его энергии  - задача для тебя  уже несложная.

- Скажи еще, Хранитель,- Олег задает этот вопрос как-то робко, будто стесняясь, - а мой мир? Я больше не смогу бывать в нем?

- Почему? Напротив, ты теперь не сможешь без него, во всяком случае, пока, - улыбается Хранитель, но сразу же становится серьезен. – И еще… Это сражение ни для тебя, ни для воинов не было опасно. Это вообще была странная атака – слабая и бессмысленная. А так не бывает. И, значит, в этой бессмысленности кроется скрытый умысел. Ну, что ж, - будем думать? И ждать.

- Будем думать и чувствовать! – отвечает Олег. - А пока я чувствую только то, что нам пора на Монтэгэро. До встречи! – и Олег, прежде, чем устремиться в канал связи, машет на прощание рукой.

- До встречи! И как только закончится восстановление, сразу же отправляйтесь на Лавдию. Не забывайте, что вас там очень ждут! – отвечает ему Хранитель и так же, очень по-земному,  поднимает правую руку. 

                                           …

Такой страшной и странной грозы его родные не видели никогда. Ни ветра, ни дождя - только чудовищные раскаты грома и сумасшедшие вспышки молний. Возникало ощущение, что молнии эти сосредоточились над крышей именно их дома, но ни одна не достигала земли. Они рассыпались гигантскими фейерверками, будто разбиваясь о невидимый купол, защищающий их мир. А в мертвом недвижимом воздухе растекался горький запах тревоги. 

К ночи все стихло. А уже утром со стороны моста пришла другая грозовая туча. Опередивший ее ветер прогнал тревогу, а теплый летний дождь дочиста промыл воздух и вдоволь напоил измученную жаждой землю.

 

 

 

 

 

29.          К вопросу о сознании

 

 

Олег никогда не замечал этого раньше, а сейчас, после многообразной суеты зашторенного мира, он вдруг услышал, как мало звуков на золотой планете. Лишь в горных ущельях тоскливо стонет ветер и шуршит золотая пыль, когда он стремительно врывается в долины. Да еще вздыхают вулканы, и многочисленный их хор исполняет странную песню бесконечного одиночества, потому что никогда живая жизнь не заполнит это печально праздничное пространство. И текут по сверкающим склонам безутешные алые слезы…

Сначала Олег подумал, что это ему только показалось, ведь не может же такого быть, чтобы безжизненная планета так обрадовалась неожиданным гостям. Но вдруг разом оживают многочисленные вулканы, в воздух взлетают огромные золотые фейерверки и уже совсем по-другому переливаются алые потоки, все сильнее наполняясь всевозможными оттенками радости.

- Смотри, Сигурд, как готовит свое целительное зелье наш самый прекрасный и самый умный во вселенной доктор. Правда, есть еще один…, но она на другой планете, в другой жизни и лечит совсем другие болезни, - думает Олег, любуясь этим странным преображением. - Хотя, нет, лучше ты пока спи. И пусть тебе снится, что живая и счастливая Герд с маленьким сынишкой радостно машут руками, встречая тебя из последнего твоего плавания. И  ты, не дожидаясь, когда пристанет к берегу твой кнер, прыгаешь в ледяную воду, чтобы скорее обнять любимых, а потом подбрасываешь воздух подросшего мальчугана, горячо целуешь смеющуюся красавицу и смеешься сам, потому что теперь вы уже навсегда вместе,  -  с нежностью думает Олег, подлетая к кратеру самого большого вулкана.

Погрузившись в лаву, он, конечно, испытывает не самые приятные ощущения, но они кажутся ничтожными по сравнению с теми, что пришлось пережить ему тогда, когда лава впервые поглотила его с израненными воинами в сердце. А вскоре он и вовсе привыкает к этому состоянию, и даже появляется возможность рассуждать с самим собой. Например, он думает о том, что возможно какой-то разум на этой планете очень даже может быть. Ведь он, Олег, конечно, очень много чего теперь узнал, но знания его в основном ограничены лишь рамками одного только фрагмента бескрайней мозаики космоса. И кто знает, какие еще бывают формы сознания, и в чем, в каких видах оно проявляется, и какие разнообразные предназначения может иметь.

 Потом он долго думает о том, что такое сознание вообще. С человеческим он как-то немного определился, и знает, что это просто связь – связь между человеком и космосом. Так случается, что у одних людей она прочная и информация по ней приходит нужная и правильная, а у других дырява, либо и вовсе разорвана где-то в пространстве. И залетают через эти дыры мысли ненужные и вредные. И здесь абсолютно очевидно вмешательство Зла.

 Только он никак не может понять, да и не его, наверное, это функция, понимать, почему иногда бывает так, что и связи прочные и мысли верные, и человек хорошо осведомлен, как надо жить правильно и все равно проживает бездарную жизнь. Олегу уже давно известно, что думают над этими вопросами Хранители земной жизни на планетах. И не просто думают, а активно пресекают злобный промысел. Но, а как же сам человек? Есть ли в чем-то его собственная заслуга или вина? Какова энергия его собственной силы? Уже не впервые мучает его этот трудный вопрос.

«Нет у меня ответа. Видимо, мой удел – только космос» - произносит он вслух, но остро чувствует, насколько важна именно эта - самая хрупкая и тонкая связь - связь  между космосом, и человеком.

Незаметно один день сменяется другим, Олег постоянно ныряет в огненные жерла и, выполняя основную задачу, решает и некоторые собственные проблемы. Как-то он вспомнил вопрос Хранителя, не скучно ли ему. «Как может быть скучно человеку, наделенному разумом»? – в очередной раз удивляется Олег. И еще он помнит, как говорил Хранитель о том, что лучший собеседник для себя иногда бываешь ты сам. И он досыта общается с собой: выразительно произносит монологи, спорит, доказывает, отвергает, соглашается и снова опровергает. Тем более, что поглощая знания в Зашторенном мире, у него довольно часто возникало желание подумать о чем-либо не торопясь, так сказать, насладиться «вкусом» неспешных размышлений. И вот теперь накопленные знания превращаются в абсолютно прочувствованный и окончательно осмысленный опыт.

Наконец, наступает тот момент, когда энергия Сигурда уже практически полностью восстановилась, и, Олег принимает решение отделить ее от себя. Он специально выбирает тот недолгий сумеречный промежуток времени, когда большое дневное светило уже ушло, а два меленьких ночных еще не появились.

В безликой сероватости вечера, на фоне потухших гор отделенная энергия Сигурда вспыхивает яркими алыми всполохами. И вот он уже сам, живой и невредимый, стоит перед ним, тихо улыбаясь какой-то совсем новой виноватой улыбкой. Будто стыдно великому космическому воину за ту минутную слабость, свидетелем которой пришлось стать Олегу, да еще за те душевные слезы, которые товарищ разделил с ним когда-то, облегчая непосильную ношу. Наверное, по той же причине он избегает смотреть Олегу в глаза,  испытывая совершенно напрасную неловкость. «Ничего, - мысленно подбадривает друга Олег, – со временем все забудется и пройдет. Еще немного окрепнешь на Лавдии, а потом первый же хороший бой навсегда вернет тебе и уверенность в себе, и былую воинскую отвагу».

Они молча обнимаются, и нет слов, которые смогли бы передать их чувства больше, чем эти долгие, крепкие объятия.

 

 

 

30.         Летчики

 

 

Мгновенное их перемещение на Лавдию сюрпризом ни для кого не оказалось. Выясняется, что воины проявили изрядную назойливость, непрестанно беспокоя Хранителя вопросами о том, как продвигаются дела у Олега. И он вынужден был решительно им пообещать, что как только Сигурд будет готов к возвращению, то он тут же им сообщит. Зато, благодаря полученной информации, встреча получается особенно торжественной.

Как только друзья возникают из связи, они сразу же утопают в мощных звуках необыкновенно красивой песни, исполняемой многотысячным хором. А сам хор, состоящий из их братьев-воинов, выстроился прямо перед ними и по окончании пения приветствует их радостными боевыми возгласами. Обняться с каждым не представляется возможным, но их объединяет энергия. Они погружаются в бушующее фиолетовое море и все, что они прочувствовали за это время, становится их общим, доступным и понятным каждому. А еще все знают, как нужно это сейчас Сигурду и находятся в состоянии блаженства до тех пор, пока тот окончательно не становится таким, как прежде.

- Ну, рассказывайте, - обращается к воинам Олег, когда они снова возвращаются в покой, – какой распорядок дня в вашем лечебном учреждении, какие такие замечательные оздоровительные процедуры вы здесь принимаете?

- Мы здесь очень продуктивно проводим  время, - решает отчитаться за всех Тэцуо. При этом весь он необыкновенно важен. – Мы тебе уже говорили, что среди нас есть великий изобретатель, и мы наладили производство летательных аппаратов. Правда, он все время сокрушается, что они еще очень далеки от совершенства, но если бы такие были у нас тогда, когда я был камикадзе…- неожиданно вспоминает японец.

- И что бы было? – спрашивает его Олег.

- Да, ничего, - Тэцуо смахивает с себя мечтательную пелену и возвращается в реальность. – Хорошо, что их не было. Я иногда даже думаю, хорошо, чтобы вообще ни у кого ни какой техники никогда бы не было.

- Ну, это ты немного погорячился, просто нужно, чтобы  люди тратили энергии на обустройство своей души не меньше, чем на обустройство своего жизненного пространства.

- Согласен! - вступает в разговор Дебер. – Это Тэцуо очень сильно волнуют самолеты, а мне гораздо больше нравятся наши состязания поэтов, певцов, музыкантов и ораторов.

- Я уверен, - улыбается Олег, – что из последних ты всегда выходишь победителем?

- Не всегда, у меня здесь обнаружились очень достойные соперники – но это, как раз-то, и замечательно, только я сейчас о другом. Эта песня, которой мы вас встречали, она победила во всех соревнованиях. Она понравилась вам, тронула вашу душу, наполнила ее торжеством и радостью?

- О, да! - Сигургд и Олег одновременно утвердительно кивают головами, и Дебер удовлетворенно замолкает. Но в разговор опять возвращается неугомонный Тэцуо.

- Я тоже люблю петь, и даже сочинил одно стихотворение, но проиграл. А в соревнования на скорость выиграл, и считаю, что физические испытания воспитывают волю души, а творческие соревнования воспитывают ее красоту – и я уважаю и то и другое.

- Послушай, Тэцуо. Я вот о чем хочу тебя спросить: я все, конечно, понимаю, но здесь же скоро будут жить люди, – смеется Олег. - А вы тут такого нагородили: стартовые площадки понастроили, пирамиды какие-то… Опять им бедным потом головы ломать, чтобы найти всему этому научное объяснение? Вот интересно, вы уже на многих планетах так  развлекались?

- Стартовые площадки очень нужны - без них никак, - будто не замечая иронии, серьезно объясняет Тецуо. - Мы же не рис выращиваем, мы на самолетах летаем, а как без этого взлетишь? А пирамиды так – соревнования на скорость построения и точность ориентирования по сторонам света.  Можно, в конце концов, организовать соревнование по их разборке и расчистке территории.

- Ничего, - ухмыляется Звездочет – Ты за людей не беспокойся - пусть думают. Думать вообще очень полезно. Иногда важен не столько итог размышлений, сколько сам мыслительный процесс.

- В этом я с тобой абсолютно согласен! – убежденно поддерживает его Олег.

Разговор продолжается еще долго, и они с Сигурдом узнают о многих других «культурных мероприятиях», с большим энтузиазмом организованных здесь  воинами, в результате чего остаются очень довольны всем происходящим. А потом Тэцуо с загадочным видом отводит Олега в сторону, и заговорщически шепчет.

- Тут есть девушки!

- И?

- И они очень красивые, - почему-то удивленно пожимает плечами Тецуо.

Олег обводит взглядом пространство вокруг, благо зрение позволяет видеть все мельчайшие подробности до самого горизонта, и тоже удивленно спрашивает.

- Где?

- Ну, не совсем тут. То есть, совсем не тут. Короче говоря, так! Мы летали в кругосветное путешествие.

Олег снова вопросительно смотрит на Тецуо.

- Не все же время тяжелой работой заниматься, отдых тоже нужен, - убежденно заявляет тот.

- Тяжелая работа – это ты про пирамиды? Да вас тут! Да я там один видел, какой мост, а какой замок… – весело перебивает его Олег, однако, решает особенно не привирать, вспоминая, как лихо подлынивал сам, применяя силу  своего воображения. И потом ему отчего-то становится очень важен этот забавный разговор.

- Так вот, - не желая отвлекаться от темы, продолжает Тецуо, –  они на другой стороне планеты. Только они очень высокие, – почему-то добавляет он таким тоном, как будто предупреждает.

- Это плохо?

Японец опять пожимает плечами.

- Зато они, знаешь, как поют?

- Догадываюсь. Очень красиво!

- Бо-же-ственно! – с придыхание произносит Тэцуо.

- И когда же намечена следующая кругосветка?

- Если хочешь, полетим прямо сейчас. Сигурда возьмем и полетим.

- Думаю, что для него это будет не лучший отдых. Его нужно занять чем-то связанным с применением силы.

Олег искренне удивляется тому, насколько просто организован сложный многоступенчатый процесс создания летательных аппаратов. Объясняется все совершенно иной технологией производства и принципами полета. Управление тоже оказывается совсем несложным, больше основанным на логике, чем на механике.

И вот пять легких истребителей, управляемые пятью друзьями, взмывают со стартовых площадок в стремительно безнадежном порыве догнать линию горизонта.  А через некоторое время они уже опускаются на каменное плато, отделяющее спокойный зеленый океан от зеленой цветущей долины.

- До цели нужно еще долго идти, так как это плато - единственное место, где можно приземлиться. Нам вообще повезло, что оно здесь оказалось, -  объясняет Тэцуо. И Олег видит, как тот охвачен радостным возбуждением, впрочем, как и остальные его спутники. Можно, конечно, преодолеть это расстояние быстрее, приняв энергетическое состояние, но почему-то очень хочется пройти человеческим путем до конца. И они весело бегут друг за другом растянувшейся цепочкой, лихо перепрыгивая каменные преграды и широкие расщелины. Молодые загорелые тела играют  стальными мускулами, а с лиц не сходят счастливые улыбки. Невысокое плато, наконец, заканчивается,  и они спускаются в цветущую долину.

 «Эта планета действительно прекрасна!» – думает Олег, рассматривая открывшуюся их взору картину. Еще сверху они видели зеленоватые блюдечки озер с чистой прозрачной водой, разбросанные по разноцветной скатерти долины. А здесь внизу они остро ощущают пьянящие запахи трав и цветов. Цветы здесь довольно крупные, они плавно кивают им своими затейливыми соцветиями, будто призывая путников замедлить свой стремительный бег и рассмотреть их удивительные конструкции, вдохнуть чудесный аромат… Но тем некогда, их помыслы устремлены туда, где в правой части долины расположены отстоящие на некотором расстоянии друг от друга невысокие скалистые горы и  отделенное от них узким ущельем другое плато, с которого стекают  многочисленные водопады. И горы, и то второе плато абсолютно белоснежны, а на более близком расстоянии видно, что структура их странно «сахариста». Мелкие грани кристаллов отражают все до единого солнечные лучи, создавая вместе с водопадами какую-то сказочную нереальность. Левее же в дали, почти у горизонта, произрастают обширные широколиственные леса, которые своими могучими кронами пытаются дотянуться до легких пушистых облаков в небольшом количестве проплывающих по небу.

- Нам туда, - показывает рукой Коко в сторону трех несколько особняком стоящих скал – за ними их дома.

Они осторожно проходят через узкое ущелье. В одном месте необычный танцующий водопад обдает их теплой и абсолютно зеленой водой. Это еще больше усиливает их возбуждение, и они весело шикают друг на друга в безуспешных попытках сдержать неуемный смех. Солнце, тем временем, уже клонится к закату и его зеленоватый свет меняется на изумрудный.

И, наконец, им открывается картина удивительная. На небольшой ровной площадке между скал стоят причудливые строения, выполненные из белого похожего на кварц материала. Он уже впитал в себя зелень предзакатных лучей, выкрасив стены в  глубокий зеленый оттенок. Но вот солнце окончательно прячется за горизонт, и многочисленные крупные звезды, а чуть позже огромная белая луна возвращают строениям их прежнюю белизну, разбросав по шероховатой поверхности только мелкие разноцветные искры.

- Сейчас выйдут, - шепчет Тэцуо.

- Они всегда выходят, когда появляется луна, - голосом ученого, стоящего за кафедрой в университете, уточняет Звездочет.

- Да, вы, как я погляжу, тут частые гости, - улыбается Олег и вместе с тем тоже обнаруживает внутри себя какое-то трепетное предчувствие.

Тем временем луна поднимается выше и зависает над долиной, как яркий сказочный ночник, а из строений выходят они…

Они напоминают Олегу изящные фарфоровые статуэтки с  излишне удлиненными формами, какие он иногда видел в стеклянных витринах сувенирных магазинов. Взгляд его всегда останавливался на них, и, понимая, что такой необычной красоты в жизни не бывает, тем не менее, он всегда мечтал о том, чтобы где-нибудь она все-таки обязательно была. Они действительно высоки, ростом точно не ниже Олега и уж, наверняка выше Тэцуо. Движения их плавны, а походка такая, что кажется, будто они идут не через воздушное, а через водное пространство, слегка помогая себе руками, и также плавно колышутся их легкие белые одежды. Густые волосы по большей части распущены, но у некоторых собраны в высокие прически.

Их довольно много, но когда выходят последние, то все садятся на землю, и долина наполняется волшебными звуками. Передать это словами не возможно, Олегу кажется, что это поют ангелы и райские птицы.

Пение так завораживает, что воины не замечают, как наступает утро. Но как только горизонт начинает зеленеть, девушки неспешно поднимаются и уходят в свои дома, будто боясь испачкать зеленым светом белизну своих одежд.

- Днем они носят разноцветные платья, а когда выходит луна – всегда белые, - говорит Звездочет.

- Скоро ты их снова увидишь, - добавляет Коко.

- Нет, нужно вернуться и посмотреть, что делает Сигурд, побыть с ним, - отвечает Олег, но чувствует, что сердцем он очень хочет остаться здесь.

 

 

 

 

 

 

30.         Уланулуна

 

 

Когда путешественники возвращаются обратно, то с высоты Олегу их долина представляется, огромной стеклянной чашей, наполненной покоем. Большая белая луна тихо освещает ее, рассеченную широкими реками, украшенную блестящими зеркалами озер. Ее таинственный свет касается спокойной глади океана, высвечивает белоснежные вершины высоких гор и  темные барханы могучих лесов у далекой линии горизонта, ласкает уснувшие цветы, отдыхающих воинов и загадочные сооружения в виде двух стартовых площадок из плотно пригнанных каменных плит и несколько огромных четырехгранных пирамид. Сон и покой долины нарушает только один.

Неустанно трудится Сигурд. Уже заложено самое большое основание пирамиды.

- Отдохнуть не хочешь? – спрашивает его Олег, но ответ ему заранее известен. Он и без слов понимает, как важен сейчас этот процесс для его друга. «Интересно, - думает Олег – что это для него: надгробие над похороненной печалью или воспитание воли души, как сказал Тэцуо»?

- Хочу победить, - как всегда коротко отвечает воин.

- Помочь?

- Должен сам.

Олег молча отходит и располагается на земле неподалеку от воинства. Он долго смотрит в родное небо, а потом обращается к Хранителю.

- Скажи, как космос? Все также спокоен?

- На удивление, да, - откликается тот.

- Хорошо…, - Олег хочет задать еще один вопрос, но передумывает и закрывает его в себе. А может быть это у него не получается, и Хранитель его услышал, но промолчал. Тогда Олег быстро поднимается и, обернувшись золотой пулей, мгновенно оказывается на противоположной, солнечной стороне планеты.

Что-то настойчиво подсказывает ему, что опуститься нужно именно в этом месте – на берегу продолговатого озера, дальний край которого находится вблизи небольшого водопада, стекающего с белого, сахарного плато. Сквозь потоки воды Олег различает высокую изящную фигуру девушки с длинными темными волосами. Она с удовольствием подставляет свое смуглое тело под тонкие звенящие струи, и мелкая водная пыль безнадежно пытается спрятать ее за необычную желто-зеленую радугу.

Через некоторое время девушка выходит из своего радужного укрытия. Вокруг нее по полю разбросаны красные пятна маков, таких же, как на Земле, только яркие их соцветия здесь гораздо крупнее. Она легким движением подхватывает свою одежду похожего алого цвета, и Олегу кажется, будто она собрала эти маковые лепестки, и накинула их на себя, а они послушно легли на ее плечи, спустились к бедрам и острыми клиньями оборвались возле щиколоток.

Потом девушка, плавно покачиваясь, уходит по тропинке к ущелью между скалами. Олег ловит на ладонь ее ускользающий образ и прячет его глубоко внутри себя. Он остается в своем укрытии в высокой траве, растущей вдоль берега, и ждет.  Он почему-то абсолютно уверен, что милое создание обязательно вернется обратно.

Спустя не очень продолжительное время она действительно возвращается, садится на большой гладкий камень, лежащий в воде у самого берега, и внимательно смотрит на искрящуюся водную рябь. Несколько больших ярких бабочек, что летают над пахучими цветами, неожиданно покидают луг и начинают порхать над ее головой, образуя яркий трепещущий венок.

Олег водит пальнем по воде, сочиняя для красавицы ласковые послания, ветерок, летящий от него в сторону водопада, закручивает их в мелкие гребешки волн и пригонят к ногам девушки. Барашки щекочут ее ступни, она смеется, и Олегу представляет, что это не бабочки, а его нежные слова кружатся над ее волосами.

Неожиданно он осознает, что ему сейчас очень важно знать, из какой она жизни. Той, которую он уже покинул навсегда, или из этой, которую дарит им вечность. Вот ведь как все стало сложно, а раньше он бы просто спросил: «Ты из какого института, или города, или страны»? Даже с какой планеты – и то было бы не так удивительно. Но, вот, что бы – из какой жизни… Как хочется ему сейчас задать этот вопрос Хранителю.

Постепенно и чувства, и мысли приходят в порядок, и он понимает, что зря так сильно волновался. Если Хранитель говорил о том, что люди здесь еще только  когда-то будут, значит, она уже из их новой общей жизни.

Наконец, он решается - отчаянно бросается в вводу и уже скоро его мокрая и улыбающаяся физиономия выныривает у ее ног.

 - Меня зовут Олег, а как тебя? - спрашивает он и, все-таки, немного опасается, что его могут не понять.

- Уланулуна, – очень приветливо отвечает незнакомка, и вместо удивления в ее  глазах светится озорное любопытство. – Ты кто?

- Я звездный воин. Мы прилетели сюда на отдых и сейчас находимся на другой стороне планеты. А чем занимаетесь здесь вы? – разговор как-то сразу складывается легко и просто, будто они говорят здесь каждый день уже целую жизнь.

- Мы плетем поясочки счастья, а Ангелы повязывают их новорожденным младенцам. Но их нужно гораздо больше, чем мы успеваем сделать, – при этих словах ее глаза становятся печальными. – Зато, если получается вышить на пояске красивый узор, человек бывает необыкновенно счастлив, - заканчивает она, уже заметно повеселев.

- Наверное, мой поясочек ты сплести не успела, – улыбаясь, говорит ей Олег, мысленно все время радуясь тому, что эта прекрасная девушка уже пребывает в вечности.

Но она не понимает его радости. Огромные карие глаза снова наполняются грустью.

- Ты был там очень несчастен, в своей первой жизни?

- Да вовсе нет, – спешит успокоить ее Олег, – я жил там весьма неплохо. А временами, так даже отлично. Просто, очень мало.

- Значит тебе плохо здесь?

- Что ты. Здесь мне вообще всегда  очень хорошо! – а про себя он думает: « Особенно теперь, когда я знаю, что здесь есть ты».

- Тогда я не понимаю, - вздыхает она. - Тебе же повезло, что ты оказался здесь раньше, чем это обычно бывает позволено человеку. Другим еще долго ждать, и совсем неизвестно, в каком месте вселенной они потом окажутся.

- Но я не смог выполнить там свой долг, - объясняет ей Олег. - Я должен был помогать родителям, а не они мне; я, а не они согревать холодеющие руки и провожать в последний путь. И потом… у меня ведь был еще один долг перед той жизнью - я же должен был вырастить собственных детей.

- Разве в том, что случилось, была твоя вина?

- Нет.

- Значит главным в твоей жизни было другое –  то, как ты уходил: с каким сердцем, и с какой любовью.  В той жизни, - и она ласково проводит рукой по его щеке, - есть понятия-перевертыши, только пребывая там, осознать их почти невозможно. Как оставшимся жить можно поверить в то, что ранний уход близкого и любимого ими человека – это великое благо для уходящего, и необходимое испытание для тех, кто остается. Очень важно, чтобы они, оставшиеся жить, не стали мучиться вопросом - за что, а попытались найти для себя ответ на вопрос -  для чего. Если не сделать этого, то испытание превратится в наказание. Почувствуй разницу: испытание – это проверка, дающая надежду на то, что обязательно будет хорошее впереди, а наказание – это просто тупик, конец.

- Но я не понимаю, за что это испытание было послано им? Разве они его заслужили?

- Это решать не нам. Но если все в их жизни правильно, и они приняли твой уход со смирением и надеждой, то вы не расстались, а просто попрощались ненадолго.

- С тобой очень хорошо – нежно говорит ей Олег. Он уже давно сидит на камне рядом с Уланулуной и, не отрываясь, смотрит в ее удивительные глаза.

- Скажи, – после некоторой паузы спрашивает он, - а где вы берете материал для поясков.

- Вот здесь, - и она прижимает свои ладони туда, где у человека находится солнечное сплетение, – а узоры вот здесь, – и она кладет одну ладонь себе на сердце, а другую на лоб, а потом озорно смеется.

У нее удивительный и непривычный для него смех - как будто поет песенку маленькая птичка. «Похоже на соловьиную трель», - решает Олег.

- Иногда, - говорит Уланулуна, - когда мы отдаем  Ангелам не вышитые поясочки, они несут их младенцам не сразу, а узоры вышивает кто-то другой, только я не знаю, кто.

Они еще долго сидят так рядом. Алые луговые цветы и зеленые струи водопада слушают их беседу, и возникает между ними что-то такое, чего никогда не было, да и не могло быть в их прежней жизни.

А когда солнце начинает клониться к закату, Уланулуна, прощаясь с грустной улыбкой,  берет с Олега обещание непременно быть здесь завтра, а потом  удаляется в ущелье своей необыкновенной плывущей походкой.

 

 

 

 

 

 

32.         Самые лучшие слова

 

 

- Вернувшись на привал, Олег включается в общий разговор, но все время ощущает внутри себя приятное тепло. А когда темнеет, он   отходит в сторону и достает из груди милый образ. Маленькая фигурка плавно вращается на его ладони и ласково ему улыбается. И он понимает, что Уланулуна  теперь все время будет с ним. Он даже не хочет задумываться над тем, как называется это его новое чувство. Главное, что оно есть, и оно несет радость. Оно легкое и горячее, как солнечный свет, но верное и прочное, как братство воинов. А то, что оно взаимно, так об этом даже спрашивать не нужно: он просто в этом уверен - и все. И еще он знает, что никогда не испытает больше горечь разлуки. Их связь такова, что где бы он ни был, Уланулуна всегда будет рядом.

Олег чувствует, что сзади кто-то стремительно к нему приближается. К сердцу подступает легкая тревога, и он быстро прячет образ. Почему-то ему пока не очень хочется говорить об этой чудом доставшейся нечаянной радости.

Но обернувшись, он видит, что это Сигурд торопливо идет к нему по полю. Взгляд  Сигурда содержит вопрос.

- Смотрел на звезды, – отвечает Олег, и в этом  нет лжи. Он действительно очень любит смотреть на звезды.

- Еще побудешь здесь или вернешься со мной? – спрашивает его Сигурд.

- Пока останусь, а как твоя пирамида?

- Строю, - следует немногословный ответ.

Сигурд уходит, а Олег стоит, радостно смотрит на звезды, а образ милой согревает его «сердце». И еще теперь он знает, что всегда сможет ее видеть, даже когда будет очень-очень далеко. А сегодня он может быть рядом…

Золотой шестикрылый орел медленно опускается на берег озера возле водопада. Уланулуна смотрит на него восхищенными глазами.

- Ты был таким красивым! – говорит она, когда он принимает человеческий облик.

- А разве ты поняла, что это я?

- Конечно!

- Как?

- Просто, это был ты! А это я! – и перед ним распускается чудесный цветок, сотканный из изумрудной энергии. И Олег точно ощущает, что это она, его Уланулуна.

И вдруг… начинают колыхаться нежные лепестки, и он ясно чувствует тонкий аромат розы. Его сменяет другой, незнакомый ему запах, но настойчиво вмешивается фиалка и сама уже уступает натиску синей горечи цикория. Запахов  становилось все больше. Незнакомые и родные, ласковые и тревожные, неуловимые и дурманящие, они объединяются в хор, рассыпаются лепестками отдельных звуков. Иногда начинает солировать какой-то один яркий аромат. И снова многоголосый хор фантастических соцветий…

  Внезапно все стихает, и она снова становится его прежней Уланулуной. Или нет ни той, ни этой, а есть одна единственная, просто он узнал о ней еще кое-то новое.

- Здесь, - рассказывает она, - мы всегда зеленые. А когда тут появятся люди, мы улетим на другую планету с новой молодой энергией. И будем там такими, каким будет свет звезды, согревающей наш новый мир:  розовыми, голубыми, оранжевыми.

- А много у тебя уже было звезд?.

- Нет, я была еще только голубая, и вот теперь зеленая.

И тут Олег вспоминает о своем вчерашнем «творении» и решает ее удивить:

- А я, знаешь, как умею, - и он достает из груди ее изображение в виде маленькой светящейся фигурки. Она вращается на его ладони, а Уланулуна потрясающе смеется. Когда же ее смех стихает, то она очень хитро сморит на Олега и произносит.

- А я, знаешь, как? – и он чувствует себя маленьким мальчиком, а ее маленькой девочкой. И это так здорово!

- Вот вспомни, - продолжает она, – какие самые хорошие слова говорила тебе мама.

- В детстве или потом?

- Не важно, главное, чтобы самые-самые!

- В детстве – уже не помню, наверное, как всем, а когда я вырос, она называла меня «дружочек», «заяц», «Олексус».

- Не то! Не то! – машет головой Уланулуна.

                              …

 

Ему было невыносимо больно. Он сидел на диване, молчал и терпел.  Мама ненадолго отошла на кухню, а когда вернулась, то все поняла. Олег постарался улыбнуться, но улыбка не получилась. Она присела рядом, и стала гладить ему спину. Только облегчение все равно не приходило. И тогда она начала говорить:

- Мой самый лучший, самый добрый, самый веселый в мире детеныш. Ты такой большой, умный, красивый и сильный. С тобой ничего и никогда, слышишь, ничего и никогда  не может случиться плохого!

Она повторяла это много-много раз – и ему, наконец, стало легче, он уже без труда улыбнулся, обнял ее и поцеловал.

                            …

 

Послушай! – Уланулуна берет его голову руками и прижимает к своей груди.

- Мой самый лучший детеныш, - слышит он мамин голос, – с тобой ничего и никогда не может случиться плохого.

Он еще долго сидит так, не в силах пошевелиться, а мамин голос все повторяет и повторяет: «Мой самый лучший детеныш…» и удивительно пахнет цветами от милой.

- Не бойся, это теперь всегда будет во мне, - ласково шепчет Уланулуна.

- Ты тоже всегда будешь во мне, - тихо отвечает он ей.

А потом они рассказывают друг другу про свою жизнь. Он узнает, что на ее планете цивилизация еще только взбирается на первые свои ступени. Они занимались разведением животных, сажали съедобные растения, но уже были построены и первые города. Олег смотрит на ее тонкие руки, длинные пальцы и плохо представляет себе, как она могла выполнять тяжелую работу. Она понимает его взгляд и объясняет, что у некоторых женщин по наследству передавался необыкновенный талант вышивать. Имеющих такие способности освобождали от остальных дел, и они занимались только этим.

Эти вышивки были настолько хороши, что ими очень часто расплачивались за свободу, когда их мужчины проигрывали войны. А еще захватчики уводили в плен юных и красивых девушек. Те же, которые не хотели становиться рабынями, бросались с высокого утеса на острые камни.

Олег без слов понимает, как поступила она, и сердце его наполняется болью. Но Уланулуна чувствует эту боль и пытается его успокоить:

- Это было совсем не страшно. И совсем не больно, потому, что быстро, - ласково улыбается она, нежно заглядывая ему в глаза.

- А еще ты тогда умела так необыкновенно петь? – спрашивает Олег.

- Нет, там я пела просто хорошо. А так я научилась уже здесь. Когда мы ночью поем, в душе освобождается место для новых узоров.

- А почему ты приходишь сюда?

- Она прижимает палец к своим губам и весело шепчет:

- Когда придумывать узоры становится трудно (а так хочется, что бы пояски обязательно были с узорами), то я прибегаю и подсматриваю их здесь. Видишь, какие чудесные кружева из солнечного света сплела вода, а бабочки, а цветы. Я никогда не видела таких прежде, если только несколько раз во сне. Тогда это были самые лучшие мои вышивки... Но я не могу подарить тебе ни одной, - будто спохватившись, грустно добавляет Уланулуна, – просто не имею такого права. Тебе уже хорошо, а там кому-то без них может быть очень плохо.

- Я бы, конечно, не отказался иметь такой подарок, но ты абсолютно права. А показать можешь?

- Нет! Если ты увидишь, то обязательно захочешь, - строго произносит она, – это ведь счастье!

- Нет, так нет, - беззаботно соглашается Олег, а про себя думает: «Зачем мне желать какое-то другое счастье, если у меня уже есть свое». Но ничего не говорит об этом девушке.

- Знаешь, я тоже научился хорошо петь только в этой жизни.

- Спой, а то ты слышал, как я пою, а я нет.

И он поет ей свои любимые песни, а потом – она свои. А потом они еще долго поют вместе.

Теперь он часто прилетает к ней на их место у водопада, но уже не задерживает ее надолго. Им обоим и так все время хорошо, а людям на разных планетах очень хочется счастья.

Друзья обо всем догадываются, и ни о чем Олега не спрашивают, а просто летают слушать пение без него.

И только Сигурд строит свою пирамиду.

И вот она уже втрое возвышается  над остальными. А сегодня в ее вершину заложен последний камень. Звездочет говорит, что она победила не только по размеру, но и по правильности ориентирования  абсолютно идеальна.  Все радуются за Сигурда, а он спокойно улыбается, глядя себе под ноги, и молчит.

И тут они получают приказ прибыть в далекую галактику.

 

 

 

 

33.          Как важно, чтобы рядом

 

 

«Звезды рождают свет. Свет рождает радость. Радость становится счастьем. Счастлив человек, разглядевший в темноте свет радости, сделавшей его счастливым».

Об этом думает сейчас Олег, окруженный могучим воинством, в стремительном полете прокладывающим огненный путь сквозь вечную бескрайность вселенной:

«Как важно, чтобы рядом оказался тот, кто этот свет в своей жизни уже знает, ибо трудно человеку самому увидеть его впервые. Это потом свет будет все ярче и сильнее. А сначала нужно, чтобы не поленился прозревший и указал на звезду, чтобы нашлись у него правильные слова, доказывая, как важен свет именно этой звезды, объясняя, что если не станет она для человека путеводной, то заблудится он в темном и мрачном пространстве. Имя этой звезды – Вера. Вера в то, что будет еще жизнь. Вера в предложенный путь, в то, что он единственный выведет человека к свету.

А что же теперь он, Олег! Неужели уже не поможет тем, перед кем остался невыплаченный долг его человеческий? Он не знает… Но будет просить Того, Кто может помочь, чтобы ярко пылал для них свет правды и счастья. А еще он попросит о том, что бы миновали их беды и печали, а мир вокруг был добр и мудр. Да и сам этот их большой и хрупкий мир пусть будет счастлив в каждом своем детеныше. А он для этого мира сделает все, что только сможет».

Постепенно направление его мыслей меняется, и он уже думает о том, какая, судя по всему, серьезная ждет их впереди битва, и как силен должен быть враг, если все воинства голубых планет устремлены сейчас в ту же точку вселенной. Только стремительная скорость их полета уж слишком часто прерывается встречами с Несущими разум. Это лишний раз подтверждает его догадки, но только время от этого теряется, не опоздать бы. Да, им, Несущим разум, наверное,  виднее…

Не опоздали. И они, и все остальные воинства встретились на окраине одной из галактик, где окруженную тихим безмолвием, и хранящую защищенный светлый мир планету оберегает небольшое, но крепкое воинство. Вот ему-то в помощь и прибыло столь мощное подкрепление. Воинства выстраивают надежную оборону и готовятся к бою.

Прошло не так много времени, как… 

Воины, конечно очень удивились… Но, наверное, и противник был удивлен не менее, когда, появившись небольшим числом, встречает здесь огромные силы Добра. Он какое-то время еще находится на некотором удалении, шипит, плюется огненными брызгами и, наконец,  не решившись вступить в бой, возвращается в свои пределы.

- Где противник? – нетерпеливо спрашивает Сигурд.

- Улетел, - отвечает кто-то из воинов.

- Сам вижу. Где тот, ради которого торопились?

- Ну, нет, и хорошо. О чем печаль? – пытается успокоить его Олег, угадывая в интонациях друга озабоченность и досаду.

- Нет противника – нет победы! – Сигурд говорит это так, будто требует, чтобы его, противника то есть, немедленно ему предоставили.

Воинам, конечно, понятно, как важен для Сирурда этот бой. Как важен для него любой бой, чтобы доказать всем, а больше даже самому себе, что он прежний непобедимый Сигурд. Но все и так прекрасно чувствуют его необыкновенно возросшую силу, и никому не нужны никакие доказательства.

- Зачем летели? - настойчиво повторяет Сигурд. - Я не понимаю!

Олег и сам думает о том, что совершенно бессмысленно было собирать здесь все войска, но, как сказал когда-то Хранитель, не исключено, что в этой бессмысленности кроется определенный, и возможно, что очень даже важный смысл, а вслух произносит:

- Может, ошибся кто – ложная тревога, - он пытается говорить это шутливо. – Разве такого никогда не было?

- А мы никогда не задаем себе такие вопросы, мы об этом даже никогда не думаем, - отвечает кто-то из старейших воинов.

- Ты же сам когда-то говорил, - снова обращается Олег к другу, - думать – это задача Хранителя.

Но Сигурд уже замкнулся в себе и вопросов больше не задает.

Воинства уже собираются разлетаться, когда неожиданно поступает команда Хранителя всем лететь на Лавдию. Олег сначала этому безумно радуется, но потом мысли о том, как смогут разместиться столь мощные силы на этой планете,  и не потревожить при этом прекрасных девушек, сильно его озадачивает.

- Их там уже нет, - голос Хранителя всегда рядом, поэтому не понятно, на каком, на самом деле, он находится расстоянии – А я здесь. И ты задержись, пожалуйста. Воины улетят сейчас без тебя.

И вот две огненно золотые птицы парят над небольшой уютной планетой, а огненно бордовые шары стремительно удаляются в безграничное пространство космоса. 

- Я так понимаю, что вопрос, где находится твой прекрасный цветок, волнует тебя сейчас гораздо больше, чем Сигурда причины отсутствия противника? - спрашивает Хранитель.

- Чувствую абсолютно, что в моем беспокойстве о судьбе противника нужды нет. От чего имею свободное пространство, которое могу заполнить любым другим вопросом. А потом, я, в отличие от Сигурда, все понял, – Олег уже отчетливо осознает: произошло что-то чрезвычайное, и, когда наступит час, все, что необходимо будет обязательно сказано.

- Что ж, ты избавил меня от лишних объяснений, и теперь можешь «заполнять свободное пространство» моим ответом. Этот цветок расцвел золотым цветом на новой молодой планете с именем Сольт. Она не менее чудесная, чем Лавдия и такая же защищенная, а согревает ее огромная оранжевая звезда. Лавдия же в последний раз даст приют воинам, и вскоре там появятся крупные животные и поселятся темнокожие люди, и этот мир уже навсегда будет принадлежать только им.  …Ты знаешь, я не задаю праздных вопросов, но скажи, ты очень соскучился по Уланулуне?

В который раз вопросы  Хранителя кажутся Олегу странными. Нет у него такого чувства в этой жизни. Как объяснить кому-то или даже самому себе, как это – являясь частью огромного мира, хранить весь этот мир внутри себя. Как передать словами, что и он, и звезды, и Уланулуна, и люди, оставшиеся в той жизни – все это едино и все это – он. И, в тоже время, он часть всего этого и даже чего-то гораздо большего. Но даже и это еще можно хоть как-то представить, вспомнив, что голова – это тело человека и в тоже время – часть этого тела. Но вот мысли и чувства, которые рождаются внутри человека, они ведь потом живут своей самостоятельной жизнью: возникают, растут, угасают, забываются. Требуется определенные усилия, чтобы чувства не угасли, а мысли не забылись. А здесь мысль или чувство – это, если так можно выразиться, такая же часть организма, как голова, и никуда не может от него деться. И еще - мысли здесь только светлые, а чувства добрые.

- Извини, - отвечает на его внутренние размышления Хранитель, – но я же должен хотя бы немного контролировать твою незащищенность. Зато я готов искупить свое недоверие новой информацией, - говорит он полушутя - Отныне тебе дана возможность самостоятельно устанавливать бесконечные каналы связи, такие, как, например, у меня с тобой. Теперь ты сможешь, если возникнет необходимость, общаться с воинством, не будучи в зоне вашего притяжения. Можешь общаться с Уланулуной. Но с живущими в той жизни только через сон. И, ты знаешь как - крайне осторожно и редко. Никакого права на действие даже отдаленно похожее на чудо у тебя по-прежнему нет.

Известие о том, что можно общаться с милой, сильно радует Олега, но требуется, как всегда, уточнить мелкие «технические» подробности.

- Как я узнаю, где находится тот, с кем нужно устанавливать связь?

- Ты просто почувствуешь. Космос – это материя, напитанная информацией, только не все могут ее извлекать. Отныне тебе доступен этот портал. А сейчас, пока воинство отдыхает, а Уланулуна греет твое сердце, ты увидишь то место, в которое ты не дал уйти когда-то своим братьям, и которое, на самом деле, так прекрасно!

 И пред ними на мгновение, немного раздвигается пространство, впуская Олега в новый незнакомый мир.

Сверкающая чернота космоса сменяется ослепительностью белого света.

 

 

 

 

 

34.         Белый Свет

 

 

Сияющий белый свет, ослепив Олега, заставляет его прозреть.

И постепенно в бесконечной ослепительности перспективы начинает проявляться совершенно удивительный мир.

Мир возникает там, куда смотрит Олег.  Он переводит взгляд в другое место - мир проявляется и там тоже. Как будто Олег зажигает многочисленные праздничные фонари на огромной новогодней елке. Существующие как бы сами по себе, эти вспыхивающие картины незнакомой ему жизни образуют бесконечное единое пространство. И вот уже обводя взглядом вокруг себя, Олег видит единый, прекрасный и безмерный мир.

И все это великолепие и он сам, освещаются, согреваются, а может быть оберегаются чем-то….  Он даже не сразу находит этому чуду подходящее определение. «Чувством!» - наконец, понимает он. И вдруг Олег вспоминает это чувство. Его испытывает каждый человек в начале своей жизни, а потом забывает навсегда.

Вот ты маленький-маленький делаешь свой первый в жизни шаг, оторвавшись от привычной опоры: неуверенно переставляются неокрепшие ножки, вздрагивают маленькие ручонки. И оказавшись один в пустом пространстве, ты чувствуешь, как наваливается на тебя это пространство, как начинает раскачивать тебя пустота, как она толкает, пытается повалить, и от страха ты уже  не видишь ничего вокруг, перехватывает дыхание, замирает сердце. И вдруг… твоя крошечная ладошка неожиданно оказывается в теплой и крепкой ладони того, кто оберегает тебя, и благодаря кому ты появился на этот свет.

Вот в этот момент и приходит это самое чувство, когда ты понимаешь, что  этот большой, сильный и добрый всегда будет рядом и всегда поможет, что с его помощью ты и сам многое сможешь и это многое для тебя очень важно и необходимо. И нечего уже бояться, и становится светло, радостно и надежно.

Именно это чувство первой настоящей радости испытывает сейчас Олег. Он осматривается вокруг, ищет и нигде не находит источник  этого чувственного света. Он просто есть везде, вселяя великую уверенность: теперь все хорошо, теперь тебе ничего не страшно, теперь ты навеки защищен своим домом, потому что дома ты теперь, и, наконец, исполнишь то, ради чего было страдание, и будешь этим бесконечно счастлив.

Олег уже прозревает настолько, что среди самых разнообразных фрагментов миров с протекающей в них жизнью, среди домов и домиков, расположенных на равнинах,  побережьях океанов или в оазисах пустынь, у подножий высоких гор или невдалеке от лесных массивов он видит то, что увидеть совсем не ожидал. Олег не понимает, он ли приближается к этому месту, или но само движется навстречу ему, становясь все ярче, реалистичнее, больше.

Но вот уже он стоит посреди тенистого яблоневого сада, узнает и, вместе с тем, совсем не узнает свой такой родной и любимый «уголок рая». Нет привычной клумбы в центре, как, впрочем, нет ни огорода, ни теплицы. От дома и до конца сада стоят высаженные в четыре ряда крепкие яблоневые деревья, достигшие самого пика своего роста. Они еще достаточно молоды, но уже могучи и готовы подарить свой самый лучший урожай. Ветви клонятся под тяжестью крупных спелых плодов, и непонятным образом переплетается сладкий запах спелой «коричной» с таким же спелым кисловатым запахом антоновки, запахи, которые никогда не смешивались в прошлой жизни. Только когда падало последнее летнее яблоко, то подступающая осень выкрашивала желто солнечной краской уже другие поспевающие плоды.

В центре сада, рядом с дорожкой, проложенной от крыльца дома и разделившей сад на две равные половины, стоит большой деревянный стол и две лавочки, выкрашенные коричневой краской. Олег садится на одну из них и оглядывается вокруг. Дом почти такой же, как прежде, только нет кирпичного пристроя, а на его месте стоит крепкий деревянный двор, сложенный из некрашеных бревен. Да и сам дом крепок - как будто молод. «Наверное, это молодость дома, или самое начало его зрелости», – догадывается Олег.

 В этот момент  из дома выходит его бабуля. Он узнает ее сразу, самую лучшую в мире бабушку. Он раньше часто думал, глядя на нее, уже старенькую, немногословную и ласковую, что она похожа на тихого нежного ангела. А сейчас он замечает, что и с ней произошло такое же чудесное преображение, как с домом. Вроде бы прежняя: маленькая, седеющие волосы забраны в пучок валиком, и бесконечно добрые серые глаза с темным цветочком вокруг зрачка, но что-то неуловимо изменилось в ее облике…

 На мгновение его озадачивает мысль о том, увидит ли его она, потому что об этом Хранитель ничего не говорил. Но когда она легко, без малейшего намека на мучительные боли в суставах,  радостно улыбаясь, идет прямо к нему, становится абсолютно ясно: «Есть понятие – возраст. Он дает понимание того, как ты жил и каким пришел в данную точку бытия. А есть – прожитые годы. По большому счету это словосочетание не говорит ни  о чем». В сиянии бабушкиных глаз, в счастливом выражении ее лица, в быстрой походке, даже в седеющих волосах ничего нет о возрасте. К нему приближается здоровая, красивая, счастливая женщина, прожившая неполные свои семьдесят три земных года.

Он наклоняется к ней, целует и долго-долго не выпускает из своих объятий.

- А где же мама и папа, - будто опомнившись, спрашивает она.

- Они будут попозже. Это я чуть-чуть поторопился, наверное, соскучился очень – весело отвечает Олег.

- С тобой что-то случилось? – глаза ее становятся тревожными.

- Ты совсем забыла? В той жизни всегда что-то со всеми случается. Только не всегда сразу понятно – плохое это, или хорошее. Вот так, например, и со мной. Сначала я думал, что случившееся плохо, а позже понял, что оказывается, все совсем наоборот. Я тебе сейчас все про нас расскажу,  только ответь сначала – ты, что тут одна? Где дедуля?

- Он здесь со мной и сейчас выйдет. Знаешь, нам тут очень хорошо и скажу тебе по секрету, - она пригибает его голову и радостно шепчет ему на ухо, -  ты не поверишь, я никогда там не слышала от него каких-то особенных нежных слов, он просто всегда очень заботился обо мне и считал, что главное, это дела. А сейчас он постоянно говорит мне что-нибудь очень-очень хорошее и смотрит такими влюбленными глазами…

- Вы невнимательная девушка, Маргарита, - улыбается ей Олег и снова ласково поцелует ее в щеку, – он всегда смотрел там на Вас именно такими глазами.

И будто почувствовав, что речь идет о нем, из дома выходит невысокого роста, но очень крепкого телосложения с роскошной копной белоснежно кудрявых волос и мягкими ямочками на щеках улыбающийся семидесятидевятилетний красавец.

- Олежка, ты тут откуда? – почти без удивления весело кричит дед и быстро направляется к ним.

- Я тут, дедуль, из космоса.

- Ты стал космонавтом? – озорно прищурившись, спрашивает дед.

- Нет. Я стал звездным воином, - в тон ему отвечает Олег.

- Это, наверное, опасно? – опять тревожится бабуля.

- Где же ты видишь здесь опасность? Разве ты не чувствуешь, что кругом только счастье, радость и благодать? - будто удивляется Олег.

- Конечно, я только это и чувствую. Но, ты же сказал – воин.

- Это, как почетный караул, - вмешивается в разговор дедуля и при этом незаметно подмигивает Олегу, – он просто должен быть - и все.

- Откуда ты знаешь? – недоверчиво переспрашивает она.

- Когда мы, ветераны войны, здесь встречаемся, а знаешь, Олеж, мы ведь тут тоже встречаемся, только нас стало гораздо больше, то нам говорят, что мы воины запаса. Так что если для представительности какого-нибудь «мероприятия» нужно будет увеличить количество воинов в карауле, то мы тут, как тут, не сомневайся, – и он снова незаметно подмигивает.

А Олег и не сомневается. Он теперь твердо знает, что случись великая битва, его дед, прошедший вторую мировую с первого до последнего дня; чеканивший твердый молодой шаг по заснеженной ноябрем брусчатке  Красной площади в сорок первом; прошедший по ней же шестьдесят лет спустя после великой победы, сжимая руками слабеющие руки своих товарищей, чтобы не дрогнули солдатские ряды, встанет вместе с этими товарищами на защиту их общего доброго мира по первому же зову.

- А так, я при Маргарите, - беззаботно продолжает дед, – ей без меня скучно, – и при этом он смотрит на нее бесконечно влюбленными глазами. 

- Знаешь, Олежка, мы здесь совсем  не одни, - и бабуля указывает рукой в сторону дома, от которого по тропинке к ним идет стройная темноволосая женщина  на вид почти ровесница самой бабули, только заметно выше и красота ее ярче  – это моя мама, а твоя…

Но он уже узнал свою прабабушку – ее фотография все время стоит в доме. Она пристально всматривается в Олега, но постепенно напряжение во взгляде сменяют тепло и любовь, и она со словами: «Хороший, какой хороший мальчик!» ласково обнимает Олега. Ему тоже очень нравится эта красивая, сильная и мудрая женщина. В ней чувствуется необыкновенный стержень, который помог ей, еще совсем молодой девушке, выстроить этот дом, объединявший потом и в праздники и в дни, когда приходили беды, многочисленную родню. И гордо пройти свой нелегкий жизненный путь, преодолевая тяжкие испытания, всегда и всем помогать и ни у кого ничего не просить.

Тем временем дедуля начинает обходить сад. Он всегда его очень любил, но особенно он любил землю, пронеся эту любовь из босоногого деревенского детства через всю жизнь. А бабушки достают откуда-то пяльцы и начинают вышивать.

- Олеж, а у тебя там была девушка? – немного смущаясь, спрашивает младшая бабуля.

Он задумывается ненадолго.  Это было так давно и так не с ним, что вспоминать  об этом совсем не хочется.

- Не помню. Зато она есть у меня сейчас – и он протягивает им раскрытую ладонь, на которой медленно вращается улыбающаяся Уланулуна.

- Хорошая, очень хорошая девочка, - говорит старшая бабуля.

- Да… - вторит ей другая.

Олег тем временем с интересом наблюдет, как  ловко ложатся веселые крестики на канву у старшей, а из нежного атласа глади рождается необычный рисунок у младшей. Он знает, что вышивают и его мама и сестра. Эта традиция уже давно передается по наследству у женщин его семьи.

- А что вы делаете с этими вышивками? - спрашивает он.

- Обычно дарим, когда ходим в гости, но иногда получается такой красивый узор, что нам дают маленький белый поясочек, и мы вышиваем этот узор на нем. А потом отдаем его обратно.

- А почему нельзя вышивать удачные узоры много раз? – Олег уже догадался, о каких поясках идет речь, и его переполняет гордость.

- Не знаем…, но только каждый красивый узор можно вышить лишь на одном поясочке.

«Эх, милые вы мои бабуленьки, - думает Олег, вспоминая огромные глаза Уланулуны, - вышиваете вы здесь красивое человеческое счастье, и даже не догадываетесь об этом. Потому только один раз и можно, что оно неповторимо, это счастье.

- Только ты знаешь, что, Олеж, - как-то и ласково и одновременно строго говорит ему младшая бабуля, – ты, пожалуйста, не повторяй дедулиных ошибок, и не забывай говорить своей девушке самые нежные слова.

- Будет сделано! – браво чеканит Олег любимую дедулину фразу, которую тот произносил каждый раз, когда его просили о помощи.

Он отходит в сторону и ненадолго задумывается, а потом шепчет:

«Без объятий ласковых я продрог.

Хочешь, ляжет облако у твоих ног.

На котором солнечный ветерок

Принесет любимую на часок.

И в объятьях ласковых в этот час

Будет вся вселенная лишь для нас».

Слова получаются простенькими, а мелодия - трогательной. Он  представляет, будто песенка превращается в райскую птичку, и отправляет ее по каналу связи к далекому оранжевому светилу, на незнакомую ему планету с таким уже родным именем Сольт.

Конечно, никакой птички не было, но песенка быстро долетает до Уланулуны, и он слышит ее удивительный соловьиный смех, а потом и ее голос:

- Ты все время рядом со мной.

- Ты тоже все время со мной… - отвечает он ей.

Они еще долго сидят и разговаривают о том, как жили в той жизни и как живут теперь. Собираются идти в гости и почему-то передумывают. Много смеются. И только на один случайно заданный им вопрос: «А кроме того, что вы все здесь просто счастливы, у вас есть какое-нибудь важное дело?», он получает короткий и очень серьезный ответ: «У каждого из нас здесь есть свой смысл». И он чувствует, что никто не откроет ему свое сокровенное.  Впрочем, про своего деда и бабуль он и сам уже все понял. Или не все? И есть что-то еще, кроме…

Олег знает, что его очень ждет еще один мир – маленький украинский хуторок на опушке большого леса, откуда ходил пешком в соседнюю деревню его прадед, чтобы учить там сельских ребятишек грамоте. А дома, с утренней зари и до глубокой ночи погруженная в тяжкие крестьянские дела, его дожидалась хрупкая голубоглазая женщина, до конца жизни прятавшая от людских глаз тонкие изящные кисти своих рук, чтобы никто не смог угадать в ней благородную кровь правнучки турецкого князя. Ее прабабушку украл когда-то во время очередного вояжа за турецкой добычей лихой казацкий атаман, а, вернувшись, сделал своей женой. И эта княжеская кровь, текущая в жилах  у прабабушки Олега, не сулила ей ничего хорошего в то непростое послереволюционное время.

 Он уже решает отыскать этот мир, но голос Хранителя призывает его срочно прибыть по каналу связи на уже известную Олегу заснеженную планету.

 

 

 

 

 

35.         Радость встречи

 

 

Удивительное это событие заставляет радостно забиться его несуществующее сердце. Олег испытывает радость от встречи, не смотря на то, что не было разлуки. Радость увидеться вновь, не смотря на то, что никогда еще не видел прежде. Радость снова находиться рядом, хотя  никогда рядом не был.

Но сначала одинокий ветер медленно гнал по белому безмолвному полю снежную поземку, закручивая ее в короткие затухающие спирали. Большая голубая луна выныривала из-за облаков и, как заправский пловец, снова ныряла в перевернутый океан неба. «Место, где покоится вечный сон живой природы», - подумал тогда Олег, хотя он уже давно подозревает жизнь абсолютно во всем, просто проявления ее представляются ему теперь различными. Но почему-то возникло именно такое – земное восприятие действительности.

И вот уже Хранитель ведет его по узкому коридору с горящими по стенам бронзовыми факелами и, распахнув невысокие кованые двери, впускает его в небольшой, похожий на средневековый,  зал с низкими потолками.

…Они стоят у противоположной стены.

Огонь, пылающий в камине, яркими всполохами освещает хорошие добрые лица. Все они разные и, в то же время, абсолютно одинаковые, и этой неуловимой одинаковостью очень похожие на него. Их глаза сияют радостью встречи с тем, кого никогда не видели, после разлуки, которой не было.

Их совсем немного. Олег уже понял, что он здесь двадцать второй, мгновенно почувствовав, что они его братья. И это чувство заставляет забиться радостью их сердца, без слов и объятий рождая в них ощущение великого единения.

- Это Олег, - представляет его Хранитель.

- Олег, - эхом повторяет Олег, и счастье яркими  искрами вспыхивает в его глазах.

- А это Солнечные других планет, - продолжает Хранитель. – Я рад, что у вас есть время, чтобы познакомиться, но печален от того, что его слишком мало, ибо причина нашей встречи, к сожалению, в другом.

Братья по очереди называют свои удивительные имена, и каждое произнесенное имя несет в себе огромный поток информации. Олег мгновенно узнает абсолютно все о каждом Солнечном: с какой он планеты, как прошла там его «земная» жизнь, как случился исход, как протекает в воинствах жизнь эта. Олег просматривает жизненный путь каждого так, будто пред глазами мгновенно прокручивается кинопленка, только видится и запоминается каждый, даже самый несущественный кадр. 

Оказывается, что судьбы у всех сложились по-разному, но каждый прошел через тяжелое испытание, проявил высочайшее мужество, сохранив при этом удивительную по силе способность дарить радость. Олег уже в который раз думает о том, что его собственная история, пожалуй, самая простая и негероическая по сравнению с остальными. И уже в который раз он задается вопросом, за что здесь он.  «Не за что, для чего, - уже привычно поправляет он самого себя.

- И твоя судьба могла бы сложиться совсем иначе, - слышит он обращенный к нему голос Хранителя, – но в любом испытании ты все равно оставался бы самим собой, ты просто не умеешь по-другому. Однако, сложилось так, как сложилось. Дело не в судьбе. Причина в силе духа, мудрости и оптимизме, которыми ты обладаешь. Это слабо проявляется в земной жизни и не сильно выделяется среди других людей. Мы можем чувствовать это только отсюда и только здесь это по-настоящему применимо. Закрой этот вопрос навсегда - другие уже давно все обдумали и приняли решение. И, поверь, что решение это правильное.

…Бегут быстрые минуты. Как же им хорошо вместе, братьям. Им так здорово вместе. Совершенно непонятно, как происходит их общение. Говорят взгляды, дополняют мысли, завершают слова. Они вновь проходят жизненными дорогами каждого, подставляя в трудные минуты испытаний крепкие дружеские плечи. И дорога каждого становится их общей дорогой. И каждый, вспоминая свое прошлое, вдруг ощущает, как помогало ему тогда это сегодняшнее братство – братство рождающееся сейчас. И становится понятен еще один, пусть небольшой, но все-таки важный источник силы, укреплявший  их вчерашнее мужество. И рождаются в глубине души Олега слова: «Когда ты не боишься бороться в одиночку, ты никогда не будешь одинок.  Только ты обязательно должен быть на стороне Добра».

Но если Хранитель сказал, что времени мало, значит, так оно и есть. Только он смотрит на них как-то уж очень пристально, от чего Олегу приходит в голову фантастическая мысль, что возможно сейчас Хранитель только для них превращает мгновения в несколько больший промежуток времени. Олег думает об этом, шутя,  а Хранитель загадочно улыбается.

« Теперь о том, - уже без улыбки произносит он, – что явилось причиной вашей неожиданной встречи и, вместе с тем, давно ожидаемого знакомства. Конечно, не так должны вы встречаться, точнее, не только по такому поводу. Но в наших силах отдалить конец бесконечности, а это значит, что все хорошее у вас еще впереди.

Я собрал вас здесь по причине чрезвычайной. Случилось то, чего не было уже так долго, что пыль тысячелетий покрыла память об этом прискорбном событии. Покрыла, но не позволила о нем забыть. И мы хорошо помним, как когда-то вошло в нашу жизнь предательство. Вы знаете, что предыдущий опыт не дает ничего, кроме прочно выстроенной защиты, и что каждый раз все происходит по-другому.  Вот и сейчас нам стало известно о том, что в рядах защитников Добра появился предатель. Пока не ясно, кто он и где находится, но сказанное абсолютно достоверно.

Зло готовит Вселенскую битву - мы знаем об этом давно, а сейчас велено довести это до вас. Еще не понятно, какой она будет, но они готовятся очень серьезно. Предчувствуя это, стонет вселенная, и отголоски этих стонов делают и без того сложную жизнь на планетах непосильно тяжелой и духовно порочной.

У каждого из вас теперь будут достаточно непростые функции, потому что враг может быть где угодно: на планетах, в космосе, в воинствах. Известно только то, что он точно есть, и всем поставлена одна единственная задача - найти его.

Вы скоро вернетесь в свои воинства, которые без объяснения причин полными составами собраны на родственных планетах, и каждый из вас скажет себе, что враг среди его братьев. Я понимаю, как это тяжело, почти невозможно. Но вычеркнем из сказанного мною долгие «почти не», и услышим только короткое «но». Только будучи уверенным в том, что в черной комнате есть черная кошка, можно ее там отыскать.

Самым трудным для вас будет подозревать врага в своих братьях. Это все равно, что не поверить самому себе. Так не может чувствовать человек, но так сможете вы. И кто-то обязательно  найдет предателя. Мы понимаем, как невыносимо тяжело ему  станет, но он порадуется тому, что легче окажется всем остальным. Это высшее состояние счастья – ощущать чужую радость, как свою, понимая, что за нее ты заплатил своим горем».

«Очередной постулат Хранителя» - думает Олег.

« Не время для сочинения формулировок» - думает в ответ ему Хранитель.

- Сейчас вы войдете туда, где собрались все те, кто отвечает за судьбу вселенной, и встретитесь с Великим Хранителем энергии. Могут рассыпаться галактики, взрываться звезды, черные дыры поглощать пространства, но если возникнет необходимость остановить эти процессы, в этом месте окажется  он и  «заштопает» прореху вселенной. Если на время угаснут источники силы на планетах, он всегда поддержит нас  своей силой. Его энергия – наша опора в трудную минуту.

 « Как неприкосновенный запас Родины»,- проносится в голове у Олега.

«Верно, но не отвлекайся», - проносится в ответ со стороны Хранителя.

- А сейчас он отдаст нам часть свой энергии для того, чтобы помочь в решении поставленной задачи. Я достаточно хорошо объяснил?

- Мне не совсем понятно, - Олег не сразу решается задать этот вопрос.

- Что? - не смотря на ограниченность во времени, чувствуется, что Хранитель считает необходимым отвечать на все возникающие вопросы.

- Я слышал, что Несущие разум могут заглянуть в душу каждого. Разве нельзя проверить всех: и нас, и наши воинства, и остальных? – он задает этот вопрос, и уже чувствует, что все остальные давно знают ответ. Но Хранитель, тем не менее, терпеливо разъясняет:

- Ты тут недавно, и не было еще надобности сказать тебе об этом. Дело в том, что существует Кодекс воина, по которому нельзя открыто выражать им свое недоверие. Это ты, привыкший к незащищенности, перенесешь все с пониманием. А они твердо знают, что никогда не предадут, и эта абсолютная уверенность в себе поддерживает в них источник силы. Если хотя бы на секунду они почувствует, что усомнились в их честности, то могут погибнуть, как воины, потому что угаснет этот источник.

Поэтому я сказал, что каждый из вас будет думать, что предатель именно его брат, зная какая это тяжелая, но все-таки посильная для вас задача. Почти, как лава Монтэгэро. Но это для тех, кто там побывал, - произносит Хранитель, глядя только на Олега, – иначе то безграничное доверие, которое вы привыкли испытывать к воинам, не позволит вам получить истинную информацию, тем более, что сигналы, которые исходят от предательства, могут быть почти неуловимы. Для обострения ощущений и будет сейчас дана особенная энергия. А Несущие разум  уже попытались незаметно использовать свое возможности. К сожалению, без того, чтобы посмотреть  каждому в глаза, это оказалось невозможным.

И Олег вспоминает про тот последний несостоявшийся бой, точнее про бессмысленность долгой дороги к нему. Вот, оказывается, в чем был скрыт тайный умысел - он давал возможность Несущим  разум проверить  все воинства голубых планет. А еще он понимает, что подобную проверку прошли и все остальные воинства вселенной.

 

 

 

 

 

36.          Никогда не знаешь

 

 

«Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда. Даже защищенный прочным укрытием, даже рядом с надежными товарищами, ты всегда остаешься один на один с самим собой».

Огромный и уже знакомый Олегу круглый зал с бесконечными сводчатыми потолками освещается ослепительно ярким светом, исходящим из самого его центра. Свет уходит ввысь и, оттолкнувшись от далеких сводов, падает на отполированные до зеркального блеска белые мраморные плиты пола, 

Но рассмотрел все это Олег, и мысль свою он услышал не сразу. Войдя через высокие кованые двери, его тут же встретил немигающий и пронзительный взгляд одного из тех, чье имя «Несущие разум». И в тот же миг перед его взором вспыхнул стремительный фильм, только теперь он уже имел короткое название «Моя жизнь».

Странное получилось кино, странное и тяжелое. Вроде бы жизнь была беззаботная и легкая: так, только - мелкие промахи, да незначительные ошибки в мыслях, а, больше даже в делах. Тяжело было только, когда рождался, да еще в конце, когда болел и умирал. Но именно эту часть жизни смотреть было и легко и радостно.  Начало – потому, что еще не научился жить с ошибками, а конец – потому, что уже научился жить без них: и в  мыслях, и, главное, в делах…  Мысли, стали светлые, а дела правильные, и кино, соответственно, такое же.

А вот остальная часть сюжета…

Почему же теперь так невыносимо мучают те «незначительные ошибки»? Проходит время, но оно не лечит. Лечат доктора, а время просто идет. И тебя все сильнее начинает изводить чувство вины за сделанное не так и не сделанное, как надо.

Зато, как безудержно хочется теперь быть нужным и полезным, и как счастлив ты этой своей полезностью. И как нравится отдавать все силы и всю душу на то, чтобы было лучше для жизни той и в жизни этой.

…Очнулся, как от глубокого сна. Вокруг все по-прежнему, только уже с теплотой смотрят на него и солнечно лучатся строгие глаза. А на душе снова светло, как в этом огромном круглом зале с бесконечными сводчатыми потолками.

Вот тут-то, как раз, и шепнула ему одна мудрая мыслишка: «Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда».

Олег обводит взглядом огромное пространство зала. Собравшиеся стоят вдоль стен. Они серьезны, и взгляды  их прикованы к необыкновенным переливам  света.

Он видит могучих воинов. Их белые плащи отливают сталью отваги и золотом доблести. Они равновелики друг другу необычайной своей красотой мужества. Оно во всем: в орлиных изгибах бровей, в благородстве и воле профиля, в гордости и решительности осанки, в бездонности мудрых глаз.  В этих глазах есть и доброта и любовь, и сострадание, но, все-таки,  больше всего в них мужества.

- Это Хранители жизни на планетах, - поясняет ему  знакомый голос.

- Но, почему же они  - воины? Я всегда представлял их…

- Потому, - перебивает его Хранитель, - что на планетах идет непрестанная и жестокая битва за первородную жизнь человеческой души. И только обладая великим мужеством можно выдерживать эти непрекращающиеся сражения. И только обладая великим мужеством можно держать в руке оружие справедливости.

- А любовь и милосердие?

- Это есть в каждом из нас. Но поверь – нужно, все-таки, особое мужество, чтобы все время находиться рядом с человеком.

 Олег видит других воинов. Они похожи на первых, но в  чем-то все-таки уступающих их величию.

 - Это помощники.

- А у тебя они есть? – но вместо ответа он просто понимает, где они. – Странно, я их никогда прежде не видел.

- Они общаются с воинами. Ты – только со мной.

Дальше стоят совершенно удивительные создания. Ангелы, совсем не похожие на того нежного юношу, которого он видел однажды, сложили за широкими спинами могучие крылья. Они огромны и величественны. Но Олег не успевает о них подумать - его взгляд уже прикован к седовласым старцам.

«Что такое – красота? – думает он. - Разве может быть красивой женщина, в муках рожающая ребенка, когда лицо ее перекошено болью? Или распластанное на земле тело героя после того, как, обвязав себя гранатами, он бросается под вражеский танк? Но прекрасно рождение человека и каким-то непостижимым образом хороша в этот миг женщина. Но прекрасен подвиг, как и совершивший его герой».

Стоят напротив Олега старцы. В их глазах бесконечность мудрости и неизлечимая боль сострадания. Нет, воздух вокруг них тоже пронизан мужеством людей, прошедших тяжкий путь страданий в своей земной жизни, а теперь принявших на себя страдания несчетного числа человеческих судеб. Но в  их седых волосах, в бороздках глубоких морщин, в согбенности плеч, несущих тяжелую ношу, навеки поселились и излучают особенный свет именно мудрость и сострадание. И настолько прекрасны они этим своим смиренным подвигом молитвенного радения за каждого человека, что глаз не отвести.

Олегу хочется получше рассмотреть и всех остальных, но в этот момент в сиянии возникает Серебряный. Капюшон его спадает, и ложатся на могучие плечи длинные блестящие кудри, будто тысячелетия превратили их в сверкающее серебро седины. Черты лица и впрямь крупные, но правильные и благородные, а взгляд проникает глубоко в душ каждого. Он совершенно непостижимым образом оказывается повернут одновременно ко всем, стоящим в зале, потому что каждому кажется, что именно в его глаза смотрит парящий в сиянии.

 «Вот, оказывается, кто ты, Великий Хранитель энергии», -  понимает Олег. 

А Великий Хранитель, между тем, начинает медленно вращаться, и энергия, исходящая от него становится осязаема. Постепенно от каждого из них в виде ярких золотых нитей начинает отделяться их собственная энергия. Энергия Хранителя сплетается в серебряные ленты, которые, переплетаясь с золотыми нитями, вяжутся в пространстве таинственные вензеля. А, спустя некоторое время, они вспыхивают, и зажигаются перед всеобщим взором огненные знаки, складываясь в Алгоритмы Вселенной.

Все присутствующие считывают знание, сложенное из множества знаний каждого и даденного им еще свыше. И приходит понимание того, что на какое-то время для них всех становится открытым то, что обычно разделено и доверено каждому необходимой только ему частью. И еще возникает ощущение обретения новых и пока еще непонятных возможностей.

Олег, читая сокровенные письмена, все-таки успевает подумать о том, что жизнь бы отдали настоящие ученые за прочтение этих формул, которыми прописано и счастье, и страдание, и любовь. Которые объясняют и тайну сознания, и тайну чудес, и тайну мироздания и много еще чего…

- Необходимое знание людям посылается, - вновь слышит он голос Хранителя, – только отчего-то нет веры тем, кто правильно улавливает посланное.

- Да, - мысленно отвечает ему Олег, – вера - основа всему: любви, знанию, силе.

- А, главное, началу вечной жизни, - соглашается с ним Хранитель.

Вспыхивают последние письмена, и вот уже, наконец, прочитаны все Алгоритмы. Великий Хранитель замедляет свое вращение. Он внимательно смотрит в глаза каждому, будто проверяя, до конца ли понято сокровенное. А потом письмена разом гаснут.

Нет красивых слов, точных разъяснений, подробных напутствий. Только открыт сияющий портал,  и ясно, куда лететь, о чем думать и что делать. А еще ощутимо, как мало у каждого времени, и как реальна для всех опасность, и как она близка.

Ослепительный свет растворяет в себе Серебряного. Пропадает осязаемость его энергии, и открываются многочисленные высокие двери, выпускающие каждого в бескрайний космос, каким-то непонятным образом минуя длинные коридоры, с зажженными по стенам старинными бронзовыми факелами.

 

 

 

 

 

37.         Пирамида

 

 

Как нужна ему сейчас всего одна минута, самая обыкновенная - земная. Кто там полцарства за коня обещал? Он сейчас за эту самую минуту половину вечности бы отдал, чтобы даже не самому, чтобы только она смогла услышать его голос. Но нет этой маленькой минуточки, а есть только «связь» - мгновенное перемещение в пространстве. «Что же ты, «технический прогресс» тут таких высот-то достиг!» - с грустной иронией вздыхает Олег.

И вот уже возникает перед его глазами могучее и бескрайнее, как море, войско. Оно тяжелым фиолетовым пламенем растеклось по необъятным просторам планеты с ласковым именем Лавдия. Только воздух на этой планете сейчас дрожит от того, что соприкасается с невероятной силой. Что воздух, кажется, что сама планета сжалась под гнетом непосильной ноши.

- Ты уж потерпи, миленькая, вот…, - и никак не произносятся страшные слова. Олег собирает всю свою волю, да разве только волю, все, что можно собрать, всю энергию до последней капли собирает он в «железный кулак», – вот найду … предателя, и тогда отдохнешь»

Стоят перед Олегом братья. Каждый – часть его самого: его души, его веры, смысла его существования. А как можно лишить себя части? Как отделить ее, какими клещами оторвать?

«Ты здесь, и я тебя найду! - заставляет себя Олег произносить жестокие слова. – Я тебя обязательно услышу!»

Но слышит он совсем другое.  Страх. Не свой.

Он слышит страх воинов. Он чувствует, как тот коварным лазутчиком забирается в воинские души. Он, страх, и при той-то жизни  не очень был им знаком, и никогда не определял их сущность, а уж здесь они и совсем забыли о его существовании. И вдруг, неведомо откуда взявшийся, он входит в них, и его становится так много, что мужество и доблесть неожиданно остаются в меньшинстве, проигрывая неравную битву. Воины отчаянно пытаются сопротивляться, но неведомая мощная сила будто насосом продолжает закачивать в них это чувство.

- Мы скоро перекроем эти каналы, нужно только недолго продержаться, - слышит Олег голос Хранителя. - Попробуй дать им свое бесстрашие.

 Олег мгновенно делает то, что велит ему Хранитель. Он легко отделяет бесстрашие от себя, но оно никак не может войти в воинов, будто назван неверный пароль, и вход в их души остается закрытым. И тогда он принимает решение. Он не знает, верным оно окажется, или нет, но он принимает именно это решение, и делает то, чего раньше не смог бы сделать никогда.

 Что ваш страх? – яростно кричит Олег, и вздрагивают отважные воины. - Узнайте, каким он бывает.

И он тоже впускает в них страх, но уже другой, тот, что возникал у людей, шедших на смерть за веру. Это дается ему легко, потому что Зло не замечает подмену. Он посылает воинам страх тех людей, что горели на кострах за своего Бога и, не важно, правильно они видели Его или по-своему. Главное, что они его любили до такой степени, что огню было подвластно только их тело, вера же оставалась неопалимой. Только этот страх не может приходить отдельно от других составляющих души, потому что не он владел ими тогда. Он был ничтожен, и сейчас он затягивал за собой совершенно иные чувства. А этих «иных», оказывается гораздо больше, и они несравнимо сильнее. И постепенно воинам возвращается абсолютное презрение к страху, несгибаемое мужество, непобедимая сила духа, непоколебимая вера в правду своего предназначения и непреклонная уверенность в общей победе. Эти чувства множатся, и для страха остается все меньше места.

Но Олег кричит снова:

- Что ваш страх! Узнайте, каким он может быть.

И он заменяет чуждый им страх на страх человека, выносящего из огня ребенка, или страх летчика, уводящего пылающий самолет дальше от жилых кварталов, или страх солдата, закрывающего своей грудью амбразуру вражеского дзота…

 Много в той жизни страха у человека. Но есть и великое мужество, делающее этот страх  ничтожным и рождающее поступки, имя которым – подвиг.

И все меньше места остается в воинских душах для чужеродного им чувства. И вот уже они сами вступают в бой и громят врага на поле битвы своей души.

 Наконец Зло осознает свою ошибку, но уже слишком поздно что либо изменить. И оно оставляет тщетные попытки.

А  вслед за этим закрываются каналы проникновения.

- Это только начало, - слышит Олег голос Хранителя, – они будут предпринимать что-то еще, ибо близится Вселенская битва. Сейчас Зло всеми возможными способами пытается умалить силу и дух наших воинств. Другие Солнечные одновременно с тобой тоже вступили в противоборство и справились со своей задачей. Потеряли мы только одно воинство, и случился его печальный исход. 

При этой мысли боль, будто скальпель хирурга, рассекает сердце Олега, впуская в него безмерную печаль, но он заставляет себя подумать о том, в каком светлом месте залечат раны великие воины. Он вспоминает, как прекрасно это место, у него даже получается порадоваться, представляя, как обретут покой измученные герои. Но больше всего он желает им только одного: чтобы никогда не переставала их тревожить тихая не отпускающая тоска,  дающая им надежду на то, что когда-нибудь они обязательно смогут вернуться…

- А Солнечный? – спрашивает он.

- Он сильно пострадал, но быстро восстановит свою силу и будет собирать новое воинство.

- Я помню, Добро никогда не остается без своих защитников.

- Не  забывай еще и о том, что наша важнейшая задача - любой ценой сохранить Конец Времен! -  на этом голос Хранителя умолкает, и Олег вместе с воинами погружается в блаженство для того, чтобы восстановить их истраченные силы. Только энергию этой планеты брать уже нельзя, и он начинает отдавать им свою.

Впервые блаженство не дарит ему привычную радость, не освобождает от тревоги, не ласкает покоем, не дает счастья общения с братьями. Наоборот, оно несет Олегу колоссальное напряжение, пребывая в котором он пытается почувствовать враждебное, инородное чье-то естество, нареченное страшным именем -  «предательство».

Но все спокойно. Все, как всегда. Мирно отдыхают воины, и он чувствует, как восстанавливается их сила, и ничто не тревожит их покой.

- Он здесь, здесь предатель, вот он, вот, слышишь? – ни на секунду не позволят себе расслабляться Олег, – ну вот же, вот, вот…

И неизвестно, что выдержать труднее: когда впервые наваливается на тебя своей мощью лава Монтэгэро, или, когда  ты сам взваливаешь на себя непосильный груз недоверия к тем, кто есть ты сам. И продолжается бесконечное, разрывающее душу ожидание: «Ну, где же ты, где, где…»

И вдруг!

 Очень тихо. Тише, чем лунный свет касается уснувших лепестков фиалки, и вместе с тем больнее, чем трехгранный гвоздь, вбиваемый в запястье во время распятия, он слышит безмолвный звук, ощущая нестерпимую боль, и понимает каждой мельчайшей частицей своей необъяснимой души – вот оно, случилось!

Неуловимо, бесшумно и неосязаемо отделяется от их общей энергии  небольшая ее часть.  Олег еще сильнее напрягает свою душу – да! Там, за границей их общности кто-то есть, и этот кто-то – враг. И еще он чувствует, как силен этот враг, как подконтрольна ему обстановка внутри воинства. Противник искусен и осторожен - просто, он немного ошибся, когда «выходил». Или ему не повезло, и «скрипнула самая маленькая половица», а Олег смог это услышать.

 И тогда он снова совершает невозможное, точнее то, чего никогда раньше делать не умел. Он отделяет от себя большую часть своей энергии и оставляет ее в воинстве, чтобы не нарушить баланс и не лишать воинов источника силы.  А малой своей долей он отрывается от фиолетового моря, сохраняя энергетический облик. Прямо перед ним на фоне бесконечного звездного неба возвышается прекрасная в своем величии огромная пирамида Сигурда, закрывая собой значительную часть горизонта. У ее подножия растекается бескрайнее фиолетовое море, и его отсветы выкрашивают основание пирамиды густо фиолетовым.

 Олег замечает, что фиолетовый цвет начинает очень быстро подниматься по пирамиде вверх. И вот  она уже  фиолетова наполовину, а на ее вершине  вспыхивают два  тонких огненных луча такого же фиолетового цвета и, стремительно увеличиваясь в размерах, уносятся  в бескрайние глубины космоса.

На самом деле все произошло мгновенно, и также мгновенно разглядел Олег на вершине могучую огненную фигуру. Человек стоит к нему спиной и протягивает к небу сильные руки. И  уходит в неизвестность из раскрытых его ладоней отбираемая у воинов энергия.

И человек этот - Сигурд.

«Молчи вселенная! Знаешь ли ты, что такое горе? Чувствуешь ли, что такое потеря? Все ты знаешь, и все ты чувствуешь! Тогда раздели мой гнев и умножь мои силы!» - может быть эти слова слились в звериный рев, а может, не было никаких слов, и даже мыслей никаких не было, когда  Олег стремительной огненной птицей взмывает на вершину пирамиды и скидывает с нее Сигурда, предотвращая тем самым  неминуемый исход своих братьев.

Но в самый последний миг бывший товарищ поворачивает голову, и Олег видит, с какой ненависть смотрит он страшными глазами черной птицы. Той самой, что осталась недобитой в сражении за Зашторенный мир. А еще он успевает позвать Хранителя. Он знает, что тот появится здесь мгновенно, но чувствует, что не хватит ему совсем малой доли этого самого мгновения.

Падая, они вступают с жестокую схватку, и каждый из них пытается разрушить энергию противника.

Враг неимоверно силен. Олег чувствует это и понимает, что сильнее был бы он сам, если бы не оставил большую часть своей энергии в воинстве. Он пытается нарастить ее, но слишком быстро бегут стрелки мгновения. И вот он ощущает, как тяжелеет его душа и по белому ее мрамору уже бегут тонкие трещины…

Но происходит чудо.

В самый последний миг, когда уже казалось, все потеряно, враг внезапно ослабевает, от него отделяется что-то бесформенно черное, похожее на уродливую птицу с изломанными обвисшими крыльями, и безжизненное «это»  тут же принимает в себя космос, навсегда унося в свою бесконечность.

И возникает из связи Хранитель. Он опоздал совсем немного. Но Олег уже не видит его.

Никогда не забыть Хранителю, как стоял на коленях Олег перед несчастным сгорбленным стариком с тоскливым умирающим взглядом и горько плакал. И отражались в его слезах воспоминания о том, как могучий Сигурд назвался его проводником и старательно объяснял Великий Порядок, как заслонял своей широкой спиной, спасая от огненных пирамид, как вызволял из плена Зашторенного мира. И как уже потом  сам Олег возрождал силу друга, ныряя в кипящие жерла вулканов. И еще увидел Хранитель продуваемое суровыми ветрами снежное поле в Норвегии и тесно прижавшихся друг к другу могучих воинов, и почувствовал их разделенную на двоих тоску о прекрасной и преданной  женщине Герд.

…Неслышно возникают два скорбных ангела. Они  молча берут под руки безжизненное тело и снова исчезают. А вслед за ними, не проронив ни слова, исчезает Хранитель.

Остается безмолвная потухшая пирамида, вздыхающее фиолетовое море, и Олег, истекающий печалью.

Но внезапно у него внутри ярко вспыхивает светлый огонь, и входит вместе с ним вера. Она прогоняет печаль, высушивает слезы, успокаивает душу.

- Сигурд не предатель! - твердо решает Олег, и понимает, что уже ни что во вселенной не сможет больше поколебать эту веру.

- Сигурд не предатель! – как эхо слышится голос Хранителя, а следом и  он сам возникает из связи.

- Я знаю, - спокойно отвечает Олег.

Хранитель подходит к нему и протягивает руки со сложенными вместе ладонями.

- Это тебе, - тихо произносит он, - сохрани ее.

 Он разжимает пальцы, и на ладонь Олега падает теплая капля.

Олег смотрит, как светится прозрачная и горькая, как слеза несчастного ребенка, последняя кроха великой души Сигурда.

- Я смогу возродить ее? – тоскливо и почти без надежды спрашивает он.

- Ее лишком мало, но…, кто знает, может когда-нибудь… - задумчиво отвечает Хранитель. –  А пока пусть она будет частью тебя.

И Олег уже чувствует внутри себя эту огненную искру, и приходит ощущение, что Сигурд рядом. Он молчит, его брат, не может быть сильным и помочь в трудную минуту, не может разделить горе Олега и поделиться радостью. Но он, Олег, может разделить горе друга и поделиться своей радостью. И он, Олег, может искать тот путь, который приведет к возвращению товарища. А Сигурд должен на него надеяться. И не нужна вечная память, а нужен лишь небольшой в масштабах вечности отрезок времени, что бы когда-нибудь снова сказать: «Я так рад видеть тебя, брат». И Олег, точно знает, что так будет – иначе, зачем искал его Хранитель тысячи лет на разных планетах!  

 

 

 

38.         Рокерра

 

 

«Удивительное это творение – человеческая душа, - Хранитель начинает свое повествование неторопливо – будто продолжает недавно начатый разговор. - Разной видится она человеку. Можно представить ее и так: каждому при рождение даются чистые листы, а потом человек сам вписывает  в них свою жизнь, всю, до мельчайших подробностей. Он заносит туда не только свои слова и поступки, он отражает там свои радости и страдания, мысли и мечты. А потом, когда человек оказывается у Великих Врат, ему предъявляется эта книга - книга его собственной жизни, написанная им самим.

И очень удивляется тогда человек. Разве это он? Разве так он жил? Разве так он думал и поступал? А если даже и так, то почему казавшееся когда-то нужным и верным, теперь видится ничтожным, мелочным и напрасным? И как редко вспыхивают божественным светом буквы, и складываются в правильные слова! А иногда они загораются уж совсем не там, где ожидал их увидеть человек. И становится стыдно, и становится страшно, но нет уже возможности для горького покаяния.  И остается только одно - услышать Решение.

Более чем достаточно отпущено человеку времени в той его земной жизни. И не брошен он там, не одинок. Посылаются ему на пути добрые люди и светлые мысли. Нужно только потрудиться увидеть и услышать. И столько сил отдаем мы в борьбе за человека, но вот если бы только мы…

За десять лет до твоего рождения на вашей планете родился мальчик. И было это событие для нас очень долгожданным, и в который раз появилась надежда, что, наконец-то, воинства голубых планет обретут своего Солнечного. Его способности были необычайно разнообразны, а по силе они  не уступали твоим. Но я говорил тебе когда-то, что Зло ведет на вас неустанную охоту, вступая в жестокую битву с нами. И надо честно признаться, что на планетах оно часто выигрывает. Это в космосе все проще. Здесь мы, безусловно, сильнее. Но в той жизни даже небольшим числом оно способно творить огромные беды.

- Да, не все так просто в той жизни, - уже в который раз думает Олег.

«Зло не допускает рождения Солнечных или  уничтожает их необыкновенные способности, - продолжает тем временем Хранитель. - Часто оно уводит их из жизни раньше, чем эти способности достигают необходимой силы. Но в этот раз произошло страшное! Все, что было нами заложено, и на что мы надеялись, стало обращено против нас. И вместо того, чтобы нам получить своего Солнечного, силы Зла получили своего Сумрака. От  прочих Темных его отличает особое знание и тонкое понимание человеческой души.

 Только, видишь ли, какая загадка бытия. Способности то у вас при рождении были равные, а вот прожитая жизнь разная…

Он был очень сильным, придя сюда. Я находился рядом, когда его вели по защищенному коридору, и еще неуправляемая энергия выбивалась за его границы. Я смог в полной мере оценить эту силу. Но ты пришел сюда  гораздо более сильным, как сильнее ты и сейчас. Теперь ты уже сам понимаешь, в чем кроется разгадка этой тайны и неоспоримое доказательство нашей правоты. Если по жизни человека ведет Добро, то он всегда будет сильнее, нежели когда его ведет Зло!

- А кем он был в той жизни, и как его зовут? – спрашивает Олег.

- То его имя тебе знать ни к чему – прошлое уже никогда не соединит вас. Теперь для вас существует только настоящее. Хотя однажды вы все-таки оказались тогда рядом.

- И что произошло?

- Ничего, у обоих просто заболела голова.

- Да в той жизни у меня голова и болела-то всего раза три. Нужно попытаться вспомнить.

- Не стоит тратить время на пустое - тебе это ничего не даст. Гораздо важнее для  тебя знать его сегодняшнее имя. Он назван жестким именем Рокерра. Ты спрашивал, кем он был? Сыном своих родителей. Помощники Зла сделали все, чтобы его отец стал весьма состоятельным человеком, пройдя для этого страшный путь, загубив много жизней и свою душу.  И сын в полной мере унаследовал образ мыслей и жизни своего отца. Только выглядеть это стало несколько иначе. Изменилось время, а вместе с ним изменились и обстоятельства, и ему уже не нужно было добывать деньги бандитскими методами. Он получил два великолепных образования, одно из которых за границей, и блестяще учился, в отличие от тебя, – при этих словах Хранитель еле заметно улыбается.

- Но… - продолжить Олег не успевает.

- Не твоя вина, - опережает его Хранитель, - тебе не так были нужны простые знания, гораздо важнее для тебя было познание: чувства, люди, жизнь.

- Вот и я всегда так же думал, - во взгляде Олега вспыхивает хитрая искра.

- Отец передал ему в управление свою фирму, и сын существенно преумножил семейный бизнес, но методы все равно оставались преступными. У него не сложилась семья, хотя он был необычайно красив, и девушки влюблялись в него постоянно. Просто он не умел любить. Он умел только добиваться всего, чего желал. А как он ушел? – Хранитель ненадолго замолкает. - Они забрали его, взрастив в нем ту же болезнью, что и в тебе.

- Зачем же так со своим-то? – искренне удивляется Олег -  Не проще ли было бы сбить его машиной? Лучше если «самосвалом». Гуманнее.

- Это их логика. И это уже в прошлом. А в настоящем есть сильный и хитрый враг. И самое главное его качество - это потрясающее умение маскироваться. И способность эта оказалась так значительна, что не позволила без нарушения Кодекса воинов обнаружить его среди нас. А теперь о самом главном. Ты, конечно, помнишь, как я говорил тебе о том, что в бессмысленности боя за твой Зашторенный мир обязательно скрыт какой-то тайный умысел. Сейчас все прояснилось.

- Как вы узнали?

- Еще никто не промолчал, глядя в глаза своей совести.

- Босоногие космические странники,  - понимает Олег

- Когда в том бою Зло почувствовало, что незащищенность Сигурда, сделала его оболочку слабой, то, пробив ее, Рокера смог проникнуть внутрь и затаиться. Поэтому здесь огромная наша вина перед великим воином. Он жестоко сопротивлялся, твой замечательный геройский брат. И та необычная для Сигурда потеря сил - это был результат его предпоследнего боя со Злом  внутри себя.

- Предпоследнего?

- Да, был и еще один. Но до этого ты сам, не ведая того, помог Рокерре добрать силу в вулканах Монтэгэро. А вот уже потом свершился последний подвиг Сигурда.  Он все-таки смог сохранить маленькую частичку своей души. Ей не хватало сил сообщить нам о случившемся, но ей хватило мужества стать той последней каплей, которая перевесила чашу весов в твою пользу, решив исход вашего поединка с Рокерра. От нее и узнали правду Несущие разум, заглянув в угасающие глаза. А та пирамида, Олег, которую построил Рокерра, оказалась совсем непростой. Ее устройство дало ему возможность забирать энергию воинов значительно быстрее, чем он смог бы сделать сам. Если бы ты промедлил хотя бы миг, исход воинства был бы неизбежен.

Олег какое-то время молчит. Теперь он понимает, как абсолютно точно почувствовал враг характер Сигурда, как верно сумел он угадать его поведение и поступки. Он вспоминает, что после боя за Зашторенный мир никогда уже не видел светлых глаз товарища. Свой уродливый птичий взгляд враг спрятал за естественную неловкость мужественного воина, допустившего минутную слабость. А за желание побеждать,  выдавал необходимость постройки пирамиды. Жажда последнего боя, как доказательства своей восстановленной силы, скрывала попытку выведать нужную информацию.

- Да, он, действительно, умен, но почему ты говоришь о нем в настоящем времени. Я сам видел, как уносил космос его безжизненную энергию.

- Ты не мог тогда спокойно оценить ситуацию, а я не успел проверить, что на самом деле с ним произошло. Будем надеяться на худшее для него. Но не забывай – это искуснейший мастер маскировки.

- Знаешь, Хранитель, о чем я сейчас думаю, - и Олег смотрит  на него вопросительно, - если даже для вас таким сложным и коварным становится мир, то может быть стоит поменять отдельные пункты Кодексов? Может быть, их поймут и примут. Только нужно найти правильные слова.

- Может быть... Это уже обсуждается. Но это неблизкое завтра. А  уже сегодня нас ждет Вселенская битва. И она будет совсем непростая. Таких еще не видела вселенная. Прежде это всегда были битвы энергий. Но, наконец, стало известно, что на это раз приготовил противник.

Начинается  Битва Духа. И Зло и Добро каждый неисчислимые тысячелетия преумножали его силу. Сила эта рождается на планетах, накапливается в космосе, а сейчас будет подведен итог. И теперь решится, чей Дух сильнее, чей сможет выстоять.

Но, знаешь, есть еще одна безрадостная для тебя весть: перекрыты все каналы связи, кроме самых необходимых. Вся энергия теперь направлена на победу.

Олег молчит – он обдумывает недавние события, которые теперь видятся ему уже совершенно иначе. А еще он чувствует, как летают вокруг него и никак не могут оторваться, будто ниточками привязанные птички,  грустные его слова: «Милая моя! Ну, если не ты можешь услышать мой голос, тогда хотя бы почувствуй, как нежно бьется для тебя мое сердце!»

 

 

 

 

 

39.         Битва

 

Бесконечен космос, прекрасен и велик. Манит туманами далеких галактик, завораживает огнями близких звезд. Но это только малая его часть. Только та, что открыта человеческому взору. И та материя, из которой он соткан, соприкасаясь с человеком, вызывает в нем лишь легкие озарения в виде гениально зазвучавшей ноты, внезапной очевидности математической формулы, или потрясающей по красоте рифмы.

А еще она рождает в человеке осознание того, что стоит он на ступенях лестницы, ведущей к постижению великой тайны. И ступеней на этой лестнице у каждого ровно столько, что узнать эту тайну он сможет, лишь оказавшись на самой верхней. Об одном только не знает человек – что ступень эта находится уже за гранью звездности и на пороге вечности. И как бы он не старался, какие бы не прикладывал усилия, и сложные инструменты не изобретал, только за этой гранью откроется ему величайшая тайна бытия.

Здесь же, в вечности Олег ощущает материю совсем иначе, да и космос вокруг уже озаряется не только звездным светом.

Олег летит через пространство, окруженный надежным товарищами, и видит, как рядом летят другие воинства, возглавляемые его Солнечными братьями. А впереди, стоя на огненной птице, указывает им путь Хранитель Великого Звездного воинства.

Постепенно пространство открывает невидимые порталы, и из различных пределов мироздания возникают и присоединяются к ним бесчисленные полки под разными знаменами, большей частью Олегу неизвестными. Воины огромны, ибо теперь они равновелики совершенным им подвигам. И вдруг взгляд Олега выхватывает небольшие треугольные флаги войск Дмитрия Донского, а вскоре и развивающиеся красные полотнища с вышитыми на них алыми звездами. И он уже точно знает, что где-то там, в этих крепких рядах идет на Великую битву и его геройский дед.

- Ну, что ж, дедуля, вот мы и встретились с тобой на «веселом мероприятии».

Движутся по коротким светящимся дорогам босоногие странники – Несущие воинам такой необходимый сейчас разум. И оказывается, что их не так, что бы очень много, но какой же великой силой напитывается от них космическая материя.

Как-то разом вспыхивают и уже не угасают ослепительные гни, исходящий от Хижин отшельников, заряжая вселенную молитвенной силой.

Здесь же находятся их праведные братья, так же оставившие из-за великой нужды  родные планеты, и Хранители жизни с этих планет.

Машут крыльями большие и маленькие бесчисленные ангелы…

А надо всей этой пылающей исполинской энергией возвышается ее Великий Хранитель. Он огромен в размерах и от развивающегося его серебряного плаща перекатывается светящимися волнами сквозь необозримые силы Добра горячая жизненная сила.

Но вот наступает такой момент, когда все чувствуют, что двигаться становится все труднее, материя пространства становится гуще и уже отчетливо ощущается мерзкий запах.

Все! Они, наконец, останавливаются. Дальше дороги нет -  дальше только Зло.

Олег уже отчетливо видит в черной безграничности черную несметную силу. Воинства Зла тоже прибыли в это место вселенной.  Но нет привычных вспышек молний, раскатов грома, а есть только их могучее и страшное безмолвие.

 …И очень близко серебрится Млечный Путь, но совсем не радует сейчас Олега эта близость.

Однако, когда он снова обводит взглядом несметные воинства Добра, его охватывает гордость за это великое братство, и в то же время тревожит мыслm о том, на сколько это правильно - подвергать опасности всех тех, кто несет в этом огромном мире ответственность за человека?

- Мы обязательно победим! - слышит он голос Хранителя. – Мы сильнее. Но противник тоже накопил огромную силу, и наш перевес не так значителен, как это было бы необходимо, а значит, стояние будет долгим. И печаль наша сейчас совсем о другом. Ты прав, без присмотра остался на планетах человек, без помощи. Еще немного, и хаос придет в его жизнь. А когда, проиграв в космосе, Зло снова вернется на планеты, то даже ничтожное, в этом хаосе оно будет вершить свой злобный промысел пуще прежнего.

- Так может в этом и заключается их замысел?

- Ты снова все правильно понял.

- А тогда ну ее, эту битву, и будет лучше, если мы быстро вернемся в наши пределы! А эти пусть стоят здесь, сколько их темной душе угодно будет.

- Этого сделать нельзя! -  коротко отвечает Хранитель, и Олег понимает, что все объяснения находится за пределами доступного для него.

Идет время, быстрое в космосе и медленное на планетах. Они терпеливо и стойко исполняют здесь свой долг. И потому, как постепенно отступает Зло, становится окончательно ясно, на чьей стороне сила. Но везде, и на далеких и на близких планетах, уже начинает происходить то, от чего щемит сердце и болит душа. И печальным потоком человеческих слез видится  сейчас Олегу родной Млечный Путь – самая любимая его галактика.

Но наступает день, когда происходит неожиданное. Олег видит, как в кромешной черноте враждебной силы вспыхивают злобные глаза той птицы, что показалась ему недобитой в сражении за Зашторенный мир. Он ни на секунду не сомневается, что это именно он, Рокерра. И тут же приходит отчаянное решение. Он знает, что Хранитель слышит это решение, но молчит.  Олег чувствует, что тот не имеет права сказать «нет», и не имеет силы сказать «да», и благодарен ему за этот короткий миг молчания.

 Олег тут же снимает с Хранителя тяжкое бремя ответственности. Он стремительно вылетает в свободное пространство и сам удивляется тому, как громко разносится в бесконечности его отчаянно дерзкий крик.

- Ну, что Злобная сила, не хочешь поквитаться за своего недобитого заморыша? А, может быть, ты, Рокера, уже отстирал свои маленькие штанишки, и на что-то способен сам?

Вздрагивает черная масса и отделяется от нее огромная сила, взмахивает гигантскими крыльями, выстреливает огненными молниями из отвратительных глаз и стремительно несется прямо на Олега.

Олег, что есть силы, улетает все дальше от своего воинства, уводя за собой противника. Он держится от них на предельно близком расстоянии. А в голове все громче и тревожнее звучит одна единственная мысль: «Только бы получилось. Только бы…»

Чтобы избавиться от тревожных мыслей, он, как привык это делать когда-то, впускает в голову мысли дурацкие. «Что ж, - думает он, – надежды проскочить не так, что бы очень… Но когда-то, мне помнится, мы это уже в прошлой жизни проходили. И ничего, как-то ведь все, в конечном итоге, образовалось. Лучше бы мне подумать о том, чем я там займусь, если прилипну. Вот! Стихи могу сочинять. А поскольку делать я это буду целую вечность, то и название у них будет прекрасное: «Вечные стихи». Кому-то такой статус за огромный талант присваивается, а мне за продолжительность написания перепадет. Зато слушателей у меня будет -  хоть отбавляй. Вон их сколько на литературные чтения торопятся, - и он снова всматривается в несметные полчища преследователей. - Они еще пожалеют, о том, что напросились. Уж я их там своим талантом в покое не оставлю – на черные стены полезут! Только бы сейчас ни о чем не догадались. Нужно их еще поближе подпустить.»

И он снова начинает думать о серьезном, а точнее, начинает чувствовать.

Наконец он пересекает «границу» Млечного пути. Проносятся мимо бесконечные светила, уже совсем близко цент галактики, и вот он получает долгожданный сигнал – «будь внимателен». Олег пристально всматривается в стремительно приближающуюся черноту и все сильнее сжимает свою энергию, доводя  свое состояние до предела, кажущегося ему необходимым. Да, честно говоря, и возможностей в запасе практически не остается. Черная дыра скалит свою страшную пасть, будто безмолвно «ухмыляясь». Именно такой видится сейчас Олегу ее звериная морда.

Ну! Вот и все!

И он влетает в абсолютную темноту.

«Скушает – не скушает? Интересно, а какими должны быть ощущения, когда тебя едят…? – только успевает подумать он, как перед ним…

… знакомая картина звездного мира.

 - Ура - кричит он, задыхаясь от радости, – Значит, ты меня не заметила, значит, я стал тебе «родным».

Он оборачивается. Сзади никого – только черная дыра, наполнившая воинами Зла свое ненасытное чрево.

 

И в этот момент он чувствует, как мало уже остается у него сил. Нужно еще немного, совсем чуть-чуть отлететь от того места, где властвует черный ужас. Но уходят силы, и медленно и неумолимо его начинает затягивать назад.

И вдруг приходит простое решение.

- Арфа! – Олегу кажется, что его призывный крик слышит вся вселенная.

 Что слышит вселенная, знает только она одна, главное, что сплетается тонкая нить. Он хватается за нее, и арфа снова тянет его в дивную даль, прочь от этого страшного места.

Он уже почти вылетает. Он даже успевает ощутить радость победы, как когда-то давно, когда закончилась последняя «химия», и медицинские анализы подтвердили его абсолютное здоровье. Да, он успевает ощутить эту радость, но очень быстро ее сменяет тревожное чувство: все тише звуки арфы, и все слабее сила, с которой она вытягивает его из бездны.

И вдруг он слышит отчаянный ее крик – крик прощания… И волшебная нить обрывается.

…Это чувство испытывает каждый человек в начале жизни, а потом забывает о нем навсегда. Неожиданно Олег ощущает, что его ладонь сжимается большой, теплой и крепкой ладонью. И он понимает, что это Тот сильный и добрый, Который всегда рядом и всегда поможет. Главное – в это верить!

И становится радостно, светло и надежно.

 

 Олег свободно слетит сквозь сверкающую звездность космоса. Рядом Хранитель, позади ликующие воинства голубых планет, а глубоко внутри ставшее таким отчетливым биение души Сигурда. Он чувствует, как Хранитель все время отдает ему свою силу. Иногда  кто-то из воинов вырывается вперед, и касается его своим горячим теплом. Что-то там внутри даже пытается сделать Сигурд. А полет стремителен, и, кажется, что так можно лететь вечно!

Звезды сияют ярче обычного, и звуки, издаваемые ими громче. Свет и звуки переплетаются между собой, рождая какую-то новую праздничную материю космоса. Эта материя состоит только из счастья и радости. И они летят через эту великую песнь торжества, через потрясающий звездный гимн победителям.

Силы понемногу прибавляются, и Олег, наконец-то, решает услышать Уланулуну.

- Где ты? – раздается в ответ ее тревожный голос. – Я так устала жить без тебя. Опустела моя душа. Злые ветры тоски иссушили ее, и не расцветают  в ней больше цветы.  Я могу только слушать, как зловеще гудит небо, и совсем не могу плести белые поясочки.

- Все хорошо, родная, теперь все долго будет очень хорошо! Забудь свою печаль и послушай, о чем теперь поет тебе вселенная.

Сначала до него долетает ее соловьиный смех, а за ним и восторженное журчание голоса.

- Она поет о счастье и любви!

И в это время Олег замечает, как настойчив становится Сигурд, будто просится уже на волю его непобедимая душа.

- Для возрождения великого воина нужен был великий подвиг, - произносит Хранитель, – а уж больший подвиг, чем совершил ты, даже и представить трудно. После того, как огромная часть сил Зла навечно осталась в недрах Черной дыры, - продолжает он, - нам уже не составило большого труда одержать победу в противостоянии. Теперь люди вновь обрели своих Хранителей, и на планеты вернулся порядок. А энергия победы, соединившись с энергий  Сигурда, возродила его к жизни.

- Я должен лететь с ним на Монтэгэро? – с надеждой спрашивает Олег.

- C Сигурдом полечу я. А тебе дано тридцать три земных часа на счастье.

- Тогда я могу увидеть Уланулуну?

- Ты сам вправе решать, что теперь для тебя счастье.

- Слишком большое оно у меня стало - в тридцать три часа, пожалуй, не вместить. Даже когда я летел к Черной дыре, я знал, что впереди  обязательно должно быть счастье. И оно состояло совсем не в том, чтобы я смог из этой дыры вылететь. Оно было уже в том, чтобы я успел в нее влететь. У меня последний вопрос,- снова обращается он кХранителю, - я могу взять Уланулуну в Зашторенный мир?

- Ты можешь распоряжаться своим счастьем так, как сам посчитаешь нужным.

 

 

 

 

40.          В самом начале июля

 

 

Но сначала он видит Белый Свет.

Свет дарит Олегу радость общих объятий, нежность бабулиных улыбок, озорной и все понимающий взгляд деда, и еще великое тепло любви родного дома.

А расставание получается совсем негрустное потому, что разлука  у них впереди недолгая.

Ну, вот и все…

Уже призывно мерцает в невидимой дали и нежно  тревожит душу огромная золотая звезда, согревающая своим горячим светом маленькую планету Сольт. И вспыхивает искрящаяся нить, соединяя истосковавшиеся сердца.

Олегу кажется, что даже быстрее, чем сплелась эта нить, он успевает увидеть ту, что наполняет его жизнь еще одним великим смыслом,  окрашивая ее в огненные цвета рождающихся светил и хранит для него в своем сердце самые лучшие слова.

Никому не дано узнать, как прошло их первое мгновение -вселенная подарила его только им двоим. Только им принадлежат сказанные сейчас слова и счастье, сияющее в глазах. И еще в этот миг она, вселенная, тоже принадлежит только им.

А потом он несет Уланулуну в своем огненном теле через сверкающий космос, наполненный уже не только музыкой, но покоем, и она радуется его царственному великолепию, его волшебной неповторимости и поражается его  абсолютному совершенству.

- Я смотрю, слушаю и совсем не могу себе представить, какой чудесный инструмент может исполнять столь великую музыку, - зачаровано произносит Уланулуна.

- Есть такой инструмент. Я не знаю, как звучит Он сам. Я знаю только, что Он управляет вселенским оркестром, в котором каждый музыкант может рождать звуки, только если ощущает свою сопричастность с  таинством всей вселенной.

- Откуда ты это знаешь? – удивленно спрашивает Уланулуна.

- Потому, что было дано Знание. Или только часть его? – задумывается Олег. – Или малая его частица?

В этот момент он чувствует, как уходит от него бремя вселенских знаний, тяжесть которых он ощущал все это время. Ему постепенно становится легче. Как будто шел ты по дороге и нес доверенный тебе драгоценный сосуд, до краев наполненный редчайшими сокровищами. И ноша эта была для тебя так важна, что не жалко никаких усилий. Но вот ты достиг цели и вернул бесценный груз в надежные руки. И теперь тебе спокойно и легко.

- Посмотри, родной, - щебечет тем временем Уланулуна, - как загадочно сверкают звезды! А там, в дали, они складываются в удивительные живые узоры! И эта розовая галактика, похожая на огромную улитку, она будто ползет к большому дымчатому цветку. Я ничего подобного никогда не видела прежде.

Он радуется ее радостью, и радость эта, становясь их общей, заставляет его произносить  всякие милые глупости.

- Дорогая, я хочу предложить Вам чудесные апартаменты с видом на реку. Вода чистая исключительно, а дно – янтарный песок! Из окон открывается прекрасный вид на восходы и закаты. По соседству есть огромное количество достопримечательностей. Как то: Уголок рая с источником познания и примыкающей к ним тайгой. Дальше расположена красавица-церковь, ее почитатель и мое собственноручное творение – каменный мост. Кроме того невдалеке находится старинный монастырь, просветляющий пространство моего мира таинственным колокольным звоном. И, наконец, роскошные заливные луга, плавно переходящие в сосновый бор.

Неподалеку проживают мои родители, но у них совершенно отдельная жилплощадь, а точнее сказать – жилмир. И, потом, они вообще не имеют привычки вмешиваться в мою личную жизнь. Кстати, к ним в гости часто приезжает моя сестра и ее муж - милейшие, надо сказать люди. Сестра, так вообще девушка необыкновенная. И я надеюсь, что вы все в хорошем смысле очень нескоро подружитесь.

Но главное, это все-таки апартаменты – великое творение бессмертного мастера. Тьфу ты, бессмертное творение великого мастера.  Или это я в первый раз все-таки точнее выразился?

Она смеется, а Олег нежно чувствует ее и пьет свое позднее счастье маленькими неспешными глотками. И только, когда вместе с последними лучами заходящего солнца они прибывают в замок, он видит его голые стены и пустые ничем не заполненные залы.

- Извини, - он с опаской смотрит на Уланулуну. Но она совершенно счастлива и очевидно, что ее вовсе не волнует отсутствие какого бы то ни было «комфорта».

 - Был  очень занят – тем не менее, оправдывается Олег, - руки никак не доходили. Зато теперь все будет так, как решит хозяйка! Любое желание – только шепни мне на ушко.

 И уже плывут по голубым атласным потолкам белые пушистые облака, Шелковые стены видят далекие горизонты. Бархатом зеленеют по полу ковры из душистых трав, и повсюду распускаются цветы диванов и кресел. А еще над каждой дверью тихо позванивают маленькие серебряные колокольчики.

Но самую большую комнату он делает все-таки так, как задумал сам. Все становится густо синим. Потолок мерцает светом близких и далеких звезд. На стенах тоже иногда возникают приглушенные огни. Они медленно приближаются, превращаясь в удивительных рыб с закрытыми глазами. Рыбы проплывают мимо, и только одна иногда открывает свои раскосые глаза и как-то ревностно смотрит на Уланулуну. Но девушка каждый раз ласково улыбается рыбе, и та, наконец, дарит им свою улыбку.

В углу за чугунной решеткой камина вспыхивает огонь. Они садятся напротив в большие морские раковины, и Олег начинает свой рассказ о том, как жил все это время без нее в том тревожном и опасном мире.

И оказывается, что все, что с ним происходило, на самом деле было очень забавно, а совсем не так страшно, как это ей представлялось. Его красноречие плетет прелестные замысловатые кружева, и Уланулуна  то и дело заливается громкими соловьиными трелями. И смех ее легко разносится по реке.

Если бы был этот мир доступен человеку, то сильно поломали бы свои головы орнитологи, соображая, с какой такой радости распелись в Подмосковье соловьи в самом начале жаркого июля.

Олег рассказывает Уланулуне о том, что им всем было дано одно задание – во что бы то ни стало отыскать предателя. И они очень долго ждали, когда тот себя обнаружит. Но он так ловко затаился, что совершенно невозможно было определить, где он находится. И вот, наконец, Олег услышал его у себя в фиолетовом море, когда, тот выходя из него, заскрипел так громко, что Олег даже испугался, как бы этот мерзавец не перебудил всех воинов.

Потом, когда он лез за предателем на пирамиду, то два раза даже сваливался, и каждый раз разбивал себе нос.

- Где? - тревожно спрашивает Уланулуна.

- Да мне Хранитель, чтобы я больше не падал, так по носу треснул, что сразу все прошло, - хохочет в ответ Олег. - А дальше вообще оказалось, что у Рокера совершенно отвратительные и при этом еще косые глаза, отчего он все время смотрел в разные стороны. Я с ним так  измучился, потому что абсолютно не понимал, в какую сторону он собирается убегать.

С реки вдруг тянет болотной тиной. Олег выглядывает в окно и с удивлением произносит:

- Без меня река опять заилилась. И когда только успела?  Смотри, сколько кувшинок расцвело, а еще недавно здесь были одни песчаные плесы. Опять придется ее чистить.

Уланулуна тоже подходит к окну. Огромная голубая луна уже вымостила тихую мерцающую дорогу и соединила берега, будто приглашая их в дальний путь. А там, откуда эта дорога начинается, заросли кувшинок соорудили удивительный желтый причал. Это мысленное сравнение дарит Олегу одну интересную идею, но он решает отложить ее воплощение до утра.

- Не надо, пусть они цветут, - говорит между тем Уланулуна. - И тиной больше не пахнет.

Олег тоже чувствует, что теперь с противоположного берега ветер приносит  медово терпкий запах луговых цветов, и снова продолжает свой рассказ о том, как здорово помог ему в том бою Сигурд, но неудачно подвернул себе ногу, и теперь Хранитель лечит его в классном санатории. И  она снова заливисто смеется.

- А в конце я вообще имел у злыдней совершенно потрясающий успех. Они оказались ревностными почитателями моего поэтического таланта. Летят за мной и кричат:

- Ну, почитай нам свои стихи!

А я им:

- Да, не написал я еще!

А они:

- Мы готовы ждать хоть целую вечность!

Ждать же лучше с комфортом? Так я их в хороший отель и пристроил. «Без звезд» называется. Там и обойчики такие веселые – черненькие, и тихо, и спокойно. Ни боев тебе, ни сражений. Опять же напрягаться гадости делать некому. Пусть, думаю, отдохнут.

- А когда напишешь-то? - смеется Уланулуна.

- Писать для них пока не входит в мои планы, а для тебя, родная,  – хоть сейчас.

Но тут он видит, как розовеет на востоке небосвод и загадочно произносит:

- Я хочу рассказать тебе сказку. У нас на Земле есть красивая сказка о любви, но она немного грустная, а я не хочу омрачать твоего веселья, поэтому я подарю тебе только ее радость. Я скоро вернусь, а ты может быть уже сможешь плести свои поясочки? Ну, должен же хоть кто-то из нас работать, - добавляет он шутливо строго.

Но он видит, как благодарно она кивает ему в ответ, и понимает, что уже давно она испытывает эту потребность, только стесняется прервать его красноречие.

Олег с разбегу ныряет в воду и мощными гребками быстро добирается до каменного моста, и уже здесь включает всю силу своего воображения…

…Небольшой белый парусник плавно скользит по волнам. На голове у Олега надета широкополая шляпа, за плечами развивается белоснежный плащ, а вверху, подгоняемые утренним ветром, трепещут радостные алые паруса. Он подплывает к причалу из кувшинок, зовет Уланулуну, и потом они вместе плывут по широкой реке.

Уланулуна радуется красавице церкви, машет рукой, приветствуя каменный мост, восхищенная замирает в таинственной музыке звона, доносящегося с колокольни монастыря.

Уголок рая наполняет светом ее бесконечно восторженное сердце. Но слишком мало времени для того, что бы можно было вдоволь напиться от Источника познания. Она проводит рукой по гладкой поверхности стола под синим шатром, перелистывает пожелтевшие страницы толстой книги, одиноко лежащей на деревянной столешнице…

- Это о чем? - спрашивает она, глядя на непонятные письмена. – Я чувствую, как от нее исходит тепло.

- А она и есть тепло и любовь. И ты ее тоже очень хорошо знаешь.

- Я поняла, - и Уланулуна кладет длинные ладони на теплые страницы.

А потом отдергивается невидимая штора, и их встречает  такой же, и совсем другой, уже реальный мир. Он так близок, только руку протяни. Но скользит рука по невидимому стеклу… Они обнимаю своих родных, но не могут подарить им этих объятий. Целуют их, но не могут получить ответных поцелуев. Жадно собирают цветы и запахи этого мира, но все до последнего оставляют их здесь. И все-таки они счастливы. И все-таки благодаря этой встрече они  еще сильнее чувствуют неразрывно прочную связь.

И тут Уланулуна замечает некоторые приятные изменения, которые произошли со стройной фигурой у сестры Олега. Она вопросительно смотрит на него, а он загадочно улыбается.

Тогда девушка присаживается на корточки и прикладывает ухо к едва округлившемуся животику будущей мамы. Она некоторое время прислушивается к чему-то, улыбается, а потом говорит:

- Хорошо, я согласна.

- Ты о чем? – спрашивает ее Олег.

- Там маленький ребенок, и он предложил мне свою дружбу. А еще он  сказал, что он мальчик.

- Я знаю – отзывается Олег, но в его голосе слышится еле заметная грусть.

- Откуда ты это знаешь? – удивляется Уланулуна.

 

                          …

 

Мама лежала на диванчике напротив его кровати. Уже которую ночь она все время была рядом, стараясь угадывать каждое его движение. Немного поговорив, они пожелали друг другу покоя.

И вдруг он увидел, как у стены, на которой теперь поселились отсветы уличных фонарей, возник белый юноша с ласковой улыбкой в больших девичьих глазах. За спиной у него тихо шелестели шелковые крылья. От их взмахов появилась прохлада, которая спеленала обожженное болью тело. Постепенно  боль отступила и уже не мучает так сильно.

 Где-то совсем рядом зазвучала арфа. Ее божественные звуки  нежно струились возле самого его изголовья. Они дарили радость и долгожданный покой. А еще они манили куда-то. Он не понимал, куда, но чувствовал, что она прекрасна – эта неизведанная даль.

- Ты слышала? – тихо спросил он.

- Что? – не поняла мама.

- Как играла арфа.

- Нет… – удивилась она.

Ему захотелось рассказать и про таинственного гостя и про волшебную мелодию. Но белый ангел медленно поднял изящную руку и приложил к губам тонкий длинный палец.

- Ну…, ее не все могут услышать, – будто извиняясь, поспешил успокоить Олег.

- Красиво? Она играла красиво?

- Очень, – и ему стало жаль, что только для него одного были эти чудесные неземные звуки.

А еще ему стало бесконечно жаль и маму, и сестру, и отца, потому что в этот момент он все понял.

- А как же они смогут это пережить? – беззвучно спросил он у ангела.

- Это будет очень тяжело. Такое невыносимо всегда и для всех. Но им будет послано утешение, - также беззвучно ответил ему ангел.

И Олег снова все понял.

- Ты можешь подарить им надежду, - подсказал ангел.

Недавно Олег потерял ощущение времени и поэтому не сразу сообразил, как лучше начать.

- Мама, - тихо произнес он – а какое сейчас время?

- Осень, - улыбнулась она.

- А точнее.

- Сентябрь.

- Еще точнее.

- Третья декада, - как-то странно ответила она.

Но этого было вполне достаточно, и он очень твердо произнес:

- В это время твоя дочь разродится мальчиком.

- А он будет черненький или беленький? – улыбнулась мама.

Олег вопросительно посмотрел на ангела, но тот, по всей видимости, об этом ничего не знал, потому что удивленно пожал плечами.

- Не знаю, - честно признался Олег.

- А девочка будет? – снова улыбнулась мама.

Олег перевел на ангела вопросительный взгляд, но тот пожал плечами как-то уж совсем неопределенно, и Олег расценил это по-своему:

- Должна быть, - вздохнув, ответил он.

Мама продолжала улыбаться, и он понял, что она не приняла его слова всерьез.

 Ангел сильнее взмахнул крыльями, и пришел долгожданный сон, и принес облегчение страданиям.

 

А потом, когда наступил его сорок первый день, и седовласый человек с синими глазами подвел его к звездной грани, то человек этот спросил у него:

- Есть что-то такое, что мешает тебе улететь отсюда с легкостью?

- Она не поверила, что у них будет внук, - печально ответил Олег.

- Ты сейчас ей снишься, поэтому можешь сказать все, что считаешь нужным, - предложил синеглазый.

Олег рассказал маме об очень многих важных вещах. Но потом он узнал, что из всего сказанного она запомнила только три слова: «Через восемь месяцев».

                         …

 

 

- Знаешь, - говорит Уланулуне  Олег, – ровно через восемь месяцев после того, как я ушел из той жизни, тесты показали, что у сестры будет ребенок. А еще через некоторое время они узнали, что это мальчик…. И он обязательно родится в третьей декаде января.

 

Когда лучи заходящего солнца провожают их в прохладу замка, случается и вовсе чудесное. Где-то совсем рядом неожиданно раздается голос Сигурда.

- Я счастлив услышать тебя, брат! – радостно произносит он.

- Ты где? – Олег оглядывается вокруг, но никого не находит.

- Он здесь со мной на Монтэгэро, но ты уже можешь с ним говорить, - слышит Олег такой же близкий голос Хранителя.

Олег так счастлив, как не был счастлив никогда в свой жизни. Предзакатное солнце освещает спасенный мир, в котором скоро появится на свет его крошечный племянник. На далекой планете  восстанавливает силы возрожденный брат. А рядом, нежно касаясь его плечом, стоит самая замечательная девушка.  И, кажется, что уже нечего больше желать в этом месте вселенной в этот миг бытия.

- Разве совсем ничего тебя сейчас не беспокоит? – снова слышит он голос Хранителя.

- Пожалуй, что ничего. Но…, если сказать правду, есть еще только два вопроса. Первый - как долго будет восстанавливаться моя сила? И еще один совсем малосущественный вопрос.

- Твою силу восстановить легко. Когда закончится отпущенное время, ты прибудешь на заснеженную планету. Там Серебряный подарит тебе сон.

- Но мне сейчас совсем не нужно избавление от страданий, - говорит Олег, вспоминая печального ангела.

- Конечно, нет. Это будет совсем другой сон – скорее, это погружение в энергию, возвращающую силу. Он будет недолог, твой сон, и он может быть очень приятным. Ты сам выберешь то, что захочешь увидеть. Можешь вспомнить лучшие минуты из свой прошлой жизни, или прожить жизнь рядом с героями любимых книг. Но мне кажется, что я догадываюсь о том, что ты захочешь увидеть.

- Олеж, - Уланулуна смотрит на него, и любопытство прыгает в ее глазах озорными ушастыми зайчиками, – а что это будет?

- На самом деле я еще ничего не решил, - улыбается Олег. -  Но если Хранитель считает, что, несмотря ни на что, я все-таки захочу прожить свою непрожитую жизнь, то, наверное, так оно и будет.  Ибо есть в этом мире  и мой первый постулат: «Хранитель всегда говорит правильно».

- Как бы мне хотелось хоть немного побыть в этом сне рядом с тобой… - мечтательно вздыхает девушка, и Олег нежно прижимает ее к себе.

Хранитель слышит их счастливый смех, но они не могу видеть, как касается его улыбки легкой тенью тихая печаль.

- Когда сила полностью восстановится, - продолжает Хранитель, - ты вернешься к своим обязанностям. Но вам еще не раз придется встречаться здесь на Земле.

- А что, тут будут трудные времена? – настороженно спрашивает Олег.

- Времена тут будут обыкновенные, - успокаивает его Хранитель, – просто нужно будет помочь одному хорошему ангелу.

- Он, что, такой молодой и неопытный? – улыбается Олег.

- Отчего же, он очень опытный ангел-хранитель, только мне почему-то кажется, что вам и самим будет очень приятно оказывать ему эту помощь.

- Ну, что же ты никак не понимаешь? - смеется Уланулуна. – Помнишь, я даже уже пообещала кое-кому свою дружбу.

И Олег тоже радостно улыбается.

- А второе, что беспокоит тебя? -  снова спрашивает Хранитель.

Олег некоторое время молчит, размышляя о том, стоит ли задавать этот вопрос, но потом все-таки решается.

- Когда я понял, что могу скоро уйти из той жизни, я больше всего переживал за то, как перенесет это мама. Нет, жалко, конечно, было всех одинаково, но я боялся, что ей будет гораздо тяжелее, чем остальным. А она неожиданно оказалась очень сильной и даже спокойной, как будто чувствовала, что со мной все хорошо. Благодаря этому находиться здесь мне гораздо  легче. Но я все-таки не могу понять, почему?

- А ты не замечал ничего непривычного в ее поведении, когда гостил тогда в Зашторенном мире? – интересуется Хранитель.

 Олег удивленно пожимает плечами:

- Только то, что у нее появилась новое увлечение. Теперь она все свободное время проводит у компьютера. Но я думал, что это личное и не хотел заглядывать через плечо. Правда, однажды мама забыла на столе листок, и я все-таки прочитал напечатанное на нем стихотворение. Она снова начала писать стихи?

- Нет, это стихотворение было написано еще к сороковому дню твоего пребывания здесь, - голос Хранителя неожиданно становится тих и задумчив. - Знаешь, я даже не хочу говорить тебе о том, что должно было с ней произойти. Но  было принято решение сохранить ей разум и подарить силу для того, чтобы сейчас она писала о тебе то, чего совсем не  может про тебя знать.

 

 

 

 

 

 

 

.         Эпилог

 

 

 

Когда нас воспитывали атеистами, то нам постоянно внушали мысль о том, что все в жизни рационально и этой рациональностью объяснимо. И если задуматься над нашей жизнью, то получается, что единственное объяснение ее рациональности состоит в  том, что она возникает с определенной целью.

 Применим доказательство от противного. Допустим, что цель нашей жизни - смерть, так как, что бы люди не делали, в результате все получают именно это. Но, поскольку, ради того, чтобы умереть, жить нерационально, то значит, что целью жизни должна быть только жизнь. А отсюда следует, что жизнь после жизни обязательно будет!

 

Мы мало что можем понять.

Почти ничего – объяснить.

И есть только одна наша воля и одна обязанность на этой Земле:

преклонить голову и исполнить завещанное.

 

 

 

 

 

 

 

26.12.2011 – 26.05.2012 – 26.09.2013