По дороге домой (сказка о Солнечном) книга 1 часть 2

Часть 2  Становление

 

 

 

 

20.         Жизнь обязана быть …

 

 

Они стоят в огромном круглом зале.  Потолки настолько высокие, что кажется, будто они уходят в бесконечность. Олег видит на них удивительные картины и узоры. Точнее, хорошо он может разглядеть только те, что расположены ближе к полу, остальное надежно скрывает темнота.

Но вот в центре зала вспыхивает неземной красоты и силы свечение, и до мельчайших подробностей становятся видны прекрасные творения величайших мастеров, расположенные даже на самом верху у сводов.

  Однако, свечение постепенно угасает и на его месте возникает высокий статный человек. Кажется, что он парит над полом, окутанный тихим мерцающим светом.  Голова его и широкие плечи укрыты длинным серебрящимся плащом. Тень от капюшона скрывает лицо, но Олег угадывает крупные правильные черты.

«Как будто серебряный» - с восторгом думает Олег.

Серебряный, тем временем, поворачивается вокруг своей оси, и их дважды накрывает волна света: сначала, когда она растекается из центра, а потом, когда оттолкнувшись от стен, возвращается обратно.

«Если были в жизни трудности – помни о них, но не грусти. Если трудности ждут впереди – знай о них и преодолевай.  Если растратил много силы – не жалей о ней.  Если нужно затратить больше – не жалей ее.  Если было счастье – пусть оно согревает. Если хочешь счастья – согревай его сам. И на то тебе энергия – бери, сколько вместить сможешь».

«Что это такое? – восторженно замирает Олег. – Слышал ли я эти слова или они безмолвно вошли в меня вместе с удивительным просветлением, ощущением необыкновенного счастья и немереной силы?»

- Приветствуем тебя! – торжественно произносит тем временем Хранитель.

 «Приветствую вас!  - отвечает им необычный по  силе и красоте голос. – Рад видеть тебя, Хранитель. Рад видеть тебя, Олег. И тебе сегодня особая наша благодарность. Редко такое случается во вселенной. Ибо ты сумел сохранить наших братьев, наших друзей, часть нашей силы. Ты совершил то, что в твоей прежней жизни называется гордым словом «подвиг». Я слышу и чувствую тебя, и знаю, что ты беззаветно любишь эту жизнь. Ты искренне любишь своих братьев, своего мудрого наставника, наш мир. Но ты должен знать, что жизнь эта гораздо многограннее и прекраснее, чем видится тебе сегодня. Заслужившим она преподносит чудесные подарки.

Вот и тебе решено преподнести редкий и сказочный подарок, имя которому - «Зашторенный мир».

Я хочу, что бы ты знал: ни в той, ни в этой жизни ничего не бывает случайно.  Во всем есть связь, закономерность, смысл. Если, конечно, пытаться их искать! А их нужно искать.  Всегда.  Жизнь вообще – только осмысленное существование. Существование ради смысла. Только тогда она имеет право так называться.

Вот и ты, получив свой подарок, не подумай, что вручен тебе дар приятный, но бесполезный. Что в то время, как другие защищают жизнь, ты будешь эту жизнь праздновать. Оцени его и пойми, для чего он предназначен. Ибо главная твоя задача – быть сильным и мудрым. И везде, где можно ищи, находи и собирай эту силу и эту мудрость. И если чувствуешь, что они пребывают в тебе – светлые и чистые, что можешь поделиться ими всегда и безмерно, значит, существование твое по праву называется жизнью».

- А потом, - обращается он уже больше к Хранителю, – разве и мы тоже не имеем права на радость и счастье?

Олегу даже кажется, что Серебряный на мгновение улыбается. Но в следующую секунду он уже видит, как по воздуху движется круглый золотой поднос, на котором стоит красивый изящный кувшин и три таких же бокала на тонких высоких ножках. Повинуясь повороту головы Серебряного, поднос останавливается между ними. Олег успевает даже представить себе, как кувшин сам будет разливать сейчас вино по бокалам. Но делает это Хранитель.

- Пробуй, - подбадривает тот Олега, - здесь у тебя это получится.

И Олег медленными глотками пьет из бокала нежное вино вечности, настоянное на лунном свете его Родины и тихом сиянии ее звезд. …Именно так ему сейчас очень  хочется думать.

- На скольких планетах тысячелетия искал тебя Хранитель, – задумчиво произносит Серебряный, – и как хорошо, что он нашел тебя именно такого. И знаешь, что я еще скажу. Пусть это будет первый постулат… - он задумываtnся на короткое время, а потом продолжает, – Серебряного: «Жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать»!

Вина не очень много, и приятная беседа, как, впрочем, и все в этой жизни, рано или поздно заканчивается. А на прощание их накрывает еще одна живительная волна энергии.

 И Олег решает, что энергия эта, пожалуй, гораздо сильнее той, что хранится в недрах Монтэгэро, но дарит она совсем другие ощущения. Что-то с рецептурой видимо на той планете не в порядке. Добавили бы чего-нибудь еще в тот бульончик, а то вдруг опять нырять придется.

- Просто ты стал очень сильным, – отвечает на незаданный вопрос Хранитель.

А еще Олег думает о том, что Серебряный говорит, так же, как Хранитель - будто они братья…

 

 

 

 

 

21.          Я расскажу тебе о…

 

 

C вершины высокого холма хорошо просматривается бескрайнее белое поле, расстилающееся до самого горизонта. Белые снежинки плавно кружатся в воздухе, словно пытаются до совершенства выбелить и без того абсолютную белизну снежного полотна.

Но облака постепенно редеют, и предзакатное малиновое солнце успевает нанести крупные малиновые мазки на затухающее синее небо.

Когда же небо становятся черным, то сначала робкие, а потом уже бесчисленные мерцающие звезды дружно пытаются отыскать в кромешной тьме это безупречно совершенное поле.

Но попытки их тщетны, и тогда им на помощь выплывает огромная голубая луна. Она очень быстро находит пропавшее поле, но находит его уже голубым, украшенным тихими серебряными искрами.

- Как одежда Серебряного, - наконец произносит Олег. – Интересно, где он? Остался глубоко в недрах этой планеты? Или стремительно летит сейчас в какой-нибудь другой галактике?

Хранитель молчит, а Олег и не ждет ответа. Он просто разговаривает сам с собой:

- И планета эта называется по-другому, и на небе, конечно, не Солнце и  не Луна. Но также красиво, как на моей Земле…

- Соскучился?

- Всякое бывало. Сейчас тоже вспомнилось, но уже легко.  Узнать бы, как они там...

«Я намеренно не предложил тебе улетать отсюда сразу, - произносит Хранитель. -   Хотел, чтобы ты увидел это, привык. А теперь…

 …я расскажу тебе о подарке. Тебе дарована чудесная возможность иногда жить в своей прошлой жизни. Не в прошлом, нет.  В самом, что ни наесть, настоящем.

Ты будешь и там, и не совсем там. Твой мир будет, как будто зашторен. В нем ты сможешь делать все, что угодно. Исполнимы любые разумные желания. Мысленно отдергивая штору, можно наблюдать за тем, что происходит в реальной жизни, можно даже выходить в эту жизнь, неизменно сохраняя при этом свою зашторенность. Ты будешь среди людей, но они не будут видеть тебя, а ты не сможешь влиять не на них, ни на окружающую их действительность.

Ты уже достаточно сильный, что бы справиться с таким счастьем. И достаточно мудрый, что бы все сделать правильно».

Он, конечно очень сильный, он уже давно ощущает в себе эту огромную «нечеловеческую» силу. И многое видел. И ко многому чудесному привык. «Но! Это… такая новость…, - мысли еле двигаются у Олега в голове, - Можно было бы, конечно, и посерьезнее меня к такому известию подготовить,  а то как-то…, -  и, не найдя ничего более подходящего, он спрашивает:

- Это то, что ты называл многомерностью пространства?

- Одно из его многочисленных проявлений.

- У-гу…

После довольно продолжительной паузы рождается второй, уже более конкретный вопрос.

- А почему нельзя открыто выходить в реальный мир? А вдруг будет очень-очень нужно. Можно же постараться сделать это совершенно незаметно.

- Что-то менять в том мире, например, случайно, по неосторожности, а, тем более, преднамеренно – это значит совершать чудеса с точки зрения человеческого бытия. А право на чудо тебе не дано.

- Я и сам это, в общем-то, понимаю. Так, спросил, на всякий случай. А вдруг? Я из-за этого на Соиде очень сильно переживал.

- Верю, тем более, что  потом я обо всем узнал.

- Так ты и прошлые мысли тоже читать можешь?

- Когда от меня зависит принятие решения, я могу многое.

- Я, конечно, уже привык жить в рентгеновском кабинете, - вздыхает Олег, - но иногда все равно сильно удивляюсь.

- Странно, что ты до сих пор не поинтересовался, - улыбается Хранитель, -  как  у нас  только что происходил процесс поглощения жидкости из бокалов?

- Кстати! – оживляется Олег, - Типично мой вопрос. Наверное, слишком большой объем информации в единицу времени пропустил. Мозг, а точнее сказать, его аналог, плохо, справляется. Так как же это было?

- Не это сейчас важно. Главное, что в твоем зашторенном мире это тоже будет возможно.

- Типично твой ответ. Но перспектива мне нравится.

- Что-нибудь еще хочешь сказать?

 Олег уже давно заметил, что Хранитель все это время постоянно улыбается и, тоже улыбаясь, произносит:

- Спасибо!

После продолжительного молчания Хранитель задумчиво говорит:

- А это и вправду здорово, что я нашел тебя именно такого… Но ты как будто не очень торопишься на свою малую Родину. Волнуешься?

- Хочу увидеть, как взойдет солнце, - применяет Олег прием собеседника, уходить от ответа.

Но солнце они так и не увидели. К утру небо вновь затягивают облака, и маленькие белые художники снова начинают старательно отбеливать абсолютную белизну поля.

 

 

 

 

 

22.         Зашторенный мир

 

 

Они решили, что лететь лучше космосом. Сейчас Олегу многое под силу, особенно скорость. Они развивают ее совершенно фантастическую. Звезды различимы лишь вдалеке, а ближние мгновенно превращаются в короткие светящиеся прочерки. Но пройдя границу Млечного Пути, их скорость снижается, и звезды благодарят за это картинами потрясающей красоты и чудесной музыкой.

А спустя еще какое-то время случается необычное. Взгляд Олега выхватывает неприметное, освещенное приглушенным светом строение, точнее небольшой домик. Он висит в  пространстве не сам по себе, а как будто размещается на покатом холме. Несколько плакучих ив свесили над ним печальные ветви, чуть заслонив маленькое оконце. Все настолько неожиданно, и пейзаж этот так мало соответствует привычным картинам космоса,  что в голову Олега закрадывается сомнение: «Не показалось ли? И был только тихий свет, а фантазия уже сама дорисовала и домик этот, и седые волосы старца, склонившегося над толстой книгой за тем окном…»

 Явление уже давно осталось позади, а душа все еще трепещет и радуется, как на пороге чудесной тайны. И он решает, что если это чудо еще когда-нибудь встретится, то он непременно расспросит об этом Хранителя.

 «Это хижина Отшельника, - отвечает тот сам. - На всех планетах, где есть разум, обязательно «горят его огни» – великие страдальцы за святость каждого народа. Они в муках и страданиях проходят прекрасный и трагический свой земной путь.

И в этой жизни они по-прежнему продолжают исполнять свое величайшее предназначение - их молитвами охраняется Добро на планетах. И защита эта не менее важная и сильная, чем та, которую осуществляют воины. Только действует она иначе и совсем в других случаях.

Во вселенной много мест их пребывания. Некоторые  из них предпочитают привычно оставаться в уединении. Их пристанища и называются «хижинами Отшельников».

- Я все понимаю, я даже чувствую, как это важно, - соглашается Олег, - но, чтобы  вот так все время одному… А где же та радость и счастье, о которых говорил Серебряный?

 - А ты помнишь, какую радость испытал ты сам, когда возродилась энергия воинов? А теперь попробуй представить, какое счастье испытывают они, когда их стараниями рождаются красивые крепкие дети, выздоравливают больные, одинокие находят свои вторые половинки, прекращаются страшные войны и поддерживается в людях вера. Что может быть лучше, если благодаря тебе высыхает слеза и расцветает улыбка, истерзанную душу наполняет живительная радость, а безысходное отчаяние сменяется надеждой?

- Но только, что бы вернуть улыбку, радость, надежду, сколько же нужно сначала увидеть горя…

- А если тебе снова нужно будет опускаться в кратеры Монтэгэро?

- Я понял тебя, Хранитель, – и после некоторого молчания Олег снова спрашивает. – Почему же за все то время, что я здесь, он встречается мне только первый раз.

- На самом деле они уже встречались тебе неоднократно, просто ты не мог их увидеть. Тебе нужно еще много сокровенного понять, важных дел совершить и света в душе накопить прежде, чем откроется твоему взору вся красота и сила их сияния. Ты даже не представляешь себе, какие мощные и прекрасные костры, рожденные силой их святости, полыхают во всех пределах вселенной. И дают они не только отраду и очищение, они надежно укрывают одиноких путников, ибо нет у Зла такой силы, чтобы суметь их одолеть.  Если бы после боя, спасая воинов, ты смог разглядеть того из них, кто встретился тебе тогда на пути, то насколько менее опасным было бы твое приключение.

Они летят еще какое-то время, наслаждаясь полетом, и, наконец, Олег видит свет долгожданной звезды. Той, чьим именем он называл светила на всех планетах. Той, чьи лучи согревали его недолгие двадцать три земных года.  Той, которая хранит теперь мир его близких, и куда летит он сейчас, чтобы получить свой чудесный подарок.

- Ты можешь выбрать любое место на своей планете, - обращается к нему Хранитель. – Я знаю, что когда-то ты хотел поселиться в тайге, обзавестись там кузницей и проводить время среди вековых сосен и диких зверей. А может быть, ты захочешь увидеть интересные места, побывать в которых ты мечтал. У тебя богатый выбор.

 - Нет, свой выбор я уже давно сделал. Есть у меня там свой … уголок Рая.

- Я, в общем-то, именно так и думал, - соглашается Хранитель. - Но только помни, что очень многое из того, что ты не дополучил там, можно получить в новом мире, но абсолютно ничего из того, что ты там сделал уже не исправить и не изменить. Ну что ж, дальнейшее мое присутствие становится излишним. Но я не прощаюсь?

- Будем на связи, как говорится в моем Зашторенном  мире, - улыбается Олег, и они мгновенно оказываются очень далеко друг от друга. И уже очень близко находится звезда с самым лучшим во вселенной  именем Солнце.

Он уже в тысячный раз представляет себе это  место, которое так замечательно назвала когда-то его сестра. На высоком крутом берегу широкой реки раскинулся поселок, утопающий в зелени яблоневых садов. Вниз по течению через реку переброшен  мост. Он начинает свой изгиб у старого монастыря, а заканчивает на противоположном, правом берегу, возле большой церкви из красного кирпича. Сам же тот берег полог, и заливные луга его простираются до самого горизонта. Выше по течению реки их сменяет густой сосновый бор. Он тянется на многие километры до того места, где река делает резкий поворот, прячась за лесным массивом, и замыкая горизонт крутизной левого берега. 

И никто, кроме его семьи, не знает, что среди этих яблоневых садов есть один, в котором находится уголок Рая. Это их дача, где под сенью высоких старых деревьев прячется  маленький домик, которому уже скоро сто лет, и они всем сердцем любят это тихое родовое гнездо.

Олег опускается прямо в центр сада.

Май, перейдя через свою середину, соловьиной трелью возвещает об окончательном пробуждении природы. Год обещает быть яблочным, судя по тому, как роскошна ласкающая нежным ароматом белая пенность деревьев. Наступил как раз тот самый день, когда раскрылись все многочисленные соцветья на грушах и яблонях. Последний день абсолютной белизны. «Вот и здесь поработали маленькие художники. Ай, нет, - Олег внимательнее присматривается к белому совершенству, – здесь-то вы не так усердно постарались». Некоторые цветы все-таки сохраняют нежные розовые полутона.

Оглядываясь вокруг, он отчего-то представляет, что весна так торопилась к своему загадочному жениху, что потеряла здесь сказочную фату. И та, зацепившись за ветки деревьев, укрыла собою сад. Но внезапно налетевший ветер озорно сорвал эту пропажу, подхватил ее и весело понесся вдогонку за рассеянной невестой. А Олег все стоит и  никак не может перестать улыбаться – так радует его яркое солнце, синее небо и вновь обретенный им мир. А маленькие художники, тем временем, старательно выбеливают цветочными лепестками его  темно русые кудри.

Он думает о том, что, штору, закрывающую от него ту другую жизнь он, наверное, отдернет завтра. А сегодня он постарается привыкнуть к жизни этой. Он очень хорошо теперь знает, что радость нужно пить только маленькими неспешными глотками, иначе избыток ее  может оказаться непосильным.

Еще он как-то ясно ощущает, что в его мире нет людей. Есть все: воздух, запахи, насекомые, птицы, а людей нет. Разглядывая сад, он замечает, что здесь вообще ничего не изменилось. Потом он представляет себе, какой наведет здесь порядок, как по-своему все обустроит, и, наконец, решается войти в дом. Поднимаясь на крыльцо, он оборачивается, чтобы еще раз испытать восторг, вдохнуть божественный аромат, но… испытывает сильнейший шок:

 - О!!!

От неожиданности он даже присаживается на ступеньку. Теперь в саду порядок. То есть, не порядок вообще, а именно тот, который он только, что себе представлял. Исчезла компостная куча в углу сада и сложенные про запас строительные материалы. Даже дорожки, про которые он подумал, что хорошо бы им быть немного ровнее, только здесь уже ничего не поделаешь, поражают своей образцовостью.

Олег начинает соображать - соображается быстро. Он вспоминает, как, повинуясь взгляду Серебряного, по воздуху плыл поднос, когда они были у него в гостях, как легко пилось там вино, и Хранитель обещал, что в Зашторенном мире это тоже будет возможно. «Значит здесь действительно многое возможно, - делает вывод Олег. - Только нужно  осторожнее быть с пожеланиями, тем более, что почему-то очень хочется все сделать своими руками».

Постепенно идеально прямые дорожки начинают раздражать именно своей идеальностью. Вернее даже сказать, что они ею начинают сильно портить общую картину. И приходится срочно вспоминать, какими они были прежде. Однако, кучу и строительный мусор он решает на прежнее место все таки не возвращать, а найти себе дела поинтереснее, чем примитивная расчистка территории.

Обстановка внутри дома тоже осталась прежней. Только потолки теперь кажутся Олегу какими-то низкими. Но когда он видит себя в большом напольном зеркале, то понимает, что стал заметно выше ростом, и плечи шире, да и, вообще, фигура такая, о которой он только мечтал, когда в прошлой жизни начал ходить в «качалку». Он вообще сильно возмужал, но глаза по-прежнему озорные, смеющиеся. А тут и рот растягивается в радостной улыбке.

По дате в календаре становится понятно, что это первая весна без него. Он обходит весь дом, дотрагивается до предметов, потом ложится на диван и включает телевизор. Фильмы его не интересуют, а вот блок новостей он смотрит от начала и до конца, но постепенно понимает, что и в мире нет никаких существенных перемен. Все тот же президент, те же проблемы – все,  то же самое.

За окном начинает смеркаться, и Олег решается пойти к реке. Он не стал спускаться к воде, а расположился на высоком берегу, и отсюда осматривает окрестности, намечая дальнейший план действий. Для начала решено сделать самое неотложное, и сделать это прямо сейчас, раз уж дана ему такая потрясающая возможность. Во-первых, он убирает цементный завод, который находился за рекой недалеко от церкви, а заодно и прилегающий к нему жилой массив.  И церковь, оставшись полноправной хозяйкой, будто от радости тут же воспаряет в сумеречном пространстве. Из соснового бора исчезает военный полигон. И еще он полностью расчищает от  строений весь свой берег: от поселка до самой излучины реки.

Уже давно ушло за горизонт солнце, потухли сумерки, и на небо взошла молодая луна. Она повисла над рекой тонким изящным рожком и почти не мешает звездам радовать Олега своим мерцающим сиянием.

Он сидит на земле, обхватив колени руками, и смотрит на высокое небо, которое на время вновь стало крышей его мира. Но теперь он знает, что как за этой звездной гранью есть огромный, удивительный, но уже совсем другой мир, так и за этой жизнью приходит совершенно другая, и необыкновенно замечательная жизнь.

Он теперь уже многое знает и по-своему представляет вселенскую структуру мироздания.

Олег видит ее по образу и подобию - великий организм, в  котором все рационально необходимо. Как кровеносные сосуды существуют связи ангелов, по которым перемещается информация и летят воины; мозг вселенной - Носители разума; недремлющие очи Хранителей; ее сердце – тот в серебряном, про которого Олег ничего не знает и только чувствует, что он - сердце. И великая ее душа, непостижимая тайна вселенной – ОН, как всеобъемлющее начало.

 И только слезы  человека, когда они текут по щекам, уже чужие, уже ненужные. А слезы Бога – это рожденные души человеческие. Он собирает их и наделяет новой сущностью, делая полезными и даже необходимыми для этого вечного вселенского мироздания.

«Что же ты, человек, - с досадой говорит он самому себе, – «слеза Бога»…, так тускло проживаешь свою короткую жизнь на этой малой Родине? Ведь и потрудиться-то тебе нужно совсем недолго.

   Да, как бы тогда знать, как бы верить…»

 

 

 

 

 

23.         «Соседи»

 

 

Как быстро прошла эта ночь…

Он уже совсем по-другому привык ощущать время в вечности. Но потухла последняя звезда, и вернувшийся из ночных скитаний  мост в безмолвном почтении изогнул свою спину, приветствуя каменную красавицу. А та все так же парит, продолжая наслаждаться свободой подаренного ей пространства.

Олег отмечает, что мост очень неплохо смотрится на фоне восходящего солнца, но (с оговоркой: «Сделаю сам») будет все-таки лучше, если  его конструкция станет несколько более выразительной.

 Понятно, что день нужно начинать с водных процедур. И только теперь он замечает, как неуместен здесь его белый воинский наряд. Олег быстро отбрасывает его далеко в сторону, стремительно сбегает с горы и ныряет в прохладную воду. Плыть, конечно, не так здорово, как лететь, но удовольствие все равно огромное. Мощными гребками он быстро рассекает  водную гладь, устремляясь навстречу розовеющему небосводу. Оттолкнувшись от каменной сваи моста, он возвращается обратно. Противоположный край неба еще темен, и на высоком пустынном берегу у самой излучины теперь как будто чего-то не хватает. «Там будет стоять каменный замок с высокими резными башнями, - решает он. – Но это позже, сначала я построю мост».

На песчаном берегу у кромки воды его уже ждут сложенные стопочкой потертые общаговские джинсы и такая же видавшая виды растянутая синяя футболка. Он натягивает их прямо на влажное тело и ощущает абсолютную гармонию c окружающим миром.

Сад еще хранит нежный аромат, но деревья уже начинают терять вчерашнюю безупречность. Олег садится на скамейку и, глядя на это неспешное преображение природы,  думает о том, что ничто в этом мире не уходит в никуда. То, что теряют деревья, получает земля в виде замечательного белого ковра. Это завтра он станет почвой, соком цветка, нектаром для пчелы. А сегодня – это просто красота, просто радость. Хотя… красота и радость - разве это просто?

Ветер так и не возвращался с тех пор, как отправился на поиски «потеряшки», поэтому лепестки с деревьев падают тихо, слегка покачиваясь в полете, и выкладывают на земле удивительные круглые узоры. Под кронами деревьев круги совсем белые, многослойные, но увеличиваясь, они постепенно тают. А потом и вовсе виднеются многочисленные, не укрытые лепестками, пустые пятна.

«Как в жизни, - вспоминает Олег. – В детстве все пространство вокруг сконцентрировано, заполнено до предела: масса новых впечатлений, и все они значимы, а совершаемые открытия велики, так как для малыша впервые увиденная букашка не менее важна, чем для мореплавателя новый неизвестный материк. И этих впечатлений так много, что они наслаиваются друг на друга, и, чтобы разобраться в этом многообразии, времени тоже нужно очень много. И оно, время, понимая маленького человечка, его трудное и важное в этом познании существование, замедляет свой бег и дарит малышу длинные-длинные дни. И он долго-долго проходит этот свой первый маленький круг, гораздо дольше, чем все оставшиеся большие.

Обычно потом люди начинают думать, что все про эту жизнь уже поняли и заменяют белизну познания, пустотой созерцания, заменяют важное, но трудное никчемным, но легким, образуя тем самым пустоты больших кругов. Интересно, а у тех, которые не успокоились, у которых поле жизни до конца остается белым и они до последней своей минуты пытаются его изучать, с какой скоростью она проходит у них, жизнь?...

«Да, как она проходит, жизнь? – громко произносит Олег и мысленно отдергивает незримую штору.

 

Он сидит все на той же скамейке, те же белые круги на земле, только в саду снова есть компостная куча. Вокруг никого не видно, но следы недавнего пребывания людей обнаруживаются в виде брошенных лопат на только что выровненных грядках. Олег внутренне напрягается, он даже оглядывается на всякий случай по сторонам, хотя точно знает, что никто не сможет его увидеть, и быстро срывает молодую сочную травинку. Он держит ее на ладони, теплую от солнечных лучей, и она же, целая и невредимая, остается на прежнем месте, крепко цепляясь за землю сочными молодыми корнями.

«Две одинаковых травинки в одном и том же мире,  - думает Олег. -  Да, нет, в двух совершенно разных мирах».

В этот момент из дома выходят родители...

Все оказалось и просто, и легко - он испытывает огромную светлую радость.

Родители оживленно обсуждают какие-то «огородные» проблемы, и он вдруг начинает понимать, что эта тема и для него тоже неожиданно становится интересной. Только  выясняется, что в агрономии он ровным счетом ничего не понимает.  «Почитать бы толковую книжку…», - не успевает подумать он, как толстая, в ярком красочном переплете, она уже лежит на его коленях. Читать получается довольно быстро, скорость соответствует той, с которой его пальцы успевают переворачивать книжные страницы. Однако, вскоре выясняется, что страницы можно переворачивать и по нескольку сразу - текст все равно полностью воспроизводится в голове и сохраняется весь, до мельчайших подробностей. Вскоре про выращивание овощей он уже знает практически все. «Круто! – вспоминает Олег давно не применяемое им слово. – Ну, что же, дорогие мои, вызываю вас на соревнование - ваш колхоз против моего».

Олег еще долго сидит и наблюдает за тем, как  они суетятся, испытывает острое желание быть хоть чем-то полезным, и стыд за то, что редко испытывал это желание раньше: помогать, помогал, когда просили, но вот чтобы именно испытывал потребность… Олег думает о том, что уже в который раз прав был Хранитель: «Многое из того, что не дополучил там, можно получить в новом мире, но ничего из того, что сделал там уже не изменить и никогда не исправить».

После полудня возвращается ветер. Наверное, он так никого и не нашел, потому что с досады бросил ненужную фату прямо на вскопанные грядки. Да и деревья больше не хотят тратить силы на красоту. Они усиленно избавляются от праздничного наряда, заменяя его на повседневный, рабочий, более подходящий для выполнения важного дела  - сотворения плодов.

Из разговоров Олег понимает, что к вечеру приедут сестра и ее муж.

- Ну, тогда я пошел, - вздыхает он, - а то у вас уже огуречная рассада высажена и помидоры в теплице «колосятся», а у меня еще «конь не валялся». Лучше я с вами вечером посижу.

А еще он думает: «И откуда только во мне взялась эта любовь к сельскому хозяйству? Наверное, это еще с материнским молоком передалось, только сквасилось оно лишь сейчас. Кстати, прощения просим, рассаду-то я вашу с собой прихвачу». И он выдергивает все саженцы огурцов и помидоров из грядок, не нанося при этом ни малейшего ущерба семейному хозяйству. «А ведь мог бы все сделать усилием своей мысли!» - удивляется он необъяснимому желанию все делать своими руками.

 В зашторенном мире Олег достает из сарая лопату и быстро, с огромным удовольствием вскапывает землю, потом ловко формирует и выравнивает грядки и, наконец, с удовлетворением разглядывает результаты своего труда.

- Это вы там пользуетесь всякими достижениями цивилизации, - улыбается он, зная, что отец копает землю механическим культиватором, – а мы тут по старинке, как деды-прадеды учили – ручками, лопаточкой. Вот, зато, они у нас какие грядочки ладненькие получаются. И огурчики-помидорчики у нас тоже по старинке без удобрений всяких химических вырастут. Мы их лучше своей любовью удобрять будем».

Правда, периодически все-таки приходится выскакивать «к соседям», как он теперь с теплотой называет параллельную жизнь, потому что компостную кучу возвращать не хочется, а одной любовью кормить растения в соревновательных целях было бы нечестно. Дело в том, что он все больше начинает ощущать в себе неизвестные ранее способности и уже отчетливо понимает, что этой своей любовью он к вечеру не то, что овощи вырастит, он из них уже салат нашинкует. За водой он тоже постоянно выбегает к «соседям», и суета эта доставляет ему совершенно новое, и непередаваемо приятное удовольствие!

 Соседями, впрочем, он называет родных не случайно. На даче они спали в разных комнатах, но разделяла эти комнаты довольно тонкая стена, к которой с разных сторон были придвинуты кровати. И когда они ложились спать, мама тихо постукивала в стенку и говорила: «Спокойной ночи, сосед!» а он отвечал ей: «Спокойной ночи, соседка!» и традиция эта сохранялась годами, отчего слово «соседи» для него сегодня имеет совершенно особенное значение.

К вечеру все намеченные дела уже закончены, и, наконец-то, приезжает сестра. Олег возвращается в человеческий мир, подходит к ней и осторожно целует ее в щеку. А она, ничего не замечая, продолжает начатый разговор. Тогда он становится смелее и целует по очереди их всех.

 К лавочке, расположенной в глубине сада выносится стол и  там же натягивается синий шатер, тот, который оно подарил маме в последний его День ее рождения. Олег быстро возвращается к себе и проделывает здесь все то же самое, только душа почему-то просит чего-то из давно прошедших времен, и его мысль рождает старинный стол на гнутых резных ножках и с толстой деревянной столешницей, добавляет пару таких же кресел, да и шатер его оказывается гораздо больших размеров.

У соседей, тем временем, уже горит огонь в мангале, сад постепенно наполняется аппетитным запахом жарящегося шашлыка, привычно режутся салаты. Эх, как бы не хотелось, но ничем не может он помочь сейчас своим близким и привыкнуть к этому, ну, никак не получается. А, с другой стороны, и просто смотреть тоже ведь очень приятное удовольствие.

Но вот все рассаживаются за столом, шашлык, нанизанный на шампуры, роняет жирные слезы на большое круглое блюдо, а в бокалы наливается красное сухое вино. Он пристраивается на лавочку между родителями, и, принеся искренние извинения, забирает тарелку у одного из них и бокал у другого. Голода он не испытывает, но удовольствие от принятия пищи получает такое же, как в той прошлой жизни. Он присоединяет свои пожелания к произносимым ими тостам и свой бокал к их бокалам, он даже участвует в их беседе. Получается даже здорово, потому, что сегодня его мнение совершенно никто не оспаривает. А когда они уже рассказали все новости, и  на время воцаряется молчание, он начинает рассказывать им про свою жизнь. Они не могут его слышать, но почему-то молчат, и он успевает рассказать им про себя все-все.

Когда на небе загораются первые звезды, дом выманивает  всех из ночной прохлады в свое тепло. А Олег еще на какое-то время остается в их мире, продолжая находиться в незримой, неосязаемой своей оболочке, которая крепче любых пут не пускает его в прошлую жизнь.

- Какой удивительный был этот день. Один из лучших в моей жизни, – размышляет он. А еще он понимает, что не только ведь ради этого оказался он здесь.  Но решает, что то, другое начнется завтра, а пока он будет смотреть на звезды и думать.

- Хранитель, я так  счастлив сегодня. Жалко, что я не могу поделиться этой радостью с ними.

- То, о чем я тебе сейчас скажу, можно применять крайне редко, - откуда-то издалека и совсем рядом звучат слова  Хранителя, - дело в том, что ты можешь кому-то ненадолго приоткрыть свой мир, сделав его прозрачным. На самом деле это очень просто – заведи на некоторое время человека в свое зашторенное пространство, а потом он все забудет. По-другому я бы мог сказать так - подари ему сон.

- А можно один только раз пригласить в гости их всех?

- Только один раз можно.

 Утром все члены его семьи охвачены радостным возбуждением, и  никак не могут успокоиться. Выясняется, что всем приснился один и тот же сон. Будто вчера, когда они жарили шашлык, с ними за столом был Олег. Только стол, шатер,  да и сад их тоже выглядели несколько иначе.

«Нет, все-таки прав был вчера Хранитель, впрочем, как и всегда, - думает Олег, глядя на их суету. - Очень осторожно и очень бережно нужно обращаться с человеческой жизнью».

 

 

 

24.         Первый месяц

 

 

Очень быстро его жизнь входит в определенное русло. Олег каждый день заскакивает в гости к родителям, причем, первый раз обязательно рано утром. Он садится рядом с ними за стол и берет у мамы ее чашку со свежее сваренным кофе. Они вместе пьют этот один на двоих некрепкий напиток, он слушает, как родители обсуждают планы на день, и уже все вместе слушают новости по телевизору. Он чмокает их, провожая на работу, и желает, чтобы наступивший день прошел для них удачно и не принес больших огорчений.

 Затем он бежит к реке, сбрасывает там с себя одежду и быстро проплывает до излучины и обратно к мосту, где потом старательно осуществляет его грандиозную реконструкцию. Ему нравится эта веселая и неутомительная работа. С поразительной легкостью поднимает он огромные каменные блоки. Его воображение создает их из серого сверкающего на солнце гранита, и в обычной жизни для человека они совершенно неподъемны, но сейчас он, даже не напрягаясь, быстро складывает из них свой удивительный гигантский конструктор. При этом он все время громко распевает песни: и те, что любил в жизни той, и те, которым научили его воины в жизни этой. Он поет их на языках разных народов, живущих на далеких планетах.  Он уже давно знает, почему одни из них переполнены радостью, а в других стонет невыносимая тоска. Вода охотно подхватывает все звуки  и уносит их далеко за излучину.

 Не смотря на то, что темпы строительства моста весьма  приличные, Олег понимает, что до замка дело все равно дойдет еще очень не скоро, тогда он решает немного схалтурить и возводит замок усилием своей мысли, решив, что когда-нибудь потом отдельные детали он обязательно доделает уже руками.

А еще он вычищает реку. Пропадают ивы, за последние годы в большом количестве разросшиеся вдоль берегов. Исчезают кувшинки вместе с заболоченными затонами. Сами берега, как и дно реки теперь устилает чистейший золотистый песок. Конечно, не такой, как на Монтэгэро, а гораздо лучший - обыкновенный земной. Вода в результате, становится такая же, как на Голубых озерах. Утром она дарит ему свою зелень, а к обеду, когда он возвращался в сад, провожает небесной голубизной.

 Дом он переделывает несущественно. Кухня и прежде была большая, но он объединяет ее с ванной комнатой, предварительно избавившись от самой ванны (зачем она, если рядом есть река) и уже в этом измененном пространстве он заменяет газовую плиту на небольшой камин с витой чугунной решеткой. Мебель Олег придумывает такую, какую видел на картинах старых мастеров: резной сервант с маленькими стеклянными дверцами, удобный мягкий диван и дубовый круглый стол. Часы, начинавшие отмерять ход времени еще в позапрошлом веке, но совершенно не вписавшиеся в новый интерьер, он решает не трогать. Только исправляет остановившийся механизм и подтягивает гири. И часы в благодарность за внимание и заботу начинают с одобрением отсчитывать время его пребывания в этом мире: так-так; так-так…

В саду все остается по-прежнему. Только мангал его больше, да еще он выстраивает в конце сада кузницу. Когда-то ковкой увлекался его отец, и Олег, пока не заболел, представлял себе, что тоже когда-нибудь займется для души этим интересным и трудным делом. И вот уже первый его собственноручный катана лежит на столе, а совершенный изгиб его клинка окрашивают в синий солнечные лучи, пробивающиеся сквозь неплотную ткань шатра.

А еще он осуществляет свою давнюю мечту побывать в тайге. Далеко отправляться уже не хочется, поэтому тайга располагается сразу же за садом. Он берет иногда старое отцовское ружье, одевает «камуфляж» и уходит на встречу с мечтой. Ружье он, впрочем, с плеча никогда не снимает, оно нужно ему только так, для антуража. Он  просто бродит между деревьев, слушает, как гудят высокие сосны, как перекликаются юркие кедровки, беспокойные сойки и важные дрозды. В его тайге звери и птицы ручные, поэтому на плечи ему садятся мудрые совы, а красавцы тигры или добряки медведи подставляют свои мягкие морды в ожидании ласки. Но они всегда здесь в тайге и никогда не переходят незримую границу, проходящую  между тайгой и садом.

Эти посиделки с родными, стройка, походы в тайгу непонятным образом помогают освобождать душу от остатков тревоги и тоски, все еще цепляющихся за его сознание. Он будто выгоняет их из себя громкими песнями, и печаль, недолго побарахтавшись на волнах, навсегда погружается на речное дно.

В его мире есть одно не им созданное, но очень дорогое его сердцу чудо. Каждый день в те часы, когда в мире людей проходит церковная служба, здесь тоже звенят старые монастырские колокола. В монастыре, конечно, нет ни одного послушника, но каждый раз, когда за «шторой» пономарь забирается на высокую колокольню, колокола, находящиеся по эту сторону, тоже начинают раскачиваться, наполняя пространство его мира земным загадочным звоном.

Однако, по-настоящему интересное и важное начинается тогда, когда он садится на скамейку под синим шатром.

Самые редкие и важные книги, хранящиеся в лучших библиотеках мира, появляются на его столе, и он мгновенно прочитывает их на любых языках. Одновременно Олег может слушать концерт, который звучит сейчас на сцене Большого театра, или плач скрипки, на которой великий Паганини играет своей возлюбленной, но чужой жене Элизе - сестре Наполеона. Перед его взором возникают картины и скульптуры великих мастеров из разных эпох, и картины важных исторических событий. При этом, любопытства ради, он пробует вина из лучших погребов прошлого и настоящего - даже любимое мушкетерами бургундское, показавшееся ему, кстати, редкой кислятиной. Но, ни одна книга не исчезает с библиотечных стеллажей, ни один звук не теряют струны старинного инструмента, как и ни на одну каплю не убавляется вино в бокале у отважного мушкетера.

 Здесь на Земле ему открывается огромный, как космос, мир. Олег непрестанно удивляется, почему, по какой непонятной причине, будучи совсем рядом раньше, этот мир был  почти целиком спрятан от него, да разве только от него? Миллионам людей на планете вместо несметных и бесценных сокровищ, накопленных человечеством, достаются только жалкие  крохи, а порой ненужные или очень даже вредные «пустоты белых кругов».

Жизнь его теперь полнокровна, насыщена, осмысленна и прекрасна. Дома все хорошо, события там проходят привычно размеренной чередой. Правда, у мамы появилось новое увлечение. Теперь она все свободное время занята тем, с чем так безуспешно боролась когда-то с ним самим. Она сидит за его ноутбуком. «Что ж, - с удовлетворением констатирует Олег,  - дело, как и техника,  перешли в хорошие руки».  Ему очень хочется подсмотреть, что именно так заинтересовало ее в этом процессе, но он почему-то стесняется. А однажды она перебирала какие-то бумаги и забыла на диване листок. Олег очень долго не решается, но потом все-таки не выдерживает и читает текст:

«Осень путается в листьях сентября,

Солнечными бликами играя,

Осени легко – она не знает,

Как мне одиноко без тебя.

 

Улетает в дальние края

Клин усталых белых журавлей.

Как мне справиться с тоской моей?

Как мне одиноко без тебя!

 

Ты прости меня, мое дитя.

Может, даже сможем жить счастливо?

Будет все – и это справедливо,

Только одиноко без тебя…»

«Вот в чем, оказывается, дело, – думает он. - Ты снова начала писать стихи. Хорошая моя, только пусть они не будут такими грустными, а то у меня снова появляется чувство тоски и даже вины». Но, глядя на белый экран монитора, усыпанный черными буковками, она плачет не так часто, а больше улыбается, изредка глядя в окно. Только взгляд у нее такой, будто там за стеклом она видит не зеленое кружево вишневых листьев, а что-то совсем иное, недоступное всем остальным, находящимся рядом.

А еще, как-то в конце мая, выйдя в сумерках из Зашторенного мира, Олег чувствует манящий запах шашлыка. В поселке запахи эти не являются редкостью, тем более по пятницам или субботам. Особенность именно этого состоит в том, что он доносится из сада, в котором, проживает друг его детства. Сейчас он учится и работает в Москве, дома бывает крайне редко но, очевидно, что сегодня он все-таки посетил своих родных. И он, и его мама обязательно в таком случае позвали бы Олега к себе. Но поскольку теперь получить приглашение не представляется возможным, Олег отправляется туда без него.

В саду кроме родственников находятся еще и другие ребята, Олег знает их с тех пор, как его приятель начал заниматься  в городском хоре, в силу чего компания эта всегда отличалась необычайной певучестью. И вот когда шашлык уже съеден, а вино на столе заметно поубавилось, кто-то берет в руки гитару. И уснувшим деревьям, цветам, сохраняющим капли вечерней росы, высоким редким облакам на темном небе,  становящимся таинственно черными, когда прячется за них ущербная луна, обрамляя их неоновым светом, рассказывает этот стройный хор молодых голосов о том, как гулял когда-то по Дону молодой казак, а его любимая горько плакала над быстрыми речными водами. Да и еще много других грустных, и веселых историй повезло услышать в эту ночь тем, кого вывела на улицу бессонница помечтать под высокими звездами.

«Как много все-таки значит песня для человеческой души, - размышляет Олег. – В этом стремительно несущемся непонятно куда мире она дарит человеку редкую возможность остановить на мгновение этот бег, время на мгновение остановить и задуматься об этом самом мире: о себе в нем и о нем в себе». Хотя… сам человек вряд ли это когда замечает.

В эту ночь Олег неожиданно ощущает острую необходимость увидеть все, с кем свела его прошлая жизнь.

Он перелетает через реку и оказывается в доме, где он много раз бывал за последние десять лет. Черноволосый смуглый красавец с бешеной скорость стучит пальцами по клавиатуре компьютера. Олег неловко пристраивается рядом и подключается к игре. Теперь у него это получается настолько хорошо, что уже через пару минут становится неинтересно, а еще через минуту он осознает абсолютную бессмысленность происходящего. Тогда он садится напротив и рассказывает ему новые забавные анекдоты.

- Что же ты не смеешься, как прежде, дружище? А я ведь еще никогда не рассказывал их так хорошо. Эх ты…  - и он ласково трепет его по плечу.

Затем он перемещается в воинскую часть, расположенную недалеко от Москвы. Здесь в своем последнем дежурстве по батальону стоит самый большой по габаритам мощной фигуры и по величине доброго и как-то очень правильно бьющегося сердца другой его товарищ. Олег берет у него боевое оружие, и некоторое время они  так и стоят рядом, охраняя неизвестный Олегу объект.

- Прости, братишка, что не могу побыть с тобой дольше. Теперь увидимся уже на гражданке.

Весь следующий день он мечется по улицам родного города, Москвы, Зеленограда, и некоторых иных близких и дальних городов. Он подсовывает друзьям, сдающим в институте зачеты, легкие билеты, весело объясняет бестолковым начальникам, какие замечательные люди – другие его товарищи и как необходимо срочно повышать им заработную плату.

Наблюдает, как читает уже давно знакомую ему самому книгу его друг, а по стилю мышления философ. Олег ерошит и без того непослушные философские волосы и спрашивает, хитро заглядывая в черные миндалевидные глаза:

- Ну что, поспорим теперь, титан мысли! Посмотрим, чья идея победит сегодня?

Затем он попадает в помещение, где небольшая музыкальная группа исполняет приятную печальную песню. Молодой парень с окладистой бородой настаивает на том, что текст предполагает присутствие в музыке некоторой доли оптимизма.

- Ты зачем же такую бороду отрастил? – улыбается Олег. - Сбрей, тебе не идет. А вы, уважаемые музыканты моего друга все-таки послушайтесь – он прав, - важно добавляет Олег.

Пролетая над небольшим кафе, Олег замечает красивую влюбленную пару. «Как хорошо, что они до сих пор вместе, - думает он. – И пусть так будет всегда!» Он тут же подсаживается к ним за столик.

- Спасибо тебе, - обращается он к девушке, – за то, что считала меня самым добрым человеком в своей жизни, и за то лукошко с московской суетой, которое так настойчиво пыталась притащить в мою обитель, и притащила-таки вместе с девятью замечательными оболтусами. И тебе спасибо друг, за то, как бескорыстно  предложил свою помощь, а потом так тепло обнимал, засыпая рядом на диване.

Он повидал их всех: с кем делил скудный студенческий бюджет и тесные общаговские метры, с кем ездил на далекое красивое озеро, или ходил на близкое зеленоградское. Как много оказалось у него в той жизни надежных друзей, умных и добрых товарищей.

Олег навещает и близких, и родных, тех, кто помогал ему в дни тяжелых испытаний, кто делом, а кто светлой молитвой. В далекой Украине  он долго обнимает мудрую и трудолюбивую свою бабушку, желая ей самого долголетнего долголетия. А уже в самом конце дня, ближе к полуночи, внимательно наблюдает, как заполняет эпикризы та не случайная в его жизни женщина и самый замечательный доктор.

И у всех он попросит прощения, потому что  не до конца успел это сделать тогда - во время редких передышек между болью. И что удивительно, каждый, к кому он прикасается, на секунду замирает. И Олег чувствует, как, не смотря ни на какую зашторенность, все-таки совершается маленькое чудо, и через непроницаемые стены проникает крошечная толика его энергии, добавляя каждому из них чуточку здоровья и искорку тепла.

Но таким был только один его земной день. Остальное же время он проводит в учении и  трудах.

И вот уже скоро заканчивается первый месяц его нового пребывания на Земле.

Ему так много стало известно, так тонко он понимает теперь чувства и поступки людей. И, главное, знает, как это происходит, почему возникают именно такие чувства, и как можно было бы повлиять на причины тех или иных событий, чтобы избежать неправильных последствий. И сильно сожалеет о том, что не понимал раньше, как много можно было получить, пребывая в той жизни. Как много дадено людям теми, кто ждет их ПОСЛЕ и очень надеется, что придут они просветленными и не с пустыми руками, а точнее, не с пустой душой. И что будет она, их душа, очень нужная и полезная в той новой жизни.

Он так много теперь знает…

Но есть еще внутри пустое пространство, и душа не терпит этой пустоты и этим мучает. Как будто не выткан до полного совершенства белый ковер его.  Словно не хватает воздуха, когда восстанавливаешь дыхание по окончании трудного пути, точнее не хватает того последнего его глотка, после которого и дышать уже совсем легко и жизнь снова по силам. Ведь душа уже  совершенно освободила это место для самого важного и нужного.

- Небо, хоть ты подскажи мне разгадку самой главной тайны моей прошлой жизни, - Олег даже с надеждой смотрит на это темное украшенное звездами небо.

…Он еще не стал таким прекрасным, как обещал Хранитель, но уже отчетливо виден ему высоко над головой тихий манящий свет, исходящий от хижины Отшельника, и старец за окошком, склонившийся над толстой книгой. Он поворачивается к Олегу, его седые волосы касаются пожелтевших страниц, и глаза их встречаются.

Как много могут сказать глаза…

А такие могут даже открыть самую главную тайну жизни: «Не засоряй свою душу, содержи ее в чистоте и порядке.  Чтобы всегда там было место для любви, сострадания, мудрости и святости».

«Вот оно, то, чего не хватает, - Олег даже удивился, настолько простым оказывается ответ. – Я так много узнал созданного людьми и простыми и великими. Великими, но… не святыми».

И он с грустью опускает взгляд. На столе…

На столе лежит толстая книга с пожелтевшими листами. Он открывает ее наугад: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное»... И Олег неторопливо начинает читать эту книгу с самого начала.

А когда переворачивается ее последняя страница, он задумывается: «Может быть это правильно, что детей сюда берут сразу без испытаний. Маленький ребенок, конечно, может безоговорочно поверить в другую жизнь, как в сказку. Но поверить в нее, как в неизбежную и необходимую реальность способен только взрослый человек, страдающий и мыслящий. Только переживая за себя, за других людей и все время  при этом размышляя, он обязательно сможет понять, что вера нужна ему не для блага в жизни сегодняшней, а для блага в жизни грядущей.

 Но все равно, и там и здесь, жизнь обязана быть счастливой. Нужно только все время думать, что оно такое – это счастье, и что для него правильно».

Олег вспоминает, как уходя от погони, и сохраняя в себе воинов, он мог бы сбросить этот «груз», и тогда полет его стал бы легок и приятен, и он быстро избавился бы от проблем. Но главным тогда было не его собственное в данный момент существование, а то, что хранилось у него внутри и то, что  с этим будет после.

 А ведь и в прошлой жизни также.  Главное в человеке не он, тот, что снаружи, о то, что у него внутри. Только трудно идти по жизни, неся в себе правильную душу, отягощенную строгой совестью. И человек иногда сбрасывает этот груз, и приходит легкая жизнь, и уходит ее великий смысл.

 

 

 

 

 

25.         Гость

 

 

Cегодня утром он признался себе в том, что окончательно проиграл битву за урожай.

«Да, не научился я еще управлять своей любовью, - размышляет Олег, с грустью разглядывая покрасневшие до самых макушек спелые плоды помидоров. – А вообще интересно, можно ли умалить в себе любовь до неощутимого состояния? Ненависть, знаю, можно, зависть, жадность.  А любовь? Контролировать попробовал – и то не получилось».

Что и говорить, если свои огурцы он ел уже через четыре дня. С помидорами дела сначала обстояли лучше. Он честно соблюдал правила соревнования и дозировал свое внимание к ним в соответствии с процессами, происходящими у «соседей». Окучивал, как они, поливал, а вместо удобрений любил. И так полюбил эту работу вместе с ее плодами, что сегодня за одну ночь абсолютно все помидоры предательски покраснели. Июнь уже давно перешагнул свой экватор, но в соседской теплице многочисленные уже помидорные кисти имели стабильно густую зеленую окраску. А у него - вот, полюбуйтесь, пожалуйста.

Озвученная дата напоминает ему о том, что скоро  День рождения у мамы. Первый без него. Становится безумно грустно от того, что ничего не получится подарить, даже стихотворение. Этот способ всегда выручал -  особенно в периоды сильного безденежья. А сейчас сочинить-то сочинишь, а как подаришь? Остается только сон. «Что ж, попробую завести новую традицию – на Дни рождения дарить им сны», – решает Олег. - С папой буду ездить на рыбалку, с сестрой слушать музыку, а с мамой… Ну… – это нужно еще хорошенько обдумать».

- Ты уж обдумай, пожалуйста, очень хорошо, - Хранитель стоит рядом и  загадочно улыбается.

- Даже не сомневайся, я прекрасно помню недавний переполох, - Олег сияет от радости, как только что начищенный самовар. – Как здорово, что ты здесь! Хочешь, я покажу тебе свой мир? А ты надолго? – он сыплет вопросами с такой скоростью, будто боится, что Хранитель сейчас исчезнет.

- Мне подарена огромная куча времени – до полуночи, как Золушке. Потом меня, к сожалению, как всегда, ждут.

- Круто! – Олег знает теперь много новых и умных слов, но иногда хочется чего-то короткого и емкого. – Скажи, как там мои?

- Круто, когда кругом «свои». Правда? – весело повторяет за ним Хранитель. – Нормально твои, даже отлично. Почти совсем поправились. В космосе тоже довольно спокойно. Только как-то настораживает меня это затяжное спокойствие. Ну, да не будем сегодня ни о чем кроме как о хорошем. Кстати, как раз об этом. Сразу после меня жди  еще гостей. Много нельзя, а пятерым дозволено.

Олег, если бы смог, наверное, заплакал бы сейчас от счастья.

- Хранитель, спасибо! Просто парад чудесных подарков. Только, знаешь…

- Знаю… Счастье нужно пить маленькими глотками. Но кто знает, сколь долго еще будет спокоен космос. Так, как, выдержишь?

- Выдержу, выдержу! – беспокоится Олег, как будто кто-то собирается отбирать у него эти замечательные дары. – Только вот я никак не решу, с чего нам с тобой лучше начинать сейчас экскурсию.

- Давай не будем нарушать установившийся порядок, - предлагает Хранитель, с наслаждением вдыхая чистейший аромат утренней росы.

- Я только «за», - соглашается Олег.

Они успевают попасть в родительский дом как раз к утренним новостям, и даже два раза забирают у мамы ее кофе. Потом Олег традиционно чмокает родителей, и ведет Хранителя к реке.

День обещает быть замечательным. Уже поднялось над мостом солнце, и по воздуху, невидимо касаясь зеленоватой поверхности воды, рассыпается колокольный заутренний звон.

- Плавать будем? – спрашивает Олег.

- Будем!- согласно кивает Хранитель.

- А мост строить?

- Все будем!

- Отлично, тогда: раз, два, три…

И они мгновенно разрушают сверкающую водяную вязь, а когда плывут к излучине, Хранитель спрашивает у Олега:

- А можно мне кое-что поправить в архитектурной композиции замка? Мне кажется, что он не выражает ни один из существующих стилей. Или твое решение принципиально?

- Делай что хочешь. У меня до него руки никак не доходят. Я его вообще давно придумал, когда еще ни одной книги по этой тематике не прочитал. Тем более, если что не так, то всегда ведь потом и переделать смогу, – добавляет Олег, хитро улыбаясь.

Когда они возвращаются к мосту, Олег оборачивается и замирает. На высоком крутом берегу реки у самой излучины стоит такой благородный красавец, что слов, достойно отражающих меру его красоты, быстро  не найти не получается. Поэтому он просто произносит:

- Снимаю шляпу, Хранитель»!

Правда, чувствуется, что Хранитель и сам остался очень доволен полетом своей мысли.

- А мост у тебя получился – претензий нет, - уважительно отмечает он.

-Так я его уже третий раз переделываю. Сначала сам что-то придумал. Потом классную конструкцию в книге отыскал. Потом еще кое-что почитал, и опять сам придумал. И вот результат! Тебе, правда, нравится?

- Правда. Только скажи, все-все своими руками?

- Ну… не все, конечно, сам понимаешь – третий по счету проект, срыв сроков окончания строительства, опять же замок заброшен (хорошо вот ты помог, правда, тоже креативным таким способом…). Вот и приходится иногда в помощь рукам голову подключать.

- В любом случае, молодец. Даже менять ничего в твоем творении не хочется. Может, сегодня и достроим?

- Да, нет. Мне тут и самому немного осталось, а у нас с тобой впереди еще большая культурная программа. Только, знаешь, я петь во время работы очень люблю. Душу пение от разного ненужного хорошо освобождает. У меня теперь и слух после музыкального самообразования абсолютным стал. Со мной петь будешь?

- Буду.

- А какие песни знаешь?

- А я все знаю.

- Кого и о чем я спрашиваю? Мог бы и сам догадаться, - смеется Олег.

Здорово у них это все получается, красиво. И мост быстро строится, и мощное их пение на два голоса далеко по реке разносится. И старинные часы в доме на стене все это очень одобряют: так-так; так-так. Только стрелки их неумолимо перескакивают через полдень.

- Хранитель, нам пора. Обедать будем? Или сразу в тайгу?

- В тайгу. Не стоит тратить жизнь на еду.

Впрочем, по тайге они бродят недолго. Вдыхают горький аромат хвои, подставляют плечи совам, ласково треплют теплые звериные шкуры, и часам к трем снова возвращаются в сад.

- Ты думаешь, Хранитель, что под этим синим шатром стоит стол? – хитро улыбается Олег. - Как ошибаешься ты, Хранитель! Под ним бьет священный источник моего познания. А сегодня я готов дать тебе возможность испить от него любое твое желание.

- Что ж, как говориться: «Кутить, так кутить!» - соглашается Хранитель. – Музыка… пусть будет Бах. А зрелище какое-нибудь спокойное.

- Мне нравится наблюдать за тем, как пишет картины Леонардо Да Винчи. Он делает это необыкновенно благородно, без лишней суеты и метаний.

- Хорошо, пусть будет Леонардо.

- А вино?

- Ты не поверишь, - Хранитель, улыбаясь, смотрит на Олега, - но я не очень больной ценитель этого удовольствия. Поэтому - тоже на твой выбор.

И вот звучит великая музыка, уверенная рука выписывает улыбку на лице милой женщины, и они, наконец, могут позволить себе долгий неспешный разговор.

- Олег, меня с некоторых пор удивляет, что ты не задаешь вопросов о том, как устроен мир.

- Во-первых, мне кажется, что ты, как всегда в таких случаях, будешь уходить от полного ответа. Во-вторых, я уже и сам имею об этом некоторое представление, и оно меня пока устраивает. Вот недавно я определил для себя, что такое – рай.

- Интересно.

  - Да! Это место, без которого не можешь ты, и которому плохо без тебя, потому что вам очень хорошо только вместе.

- Наверное, позже это место окрасится для тебя и какими-то новыми красками, но пока действительно это, пожалуй, лучшее определение.

- Я совсем о другом хочу спросить тебя, Хранитель. Только не подумай, что меня это очень сильно волнует… Просто, любопытно, - Олег на некоторое время умолкает. - Ты случайно не знаешь, как могла бы сложиться моя жизнь на Земле, если бы мне был отпущен несколько больший срок?

«Конечно, я знаю, - улыбается, глядя на него Хранитель. - И совершенно неслучайно. Видишь ли, у каждого есть свой изначально прописанный алгоритм. Он устанавливает путь, по которому  пойдет человек и цель, которую он сможет таким путем достичь. Но это вовсе не значит, что конечный результат предопределен абсолютно. Всегда есть несколько возможных финишных вариантов. Очень многое зависит от того, как сам человек будет проходить свой путь, как на этой дороге он будет искать связь с миром, и какую брать у него помощь. Очень часто вмешательство помощников Зла изменяет правильный ход человеческой жизни, если не встречает достойного сопротивления. Это очень долгий и трудный разговор о соотношении роли человека, Добра и Зла в судьбе. Поэтому каждая судьба всегда абсолютно уникальна.

Что же касаемо тебя… Я уже говорил когда-то, что ты рожден для очень хороших дел в той твоей жизни, но по раннему сроку призван в жизнь эту для дел великих. Один человек, который должен был бы стать твоим другом, создает сейчас небольшую фирму, связанную с разработкой  и  внедрением новых компьютерных технологий. Позже ты начал бы работать у него помощником по персоналу. Необыкновенное профессиональное чутье этого человека и твои замечательные способности общения с людьми, позволили бы со временем (не скоро, очень не скоро) превратить скромное предприятие в крупнейшую компанию, занимающую лидирующие позиции. Позднее вас увлекла бы политика, вы привели бы к власти правильных людей, и жизнь здесь стала бы весьма достойной.

Этот человек все равно создаст свою фирму. Она будет успешной, но масштабов таких уже не достигнет. А жизнь в вашей стране все равно станет лучше, только сделают это уже другие и несколько позже.

Еще ты восстанавливал бы заброшенные храмы в самых глухих уголках вашей страны. И писал бы очень красивые стихи о человеческой душе».

- А я все равно попробую их написать. Я ведь теперь гораздо  больше знаю, чем тогда. Вот только свободное время появится, - уверенно заявляет Олег.

- Для таких стихов не требуется много знаний. Для них нужно очень много этой самой души, а иногда – необходимо   испытать сильную боль и, не смотря ни на что, продолжать видеть впереди свет.

- А семья? Была бы у меня семья?

- И да, и нет. Смотря, что называть семьей. Дело в том, что у тебя никогда бы не было детей. Я знаю, как именно для тебя это было важно, но это та жестокая плата, которую, сам того не ведая, платит воин за право, честь и счастье пребывать в нашем воинстве. Как бы ни был достоин человек, наличие живых потомков лишает его возможности встать в наши ряды. Мы не можем допустить, чтобы существовал инструмент, с помощью которого Зло смогло бы воздействовать на вас из прежней жизни. Сказанное вовсе не означает, что ни у кого из воинов детей не было. Просто дети уходили из жизни раньше своих отцов. И не думай, что испытание уходить из жизни прежде времени тяжелее, чем испытание из той жизни прежде времени провожать. Часто последнее оказывается куда страшнее.

-  А я так и не думаю. Не могу объяснить почему, но я тогда очень хорошо чувствовал, что мне самому  в мои последние два года было легче, чем моим близким. Особенно, в самом конце. Мне было, может быть, хуже только от одного - они имели возможность мне помогать, а я им - нет.

- Ты совсем напрасно мучился этим. Проводить с больным бессонные ночи, или давать ему таблетки, гораздо легче, чем давать тем, кто рядом, надежду на то, что их старания небесполезны. А ты вел себя так, что видя твой оптимизм и волю к жизни, даже профессионалы начинали сомневаться в печальном исходе. А родные верили в победу до последнего дня.

- Хорошо, если бы так…

- Ты не понял, я не предполагаю, я рассказываю, как это было. Ты видел только их поступки и слышал слова, а мне были доступны их мысли.

- Спасибо, мне, правда, стало легче, - Олег снова какое-то время молчит, а потом спрашивает снова. – А может быть, ты даже знаешь, сколько я прожил бы лет?

- Я описал тебе самый длинный алгоритм твоей жизни, по которому ты жил бы очень долго. Но мои возможности ограничены исключительно правом знать.  Правом влиять на мое знание, обладает Другой. Ты мог бы понадобиться здесь раньше, и тогда бы Им было принято иное решение. Но сколько бы ты не жил, жизнь твоя ни в одном из вариантов не прошла бы гладко. Тебе изначально было предначертано тяжелое испытание. Ведь именно оно должно было окончательно проверить солнечность, подтвердить сущность - наличие неисчерпаемого источника радости. Хотя и до и после испытания ты казался бы вполне счастливым человеком. Просто «после» пришлось бы научиться очень глубоко прятать осколок непроходящей боли, чтобы никто не смог догадаться, как постоянно и нестерпимо царапает он незащищенную изнутри душу.

Твое любопытство полностью удовлетворено? Грустно не стало?

- Грустно? От чего? Разве мне сейчас плохо? Немного  обидно, что можно было бы и там сделать что-то очень значительное.

Хранитель в ответ молчит. Молчит и Олег. Обо всем за них говорит волшебная музыка, записанная когда-то рукой гения.

Потом Олег весело произносит:

- Помнишь, что когда-то я хотел написать о передаче особенностей характера во время «вливания» энергии? Решено - трактат о донорстве отменяется. Пишу книгу под названием «Как бы я жил, если бы не умер и даже не заболел».

- Я думаю, что и без тебя найдется, кому ее написать, - Хранитель хитро смотрит на Олега, а потом неожиданно добавляет, - впрочем, кто знает, бывает, что в таких делах в одиночку не справиться...

…Играет музыка, милая женщина уже улыбается им своей загадочной улыбкой, и Олег задает следующий вопрос:

- Мне здесь очень многое по силам, получается даже увидеть прошлое. Но не все. Например, я не могу увидеть в этом прошлом себя.

- Считай, что перед этой информацией поставлен защитный блок. Очень трудно, знаешь ли, видеть свои промахи и не иметь возможности их исправлять.

- Но я же их и так достаточно хорошо помню.

- Одно дело – помнить, совсем другое – видеть. Поверь.

Олег думает о том, как действительно нелегко ему было недавно наблюдать за тем, как трудятся родители. Наблюдать и при этом сидеть, сложив руки.  Но сегодня этому хотя бы есть оправдание. А вот тогда… Он вспоминает кое-что еще, оправдания там для себя не находит, и решает, что Хранителю лучше верить.

Художник тем временем складывает кисти и удаляется, оставив рядом с ними высыхающий портрет. Музыка продолжает ласкать слух, и уже в который раз  у Олега появляется ощущение, что в душе становится больше места.

- Да, - отвечает Хранитель, услышав только еще зарождающийся вопрос, - музыка, идущая из Света, для того и посылается, чтобы добавлять душе свободного пространства, ибо нужно как можно больше места, где могли бы разрастаться искры этого Света.

- Что такое Свет?

- Это хорошее место. Ты его обязательно когда-нибудь увидишь.

…Часы настойчиво подталкивают стрелки к полуночной отметке. Вот уже и новорожденная луна повесила свой сияющий белым серпик на самую вершину черного небосвода. Они торопятся испить радость последних подаренных им минут, но проходят и они. Прощаясь, Хранитель с особенной теплотой в голосе напоминает:

- Не забудь обдумать подарок для мамы очень хорошо.

- Я уже обдумал. Она потом все забудет,  я оставлю ей только настроение.

 

 

 

 

 

 

26.         Гости

 

 

 

Когда он поступил в институт, веселая студенческая жизнь подарила ему почти  абсолютную свободу - это нравилось и пьянило. Так получилось, что к нему домой институтские друзья приезжали всего несколько раз, он ведь и сам уже давно стал здесь редким гостем. По той же причине школьные товарищи гораздо чаще бывали у него в общежитии. Но летом двадцать второго года его жизни, когда пришла страшная болезнь, он на целых двенадцать месяцев снова задержался дома. А в конце весны от него ушла любимая. Он с родителями уже переехал на дачу, и ее звонки становились все реже, а ответы короче и холоднее.

 Позади осталась последняя «химия», а впереди снова институт и надежда. И вдруг этот ее звонок, и слова о том, что у нее появился другой.

Олег улыбался всегда. Когда он прочитал в Интернете, что означает его страшный диагноз, и что отпущенный ему срок всего месяца два-три, то даже тогда никто не увидел ни страха, ни печали на его лице. Только улыбку… Печаль, конечно, была, просто у него получилось очень хорошо ее спрятать. А эта весть совсем выбила опору из-под ног. Только теперь ему показалось, что жизнь действительно от него уходит. Даже не столько жизнь, сколько ее главный смысл, тот без которого, как ему тогда верилось, никому и жить-то не стоит.

И вот один за другим на этот садовый плацдарм начал высаживаться десант. Друзья приезжали по трое – четверо, сменяя друг друга, каждую неделю.

Начало дачного сезона. Московские машины уже привычно встали в бесконечных  пятничных пробках, а они все равно ехали, не смотря ни на что. Жарился шашлык, звучала гитара, и он чувствовал, как отступает тоска. Он выстоял бы и сам, но все-таки здорово, что они были рядом.

Жизнь еще успела подарить два раза Селигер и целый год институтской свободы… А потом последняя отчаянно короткая битва за эту жизнь и уже последние дружеские десанты.

Сегодня все совсем по-другому. И других он ждет друзей. Но волнуется и радуется так же, как тогда.

С первыми лучами солнца приходит ощущение, что они скоро прибудут. Олег маринует мясо так, как любил это делать в своей прошлой жизни. Он вообще к двадцати годам откопал в себе большие кулинарные способности, и получал удовольствие не только от поглощения, но и от приготовления пищи. Собирает овощи со своего огорода. Представляет круглые душистые хлеба и складывает их в низкую плетеную корзину. Рядом ставит большую пузатую бутыль с вином и такие же пузатые бокалы. Еще он вспоминает о том, что Тецуо обязательно должен любить рыбу, и готовит ее в соевом соусе. Вкусы остальных он решает удовлетворять по мере потребности.

В тот момент, когда Олег задумался над тем, уместна ли здесь будет белая скатерть, его неожиданно обжигает поток горячей энергии, и он оборачивается...

Они стоят, тесно прижавшись друг к другу. Коренастый Тецуо в черном костюме самурая, рядом Коко, одетый в зеленую тунику без рукавов, расшитую замысловатыми золотыми орнаментами. Мелкие рыжие кудряшки на его голове непривычно отливают зеленым. Задумчивый Звездочет в простой монашеской рясе. А чуть сзади блестят металлом своих воинских одеяний Сигурд и Дебер. Но если Дебер выше первых троих за счет того, что рост ему прибавляют торчащие вверх черные блестящие  волосы, то Сигурд возвышается на целую голову, и в плечах он раза в полтора шире любого из них.

Они стоят и улыбаются, а Олег идет к ним, не торопясь, внимательно вглядывается в их лица и с удовольствием отмечает, что они совсем не изменились. Будто не было того страшного боя, и не трепетала безжизненно в черном межзвездном пространстве выжженная их энергия. Крепкие! Здоровые!

- Орлы! – радостно восклицает он.

Они обнимают его и долго стоят так в полной тишине. Наконец Олег первым прерывает молчание:

- Предлагаю осмотреть мой мир, а потом будет сюрприз.

Сначала они бродят в тайге. Дебер каким то непостижимым образом угадывает в совах их символичность, отмечая это следующими рассуждениями:

- Несчастная птица. Глядя на нее, сразу видишь, как обидела ее судьба.

- Требуем, чтобы последовали комментарии! - удивленно произносит Олег. – В моем лесу вся живность находится под защитой. Впрочем, на счет судьбы я ничего конкретно утверждать не могу, но ты-то бедную птичку за что так «обласкал»?

- Разве ты не видишь? Ну, посмотри по внимательнее!

Олег почти в упор всматривается в круглые и какие-то очень человеческие глаза сыча. Тот тоже смотрит на Олега, периодически смыкая веки.

- Ничего не понимаю, - Олег переводит вопросительный взгляд на Дебера, - птичка здоровая, упитанная. У меня здесь вообще идеальная экология. Со стороны животного мира ко мне не может быть абсолютно никаких претензий. Тогда какие претензии могут быть к нам у тебя?

- В глазах этих птиц, - медленно и вдохновенно произносит Дебер, - навеки застыл отпечаток мысли. Отпечаток безжизнен, как след на песке, оставленный ушедшей волной. Но жива волна, и она возвращается, чтобы не умер этот след. Так и в глазах этих птиц жива печаль о не свершенном. Я думаю, что когда-то, в начале всего, было решено именно им подарить разум, и возможно, что на малую долю мгновения он даже был им дан. А потом передумали и отняли разум, заменив его на печаль, чтобы она в веках сохраняла безжизненный отпечаток мысли.

- Тецуо, закрой рот, - спокойно говорит Сигурд.

- Так и было! – убежденно заявляет Тецуо, восторженно глядя на птицу, и по сигурдовски  бьет себя кулаком в грудь.

- Так не было, но все равно очень красиво, - смеется Олег, а Дебер лукаво улыбается. И все, кроме сыча, понимают, что он просто пошутил. А тот, улетая, издает обиженно жалобный свист, будто подтверждает, что и вправду был-таки когда-то жестоко и не справедливо обманут.

 Затем Олег заводит друзей в параллельный мир.

-Познакомьтесь – это самые близкие и дорогие мне люди.

И каждый из воинов приветствует его родных по обычаям своего народа.

- Ты был таким же огромным? – глядя на отца, снова восхищенно спрашивает Тецуо. Он  ниже остальных друзей, а уж в прошлой жизни и вовсе отличался щуплым телосложением. – В Японии твой отец мог бы заняться сумо и стать рикиси – богатырем, даже национальным героем!

-  Нет, я был немного меньше, - отвечает Олег, и, видя, как гаснут восторженные искры в глаза товарища, тут же добавляет. – Но если бы я знал, что тебя это так огорчит, я бы очень много кушал, и легко набрал бы необходимый вес – тем более, что у меня это очень хорошо тогда получалось. Сигурд, а каким был ты?

- Равных не было, - невозмутимо отвечает тот, удивленно наблюдая забавную картину.

К металлическому штырю на тонкой длинной веревочке привязана маленькая дикая уточка с подрезанными с одной стороны перышками. Уточка гуляет по зеленой лужайке возле дома, непрерывно роя червяков, отщипывая сочный лист одуванчика или жилистый подорожника, а иногда забирается в корыто, до краев заполненное водой, и весело ныряет.

Уточка иногда запутывается, и тогда кто-нибудь тут же бросается к ней на выручку, распутывая веревку, или переносит штырь в другое место, если утка проявляет к этому «другому» месту настойчивый интерес. А когда Сигурд слышит, что все обращаются к ней ласково и называют ее Дусей, то вообще перестает что-либо понимать.

- Зачем?  - спрашивает он у Олега, - Она слишком мала.

- Так она же не для хозяйства, а для души. Размер маленький, а радость большая. Ну и, может так случится, что она пригодится отцу для охоты. С ней тут даже чудо небольшое произошло.

Если начинать совсем  издалека, то когда мне было восемь лет, родители завели собаку страшной бойцовой породы, стаффордширский терьер называется. Сила челюсти – двадцать две атмосферы. Звездочет понимает, а вам объясняю: мы свои зубы только с силой в две атмосферы сжать можем. (Олег краем глаза замечает, как Сигурд  изо всех сил сжимает свои челюсти, пытаясь определить, какая была хватка у этой собаки).   А мы у нашей мясо изо рта вынимали - и ничего. Такая она добрая была. Больше всего она боялась нас обидеть, не укусила никого ни разу. Еще она, правда, сквозняков боялась, поэтому спала только на диване. Все ее безумно любили, тискали, как игрушку. И она любила всех, даже соседей, даже тех, кто хоть раз в дом приходил, не забывала, и если человек снова возвращался, то радостно его приветствовала.

Мы с ней в один год из семьи ушли, только она весной, а я осенью. Вот ведь как иногда все относительно. Если подумать, пятнадцать лет, что она с нами прожила, срок для человека не такой уж большой. Но она была со мной рядом ровно две трети моей жизни, а это уже ого, какое долгое время. Она еще зимой ослабла. По дому ходила, а на улицу ее папа на руках выносил. А потом она, может, узнала что, или почувствовала, - Олег произнес эту фразу с грустной иронией, - но приняла какое-то правильное собачье решение, и за один короткий вечер покинула этот мир, освободив семью для заботы уже о другом, обо мне, то есть.

Было так тяжело, что я при всем своем красноречии только и смог написать: «Эх, семья стала на одно существо меньше. Спи спокойно, мой друг человека».

Родители тогда договорились, что никакую живность заводить больше не буду. А тут переезжают первого мая на дачу, а минут через пятнадцать все видят довольного папу, ведущего на веревочке крякающую Евдокию. Мама разнервничалась и дала папе сроку три дня, чтобы пристроить утку в хорошие руки, другими словами, отдать друзьям-охотникам. Папа время тянул, а мама нервничала, хотя в душе птичку сразу полюбила, просто душа ее лишней боли в будущем противилась. Потом моя сестра маму очень попросила Дусю оставить, и мама сдалась.

И вот сидит как-то моя мама на лавочке (это уже месяц прошел, как утка в нашем хозяйстве прописалась), смотрит не нее и философски так изрекает: «Если бы ты, Евдокия, золотые яйца несла, я бы уж, так и быть, против тебя бы не возражала». На следующий день Дуся снесла свое первое серебристое яичко, и теперь делает это с завидной регулярностью.

- Чего не сделаешь, чтобы в хороших руках остаться, да? - обращается Коко к птице, а потом быстро добавляет. – Только Уточкой меня прошу не называть, я уже к Курочке привык.

 Все смеются, а Сигурд осторожно берет Дусю - дубль два в руки. Она почти вся умещается на его огромной  ладони, и он нежно гладит ее неловкими пальцами, стараясь нечаянно не повредить ее хрупкие перышки.

Потом они отправляются на реку, и вот там задерживаются надолго. Как дети, они резвятся в поголубевшей уже воде, ныряют с моста, по достоинству оценив его сложную архитектуру, плавают наперегонки до излучины. И, конечно, особый восторг у всех вызывает замок.

- Это творение мысли Хранителя, – с гордостью поясняет Олег.

- А он так может? – удивляется обычно снисходительно невозмутимый Звездочет.

- Он еще и не так может! – заверяет его Олег, скромно умалчивая о своих собственных способностях в этом мире. – А вы, вообще-то надолго?

- Нам разрешено до полуночи, - тяжко вздыхает Коко.

- У вас там, что у всех «синдром Золушки» что ли? – шутит Олег, но никто кроме Тецуо его не понимает, а Сигурд даже серьезно успокаивает:

- У нас этого нет, но если объяснишь, что это такое, обязательно сделаем, – а потом важно добавляет. – Мне разрешено задержаться еще на один день.

- Что ж, тогда пора получать сюрприз, - объявляет Олег.

Они возвращаются  в сад, и он, усаживает товарищей за стол.

- Сейчас я буду жарить мясо, - говорит он.

- Зачем? – настороженно спрашивает Сигурд.

- Есть будем, - улыбается Олег.

- Зачем? – не сдается Сигурд.

- Вкусно, -  хохочет Олег.

- Как это может получиться? – интересуется Звездочет.

- Еще как может! Все, как один, вспомните, как это делается. Такое не забывается.

Когда мясо уже готово, Олег выкладывает дымящиеся шампуры на блюдо, берет один из них, снимает ароматный кусок и с аппетитом жует. Остальные внимательно за ним наблюдают.

- Ну, что же вы? В моем мире это происходит довольно легко.

И тут Сигурд отчаянно, как выхватывал когда-то в бою острую секиру, хватает  с тарелки другой шампур и срывает с него крепкими зубами горячее мясо, быстро его жует, а потом удовлетворенно крякает. Его примеру следуют остальные, и трапеза приносит им всем огромное удовольствие.

- Дебер, а чем питаются на твоей родине? – спрашивает Олег.

- Тоже едят мясо животных, плоды растений. Но меня это никогда сильно не волновало. Мне всегда было как-то жалко тратить жизнь на мысли о еде.

Олег вспоминает, как недавно похожую фразу произнес Хранитель. «Наверное, правильная это мысль – решает он. - Нужно подумать. Нет, нужно почувствовать».

- А на твоей родине, Курочка?

- Самая редкая и вкусная еда для нас – плод растения тэккки. Это растение  встречается очень редко, даже плодоносит оно не каждый год. А когда кому-нибудь удается собрать его плоды, то нужно обязательно со всеми поделиться. Считается, что только тогда оно приносит настоящее счастье.

- А попробуй его представить, – не очень уверенно предлагает Олег.

Коко задумывается, и через некоторое время Олег протягивает ему ярко-оранжевую желеобразную спираль, покрытую маленькими нежными бугорками. Всеобщему удивлению нет предела. Коко же, не раздумывая, отправляет ягоду в рот.

- Вкус не совсем не тот, и не появляется ощущения счастья, - немного разочарованно произносит он.

- Тогда продолжай вспоминать, но делай это очень старательно.

Вскоре Олег предлагает следующий экземпляр.

- То самое! – радостно восклицает Коко, но чуть позже добавляет – только счастье опять не приходит.

- Э, батенька, чего захотел! – смеется Олег. – Ни к чему нам такое счастье. Неправильное оно. Мы свое счастье по-другому добывать будем.

Олег по вкусу плод идентифицировать не может, тот вобрал в себя слишком много разных оттенков. Может быть, чуть больше остальных ощущается клубника. Но, не смотря на отсутствие «кккокорутского» счастья, плод действительно кажется на редкость вкусным, и всем, кроме Сигурда, нравится.

- Баловство, - машет тот рукой, забирая с тарелки очередной шампур.

- А ты теперь всегда сможешь так делать? – Тецуо никак не может выйти из восхищенного состояния.

- К сожалению, это возможно только в Зашторенном мире.

- Жаль…

- А может быть, и нет, - задумчиво рассуждает Олег, - не стоит привыкать к легким победам. Успех, в который не вложен труд, «съедобен», но также невкусен, как мясо, которое подали без соли.

При этих словах неожиданно оживляется Сигурд.

 - А ты можешь дать мне мясо? Большой кусок. И соль. Я тоже умею  готовить. Еще нужен вертел.

Все тут же предоставлено, и Сигурд, круто посолив огромную говяжью ногу, жарит ее целиком на костре, при этом мясо постепенно приобретает весьма специфический черный оттенок.  Когда все откусывают по первому разу, то из уважения, конечно, сохраняют довольное выражение лиц, но… Приходится Олегу незаметно воспользоваться «любовью», после чего, компания единогласно признает, что Сигурд тоже знатный кулинар. Просто, к его стряпне привыкнуть нужно – с первого раза не понять. И только Звездочет хитро улыбается.

- Послушай, Звездочет. - обращается  к нему Олег, – я вот здесь кое о чем узнал… А ведь ты не во всем был тогда, в той жизни, прав. И многое еще требовалось проверить, и что-то наверняка изменилось бы в твоих взглядах, будь у тебя чуть больше времени на жизнь. Ты никогда не задумывался, что, может быть, не стоило так яростно спорить с инквизицией, а было бы гораздо целесообразнее сохранить свою жизнь для дальнейших исследований, тем более, что они долгие годы тщетно пытались предоставить тебе такую возможность?

- Веришь, я это даже успел тогда понять. Только было уже немного поздно. Иногда  костер, когда он лижет твое тело, гораздо лучше освещает истину, чем самые умные книги или мощные телескопы. И  все-таки я не жалею. Во всяком случае, народ, потеряв одного ученого, приобрел одного героя, как когда-то сказал Дебер. И это тоже совсем неплохо.

- Возможно, что есть и такая правда, - вздыхает Олег. - Как поймешь? Нельзя одновременно прожить две жизни, чтобы сравнить полученные результаты. Главное, чтобы у каждого была уверенность в том, что он прожил свою жизнь с честью и с пользой. Кстати, а с какой пользой проживаете время вы в своем санатории, на отдыхе, то есть?

Как всегда в таких случаях больше всех оживляется Тецуо.

- О! У нас там много чего интересного происходит. Только мы тебе обо всем говорить не будем. Хранитель пообещал, что скоро ты сможешь прилететь к нам в гости. Так мы лучше тебе потом все покажем. Но об одном расскажу – не могу удержаться. Среди нас есть великий изобретатель. Он никогда раньше не вспоминал о своих талантах, а теперь это просто фонтан идей. Он и нас увлек. Мы там производство наладили, летательные машины создаем. Я – главный инструктор по полетам! Летаем на скорость, на дальность. А если ты со своими чудесными способностями появишься…

- Я же говорил, что мои способности, как ты выразился, чудесные, работают только в моем мире.

- Ты очень изменился, – задумчиво произносит Звездочет, – стал другой – сильнее, мудрее. От тебя исходит очень мощная энергия, похожая, на ту, что несет в себе Хранитель, я это очень хорошо сейчас чувствую.

- И я.

- И я. – подтверждают остальные.

-Ты как будто стал для нас «светильником», – говорит Дебер, вспомнив давний разговор.

- Да нет, на самом деле, другие в этом мире «светильники». А я чувствую в себе иное какое-то предназначение. Ну, да ладно, потом разберемся.

И тут, уже долго молчавший Сигурд строго произносит: « А вам не кажется, как говорил Олег, что пора бы уже сделать «синдром Золушки», - он с трудом вспоминает незнакомые слова.

Ночь и впрямь уже потушила угли костра, но зажгла путеводные звезды. Они прощаются долго, а потом друзья цепляются за канал связи и исчезают мгновенно.

 

 

 

 

27.         Прошлое

 

 

Сигурд долго молчит, будто никак не может поднять свои тяжелые мысли, непосильным грузом упавшие на дно его души. Олег терпеливо ждет. Их одежда уже впитала влагу утренних рос, уже начинает светлеть на востоке небо, и, Сигурд наконец, произносит:

- Наш род был знатен и богат. Я  - второй сын у своего отца. Но по силе всегда и среди всех первый. Я был на голову выше остальных, шире в плечах, а в игрищах даже десять не решались встать против меня одного.

После смерти отца все имущество отошло старшему брату. Я не был  обижен – таков обычай. Я очень любил и уважал своего брата. У него тогда уже была жена и двое маленьких сыновей. Мне же достался хороший дубовый кнер с высокой мачтой и шестнадцатью парами весел. Я набрал дружину из свободных людей. Бонды, так они назывались, оказались крепкие и отважные, и мы отправились в наше первое плавание на Запад. Путь нам указывала звезда Лейдар, и мы очень верили в нее и в свою удачу. Так я стал конунгом – морским королем.

Я не буду рассказывать, как завоевывали мы свою добычу. Мне стыдно за это теперь, ибо жестоки были наши дела, но мы не умели жить по-другому. Страшный промысел наш был успешен, и торговля приносила хороший доход. Когда я впервые вернулся в родные края, то смог построить себе большой дом.

После третьего похода я встретил Герд. Я помнил ее еще девчонкой, а тут она расцвела, стала очень красивая и такая ласковая, каких я нигде не встречал. Но она все время убегала от меня. Потом она рассказала, что очень меня боялась. К тому времени уже первые шрамы появились на моем лице. Но она боялась не их, а грубой моей силы. А я был с ней очень нежен и даже ни разу ее не обидел. Наконец, она согласилась стать моей женой. С тех пор удача уже больше никогда не покидала нас, как будто имя ее, означающее «Защиту», было нашим оберегом.

 Только Герд, выслушивая мои рассказы, все чаще стала просить меня оставить этот промысел. Она говорила, что очень меня любит, что мы могли бы быть все время вместе, жить земледелием. Я не понимал и сердился. К этому времени я имел уже три кнера, был викингом, конунгом и гордился этим.

Моему единственному сыну исполнилось шесть лет, когда у брата при родах умерла жена. Я велел Герд помогать брату по хозяйству, пока он не найдет себе другую женщину. А еще я, наконец, объявил всем, а, главное, ей, что ухожу в свое последнее плавание - дальше мои корабли будут плавать уже без меня. Она очень просила меня освободить ее от обязанностей перед братом, не объясняя, почему. А я не согласился, ведь у него было много ребятишек.

Это был наш самый удачный поход. Богатая добыча, прибыльная торговля. Довольные мы возвращались домой. Зима уже накрыла побережье  первым снегом. К деревне мы подплывали вечером. Я стоял у борта и старался в сумерках разглядеть свой дом. Неожиданно я увидел три фигуры: женщина и ребенок бежали по полю, а их пытался догнать мужчина. Трудно было что-то хорошо рассмотреть. И вдруг какая-то неведомая сила столкнула меня в воду. Я сам не понял тогда, почему так поступил.  Сейчас я знаю: имя этой силы – страх. Я никогда прежде не находил в себе это чувство, и  не понимал, когда об этом говорили другие. Чем тяжелее была битва, тем сильнее я испытывал ярость, азарт и даже радость. Да, меня всегда радовал бой. А в тот момент я испытал нечеловеческий страх за эту женщину и ребенка. 

До берега было недалеко, но вода ледяная. Я этого не замечал – мой страх остудил мою душу так, что вода казалась горячей. Потом я побежал изо всех сил, потом начал кричать. Мужчина к тому времени уже догнал беглецов. Я видел, как мальчик пытался защитить свою мать, как мужчина обернулся на мой крик, а потом в его руке блеснул нож. Я почти успел…

Сначала упал ребенок, а потом женщина. Я выхватил из ножен меч и отсек злодею голову.

…Сердце меня не обмануло. Это была моя Герд. Она еще успела прошептать: «Я принадлежала только тебе» - и отошла в небеса. Мой сын уже ждал ее там.  А потом я поднял голову того, кто погубил мою семью, и луна осветила лицо брата.

Я кричал, но я не слышал своего голоса. Я слышал только бешеный стук своего сердца. А слезы, замерзая на моих щеках, покрывали их ледяным панцирем.

Я и сам в походах не раз брал чужих женщин. Так было принято всегда. А сейчас у меня забрали мою, ту, которую я любил больше жизни, которая любила меня, родила мне сына. Понимаешь? Ты понимаешь? -  Сигурд почти закричал, но потом опять заговорил тихим осипшим голосом. – И вдруг я почувствовал чью-то невыносимую боль. Совсем чужую. И горе. Горя и боли становилось все больше. Я увидел много страдающих, наполненных ужасом глаз. Они смотрели на меня из прошлого и молили о пощаде. Знаешь…, можно победить сотню врагов, но нельзя победить даже один вчерашний день. Он сильнее, потому что всегда будет таким, как был, и ты уже ничего с этим не сделаешь…

И вдруг внутри меня вспыхнул огонь, он беспощадно выжигал в моей душе слова: «Они все чувствовали то же, что и ты. Они также любили, как ты и берегли своих близких. У них такая же душа и такое же право ходить по этой земле. Так кто позволил тебе забирать у них все, даже жизнь?

Не так нужно жить. Не отбирать не тобой созданное. Силу можно использовать и по-другому. Если тебе не даны сокровища, а дана просто жизнь, разве это не главное богатство».

Надо мною как будто разверзлось небо, и пришла оттуда правда. Я все почувствовал и понял, только не знал, как это сказать. Я даже не испытывал потребность отомстить – другое заполняло теперь мою душу. Я  вернулся к своим кораблям. Воины сначала обрадовались, увидев меня. Но когда я стал уговаривать их бросить страшный промысел и раздать добычу, на их лицах появилась злоба. Они стали кричать, размахивать кулаками.

Я мог бы раскидать их всех, но я не мог больше применять свою могучую силу. У меня теперь осталось только право использовать силу слова. Но слова мои были слабы, не такие как мысли. Мне еще нужно было время, чтобы превратить мысли в слова. И я ушел с корабля, а они шли за мной, доставали из-под снега тяжелые камни и кидали их в меня. Я бы зализал потом раны. И нашел бы нужные слова. И встретил людей, которые бы мне поверили и пошли за мной.

Но был один камень, который попал мне в висок. Мне казалось, что я еще долго шел по полю, они отстали, а я шел. Я должен был выжить. Ведь некому было, кроме меня, объяснить этим людям то, что так ясно мне открылось. Но был тот камень, который попал в висок. Его бросил человек, которому я дважды спас в бою жизнь. Самый страшный шрам на моем лице тому доказательство. Но мне жаль его, он ведь так и не узнал правду, которую открыло мне небо.

А потом я упал, и снег одел меня в белый саван.

А потом меня встретил Хранитель.

 

- Олеж, я вот только не пойму, почему за грехи мои я здесь?

- Ты здесь не за грехи,  ты здесь за свое раскаяние, - убежденно отвечает ему Олег. - Я очень чувствую, как велик был подвиг твоей души. В беспросветной тьме, воспитанный жестоким миром по его звериным правилам, ты увидел свет и открыл в себе самую главную правду – правду сострадания и любви. Тебя никто этому не учил, а ты понял. И многое бы сделал. И крепко пронес бы свой тяжелый крест. И я даже не знаю, что на самом деле остановило тебя тогда: камень ли, холодная ли скандинавская вьюга, или чья-то великая воля. Кто знает, но возможно, что ты очень нужен был здесь.

 Они долго молчат, а потом Сигурд неуверенно спрашивает:

- Ты можешь сопроводить меня к тому полю?

- А ты уверен, что тебе это действительно нужно? Там многое теперь поменялось.

- Но ведь море такое же серое, и снег такой же белый, как тогда…

Олег смотрит на буйство красок вокруг, и думает о том, что менять время ему еще не приходилось. Получится ли? А вслух говорит: «Да…, снег уж точно такой же белый».

Он, молча, меняет потертые джинсы на белую одежду воина, причесывает растрепавшиеся кудри и краем глаза замечает, что Сигурд тоже неловко приглаживает свои седые космы.

Им повезло. Дважды. Этот отрезок побережья оказывается безлюдным. И со снегом у Олега все получается. И вот ни стоят в белом поле, а перед ними, как и много столетий назад, катит свои холодные волны серый тревожный океан.

Глаза Сигурда не могут плакать. Плакать может только его душа. Она мучается, страдает, разрывая его изнутри. Олег чувствует, что пытка эта для друга непосильна и берет половину ее себе. Так и стоят они, тесно прижавшись друг к другу, терзаемые одной болью, посреди большого снежного поля, и оплакивают верную и сильную женщину – прекрасную жену Сигурда. А суровый морской ветер сплетает в косы русые крупные кудри и прямые седые пряди.

 

- Может, полетишь со мной? - спрашивает Сигурд у Олега, когда они вновь возвращаются на дачу.

- Не могу, я сегодня должен сделать подарок одному человеку. Но я буду у вас очень скоро, -  обещает Олег.

В этот момент он совсем забывает о том, что ничего и никогда не стоит с такой уверенностью решать за космос.

 

 

 

 

 

28.         Гроза

 

 

Он решил подарить маме звезды.

Не те, которые видны с Земли. Те и так уже давно ей принадлежат. Каждый вечер, если тучи не прячут небо, она выходит в сад и подолгу смотрит на них. И так было всегда.

Он решил подарить ей свои, сияющие там, за гранью звездности.

Завтра выходной, и будет ее День, и будет маленький праздник. Все уже в сборе, куплено красное вино, и смазан масляным кремом  высокий шоколадный торт.

Поздно ночью, когда все засыпают, он подходит к ней, наклоняется, кладет свою ладонь на ее плечо…

И…

Она видит его звезды. Видит их такими, какими их теперь знает и любит ее сын. Они радуют ее своей божественной красотой, собираются в дивные узоры и меняют эти узоры будто в гигантском сказочном калейдоскопе. Она слушает их волшебную музыку… Конечно, она не рассмотрела Несущих разум, когда те проходили мимо, как не осветил ее  таинственный свет, струящийся от хижины Отшельника. Зато она услышала, как поет его арфа - этот чудесный подарок он подарить ей все-таки сумел.

Утром мама никак не может вспомнить, что за сказочный сон прилетал к ней в эту ночь. На душе необыкновенно - радостно и светло, а из глубин сознания все пытается вырваться очень знакомая и даже родная, но неуловимая какая-то мелодия…

 Постепенно день наполняется праздничной суетой, только всем становится понятно, что без Олега этот праздник уже никогда не будет таким веселым, как прежде. Это огорчает его, и он страдает от того, что не может их успокоить, не может рассказать, как все у него хорошо и объяснить, что жизнь обязана быть счастливой, потому что счастье просветляет душу. А это так важно. И солнце соглашается с ним и, в попытке рассмешить, весело щекочет их своими огненными лучиками.

А ближе к вечеру солнце закрывает огромная грозовая туча. Так уж сложилось, что в этой местности самые страшные тучи всегда приходят со стороны моста, а эта, кажется, будто взялась из ниоткуда – просто упала с неба и накрыла их черным куполом.

                            …

Олег совсем недавно вернулся в свой мир. Он не может позволять  себе долгий отдых. Слишком много еще остается непознанного.

Неожиданно яркий дневной свет сменяют густые сумерки. Он  откладывает книгу в сторону и смотрит на почерневшее небо. Оно низкое и чужое, и даже кажется Олегу враждебным гнетущим своим безмолвием.

Застывший воздух вокруг притих, ожидая тех мощных порывов ветра, которые всегда предшествуют сильным дождевым потокам. Но гроза обрушивается внезапно, «без объявления войны». Раздаются тяжелые раскаты грома, в черное небо вонзаются яростные молнии, но воздух по-прежнему недвижим, и земля не получает ни единой капли живительной влаги.

Очень быстро пространство вокруг наполняется горьким запахом тревоги.  Вслед за этим из тайги раздается громкое звериное рычание и отчаянный птичий гомон, и тут же все эти звуки пропадают.  Исчезают вообще все звуки в его мире.

 Остаются только страшный грохот, беспрерывные вспышки молний и еще этот запах.

 Он уже понимает причину, вызвавшую столь необычное проявление стихии – это Зло пытается проникнуть в его мир. Поэтому требуется срочно принять решение, как лучше поступить в такой ситуации. Но сначала он хочет выяснить, что происходит в тайге, не находятся ли в опасности звери. На границе, отделяющей тайгу от сада, он сталкивается с непреодолимой преградой. Никакие его усилия не помогают ему пробить невидимую стену, как не получается спуститься к реке и, уж тем более выглянуть из зашторенного мира. Связь с Хранителем прервалась еще с первыми раскатами грома.

Олег быстро определяет границы свободы – они абсолютно совпадают c границами сада. Будто огромная черная крышка наглухо закрыла его «уголок рая». Страшный грохот все нарастает и вспышки становятся все более зловещими. То, что Зло, в нарушение всех законов, открыто вторгается в жизненное пространство человека, стало очевидно с самого начала. И то, что принимать решения Олегу придется в одиночку, тоже понятно. И ответ на вопрос «для чего» лежит на поверхности - снова нужен он. Непонятным остается только ответ на вопрос: «Как зло хочет осуществить задуманное». А еще он пытается понять, что представляет из себя эта непроницаемая граница – его защиту или заточение?

Он садится на лавочку и пробует сосредоточиться на своих ощущениях. Внезапно он совершенно отчетливо начинает чувствовать, как  стремительно сужаются границы его пространства. Обычная проверка подтверждает, что они действительно придвинулись к центру примерно на четверть. Тогда он встает в этот воображаемый центр и представляет, что выпускает из себя свою энергию. Он делает это до тех пор, пока границы не возвращаются в первоначальное положение, а потом продолжает удерживать их в таком состоянии. Но действие, которое изменило пространство, тем не менее, не добавило ни какой толковой информации для принятия очередных решений. И Олег снова сосредотачивается на ощущениях.

Когда-то Хранитель говорил, что нужно использовать их, как своих помощников. Олег  уже имел в этом некоторый опыт и теперь жалеет о том, что не тренировал эти навыки постоянно. «Ну, что ж, займемся этим теперь», - решает он.

Постепенно его ощущения делают реальность вокруг него более или менее понятной. Он  уже хорошо понимает, что укрывающий его купол, является многослойной конструкцией. Причем,  внутренние его слои сформированы из его собственной уплотненной энергии и являются защитными. А наружные – это энергия чужеродная, враждебная, которая постоянно пытается сжать его мир. У него получается определить ее мощь, и он понимает, что она не такая огромная, какой обычно бывает во время космических сражений. «Наверное, Зло имеет небезграничные возможности для проникновения на планету, - предполагает Олег. - Но все равно, энергия эта достаточно значительная». И еще он чувствует, что пока очень рано открывать свой мир и ввязываться в одиночный бой с противником.

Через какое-то время он получает новую информацию. Там, за пределами его заточения все резко меняется: заметно слабеет натиск вражеской силы, а потом у него возникает отчетливое ощущение того, что он уже не одинок, что там сейчас свои, и они вступили в бой. И это является для Олега однозначным сигналом – пора!

Если изначально он выставил свою энергетическую защиту непроизвольно, то сейчас он уже понял, что его энергия находится не только в нем самом, но и окружает его мощным защитным пространством. Очевидно, именно это почувствовали воины, когда прилетев к нему в гости,  заметили его необычайно возросшую силу. И она, эта энергия, теперь спрессовалась, образовав непробиваемую защиту на некотором от него расстоянии. Приходит осознание того, что его энергия ему подвластна и абсолютно им управляема. Он принимает энергетический облик и начинает вбирать ее в себя, разрушая тем самым свои защитные слои и  освобождая себе доступ к вражеской силе.

Когда же он добирается до чужеродной оболочки, то огромным огненным мечом начинает крушить эту чудовищную преграду. Уже совсем отчетливо слышны звуки боя, и он чувствует, что с той стороны кто-то делает то же самое.  И вот, наконец, прорубается спасительное окно, и Олег вырывается в свободное пространство.

И тут же он оказывается окруженным стаей уродливых черных птиц, которые налетают на него, издавая звуки, похожие на раскаты грома, а глаза их, наполненные злобой и ненавистью, высекают бесчисленные огненные молнии. Олег, стремительно поворачиваясь вокруг своей оси, отсекает их мерзкие головы, и безжизненные их останки тут же затягивает в себя космос. То же делают находящиеся рядом Хранитель, Звездочет и Тецуо. А чуть в стороне сражаются Сигурд, Дебер и Коко.

Олег уже понимает, что перевес на их стороне и скоро наступит конец этой битвы, и в этот момент на него налетает очередная птица, и он на тысячную долю секунды даже замирает в своем вращении: таких уродливых и  таких ненавидящих глаз не было ни у одной в этой стае. Он с трудом уворачивается от ее мощного клюва и наносит ей сокрушительный удар. На смену ей прилетают другие, но у Олега остается тревожное ощущение, что та птица каким-то непонятным образом все-таки осталась невредима. Он хочет снова ее отыскать, но тут происходит нечто такое, что заставляет его забыть о ней навсегда.

 Он замечает, что Сигурд уже не размахивает так энергично своим мечом, и стремительно теряет силы. Находящиеся рядом с ним Дебер и Коко поворачиваются спиной друг к другу, и зажимают между своими огненными телами ставшего беззащитным Сигурда.

 Олег понимает, что с другом что-то неладно, но, видя, как надежно тот защищен, остается сражаться на прежнем месте. Птиц становится все меньше, и вот последние улетают сами, не дожидаясь печального исхода.

Олег подлетает к старшему брату, обнимает его и ощущает, как мал в нем запас энергии. Конечно не так, как во время того последнего боя, но все равно, потеря слишком велика. Тем более очевидно, что остальные воины в полном порядке и нуждаются только в коротком отдыхе.

- Ничего страшного, Сигурд быстро поправится, - успокаивает их Хранитель. – Тому, что с ним произошло, имеется определенная причина, и мы ее исправим.

- Хранитель!? – в глазах Олега не только печаль, но и просьба.

- Я понял тебя и, пожалуй, ты прав, - отвечает ему Хранитель. - Ну, что ж, - говорит он к остальным воинам, - они полетят на Монтэгэро, там процесс восстановления силы Сигурда действительно пройдет значительно быстрее. А вы возвращайтесь на Лавдию, и ожидайте своих друзей. Я надеюсь, что уже очень скоро вы снова будете вместе.

Они наскоро прощаются, и воины исчезают в канале связи.

- Спасибо! – кричит им вслед Олег.

 Сигурд все это время молчит и тщетно пытается улыбнуться, но затуманенный взгляд его выдает непосильную усталость. Хранитель взмахивает над ним рукой, как будто отгоняет назойливое насекомое, и тот мгновенно впадает в состояние сна. Затем Олег, как уже делал это однажды, собирает его энергию в клубок и бережно прячет ее у себя в груди.

- Ты можешь объяснить, что с ним? – обращается он к Хранителю, – я же вижу, что это не просто усталость.

- Конечно, не просто... - задумчиво повторяет за Олегом Хранитель, - это наша ошибка. Не удивляйся, такое тоже бывает. Ибо можно знать многое, из того, что будет, если знаешь абсолютно все о том, что было. А если никогда не было? Если есть только ощущения. Инструмент мощнейший, но небезупречный. У человека слабое проявление этого качества называется интуицией. Если говорить точнее, интуиция – это его умение прислушаться к совету ИЗВНЕ. То есть, получить предчувствие того, что будет, но на основе чьего-то другого абсолютного опыта. Нам с тобой сложнее. Мы должны услышать совет из глубины себя, когда нет никакого другого опыта…

Было так, - продолжает Хранитель. - Когда-то, находясь на только что рожденной планете Лавдия, мы с Серебряным, по достоинству оценив твои успехи, решили снять защиту с кого-то из самых сильных воинов. Ведь не исключено, что их энергия, с помощью полного спектра чувств, тоже стала бы более активной. Для проверки мы выбрали Сигурда. Но все не задалось с самого начала.  Он так затосковал по своей жене Герд, что сила напротив начала от него уходить. Ты ведь почувствовал это тогда в норвежском поле? Возможно, что это было трудностью перехода в новое состояние. И поначалу сегодняшний бой, казалось, подтвердил именно это наше предположение. Если бы ты видел, что происходило с ним, когда ты оказался в беде! Как он требовал выбрать именно его, с какой отчаянной и необычайной для него силой он в клочья рвал злобных птиц и чуть не  зубами грыз этот черный купол. А потом вдруг резко потерял всю силу. Нет, на самом деле, этот бой окончательно подтвердил наш вывод – здесь земные страдания людям непосильны, а значит, и не нужны. Испытывать эти чувства – трудный удел избранных. Я сейчас вернул ему защиту, и теперь восстановление его энергии  - задача для тебя  уже несложная.

- Скажи еще, Хранитель,- Олег задает этот вопрос как-то робко, будто стесняясь, - а мой мир? Я больше не смогу бывать в нем?

- Почему? Напротив, ты теперь не сможешь без него, во всяком случае, пока, - улыбается Хранитель, но сразу же становится серьезен. – И еще… Это сражение ни для тебя, ни для воинов не было опасно. Это вообще была странная атака – слабая и бессмысленная. А так не бывает. И, значит, в этой бессмысленности кроется скрытый умысел. Ну, что ж, - будем думать? И ждать.

- Будем думать и чувствовать! – отвечает Олег. - А пока я чувствую только то, что нам пора на Монтэгэро. До встречи! – и Олег, прежде, чем устремиться в канал связи, машет на прощание рукой.

- До встречи! И как только закончится восстановление, сразу же отправляйтесь на Лавдию. Не забывайте, что вас там очень ждут! – отвечает ему Хранитель и так же, очень по-земному,  поднимает правую руку. 

                                           …

Такой страшной и странной грозы его родные не видели никогда. Ни ветра, ни дождя - только чудовищные раскаты грома и сумасшедшие вспышки молний. Возникало ощущение, что молнии эти сосредоточились над крышей именно их дома, но ни одна не достигала земли. Они рассыпались гигантскими фейерверками, будто разбиваясь о невидимый купол, защищающий их мир. А в мертвом недвижимом воздухе растекался горький запах тревоги. 

К ночи все стихло. А уже утром со стороны моста пришла другая грозовая туча. Опередивший ее ветер прогнал тревогу, а теплый летний дождь дочиста промыл воздух и вдоволь напоил измученную жаждой землю.

 

 

 

 

 

29.          К вопросу о сознании

 

 

Олег никогда не замечал этого раньше, а сейчас, после многообразной суеты зашторенного мира, он вдруг услышал, как мало звуков на золотой планете. Лишь в горных ущельях тоскливо стонет ветер и шуршит золотая пыль, когда он стремительно врывается в долины. Да еще вздыхают вулканы, и многочисленный их хор исполняет странную песню бесконечного одиночества, потому что никогда живая жизнь не заполнит это печально праздничное пространство. И текут по сверкающим склонам безутешные алые слезы…

Сначала Олег подумал, что это ему только показалось, ведь не может же такого быть, чтобы безжизненная планета так обрадовалась неожиданным гостям. Но вдруг разом оживают многочисленные вулканы, в воздух взлетают огромные золотые фейерверки и уже совсем по-другому переливаются алые потоки, все сильнее наполняясь всевозможными оттенками радости.

- Смотри, Сигурд, как готовит свое целительное зелье наш самый прекрасный и самый умный во вселенной доктор. Правда, есть еще один…, но она на другой планете, в другой жизни и лечит совсем другие болезни, - думает Олег, любуясь этим странным преображением. - Хотя, нет, лучше ты пока спи. И пусть тебе снится, что живая и счастливая Герд с маленьким сынишкой радостно машут руками, встречая тебя из последнего твоего плавания. И  ты, не дожидаясь, когда пристанет к берегу твой кнер, прыгаешь в ледяную воду, чтобы скорее обнять любимых, а потом подбрасываешь воздух подросшего мальчугана, горячо целуешь смеющуюся красавицу и смеешься сам, потому что теперь вы уже навсегда вместе,  -  с нежностью думает Олег, подлетая к кратеру самого большого вулкана.

Погрузившись в лаву, он, конечно, испытывает не самые приятные ощущения, но они кажутся ничтожными по сравнению с теми, что пришлось пережить ему тогда, когда лава впервые поглотила его с израненными воинами в сердце. А вскоре он и вовсе привыкает к этому состоянию, и даже появляется возможность рассуждать с самим собой. Например, он думает о том, что возможно какой-то разум на этой планете очень даже может быть. Ведь он, Олег, конечно, очень много чего теперь узнал, но знания его в основном ограничены лишь рамками одного только фрагмента бескрайней мозаики космоса. И кто знает, какие еще бывают формы сознания, и в чем, в каких видах оно проявляется, и какие разнообразные предназначения может иметь.

 Потом он долго думает о том, что такое сознание вообще. С человеческим он как-то немного определился, и знает, что это просто связь – связь между человеком и космосом. Так случается, что у одних людей она прочная и информация по ней приходит нужная и правильная, а у других дырява, либо и вовсе разорвана где-то в пространстве. И залетают через эти дыры мысли ненужные и вредные. И здесь абсолютно очевидно вмешательство Зла.

 Только он никак не может понять, да и не его, наверное, это функция, понимать, почему иногда бывает так, что и связи прочные и мысли верные, и человек хорошо осведомлен, как надо жить правильно и все равно проживает бездарную жизнь. Олегу уже давно известно, что думают над этими вопросами Хранители земной жизни на планетах. И не просто думают, а активно пресекают злобный промысел. Но, а как же сам человек? Есть ли в чем-то его собственная заслуга или вина? Какова энергия его собственной силы? Уже не впервые мучает его этот трудный вопрос.

«Нет у меня ответа. Видимо, мой удел – только космос» - произносит он вслух, но остро чувствует, насколько важна именно эта - самая хрупкая и тонкая связь - связь  между космосом, и человеком.

Незаметно один день сменяется другим, Олег постоянно ныряет в огненные жерла и, выполняя основную задачу, решает и некоторые собственные проблемы. Как-то он вспомнил вопрос Хранителя, не скучно ли ему. «Как может быть скучно человеку, наделенному разумом»? – в очередной раз удивляется Олег. И еще он помнит, как говорил Хранитель о том, что лучший собеседник для себя иногда бываешь ты сам. И он досыта общается с собой: выразительно произносит монологи, спорит, доказывает, отвергает, соглашается и снова опровергает. Тем более, что поглощая знания в Зашторенном мире, у него довольно часто возникало желание подумать о чем-либо не торопясь, так сказать, насладиться «вкусом» неспешных размышлений. И вот теперь накопленные знания превращаются в абсолютно прочувствованный и окончательно осмысленный опыт.

Наконец, наступает тот момент, когда энергия Сигурда уже практически полностью восстановилась, и, Олег принимает решение отделить ее от себя. Он специально выбирает тот недолгий сумеречный промежуток времени, когда большое дневное светило уже ушло, а два меленьких ночных еще не появились.

В безликой сероватости вечера, на фоне потухших гор отделенная энергия Сигурда вспыхивает яркими алыми всполохами. И вот он уже сам, живой и невредимый, стоит перед ним, тихо улыбаясь какой-то совсем новой виноватой улыбкой. Будто стыдно великому космическому воину за ту минутную слабость, свидетелем которой пришлось стать Олегу, да еще за те душевные слезы, которые товарищ разделил с ним когда-то, облегчая непосильную ношу. Наверное, по той же причине он избегает смотреть Олегу в глаза,  испытывая совершенно напрасную неловкость. «Ничего, - мысленно подбадривает друга Олег, – со временем все забудется и пройдет. Еще немного окрепнешь на Лавдии, а потом первый же хороший бой навсегда вернет тебе и уверенность в себе, и былую воинскую отвагу».

Они молча обнимаются, и нет слов, которые смогли бы передать их чувства больше, чем эти долгие, крепкие объятия.

 

 

 

30.         Летчики

 

 

Мгновенное их перемещение на Лавдию сюрпризом ни для кого не оказалось. Выясняется, что воины проявили изрядную назойливость, непрестанно беспокоя Хранителя вопросами о том, как продвигаются дела у Олега. И он вынужден был решительно им пообещать, что как только Сигурд будет готов к возвращению, то он тут же им сообщит. Зато, благодаря полученной информации, встреча получается особенно торжественной.

Как только друзья возникают из связи, они сразу же утопают в мощных звуках необыкновенно красивой песни, исполняемой многотысячным хором. А сам хор, состоящий из их братьев-воинов, выстроился прямо перед ними и по окончании пения приветствует их радостными боевыми возгласами. Обняться с каждым не представляется возможным, но их объединяет энергия. Они погружаются в бушующее фиолетовое море и все, что они прочувствовали за это время, становится их общим, доступным и понятным каждому. А еще все знают, как нужно это сейчас Сигурду и находятся в состоянии блаженства до тех пор, пока тот окончательно не становится таким, как прежде.

- Ну, рассказывайте, - обращается к воинам Олег, когда они снова возвращаются в покой, – какой распорядок дня в вашем лечебном учреждении, какие такие замечательные оздоровительные процедуры вы здесь принимаете?

- Мы здесь очень продуктивно проводим  время, - решает отчитаться за всех Тэцуо. При этом весь он необыкновенно важен. – Мы тебе уже говорили, что среди нас есть великий изобретатель, и мы наладили производство летательных аппаратов. Правда, он все время сокрушается, что они еще очень далеки от совершенства, но если бы такие были у нас тогда, когда я был камикадзе…- неожиданно вспоминает японец.

- И что бы было? – спрашивает его Олег.

- Да, ничего, - Тэцуо смахивает с себя мечтательную пелену и возвращается в реальность. – Хорошо, что их не было. Я иногда даже думаю, хорошо, чтобы вообще ни у кого ни какой техники никогда бы не было.

- Ну, это ты немного погорячился, просто нужно, чтобы  люди тратили энергии на обустройство своей души не меньше, чем на обустройство своего жизненного пространства.

- Согласен! - вступает в разговор Дебер. – Это Тэцуо очень сильно волнуют самолеты, а мне гораздо больше нравятся наши состязания поэтов, певцов, музыкантов и ораторов.

- Я уверен, - улыбается Олег, – что из последних ты всегда выходишь победителем?

- Не всегда, у меня здесь обнаружились очень достойные соперники – но это, как раз-то, и замечательно, только я сейчас о другом. Эта песня, которой мы вас встречали, она победила во всех соревнованиях. Она понравилась вам, тронула вашу душу, наполнила ее торжеством и радостью?

- О, да! - Сигургд и Олег одновременно утвердительно кивают головами, и Дебер удовлетворенно замолкает. Но в разговор опять возвращается неугомонный Тэцуо.

- Я тоже люблю петь, и даже сочинил одно стихотворение, но проиграл. А в соревнования на скорость выиграл, и считаю, что физические испытания воспитывают волю души, а творческие соревнования воспитывают ее красоту – и я уважаю и то и другое.

- Послушай, Тэцуо. Я вот о чем хочу тебя спросить: я все, конечно, понимаю, но здесь же скоро будут жить люди, – смеется Олег. - А вы тут такого нагородили: стартовые площадки понастроили, пирамиды какие-то… Опять им бедным потом головы ломать, чтобы найти всему этому научное объяснение? Вот интересно, вы уже на многих планетах так  развлекались?

- Стартовые площадки очень нужны - без них никак, - будто не замечая иронии, серьезно объясняет Тецуо. - Мы же не рис выращиваем, мы на самолетах летаем, а как без этого взлетишь? А пирамиды так – соревнования на скорость построения и точность ориентирования по сторонам света.  Можно, в конце концов, организовать соревнование по их разборке и расчистке территории.

- Ничего, - ухмыляется Звездочет – Ты за людей не беспокойся - пусть думают. Думать вообще очень полезно. Иногда важен не столько итог размышлений, сколько сам мыслительный процесс.

- В этом я с тобой абсолютно согласен! – убежденно поддерживает его Олег.

Разговор продолжается еще долго, и они с Сигурдом узнают о многих других «культурных мероприятиях», с большим энтузиазмом организованных здесь  воинами, в результате чего остаются очень довольны всем происходящим. А потом Тэцуо с загадочным видом отводит Олега в сторону, и заговорщически шепчет.

- Тут есть девушки!

- И?

- И они очень красивые, - почему-то удивленно пожимает плечами Тецуо.

Олег обводит взглядом пространство вокруг, благо зрение позволяет видеть все мельчайшие подробности до самого горизонта, и тоже удивленно спрашивает.

- Где?

- Ну, не совсем тут. То есть, совсем не тут. Короче говоря, так! Мы летали в кругосветное путешествие.

Олег снова вопросительно смотрит на Тецуо.

- Не все же время тяжелой работой заниматься, отдых тоже нужен, - убежденно заявляет тот.

- Тяжелая работа – это ты про пирамиды? Да вас тут! Да я там один видел, какой мост, а какой замок… – весело перебивает его Олег, однако, решает особенно не привирать, вспоминая, как лихо подлынивал сам, применяя силу  своего воображения. И потом ему отчего-то становится очень важен этот забавный разговор.

- Так вот, - не желая отвлекаться от темы, продолжает Тецуо, –  они на другой стороне планеты. Только они очень высокие, – почему-то добавляет он таким тоном, как будто предупреждает.

- Это плохо?

Японец опять пожимает плечами.

- Зато они, знаешь, как поют?

- Догадываюсь. Очень красиво!

- Бо-же-ственно! – с придыхание произносит Тэцуо.

- И когда же намечена следующая кругосветка?

- Если хочешь, полетим прямо сейчас. Сигурда возьмем и полетим.

- Думаю, что для него это будет не лучший отдых. Его нужно занять чем-то связанным с применением силы.

Олег искренне удивляется тому, насколько просто организован сложный многоступенчатый процесс создания летательных аппаратов. Объясняется все совершенно иной технологией производства и принципами полета. Управление тоже оказывается совсем несложным, больше основанным на логике, чем на механике.

И вот пять легких истребителей, управляемые пятью друзьями, взмывают со стартовых площадок в стремительно безнадежном порыве догнать линию горизонта.  А через некоторое время они уже опускаются на каменное плато, отделяющее спокойный зеленый океан от зеленой цветущей долины.

- До цели нужно еще долго идти, так как это плато - единственное место, где можно приземлиться. Нам вообще повезло, что оно здесь оказалось, -  объясняет Тэцуо. И Олег видит, как тот охвачен радостным возбуждением, впрочем, как и остальные его спутники. Можно, конечно, преодолеть это расстояние быстрее, приняв энергетическое состояние, но почему-то очень хочется пройти человеческим путем до конца. И они весело бегут друг за другом растянувшейся цепочкой, лихо перепрыгивая каменные преграды и широкие расщелины. Молодые загорелые тела играют  стальными мускулами, а с лиц не сходят счастливые улыбки. Невысокое плато, наконец, заканчивается,  и они спускаются в цветущую долину.

 «Эта планета действительно прекрасна!» – думает Олег, рассматривая открывшуюся их взору картину. Еще сверху они видели зеленоватые блюдечки озер с чистой прозрачной водой, разбросанные по разноцветной скатерти долины. А здесь внизу они остро ощущают пьянящие запахи трав и цветов. Цветы здесь довольно крупные, они плавно кивают им своими затейливыми соцветиями, будто призывая путников замедлить свой стремительный бег и рассмотреть их удивительные конструкции, вдохнуть чудесный аромат… Но тем некогда, их помыслы устремлены туда, где в правой части долины расположены отстоящие на некотором расстоянии друг от друга невысокие скалистые горы и  отделенное от них узким ущельем другое плато, с которого стекают  многочисленные водопады. И горы, и то второе плато абсолютно белоснежны, а на более близком расстоянии видно, что структура их странно «сахариста». Мелкие грани кристаллов отражают все до единого солнечные лучи, создавая вместе с водопадами какую-то сказочную нереальность. Левее же в дали, почти у горизонта, произрастают обширные широколиственные леса, которые своими могучими кронами пытаются дотянуться до легких пушистых облаков в небольшом количестве проплывающих по небу.

- Нам туда, - показывает рукой Коко в сторону трех несколько особняком стоящих скал – за ними их дома.

Они осторожно проходят через узкое ущелье. В одном месте необычный танцующий водопад обдает их теплой и абсолютно зеленой водой. Это еще больше усиливает их возбуждение, и они весело шикают друг на друга в безуспешных попытках сдержать неуемный смех. Солнце, тем временем, уже клонится к закату и его зеленоватый свет меняется на изумрудный.

И, наконец, им открывается картина удивительная. На небольшой ровной площадке между скал стоят причудливые строения, выполненные из белого похожего на кварц материала. Он уже впитал в себя зелень предзакатных лучей, выкрасив стены в  глубокий зеленый оттенок. Но вот солнце окончательно прячется за горизонт, и многочисленные крупные звезды, а чуть позже огромная белая луна возвращают строениям их прежнюю белизну, разбросав по шероховатой поверхности только мелкие разноцветные искры.

- Сейчас выйдут, - шепчет Тэцуо.

- Они всегда выходят, когда появляется луна, - голосом ученого, стоящего за кафедрой в университете, уточняет Звездочет.

- Да, вы, как я погляжу, тут частые гости, - улыбается Олег и вместе с тем тоже обнаруживает внутри себя какое-то трепетное предчувствие.

Тем временем луна поднимается выше и зависает над долиной, как яркий сказочный ночник, а из строений выходят они…

Они напоминают Олегу изящные фарфоровые статуэтки с  излишне удлиненными формами, какие он иногда видел в стеклянных витринах сувенирных магазинов. Взгляд его всегда останавливался на них, и, понимая, что такой необычной красоты в жизни не бывает, тем не менее, он всегда мечтал о том, чтобы где-нибудь она все-таки обязательно была. Они действительно высоки, ростом точно не ниже Олега и уж, наверняка выше Тэцуо. Движения их плавны, а походка такая, что кажется, будто они идут не через воздушное, а через водное пространство, слегка помогая себе руками, и также плавно колышутся их легкие белые одежды. Густые волосы по большей части распущены, но у некоторых собраны в высокие прически.

Их довольно много, но когда выходят последние, то все садятся на землю, и долина наполняется волшебными звуками. Передать это словами не возможно, Олегу кажется, что это поют ангелы и райские птицы.

Пение так завораживает, что воины не замечают, как наступает утро. Но как только горизонт начинает зеленеть, девушки неспешно поднимаются и уходят в свои дома, будто боясь испачкать зеленым светом белизну своих одежд.

- Днем они носят разноцветные платья, а когда выходит луна – всегда белые, - говорит Звездочет.

- Скоро ты их снова увидишь, - добавляет Коко.

- Нет, нужно вернуться и посмотреть, что делает Сигурд, побыть с ним, - отвечает Олег, но чувствует, что сердцем он очень хочет остаться здесь.

 

 

 

 

 

 

30.         Уланулуна

 

 

Когда путешественники возвращаются обратно, то с высоты Олегу их долина представляется, огромной стеклянной чашей, наполненной покоем. Большая белая луна тихо освещает ее, рассеченную широкими реками, украшенную блестящими зеркалами озер. Ее таинственный свет касается спокойной глади океана, высвечивает белоснежные вершины высоких гор и  темные барханы могучих лесов у далекой линии горизонта, ласкает уснувшие цветы, отдыхающих воинов и загадочные сооружения в виде двух стартовых площадок из плотно пригнанных каменных плит и несколько огромных четырехгранных пирамид. Сон и покой долины нарушает только один.

Неустанно трудится Сигурд. Уже заложено самое большое основание пирамиды.

- Отдохнуть не хочешь? – спрашивает его Олег, но ответ ему заранее известен. Он и без слов понимает, как важен сейчас этот процесс для его друга. «Интересно, - думает Олег – что это для него: надгробие над похороненной печалью или воспитание воли души, как сказал Тэцуо»?

- Хочу победить, - как всегда коротко отвечает воин.

- Помочь?

- Должен сам.

Олег молча отходит и располагается на земле неподалеку от воинства. Он долго смотрит в родное небо, а потом обращается к Хранителю.

- Скажи, как космос? Все также спокоен?

- На удивление, да, - откликается тот.

- Хорошо…, - Олег хочет задать еще один вопрос, но передумывает и закрывает его в себе. А может быть это у него не получается, и Хранитель его услышал, но промолчал. Тогда Олег быстро поднимается и, обернувшись золотой пулей, мгновенно оказывается на противоположной, солнечной стороне планеты.

Что-то настойчиво подсказывает ему, что опуститься нужно именно в этом месте – на берегу продолговатого озера, дальний край которого находится вблизи небольшого водопада, стекающего с белого, сахарного плато. Сквозь потоки воды Олег различает высокую изящную фигуру девушки с длинными темными волосами. Она с удовольствием подставляет свое смуглое тело под тонкие звенящие струи, и мелкая водная пыль безнадежно пытается спрятать ее за необычную желто-зеленую радугу.

Через некоторое время девушка выходит из своего радужного укрытия. Вокруг нее по полю разбросаны красные пятна маков, таких же, как на Земле, только яркие их соцветия здесь гораздо крупнее. Она легким движением подхватывает свою одежду похожего алого цвета, и Олегу кажется, будто она собрала эти маковые лепестки, и накинула их на себя, а они послушно легли на ее плечи, спустились к бедрам и острыми клиньями оборвались возле щиколоток.

Потом девушка, плавно покачиваясь, уходит по тропинке к ущелью между скалами. Олег ловит на ладонь ее ускользающий образ и прячет его глубоко внутри себя. Он остается в своем укрытии в высокой траве, растущей вдоль берега, и ждет.  Он почему-то абсолютно уверен, что милое создание обязательно вернется обратно.

Спустя не очень продолжительное время она действительно возвращается, садится на большой гладкий камень, лежащий в воде у самого берега, и внимательно смотрит на искрящуюся водную рябь. Несколько больших ярких бабочек, что летают над пахучими цветами, неожиданно покидают луг и начинают порхать над ее головой, образуя яркий трепещущий венок.

Олег водит пальнем по воде, сочиняя для красавицы ласковые послания, ветерок, летящий от него в сторону водопада, закручивает их в мелкие гребешки волн и пригонят к ногам девушки. Барашки щекочут ее ступни, она смеется, и Олегу представляет, что это не бабочки, а его нежные слова кружатся над ее волосами.

Неожиданно он осознает, что ему сейчас очень важно знать, из какой она жизни. Той, которую он уже покинул навсегда, или из этой, которую дарит им вечность. Вот ведь как все стало сложно, а раньше он бы просто спросил: «Ты из какого института, или города, или страны»? Даже с какой планеты – и то было бы не так удивительно. Но, вот, что бы – из какой жизни… Как хочется ему сейчас задать этот вопрос Хранителю.

Постепенно и чувства, и мысли приходят в порядок, и он понимает, что зря так сильно волновался. Если Хранитель говорил о том, что люди здесь еще только  когда-то будут, значит, она уже из их новой общей жизни.

Наконец, он решается - отчаянно бросается в вводу и уже скоро его мокрая и улыбающаяся физиономия выныривает у ее ног.

 - Меня зовут Олег, а как тебя? - спрашивает он и, все-таки, немного опасается, что его могут не понять.

- Уланулуна, – очень приветливо отвечает незнакомка, и вместо удивления в ее  глазах светится озорное любопытство. – Ты кто?

- Я звездный воин. Мы прилетели сюда на отдых и сейчас находимся на другой стороне планеты. А чем занимаетесь здесь вы? – разговор как-то сразу складывается легко и просто, будто они говорят здесь каждый день уже целую жизнь.

- Мы плетем поясочки счастья, а Ангелы повязывают их новорожденным младенцам. Но их нужно гораздо больше, чем мы успеваем сделать, – при этих словах ее глаза становятся печальными. – Зато, если получается вышить на пояске красивый узор, человек бывает необыкновенно счастлив, - заканчивает она, уже заметно повеселев.

- Наверное, мой поясочек ты сплести не успела, – улыбаясь, говорит ей Олег, мысленно все время радуясь тому, что эта прекрасная девушка уже пребывает в вечности.

Но она не понимает его радости. Огромные карие глаза снова наполняются грустью.

- Ты был там очень несчастен, в своей первой жизни?

- Да вовсе нет, – спешит успокоить ее Олег, – я жил там весьма неплохо. А временами, так даже отлично. Просто, очень мало.

- Значит тебе плохо здесь?

- Что ты. Здесь мне вообще всегда  очень хорошо! – а про себя он думает: « Особенно теперь, когда я знаю, что здесь есть ты».

- Тогда я не понимаю, - вздыхает она. - Тебе же повезло, что ты оказался здесь раньше, чем это обычно бывает позволено человеку. Другим еще долго ждать, и совсем неизвестно, в каком месте вселенной они потом окажутся.

- Но я не смог выполнить там свой долг, - объясняет ей Олег. - Я должен был помогать родителям, а не они мне; я, а не они согревать холодеющие руки и провожать в последний путь. И потом… у меня ведь был еще один долг перед той жизнью - я же должен был вырастить собственных детей.

- Разве в том, что случилось, была твоя вина?

- Нет.

- Значит главным в твоей жизни было другое –  то, как ты уходил: с каким сердцем, и с какой любовью.  В той жизни, - и она ласково проводит рукой по его щеке, - есть понятия-перевертыши, только пребывая там, осознать их почти невозможно. Как оставшимся жить можно поверить в то, что ранний уход близкого и любимого ими человека – это великое благо для уходящего, и необходимое испытание для тех, кто остается. Очень важно, чтобы они, оставшиеся жить, не стали мучиться вопросом - за что, а попытались найти для себя ответ на вопрос -  для чего. Если не сделать этого, то испытание превратится в наказание. Почувствуй разницу: испытание – это проверка, дающая надежду на то, что обязательно будет хорошее впереди, а наказание – это просто тупик, конец.

- Но я не понимаю, за что это испытание было послано им? Разве они его заслужили?

- Это решать не нам. Но если все в их жизни правильно, и они приняли твой уход со смирением и надеждой, то вы не расстались, а просто попрощались ненадолго.

- С тобой очень хорошо – нежно говорит ей Олег. Он уже давно сидит на камне рядом с Уланулуной и, не отрываясь, смотрит в ее удивительные глаза.

- Скажи, – после некоторой паузы спрашивает он, - а где вы берете материал для поясков.

- Вот здесь, - и она прижимает свои ладони туда, где у человека находится солнечное сплетение, – а узоры вот здесь, – и она кладет одну ладонь себе на сердце, а другую на лоб, а потом озорно смеется.

У нее удивительный и непривычный для него смех - как будто поет песенку маленькая птичка. «Похоже на соловьиную трель», - решает Олег.

- Иногда, - говорит Уланулуна, - когда мы отдаем  Ангелам не вышитые поясочки, они несут их младенцам не сразу, а узоры вышивает кто-то другой, только я не знаю, кто.

Они еще долго сидят так рядом. Алые луговые цветы и зеленые струи водопада слушают их беседу, и возникает между ними что-то такое, чего никогда не было, да и не могло быть в их прежней жизни.

А когда солнце начинает клониться к закату, Уланулуна, прощаясь с грустной улыбкой,  берет с Олега обещание непременно быть здесь завтра, а потом  удаляется в ущелье своей необыкновенной плывущей походкой.

 

 

 

 

 

 

32.         Самые лучшие слова

 

 

- Вернувшись на привал, Олег включается в общий разговор, но все время ощущает внутри себя приятное тепло. А когда темнеет, он   отходит в сторону и достает из груди милый образ. Маленькая фигурка плавно вращается на его ладони и ласково ему улыбается. И он понимает, что Уланулуна  теперь все время будет с ним. Он даже не хочет задумываться над тем, как называется это его новое чувство. Главное, что оно есть, и оно несет радость. Оно легкое и горячее, как солнечный свет, но верное и прочное, как братство воинов. А то, что оно взаимно, так об этом даже спрашивать не нужно: он просто в этом уверен - и все. И еще он знает, что никогда не испытает больше горечь разлуки. Их связь такова, что где бы он ни был, Уланулуна всегда будет рядом.

Олег чувствует, что сзади кто-то стремительно к нему приближается. К сердцу подступает легкая тревога, и он быстро прячет образ. Почему-то ему пока не очень хочется говорить об этой чудом доставшейся нечаянной радости.

Но обернувшись, он видит, что это Сигурд торопливо идет к нему по полю. Взгляд  Сигурда содержит вопрос.

- Смотрел на звезды, – отвечает Олег, и в этом  нет лжи. Он действительно очень любит смотреть на звезды.

- Еще побудешь здесь или вернешься со мной? – спрашивает его Сигурд.

- Пока останусь, а как твоя пирамида?

- Строю, - следует немногословный ответ.

Сигурд уходит, а Олег стоит, радостно смотрит на звезды, а образ милой согревает его «сердце». И еще теперь он знает, что всегда сможет ее видеть, даже когда будет очень-очень далеко. А сегодня он может быть рядом…

Золотой шестикрылый орел медленно опускается на берег озера возле водопада. Уланулуна смотрит на него восхищенными глазами.

- Ты был таким красивым! – говорит она, когда он принимает человеческий облик.

- А разве ты поняла, что это я?

- Конечно!

- Как?

- Просто, это был ты! А это я! – и перед ним распускается чудесный цветок, сотканный из изумрудной энергии. И Олег точно ощущает, что это она, его Уланулуна.

И вдруг… начинают колыхаться нежные лепестки, и он ясно чувствует тонкий аромат розы. Его сменяет другой, незнакомый ему запах, но настойчиво вмешивается фиалка и сама уже уступает натиску синей горечи цикория. Запахов  становилось все больше. Незнакомые и родные, ласковые и тревожные, неуловимые и дурманящие, они объединяются в хор, рассыпаются лепестками отдельных звуков. Иногда начинает солировать какой-то один яркий аромат. И снова многоголосый хор фантастических соцветий…

  Внезапно все стихает, и она снова становится его прежней Уланулуной. Или нет ни той, ни этой, а есть одна единственная, просто он узнал о ней еще кое-то новое.

- Здесь, - рассказывает она, - мы всегда зеленые. А когда тут появятся люди, мы улетим на другую планету с новой молодой энергией. И будем там такими, каким будет свет звезды, согревающей наш новый мир:  розовыми, голубыми, оранжевыми.

- А много у тебя уже было звезд?.

- Нет, я была еще только голубая, и вот теперь зеленая.

И тут Олег вспоминает о своем вчерашнем «творении» и решает ее удивить:

- А я, знаешь, как умею, - и он достает из груди ее изображение в виде маленькой светящейся фигурки. Она вращается на его ладони, а Уланулуна потрясающе смеется. Когда же ее смех стихает, то она очень хитро сморит на Олега и произносит.

- А я, знаешь, как? – и он чувствует себя маленьким мальчиком, а ее маленькой девочкой. И это так здорово!

- Вот вспомни, - продолжает она, – какие самые хорошие слова говорила тебе мама.

- В детстве или потом?

- Не важно, главное, чтобы самые-самые!

- В детстве – уже не помню, наверное, как всем, а когда я вырос, она называла меня «дружочек», «заяц», «Олексус».

- Не то! Не то! – машет головой Уланулуна.

                              …

 

Ему было невыносимо больно. Он сидел на диване, молчал и терпел.  Мама ненадолго отошла на кухню, а когда вернулась, то все поняла. Олег постарался улыбнуться, но улыбка не получилась. Она присела рядом, и стала гладить ему спину. Только облегчение все равно не приходило. И тогда она начала говорить:

- Мой самый лучший, самый добрый, самый веселый в мире детеныш. Ты такой большой, умный, красивый и сильный. С тобой ничего и никогда, слышишь, ничего и никогда  не может случиться плохого!

Она повторяла это много-много раз – и ему, наконец, стало легче, он уже без труда улыбнулся, обнял ее и поцеловал.

                            …

 

Послушай! – Уланулуна берет его голову руками и прижимает к своей груди.

- Мой самый лучший детеныш, - слышит он мамин голос, – с тобой ничего и никогда не может случиться плохого.

Он еще долго сидит так, не в силах пошевелиться, а мамин голос все повторяет и повторяет: «Мой самый лучший детеныш…» и удивительно пахнет цветами от милой.

- Не бойся, это теперь всегда будет во мне, - ласково шепчет Уланулуна.

- Ты тоже всегда будешь во мне, - тихо отвечает он ей.

А потом они рассказывают друг другу про свою жизнь. Он узнает, что на ее планете цивилизация еще только взбирается на первые свои ступени. Они занимались разведением животных, сажали съедобные растения, но уже были построены и первые города. Олег смотрит на ее тонкие руки, длинные пальцы и плохо представляет себе, как она могла выполнять тяжелую работу. Она понимает его взгляд и объясняет, что у некоторых женщин по наследству передавался необыкновенный талант вышивать. Имеющих такие способности освобождали от остальных дел, и они занимались только этим.

Эти вышивки были настолько хороши, что ими очень часто расплачивались за свободу, когда их мужчины проигрывали войны. А еще захватчики уводили в плен юных и красивых девушек. Те же, которые не хотели становиться рабынями, бросались с высокого утеса на острые камни.

Олег без слов понимает, как поступила она, и сердце его наполняется болью. Но Уланулуна чувствует эту боль и пытается его успокоить:

- Это было совсем не страшно. И совсем не больно, потому, что быстро, - ласково улыбается она, нежно заглядывая ему в глаза.

- А еще ты тогда умела так необыкновенно петь? – спрашивает Олег.

- Нет, там я пела просто хорошо. А так я научилась уже здесь. Когда мы ночью поем, в душе освобождается место для новых узоров.

- А почему ты приходишь сюда?

- Она прижимает палец к своим губам и весело шепчет:

- Когда придумывать узоры становится трудно (а так хочется, что бы пояски обязательно были с узорами), то я прибегаю и подсматриваю их здесь. Видишь, какие чудесные кружева из солнечного света сплела вода, а бабочки, а цветы. Я никогда не видела таких прежде, если только несколько раз во сне. Тогда это были самые лучшие мои вышивки... Но я не могу подарить тебе ни одной, - будто спохватившись, грустно добавляет Уланулуна, – просто не имею такого права. Тебе уже хорошо, а там кому-то без них может быть очень плохо.

- Я бы, конечно, не отказался иметь такой подарок, но ты абсолютно права. А показать можешь?

- Нет! Если ты увидишь, то обязательно захочешь, - строго произносит она, – это ведь счастье!

- Нет, так нет, - беззаботно соглашается Олег, а про себя думает: «Зачем мне желать какое-то другое счастье, если у меня уже есть свое». Но ничего не говорит об этом девушке.

- Знаешь, я тоже научился хорошо петь только в этой жизни.

- Спой, а то ты слышал, как я пою, а я нет.

И он поет ей свои любимые песни, а потом – она свои. А потом они еще долго поют вместе.

Теперь он часто прилетает к ней на их место у водопада, но уже не задерживает ее надолго. Им обоим и так все время хорошо, а людям на разных планетах очень хочется счастья.

Друзья обо всем догадываются, и ни о чем Олега не спрашивают, а просто летают слушать пение без него.

И только Сигурд строит свою пирамиду.

И вот она уже втрое возвышается  над остальными. А сегодня в ее вершину заложен последний камень. Звездочет говорит, что она победила не только по размеру, но и по правильности ориентирования  абсолютно идеальна.  Все радуются за Сигурда, а он спокойно улыбается, глядя себе под ноги, и молчит.

И тут они получают приказ прибыть в далекую галактику.

 

 

 

 

33.          Как важно, чтобы рядом

 

 

«Звезды рождают свет. Свет рождает радость. Радость становится счастьем. Счастлив человек, разглядевший в темноте свет радости, сделавшей его счастливым».

Об этом думает сейчас Олег, окруженный могучим воинством, в стремительном полете прокладывающим огненный путь сквозь вечную бескрайность вселенной:

«Как важно, чтобы рядом оказался тот, кто этот свет в своей жизни уже знает, ибо трудно человеку самому увидеть его впервые. Это потом свет будет все ярче и сильнее. А сначала нужно, чтобы не поленился прозревший и указал на звезду, чтобы нашлись у него правильные слова, доказывая, как важен свет именно этой звезды, объясняя, что если не станет она для человека путеводной, то заблудится он в темном и мрачном пространстве. Имя этой звезды – Вера. Вера в то, что будет еще жизнь. Вера в предложенный путь, в то, что он единственный выведет человека к свету.

А что же теперь он, Олег! Неужели уже не поможет тем, перед кем остался невыплаченный долг его человеческий? Он не знает… Но будет просить Того, Кто может помочь, чтобы ярко пылал для них свет правды и счастья. А еще он попросит о том, что бы миновали их беды и печали, а мир вокруг был добр и мудр. Да и сам этот их большой и хрупкий мир пусть будет счастлив в каждом своем детеныше. А он для этого мира сделает все, что только сможет».

Постепенно направление его мыслей меняется, и он уже думает о том, какая, судя по всему, серьезная ждет их впереди битва, и как силен должен быть враг, если все воинства голубых планет устремлены сейчас в ту же точку вселенной. Только стремительная скорость их полета уж слишком часто прерывается встречами с Несущими разум. Это лишний раз подтверждает его догадки, но только время от этого теряется, не опоздать бы. Да, им, Несущим разум, наверное,  виднее…

Не опоздали. И они, и все остальные воинства встретились на окраине одной из галактик, где окруженную тихим безмолвием, и хранящую защищенный светлый мир планету оберегает небольшое, но крепкое воинство. Вот ему-то в помощь и прибыло столь мощное подкрепление. Воинства выстраивают надежную оборону и готовятся к бою.

Прошло не так много времени, как… 

Воины, конечно очень удивились… Но, наверное, и противник был удивлен не менее, когда, появившись небольшим числом, встречает здесь огромные силы Добра. Он какое-то время еще находится на некотором удалении, шипит, плюется огненными брызгами и, наконец,  не решившись вступить в бой, возвращается в свои пределы.

- Где противник? – нетерпеливо спрашивает Сигурд.

- Улетел, - отвечает кто-то из воинов.

- Сам вижу. Где тот, ради которого торопились?

- Ну, нет, и хорошо. О чем печаль? – пытается успокоить его Олег, угадывая в интонациях друга озабоченность и досаду.

- Нет противника – нет победы! – Сигурд говорит это так, будто требует, чтобы его, противника то есть, немедленно ему предоставили.

Воинам, конечно, понятно, как важен для Сирурда этот бой. Как важен для него любой бой, чтобы доказать всем, а больше даже самому себе, что он прежний непобедимый Сигурд. Но все и так прекрасно чувствуют его необыкновенно возросшую силу, и никому не нужны никакие доказательства.

- Зачем летели? - настойчиво повторяет Сигурд. - Я не понимаю!

Олег и сам думает о том, что совершенно бессмысленно было собирать здесь все войска, но, как сказал когда-то Хранитель, не исключено, что в этой бессмысленности кроется определенный, и возможно, что очень даже важный смысл, а вслух произносит:

- Может, ошибся кто – ложная тревога, - он пытается говорить это шутливо. – Разве такого никогда не было?

- А мы никогда не задаем себе такие вопросы, мы об этом даже никогда не думаем, - отвечает кто-то из старейших воинов.

- Ты же сам когда-то говорил, - снова обращается Олег к другу, - думать – это задача Хранителя.

Но Сигурд уже замкнулся в себе и вопросов больше не задает.

Воинства уже собираются разлетаться, когда неожиданно поступает команда Хранителя всем лететь на Лавдию. Олег сначала этому безумно радуется, но потом мысли о том, как смогут разместиться столь мощные силы на этой планете,  и не потревожить при этом прекрасных девушек, сильно его озадачивает.

- Их там уже нет, - голос Хранителя всегда рядом, поэтому не понятно, на каком, на самом деле, он находится расстоянии – А я здесь. И ты задержись, пожалуйста. Воины улетят сейчас без тебя.

И вот две огненно золотые птицы парят над небольшой уютной планетой, а огненно бордовые шары стремительно удаляются в безграничное пространство космоса. 

- Я так понимаю, что вопрос, где находится твой прекрасный цветок, волнует тебя сейчас гораздо больше, чем Сигурда причины отсутствия противника? - спрашивает Хранитель.

- Чувствую абсолютно, что в моем беспокойстве о судьбе противника нужды нет. От чего имею свободное пространство, которое могу заполнить любым другим вопросом. А потом, я, в отличие от Сигурда, все понял, – Олег уже отчетливо осознает: произошло что-то чрезвычайное, и, когда наступит час, все, что необходимо будет обязательно сказано.

- Что ж, ты избавил меня от лишних объяснений, и теперь можешь «заполнять свободное пространство» моим ответом. Этот цветок расцвел золотым цветом на новой молодой планете с именем Сольт. Она не менее чудесная, чем Лавдия и такая же защищенная, а согревает ее огромная оранжевая звезда. Лавдия же в последний раз даст приют воинам, и вскоре там появятся крупные животные и поселятся темнокожие люди, и этот мир уже навсегда будет принадлежать только им.  …Ты знаешь, я не задаю праздных вопросов, но скажи, ты очень соскучился по Уланулуне?

В который раз вопросы  Хранителя кажутся Олегу странными. Нет у него такого чувства в этой жизни. Как объяснить кому-то или даже самому себе, как это – являясь частью огромного мира, хранить весь этот мир внутри себя. Как передать словами, что и он, и звезды, и Уланулуна, и люди, оставшиеся в той жизни – все это едино и все это – он. И, в тоже время, он часть всего этого и даже чего-то гораздо большего. Но даже и это еще можно хоть как-то представить, вспомнив, что голова – это тело человека и в тоже время – часть этого тела. Но вот мысли и чувства, которые рождаются внутри человека, они ведь потом живут своей самостоятельной жизнью: возникают, растут, угасают, забываются. Требуется определенные усилия, чтобы чувства не угасли, а мысли не забылись. А здесь мысль или чувство – это, если так можно выразиться, такая же часть организма, как голова, и никуда не может от него деться. И еще - мысли здесь только светлые, а чувства добрые.

- Извини, - отвечает на его внутренние размышления Хранитель, – но я же должен хотя бы немного контролировать твою незащищенность. Зато я готов искупить свое недоверие новой информацией, - говорит он полушутя - Отныне тебе дана возможность самостоятельно устанавливать бесконечные каналы связи, такие, как, например, у меня с тобой. Теперь ты сможешь, если возникнет необходимость, общаться с воинством, не будучи в зоне вашего притяжения. Можешь общаться с Уланулуной. Но с живущими в той жизни только через сон. И, ты знаешь как - крайне осторожно и редко. Никакого права на действие даже отдаленно похожее на чудо у тебя по-прежнему нет.

Известие о том, что можно общаться с милой, сильно радует Олега, но требуется, как всегда, уточнить мелкие «технические» подробности.

- Как я узнаю, где находится тот, с кем нужно устанавливать связь?

- Ты просто почувствуешь. Космос – это материя, напитанная информацией, только не все могут ее извлекать. Отныне тебе доступен этот портал. А сейчас, пока воинство отдыхает, а Уланулуна греет твое сердце, ты увидишь то место, в которое ты не дал уйти когда-то своим братьям, и которое, на самом деле, так прекрасно!

 И пред ними на мгновение, немного раздвигается пространство, впуская Олега в новый незнакомый мир.

Сверкающая чернота космоса сменяется ослепительностью белого света.

 

 

 

 

 

34.         Белый Свет

 

 

Сияющий белый свет, ослепив Олега, заставляет его прозреть.

И постепенно в бесконечной ослепительности перспективы начинает проявляться совершенно удивительный мир.

Мир возникает там, куда смотрит Олег.  Он переводит взгляд в другое место - мир проявляется и там тоже. Как будто Олег зажигает многочисленные праздничные фонари на огромной новогодней елке. Существующие как бы сами по себе, эти вспыхивающие картины незнакомой ему жизни образуют бесконечное единое пространство. И вот уже обводя взглядом вокруг себя, Олег видит единый, прекрасный и безмерный мир.

И все это великолепие и он сам, освещаются, согреваются, а может быть оберегаются чем-то….  Он даже не сразу находит этому чуду подходящее определение. «Чувством!» - наконец, понимает он. И вдруг Олег вспоминает это чувство. Его испытывает каждый человек в начале своей жизни, а потом забывает навсегда.

Вот ты маленький-маленький делаешь свой первый в жизни шаг, оторвавшись от привычной опоры: неуверенно переставляются неокрепшие ножки, вздрагивают маленькие ручонки. И оказавшись один в пустом пространстве, ты чувствуешь, как наваливается на тебя это пространство, как начинает раскачивать тебя пустота, как она толкает, пытается повалить, и от страха ты уже  не видишь ничего вокруг, перехватывает дыхание, замирает сердце. И вдруг… твоя крошечная ладошка неожиданно оказывается в теплой и крепкой ладони того, кто оберегает тебя, и благодаря кому ты появился на этот свет.

Вот в этот момент и приходит это самое чувство, когда ты понимаешь, что  этот большой, сильный и добрый всегда будет рядом и всегда поможет, что с его помощью ты и сам многое сможешь и это многое для тебя очень важно и необходимо. И нечего уже бояться, и становится светло, радостно и надежно.

Именно это чувство первой настоящей радости испытывает сейчас Олег. Он осматривается вокруг, ищет и нигде не находит источник  этого чувственного света. Он просто есть везде, вселяя великую уверенность: теперь все хорошо, теперь тебе ничего не страшно, теперь ты навеки защищен своим домом, потому что дома ты теперь, и, наконец, исполнишь то, ради чего было страдание, и будешь этим бесконечно счастлив.

Олег уже прозревает настолько, что среди самых разнообразных фрагментов миров с протекающей в них жизнью, среди домов и домиков, расположенных на равнинах,  побережьях океанов или в оазисах пустынь, у подножий высоких гор или невдалеке от лесных массивов он видит то, что увидеть совсем не ожидал. Олег не понимает, он ли приближается к этому месту, или но само движется навстречу ему, становясь все ярче, реалистичнее, больше.

Но вот уже он стоит посреди тенистого яблоневого сада, узнает и, вместе с тем, совсем не узнает свой такой родной и любимый «уголок рая». Нет привычной клумбы в центре, как, впрочем, нет ни огорода, ни теплицы. От дома и до конца сада стоят высаженные в четыре ряда крепкие яблоневые деревья, достигшие самого пика своего роста. Они еще достаточно молоды, но уже могучи и готовы подарить свой самый лучший урожай. Ветви клонятся под тяжестью крупных спелых плодов, и непонятным образом переплетается сладкий запах спелой «коричной» с таким же спелым кисловатым запахом антоновки, запахи, которые никогда не смешивались в прошлой жизни. Только когда падало последнее летнее яблоко, то подступающая осень выкрашивала желто солнечной краской уже другие поспевающие плоды.

В центре сада, рядом с дорожкой, проложенной от крыльца дома и разделившей сад на две равные половины, стоит большой деревянный стол и две лавочки, выкрашенные коричневой краской. Олег садится на одну из них и оглядывается вокруг. Дом почти такой же, как прежде, только нет кирпичного пристроя, а на его месте стоит крепкий деревянный двор, сложенный из некрашеных бревен. Да и сам дом крепок - как будто молод. «Наверное, это молодость дома, или самое начало его зрелости», – догадывается Олег.

 В этот момент  из дома выходит его бабуля. Он узнает ее сразу, самую лучшую в мире бабушку. Он раньше часто думал, глядя на нее, уже старенькую, немногословную и ласковую, что она похожа на тихого нежного ангела. А сейчас он замечает, что и с ней произошло такое же чудесное преображение, как с домом. Вроде бы прежняя: маленькая, седеющие волосы забраны в пучок валиком, и бесконечно добрые серые глаза с темным цветочком вокруг зрачка, но что-то неуловимо изменилось в ее облике…

 На мгновение его озадачивает мысль о том, увидит ли его она, потому что об этом Хранитель ничего не говорил. Но когда она легко, без малейшего намека на мучительные боли в суставах,  радостно улыбаясь, идет прямо к нему, становится абсолютно ясно: «Есть понятие – возраст. Он дает понимание того, как ты жил и каким пришел в данную точку бытия. А есть – прожитые годы. По большому счету это словосочетание не говорит ни  о чем». В сиянии бабушкиных глаз, в счастливом выражении ее лица, в быстрой походке, даже в седеющих волосах ничего нет о возрасте. К нему приближается здоровая, красивая, счастливая женщина, прожившая неполные свои семьдесят три земных года.

Он наклоняется к ней, целует и долго-долго не выпускает из своих объятий.

- А где же мама и папа, - будто опомнившись, спрашивает она.

- Они будут попозже. Это я чуть-чуть поторопился, наверное, соскучился очень – весело отвечает Олег.

- С тобой что-то случилось? – глаза ее становятся тревожными.

- Ты совсем забыла? В той жизни всегда что-то со всеми случается. Только не всегда сразу понятно – плохое это, или хорошее. Вот так, например, и со мной. Сначала я думал, что случившееся плохо, а позже понял, что оказывается, все совсем наоборот. Я тебе сейчас все про нас расскажу,  только ответь сначала – ты, что тут одна? Где дедуля?

- Он здесь со мной и сейчас выйдет. Знаешь, нам тут очень хорошо и скажу тебе по секрету, - она пригибает его голову и радостно шепчет ему на ухо, -  ты не поверишь, я никогда там не слышала от него каких-то особенных нежных слов, он просто всегда очень заботился обо мне и считал, что главное, это дела. А сейчас он постоянно говорит мне что-нибудь очень-очень хорошее и смотрит такими влюбленными глазами…

- Вы невнимательная девушка, Маргарита, - улыбается ей Олег и снова ласково поцелует ее в щеку, – он всегда смотрел там на Вас именно такими глазами.

И будто почувствовав, что речь идет о нем, из дома выходит невысокого роста, но очень крепкого телосложения с роскошной копной белоснежно кудрявых волос и мягкими ямочками на щеках улыбающийся семидесятидевятилетний красавец.

- Олежка, ты тут откуда? – почти без удивления весело кричит дед и быстро направляется к ним.

- Я тут, дедуль, из космоса.

- Ты стал космонавтом? – озорно прищурившись, спрашивает дед.

- Нет. Я стал звездным воином, - в тон ему отвечает Олег.

- Это, наверное, опасно? – опять тревожится бабуля.

- Где же ты видишь здесь опасность? Разве ты не чувствуешь, что кругом только счастье, радость и благодать? - будто удивляется Олег.

- Конечно, я только это и чувствую. Но, ты же сказал – воин.

- Это, как почетный караул, - вмешивается в разговор дедуля и при этом незаметно подмигивает Олегу, – он просто должен быть - и все.

- Откуда ты знаешь? – недоверчиво переспрашивает она.

- Когда мы, ветераны войны, здесь встречаемся, а знаешь, Олеж, мы ведь тут тоже встречаемся, только нас стало гораздо больше, то нам говорят, что мы воины запаса. Так что если для представительности какого-нибудь «мероприятия» нужно будет увеличить количество воинов в карауле, то мы тут, как тут, не сомневайся, – и он снова незаметно подмигивает.

А Олег и не сомневается. Он теперь твердо знает, что случись великая битва, его дед, прошедший вторую мировую с первого до последнего дня; чеканивший твердый молодой шаг по заснеженной ноябрем брусчатке  Красной площади в сорок первом; прошедший по ней же шестьдесят лет спустя после великой победы, сжимая руками слабеющие руки своих товарищей, чтобы не дрогнули солдатские ряды, встанет вместе с этими товарищами на защиту их общего доброго мира по первому же зову.

- А так, я при Маргарите, - беззаботно продолжает дед, – ей без меня скучно, – и при этом он смотрит на нее бесконечно влюбленными глазами. 

- Знаешь, Олежка, мы здесь совсем  не одни, - и бабуля указывает рукой в сторону дома, от которого по тропинке к ним идет стройная темноволосая женщина  на вид почти ровесница самой бабули, только заметно выше и красота ее ярче  – это моя мама, а твоя…

Но он уже узнал свою прабабушку – ее фотография все время стоит в доме. Она пристально всматривается в Олега, но постепенно напряжение во взгляде сменяют тепло и любовь, и она со словами: «Хороший, какой хороший мальчик!» ласково обнимает Олега. Ему тоже очень нравится эта красивая, сильная и мудрая женщина. В ней чувствуется необыкновенный стержень, который помог ей, еще совсем молодой девушке, выстроить этот дом, объединявший потом и в праздники и в дни, когда приходили беды, многочисленную родню. И гордо пройти свой нелегкий жизненный путь, преодолевая тяжкие испытания, всегда и всем помогать и ни у кого ничего не просить.

Тем временем дедуля начинает обходить сад. Он всегда его очень любил, но особенно он любил землю, пронеся эту любовь из босоногого деревенского детства через всю жизнь. А бабушки достают откуда-то пяльцы и начинают вышивать.

- Олеж, а у тебя там была девушка? – немного смущаясь, спрашивает младшая бабуля.

Он задумывается ненадолго.  Это было так давно и так не с ним, что вспоминать  об этом совсем не хочется.

- Не помню. Зато она есть у меня сейчас – и он протягивает им раскрытую ладонь, на которой медленно вращается улыбающаяся Уланулуна.

- Хорошая, очень хорошая девочка, - говорит старшая бабуля.

- Да… - вторит ей другая.

Олег тем временем с интересом наблюдет, как  ловко ложатся веселые крестики на канву у старшей, а из нежного атласа глади рождается необычный рисунок у младшей. Он знает, что вышивают и его мама и сестра. Эта традиция уже давно передается по наследству у женщин его семьи.

- А что вы делаете с этими вышивками? - спрашивает он.

- Обычно дарим, когда ходим в гости, но иногда получается такой красивый узор, что нам дают маленький белый поясочек, и мы вышиваем этот узор на нем. А потом отдаем его обратно.

- А почему нельзя вышивать удачные узоры много раз? – Олег уже догадался, о каких поясках идет речь, и его переполняет гордость.

- Не знаем…, но только каждый красивый узор можно вышить лишь на одном поясочке.

«Эх, милые вы мои бабуленьки, - думает Олег, вспоминая огромные глаза Уланулуны, - вышиваете вы здесь красивое человеческое счастье, и даже не догадываетесь об этом. Потому только один раз и можно, что оно неповторимо, это счастье.

- Только ты знаешь, что, Олеж, - как-то и ласково и одновременно строго говорит ему младшая бабуля, – ты, пожалуйста, не повторяй дедулиных ошибок, и не забывай говорить своей девушке самые нежные слова.

- Будет сделано! – браво чеканит Олег любимую дедулину фразу, которую тот произносил каждый раз, когда его просили о помощи.

Он отходит в сторону и ненадолго задумывается, а потом шепчет:

«Без объятий ласковых я продрог.

Хочешь, ляжет облако у твоих ног.

На котором солнечный ветерок

Принесет любимую на часок.

И в объятьях ласковых в этот час

Будет вся вселенная лишь для нас».

Слова получаются простенькими, а мелодия - трогательной. Он  представляет, будто песенка превращается в райскую птичку, и отправляет ее по каналу связи к далекому оранжевому светилу, на незнакомую ему планету с таким уже родным именем Сольт.

Конечно, никакой птички не было, но песенка быстро долетает до Уланулуны, и он слышит ее удивительный соловьиный смех, а потом и ее голос:

- Ты все время рядом со мной.

- Ты тоже все время со мной… - отвечает он ей.

Они еще долго сидят и разговаривают о том, как жили в той жизни и как живут теперь. Собираются идти в гости и почему-то передумывают. Много смеются. И только на один случайно заданный им вопрос: «А кроме того, что вы все здесь просто счастливы, у вас есть какое-нибудь важное дело?», он получает короткий и очень серьезный ответ: «У каждого из нас здесь есть свой смысл». И он чувствует, что никто не откроет ему свое сокровенное.  Впрочем, про своего деда и бабуль он и сам уже все понял. Или не все? И есть что-то еще, кроме…

Олег знает, что его очень ждет еще один мир – маленький украинский хуторок на опушке большого леса, откуда ходил пешком в соседнюю деревню его прадед, чтобы учить там сельских ребятишек грамоте. А дома, с утренней зари и до глубокой ночи погруженная в тяжкие крестьянские дела, его дожидалась хрупкая голубоглазая женщина, до конца жизни прятавшая от людских глаз тонкие изящные кисти своих рук, чтобы никто не смог угадать в ней благородную кровь правнучки турецкого князя. Ее прабабушку украл когда-то во время очередного вояжа за турецкой добычей лихой казацкий атаман, а, вернувшись, сделал своей женой. И эта княжеская кровь, текущая в жилах  у прабабушки Олега, не сулила ей ничего хорошего в то непростое послереволюционное время.

 Он уже решает отыскать этот мир, но голос Хранителя призывает его срочно прибыть по каналу связи на уже известную Олегу заснеженную планету.

 

 

 

 

 

35.         Радость встречи

 

 

Удивительное это событие заставляет радостно забиться его несуществующее сердце. Олег испытывает радость от встречи, не смотря на то, что не было разлуки. Радость увидеться вновь, не смотря на то, что никогда еще не видел прежде. Радость снова находиться рядом, хотя  никогда рядом не был.

Но сначала одинокий ветер медленно гнал по белому безмолвному полю снежную поземку, закручивая ее в короткие затухающие спирали. Большая голубая луна выныривала из-за облаков и, как заправский пловец, снова ныряла в перевернутый океан неба. «Место, где покоится вечный сон живой природы», - подумал тогда Олег, хотя он уже давно подозревает жизнь абсолютно во всем, просто проявления ее представляются ему теперь различными. Но почему-то возникло именно такое – земное восприятие действительности.

И вот уже Хранитель ведет его по узкому коридору с горящими по стенам бронзовыми факелами и, распахнув невысокие кованые двери, впускает его в небольшой, похожий на средневековый,  зал с низкими потолками.

…Они стоят у противоположной стены.

Огонь, пылающий в камине, яркими всполохами освещает хорошие добрые лица. Все они разные и, в то же время, абсолютно одинаковые, и этой неуловимой одинаковостью очень похожие на него. Их глаза сияют радостью встречи с тем, кого никогда не видели, после разлуки, которой не было.

Их совсем немного. Олег уже понял, что он здесь двадцать второй, мгновенно почувствовав, что они его братья. И это чувство заставляет забиться радостью их сердца, без слов и объятий рождая в них ощущение великого единения.

- Это Олег, - представляет его Хранитель.

- Олег, - эхом повторяет Олег, и счастье яркими  искрами вспыхивает в его глазах.

- А это Солнечные других планет, - продолжает Хранитель. – Я рад, что у вас есть время, чтобы познакомиться, но печален от того, что его слишком мало, ибо причина нашей встречи, к сожалению, в другом.

Братья по очереди называют свои удивительные имена, и каждое произнесенное имя несет в себе огромный поток информации. Олег мгновенно узнает абсолютно все о каждом Солнечном: с какой он планеты, как прошла там его «земная» жизнь, как случился исход, как протекает в воинствах жизнь эта. Олег просматривает жизненный путь каждого так, будто пред глазами мгновенно прокручивается кинопленка, только видится и запоминается каждый, даже самый несущественный кадр. 

Оказывается, что судьбы у всех сложились по-разному, но каждый прошел через тяжелое испытание, проявил высочайшее мужество, сохранив при этом удивительную по силе способность дарить радость. Олег уже в который раз думает о том, что его собственная история, пожалуй, самая простая и негероическая по сравнению с остальными. И уже в который раз он задается вопросом, за что здесь он.  «Не за что, для чего, - уже привычно поправляет он самого себя.

- И твоя судьба могла бы сложиться совсем иначе, - слышит он обращенный к нему голос Хранителя, – но в любом испытании ты все равно оставался бы самим собой, ты просто не умеешь по-другому. Однако, сложилось так, как сложилось. Дело не в судьбе. Причина в силе духа, мудрости и оптимизме, которыми ты обладаешь. Это слабо проявляется в земной жизни и не сильно выделяется среди других людей. Мы можем чувствовать это только отсюда и только здесь это по-настоящему применимо. Закрой этот вопрос навсегда - другие уже давно все обдумали и приняли решение. И, поверь, что решение это правильное.

…Бегут быстрые минуты. Как же им хорошо вместе, братьям. Им так здорово вместе. Совершенно непонятно, как происходит их общение. Говорят взгляды, дополняют мысли, завершают слова. Они вновь проходят жизненными дорогами каждого, подставляя в трудные минуты испытаний крепкие дружеские плечи. И дорога каждого становится их общей дорогой. И каждый, вспоминая свое прошлое, вдруг ощущает, как помогало ему тогда это сегодняшнее братство – братство рождающееся сейчас. И становится понятен еще один, пусть небольшой, но все-таки важный источник силы, укреплявший  их вчерашнее мужество. И рождаются в глубине души Олега слова: «Когда ты не боишься бороться в одиночку, ты никогда не будешь одинок.  Только ты обязательно должен быть на стороне Добра».

Но если Хранитель сказал, что времени мало, значит, так оно и есть. Только он смотрит на них как-то уж очень пристально, от чего Олегу приходит в голову фантастическая мысль, что возможно сейчас Хранитель только для них превращает мгновения в несколько больший промежуток времени. Олег думает об этом, шутя,  а Хранитель загадочно улыбается.

« Теперь о том, - уже без улыбки произносит он, – что явилось причиной вашей неожиданной встречи и, вместе с тем, давно ожидаемого знакомства. Конечно, не так должны вы встречаться, точнее, не только по такому поводу. Но в наших силах отдалить конец бесконечности, а это значит, что все хорошее у вас еще впереди.

Я собрал вас здесь по причине чрезвычайной. Случилось то, чего не было уже так долго, что пыль тысячелетий покрыла память об этом прискорбном событии. Покрыла, но не позволила о нем забыть. И мы хорошо помним, как когда-то вошло в нашу жизнь предательство. Вы знаете, что предыдущий опыт не дает ничего, кроме прочно выстроенной защиты, и что каждый раз все происходит по-другому.  Вот и сейчас нам стало известно о том, что в рядах защитников Добра появился предатель. Пока не ясно, кто он и где находится, но сказанное абсолютно достоверно.

Зло готовит Вселенскую битву - мы знаем об этом давно, а сейчас велено довести это до вас. Еще не понятно, какой она будет, но они готовятся очень серьезно. Предчувствуя это, стонет вселенная, и отголоски этих стонов делают и без того сложную жизнь на планетах непосильно тяжелой и духовно порочной.

У каждого из вас теперь будут достаточно непростые функции, потому что враг может быть где угодно: на планетах, в космосе, в воинствах. Известно только то, что он точно есть, и всем поставлена одна единственная задача - найти его.

Вы скоро вернетесь в свои воинства, которые без объяснения причин полными составами собраны на родственных планетах, и каждый из вас скажет себе, что враг среди его братьев. Я понимаю, как это тяжело, почти невозможно. Но вычеркнем из сказанного мною долгие «почти не», и услышим только короткое «но». Только будучи уверенным в том, что в черной комнате есть черная кошка, можно ее там отыскать.

Самым трудным для вас будет подозревать врага в своих братьях. Это все равно, что не поверить самому себе. Так не может чувствовать человек, но так сможете вы. И кто-то обязательно  найдет предателя. Мы понимаем, как невыносимо тяжело ему  станет, но он порадуется тому, что легче окажется всем остальным. Это высшее состояние счастья – ощущать чужую радость, как свою, понимая, что за нее ты заплатил своим горем».

«Очередной постулат Хранителя» - думает Олег.

« Не время для сочинения формулировок» - думает в ответ ему Хранитель.

- Сейчас вы войдете туда, где собрались все те, кто отвечает за судьбу вселенной, и встретитесь с Великим Хранителем энергии. Могут рассыпаться галактики, взрываться звезды, черные дыры поглощать пространства, но если возникнет необходимость остановить эти процессы, в этом месте окажется  он и  «заштопает» прореху вселенной. Если на время угаснут источники силы на планетах, он всегда поддержит нас  своей силой. Его энергия – наша опора в трудную минуту.

 « Как неприкосновенный запас Родины»,- проносится в голове у Олега.

«Верно, но не отвлекайся», - проносится в ответ со стороны Хранителя.

- А сейчас он отдаст нам часть свой энергии для того, чтобы помочь в решении поставленной задачи. Я достаточно хорошо объяснил?

- Мне не совсем понятно, - Олег не сразу решается задать этот вопрос.

- Что? - не смотря на ограниченность во времени, чувствуется, что Хранитель считает необходимым отвечать на все возникающие вопросы.

- Я слышал, что Несущие разум могут заглянуть в душу каждого. Разве нельзя проверить всех: и нас, и наши воинства, и остальных? – он задает этот вопрос, и уже чувствует, что все остальные давно знают ответ. Но Хранитель, тем не менее, терпеливо разъясняет:

- Ты тут недавно, и не было еще надобности сказать тебе об этом. Дело в том, что существует Кодекс воина, по которому нельзя открыто выражать им свое недоверие. Это ты, привыкший к незащищенности, перенесешь все с пониманием. А они твердо знают, что никогда не предадут, и эта абсолютная уверенность в себе поддерживает в них источник силы. Если хотя бы на секунду они почувствует, что усомнились в их честности, то могут погибнуть, как воины, потому что угаснет этот источник.

Поэтому я сказал, что каждый из вас будет думать, что предатель именно его брат, зная какая это тяжелая, но все-таки посильная для вас задача. Почти, как лава Монтэгэро. Но это для тех, кто там побывал, - произносит Хранитель, глядя только на Олега, – иначе то безграничное доверие, которое вы привыкли испытывать к воинам, не позволит вам получить истинную информацию, тем более, что сигналы, которые исходят от предательства, могут быть почти неуловимы. Для обострения ощущений и будет сейчас дана особенная энергия. А Несущие разум  уже попытались незаметно использовать свое возможности. К сожалению, без того, чтобы посмотреть  каждому в глаза, это оказалось невозможным.

И Олег вспоминает про тот последний несостоявшийся бой, точнее про бессмысленность долгой дороги к нему. Вот, оказывается, в чем был скрыт тайный умысел - он давал возможность Несущим  разум проверить  все воинства голубых планет. А еще он понимает, что подобную проверку прошли и все остальные воинства вселенной.

 

 

 

 

 

36.          Никогда не знаешь

 

 

«Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда. Даже защищенный прочным укрытием, даже рядом с надежными товарищами, ты всегда остаешься один на один с самим собой».

Огромный и уже знакомый Олегу круглый зал с бесконечными сводчатыми потолками освещается ослепительно ярким светом, исходящим из самого его центра. Свет уходит ввысь и, оттолкнувшись от далеких сводов, падает на отполированные до зеркального блеска белые мраморные плиты пола, 

Но рассмотрел все это Олег, и мысль свою он услышал не сразу. Войдя через высокие кованые двери, его тут же встретил немигающий и пронзительный взгляд одного из тех, чье имя «Несущие разум». И в тот же миг перед его взором вспыхнул стремительный фильм, только теперь он уже имел короткое название «Моя жизнь».

Странное получилось кино, странное и тяжелое. Вроде бы жизнь была беззаботная и легкая: так, только - мелкие промахи, да незначительные ошибки в мыслях, а, больше даже в делах. Тяжело было только, когда рождался, да еще в конце, когда болел и умирал. Но именно эту часть жизни смотреть было и легко и радостно.  Начало – потому, что еще не научился жить с ошибками, а конец – потому, что уже научился жить без них: и в  мыслях, и, главное, в делах…  Мысли, стали светлые, а дела правильные, и кино, соответственно, такое же.

А вот остальная часть сюжета…

Почему же теперь так невыносимо мучают те «незначительные ошибки»? Проходит время, но оно не лечит. Лечат доктора, а время просто идет. И тебя все сильнее начинает изводить чувство вины за сделанное не так и не сделанное, как надо.

Зато, как безудержно хочется теперь быть нужным и полезным, и как счастлив ты этой своей полезностью. И как нравится отдавать все силы и всю душу на то, чтобы было лучше для жизни той и в жизни этой.

…Очнулся, как от глубокого сна. Вокруг все по-прежнему, только уже с теплотой смотрят на него и солнечно лучатся строгие глаза. А на душе снова светло, как в этом огромном круглом зале с бесконечными сводчатыми потолками.

Вот тут-то, как раз, и шепнула ему одна мудрая мыслишка: «Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда».

Олег обводит взглядом огромное пространство зала. Собравшиеся стоят вдоль стен. Они серьезны, и взгляды  их прикованы к необыкновенным переливам  света.

Он видит могучих воинов. Их белые плащи отливают сталью отваги и золотом доблести. Они равновелики друг другу необычайной своей красотой мужества. Оно во всем: в орлиных изгибах бровей, в благородстве и воле профиля, в гордости и решительности осанки, в бездонности мудрых глаз.  В этих глазах есть и доброта и любовь, и сострадание, но, все-таки,  больше всего в них мужества.

- Это Хранители жизни на планетах, - поясняет ему  знакомый голос.

- Но, почему же они  - воины? Я всегда представлял их…

- Потому, - перебивает его Хранитель, - что на планетах идет непрестанная и жестокая битва за первородную жизнь человеческой души. И только обладая великим мужеством можно выдерживать эти непрекращающиеся сражения. И только обладая великим мужеством можно держать в руке оружие справедливости.

- А любовь и милосердие?

- Это есть в каждом из нас. Но поверь – нужно, все-таки, особое мужество, чтобы все время находиться рядом с человеком.

 Олег видит других воинов. Они похожи на первых, но в  чем-то все-таки уступающих их величию.

 - Это помощники.

- А у тебя они есть? – но вместо ответа он просто понимает, где они. – Странно, я их никогда прежде не видел.

- Они общаются с воинами. Ты – только со мной.

Дальше стоят совершенно удивительные создания. Ангелы, совсем не похожие на того нежного юношу, которого он видел однажды, сложили за широкими спинами могучие крылья. Они огромны и величественны. Но Олег не успевает о них подумать - его взгляд уже прикован к седовласым старцам.

«Что такое – красота? – думает он. - Разве может быть красивой женщина, в муках рожающая ребенка, когда лицо ее перекошено болью? Или распластанное на земле тело героя после того, как, обвязав себя гранатами, он бросается под вражеский танк? Но прекрасно рождение человека и каким-то непостижимым образом хороша в этот миг женщина. Но прекрасен подвиг, как и совершивший его герой».

Стоят напротив Олега старцы. В их глазах бесконечность мудрости и неизлечимая боль сострадания. Нет, воздух вокруг них тоже пронизан мужеством людей, прошедших тяжкий путь страданий в своей земной жизни, а теперь принявших на себя страдания несчетного числа человеческих судеб. Но в  их седых волосах, в бороздках глубоких морщин, в согбенности плеч, несущих тяжелую ношу, навеки поселились и излучают особенный свет именно мудрость и сострадание. И настолько прекрасны они этим своим смиренным подвигом молитвенного радения за каждого человека, что глаз не отвести.

Олегу хочется получше рассмотреть и всех остальных, но в этот момент в сиянии возникает Серебряный. Капюшон его спадает, и ложатся на могучие плечи длинные блестящие кудри, будто тысячелетия превратили их в сверкающее серебро седины. Черты лица и впрямь крупные, но правильные и благородные, а взгляд проникает глубоко в душ каждого. Он совершенно непостижимым образом оказывается повернут одновременно ко всем, стоящим в зале, потому что каждому кажется, что именно в его глаза смотрит парящий в сиянии.

 «Вот, оказывается, кто ты, Великий Хранитель энергии», -  понимает Олег. 

А Великий Хранитель, между тем, начинает медленно вращаться, и энергия, исходящая от него становится осязаема. Постепенно от каждого из них в виде ярких золотых нитей начинает отделяться их собственная энергия. Энергия Хранителя сплетается в серебряные ленты, которые, переплетаясь с золотыми нитями, вяжутся в пространстве таинственные вензеля. А, спустя некоторое время, они вспыхивают, и зажигаются перед всеобщим взором огненные знаки, складываясь в Алгоритмы Вселенной.

Все присутствующие считывают знание, сложенное из множества знаний каждого и даденного им еще свыше. И приходит понимание того, что на какое-то время для них всех становится открытым то, что обычно разделено и доверено каждому необходимой только ему частью. И еще возникает ощущение обретения новых и пока еще непонятных возможностей.

Олег, читая сокровенные письмена, все-таки успевает подумать о том, что жизнь бы отдали настоящие ученые за прочтение этих формул, которыми прописано и счастье, и страдание, и любовь. Которые объясняют и тайну сознания, и тайну чудес, и тайну мироздания и много еще чего…

- Необходимое знание людям посылается, - вновь слышит он голос Хранителя, – только отчего-то нет веры тем, кто правильно улавливает посланное.

- Да, - мысленно отвечает ему Олег, – вера - основа всему: любви, знанию, силе.

- А, главное, началу вечной жизни, - соглашается с ним Хранитель.

Вспыхивают последние письмена, и вот уже, наконец, прочитаны все Алгоритмы. Великий Хранитель замедляет свое вращение. Он внимательно смотрит в глаза каждому, будто проверяя, до конца ли понято сокровенное. А потом письмена разом гаснут.

Нет красивых слов, точных разъяснений, подробных напутствий. Только открыт сияющий портал,  и ясно, куда лететь, о чем думать и что делать. А еще ощутимо, как мало у каждого времени, и как реальна для всех опасность, и как она близка.

Ослепительный свет растворяет в себе Серебряного. Пропадает осязаемость его энергии, и открываются многочисленные высокие двери, выпускающие каждого в бескрайний космос, каким-то непонятным образом минуя длинные коридоры, с зажженными по стенам старинными бронзовыми факелами.

 

 

 

 

 

37.         Пирамида

 

 

Как нужна ему сейчас всего одна минута, самая обыкновенная - земная. Кто там полцарства за коня обещал? Он сейчас за эту самую минуту половину вечности бы отдал, чтобы даже не самому, чтобы только она смогла услышать его голос. Но нет этой маленькой минуточки, а есть только «связь» - мгновенное перемещение в пространстве. «Что же ты, «технический прогресс» тут таких высот-то достиг!» - с грустной иронией вздыхает Олег.

И вот уже возникает перед его глазами могучее и бескрайнее, как море, войско. Оно тяжелым фиолетовым пламенем растеклось по необъятным просторам планеты с ласковым именем Лавдия. Только воздух на этой планете сейчас дрожит от того, что соприкасается с невероятной силой. Что воздух, кажется, что сама планета сжалась под гнетом непосильной ноши.

- Ты уж потерпи, миленькая, вот…, - и никак не произносятся страшные слова. Олег собирает всю свою волю, да разве только волю, все, что можно собрать, всю энергию до последней капли собирает он в «железный кулак», – вот найду … предателя, и тогда отдохнешь»

Стоят перед Олегом братья. Каждый – часть его самого: его души, его веры, смысла его существования. А как можно лишить себя части? Как отделить ее, какими клещами оторвать?

«Ты здесь, и я тебя найду! - заставляет себя Олег произносить жестокие слова. – Я тебя обязательно услышу!»

Но слышит он совсем другое.  Страх. Не свой.

Он слышит страх воинов. Он чувствует, как тот коварным лазутчиком забирается в воинские души. Он, страх, и при той-то жизни  не очень был им знаком, и никогда не определял их сущность, а уж здесь они и совсем забыли о его существовании. И вдруг, неведомо откуда взявшийся, он входит в них, и его становится так много, что мужество и доблесть неожиданно остаются в меньшинстве, проигрывая неравную битву. Воины отчаянно пытаются сопротивляться, но неведомая мощная сила будто насосом продолжает закачивать в них это чувство.

- Мы скоро перекроем эти каналы, нужно только недолго продержаться, - слышит Олег голос Хранителя. - Попробуй дать им свое бесстрашие.

 Олег мгновенно делает то, что велит ему Хранитель. Он легко отделяет бесстрашие от себя, но оно никак не может войти в воинов, будто назван неверный пароль, и вход в их души остается закрытым. И тогда он принимает решение. Он не знает, верным оно окажется, или нет, но он принимает именно это решение, и делает то, чего раньше не смог бы сделать никогда.

 Что ваш страх? – яростно кричит Олег, и вздрагивают отважные воины. - Узнайте, каким он бывает.

И он тоже впускает в них страх, но уже другой, тот, что возникал у людей, шедших на смерть за веру. Это дается ему легко, потому что Зло не замечает подмену. Он посылает воинам страх тех людей, что горели на кострах за своего Бога и, не важно, правильно они видели Его или по-своему. Главное, что они его любили до такой степени, что огню было подвластно только их тело, вера же оставалась неопалимой. Только этот страх не может приходить отдельно от других составляющих души, потому что не он владел ими тогда. Он был ничтожен, и сейчас он затягивал за собой совершенно иные чувства. А этих «иных», оказывается гораздо больше, и они несравнимо сильнее. И постепенно воинам возвращается абсолютное презрение к страху, несгибаемое мужество, непобедимая сила духа, непоколебимая вера в правду своего предназначения и непреклонная уверенность в общей победе. Эти чувства множатся, и для страха остается все меньше места.

Но Олег кричит снова:

- Что ваш страх! Узнайте, каким он может быть.

И он заменяет чуждый им страх на страх человека, выносящего из огня ребенка, или страх летчика, уводящего пылающий самолет дальше от жилых кварталов, или страх солдата, закрывающего своей грудью амбразуру вражеского дзота…

 Много в той жизни страха у человека. Но есть и великое мужество, делающее этот страх  ничтожным и рождающее поступки, имя которым – подвиг.

И все меньше места остается в воинских душах для чужеродного им чувства. И вот уже они сами вступают в бой и громят врага на поле битвы своей души.

 Наконец Зло осознает свою ошибку, но уже слишком поздно что либо изменить. И оно оставляет тщетные попытки.

А  вслед за этим закрываются каналы проникновения.

- Это только начало, - слышит Олег голос Хранителя, – они будут предпринимать что-то еще, ибо близится Вселенская битва. Сейчас Зло всеми возможными способами пытается умалить силу и дух наших воинств. Другие Солнечные одновременно с тобой тоже вступили в противоборство и справились со своей задачей. Потеряли мы только одно воинство, и случился его печальный исход. 

При этой мысли боль, будто скальпель хирурга, рассекает сердце Олега, впуская в него безмерную печаль, но он заставляет себя подумать о том, в каком светлом месте залечат раны великие воины. Он вспоминает, как прекрасно это место, у него даже получается порадоваться, представляя, как обретут покой измученные герои. Но больше всего он желает им только одного: чтобы никогда не переставала их тревожить тихая не отпускающая тоска,  дающая им надежду на то, что когда-нибудь они обязательно смогут вернуться…

- А Солнечный? – спрашивает он.

- Он сильно пострадал, но быстро восстановит свою силу и будет собирать новое воинство.

- Я помню, Добро никогда не остается без своих защитников.

- Не  забывай еще и о том, что наша важнейшая задача - любой ценой сохранить Конец Времен! -  на этом голос Хранителя умолкает, и Олег вместе с воинами погружается в блаженство для того, чтобы восстановить их истраченные силы. Только энергию этой планеты брать уже нельзя, и он начинает отдавать им свою.

Впервые блаженство не дарит ему привычную радость, не освобождает от тревоги, не ласкает покоем, не дает счастья общения с братьями. Наоборот, оно несет Олегу колоссальное напряжение, пребывая в котором он пытается почувствовать враждебное, инородное чье-то естество, нареченное страшным именем -  «предательство».

Но все спокойно. Все, как всегда. Мирно отдыхают воины, и он чувствует, как восстанавливается их сила, и ничто не тревожит их покой.

- Он здесь, здесь предатель, вот он, вот, слышишь? – ни на секунду не позволят себе расслабляться Олег, – ну вот же, вот, вот…

И неизвестно, что выдержать труднее: когда впервые наваливается на тебя своей мощью лава Монтэгэро, или, когда  ты сам взваливаешь на себя непосильный груз недоверия к тем, кто есть ты сам. И продолжается бесконечное, разрывающее душу ожидание: «Ну, где же ты, где, где…»

И вдруг!

 Очень тихо. Тише, чем лунный свет касается уснувших лепестков фиалки, и вместе с тем больнее, чем трехгранный гвоздь, вбиваемый в запястье во время распятия, он слышит безмолвный звук, ощущая нестерпимую боль, и понимает каждой мельчайшей частицей своей необъяснимой души – вот оно, случилось!

Неуловимо, бесшумно и неосязаемо отделяется от их общей энергии  небольшая ее часть.  Олег еще сильнее напрягает свою душу – да! Там, за границей их общности кто-то есть, и этот кто-то – враг. И еще он чувствует, как силен этот враг, как подконтрольна ему обстановка внутри воинства. Противник искусен и осторожен - просто, он немного ошибся, когда «выходил». Или ему не повезло, и «скрипнула самая маленькая половица», а Олег смог это услышать.

 И тогда он снова совершает невозможное, точнее то, чего никогда раньше делать не умел. Он отделяет от себя большую часть своей энергии и оставляет ее в воинстве, чтобы не нарушить баланс и не лишать воинов источника силы.  А малой своей долей он отрывается от фиолетового моря, сохраняя энергетический облик. Прямо перед ним на фоне бесконечного звездного неба возвышается прекрасная в своем величии огромная пирамида Сигурда, закрывая собой значительную часть горизонта. У ее подножия растекается бескрайнее фиолетовое море, и его отсветы выкрашивают основание пирамиды густо фиолетовым.

 Олег замечает, что фиолетовый цвет начинает очень быстро подниматься по пирамиде вверх. И вот  она уже  фиолетова наполовину, а на ее вершине  вспыхивают два  тонких огненных луча такого же фиолетового цвета и, стремительно увеличиваясь в размерах, уносятся  в бескрайние глубины космоса.

На самом деле все произошло мгновенно, и также мгновенно разглядел Олег на вершине могучую огненную фигуру. Человек стоит к нему спиной и протягивает к небу сильные руки. И  уходит в неизвестность из раскрытых его ладоней отбираемая у воинов энергия.

И человек этот - Сигурд.

«Молчи вселенная! Знаешь ли ты, что такое горе? Чувствуешь ли, что такое потеря? Все ты знаешь, и все ты чувствуешь! Тогда раздели мой гнев и умножь мои силы!» - может быть эти слова слились в звериный рев, а может, не было никаких слов, и даже мыслей никаких не было, когда  Олег стремительной огненной птицей взмывает на вершину пирамиды и скидывает с нее Сигурда, предотвращая тем самым  неминуемый исход своих братьев.

Но в самый последний миг бывший товарищ поворачивает голову, и Олег видит, с какой ненависть смотрит он страшными глазами черной птицы. Той самой, что осталась недобитой в сражении за Зашторенный мир. А еще он успевает позвать Хранителя. Он знает, что тот появится здесь мгновенно, но чувствует, что не хватит ему совсем малой доли этого самого мгновения.

Падая, они вступают с жестокую схватку, и каждый из них пытается разрушить энергию противника.

Враг неимоверно силен. Олег чувствует это и понимает, что сильнее был бы он сам, если бы не оставил большую часть своей энергии в воинстве. Он пытается нарастить ее, но слишком быстро бегут стрелки мгновения. И вот он ощущает, как тяжелеет его душа и по белому ее мрамору уже бегут тонкие трещины…

Но происходит чудо.

В самый последний миг, когда уже казалось, все потеряно, враг внезапно ослабевает, от него отделяется что-то бесформенно черное, похожее на уродливую птицу с изломанными обвисшими крыльями, и безжизненное «это»  тут же принимает в себя космос, навсегда унося в свою бесконечность.

И возникает из связи Хранитель. Он опоздал совсем немного. Но Олег уже не видит его.

Никогда не забыть Хранителю, как стоял на коленях Олег перед несчастным сгорбленным стариком с тоскливым умирающим взглядом и горько плакал. И отражались в его слезах воспоминания о том, как могучий Сигурд назвался его проводником и старательно объяснял Великий Порядок, как заслонял своей широкой спиной, спасая от огненных пирамид, как вызволял из плена Зашторенного мира. И как уже потом  сам Олег возрождал силу друга, ныряя в кипящие жерла вулканов. И еще увидел Хранитель продуваемое суровыми ветрами снежное поле в Норвегии и тесно прижавшихся друг к другу могучих воинов, и почувствовал их разделенную на двоих тоску о прекрасной и преданной  женщине Герд.

…Неслышно возникают два скорбных ангела. Они  молча берут под руки безжизненное тело и снова исчезают. А вслед за ними, не проронив ни слова, исчезает Хранитель.

Остается безмолвная потухшая пирамида, вздыхающее фиолетовое море, и Олег, истекающий печалью.

Но внезапно у него внутри ярко вспыхивает светлый огонь, и входит вместе с ним вера. Она прогоняет печаль, высушивает слезы, успокаивает душу.

- Сигурд не предатель! - твердо решает Олег, и понимает, что уже ни что во вселенной не сможет больше поколебать эту веру.

- Сигурд не предатель! – как эхо слышится голос Хранителя, а следом и  он сам возникает из связи.

- Я знаю, - спокойно отвечает Олег.

Хранитель подходит к нему и протягивает руки со сложенными вместе ладонями.

- Это тебе, - тихо произносит он, - сохрани ее.

 Он разжимает пальцы, и на ладонь Олега падает теплая капля.

Олег смотрит, как светится прозрачная и горькая, как слеза несчастного ребенка, последняя кроха великой души Сигурда.

- Я смогу возродить ее? – тоскливо и почти без надежды спрашивает он.

- Ее лишком мало, но…, кто знает, может когда-нибудь… - задумчиво отвечает Хранитель. –  А пока пусть она будет частью тебя.

И Олег уже чувствует внутри себя эту огненную искру, и приходит ощущение, что Сигурд рядом. Он молчит, его брат, не может быть сильным и помочь в трудную минуту, не может разделить горе Олега и поделиться радостью. Но он, Олег, может разделить горе друга и поделиться своей радостью. И он, Олег, может искать тот путь, который приведет к возвращению товарища. А Сигурд должен на него надеяться. И не нужна вечная память, а нужен лишь небольшой в масштабах вечности отрезок времени, что бы когда-нибудь снова сказать: «Я так рад видеть тебя, брат». И Олег, точно знает, что так будет – иначе, зачем искал его Хранитель тысячи лет на разных планетах!  

 

 

 

38.         Рокерра

 

 

«Удивительное это творение – человеческая душа, - Хранитель начинает свое повествование неторопливо – будто продолжает недавно начатый разговор. - Разной видится она человеку. Можно представить ее и так: каждому при рождение даются чистые листы, а потом человек сам вписывает  в них свою жизнь, всю, до мельчайших подробностей. Он заносит туда не только свои слова и поступки, он отражает там свои радости и страдания, мысли и мечты. А потом, когда человек оказывается у Великих Врат, ему предъявляется эта книга - книга его собственной жизни, написанная им самим.

И очень удивляется тогда человек. Разве это он? Разве так он жил? Разве так он думал и поступал? А если даже и так, то почему казавшееся когда-то нужным и верным, теперь видится ничтожным, мелочным и напрасным? И как редко вспыхивают божественным светом буквы, и складываются в правильные слова! А иногда они загораются уж совсем не там, где ожидал их увидеть человек. И становится стыдно, и становится страшно, но нет уже возможности для горького покаяния.  И остается только одно - услышать Решение.

Более чем достаточно отпущено человеку времени в той его земной жизни. И не брошен он там, не одинок. Посылаются ему на пути добрые люди и светлые мысли. Нужно только потрудиться увидеть и услышать. И столько сил отдаем мы в борьбе за человека, но вот если бы только мы…

За десять лет до твоего рождения на вашей планете родился мальчик. И было это событие для нас очень долгожданным, и в который раз появилась надежда, что, наконец-то, воинства голубых планет обретут своего Солнечного. Его способности были необычайно разнообразны, а по силе они  не уступали твоим. Но я говорил тебе когда-то, что Зло ведет на вас неустанную охоту, вступая в жестокую битву с нами. И надо честно признаться, что на планетах оно часто выигрывает. Это в космосе все проще. Здесь мы, безусловно, сильнее. Но в той жизни даже небольшим числом оно способно творить огромные беды.

- Да, не все так просто в той жизни, - уже в который раз думает Олег.

«Зло не допускает рождения Солнечных или  уничтожает их необыкновенные способности, - продолжает тем временем Хранитель. - Часто оно уводит их из жизни раньше, чем эти способности достигают необходимой силы. Но в этот раз произошло страшное! Все, что было нами заложено, и на что мы надеялись, стало обращено против нас. И вместо того, чтобы нам получить своего Солнечного, силы Зла получили своего Сумрака. От  прочих Темных его отличает особое знание и тонкое понимание человеческой души.

 Только, видишь ли, какая загадка бытия. Способности то у вас при рождении были равные, а вот прожитая жизнь разная…

Он был очень сильным, придя сюда. Я находился рядом, когда его вели по защищенному коридору, и еще неуправляемая энергия выбивалась за его границы. Я смог в полной мере оценить эту силу. Но ты пришел сюда  гораздо более сильным, как сильнее ты и сейчас. Теперь ты уже сам понимаешь, в чем кроется разгадка этой тайны и неоспоримое доказательство нашей правоты. Если по жизни человека ведет Добро, то он всегда будет сильнее, нежели когда его ведет Зло!

- А кем он был в той жизни, и как его зовут? – спрашивает Олег.

- То его имя тебе знать ни к чему – прошлое уже никогда не соединит вас. Теперь для вас существует только настоящее. Хотя однажды вы все-таки оказались тогда рядом.

- И что произошло?

- Ничего, у обоих просто заболела голова.

- Да в той жизни у меня голова и болела-то всего раза три. Нужно попытаться вспомнить.

- Не стоит тратить время на пустое - тебе это ничего не даст. Гораздо важнее для  тебя знать его сегодняшнее имя. Он назван жестким именем Рокерра. Ты спрашивал, кем он был? Сыном своих родителей. Помощники Зла сделали все, чтобы его отец стал весьма состоятельным человеком, пройдя для этого страшный путь, загубив много жизней и свою душу.  И сын в полной мере унаследовал образ мыслей и жизни своего отца. Только выглядеть это стало несколько иначе. Изменилось время, а вместе с ним изменились и обстоятельства, и ему уже не нужно было добывать деньги бандитскими методами. Он получил два великолепных образования, одно из которых за границей, и блестяще учился, в отличие от тебя, – при этих словах Хранитель еле заметно улыбается.

- Но… - продолжить Олег не успевает.

- Не твоя вина, - опережает его Хранитель, - тебе не так были нужны простые знания, гораздо важнее для тебя было познание: чувства, люди, жизнь.

- Вот и я всегда так же думал, - во взгляде Олега вспыхивает хитрая искра.

- Отец передал ему в управление свою фирму, и сын существенно преумножил семейный бизнес, но методы все равно оставались преступными. У него не сложилась семья, хотя он был необычайно красив, и девушки влюблялись в него постоянно. Просто он не умел любить. Он умел только добиваться всего, чего желал. А как он ушел? – Хранитель ненадолго замолкает. - Они забрали его, взрастив в нем ту же болезнью, что и в тебе.

- Зачем же так со своим-то? – искренне удивляется Олег -  Не проще ли было бы сбить его машиной? Лучше если «самосвалом». Гуманнее.

- Это их логика. И это уже в прошлом. А в настоящем есть сильный и хитрый враг. И самое главное его качество - это потрясающее умение маскироваться. И способность эта оказалась так значительна, что не позволила без нарушения Кодекса воинов обнаружить его среди нас. А теперь о самом главном. Ты, конечно, помнишь, как я говорил тебе о том, что в бессмысленности боя за твой Зашторенный мир обязательно скрыт какой-то тайный умысел. Сейчас все прояснилось.

- Как вы узнали?

- Еще никто не промолчал, глядя в глаза своей совести.

- Босоногие космические странники,  - понимает Олег

- Когда в том бою Зло почувствовало, что незащищенность Сигурда, сделала его оболочку слабой, то, пробив ее, Рокера смог проникнуть внутрь и затаиться. Поэтому здесь огромная наша вина перед великим воином. Он жестоко сопротивлялся, твой замечательный геройский брат. И та необычная для Сигурда потеря сил - это был результат его предпоследнего боя со Злом  внутри себя.

- Предпоследнего?

- Да, был и еще один. Но до этого ты сам, не ведая того, помог Рокерре добрать силу в вулканах Монтэгэро. А вот уже потом свершился последний подвиг Сигурда.  Он все-таки смог сохранить маленькую частичку своей души. Ей не хватало сил сообщить нам о случившемся, но ей хватило мужества стать той последней каплей, которая перевесила чашу весов в твою пользу, решив исход вашего поединка с Рокерра. От нее и узнали правду Несущие разум, заглянув в угасающие глаза. А та пирамида, Олег, которую построил Рокерра, оказалась совсем непростой. Ее устройство дало ему возможность забирать энергию воинов значительно быстрее, чем он смог бы сделать сам. Если бы ты промедлил хотя бы миг, исход воинства был бы неизбежен.

Олег какое-то время молчит. Теперь он понимает, как абсолютно точно почувствовал враг характер Сигурда, как верно сумел он угадать его поведение и поступки. Он вспоминает, что после боя за Зашторенный мир никогда уже не видел светлых глаз товарища. Свой уродливый птичий взгляд враг спрятал за естественную неловкость мужественного воина, допустившего минутную слабость. А за желание побеждать,  выдавал необходимость постройки пирамиды. Жажда последнего боя, как доказательства своей восстановленной силы, скрывала попытку выведать нужную информацию.

- Да, он, действительно, умен, но почему ты говоришь о нем в настоящем времени. Я сам видел, как уносил космос его безжизненную энергию.

- Ты не мог тогда спокойно оценить ситуацию, а я не успел проверить, что на самом деле с ним произошло. Будем надеяться на худшее для него. Но не забывай – это искуснейший мастер маскировки.

- Знаешь, Хранитель, о чем я сейчас думаю, - и Олег смотрит  на него вопросительно, - если даже для вас таким сложным и коварным становится мир, то может быть стоит поменять отдельные пункты Кодексов? Может быть, их поймут и примут. Только нужно найти правильные слова.

- Может быть... Это уже обсуждается. Но это неблизкое завтра. А  уже сегодня нас ждет Вселенская битва. И она будет совсем непростая. Таких еще не видела вселенная. Прежде это всегда были битвы энергий. Но, наконец, стало известно, что на это раз приготовил противник.

Начинается  Битва Духа. И Зло и Добро каждый неисчислимые тысячелетия преумножали его силу. Сила эта рождается на планетах, накапливается в космосе, а сейчас будет подведен итог. И теперь решится, чей Дух сильнее, чей сможет выстоять.

Но, знаешь, есть еще одна безрадостная для тебя весть: перекрыты все каналы связи, кроме самых необходимых. Вся энергия теперь направлена на победу.

Олег молчит – он обдумывает недавние события, которые теперь видятся ему уже совершенно иначе. А еще он чувствует, как летают вокруг него и никак не могут оторваться, будто ниточками привязанные птички,  грустные его слова: «Милая моя! Ну, если не ты можешь услышать мой голос, тогда хотя бы почувствуй, как нежно бьется для тебя мое сердце!»

 

 

 

 

 

39.         Битва

 

Бесконечен космос, прекрасен и велик. Манит туманами далеких галактик, завораживает огнями близких звезд. Но это только малая его часть. Только та, что открыта человеческому взору. И та материя, из которой он соткан, соприкасаясь с человеком, вызывает в нем лишь легкие озарения в виде гениально зазвучавшей ноты, внезапной очевидности математической формулы, или потрясающей по красоте рифмы.

А еще она рождает в человеке осознание того, что стоит он на ступенях лестницы, ведущей к постижению великой тайны. И ступеней на этой лестнице у каждого ровно столько, что узнать эту тайну он сможет, лишь оказавшись на самой верхней. Об одном только не знает человек – что ступень эта находится уже за гранью звездности и на пороге вечности. И как бы он не старался, какие бы не прикладывал усилия, и сложные инструменты не изобретал, только за этой гранью откроется ему величайшая тайна бытия.

Здесь же, в вечности Олег ощущает материю совсем иначе, да и космос вокруг уже озаряется не только звездным светом.

Олег летит через пространство, окруженный надежным товарищами, и видит, как рядом летят другие воинства, возглавляемые его Солнечными братьями. А впереди, стоя на огненной птице, указывает им путь Хранитель Великого Звездного воинства.

Постепенно пространство открывает невидимые порталы, и из различных пределов мироздания возникают и присоединяются к ним бесчисленные полки под разными знаменами, большей частью Олегу неизвестными. Воины огромны, ибо теперь они равновелики совершенным им подвигам. И вдруг взгляд Олега выхватывает небольшие треугольные флаги войск Дмитрия Донского, а вскоре и развивающиеся красные полотнища с вышитыми на них алыми звездами. И он уже точно знает, что где-то там, в этих крепких рядах идет на Великую битву и его геройский дед.

- Ну, что ж, дедуля, вот мы и встретились с тобой на «веселом мероприятии».

Движутся по коротким светящимся дорогам босоногие странники – Несущие воинам такой необходимый сейчас разум. И оказывается, что их не так, что бы очень много, но какой же великой силой напитывается от них космическая материя.

Как-то разом вспыхивают и уже не угасают ослепительные гни, исходящий от Хижин отшельников, заряжая вселенную молитвенной силой.

Здесь же находятся их праведные братья, так же оставившие из-за великой нужды  родные планеты, и Хранители жизни с этих планет.

Машут крыльями большие и маленькие бесчисленные ангелы…

А надо всей этой пылающей исполинской энергией возвышается ее Великий Хранитель. Он огромен в размерах и от развивающегося его серебряного плаща перекатывается светящимися волнами сквозь необозримые силы Добра горячая жизненная сила.

Но вот наступает такой момент, когда все чувствуют, что двигаться становится все труднее, материя пространства становится гуще и уже отчетливо ощущается мерзкий запах.

Все! Они, наконец, останавливаются. Дальше дороги нет -  дальше только Зло.

Олег уже отчетливо видит в черной безграничности черную несметную силу. Воинства Зла тоже прибыли в это место вселенной.  Но нет привычных вспышек молний, раскатов грома, а есть только их могучее и страшное безмолвие.

 …И очень близко серебрится Млечный Путь, но совсем не радует сейчас Олега эта близость.

Однако, когда он снова обводит взглядом несметные воинства Добра, его охватывает гордость за это великое братство, и в то же время тревожит мыслm о том, на сколько это правильно - подвергать опасности всех тех, кто несет в этом огромном мире ответственность за человека?

- Мы обязательно победим! - слышит он голос Хранителя. – Мы сильнее. Но противник тоже накопил огромную силу, и наш перевес не так значителен, как это было бы необходимо, а значит, стояние будет долгим. И печаль наша сейчас совсем о другом. Ты прав, без присмотра остался на планетах человек, без помощи. Еще немного, и хаос придет в его жизнь. А когда, проиграв в космосе, Зло снова вернется на планеты, то даже ничтожное, в этом хаосе оно будет вершить свой злобный промысел пуще прежнего.

- Так может в этом и заключается их замысел?

- Ты снова все правильно понял.

- А тогда ну ее, эту битву, и будет лучше, если мы быстро вернемся в наши пределы! А эти пусть стоят здесь, сколько их темной душе угодно будет.

- Этого сделать нельзя! -  коротко отвечает Хранитель, и Олег понимает, что все объяснения находится за пределами доступного для него.

Идет время, быстрое в космосе и медленное на планетах. Они терпеливо и стойко исполняют здесь свой долг. И потому, как постепенно отступает Зло, становится окончательно ясно, на чьей стороне сила. Но везде, и на далеких и на близких планетах, уже начинает происходить то, от чего щемит сердце и болит душа. И печальным потоком человеческих слез видится  сейчас Олегу родной Млечный Путь – самая любимая его галактика.

Но наступает день, когда происходит неожиданное. Олег видит, как в кромешной черноте враждебной силы вспыхивают злобные глаза той птицы, что показалась ему недобитой в сражении за Зашторенный мир. Он ни на секунду не сомневается, что это именно он, Рокерра. И тут же приходит отчаянное решение. Он знает, что Хранитель слышит это решение, но молчит.  Олег чувствует, что тот не имеет права сказать «нет», и не имеет силы сказать «да», и благодарен ему за этот короткий миг молчания.

 Олег тут же снимает с Хранителя тяжкое бремя ответственности. Он стремительно вылетает в свободное пространство и сам удивляется тому, как громко разносится в бесконечности его отчаянно дерзкий крик.

- Ну, что Злобная сила, не хочешь поквитаться за своего недобитого заморыша? А, может быть, ты, Рокера, уже отстирал свои маленькие штанишки, и на что-то способен сам?

Вздрагивает черная масса и отделяется от нее огромная сила, взмахивает гигантскими крыльями, выстреливает огненными молниями из отвратительных глаз и стремительно несется прямо на Олега.

Олег, что есть силы, улетает все дальше от своего воинства, уводя за собой противника. Он держится от них на предельно близком расстоянии. А в голове все громче и тревожнее звучит одна единственная мысль: «Только бы получилось. Только бы…»

Чтобы избавиться от тревожных мыслей, он, как привык это делать когда-то, впускает в голову мысли дурацкие. «Что ж, - думает он, – надежды проскочить не так, что бы очень… Но когда-то, мне помнится, мы это уже в прошлой жизни проходили. И ничего, как-то ведь все, в конечном итоге, образовалось. Лучше бы мне подумать о том, чем я там займусь, если прилипну. Вот! Стихи могу сочинять. А поскольку делать я это буду целую вечность, то и название у них будет прекрасное: «Вечные стихи». Кому-то такой статус за огромный талант присваивается, а мне за продолжительность написания перепадет. Зато слушателей у меня будет -  хоть отбавляй. Вон их сколько на литературные чтения торопятся, - и он снова всматривается в несметные полчища преследователей. - Они еще пожалеют, о том, что напросились. Уж я их там своим талантом в покое не оставлю – на черные стены полезут! Только бы сейчас ни о чем не догадались. Нужно их еще поближе подпустить.»

И он снова начинает думать о серьезном, а точнее, начинает чувствовать.

Наконец он пересекает «границу» Млечного пути. Проносятся мимо бесконечные светила, уже совсем близко цент галактики, и вот он получает долгожданный сигнал – «будь внимателен». Олег пристально всматривается в стремительно приближающуюся черноту и все сильнее сжимает свою энергию, доводя  свое состояние до предела, кажущегося ему необходимым. Да, честно говоря, и возможностей в запасе практически не остается. Черная дыра скалит свою страшную пасть, будто безмолвно «ухмыляясь». Именно такой видится сейчас Олегу ее звериная морда.

Ну! Вот и все!

И он влетает в абсолютную темноту.

«Скушает – не скушает? Интересно, а какими должны быть ощущения, когда тебя едят…? – только успевает подумать он, как перед ним…

… знакомая картина звездного мира.

 - Ура - кричит он, задыхаясь от радости, – Значит, ты меня не заметила, значит, я стал тебе «родным».

Он оборачивается. Сзади никого – только черная дыра, наполнившая воинами Зла свое ненасытное чрево.

 

И в этот момент он чувствует, как мало уже остается у него сил. Нужно еще немного, совсем чуть-чуть отлететь от того места, где властвует черный ужас. Но уходят силы, и медленно и неумолимо его начинает затягивать назад.

И вдруг приходит простое решение.

- Арфа! – Олегу кажется, что его призывный крик слышит вся вселенная.

 Что слышит вселенная, знает только она одна, главное, что сплетается тонкая нить. Он хватается за нее, и арфа снова тянет его в дивную даль, прочь от этого страшного места.

Он уже почти вылетает. Он даже успевает ощутить радость победы, как когда-то давно, когда закончилась последняя «химия», и медицинские анализы подтвердили его абсолютное здоровье. Да, он успевает ощутить эту радость, но очень быстро ее сменяет тревожное чувство: все тише звуки арфы, и все слабее сила, с которой она вытягивает его из бездны.

И вдруг он слышит отчаянный ее крик – крик прощания… И волшебная нить обрывается.

…Это чувство испытывает каждый человек в начале жизни, а потом забывает о нем навсегда. Неожиданно Олег ощущает, что его ладонь сжимается большой, теплой и крепкой ладонью. И он понимает, что это Тот сильный и добрый, Который всегда рядом и всегда поможет. Главное – в это верить!

И становится радостно, светло и надежно.

 

 Олег свободно слетит сквозь сверкающую звездность космоса. Рядом Хранитель, позади ликующие воинства голубых планет, а глубоко внутри ставшее таким отчетливым биение души Сигурда. Он чувствует, как Хранитель все время отдает ему свою силу. Иногда  кто-то из воинов вырывается вперед, и касается его своим горячим теплом. Что-то там внутри даже пытается сделать Сигурд. А полет стремителен, и, кажется, что так можно лететь вечно!

Звезды сияют ярче обычного, и звуки, издаваемые ими громче. Свет и звуки переплетаются между собой, рождая какую-то новую праздничную материю космоса. Эта материя состоит только из счастья и радости. И они летят через эту великую песнь торжества, через потрясающий звездный гимн победителям.

Силы понемногу прибавляются, и Олег, наконец-то, решает услышать Уланулуну.

- Где ты? – раздается в ответ ее тревожный голос. – Я так устала жить без тебя. Опустела моя душа. Злые ветры тоски иссушили ее, и не расцветают  в ней больше цветы.  Я могу только слушать, как зловеще гудит небо, и совсем не могу плести белые поясочки.

- Все хорошо, родная, теперь все долго будет очень хорошо! Забудь свою печаль и послушай, о чем теперь поет тебе вселенная.

Сначала до него долетает ее соловьиный смех, а за ним и восторженное журчание голоса.

- Она поет о счастье и любви!

И в это время Олег замечает, как настойчив становится Сигурд, будто просится уже на волю его непобедимая душа.

- Для возрождения великого воина нужен был великий подвиг, - произносит Хранитель, – а уж больший подвиг, чем совершил ты, даже и представить трудно. После того, как огромная часть сил Зла навечно осталась в недрах Черной дыры, - продолжает он, - нам уже не составило большого труда одержать победу в противостоянии. Теперь люди вновь обрели своих Хранителей, и на планеты вернулся порядок. А энергия победы, соединившись с энергий  Сигурда, возродила его к жизни.

- Я должен лететь с ним на Монтэгэро? – с надеждой спрашивает Олег.

- C Сигурдом полечу я. А тебе дано тридцать три земных часа на счастье.

- Тогда я могу увидеть Уланулуну?

- Ты сам вправе решать, что теперь для тебя счастье.

- Слишком большое оно у меня стало - в тридцать три часа, пожалуй, не вместить. Даже когда я летел к Черной дыре, я знал, что впереди  обязательно должно быть счастье. И оно состояло совсем не в том, чтобы я смог из этой дыры вылететь. Оно было уже в том, чтобы я успел в нее влететь. У меня последний вопрос,- снова обращается он кХранителю, - я могу взять Уланулуну в Зашторенный мир?

- Ты можешь распоряжаться своим счастьем так, как сам посчитаешь нужным.

 

 

 

 

40.          В самом начале июля

 

 

Но сначала он видит Белый Свет.

Свет дарит Олегу радость общих объятий, нежность бабулиных улыбок, озорной и все понимающий взгляд деда, и еще великое тепло любви родного дома.

А расставание получается совсем негрустное потому, что разлука  у них впереди недолгая.

Ну, вот и все…

Уже призывно мерцает в невидимой дали и нежно  тревожит душу огромная золотая звезда, согревающая своим горячим светом маленькую планету Сольт. И вспыхивает искрящаяся нить, соединяя истосковавшиеся сердца.

Олегу кажется, что даже быстрее, чем сплелась эта нить, он успевает увидеть ту, что наполняет его жизнь еще одним великим смыслом,  окрашивая ее в огненные цвета рождающихся светил и хранит для него в своем сердце самые лучшие слова.

Никому не дано узнать, как прошло их первое мгновение -вселенная подарила его только им двоим. Только им принадлежат сказанные сейчас слова и счастье, сияющее в глазах. И еще в этот миг она, вселенная, тоже принадлежит только им.

А потом он несет Уланулуну в своем огненном теле через сверкающий космос, наполненный уже не только музыкой, но покоем, и она радуется его царственному великолепию, его волшебной неповторимости и поражается его  абсолютному совершенству.

- Я смотрю, слушаю и совсем не могу себе представить, какой чудесный инструмент может исполнять столь великую музыку, - зачаровано произносит Уланулуна.

- Есть такой инструмент. Я не знаю, как звучит Он сам. Я знаю только, что Он управляет вселенским оркестром, в котором каждый музыкант может рождать звуки, только если ощущает свою сопричастность с  таинством всей вселенной.

- Откуда ты это знаешь? – удивленно спрашивает Уланулуна.

- Потому, что было дано Знание. Или только часть его? – задумывается Олег. – Или малая его частица?

В этот момент он чувствует, как уходит от него бремя вселенских знаний, тяжесть которых он ощущал все это время. Ему постепенно становится легче. Как будто шел ты по дороге и нес доверенный тебе драгоценный сосуд, до краев наполненный редчайшими сокровищами. И ноша эта была для тебя так важна, что не жалко никаких усилий. Но вот ты достиг цели и вернул бесценный груз в надежные руки. И теперь тебе спокойно и легко.

- Посмотри, родной, - щебечет тем временем Уланулуна, - как загадочно сверкают звезды! А там, в дали, они складываются в удивительные живые узоры! И эта розовая галактика, похожая на огромную улитку, она будто ползет к большому дымчатому цветку. Я ничего подобного никогда не видела прежде.

Он радуется ее радостью, и радость эта, становясь их общей, заставляет его произносить  всякие милые глупости.

- Дорогая, я хочу предложить Вам чудесные апартаменты с видом на реку. Вода чистая исключительно, а дно – янтарный песок! Из окон открывается прекрасный вид на восходы и закаты. По соседству есть огромное количество достопримечательностей. Как то: Уголок рая с источником познания и примыкающей к ним тайгой. Дальше расположена красавица-церковь, ее почитатель и мое собственноручное творение – каменный мост. Кроме того невдалеке находится старинный монастырь, просветляющий пространство моего мира таинственным колокольным звоном. И, наконец, роскошные заливные луга, плавно переходящие в сосновый бор.

Неподалеку проживают мои родители, но у них совершенно отдельная жилплощадь, а точнее сказать – жилмир. И, потом, они вообще не имеют привычки вмешиваться в мою личную жизнь. Кстати, к ним в гости часто приезжает моя сестра и ее муж - милейшие, надо сказать люди. Сестра, так вообще девушка необыкновенная. И я надеюсь, что вы все в хорошем смысле очень нескоро подружитесь.

Но главное, это все-таки апартаменты – великое творение бессмертного мастера. Тьфу ты, бессмертное творение великого мастера.  Или это я в первый раз все-таки точнее выразился?

Она смеется, а Олег нежно чувствует ее и пьет свое позднее счастье маленькими неспешными глотками. И только, когда вместе с последними лучами заходящего солнца они прибывают в замок, он видит его голые стены и пустые ничем не заполненные залы.

- Извини, - он с опаской смотрит на Уланулуну. Но она совершенно счастлива и очевидно, что ее вовсе не волнует отсутствие какого бы то ни было «комфорта».

 - Был  очень занят – тем не менее, оправдывается Олег, - руки никак не доходили. Зато теперь все будет так, как решит хозяйка! Любое желание – только шепни мне на ушко.

 И уже плывут по голубым атласным потолкам белые пушистые облака, Шелковые стены видят далекие горизонты. Бархатом зеленеют по полу ковры из душистых трав, и повсюду распускаются цветы диванов и кресел. А еще над каждой дверью тихо позванивают маленькие серебряные колокольчики.

Но самую большую комнату он делает все-таки так, как задумал сам. Все становится густо синим. Потолок мерцает светом близких и далеких звезд. На стенах тоже иногда возникают приглушенные огни. Они медленно приближаются, превращаясь в удивительных рыб с закрытыми глазами. Рыбы проплывают мимо, и только одна иногда открывает свои раскосые глаза и как-то ревностно смотрит на Уланулуну. Но девушка каждый раз ласково улыбается рыбе, и та, наконец, дарит им свою улыбку.

В углу за чугунной решеткой камина вспыхивает огонь. Они садятся напротив в большие морские раковины, и Олег начинает свой рассказ о том, как жил все это время без нее в том тревожном и опасном мире.

И оказывается, что все, что с ним происходило, на самом деле было очень забавно, а совсем не так страшно, как это ей представлялось. Его красноречие плетет прелестные замысловатые кружева, и Уланулуна  то и дело заливается громкими соловьиными трелями. И смех ее легко разносится по реке.

Если бы был этот мир доступен человеку, то сильно поломали бы свои головы орнитологи, соображая, с какой такой радости распелись в Подмосковье соловьи в самом начале жаркого июля.

Олег рассказывает Уланулуне о том, что им всем было дано одно задание – во что бы то ни стало отыскать предателя. И они очень долго ждали, когда тот себя обнаружит. Но он так ловко затаился, что совершенно невозможно было определить, где он находится. И вот, наконец, Олег услышал его у себя в фиолетовом море, когда, тот выходя из него, заскрипел так громко, что Олег даже испугался, как бы этот мерзавец не перебудил всех воинов.

Потом, когда он лез за предателем на пирамиду, то два раза даже сваливался, и каждый раз разбивал себе нос.

- Где? - тревожно спрашивает Уланулуна.

- Да мне Хранитель, чтобы я больше не падал, так по носу треснул, что сразу все прошло, - хохочет в ответ Олег. - А дальше вообще оказалось, что у Рокера совершенно отвратительные и при этом еще косые глаза, отчего он все время смотрел в разные стороны. Я с ним так  измучился, потому что абсолютно не понимал, в какую сторону он собирается убегать.

С реки вдруг тянет болотной тиной. Олег выглядывает в окно и с удивлением произносит:

- Без меня река опять заилилась. И когда только успела?  Смотри, сколько кувшинок расцвело, а еще недавно здесь были одни песчаные плесы. Опять придется ее чистить.

Уланулуна тоже подходит к окну. Огромная голубая луна уже вымостила тихую мерцающую дорогу и соединила берега, будто приглашая их в дальний путь. А там, откуда эта дорога начинается, заросли кувшинок соорудили удивительный желтый причал. Это мысленное сравнение дарит Олегу одну интересную идею, но он решает отложить ее воплощение до утра.

- Не надо, пусть они цветут, - говорит между тем Уланулуна. - И тиной больше не пахнет.

Олег тоже чувствует, что теперь с противоположного берега ветер приносит  медово терпкий запах луговых цветов, и снова продолжает свой рассказ о том, как здорово помог ему в том бою Сигурд, но неудачно подвернул себе ногу, и теперь Хранитель лечит его в классном санатории. И  она снова заливисто смеется.

- А в конце я вообще имел у злыдней совершенно потрясающий успех. Они оказались ревностными почитателями моего поэтического таланта. Летят за мной и кричат:

- Ну, почитай нам свои стихи!

А я им:

- Да, не написал я еще!

А они:

- Мы готовы ждать хоть целую вечность!

Ждать же лучше с комфортом? Так я их в хороший отель и пристроил. «Без звезд» называется. Там и обойчики такие веселые – черненькие, и тихо, и спокойно. Ни боев тебе, ни сражений. Опять же напрягаться гадости делать некому. Пусть, думаю, отдохнут.

- А когда напишешь-то? - смеется Уланулуна.

- Писать для них пока не входит в мои планы, а для тебя, родная,  – хоть сейчас.

Но тут он видит, как розовеет на востоке небосвод и загадочно произносит:

- Я хочу рассказать тебе сказку. У нас на Земле есть красивая сказка о любви, но она немного грустная, а я не хочу омрачать твоего веселья, поэтому я подарю тебе только ее радость. Я скоро вернусь, а ты может быть уже сможешь плести свои поясочки? Ну, должен же хоть кто-то из нас работать, - добавляет он шутливо строго.

Но он видит, как благодарно она кивает ему в ответ, и понимает, что уже давно она испытывает эту потребность, только стесняется прервать его красноречие.

Олег с разбегу ныряет в воду и мощными гребками быстро добирается до каменного моста, и уже здесь включает всю силу своего воображения…

…Небольшой белый парусник плавно скользит по волнам. На голове у Олега надета широкополая шляпа, за плечами развивается белоснежный плащ, а вверху, подгоняемые утренним ветром, трепещут радостные алые паруса. Он подплывает к причалу из кувшинок, зовет Уланулуну, и потом они вместе плывут по широкой реке.

Уланулуна радуется красавице церкви, машет рукой, приветствуя каменный мост, восхищенная замирает в таинственной музыке звона, доносящегося с колокольни монастыря.

Уголок рая наполняет светом ее бесконечно восторженное сердце. Но слишком мало времени для того, что бы можно было вдоволь напиться от Источника познания. Она проводит рукой по гладкой поверхности стола под синим шатром, перелистывает пожелтевшие страницы толстой книги, одиноко лежащей на деревянной столешнице…

- Это о чем? - спрашивает она, глядя на непонятные письмена. – Я чувствую, как от нее исходит тепло.

- А она и есть тепло и любовь. И ты ее тоже очень хорошо знаешь.

- Я поняла, - и Уланулуна кладет длинные ладони на теплые страницы.

А потом отдергивается невидимая штора, и их встречает  такой же, и совсем другой, уже реальный мир. Он так близок, только руку протяни. Но скользит рука по невидимому стеклу… Они обнимаю своих родных, но не могут подарить им этих объятий. Целуют их, но не могут получить ответных поцелуев. Жадно собирают цветы и запахи этого мира, но все до последнего оставляют их здесь. И все-таки они счастливы. И все-таки благодаря этой встрече они  еще сильнее чувствуют неразрывно прочную связь.

И тут Уланулуна замечает некоторые приятные изменения, которые произошли со стройной фигурой у сестры Олега. Она вопросительно смотрит на него, а он загадочно улыбается.

Тогда девушка присаживается на корточки и прикладывает ухо к едва округлившемуся животику будущей мамы. Она некоторое время прислушивается к чему-то, улыбается, а потом говорит:

- Хорошо, я согласна.

- Ты о чем? – спрашивает ее Олег.

- Там маленький ребенок, и он предложил мне свою дружбу. А еще он  сказал, что он мальчик.

- Я знаю – отзывается Олег, но в его голосе слышится еле заметная грусть.

- Откуда ты это знаешь? – удивляется Уланулуна.

 

                          …

 

Мама лежала на диванчике напротив его кровати. Уже которую ночь она все время была рядом, стараясь угадывать каждое его движение. Немного поговорив, они пожелали друг другу покоя.

И вдруг он увидел, как у стены, на которой теперь поселились отсветы уличных фонарей, возник белый юноша с ласковой улыбкой в больших девичьих глазах. За спиной у него тихо шелестели шелковые крылья. От их взмахов появилась прохлада, которая спеленала обожженное болью тело. Постепенно  боль отступила и уже не мучает так сильно.

 Где-то совсем рядом зазвучала арфа. Ее божественные звуки  нежно струились возле самого его изголовья. Они дарили радость и долгожданный покой. А еще они манили куда-то. Он не понимал, куда, но чувствовал, что она прекрасна – эта неизведанная даль.

- Ты слышала? – тихо спросил он.

- Что? – не поняла мама.

- Как играла арфа.

- Нет… – удивилась она.

Ему захотелось рассказать и про таинственного гостя и про волшебную мелодию. Но белый ангел медленно поднял изящную руку и приложил к губам тонкий длинный палец.

- Ну…, ее не все могут услышать, – будто извиняясь, поспешил успокоить Олег.

- Красиво? Она играла красиво?

- Очень, – и ему стало жаль, что только для него одного были эти чудесные неземные звуки.

А еще ему стало бесконечно жаль и маму, и сестру, и отца, потому что в этот момент он все понял.

- А как же они смогут это пережить? – беззвучно спросил он у ангела.

- Это будет очень тяжело. Такое невыносимо всегда и для всех. Но им будет послано утешение, - также беззвучно ответил ему ангел.

И Олег снова все понял.

- Ты можешь подарить им надежду, - подсказал ангел.

Недавно Олег потерял ощущение времени и поэтому не сразу сообразил, как лучше начать.

- Мама, - тихо произнес он – а какое сейчас время?

- Осень, - улыбнулась она.

- А точнее.

- Сентябрь.

- Еще точнее.

- Третья декада, - как-то странно ответила она.

Но этого было вполне достаточно, и он очень твердо произнес:

- В это время твоя дочь разродится мальчиком.

- А он будет черненький или беленький? – улыбнулась мама.

Олег вопросительно посмотрел на ангела, но тот, по всей видимости, об этом ничего не знал, потому что удивленно пожал плечами.

- Не знаю, - честно признался Олег.

- А девочка будет? – снова улыбнулась мама.

Олег перевел на ангела вопросительный взгляд, но тот пожал плечами как-то уж совсем неопределенно, и Олег расценил это по-своему:

- Должна быть, - вздохнув, ответил он.

Мама продолжала улыбаться, и он понял, что она не приняла его слова всерьез.

 Ангел сильнее взмахнул крыльями, и пришел долгожданный сон, и принес облегчение страданиям.

 

А потом, когда наступил его сорок первый день, и седовласый человек с синими глазами подвел его к звездной грани, то человек этот спросил у него:

- Есть что-то такое, что мешает тебе улететь отсюда с легкостью?

- Она не поверила, что у них будет внук, - печально ответил Олег.

- Ты сейчас ей снишься, поэтому можешь сказать все, что считаешь нужным, - предложил синеглазый.

Олег рассказал маме об очень многих важных вещах. Но потом он узнал, что из всего сказанного она запомнила только три слова: «Через восемь месяцев».

                         …

 

 

- Знаешь, - говорит Уланулуне  Олег, – ровно через восемь месяцев после того, как я ушел из той жизни, тесты показали, что у сестры будет ребенок. А еще через некоторое время они узнали, что это мальчик…. И он обязательно родится в третьей декаде января.

 

Когда лучи заходящего солнца провожают их в прохладу замка, случается и вовсе чудесное. Где-то совсем рядом неожиданно раздается голос Сигурда.

- Я счастлив услышать тебя, брат! – радостно произносит он.

- Ты где? – Олег оглядывается вокруг, но никого не находит.

- Он здесь со мной на Монтэгэро, но ты уже можешь с ним говорить, - слышит Олег такой же близкий голос Хранителя.

Олег так счастлив, как не был счастлив никогда в свой жизни. Предзакатное солнце освещает спасенный мир, в котором скоро появится на свет его крошечный племянник. На далекой планете  восстанавливает силы возрожденный брат. А рядом, нежно касаясь его плечом, стоит самая замечательная девушка.  И, кажется, что уже нечего больше желать в этом месте вселенной в этот миг бытия.

- Разве совсем ничего тебя сейчас не беспокоит? – снова слышит он голос Хранителя.

- Пожалуй, что ничего. Но…, если сказать правду, есть еще только два вопроса. Первый - как долго будет восстанавливаться моя сила? И еще один совсем малосущественный вопрос.

- Твою силу восстановить легко. Когда закончится отпущенное время, ты прибудешь на заснеженную планету. Там Серебряный подарит тебе сон.

- Но мне сейчас совсем не нужно избавление от страданий, - говорит Олег, вспоминая печального ангела.

- Конечно, нет. Это будет совсем другой сон – скорее, это погружение в энергию, возвращающую силу. Он будет недолог, твой сон, и он может быть очень приятным. Ты сам выберешь то, что захочешь увидеть. Можешь вспомнить лучшие минуты из свой прошлой жизни, или прожить жизнь рядом с героями любимых книг. Но мне кажется, что я догадываюсь о том, что ты захочешь увидеть.

- Олеж, - Уланулуна смотрит на него, и любопытство прыгает в ее глазах озорными ушастыми зайчиками, – а что это будет?

- На самом деле я еще ничего не решил, - улыбается Олег. -  Но если Хранитель считает, что, несмотря ни на что, я все-таки захочу прожить свою непрожитую жизнь, то, наверное, так оно и будет.  Ибо есть в этом мире  и мой первый постулат: «Хранитель всегда говорит правильно».

- Как бы мне хотелось хоть немного побыть в этом сне рядом с тобой… - мечтательно вздыхает девушка, и Олег нежно прижимает ее к себе.

Хранитель слышит их счастливый смех, но они не могу видеть, как касается его улыбки легкой тенью тихая печаль.

- Когда сила полностью восстановится, - продолжает Хранитель, - ты вернешься к своим обязанностям. Но вам еще не раз придется встречаться здесь на Земле.

- А что, тут будут трудные времена? – настороженно спрашивает Олег.

- Времена тут будут обыкновенные, - успокаивает его Хранитель, – просто нужно будет помочь одному хорошему ангелу.

- Он, что, такой молодой и неопытный? – улыбается Олег.

- Отчего же, он очень опытный ангел-хранитель, только мне почему-то кажется, что вам и самим будет очень приятно оказывать ему эту помощь.

- Ну, что же ты никак не понимаешь? - смеется Уланулуна. – Помнишь, я даже уже пообещала кое-кому свою дружбу.

И Олег тоже радостно улыбается.

- А второе, что беспокоит тебя? -  снова спрашивает Хранитель.

Олег некоторое время молчит, размышляя о том, стоит ли задавать этот вопрос, но потом все-таки решается.

- Когда я понял, что могу скоро уйти из той жизни, я больше всего переживал за то, как перенесет это мама. Нет, жалко, конечно, было всех одинаково, но я боялся, что ей будет гораздо тяжелее, чем остальным. А она неожиданно оказалась очень сильной и даже спокойной, как будто чувствовала, что со мной все хорошо. Благодаря этому находиться здесь мне гораздо  легче. Но я все-таки не могу понять, почему?

- А ты не замечал ничего непривычного в ее поведении, когда гостил тогда в Зашторенном мире? – интересуется Хранитель.

 Олег удивленно пожимает плечами:

- Только то, что у нее появилась новое увлечение. Теперь она все свободное время проводит у компьютера. Но я думал, что это личное и не хотел заглядывать через плечо. Правда, однажды мама забыла на столе листок, и я все-таки прочитал напечатанное на нем стихотворение. Она снова начала писать стихи?

- Нет, это стихотворение было написано еще к сороковому дню твоего пребывания здесь, - голос Хранителя неожиданно становится тих и задумчив. - Знаешь, я даже не хочу говорить тебе о том, что должно было с ней произойти. Но  было принято решение сохранить ей разум и подарить силу для того, чтобы сейчас она писала о тебе то, чего совсем не  может про тебя знать.

 

 

 

 

 

 

 

.         Эпилог

 

 

 

Когда нас воспитывали атеистами, то нам постоянно внушали мысль о том, что все в жизни рационально и этой рациональностью объяснимо. И если задуматься над нашей жизнью, то получается, что единственное объяснение ее рациональности состоит в  том, что она возникает с определенной целью.

 Применим доказательство от противного. Допустим, что цель нашей жизни - смерть, так как, что бы люди не делали, в результате все получают именно это. Но, поскольку, ради того, чтобы умереть, жить нерационально, то значит, что целью жизни должна быть только жизнь. А отсюда следует, что жизнь после жизни обязательно будет!

 

Мы мало что можем понять.

Почти ничего – объяснить.

И есть только одна наша воля и одна обязанность на этой Земле:

преклонить голову и исполнить завещанное.

 

 

 

 

 

 

 

26.12.2011 – 26.05.2012 – 26.09.2013

© Copyright: Светлана Чабанюк, 2014

Регистрационный номер №0190640

от 13 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0190640 выдан для произведения:

Часть 2  Становление

 

 

 

 

20.         Жизнь обязана быть …

 

 

Они стоят в огромном круглом зале.  Потолки настолько высокие, что кажется, будто они уходят в бесконечность. Олег видит на них удивительные картины и узоры. Точнее, хорошо он может разглядеть только те, что расположены ближе к полу, остальное надежно скрывает темнота.

Но вот в центре зала вспыхивает неземной красоты и силы свечение, и до мельчайших подробностей становятся видны прекрасные творения величайших мастеров, расположенные даже на самом верху у сводов.

  Однако, свечение постепенно угасает и на его месте возникает высокий статный человек. Кажется, что он парит над полом, окутанный тихим мерцающим светом.  Голова его и широкие плечи укрыты длинным серебрящимся плащом. Тень от капюшона скрывает лицо, но Олег угадывает крупные правильные черты.

«Как будто серебряный» - с восторгом думает Олег.

Серебряный, тем временем, поворачивается вокруг своей оси, и их дважды накрывает волна света: сначала, когда она растекается из центра, а потом, когда оттолкнувшись от стен, возвращается обратно.

«Если были в жизни трудности – помни о них, но не грусти. Если трудности ждут впереди – знай о них и преодолевай.  Если растратил много силы – не жалей о ней.  Если нужно затратить больше – не жалей ее.  Если было счастье – пусть оно согревает. Если хочешь счастья – согревай его сам. И на то тебе энергия – бери, сколько вместить сможешь».

«Что это такое? – восторженно замирает Олег. – Слышал ли я эти слова или они безмолвно вошли в меня вместе с удивительным просветлением, ощущением необыкновенного счастья и немереной силы?»

- Приветствуем тебя! – торжественно произносит тем временем Хранитель.

 «Приветствую вас!  - отвечает им необычный по  силе и красоте голос. – Рад видеть тебя, Хранитель. Рад видеть тебя, Олег. И тебе сегодня особая наша благодарность. Редко такое случается во вселенной. Ибо ты сумел сохранить наших братьев, наших друзей, часть нашей силы. Ты совершил то, что в твоей прежней жизни называется гордым словом «подвиг». Я слышу и чувствую тебя, и знаю, что ты беззаветно любишь эту жизнь. Ты искренне любишь своих братьев, своего мудрого наставника, наш мир. Но ты должен знать, что жизнь эта гораздо многограннее и прекраснее, чем видится тебе сегодня. Заслужившим она преподносит чудесные подарки.

Вот и тебе решено преподнести редкий и сказочный подарок, имя которому - «Зашторенный мир».

Я хочу, что бы ты знал: ни в той, ни в этой жизни ничего не бывает случайно.  Во всем есть связь, закономерность, смысл. Если, конечно, пытаться их искать! А их нужно искать.  Всегда.  Жизнь вообще – только осмысленное существование. Существование ради смысла. Только тогда она имеет право так называться.

Вот и ты, получив свой подарок, не подумай, что вручен тебе дар приятный, но бесполезный. Что в то время, как другие защищают жизнь, ты будешь эту жизнь праздновать. Оцени его и пойми, для чего он предназначен. Ибо главная твоя задача – быть сильным и мудрым. И везде, где можно ищи, находи и собирай эту силу и эту мудрость. И если чувствуешь, что они пребывают в тебе – светлые и чистые, что можешь поделиться ими всегда и безмерно, значит, существование твое по праву называется жизнью».

- А потом, - обращается он уже больше к Хранителю, – разве и мы тоже не имеем права на радость и счастье?

Олегу даже кажется, что Серебряный на мгновение улыбается. Но в следующую секунду он уже видит, как по воздуху движется круглый золотой поднос, на котором стоит красивый изящный кувшин и три таких же бокала на тонких высоких ножках. Повинуясь повороту головы Серебряного, поднос останавливается между ними. Олег успевает даже представить себе, как кувшин сам будет разливать сейчас вино по бокалам. Но делает это Хранитель.

- Пробуй, - подбадривает тот Олега, - здесь у тебя это получится.

И Олег медленными глотками пьет из бокала нежное вино вечности, настоянное на лунном свете его Родины и тихом сиянии ее звезд. …Именно так ему сейчас очень  хочется думать.

- На скольких планетах тысячелетия искал тебя Хранитель, – задумчиво произносит Серебряный, – и как хорошо, что он нашел тебя именно такого. И знаешь, что я еще скажу. Пусть это будет первый постулат… - он задумываtnся на короткое время, а потом продолжает, – Серебряного: «Жизнь обязана быть счастливой. Только нужно все время думать»!

Вина не очень много, и приятная беседа, как, впрочем, и все в этой жизни, рано или поздно заканчивается. А на прощание их накрывает еще одна живительная волна энергии.

 И Олег решает, что энергия эта, пожалуй, гораздо сильнее той, что хранится в недрах Монтэгэро, но дарит она совсем другие ощущения. Что-то с рецептурой видимо на той планете не в порядке. Добавили бы чего-нибудь еще в тот бульончик, а то вдруг опять нырять придется.

- Просто ты стал очень сильным, – отвечает на незаданный вопрос Хранитель.

А еще Олег думает о том, что Серебряный говорит, так же, как Хранитель - будто они братья…

 

 

 

 

 

21.          Я расскажу тебе о…

 

 

C вершины высокого холма хорошо просматривается бескрайнее белое поле, расстилающееся до самого горизонта. Белые снежинки плавно кружатся в воздухе, словно пытаются до совершенства выбелить и без того абсолютную белизну снежного полотна.

Но облака постепенно редеют, и предзакатное малиновое солнце успевает нанести крупные малиновые мазки на затухающее синее небо.

Когда же небо становятся черным, то сначала робкие, а потом уже бесчисленные мерцающие звезды дружно пытаются отыскать в кромешной тьме это безупречно совершенное поле.

Но попытки их тщетны, и тогда им на помощь выплывает огромная голубая луна. Она очень быстро находит пропавшее поле, но находит его уже голубым, украшенным тихими серебряными искрами.

- Как одежда Серебряного, - наконец произносит Олег. – Интересно, где он? Остался глубоко в недрах этой планеты? Или стремительно летит сейчас в какой-нибудь другой галактике?

Хранитель молчит, а Олег и не ждет ответа. Он просто разговаривает сам с собой:

- И планета эта называется по-другому, и на небе, конечно, не Солнце и  не Луна. Но также красиво, как на моей Земле…

- Соскучился?

- Всякое бывало. Сейчас тоже вспомнилось, но уже легко.  Узнать бы, как они там...

«Я намеренно не предложил тебе улетать отсюда сразу, - произносит Хранитель. -   Хотел, чтобы ты увидел это, привык. А теперь…

 …я расскажу тебе о подарке. Тебе дарована чудесная возможность иногда жить в своей прошлой жизни. Не в прошлом, нет.  В самом, что ни наесть, настоящем.

Ты будешь и там, и не совсем там. Твой мир будет, как будто зашторен. В нем ты сможешь делать все, что угодно. Исполнимы любые разумные желания. Мысленно отдергивая штору, можно наблюдать за тем, что происходит в реальной жизни, можно даже выходить в эту жизнь, неизменно сохраняя при этом свою зашторенность. Ты будешь среди людей, но они не будут видеть тебя, а ты не сможешь влиять не на них, ни на окружающую их действительность.

Ты уже достаточно сильный, что бы справиться с таким счастьем. И достаточно мудрый, что бы все сделать правильно».

Он, конечно очень сильный, он уже давно ощущает в себе эту огромную «нечеловеческую» силу. И многое видел. И ко многому чудесному привык. «Но! Это… такая новость…, - мысли еле двигаются у Олега в голове, - Можно было бы, конечно, и посерьезнее меня к такому известию подготовить,  а то как-то…, -  и, не найдя ничего более подходящего, он спрашивает:

- Это то, что ты называл многомерностью пространства?

- Одно из его многочисленных проявлений.

- У-гу…

После довольно продолжительной паузы рождается второй, уже более конкретный вопрос.

- А почему нельзя открыто выходить в реальный мир? А вдруг будет очень-очень нужно. Можно же постараться сделать это совершенно незаметно.

- Что-то менять в том мире, например, случайно, по неосторожности, а, тем более, преднамеренно – это значит совершать чудеса с точки зрения человеческого бытия. А право на чудо тебе не дано.

- Я и сам это, в общем-то, понимаю. Так, спросил, на всякий случай. А вдруг? Я из-за этого на Соиде очень сильно переживал.

- Верю, тем более, что  потом я обо всем узнал.

- Так ты и прошлые мысли тоже читать можешь?

- Когда от меня зависит принятие решения, я могу многое.

- Я, конечно, уже привык жить в рентгеновском кабинете, - вздыхает Олег, - но иногда все равно сильно удивляюсь.

- Странно, что ты до сих пор не поинтересовался, - улыбается Хранитель, -  как  у нас  только что происходил процесс поглощения жидкости из бокалов?

- Кстати! – оживляется Олег, - Типично мой вопрос. Наверное, слишком большой объем информации в единицу времени пропустил. Мозг, а точнее сказать, его аналог, плохо, справляется. Так как же это было?

- Не это сейчас важно. Главное, что в твоем зашторенном мире это тоже будет возможно.

- Типично твой ответ. Но перспектива мне нравится.

- Что-нибудь еще хочешь сказать?

 Олег уже давно заметил, что Хранитель все это время постоянно улыбается и, тоже улыбаясь, произносит:

- Спасибо!

После продолжительного молчания Хранитель задумчиво говорит:

- А это и вправду здорово, что я нашел тебя именно такого… Но ты как будто не очень торопишься на свою малую Родину. Волнуешься?

- Хочу увидеть, как взойдет солнце, - применяет Олег прием собеседника, уходить от ответа.

Но солнце они так и не увидели. К утру небо вновь затягивают облака, и маленькие белые художники снова начинают старательно отбеливать абсолютную белизну поля.

 

 

 

 

 

22.         Зашторенный мир

 

 

Они решили, что лететь лучше космосом. Сейчас Олегу многое под силу, особенно скорость. Они развивают ее совершенно фантастическую. Звезды различимы лишь вдалеке, а ближние мгновенно превращаются в короткие светящиеся прочерки. Но пройдя границу Млечного Пути, их скорость снижается, и звезды благодарят за это картинами потрясающей красоты и чудесной музыкой.

А спустя еще какое-то время случается необычное. Взгляд Олега выхватывает неприметное, освещенное приглушенным светом строение, точнее небольшой домик. Он висит в  пространстве не сам по себе, а как будто размещается на покатом холме. Несколько плакучих ив свесили над ним печальные ветви, чуть заслонив маленькое оконце. Все настолько неожиданно, и пейзаж этот так мало соответствует привычным картинам космоса,  что в голову Олега закрадывается сомнение: «Не показалось ли? И был только тихий свет, а фантазия уже сама дорисовала и домик этот, и седые волосы старца, склонившегося над толстой книгой за тем окном…»

 Явление уже давно осталось позади, а душа все еще трепещет и радуется, как на пороге чудесной тайны. И он решает, что если это чудо еще когда-нибудь встретится, то он непременно расспросит об этом Хранителя.

 «Это хижина Отшельника, - отвечает тот сам. - На всех планетах, где есть разум, обязательно «горят его огни» – великие страдальцы за святость каждого народа. Они в муках и страданиях проходят прекрасный и трагический свой земной путь.

И в этой жизни они по-прежнему продолжают исполнять свое величайшее предназначение - их молитвами охраняется Добро на планетах. И защита эта не менее важная и сильная, чем та, которую осуществляют воины. Только действует она иначе и совсем в других случаях.

Во вселенной много мест их пребывания. Некоторые  из них предпочитают привычно оставаться в уединении. Их пристанища и называются «хижинами Отшельников».

- Я все понимаю, я даже чувствую, как это важно, - соглашается Олег, - но, чтобы  вот так все время одному… А где же та радость и счастье, о которых говорил Серебряный?

 - А ты помнишь, какую радость испытал ты сам, когда возродилась энергия воинов? А теперь попробуй представить, какое счастье испытывают они, когда их стараниями рождаются красивые крепкие дети, выздоравливают больные, одинокие находят свои вторые половинки, прекращаются страшные войны и поддерживается в людях вера. Что может быть лучше, если благодаря тебе высыхает слеза и расцветает улыбка, истерзанную душу наполняет живительная радость, а безысходное отчаяние сменяется надеждой?

- Но только, что бы вернуть улыбку, радость, надежду, сколько же нужно сначала увидеть горя…

- А если тебе снова нужно будет опускаться в кратеры Монтэгэро?

- Я понял тебя, Хранитель, – и после некоторого молчания Олег снова спрашивает. – Почему же за все то время, что я здесь, он встречается мне только первый раз.

- На самом деле они уже встречались тебе неоднократно, просто ты не мог их увидеть. Тебе нужно еще много сокровенного понять, важных дел совершить и света в душе накопить прежде, чем откроется твоему взору вся красота и сила их сияния. Ты даже не представляешь себе, какие мощные и прекрасные костры, рожденные силой их святости, полыхают во всех пределах вселенной. И дают они не только отраду и очищение, они надежно укрывают одиноких путников, ибо нет у Зла такой силы, чтобы суметь их одолеть.  Если бы после боя, спасая воинов, ты смог разглядеть того из них, кто встретился тебе тогда на пути, то насколько менее опасным было бы твое приключение.

Они летят еще какое-то время, наслаждаясь полетом, и, наконец, Олег видит свет долгожданной звезды. Той, чьим именем он называл светила на всех планетах. Той, чьи лучи согревали его недолгие двадцать три земных года.  Той, которая хранит теперь мир его близких, и куда летит он сейчас, чтобы получить свой чудесный подарок.

- Ты можешь выбрать любое место на своей планете, - обращается к нему Хранитель. – Я знаю, что когда-то ты хотел поселиться в тайге, обзавестись там кузницей и проводить время среди вековых сосен и диких зверей. А может быть, ты захочешь увидеть интересные места, побывать в которых ты мечтал. У тебя богатый выбор.

 - Нет, свой выбор я уже давно сделал. Есть у меня там свой … уголок Рая.

- Я, в общем-то, именно так и думал, - соглашается Хранитель. - Но только помни, что очень многое из того, что ты не дополучил там, можно получить в новом мире, но абсолютно ничего из того, что ты там сделал уже не исправить и не изменить. Ну что ж, дальнейшее мое присутствие становится излишним. Но я не прощаюсь?

- Будем на связи, как говорится в моем Зашторенном  мире, - улыбается Олег, и они мгновенно оказываются очень далеко друг от друга. И уже очень близко находится звезда с самым лучшим во вселенной  именем Солнце.

Он уже в тысячный раз представляет себе это  место, которое так замечательно назвала когда-то его сестра. На высоком крутом берегу широкой реки раскинулся поселок, утопающий в зелени яблоневых садов. Вниз по течению через реку переброшен  мост. Он начинает свой изгиб у старого монастыря, а заканчивает на противоположном, правом берегу, возле большой церкви из красного кирпича. Сам же тот берег полог, и заливные луга его простираются до самого горизонта. Выше по течению реки их сменяет густой сосновый бор. Он тянется на многие километры до того места, где река делает резкий поворот, прячась за лесным массивом, и замыкая горизонт крутизной левого берега. 

И никто, кроме его семьи, не знает, что среди этих яблоневых садов есть один, в котором находится уголок Рая. Это их дача, где под сенью высоких старых деревьев прячется  маленький домик, которому уже скоро сто лет, и они всем сердцем любят это тихое родовое гнездо.

Олег опускается прямо в центр сада.

Май, перейдя через свою середину, соловьиной трелью возвещает об окончательном пробуждении природы. Год обещает быть яблочным, судя по тому, как роскошна ласкающая нежным ароматом белая пенность деревьев. Наступил как раз тот самый день, когда раскрылись все многочисленные соцветья на грушах и яблонях. Последний день абсолютной белизны. «Вот и здесь поработали маленькие художники. Ай, нет, - Олег внимательнее присматривается к белому совершенству, – здесь-то вы не так усердно постарались». Некоторые цветы все-таки сохраняют нежные розовые полутона.

Оглядываясь вокруг, он отчего-то представляет, что весна так торопилась к своему загадочному жениху, что потеряла здесь сказочную фату. И та, зацепившись за ветки деревьев, укрыла собою сад. Но внезапно налетевший ветер озорно сорвал эту пропажу, подхватил ее и весело понесся вдогонку за рассеянной невестой. А Олег все стоит и  никак не может перестать улыбаться – так радует его яркое солнце, синее небо и вновь обретенный им мир. А маленькие художники, тем временем, старательно выбеливают цветочными лепестками его  темно русые кудри.

Он думает о том, что, штору, закрывающую от него ту другую жизнь он, наверное, отдернет завтра. А сегодня он постарается привыкнуть к жизни этой. Он очень хорошо теперь знает, что радость нужно пить только маленькими неспешными глотками, иначе избыток ее  может оказаться непосильным.

Еще он как-то ясно ощущает, что в его мире нет людей. Есть все: воздух, запахи, насекомые, птицы, а людей нет. Разглядывая сад, он замечает, что здесь вообще ничего не изменилось. Потом он представляет себе, какой наведет здесь порядок, как по-своему все обустроит, и, наконец, решается войти в дом. Поднимаясь на крыльцо, он оборачивается, чтобы еще раз испытать восторг, вдохнуть божественный аромат, но… испытывает сильнейший шок:

 - О!!!

От неожиданности он даже присаживается на ступеньку. Теперь в саду порядок. То есть, не порядок вообще, а именно тот, который он только, что себе представлял. Исчезла компостная куча в углу сада и сложенные про запас строительные материалы. Даже дорожки, про которые он подумал, что хорошо бы им быть немного ровнее, только здесь уже ничего не поделаешь, поражают своей образцовостью.

Олег начинает соображать - соображается быстро. Он вспоминает, как, повинуясь взгляду Серебряного, по воздуху плыл поднос, когда они были у него в гостях, как легко пилось там вино, и Хранитель обещал, что в Зашторенном мире это тоже будет возможно. «Значит здесь действительно многое возможно, - делает вывод Олег. - Только нужно  осторожнее быть с пожеланиями, тем более, что почему-то очень хочется все сделать своими руками».

Постепенно идеально прямые дорожки начинают раздражать именно своей идеальностью. Вернее даже сказать, что они ею начинают сильно портить общую картину. И приходится срочно вспоминать, какими они были прежде. Однако, кучу и строительный мусор он решает на прежнее место все таки не возвращать, а найти себе дела поинтереснее, чем примитивная расчистка территории.

Обстановка внутри дома тоже осталась прежней. Только потолки теперь кажутся Олегу какими-то низкими. Но когда он видит себя в большом напольном зеркале, то понимает, что стал заметно выше ростом, и плечи шире, да и, вообще, фигура такая, о которой он только мечтал, когда в прошлой жизни начал ходить в «качалку». Он вообще сильно возмужал, но глаза по-прежнему озорные, смеющиеся. А тут и рот растягивается в радостной улыбке.

По дате в календаре становится понятно, что это первая весна без него. Он обходит весь дом, дотрагивается до предметов, потом ложится на диван и включает телевизор. Фильмы его не интересуют, а вот блок новостей он смотрит от начала и до конца, но постепенно понимает, что и в мире нет никаких существенных перемен. Все тот же президент, те же проблемы – все,  то же самое.

За окном начинает смеркаться, и Олег решается пойти к реке. Он не стал спускаться к воде, а расположился на высоком берегу, и отсюда осматривает окрестности, намечая дальнейший план действий. Для начала решено сделать самое неотложное, и сделать это прямо сейчас, раз уж дана ему такая потрясающая возможность. Во-первых, он убирает цементный завод, который находился за рекой недалеко от церкви, а заодно и прилегающий к нему жилой массив.  И церковь, оставшись полноправной хозяйкой, будто от радости тут же воспаряет в сумеречном пространстве. Из соснового бора исчезает военный полигон. И еще он полностью расчищает от  строений весь свой берег: от поселка до самой излучины реки.

Уже давно ушло за горизонт солнце, потухли сумерки, и на небо взошла молодая луна. Она повисла над рекой тонким изящным рожком и почти не мешает звездам радовать Олега своим мерцающим сиянием.

Он сидит на земле, обхватив колени руками, и смотрит на высокое небо, которое на время вновь стало крышей его мира. Но теперь он знает, что как за этой звездной гранью есть огромный, удивительный, но уже совсем другой мир, так и за этой жизнью приходит совершенно другая, и необыкновенно замечательная жизнь.

Он теперь уже многое знает и по-своему представляет вселенскую структуру мироздания.

Олег видит ее по образу и подобию - великий организм, в  котором все рационально необходимо. Как кровеносные сосуды существуют связи ангелов, по которым перемещается информация и летят воины; мозг вселенной - Носители разума; недремлющие очи Хранителей; ее сердце – тот в серебряном, про которого Олег ничего не знает и только чувствует, что он - сердце. И великая ее душа, непостижимая тайна вселенной – ОН, как всеобъемлющее начало.

 И только слезы  человека, когда они текут по щекам, уже чужие, уже ненужные. А слезы Бога – это рожденные души человеческие. Он собирает их и наделяет новой сущностью, делая полезными и даже необходимыми для этого вечного вселенского мироздания.

«Что же ты, человек, - с досадой говорит он самому себе, – «слеза Бога»…, так тускло проживаешь свою короткую жизнь на этой малой Родине? Ведь и потрудиться-то тебе нужно совсем недолго.

   Да, как бы тогда знать, как бы верить…»

 

 

 

 

 

23.         «Соседи»

 

 

Как быстро прошла эта ночь…

Он уже совсем по-другому привык ощущать время в вечности. Но потухла последняя звезда, и вернувшийся из ночных скитаний  мост в безмолвном почтении изогнул свою спину, приветствуя каменную красавицу. А та все так же парит, продолжая наслаждаться свободой подаренного ей пространства.

Олег отмечает, что мост очень неплохо смотрится на фоне восходящего солнца, но (с оговоркой: «Сделаю сам») будет все-таки лучше, если  его конструкция станет несколько более выразительной.

 Понятно, что день нужно начинать с водных процедур. И только теперь он замечает, как неуместен здесь его белый воинский наряд. Олег быстро отбрасывает его далеко в сторону, стремительно сбегает с горы и ныряет в прохладную воду. Плыть, конечно, не так здорово, как лететь, но удовольствие все равно огромное. Мощными гребками он быстро рассекает  водную гладь, устремляясь навстречу розовеющему небосводу. Оттолкнувшись от каменной сваи моста, он возвращается обратно. Противоположный край неба еще темен, и на высоком пустынном берегу у самой излучины теперь как будто чего-то не хватает. «Там будет стоять каменный замок с высокими резными башнями, - решает он. – Но это позже, сначала я построю мост».

На песчаном берегу у кромки воды его уже ждут сложенные стопочкой потертые общаговские джинсы и такая же видавшая виды растянутая синяя футболка. Он натягивает их прямо на влажное тело и ощущает абсолютную гармонию c окружающим миром.

Сад еще хранит нежный аромат, но деревья уже начинают терять вчерашнюю безупречность. Олег садится на скамейку и, глядя на это неспешное преображение природы,  думает о том, что ничто в этом мире не уходит в никуда. То, что теряют деревья, получает земля в виде замечательного белого ковра. Это завтра он станет почвой, соком цветка, нектаром для пчелы. А сегодня – это просто красота, просто радость. Хотя… красота и радость - разве это просто?

Ветер так и не возвращался с тех пор, как отправился на поиски «потеряшки», поэтому лепестки с деревьев падают тихо, слегка покачиваясь в полете, и выкладывают на земле удивительные круглые узоры. Под кронами деревьев круги совсем белые, многослойные, но увеличиваясь, они постепенно тают. А потом и вовсе виднеются многочисленные, не укрытые лепестками, пустые пятна.

«Как в жизни, - вспоминает Олег. – В детстве все пространство вокруг сконцентрировано, заполнено до предела: масса новых впечатлений, и все они значимы, а совершаемые открытия велики, так как для малыша впервые увиденная букашка не менее важна, чем для мореплавателя новый неизвестный материк. И этих впечатлений так много, что они наслаиваются друг на друга, и, чтобы разобраться в этом многообразии, времени тоже нужно очень много. И оно, время, понимая маленького человечка, его трудное и важное в этом познании существование, замедляет свой бег и дарит малышу длинные-длинные дни. И он долго-долго проходит этот свой первый маленький круг, гораздо дольше, чем все оставшиеся большие.

Обычно потом люди начинают думать, что все про эту жизнь уже поняли и заменяют белизну познания, пустотой созерцания, заменяют важное, но трудное никчемным, но легким, образуя тем самым пустоты больших кругов. Интересно, а у тех, которые не успокоились, у которых поле жизни до конца остается белым и они до последней своей минуты пытаются его изучать, с какой скоростью она проходит у них, жизнь?...

«Да, как она проходит, жизнь? – громко произносит Олег и мысленно отдергивает незримую штору.

 

Он сидит все на той же скамейке, те же белые круги на земле, только в саду снова есть компостная куча. Вокруг никого не видно, но следы недавнего пребывания людей обнаруживаются в виде брошенных лопат на только что выровненных грядках. Олег внутренне напрягается, он даже оглядывается на всякий случай по сторонам, хотя точно знает, что никто не сможет его увидеть, и быстро срывает молодую сочную травинку. Он держит ее на ладони, теплую от солнечных лучей, и она же, целая и невредимая, остается на прежнем месте, крепко цепляясь за землю сочными молодыми корнями.

«Две одинаковых травинки в одном и том же мире,  - думает Олег. -  Да, нет, в двух совершенно разных мирах».

В этот момент из дома выходят родители...

Все оказалось и просто, и легко - он испытывает огромную светлую радость.

Родители оживленно обсуждают какие-то «огородные» проблемы, и он вдруг начинает понимать, что эта тема и для него тоже неожиданно становится интересной. Только  выясняется, что в агрономии он ровным счетом ничего не понимает.  «Почитать бы толковую книжку…», - не успевает подумать он, как толстая, в ярком красочном переплете, она уже лежит на его коленях. Читать получается довольно быстро, скорость соответствует той, с которой его пальцы успевают переворачивать книжные страницы. Однако, вскоре выясняется, что страницы можно переворачивать и по нескольку сразу - текст все равно полностью воспроизводится в голове и сохраняется весь, до мельчайших подробностей. Вскоре про выращивание овощей он уже знает практически все. «Круто! – вспоминает Олег давно не применяемое им слово. – Ну, что же, дорогие мои, вызываю вас на соревнование - ваш колхоз против моего».

Олег еще долго сидит и наблюдает за тем, как  они суетятся, испытывает острое желание быть хоть чем-то полезным, и стыд за то, что редко испытывал это желание раньше: помогать, помогал, когда просили, но вот чтобы именно испытывал потребность… Олег думает о том, что уже в который раз прав был Хранитель: «Многое из того, что не дополучил там, можно получить в новом мире, но ничего из того, что сделал там уже не изменить и никогда не исправить».

После полудня возвращается ветер. Наверное, он так никого и не нашел, потому что с досады бросил ненужную фату прямо на вскопанные грядки. Да и деревья больше не хотят тратить силы на красоту. Они усиленно избавляются от праздничного наряда, заменяя его на повседневный, рабочий, более подходящий для выполнения важного дела  - сотворения плодов.

Из разговоров Олег понимает, что к вечеру приедут сестра и ее муж.

- Ну, тогда я пошел, - вздыхает он, - а то у вас уже огуречная рассада высажена и помидоры в теплице «колосятся», а у меня еще «конь не валялся». Лучше я с вами вечером посижу.

А еще он думает: «И откуда только во мне взялась эта любовь к сельскому хозяйству? Наверное, это еще с материнским молоком передалось, только сквасилось оно лишь сейчас. Кстати, прощения просим, рассаду-то я вашу с собой прихвачу». И он выдергивает все саженцы огурцов и помидоров из грядок, не нанося при этом ни малейшего ущерба семейному хозяйству. «А ведь мог бы все сделать усилием своей мысли!» - удивляется он необъяснимому желанию все делать своими руками.

 В зашторенном мире Олег достает из сарая лопату и быстро, с огромным удовольствием вскапывает землю, потом ловко формирует и выравнивает грядки и, наконец, с удовлетворением разглядывает результаты своего труда.

- Это вы там пользуетесь всякими достижениями цивилизации, - улыбается он, зная, что отец копает землю механическим культиватором, – а мы тут по старинке, как деды-прадеды учили – ручками, лопаточкой. Вот, зато, они у нас какие грядочки ладненькие получаются. И огурчики-помидорчики у нас тоже по старинке без удобрений всяких химических вырастут. Мы их лучше своей любовью удобрять будем».

Правда, периодически все-таки приходится выскакивать «к соседям», как он теперь с теплотой называет параллельную жизнь, потому что компостную кучу возвращать не хочется, а одной любовью кормить растения в соревновательных целях было бы нечестно. Дело в том, что он все больше начинает ощущать в себе неизвестные ранее способности и уже отчетливо понимает, что этой своей любовью он к вечеру не то, что овощи вырастит, он из них уже салат нашинкует. За водой он тоже постоянно выбегает к «соседям», и суета эта доставляет ему совершенно новое, и непередаваемо приятное удовольствие!

 Соседями, впрочем, он называет родных не случайно. На даче они спали в разных комнатах, но разделяла эти комнаты довольно тонкая стена, к которой с разных сторон были придвинуты кровати. И когда они ложились спать, мама тихо постукивала в стенку и говорила: «Спокойной ночи, сосед!» а он отвечал ей: «Спокойной ночи, соседка!» и традиция эта сохранялась годами, отчего слово «соседи» для него сегодня имеет совершенно особенное значение.

К вечеру все намеченные дела уже закончены, и, наконец-то, приезжает сестра. Олег возвращается в человеческий мир, подходит к ней и осторожно целует ее в щеку. А она, ничего не замечая, продолжает начатый разговор. Тогда он становится смелее и целует по очереди их всех.

 К лавочке, расположенной в глубине сада выносится стол и  там же натягивается синий шатер, тот, который оно подарил маме в последний его День ее рождения. Олег быстро возвращается к себе и проделывает здесь все то же самое, только душа почему-то просит чего-то из давно прошедших времен, и его мысль рождает старинный стол на гнутых резных ножках и с толстой деревянной столешницей, добавляет пару таких же кресел, да и шатер его оказывается гораздо больших размеров.

У соседей, тем временем, уже горит огонь в мангале, сад постепенно наполняется аппетитным запахом жарящегося шашлыка, привычно режутся салаты. Эх, как бы не хотелось, но ничем не может он помочь сейчас своим близким и привыкнуть к этому, ну, никак не получается. А, с другой стороны, и просто смотреть тоже ведь очень приятное удовольствие.

Но вот все рассаживаются за столом, шашлык, нанизанный на шампуры, роняет жирные слезы на большое круглое блюдо, а в бокалы наливается красное сухое вино. Он пристраивается на лавочку между родителями, и, принеся искренние извинения, забирает тарелку у одного из них и бокал у другого. Голода он не испытывает, но удовольствие от принятия пищи получает такое же, как в той прошлой жизни. Он присоединяет свои пожелания к произносимым ими тостам и свой бокал к их бокалам, он даже участвует в их беседе. Получается даже здорово, потому, что сегодня его мнение совершенно никто не оспаривает. А когда они уже рассказали все новости, и  на время воцаряется молчание, он начинает рассказывать им про свою жизнь. Они не могут его слышать, но почему-то молчат, и он успевает рассказать им про себя все-все.

Когда на небе загораются первые звезды, дом выманивает  всех из ночной прохлады в свое тепло. А Олег еще на какое-то время остается в их мире, продолжая находиться в незримой, неосязаемой своей оболочке, которая крепче любых пут не пускает его в прошлую жизнь.

- Какой удивительный был этот день. Один из лучших в моей жизни, – размышляет он. А еще он понимает, что не только ведь ради этого оказался он здесь.  Но решает, что то, другое начнется завтра, а пока он будет смотреть на звезды и думать.

- Хранитель, я так  счастлив сегодня. Жалко, что я не могу поделиться этой радостью с ними.

- То, о чем я тебе сейчас скажу, можно применять крайне редко, - откуда-то издалека и совсем рядом звучат слова  Хранителя, - дело в том, что ты можешь кому-то ненадолго приоткрыть свой мир, сделав его прозрачным. На самом деле это очень просто – заведи на некоторое время человека в свое зашторенное пространство, а потом он все забудет. По-другому я бы мог сказать так - подари ему сон.

- А можно один только раз пригласить в гости их всех?

- Только один раз можно.

 Утром все члены его семьи охвачены радостным возбуждением, и  никак не могут успокоиться. Выясняется, что всем приснился один и тот же сон. Будто вчера, когда они жарили шашлык, с ними за столом был Олег. Только стол, шатер,  да и сад их тоже выглядели несколько иначе.

«Нет, все-таки прав был вчера Хранитель, впрочем, как и всегда, - думает Олег, глядя на их суету. - Очень осторожно и очень бережно нужно обращаться с человеческой жизнью».

 

 

 

24.         Первый месяц

 

 

Очень быстро его жизнь входит в определенное русло. Олег каждый день заскакивает в гости к родителям, причем, первый раз обязательно рано утром. Он садится рядом с ними за стол и берет у мамы ее чашку со свежее сваренным кофе. Они вместе пьют этот один на двоих некрепкий напиток, он слушает, как родители обсуждают планы на день, и уже все вместе слушают новости по телевизору. Он чмокает их, провожая на работу, и желает, чтобы наступивший день прошел для них удачно и не принес больших огорчений.

 Затем он бежит к реке, сбрасывает там с себя одежду и быстро проплывает до излучины и обратно к мосту, где потом старательно осуществляет его грандиозную реконструкцию. Ему нравится эта веселая и неутомительная работа. С поразительной легкостью поднимает он огромные каменные блоки. Его воображение создает их из серого сверкающего на солнце гранита, и в обычной жизни для человека они совершенно неподъемны, но сейчас он, даже не напрягаясь, быстро складывает из них свой удивительный гигантский конструктор. При этом он все время громко распевает песни: и те, что любил в жизни той, и те, которым научили его воины в жизни этой. Он поет их на языках разных народов, живущих на далеких планетах.  Он уже давно знает, почему одни из них переполнены радостью, а в других стонет невыносимая тоска. Вода охотно подхватывает все звуки  и уносит их далеко за излучину.

 Не смотря на то, что темпы строительства моста весьма  приличные, Олег понимает, что до замка дело все равно дойдет еще очень не скоро, тогда он решает немного схалтурить и возводит замок усилием своей мысли, решив, что когда-нибудь потом отдельные детали он обязательно доделает уже руками.

А еще он вычищает реку. Пропадают ивы, за последние годы в большом количестве разросшиеся вдоль берегов. Исчезают кувшинки вместе с заболоченными затонами. Сами берега, как и дно реки теперь устилает чистейший золотистый песок. Конечно, не такой, как на Монтэгэро, а гораздо лучший - обыкновенный земной. Вода в результате, становится такая же, как на Голубых озерах. Утром она дарит ему свою зелень, а к обеду, когда он возвращался в сад, провожает небесной голубизной.

 Дом он переделывает несущественно. Кухня и прежде была большая, но он объединяет ее с ванной комнатой, предварительно избавившись от самой ванны (зачем она, если рядом есть река) и уже в этом измененном пространстве он заменяет газовую плиту на небольшой камин с витой чугунной решеткой. Мебель Олег придумывает такую, какую видел на картинах старых мастеров: резной сервант с маленькими стеклянными дверцами, удобный мягкий диван и дубовый круглый стол. Часы, начинавшие отмерять ход времени еще в позапрошлом веке, но совершенно не вписавшиеся в новый интерьер, он решает не трогать. Только исправляет остановившийся механизм и подтягивает гири. И часы в благодарность за внимание и заботу начинают с одобрением отсчитывать время его пребывания в этом мире: так-так; так-так…

В саду все остается по-прежнему. Только мангал его больше, да еще он выстраивает в конце сада кузницу. Когда-то ковкой увлекался его отец, и Олег, пока не заболел, представлял себе, что тоже когда-нибудь займется для души этим интересным и трудным делом. И вот уже первый его собственноручный катана лежит на столе, а совершенный изгиб его клинка окрашивают в синий солнечные лучи, пробивающиеся сквозь неплотную ткань шатра.

А еще он осуществляет свою давнюю мечту побывать в тайге. Далеко отправляться уже не хочется, поэтому тайга располагается сразу же за садом. Он берет иногда старое отцовское ружье, одевает «камуфляж» и уходит на встречу с мечтой. Ружье он, впрочем, с плеча никогда не снимает, оно нужно ему только так, для антуража. Он  просто бродит между деревьев, слушает, как гудят высокие сосны, как перекликаются юркие кедровки, беспокойные сойки и важные дрозды. В его тайге звери и птицы ручные, поэтому на плечи ему садятся мудрые совы, а красавцы тигры или добряки медведи подставляют свои мягкие морды в ожидании ласки. Но они всегда здесь в тайге и никогда не переходят незримую границу, проходящую  между тайгой и садом.

Эти посиделки с родными, стройка, походы в тайгу непонятным образом помогают освобождать душу от остатков тревоги и тоски, все еще цепляющихся за его сознание. Он будто выгоняет их из себя громкими песнями, и печаль, недолго побарахтавшись на волнах, навсегда погружается на речное дно.

В его мире есть одно не им созданное, но очень дорогое его сердцу чудо. Каждый день в те часы, когда в мире людей проходит церковная служба, здесь тоже звенят старые монастырские колокола. В монастыре, конечно, нет ни одного послушника, но каждый раз, когда за «шторой» пономарь забирается на высокую колокольню, колокола, находящиеся по эту сторону, тоже начинают раскачиваться, наполняя пространство его мира земным загадочным звоном.

Однако, по-настоящему интересное и важное начинается тогда, когда он садится на скамейку под синим шатром.

Самые редкие и важные книги, хранящиеся в лучших библиотеках мира, появляются на его столе, и он мгновенно прочитывает их на любых языках. Одновременно Олег может слушать концерт, который звучит сейчас на сцене Большого театра, или плач скрипки, на которой великий Паганини играет своей возлюбленной, но чужой жене Элизе - сестре Наполеона. Перед его взором возникают картины и скульптуры великих мастеров из разных эпох, и картины важных исторических событий. При этом, любопытства ради, он пробует вина из лучших погребов прошлого и настоящего - даже любимое мушкетерами бургундское, показавшееся ему, кстати, редкой кислятиной. Но, ни одна книга не исчезает с библиотечных стеллажей, ни один звук не теряют струны старинного инструмента, как и ни на одну каплю не убавляется вино в бокале у отважного мушкетера.

 Здесь на Земле ему открывается огромный, как космос, мир. Олег непрестанно удивляется, почему, по какой непонятной причине, будучи совсем рядом раньше, этот мир был  почти целиком спрятан от него, да разве только от него? Миллионам людей на планете вместо несметных и бесценных сокровищ, накопленных человечеством, достаются только жалкие  крохи, а порой ненужные или очень даже вредные «пустоты белых кругов».

Жизнь его теперь полнокровна, насыщена, осмысленна и прекрасна. Дома все хорошо, события там проходят привычно размеренной чередой. Правда, у мамы появилось новое увлечение. Теперь она все свободное время занята тем, с чем так безуспешно боролась когда-то с ним самим. Она сидит за его ноутбуком. «Что ж, - с удовлетворением констатирует Олег,  - дело, как и техника,  перешли в хорошие руки».  Ему очень хочется подсмотреть, что именно так заинтересовало ее в этом процессе, но он почему-то стесняется. А однажды она перебирала какие-то бумаги и забыла на диване листок. Олег очень долго не решается, но потом все-таки не выдерживает и читает текст:

«Осень путается в листьях сентября,

Солнечными бликами играя,

Осени легко – она не знает,

Как мне одиноко без тебя.

 

Улетает в дальние края

Клин усталых белых журавлей.

Как мне справиться с тоской моей?

Как мне одиноко без тебя!

 

Ты прости меня, мое дитя.

Может, даже сможем жить счастливо?

Будет все – и это справедливо,

Только одиноко без тебя…»

«Вот в чем, оказывается, дело, – думает он. - Ты снова начала писать стихи. Хорошая моя, только пусть они не будут такими грустными, а то у меня снова появляется чувство тоски и даже вины». Но, глядя на белый экран монитора, усыпанный черными буковками, она плачет не так часто, а больше улыбается, изредка глядя в окно. Только взгляд у нее такой, будто там за стеклом она видит не зеленое кружево вишневых листьев, а что-то совсем иное, недоступное всем остальным, находящимся рядом.

А еще, как-то в конце мая, выйдя в сумерках из Зашторенного мира, Олег чувствует манящий запах шашлыка. В поселке запахи эти не являются редкостью, тем более по пятницам или субботам. Особенность именно этого состоит в том, что он доносится из сада, в котором, проживает друг его детства. Сейчас он учится и работает в Москве, дома бывает крайне редко но, очевидно, что сегодня он все-таки посетил своих родных. И он, и его мама обязательно в таком случае позвали бы Олега к себе. Но поскольку теперь получить приглашение не представляется возможным, Олег отправляется туда без него.

В саду кроме родственников находятся еще и другие ребята, Олег знает их с тех пор, как его приятель начал заниматься  в городском хоре, в силу чего компания эта всегда отличалась необычайной певучестью. И вот когда шашлык уже съеден, а вино на столе заметно поубавилось, кто-то берет в руки гитару. И уснувшим деревьям, цветам, сохраняющим капли вечерней росы, высоким редким облакам на темном небе,  становящимся таинственно черными, когда прячется за них ущербная луна, обрамляя их неоновым светом, рассказывает этот стройный хор молодых голосов о том, как гулял когда-то по Дону молодой казак, а его любимая горько плакала над быстрыми речными водами. Да и еще много других грустных, и веселых историй повезло услышать в эту ночь тем, кого вывела на улицу бессонница помечтать под высокими звездами.

«Как много все-таки значит песня для человеческой души, - размышляет Олег. – В этом стремительно несущемся непонятно куда мире она дарит человеку редкую возможность остановить на мгновение этот бег, время на мгновение остановить и задуматься об этом самом мире: о себе в нем и о нем в себе». Хотя… сам человек вряд ли это когда замечает.

В эту ночь Олег неожиданно ощущает острую необходимость увидеть все, с кем свела его прошлая жизнь.

Он перелетает через реку и оказывается в доме, где он много раз бывал за последние десять лет. Черноволосый смуглый красавец с бешеной скорость стучит пальцами по клавиатуре компьютера. Олег неловко пристраивается рядом и подключается к игре. Теперь у него это получается настолько хорошо, что уже через пару минут становится неинтересно, а еще через минуту он осознает абсолютную бессмысленность происходящего. Тогда он садится напротив и рассказывает ему новые забавные анекдоты.

- Что же ты не смеешься, как прежде, дружище? А я ведь еще никогда не рассказывал их так хорошо. Эх ты…  - и он ласково трепет его по плечу.

Затем он перемещается в воинскую часть, расположенную недалеко от Москвы. Здесь в своем последнем дежурстве по батальону стоит самый большой по габаритам мощной фигуры и по величине доброго и как-то очень правильно бьющегося сердца другой его товарищ. Олег берет у него боевое оружие, и некоторое время они  так и стоят рядом, охраняя неизвестный Олегу объект.

- Прости, братишка, что не могу побыть с тобой дольше. Теперь увидимся уже на гражданке.

Весь следующий день он мечется по улицам родного города, Москвы, Зеленограда, и некоторых иных близких и дальних городов. Он подсовывает друзьям, сдающим в институте зачеты, легкие билеты, весело объясняет бестолковым начальникам, какие замечательные люди – другие его товарищи и как необходимо срочно повышать им заработную плату.

Наблюдает, как читает уже давно знакомую ему самому книгу его друг, а по стилю мышления философ. Олег ерошит и без того непослушные философские волосы и спрашивает, хитро заглядывая в черные миндалевидные глаза:

- Ну что, поспорим теперь, титан мысли! Посмотрим, чья идея победит сегодня?

Затем он попадает в помещение, где небольшая музыкальная группа исполняет приятную печальную песню. Молодой парень с окладистой бородой настаивает на том, что текст предполагает присутствие в музыке некоторой доли оптимизма.

- Ты зачем же такую бороду отрастил? – улыбается Олег. - Сбрей, тебе не идет. А вы, уважаемые музыканты моего друга все-таки послушайтесь – он прав, - важно добавляет Олег.

Пролетая над небольшим кафе, Олег замечает красивую влюбленную пару. «Как хорошо, что они до сих пор вместе, - думает он. – И пусть так будет всегда!» Он тут же подсаживается к ним за столик.

- Спасибо тебе, - обращается он к девушке, – за то, что считала меня самым добрым человеком в своей жизни, и за то лукошко с московской суетой, которое так настойчиво пыталась притащить в мою обитель, и притащила-таки вместе с девятью замечательными оболтусами. И тебе спасибо друг, за то, как бескорыстно  предложил свою помощь, а потом так тепло обнимал, засыпая рядом на диване.

Он повидал их всех: с кем делил скудный студенческий бюджет и тесные общаговские метры, с кем ездил на далекое красивое озеро, или ходил на близкое зеленоградское. Как много оказалось у него в той жизни надежных друзей, умных и добрых товарищей.

Олег навещает и близких, и родных, тех, кто помогал ему в дни тяжелых испытаний, кто делом, а кто светлой молитвой. В далекой Украине  он долго обнимает мудрую и трудолюбивую свою бабушку, желая ей самого долголетнего долголетия. А уже в самом конце дня, ближе к полуночи, внимательно наблюдает, как заполняет эпикризы та не случайная в его жизни женщина и самый замечательный доктор.

И у всех он попросит прощения, потому что  не до конца успел это сделать тогда - во время редких передышек между болью. И что удивительно, каждый, к кому он прикасается, на секунду замирает. И Олег чувствует, как, не смотря ни на какую зашторенность, все-таки совершается маленькое чудо, и через непроницаемые стены проникает крошечная толика его энергии, добавляя каждому из них чуточку здоровья и искорку тепла.

Но таким был только один его земной день. Остальное же время он проводит в учении и  трудах.

И вот уже скоро заканчивается первый месяц его нового пребывания на Земле.

Ему так много стало известно, так тонко он понимает теперь чувства и поступки людей. И, главное, знает, как это происходит, почему возникают именно такие чувства, и как можно было бы повлиять на причины тех или иных событий, чтобы избежать неправильных последствий. И сильно сожалеет о том, что не понимал раньше, как много можно было получить, пребывая в той жизни. Как много дадено людям теми, кто ждет их ПОСЛЕ и очень надеется, что придут они просветленными и не с пустыми руками, а точнее, не с пустой душой. И что будет она, их душа, очень нужная и полезная в той новой жизни.

Он так много теперь знает…

Но есть еще внутри пустое пространство, и душа не терпит этой пустоты и этим мучает. Как будто не выткан до полного совершенства белый ковер его.  Словно не хватает воздуха, когда восстанавливаешь дыхание по окончании трудного пути, точнее не хватает того последнего его глотка, после которого и дышать уже совсем легко и жизнь снова по силам. Ведь душа уже  совершенно освободила это место для самого важного и нужного.

- Небо, хоть ты подскажи мне разгадку самой главной тайны моей прошлой жизни, - Олег даже с надеждой смотрит на это темное украшенное звездами небо.

…Он еще не стал таким прекрасным, как обещал Хранитель, но уже отчетливо виден ему высоко над головой тихий манящий свет, исходящий от хижины Отшельника, и старец за окошком, склонившийся над толстой книгой. Он поворачивается к Олегу, его седые волосы касаются пожелтевших страниц, и глаза их встречаются.

Как много могут сказать глаза…

А такие могут даже открыть самую главную тайну жизни: «Не засоряй свою душу, содержи ее в чистоте и порядке.  Чтобы всегда там было место для любви, сострадания, мудрости и святости».

«Вот оно, то, чего не хватает, - Олег даже удивился, настолько простым оказывается ответ. – Я так много узнал созданного людьми и простыми и великими. Великими, но… не святыми».

И он с грустью опускает взгляд. На столе…

На столе лежит толстая книга с пожелтевшими листами. Он открывает ее наугад: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное»... И Олег неторопливо начинает читать эту книгу с самого начала.

А когда переворачивается ее последняя страница, он задумывается: «Может быть это правильно, что детей сюда берут сразу без испытаний. Маленький ребенок, конечно, может безоговорочно поверить в другую жизнь, как в сказку. Но поверить в нее, как в неизбежную и необходимую реальность способен только взрослый человек, страдающий и мыслящий. Только переживая за себя, за других людей и все время  при этом размышляя, он обязательно сможет понять, что вера нужна ему не для блага в жизни сегодняшней, а для блага в жизни грядущей.

 Но все равно, и там и здесь, жизнь обязана быть счастливой. Нужно только все время думать, что оно такое – это счастье, и что для него правильно».

Олег вспоминает, как уходя от погони, и сохраняя в себе воинов, он мог бы сбросить этот «груз», и тогда полет его стал бы легок и приятен, и он быстро избавился бы от проблем. Но главным тогда было не его собственное в данный момент существование, а то, что хранилось у него внутри и то, что  с этим будет после.

 А ведь и в прошлой жизни также.  Главное в человеке не он, тот, что снаружи, о то, что у него внутри. Только трудно идти по жизни, неся в себе правильную душу, отягощенную строгой совестью. И человек иногда сбрасывает этот груз, и приходит легкая жизнь, и уходит ее великий смысл.

 

 

 

 

 

25.         Гость

 

 

Cегодня утром он признался себе в том, что окончательно проиграл битву за урожай.

«Да, не научился я еще управлять своей любовью, - размышляет Олег, с грустью разглядывая покрасневшие до самых макушек спелые плоды помидоров. – А вообще интересно, можно ли умалить в себе любовь до неощутимого состояния? Ненависть, знаю, можно, зависть, жадность.  А любовь? Контролировать попробовал – и то не получилось».

Что и говорить, если свои огурцы он ел уже через четыре дня. С помидорами дела сначала обстояли лучше. Он честно соблюдал правила соревнования и дозировал свое внимание к ним в соответствии с процессами, происходящими у «соседей». Окучивал, как они, поливал, а вместо удобрений любил. И так полюбил эту работу вместе с ее плодами, что сегодня за одну ночь абсолютно все помидоры предательски покраснели. Июнь уже давно перешагнул свой экватор, но в соседской теплице многочисленные уже помидорные кисти имели стабильно густую зеленую окраску. А у него - вот, полюбуйтесь, пожалуйста.

Озвученная дата напоминает ему о том, что скоро  День рождения у мамы. Первый без него. Становится безумно грустно от того, что ничего не получится подарить, даже стихотворение. Этот способ всегда выручал -  особенно в периоды сильного безденежья. А сейчас сочинить-то сочинишь, а как подаришь? Остается только сон. «Что ж, попробую завести новую традицию – на Дни рождения дарить им сны», – решает Олег. - С папой буду ездить на рыбалку, с сестрой слушать музыку, а с мамой… Ну… – это нужно еще хорошенько обдумать».

- Ты уж обдумай, пожалуйста, очень хорошо, - Хранитель стоит рядом и  загадочно улыбается.

- Даже не сомневайся, я прекрасно помню недавний переполох, - Олег сияет от радости, как только что начищенный самовар. – Как здорово, что ты здесь! Хочешь, я покажу тебе свой мир? А ты надолго? – он сыплет вопросами с такой скоростью, будто боится, что Хранитель сейчас исчезнет.

- Мне подарена огромная куча времени – до полуночи, как Золушке. Потом меня, к сожалению, как всегда, ждут.

- Круто! – Олег знает теперь много новых и умных слов, но иногда хочется чего-то короткого и емкого. – Скажи, как там мои?

- Круто, когда кругом «свои». Правда? – весело повторяет за ним Хранитель. – Нормально твои, даже отлично. Почти совсем поправились. В космосе тоже довольно спокойно. Только как-то настораживает меня это затяжное спокойствие. Ну, да не будем сегодня ни о чем кроме как о хорошем. Кстати, как раз об этом. Сразу после меня жди  еще гостей. Много нельзя, а пятерым дозволено.

Олег, если бы смог, наверное, заплакал бы сейчас от счастья.

- Хранитель, спасибо! Просто парад чудесных подарков. Только, знаешь…

- Знаю… Счастье нужно пить маленькими глотками. Но кто знает, сколь долго еще будет спокоен космос. Так, как, выдержишь?

- Выдержу, выдержу! – беспокоится Олег, как будто кто-то собирается отбирать у него эти замечательные дары. – Только вот я никак не решу, с чего нам с тобой лучше начинать сейчас экскурсию.

- Давай не будем нарушать установившийся порядок, - предлагает Хранитель, с наслаждением вдыхая чистейший аромат утренней росы.

- Я только «за», - соглашается Олег.

Они успевают попасть в родительский дом как раз к утренним новостям, и даже два раза забирают у мамы ее кофе. Потом Олег традиционно чмокает родителей, и ведет Хранителя к реке.

День обещает быть замечательным. Уже поднялось над мостом солнце, и по воздуху, невидимо касаясь зеленоватой поверхности воды, рассыпается колокольный заутренний звон.

- Плавать будем? – спрашивает Олег.

- Будем!- согласно кивает Хранитель.

- А мост строить?

- Все будем!

- Отлично, тогда: раз, два, три…

И они мгновенно разрушают сверкающую водяную вязь, а когда плывут к излучине, Хранитель спрашивает у Олега:

- А можно мне кое-что поправить в архитектурной композиции замка? Мне кажется, что он не выражает ни один из существующих стилей. Или твое решение принципиально?

- Делай что хочешь. У меня до него руки никак не доходят. Я его вообще давно придумал, когда еще ни одной книги по этой тематике не прочитал. Тем более, если что не так, то всегда ведь потом и переделать смогу, – добавляет Олег, хитро улыбаясь.

Когда они возвращаются к мосту, Олег оборачивается и замирает. На высоком крутом берегу реки у самой излучины стоит такой благородный красавец, что слов, достойно отражающих меру его красоты, быстро  не найти не получается. Поэтому он просто произносит:

- Снимаю шляпу, Хранитель»!

Правда, чувствуется, что Хранитель и сам остался очень доволен полетом своей мысли.

- А мост у тебя получился – претензий нет, - уважительно отмечает он.

-Так я его уже третий раз переделываю. Сначала сам что-то придумал. Потом классную конструкцию в книге отыскал. Потом еще кое-что почитал, и опять сам придумал. И вот результат! Тебе, правда, нравится?

- Правда. Только скажи, все-все своими руками?

- Ну… не все, конечно, сам понимаешь – третий по счету проект, срыв сроков окончания строительства, опять же замок заброшен (хорошо вот ты помог, правда, тоже креативным таким способом…). Вот и приходится иногда в помощь рукам голову подключать.

- В любом случае, молодец. Даже менять ничего в твоем творении не хочется. Может, сегодня и достроим?

- Да, нет. Мне тут и самому немного осталось, а у нас с тобой впереди еще большая культурная программа. Только, знаешь, я петь во время работы очень люблю. Душу пение от разного ненужного хорошо освобождает. У меня теперь и слух после музыкального самообразования абсолютным стал. Со мной петь будешь?

- Буду.

- А какие песни знаешь?

- А я все знаю.

- Кого и о чем я спрашиваю? Мог бы и сам догадаться, - смеется Олег.

Здорово у них это все получается, красиво. И мост быстро строится, и мощное их пение на два голоса далеко по реке разносится. И старинные часы в доме на стене все это очень одобряют: так-так; так-так. Только стрелки их неумолимо перескакивают через полдень.

- Хранитель, нам пора. Обедать будем? Или сразу в тайгу?

- В тайгу. Не стоит тратить жизнь на еду.

Впрочем, по тайге они бродят недолго. Вдыхают горький аромат хвои, подставляют плечи совам, ласково треплют теплые звериные шкуры, и часам к трем снова возвращаются в сад.

- Ты думаешь, Хранитель, что под этим синим шатром стоит стол? – хитро улыбается Олег. - Как ошибаешься ты, Хранитель! Под ним бьет священный источник моего познания. А сегодня я готов дать тебе возможность испить от него любое твое желание.

- Что ж, как говориться: «Кутить, так кутить!» - соглашается Хранитель. – Музыка… пусть будет Бах. А зрелище какое-нибудь спокойное.

- Мне нравится наблюдать за тем, как пишет картины Леонардо Да Винчи. Он делает это необыкновенно благородно, без лишней суеты и метаний.

- Хорошо, пусть будет Леонардо.

- А вино?

- Ты не поверишь, - Хранитель, улыбаясь, смотрит на Олега, - но я не очень больной ценитель этого удовольствия. Поэтому - тоже на твой выбор.

И вот звучит великая музыка, уверенная рука выписывает улыбку на лице милой женщины, и они, наконец, могут позволить себе долгий неспешный разговор.

- Олег, меня с некоторых пор удивляет, что ты не задаешь вопросов о том, как устроен мир.

- Во-первых, мне кажется, что ты, как всегда в таких случаях, будешь уходить от полного ответа. Во-вторых, я уже и сам имею об этом некоторое представление, и оно меня пока устраивает. Вот недавно я определил для себя, что такое – рай.

- Интересно.

  - Да! Это место, без которого не можешь ты, и которому плохо без тебя, потому что вам очень хорошо только вместе.

- Наверное, позже это место окрасится для тебя и какими-то новыми красками, но пока действительно это, пожалуй, лучшее определение.

- Я совсем о другом хочу спросить тебя, Хранитель. Только не подумай, что меня это очень сильно волнует… Просто, любопытно, - Олег на некоторое время умолкает. - Ты случайно не знаешь, как могла бы сложиться моя жизнь на Земле, если бы мне был отпущен несколько больший срок?

«Конечно, я знаю, - улыбается, глядя на него Хранитель. - И совершенно неслучайно. Видишь ли, у каждого есть свой изначально прописанный алгоритм. Он устанавливает путь, по которому  пойдет человек и цель, которую он сможет таким путем достичь. Но это вовсе не значит, что конечный результат предопределен абсолютно. Всегда есть несколько возможных финишных вариантов. Очень многое зависит от того, как сам человек будет проходить свой путь, как на этой дороге он будет искать связь с миром, и какую брать у него помощь. Очень часто вмешательство помощников Зла изменяет правильный ход человеческой жизни, если не встречает достойного сопротивления. Это очень долгий и трудный разговор о соотношении роли человека, Добра и Зла в судьбе. Поэтому каждая судьба всегда абсолютно уникальна.

Что же касаемо тебя… Я уже говорил когда-то, что ты рожден для очень хороших дел в той твоей жизни, но по раннему сроку призван в жизнь эту для дел великих. Один человек, который должен был бы стать твоим другом, создает сейчас небольшую фирму, связанную с разработкой  и  внедрением новых компьютерных технологий. Позже ты начал бы работать у него помощником по персоналу. Необыкновенное профессиональное чутье этого человека и твои замечательные способности общения с людьми, позволили бы со временем (не скоро, очень не скоро) превратить скромное предприятие в крупнейшую компанию, занимающую лидирующие позиции. Позднее вас увлекла бы политика, вы привели бы к власти правильных людей, и жизнь здесь стала бы весьма достойной.

Этот человек все равно создаст свою фирму. Она будет успешной, но масштабов таких уже не достигнет. А жизнь в вашей стране все равно станет лучше, только сделают это уже другие и несколько позже.

Еще ты восстанавливал бы заброшенные храмы в самых глухих уголках вашей страны. И писал бы очень красивые стихи о человеческой душе».

- А я все равно попробую их написать. Я ведь теперь гораздо  больше знаю, чем тогда. Вот только свободное время появится, - уверенно заявляет Олег.

- Для таких стихов не требуется много знаний. Для них нужно очень много этой самой души, а иногда – необходимо   испытать сильную боль и, не смотря ни на что, продолжать видеть впереди свет.

- А семья? Была бы у меня семья?

- И да, и нет. Смотря, что называть семьей. Дело в том, что у тебя никогда бы не было детей. Я знаю, как именно для тебя это было важно, но это та жестокая плата, которую, сам того не ведая, платит воин за право, честь и счастье пребывать в нашем воинстве. Как бы ни был достоин человек, наличие живых потомков лишает его возможности встать в наши ряды. Мы не можем допустить, чтобы существовал инструмент, с помощью которого Зло смогло бы воздействовать на вас из прежней жизни. Сказанное вовсе не означает, что ни у кого из воинов детей не было. Просто дети уходили из жизни раньше своих отцов. И не думай, что испытание уходить из жизни прежде времени тяжелее, чем испытание из той жизни прежде времени провожать. Часто последнее оказывается куда страшнее.

-  А я так и не думаю. Не могу объяснить почему, но я тогда очень хорошо чувствовал, что мне самому  в мои последние два года было легче, чем моим близким. Особенно, в самом конце. Мне было, может быть, хуже только от одного - они имели возможность мне помогать, а я им - нет.

- Ты совсем напрасно мучился этим. Проводить с больным бессонные ночи, или давать ему таблетки, гораздо легче, чем давать тем, кто рядом, надежду на то, что их старания небесполезны. А ты вел себя так, что видя твой оптимизм и волю к жизни, даже профессионалы начинали сомневаться в печальном исходе. А родные верили в победу до последнего дня.

- Хорошо, если бы так…

- Ты не понял, я не предполагаю, я рассказываю, как это было. Ты видел только их поступки и слышал слова, а мне были доступны их мысли.

- Спасибо, мне, правда, стало легче, - Олег снова какое-то время молчит, а потом спрашивает снова. – А может быть, ты даже знаешь, сколько я прожил бы лет?

- Я описал тебе самый длинный алгоритм твоей жизни, по которому ты жил бы очень долго. Но мои возможности ограничены исключительно правом знать.  Правом влиять на мое знание, обладает Другой. Ты мог бы понадобиться здесь раньше, и тогда бы Им было принято иное решение. Но сколько бы ты не жил, жизнь твоя ни в одном из вариантов не прошла бы гладко. Тебе изначально было предначертано тяжелое испытание. Ведь именно оно должно было окончательно проверить солнечность, подтвердить сущность - наличие неисчерпаемого источника радости. Хотя и до и после испытания ты казался бы вполне счастливым человеком. Просто «после» пришлось бы научиться очень глубоко прятать осколок непроходящей боли, чтобы никто не смог догадаться, как постоянно и нестерпимо царапает он незащищенную изнутри душу.

Твое любопытство полностью удовлетворено? Грустно не стало?

- Грустно? От чего? Разве мне сейчас плохо? Немного  обидно, что можно было бы и там сделать что-то очень значительное.

Хранитель в ответ молчит. Молчит и Олег. Обо всем за них говорит волшебная музыка, записанная когда-то рукой гения.

Потом Олег весело произносит:

- Помнишь, что когда-то я хотел написать о передаче особенностей характера во время «вливания» энергии? Решено - трактат о донорстве отменяется. Пишу книгу под названием «Как бы я жил, если бы не умер и даже не заболел».

- Я думаю, что и без тебя найдется, кому ее написать, - Хранитель хитро смотрит на Олега, а потом неожиданно добавляет, - впрочем, кто знает, бывает, что в таких делах в одиночку не справиться...

…Играет музыка, милая женщина уже улыбается им своей загадочной улыбкой, и Олег задает следующий вопрос:

- Мне здесь очень многое по силам, получается даже увидеть прошлое. Но не все. Например, я не могу увидеть в этом прошлом себя.

- Считай, что перед этой информацией поставлен защитный блок. Очень трудно, знаешь ли, видеть свои промахи и не иметь возможности их исправлять.

- Но я же их и так достаточно хорошо помню.

- Одно дело – помнить, совсем другое – видеть. Поверь.

Олег думает о том, как действительно нелегко ему было недавно наблюдать за тем, как трудятся родители. Наблюдать и при этом сидеть, сложив руки.  Но сегодня этому хотя бы есть оправдание. А вот тогда… Он вспоминает кое-что еще, оправдания там для себя не находит, и решает, что Хранителю лучше верить.

Художник тем временем складывает кисти и удаляется, оставив рядом с ними высыхающий портрет. Музыка продолжает ласкать слух, и уже в который раз  у Олега появляется ощущение, что в душе становится больше места.

- Да, - отвечает Хранитель, услышав только еще зарождающийся вопрос, - музыка, идущая из Света, для того и посылается, чтобы добавлять душе свободного пространства, ибо нужно как можно больше места, где могли бы разрастаться искры этого Света.

- Что такое Свет?

- Это хорошее место. Ты его обязательно когда-нибудь увидишь.

…Часы настойчиво подталкивают стрелки к полуночной отметке. Вот уже и новорожденная луна повесила свой сияющий белым серпик на самую вершину черного небосвода. Они торопятся испить радость последних подаренных им минут, но проходят и они. Прощаясь, Хранитель с особенной теплотой в голосе напоминает:

- Не забудь обдумать подарок для мамы очень хорошо.

- Я уже обдумал. Она потом все забудет,  я оставлю ей только настроение.

 

 

 

 

 

 

26.         Гости

 

 

 

Когда он поступил в институт, веселая студенческая жизнь подарила ему почти  абсолютную свободу - это нравилось и пьянило. Так получилось, что к нему домой институтские друзья приезжали всего несколько раз, он ведь и сам уже давно стал здесь редким гостем. По той же причине школьные товарищи гораздо чаще бывали у него в общежитии. Но летом двадцать второго года его жизни, когда пришла страшная болезнь, он на целых двенадцать месяцев снова задержался дома. А в конце весны от него ушла любимая. Он с родителями уже переехал на дачу, и ее звонки становились все реже, а ответы короче и холоднее.

 Позади осталась последняя «химия», а впереди снова институт и надежда. И вдруг этот ее звонок, и слова о том, что у нее появился другой.

Олег улыбался всегда. Когда он прочитал в Интернете, что означает его страшный диагноз, и что отпущенный ему срок всего месяца два-три, то даже тогда никто не увидел ни страха, ни печали на его лице. Только улыбку… Печаль, конечно, была, просто у него получилось очень хорошо ее спрятать. А эта весть совсем выбила опору из-под ног. Только теперь ему показалось, что жизнь действительно от него уходит. Даже не столько жизнь, сколько ее главный смысл, тот без которого, как ему тогда верилось, никому и жить-то не стоит.

И вот один за другим на этот садовый плацдарм начал высаживаться десант. Друзья приезжали по трое – четверо, сменяя друг друга, каждую неделю.

Начало дачного сезона. Московские машины уже привычно встали в бесконечных  пятничных пробках, а они все равно ехали, не смотря ни на что. Жарился шашлык, звучала гитара, и он чувствовал, как отступает тоска. Он выстоял бы и сам, но все-таки здорово, что они были рядом.

Жизнь еще успела подарить два раза Селигер и целый год институтской свободы… А потом последняя отчаянно короткая битва за эту жизнь и уже последние дружеские десанты.

Сегодня все совсем по-другому. И других он ждет друзей. Но волнуется и радуется так же, как тогда.

С первыми лучами солнца приходит ощущение, что они скоро прибудут. Олег маринует мясо так, как любил это делать в своей прошлой жизни. Он вообще к двадцати годам откопал в себе большие кулинарные способности, и получал удовольствие не только от поглощения, но и от приготовления пищи. Собирает овощи со своего огорода. Представляет круглые душистые хлеба и складывает их в низкую плетеную корзину. Рядом ставит большую пузатую бутыль с вином и такие же пузатые бокалы. Еще он вспоминает о том, что Тецуо обязательно должен любить рыбу, и готовит ее в соевом соусе. Вкусы остальных он решает удовлетворять по мере потребности.

В тот момент, когда Олег задумался над тем, уместна ли здесь будет белая скатерть, его неожиданно обжигает поток горячей энергии, и он оборачивается...

Они стоят, тесно прижавшись друг к другу. Коренастый Тецуо в черном костюме самурая, рядом Коко, одетый в зеленую тунику без рукавов, расшитую замысловатыми золотыми орнаментами. Мелкие рыжие кудряшки на его голове непривычно отливают зеленым. Задумчивый Звездочет в простой монашеской рясе. А чуть сзади блестят металлом своих воинских одеяний Сигурд и Дебер. Но если Дебер выше первых троих за счет того, что рост ему прибавляют торчащие вверх черные блестящие  волосы, то Сигурд возвышается на целую голову, и в плечах он раза в полтора шире любого из них.

Они стоят и улыбаются, а Олег идет к ним, не торопясь, внимательно вглядывается в их лица и с удовольствием отмечает, что они совсем не изменились. Будто не было того страшного боя, и не трепетала безжизненно в черном межзвездном пространстве выжженная их энергия. Крепкие! Здоровые!

- Орлы! – радостно восклицает он.

Они обнимают его и долго стоят так в полной тишине. Наконец Олег первым прерывает молчание:

- Предлагаю осмотреть мой мир, а потом будет сюрприз.

Сначала они бродят в тайге. Дебер каким то непостижимым образом угадывает в совах их символичность, отмечая это следующими рассуждениями:

- Несчастная птица. Глядя на нее, сразу видишь, как обидела ее судьба.

- Требуем, чтобы последовали комментарии! - удивленно произносит Олег. – В моем лесу вся живность находится под защитой. Впрочем, на счет судьбы я ничего конкретно утверждать не могу, но ты-то бедную птичку за что так «обласкал»?

- Разве ты не видишь? Ну, посмотри по внимательнее!

Олег почти в упор всматривается в круглые и какие-то очень человеческие глаза сыча. Тот тоже смотрит на Олега, периодически смыкая веки.

- Ничего не понимаю, - Олег переводит вопросительный взгляд на Дебера, - птичка здоровая, упитанная. У меня здесь вообще идеальная экология. Со стороны животного мира ко мне не может быть абсолютно никаких претензий. Тогда какие претензии могут быть к нам у тебя?

- В глазах этих птиц, - медленно и вдохновенно произносит Дебер, - навеки застыл отпечаток мысли. Отпечаток безжизнен, как след на песке, оставленный ушедшей волной. Но жива волна, и она возвращается, чтобы не умер этот след. Так и в глазах этих птиц жива печаль о не свершенном. Я думаю, что когда-то, в начале всего, было решено именно им подарить разум, и возможно, что на малую долю мгновения он даже был им дан. А потом передумали и отняли разум, заменив его на печаль, чтобы она в веках сохраняла безжизненный отпечаток мысли.

- Тецуо, закрой рот, - спокойно говорит Сигурд.

- Так и было! – убежденно заявляет Тецуо, восторженно глядя на птицу, и по сигурдовски  бьет себя кулаком в грудь.

- Так не было, но все равно очень красиво, - смеется Олег, а Дебер лукаво улыбается. И все, кроме сыча, понимают, что он просто пошутил. А тот, улетая, издает обиженно жалобный свист, будто подтверждает, что и вправду был-таки когда-то жестоко и не справедливо обманут.

 Затем Олег заводит друзей в параллельный мир.

-Познакомьтесь – это самые близкие и дорогие мне люди.

И каждый из воинов приветствует его родных по обычаям своего народа.

- Ты был таким же огромным? – глядя на отца, снова восхищенно спрашивает Тецуо. Он  ниже остальных друзей, а уж в прошлой жизни и вовсе отличался щуплым телосложением. – В Японии твой отец мог бы заняться сумо и стать рикиси – богатырем, даже национальным героем!

-  Нет, я был немного меньше, - отвечает Олег, и, видя, как гаснут восторженные искры в глаза товарища, тут же добавляет. – Но если бы я знал, что тебя это так огорчит, я бы очень много кушал, и легко набрал бы необходимый вес – тем более, что у меня это очень хорошо тогда получалось. Сигурд, а каким был ты?

- Равных не было, - невозмутимо отвечает тот, удивленно наблюдая забавную картину.

К металлическому штырю на тонкой длинной веревочке привязана маленькая дикая уточка с подрезанными с одной стороны перышками. Уточка гуляет по зеленой лужайке возле дома, непрерывно роя червяков, отщипывая сочный лист одуванчика или жилистый подорожника, а иногда забирается в корыто, до краев заполненное водой, и весело ныряет.

Уточка иногда запутывается, и тогда кто-нибудь тут же бросается к ней на выручку, распутывая веревку, или переносит штырь в другое место, если утка проявляет к этому «другому» месту настойчивый интерес. А когда Сигурд слышит, что все обращаются к ней ласково и называют ее Дусей, то вообще перестает что-либо понимать.

- Зачем?  - спрашивает он у Олега, - Она слишком мала.

- Так она же не для хозяйства, а для души. Размер маленький, а радость большая. Ну и, может так случится, что она пригодится отцу для охоты. С ней тут даже чудо небольшое произошло.

Если начинать совсем  издалека, то когда мне было восемь лет, родители завели собаку страшной бойцовой породы, стаффордширский терьер называется. Сила челюсти – двадцать две атмосферы. Звездочет понимает, а вам объясняю: мы свои зубы только с силой в две атмосферы сжать можем. (Олег краем глаза замечает, как Сигурд  изо всех сил сжимает свои челюсти, пытаясь определить, какая была хватка у этой собаки).   А мы у нашей мясо изо рта вынимали - и ничего. Такая она добрая была. Больше всего она боялась нас обидеть, не укусила никого ни разу. Еще она, правда, сквозняков боялась, поэтому спала только на диване. Все ее безумно любили, тискали, как игрушку. И она любила всех, даже соседей, даже тех, кто хоть раз в дом приходил, не забывала, и если человек снова возвращался, то радостно его приветствовала.

Мы с ней в один год из семьи ушли, только она весной, а я осенью. Вот ведь как иногда все относительно. Если подумать, пятнадцать лет, что она с нами прожила, срок для человека не такой уж большой. Но она была со мной рядом ровно две трети моей жизни, а это уже ого, какое долгое время. Она еще зимой ослабла. По дому ходила, а на улицу ее папа на руках выносил. А потом она, может, узнала что, или почувствовала, - Олег произнес эту фразу с грустной иронией, - но приняла какое-то правильное собачье решение, и за один короткий вечер покинула этот мир, освободив семью для заботы уже о другом, обо мне, то есть.

Было так тяжело, что я при всем своем красноречии только и смог написать: «Эх, семья стала на одно существо меньше. Спи спокойно, мой друг человека».

Родители тогда договорились, что никакую живность заводить больше не буду. А тут переезжают первого мая на дачу, а минут через пятнадцать все видят довольного папу, ведущего на веревочке крякающую Евдокию. Мама разнервничалась и дала папе сроку три дня, чтобы пристроить утку в хорошие руки, другими словами, отдать друзьям-охотникам. Папа время тянул, а мама нервничала, хотя в душе птичку сразу полюбила, просто душа ее лишней боли в будущем противилась. Потом моя сестра маму очень попросила Дусю оставить, и мама сдалась.

И вот сидит как-то моя мама на лавочке (это уже месяц прошел, как утка в нашем хозяйстве прописалась), смотрит не нее и философски так изрекает: «Если бы ты, Евдокия, золотые яйца несла, я бы уж, так и быть, против тебя бы не возражала». На следующий день Дуся снесла свое первое серебристое яичко, и теперь делает это с завидной регулярностью.

- Чего не сделаешь, чтобы в хороших руках остаться, да? - обращается Коко к птице, а потом быстро добавляет. – Только Уточкой меня прошу не называть, я уже к Курочке привык.

 Все смеются, а Сигурд осторожно берет Дусю - дубль два в руки. Она почти вся умещается на его огромной  ладони, и он нежно гладит ее неловкими пальцами, стараясь нечаянно не повредить ее хрупкие перышки.

Потом они отправляются на реку, и вот там задерживаются надолго. Как дети, они резвятся в поголубевшей уже воде, ныряют с моста, по достоинству оценив его сложную архитектуру, плавают наперегонки до излучины. И, конечно, особый восторг у всех вызывает замок.

- Это творение мысли Хранителя, – с гордостью поясняет Олег.

- А он так может? – удивляется обычно снисходительно невозмутимый Звездочет.

- Он еще и не так может! – заверяет его Олег, скромно умалчивая о своих собственных способностях в этом мире. – А вы, вообще-то надолго?

- Нам разрешено до полуночи, - тяжко вздыхает Коко.

- У вас там, что у всех «синдром Золушки» что ли? – шутит Олег, но никто кроме Тецуо его не понимает, а Сигурд даже серьезно успокаивает:

- У нас этого нет, но если объяснишь, что это такое, обязательно сделаем, – а потом важно добавляет. – Мне разрешено задержаться еще на один день.

- Что ж, тогда пора получать сюрприз, - объявляет Олег.

Они возвращаются  в сад, и он, усаживает товарищей за стол.

- Сейчас я буду жарить мясо, - говорит он.

- Зачем? – настороженно спрашивает Сигурд.

- Есть будем, - улыбается Олег.

- Зачем? – не сдается Сигурд.

- Вкусно, -  хохочет Олег.

- Как это может получиться? – интересуется Звездочет.

- Еще как может! Все, как один, вспомните, как это делается. Такое не забывается.

Когда мясо уже готово, Олег выкладывает дымящиеся шампуры на блюдо, берет один из них, снимает ароматный кусок и с аппетитом жует. Остальные внимательно за ним наблюдают.

- Ну, что же вы? В моем мире это происходит довольно легко.

И тут Сигурд отчаянно, как выхватывал когда-то в бою острую секиру, хватает  с тарелки другой шампур и срывает с него крепкими зубами горячее мясо, быстро его жует, а потом удовлетворенно крякает. Его примеру следуют остальные, и трапеза приносит им всем огромное удовольствие.

- Дебер, а чем питаются на твоей родине? – спрашивает Олег.

- Тоже едят мясо животных, плоды растений. Но меня это никогда сильно не волновало. Мне всегда было как-то жалко тратить жизнь на мысли о еде.

Олег вспоминает, как недавно похожую фразу произнес Хранитель. «Наверное, правильная это мысль – решает он. - Нужно подумать. Нет, нужно почувствовать».

- А на твоей родине, Курочка?

- Самая редкая и вкусная еда для нас – плод растения тэккки. Это растение  встречается очень редко, даже плодоносит оно не каждый год. А когда кому-нибудь удается собрать его плоды, то нужно обязательно со всеми поделиться. Считается, что только тогда оно приносит настоящее счастье.

- А попробуй его представить, – не очень уверенно предлагает Олег.

Коко задумывается, и через некоторое время Олег протягивает ему ярко-оранжевую желеобразную спираль, покрытую маленькими нежными бугорками. Всеобщему удивлению нет предела. Коко же, не раздумывая, отправляет ягоду в рот.

- Вкус не совсем не тот, и не появляется ощущения счастья, - немного разочарованно произносит он.

- Тогда продолжай вспоминать, но делай это очень старательно.

Вскоре Олег предлагает следующий экземпляр.

- То самое! – радостно восклицает Коко, но чуть позже добавляет – только счастье опять не приходит.

- Э, батенька, чего захотел! – смеется Олег. – Ни к чему нам такое счастье. Неправильное оно. Мы свое счастье по-другому добывать будем.

Олег по вкусу плод идентифицировать не может, тот вобрал в себя слишком много разных оттенков. Может быть, чуть больше остальных ощущается клубника. Но, не смотря на отсутствие «кккокорутского» счастья, плод действительно кажется на редкость вкусным, и всем, кроме Сигурда, нравится.

- Баловство, - машет тот рукой, забирая с тарелки очередной шампур.

- А ты теперь всегда сможешь так делать? – Тецуо никак не может выйти из восхищенного состояния.

- К сожалению, это возможно только в Зашторенном мире.

- Жаль…

- А может быть, и нет, - задумчиво рассуждает Олег, - не стоит привыкать к легким победам. Успех, в который не вложен труд, «съедобен», но также невкусен, как мясо, которое подали без соли.

При этих словах неожиданно оживляется Сигурд.

 - А ты можешь дать мне мясо? Большой кусок. И соль. Я тоже умею  готовить. Еще нужен вертел.

Все тут же предоставлено, и Сигурд, круто посолив огромную говяжью ногу, жарит ее целиком на костре, при этом мясо постепенно приобретает весьма специфический черный оттенок.  Когда все откусывают по первому разу, то из уважения, конечно, сохраняют довольное выражение лиц, но… Приходится Олегу незаметно воспользоваться «любовью», после чего, компания единогласно признает, что Сигурд тоже знатный кулинар. Просто, к его стряпне привыкнуть нужно – с первого раза не понять. И только Звездочет хитро улыбается.

- Послушай, Звездочет. - обращается  к нему Олег, – я вот здесь кое о чем узнал… А ведь ты не во всем был тогда, в той жизни, прав. И многое еще требовалось проверить, и что-то наверняка изменилось бы в твоих взглядах, будь у тебя чуть больше времени на жизнь. Ты никогда не задумывался, что, может быть, не стоило так яростно спорить с инквизицией, а было бы гораздо целесообразнее сохранить свою жизнь для дальнейших исследований, тем более, что они долгие годы тщетно пытались предоставить тебе такую возможность?

- Веришь, я это даже успел тогда понять. Только было уже немного поздно. Иногда  костер, когда он лижет твое тело, гораздо лучше освещает истину, чем самые умные книги или мощные телескопы. И  все-таки я не жалею. Во всяком случае, народ, потеряв одного ученого, приобрел одного героя, как когда-то сказал Дебер. И это тоже совсем неплохо.

- Возможно, что есть и такая правда, - вздыхает Олег. - Как поймешь? Нельзя одновременно прожить две жизни, чтобы сравнить полученные результаты. Главное, чтобы у каждого была уверенность в том, что он прожил свою жизнь с честью и с пользой. Кстати, а с какой пользой проживаете время вы в своем санатории, на отдыхе, то есть?

Как всегда в таких случаях больше всех оживляется Тецуо.

- О! У нас там много чего интересного происходит. Только мы тебе обо всем говорить не будем. Хранитель пообещал, что скоро ты сможешь прилететь к нам в гости. Так мы лучше тебе потом все покажем. Но об одном расскажу – не могу удержаться. Среди нас есть великий изобретатель. Он никогда раньше не вспоминал о своих талантах, а теперь это просто фонтан идей. Он и нас увлек. Мы там производство наладили, летательные машины создаем. Я – главный инструктор по полетам! Летаем на скорость, на дальность. А если ты со своими чудесными способностями появишься…

- Я же говорил, что мои способности, как ты выразился, чудесные, работают только в моем мире.

- Ты очень изменился, – задумчиво произносит Звездочет, – стал другой – сильнее, мудрее. От тебя исходит очень мощная энергия, похожая, на ту, что несет в себе Хранитель, я это очень хорошо сейчас чувствую.

- И я.

- И я. – подтверждают остальные.

-Ты как будто стал для нас «светильником», – говорит Дебер, вспомнив давний разговор.

- Да нет, на самом деле, другие в этом мире «светильники». А я чувствую в себе иное какое-то предназначение. Ну, да ладно, потом разберемся.

И тут, уже долго молчавший Сигурд строго произносит: « А вам не кажется, как говорил Олег, что пора бы уже сделать «синдром Золушки», - он с трудом вспоминает незнакомые слова.

Ночь и впрямь уже потушила угли костра, но зажгла путеводные звезды. Они прощаются долго, а потом друзья цепляются за канал связи и исчезают мгновенно.

 

 

 

 

27.         Прошлое

 

 

Сигурд долго молчит, будто никак не может поднять свои тяжелые мысли, непосильным грузом упавшие на дно его души. Олег терпеливо ждет. Их одежда уже впитала влагу утренних рос, уже начинает светлеть на востоке небо, и, Сигурд наконец, произносит:

- Наш род был знатен и богат. Я  - второй сын у своего отца. Но по силе всегда и среди всех первый. Я был на голову выше остальных, шире в плечах, а в игрищах даже десять не решались встать против меня одного.

После смерти отца все имущество отошло старшему брату. Я не был  обижен – таков обычай. Я очень любил и уважал своего брата. У него тогда уже была жена и двое маленьких сыновей. Мне же достался хороший дубовый кнер с высокой мачтой и шестнадцатью парами весел. Я набрал дружину из свободных людей. Бонды, так они назывались, оказались крепкие и отважные, и мы отправились в наше первое плавание на Запад. Путь нам указывала звезда Лейдар, и мы очень верили в нее и в свою удачу. Так я стал конунгом – морским королем.

Я не буду рассказывать, как завоевывали мы свою добычу. Мне стыдно за это теперь, ибо жестоки были наши дела, но мы не умели жить по-другому. Страшный промысел наш был успешен, и торговля приносила хороший доход. Когда я впервые вернулся в родные края, то смог построить себе большой дом.

После третьего похода я встретил Герд. Я помнил ее еще девчонкой, а тут она расцвела, стала очень красивая и такая ласковая, каких я нигде не встречал. Но она все время убегала от меня. Потом она рассказала, что очень меня боялась. К тому времени уже первые шрамы появились на моем лице. Но она боялась не их, а грубой моей силы. А я был с ней очень нежен и даже ни разу ее не обидел. Наконец, она согласилась стать моей женой. С тех пор удача уже больше никогда не покидала нас, как будто имя ее, означающее «Защиту», было нашим оберегом.

 Только Герд, выслушивая мои рассказы, все чаще стала просить меня оставить этот промысел. Она говорила, что очень меня любит, что мы могли бы быть все время вместе, жить земледелием. Я не понимал и сердился. К этому времени я имел уже три кнера, был викингом, конунгом и гордился этим.

Моему единственному сыну исполнилось шесть лет, когда у брата при родах умерла жена. Я велел Герд помогать брату по хозяйству, пока он не найдет себе другую женщину. А еще я, наконец, объявил всем, а, главное, ей, что ухожу в свое последнее плавание - дальше мои корабли будут плавать уже без меня. Она очень просила меня освободить ее от обязанностей перед братом, не объясняя, почему. А я не согласился, ведь у него было много ребятишек.

Это был наш самый удачный поход. Богатая добыча, прибыльная торговля. Довольные мы возвращались домой. Зима уже накрыла побережье  первым снегом. К деревне мы подплывали вечером. Я стоял у борта и старался в сумерках разглядеть свой дом. Неожиданно я увидел три фигуры: женщина и ребенок бежали по полю, а их пытался догнать мужчина. Трудно было что-то хорошо рассмотреть. И вдруг какая-то неведомая сила столкнула меня в воду. Я сам не понял тогда, почему так поступил.  Сейчас я знаю: имя этой силы – страх. Я никогда прежде не находил в себе это чувство, и  не понимал, когда об этом говорили другие. Чем тяжелее была битва, тем сильнее я испытывал ярость, азарт и даже радость. Да, меня всегда радовал бой. А в тот момент я испытал нечеловеческий страх за эту женщину и ребенка. 

До берега было недалеко, но вода ледяная. Я этого не замечал – мой страх остудил мою душу так, что вода казалась горячей. Потом я побежал изо всех сил, потом начал кричать. Мужчина к тому времени уже догнал беглецов. Я видел, как мальчик пытался защитить свою мать, как мужчина обернулся на мой крик, а потом в его руке блеснул нож. Я почти успел…

Сначала упал ребенок, а потом женщина. Я выхватил из ножен меч и отсек злодею голову.

…Сердце меня не обмануло. Это была моя Герд. Она еще успела прошептать: «Я принадлежала только тебе» - и отошла в небеса. Мой сын уже ждал ее там.  А потом я поднял голову того, кто погубил мою семью, и луна осветила лицо брата.

Я кричал, но я не слышал своего голоса. Я слышал только бешеный стук своего сердца. А слезы, замерзая на моих щеках, покрывали их ледяным панцирем.

Я и сам в походах не раз брал чужих женщин. Так было принято всегда. А сейчас у меня забрали мою, ту, которую я любил больше жизни, которая любила меня, родила мне сына. Понимаешь? Ты понимаешь? -  Сигурд почти закричал, но потом опять заговорил тихим осипшим голосом. – И вдруг я почувствовал чью-то невыносимую боль. Совсем чужую. И горе. Горя и боли становилось все больше. Я увидел много страдающих, наполненных ужасом глаз. Они смотрели на меня из прошлого и молили о пощаде. Знаешь…, можно победить сотню врагов, но нельзя победить даже один вчерашний день. Он сильнее, потому что всегда будет таким, как был, и ты уже ничего с этим не сделаешь…

И вдруг внутри меня вспыхнул огонь, он беспощадно выжигал в моей душе слова: «Они все чувствовали то же, что и ты. Они также любили, как ты и берегли своих близких. У них такая же душа и такое же право ходить по этой земле. Так кто позволил тебе забирать у них все, даже жизнь?

Не так нужно жить. Не отбирать не тобой созданное. Силу можно использовать и по-другому. Если тебе не даны сокровища, а дана просто жизнь, разве это не главное богатство».

Надо мною как будто разверзлось небо, и пришла оттуда правда. Я все почувствовал и понял, только не знал, как это сказать. Я даже не испытывал потребность отомстить – другое заполняло теперь мою душу. Я  вернулся к своим кораблям. Воины сначала обрадовались, увидев меня. Но когда я стал уговаривать их бросить страшный промысел и раздать добычу, на их лицах появилась злоба. Они стали кричать, размахивать кулаками.

Я мог бы раскидать их всех, но я не мог больше применять свою могучую силу. У меня теперь осталось только право использовать силу слова. Но слова мои были слабы, не такие как мысли. Мне еще нужно было время, чтобы превратить мысли в слова. И я ушел с корабля, а они шли за мной, доставали из-под снега тяжелые камни и кидали их в меня. Я бы зализал потом раны. И нашел бы нужные слова. И встретил людей, которые бы мне поверили и пошли за мной.

Но был один камень, который попал мне в висок. Мне казалось, что я еще долго шел по полю, они отстали, а я шел. Я должен был выжить. Ведь некому было, кроме меня, объяснить этим людям то, что так ясно мне открылось. Но был тот камень, который попал в висок. Его бросил человек, которому я дважды спас в бою жизнь. Самый страшный шрам на моем лице тому доказательство. Но мне жаль его, он ведь так и не узнал правду, которую открыло мне небо.

А потом я упал, и снег одел меня в белый саван.

А потом меня встретил Хранитель.

 

- Олеж, я вот только не пойму, почему за грехи мои я здесь?

- Ты здесь не за грехи,  ты здесь за свое раскаяние, - убежденно отвечает ему Олег. - Я очень чувствую, как велик был подвиг твоей души. В беспросветной тьме, воспитанный жестоким миром по его звериным правилам, ты увидел свет и открыл в себе самую главную правду – правду сострадания и любви. Тебя никто этому не учил, а ты понял. И многое бы сделал. И крепко пронес бы свой тяжелый крест. И я даже не знаю, что на самом деле остановило тебя тогда: камень ли, холодная ли скандинавская вьюга, или чья-то великая воля. Кто знает, но возможно, что ты очень нужен был здесь.

 Они долго молчат, а потом Сигурд неуверенно спрашивает:

- Ты можешь сопроводить меня к тому полю?

- А ты уверен, что тебе это действительно нужно? Там многое теперь поменялось.

- Но ведь море такое же серое, и снег такой же белый, как тогда…

Олег смотрит на буйство красок вокруг, и думает о том, что менять время ему еще не приходилось. Получится ли? А вслух говорит: «Да…, снег уж точно такой же белый».

Он, молча, меняет потертые джинсы на белую одежду воина, причесывает растрепавшиеся кудри и краем глаза замечает, что Сигурд тоже неловко приглаживает свои седые космы.

Им повезло. Дважды. Этот отрезок побережья оказывается безлюдным. И со снегом у Олега все получается. И вот ни стоят в белом поле, а перед ними, как и много столетий назад, катит свои холодные волны серый тревожный океан.

Глаза Сигурда не могут плакать. Плакать может только его душа. Она мучается, страдает, разрывая его изнутри. Олег чувствует, что пытка эта для друга непосильна и берет половину ее себе. Так и стоят они, тесно прижавшись друг к другу, терзаемые одной болью, посреди большого снежного поля, и оплакивают верную и сильную женщину – прекрасную жену Сигурда. А суровый морской ветер сплетает в косы русые крупные кудри и прямые седые пряди.

 

- Может, полетишь со мной? - спрашивает Сигурд у Олега, когда они вновь возвращаются на дачу.

- Не могу, я сегодня должен сделать подарок одному человеку. Но я буду у вас очень скоро, -  обещает Олег.

В этот момент он совсем забывает о том, что ничего и никогда не стоит с такой уверенностью решать за космос.

 

 

 

 

 

28.         Гроза

 

 

Он решил подарить маме звезды.

Не те, которые видны с Земли. Те и так уже давно ей принадлежат. Каждый вечер, если тучи не прячут небо, она выходит в сад и подолгу смотрит на них. И так было всегда.

Он решил подарить ей свои, сияющие там, за гранью звездности.

Завтра выходной, и будет ее День, и будет маленький праздник. Все уже в сборе, куплено красное вино, и смазан масляным кремом  высокий шоколадный торт.

Поздно ночью, когда все засыпают, он подходит к ней, наклоняется, кладет свою ладонь на ее плечо…

И…

Она видит его звезды. Видит их такими, какими их теперь знает и любит ее сын. Они радуют ее своей божественной красотой, собираются в дивные узоры и меняют эти узоры будто в гигантском сказочном калейдоскопе. Она слушает их волшебную музыку… Конечно, она не рассмотрела Несущих разум, когда те проходили мимо, как не осветил ее  таинственный свет, струящийся от хижины Отшельника. Зато она услышала, как поет его арфа - этот чудесный подарок он подарить ей все-таки сумел.

Утром мама никак не может вспомнить, что за сказочный сон прилетал к ней в эту ночь. На душе необыкновенно - радостно и светло, а из глубин сознания все пытается вырваться очень знакомая и даже родная, но неуловимая какая-то мелодия…

 Постепенно день наполняется праздничной суетой, только всем становится понятно, что без Олега этот праздник уже никогда не будет таким веселым, как прежде. Это огорчает его, и он страдает от того, что не может их успокоить, не может рассказать, как все у него хорошо и объяснить, что жизнь обязана быть счастливой, потому что счастье просветляет душу. А это так важно. И солнце соглашается с ним и, в попытке рассмешить, весело щекочет их своими огненными лучиками.

А ближе к вечеру солнце закрывает огромная грозовая туча. Так уж сложилось, что в этой местности самые страшные тучи всегда приходят со стороны моста, а эта, кажется, будто взялась из ниоткуда – просто упала с неба и накрыла их черным куполом.

                            …

Олег совсем недавно вернулся в свой мир. Он не может позволять  себе долгий отдых. Слишком много еще остается непознанного.

Неожиданно яркий дневной свет сменяют густые сумерки. Он  откладывает книгу в сторону и смотрит на почерневшее небо. Оно низкое и чужое, и даже кажется Олегу враждебным гнетущим своим безмолвием.

Застывший воздух вокруг притих, ожидая тех мощных порывов ветра, которые всегда предшествуют сильным дождевым потокам. Но гроза обрушивается внезапно, «без объявления войны». Раздаются тяжелые раскаты грома, в черное небо вонзаются яростные молнии, но воздух по-прежнему недвижим, и земля не получает ни единой капли живительной влаги.

Очень быстро пространство вокруг наполняется горьким запахом тревоги.  Вслед за этим из тайги раздается громкое звериное рычание и отчаянный птичий гомон, и тут же все эти звуки пропадают.  Исчезают вообще все звуки в его мире.

 Остаются только страшный грохот, беспрерывные вспышки молний и еще этот запах.

 Он уже понимает причину, вызвавшую столь необычное проявление стихии – это Зло пытается проникнуть в его мир. Поэтому требуется срочно принять решение, как лучше поступить в такой ситуации. Но сначала он хочет выяснить, что происходит в тайге, не находятся ли в опасности звери. На границе, отделяющей тайгу от сада, он сталкивается с непреодолимой преградой. Никакие его усилия не помогают ему пробить невидимую стену, как не получается спуститься к реке и, уж тем более выглянуть из зашторенного мира. Связь с Хранителем прервалась еще с первыми раскатами грома.

Олег быстро определяет границы свободы – они абсолютно совпадают c границами сада. Будто огромная черная крышка наглухо закрыла его «уголок рая». Страшный грохот все нарастает и вспышки становятся все более зловещими. То, что Зло, в нарушение всех законов, открыто вторгается в жизненное пространство человека, стало очевидно с самого начала. И то, что принимать решения Олегу придется в одиночку, тоже понятно. И ответ на вопрос «для чего» лежит на поверхности - снова нужен он. Непонятным остается только ответ на вопрос: «Как зло хочет осуществить задуманное». А еще он пытается понять, что представляет из себя эта непроницаемая граница – его защиту или заточение?

Он садится на лавочку и пробует сосредоточиться на своих ощущениях. Внезапно он совершенно отчетливо начинает чувствовать, как  стремительно сужаются границы его пространства. Обычная проверка подтверждает, что они действительно придвинулись к центру примерно на четверть. Тогда он встает в этот воображаемый центр и представляет, что выпускает из себя свою энергию. Он делает это до тех пор, пока границы не возвращаются в первоначальное положение, а потом продолжает удерживать их в таком состоянии. Но действие, которое изменило пространство, тем не менее, не добавило ни какой толковой информации для принятия очередных решений. И Олег снова сосредотачивается на ощущениях.

Когда-то Хранитель говорил, что нужно использовать их, как своих помощников. Олег  уже имел в этом некоторый опыт и теперь жалеет о том, что не тренировал эти навыки постоянно. «Ну, что ж, займемся этим теперь», - решает он.

Постепенно его ощущения делают реальность вокруг него более или менее понятной. Он  уже хорошо понимает, что укрывающий его купол, является многослойной конструкцией. Причем,  внутренние его слои сформированы из его собственной уплотненной энергии и являются защитными. А наружные – это энергия чужеродная, враждебная, которая постоянно пытается сжать его мир. У него получается определить ее мощь, и он понимает, что она не такая огромная, какой обычно бывает во время космических сражений. «Наверное, Зло имеет небезграничные возможности для проникновения на планету, - предполагает Олег. - Но все равно, энергия эта достаточно значительная». И еще он чувствует, что пока очень рано открывать свой мир и ввязываться в одиночный бой с противником.

Через какое-то время он получает новую информацию. Там, за пределами его заточения все резко меняется: заметно слабеет натиск вражеской силы, а потом у него возникает отчетливое ощущение того, что он уже не одинок, что там сейчас свои, и они вступили в бой. И это является для Олега однозначным сигналом – пора!

Если изначально он выставил свою энергетическую защиту непроизвольно, то сейчас он уже понял, что его энергия находится не только в нем самом, но и окружает его мощным защитным пространством. Очевидно, именно это почувствовали воины, когда прилетев к нему в гости,  заметили его необычайно возросшую силу. И она, эта энергия, теперь спрессовалась, образовав непробиваемую защиту на некотором от него расстоянии. Приходит осознание того, что его энергия ему подвластна и абсолютно им управляема. Он принимает энергетический облик и начинает вбирать ее в себя, разрушая тем самым свои защитные слои и  освобождая себе доступ к вражеской силе.

Когда же он добирается до чужеродной оболочки, то огромным огненным мечом начинает крушить эту чудовищную преграду. Уже совсем отчетливо слышны звуки боя, и он чувствует, что с той стороны кто-то делает то же самое.  И вот, наконец, прорубается спасительное окно, и Олег вырывается в свободное пространство.

И тут же он оказывается окруженным стаей уродливых черных птиц, которые налетают на него, издавая звуки, похожие на раскаты грома, а глаза их, наполненные злобой и ненавистью, высекают бесчисленные огненные молнии. Олег, стремительно поворачиваясь вокруг своей оси, отсекает их мерзкие головы, и безжизненные их останки тут же затягивает в себя космос. То же делают находящиеся рядом Хранитель, Звездочет и Тецуо. А чуть в стороне сражаются Сигурд, Дебер и Коко.

Олег уже понимает, что перевес на их стороне и скоро наступит конец этой битвы, и в этот момент на него налетает очередная птица, и он на тысячную долю секунды даже замирает в своем вращении: таких уродливых и  таких ненавидящих глаз не было ни у одной в этой стае. Он с трудом уворачивается от ее мощного клюва и наносит ей сокрушительный удар. На смену ей прилетают другие, но у Олега остается тревожное ощущение, что та птица каким-то непонятным образом все-таки осталась невредима. Он хочет снова ее отыскать, но тут происходит нечто такое, что заставляет его забыть о ней навсегда.

 Он замечает, что Сигурд уже не размахивает так энергично своим мечом, и стремительно теряет силы. Находящиеся рядом с ним Дебер и Коко поворачиваются спиной друг к другу, и зажимают между своими огненными телами ставшего беззащитным Сигурда.

 Олег понимает, что с другом что-то неладно, но, видя, как надежно тот защищен, остается сражаться на прежнем месте. Птиц становится все меньше, и вот последние улетают сами, не дожидаясь печального исхода.

Олег подлетает к старшему брату, обнимает его и ощущает, как мал в нем запас энергии. Конечно не так, как во время того последнего боя, но все равно, потеря слишком велика. Тем более очевидно, что остальные воины в полном порядке и нуждаются только в коротком отдыхе.

- Ничего страшного, Сигурд быстро поправится, - успокаивает их Хранитель. – Тому, что с ним произошло, имеется определенная причина, и мы ее исправим.

- Хранитель!? – в глазах Олега не только печаль, но и просьба.

- Я понял тебя и, пожалуй, ты прав, - отвечает ему Хранитель. - Ну, что ж, - говорит он к остальным воинам, - они полетят на Монтэгэро, там процесс восстановления силы Сигурда действительно пройдет значительно быстрее. А вы возвращайтесь на Лавдию, и ожидайте своих друзей. Я надеюсь, что уже очень скоро вы снова будете вместе.

Они наскоро прощаются, и воины исчезают в канале связи.

- Спасибо! – кричит им вслед Олег.

 Сигурд все это время молчит и тщетно пытается улыбнуться, но затуманенный взгляд его выдает непосильную усталость. Хранитель взмахивает над ним рукой, как будто отгоняет назойливое насекомое, и тот мгновенно впадает в состояние сна. Затем Олег, как уже делал это однажды, собирает его энергию в клубок и бережно прячет ее у себя в груди.

- Ты можешь объяснить, что с ним? – обращается он к Хранителю, – я же вижу, что это не просто усталость.

- Конечно, не просто... - задумчиво повторяет за Олегом Хранитель, - это наша ошибка. Не удивляйся, такое тоже бывает. Ибо можно знать многое, из того, что будет, если знаешь абсолютно все о том, что было. А если никогда не было? Если есть только ощущения. Инструмент мощнейший, но небезупречный. У человека слабое проявление этого качества называется интуицией. Если говорить точнее, интуиция – это его умение прислушаться к совету ИЗВНЕ. То есть, получить предчувствие того, что будет, но на основе чьего-то другого абсолютного опыта. Нам с тобой сложнее. Мы должны услышать совет из глубины себя, когда нет никакого другого опыта…

Было так, - продолжает Хранитель. - Когда-то, находясь на только что рожденной планете Лавдия, мы с Серебряным, по достоинству оценив твои успехи, решили снять защиту с кого-то из самых сильных воинов. Ведь не исключено, что их энергия, с помощью полного спектра чувств, тоже стала бы более активной. Для проверки мы выбрали Сигурда. Но все не задалось с самого начала.  Он так затосковал по своей жене Герд, что сила напротив начала от него уходить. Ты ведь почувствовал это тогда в норвежском поле? Возможно, что это было трудностью перехода в новое состояние. И поначалу сегодняшний бой, казалось, подтвердил именно это наше предположение. Если бы ты видел, что происходило с ним, когда ты оказался в беде! Как он требовал выбрать именно его, с какой отчаянной и необычайной для него силой он в клочья рвал злобных птиц и чуть не  зубами грыз этот черный купол. А потом вдруг резко потерял всю силу. Нет, на самом деле, этот бой окончательно подтвердил наш вывод – здесь земные страдания людям непосильны, а значит, и не нужны. Испытывать эти чувства – трудный удел избранных. Я сейчас вернул ему защиту, и теперь восстановление его энергии  - задача для тебя  уже несложная.

- Скажи еще, Хранитель,- Олег задает этот вопрос как-то робко, будто стесняясь, - а мой мир? Я больше не смогу бывать в нем?

- Почему? Напротив, ты теперь не сможешь без него, во всяком случае, пока, - улыбается Хранитель, но сразу же становится серьезен. – И еще… Это сражение ни для тебя, ни для воинов не было опасно. Это вообще была странная атака – слабая и бессмысленная. А так не бывает. И, значит, в этой бессмысленности кроется скрытый умысел. Ну, что ж, - будем думать? И ждать.

- Будем думать и чувствовать! – отвечает Олег. - А пока я чувствую только то, что нам пора на Монтэгэро. До встречи! – и Олег, прежде, чем устремиться в канал связи, машет на прощание рукой.

- До встречи! И как только закончится восстановление, сразу же отправляйтесь на Лавдию. Не забывайте, что вас там очень ждут! – отвечает ему Хранитель и так же, очень по-земному,  поднимает правую руку. 

                                           …

Такой страшной и странной грозы его родные не видели никогда. Ни ветра, ни дождя - только чудовищные раскаты грома и сумасшедшие вспышки молний. Возникало ощущение, что молнии эти сосредоточились над крышей именно их дома, но ни одна не достигала земли. Они рассыпались гигантскими фейерверками, будто разбиваясь о невидимый купол, защищающий их мир. А в мертвом недвижимом воздухе растекался горький запах тревоги. 

К ночи все стихло. А уже утром со стороны моста пришла другая грозовая туча. Опередивший ее ветер прогнал тревогу, а теплый летний дождь дочиста промыл воздух и вдоволь напоил измученную жаждой землю.

 

 

 

 

 

29.          К вопросу о сознании

 

 

Олег никогда не замечал этого раньше, а сейчас, после многообразной суеты зашторенного мира, он вдруг услышал, как мало звуков на золотой планете. Лишь в горных ущельях тоскливо стонет ветер и шуршит золотая пыль, когда он стремительно врывается в долины. Да еще вздыхают вулканы, и многочисленный их хор исполняет странную песню бесконечного одиночества, потому что никогда живая жизнь не заполнит это печально праздничное пространство. И текут по сверкающим склонам безутешные алые слезы…

Сначала Олег подумал, что это ему только показалось, ведь не может же такого быть, чтобы безжизненная планета так обрадовалась неожиданным гостям. Но вдруг разом оживают многочисленные вулканы, в воздух взлетают огромные золотые фейерверки и уже совсем по-другому переливаются алые потоки, все сильнее наполняясь всевозможными оттенками радости.

- Смотри, Сигурд, как готовит свое целительное зелье наш самый прекрасный и самый умный во вселенной доктор. Правда, есть еще один…, но она на другой планете, в другой жизни и лечит совсем другие болезни, - думает Олег, любуясь этим странным преображением. - Хотя, нет, лучше ты пока спи. И пусть тебе снится, что живая и счастливая Герд с маленьким сынишкой радостно машут руками, встречая тебя из последнего твоего плавания. И  ты, не дожидаясь, когда пристанет к берегу твой кнер, прыгаешь в ледяную воду, чтобы скорее обнять любимых, а потом подбрасываешь воздух подросшего мальчугана, горячо целуешь смеющуюся красавицу и смеешься сам, потому что теперь вы уже навсегда вместе,  -  с нежностью думает Олег, подлетая к кратеру самого большого вулкана.

Погрузившись в лаву, он, конечно, испытывает не самые приятные ощущения, но они кажутся ничтожными по сравнению с теми, что пришлось пережить ему тогда, когда лава впервые поглотила его с израненными воинами в сердце. А вскоре он и вовсе привыкает к этому состоянию, и даже появляется возможность рассуждать с самим собой. Например, он думает о том, что возможно какой-то разум на этой планете очень даже может быть. Ведь он, Олег, конечно, очень много чего теперь узнал, но знания его в основном ограничены лишь рамками одного только фрагмента бескрайней мозаики космоса. И кто знает, какие еще бывают формы сознания, и в чем, в каких видах оно проявляется, и какие разнообразные предназначения может иметь.

 Потом он долго думает о том, что такое сознание вообще. С человеческим он как-то немного определился, и знает, что это просто связь – связь между человеком и космосом. Так случается, что у одних людей она прочная и информация по ней приходит нужная и правильная, а у других дырява, либо и вовсе разорвана где-то в пространстве. И залетают через эти дыры мысли ненужные и вредные. И здесь абсолютно очевидно вмешательство Зла.

 Только он никак не может понять, да и не его, наверное, это функция, понимать, почему иногда бывает так, что и связи прочные и мысли верные, и человек хорошо осведомлен, как надо жить правильно и все равно проживает бездарную жизнь. Олегу уже давно известно, что думают над этими вопросами Хранители земной жизни на планетах. И не просто думают, а активно пресекают злобный промысел. Но, а как же сам человек? Есть ли в чем-то его собственная заслуга или вина? Какова энергия его собственной силы? Уже не впервые мучает его этот трудный вопрос.

«Нет у меня ответа. Видимо, мой удел – только космос» - произносит он вслух, но остро чувствует, насколько важна именно эта - самая хрупкая и тонкая связь - связь  между космосом, и человеком.

Незаметно один день сменяется другим, Олег постоянно ныряет в огненные жерла и, выполняя основную задачу, решает и некоторые собственные проблемы. Как-то он вспомнил вопрос Хранителя, не скучно ли ему. «Как может быть скучно человеку, наделенному разумом»? – в очередной раз удивляется Олег. И еще он помнит, как говорил Хранитель о том, что лучший собеседник для себя иногда бываешь ты сам. И он досыта общается с собой: выразительно произносит монологи, спорит, доказывает, отвергает, соглашается и снова опровергает. Тем более, что поглощая знания в Зашторенном мире, у него довольно часто возникало желание подумать о чем-либо не торопясь, так сказать, насладиться «вкусом» неспешных размышлений. И вот теперь накопленные знания превращаются в абсолютно прочувствованный и окончательно осмысленный опыт.

Наконец, наступает тот момент, когда энергия Сигурда уже практически полностью восстановилась, и, Олег принимает решение отделить ее от себя. Он специально выбирает тот недолгий сумеречный промежуток времени, когда большое дневное светило уже ушло, а два меленьких ночных еще не появились.

В безликой сероватости вечера, на фоне потухших гор отделенная энергия Сигурда вспыхивает яркими алыми всполохами. И вот он уже сам, живой и невредимый, стоит перед ним, тихо улыбаясь какой-то совсем новой виноватой улыбкой. Будто стыдно великому космическому воину за ту минутную слабость, свидетелем которой пришлось стать Олегу, да еще за те душевные слезы, которые товарищ разделил с ним когда-то, облегчая непосильную ношу. Наверное, по той же причине он избегает смотреть Олегу в глаза,  испытывая совершенно напрасную неловкость. «Ничего, - мысленно подбадривает друга Олег, – со временем все забудется и пройдет. Еще немного окрепнешь на Лавдии, а потом первый же хороший бой навсегда вернет тебе и уверенность в себе, и былую воинскую отвагу».

Они молча обнимаются, и нет слов, которые смогли бы передать их чувства больше, чем эти долгие, крепкие объятия.

 

 

 

30.         Летчики

 

 

Мгновенное их перемещение на Лавдию сюрпризом ни для кого не оказалось. Выясняется, что воины проявили изрядную назойливость, непрестанно беспокоя Хранителя вопросами о том, как продвигаются дела у Олега. И он вынужден был решительно им пообещать, что как только Сигурд будет готов к возвращению, то он тут же им сообщит. Зато, благодаря полученной информации, встреча получается особенно торжественной.

Как только друзья возникают из связи, они сразу же утопают в мощных звуках необыкновенно красивой песни, исполняемой многотысячным хором. А сам хор, состоящий из их братьев-воинов, выстроился прямо перед ними и по окончании пения приветствует их радостными боевыми возгласами. Обняться с каждым не представляется возможным, но их объединяет энергия. Они погружаются в бушующее фиолетовое море и все, что они прочувствовали за это время, становится их общим, доступным и понятным каждому. А еще все знают, как нужно это сейчас Сигурду и находятся в состоянии блаженства до тех пор, пока тот окончательно не становится таким, как прежде.

- Ну, рассказывайте, - обращается к воинам Олег, когда они снова возвращаются в покой, – какой распорядок дня в вашем лечебном учреждении, какие такие замечательные оздоровительные процедуры вы здесь принимаете?

- Мы здесь очень продуктивно проводим  время, - решает отчитаться за всех Тэцуо. При этом весь он необыкновенно важен. – Мы тебе уже говорили, что среди нас есть великий изобретатель, и мы наладили производство летательных аппаратов. Правда, он все время сокрушается, что они еще очень далеки от совершенства, но если бы такие были у нас тогда, когда я был камикадзе…- неожиданно вспоминает японец.

- И что бы было? – спрашивает его Олег.

- Да, ничего, - Тэцуо смахивает с себя мечтательную пелену и возвращается в реальность. – Хорошо, что их не было. Я иногда даже думаю, хорошо, чтобы вообще ни у кого ни какой техники никогда бы не было.

- Ну, это ты немного погорячился, просто нужно, чтобы  люди тратили энергии на обустройство своей души не меньше, чем на обустройство своего жизненного пространства.

- Согласен! - вступает в разговор Дебер. – Это Тэцуо очень сильно волнуют самолеты, а мне гораздо больше нравятся наши состязания поэтов, певцов, музыкантов и ораторов.

- Я уверен, - улыбается Олег, – что из последних ты всегда выходишь победителем?

- Не всегда, у меня здесь обнаружились очень достойные соперники – но это, как раз-то, и замечательно, только я сейчас о другом. Эта песня, которой мы вас встречали, она победила во всех соревнованиях. Она понравилась вам, тронула вашу душу, наполнила ее торжеством и радостью?

- О, да! - Сигургд и Олег одновременно утвердительно кивают головами, и Дебер удовлетворенно замолкает. Но в разговор опять возвращается неугомонный Тэцуо.

- Я тоже люблю петь, и даже сочинил одно стихотворение, но проиграл. А в соревнования на скорость выиграл, и считаю, что физические испытания воспитывают волю души, а творческие соревнования воспитывают ее красоту – и я уважаю и то и другое.

- Послушай, Тэцуо. Я вот о чем хочу тебя спросить: я все, конечно, понимаю, но здесь же скоро будут жить люди, – смеется Олег. - А вы тут такого нагородили: стартовые площадки понастроили, пирамиды какие-то… Опять им бедным потом головы ломать, чтобы найти всему этому научное объяснение? Вот интересно, вы уже на многих планетах так  развлекались?

- Стартовые площадки очень нужны - без них никак, - будто не замечая иронии, серьезно объясняет Тецуо. - Мы же не рис выращиваем, мы на самолетах летаем, а как без этого взлетишь? А пирамиды так – соревнования на скорость построения и точность ориентирования по сторонам света.  Можно, в конце концов, организовать соревнование по их разборке и расчистке территории.

- Ничего, - ухмыляется Звездочет – Ты за людей не беспокойся - пусть думают. Думать вообще очень полезно. Иногда важен не столько итог размышлений, сколько сам мыслительный процесс.

- В этом я с тобой абсолютно согласен! – убежденно поддерживает его Олег.

Разговор продолжается еще долго, и они с Сигурдом узнают о многих других «культурных мероприятиях», с большим энтузиазмом организованных здесь  воинами, в результате чего остаются очень довольны всем происходящим. А потом Тэцуо с загадочным видом отводит Олега в сторону, и заговорщически шепчет.

- Тут есть девушки!

- И?

- И они очень красивые, - почему-то удивленно пожимает плечами Тецуо.

Олег обводит взглядом пространство вокруг, благо зрение позволяет видеть все мельчайшие подробности до самого горизонта, и тоже удивленно спрашивает.

- Где?

- Ну, не совсем тут. То есть, совсем не тут. Короче говоря, так! Мы летали в кругосветное путешествие.

Олег снова вопросительно смотрит на Тецуо.

- Не все же время тяжелой работой заниматься, отдых тоже нужен, - убежденно заявляет тот.

- Тяжелая работа – это ты про пирамиды? Да вас тут! Да я там один видел, какой мост, а какой замок… – весело перебивает его Олег, однако, решает особенно не привирать, вспоминая, как лихо подлынивал сам, применяя силу  своего воображения. И потом ему отчего-то становится очень важен этот забавный разговор.

- Так вот, - не желая отвлекаться от темы, продолжает Тецуо, –  они на другой стороне планеты. Только они очень высокие, – почему-то добавляет он таким тоном, как будто предупреждает.

- Это плохо?

Японец опять пожимает плечами.

- Зато они, знаешь, как поют?

- Догадываюсь. Очень красиво!

- Бо-же-ственно! – с придыхание произносит Тэцуо.

- И когда же намечена следующая кругосветка?

- Если хочешь, полетим прямо сейчас. Сигурда возьмем и полетим.

- Думаю, что для него это будет не лучший отдых. Его нужно занять чем-то связанным с применением силы.

Олег искренне удивляется тому, насколько просто организован сложный многоступенчатый процесс создания летательных аппаратов. Объясняется все совершенно иной технологией производства и принципами полета. Управление тоже оказывается совсем несложным, больше основанным на логике, чем на механике.

И вот пять легких истребителей, управляемые пятью друзьями, взмывают со стартовых площадок в стремительно безнадежном порыве догнать линию горизонта.  А через некоторое время они уже опускаются на каменное плато, отделяющее спокойный зеленый океан от зеленой цветущей долины.

- До цели нужно еще долго идти, так как это плато - единственное место, где можно приземлиться. Нам вообще повезло, что оно здесь оказалось, -  объясняет Тэцуо. И Олег видит, как тот охвачен радостным возбуждением, впрочем, как и остальные его спутники. Можно, конечно, преодолеть это расстояние быстрее, приняв энергетическое состояние, но почему-то очень хочется пройти человеческим путем до конца. И они весело бегут друг за другом растянувшейся цепочкой, лихо перепрыгивая каменные преграды и широкие расщелины. Молодые загорелые тела играют  стальными мускулами, а с лиц не сходят счастливые улыбки. Невысокое плато, наконец, заканчивается,  и они спускаются в цветущую долину.

 «Эта планета действительно прекрасна!» – думает Олег, рассматривая открывшуюся их взору картину. Еще сверху они видели зеленоватые блюдечки озер с чистой прозрачной водой, разбросанные по разноцветной скатерти долины. А здесь внизу они остро ощущают пьянящие запахи трав и цветов. Цветы здесь довольно крупные, они плавно кивают им своими затейливыми соцветиями, будто призывая путников замедлить свой стремительный бег и рассмотреть их удивительные конструкции, вдохнуть чудесный аромат… Но тем некогда, их помыслы устремлены туда, где в правой части долины расположены отстоящие на некотором расстоянии друг от друга невысокие скалистые горы и  отделенное от них узким ущельем другое плато, с которого стекают  многочисленные водопады. И горы, и то второе плато абсолютно белоснежны, а на более близком расстоянии видно, что структура их странно «сахариста». Мелкие грани кристаллов отражают все до единого солнечные лучи, создавая вместе с водопадами какую-то сказочную нереальность. Левее же в дали, почти у горизонта, произрастают обширные широколиственные леса, которые своими могучими кронами пытаются дотянуться до легких пушистых облаков в небольшом количестве проплывающих по небу.

- Нам туда, - показывает рукой Коко в сторону трех несколько особняком стоящих скал – за ними их дома.

Они осторожно проходят через узкое ущелье. В одном месте необычный танцующий водопад обдает их теплой и абсолютно зеленой водой. Это еще больше усиливает их возбуждение, и они весело шикают друг на друга в безуспешных попытках сдержать неуемный смех. Солнце, тем временем, уже клонится к закату и его зеленоватый свет меняется на изумрудный.

И, наконец, им открывается картина удивительная. На небольшой ровной площадке между скал стоят причудливые строения, выполненные из белого похожего на кварц материала. Он уже впитал в себя зелень предзакатных лучей, выкрасив стены в  глубокий зеленый оттенок. Но вот солнце окончательно прячется за горизонт, и многочисленные крупные звезды, а чуть позже огромная белая луна возвращают строениям их прежнюю белизну, разбросав по шероховатой поверхности только мелкие разноцветные искры.

- Сейчас выйдут, - шепчет Тэцуо.

- Они всегда выходят, когда появляется луна, - голосом ученого, стоящего за кафедрой в университете, уточняет Звездочет.

- Да, вы, как я погляжу, тут частые гости, - улыбается Олег и вместе с тем тоже обнаруживает внутри себя какое-то трепетное предчувствие.

Тем временем луна поднимается выше и зависает над долиной, как яркий сказочный ночник, а из строений выходят они…

Они напоминают Олегу изящные фарфоровые статуэтки с  излишне удлиненными формами, какие он иногда видел в стеклянных витринах сувенирных магазинов. Взгляд его всегда останавливался на них, и, понимая, что такой необычной красоты в жизни не бывает, тем не менее, он всегда мечтал о том, чтобы где-нибудь она все-таки обязательно была. Они действительно высоки, ростом точно не ниже Олега и уж, наверняка выше Тэцуо. Движения их плавны, а походка такая, что кажется, будто они идут не через воздушное, а через водное пространство, слегка помогая себе руками, и также плавно колышутся их легкие белые одежды. Густые волосы по большей части распущены, но у некоторых собраны в высокие прически.

Их довольно много, но когда выходят последние, то все садятся на землю, и долина наполняется волшебными звуками. Передать это словами не возможно, Олегу кажется, что это поют ангелы и райские птицы.

Пение так завораживает, что воины не замечают, как наступает утро. Но как только горизонт начинает зеленеть, девушки неспешно поднимаются и уходят в свои дома, будто боясь испачкать зеленым светом белизну своих одежд.

- Днем они носят разноцветные платья, а когда выходит луна – всегда белые, - говорит Звездочет.

- Скоро ты их снова увидишь, - добавляет Коко.

- Нет, нужно вернуться и посмотреть, что делает Сигурд, побыть с ним, - отвечает Олег, но чувствует, что сердцем он очень хочет остаться здесь.

 

 

 

 

 

 

30.         Уланулуна

 

 

Когда путешественники возвращаются обратно, то с высоты Олегу их долина представляется, огромной стеклянной чашей, наполненной покоем. Большая белая луна тихо освещает ее, рассеченную широкими реками, украшенную блестящими зеркалами озер. Ее таинственный свет касается спокойной глади океана, высвечивает белоснежные вершины высоких гор и  темные барханы могучих лесов у далекой линии горизонта, ласкает уснувшие цветы, отдыхающих воинов и загадочные сооружения в виде двух стартовых площадок из плотно пригнанных каменных плит и несколько огромных четырехгранных пирамид. Сон и покой долины нарушает только один.

Неустанно трудится Сигурд. Уже заложено самое большое основание пирамиды.

- Отдохнуть не хочешь? – спрашивает его Олег, но ответ ему заранее известен. Он и без слов понимает, как важен сейчас этот процесс для его друга. «Интересно, - думает Олег – что это для него: надгробие над похороненной печалью или воспитание воли души, как сказал Тэцуо»?

- Хочу победить, - как всегда коротко отвечает воин.

- Помочь?

- Должен сам.

Олег молча отходит и располагается на земле неподалеку от воинства. Он долго смотрит в родное небо, а потом обращается к Хранителю.

- Скажи, как космос? Все также спокоен?

- На удивление, да, - откликается тот.

- Хорошо…, - Олег хочет задать еще один вопрос, но передумывает и закрывает его в себе. А может быть это у него не получается, и Хранитель его услышал, но промолчал. Тогда Олег быстро поднимается и, обернувшись золотой пулей, мгновенно оказывается на противоположной, солнечной стороне планеты.

Что-то настойчиво подсказывает ему, что опуститься нужно именно в этом месте – на берегу продолговатого озера, дальний край которого находится вблизи небольшого водопада, стекающего с белого, сахарного плато. Сквозь потоки воды Олег различает высокую изящную фигуру девушки с длинными темными волосами. Она с удовольствием подставляет свое смуглое тело под тонкие звенящие струи, и мелкая водная пыль безнадежно пытается спрятать ее за необычную желто-зеленую радугу.

Через некоторое время девушка выходит из своего радужного укрытия. Вокруг нее по полю разбросаны красные пятна маков, таких же, как на Земле, только яркие их соцветия здесь гораздо крупнее. Она легким движением подхватывает свою одежду похожего алого цвета, и Олегу кажется, будто она собрала эти маковые лепестки, и накинула их на себя, а они послушно легли на ее плечи, спустились к бедрам и острыми клиньями оборвались возле щиколоток.

Потом девушка, плавно покачиваясь, уходит по тропинке к ущелью между скалами. Олег ловит на ладонь ее ускользающий образ и прячет его глубоко внутри себя. Он остается в своем укрытии в высокой траве, растущей вдоль берега, и ждет.  Он почему-то абсолютно уверен, что милое создание обязательно вернется обратно.

Спустя не очень продолжительное время она действительно возвращается, садится на большой гладкий камень, лежащий в воде у самого берега, и внимательно смотрит на искрящуюся водную рябь. Несколько больших ярких бабочек, что летают над пахучими цветами, неожиданно покидают луг и начинают порхать над ее головой, образуя яркий трепещущий венок.

Олег водит пальнем по воде, сочиняя для красавицы ласковые послания, ветерок, летящий от него в сторону водопада, закручивает их в мелкие гребешки волн и пригонят к ногам девушки. Барашки щекочут ее ступни, она смеется, и Олегу представляет, что это не бабочки, а его нежные слова кружатся над ее волосами.

Неожиданно он осознает, что ему сейчас очень важно знать, из какой она жизни. Той, которую он уже покинул навсегда, или из этой, которую дарит им вечность. Вот ведь как все стало сложно, а раньше он бы просто спросил: «Ты из какого института, или города, или страны»? Даже с какой планеты – и то было бы не так удивительно. Но, вот, что бы – из какой жизни… Как хочется ему сейчас задать этот вопрос Хранителю.

Постепенно и чувства, и мысли приходят в порядок, и он понимает, что зря так сильно волновался. Если Хранитель говорил о том, что люди здесь еще только  когда-то будут, значит, она уже из их новой общей жизни.

Наконец, он решается - отчаянно бросается в вводу и уже скоро его мокрая и улыбающаяся физиономия выныривает у ее ног.

 - Меня зовут Олег, а как тебя? - спрашивает он и, все-таки, немного опасается, что его могут не понять.

- Уланулуна, – очень приветливо отвечает незнакомка, и вместо удивления в ее  глазах светится озорное любопытство. – Ты кто?

- Я звездный воин. Мы прилетели сюда на отдых и сейчас находимся на другой стороне планеты. А чем занимаетесь здесь вы? – разговор как-то сразу складывается легко и просто, будто они говорят здесь каждый день уже целую жизнь.

- Мы плетем поясочки счастья, а Ангелы повязывают их новорожденным младенцам. Но их нужно гораздо больше, чем мы успеваем сделать, – при этих словах ее глаза становятся печальными. – Зато, если получается вышить на пояске красивый узор, человек бывает необыкновенно счастлив, - заканчивает она, уже заметно повеселев.

- Наверное, мой поясочек ты сплести не успела, – улыбаясь, говорит ей Олег, мысленно все время радуясь тому, что эта прекрасная девушка уже пребывает в вечности.

Но она не понимает его радости. Огромные карие глаза снова наполняются грустью.

- Ты был там очень несчастен, в своей первой жизни?

- Да вовсе нет, – спешит успокоить ее Олег, – я жил там весьма неплохо. А временами, так даже отлично. Просто, очень мало.

- Значит тебе плохо здесь?

- Что ты. Здесь мне вообще всегда  очень хорошо! – а про себя он думает: « Особенно теперь, когда я знаю, что здесь есть ты».

- Тогда я не понимаю, - вздыхает она. - Тебе же повезло, что ты оказался здесь раньше, чем это обычно бывает позволено человеку. Другим еще долго ждать, и совсем неизвестно, в каком месте вселенной они потом окажутся.

- Но я не смог выполнить там свой долг, - объясняет ей Олег. - Я должен был помогать родителям, а не они мне; я, а не они согревать холодеющие руки и провожать в последний путь. И потом… у меня ведь был еще один долг перед той жизнью - я же должен был вырастить собственных детей.

- Разве в том, что случилось, была твоя вина?

- Нет.

- Значит главным в твоей жизни было другое –  то, как ты уходил: с каким сердцем, и с какой любовью.  В той жизни, - и она ласково проводит рукой по его щеке, - есть понятия-перевертыши, только пребывая там, осознать их почти невозможно. Как оставшимся жить можно поверить в то, что ранний уход близкого и любимого ими человека – это великое благо для уходящего, и необходимое испытание для тех, кто остается. Очень важно, чтобы они, оставшиеся жить, не стали мучиться вопросом - за что, а попытались найти для себя ответ на вопрос -  для чего. Если не сделать этого, то испытание превратится в наказание. Почувствуй разницу: испытание – это проверка, дающая надежду на то, что обязательно будет хорошее впереди, а наказание – это просто тупик, конец.

- Но я не понимаю, за что это испытание было послано им? Разве они его заслужили?

- Это решать не нам. Но если все в их жизни правильно, и они приняли твой уход со смирением и надеждой, то вы не расстались, а просто попрощались ненадолго.

- С тобой очень хорошо – нежно говорит ей Олег. Он уже давно сидит на камне рядом с Уланулуной и, не отрываясь, смотрит в ее удивительные глаза.

- Скажи, – после некоторой паузы спрашивает он, - а где вы берете материал для поясков.

- Вот здесь, - и она прижимает свои ладони туда, где у человека находится солнечное сплетение, – а узоры вот здесь, – и она кладет одну ладонь себе на сердце, а другую на лоб, а потом озорно смеется.

У нее удивительный и непривычный для него смех - как будто поет песенку маленькая птичка. «Похоже на соловьиную трель», - решает Олег.

- Иногда, - говорит Уланулуна, - когда мы отдаем  Ангелам не вышитые поясочки, они несут их младенцам не сразу, а узоры вышивает кто-то другой, только я не знаю, кто.

Они еще долго сидят так рядом. Алые луговые цветы и зеленые струи водопада слушают их беседу, и возникает между ними что-то такое, чего никогда не было, да и не могло быть в их прежней жизни.

А когда солнце начинает клониться к закату, Уланулуна, прощаясь с грустной улыбкой,  берет с Олега обещание непременно быть здесь завтра, а потом  удаляется в ущелье своей необыкновенной плывущей походкой.

 

 

 

 

 

 

32.         Самые лучшие слова

 

 

- Вернувшись на привал, Олег включается в общий разговор, но все время ощущает внутри себя приятное тепло. А когда темнеет, он   отходит в сторону и достает из груди милый образ. Маленькая фигурка плавно вращается на его ладони и ласково ему улыбается. И он понимает, что Уланулуна  теперь все время будет с ним. Он даже не хочет задумываться над тем, как называется это его новое чувство. Главное, что оно есть, и оно несет радость. Оно легкое и горячее, как солнечный свет, но верное и прочное, как братство воинов. А то, что оно взаимно, так об этом даже спрашивать не нужно: он просто в этом уверен - и все. И еще он знает, что никогда не испытает больше горечь разлуки. Их связь такова, что где бы он ни был, Уланулуна всегда будет рядом.

Олег чувствует, что сзади кто-то стремительно к нему приближается. К сердцу подступает легкая тревога, и он быстро прячет образ. Почему-то ему пока не очень хочется говорить об этой чудом доставшейся нечаянной радости.

Но обернувшись, он видит, что это Сигурд торопливо идет к нему по полю. Взгляд  Сигурда содержит вопрос.

- Смотрел на звезды, – отвечает Олег, и в этом  нет лжи. Он действительно очень любит смотреть на звезды.

- Еще побудешь здесь или вернешься со мной? – спрашивает его Сигурд.

- Пока останусь, а как твоя пирамида?

- Строю, - следует немногословный ответ.

Сигурд уходит, а Олег стоит, радостно смотрит на звезды, а образ милой согревает его «сердце». И еще теперь он знает, что всегда сможет ее видеть, даже когда будет очень-очень далеко. А сегодня он может быть рядом…

Золотой шестикрылый орел медленно опускается на берег озера возле водопада. Уланулуна смотрит на него восхищенными глазами.

- Ты был таким красивым! – говорит она, когда он принимает человеческий облик.

- А разве ты поняла, что это я?

- Конечно!

- Как?

- Просто, это был ты! А это я! – и перед ним распускается чудесный цветок, сотканный из изумрудной энергии. И Олег точно ощущает, что это она, его Уланулуна.

И вдруг… начинают колыхаться нежные лепестки, и он ясно чувствует тонкий аромат розы. Его сменяет другой, незнакомый ему запах, но настойчиво вмешивается фиалка и сама уже уступает натиску синей горечи цикория. Запахов  становилось все больше. Незнакомые и родные, ласковые и тревожные, неуловимые и дурманящие, они объединяются в хор, рассыпаются лепестками отдельных звуков. Иногда начинает солировать какой-то один яркий аромат. И снова многоголосый хор фантастических соцветий…

  Внезапно все стихает, и она снова становится его прежней Уланулуной. Или нет ни той, ни этой, а есть одна единственная, просто он узнал о ней еще кое-то новое.

- Здесь, - рассказывает она, - мы всегда зеленые. А когда тут появятся люди, мы улетим на другую планету с новой молодой энергией. И будем там такими, каким будет свет звезды, согревающей наш новый мир:  розовыми, голубыми, оранжевыми.

- А много у тебя уже было звезд?.

- Нет, я была еще только голубая, и вот теперь зеленая.

И тут Олег вспоминает о своем вчерашнем «творении» и решает ее удивить:

- А я, знаешь, как умею, - и он достает из груди ее изображение в виде маленькой светящейся фигурки. Она вращается на его ладони, а Уланулуна потрясающе смеется. Когда же ее смех стихает, то она очень хитро сморит на Олега и произносит.

- А я, знаешь, как? – и он чувствует себя маленьким мальчиком, а ее маленькой девочкой. И это так здорово!

- Вот вспомни, - продолжает она, – какие самые хорошие слова говорила тебе мама.

- В детстве или потом?

- Не важно, главное, чтобы самые-самые!

- В детстве – уже не помню, наверное, как всем, а когда я вырос, она называла меня «дружочек», «заяц», «Олексус».

- Не то! Не то! – машет головой Уланулуна.

                              …

 

Ему было невыносимо больно. Он сидел на диване, молчал и терпел.  Мама ненадолго отошла на кухню, а когда вернулась, то все поняла. Олег постарался улыбнуться, но улыбка не получилась. Она присела рядом, и стала гладить ему спину. Только облегчение все равно не приходило. И тогда она начала говорить:

- Мой самый лучший, самый добрый, самый веселый в мире детеныш. Ты такой большой, умный, красивый и сильный. С тобой ничего и никогда, слышишь, ничего и никогда  не может случиться плохого!

Она повторяла это много-много раз – и ему, наконец, стало легче, он уже без труда улыбнулся, обнял ее и поцеловал.

                            …

 

Послушай! – Уланулуна берет его голову руками и прижимает к своей груди.

- Мой самый лучший детеныш, - слышит он мамин голос, – с тобой ничего и никогда не может случиться плохого.

Он еще долго сидит так, не в силах пошевелиться, а мамин голос все повторяет и повторяет: «Мой самый лучший детеныш…» и удивительно пахнет цветами от милой.

- Не бойся, это теперь всегда будет во мне, - ласково шепчет Уланулуна.

- Ты тоже всегда будешь во мне, - тихо отвечает он ей.

А потом они рассказывают друг другу про свою жизнь. Он узнает, что на ее планете цивилизация еще только взбирается на первые свои ступени. Они занимались разведением животных, сажали съедобные растения, но уже были построены и первые города. Олег смотрит на ее тонкие руки, длинные пальцы и плохо представляет себе, как она могла выполнять тяжелую работу. Она понимает его взгляд и объясняет, что у некоторых женщин по наследству передавался необыкновенный талант вышивать. Имеющих такие способности освобождали от остальных дел, и они занимались только этим.

Эти вышивки были настолько хороши, что ими очень часто расплачивались за свободу, когда их мужчины проигрывали войны. А еще захватчики уводили в плен юных и красивых девушек. Те же, которые не хотели становиться рабынями, бросались с высокого утеса на острые камни.

Олег без слов понимает, как поступила она, и сердце его наполняется болью. Но Уланулуна чувствует эту боль и пытается его успокоить:

- Это было совсем не страшно. И совсем не больно, потому, что быстро, - ласково улыбается она, нежно заглядывая ему в глаза.

- А еще ты тогда умела так необыкновенно петь? – спрашивает Олег.

- Нет, там я пела просто хорошо. А так я научилась уже здесь. Когда мы ночью поем, в душе освобождается место для новых узоров.

- А почему ты приходишь сюда?

- Она прижимает палец к своим губам и весело шепчет:

- Когда придумывать узоры становится трудно (а так хочется, что бы пояски обязательно были с узорами), то я прибегаю и подсматриваю их здесь. Видишь, какие чудесные кружева из солнечного света сплела вода, а бабочки, а цветы. Я никогда не видела таких прежде, если только несколько раз во сне. Тогда это были самые лучшие мои вышивки... Но я не могу подарить тебе ни одной, - будто спохватившись, грустно добавляет Уланулуна, – просто не имею такого права. Тебе уже хорошо, а там кому-то без них может быть очень плохо.

- Я бы, конечно, не отказался иметь такой подарок, но ты абсолютно права. А показать можешь?

- Нет! Если ты увидишь, то обязательно захочешь, - строго произносит она, – это ведь счастье!

- Нет, так нет, - беззаботно соглашается Олег, а про себя думает: «Зачем мне желать какое-то другое счастье, если у меня уже есть свое». Но ничего не говорит об этом девушке.

- Знаешь, я тоже научился хорошо петь только в этой жизни.

- Спой, а то ты слышал, как я пою, а я нет.

И он поет ей свои любимые песни, а потом – она свои. А потом они еще долго поют вместе.

Теперь он часто прилетает к ней на их место у водопада, но уже не задерживает ее надолго. Им обоим и так все время хорошо, а людям на разных планетах очень хочется счастья.

Друзья обо всем догадываются, и ни о чем Олега не спрашивают, а просто летают слушать пение без него.

И только Сигурд строит свою пирамиду.

И вот она уже втрое возвышается  над остальными. А сегодня в ее вершину заложен последний камень. Звездочет говорит, что она победила не только по размеру, но и по правильности ориентирования  абсолютно идеальна.  Все радуются за Сигурда, а он спокойно улыбается, глядя себе под ноги, и молчит.

И тут они получают приказ прибыть в далекую галактику.

 

 

 

 

33.          Как важно, чтобы рядом

 

 

«Звезды рождают свет. Свет рождает радость. Радость становится счастьем. Счастлив человек, разглядевший в темноте свет радости, сделавшей его счастливым».

Об этом думает сейчас Олег, окруженный могучим воинством, в стремительном полете прокладывающим огненный путь сквозь вечную бескрайность вселенной:

«Как важно, чтобы рядом оказался тот, кто этот свет в своей жизни уже знает, ибо трудно человеку самому увидеть его впервые. Это потом свет будет все ярче и сильнее. А сначала нужно, чтобы не поленился прозревший и указал на звезду, чтобы нашлись у него правильные слова, доказывая, как важен свет именно этой звезды, объясняя, что если не станет она для человека путеводной, то заблудится он в темном и мрачном пространстве. Имя этой звезды – Вера. Вера в то, что будет еще жизнь. Вера в предложенный путь, в то, что он единственный выведет человека к свету.

А что же теперь он, Олег! Неужели уже не поможет тем, перед кем остался невыплаченный долг его человеческий? Он не знает… Но будет просить Того, Кто может помочь, чтобы ярко пылал для них свет правды и счастья. А еще он попросит о том, что бы миновали их беды и печали, а мир вокруг был добр и мудр. Да и сам этот их большой и хрупкий мир пусть будет счастлив в каждом своем детеныше. А он для этого мира сделает все, что только сможет».

Постепенно направление его мыслей меняется, и он уже думает о том, какая, судя по всему, серьезная ждет их впереди битва, и как силен должен быть враг, если все воинства голубых планет устремлены сейчас в ту же точку вселенной. Только стремительная скорость их полета уж слишком часто прерывается встречами с Несущими разум. Это лишний раз подтверждает его догадки, но только время от этого теряется, не опоздать бы. Да, им, Несущим разум, наверное,  виднее…

Не опоздали. И они, и все остальные воинства встретились на окраине одной из галактик, где окруженную тихим безмолвием, и хранящую защищенный светлый мир планету оберегает небольшое, но крепкое воинство. Вот ему-то в помощь и прибыло столь мощное подкрепление. Воинства выстраивают надежную оборону и готовятся к бою.

Прошло не так много времени, как… 

Воины, конечно очень удивились… Но, наверное, и противник был удивлен не менее, когда, появившись небольшим числом, встречает здесь огромные силы Добра. Он какое-то время еще находится на некотором удалении, шипит, плюется огненными брызгами и, наконец,  не решившись вступить в бой, возвращается в свои пределы.

- Где противник? – нетерпеливо спрашивает Сигурд.

- Улетел, - отвечает кто-то из воинов.

- Сам вижу. Где тот, ради которого торопились?

- Ну, нет, и хорошо. О чем печаль? – пытается успокоить его Олег, угадывая в интонациях друга озабоченность и досаду.

- Нет противника – нет победы! – Сигурд говорит это так, будто требует, чтобы его, противника то есть, немедленно ему предоставили.

Воинам, конечно, понятно, как важен для Сирурда этот бой. Как важен для него любой бой, чтобы доказать всем, а больше даже самому себе, что он прежний непобедимый Сигурд. Но все и так прекрасно чувствуют его необыкновенно возросшую силу, и никому не нужны никакие доказательства.

- Зачем летели? - настойчиво повторяет Сигурд. - Я не понимаю!

Олег и сам думает о том, что совершенно бессмысленно было собирать здесь все войска, но, как сказал когда-то Хранитель, не исключено, что в этой бессмысленности кроется определенный, и возможно, что очень даже важный смысл, а вслух произносит:

- Может, ошибся кто – ложная тревога, - он пытается говорить это шутливо. – Разве такого никогда не было?

- А мы никогда не задаем себе такие вопросы, мы об этом даже никогда не думаем, - отвечает кто-то из старейших воинов.

- Ты же сам когда-то говорил, - снова обращается Олег к другу, - думать – это задача Хранителя.

Но Сигурд уже замкнулся в себе и вопросов больше не задает.

Воинства уже собираются разлетаться, когда неожиданно поступает команда Хранителя всем лететь на Лавдию. Олег сначала этому безумно радуется, но потом мысли о том, как смогут разместиться столь мощные силы на этой планете,  и не потревожить при этом прекрасных девушек, сильно его озадачивает.

- Их там уже нет, - голос Хранителя всегда рядом, поэтому не понятно, на каком, на самом деле, он находится расстоянии – А я здесь. И ты задержись, пожалуйста. Воины улетят сейчас без тебя.

И вот две огненно золотые птицы парят над небольшой уютной планетой, а огненно бордовые шары стремительно удаляются в безграничное пространство космоса. 

- Я так понимаю, что вопрос, где находится твой прекрасный цветок, волнует тебя сейчас гораздо больше, чем Сигурда причины отсутствия противника? - спрашивает Хранитель.

- Чувствую абсолютно, что в моем беспокойстве о судьбе противника нужды нет. От чего имею свободное пространство, которое могу заполнить любым другим вопросом. А потом, я, в отличие от Сигурда, все понял, – Олег уже отчетливо осознает: произошло что-то чрезвычайное, и, когда наступит час, все, что необходимо будет обязательно сказано.

- Что ж, ты избавил меня от лишних объяснений, и теперь можешь «заполнять свободное пространство» моим ответом. Этот цветок расцвел золотым цветом на новой молодой планете с именем Сольт. Она не менее чудесная, чем Лавдия и такая же защищенная, а согревает ее огромная оранжевая звезда. Лавдия же в последний раз даст приют воинам, и вскоре там появятся крупные животные и поселятся темнокожие люди, и этот мир уже навсегда будет принадлежать только им.  …Ты знаешь, я не задаю праздных вопросов, но скажи, ты очень соскучился по Уланулуне?

В который раз вопросы  Хранителя кажутся Олегу странными. Нет у него такого чувства в этой жизни. Как объяснить кому-то или даже самому себе, как это – являясь частью огромного мира, хранить весь этот мир внутри себя. Как передать словами, что и он, и звезды, и Уланулуна, и люди, оставшиеся в той жизни – все это едино и все это – он. И, в тоже время, он часть всего этого и даже чего-то гораздо большего. Но даже и это еще можно хоть как-то представить, вспомнив, что голова – это тело человека и в тоже время – часть этого тела. Но вот мысли и чувства, которые рождаются внутри человека, они ведь потом живут своей самостоятельной жизнью: возникают, растут, угасают, забываются. Требуется определенные усилия, чтобы чувства не угасли, а мысли не забылись. А здесь мысль или чувство – это, если так можно выразиться, такая же часть организма, как голова, и никуда не может от него деться. И еще - мысли здесь только светлые, а чувства добрые.

- Извини, - отвечает на его внутренние размышления Хранитель, – но я же должен хотя бы немного контролировать твою незащищенность. Зато я готов искупить свое недоверие новой информацией, - говорит он полушутя - Отныне тебе дана возможность самостоятельно устанавливать бесконечные каналы связи, такие, как, например, у меня с тобой. Теперь ты сможешь, если возникнет необходимость, общаться с воинством, не будучи в зоне вашего притяжения. Можешь общаться с Уланулуной. Но с живущими в той жизни только через сон. И, ты знаешь как - крайне осторожно и редко. Никакого права на действие даже отдаленно похожее на чудо у тебя по-прежнему нет.

Известие о том, что можно общаться с милой, сильно радует Олега, но требуется, как всегда, уточнить мелкие «технические» подробности.

- Как я узнаю, где находится тот, с кем нужно устанавливать связь?

- Ты просто почувствуешь. Космос – это материя, напитанная информацией, только не все могут ее извлекать. Отныне тебе доступен этот портал. А сейчас, пока воинство отдыхает, а Уланулуна греет твое сердце, ты увидишь то место, в которое ты не дал уйти когда-то своим братьям, и которое, на самом деле, так прекрасно!

 И пред ними на мгновение, немного раздвигается пространство, впуская Олега в новый незнакомый мир.

Сверкающая чернота космоса сменяется ослепительностью белого света.

 

 

 

 

 

34.         Белый Свет

 

 

Сияющий белый свет, ослепив Олега, заставляет его прозреть.

И постепенно в бесконечной ослепительности перспективы начинает проявляться совершенно удивительный мир.

Мир возникает там, куда смотрит Олег.  Он переводит взгляд в другое место - мир проявляется и там тоже. Как будто Олег зажигает многочисленные праздничные фонари на огромной новогодней елке. Существующие как бы сами по себе, эти вспыхивающие картины незнакомой ему жизни образуют бесконечное единое пространство. И вот уже обводя взглядом вокруг себя, Олег видит единый, прекрасный и безмерный мир.

И все это великолепие и он сам, освещаются, согреваются, а может быть оберегаются чем-то….  Он даже не сразу находит этому чуду подходящее определение. «Чувством!» - наконец, понимает он. И вдруг Олег вспоминает это чувство. Его испытывает каждый человек в начале своей жизни, а потом забывает навсегда.

Вот ты маленький-маленький делаешь свой первый в жизни шаг, оторвавшись от привычной опоры: неуверенно переставляются неокрепшие ножки, вздрагивают маленькие ручонки. И оказавшись один в пустом пространстве, ты чувствуешь, как наваливается на тебя это пространство, как начинает раскачивать тебя пустота, как она толкает, пытается повалить, и от страха ты уже  не видишь ничего вокруг, перехватывает дыхание, замирает сердце. И вдруг… твоя крошечная ладошка неожиданно оказывается в теплой и крепкой ладони того, кто оберегает тебя, и благодаря кому ты появился на этот свет.

Вот в этот момент и приходит это самое чувство, когда ты понимаешь, что  этот большой, сильный и добрый всегда будет рядом и всегда поможет, что с его помощью ты и сам многое сможешь и это многое для тебя очень важно и необходимо. И нечего уже бояться, и становится светло, радостно и надежно.

Именно это чувство первой настоящей радости испытывает сейчас Олег. Он осматривается вокруг, ищет и нигде не находит источник  этого чувственного света. Он просто есть везде, вселяя великую уверенность: теперь все хорошо, теперь тебе ничего не страшно, теперь ты навеки защищен своим домом, потому что дома ты теперь, и, наконец, исполнишь то, ради чего было страдание, и будешь этим бесконечно счастлив.

Олег уже прозревает настолько, что среди самых разнообразных фрагментов миров с протекающей в них жизнью, среди домов и домиков, расположенных на равнинах,  побережьях океанов или в оазисах пустынь, у подножий высоких гор или невдалеке от лесных массивов он видит то, что увидеть совсем не ожидал. Олег не понимает, он ли приближается к этому месту, или но само движется навстречу ему, становясь все ярче, реалистичнее, больше.

Но вот уже он стоит посреди тенистого яблоневого сада, узнает и, вместе с тем, совсем не узнает свой такой родной и любимый «уголок рая». Нет привычной клумбы в центре, как, впрочем, нет ни огорода, ни теплицы. От дома и до конца сада стоят высаженные в четыре ряда крепкие яблоневые деревья, достигшие самого пика своего роста. Они еще достаточно молоды, но уже могучи и готовы подарить свой самый лучший урожай. Ветви клонятся под тяжестью крупных спелых плодов, и непонятным образом переплетается сладкий запах спелой «коричной» с таким же спелым кисловатым запахом антоновки, запахи, которые никогда не смешивались в прошлой жизни. Только когда падало последнее летнее яблоко, то подступающая осень выкрашивала желто солнечной краской уже другие поспевающие плоды.

В центре сада, рядом с дорожкой, проложенной от крыльца дома и разделившей сад на две равные половины, стоит большой деревянный стол и две лавочки, выкрашенные коричневой краской. Олег садится на одну из них и оглядывается вокруг. Дом почти такой же, как прежде, только нет кирпичного пристроя, а на его месте стоит крепкий деревянный двор, сложенный из некрашеных бревен. Да и сам дом крепок - как будто молод. «Наверное, это молодость дома, или самое начало его зрелости», – догадывается Олег.

 В этот момент  из дома выходит его бабуля. Он узнает ее сразу, самую лучшую в мире бабушку. Он раньше часто думал, глядя на нее, уже старенькую, немногословную и ласковую, что она похожа на тихого нежного ангела. А сейчас он замечает, что и с ней произошло такое же чудесное преображение, как с домом. Вроде бы прежняя: маленькая, седеющие волосы забраны в пучок валиком, и бесконечно добрые серые глаза с темным цветочком вокруг зрачка, но что-то неуловимо изменилось в ее облике…

 На мгновение его озадачивает мысль о том, увидит ли его она, потому что об этом Хранитель ничего не говорил. Но когда она легко, без малейшего намека на мучительные боли в суставах,  радостно улыбаясь, идет прямо к нему, становится абсолютно ясно: «Есть понятие – возраст. Он дает понимание того, как ты жил и каким пришел в данную точку бытия. А есть – прожитые годы. По большому счету это словосочетание не говорит ни  о чем». В сиянии бабушкиных глаз, в счастливом выражении ее лица, в быстрой походке, даже в седеющих волосах ничего нет о возрасте. К нему приближается здоровая, красивая, счастливая женщина, прожившая неполные свои семьдесят три земных года.

Он наклоняется к ней, целует и долго-долго не выпускает из своих объятий.

- А где же мама и папа, - будто опомнившись, спрашивает она.

- Они будут попозже. Это я чуть-чуть поторопился, наверное, соскучился очень – весело отвечает Олег.

- С тобой что-то случилось? – глаза ее становятся тревожными.

- Ты совсем забыла? В той жизни всегда что-то со всеми случается. Только не всегда сразу понятно – плохое это, или хорошее. Вот так, например, и со мной. Сначала я думал, что случившееся плохо, а позже понял, что оказывается, все совсем наоборот. Я тебе сейчас все про нас расскажу,  только ответь сначала – ты, что тут одна? Где дедуля?

- Он здесь со мной и сейчас выйдет. Знаешь, нам тут очень хорошо и скажу тебе по секрету, - она пригибает его голову и радостно шепчет ему на ухо, -  ты не поверишь, я никогда там не слышала от него каких-то особенных нежных слов, он просто всегда очень заботился обо мне и считал, что главное, это дела. А сейчас он постоянно говорит мне что-нибудь очень-очень хорошее и смотрит такими влюбленными глазами…

- Вы невнимательная девушка, Маргарита, - улыбается ей Олег и снова ласково поцелует ее в щеку, – он всегда смотрел там на Вас именно такими глазами.

И будто почувствовав, что речь идет о нем, из дома выходит невысокого роста, но очень крепкого телосложения с роскошной копной белоснежно кудрявых волос и мягкими ямочками на щеках улыбающийся семидесятидевятилетний красавец.

- Олежка, ты тут откуда? – почти без удивления весело кричит дед и быстро направляется к ним.

- Я тут, дедуль, из космоса.

- Ты стал космонавтом? – озорно прищурившись, спрашивает дед.

- Нет. Я стал звездным воином, - в тон ему отвечает Олег.

- Это, наверное, опасно? – опять тревожится бабуля.

- Где же ты видишь здесь опасность? Разве ты не чувствуешь, что кругом только счастье, радость и благодать? - будто удивляется Олег.

- Конечно, я только это и чувствую. Но, ты же сказал – воин.

- Это, как почетный караул, - вмешивается в разговор дедуля и при этом незаметно подмигивает Олегу, – он просто должен быть - и все.

- Откуда ты знаешь? – недоверчиво переспрашивает она.

- Когда мы, ветераны войны, здесь встречаемся, а знаешь, Олеж, мы ведь тут тоже встречаемся, только нас стало гораздо больше, то нам говорят, что мы воины запаса. Так что если для представительности какого-нибудь «мероприятия» нужно будет увеличить количество воинов в карауле, то мы тут, как тут, не сомневайся, – и он снова незаметно подмигивает.

А Олег и не сомневается. Он теперь твердо знает, что случись великая битва, его дед, прошедший вторую мировую с первого до последнего дня; чеканивший твердый молодой шаг по заснеженной ноябрем брусчатке  Красной площади в сорок первом; прошедший по ней же шестьдесят лет спустя после великой победы, сжимая руками слабеющие руки своих товарищей, чтобы не дрогнули солдатские ряды, встанет вместе с этими товарищами на защиту их общего доброго мира по первому же зову.

- А так, я при Маргарите, - беззаботно продолжает дед, – ей без меня скучно, – и при этом он смотрит на нее бесконечно влюбленными глазами. 

- Знаешь, Олежка, мы здесь совсем  не одни, - и бабуля указывает рукой в сторону дома, от которого по тропинке к ним идет стройная темноволосая женщина  на вид почти ровесница самой бабули, только заметно выше и красота ее ярче  – это моя мама, а твоя…

Но он уже узнал свою прабабушку – ее фотография все время стоит в доме. Она пристально всматривается в Олега, но постепенно напряжение во взгляде сменяют тепло и любовь, и она со словами: «Хороший, какой хороший мальчик!» ласково обнимает Олега. Ему тоже очень нравится эта красивая, сильная и мудрая женщина. В ней чувствуется необыкновенный стержень, который помог ей, еще совсем молодой девушке, выстроить этот дом, объединявший потом и в праздники и в дни, когда приходили беды, многочисленную родню. И гордо пройти свой нелегкий жизненный путь, преодолевая тяжкие испытания, всегда и всем помогать и ни у кого ничего не просить.

Тем временем дедуля начинает обходить сад. Он всегда его очень любил, но особенно он любил землю, пронеся эту любовь из босоногого деревенского детства через всю жизнь. А бабушки достают откуда-то пяльцы и начинают вышивать.

- Олеж, а у тебя там была девушка? – немного смущаясь, спрашивает младшая бабуля.

Он задумывается ненадолго.  Это было так давно и так не с ним, что вспоминать  об этом совсем не хочется.

- Не помню. Зато она есть у меня сейчас – и он протягивает им раскрытую ладонь, на которой медленно вращается улыбающаяся Уланулуна.

- Хорошая, очень хорошая девочка, - говорит старшая бабуля.

- Да… - вторит ей другая.

Олег тем временем с интересом наблюдет, как  ловко ложатся веселые крестики на канву у старшей, а из нежного атласа глади рождается необычный рисунок у младшей. Он знает, что вышивают и его мама и сестра. Эта традиция уже давно передается по наследству у женщин его семьи.

- А что вы делаете с этими вышивками? - спрашивает он.

- Обычно дарим, когда ходим в гости, но иногда получается такой красивый узор, что нам дают маленький белый поясочек, и мы вышиваем этот узор на нем. А потом отдаем его обратно.

- А почему нельзя вышивать удачные узоры много раз? – Олег уже догадался, о каких поясках идет речь, и его переполняет гордость.

- Не знаем…, но только каждый красивый узор можно вышить лишь на одном поясочке.

«Эх, милые вы мои бабуленьки, - думает Олег, вспоминая огромные глаза Уланулуны, - вышиваете вы здесь красивое человеческое счастье, и даже не догадываетесь об этом. Потому только один раз и можно, что оно неповторимо, это счастье.

- Только ты знаешь, что, Олеж, - как-то и ласково и одновременно строго говорит ему младшая бабуля, – ты, пожалуйста, не повторяй дедулиных ошибок, и не забывай говорить своей девушке самые нежные слова.

- Будет сделано! – браво чеканит Олег любимую дедулину фразу, которую тот произносил каждый раз, когда его просили о помощи.

Он отходит в сторону и ненадолго задумывается, а потом шепчет:

«Без объятий ласковых я продрог.

Хочешь, ляжет облако у твоих ног.

На котором солнечный ветерок

Принесет любимую на часок.

И в объятьях ласковых в этот час

Будет вся вселенная лишь для нас».

Слова получаются простенькими, а мелодия - трогательной. Он  представляет, будто песенка превращается в райскую птичку, и отправляет ее по каналу связи к далекому оранжевому светилу, на незнакомую ему планету с таким уже родным именем Сольт.

Конечно, никакой птички не было, но песенка быстро долетает до Уланулуны, и он слышит ее удивительный соловьиный смех, а потом и ее голос:

- Ты все время рядом со мной.

- Ты тоже все время со мной… - отвечает он ей.

Они еще долго сидят и разговаривают о том, как жили в той жизни и как живут теперь. Собираются идти в гости и почему-то передумывают. Много смеются. И только на один случайно заданный им вопрос: «А кроме того, что вы все здесь просто счастливы, у вас есть какое-нибудь важное дело?», он получает короткий и очень серьезный ответ: «У каждого из нас здесь есть свой смысл». И он чувствует, что никто не откроет ему свое сокровенное.  Впрочем, про своего деда и бабуль он и сам уже все понял. Или не все? И есть что-то еще, кроме…

Олег знает, что его очень ждет еще один мир – маленький украинский хуторок на опушке большого леса, откуда ходил пешком в соседнюю деревню его прадед, чтобы учить там сельских ребятишек грамоте. А дома, с утренней зари и до глубокой ночи погруженная в тяжкие крестьянские дела, его дожидалась хрупкая голубоглазая женщина, до конца жизни прятавшая от людских глаз тонкие изящные кисти своих рук, чтобы никто не смог угадать в ней благородную кровь правнучки турецкого князя. Ее прабабушку украл когда-то во время очередного вояжа за турецкой добычей лихой казацкий атаман, а, вернувшись, сделал своей женой. И эта княжеская кровь, текущая в жилах  у прабабушки Олега, не сулила ей ничего хорошего в то непростое послереволюционное время.

 Он уже решает отыскать этот мир, но голос Хранителя призывает его срочно прибыть по каналу связи на уже известную Олегу заснеженную планету.

 

 

 

 

 

35.         Радость встречи

 

 

Удивительное это событие заставляет радостно забиться его несуществующее сердце. Олег испытывает радость от встречи, не смотря на то, что не было разлуки. Радость увидеться вновь, не смотря на то, что никогда еще не видел прежде. Радость снова находиться рядом, хотя  никогда рядом не был.

Но сначала одинокий ветер медленно гнал по белому безмолвному полю снежную поземку, закручивая ее в короткие затухающие спирали. Большая голубая луна выныривала из-за облаков и, как заправский пловец, снова ныряла в перевернутый океан неба. «Место, где покоится вечный сон живой природы», - подумал тогда Олег, хотя он уже давно подозревает жизнь абсолютно во всем, просто проявления ее представляются ему теперь различными. Но почему-то возникло именно такое – земное восприятие действительности.

И вот уже Хранитель ведет его по узкому коридору с горящими по стенам бронзовыми факелами и, распахнув невысокие кованые двери, впускает его в небольшой, похожий на средневековый,  зал с низкими потолками.

…Они стоят у противоположной стены.

Огонь, пылающий в камине, яркими всполохами освещает хорошие добрые лица. Все они разные и, в то же время, абсолютно одинаковые, и этой неуловимой одинаковостью очень похожие на него. Их глаза сияют радостью встречи с тем, кого никогда не видели, после разлуки, которой не было.

Их совсем немного. Олег уже понял, что он здесь двадцать второй, мгновенно почувствовав, что они его братья. И это чувство заставляет забиться радостью их сердца, без слов и объятий рождая в них ощущение великого единения.

- Это Олег, - представляет его Хранитель.

- Олег, - эхом повторяет Олег, и счастье яркими  искрами вспыхивает в его глазах.

- А это Солнечные других планет, - продолжает Хранитель. – Я рад, что у вас есть время, чтобы познакомиться, но печален от того, что его слишком мало, ибо причина нашей встречи, к сожалению, в другом.

Братья по очереди называют свои удивительные имена, и каждое произнесенное имя несет в себе огромный поток информации. Олег мгновенно узнает абсолютно все о каждом Солнечном: с какой он планеты, как прошла там его «земная» жизнь, как случился исход, как протекает в воинствах жизнь эта. Олег просматривает жизненный путь каждого так, будто пред глазами мгновенно прокручивается кинопленка, только видится и запоминается каждый, даже самый несущественный кадр. 

Оказывается, что судьбы у всех сложились по-разному, но каждый прошел через тяжелое испытание, проявил высочайшее мужество, сохранив при этом удивительную по силе способность дарить радость. Олег уже в который раз думает о том, что его собственная история, пожалуй, самая простая и негероическая по сравнению с остальными. И уже в который раз он задается вопросом, за что здесь он.  «Не за что, для чего, - уже привычно поправляет он самого себя.

- И твоя судьба могла бы сложиться совсем иначе, - слышит он обращенный к нему голос Хранителя, – но в любом испытании ты все равно оставался бы самим собой, ты просто не умеешь по-другому. Однако, сложилось так, как сложилось. Дело не в судьбе. Причина в силе духа, мудрости и оптимизме, которыми ты обладаешь. Это слабо проявляется в земной жизни и не сильно выделяется среди других людей. Мы можем чувствовать это только отсюда и только здесь это по-настоящему применимо. Закрой этот вопрос навсегда - другие уже давно все обдумали и приняли решение. И, поверь, что решение это правильное.

…Бегут быстрые минуты. Как же им хорошо вместе, братьям. Им так здорово вместе. Совершенно непонятно, как происходит их общение. Говорят взгляды, дополняют мысли, завершают слова. Они вновь проходят жизненными дорогами каждого, подставляя в трудные минуты испытаний крепкие дружеские плечи. И дорога каждого становится их общей дорогой. И каждый, вспоминая свое прошлое, вдруг ощущает, как помогало ему тогда это сегодняшнее братство – братство рождающееся сейчас. И становится понятен еще один, пусть небольшой, но все-таки важный источник силы, укреплявший  их вчерашнее мужество. И рождаются в глубине души Олега слова: «Когда ты не боишься бороться в одиночку, ты никогда не будешь одинок.  Только ты обязательно должен быть на стороне Добра».

Но если Хранитель сказал, что времени мало, значит, так оно и есть. Только он смотрит на них как-то уж очень пристально, от чего Олегу приходит в голову фантастическая мысль, что возможно сейчас Хранитель только для них превращает мгновения в несколько больший промежуток времени. Олег думает об этом, шутя,  а Хранитель загадочно улыбается.

« Теперь о том, - уже без улыбки произносит он, – что явилось причиной вашей неожиданной встречи и, вместе с тем, давно ожидаемого знакомства. Конечно, не так должны вы встречаться, точнее, не только по такому поводу. Но в наших силах отдалить конец бесконечности, а это значит, что все хорошее у вас еще впереди.

Я собрал вас здесь по причине чрезвычайной. Случилось то, чего не было уже так долго, что пыль тысячелетий покрыла память об этом прискорбном событии. Покрыла, но не позволила о нем забыть. И мы хорошо помним, как когда-то вошло в нашу жизнь предательство. Вы знаете, что предыдущий опыт не дает ничего, кроме прочно выстроенной защиты, и что каждый раз все происходит по-другому.  Вот и сейчас нам стало известно о том, что в рядах защитников Добра появился предатель. Пока не ясно, кто он и где находится, но сказанное абсолютно достоверно.

Зло готовит Вселенскую битву - мы знаем об этом давно, а сейчас велено довести это до вас. Еще не понятно, какой она будет, но они готовятся очень серьезно. Предчувствуя это, стонет вселенная, и отголоски этих стонов делают и без того сложную жизнь на планетах непосильно тяжелой и духовно порочной.

У каждого из вас теперь будут достаточно непростые функции, потому что враг может быть где угодно: на планетах, в космосе, в воинствах. Известно только то, что он точно есть, и всем поставлена одна единственная задача - найти его.

Вы скоро вернетесь в свои воинства, которые без объяснения причин полными составами собраны на родственных планетах, и каждый из вас скажет себе, что враг среди его братьев. Я понимаю, как это тяжело, почти невозможно. Но вычеркнем из сказанного мною долгие «почти не», и услышим только короткое «но». Только будучи уверенным в том, что в черной комнате есть черная кошка, можно ее там отыскать.

Самым трудным для вас будет подозревать врага в своих братьях. Это все равно, что не поверить самому себе. Так не может чувствовать человек, но так сможете вы. И кто-то обязательно  найдет предателя. Мы понимаем, как невыносимо тяжело ему  станет, но он порадуется тому, что легче окажется всем остальным. Это высшее состояние счастья – ощущать чужую радость, как свою, понимая, что за нее ты заплатил своим горем».

«Очередной постулат Хранителя» - думает Олег.

« Не время для сочинения формулировок» - думает в ответ ему Хранитель.

- Сейчас вы войдете туда, где собрались все те, кто отвечает за судьбу вселенной, и встретитесь с Великим Хранителем энергии. Могут рассыпаться галактики, взрываться звезды, черные дыры поглощать пространства, но если возникнет необходимость остановить эти процессы, в этом месте окажется  он и  «заштопает» прореху вселенной. Если на время угаснут источники силы на планетах, он всегда поддержит нас  своей силой. Его энергия – наша опора в трудную минуту.

 « Как неприкосновенный запас Родины»,- проносится в голове у Олега.

«Верно, но не отвлекайся», - проносится в ответ со стороны Хранителя.

- А сейчас он отдаст нам часть свой энергии для того, чтобы помочь в решении поставленной задачи. Я достаточно хорошо объяснил?

- Мне не совсем понятно, - Олег не сразу решается задать этот вопрос.

- Что? - не смотря на ограниченность во времени, чувствуется, что Хранитель считает необходимым отвечать на все возникающие вопросы.

- Я слышал, что Несущие разум могут заглянуть в душу каждого. Разве нельзя проверить всех: и нас, и наши воинства, и остальных? – он задает этот вопрос, и уже чувствует, что все остальные давно знают ответ. Но Хранитель, тем не менее, терпеливо разъясняет:

- Ты тут недавно, и не было еще надобности сказать тебе об этом. Дело в том, что существует Кодекс воина, по которому нельзя открыто выражать им свое недоверие. Это ты, привыкший к незащищенности, перенесешь все с пониманием. А они твердо знают, что никогда не предадут, и эта абсолютная уверенность в себе поддерживает в них источник силы. Если хотя бы на секунду они почувствует, что усомнились в их честности, то могут погибнуть, как воины, потому что угаснет этот источник.

Поэтому я сказал, что каждый из вас будет думать, что предатель именно его брат, зная какая это тяжелая, но все-таки посильная для вас задача. Почти, как лава Монтэгэро. Но это для тех, кто там побывал, - произносит Хранитель, глядя только на Олега, – иначе то безграничное доверие, которое вы привыкли испытывать к воинам, не позволит вам получить истинную информацию, тем более, что сигналы, которые исходят от предательства, могут быть почти неуловимы. Для обострения ощущений и будет сейчас дана особенная энергия. А Несущие разум  уже попытались незаметно использовать свое возможности. К сожалению, без того, чтобы посмотреть  каждому в глаза, это оказалось невозможным.

И Олег вспоминает про тот последний несостоявшийся бой, точнее про бессмысленность долгой дороги к нему. Вот, оказывается, в чем был скрыт тайный умысел - он давал возможность Несущим  разум проверить  все воинства голубых планет. А еще он понимает, что подобную проверку прошли и все остальные воинства вселенной.

 

 

 

 

 

36.          Никогда не знаешь

 

 

«Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда. Даже защищенный прочным укрытием, даже рядом с надежными товарищами, ты всегда остаешься один на один с самим собой».

Огромный и уже знакомый Олегу круглый зал с бесконечными сводчатыми потолками освещается ослепительно ярким светом, исходящим из самого его центра. Свет уходит ввысь и, оттолкнувшись от далеких сводов, падает на отполированные до зеркального блеска белые мраморные плиты пола, 

Но рассмотрел все это Олег, и мысль свою он услышал не сразу. Войдя через высокие кованые двери, его тут же встретил немигающий и пронзительный взгляд одного из тех, чье имя «Несущие разум». И в тот же миг перед его взором вспыхнул стремительный фильм, только теперь он уже имел короткое название «Моя жизнь».

Странное получилось кино, странное и тяжелое. Вроде бы жизнь была беззаботная и легкая: так, только - мелкие промахи, да незначительные ошибки в мыслях, а, больше даже в делах. Тяжело было только, когда рождался, да еще в конце, когда болел и умирал. Но именно эту часть жизни смотреть было и легко и радостно.  Начало – потому, что еще не научился жить с ошибками, а конец – потому, что уже научился жить без них: и в  мыслях, и, главное, в делах…  Мысли, стали светлые, а дела правильные, и кино, соответственно, такое же.

А вот остальная часть сюжета…

Почему же теперь так невыносимо мучают те «незначительные ошибки»? Проходит время, но оно не лечит. Лечат доктора, а время просто идет. И тебя все сильнее начинает изводить чувство вины за сделанное не так и не сделанное, как надо.

Зато, как безудержно хочется теперь быть нужным и полезным, и как счастлив ты этой своей полезностью. И как нравится отдавать все силы и всю душу на то, чтобы было лучше для жизни той и в жизни этой.

…Очнулся, как от глубокого сна. Вокруг все по-прежнему, только уже с теплотой смотрят на него и солнечно лучатся строгие глаза. А на душе снова светло, как в этом огромном круглом зале с бесконечными сводчатыми потолками.

Вот тут-то, как раз, и шепнула ему одна мудрая мыслишка: «Никогда не знаешь, когда снова проверит тебя жизнь. Будь готов к этому всегда».

Олег обводит взглядом огромное пространство зала. Собравшиеся стоят вдоль стен. Они серьезны, и взгляды  их прикованы к необыкновенным переливам  света.

Он видит могучих воинов. Их белые плащи отливают сталью отваги и золотом доблести. Они равновелики друг другу необычайной своей красотой мужества. Оно во всем: в орлиных изгибах бровей, в благородстве и воле профиля, в гордости и решительности осанки, в бездонности мудрых глаз.  В этих глазах есть и доброта и любовь, и сострадание, но, все-таки,  больше всего в них мужества.

- Это Хранители жизни на планетах, - поясняет ему  знакомый голос.

- Но, почему же они  - воины? Я всегда представлял их…

- Потому, - перебивает его Хранитель, - что на планетах идет непрестанная и жестокая битва за первородную жизнь человеческой души. И только обладая великим мужеством можно выдерживать эти непрекращающиеся сражения. И только обладая великим мужеством можно держать в руке оружие справедливости.

- А любовь и милосердие?

- Это есть в каждом из нас. Но поверь – нужно, все-таки, особое мужество, чтобы все время находиться рядом с человеком.

 Олег видит других воинов. Они похожи на первых, но в  чем-то все-таки уступающих их величию.

 - Это помощники.

- А у тебя они есть? – но вместо ответа он просто понимает, где они. – Странно, я их никогда прежде не видел.

- Они общаются с воинами. Ты – только со мной.

Дальше стоят совершенно удивительные создания. Ангелы, совсем не похожие на того нежного юношу, которого он видел однажды, сложили за широкими спинами могучие крылья. Они огромны и величественны. Но Олег не успевает о них подумать - его взгляд уже прикован к седовласым старцам.

«Что такое – красота? – думает он. - Разве может быть красивой женщина, в муках рожающая ребенка, когда лицо ее перекошено болью? Или распластанное на земле тело героя после того, как, обвязав себя гранатами, он бросается под вражеский танк? Но прекрасно рождение человека и каким-то непостижимым образом хороша в этот миг женщина. Но прекрасен подвиг, как и совершивший его герой».

Стоят напротив Олега старцы. В их глазах бесконечность мудрости и неизлечимая боль сострадания. Нет, воздух вокруг них тоже пронизан мужеством людей, прошедших тяжкий путь страданий в своей земной жизни, а теперь принявших на себя страдания несчетного числа человеческих судеб. Но в  их седых волосах, в бороздках глубоких морщин, в согбенности плеч, несущих тяжелую ношу, навеки поселились и излучают особенный свет именно мудрость и сострадание. И настолько прекрасны они этим своим смиренным подвигом молитвенного радения за каждого человека, что глаз не отвести.

Олегу хочется получше рассмотреть и всех остальных, но в этот момент в сиянии возникает Серебряный. Капюшон его спадает, и ложатся на могучие плечи длинные блестящие кудри, будто тысячелетия превратили их в сверкающее серебро седины. Черты лица и впрямь крупные, но правильные и благородные, а взгляд проникает глубоко в душ каждого. Он совершенно непостижимым образом оказывается повернут одновременно ко всем, стоящим в зале, потому что каждому кажется, что именно в его глаза смотрит парящий в сиянии.

 «Вот, оказывается, кто ты, Великий Хранитель энергии», -  понимает Олег. 

А Великий Хранитель, между тем, начинает медленно вращаться, и энергия, исходящая от него становится осязаема. Постепенно от каждого из них в виде ярких золотых нитей начинает отделяться их собственная энергия. Энергия Хранителя сплетается в серебряные ленты, которые, переплетаясь с золотыми нитями, вяжутся в пространстве таинственные вензеля. А, спустя некоторое время, они вспыхивают, и зажигаются перед всеобщим взором огненные знаки, складываясь в Алгоритмы Вселенной.

Все присутствующие считывают знание, сложенное из множества знаний каждого и даденного им еще свыше. И приходит понимание того, что на какое-то время для них всех становится открытым то, что обычно разделено и доверено каждому необходимой только ему частью. И еще возникает ощущение обретения новых и пока еще непонятных возможностей.

Олег, читая сокровенные письмена, все-таки успевает подумать о том, что жизнь бы отдали настоящие ученые за прочтение этих формул, которыми прописано и счастье, и страдание, и любовь. Которые объясняют и тайну сознания, и тайну чудес, и тайну мироздания и много еще чего…

- Необходимое знание людям посылается, - вновь слышит он голос Хранителя, – только отчего-то нет веры тем, кто правильно улавливает посланное.

- Да, - мысленно отвечает ему Олег, – вера - основа всему: любви, знанию, силе.

- А, главное, началу вечной жизни, - соглашается с ним Хранитель.

Вспыхивают последние письмена, и вот уже, наконец, прочитаны все Алгоритмы. Великий Хранитель замедляет свое вращение. Он внимательно смотрит в глаза каждому, будто проверяя, до конца ли понято сокровенное. А потом письмена разом гаснут.

Нет красивых слов, точных разъяснений, подробных напутствий. Только открыт сияющий портал,  и ясно, куда лететь, о чем думать и что делать. А еще ощутимо, как мало у каждого времени, и как реальна для всех опасность, и как она близка.

Ослепительный свет растворяет в себе Серебряного. Пропадает осязаемость его энергии, и открываются многочисленные высокие двери, выпускающие каждого в бескрайний космос, каким-то непонятным образом минуя длинные коридоры, с зажженными по стенам старинными бронзовыми факелами.

 

 

 

 

 

37.         Пирамида

 

 

Как нужна ему сейчас всего одна минута, самая обыкновенная - земная. Кто там полцарства за коня обещал? Он сейчас за эту самую минуту половину вечности бы отдал, чтобы даже не самому, чтобы только она смогла услышать его голос. Но нет этой маленькой минуточки, а есть только «связь» - мгновенное перемещение в пространстве. «Что же ты, «технический прогресс» тут таких высот-то достиг!» - с грустной иронией вздыхает Олег.

И вот уже возникает перед его глазами могучее и бескрайнее, как море, войско. Оно тяжелым фиолетовым пламенем растеклось по необъятным просторам планеты с ласковым именем Лавдия. Только воздух на этой планете сейчас дрожит от того, что соприкасается с невероятной силой. Что воздух, кажется, что сама планета сжалась под гнетом непосильной ноши.

- Ты уж потерпи, миленькая, вот…, - и никак не произносятся страшные слова. Олег собирает всю свою волю, да разве только волю, все, что можно собрать, всю энергию до последней капли собирает он в «железный кулак», – вот найду … предателя, и тогда отдохнешь»

Стоят перед Олегом братья. Каждый – часть его самого: его души, его веры, смысла его существования. А как можно лишить себя части? Как отделить ее, какими клещами оторвать?

«Ты здесь, и я тебя найду! - заставляет себя Олег произносить жестокие слова. – Я тебя обязательно услышу!»

Но слышит он совсем другое.  Страх. Не свой.

Он слышит страх воинов. Он чувствует, как тот коварным лазутчиком забирается в воинские души. Он, страх, и при той-то жизни  не очень был им знаком, и никогда не определял их сущность, а уж здесь они и совсем забыли о его существовании. И вдруг, неведомо откуда взявшийся, он входит в них, и его становится так много, что мужество и доблесть неожиданно остаются в меньшинстве, проигрывая неравную битву. Воины отчаянно пытаются сопротивляться, но неведомая мощная сила будто насосом продолжает закачивать в них это чувство.

- Мы скоро перекроем эти каналы, нужно только недолго продержаться, - слышит Олег голос Хранителя. - Попробуй дать им свое бесстрашие.

 Олег мгновенно делает то, что велит ему Хранитель. Он легко отделяет бесстрашие от себя, но оно никак не может войти в воинов, будто назван неверный пароль, и вход в их души остается закрытым. И тогда он принимает решение. Он не знает, верным оно окажется, или нет, но он принимает именно это решение, и делает то, чего раньше не смог бы сделать никогда.

 Что ваш страх? – яростно кричит Олег, и вздрагивают отважные воины. - Узнайте, каким он бывает.

И он тоже впускает в них страх, но уже другой, тот, что возникал у людей, шедших на смерть за веру. Это дается ему легко, потому что Зло не замечает подмену. Он посылает воинам страх тех людей, что горели на кострах за своего Бога и, не важно, правильно они видели Его или по-своему. Главное, что они его любили до такой степени, что огню было подвластно только их тело, вера же оставалась неопалимой. Только этот страх не может приходить отдельно от других составляющих души, потому что не он владел ими тогда. Он был ничтожен, и сейчас он затягивал за собой совершенно иные чувства. А этих «иных», оказывается гораздо больше, и они несравнимо сильнее. И постепенно воинам возвращается абсолютное презрение к страху, несгибаемое мужество, непобедимая сила духа, непоколебимая вера в правду своего предназначения и непреклонная уверенность в общей победе. Эти чувства множатся, и для страха остается все меньше места.

Но Олег кричит снова:

- Что ваш страх! Узнайте, каким он может быть.

И он заменяет чуждый им страх на страх человека, выносящего из огня ребенка, или страх летчика, уводящего пылающий самолет дальше от жилых кварталов, или страх солдата, закрывающего своей грудью амбразуру вражеского дзота…

 Много в той жизни страха у человека. Но есть и великое мужество, делающее этот страх  ничтожным и рождающее поступки, имя которым – подвиг.

И все меньше места остается в воинских душах для чужеродного им чувства. И вот уже они сами вступают в бой и громят врага на поле битвы своей души.

 Наконец Зло осознает свою ошибку, но уже слишком поздно что либо изменить. И оно оставляет тщетные попытки.

А  вслед за этим закрываются каналы проникновения.

- Это только начало, - слышит Олег голос Хранителя, – они будут предпринимать что-то еще, ибо близится Вселенская битва. Сейчас Зло всеми возможными способами пытается умалить силу и дух наших воинств. Другие Солнечные одновременно с тобой тоже вступили в противоборство и справились со своей задачей. Потеряли мы только одно воинство, и случился его печальный исход. 

При этой мысли боль, будто скальпель хирурга, рассекает сердце Олега, впуская в него безмерную печаль, но он заставляет себя подумать о том, в каком светлом месте залечат раны великие воины. Он вспоминает, как прекрасно это место, у него даже получается порадоваться, представляя, как обретут покой измученные герои. Но больше всего он желает им только одного: чтобы никогда не переставала их тревожить тихая не отпускающая тоска,  дающая им надежду на то, что когда-нибудь они обязательно смогут вернуться…

- А Солнечный? – спрашивает он.

- Он сильно пострадал, но быстро восстановит свою силу и будет собирать новое воинство.

- Я помню, Добро никогда не остается без своих защитников.

- Не  забывай еще и о том, что наша важнейшая задача - любой ценой сохранить Конец Времен! -  на этом голос Хранителя умолкает, и Олег вместе с воинами погружается в блаженство для того, чтобы восстановить их истраченные силы. Только энергию этой планеты брать уже нельзя, и он начинает отдавать им свою.

Впервые блаженство не дарит ему привычную радость, не освобождает от тревоги, не ласкает покоем, не дает счастья общения с братьями. Наоборот, оно несет Олегу колоссальное напряжение, пребывая в котором он пытается почувствовать враждебное, инородное чье-то естество, нареченное страшным именем -  «предательство».

Но все спокойно. Все, как всегда. Мирно отдыхают воины, и он чувствует, как восстанавливается их сила, и ничто не тревожит их покой.

- Он здесь, здесь предатель, вот он, вот, слышишь? – ни на секунду не позволят себе расслабляться Олег, – ну вот же, вот, вот…

И неизвестно, что выдержать труднее: когда впервые наваливается на тебя своей мощью лава Монтэгэро, или, когда  ты сам взваливаешь на себя непосильный груз недоверия к тем, кто есть ты сам. И продолжается бесконечное, разрывающее душу ожидание: «Ну, где же ты, где, где…»

И вдруг!

 Очень тихо. Тише, чем лунный свет касается уснувших лепестков фиалки, и вместе с тем больнее, чем трехгранный гвоздь, вбиваемый в запястье во время распятия, он слышит безмолвный звук, ощущая нестерпимую боль, и понимает каждой мельчайшей частицей своей необъяснимой души – вот оно, случилось!

Неуловимо, бесшумно и неосязаемо отделяется от их общей энергии  небольшая ее часть.  Олег еще сильнее напрягает свою душу – да! Там, за границей их общности кто-то есть, и этот кто-то – враг. И еще он чувствует, как силен этот враг, как подконтрольна ему обстановка внутри воинства. Противник искусен и осторожен - просто, он немного ошибся, когда «выходил». Или ему не повезло, и «скрипнула самая маленькая половица», а Олег смог это услышать.

 И тогда он снова совершает невозможное, точнее то, чего никогда раньше делать не умел. Он отделяет от себя большую часть своей энергии и оставляет ее в воинстве, чтобы не нарушить баланс и не лишать воинов источника силы.  А малой своей долей он отрывается от фиолетового моря, сохраняя энергетический облик. Прямо перед ним на фоне бесконечного звездного неба возвышается прекрасная в своем величии огромная пирамида Сигурда, закрывая собой значительную часть горизонта. У ее подножия растекается бескрайнее фиолетовое море, и его отсветы выкрашивают основание пирамиды густо фиолетовым.

 Олег замечает, что фиолетовый цвет начинает очень быстро подниматься по пирамиде вверх. И вот  она уже  фиолетова наполовину, а на ее вершине  вспыхивают два  тонких огненных луча такого же фиолетового цвета и, стремительно увеличиваясь в размерах, уносятся  в бескрайние глубины космоса.

На самом деле все произошло мгновенно, и также мгновенно разглядел Олег на вершине могучую огненную фигуру. Человек стоит к нему спиной и протягивает к небу сильные руки. И  уходит в неизвестность из раскрытых его ладоней отбираемая у воинов энергия.

И человек этот - Сигурд.

«Молчи вселенная! Знаешь ли ты, что такое горе? Чувствуешь ли, что такое потеря? Все ты знаешь, и все ты чувствуешь! Тогда раздели мой гнев и умножь мои силы!» - может быть эти слова слились в звериный рев, а может, не было никаких слов, и даже мыслей никаких не было, когда  Олег стремительной огненной птицей взмывает на вершину пирамиды и скидывает с нее Сигурда, предотвращая тем самым  неминуемый исход своих братьев.

Но в самый последний миг бывший товарищ поворачивает голову, и Олег видит, с какой ненависть смотрит он страшными глазами черной птицы. Той самой, что осталась недобитой в сражении за Зашторенный мир. А еще он успевает позвать Хранителя. Он знает, что тот появится здесь мгновенно, но чувствует, что не хватит ему совсем малой доли этого самого мгновения.

Падая, они вступают с жестокую схватку, и каждый из них пытается разрушить энергию противника.

Враг неимоверно силен. Олег чувствует это и понимает, что сильнее был бы он сам, если бы не оставил большую часть своей энергии в воинстве. Он пытается нарастить ее, но слишком быстро бегут стрелки мгновения. И вот он ощущает, как тяжелеет его душа и по белому ее мрамору уже бегут тонкие трещины…

Но происходит чудо.

В самый последний миг, когда уже казалось, все потеряно, враг внезапно ослабевает, от него отделяется что-то бесформенно черное, похожее на уродливую птицу с изломанными обвисшими крыльями, и безжизненное «это»  тут же принимает в себя космос, навсегда унося в свою бесконечность.

И возникает из связи Хранитель. Он опоздал совсем немного. Но Олег уже не видит его.

Никогда не забыть Хранителю, как стоял на коленях Олег перед несчастным сгорбленным стариком с тоскливым умирающим взглядом и горько плакал. И отражались в его слезах воспоминания о том, как могучий Сигурд назвался его проводником и старательно объяснял Великий Порядок, как заслонял своей широкой спиной, спасая от огненных пирамид, как вызволял из плена Зашторенного мира. И как уже потом  сам Олег возрождал силу друга, ныряя в кипящие жерла вулканов. И еще увидел Хранитель продуваемое суровыми ветрами снежное поле в Норвегии и тесно прижавшихся друг к другу могучих воинов, и почувствовал их разделенную на двоих тоску о прекрасной и преданной  женщине Герд.

…Неслышно возникают два скорбных ангела. Они  молча берут под руки безжизненное тело и снова исчезают. А вслед за ними, не проронив ни слова, исчезает Хранитель.

Остается безмолвная потухшая пирамида, вздыхающее фиолетовое море, и Олег, истекающий печалью.

Но внезапно у него внутри ярко вспыхивает светлый огонь, и входит вместе с ним вера. Она прогоняет печаль, высушивает слезы, успокаивает душу.

- Сигурд не предатель! - твердо решает Олег, и понимает, что уже ни что во вселенной не сможет больше поколебать эту веру.

- Сигурд не предатель! – как эхо слышится голос Хранителя, а следом и  он сам возникает из связи.

- Я знаю, - спокойно отвечает Олег.

Хранитель подходит к нему и протягивает руки со сложенными вместе ладонями.

- Это тебе, - тихо произносит он, - сохрани ее.

 Он разжимает пальцы, и на ладонь Олега падает теплая капля.

Олег смотрит, как светится прозрачная и горькая, как слеза несчастного ребенка, последняя кроха великой души Сигурда.

- Я смогу возродить ее? – тоскливо и почти без надежды спрашивает он.

- Ее лишком мало, но…, кто знает, может когда-нибудь… - задумчиво отвечает Хранитель. –  А пока пусть она будет частью тебя.

И Олег уже чувствует внутри себя эту огненную искру, и приходит ощущение, что Сигурд рядом. Он молчит, его брат, не может быть сильным и помочь в трудную минуту, не может разделить горе Олега и поделиться радостью. Но он, Олег, может разделить горе друга и поделиться своей радостью. И он, Олег, может искать тот путь, который приведет к возвращению товарища. А Сигурд должен на него надеяться. И не нужна вечная память, а нужен лишь небольшой в масштабах вечности отрезок времени, что бы когда-нибудь снова сказать: «Я так рад видеть тебя, брат». И Олег, точно знает, что так будет – иначе, зачем искал его Хранитель тысячи лет на разных планетах!  

 

 

 

38.         Рокерра

 

 

«Удивительное это творение – человеческая душа, - Хранитель начинает свое повествование неторопливо – будто продолжает недавно начатый разговор. - Разной видится она человеку. Можно представить ее и так: каждому при рождение даются чистые листы, а потом человек сам вписывает  в них свою жизнь, всю, до мельчайших подробностей. Он заносит туда не только свои слова и поступки, он отражает там свои радости и страдания, мысли и мечты. А потом, когда человек оказывается у Великих Врат, ему предъявляется эта книга - книга его собственной жизни, написанная им самим.

И очень удивляется тогда человек. Разве это он? Разве так он жил? Разве так он думал и поступал? А если даже и так, то почему казавшееся когда-то нужным и верным, теперь видится ничтожным, мелочным и напрасным? И как редко вспыхивают божественным светом буквы, и складываются в правильные слова! А иногда они загораются уж совсем не там, где ожидал их увидеть человек. И становится стыдно, и становится страшно, но нет уже возможности для горького покаяния.  И остается только одно - услышать Решение.

Более чем достаточно отпущено человеку времени в той его земной жизни. И не брошен он там, не одинок. Посылаются ему на пути добрые люди и светлые мысли. Нужно только потрудиться увидеть и услышать. И столько сил отдаем мы в борьбе за человека, но вот если бы только мы…

За десять лет до твоего рождения на вашей планете родился мальчик. И было это событие для нас очень долгожданным, и в который раз появилась надежда, что, наконец-то, воинства голубых планет обретут своего Солнечного. Его способности были необычайно разнообразны, а по силе они  не уступали твоим. Но я говорил тебе когда-то, что Зло ведет на вас неустанную охоту, вступая в жестокую битву с нами. И надо честно признаться, что на планетах оно часто выигрывает. Это в космосе все проще. Здесь мы, безусловно, сильнее. Но в той жизни даже небольшим числом оно способно творить огромные беды.

- Да, не все так просто в той жизни, - уже в который раз думает Олег.

«Зло не допускает рождения Солнечных или  уничтожает их необыкновенные способности, - продолжает тем временем Хранитель. - Часто оно уводит их из жизни раньше, чем эти способности достигают необходимой силы. Но в этот раз произошло страшное! Все, что было нами заложено, и на что мы надеялись, стало обращено против нас. И вместо того, чтобы нам получить своего Солнечного, силы Зла получили своего Сумрака. От  прочих Темных его отличает особое знание и тонкое понимание человеческой души.

 Только, видишь ли, какая загадка бытия. Способности то у вас при рождении были равные, а вот прожитая жизнь разная…

Он был очень сильным, придя сюда. Я находился рядом, когда его вели по защищенному коридору, и еще неуправляемая энергия выбивалась за его границы. Я смог в полной мере оценить эту силу. Но ты пришел сюда  гораздо более сильным, как сильнее ты и сейчас. Теперь ты уже сам понимаешь, в чем кроется разгадка этой тайны и неоспоримое доказательство нашей правоты. Если по жизни человека ведет Добро, то он всегда будет сильнее, нежели когда его ведет Зло!

- А кем он был в той жизни, и как его зовут? – спрашивает Олег.

- То его имя тебе знать ни к чему – прошлое уже никогда не соединит вас. Теперь для вас существует только настоящее. Хотя однажды вы все-таки оказались тогда рядом.

- И что произошло?

- Ничего, у обоих просто заболела голова.

- Да в той жизни у меня голова и болела-то всего раза три. Нужно попытаться вспомнить.

- Не стоит тратить время на пустое - тебе это ничего не даст. Гораздо важнее для  тебя знать его сегодняшнее имя. Он назван жестким именем Рокерра. Ты спрашивал, кем он был? Сыном своих родителей. Помощники Зла сделали все, чтобы его отец стал весьма состоятельным человеком, пройдя для этого страшный путь, загубив много жизней и свою душу.  И сын в полной мере унаследовал образ мыслей и жизни своего отца. Только выглядеть это стало несколько иначе. Изменилось время, а вместе с ним изменились и обстоятельства, и ему уже не нужно было добывать деньги бандитскими методами. Он получил два великолепных образования, одно из которых за границей, и блестяще учился, в отличие от тебя, – при этих словах Хранитель еле заметно улыбается.

- Но… - продолжить Олег не успевает.

- Не твоя вина, - опережает его Хранитель, - тебе не так были нужны простые знания, гораздо важнее для тебя было познание: чувства, люди, жизнь.

- Вот и я всегда так же думал, - во взгляде Олега вспыхивает хитрая искра.

- Отец передал ему в управление свою фирму, и сын существенно преумножил семейный бизнес, но методы все равно оставались преступными. У него не сложилась семья, хотя он был необычайно красив, и девушки влюблялись в него постоянно. Просто он не умел любить. Он умел только добиваться всего, чего желал. А как он ушел? – Хранитель ненадолго замолкает. - Они забрали его, взрастив в нем ту же болезнью, что и в тебе.

- Зачем же так со своим-то? – искренне удивляется Олег -  Не проще ли было бы сбить его машиной? Лучше если «самосвалом». Гуманнее.

- Это их логика. И это уже в прошлом. А в настоящем есть сильный и хитрый враг. И самое главное его качество - это потрясающее умение маскироваться. И способность эта оказалась так значительна, что не позволила без нарушения Кодекса воинов обнаружить его среди нас. А теперь о самом главном. Ты, конечно, помнишь, как я говорил тебе о том, что в бессмысленности боя за твой Зашторенный мир обязательно скрыт какой-то тайный умысел. Сейчас все прояснилось.

- Как вы узнали?

- Еще никто не промолчал, глядя в глаза своей совести.

- Босоногие космические странники,  - понимает Олег

- Когда в том бою Зло почувствовало, что незащищенность Сигурда, сделала его оболочку слабой, то, пробив ее, Рокера смог проникнуть внутрь и затаиться. Поэтому здесь огромная наша вина перед великим воином. Он жестоко сопротивлялся, твой замечательный геройский брат. И та необычная для Сигурда потеря сил - это был результат его предпоследнего боя со Злом  внутри себя.

- Предпоследнего?

- Да, был и еще один. Но до этого ты сам, не ведая того, помог Рокерре добрать силу в вулканах Монтэгэро. А вот уже потом свершился последний подвиг Сигурда.  Он все-таки смог сохранить маленькую частичку своей души. Ей не хватало сил сообщить нам о случившемся, но ей хватило мужества стать той последней каплей, которая перевесила чашу весов в твою пользу, решив исход вашего поединка с Рокерра. От нее и узнали правду Несущие разум, заглянув в угасающие глаза. А та пирамида, Олег, которую построил Рокерра, оказалась совсем непростой. Ее устройство дало ему возможность забирать энергию воинов значительно быстрее, чем он смог бы сделать сам. Если бы ты промедлил хотя бы миг, исход воинства был бы неизбежен.

Олег какое-то время молчит. Теперь он понимает, как абсолютно точно почувствовал враг характер Сигурда, как верно сумел он угадать его поведение и поступки. Он вспоминает, что после боя за Зашторенный мир никогда уже не видел светлых глаз товарища. Свой уродливый птичий взгляд враг спрятал за естественную неловкость мужественного воина, допустившего минутную слабость. А за желание побеждать,  выдавал необходимость постройки пирамиды. Жажда последнего боя, как доказательства своей восстановленной силы, скрывала попытку выведать нужную информацию.

- Да, он, действительно, умен, но почему ты говоришь о нем в настоящем времени. Я сам видел, как уносил космос его безжизненную энергию.

- Ты не мог тогда спокойно оценить ситуацию, а я не успел проверить, что на самом деле с ним произошло. Будем надеяться на худшее для него. Но не забывай – это искуснейший мастер маскировки.

- Знаешь, Хранитель, о чем я сейчас думаю, - и Олег смотрит  на него вопросительно, - если даже для вас таким сложным и коварным становится мир, то может быть стоит поменять отдельные пункты Кодексов? Может быть, их поймут и примут. Только нужно найти правильные слова.

- Может быть... Это уже обсуждается. Но это неблизкое завтра. А  уже сегодня нас ждет Вселенская битва. И она будет совсем непростая. Таких еще не видела вселенная. Прежде это всегда были битвы энергий. Но, наконец, стало известно, что на это раз приготовил противник.

Начинается  Битва Духа. И Зло и Добро каждый неисчислимые тысячелетия преумножали его силу. Сила эта рождается на планетах, накапливается в космосе, а сейчас будет подведен итог. И теперь решится, чей Дух сильнее, чей сможет выстоять.

Но, знаешь, есть еще одна безрадостная для тебя весть: перекрыты все каналы связи, кроме самых необходимых. Вся энергия теперь направлена на победу.

Олег молчит – он обдумывает недавние события, которые теперь видятся ему уже совершенно иначе. А еще он чувствует, как летают вокруг него и никак не могут оторваться, будто ниточками привязанные птички,  грустные его слова: «Милая моя! Ну, если не ты можешь услышать мой голос, тогда хотя бы почувствуй, как нежно бьется для тебя мое сердце!»

 

 

 

 

 

39.         Битва

 

Бесконечен космос, прекрасен и велик. Манит туманами далеких галактик, завораживает огнями близких звезд. Но это только малая его часть. Только та, что открыта человеческому взору. И та материя, из которой он соткан, соприкасаясь с человеком, вызывает в нем лишь легкие озарения в виде гениально зазвучавшей ноты, внезапной очевидности математической формулы, или потрясающей по красоте рифмы.

А еще она рождает в человеке осознание того, что стоит он на ступенях лестницы, ведущей к постижению великой тайны. И ступеней на этой лестнице у каждого ровно столько, что узнать эту тайну он сможет, лишь оказавшись на самой верхней. Об одном только не знает человек – что ступень эта находится уже за гранью звездности и на пороге вечности. И как бы он не старался, какие бы не прикладывал усилия, и сложные инструменты не изобретал, только за этой гранью откроется ему величайшая тайна бытия.

Здесь же, в вечности Олег ощущает материю совсем иначе, да и космос вокруг уже озаряется не только звездным светом.

Олег летит через пространство, окруженный надежным товарищами, и видит, как рядом летят другие воинства, возглавляемые его Солнечными братьями. А впереди, стоя на огненной птице, указывает им путь Хранитель Великого Звездного воинства.

Постепенно пространство открывает невидимые порталы, и из различных пределов мироздания возникают и присоединяются к ним бесчисленные полки под разными знаменами, большей частью Олегу неизвестными. Воины огромны, ибо теперь они равновелики совершенным им подвигам. И вдруг взгляд Олега выхватывает небольшие треугольные флаги войск Дмитрия Донского, а вскоре и развивающиеся красные полотнища с вышитыми на них алыми звездами. И он уже точно знает, что где-то там, в этих крепких рядах идет на Великую битву и его геройский дед.

- Ну, что ж, дедуля, вот мы и встретились с тобой на «веселом мероприятии».

Движутся по коротким светящимся дорогам босоногие странники – Несущие воинам такой необходимый сейчас разум. И оказывается, что их не так, что бы очень много, но какой же великой силой напитывается от них космическая материя.

Как-то разом вспыхивают и уже не угасают ослепительные гни, исходящий от Хижин отшельников, заряжая вселенную молитвенной силой.

Здесь же находятся их праведные братья, так же оставившие из-за великой нужды  родные планеты, и Хранители жизни с этих планет.

Машут крыльями большие и маленькие бесчисленные ангелы…

А надо всей этой пылающей исполинской энергией возвышается ее Великий Хранитель. Он огромен в размерах и от развивающегося его серебряного плаща перекатывается светящимися волнами сквозь необозримые силы Добра горячая жизненная сила.

Но вот наступает такой момент, когда все чувствуют, что двигаться становится все труднее, материя пространства становится гуще и уже отчетливо ощущается мерзкий запах.

Все! Они, наконец, останавливаются. Дальше дороги нет -  дальше только Зло.

Олег уже отчетливо видит в черной безграничности черную несметную силу. Воинства Зла тоже прибыли в это место вселенной.  Но нет привычных вспышек молний, раскатов грома, а есть только их могучее и страшное безмолвие.

 …И очень близко серебрится Млечный Путь, но совсем не радует сейчас Олега эта близость.

Однако, когда он снова обводит взглядом несметные воинства Добра, его охватывает гордость за это великое братство, и в то же время тревожит мыслm о том, на сколько это правильно - подвергать опасности всех тех, кто несет в этом огромном мире ответственность за человека?

- Мы обязательно победим! - слышит он голос Хранителя. – Мы сильнее. Но противник тоже накопил огромную силу, и наш перевес не так значителен, как это было бы необходимо, а значит, стояние будет долгим. И печаль наша сейчас совсем о другом. Ты прав, без присмотра остался на планетах человек, без помощи. Еще немного, и хаос придет в его жизнь. А когда, проиграв в космосе, Зло снова вернется на планеты, то даже ничтожное, в этом хаосе оно будет вершить свой злобный промысел пуще прежнего.

- Так может в этом и заключается их замысел?

- Ты снова все правильно понял.

- А тогда ну ее, эту битву, и будет лучше, если мы быстро вернемся в наши пределы! А эти пусть стоят здесь, сколько их темной душе угодно будет.

- Этого сделать нельзя! -  коротко отвечает Хранитель, и Олег понимает, что все объяснения находится за пределами доступного для него.

Идет время, быстрое в космосе и медленное на планетах. Они терпеливо и стойко исполняют здесь свой долг. И потому, как постепенно отступает Зло, становится окончательно ясно, на чьей стороне сила. Но везде, и на далеких и на близких планетах, уже начинает происходить то, от чего щемит сердце и болит душа. И печальным потоком человеческих слез видится  сейчас Олегу родной Млечный Путь – самая любимая его галактика.

Но наступает день, когда происходит неожиданное. Олег видит, как в кромешной черноте враждебной силы вспыхивают злобные глаза той птицы, что показалась ему недобитой в сражении за Зашторенный мир. Он ни на секунду не сомневается, что это именно он, Рокерра. И тут же приходит отчаянное решение. Он знает, что Хранитель слышит это решение, но молчит.  Олег чувствует, что тот не имеет права сказать «нет», и не имеет силы сказать «да», и благодарен ему за этот короткий миг молчания.

 Олег тут же снимает с Хранителя тяжкое бремя ответственности. Он стремительно вылетает в свободное пространство и сам удивляется тому, как громко разносится в бесконечности его отчаянно дерзкий крик.

- Ну, что Злобная сила, не хочешь поквитаться за своего недобитого заморыша? А, может быть, ты, Рокера, уже отстирал свои маленькие штанишки, и на что-то способен сам?

Вздрагивает черная масса и отделяется от нее огромная сила, взмахивает гигантскими крыльями, выстреливает огненными молниями из отвратительных глаз и стремительно несется прямо на Олега.

Олег, что есть силы, улетает все дальше от своего воинства, уводя за собой противника. Он держится от них на предельно близком расстоянии. А в голове все громче и тревожнее звучит одна единственная мысль: «Только бы получилось. Только бы…»

Чтобы избавиться от тревожных мыслей, он, как привык это делать когда-то, впускает в голову мысли дурацкие. «Что ж, - думает он, – надежды проскочить не так, что бы очень… Но когда-то, мне помнится, мы это уже в прошлой жизни проходили. И ничего, как-то ведь все, в конечном итоге, образовалось. Лучше бы мне подумать о том, чем я там займусь, если прилипну. Вот! Стихи могу сочинять. А поскольку делать я это буду целую вечность, то и название у них будет прекрасное: «Вечные стихи». Кому-то такой статус за огромный талант присваивается, а мне за продолжительность написания перепадет. Зато слушателей у меня будет -  хоть отбавляй. Вон их сколько на литературные чтения торопятся, - и он снова всматривается в несметные полчища преследователей. - Они еще пожалеют, о том, что напросились. Уж я их там своим талантом в покое не оставлю – на черные стены полезут! Только бы сейчас ни о чем не догадались. Нужно их еще поближе подпустить.»

И он снова начинает думать о серьезном, а точнее, начинает чувствовать.

Наконец он пересекает «границу» Млечного пути. Проносятся мимо бесконечные светила, уже совсем близко цент галактики, и вот он получает долгожданный сигнал – «будь внимателен». Олег пристально всматривается в стремительно приближающуюся черноту и все сильнее сжимает свою энергию, доводя  свое состояние до предела, кажущегося ему необходимым. Да, честно говоря, и возможностей в запасе практически не остается. Черная дыра скалит свою страшную пасть, будто безмолвно «ухмыляясь». Именно такой видится сейчас Олегу ее звериная морда.

Ну! Вот и все!

И он влетает в абсолютную темноту.

«Скушает – не скушает? Интересно, а какими должны быть ощущения, когда тебя едят…? – только успевает подумать он, как перед ним…

… знакомая картина звездного мира.

 - Ура - кричит он, задыхаясь от радости, – Значит, ты меня не заметила, значит, я стал тебе «родным».

Он оборачивается. Сзади никого – только черная дыра, наполнившая воинами Зла свое ненасытное чрево.

 

И в этот момент он чувствует, как мало уже остается у него сил. Нужно еще немного, совсем чуть-чуть отлететь от того места, где властвует черный ужас. Но уходят силы, и медленно и неумолимо его начинает затягивать назад.

И вдруг приходит простое решение.

- Арфа! – Олегу кажется, что его призывный крик слышит вся вселенная.

 Что слышит вселенная, знает только она одна, главное, что сплетается тонкая нить. Он хватается за нее, и арфа снова тянет его в дивную даль, прочь от этого страшного места.

Он уже почти вылетает. Он даже успевает ощутить радость победы, как когда-то давно, когда закончилась последняя «химия», и медицинские анализы подтвердили его абсолютное здоровье. Да, он успевает ощутить эту радость, но очень быстро ее сменяет тревожное чувство: все тише звуки арфы, и все слабее сила, с которой она вытягивает его из бездны.

И вдруг он слышит отчаянный ее крик – крик прощания… И волшебная нить обрывается.

…Это чувство испытывает каждый человек в начале жизни, а потом забывает о нем навсегда. Неожиданно Олег ощущает, что его ладонь сжимается большой, теплой и крепкой ладонью. И он понимает, что это Тот сильный и добрый, Который всегда рядом и всегда поможет. Главное – в это верить!

И становится радостно, светло и надежно.

 

 Олег свободно слетит сквозь сверкающую звездность космоса. Рядом Хранитель, позади ликующие воинства голубых планет, а глубоко внутри ставшее таким отчетливым биение души Сигурда. Он чувствует, как Хранитель все время отдает ему свою силу. Иногда  кто-то из воинов вырывается вперед, и касается его своим горячим теплом. Что-то там внутри даже пытается сделать Сигурд. А полет стремителен, и, кажется, что так можно лететь вечно!

Звезды сияют ярче обычного, и звуки, издаваемые ими громче. Свет и звуки переплетаются между собой, рождая какую-то новую праздничную материю космоса. Эта материя состоит только из счастья и радости. И они летят через эту великую песнь торжества, через потрясающий звездный гимн победителям.

Силы понемногу прибавляются, и Олег, наконец-то, решает услышать Уланулуну.

- Где ты? – раздается в ответ ее тревожный голос. – Я так устала жить без тебя. Опустела моя душа. Злые ветры тоски иссушили ее, и не расцветают  в ней больше цветы.  Я могу только слушать, как зловеще гудит небо, и совсем не могу плести белые поясочки.

- Все хорошо, родная, теперь все долго будет очень хорошо! Забудь свою печаль и послушай, о чем теперь поет тебе вселенная.

Сначала до него долетает ее соловьиный смех, а за ним и восторженное журчание голоса.

- Она поет о счастье и любви!

И в это время Олег замечает, как настойчив становится Сигурд, будто просится уже на волю его непобедимая душа.

- Для возрождения великого воина нужен был великий подвиг, - произносит Хранитель, – а уж больший подвиг, чем совершил ты, даже и представить трудно. После того, как огромная часть сил Зла навечно осталась в недрах Черной дыры, - продолжает он, - нам уже не составило большого труда одержать победу в противостоянии. Теперь люди вновь обрели своих Хранителей, и на планеты вернулся порядок. А энергия победы, соединившись с энергий  Сигурда, возродила его к жизни.

- Я должен лететь с ним на Монтэгэро? – с надеждой спрашивает Олег.

- C Сигурдом полечу я. А тебе дано тридцать три земных часа на счастье.

- Тогда я могу увидеть Уланулуну?

- Ты сам вправе решать, что теперь для тебя счастье.

- Слишком большое оно у меня стало - в тридцать три часа, пожалуй, не вместить. Даже когда я летел к Черной дыре, я знал, что впереди  обязательно должно быть счастье. И оно состояло совсем не в том, чтобы я смог из этой дыры вылететь. Оно было уже в том, чтобы я успел в нее влететь. У меня последний вопрос,- снова обращается он кХранителю, - я могу взять Уланулуну в Зашторенный мир?

- Ты можешь распоряжаться своим счастьем так, как сам посчитаешь нужным.

 

 

 

 

40.          В самом начале июля

 

 

Но сначала он видит Белый Свет.

Свет дарит Олегу радость общих объятий, нежность бабулиных улыбок, озорной и все понимающий взгляд деда, и еще великое тепло любви родного дома.

А расставание получается совсем негрустное потому, что разлука  у них впереди недолгая.

Ну, вот и все…

Уже призывно мерцает в невидимой дали и нежно  тревожит душу огромная золотая звезда, согревающая своим горячим светом маленькую планету Сольт. И вспыхивает искрящаяся нить, соединяя истосковавшиеся сердца.

Олегу кажется, что даже быстрее, чем сплелась эта нить, он успевает увидеть ту, что наполняет его жизнь еще одним великим смыслом,  окрашивая ее в огненные цвета рождающихся светил и хранит для него в своем сердце самые лучшие слова.

Никому не дано узнать, как прошло их первое мгновение -вселенная подарила его только им двоим. Только им принадлежат сказанные сейчас слова и счастье, сияющее в глазах. И еще в этот миг она, вселенная, тоже принадлежит только им.

А потом он несет Уланулуну в своем огненном теле через сверкающий космос, наполненный уже не только музыкой, но покоем, и она радуется его царственному великолепию, его волшебной неповторимости и поражается его  абсолютному совершенству.

- Я смотрю, слушаю и совсем не могу себе представить, какой чудесный инструмент может исполнять столь великую музыку, - зачаровано произносит Уланулуна.

- Есть такой инструмент. Я не знаю, как звучит Он сам. Я знаю только, что Он управляет вселенским оркестром, в котором каждый музыкант может рождать звуки, только если ощущает свою сопричастность с  таинством всей вселенной.

- Откуда ты это знаешь? – удивленно спрашивает Уланулуна.

- Потому, что было дано Знание. Или только часть его? – задумывается Олег. – Или малая его частица?

В этот момент он чувствует, как уходит от него бремя вселенских знаний, тяжесть которых он ощущал все это время. Ему постепенно становится легче. Как будто шел ты по дороге и нес доверенный тебе драгоценный сосуд, до краев наполненный редчайшими сокровищами. И ноша эта была для тебя так важна, что не жалко никаких усилий. Но вот ты достиг цели и вернул бесценный груз в надежные руки. И теперь тебе спокойно и легко.

- Посмотри, родной, - щебечет тем временем Уланулуна, - как загадочно сверкают звезды! А там, в дали, они складываются в удивительные живые узоры! И эта розовая галактика, похожая на огромную улитку, она будто ползет к большому дымчатому цветку. Я ничего подобного никогда не видела прежде.

Он радуется ее радостью, и радость эта, становясь их общей, заставляет его произносить  всякие милые глупости.

- Дорогая, я хочу предложить Вам чудесные апартаменты с видом на реку. Вода чистая исключительно, а дно – янтарный песок! Из окон открывается прекрасный вид на восходы и закаты. По соседству есть огромное количество достопримечательностей. Как то: Уголок рая с источником познания и примыкающей к ним тайгой. Дальше расположена красавица-церковь, ее почитатель и мое собственноручное творение – каменный мост. Кроме того невдалеке находится старинный монастырь, просветляющий пространство моего мира таинственным колокольным звоном. И, наконец, роскошные заливные луга, плавно переходящие в сосновый бор.

Неподалеку проживают мои родители, но у них совершенно отдельная жилплощадь, а точнее сказать – жилмир. И, потом, они вообще не имеют привычки вмешиваться в мою личную жизнь. Кстати, к ним в гости часто приезжает моя сестра и ее муж - милейшие, надо сказать люди. Сестра, так вообще девушка необыкновенная. И я надеюсь, что вы все в хорошем смысле очень нескоро подружитесь.

Но главное, это все-таки апартаменты – великое творение бессмертного мастера. Тьфу ты, бессмертное творение великого мастера.  Или это я в первый раз все-таки точнее выразился?

Она смеется, а Олег нежно чувствует ее и пьет свое позднее счастье маленькими неспешными глотками. И только, когда вместе с последними лучами заходящего солнца они прибывают в замок, он видит его голые стены и пустые ничем не заполненные залы.

- Извини, - он с опаской смотрит на Уланулуну. Но она совершенно счастлива и очевидно, что ее вовсе не волнует отсутствие какого бы то ни было «комфорта».

 - Был  очень занят – тем не менее, оправдывается Олег, - руки никак не доходили. Зато теперь все будет так, как решит хозяйка! Любое желание – только шепни мне на ушко.

 И уже плывут по голубым атласным потолкам белые пушистые облака, Шелковые стены видят далекие горизонты. Бархатом зеленеют по полу ковры из душистых трав, и повсюду распускаются цветы диванов и кресел. А еще над каждой дверью тихо позванивают маленькие серебряные колокольчики.

Но самую большую комнату он делает все-таки так, как задумал сам. Все становится густо синим. Потолок мерцает светом близких и далеких звезд. На стенах тоже иногда возникают приглушенные огни. Они медленно приближаются, превращаясь в удивительных рыб с закрытыми глазами. Рыбы проплывают мимо, и только одна иногда открывает свои раскосые глаза и как-то ревностно смотрит на Уланулуну. Но девушка каждый раз ласково улыбается рыбе, и та, наконец, дарит им свою улыбку.

В углу за чугунной решеткой камина вспыхивает огонь. Они садятся напротив в большие морские раковины, и Олег начинает свой рассказ о том, как жил все это время без нее в том тревожном и опасном мире.

И оказывается, что все, что с ним происходило, на самом деле было очень забавно, а совсем не так страшно, как это ей представлялось. Его красноречие плетет прелестные замысловатые кружева, и Уланулуна  то и дело заливается громкими соловьиными трелями. И смех ее легко разносится по реке.

Если бы был этот мир доступен человеку, то сильно поломали бы свои головы орнитологи, соображая, с какой такой радости распелись в Подмосковье соловьи в самом начале жаркого июля.

Олег рассказывает Уланулуне о том, что им всем было дано одно задание – во что бы то ни стало отыскать предателя. И они очень долго ждали, когда тот себя обнаружит. Но он так ловко затаился, что совершенно невозможно было определить, где он находится. И вот, наконец, Олег услышал его у себя в фиолетовом море, когда, тот выходя из него, заскрипел так громко, что Олег даже испугался, как бы этот мерзавец не перебудил всех воинов.

Потом, когда он лез за предателем на пирамиду, то два раза даже сваливался, и каждый раз разбивал себе нос.

- Где? - тревожно спрашивает Уланулуна.

- Да мне Хранитель, чтобы я больше не падал, так по носу треснул, что сразу все прошло, - хохочет в ответ Олег. - А дальше вообще оказалось, что у Рокера совершенно отвратительные и при этом еще косые глаза, отчего он все время смотрел в разные стороны. Я с ним так  измучился, потому что абсолютно не понимал, в какую сторону он собирается убегать.

С реки вдруг тянет болотной тиной. Олег выглядывает в окно и с удивлением произносит:

- Без меня река опять заилилась. И когда только успела?  Смотри, сколько кувшинок расцвело, а еще недавно здесь были одни песчаные плесы. Опять придется ее чистить.

Уланулуна тоже подходит к окну. Огромная голубая луна уже вымостила тихую мерцающую дорогу и соединила берега, будто приглашая их в дальний путь. А там, откуда эта дорога начинается, заросли кувшинок соорудили удивительный желтый причал. Это мысленное сравнение дарит Олегу одну интересную идею, но он решает отложить ее воплощение до утра.

- Не надо, пусть они цветут, - говорит между тем Уланулуна. - И тиной больше не пахнет.

Олег тоже чувствует, что теперь с противоположного берега ветер приносит  медово терпкий запах луговых цветов, и снова продолжает свой рассказ о том, как здорово помог ему в том бою Сигурд, но неудачно подвернул себе ногу, и теперь Хранитель лечит его в классном санатории. И  она снова заливисто смеется.

- А в конце я вообще имел у злыдней совершенно потрясающий успех. Они оказались ревностными почитателями моего поэтического таланта. Летят за мной и кричат:

- Ну, почитай нам свои стихи!

А я им:

- Да, не написал я еще!

А они:

- Мы готовы ждать хоть целую вечность!

Ждать же лучше с комфортом? Так я их в хороший отель и пристроил. «Без звезд» называется. Там и обойчики такие веселые – черненькие, и тихо, и спокойно. Ни боев тебе, ни сражений. Опять же напрягаться гадости делать некому. Пусть, думаю, отдохнут.

- А когда напишешь-то? - смеется Уланулуна.

- Писать для них пока не входит в мои планы, а для тебя, родная,  – хоть сейчас.

Но тут он видит, как розовеет на востоке небосвод и загадочно произносит:

- Я хочу рассказать тебе сказку. У нас на Земле есть красивая сказка о любви, но она немного грустная, а я не хочу омрачать твоего веселья, поэтому я подарю тебе только ее радость. Я скоро вернусь, а ты может быть уже сможешь плести свои поясочки? Ну, должен же хоть кто-то из нас работать, - добавляет он шутливо строго.

Но он видит, как благодарно она кивает ему в ответ, и понимает, что уже давно она испытывает эту потребность, только стесняется прервать его красноречие.

Олег с разбегу ныряет в воду и мощными гребками быстро добирается до каменного моста, и уже здесь включает всю силу своего воображения…

…Небольшой белый парусник плавно скользит по волнам. На голове у Олега надета широкополая шляпа, за плечами развивается белоснежный плащ, а вверху, подгоняемые утренним ветром, трепещут радостные алые паруса. Он подплывает к причалу из кувшинок, зовет Уланулуну, и потом они вместе плывут по широкой реке.

Уланулуна радуется красавице церкви, машет рукой, приветствуя каменный мост, восхищенная замирает в таинственной музыке звона, доносящегося с колокольни монастыря.

Уголок рая наполняет светом ее бесконечно восторженное сердце. Но слишком мало времени для того, что бы можно было вдоволь напиться от Источника познания. Она проводит рукой по гладкой поверхности стола под синим шатром, перелистывает пожелтевшие страницы толстой книги, одиноко лежащей на деревянной столешнице…

- Это о чем? - спрашивает она, глядя на непонятные письмена. – Я чувствую, как от нее исходит тепло.

- А она и есть тепло и любовь. И ты ее тоже очень хорошо знаешь.

- Я поняла, - и Уланулуна кладет длинные ладони на теплые страницы.

А потом отдергивается невидимая штора, и их встречает  такой же, и совсем другой, уже реальный мир. Он так близок, только руку протяни. Но скользит рука по невидимому стеклу… Они обнимаю своих родных, но не могут подарить им этих объятий. Целуют их, но не могут получить ответных поцелуев. Жадно собирают цветы и запахи этого мира, но все до последнего оставляют их здесь. И все-таки они счастливы. И все-таки благодаря этой встрече они  еще сильнее чувствуют неразрывно прочную связь.

И тут Уланулуна замечает некоторые приятные изменения, которые произошли со стройной фигурой у сестры Олега. Она вопросительно смотрит на него, а он загадочно улыбается.

Тогда девушка присаживается на корточки и прикладывает ухо к едва округлившемуся животику будущей мамы. Она некоторое время прислушивается к чему-то, улыбается, а потом говорит:

- Хорошо, я согласна.

- Ты о чем? – спрашивает ее Олег.

- Там маленький ребенок, и он предложил мне свою дружбу. А еще он  сказал, что он мальчик.

- Я знаю – отзывается Олег, но в его голосе слышится еле заметная грусть.

- Откуда ты это знаешь? – удивляется Уланулуна.

 

                          …

 

Мама лежала на диванчике напротив его кровати. Уже которую ночь она все время была рядом, стараясь угадывать каждое его движение. Немного поговорив, они пожелали друг другу покоя.

И вдруг он увидел, как у стены, на которой теперь поселились отсветы уличных фонарей, возник белый юноша с ласковой улыбкой в больших девичьих глазах. За спиной у него тихо шелестели шелковые крылья. От их взмахов появилась прохлада, которая спеленала обожженное болью тело. Постепенно  боль отступила и уже не мучает так сильно.

 Где-то совсем рядом зазвучала арфа. Ее божественные звуки  нежно струились возле самого его изголовья. Они дарили радость и долгожданный покой. А еще они манили куда-то. Он не понимал, куда, но чувствовал, что она прекрасна – эта неизведанная даль.

- Ты слышала? – тихо спросил он.

- Что? – не поняла мама.

- Как играла арфа.

- Нет… – удивилась она.

Ему захотелось рассказать и про таинственного гостя и про волшебную мелодию. Но белый ангел медленно поднял изящную руку и приложил к губам тонкий длинный палец.

- Ну…, ее не все могут услышать, – будто извиняясь, поспешил успокоить Олег.

- Красиво? Она играла красиво?

- Очень, – и ему стало жаль, что только для него одного были эти чудесные неземные звуки.

А еще ему стало бесконечно жаль и маму, и сестру, и отца, потому что в этот момент он все понял.

- А как же они смогут это пережить? – беззвучно спросил он у ангела.

- Это будет очень тяжело. Такое невыносимо всегда и для всех. Но им будет послано утешение, - также беззвучно ответил ему ангел.

И Олег снова все понял.

- Ты можешь подарить им надежду, - подсказал ангел.

Недавно Олег потерял ощущение времени и поэтому не сразу сообразил, как лучше начать.

- Мама, - тихо произнес он – а какое сейчас время?

- Осень, - улыбнулась она.

- А точнее.

- Сентябрь.

- Еще точнее.

- Третья декада, - как-то странно ответила она.

Но этого было вполне достаточно, и он очень твердо произнес:

- В это время твоя дочь разродится мальчиком.

- А он будет черненький или беленький? – улыбнулась мама.

Олег вопросительно посмотрел на ангела, но тот, по всей видимости, об этом ничего не знал, потому что удивленно пожал плечами.

- Не знаю, - честно признался Олег.

- А девочка будет? – снова улыбнулась мама.

Олег перевел на ангела вопросительный взгляд, но тот пожал плечами как-то уж совсем неопределенно, и Олег расценил это по-своему:

- Должна быть, - вздохнув, ответил он.

Мама продолжала улыбаться, и он понял, что она не приняла его слова всерьез.

 Ангел сильнее взмахнул крыльями, и пришел долгожданный сон, и принес облегчение страданиям.

 

А потом, когда наступил его сорок первый день, и седовласый человек с синими глазами подвел его к звездной грани, то человек этот спросил у него:

- Есть что-то такое, что мешает тебе улететь отсюда с легкостью?

- Она не поверила, что у них будет внук, - печально ответил Олег.

- Ты сейчас ей снишься, поэтому можешь сказать все, что считаешь нужным, - предложил синеглазый.

Олег рассказал маме об очень многих важных вещах. Но потом он узнал, что из всего сказанного она запомнила только три слова: «Через восемь месяцев».

                         …

 

 

- Знаешь, - говорит Уланулуне  Олег, – ровно через восемь месяцев после того, как я ушел из той жизни, тесты показали, что у сестры будет ребенок. А еще через некоторое время они узнали, что это мальчик…. И он обязательно родится в третьей декаде января.

 

Когда лучи заходящего солнца провожают их в прохладу замка, случается и вовсе чудесное. Где-то совсем рядом неожиданно раздается голос Сигурда.

- Я счастлив услышать тебя, брат! – радостно произносит он.

- Ты где? – Олег оглядывается вокруг, но никого не находит.

- Он здесь со мной на Монтэгэро, но ты уже можешь с ним говорить, - слышит Олег такой же близкий голос Хранителя.

Олег так счастлив, как не был счастлив никогда в свой жизни. Предзакатное солнце освещает спасенный мир, в котором скоро появится на свет его крошечный племянник. На далекой планете  восстанавливает силы возрожденный брат. А рядом, нежно касаясь его плечом, стоит самая замечательная девушка.  И, кажется, что уже нечего больше желать в этом месте вселенной в этот миг бытия.

- Разве совсем ничего тебя сейчас не беспокоит? – снова слышит он голос Хранителя.

- Пожалуй, что ничего. Но…, если сказать правду, есть еще только два вопроса. Первый - как долго будет восстанавливаться моя сила? И еще один совсем малосущественный вопрос.

- Твою силу восстановить легко. Когда закончится отпущенное время, ты прибудешь на заснеженную планету. Там Серебряный подарит тебе сон.

- Но мне сейчас совсем не нужно избавление от страданий, - говорит Олег, вспоминая печального ангела.

- Конечно, нет. Это будет совсем другой сон – скорее, это погружение в энергию, возвращающую силу. Он будет недолог, твой сон, и он может быть очень приятным. Ты сам выберешь то, что захочешь увидеть. Можешь вспомнить лучшие минуты из свой прошлой жизни, или прожить жизнь рядом с героями любимых книг. Но мне кажется, что я догадываюсь о том, что ты захочешь увидеть.

- Олеж, - Уланулуна смотрит на него, и любопытство прыгает в ее глазах озорными ушастыми зайчиками, – а что это будет?

- На самом деле я еще ничего не решил, - улыбается Олег. -  Но если Хранитель считает, что, несмотря ни на что, я все-таки захочу прожить свою непрожитую жизнь, то, наверное, так оно и будет.  Ибо есть в этом мире  и мой первый постулат: «Хранитель всегда говорит правильно».

- Как бы мне хотелось хоть немного побыть в этом сне рядом с тобой… - мечтательно вздыхает девушка, и Олег нежно прижимает ее к себе.

Хранитель слышит их счастливый смех, но они не могу видеть, как касается его улыбки легкой тенью тихая печаль.

- Когда сила полностью восстановится, - продолжает Хранитель, - ты вернешься к своим обязанностям. Но вам еще не раз придется встречаться здесь на Земле.

- А что, тут будут трудные времена? – настороженно спрашивает Олег.

- Времена тут будут обыкновенные, - успокаивает его Хранитель, – просто нужно будет помочь одному хорошему ангелу.

- Он, что, такой молодой и неопытный? – улыбается Олег.

- Отчего же, он очень опытный ангел-хранитель, только мне почему-то кажется, что вам и самим будет очень приятно оказывать ему эту помощь.

- Ну, что же ты никак не понимаешь? - смеется Уланулуна. – Помнишь, я даже уже пообещала кое-кому свою дружбу.

И Олег тоже радостно улыбается.

- А второе, что беспокоит тебя? -  снова спрашивает Хранитель.

Олег некоторое время молчит, размышляя о том, стоит ли задавать этот вопрос, но потом все-таки решается.

- Когда я понял, что могу скоро уйти из той жизни, я больше всего переживал за то, как перенесет это мама. Нет, жалко, конечно, было всех одинаково, но я боялся, что ей будет гораздо тяжелее, чем остальным. А она неожиданно оказалась очень сильной и даже спокойной, как будто чувствовала, что со мной все хорошо. Благодаря этому находиться здесь мне гораздо  легче. Но я все-таки не могу понять, почему?

- А ты не замечал ничего непривычного в ее поведении, когда гостил тогда в Зашторенном мире? – интересуется Хранитель.

 Олег удивленно пожимает плечами:

- Только то, что у нее появилась новое увлечение. Теперь она все свободное время проводит у компьютера. Но я думал, что это личное и не хотел заглядывать через плечо. Правда, однажды мама забыла на столе листок, и я все-таки прочитал напечатанное на нем стихотворение. Она снова начала писать стихи?

- Нет, это стихотворение было написано еще к сороковому дню твоего пребывания здесь, - голос Хранителя неожиданно становится тих и задумчив. - Знаешь, я даже не хочу говорить тебе о том, что должно было с ней произойти. Но  было принято решение сохранить ей разум и подарить силу для того, чтобы сейчас она писала о тебе то, чего совсем не  может про тебя знать.

 

 

 

 

 

 

 

.         Эпилог

 

 

 

Когда нас воспитывали атеистами, то нам постоянно внушали мысль о том, что все в жизни рационально и этой рациональностью объяснимо. И если задуматься над нашей жизнью, то получается, что единственное объяснение ее рациональности состоит в  том, что она возникает с определенной целью.

 Применим доказательство от противного. Допустим, что цель нашей жизни - смерть, так как, что бы люди не делали, в результате все получают именно это. Но, поскольку, ради того, чтобы умереть, жить нерационально, то значит, что целью жизни должна быть только жизнь. А отсюда следует, что жизнь после жизни обязательно будет!

 

Мы мало что можем понять.

Почти ничего – объяснить.

И есть только одна наша воля и одна обязанность на этой Земле:

преклонить голову и исполнить завещанное.

 

 

 

 

 

 

 

26.12.2011 – 26.05.2012 – 26.09.2013

 

Ты стар и сед

По дороге домой (сказка о Солнечном) книга 1 часть 1