Пять дней из смерти Лерки. Глава 3

Мать разбудила Лерку около шести часов утра. Она склонилась над дочерью, источая отвратительный запах «перегара» и пытаясь расшевелить её обеими руками. Лерка сморщилась, открыла глаза и посмотрела на мать, помятый вид которой свидетельствовал о тяжёлом похмелье.
- Да, встаю я, встаю, - сказала Лерка и оттолкнула мать рукой в плечо. – Отойди от меня, смотреть на тебя тошно.
- Иди в палатку, а я приду через час. Поработай без меня, а то я вчера за тебя весь вечер пахала.
- Да, я вижу, как ты пахала, - Лерка с отвращением посмотрела на мать. – Иди, выспись.
- Собирайся. Ключи на тумбочке, - Татьяна развернулась и пошла к себе в комнату, оставив дочь одну.        
    Лерка некоторое время сидела на кровати, поджав ноги и обхватив их руками. Ей вспоминалось привычное утро выходного дня, когда бабушка суетливо собирала её в церковь, прилежно одевая в чистое, отложенное для этого дня платье. Лерке всегда было забавно участвовать в этом абсолютно непонятном ребёнку обряде, но очевидно очень важном для бабушки. Лидия Николаевна  с невероятным трепетом относилась к воскресной службе и потому очень скрупулезно собиралась, пытаясь не забыть какую-нибудь важную мелочь.
    Когда же, наконец, последние приготовления были исполнены, бабушка обязательно проверяла потрёпанную бумажку, на которой были записаны имена тех, за кого следовало поставить свечку.
Всякий раз, когда они приходили на богослужение, то едва умещались в крохотный зал храма, а Лерка так и вовсе утыкалась в чью-то спину, не имея даже возможности вытащить правую руку для крестного знамения, которое во время службы послушно совершали прихожане.
    Всю службу Лерка стояла на ногах, тщетно пытаясь разобрать слова басовитой проповеди отца Фёдора, недавно принявшего приход и старавшегося изо всех сил. Разобрать речь отца Фёдора ей не всегда удавалось, но привыкнув к его интонациям, она продолжала слушать мелодичный молебен не углубляясь в его суть. Иногда бабушка оставляла Лерку одну и пробиралась к клиросу, где вливалась в самостийный церковный хор. В такие дни Лерка особенно внимательно слушала хор, пытаясь выявить бабушкин высокий голос.
    Вернувшись из воспоминаний, она встряхнула головой и вышла из своей комнаты. Привычно бросив взгляд на диван, Лерка увидела Коляна, спавшего в одежде и ботинках. Лерка замерла, увидев храпящего сожителя матери.
- Ублюдок, - сжав зубы, процедила она и подошла к столу, на котором лежала икона.
    Достав телефон, она сфотографировала икону с разных ракурсов и, выпив чая, отправилась в палатку. Часом позже проснулся Колян и, не дожидаясь пробуждения Татьяны, взял икону и покинул квартиру.
Тяжёлое похмелье преследовало Коляна всё утро и только к обеду, после нескольких бутылок пива он вернулся к «привычной» жизни и занялся поисками закадычного дружка по кличке Антиквар, которому собирался показать икону.
Потратив немало сил, он обежал нескольких товарищей и, наконец, раздобыл его телефонный номер, назначив встречу около городского кинотеатра. Оставалось только сообщить эту новость Татьяне, которую он намеревался взять с собой. Обрадованный столь скорым и удачным стечением обстоятельств, он прибежал в палатку и, стараясь не подавать вида перед Леркой, вывел Татьяну на улицу.
- Ну, Танюха, с тебя пузырь, - ликовал Колян. – Нашёл я дружка своего. Через час забились встретиться возле кинотеатра. Собирайся, пошли.
    Татьяна вернулась в палатку, переоделась и, оставив торговлю на Лерку, отправилась с Коляном на встречу с Антикваром.
- Танюха, - радостно и протяжно сказал Колян, - Считай бабульки у нас в кармане.
- Подожди ты радоваться-то, - спокойно ответила Татьяна, шагая твёрдой, уверенной поступью. - А сколько он нам может дать?
- Не знаю.
- Сколько вообще эти иконы стоят?
- Нашла тоже у кого спросить… – Колян нарочито засмеялся. – Я те чё, поп?
- Как же мы будем продавать, если ни хрена цены не знаем? – Татьяна остановилась. – Баклан этот кинет нас и всё, тю-тю денежки.
- Ничё он тебя не кинет. Я с ним три года в одном бараке чалился, он нормальный мужик. Ты мне базары такие не разводи, а если не нравится, то вали к своему Карену и плати бабки.
- Ладно, чё ты! – смягчившись ответила Татьяна. – Спросить что ли нельзя?
- Пришли, - Колян оглядел пустынную, сырую площадь возле кинотеатра и остановил свой взгляд на невысоком сухом мужчине с седой бородкой. – Вон он.
Мужчина, заметив Коляна, направился в его сторону, искренне и открыто улыбаясь. После рукопожатия и объяснения общих деталей Антиквар взял в руки икону, аккуратно завёрнутую Коляном в газету. Он осмотрел её и уже хотел вернуть, но вдруг обратил внимание на гвозди, которыми жесть крепилась к основанию. Один из гвоздиков оказался обыкновенным сапожным, словно жестянка с изображением Николая Чудотворца снималась и возвращалась назад с меньшей аккуратностью, как будто это было временной мерой. Этот факт смутил Антиквара, но говорить об этом он не стал. Деловито перевернув икону он с нескрываемым удивлением посмотрел на её обратную сторону, обёрнутую бумагой, а не обитую перкалем, как того требовали каноны.
- Колян, вы где её взяли? – с подозрением спросил Антиквар, рассматривая запачканную бумагу. – Это чего, кровь?
- Да ну какая кровь, Антиквар. Ну, вылил кто-то чай или ещё чего-нибудь. Антиквар, ты не подумай чего, - сказал Колян, - это вон её матери наследие.
- Да, - кивнула Татьяна. – Это моя икона.
- Колян, если за ней след, то мне проблемы не нужны, - серьёзно сказал Антиквар, продолжая крутить икону в руках.
- Какой след! – Колян разговаривал нарочито громко. – Ты чё! Говорят её матери вещь. Бабка вчера померла, похоронить не на что, вот и продаём. Чё я тебя подставлять, что ли буду! Мне-то самому это на хрен нужно. Я только год, как откинулся. Мне такой расклад не в масть, я палиться за эту икону не стану.
- Ладно, верю, - Антиквар смягчился, посмотрев на Татьяну. – И сколько же вы хотите за неё? – спокойно спросил Антиквар, завернув икону обратно в газету и сунув её под плащ.
- Хотим пятнадцать тысяч или… - выпалила Татьяна, – меньше чем за пятнадцать не отдадим.
- Пятнадцать тысяч. Хм… - Антиквар поправил очки, - я тебе сразу отвечу, что эту икону больше чем за пять тысяч не продать. Эта жестяная штамповка никому не нужна. Знающие люди скажут тебе, что в ней нет никакой художественной ценности, но…
- Мы за пять не отдадим, - резко ответила Татьяна. – За пять не пойдёт!
- Я не предлагаю её продать. Я, мадемуазель, вещами по пять тысяч не занимаюсь. Я, просто, кое-что посмотрю и завтра отзвоню. Договорились Колян? – Антиквар мило улыбнулся и, пожав Коляну руку, резко развернулся и быстро зашагал в сторону подъехавшего автомобиля.
Уже в автомобиле он посмотрел на отковырянную Леркой часть надписи на торце и понял, что это жестяная икона фабрики «Жако и Бонакера», цена которой в её настоящем состоянии была не более шести тысяч рублей. Однако, сомнения, закравшиеся в Антиквара, можно было развеять только после выяснения её истинного происхождения.
- Чё скажешь, мадемуазель? – Колян ухмыльнулся и посмотрел на растерянную Татьяну. – Красавец?
- Ничего не скажу. Пошли обратно. Завтра похороны и я сегодня уже последние деньги за продукты отдала, так что мне и пять тысяч нормально, - Татьяна насупилась и «картинно» продолжила, - а Карену я всё равно пожар устрою, как и обещала, если он ещё раз про деньги спросит.
- Танюха, ну ты чё несешь! Опять начинаешь?
- Ты не лезь. Не твоё это дело. Понял? - Татьяну охватил гнев. – Я из-за такого же мудака в срок мотала, а теперь этот урод с меня деньги будет требовать! Сука, я ему устрою жизнь, он у меня ещё поплачет.
День оказался не столь насыщенным на покупателей и как только мать вернулась после встречи с Антикваром, Лерка упросила её уйти пораньше, помочь Марии Андреевне готовить стол. Поворчав, Татьяна отпустила дочь, которая прямиком направилась в интернет-кафе неподалёку от кинотеатра. Тут же заняв свободный компьютер, она быстро отыскала «бабушкину» икону, сверив её изображение с фотографиями в телефоне. Икона оказалась недорогой и совершенно «невостребованной», чему Лерка обрадовалась. Она ещё искренне надеялась остановить мать и рассказать ей о последней просьбе бабушки. Теперь же, когда она знала, что икона недорогая объясниться с матерью ей казалось значительно легче.
Выйдя на улицу, она размышляла о словах, которые скажет матери, словах, которыми попытается вразумить её.
«Да, точно, я расскажу, как посмотрела в интернете об этой иконе. Она же не знает, что ей цена несколько тысяч, не больше. Просто покажу фотки и всё объясню, я обязательно всё объясню… она должна понять, - обрывки мыслей заполнили Лерку, - я ей всё объясню, всё, всё объясню, а сейчас… сейчас надо добраться до дома и подумать… Нельзя так делать, никак нельзя. Бабушка ни в чём не виновата. Почему надо расплачиваться за ворованную водку её иконой… - Лерка остановилась и вспомнила про Карена. – Карен поймет и простит, он простит и разрешит вернуть деньги потом. Да, потом я и сама смогу отдать. Я даже не буду мать впутывать. Нельзя менять икону на водку. Никак нельзя. Я не допущу… ей нужно пятнадцать тысяч, но ведь за неё она получит только пять и то, если не обманут…»
Размышляя над предстоящим разговором, она почувствовала отвращение к матери и её чудовищному замыслу. Лерка пыталась успокоиться, но воспоминания о бабушке, их жизни без матери и её последней просьбе, вновь вызывали в ней столь сильную неприязнь, что Лерка выругалась.
- Как же ты можешь так поступать! - Лерка шагала по пустынному парку и, стиснув зубы, продолжала поминать мать, на чём свет стоит. – Она же вырастила меня одна, без тебя… не получишь ты у меня ничего. Сдохну, а икону ни тебе, ни твоему уроду не отдам. Сволочи…
Лерка присела на лавку и закурила, мучительно обдумывая свои дальнейшие действия, но сосредоточиться в таком нервном состоянии ей было тяжело. Спонтанные идеи терзали её и целью каждой из них было желание сохранить икону в доме, как того просила бабушка.
«В конце концов, - решила Лерка, - я просто украду её и отдам отцу Фёдору, а эти твари ничего не получат. Ни мать, ни Колян, ни Карен. Пусть горло друг другу перегрызут, но её они не получат».
Выбросив сигарету, она поплелась домой. Мысли её окончательно спутались и Лерка уже старалась не думать о матери, но вырваться из паутины мрачных размышлений не могла.
Чувство утраты и пустоты было настолько сильным, что прекратить свои переживания ей никак не удавалось. На мгновение, остановившись среди сухих, голых и промёрзших деревьев в парке Лерка обернулась. Позади неё никого не было, но она не могла отбиться от мысли, что кто-то её преследовал на протяжении всего пути от кинотеатра. Зашагав быстрее, она уже совсем скоро достигла дома и оказалась в квартире, где пожилая соседка, бабушкина близкая знакомая Мария Андреевна скрупулёзно собирала поминальный стол по просьбе матери.
Квартира была наполнена запахом еды и резкими, дешёвыми старушечьими духами. Мария Андреевна казалась Лерке былинной старушкой из сказочных советских кинофильмов, которой всякий добрый молодец ведал свою беду. Мария Андреевна была одинока, пела с бабушкой в церковном хоре и с особым благоговением посещала службы по выходным.
- Мария Андреевна, здравствуйте! - Лерка поздоровалась и присела на подлокотник кресла. – Вам помочь?
- Да что уж тут помогать. Праздник, что ли какой? – Мария Андреевна, внимательно осматривала стол, шепотом считая разномастные тарелки и рюмки. – Что же у вас ложек то совсем нет? На поминках обязательно должны быть ложки, а у вас только вилки да ножи. Не по-божески это. Ну, ладно, я завтра поутру принесу. Все равно у вас и рюмок не хватает.
    Мария Андреевна прищурилась, что-то обдумывая, и тотчас исчезла на кухне, вернувшись с портретом усопшей в руках.
- Давай-ка, Лида, я портрет твой на телевизор поставлю, - старушка аккуратно поставила фотографию на телевизор, прислонив к маленькой вазочке с двумя гвоздиками, которые принесла с собой. Посмотрев на Лидию Николаевну, Мария Андреевна вытерла слёзы и продолжила говорить. – Отмучилась ты Лидочка, наконец. Сколько же пришлось выстрадать тебе, но теперь… пусть земля тебе будет пухом. Прости ты меня за всё… прости Христа ради.
    Мария Андреевна перекрестилась и, повернувшись, вопросительно посмотрела на Лерку.
- Лера, я хотела икону её рядом поставить, а чего-то не нашла. Вы её спрятали, что ли куда? Я уж тут всё обыскала: шкафы пустые и в ящиках ничего. Она же вон там висела над диваном.
- Нет, не прятали. - Лерка растерялась, предположив самое ужасное, что могло случиться, - Может её мама куда-нибудь унесла?
- Зачем? – неожиданный испуг исказил миловидное лицо старушки.- Зачем унесла? Куда? Да вы что!
- Не знаю, - Лерка обречённо посмотрела на пустой гвоздь.
- Нельзя эту икону трогать. Никак нельзя её брать, Мария Андреевна заметно нервничала.
- Почему нельзя трогать?
- Не понять тебе, - причитая, старушка села стул. - Кровь на ней.
- Какая кровь? – удивилась Лерка.
- Деда твоего Валерия. Ты разве не знаешь? – Мария Андреевна замолчала и начала нервно и бессмысленно передвигать стаканы и тарелки на столе, пытаясь собраться, словно сказала лишнее.
- Нет, а что я должна знать?
- Ну, не знаешь и ладно, незачем тебе. Раз Лида не рассказывала, значит, так тому и быть.
- Расскажите мне правду Мария Андреевна, прошу вас. Чего я не знаю? – требовала Лерка.
- Нужна она тебе эта правда-то? Теперь в ней толку никакого нет.
- Разве может в правде не быть толку? – Лерка села рядом с соседкой. – Мария Андреевна, расскажите мне, это очень важно для меня.
- Дед твой на тот свет с этой иконой отправился.
- Как… как на тот свет? Он разве не на учениях погиб? – Лерка волновалась и взяла Марию Андреевну за руки. – Расскажите мне всё, умоляю Мария Андреевна…
- Ох, прости меня Лида, - старушка вновь перекрестилась, глядя на фотографию. – Случилась эта история давно. Я то твоего деда с детства знала. Он когда Лиду встретил, ему лет под тридцать было. Честнейший был парень и такой доброты человек, что я и не встречала таких во всю жизнь. Отец у него священником был в довоенные времена, потому и вложил в него много чего хорошего.
- Я не знала.
- Ну, теперь знаешь, - Мария Андреевна продолжила рассказ. - Ехала Лида однажды в поезде и встретила деда твоего Валерия. К кому и зачем она ехала один Бог теперь только ведает. Рассказывала она мне, что с одним чемоданом и была. Случилось так, что в поезде том и дед твой Валерий возвращался домой после каких-то там своих учений. Увидел её и полюбил с первого взгляда и, как оказалось, на всю жизнь. Видишь, как бывает, - старушка утерла слезу. – С того поезда он её так и привёз домой. Спустя месяц свадьбу сыграли, жить начали. Потом родилась Татьяна, мать твоя. Валерка в ней души не чаял, всё с рук не спускал. Стало ей лет, наверное, двенадцать, как он опять уехал по службе куда-то на месяц, а Лида, прости Господи, - старушка торопливо перекрестилась, - роман тут завела.
- Роман…Бабушка?
- Ты что же думаешь, что она полюбить не могла, - старушка устало посмотрела на Лерку.
- Нет, но я…
- Любовь, дочка, такая напасть, что не сбежишь от неё, когда приспичит. Только как бы знать, что из той любви получится… - Мария Андреевна разгладила скатерть рукой и продолжила. – Был тут один художник на стажировке. В нашем кинотеатре афиши рисовал, вот он и подсуетился. Она-то к нему прониклась сразу, а он видишь – своё дело сделал и укатил.
- Зачем же тогда она…
- Лерочка, да она отца только похоронила и сиротой сюда ехала. От хорошей, думаешь, жизни? – старушка глубоко вздохнула. – Жить как-то надо было. С Валеркой надеялась стерпится, слюбится, а повстречался ей другой, так она и бросилась в омут с головой. Танька в школу, а она… да что теперь говорить, прости Господи…
- Что же потом случилось?
- Он вернулся, да прознал об этом. Случилась меж ними размолвка, что он ей простить ничего не смог. Танька тогда совсем не своя была. Валерка вещи-то собрал, зашёл к нам проститься и вышел с моим Матвеем покурить на балкон. Танька тем времен со школы пришла и Лида ей всё рассказала. Танька не поверила и стала отца смотреть везде. Не нашла, так в окно вылезла и давай орать: «Папка не уходи!» Так она пронзительно кричала, что он чуть с балкона к ней не сиганул. Матвей еле удержал его и в комнату затащил. Валерка то прямо ополоумел.
- Как же так, - Лерка в оцепенении слушала рассказ соседки.
- Да вот так. Жить, говорит, без Танюшки не могу. За что, за что, говорит, Лидка со мной так… – Мария Андреевна прекратила свой рассказ и внимательно посмотрела на Лерку. – Как же ты на неё похожа, Господи.
- Значит про учения это неправда?
- Учения… - старушка провела рукой Лерке по волосам. – Никаких учений не было. Перебрался он к другу, да там вены себе и порезал.
- Как порезал… – изумилась Лерка.
- Так… на кухне, когда друг на работе был.
- А…а… – девушка хотела что-то спросить, но слова будто застыли в горле.
- Мать твоя эту историю знает и за то не любила твою бабушку всю жизнь…
    Лерка не могла вымолвить ни слова. Услышанное оказалось настолько невероятным, что ей требовалось время, чтобы понять и осознать рассказанную соседкой историю.
- Когда ты родилась, Татьяна тебя в честь деда и назвала Валерией. Теперь ты понимаешь, почему тебя бабушка всю жизнь Катей звала?
- Я думала это её чудачество.
- Нет, милая моя, не чудачество это. Просто всякий раз имя твоё Лиде деда напоминало, а она от этой истории сбежать хотела. Тогда же от этой беды и в веру подалась. Вся эта набожность её напускная. Виновата она была, спрятаться хотела. Так ведь от себя и к Богу не убежишь, не спрячешься. Замолить она свой грех пыталась, а вышло ли… кому разве известно? Ей самой теперь ответ держать, - старушка пустила слезу и грузно поднялась со стула.
- Бабушка, так что же это за икона?
- Ах ты, забыла уже про что говорила, - старушка насмешливо хлопнула себе рукой по голове. – Икона эта деда твоего. Когда его нашли, то она рядом с ним лежала, будто он её в руках держал в момент… ну, в общем, с ней он так и преставился. Когда установили, что он по своей воле отошёл, то друг его вещи отдал и икону тоже. С тех пор Лидия Николаевна с ней не расставалась. Вот такая эта икона, - старушка медленно удалилась в коридор. – Завтра муторный день будет. Лера ты ложись, а я уже поутру приду.
    Мария Андреевна ушла и в комнате воцарилась гнетущая, безжизненная тишина. Лерка сквозь слёзы рассматривала накрахмаленный поминальный стол, который представлялся ей расплывшимся светлым пятном посреди тусклой комнаты. Смахнув выступившие слёзы, она посмотрела на фотографию бабушки, которую соседка поставила на телевизор.
В груди девушки застыла невероятная боль. Почти физическое чувство сковало её тело, разрывая грудь. Лерка отвела взгляд от фотографии и нашла альбом, где была только одна фотография деда. Она всматривалась в голубые глаза молодого, задорного лейтенанта, отвечавшего ей выцветшей, безмолвной улыбкой. Она вдруг представила, как могла бы сложиться их судьба будь он жив. Какой могла бы стать мать, не окажись она безотцовщиной по вине бабушки. Какой бы была сама Лерка, если бы не разрушилась семья матери.
- Почему ты мне никогда не рассказывала об этом? – тихо спросила Лерка, глядя на фотографию бабушки. – Почему…
    Девушку поглотила обида и отчаянье от слепой, безысходной необратимости судьбы. Что толку было мечтать о том, что могло бы стать с ней и её близкими, если с ними со всеми случилось то, что исправить уже было невозможно. В это мгновение она почувствовала себя обокраденной, лишённой любви, счастья…
- Дедушка, - Лерка провела рукой по фотографии, - дедушка…
    В одночасье события многих лет выстроились в единый закономерный ряд, который прежде был непостижим. Теперь она поняла нежелание бабушки посещать могилу деда при той удивительной набожности, которой она обладала. Объяснимым стали и исчезнувшие воспоминания, связанные с её прошлой жизнью, которыми бабушка никогда не делилась, словно их вовсе не было.
    Лерка листала альбом, где на фотографиях красовалась ещё радостная, но уже «обречённая» девочка Таня в белом кружевном платьице с красными бантами.
- Мама, - Лерка заплакала, – мама, ну почему так… почему…
    Дверь в квартиру открылась и Лерка, быстро вытерев слёзы, отложила альбом в ожидании матери. Татьяна пришла не одна и, войдя в квартиру, уже в прихожей она продолжила начатый ранее разговор с Коляном о завтрашних похоронах.
- Что с гробом? – спросила Татьяна
- Гроб Витька хромой отвёз. Хорошо он сегодня с машиной был.
- А платье отдал? – снимая обувь, спросила Татьяна.
- Да отдал я ему и косынку, - Колян и Татьяна прошли в комнату. – Вот те сдача. Три тыщи гроб, подушка и Витьке на пузырь.
- Три тысячи. Ещё продукты и выпивка. Да-а… - разочарованно заключила Татьяна.
- Ничё, скоро баблосы за икону получим, - сказав последние слова, Колян оглядел поминальный стол и заметил, сидевшую на краю кресла Лерку. – Лерка, ты чё как мышь тут прячешься?
- Мария Андреевна была? – спросила мать увидев Лерку.
- Была. Стол накрыла.
- Вижу, а ты чего сидишь сопли жуёшь? Дел что ли нету? С палатки свинитила и сидит тут. – Резко сказала мать и прошла на кухню. - Помоги лучше продукты разобрать! К утру стол надо собрать.

© Copyright: Сергей Дубовик, 2014

Регистрационный номер №0216027

от 20 мая 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0216027 выдан для произведения: Мать разбудила Лерку около шести часов утра. Она склонилась над дочерью, источая отвратительный запах «перегара» и пытаясь расшевелить её обеими руками. Лерка сморщилась, открыла глаза и посмотрела на мать, помятый вид которой свидетельствовал о тяжёлом похмелье.
- Да, встаю я, встаю, - сказала Лерка и оттолкнула мать рукой в плечо. – Отойди от меня, смотреть на тебя тошно.
- Иди в палатку, а я приду через час. Поработай без меня, а то я вчера за тебя весь вечер пахала.
- Да, я вижу, как ты пахала, - Лерка с отвращением посмотрела на мать. – Иди, выспись.
- Собирайся. Ключи на тумбочке, - Татьяна развернулась и пошла к себе в комнату, оставив дочь одну.        
    Лерка некоторое время сидела на кровати, поджав ноги и обхватив их руками. Ей вспоминалось привычное воскресное утро, когда бабушка суетливо собирала её в церковь, прилежно одевая в чистое, отложенное для этого дня платье. Лерке всегда было забавно участвовать в этом совершенно непонятном ребёнку обряде, но очевидно очень важном для бабушки. Лидия Николаевна  с невероятным трепетом относилась к воскресной службе и потому очень скрупулезно собиралась, пытаясь не забыть какую-нибудь важную мелочь.
    Когда же, наконец, последние приготовления были исполнены, бабушка обязательно проверяла потрёпанную бумажку, на которой были записаны имена тех, за кого следовало поставить свечку.
Всякий раз, когда они приходили на богослужение, то едва умещались в крохотный зал храма, а Лерка так и вовсе утыкалась в чью-то спину, не имея даже возможности вытащить правую руку для крестного знамения, которое во время службы совершали прихожане.
    Всю службу Лерка стояла на ногах, тщетно пытаясь разобрать слова басовитой проповеди отца Фёдора, недавно принявшего приход и старавшегося изо всех сил. Понять слова отца Фёдора ей не всегда удавалось, но привыкнув к его интонациям, она продолжала слушать мелодичный молебен не углубляясь в его суть. Иногда бабушка оставляла Лерку одну и пробиралась к клиросу, где вливалась в самостийный церковный хор. В такие дни Лерка особенно внимательно слушала хор, пытаясь выявить бабушкин высокий голос.
    Вернувшись из воспоминаний, она встряхнула головой и вышла из своей комнаты. Привычно бросив взгляд на диван, Лерка увидела, что на нём спал Колян прямо в одежде и в ботинках. Лерка замерла, увидев храпящего сожителя матери.
- Ублюдок, - сжав зубы, процедила она и подошла к столу, на котором лежала икона.
    Достав телефон, она сфотографировала икону с разных ракурсов и, выпив чая, отправилась в палатку. Часом позже проснулся Колян и, не дожидаясь пробуждения Татьяны, взял икону и покинул квартиру.
Тяжёлое похмелье преследовало Коляна весь день и только к обеду, после нескольких бутылок пива он вернулся к «привычной» жизни и занялся поисками закадычного дружка по кличке Антиквар, которому собирался показать икону.
Потратив немало сил, он обежал нескольких товарищей и, наконец, раздобыл его телефон, назначив встречу около городского кинотеатра. Оставалось только сообщить эту новость Татьяне, которую он намеревался взять с собой. Обрадованный столь скорым и удачным стечением обстоятельств, он прибежал в палатку и, стараясь не подавать вида перед Леркой, вывел Татьяну на улицу.
- Ну, Танюха, с тебя пузырь, - ликовал Колян. – Нашёл я дружка своего. Через час забились встретиться возле кинотеатра. Собирайся, пошли.
    Татьяна вернулась в палатку, оделась и, оставив торговлю на Лерку, отправилась с Коляном на встречу с Антикваром.
- Танюха, - радостно и протяжно сказал Колян, - Считай бабульки у нас в кармане.
- Подожди ты радоваться-то, - спокойно ответила Татьяна, шагая твёрдой, уверенной поступью. - А сколько он нам может дать?
- Не знаю.
- Сколько вообще эти иконы стоят?
- Нашла тоже у кого спросить… – Колян нарочито засмеялся. – Я те чё, поп?
- Как же мы будем продавать, если ни хрена цены не знаем? – Татьяна остановилась. – Баклан этот кинет нас и всё, тю-тю денежки.
- Ничё он тебя не кинет. Я с ним три года в одном бараке чалился и он нормальный мужик. Ты мне базары такие не разводи, а если не нравится, то вали к своему Карену и плати бабки.
- Ладно, чё ты! – смягчившись ответила Татьяна. – Спросить что ли нельзя?
- Пришли, - Колян оглядел пустынную, сырую площадь возле кинотеатра и остановил свой взгляд на невысоком сухом мужчине с седой бородкой. – Вон он.
Мужчина, заметив Коляна, направился в его сторону, искренне и открыто улыбаясь. После рукопожатия и объяснения общих деталей Антиквар взял в руки икону, аккуратно завёрнутую Коляном в газету. Он осмотрел её и уже хотел вернуть, но вдруг обратил внимание на гвозди, которыми жесть крепилась к основанию. Один из гвоздиков оказался обыкновенным сапожным, словно жестянка с изображением Николая Чудотворца снималась и возвращалась назад с меньшей аккуратностью, как будто это было временной мерой. Этот факт смутил Антиквара, но говорить об этом он не стал. Деловито перевернув икону он с нескрываемым удивлением посмотрел на её обратную сторону, обёрнутую бумагой, а не обитую перкалем, как того требовали каноны.
- Колян, вы где её взяли? – с подозрением спросил Антиквар, рассматривая запачканную бумагу. – Это чего, кровь?
- Да ну какая кровь, Антиквар. Ну, вылил кто-то кофе или ещё чего-нибудь. Антиквар, ты не подумай чего, - сказал Колян, - это вон её матери наследие.
- Да, - кивнула Татьяна.
- Колян, если за ней след, то мне проблемы не нужны, - серьёзно сказал Антиквар, продолжая крутить икону в руках.
- Какой след! – Колян разговаривал нарочито громко. – Ты чё! Говорят её матери вещь. Бабка вчера померла, похоронить не на что, вот и продаём. Чё я тебя подставлять, что ли буду! Мне-то самому это на хрен нужно. Я только год, как откинулся. Мне такой расклад не в масть, я палиться за эту икону не стану.
- Ладно, верю, - Антиквар смягчился, посмотрев на Татьяну. – Сколько вы хотите за неё? – спокойно спросил Антиквар, завернув икону обратно в газету и сунув её под плащ.
- Хотим пятнадцать тысяч или… - выпалила Татьяна, – меньше чем за пятнадцать не отдадим.
- Пятнадцать тысяч. Хм… - Антиквар поправил очки, - я тебе сразу отвечу, что эту икону больше чем за пять тысяч не продать. Эта жестяная штамповка никому не нужна. Знающие люди скажут тебе, что в ней нет никакой художественной ценности, но…
- Мы за пять не отдадим, - резко ответила Татьяна. – За пять не пойдёт!
- Я её и не предлагаю продать. Я вещами по пять тысяч не занимаюсь. Я, просто, кое-что посмотрю и завтра отзвоню. Договорились Колян? – Антиквар мило улыбнулся и, пожав Коляну руку, резко развернулся и быстро зашагал в сторону подъехавшего автомобиля.
Уже в автомобиле он посмотрел на отковырянную Леркой часть надписи на торце и понял, что это жестяная икона фабрики «Жако и Бонакера», цена которой в её настоящем состоянии была не более шести тысяч рублей. Однако, сомнения, закравшиеся в Антиквара, можно было развеять только после выяснения её истинного происхождения.
- Чё скажешь? – Колян улыбнулся и посмотрел на растерянную Татьяну. – Красавец.
- Ничего не скажу. Пошли обратно. Завтра похороны и я сегодня уже последние деньги отдала, так что мне и пять тысяч нормально, - Татьяна насупилась и «картинно» продолжила, - а Карену я всё равно всё спалю, как и обещала, если он ещё раз про деньги спросит.
- Танюха, ну ты чё несешь! Опять начинаешь?
- Ты не лезь. Не твоё это дело. Понял? - Татьяну охватил гнев. – Я из-за такого же мудака в срок мотала, а теперь этот урод с меня деньги будет требовать! Сука, я ему устрою жизнь, он у меня ещё поплачет.
День оказался не столь насыщенным на покупателей и как только мать вернулась после встречи с Антикваром, Лерка упросила её уйти пораньше, помочь Марии Андреевне готовить стол. Поворчав, Татьяна отпустила дочь, которая прямиком направилась в интернет-кафе неподалёку от кинотеатра. Тут же заняв свободный компьютер, она быстро отыскала бабушкину икону, сверив её изображение с фотографиями в телефоне. Икона оказалась недорогой и совершенно «невостребованной», чему Лерка обрадовалась. Она понимала, что надо остановить мать и рассказать о последней просьбе бабушки. Теперь, когда она знала, что икона недорогая объясниться с матерью ей казалось гораздо легче.
Выйдя на улицу, она размышляла о словах, которые скажет матери, словах, которыми попытается вразумить её.
«Да, точно, я расскажу, как посмотрела в интернете об этой иконе. Она же не знает, что ей цена несколько тысяч, не больше. Просто покажу фотки и всё объясню, я обязательно всё объясню… она должна понять, - обрывки мыслей заполнили Лерку, - я ей всё объясню, всё всё объясню, а сейчас… сейчас надо добраться до дома и подумать… Нельзя так делать, никак нельзя. Бабушка не заслужила этого и почему надо расплачиваться за ворованную водку её иконой… - Лерка остановилась и вспомнила про Карена. – Карен поймет и простит, он простит и разрешит вернуть деньги потом. Да, потом я и сама смогу отдать. Я даже не буду мать впутывать. Нельзя менять икону на водку. Никак нельзя. Я не допущу… ей нужно пятнадцать тысяч, но ведь за неё она получит только пять и то, если не обманут…»
Размышляя над предстоящим разговором, она вдруг почувствовала отвращение к матери и её чудовищному замыслу. Лерка пыталась успокоиться, но воспоминания о бабушке, их жизни без матери и её последней просьбе, вновь вызывали в ней столь сильную неприязнь, что Лерка остановилась и выругалась.
- Как же ты можешь так поступать! - Лерка шагала по пустынному парку и, стиснув зубы, продолжала поминать мать, на чём свет стоит. – Она же вырастила меня одна, без тебя… не получишь ты у меня ничего. Сдохну, а икону ни тебе, ни твоему уроду не отдам. Сволочи…
Лерка присела на лавку и закурила, пытаясь продумать свои дальнейшие действия. В таком нервном состоянии ей было тяжело сосредоточиться. Спонтанные идеи терзали её, целью каждой из них было желание сохранить икону в доме, как того просила бабушка.
«В конце концов, - решила Лерка, - я просто украду её и отдам отцу Фёдору, а эти твари ничего не получат. Ни мать, ни Колян, ни Карен. Пусть горло друг другу перегрызут, но её они не получат».
Выбросив сигарету, она поплелась домой. Мысли окончательно её спутались и Лерка уже старалась не размышлять о матери, но вырваться из паутины мрачных размышлений не могла.
Чувство утраты и пустоты было настолько сильным, что остановить свои переживания ей никак не удавалось. На мгновение, остановившись среди сухих, голых и промёрзших деревьев в парке Лерка обернулась. Позади неё никого не было, но она не могла отбиться от мысли, что кто-то её преследовал на протяжении всего пути от кинотеатра. Зашагав быстрее, она уже совсем скоро достигла дома и оказалась в квартире, где пожилая соседка, бабушкина близкая знакомая Мария Андреевна скрупулёзно собирала поминальный стол по просьбе матери.
Квартира была наполнена запахом еды и резкими, дешёвыми старушечьими духами. Мария Андреевна казалась Лерке былинной старушкой из сказочных советских кинофильмов, которой всякий добрый молодец ведал свою беду. Мария Андреевна была одинока, пела с бабушкой в церковном хоре и с особым благоговением посещала службы по выходным.
- Мария Андреевна, здравствуйте! - Лерка поздоровалась и присела на подлокотник кресла. – Вам помочь?
- Да что уж тут помогать. Праздник, что ли какой? – Мария Андреевна, внимательно осматривала стол, шепотом считая разномастные тарелки и рюмки. – Что же у вас ложек то совсем нет? На поминках обязательно должны быть ложки, а у вас только вилки да ножи. Не по-божески это. Ну, ладно, я завтра поутру принесу. Все равно у вас и рюмок не хватает.
    Мария Андреевна прищурилась, что-то обдумывая, и тотчас исчезла на кухне, вернувшись с портретом усопшей в руках.
- Давай-ка, Лида, я портрет твой на телевизор поставлю, - старушка аккуратно поставила фотографию на телевизор, прислонив к маленькой вазочке с двумя гвоздиками, которые принесла с собой. Мгновение посмотрев на Лидию Николаевну, Мария Андреевна вытерла слёзы и продолжила говорить. – Отмучалась ты Лидочка, наконец. Сколько же пришлось выстрадать тебе, но теперь… пусть земля тебе будет пухом. Прости ты меня за всё… прости Христа ради.
    Соседка повернувшись вопросительно посмотрела на Лерку.
- Лера, я хотела икону её рядом поставить, а чего-то не нашла. Вы её спрятали, что ли куда? Я уж тут всё обыскала. Она же вон там висела над диваном.
- Нет, не прятали, - Лерка растерялась, предположив самое ужасное, что могло стать с иконой, - может её мама куда-нибудь унесла.
- Зачем? – неожиданный испуг исказил миловидное лицо старушки.- Зачем унесла? Куда?
- Не знаю, - Лерка обречённо посмотрела на пустой гвоздь.
- Нельзя эту икону трогать. Никак нельзя её брать, Мария Андреевна заметно нервничала.
- Почему нельзя трогать?
- Не понять тебе, - старушка села на диван. - Кровь на ней.
- Какая кровь? – удивилась Лерка.
- Деда твоего Валерия. Ты разве не знаешь? - старушка резко замолчала и начала нервно и бессмысленно передвигать стаканы и тарелки на столе, пытаясь собраться.
- Нет, а что я должна знать?
- Ну, не знаешь и ладно, незачем тебе. Раз Лида не рассказывала, значит, так тому и быть.
- Расскажите мне правду Мария Андреевна, прошу вас. Чего я не знаю? – требовала Лерка.
- Нужна она тебе эта правда-то? Теперь в ней толку никакого нет.
- Разве может в правде не быть толку? – Лерка села рядом с соседкой. – Мария Андреевна, расскажите мне, это очень важно для меня.
- Дед твой на тот свет с этой иконой отправился.
- Как… как на тот свет? Он разве не на учениях погиб? – Лерка волновалась и взяла Марию Андреевну за руки. – Расскажите мне всё, умоляю Мария Андреевна…
- Ох, прости меня Лида, - старушка перекрестилась, глядя на фотографию. – Случилась эта история давно. Я то твоего деда с детства знала. Он когда Лиду встретил, ему лет под тридцать было. Честнейший был парень и такой доброты человек, что я и не встречала таких во всю жизнь. Отец у него священником был в довоенные времена, потому и вложил в него много чего хорошего.
- Я не знала.
- Ну, теперь знаешь, - Мария Андреевна продолжила рассказ. - Ехала Лида однажды в поезде и встретила деда твоего Валерия. К кому и зачем она ехала один Бог теперь только ведает. Рассказывала она мне, что с одним чемоданом и была. Случилось так, что в поезде том и дед твой Валерий ехал, возвращался домой после каких-то там своих учений. Увидел её и полюбил с первого взгляда и, как оказалось, на всю жизнь. Видишь, как бывает, - старушка утерла слезу. – С того поезда он её так и привёз домой. Спустя месяц свадьбу сыграли, жить начали. Потом родилась Татьяна, мать твоя. Валерка в ней души не чаял, всё с рук не спускал. Стало ей лет, наверное, двенадцать, как он опять уехал по службе куда-то на месяц, а Лида, прости Господи, - старушка торопливо перекрестилась, - роман тут завела.
- Роман…Бабушка?
- Ты что же думаешь, что она полюбить не могла, - старушка устало посмотрела на Лерку.
- Нет, но я…
- Любовь, дочка, такая напасть, что не сбежишь от неё, когда приспичит. Только как бы знать, что из той любви получится… - Мария Андреевна разгладила скатерть рукой и продолжила. – Был тут один художник на стажировке. В нашем кинотеатре афиши рисовал, вот он и подсуетился. Она-то к нему прониклась сразу, а он видишь – своё дело сделал и укатил.
- Зачем же тогда она…
- Лерочка, да она отца только похоронила и сиротой сюда ехала. От хорошей, думаешь, жизни? – старушка выпила рюмку водки. – Жить как-то надо было. С Валеркой надеялась стерпится, слюбится, а повстречался ей другой, так она и бросилась в омут с головой. Танька в школу, а она… да что теперь говорить…
- Что же потом случилось?
- Он вернулся, да прознал об этом. Случилась меж ними размолвка, что он ей простить ничего не смог. Танька тогда совсем не своя была. Валерка вещи-то собрал, зашёл к нам проститься и вышел с моим Матвеем покурить на балкон. Танька тем времен со школы пришла и Лида ей всё рассказала. Танька не поверила и стала отца смотреть везде. Не нашла, так в окно вылезла и давай орать: «Папка не уходи!» Так она пронзительно кричала, что он чуть с балкона к ней не сиганул. Матвей еле удержал его и в комнату затащил. Тот как с ума сошёл, жить говорит не могу.
- Как же так, - Лерка в оцепенении слушала рассказ соседки.
- Да вот так. Жить, говорит, без Танюшки не могу. За что, за что, говорит, Лидка со мной так… – Мария Андреевна прекратила свой рассказ и внимательно посмотрела на Лерку. – Как же ты на неё похожа, Господи.
- Что же дальше было?
- Ты разве не знаешь?
- Я знаю, только, что дедушка погиб на учениях.
- На учениях… - старушка провела рукой Лерке по волосам. – Никаких учений не было. Перебрался он к другу, да там вены себе и порезал.
- Как порезал… – у изумлённой Лерки застыл ком в горле.
- Так… на кухне, когда друг на работе был.
- А…а… – Лерка хотела что-то спросить, но слова будто застыли в горле.
- Мать твоя эту историю знает и за то не любила твою бабушку всю жизнь…
    Лерка не могла вымолвить ни слова. Услышанное оказалось настолько шокирующим, что ей требовалось время, чтобы понять и осознать рассказанную соседкой историю.
- Когда ты родилась, Татьяна тебя в честь деда и назвала Валерией. Теперь ты понимаешь, почему тебя бабушка всю жизнь Катей звала?
- Я думала это её чудачество.
- Нет, милая моя, не чудачество это. Просто всякий раз имя твоё Лиде деда напоминало, а она от этой истории сбежать хотела. Тогда же от этой беды и в веру подалась. Вся эта набожность её напускная. Виновата она была, спрятаться хотела, да разве убежишь от себя? Замолить она свой грех пыталась, а вышло ли… кому разве известно? Ей самой теперь ответ держать, - старушка пустила слезу и грузно поднялась со стула.
- Бабушка, так что же это за икона?
- Ах ты, забыла уже про что говорила, - старушка насмешливо хлопнула себе рукой по голове. – Икона эта деда твоего. Когда его нашли, то она рядом с ним лежала, будто он её в руках держал в момент… ну, в общем, с ней он на тот свет и отправился. Когда установили, что он по своей воле, то друг его вещи отдал и икону тоже. С тех пор Лидия Николаевна с ней не расставалась. Вот такая эта икона, - старушка медленно удалилась в коридор, оставив Лерку сидеть в кресле. – Завтра муторный день будет. Лера ты ложись, а я уже поутру приду.
    Мария Андреевна ушла и в комнате воцарилась гнетущая, безжизненная тишина. Лерка сквозь слёзы рассматривала накрахмаленный поминальный стол, который представлялся ей расплывшимся светлым пятном посреди тусклой комнаты. Смахнув выступившие слёзы, она посмотрела на фотографию бабушки, которую соседка поставила на телевизор.
В груди девушки застыла невероятная боль. Почти физическое чувство сковало её тело, разрывая грудь. Лерка отвела взгляд от фотографии и нашла альбом, где была только одна фотография деда. Она всматривалась в голубые глаза молодого, задорного лейтенанта, отвечавшего ей выцветшей, безмолвной улыбкой. Она вдруг представила как могла бы сложиться их судьба будь он жив. Какой могла бы стать мать, не окажись она безотцовщиной по вине бабушки. Какой бы была сама Лерка, если бы семья матери не распалась.
- Почему ты мне никогда не рассказывала об этом? – тихо спросила Лерка, глядя на фотографию бабушки. – Почему…
    Девушку поглотила обида и отчаянье от слепой, безысходной необратимости судьбы. Что толку было мечтать о том, что могло бы стать с ней и её семьёй, если с ними со всеми случилось то, что исправить уже было невозможно. В это мгновение она почувствовала себя обокраденной, лишённой любви, счастья…
- Дедушка, - Лерка провела рукой по фотографии, - дедушка…
    В одночасье события многих лет выстроились в единый закономерный ряд, который прежде был непостижим. Теперь она поняла нежелание бабушки посещать могилу деда при той удивительной набожности, которой она обладала. Объяснимым стали и исчезнувшие воспоминания, связанные с её прошлой жизнью, которыми бабушка никогда не делилась, словно их вовсе не было.
    Лерка листала альбом, где на фотографиях красовалась ещё радостная, но уже «обречённая» девочка Таня в белом кружевном платьице с красными бантами.
- Мама, - Лерка заплакала, – мама, ну почему так… почему…
    Дверь в квартиру открылась и Лерка, быстро вытерев слёзы, отложила альбом в ожидании матери. Татьяна пришла не одна и, войдя в квартиру, уже в прихожей она с Коляном продолжила начатый ранее разговор о завтрашних похоронах.
- Что с гробом? – спросила Татьяна
- Гроб Витька хромой отвёз. Хорошо он сегодня с машиной был.
- А платье отдал? – снимая обувь, спросила Татьяна.
- Да отдал я ему и косынку, - Колян и Татьяна прошли в комнату. – Вот те сдача. Три тыщи гроб, подушка и Витьке на пузырь.
- Три тысячи и ещё продукты и выпивка. Да-а… - разочарованно заключила Татьяна.
- Ничё, скоро баблосы за икону получим, - сказав последние слова, Колян оглядел поминальный стол и заметил, сидевшую на краю кресла Лерку. – Лерка, ты чё как мышь тут прячешься?
- Мария Андреевна была? – спросила мать увидев Лерку.
- Была. Стол накрыла.
- Вижу, а ты чего сидишь сопли жуёшь? Дел что ли нету? С палатки свинитила и сидит тут. – Резко сказала мать и прошла на кухню. - Помоги лучше продукты разобрать! К утру стол надо собрать.

 

Пять дней из смерти Лерки. Глава 2

Пять дней из смерти Лерки. Глава 4