MON CHERI !

Я никогда не бывала в этом городке ранее, но он показался мне смутно знакомым. Словно я гуляла по этим узким улочкам во сне. «Или в прошлой жизни?» Одинаковым было только небо, нависшее тяжёлым прохудившемся куполом над головой. Хотя в начале октября в центральной части России это было не в диковинку. Осень с лихвой брала своё. Я сошла с поезда совершенно разбитой, словно я тащила вагонный состав за собой, как Атлант. Но я была окрылена неясной надеждой. «Надеждой на что?» Мой большой жёлтый чемодан то и дело подпрыгивал на мелкой гальке, и я пыхтела, таща его за собой. «Ну, точно, как могучий Атлант!» Его маленькие колёсики предательски провалилась в глубокие ямки и трещины асфальта, и я недовольно морщилась. Левое плечо тянула пузатая спортивная сумка, а на спине ёрзал вместительный рюкзак. «И зачем я взяла столько вещей? Всё равно я начинаю жизнь с чистого листа, всё старое – долой!» Я была тем ещё Плюшкиным, вся в маму. Хотя мне едва исполнилось тридцать лет. Не то, чтобы я тащила домой всякую рухлядь, но выкинуть старое, изношенное или потрёпанное было выше моих сил. Мне всегда казалось, что в каждой зачитанной книжке, закоптившейся кастрюле или дырявом свитере живёт самая настоящая душа душа. Да, я знаю, что в неодушевлённых вещах нет ничего живого… Но я наделяла их особыми качествами с детства. Ну как можно безжалостно выкинуть то, что служило тебе верой и правдой долгие-долгие годы?! Сломанную технику не в счёт! Так мыслят только никчёмные нищие, скажите вы? А я даже спорить с вами не буду... В мои то годы пора научиться жить более практично и современно. Но, может быть, я ещё научусь?! Пожалуйста, не списывайте меня со счетов.
Я взяла с собой всё, кроме зонтика… А в это время дождь решил меня проучить по полной за мою беспечность. Крупные и ледяные капли дождя били прямо в макушку, хлеща по щекам и скатываясь в уголки поджатых губ. Я еле-еле доковыляла до ближайшего навеса и громко выдохнула. Но легче мне не стало, а наоборот: непривычная тяжесть разом охватила моё тело с ног до головы. Я прижалась мокрой спиной к кирпичной стене и зажмурилась, чтобы не упасть. «Или не разрыдаться?»
– Девушка, вам куда? – настойчивый мужской голос с восточным акцентом «спас» меня. – Я вам скидку сделаю! Но только если не в центр…
– Куда угодно… – прошептала я.
Мне было больно от того, что меня никто не встречал. И страшно потому, что я не знала, что меня ждёт.
***
Наверное, мне повезло: двух-комнатная квартира недалеко от центра по цене однушки. Так посчитал хозяин – низенький коренастый мужичок. Я оплатила жильё сразу на три месяца вперёд, но я изрядно погорячилась… «Надеюсь, тут никто не умер…» Утомлённо листая объявления об аренде квартир в пустой столовой, я была готова въехать в первую попавшуюся. Настолько я устала, продрогла и вымоталась. Но, как назло, мало кто был готов показать квартиру сию минуту, а кто-то и вовсе не брал трубку. Когда я совсем отчаялась, я наткнулась на фотографии «уютной» двушки. На фотографиях она была не настолько гнетущей и заброшенной. В жизни же квартира представляла из себя нечто несуразное: узкий тёмный коридор с волнообразным вздутым паркетом, угловатая кухонька с двумя табуретками и круглым столом без скатерти, зал с потёртым диваном и старым пыльным телевизором и спальня с кроватью без матраса. И везде вместо люстр угрожающе свисали лампочки на длинном проводе. «Ну прямо как глазные яблоки на нерве, бррр!» А густой запах испорченных солений просто сводил с ума. Первым делом я раскрыла настежь все окна и, облокотившись на пыльный подоконник, уставилась во двор опустошённым взглядом. «Неужели моя новая жизнь начнётся здесь?! В бездушной вонючей конуре с видом на разбитую детскую площадку? М-да, не об этом я мечтала… Но зато как это похоже на то, что творится в моей душе.» Я сглотнула подступившие слёзы и закрыла глаза, вдохнув полной грудью свежую осеннюю морось. Я сразу вспомнила свою родную квартиру: уютная, светлая, чистая, просторная, с видом на оживлённый мост. Очень быстро нашлись квартиранты – милая семья с годовалым ребёнком. Ведь я так хотела, чтобы в ней снова звучал детский смех, кипела жизнь. В последние годы там звучал лишь женский плач, ругань и причитания. Натерпелась… Мне было так тяжело её покидать. Но как сказала мне подруга:
– Ты же её не продаешь, а просто уезжаешь на время! Не дрейфь, вернешься в неё, когда захочешь!
Но я не могла вернуться в неё, когда захочу. Мы подписали договор с квартирантами на год. Да и возвращаться в родной город я не хотела. Слишком много воспоминаний, болезненных и ранящих. Начинать новую жизнь нужно непременно с чистого листа! Хотя моя новая обитель была отнюдь не чистой. Я закатала рукава и осмотрелась ещё раз: работы предстоит по горло. Но воодушевление пришло не сразу, так как усталость после суток на поезде давала о себе знать. Но я не могла себе позволить прилечь на диван, насквозь пропахший табаком и безнадёгой. Я бегло проверила местный инвентарь, отыскала средства для уборки и быстро набросала список того, что нужно докупить. Начала я, конечно, с пледа и подушки. Пока составляла список, в желудке предательски заурчало. «Да что же такое, я думала кофе перебьёт аппетит! Придётся ещё и список еды составлять… Ну, поехали!» Но от списка меня отвлёк телефонный звонок.
– Ты чего не звонишь? Ты приехала, заселилась в отель? Ты где вообще? – в трубке звенел обеспокоенный голос моей подруги.
– Ксюш, я только присела, времени не было… Я сразу себе квартиру нашла, вот сижу список составляю…
– Ого, ты шустрая! А что за квартира, сколько за неё отдала? Ты хоть фотки пришлёшь??
От обилия вопросов у меня закружилась голова, и я потёрла пульсирующие виски.
– Всё пришлю, но потом, сейчас не до этого. Тут убираться неделю нужно, да и на вид она так себе, не хочу тебя расстраивать… Рум-тур отменяется.
– О Господи, ты там в бабкиной халупе остановилась, что ли?? Ну ты хоть не пожалела, Ань? А объявление о репетиторстве уже успела выставить? Или пока отдохнёшь?
Мне хотелось отдохнуть от всего: от похорон матери, от переезда, от сомнений, от собственных мыслей… Но стоило мне попрощаться с подругой, я отчётливо поняла: если не начну работать, то сожру сама себя. Свободное время меня медленно убивало, выбивало почву из-под ног. Я решительно открыла ноутбук и начала печатать объявление:
«Репетитор по английскому и французскому языкам. Опыт более восьми лет, имеется диплом об окончании высшего педагогического образования. Имею опыт работы в школе. Люблю детей.»
Прикусив нижнюю губу, я несколько раз придирчиво перечитала написанное. Получилось куце и неубедительно, будто я врала сама себе. «Пф, люблю детей, ну да, ну да… Я не работала с детьми уже тысячу лет, лучше уберу эту строчку. Так, а мой диплом вообще где? Блин, надо его сфоткать… А может не надо?» Я уволилась из школы, когда заболела и слегла моя мама. А это случилось около шести лет назад. Инсульт парализовал её, да и меня, отчасти, тоже. В один момент я стала сиделкой и фрилансером-переводчиком. Иногда работала и преподавателем по английскому удалённо. На мой любимый французский спроса не было вообще. Сейчас я могла свободно выйти на работу в любое учебное заведение, но у меня не было желания «выходить в люди», проходить дотошные собеседования, вливаться в новый коллектив и объяснять, почему так долго не работала по специальности. Не хочу ловить на себе сочувствующие взгляды и слышать: «простите, нам нужен опытный специалист! Ведь, в первую очередь, это работа с детьми.» А ещё за время похорон и переезда я растеряла почти всех своих старых клиентов. Но это даже хорошо, ведь у меня начинается новая жизнь! А браться за «старое» мне не хотелось.
***
Дни и недели на новом месте тянулись мучительно медленно. Засыпать первое время в этой квартире мне было безумно страшно. Меня не покидало липкое ощущение того, что чья-то жизнь оборвалась именно в этих стенах: тусклых, давящих, обшарпанных. «Надеюсь, моя жизнь здесь только начинается…» Я нервно засыпала со светом, боясь закрыть глаза дольше чем на минуту, в ожидании того, как чья-то холодная и цепкая рука схватит меня сзади за плечо. М-да, моя неуёмная фантазия разыгралась не на шутку от одиночества… Даже странно, что я не начала слышать шаги и неясные стуки в глубине квартиры. Но нужно отдать должное: я совсем отвыкла жить одна. Всю свою жизнь я прожила с мамой – сначала со здоровой, а потом с не очень. До её болезни у нас дома постоянно работал телевизор с бесконечными сериалами и ток-шоу, болтливое радио, а мама обожала разговаривать и громко смяться в телефонную трубку. А потом её болтовня и смех прекратились… Признаться, я честно пыталась воссоздать «домашнюю» атмосферу в съёмной квартире, включая старый телевизор по вечерам, но на нём работали только каналы про рыбалку, автомобили, кухни мира и магазин на диване. «Да-а-а, здесь явно жили одни холостяки…»
 Иногда мне удавалось засыпать быстро и относительно спокойно. После нескольких стаканов красного вина. Это были те редкие и долгие вечера, когда я проигрывала одиночеству без боя. Но зато я не сидела с бутылкой в обнимку, наматывая сопли на кулак, а превращалась в винную Золушку. После нескольких глотков красного полусладкого во мне просыпалось желание «преобразить» своё жилище в более комфортабельное. Я с завидной педантичностью драила щёткой полы, кафель в ванной, включая стены, столешницу на кухне и шкафчики. Но правда жизни была сурова: вино не закачивалось никогда, в отличие от крохотной площади квартиры. Тогда я героически принималась за посуду, отмывая её до скрипа. Однажды, уставившись в одну точку, я тёрла тарелку голыми руками около получаса, пьяная, растерянная и несчастная. Очнулась я лишь тогда, когда на телефоне заглохла музыка: он разрядился. «Видела бы меня сейчас мама... Стыдно за себя. А что будет дальше? Женский алкоголизм не излечим.»
С утра и до обеда я бегала по магазинам, дабы не оставаться в квартире.  Я купила напольный торшер, грушу-мешок в зал, удобный матрас на кровать, два пушистых пледа и целых три подушки с комплектами постельного белья. И, конечно, поменяла ВСЕ занавески. С каким же удовольствием я снимала старую, пожелтевшую тюль с дырками и без зазрения совести запихала её под кровать. Даше в ванную я купила занавеску! Морские звёзды с цветастыми ракушками немного скрасили эту унылую «потрёпанную» комнатушку. Правда, вставать в посеревшую ванную голыми ногами я не решалась. На кухонный столик я купила белоснежную скатерть с пионами и чуть было не купила два стула со спинкой, но вовремя остановилась: «Я же не собираюсь здесь жить, в конце концов! И так накупила кучу всего, идиотка.» Но мне так хотелось домашнего уюта, света и тепла. Я чуть было не купила люстру в зал, но подруга меня привела в чувства:
– Ты в своём уме, Ань? Ты её потом тоже забирать будешь? Этому мужику всё равно, что ты там докупила. Ты ещё там сделай ремонт за свой счёт и кота заведи!
«А как бы мне хотелось игривую британскую кошечку…» Но Ксюша всегда была права. Она у меня умничка – состоявшаяся жена и молодая мама в декрете, рациональная, смелая, практичная. Она была моим голосом «здравого смысла». И моей полной противоположностью. Мы были одногодками, я – интроверт и домосед без признаков семьи, она – экстраверт с мужем и дочкой. Я – худая, бледная, долговязая, с длинными натуральными волосами. Она – пышнотелая, яркая, шумная, рыжая бестия. Я не смогла оставить её в прошлом, как всех остальных друзей и знакомых. Перед отъездом мне пришлось удалиться из всех социальных сетей и поменять номер телефона. Таков был мой план и истинный замысел. Я абсолютно чётко осознавала, что я делаю, ведь пути назад у меня не было. Когда-то в далёкой юности я «сжигала мосты» с прошлым аналогичным образом: стирала свой цифровой след отовсюду. Во мне словно не было сил поддерживать повседневное общение и объяснять всем и каждому, как мне паршиво. Я не любила показывать свою слабость, даже по переписке. Время в интернете я заменяла на чтение книг: взахлёб.
На мое объявление о репетиторстве почти никто не откликался почти целый месяц, что ввергало меня в особое уныние. Я знала, что деньги рано или поздно закончатся и придётся жёстко экономить. Но я была к этому готова. Прилетело пару заказов на переводы, но они стоили копейки. Я поймала себя на мысли, что мне хотелось «живого общения», хотя бы удалённо. Я была готова выйти из своего кокона, «показаться» миру. Поэтому почти каждый вечер я выходила гулять по городу, который совершенно не знала. Я брала большой капучино, созванивалась с Ксюшей и шла куда глаза глядят, попутно рассматривая местных жителей и «достопримечательности» из одноликих панелек и скверов.
– Ты не жалеешь, что выбрала именно этот город? Мне кажется, можно было рвануть в Москву или Питер! Ну, на крайняк, в соседний миллионник!
– Нет, Ксюх, аренда квартир дорогая, да и не люблю я шумные мегаполисы. Да, было бы куда веселее и интереснее, такой опыт в кармане был бы… Но нет, я не жалею ни о чём.
– Как по мне, ты поменяла шило на мыло. Уехала из нашей провинции в другую. У тебя там дежа-вю, наверное, от видов улочек по сто раз на день!
Я засмеялась:
– Нет, мой родной городишко мне приелся, а тут всё совсем другое! Архитектура такая причудливая, почти как в Петербурге, а улицы очень просторные, чистые и уютные. Они просто… другие. И я этому рада.
– Когда на новоселье в гости позовёшь? Уже не терпится взглянуть на твою обжитую халупу!
– Да хоть завтра! Но я знаю, что тебе дочку оставить не с кем, поэтому не тороплю с приездом!
На самом деле звать Ксюшу в эту «обжитую халупу» мне было очень стыдно. Я хотела немного подзаработать и найти квартиру по душе. И шанс заработать у меня появился совершенно неожиданно.
В тот день мне позвонили с незнакомого номера рано утром, я ещё спала. На автомате я взяла трубку и услышала приятный женский голос:
– Здравствуйте! Я по объявлению, мы ищем репетитора для нашего сына… Репетитора по французскому языку. Вы сможете нам помочь?
– Да, конечно! С радостью! – я максимально собранно ответила, дабы меня не заподозрили в том, что я только что проснулась. – Вы ищете репетитора для индивидуальных занятий? Лично или удалённо?
– Ой, знаете, лучше лично. У нас дома, если можно. Я скину вам адрес.
О деталях и оплате мы решили договориться при личной встрече, которую назначили на следующий же день. Я была несказанно рада тому, что понадобился репетитор именно по французскому языку, ведь я обожала его. И изрядно соскучилась по его утончённости и произношению за годы работы фрилансером, так как в моих кругах популярным был английский язык. Я, без волнения и суеты, решила подготовиться к первому уроку и освежить в памяти базовый столп французского языка, открыв все свои личные методички по нему. И в тот же вечер я посмотрела два французских фильма в оригинале. Мой выбор пал на «Прекрасную смоковницу» с моим любимым Луи Гаррелем и «Он и Она». Если первый был фильмом моей юности, то второй я смотрела впервые, так как захотелось хорошенько попрактиковаться. Но оба были о любви… Сама того не осознавая, я надавила на больную мозоль: отсутствие самого главного чувства в жизни. За несколько месяцев до того, как мама слегла, у меня появился молодой человек. На первый взгляд, это был идеальный мужчина, на которого можно было положиться. Но как только он узнал о моей сложной семейной ситуации – исчез со всех радаров. Ему не по душе были такие трудности. Если известие о болезни мамы стало для меня первым ударом, то его уход – вторым. «Как я тогда сама не слегла?» Но доверие к мужчинам у меня тогда пропало надолго. И что вы думаете? Перед встречей с моим первым серьёзным клиентом в новом городе я провела вечер в слезах. Хорошо, что я вовремя опомнилась и осознала, что моё отёкшее от слёз лицо – это лучшая антиреклама меня, как преподавателя! И стоя перед зеркалом в тусклой ванной я смотрела на себя и впервые говорила себе: если ты справилась сама, то зачем тебе мужское плечо? Поплакаться можно и в новую подушку!
На утро я была окрылена как никогда. Я оделась просто, но со вкусом: чёрные строгие брюки, приталенный пиджак, синий свитер с высоким горлышком. Волосы я собрала в низкий хвост. На лице – минимум макияжа, только тушь и увлажняющий бальзам на губах. Клиентка жила в часе езды от меня и мне пришлось вызвать такси, дабы не опаздывать. Но всё равно я задержалась в пробке на десять минут, так как никогда не ездила так далеко от своей «халупы». Меня встретила очень красивая и ухоженная женщина, и я даже растерялась. Она была глубоко беременна и выглядела моей ровесницей. Даже моложе. Конечно, я рассыпалась в извинениях перед ней за опоздание, но та поспешила меня успокоить:
– Не волнуйтесь! Он всё равно только недавно проснулся. Я сварю вам кофе? Вы, наверное, издалека приехали.
Мы прошли с ней на просторную светлую кухню с панорамным окном. На кухне было столько солнечного света, что я даже прищурилась. «За несколько дней в своей пещере я отвыкла от дневного света! Надеюсь, она этого не заметит.» Женщина представилась Татьяной. Она была домохозяйкой и ей оказалось 38 лет. Я сразу же сделала ей комплимент. Татьяна бегло посмотрела все мои дипломы и рекомендации и отложила их в сторону. Казалось, она была в них совершенно не заинтересована. Как только она наполнила маленькую чашечку свежесваренным эспрессо, она вкрадчиво начала:
– Знаете, мой мальчик с особенностями… Но вы не подумайте, с интеллектуальными навыками у него всё отлично! Просто… – она наклонилась ко мне и почти шёпотом произнесла: – он колясочник. С недавнего времени. У него была серьёзная спортивная травма. Он занимался хоккеем.
– Какой кошмар! Бедный мальчик. – залепетала я. – Но он такой молодец! В том плане, что интересуется языками. Обычно, мальчишки не любят французский. Считают его излишне… слащавым и девчачьим. А почему он выбрал именно его? Из-за школы?
– В школе изучают немецкий и английский языки. Но он к ним абсолютно… холоден. Хотя английский у него на прекрасном уровне. Просто в недавнем времени загорелся идеей выучить именно его, представляете? Дело в том, что его психолог посоветовала ему зарегистрироваться на каком-то специализированном сайте, где можно попрактиковать языки. И там он познакомился с девочкой из Франции… Мне кажется, что она так ему понравилась! Я мельком видела то, как он с ней переписывается, смотрит её фотографии… Это так, мило! Хочу пойти ему навстречу и… помочь ему в этом стремлении.
Я слушала её и гадала: а сколько же мальчику лет? Но как-то не ловко было об этом спрашивать. Да и не хотелось перебивать Татьяну. Она с таким упоением рассказывала о своём сыне и о «первом светлом чувстве, которое возродило его к жизни». Поистине, это было романтично!
– Вы правы! Как здорово, что у него появилась тяга к изучению нового языка! Я надеюсь, что смогу помочь ему в этом! Но для начала, мне нужно познакомиться с ним, провести пробный урок. Наверняка, общаясь с той девочкой, он пользуется переводчиком, а это пагубно влияет на когнитивные способности ребёнка и его мотивацию к изучению языка. Дети часто предаются лени, когда есть такое обилие переводчиков в наше время… Я думаю, вы и сами это знаете!
– Конечно! Поэтому я и пригласила вас! Ему нужен не просто опытный специалист, но и прекрасный мотиватор! Как у вас, кстати, с подходом к детям? В особенности, к подросткам?
– Прекрасно! Я проработала в школе несколько лет. Поэтому не понаслышке знаю, что такое подростки. – я ожидала этого вопроса, поэтому, приготовила заготовленный ответ. Но Татьяну он словно не устроил.
– Понимаете, мой сын немного… своеобразный. И непростой, на первый взгляд. Нет, вы не подумайте, он вовсе не капризный. К нему необходимо найти верный подход, и я уверена, что он раскроется перед вами. Просто эта травма его так подкосила… Но он работает с психологом и проходит терапию, поэтому сейчас он в стадии принятия своей новой жизни! Вам не придётся быть для него сиделкой или нянькой!
Последние слова меня обнадёжили, и я широко улыбнулась в знак согласия. Но меня насторожил вкрадчивый тон Татьяны, она как будто оправдывалась за своего сына. «Что там за мальчик такой, своеобразный?»
Мы обсудили ещё пару деталей, и я была готова встретиться лицом к лицу со своим первый учеником в новом городе! Я начала волноваться, когда мы шли из кухни до его комнаты по узкому коридорчику, я то и дело поправляла свой воротничок. «А вдруг он меня не примет? Или того хуже – не воспримет всерьёз? А если не пойдёт со мной на контакт? О Боже, как мне жарко… Надеюсь, она не будет сидеть с нами весь урок, как некоторые дотошные мамаши?!»
– Вячеслав, ты готов? – мы зашли к нему без стука, и я… обомлела.
– Пардон, мадам маман, я просил не входить ко мне без стука? О, салют мадемуазель тьютер, что с вашим лицом?
– Перестань поясничать, Вячеслав! Мы с тобой договорились, что ты будешь вести себя достойно?!
Пока Татьяна краснела за сына, стоя позади меня, я была бордовой с головы до пят. То ли от стыда, то ли от изумления. «Сколько ему лет?! 17? Или он совершеннолетний?! На что я подписалась?» Он, сидя в инвалидной коляске, с насмешкой смотрел на меня, медленно одевая белую майку на голый торс. «Хорошо, что хоть… не в трусах!» Прошло несколько неловких минут, пока они препирались с матерью, и я, наконец поняла, что даже не поздоровалась с ним. Это было крайне непрофессионально с моей стороны.
– Здравствуй, Вячеслав! Приятно с тобой познакомиться! Меня зовут Анна Владимировна, и я твой репетитор по французскому языку! – я натянула дружелюбную улыбку, что рассмешило его ещё сильнее. Я смутилась и перестала улыбаться. Позади меня я услышала громкий шёпот Татьяны по левое плечо. Она была словно чертёнком, который уговаривал меня остаться:
– Прошу прощения за его фривольности и наглый тон! Он немного перегнул палку, я с ним обязательно поговорю, этого больше не повториться, я обещаю! Принести вам ещё кофе?
Я вежливо отказалась.
– Мне кофе! И бутерброд с камамбером, пожалуйста! Ну или что там обожают во Франции? – он вопросительно посмотрел на меня, а затем скользнул по мне ехидным взглядом и отвернулся. И у меня появилась возможность рассмотреть его получше. Он был атлетически сложен и выглядел старше своих лет, его тёмные волосы были немного взъерошены, длинная шея была испещрена родинками, а в мочке уха висела длинная сережка. Кажется, это была Эйфелева башня. Я немного выдохнула и одёрнула свой пиджак, полная решимости унять его хамоватый настрой. «Не на ту напал, мальчик.»
 – Вячеслав, твои познания во французских деликатесных сырах меня поразили! Как и, собственно, твой французский! Прямо с порога ты начал сыпать своим великолепным произношением и словечками, но позволь мне, как репетитору, сделать тебе пару замечаний?
Я услышала, как тихонько закрылась дверь за моей спиной, и мы остались с Вячеславом вдвоём. Я стояла перед ним, сложа руки на груди, и строго смотрела ему в глаза, а он – вальяжно сидел в инвалидном кресле и невинно хлопал длинными ресницами. «Пинг-понг удался, мальчик мой!»
          – Mon garçon[1], что с вашим лицом? – сказала я с улыбкой, когда мой оппонент окончательно растерялся.
– А вы не промах! – ответил он, приглаживая свои волосы, – Обычно тётки до вас не выдерживали и десяти минут со мной.
– Спасибо за комплимент, конечно, но давай начнём? Мне нужно проверить твои базовые знания.
– А когда мы успели перейти на «ты»? Я, кажется, не соглашался на такое стремительное сближение. – он нахмурился и строго посмотрел на меня.
–  Ah, excusez-moi! Je me suis laissé aller, mais laissez-moi aller mieux?[2] Надеюсь, вы дадите мне ещё один шанс? – я решительно взяла стул и, развернув его спинкой вперёд, села на край, сложив ногу на ногу.
          – Вынужден признать, что ваше произношение лучше моего. Но вот ваши манеры, кхм, оставляют желать лучшего. – абсолютно хладнокровно констатировал Вячеслав. Но я сохраняла спокойствие и выдержку.
          – Но ведь вам нужен репетитор по французскому, верно? А не преподаватель по этикету и хорошим манерам?
– Что ж, вынужден с вами согласиться! А это уже рекорд, знаете ли. – он придирчиво осмотрел меня с ног до головы без тени стеснения. Я следила за его взглядом, пока он не остановился на моих волосах и не поморщился. «Только попробуй ещё раз съязвить! Мне нужна эта работа и меня не напугать подростковыми капризами!» Я была решительно настроена идти до конца:
– Если вы не возражаете, я послушаю ваш французский и определю уровень за несколько минут. Начинайте! – я демонстративно посмотрела на наручные часы. Вячеслав явно не был готов к такому повороту, так как я услышала недовольный вздох с его стороны.
– Всё, что я мог, я выдал с первых минут! Остальное – за вами!
– То есть пара, тройка жаргонных словечек – все ваши познания в языке? А построение простых предложений или хотя бы словосочетаний? Вы пробовали этим заниматься?
– Не-а. Я только про сорта французских сыров могу рассказать и с каким вином они отлично сочетаются, хе-хе.
– Что-ж, вынуждена предупредить, что работы предстоит много. А именно: освоение фонетики, заучивание основных слов и фраз, составление списков основных местоимений, существительных и глаголов, освоение основ грамматики и это ещё не всё! Мы будем с вами вести дневник, в котором вам придётся записывать новые слова, фразы и грамматические конструкции. И так легче отслеживать прогресс. Вам для чего нужен французский язык? Для общения с носителем, верно?
– Полегче, я уже хотел дёру дать от обилия того, что мне предстоит, но… – он опустил взгляд на коляску, – убежать я не смогу. Поэтому сегодня я в вашем распоряжении. Мадемуазель! – Вячеслав сделал миниатюрный реверанс корпусом и ладонью.
– Вы не ответили на мой вопрос. Нам нужно определиться с целью изучения языка, чтобы я наметила план, по которому мы будем следовать.
– Я хочу закадрить французскую девчонку с языкового сайта, а лучше сразу нескольких. Я хочу увидеть Париж и умереть. Если можно, то за их счёт. Так понятнее?
– Более чем! Ну что, приступим? – невозмутимо ответила я и сняла свой пиджак. – Ты подготовил тетрадь для конспектов? Сегодня нам предстоит изучить французский алфавит и поработать над произношением.
– А подадите мне во-о-о-н ту тетрадь? С верхней полки? Я бы дотянулся, но…
– Конечно! Какую? – я решительно встала, засучив рукава.
– Там на обложке Милен Фармер…
Я подошла к верхней полке над его компьютерным столом. На ней громоздились учебники, книги и стопка тетрадей. Он сверлил меня своим пытливым взглядом, задрав голову. Я схватила первую попавшуюся, но он сказал, что это не та. И тут я наткнулась на тетрадь с вульгарной обложкой. На ней действительно была изображена рыжая французская певица, но она была практически обнажена, стыдливо прикрывая свой бюст руками в длинных чёрных перчатках.
– Я подготовился! – радостно воскликнул он.
– Я вижу. Ты молодец! – я сохраняла полную невозмутимость, уронив тетрадь ему на стол. – Прослушивание песен на французском языке или просмотр фильмов в оригинале дадут тебе хорошее представление о богатой палитре языка, о его уникальном звучании. Какая твоя любимая песня у Милен Фармер?
– М-м-м, я не помню точное название, но там в клипе она раздевается. Я это точно помню!
          –  L’Amour n’est rien… Надо же, я тоже её люблю. Ты уже ознакомился с её переводом? Там много интересных речевых оборотов, метафор…
          – Нет, к сожалению. Клип был без субтитров.
«Боже, какой же он мерзкий… Держись!»
– Тогда запиши домашнее задание: прочесть перевод песни и выучить пару любимых строк. На следующем занятии я послушаю тебя и заодно поработаем над особенностями произношения.
– Мы даже ещё не начали занятие, а вы уже даёте домашку? Это разве справедливо?
«Справедливо ли вести себя с учителем так нагло и по-хамски?»
– Это будет хорошим началом для твоего обучения. Любимые песни или фильмы на французском теперь твои верные помощники!
– Вот блин, теперь придётся смотреть как она раздевается нон-стоп.
– А зачем смотреть, если можно слушать?
Он посмотрел на меня в упор и рассмеялся. Я позволила себе улыбнуться ему уголками губ, не более. «Не расслабляйся, Аня, иначе он сожрёт тебя и не подавится!»
– Я ж всё равно ничего не понимаю на французском!
– Поэтому я здесь. Вячеслав. – его имя я постаралась произнести как можно мягче, чтобы выйти с ним на контакт. Но я заметила, как он недовольно поморщился.
– Не люблю своё полное имя. Мне не нравится, как оно звучит. Даже на французском. Вот ваше имя будет звучать на любом языке красиво.
– Как мне вас называть?
– Мне понравилось, как вы сказали на французском Мон гарсон, когда вошли. Пожалуй, для имени самое то!
***
Когда я вернулась в свою тусклую пещерку, я словно пришла в себя. Я тут же схватила телефон и набрала Ксюше. Мне нужно было с кем-то поделиться впечатлениями от пробного урока.
– Почему ты сразу оттуда не ушла? Когда узнала, что ему 17? Это уже не ребёнок, Ань! И он не просто невоспитанный, он наглый и хамоватый! И не надо списывать всё на его травму! То, что он колясочник не даёт ему право открыто издеваться над учителем! Просто кошмар…
– Я не могла просто так развернуться и уйти, это было бы крайне непрофессионально с моей стороны. Тем более мне нужна работа, мне нужны деньги, и это хоть какая-то социализация, понимаешь? Я тут с ума начала сходить в четырёх стенах. Платить она обещала достойно…
– Сколько? Тебе ещё сверху за моральный ущерб должны доплачивать! – не унималась Ксюха. И её можно было понять, она переживала за меня.
– Мне хватит, чтобы покрывать аренду квартиры и откладывать. Послушай, да, он весьма трудный ученик, к нему придётся найти подход, но от этого мне даже интереснее. Это уникальный опыт для меня, как для преподавателя! Отыскать нужный ключик к такому… увесистому замку! Мне кажется, что все до меня слишком просто сдавались. А я не ушла, я осталась. Я даже сама себе удивилась!
– Погоди, кто все?! Это скольких человек он успел спугнуть своими выходками? Бедная мать… Да ещё и беременная! Тебе точно нужен такой опыт с таким заковыристым пацаном?
– Я всегда смогу отказаться, понимаешь? Пока предложений мало, если появятся ещё – я обещаю подумать, ладно? Меня не напугать трудным подростком. – последнее я сказала самой себе, словно уговаривая себя продолжить. Когда я увидела его в инвалидном кресле, первое чувство, которое я испытала было… жалостью. Но когда я заметила его голый торс, поймала на себе испытывающий и колючий взгляд, полу ухмылку, - я испытала жгучее негодование. Но затем его провокации в мою сторону нарастали с каждой минутой, он умело жонглировал моими чувствами и эмоциями, я несколько раз порывалась уйти. Но я сказала себе: «Встанешь и уйдёшь – больше не вернёшься. Он только этого и добивается» В работе с подростками очень важно не просто сохранять самообладание, но и не вестись на провокации. Сколько бы колючек он не кинул в мою сторону, я – буду ловить их голыми руками и подставлять ладони ещё. Но пока я не разобралась – кому французский язык нужен больше: ему или его матери? Нужно было больше времени, одна встреча лишь дала мне понять, кто передо мной. Дальше – интереснее, так как я буду присматриваться к нему прежде чем начать приручать. Следующее занятие было через три дня и у меня было уйма времени, чтобы восстановиться после стресса, который я испытала. И тут меня словно ударило током: зачем я задала ему прочесть перевод песни?! Я судорожно начала искать телефон Татьяны, но я остановилась на долю секунды, чтобы прийти в себя. «А что я ей скажу? Простите, я задала вашему сыну ознакомиться с переводом песни с сомнительным смыслом?» Композиция Милен Фармер «L’Amour n’est rien» прекрасна, это бесспорно. Её звучание даже без знания смысла песни ласкает слух, она просто идеальна в оригинале. Но смысл текста был явно не для подростка семнадцати лет. Каким бы начитанным он ни был, он был несовершеннолетним, и я терзала себя за своё упущение. Я была в таком стрессе, что упустила этот момент, а он им только воспользовался.
– Нет, Аня, не вини его! Нужно впредь быть осмотрительней и собранней, чтобы больше не повторять таких грубых ошибок. Теперь он будет козырять этим на следующем занятии! Какая же я дура! – я кусала губы и нарезала круги по комнате от волнения. – Ну, что ж, один-один! Мон гарсон! – передразнила его я, и села на диван. И тут мне ум пришла гениальная мысль: – Он же подросток! Он залезет в интернет, чтобы найти перевод песни… Но что, если я переведу её сама? Заменю некоторые скабрёзные слова и выражения, но при этом, сохраню её истинный смысл? И дам почитать ему свой перевод? Скажем так, это будет подростковая версия взрослой песни.
Я тут же открыла текст оригинала и села за кропотливую работу.
***
В день второго занятия я оделась проще: джинсы и водолазка. Но я потратила уйму времени, ломая голову над тем, стоит ли мне повязывать шарфик вокруг шеи или нет? Моя любимая оливковая водолазка была без высокого горлышка и мне хотелось прикрыть шею. Хотелось какой-то яркий акцент в образе. Я не хотела выглядеть старше своих лет, наоборот: мне захотелось одеться как можно не формальнее.
– Нет, шарфик на шее – это слишком… по-бабски. Он здесь явно лишний. – сказала я, глядя на себя в зеркало. И за пять минут до выхода я решила прикрыть шею волосами, распустив их.
На пороге меня встретила приветливая Татьяна, предложив мне чашечку кофе, но я вежливо отказалась. Мне не терпелось исправить свою ошибку с переводом текста, и я рвалась в бой.
– Он одет? – спросила я перед тем, как зайти к нему в комнату.
– На сей раз да, я проверила! – с извиняющейся улыбкой ответила женщина и проводила меня к сыну.
– Bonjour, mon garçon! Comment ça va ?[3]– я с улыбкой зашла к нему в комнату, но он встретил меня строгим взглядом. «Что ж, я пыталась!»
– Вы опоздали на пятнадцать минут. – процедил он, стуча ручкой по столу. – И зачем вы показываете мне своё превосходство в языке?
– Это дежурные фразы приветствия! Так ты быстрее их запомнишь. Давай здороваться и прощаться на французском? – дружелюбно ответила я и присела на стул напротив.
– А ещё во Франции принято целоваться при встрече или обмениваться рукопожатиями. С чего начнём? – казалось, что от его ледяного тона стены в комнате покрылись инеем.
– Ты прав. Поцелуй в щёку называется Ля биз, но это особенный ритуал приветствия между знакомыми людьми.
– Мы с вами уже познакомились. Не так ли? – он поднял на меня свои глаза и я столкнулась с его сверлящим взглядом.
– Можем обменяться рукопожатиями, если ты хочешь. И поприветствовать друг друга на французском! – я с улыбкой протянула ему руку: – Я начну первая: Bonjour, mon garçon!
Слава с недоверием посмотрел на мою протянутую ладонь и равнодушно спросил:
– А вы мыли руки? Мой терапевт сказал, что у меня очень ослаблен иммунитет после курса анальгетиков, поэтому советовал соблюдать строгую гигиену.
– Извини, это моё упущение! Я сейчас помою руки и вернусь! Повтори пока алфавит, пожалуйста. Я вернусь, и мы сразу начнём с него.
Я, покрасневшая и поникшая, вышла из его комнаты. «Вдох, выдох, это всего лишь подросток…»
– Вы не обязаны его терпеть. – сказала мне Татьяна, подавая чистое полотенце. – Я сказала ему, что больше не буду нанимать репетиторов. Либо вы, либо никто. Я вас пойму и не буду осуждать. Напишу вам хороший отзыв, не волнуйтесь!
– Что вы, я справлюсь! Просто нужно ещё немного времени, и я уверена, что он пойдёт мне навстречу!
Я вернулась в комнату с улыбкой и решила идти до конца. Я повторила приветствие и протянула ему руку. Несколько секунд он игнорировал меня, уткнувшись в тетрадку, а затем повернулся ко мне и сказал на ломаном французском:
– C'est pathétique d'essayer de me plaire, Mademoiselle Anne. Je n'aime pas votre tactique.[4]
Я спокойно убрала руку и вежливо сказала:
–  Уже неплохо, Вячеслав! Я вижу, вы учитесь составлять целые осмысленные предложения на французском! Но, к сожалению, с помощью интернет-переводчика. Не советую им пользоваться на постоянной основе. Предложения получаются очень топорными и неестественными. И ваше произношение изрядно хромает, я еле-еле вас поняла. Может быть начнём с простых конструкций?
С минуту он сидел и осмысливал мой слегка ядовитый ответ. Я внимательно наблюдала за его мимикой. Казалось, он вовсе не ожидал такой реакции с моей стороны и немного оторопел, но всеми силами не хотел показывать своего замешательства. И я решила воспользоваться этим моментом:
–   Вы ожидали, что я встану и уйду? Или покажу то, как меня это задело? В любом случае, вы, Мон гарсон, ожидали иной реакции, верно?
–  Я ожидал, что мы приступим к алфавиту, и как можно скорее. От занятия уже прошло двадцать минут, к вашему сведению. А мы даже не начали. – он сложил руки на руки и снова посмотрел на меня с выражением полного господства.
–  Вот именно, мы даже не начали, а вы уже делаете такие успехи. Я хвалю ваше рвение в изучении французского. Сколько ещё предложений вы составите, дабы насолить мне или вогнать в краску?
Слава поджал губы, дабы скрыть улыбку. Он прокашлялся и зачесал свою челку на бок, устремив взгляд перед собой. А затем гордо сказал:
Что ж, я полон скрытых талантов!
Не сомневаюсь! Приступим? Начинайте с первой буквы, я подхвачу…И.. он начал произносить французский алфавит. Я слышала, как он старательно выговаривает каждую букву, каждый звук, помогая себе ладонью. Я просто слушала его, не поправляя. «Ну вот, ведь можешь, когда захочешь!» Конечно, я похвалила его, когда он произнёс последнюю букву. Но моя похвала никак его не тронула, и мы начали снова. И я деликатно поправляла его произношение. И он поддавался, не пререкаясь и не сыпля своими колкостями. Но я не расслаблялась ни на минуту, ожидая от него новых выпадов или язвительных фраз.
Когда наше второе занятие подошло к концу, я вспомнила про свой перевод песни.
–  А как у тебя с переводом песни Милен Фармер? Ознакомился с ним? – аккуратно спросила я, готовясь к новому контрнаступлению с его стороны. И он кивнул. – Знаешь, я перевела её для тебя, давай обсудим её? В интернете весьма… некорректный перевод. И я не должна была советовать тебе читать его…
–  Меня абсолютно не смутил текст этой песни, если вы об этом. Я бы, конечно, поспорил со смыслом, но… из песни слов не выкинешь. Для меня она слишком приторна и… надоедлива. Клип куда лучше смотрится.
 – Если желаешь, можем обсудить её…
– Я очень устал, у меня болит спина. Давайте на следующем занятии.
Я кивнула и улыбнулась. «Он совсем не кусачий, когда уставший. Есть в нём, всё же, крупицы воспитанности».
Перед тем, как уйти, я обернулась и произнесла:
– Merci pour la leçon, au revoir![5]
– Орэвуар, мадемуазель Анна. – уголки его губ дрогнули в слабой улыбке, и он проводил меня измученным взглядом. Я вышла и сказала Татьяне, что Слава пожаловался на спину:
– Может быть, ему стоит дать какие-нибудь… обезболивающие? Простите, если лезу не в своё дело. Мы действительно сегодня усиленно позанимались, и он мог утомиться. Если что, я могу сократить время занятий.
– Аня, спасибо за ваше беспокойство! Дело в том, что после операции у Славы бывают фантомные боли, а спина побаливает из-за инвалидного кресла. Оно такое дорогостоящее, но, увы, не удобное. Ему просто нужно прилечь и помассировать спину. Я этим займусь, не волнуйтесь!
–  Знаете, Вячеслав – очень способный мальчик! Всё схватывает на лету. – я сказала это, дабы подбодрить Таню, вопреки всем поступкам её сына, – Я уверена, что он выучит французский без проблем!
Будучи дома, я долго изучала перевод песни Фармер, размышляя над словами Славы. Раньше я совершенно не задумывалась над словами, слушая её просто ради удовольствия и наслаждения мелодичным французским. Я сумела отыскать весьма поэтичный перевод песни, и там были такие строки:

С мыслью о плохом –
Столь немногословна…
В каждом вздохе стон,
Физика истомы
В небе волшебство –
Ангел в Бело-синем…
Я, задев крыло,
Сброшу Гавриила…
С мыслью о плохом –
Телу дам раздолье…
В трепетном – Огонь –
Мудрость фараона!
Жизнь в потёмках лжи,
Вне касаний кротких –
Тайный аскетизм…
Кровь
Устала
Очень…
Что же есть любовь
Если много правил?
Если не узнал,
Что душою ранен!
Что же есть любовь,
Если ты корректен??
Близость не просит слов! –
Она
Движеньем
Лечит!
 

Мне стало любопытно, любил ли Вячеслав когда-нибудь? И как понимает смысл этих слов. Он сказал, что песня, сама по себе, слишком приторна и надоедлива. Но имел ли он ввиду строки? А может быть, он говорил, о мотиве песни, о музыке, о ритме… «А не слишком ли много я думаю об этом нахальном подростке?» Я так обрадовалась, когда мне прилетело несколько заказов на переводы и появился новый удалённый ученик. Это позволило мне отвлечься и войти в свою привычную рабочую колею. Я действительно много работала раньше, перед тем, как переехать. И со временем, моя халупа не казалось мне такой мрачной и неуютной, и просыпаться стало куда легче.
***
На третье занятие с Вячеславом я шла уже спокойная, собранная и без капли страха. «Буду импровизировать на ходу, раньше получалось на ура». Я приехала пораньше, дабы быть пунктуальной и не выслушать упрёки в свой адрес.
–  Bonjour, mon garçon! Comment ça va ? – я, как обычно, появилась в дверях с приветственной улыбкой, но тут же она сошла с моих уст.
– Mademoiselle Anna, attrapez la rondelle![6] – после этих слов Слава, облачённый в хоккейную экипировку, занёс клюшку и ударил по чёрной шайбе. Она полетела в мою сторону, я взвизгнула и еле успела захлопнуть дверь перед собой. Шайба гулко ударилась о дверь с той стороны.
– Мадемуазель, Анна! Вы должны были её поймать, а не убегать с поля! Вы – плохой вратарь!
– Что происходит? – на шум прибежала Татьяна. – Он что, опять оделся в хоккейную форму? Ну, я ему сейчас устрою!
– Не ругайте его, я всё улажу! – я бросилась за ней вслед, но она уже зашла в комнату сына и начала стягивать с него шлем. Слава сопротивлялся, но Татьяна была разъярена.
– Постойте, я забыла! Мы договорились, что он встретит меня в хоккейной форме! И что я… отобью шайбу! Это у меня такое… крещение! Как у первокурсников, знаете, в общежитии!
Они замолкли и уставились на меня. Я даже не знаю, кто был более ошарашен: мать или сын. «Я точно всё сделала правильно?»
– Будешь заниматься с Анной Владимировной в этой форме! И шайбу ты больше не увидишь, понял? Анна, ради Бога, простите! Такого больше не повторится!
Когда за женщиной закрылась дверь, мы остались наедине. Я не решалась заговорить первой, но Слава тихо рассмеялся и сказал:
– Зачем вы маме соврали? Чтобы меня типа выгородить?
–  Я уже и сама не знаю, если честно… Неловко вышло. Ты меня напугал.
– Она бы мне и так навешала люлей! А с крещением, это вы, ловко придумали… Но до вас ещё никто его не проходил. Все убегали с диким ором, ха-ха-ха.
Зачем ты всё это делаешь?
Что?– Все твои выходки полны издёвок, сарказма и… Ты провоцируешь на эмоции! И делаешь это без зазрения совести! Ты так веселишься? Издеваешься? Что, скажи?! Мне просто интересно… Какая у тебя цель?
– Полегче, я даже не пытался вывести вас на… эмоции! Просто я скучаю по тренировкам. Разве не видно?
Я обессиленно рухнула на стул и уставилась в пол. Я чувствовала, как во мне нарастает негодование, обида и злость на себя. «Зачем я поддалась? Зачем среагировала? Теперь он воспользуется этим в своих целях. Соберись и приступай к занятию без промедления!»
– Ну ладно, я просто хотел вас удивить! – Вячеслав снял свой шлем и подъехал ко мне на кресле. – Нет ничего хуже предсказуемых людей. И обыденности в жизни. А теперь это мои лучшие друзья… – последнюю фразу он сказал с такой грустью, что мне стало… жалко его.
– Ты удивил меня. Доволен? – как можно спокойнее сказала я и вздохнула.
– Ну, ваша реакция позабавила меня, спорить не буду! А потом вы удивили меня! Что-ж, мы квиты.
– Приступим к фонетике?
На протяжении занятия я внимательно наблюдала за своим учеником. Без зазрения совести. Мне хотелось понять две вещи: сколько я ещё выдержу и какой пируэт он припас для меня следующим. Но все его старания, внимательные вопросы и покладистый тон обескуражили меня. «Он что, играет со мной? Или проверяет меня? Что ему нужно?»
– У тебя есть настоящие друзья? – вдруг спросила я, когда выдался шанс.
– М-м-м, а какое это имеет отношение к французскому? – ощетинился Слава. Невозмутимое выражение его лица переменилось на враждебное.
– Прости, если лезу не в своё дело, просто… интересно, как изменилась твоя жизнь.
Он поднял на меня свои вопрошающие серые глаза и сомкнул губы, будто силясь не выдать свою тайну:
– Не хочу это обсуждать. Моя жизнь вас не касается. Мадемуазель Анна.
– Хорошо. Но если захочешь что-то обсудить со мной или просто поговорить, я всегда открыта.
– Хотите сблизиться со мной? Но для чего? Вы всё равно никогда не угадаете мой следующий шаг. Да и я не ребёнок, не надо использовать свои педагогические приёмы со мной.
– Вовсе нет! Спрячь свои иголки, наконец. Я не пытаюсь тебя… разгадать. Или залезть к тебе в душу. Я интересуюсь не как педагог. А как… человек. Я просто недавно переехала в ваш город.
– Ах, вот оно что! Это вам не хватает настоящих друзей, верно? – Слава победоносно улыбнулся и посмотрел на меня. Я решила ему поддаться.
– Допустим! Мне не хватает друзей в моей жизни. Ты прав.
– А откуда переехали? И зачем? Наш город – та ещё дыра… Мне кажется, вы совершили глупую ошибку.
– Не важно, откуда я переехала и зачем. Ваш город мне приглянулся, решила сменить обстановку.
– Как же вы собрались заводить друзей, если скрываете причину своего переезда? Вдруг вы – скрываетесь от кого-то? Или вообще в бегах?
– Стала бы я устраиваться репетитором, если бы скрывалась? – рассмеялась я.
– Слышали такую фразу: хочешь спрятаться – спрячься на видном месте?
Я перестала смеяться и с опаской посмотрела на него. Мы молча рассматривали друг друга с пол минуты. Я пыталась угадать, что он произнесёт в следующую секунду, а он мелодично стучал карандашом по компьютерному столу и выжидал.
– Я – плохой друг, лучше на меня не рассчитывать. Я сдам вас с потрохами. Сначала маме, а потом всему миру. – он посерьёзнел и с прищуром впился в меня глазами. Я смутилась, а он рассмеялся, запрокинув голову. А мне стало так грустно и одиноко, что захотелось уйти. Я опустила глаза и сказала себе: «нет, я буду улыбаться. Это лучшая защита.»
Дома я глубоко задумалась над его словами и над собственной жизнью. Давно я не испытывала жгучее чувство одиночества так остро, как сейчас. Захотелось позвонить маме, но я вспомнила, что её больше нет. Захотелось позвонить Ксюше, но я поняла, что она занята. У неё семья и своя жизнь. А больше звонить и некому. Как же так получилось? Я – эрудированная, интересная, симпатичная, воспитанная и добрая, но – без друзей, без любимого человека, без определённой цели в жизни. «Зачем я вообще приехала сюда? Кому я здесь нужна? Меня так быстро раскусил… подросток!» Я схватила початую бутылку вина с нижней полки холодильника и налила себе полный бокал красного полусладкого. Мне было противно от самой себя в тот момент, от своей слабости и никчёмности. Мне по-настоящему стало себя жалко… Я так долго отрицала своё чувство одиночества, что оно захлестнуло меня с головой, одержав сокрушительную победу. «Когда я плакала в последний раз?» Я даже не могла этого вспомнить… Я не плакала на похоронах матери, потому что была готова к ним давным-давно. Не плакала, когда осознала, что осталась одна, потому что хотела этого. Не плакала, когда улетали годы, а я законсервировалась с больной матерью в квартире. Я так старательно убегала от своей прошлой жизни, убегала от самой себя. Но только сейчас я осознала, что это невозможно! Куда бы ты ни шёл, ни бежал, ни прятался – чувство одиночества будет с тобой всегда. Просто сначала ты его не замечаешь, умело маскируешь его делами, бурной бытовой деятельностью, поисками работы, саморазвитием, а потом подросток, по типу Славы, задает тебе один единственный вопрос. Но его хватает для того, чтобы выбить почву из-под твоих ног. И вот ты падаешь наотмашь, даже не подставив руки. И это падение ты чувствуешь всем телом…
Я сидела на тёмной кухне, за пустым столом с бутылкой вина, и смотрела в стену. Стремительно вечерело, и я то и дело слышала топот, смех и разговоры соседей отовсюду. Казалось, они текли ко мне ручьями по водосточным трубам и ползли ко мне по вентиляционным шахтам, пробивались через стену, заглядывали в окна. Мне хотелось заткнуть руками уши и не слышать весь этот гомон… «У них хотя бы есть с кем поговорить, обсудить прожитый день, рассказать смешную шутку. Кому пожаловаться, в конце концов. А кто есть у меня?» Я не заметила, как слёзы горячими ручейками потекли по моим раскрасневшимся от вина щекам, и я кусала губы и морщила нос. Я плакала беззвучно, лишь бы «они» меня не услышали. Лишь бы «они» меня не увидели. Не заметили… Они – это счастливые, радостные, шумные, живые. Я дала волю своим эмоциям и чувствам настолько, что не заметила, как кусаю губы в кровь… «Мне всё равно! Зато я –свободная!» Уговаривала я себя.
Когда наступил день четвёртого занятия, я позвонила Татьяне ранним утром:
 – Простите меня, я не приду. Я заболела.
– Как жаль! Выздоравливайте обязательно! Мы будем вас ждать! Что-то передать Славе?
– Нет, ничего не нужно. Пускай работает над произношением.
У меня не было сил улыбаться и держать удар. Притворяться. Если бы я пришла на занятие в таком состоянии, я бы выдала саму себя. А если трудный подросток почувствует твою слабину – пиши пропало. Самое удивительное, что я действительно заболела. То ли от ледяного вина, выпитого почти залпом, то ли от разочарования. Но я сдалась практически без боя…
А на следующий день Слава мне написал. И с этого дня будто началась совершенно новая глава нашей истории.
***
«Mademoiselle Anne, j'ai le regret de vous informer que je suis la cause de votre indisposition. Je vous prie de m'excuser et... de vous rétablir[7] !»
«Больше не пользуйся гугл-переводчиком, звучит ужасно. Французы так, увы, не говорят! И почему это ты стал причиной моего недомогания?»
«Я вас заразил. Мой иммунитет сильно упал в последнее время. Вероятнее всего, инкубационный период ещё не прошёл. Но я почувствовал себя плохо вечером. После нашего занятия. А вы заболели через несколько дней.»
«Ничего, так бывает! Это жизнь. Ты не виноват. И выздоравливай скорее».
После этого сообщения он долго мне не отвечал. Но я была настолько поражена этой короткой перепиской, что ещё долго сидела с телефоном в руках. «Это не в его стиле! Просит прощения… Желает выздоровления. Это так странно! А он ли мне вообще пишет? Да и зачем?» Я несколько раз набирала сообщение и стирала его. Мне не хотелось навязываться или давать ему понять, что я хочу продолжать общение. Но через некоторое время он написал мне снова. И это сообщение удивило меня куда больше прежнего:
«У вас что, нет домофона? Где вы живёте? В сталинке?»
«В смысле? О чём ты? У меня нет домофона, увы»
«Курьер не может попасть в ваш подъезд! Я бы прибежал и помог, но… у меня небольшие проблемки с этим»
«Какой курьер? Вячеслав, ты что-то заказал на мой адрес??»
Он снова перестал мне отвечать, а я судорожно начала одеваться, чертыхаясь на ходу. Но в дверь постучали, и курьер в жёлтой форме торжественно вручил мне небольшой пакет.
«Bon appétit!»
«Зачем ты заказал мне еду? Мама в курсе? Я всё верну!»
В пакете лежали круассаны с миндальной посыпкой, эклеры, багет, сыр Пармезан, готовый жульен и коробка с марципанами.
«Надеюсь, вы любите французскую кухню?»
«А не слишком ли много выпечки и сладкого? Я серьёзно, зачем ты заказал мне всё это? И откуда ты взял мой адрес?»
«Вы сказали, что только недавно переехали сюда, соответственно, живёте одна. Заболели из-за меня, а в магазин сходить некому. Решил загладить свою вину.»
«Вячеслав, я в состоянии выйти в магазин или заказать доставку, я не прикована к постели и не умираю. И твои познания во французской кухне просто великолепны!»
«Это вы меня сейчас отчитываете, да? Как-то непрофессионально с вашей стороны, знаете ли…»
«Ну вот, теперь я узнаю своего самого вредного ученика!»
«Merci ! Je suis très heureux de votre attention ![8] Но я обязательно всё верну твоей маме. Так и передай»
Я позвонила Ксюше, чтобы поделиться с ней своими эмоциями.
– Так, то есть сначала он над тобой откровенно издевается, треплет нервы и ведёт себя как настоящий идиот, а потом заказывает тебе еду и рассыпается в извинениях? Это как понимать?
– Я думала, что ты мне ответишь!
– Я не знаю, что в голове у этих подростков, Ань! Может быть его мать провела с ним воспитательную беседу?
– Ну, нет! Он бы тогда не стал мне писать и пытаться… загладить свою вину. Это не в его стиле. Он бы наоборот… обозлился.
– Может быть, еда отравлена? Ты бы проверила её…
Я рассмеялась и оторвала кусочек круассана.
– А знаешь, очень даже ничего… Только чашки горячего кофе не хватает!
В тот день я долго размышляла: в чём же причина столь разительных перемен? Мне хотелось задать ему столько вопросов, и руки так и тянулись к телефону. Если приходило очередное уведомление, я хватала его в надежде, но… «Он тоже болеет, температурит, скорее всего, лежит беспомощно в постели, а я буду заваливать его дурацкими вопросами… Нет, мне тоже надо прилечь и просто отдохнуть». Но в тот день мне страстно захотелось выздороветь поскорее.
На следующий день я почувствовала себе гораздо лучше. Мне хотелось узнать о состоянии Славы, но я не решилась ему написать. Я позавтракала круассаном с большой чашкой кофе и позвонила Татьяне:
– Здравствуйте! Это Анна! Я чувствую себя лучше, могу на этой неделе приступить к занятиям! Как Вячеслав?
– День добрый, Аня! Рада, что ваше самочувствие улучшилось! А Славка приболел, поэтому, на этой неделе вряд ли получится. Но я позвоню вам, как только он встанет на… эээ, как только он выздоровеет. Договорились?
Я расстроилась и пожелала ему скорейшего выздоровления. В тот день он написал мне:
«Рад, что вы выздоровели, Мадемуазель Анна! Французская кухня творит чудеса? Тогда я тоже, пожалуй, попробую сегодня тар-тар или рататуй!»
«Я думаю, что тебе пойдёт на пользу французский луковый суп и картофельный гратен. Тебе нужны сытные блюда, чтобы набраться сил!»
«Фу, ненавижу лук и картошку. И моя мама вряд ли порадует меня такими изысками. Раньше я почти не болел… Обидно из-за этого пропускать занятия. И очень скучно валяться дома в кровати. Может быть дадите мне домашнее задание?»
«Учитывая твой уровень познаний французского, тебе достаточно будет поработать над фонетикой. И только потом мы перейдём к грамматике и лексике»
Он ничего не ответил. Я, почувствовав небывалый прилив сил, привела себя в порядок, немного прибралась и села за переводы. Иногда я поглядывала на телефон, но он предательски молчал. Так прошло несколько дней сурка, в которые я практически не выходила из дома, занимаясь домашними делами и рутинной работой за компьютером. И в один из таких вечеров я написала ему сама:
«Salut, mon garçon! Comment ça va?[9] Как твои успехи с фонетикой? Как самочувствие?»
«Salut, Мадемуазель Анна! Ничего особенного… Моё произношение никогда не будет идеальным, я с этим уже смирился. Посоветуете французский фильм? Посмотрю его с субтитрами».
«Не стоит отчаиваться, mon garçon! Практика и только она поможет тебе приблизиться к идеалу. Для новичков подойдут такие фильмы: «Баллон Руж», «Быть и иметь» и «Король и пересмешник».
«А какой ваш любимый французский фильм?»
«Я не буду оригинальной и отвечу: «Амели» С него у меня началась любовь к французскому языку»
«Тогда посмотрю «Амели»
«О, нет! Он тебя вряд ли впечатлит! И он довольно сложный для восприятия новичком!»
Но Слава замолчал. «Наверное, увлёкся просмотром фильма?» Мне польстило, что он выбрал именно мой любимый фильм. И я поймала себя на мысли, что хотела бы посмотреть его вместе с ним. Но тут же я себя одёрнула: «Он подросток! Что ты себе позволяешь?!» Дабы отвлечься, я засобиралась на прогулку, но мой телефон отвлёк меня.
«У неё такая смешная причёска. И она чертовски странная! Не могу понять, что у неё на уме?»
«Поверь, по мере развития сюжета ты всё поймешь, наберись терпения. И внимательно смотри этот фильм, там много подсказок и знаков в начале!»
Конечно, я никуда не пошла в тот вечер…Я предпочла заварить себе огромную чашку кофе, уютно устроиться у окна в кресле-мешке и побыть «собеседником» Славы. Мы переписывались на протяжении нескольких часов, мой кофе давно остыл, за окном стемнело, а он пропустил все подсказки и знаки. Я то и дело улыбалась его шуткам, хмурилась от его резких замечаний насчёт Амели и ругала его за использование переводчика. Но я не могла увидеть его эмоций, и это изрядно меня терзало… Но я чувствовала его интерес. «Ко мне ли?» Когда я подошла к зеркалу, я увидела в отражении высокую, худощавую себя с длинными русыми волосами и весьма заурядной внешностью. Меня никогда не считали красавицей, не делали комплиментов, не заглядывались на улице. Но я всегда ухаживала за собой. До болезни мамы уж точно… Но потом просто не хватало на это ни времени, ни сил, ни средств. «Нужно браться за себя! Иначе так совсем погрязну в повседневной рутине!»
«Посоветуй пожалуйста хороший фитнесс зал в твоём городе»
«Недалеко от моего дома есть неплохой. Я сам его посещал, пока не разучился ходить, лол. Я бы вам составил компанию, но…»
«Перестань, mon garcon! И твоя мама бы не поняла нашего совместного времяпровождения…»
Я так хотела задать ему вопрос о том, сможет ли он ходить. И что за травму он получил в хоккее, но не стала.
«Пф, я не мелкий пацан, чтобы перед ней отчитываться. И я единственный знакомый вам человек в этом городе, не забывайте».
«Но ты же сам сказал, что из тебя – никудышный друг! Первое слово дороже второго!»
«Хах, впервые слышу это дурацкое утверждение, ну ладно. И кто сказал, что я набиваюсь вам в друзья?»
«Извини, я не так тебя поняла. Как ты себя чувствуешь, кстати?»
«Я уже готов к занятиям, но мать против. Она говорит, что я должен выздороветь окончательно. Но теперь сделать это очень сложно… Учитывая, сколько таблеток я пью каждый день. Полный отстой…»
«А ты выходишь гулять?»
«На своих ногах типа?»
«Ты понял о чём я, mon garcon!”
«Ахах, ну да. Я ж не овощ! У меня самая последняя модель инвалидного кресла, оно сама меня возит. Не нужно заправляться и тратиться на такси. И права я даже не сдавал, представляете? Офигеть как фортануло…»
Его оптимистичный настрой не мог не радовать меня, но за всеми шутками касаемо его положения я чувствовала ноющую душевную боль и рану, которая ещё не зажила.
«А ты с друзьями гуляешь? Они часто тебя навещают?»
Он надолго замолчал после этого вопроса, и я начала нервничать. Я поняла, что задела его за живое, мне стало очень совестно. Я написала поспешное сообщение с извинениями, на что мне он ответил:
«Что за паника, мадемуазель Анна? Я просто задремал, хах. Мы с друзьями теперь видимся редко – у них тренировки, учёба, соревнования по хоккею, девчонки. Но я их не осуждаю»
«Ты такой молодец! Это правильно и мудро. Поспи, если клонит в сон. Тебе нужны силы»
Я пол ночи размышляла о том, каково ему теперь живётся в инвалидном кресле. Семнадцать лет – столь прекрасный и юный возраст, он создан для движения, познания себя и мира, новых открытий, для драмы, для любви, в конце концов. «Но не для такой драмы, это слишком жестоко!» До травмы Слава был типичным подростком – с увлечениями, интересами, целями и своими секретами. А теперь он заперт дома, под присмотром родителей, да ещё и ограничен в движениях! Мне показалось это тяжёлым испытанием для юной и неокрепшей психики. Я жалела его, это было естественно… Но мне кажется, что Слава бы не оценил подобной эмпатии с моей стороны. Жалость – не для него.
***
Шли дни, пролетали недели. Я записалась в фитнесс зал, на маникюр и к стоматологу. Mon garcon выздоравливал очень медленно, я даже начала беспокоиться: но мама Вячеслава «успокоила» меня.
– Аня, простите, но у Славы сейчас и без того проблемы со здоровьем, да ещё и бронхит никак не проходит. Терапевт запретил ему напрягаться умственно, это может повысить температуру. Мы не отказываемся от ваших услуг, просто сейчас его здоровье – в приоритете.
Я чувствовала, что должна сказать Татьяне о том, что мы общаемся со Славой, но он мне запретил:
«Не хочу, чтобы мать знала о нашей переписке. Пообещайте, что не скажете ей? Пусть это будет нашей тайной?»
«Но это неправильно. А если она случайно наткнётся на нашу переписку? Ко мне будет много вопросов, понимаешь?»
«Это ко мне будет куча вопросов, вы тут причём? Я вам сам написал, это факт. Я хочу обезопасить сам себя. Не подставляйте меня!»
– Неужели ему настолько не хватает общения? – спрашивала у меня Ксюша. – Ты была бы с ним поаккуратней, Ань. Мне не нравится его напористость.
– Он вовсе не настойчив! Я сама ему порой пишу, спрашиваю о здоровье.
– А если его мать об этом узнает? Она потом отзыв о тебе такой накатает, что придётся аккаунт менять. Оно тебе надо?
Я не знала, надо ли оно мне… Но я поймала себя на мысли, что мне приятно общение с ним. В чужом городе я чувствовала себя настолько одиноко, что внимание хотя бы одного человека мне было достаточно. Пускай он не равноценный собеседник, но порой его оптимизм заряжал и меня. Мне хотелось, чтобы он поскорее выздоровел, и мы приступили к занятиям. Как выяснилось, Слава тоже этого хотел.
«Я даже не могу попасть на улицу, на тренировку по хоккею… Даже не могу сам добраться до кухни… Отстой! Врач сказал, что мне нужен хороший курс иммунотерапии. В уколах! Ненавижу уколы… Мне кажется моё тело уже как решето»
«Но тебе действительно нужно поднять иммунитет. Не волнуйся, я уверена, что этот курс подействует и тебе не придётся повторять его заново. А как ты участвуешь в тренировках по хоккею?»
«Раз в две недели отчим возит меня на лёд. Но я не участвую, я просто смотрю. Поддерживаю ребят. Они меня тоже поддерживают, даже дают немного погонять шайбу»
«Я поражаюсь твоей выдержке, mon garcon! Уверена, что твоя команда тоже!»
«Моя команда поражается тому, как я в инвалидной коляске тащусь на лёд. Мне кажется, они чувствуют себя максимально неловко в такие моменты. Чем вы занимаетесь целыми днями? Наверняка нашли себе сотню новых учеников?»
«Я посещаю занятия по фитнессу, занимаюсь скучными переводами, иногда просто гуляю. А недавно взяла себе пару школьников на удалёнку»
«Ого! Ваша жизнь куда насыщенней, чем в мои 17! Завидую вашей продуктивности»
В подобных переписках прошла ещё одна неделя. Я уже не могла представить своё утро без шутливого сообщения от Славы на французском и засыпала с телефоном в руках. Я не замечала, как меня увлекло общение с этим непредсказуемым подростком. «Так удивительно, в жизни он был абсолютно холоден и недружелюбен, а по переписке раскрылся с совершенно иной стороны…Порой мне кажется, будто это вовсе не он»
– Аня, как себя чувствуете? Готовы приступить к занятиям со Славиком на этой неделе? – Татьяна позвонила мне абсолютно неожиданно.
          – Да, конечно! Хоть завтра!
К четвёртому занятию со Славой я готовилась очень долго… Мне хотелось выглядеть не так формально как обычно. За время нашей переписки я стала «своей» для него, поэтому оделась я молодёжно: потёртые расклешённые джинсы и укороченный однотонный свитшот. Я специально заехала в кофейню за круассанами и стаканчиком кофе, дабы угостить Славу. Татьяна сделала мне комплимент прямо в дверях:
– Аня, чудесно выглядите! Вы такая свежая и отдохнувшая! Это потому, что перевели дух без моего оболтуса?
Перед тем, как войти, я постучалась:
– Тук-тук-тук! Ты одет? И не собираешься пулять в меня шайбой?
– Non ! Je suis épuisé aujourd'hui[10]
          – Bonjour, mon garçon, comment vas-tu ? Comment te sens-tu ?[11] – я поставила перед ним большой капучино и положила круассаны с ванилью и фисташкой.
А это что?
Возвращаю тебе долг! Угощайся! Мама сказала, что ты не завтракал сегодня.
Какой ещё долг? Не понимаю о чём вы, Анна Владимировна! И я пью кофе только на безлактозном молоке. – Слава непонимающе хлопал глазами.
Ну, ок, можешь не пить кофе! А насчёт долга… Ты же мне заказывал курьера с едой, когда я заболела?
Вы меня с кем-то путаете. – спокойно и серьёзно произнёс он. – Я даже не знаю, где вы живёте. И вообще, что происходит?
Подожди, ты шутишь? – растерянно спросила я. – Я же с тобой переписывалась всё это время?Слава сидел, поджав губы, и сверлил меня непонимающим взглядом. Я нервно сглотнула и забрала стаканчик с кофе. Казалось, ещё одна секунда и я сгорю со стыда…
Ха, вы купились?! – он хлопнул себя по коленям и рассмеялся. Видели бы вы своё лицо!
Не смей так шутить! Не смешно… У меня сердце в пятки ушло! Пей свой кофе и ешь круассан!
Обожаю выводить людей на эмоции… Это очень занимательно! – гордо сказал он и слизал фисташковую посыпку с круассана. – В последнее время только этим и занимаюсь… Кстати, вам идёт такой высокий хвост. И вы… изменились с нашей последней встречи. Не выглядите так кринжово.
Что это значит? Кринжово? – я нахмурилась.
Заведите себе блокнот, где будете записывать словечки из молодёжного слэнга! Это значит, ну… стыдно и нелепо.
Почему это? Позволь узнать…
Вы пытались выглядеть как строгая училка. Хотя такой вовсе не являетесь. И все те шмотки только подчёркивали то, как вам было некомфортно в этом образе. Сейчас не идеально, но уже гораздо лучше! И… стоп! Вы подкрасили ресницы? Или мне кажется? – он схватил очки со столика, и демонстративно надев их, наклонился ко мне.
Перестань меня разглядывать, мне уже неловко! – я отодвинулась от него, чувствуя, как густо заливаюсь краской. – Может приступим к занятию, наконец? После тебя у меня важная встреча… Поэтому я так выгляжу. – я солгала.
Ах, вот оно что! – он откинул очки на клавиатуру и сожалением произнёс: – А я-то подумал, что вы ради меня так постарались…
Non, mon garçon, tu es mon élève, ne l'oublie pas! [12]Я спустила его с небес на землю и взяла бразды правления в свои руки. Слава, нехотя, согласился и мы приступили к фонетике. «Что ж, не люблю врать, тем более своим ученикам, но это было сделано во благо… Больше себе такого не позволю. Как, впрочем, и лёгкого макияжа тоже».
Вернувшись домой после занятия, я получила сообщение от Славы:
«Merci pour ce cours! [13] Надеюсь, ваше свидание пройдёт на ура»
Я закатила глаза и не стала отвечать на эту провокацию. «Как соль на рану! Я сотню лет не была на свидании. А ведь мне уже…» Я взглянула на себя в зеркало и задумалась: а выгляжу ли я на свой возраст? У Ксюши уже семья, карьера и богатый жизненный опыт за плечами. А что же было у меня? Неблагодарная работа в школе без карьерного роста и больная мама, прикованная к постели. Я нещадно разглядывала себя в зеркале: маленькие губы, курносый нос, впалые щёки, близко посаженные округлые глаза, высокий выпуклый лоб. Россыпь веснушек на щеках, а в уголках губ вместо поцелуев – морщинки. «Почему он не сказал, что с такой причёской у меня жутко топырятся уши?» Я распустила свои русые волосы, и они мягкой волной упали на плечи, обрамив моё вытянутое лицо. «Намного лучше! В следующий раз пойду так…» Я замерла… Внутри будто что-то неприятно заскребло. Меня напугал ход моих собственных мыслей. «Почему я рассуждаю о следующем занятии как о… свидании? Нужно прекращать это»
«Довольно фривольней, Вячеслав. Давай отнесёмся к нашим встречам серьёзно? И для чего ты мне пишешь?»
«Вас что, моя мама покусала? С чего вдруг такой серьёзный тон? Мне нельзя вам писать?»
«Можно, конечно. Но только по делу. Тебя интересуют нюансы языка или непонятно домашнее задание?»
«Фи, как грубо. А объяснение вашего поведения будут? Или мне самому догадываться?»
«Но я не обязана перед тобой отчитываться. Я – твой учитель. Я не твоя подружка или знакомая. Пожалуйста, прими мою позицию и пойми меня правильно»
Я осознавала, что иду на риск. Я почти приручила неукротимого тигрёнка, а теперь собственноручно замахиваюсь на него плетью и топаю ногой. И конечно, дальше последовало гробовое молчание. «Так будет лучше! Незачем культивировать в себе эту привычку». И я готова была принять последствия своего решения. Но так было честнее и перед ним, и перед его матерью, и перед самой собой.
***
Перед тем, как войти, я гордо подняла голову и набрала в грудь побольше воздуха:
– Bonjour, mon garçon, comment vas-tu ? Comment te sens-tu ? – я начала занятие с привычной фразы.
– Bonjour, professeur sévère ![14] – ответил Слава. Его улыбка была похожа на оскал.
Ну что ж, узнаю своего любимого ученика! – радостно сказала я.
А я не узнаю вас в этом кринжовом образе. И где мой кофе?
А почему я должна доставлять тебе кофе, mon garçon?
Вы задрали планку. Нужно соответствовать, а не скатываться вниз с грохотом.
Не понимаю, о чём ты, Вячеслав. Приступим к занятию?
Прошу обращаться ко мне на «вы», professeur sévère. С этого момента всё будет, как и прежде.
Почему, если всё не по-твоему, ты ведёшь себя так… нагло? Кто тебе… ой, вам! Это позволил? Вы всегда так разговариваете с учителями? Или со старшими?
Вы пришли меня отчитывать? Или учить хорошим манерам? Тогда вам следовало им научиться, прежде чем указывать мне, как себя вести. В вашем возрасте, пора бы ладить с молодёжью. – последнееон сказал с особой интонацией. Меня задело его хлёсткое замечание. Но я не показала ему это. Я приосанилась, выдохнула и улыбнулась ему.
          – Вы правы! Мне не следовало вас учить тому, в чём я не столь компетентна. Перейдём к грамматическим структурам языка? Есть несколько ключевых моментов, на которые вам следует обратить пристальное внимание. Я бы взяла ручку и записала это на вашем месте…
        Между нами витало эмоциональное напряжение. Хоть он и слушал меня, не перебивая, а я старалась не сталкиваться с ним взглядом, но наши нервы были натянуты как струны. Слава не задавал вопросов, не ехидничал и не провоцировал меня. Но его молчание ещё больше давило на меня.
          – Может быть, вам что-то непонятно? Я рада ответить на все ваши вопросы. – первой не выдержала я.
         – Да. Мне не понятно, что повлияло на вас больше: страх или стыд?          
         – Что? Я не поняла… Как это касается падежных предлогов?
         – Наверное, вы общались со мной из… жалости? Как это делают сейчас все. А потом подумали: он же инвалид! Что с него взять? Не хочется брать на себя такую ношу, да?
         Я опешила. Мне кажется, даже мой рот непроизвольно открылся от удивления. А он сидел передо мной: невозмутимый, серьёзный и немного задумчивый, будто рассказывал мне стихотворение Бодлера. И смотрел мне прямо в глаза. И в его взгляде было столько… осуждения. Мне стало не по себе, и я опустила голову, собираясь с мыслями.
        – Слава, ты… вообще не так меня понял! Я… я хочу общаться с тобой! Но, как учитель с учеником, понимаешь? Не как подружка и не как одноклассница! И о какой жалости идёт речь? Я только восхищаюсь… тобой! И твоим оптимизмом. Если я обидела тебя, то прости меня! Я не хотела… задеть тебя.
       – Я хочу побыть один. – отрезал он и развернулся на своём кресле к столу. Я сидела ещё несколько секунд как оглушённая и смотрела на него. Мне было так стыдно и совестно. «Как он мог такое подумать?!»
       – Я прошу у тебя прощения, Слава! – я наклонилась к нему, но он отсранился.
      – Я же сказал, что хочу остаться один, что вам непонятно? – он сказал это так громко, что я вздрогнула и отпрянула от него. Я поспешно попрощалась и вышла за дверь. Ко мне сразу вышла Татьяна:
       – Аня, вы не сердитесь на него, пожалуйста! У него такое бывает. Ему кажется, что весь мир ополчился против него. Он частенько скатывается в стадию отрицания.
     – Это вы меня простите! Кажется, я сделала что-то не так? – я была готова расплакаться, как девчонка. И Таня, заметив это, отвела меня на кухню, усадила за стол и сделала мне чай.
      – Понимаете, вы задержались у нас надолго. Пять занятий – это огромный прогресс. Значит, он вам доверяет! До вас каждый новый репетитор сбегал после второго занятия с ним. И дело вовсе не в его положении, а в его состоянии. Слава очень изменился после травмы, особенно характер. Он и до этого не был самым простым сыном на свете, но хоккей как-то… дисциплинировал и сдерживал его неуёмную энергию. Он пропадал на льду целыми днями напролёт… А теперь он один, ограничен в движениях, да ещё и со здоровьем пошли проблемы после нескольких операций на позвоночнике… Я так боялась, что это испытание ему не по силам! Ведь в 16 лет всё кажется фатальным, понимаете? Переходный возраст, а тут ещё такое… Я боялась, что он сломается, закроется и… Это было ужасно! Я тогда узнала, что беременна, и боялась его сказать об этом. Скрывала до последнего, думала, что он окончательно уйдёт в себя. Если бы не мой муж, то… Я бы сама не выдержала. И вы не обязаны… Терпеть его выходки. Если чувствуете, что не справляетесь с ним, то я пойму. Но лучше скажите мне об этом сейчас, хорошо?
       – Татьяна, я безумно сочувствую вам, вашему сыну. Это действительно тяжёлое испытание для подростка. Но Вячеслав держится, как настоящий боец. Спорт закалил его силу воли и характер. Но… как я могу сейчас взять и отступить? Занятие французским для него ведь важно?
       – Это единственное, что помогает ему чувствовать себя… нормальным. Это психолог посоветовал найти ему новое хобби, не выходя из дома. И он загорелся этой идеей.
     – Это же здорово! Я только рада ему помочь! Рада быть полезной для вас. Позволите спросить? Он… не сможет ходить вообще? Или есть хотя бы малый шанс?
     – Врачи не дают прогнозов, сами понимаете… Они боятся обнадёжить и не хотят отнять надежду. Но травма достаточно серьёзная… К Славе приходят массажисты, остеопаты, врач-реабилитолог. А толку? Он сам будто не хочет вставать на ноги.
     – Но почему?
     – Для него всегда было важно окружение. А все друзья, одноклассники, девушка – его сторонятся… Только тренерский состав и ребята по хоккею его поддерживают. Заходят иногда. Но вы понимаете, что этого - не достаточно. Он разочаровался во всех. И это было двойным ударом после всего, что он успел пережить. И теперь ему кажется, что все кругом его жалеют. Он говорит: мам, нет ничего хуже жалости в глазах смотрящих на меня людей. Поэтому он стал проверять каждого человека на «вшивость», провоцировать. Лишь бы они не глядели на него с жалостью… Ему легче так приспособиться к новому положению, что ли. Не знаю… Психолог мне так сказал.
         – Его можно понять. Он не ищет себе оправданий. Не ищет сочувствия. И даже понимания. Он просто хочет быть собой. В новых условиях жизни.
         – Хм, как метко вы сказали… Это очень на него похоже!
         – Но ведь нет ничего плохого в том, что он хочет быть собой! Вы делаете всё правильно, Татьяна. Его желание изучать новый язык – уже хороший знак. Я уверена, что это только начало выздоровления! И морального, и физического…
        Мы услышали в коридоре шум и обернулись. Слава заехал в кресле на кухню и столкнулся со мной испуганным взглядом. Он выглядел… заплаканным.
         – Что она здесь делает?     – недовольно спросил он, не спуская с меня глаз.
  – Уже ухожу!     – я вскочила и встала перед ним как вкопанная.     – До следующего занятия, mon garcon! Au revoir.
Дома я долго не могла прийти в себя, мысли терзали мое без того тревожное сознанье. Я несколько раз порывалась написать ему, но не знала с чего начать…Но спустя несколько часов я, обессиленная и сдавшаяся, решилась на несколько слов:
«Прости меня, mon garcon!»
Я не надеялась на ответ. Мне так хотелось позвонить подруге и поделиться с ней переживаниями, но я знала, что она скажет мне. А я и сама знала, что я дура. Я вышла на улицу, так как находиться в четырёх стенах было невыносимо. Слава молчал… Зайдя в кофейню, я купила себе утешительную порцию тирамису и американо, но кусок встал поперёк горла. Я не могла больше ждать. Как в тумане, я нажала на кнопку «позвонить» и с замиранием сердца вслушивалась в гудки. И наконец, они оборвались:
  – Вячеслав! Слава… Это я, Анна Владимировна! У тебя всё хорошо?
  – Мама рожает… У неё преждевременные, отчим еле успел приехать.
  – Что?! Боже, а она в больнице, с ней всё нормально? Ты дома?
  – Она в больнице, я не знаю… Я виноват.
  – Почему?!
  – Мы с ней поскандалили после вашего ухода. Она перенервничала. У неё заболел живот, и… От меня только одни проблемы.
  – Хочешь я приеду? Прямо сейчас?
  – Не надо. Я выпил успокоительные. Теперь меня клонит в сон. Но я подожду, когда отчим позвонит и скажет, что с ней всё в порядке.
  – Надеюсь, ты принял адекватную дозу? У тебя голос заторможенный какой-то… Я волнуюсь!
  – Я придурок, а не суицидник. А это две разные вещи. До свидания, Анна Владимировна.
  – Напиши мне пожалуйста, как узнаешь новости о маме, хорошо? Я буду ждать! И прости меня ещё раз…
Но он уже бросил трубку. Я сидела с телефоном у уха ещё несколько минут, слушая колючую тишину. Его голос – холодный, заспанный и безучастный напугал меня ещё больше. Так говорят люди, выпившие горсть сильного транквилизатора. Я хотела сорваться с места и ехать к нему, но… «Что я ему скажу? Что скажу его родителям, когда они застанут меня дома? Я же просто репетитор по французскому, не больше… Это так глупо. Почему я так волнуюсь за него? Синдром спасателя из-за матери? Чувство вины за случившееся? Моя инфантильность? Мне просто хочется, чтобы… с ним всё было хорошо».
– Mon chéri, ты справишься, я знаю.  – прошептали мои губы. Но страх, схвативший меня за грудки, заставил меня прийти в чувства. «Мой дорогой? Почему я так сказала?! Он ещё ребёнок, лишь ученик и всё! Я не должна его так называть, переживать за него, находить ему оправдания!» Я схватила стаканчик с кофе и вышла на улицу. Хлёсткий осенний ветер ударил меня по щекам, и я снова ощутила себя маленькой и беспомощной. Как тогда, когда заболела мама. А мне было 24, я только окончила педагогический университет заочно и начала работать…Мне нестерпимо захотелось домой, к маме под слабое крыло, выговориться, выплакаться, но я шла по чужому городу, продрогшая и напуганная, сжимая холодный кофе и глотая подступающие слёзы, в тесную и тёмную квартиру с лампочками под потолком вместо люстр. «Я никому не нужна! Каково чёрта я сюда приехала? Зачем? На что я рассчитывала? Какая же я никчёмная… Даже подросток в инвалидном кресле утёр мне нос! Даже у него уйма шансов стать счастливее, чем у меня!» Я с яростью бросила стаканчик в урну, забрызгав всё вокруг ледяным американо и вбежала в подъезд. Я неслась по ступенькам на пятый этаж, стиснув зубы, и остановилась у своей обшарпанной двери, ища в сумочке ключи. Они звонко упали к моим ногам, и я пнула их ботинком со всей силы. Завибрировал телефон в моём кармане.
  – Что вам ещё нужно от меня?  – со злостью выкрикнула я, доставая телефон.
  «Я стал старшим братом. Мама родила»
– Поздравляю! – выпалила я и потянулась за ключами. Но ощутила новую вибрацию.
«J'ai besoin de vous, Mademoiselle Anne. Pardonnez-moi[15]»
И в этот момент я обессиленно рухнула на бетонный пол, прислонившись к двери спиной. Я ощутила хоть какую-то опору, чтобы не упасть… Но это не спасло меня от нахлынувших слёз. Почему я плакала? Я и сама не знала. Я была одновременно счастлива, напугана, обескуражена и… влюблена.