На следующий день Антуанетта уезжала из монастыря. Добралась до станции, села в электричку и только тут поняла, что не сняла платок. Посмотрела по сторонам – никто не обращал на неё внимания. Да и кто она такая – обычная тётенька–богомолка в широкой длинной юбке, косынке и дешёвых тапочках на босу ногу. Тапочки они купили с Иваном перед отъездом. И хорошо, что купили. Что бы она делала в туфлях на каблуках…
Аня потихоньку стянула с головы платок, провела руками по волосам и вытащила из сумки блокнот и ручку, к которым так ещё ни разу и не прикоснулась.
Долго сидела она, глядя на чистый лист, пытаясь сосредоточиться и набросать хоть что-то для будущей статьи. Потом вывела большими неровными буквами: «Я ВОЗВРАЩАЮСЬ».
«Я возвращаюсь в этот большой мир, к этим деревьям, чуть тронутым приближающейся осенью, к небу, к солнцу! Я возвращаюсь к людям, которые не так уж плохи – и, пожалуй, даже добры. Никто ведь не старается нарочно меня обидеть. Каждый живёт своей жизнью. И я буду жить. Хватит ныть! Мне так много дано в этой жизни! Надо только научиться всё это любить. Странно: обычно мысли проносятся так быстро, что не успеваешь подобрать слова, а сейчас я думаю словами. Даже, кажется, слышу, как думаю…»
Аня смотрела на пробегающие в окне деревья и чувствовала, как сквозь внутренний монолог начинают просачиваться те самые стремительные бессловесные мысли, которые ещё не совсем и мысли – а лишь опасения, страхи, ощущения. Кроме огромного доброго мира, существовал маленький мирок её собственной жизни, в который тоже надо вернуться. Это очень конкретный мир – со знакомыми лицами, с людьми, от которых она сбежала. Поймут ли они, что побег был вынужденным? Что она страдала, не находила себе места? Или для них всё это – только выходка неисправимой эгоистки? «А может, меня считают сумасшедшей?»
Чем ближе электричка подъезжала к Питеру, тем мрачнее становилось Анино лицо. Она схватилась за мобильный телефон, снова испугалась – и так его и не включила. А входя в метро, уже точно знала, что едет к Ивану.
… Иван, казалось, одновременно обрадовался и испугался. Он был небрит, в рваной майке и пах вчерашним потом.
- Я за вещами, - успокоила его Антуанетта.
Иван облегчённо улыбнулся и побежал ставить чайник.
- Ты звонил моим? – крикнула, входя в комнату, Аня. – Ой, у тебя диван развалился! Ну надо же, какое совпадение, - произнесла она чуть тише.
- Звонил, конечно, - прогремел с кухни Иван. – Слушай, твой Евгений меня допрашивал с пристрастием – а я и сам ничего не понял. Ты когда позвонила из монастыря – я даже опомниться не успел. А он – с ножом к горлу: в каком она состоянии, не нужно ли поехать туда… А я ведь даже не знал, в каком ты монастыре! Он сначала не верил. Потом говорит, можно, мол, водителя найти, у него узнать. Я говорю, можно, конечно…
Аня слушала Ивана и машинально рисовала на пыльном экране телевизора что-то вроде спирали.
Иван загремел посудой, но вскоре снова послышался его громкий голос:
- Я сейчас, подожди немножко! Чашки некогда было помыть… Ты там пока отдохни с дороги. Можешь домой позвонить. Они тебя ждут. Волнуются. Евгений просил сообщить, если что. Вдруг, говорит, тебе позвонит, а домой не захочет…
Аня достала мобильник и наконец-то его включила. Посыпались пропущенные вызовы и сообщения. «Миленькие вы мои!» – Аня двумя руками держала перед лицом телефон и смотрела на него как на икону. Потом вдруг вскочила, почему-то схватила свои туфли на каблуках – и с ними в руках выбежала на лестничную клетку.
Лифт скрипел где-то далеко, в любую минуту мог появиться Иван. Аня представила его корявые некрасивые руки – и побежала вниз по лестнице, босиком, с туфлями в руках. Мелькали этажи, ноги наступали на рассыпанные около мусоропровода очистки и осколки старого кафеля. Лифт остановился и снова зашуршал – как будто гнался за ней. «Бред! Никто меня не остановит! Я ведь домой спешу, мне надо срочно домой!» – успела подумать Антуанетта, выбегая на улицу.
Она на ходу вставила ноги в туфли и побежала под арку. Поднявшийся ветер притащил чёрные тучи и бросался холодными острыми струями. Очки мгновенно превратились в мутные мокрые заслонки, волосы хлестали по лицу, закрывая и без того беспомощные глаза. В арке ветер разогнался и изо всех сил толкнул Антуанетту на тёмную дорогу. Раздался скрип тормозов. «Как банально и не страшно!» – успела подумать Антуанетта, и всё исчезло…
Аня не видела сбившую её машину, испуганного парня, который трясущимися руками набирал номер скорой, не помнила, сколько времени пролежала под дождём – она лишь на мгновение очнулась и успела прошептать: «Как больно…» Потом боль как-то странно трансформировалась в её мозгу в мучительное хождение по бесконечным лабиринтам. Лабиринты состояли из оранжевых кирпичей, которые надо было складывать, подбирать – а они не подходили, не вставали на свои места… Видимо, так действовал наркоз. Но Аня ничего этого не знала.
Первые звуки её сознание уловило уже в палате. Это были какие-то очень знакомые звуки. Голос. Знакомый и родной. Женин. Боли не было. Сил тоже. Невесомость. Почти небытие. Только Женин голос.
- Не бойся, я с тобой. Слышишь, Анечка? Антуанетта!Всё будет хорошо.
Аня попыталась открыть глаза, но веки были такими тяжёлыми… Евгений заметил шевеление ресниц и взял Аню за руку:
- Ну вот, ты и приходишь в себя. Не бойся, это наркоз. Тебе надо ещё немножко поспать – и будешь как огурец! Валентин Сергеевич сказал, завтра уже чирикать будешь!
«Кто такой Валентин Сергеевич?» – хотела спросить Аня, но рот не слушался.
- У тебя ничего страшного нет, просто головой ударилась и ногу… сломала. Ногу собрали, а голова скоро пройдёт.
«С головой-то у меня по жизни проблемы, может, после такой встряски мозги на место встанут», - пошутила про себя Аня. Женька точно оценил бы её юмор.
- Ты ни о чём не думай. Всё будет хорошо. Завтра все придут. Лёлики, мама, Антон. Люська тут всех на уши поставила, но её не пустили – слишком много шума создаёт! Леночка с Кириллом привет передают. И эти все… коллеги твои.
«Говорит, как с тяжело контуженной», - подумала Аня.
Евгений замолчал и только гладил Аню по руке. Она пошевелила рукой и вдруг вспомнила, как он когда-то отогревал дыханием её замёрзшие пальцы. Женя почувствовал движение и поцеловал Анину руку. Может, тоже вспомнил. Как давно это было…
- Прости меня, малыш! Прости…
У Евгения как будто пропал голос. «Плачет, что ли?»
- Я так люблю тебя, Анька! Антуанетта. Конечно, Антуанетта. Я думал, тебе не нравится это имя. Но если хочешь, я буду звать тебя Антуанеттой. Я знаю: ты ко мне бежала…
«Ты всё про меня знаешь. Ты родной. Я люблю тебя!» – подумала Аня. Она даже рада была, что язык не слушается. Ничего и не хочется говорить. Только слушать Женьку. И ещё, к стыду своему, Аня жутко хотела спать. «Это от наркоза», - успокоила она себя и начала уплывать в мир грёз…
…Трамвай ехал по тёмному городу. Поблёскивал круглый металлический поручень. Он холодил руки. В окно смотрело бледное лицо Луны. Глаза у неё были грустными, а улыбка таинственной. Луна бежала по небу, не обгоняя трамвай и не отставая от него. Трамвай делал остановки, хотя никто не входил и не выходил. Девочка боялась, что за время остановки Луна убежит вперёд. Но молчаливая попутчица тоже останавливалась и улыбалась, глядя сверху на одинокий трамвай.
- А вдруг она устанет и не сможет проводить нас до дома? – спросила Нетточка.
- Кто? – удивилась бабушка.
- Луна.
- Да что ты! Она очень далеко. Что ты придумала, глупышка!
- Ну вот же, смотри, её нет! Бабуля, где она? – закричала девочка.
- Наверное, за облако спряталась. Детонька, нам пора выходить.
- Бабуля! Давай ещё немножко проедем. Ведь Луна нас не найдёт, когда выйдет из-за облака.
Но бабушка уже снимала Нетточку со ступенек трамвая. Девочка послушно побрела, опустив голову и держась за тёплую бабушкину руку. Перед самым домом она на всякий случай посмотрела на небо, и её огромные глаза засияли в темноте:
- Бабуля! Вон же она, смотри! Она нашла нас!
- Конечно, нашла. Она всех сверху видит. Ну, пойдём, пойдём скорее, тебе давно спать пора.
- А как же Луна? Где она будет спать?
- Луна? - бабушка задумалась. – Она днём спит, а сейчас её время.
- А что же она будет одна делать? – прошептала Нетточка. – А, я знаю! Она будет смотреть на наш город. Ведь у неё же на небе нет телевизора, вот она и будет на дома смотреть, на машины. Бабуля, а ей видно? Смотри, как темно на улице! Нет, вообще-то, наверное, ей видно. Она же сама светит. Ей даже фонарик не нужен.
Девочка ещё долго размышляла вслух. А потом она пришла домой, легла спать и забыла про то, как Луна провожала их с бабушкой.
А вспомнила через много лет, когда, лёжа на больничной койке, увидела сквозь мутное расцарапанное окно бледный туманный диск. Вернее, его часть.
- Странная какая сегодня луна… Или это у меня с головой не всё в порядке? Что они там со мной делали? Может, мозги не в том порядке уложили! - старательно шутила сама с собой Антуанетта.
Луна была не молодая и не старая, а какой-то странной формы.
- Что у тебя с лицом, старушка? – спросила Антуанетта Луну. – Перекосило всю. Опять небось за каким-нибудь трамваем гонялась? Ты помнишь, как здорово было в тот далёкий вечер? Ты проводила нас с бабушкой до самого дома. Потерялась, а потом нашлась. Помнишь? Знаешь, а я ведь тоже потерялась. Пропала девочка Нетточка… Я так долго себя искала, мне было плохо. Сейчас я понимаю: всё это из-за того, что я забыла про тебя. Что же ты мне не напомнила? Ты хотела, чтобы я со всем справилась сама?
Лунный диск меж тем постепенно исчезал в темноте.
- Да это затмение! – догадалась Аня. – Точно, что-то такое говорили…
Антуанетта, глядя в темноту, погружалась в воспоминания. Всё прожитое казалось сейчас таким уютным, тёплым… Бабушка, румяные пироги, маленькая квартирка с красными лепестками в ванне, дети в смешных валенках, чистый белый снег…
А Луны всё не было.
«Безвременье какое-то!- подумала Антуанетта. – Страшно. Вдруг эта темнота никогда не кончится? Вдруг я больше не увижу их всех? Оленьку, Алёшку, Женю, маму, Ленку, Люсю… Всех-всех!»
- Эй, подруга! – крикнула Аня Луне. – Ты давай-ка появляйся! Нам с тобой ещё жить и жить! Ты что – тоже надумала новую жизнь начать? Брось, милая! Ну побузи немножко, посиди в темноте - и вылезай! Слышишь! Ты на меня обиделась, что ли? Я всё вспомнила! И трамвай, и себя в том трамвае. Знаешь, я ведь не пропала, я здесь! Ну, выходи! Я люблю тебя! Тебе больше никогда не будет одиноко!
И Луна послушалась. Её прозрачный свет постепенно вытеснял темноту. Он рассеивал бесконечный космический холод и согревал маленький земной мир. По крайней мере, руки у Антуанетты были тёплыми…
КОНЕЦ
Помочь сайту
Поздравления
