Лунное затмение, гл.23

Весь следующий день Анюта подбегала к телефону, опережая не только Лёлю, которая никогда не могла сразу найти свои тапочки, но и Лёлика, принципиально ходившего дома босиком и реагировавшего на телефонную трель мгновенно. Аня всякий раз делала вид, что случайно проходила мимо и что ей надоело «работать секретарём». На самом деле же она старалась не отходить далеко от телефона и напряжённо ждала звонка.

На следующий день, уверенная, что В.Г. теперь уж точно позвонит, Аня не пошла в магазин. Лёлик после долгих уговоров отправился за хлебом, а сестра его, высыпав в рот крошки от печенья, недовольно проворчала:

- Опять жрать нечего!

- Как это нечего! – взвилась Анюта. – И первое, и второе, и… И вообще! Обнаглели! Что я вам – рабыня Изаура?!

Неожиданно для себя Аня прослезилась.

- Мам, ты что?… - искренне удивилась Оля.

- Ничего!

- Ну чё ты сразу плакать-то? И при чём тут какая-то рабыня?

- Не какая-то, а Изаура. Классику надо знать! Первый, можно сказать, сериал. Вы тогда ещё… Конечно, вы не помните… - всхлипывала Аня. – Ой, Лёля, что за жизнь у меня, а? Ну что за жизнь!

Лёля пожала плечами и на всякий случай удалилась в детскую. Анюта как-то сразу успокоилась, вытерла кулаками слёзы и поплелась в кухню, нарочито косолапя. «Надо хоть блинов напечь, а то и правда ничего к чаю нет…»

Недели две ещё Аня регулярно спрашивала у домочадцев, не звонил ли кто-нибудь во время её отсутствия. В конце концов, Евгений, отведя глаза, поинтересовался:

- Ты ждёшь звонка?

Аня почему-то покраснела и неопределённо мотнула головой. Потом помолчала, не зная, что соврать. Про Виргинию говорить почему-то не хотелось. И тут позвонила Стася. Она сообщила, что «без спросу» залезла в Анин пакет, что примерила «шикарное пончо» и что сама часто покупает вещи в «секонд-хенде».

- А как ты определила, что они оттуда? – спросила Аня.

- По запаху! Кстати, у меня есть классный ополаскиватель, все запахи отбивает! Хочешь, постираю твоё барахло? Мне всё равно делать нечего.

- Ну давай! – согласилась Анюта и, завершая разговор, громко сказала: - Как хорошо, что ты наконец-то набрала мой номер, Настасья! Я так ждала твоего звонка…

…Виргиния Георгиевна всё же позвонила. Правда, Анюта не сразу узнала её. Голос на том конце провода больше был похож на мужской, да и речь скорее напоминала бред сумасшедшего или очень пьяного человека. Аня хотела уже повесить трубку и с раздражением крикнула в неё:

- Да куда Вы звоните?! Что Вам нужно?! Вы ошиблись номером!

- Да нет же, милая… Понимаете…

- Виргиния Георгиевна?! – вдруг осенило Анюту. – Что с Вами? Вам плохо?

- Да, милая… Мне плохо… То есть… Не в этом дело. Я должна Вам… Вас предостеречь. Всё это не то… Совершенно не в этом дело…

- Виргиния Георгиевна! Что случилось? Давайте я к Вам приеду! Где Вы живёте? – Аня буквально кричала, боясь, что В.Г. повесит трубку или умрёт, не успев назвать адрес. В том, что Виргиния больна, Анюта не сомневалась.

- Да, деточка, пожалуй, приезжайте… Только я вас умоляю - на такси! Я оплачу…

- Адрес! Скажите, где вы живёте! Говорите же!

Оказалось, что В.Г. живёт в трёх троллейбусных остановках. Странно – а как же «дух центра»?..

Выбежав на улицу, Аня на мгновенье засомневалась: может, всё же на троллейбусе? Но нет, слово умирающей – закон! Отчаянно замахав обеими руками, Анюта остановила первую попавшуюся машину и, не глядя на водителя, прокричала адрес. Парень, сразу поняв, что дело нешуточное, газанул так, что пассажирка буквально влипла в кресло. Через несколько минут зелёный старенький «Москвич» затормозил у невзрачного блочного дома, и Аня, не только не поблагодарив водителя, но и забыв расплатиться, помчалась к первому подъезду. Третья квартира, как и положено, находилась на первом этаже. Вместо звонка торчали разноцветные провода, и Аня сначала осторожно постучала, а потом забарабанила что есть мочи. Через некоторое время послышался какой-то невнятный шорох, и наконец дверь приоткрылась.

- Кто? – спросил усталый женский голос.

- Извините, я Аня, я к Виргинии Георгиевне…

- К Татьяне, что ли? Ну, заходите.

Ничего не понимая, Анюта протиснулась в дверь и оказалась в маленьком тёмном коридоре, в котором каким-то чудесным образом помещались две вешалки, шкаф и гремящий древний холодильник. Незнакомая пожилая женщина в грязно-розовом халате и с полотенцем на голове осмотрела посетительницу с головы до ног – тщательно, но без особого интереса, и показала рукой на дверь, обклеенную изображениями артистов:

- К ней туда. Только…

Женщина не договорила и исчезла. Не зная, надо ли снимать обувь, Аня потопталась на коврике, но решила на всякий случай остаться в босоножках.

Оказавшись в комнате, Анюта не сразу увидела Виргинию. Плотные шторы создавали ощущение тяжёлого вечернего сумрака, и только маленькая струйка света пробивалась сквозь дырку в полотне и позволяла хоть как-то осмотреться в крошечном помещении, скорее напоминавшем не комнату, а склад мебели и огромного количества вазочек, горшочков и салфеточек, расставленных и разложенных повсюду. Глухую тишину этого музея нарушало только посапывание какого-то крупного бесформенного существа, расположившегося на старом выцветшем диване. При ближайшем рассмотрении существо оказалось Виргинией Георгиевной, которая не только сопела, но и начала похрапывать, выдувая из себя постепенно заполняющие всё воздушное пространство винные пары.

«Да она пьяна!» – догадалась Аня, руки её безжизненно опустились, а в голове застучало – не то от обиды, не то от духоты.

Первое желание было – уйти, но тут В.Г. так жалобно всхлипнула во сне, что Аня всё же решила остаться. Она с трудом пробралась к окну, раздвинула шторы и открыла форточку. Поток свежего воздуха вызвал некоторое шевеление на диване, которое закончилось падением пустой бутылки, видимо, выкатившейся из-под пьяного тела дамы, некогда «приятной во всех отношениях». Лицо её и сейчас, впрочем, не казалось отвратительным. «Наверное, она была очень красивой в молодости», - подумала Аня, разглядывая прямой тонкий нос спящей.

Антуанетта всегда завидовала людям с изящными носами. Всё остальное на лице можно так или иначе подправить или подчеркнуть макияжем, а нос…«Нос – это твоё больное место!» – как-то пошутила Люська. «И волосы, - добавила Аня. – А также уши, ноги и талия!»

А вот у В.Г., кажется, нет «больных мест». Конечно, о талии при её габаритах говорить трудно, но всё остальное… Густые, сбившиеся сейчас волосы, цвета крепкого кофе. Высокий прямой лоб. Широкие, обведённые выпуклой бороздочкой, губы – даже сейчас, без помады, в расслабленном состоянии, они казались чувственными и немножко обиженными на весь белый свет. Хотя он, этот свет, был где-то там внизу, у ног величественной богини…

Размышления Анюты прервала соседка, которая к тому времени высушила голову и без стука вошла в комнату.

- Спит? – спросила она так громко, что Аня невольно прижала палец к губам.

- Да Вы не беспокойтесь. Её теперь так просто не разбудишь, - заверила соседка. – Пойдёмте чайку попьём. Таня часа два точно проспит.

- Почему Таня?

Женщина только улыбнулась в ответ.

- Почему Вы всё время называете её Татьяной?

- Ну, Виргиния… - усмехнулась соседка.

За чаем они познакомились. Галина Сергеевна, то улыбаясь, то вдруг на мгновение грустно замолкая, поведала Ане историю многолетней давности.

- Я Танюшку-то давно знаю. Мы ведь когда сюда въехали, с мужем-то, так она уж жила. Нас вроде как подселили к ней. Временно!.. - Галина Сергеевна задумалась. – А до этого тут бабулька какая-то проживала, Таня её любила, часто рассказывала. Да… А Танька-то красавица была! – рассказчица оживилась. – А стройная – как статуэточка! Мужики-то косяками ходили. Ну, и мой начал заглядываться. Я тогда Татьяну, помню, к кухонному косяку как прижала – аж кости затрещали! Попробуй, говорю, построй ему глазки! Выцарапаю – так и знай! А она так посмотрела на меня… вроде брезгливо, что ли. Я, говорит, на таких, как твой, и не смотрю, дура ты набитая! Таких, говорит, в моём Мухосранске полно, я не для того в Питер приехала! Она из области, Татьяна-то. А сюда, вишь, за принцем приехала. Мой-то Михаил, конечно, на принца не тянул, хотя и питерец. Но мужик хороший был, работящий. Не пил. Только вот деток мы с ним не народили – Бог не дал. Мишка так и ушёл от меня. К бабе с тремя детишками. Любил он ребят-то, а я вишь какая… Ну да что уж! Ревела я, правда, тогда белугой, в истериках билась. Думала, умом тронусь! Хорошо, Таня рядом была. Она-то принца так и не нашла – вот и остались мы с ней вдвоём в этой квартире. Кто с детьми – так расселили. А мы так и остались…

Галина Сергеевна замолчала, что-то вспоминая, и вдруг прыснула:

- А с именем её – так это сплошная хохма! Ведь она почему Виргинией стала… Имя своё Таня с детства не любит. В школе, когда «Евгения Онегина» проходили, так учительница сказала, что это, мол, простое имя… ну, вроде как для простого народа. Я-то не помню такого. Знаю, что Татьяна Ларина. Учили ещё наизусть. А уж такого – не помню. А Танька-то с тех пор возненавидела своё имя. Вот дурёха, да? Смехота! Мало ли чего учителя наговорят! У них ведь работа нервная, голова от науки пухнет – бывает, наверное, и заговариваются. А Татьяна-то чуднАя! Уж взрослая стала, а с именем своим так и не смирилась. А тут ещё мужик этот - костоправ какой-то, что ли…

- Марципанович? – догадалась Аня.

- Ну да, как-то чуднО его звали! А Вы, стало быть, знаете? Это что ж, Вам сама Татьяна рассказывала? А я ведь сразу поняла, что вы с ней подруги. А так не стала бы лишнего болтать…

- Да, сама рассказывала, только не про себя, а как будто про подругу. Я ведь не знала, что она Татьяна, - Аня опустила голову.

- Да-да, понимаю, - закивала Галина Сергеевна. – Вишь, как этот Марципанович про наши имена: Галина, говорит, слабое имя, а Татьяна – ещё слабее…Мы сперва смеялись – Таня смешно так рассказывала! И про мужика, и как она разделась и ждала… А потом, помню, и поплакали. Чего уж весёлого-то в наших жизнях!.. А Виргиния – это она где-то вычитала. Читала-то она раньше много! И сейчас читает, а раньше – так взахлёб! Как-то и говорит мне: «Вот бы меня звали Виргиния! Тогда б я им всем показала!» А потом раз телефон звонит – и Виргинию Георгиевну спрашивают. Я сперва-то не дотумкала, а потом поняла: Таня решила новую жизнь начать, и имя новое испробовать. И, знаете, Анечка, она и вправду изменилась. Такая вся важная стала… Дом-то совсем забросила. И раньше никого не водила – стеснялась коммуналки да тесноты. А теперь и сама почти не бывает. Вот уж три года на пенсии – а дома не застанешь. С утра накрасится, начешется, разоденется – и вперёд! Вечером придёт, поест – и спать. Пол-то уж не помню, когда и мыла. Всё причёски да наряды. А куда уж! Лет-то сколько! Да и деньги – не пойму, где берёт…

Галина Сергеевна помолчала - видимо, решая, рассказывать ли дальше. Потом приблизила свою голову к Аниной и продолжила шёпотом:

- Я ведь, Анечка, раз за ней проследила! Смотрю, в машину садится. Ну, думаю, наплевать на деньги, поеду за ней! У нас тут на углу всегда стоят таксисты, дожидаются…Я выбрала машину попроще, села вперёд. Вообще-то боюсь на переднем сиденье, но тут уж пришлось – чтоб не упустить! Хорошо, парень покладистый попался. Я ему: «Милок, мне вон за той красивой машиной надо – там моя подруга, она у меня не совсем здоровая!» А он: «Понял, мамаша, сделаем!»

Где-то в глубине квартиры раздался шорох, Аня вздрогнула, но Галина Сергеевна успокоила:

- Это кот мой! Я его в комнате закрываю, а то на кухне по столам скачет – а потом шерсть везде плавает - Татьяна ворчит! Да оно и правильно – куда это годится! Да…Таня-то – она капризная. Как принцесса. На горошине. Так вот, я пока ехала за ней, семь дум передумала! Может, на свидание она собралась? Или подрабатывает где? Но мне-то почему не говорит? А вдруг во что-нибудь нечистое вляпалась! Знаете, у них, у принцесс-то, это бывает! Они же вроде как рядом с тобой живут, а жизни совсем не знают… Всё какие-то мечты, мечты… Вот остановились мы у скверика. Таня из машины вышла, на скамейку села и книжечку открыла. Ну, думаю, ждёт кого-то! Пристроилась я за углом дома. Стою, с ноги на ногу переминаюсь, по сторонам поглядываю. Интересно, что за принц объявится? Уж устала, а всё нет никого. А она сидит да читает. Давайте-ка я вам горяченького подолью!

Галина Сергеевна обхватила костлявыми старческими пальцами чайник и принялась разливать на удивление вкусный и ароматный чай.

- Какой у вас чай необыкновенный! – улыбнулась Аня.

- А, нравится! – живо отреагировала хозяйка, как будто обрадовавшись, что можно сменить тему. – А я в заварку травки добавляю: мяту, лист смородины. В этом году малины насушила – прямо с ягодами. А ещё можно корочки от лимона и от апельсина…

Галина Сергеевна будто и не собиралась продолжать рассказ. Они посидели молча. Аня выпила свой чай, отодвинула чашку и тихонько напомнила:

- Так Вы, значит, никого и не увидели…

- Да, Анечка, - устало кивнула собеседница. – Я ведь несколько часов за углом простояла… Никто к ней не пришёл! Никто, понимаете? Мимо люди проходят или рядом садятся – и все её рассматривают. Она ведь красивая, когда не пьяная. Модная. Да Вы, наверное, знаете… Сидит так пряменько, улыбается – вроде как над книжкой. А то на небо посмотрит… И всё, Анечка! Вы понимаете? Она ведь одна так и сидит целый день! Этот же ужас!

- Ну и что… - нерешительно возразила Аня. – Отдыхает человек, книжку читает…

- Да от чего же она отдыхает-то! – воскликнула Галина Сергеевна. – Это дома она отдыхает. А там у неё вроде как работа! Нет, Анечка, вы не понимаете! Одинокая она и несчастливая. А всему белому свету хочет показать, что, мол, вот я какая! И всё у меня хорошо! Ну, не знаю я, как сказать… А только это не правильно. А если бы было правильно, то не пила бы она… Пьёт она, Анечка. Не всегда, даже редко. Запоями. Как начнёт – и пьёт, и пьёт… И воет в подушку. Это сейчас ещё ничего. А то, бывает, и до беспамятства!

Галина Сергеевна прослезилась, потом вытерла глаза руками и спросила:

- Анечка, а Вы-то её давно знаете?

- Да нет… Если честно – почти не знаю.

- Да что вы! А я-то разговорилась – думала… Ой… Не надо, наверное, было…

- Мы в сквере познакомились. На скамейке.

- Вон оно что! – протянула Галина Сергеевна. – Ну уж я и не знаю… – Она махнула рукой и принялась убирать посуду.

В маленькой убогой кухне воцарилась тишина, прерываемая лишь позвякиванием чашек.

- Галина Сергеевна, - прервала тягостное молчание Аня. – Виргиния… то есть Татьяна Георгиевна мне звонила и просила приехать…

Но Галина Сергеевна только пожала плечами. Потом вытерла руки грязным махровым полотенцем и, громко вздохнув, растворилась в темноте квартиры.

Аня ещё немного посидела на кухне, положив руки на голубую вытертую клеёнку и соображая, что же делать дальше. «Уйти сразу или ещё подождать? Какая темнотища тут у них! Экономят, что ли? Или все лампочки разом перегорели? А чего, собственно, ждать… В.Г., видимо, не скоро придёт в себя. Да и вспомнит ли, что звонила… Может, лучше уйти поскорее? И постараться забыть весь этот кошмар…»

Аня почему-то не прониклась сочувствием ни к героине рассказа, ни к самой рассказчице. Она чувствовала себя обманутой девчонкой, купившейся на красивую обёртку. Но просто так уйти было как-то неловко.

Анюта подумала, что можно оставить записку, и даже достала из сумки ручку и бумажный носовой платок. Нахмурилась – и зачем-то написала свой адрес. Потом решительно поднялась, в коридоре крикнула: «Я ушла!» – и, не заботясь, закрыли ли за ней дверь, вырвалась из этого странного, душного и довольно пыльного мира.

Улица встретила её ослепительным светом, пытаясь вычеркнуть из памяти тёмную унылую квартиру вместе с её обитательницами. Вся эта сумрачная теснота казалась нереальной, противоречащей самому естеству жизни с её яркими красками, куда-то спешащими прохожими в лёгких весёлых одеждах, со всем этим шумом, гамом и безудержным задором начинающегося лета… Ане вдруг оглушительно захотелось жить – просто жить. Ничего не анализируя. Ничего не меняя. Просто вдохнуть глубоко – и жить!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ