Дома, в уютной гостиной за чашечкой горячего шоколада и несерьёзной болтовней с Габриэль, тревога Люсиль постепенно утихла. Хотя, нет-нет, да и вспоминались слепые глаза нищенки и её страшный жест.
- Габи, она ведь всем это говорит, правда? - наконец, не выдержав, спросила Люсиль.
Габриэль, увлечённо рассказывающая что-то об их общих знакомых, удивлённо подняла на неё свои тёмные глаза.
- О чём ты, Люсиль? Кто - она?
- Она... та женщина у лавки с зеленью, которую мы сегодня встретили.
- Милая моя, - Габриэль успокаивающим жестом сжала ладонь подруги, - конечно. И попробуй не думать о ней. У тебя есть, о ком думать - муж и ребенок.
Кстати, о вашей крошке... - мадам Дантон встала из-за стола, оправляя пышное платье, - давненько я его уже не видела, вашего славного Горация.
Пойдем, покажешь его мне?
- Конечно, - Люсиль улыбнулась и легко вскочила из-за стола, потянув Габриэль за руку, - пошли, пошли!
Они вошли в соседнюю комнату, где в кроватке мирно посапывал ребёнок.
- Действительно очень спокойный, - Габриэль склонилась над колыбелью, - просто маленький ангел.
Люсиль кивнула ей, гордо улыбнувшись.
- Да, он просто чудо. Я уже не представляю, как раньше жила без моего ангелочка.
- И уже совсем большой, - проговорила Габриэль, - сколько ему?
- 6-го сентября исполнится два месяца, - ответила Люсиль, - уже через неделю. Знаешь, Габи, я уже сейчас часто думаю о том, каким он будет, когда вырастет.
Так хочется, чтобы он был счастлив.
Габриэль засиделась до вечера. Люсиль была немного бледнее, чем обычно, но вела себя как прежде - весело смеялась над шутками Габриэль, шутила сама.
Вскоре пришёл Камилл, и они немного посидели втроём. Затем Габриэль засобиралась домой.
- Боже, уже семь часов! - воскликнула она, - как быстро пролетело время.
- С нами не соскучишься, - хитро улыбнулась ей Люсиль. - На следующей неделе ждём на обед вас с Жоржем.
Мадам Дантон кивнула ей и, уходя, обняла на прощание.
- Береги себя, милая, - прошептала она Люсиль.
Камилл пошёл проводить мадам Дантон. Люсиль, вернувшись в комнату, подошла к кроватке ребёнка. Он уже проснулся и смотрел на неё своими живыми ясными глазками. Потом потянулся и заплакал.
- Милый мой! - Люсиль подхватила его на руки, - проголодался? Ну сейчас, сейчас мамочка тебя покормит.
Покормив ребёнка, она подошла к стоявшему у стены комоду и открыла один из верхних ящичков. Достала тетрадь и, сев за стол, обмакнула перо в чернильницу и сделала запись:
"Сегодня я очень испугалась. Эти слепые глаза, которые как-будто видели меня насквозь... и это страшное слово... "кровь".
Но не хочу ничего рассказывать Камиллу. Я и Габриэль попросила не говорить ему об этом. А сейчас просто запишу это здесь и забуду. Как-будто ничего и не было"
***
Но страшное слово "кровь", которое Люсиль так старалась забыть, вспомнилось ей очень скоро. Начало сентября 1792-го года ознаменовалось в Париже трагическими и кровавыми событиями. И хотя они не коснулись её лично, но именно в эти дни Люсиль впервые почувствовала ту страшную и разрушительную силу, которую несла с собой революция. И ощущение того, что силу эту уже не остановить...
Эти события, продолжавшиеся целых четыре дня - со 2-го по 6-е сентября 1792-го года, получили название "сентябрьских убийств". И стали первым кровавым штрихом, который превратился потом в одну сплошную и широкую полосу, глубокую колею. И где одно событие этой трагической цепочки неизменно влекло за собой другое.
Народный гнев... Что может быть страшнее этой силы, которая вдруг выплескивается на улицы и несётся, подобно цунами, уничтожая под собой всех - и правых и виноватых? Именно это происходило в начале сентября в Париже. Толпа, напуганная надвигающимися на столицу молодой республики войсками интервентов, которые собирались "срыть с земли революционный город", стала устраивать погромы. Толпы пьяных разъяренных людей врывались в тюрьмы Парижа, где находились арестованные аристократы, священники, часть уцелевших швейцарских батальонов и прочие лица, "сочувствующие монархии". В паре тюрем ещё было сделано какое-то подобие скорого суда, заключавшегося в быстром удостоверении личности и вынесении единственного приговора: "Смерть!" В остальных местах не было и этого. Беззащитных людей - мужчин и женщин, убивали прямо в камерах или же вытаскивали в тюремный двор, где придумывали изощренные пытки и способы последующего убийства. В тюрьме Ла Форс была зверски убита находившаяся там принцесса де Ламбаль, подруга королевы Марии-Антуанетты. Голова несчастной женщины была затем отделена от туловища, насажена на пику и под победные вопли санкюлотов торжественно пронесена по улицам Парижа. Её донесли до тюрьмы Тампль, где была заключена королевская семья. И где Мария-Антуанетта, выглянувшая в окно на звериный вой народа, потеряла сознание, увидев поднесенную к её окну, надетую на пику, голову своей несчастной подруги.
***
- Жорж, да сделай же что-нибудь!
Камилл, ворвавшийся в кабинет министра юстиции Жоржа Жака Дантона, почти кричал. В глазах его стояли слёзы. Дантон оторвался от каких-то бумаг, в количестве разложенных на его столе, больше для виду, и поднял глаза на Демулена.
- Присядь, Камилл! - коротко бросил он. - ты слишком взволнован.
Камилл сел в широкое кожаное кресло и судорожно откинул упавшие на глаза волосы.
- А ты не взволнован, Жорж? - крикнул он, - но это же надо как-то остановить! Они врываются во все тюрьмы города и убивают беззащитных.
Без суда и следствия.
Да выгляни же ты хотя бы в окно, черт тебя дери! Или тебе всё равно?
Дантон откинулся назад, в удобное мягкое кресло и слегка сощурил глаза.
- Нет, Камилл, мне не всё равно.
- Но тогда...
- А что тогда? - раздраженно перебил его Дантон, - что я по-твоему могу сделать? Что?
- Но... но ты же министр, Жорж!
- Да, Камилл, я министр, - Дантон сцепил руки в замок и пристально посмотрел на Демулена, - но ты не считаешься с окружающей действительностью.
Посмотри, какие сейчас царят настроения в Национальной гвардии. Ты хочешь, чтобы я отдал приказ, который никто из них не будет выполнять?
Более того, бОльшая часть гвардейцев сразу же присоединится ко всей этой толпе, которая убивает и кричит :"Режь аристократов!". Ты этого хочешь?
Чтобы новое республиканское правительство было ещё больше скомпрометировано? Чтобы народ совсем перестал нас уважать?
В кабинете повисла напряжённая пауза.
Демулен сидел, опустив голову, ничего не отвечая.
- Надо просто переждать, - закончил Дантон.
Успокаивающим жестом он попытался дотронуться до руки Камилла, но тот встал и молча вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Помочь сайту
Поздравления
