Ч. 6. , гл. 7 Папой будешь?

После тяжёлых «двойных родов» окончательно в себя  пришла в общей палате человек на 18, не меньше. Хотя все остальные палаты пустовали — потом это время назовут «демографической ямой», или «провалом» - рожают только безумцы, как я. Да вот ещё у соседки  пятый ребёнок, ей 35 лет,  и мы уважительно зовём её Надежда Александровна. Она «бывалая»  мама  и не отказывается помочь, хотя бы советом, что немаловажно. С нами совсем не разговаривают врачи при исполнении, даже на обходе.   Отвечают отрывисто и никогда не пускаются в подробный рассказ о ребёнке.
Моим первым вопросом было:
- А дети живы?
И вся палата притихла, будто у долго отключенной меня крыша поехала.
Легче было найти язык со стенами. 
С роженицами общались директивами или презрительно что-то бросали в сторону. Изредка можно было встретить живой интерес или участие. Мы автоматически казались врачам с высшим образованием  безмозглыми и навязчивыми в пустом желании хоть что-то разузнать о своих новорожденных.
На первое кормление мне не принесли  моих мальчиков, мне казалось, что всё кричащее — это непременно они и есть.   Без прикладывания к груди их сразу же напичкали детскими смесями непроверенного происхождения и вторглись в идеальную систему: «мать-дитя», нарушив всё непоправимо.
Как только я смогла встать на ноги, так я тайно ото всех  облилась ледяной водой, что было неверно из-за стресса организма, но приводило в чувство и убирало ощущение, что тело  дрожащее, липкое и  насквозь в поту. Эта выходка  дала разовую высоченную температуру, но я её даже не почувствовала из-за общего  эмоционального подъёма.   
Тем временем до роддома№3 дозвонились  мои мама с подругой  Юлей. Реакция на двойню у обеих была своеобразной: мама звонила до обеда на работе и после. И ей сказали в обоих случаях совсем разное: «Ваша девочка родила, у неё мальчик. Вес 2 кг 850 граммов, здоров». А после обеда, чтобы не интересовались понапрасну: «Ваша дочь родила двоих. Это мальчики. Весом – около трёх килограммов каждый. (Второй весил  2 кг 950 граммов)», - и мама медленно сползла за  рабочий стол (или под него).
Юлия же на это радостное  окончательное известие, не сдержавшись, воскликнула прямо  в трубку: «Б…!» И дежурная  уточнила у меня, кто подруга по специальности, имеется  ли  у неё высшее образование.  «Учительница, разумеется!»
Я в нетерпении ожидала свидания с детьми, понимая, что идею сказочного  и крупного «Ричарда»  придётся забыть. Первым принесли рождённого в час дня, спелёнутого наглухо в кокон. Он крепко спал. Должно быть от стресса – мы с ним не виделись около суток.
Медперсонал требовал: «Мамаши, кормите детей!» Надо было как-то прикасаться к этому измученному едва проступающему из белого белья тельцу, но дитя не реагировало на мать, только вздыхало горестно в своём глубоком сне.  Я не могла решить, на кого именно похож сын. Его истомлённое личико было крохотным. Глазки крепко зажмурены. Реснички и бровки бесцветны. Я очень его любила, но ничего не могла сделать для него, удерживая на ручках всё это время его глубокого сна. Но когда детей торопливо забирали, проснулись все и кричали с тележек, пугая друг друга и устраивая душераздирающий рёв. И мой тоже проснулся, и я думала, от его крика расплачусь, но все уговаривали, что так надо, чтобы дети были отдельно и не мешали матерям спать, а то молоко не придёт. Я в ужасе думала, что все вокруг нормальные, а вот я «корова не молочная, а мясная», хотя мой вес после родов был предельно низким – всего 58  килограммов. По сравнению с выпускным классом школы, где я весила 64, гораздо ниже.  
Но    точно  помню, что было и много хорошего в ожидании детей на кормление — волнение перед свиданием с неизвестным. Вот, наконец, принесли  второго, кто родился в час и десять минут. Если первый показался мне слабеньким и желтушным, то второй был краснолицый, все черты лица как-то немного шире расставлены. Педиатр сказала, что у меня хорошие и здоровые мальчишки, но у теперешнего малыша  лицо было видимо деформировано —   из-под платочка, который был на головах и у девочек, и у мальчиков,  выглядывала асимметричная большая шишка на лбу. Прошла она окончательно только  недели через две. И всё время мне будут говорить о возможной родовой травме «моторно -  неловкого» второго сына. 
Ребёнок как-то не так взял грудь, это предрешило быстрое фиаско кормления. Мне показали, как надо, но уже было непоправимо поздно. К нежной части прикоснуться  становилось всё болезненнее,  так больно, как будто там мозоль, даже точки крови выступили.  Тогда было положено всё время обрабатывать соски зелёнкой да так густо, будто мы даём своим детям нестирильную гадость вместо материнского молока из груди, ротики сосунков были ярко-зелёными, а  кожа пересыхала совсем и трескалась всё больше.  Но кто-то же это всё выдумал вот так!
Отдохнуть от кормления не получилось, надо было давать обе  груди попеременно, по очереди, а затем оба братца прибыли с требованием дать молока немедленно, один кричал, как и после рождения на «ла-ла-ла», а второй на «га-га-га», я уговаривала обоих потерпеть, а они надрывались от крика. Моя соседка предложила свои услуги как самая бывалая, жалея меня и детей,  и стала на несколько минут молочной кормилицей, но подоспевший бдительный  персонал выхватил моё сокровище из рук Надежды Александровны с криками, что это запрещено. Период молозива должен был смениться  приходом молока, но моё дерзкое обливание, как я уже сообщала,   спровоцировало  на это заметный подъём температуры, и меня прямо во время кормления пришёл смотреть чей-то чужой врач. Мои оба «ляльки» скатывались к центру кровати, потому что она давно провисала гамаком, и кормить лёжа ни у кого  в палате не получалось. Сидя кормить  мне было нельзя из-за шва, поэтому приходилось стоя, поднося маленьких сыновей к груди поочерёдно, превозмогая боль.  Позвоночник от перенапряжения тихо нервно  вибрировал  всё время кормления.
 Нужно было лечь на осмотр немедленно прямо при всех. Гинеколог  брезгливо прикоснулся к моим ценнейшим свёрткам и потребовал их убрать, чтобы  тут, в палате,   и  провести своё экспресс-обследование.
 Меня  особенно поразило выражение его лица — там было почти отвращение. Как можно испытывать к маленьким человечкам подобное?  Врач  ничего опасного не приметил, как и следовало ожидать. И молча убрался восвояси.
Ко мне в палату зашла  роженица из родни Виктора — двоюродная сестра или кто-то там ещё по фамилии Шагеева, она тоже родила сына, но чуть раньше,  его назвали Алёшей, а моих деток всё ещё никак не звали, потому что фантазии  их мамы хватило на фантастического  Ричарда, но не слишком — на реальность настоящего. Меня устроило бы узнать, на какой фамилии будут дети, можно ли им оставить мою, материнскую, разрешат ли им  отчество, которое «со слов матери» вписали на  медицинский бланк «Владиславовичи», но с отчеством сразу же в страхе  пришлось расстаться из-за понятной «шифровки» перед Виктором. И ещё из-за неизвестной реакции «виновника торжества», а если он не хочет?!  Визит ко мне стал утешительным, потому что эта выписная мамочка, соседка и одновременно  как бы родственница, сообщила мне радостную весть: мои дети совсем не прохожи на фотографии маленького Виктора!  Мои шансы на правильного «отца» повысились!
В мои планы входило отразить  часть родословной в именах-отчествах и запечатлеть  ВИРа, хоть косвенно, в назывании.
Поэтому решила предложить родне такой вариант: Иван — первый (отчество мужчины - отца происходит из этого имени), Стас — второй, потому что сама я «Станиславовна», да и папа любимый, да и «подлизаться»  было бы к отцу теперь совсем  не лишним — он единственный мужчина, кто в моей семье продолжил быть главным и никуда не  сбежал от меня и детей. 
А вот Виктор стал «козлить»  незамедлительно, с первого же дистанционного свидания под окном:
- Ну, и кого ты там родила? Какую «неведому зверушку»? Да не обижайся, просто всё теперь нужно поделить на два: интеллект и здоровье, это же близнецы! Поучилась бы, как богатырей рожать у моей сестры. Вот там ребёнок как ребёнок, ест и спит, а твои всё ещё и трёх кило не набрали  и к выписке не наберут! Вот такая ты мать! Поди и накормить толком не можешь! - Виктор был зол и как никогда агрессивен, и я наглухо захлопнула окно, прерывая  звучание его гневных  речей.
Кажется,  пришли поздравить родители, и те, кто ничего не имел против этих детей и их рождения.  Даже брат, который позже скажет, что моих детей «больше, чем положено». Я с удовольствием и гордостью показывала через окно их младенческие личики с кулачок, выглядывающие из тугих коконов пелёнок. 
Детки по граммулечкам прибавляли, я успокаивалась.
Я не могла объективно видеть, хороши ли они, ведь для меня они были лучшими. Что до явной «визитки» - карих глаз, то полгода глазки детей были яркого синего маскировочно- младенческого цвета. Так что трудно было обвинить мою  маму,  старающуюся внушить Виктору идею об его отцовстве, в неискренности, когда она с пафосом восклицала: «Как  похожи-то на своего отца!» И я не возражала.
Надо сказать, что была я слишком  наивной и самонадеянной именно в вопросе «отцовства», мне виделось, если Виктор станет против  официального признания детей, чему я была бы искренне рада, то я всегда могу обзвонить близких друзей из Лёликов-Боликов с предложением неформального партнёрства, например: «Сергей, папой будешь?  Двое симпатичных новорожденных ищут желающих увековечить в них свою фамилию...»
 Хорошо, что на деле свою версию, что все будут рады помочь,  проверять так и не стала — не было повода обижаться и разочаровываться.
Спросила у родных мамы-папы: можно ли моим сыновьям пожить с моей  фамилией «Уваровские»?  Но мама  неожиданно категорически  запретила: про отца и так слухи ходят про незаконнорожденных детей, (что не было «слухами», а было подлинной правдой, как выяснилось) ,  а теперь травля новая начнётся: снова Уваровский родил каких-то близнецов с молодой, никого не будет интересовать, дочь ты ему или любовница! После того, как мама запретила, а папа отмолчался, как он делал в щекотливых ситуациях всегда,  у меня осталось  немного места для импровизаций.
 В итоге дней 7- 8 официально дети не назывались никак и только я тайно звала их не «первый», «второй», а Иван и Стас!
Нас выписали вовремя, подруги срочно дошивали запасной комплект одежды, мама купила новые ватные одеяла, Виктор  на понтах заказах «Чёрную Волгу», что считалось правительственной и крутой «тачкой», хотя машины так и не звали тогда, кажется... И мы поехали  к себе всей дружной компанией, причём, мама правильно захватила на дорогу соску — пустышку, плакал Ванечка.    Стасик спал. 
Если сопоставить  детские имена рядом, то я всегда могла произнести имя и их отца, которому так уж не было до нас никакого дела. Только спросить его не могла: «Владислав Иванович, папой будешь?» Он этого не хотел, а насиловать  вольный выбор — не в моих правилах.
Нужны были книги по уходу за ребёнком.  Срочно! Как правильно купать, можно ли намочить ушки? Что делать, если не высыпаешься, если никого нет рядом, а ребёнка надо собрать на прогулку, когда один уже полностью  одет… И так бесконечно.    
Первым трагическим мероприятием стали сразу же после выписки похороны родной сестры бабушки по отцу. Она носит высокую причёску из белых волос в «буклях»; заядлый садовод, совсем без детей в гражданском браке с пьющим мужчиной – это почти и все сведения. Вот только перед роддомом она угостила меня яблоками из своего сада при случайной встрече, и даже не верится, что её больше нет так внезапно. В  собственном саду оступилась и  проколола ногу веткой. Столбняк – и смерть в три дня.   


После тяжёлых «двойных родов» окончательно в себя  пришла в общей палате человек на 18, не меньше. Хотя все остальные палаты пустовали — потом это время назовут «демографической ямой», или «провалом» - рожают только безумцы, как я. Да вот ещё у соседки  пятый ребёнок, ей 35 лет,  и мы уважительно зовём её Надежда Александровна. Она «бывалая»  мама  и не отказывается помочь, хотя бы советом, что немаловажно. С нами совсем не разговаривают врачи при исполнении, даже на обходе.   Отвечают отрывисто и никогда не пускаются в подробный рассказ о ребёнке.
Моим первым вопросом было:
- А дети живы?
И вся палата притихла, будто у долго отключенной меня крыша поехала.
Легче было найти язык со стенами. 
С роженицами общались директивами или презрительно что-то бросали в сторону. Изредка можно было встретить живой интерес или участие. Мы автоматически казались врачам с высшим образованием  безмозглыми и навязчивыми в пустом желании хоть что-то разузнать о своих новорожденных.
На первое кормление мне не принесли  моих мальчиков, мне казалось, что всё кричащее — это непременно они и есть.   Без прикладывания к груди их сразу же напичкали детскими смесями непроверенного происхождения и вторглись в идеальную систему: «мать-дитя», нарушив всё непоправимо.
Как только я смогла встать на ноги, так я тайно ото всех  облилась ледяной водой, что было неверно из-за стресса организма, но приводило в чувство и убирало ощущение, что тело  дрожащее, липкое и  насквозь в поту. Эта выходка  дала разовую высоченную температуру, но я её даже не почувствовала из-за общего  эмоционального подъёма.   
Тем временем до роддома№3 дозвонились  мои мама с подругой  Юлей. Реакция на двойню у обеих была своеобразной: мама звонила до обеда на работе и после. И ей сказали в обоих случаях совсем разное: «Ваша девочка родила, у неё мальчик. Вес 2 кг 850 граммов, здоров». А после обеда, чтобы не интересовались понапрасну: «Ваша дочь родила двоих. Это мальчики. Весом – около трёх килограммов каждый. (Второй весил  2 кг 950 граммов)», - и мама медленно сползла за  рабочий стол (или под него).
Юлия же на это радостное  окончательное известие, не сдержавшись, воскликнула прямо  в трубку: «Б…!» И дежурная  уточнила у меня, кто подруга по специальности, имеется  ли  у неё высшее образование.  «Учительница, разумеется!»
Я в нетерпении ожидала свидания с детьми, понимая, что идею сказочного  и крупного «Ричарда»  придётся забыть. Первым принесли рождённого в час дня, спелёнутого наглухо в кокон. Он крепко спал. Должно быть от стресса – мы с ним не виделись около суток.
Медперсонал требовал: «Мамаши, кормите детей!» Надо было как-то прикасаться к этому измученному едва проступающему из белого белья тельцу, но дитя не реагировало на мать, только вздыхало горестно в своём глубоком сне.  Я не могла решить, на кого именно похож сын. Его истомлённое личико было крохотным. Глазки крепко зажмурены. Реснички и бровки бесцветны. Я очень его любила, но ничего не могла сделать для него, удерживая на ручках всё это время его глубокого сна. Но когда детей торопливо забирали, проснулись все и кричали с тележек, пугая друг друга и устраивая душераздирающий рёв. И мой тоже проснулся, и я думала, от его крика расплачусь, но все уговаривали, что так надо, чтобы дети были отдельно и не мешали матерям спать, а то молоко не придёт. Я в ужасе думала, что все вокруг нормальные, а вот я «корова не молочная, а мясная», хотя мой вес после родов был предельно низким – всего 58  килограммов. По сравнению с выпускным классом школы, где я весила 64, гораздо ниже.  
Но    точно  помню, что было и много хорошего в ожидании детей на кормление — волнение перед свиданием с неизвестным. Вот, наконец, принесли  второго, кто родился в час и десять минут. Если первый показался мне слабеньким и желтушным, то второй был краснолицый, все черты лица как-то немного шире расставлены. Педиатр сказала, что у меня хорошие и здоровые мальчишки, но у теперешнего малыша  лицо было видимо деформировано —   из-под платочка, который был на головах и у девочек, и у мальчиков,  выглядывала асимметричная большая шишка на лбу. Прошла она окончательно только  недели через две. И всё время мне будут говорить о возможной родовой травме «моторно -  неловкого» второго сына. 
Ребёнок как-то не так взял грудь, это предрешило быстрое фиаско кормления. Мне показали, как надо, но уже было непоправимо поздно. К нежной части прикоснуться  становилось всё болезненнее,  так больно, как будто там мозоль, даже точки крови выступили.  Тогда было положено всё время обрабатывать соски зелёнкой да так густо, будто мы даём своим детям нестирильную гадость вместо материнского молока из груди, ротики сосунков были ярко-зелёными, а  кожа пересыхала совсем и трескалась всё больше.  Но кто-то же это всё выдумал вот так!
Отдохнуть от кормления не получилось, надо было давать обе  груди попеременно, по очереди, а затем оба братца прибыли с требованием дать молока немедленно, один кричал, как и после рождения на «ла-ла-ла», а второй на «га-га-га», я уговаривала обоих потерпеть, а они надрывались от крика. Моя соседка предложила свои услуги как самая бывалая, жалея меня и детей,  и стала на несколько минут молочной кормилицей, но подоспевший бдительный  персонал выхватил моё сокровище из рук Надежды Александровны с криками, что это запрещено. Период молозива должен был смениться  приходом молока, но моё дерзкое обливание, как я уже сообщала,   спровоцировало  на это заметный подъём температуры, и меня прямо во время кормления пришёл смотреть чей-то чужой врач. Мои оба «ляльки» скатывались к центру кровати, потому что она давно провисала гамаком, и кормить лёжа ни у кого  в палате не получалось. Сидя кормить  мне было нельзя из-за шва, поэтому приходилось стоя, поднося маленьких сыновей к груди поочерёдно, превозмогая боль.  Позвоночник от перенапряжения тихо нервно  вибрировал  всё время кормления.
 Нужно было лечь на осмотр немедленно прямо при всех. Гинеколог  брезгливо прикоснулся к моим ценнейшим свёрткам и потребовал их убрать, чтобы  тут, в палате,   и  провести своё экспресс-обследование.
 Меня  особенно поразило выражение его лица — там было почти отвращение. Как можно испытывать к маленьким человечкам подобное?  Врач  ничего опасного не приметил, как и следовало ожидать. И молча убрался восвояси.
Ко мне в палату зашла  роженица из родни Виктора — двоюродная сестра или кто-то там ещё по фамилии Шагеева, она тоже родила сына, но чуть раньше,  его назвали Алёшей, а моих деток всё ещё никак не звали, потому что фантазии  их мамы хватило на фантастического  Ричарда, но не слишком — на реальность настоящего. Меня устроило бы узнать, на какой фамилии будут дети, можно ли им оставить мою, материнскую, разрешат ли им  отчество, которое «со слов матери» вписали на  медицинский бланк «Владиславовичи», но с отчеством сразу же в страхе  пришлось расстаться из-за понятной «шифровки» перед Виктором. И ещё из-за неизвестной реакции «виновника торжества», а если он не хочет?!  Визит ко мне тал утешительным, потому что эта выписная мамочка, соседка и одновременно  как бы родственница, сообщила мне радостную весть: мои дети совсем не прохожи на фотографии маленького Виктора!  Мои шансы на правильного «отца» повысились!
В мои планы входило отразить  часть родословной в именах-отчествах и запечатлеть  ВИРа, хоть косвенно, в назывании.
Поэтому решила предложить родне такой вариант: Иван — первый (отчество мужчины - отца происходит из этого имени), Стас — второй, потому что сама я «Станиславовна», да и папа любимый, да и «подлизаться»  было бы к отцу теперь совсем  не лишним — он единственный мужчина, кто в моей семье продолжил быть главным и никуда не  сбежал от меня и детей. 
А вот Виктор стал «козлить»  незамедлительно, с первого же дистанционного свидания под окном:
- Ну, и кого ты там родила? Какую «неведому зверушку»? Да не обижайся, просто всё теперь нужно поделить на два: интеллект и здоровье, это же близнецы! Поучилась бы, как богатырей рожать у моей сестры. Вот там ребёнок как ребёнок, ест и спит, а твои всё ещё и трёх кило не набрали  и к выписке не наберут! Вот такая ты мать! Поди и накормить толком не можешь! - Виктор был зол и как никогда агрессивен, и я наглухо захлопнула окно, прерывая  звучание его гневных  речей.
Кажется,  пришли поздравить родители, и те, кто ничего не имел против этих детей и их рождения.  Даже брат, который позже скажет, что моих детей «больше, чем положено». Я с удовольствием и гордостью показывала через окно их младенческие личики с кулачок, выглядывающие из тугих коконов пелёнок. 
Детки по граммулечкам прибавляли, я успокаивалась.
Я не могла объективно видеть, хороши ли они, ведь для меня они были лучшими. Что до явной «визитки» - карих глаз, то полгода глазки детей были яркого синего маскировочно- младенческого цвета. Так что трудно было обвинить мою  маму,  старающуюся внушить Виктору идею об его отцовстве, в неискренности, когда она с пафосом восклицала: «Как  похожи-то на своего отца!» И я не возражала.
Надо сказать, что была я слишком  наивной и самонадеянной именно в вопросе «отцовства», мне виделось, если Виктор станет против  официального признания детей, чему я была бы искренне рада, то я всегда могу обзвонить близких друзей из Лёликов-Боликов с предложением неформального партнёрства, например: «Сергей, папой будешь?  Двое симпатичных новорожденных ищут желающих увековечить в них свою фамилию...»
 Хорошо, что на деле свою версию, что все будут рады помочь,  проверять так и не стала — не было повода обижаться и разочаровываться.
Спросила у родных мамы-папы: можно ли моим сыновьям пожить с моей  фамилией «Уваровские»?  Но мама  неожиданно категорически  запретила: про отца и так слухи ходят про незаконнорожденных детей, (что не было «слухами», а было подлинной правдой, как выяснилось) ,  а теперь травля новая начнётся: снова Уваровский родил каких-то близнецов с молодой, никого не будет интересовать, дочь ты ему или любовница! После того, как мама запретила, а папа отмолчался, как он делал в щекотливых ситуациях всегда,  у меня осталось  немного места для импровизаций.
 В итоге дней 7- 8 официально дети не назывались никак и только я тайно звала их не «первый», «второй», а Иван и Стас!
Нас выписали вовремя, подруги срочно дошивали запасной комплект одежды, мама купила новые ватные одеяла, Виктор  на понтах заказах «Чёрную Волгу», что считалось правительственной и крутой «тачкой», хотя машины так и не звали тогда, кажется... И мы поехали  к себе всей дружной компанией, причём, мама правильно захватила на дорогу соску — пустышку, плакал Ванечка.    Стасик спал. 
Если сопоставить  детские имена рядом, то я всегда могла произнести имя и их отца, которому так уж не было до нас никакого дела. Только спросить его не могла: «Владислав Иванович, папой будешь?» Он этого не хотел, а насиловать  вольный выбор — не в моих правилах.
Нужны были книги по уходу за ребёнком.  Срочно! Как правильно купать, можно ли намочить ушки? Что делать, если не высыпаешься, если никого нет рядом, а ребёнка надо собрать на прогулку, когда один уже полностью  одет… И так бесконечно.    
Первым трагическим мероприятием стали сразу же после выписки похороны родной сестры бабушки по отцу. Она носит высокую причёску из белых волос в «буклях»; заядлый садовод, совсем без детей в гражданском браке с пьющим мужчиной – это почти и все сведения. Вот только перед роддомом она угостила меня яблоками из своего сада при случайной встрече, и даже не верится, что её больше нет так внезапно. В  собственном саду оступилась и  проколола ногу веткой. Столбняк – и смерть в три дня.