Пока я добивалась потомства от избранного, натыкаясь на ВИРа по города и весям, я не очень представляла, что делать буду «на выходе», это же только у Меладзе поётся: «Красиво ты вошла в мою грешную жизнь, красиво ты ушла из неё». Ну, да, я оценила, что нас всё-таки заметили, и выбрали, и были с нами в жизни в том самом варианте «открытости», что и предполагает «полное общение». Ох, уж эти «гендерные» штучки между нами. Я ещё не согласна на такую пару: человек-человек. Трудно убедить себя, что ты на самом деле не любима после всего пережитого. Это надо своим глазам не верить, сердца не слышать, память тела уничтожить. Я на это не способна, как выясняется. Я только уговариваю себя, что нельзя любить двоих сразу, и Армена, и ВИРа, но хитро с собой договариваюсь, что когда по-разному, то можно, не я придумала этот дифференцированный мир. Не без участия ВИРа написан со мной томик мифологии на тему «физическое тело», и мужчина настаивает, что дальше ни-ни. А так не бывает. Если ему так выгодно, пусть презирает моё «плотское» за ненадобностью. Он мне через ребёнка родная кровь, а я ему – нет, он же нас в пространстве нигде не чувствует. Суммируем его полезные советы. Что до давних из них - сам пускай изучает французский на новой территории, а мне бы с русским разобраться.
ВИР сам директор и не был бы рад вдруг беременной сотруднице, даже и не от себя самого, но я поделилась страхами перед своей начальницей, и он мощно встал на защиту за справедливость. И как мне его не надоело тестировать? Да хороший ВИР! Если он для тебя столь ценен, то как ты позволишь себе его потерять? Как так получилось, что ты выбыла из его круга? Ну, да, ты даже не родственница, так, самозванка. Примерно, как Виктор при тебе. У меня нет оберега ни от ВИРа, который лишил меня статуса «невинной» в своих координатах, думает про меня какую-нибудь гадость, чтобы не только не «любить», но и не «хотеть», ни от Виктора, который даже сок мне покупает, ведёт себя безупречно, как заботливый «отец». Он не приковал меня наручниками к батарее – беглянке «некуда больше спешить», зачем ей в марте искушать судьбу, подвергая всем рискам себя и ребёнка, встречаясь с возлюбленным уже, «ну, очень беременной» в Челябинске? Я до последнего не могу решить, приезжать ли на второй тур игр, раздираемая желанием увидеть ВИРа? А вдруг, как он не одобрит «животик»? Это заставит меня страдать по новой. Я искусала себе не только ногти, но и локти, но осталась дома совсем не из страха перед Виктором, а из-за боязни навязчивости для ВИРа и вреда для малыша.
Чем занят Виктор? Исполняет прихоти беременной – бежит в киоск даже после ночной рекламы «Сникерса»: «…и толстый-толстый слой шоколада!»
Я теперь заедаю сладким своё горе. Виктор не может сделать меня счастливой. И мне хочется это повествование завершить кинематографическим приёмом, как в фильме «Москва слезам не верит», но разве не комедийно будет выглядеть, если через «энное» время, будильник прозвонит в моей многодетной семье, где в пятнадцатилетие близнецов уже появились ещё двое малышей, а пятая малышка родится, когда им исполнится по шестнадцать? И по-моему, смешно.
Чем же я могу растрогать «камень», напомнить ему о себе? ВИР не читает моих стихов и текстов, но сыновья, если заслужат его внимание, своим живым присутствием в его жизни опосредованно свяжут нас.
Но без ВИРа я бы не родила любимых детей и ничего бы не создала, а я люблю свои стихи – тексты и эту странную прозу тоже.
Когда шли первые наивные бразильские сериалы про потерянных детей от большой любви, я всегда думала, что и я из таких вот клуш, как «Просто Мария» и саркастично ожидала хеппи-энда, где все в обнимку поют и танцуют.
Моя пошитая шубка из дедушкиных кроликов грустно висела, не сходясь на животе, и не по сезону, напрасная теперь уже навсегда. Я всё же сочла, что не следует своими формами пугать Светило и заставлять его нервничать или поступать как-то не по-мужски со мной: презирать, осуждать, обвинять, игнорировать. И с горя вышла обливаться на снег в купальнике, потому что экстрим мобилизовывал и отвлекал от жалости к себе. Всю беременность я это совершала регулярно.
Подруга в это время как раз учится в Москве – поступила, наконец! Называет меня курицей-наседкой, на День Рождения, которые у нас рядом, выводит на рок – концерт – приезд ко мне в гости совпал с гастролями «Наутилуса – помпилиуса». На концерте впервые ребёнок толкается, и я от умиления и радости верещу, гладя животик, и Лариса возмущена ревниво, как и Виктор: «Ты что, с пузом разговариваешь?» Моя беременность расстраивает Ларису. Она смеётся над моей придумкой «Ричард»: «Как звать-то станут? «Рич», что ли? «Богатый»? Изредка я вижу её в эпизодах и массовке, например, в сериале «Горячев и другие» - скукотища страшенная, одна жертва маньяка играла натурально, но и её заменило другое лицо, и я бросила это смотреть.
Директор мной по-прежнему всё так же дорожит, потому что беременность протекает легко и без осложнений, а я чего только не выделываю со школьниками за год учёбы – даже сама добровольно вожу желающих в краеведческий музей и провожу экскурсии за гида. Ещё я ставлю спектакли. И бегаю за трамваями утрами. И каблук вот только поменяла на сплошную подошву.
У меня две медалистки: злато-серебро, а главное – честно, я за учениц работы тогда не писала, по наивности, конечно, потом система сломает и заставит. За одну пришлось «быковаться» с бывшей учительницей, я-то думала, она меня любит, а она решила утопить медальную работу, пришлось идти на поклон к самой Петровой и спасать себя и ученицу рецензией, после чего мне позвонила тезка-литератор и упрекнула меня в неблагодарности: человек не против кого-то, он за себя! И мы расстались навсегда. Тоже перевёртыш, я же в школе её любила как предметника.
Мне вручается лента «Лучший учитель года»! – Я её долго буду использовать как реквизит в жизни завуча-организатора на кратком пике карьеры.
Меня кладут на сохранение сразу же после экзаменов.
В роддоме царят очень строгие меры по-советски. Все снять, состричь и сбрить сразу же. Надевают казённые фланелевые халаты и страшные из-под рожавших после автоклавов сорочки с подтёками зелёных застиранных следов крови.
Мальчик – выпускник дарит мне прямо сюда, как в тюрьму, кусок пирога в голубом платочке, потому что мой ученик на тот момент верующий «адвентист седьмого дня», до сих пор Андрею благодарна за знак признательности. Но обратила внимание, что не обзавожусь «полезными связями из школьников», это значит, что и им я – ни к чему: «твой смысл, как воздух, бескорыстен» ( Б.Л. Пастернак)
А вот Виктор перед моим отбытием отказался оплатить новый наряд для беременной, который мы выбрали вместе. Удрал прямо из примерочной, из магазина. Он злобный и патологически жадный, как и раньше. Мои слёзы были тогда не из-за некупленных тряпок, конечно. Он вновь меня собой разочаровал непоправимо, а я так рада была обмануться хоть в нём!
Моя Лариса отдала мне болгарскую свою обувь на низком каблуке и дала пару приличных широких вещиц на выход. Вот где – родная кровь!
Помочь сайту
Поздравления
