Итак, беременность подтверждена официально. Мне нельзя расстраиваться, я же всерьёз думаю о ребёнке – он же не станет страдать по вине матери уже внутриутробно! Поэтому мне нужно боль исключить – вынести за скобки как можно скорее  и настроиться на позитив, как сейчас особенно модно в век празднования миллениума.

Мне нужно убедить себя раз и навсегда, что Богу виднее!
Допустим, я остаюсь в гареме  Его Величества. Где гарантия, что смогу уважать себя, исползав все колени перед своим господином. И не игра это никакая. Соперниц вскоре на манер Дракона я соберусь заколоть кинжалом. А мучителя из ревности убью сковородкой. 
Допустим, я на своё признание о состоявшейся беременности  получаю от Светила не тот щадящий вариант, где он самоустраняется, а резко негативный и отрицательный. И как с этим жить? Где светлый образ отца?
Представляю новый день Его Величества уже без меня. Больно ли ему? Тревожно? Обидно? Думаю,  что он даже и не заметит, что меня не стало: была – и пропала. Хорошо ли мы простились? Лучше некуда: «Хотим, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было!» И Дракон  нас не застукал – скверный анекдот.
Когда мы шли с Драконом  на вокзал, сколько нам встретилось снежных городков! Все они ночью пустели, но было Рождество – и ёлки источали запах волшебства,  а я боялась оглянуться, чтобы не превратиться в соляной столп, уподобившись ледяным фигуркам  навечно. Я твердила:  «Отпускаю тебя к Стеллочке!» И останавливалась отдышаться.
Всё произошло ожидаемо, как надо. Ребёнок должен родиться от лучшего, от «пассионария», как пишет Лев Гумилёв, как это придумал Маркес  в романе «Сто лет одиночества» с семнадцатью сыновьями полковника, что рождены  поклонницами в разное время, но все погибнут одной ночью, кажется, их расстреляют во время нескончаемых революций и мятежей. Мой ребёнок выживет, хотя предстоит долгий процесс вынашивания. Я только потом узнаю, что не всегда  на финише торжествует жизнь, что это тревожный путь, полный неопределённости и тайны.  Его Величество предпочёл отдать нас Дракону за ненадобностью.  Где-то в сказке это уже случалось с царицей: посадили её в бочку с новорожденным сыном и «пустили в океан». И дальше тоже Пушкин: «Плывём…  - Куда ж нам плыть?» Это излюбленное действо Светилы – бросать в воду, чтобы узнать, утопли или плавать научились?   Светило пассивно вершит нашу судьбу, но уж лучше, что он попустительски молчал в момент зачатия, а как стал бы возражать и противоречить?!  Слава Богу, он ничему не мешал, даже способствовал по мере сил. Счастлива ли я случившимся? Да, безусловно! Так нельзя сыграть, как бы ни притворяться, ту мою  первую дрожь от  мужских прикосновений, трепет поцелуев, когда партнёр тебе не безразличен, и обоим не хватает воздуха;  счастье обмирания в объятиях, когда любишь,  и самый наэлектризованный воздух встречи двоих, которые больше не подчиняются законам обыденности. Это ли не праздник? И Светило устроил его для меня фактом своего существования! И я понимаю, что чем больше пройдёт времени, тем больше он позабудет меня, и тем чаще я стану вспоминать его – ребёнок не даст забыть круглосуточной своей жизнью рядом с матерью. Так кто же из нас «лишенец»?  Кто сам себя всего лишил без видимых сожалений. Светило припишет мне низость из-за явления Дракона и будет мстить за двойную игру, а если это ему безразлично, всё равно за что-нибудь осудит меня. Ему же тоже нужны железные аргументы! Одного достаточно – физиологического. Мне  с ним не светит: даже запомниться – нечем. 
 Ему хорошо! Сумел обезопасить себя: не любить, не страдать, а партнёршу во мне завёл – верх деликатности. Исчезаю по требованию из его жизни безо всяческих для него последствий! Вот интересно,  «в очередь» - это авторская метафора такая?
 Он не виноват, что все женщины его хотят – из разных кругов и поколений, всех не упомнишь! Я не исключение! Хотя он меня уже «исключил» из любовниц и фавориток, из своего избранного.  И зачем взрослому мужчине моя инфантильность?  Нашла, чем гордиться! 
 Те, другие, будут любить его за секс и харизму, а я ещё и за будущих детей! Кто сильнее??
 Спасибо, что с ним узнала себя подлинной! Всё, Алиса, страна чудес закрывается, добегалась. Возвращайся, чтобы бороться со штампами: «Принесла в подоле», например.
Вот и нет больше Его Величества, нет Светила. Есть ВИР, или Славочка, как его называют подруги. Супруги звали его настоящим именем, но на нём табу для меня, подпольной нелегалки, мне его не произнести.
Зачем он мне причинил боль, ответив из постели со Стеллочкой: «А мы не торопимся!»? Счёты свёл за Дракона? Это не мне больно, а ему… Он в Челябинске ногу сломал, мне об этом Марго напишет.
Никто никого не предал.
 Я и не ожидала от ВИРа другого. Хотела побывать при нём  слабой, нежной и ранимой? – Наслаждайся волюнтаризмом! 
А я повелеваю Драконом – он мне даже шнурки завязывает! Говорит, что гордится «мной с будущим ребёнком во чреве», где загадочно и таинственно  сквозь сердце случаются приливы и отливы во Вселенной материнского лона, что очень поэтично. 
Успокоенный домашний  Дракон  сбрасывает шкуру и превращается в Виктора. Он  на подхвате и примеряет роль отца.