Ч. 6, гл. 1 Вертеп с разбойничками

Внезапное вторжение Дракона только подстегнуло  моё намерение всё же  сказать  Его Величеству о главном событии моей с ним  жизни  напоследок, и я очень прямо и смело заявила  наутро Светилу при официальной встрече, что мне необходимо с ним поговорить о личном. Тот предусмотрительно взял на подкрепление из свиты пажей-подростков, с некоторыми из которых уже была знакома и я, и дал согласие на вечернее свидание при свидетелях  в  полуподвальном ресторанчике, где к ночи собирался всяческий праздный сброд от ночных бабочек до воротил, стряпающих капиталы.  Меня  там ждал прощальный ужин в раздражающей компании посторонних самонадеянных юношей.
 Я сразу тут же и  объяснила, превратившемуся  моментально в «экс» и отстранившемуся любовнику, что за мной явился мужчина, имеющий на меня виды, и Его  Величество едва удержался от разоблачительной гримасы в мой адрес, означающей: «С тобой всё ясно! Ещё и овечкой прикидывалась!» Тогда я не умела читать по физиономии, для этого нужно было сделаться его ровесницей, но выглядывала я крайне потерянно и виновато. Светило сдержался от категоричного вывода,  клеймящего меня совсем и сразу, уничтожающего со всеми потрохами на месте, пощадив временно  ради свежепроведённой ночи. Да и известие о чужаке выслушал многомерно, прикидывая, как сюзерен, «барин» по-русски, не пора ли крепостную девку удачно выдать замуж, и счёл, что случай подходящий. Ещё до объявления мной важной новости он, видимо,  похвалил себя за принятое решение – каждому своё, кому-то жить в резервации, а кому-то в Москве, а ещё лучше – во Франции. Да и чем плоха  Стеллочка? Всем хороша!
И Дракон хорош! Примчался, перепугав борзых соседей. Чужой голый мужчина на   кровати  слева  из «сладкой парочки» замучился извиняться,  очнувшись поутру, что даже не подозревал о моём существовании. А что до соседки, то она прониклась ко мне самыми приятельскими чувствами и даже помогла досрочно закрыть командировку, у неё с собой была печать кооператива «КИТ», мы придумали, что это – «культура, искусство, творчество», и она любезно отштамповала мне бумаги – это очень напоминало бегство. Я рвала когти и готовила отступление на случай предсказуемой реакции Светила. Двусмысленную ситуацию пребывания со мной Дракона прервать не удалось -  прежний сожитель намерен был потусить с учителями на халяву, потому что имел высшее педагогическое образование после окончания худграфа. Напуганный его визитом телохранитель  соседки по номеру оценил кожаный чехол и его  стальное содержимое.  Чужому любовнику   было явно не по себе, что прибывший гость вооружён до зубов, как абрек какой-нибудь Лермонтовский, вовсе не будучи с Кавказа.
Дракон,  сопровождая меня повсюду, провёл  бурный день деловой игры в челябинской школе, внимательно за всем наблюдая,   и заявил, что будущему ребёнку всё это вредно.  Леночке он успел объявить, что я жду «его ребёнка», и та в недоумении сказала: «Всё это не отменяет условленного  между нами  гадания, а дитя будет похоже на того мужчину,  кто рядом с его матерью во время   беременности, -  и тихо добавила для меня: кто с ней спит».
Этой же ночью Дракон был намерен увезти меня  поездом отсюда назад,  и моё согласие на это  считалось формальным.
Мне некогда было  заочно смаковать любимую тему каждой дамы, кого посетил аист, как «это» она сообщит любимому мужчине. Кинематограф, как правило, показывает эталонную радость, супруги новость обсуждают кульминацией счастья. На старости лет я узнала, что, оказывается, даже у русских в семьях принято дарить  жёнам подарки за рождение детей – мужья покупают золото: дарят серьги и кольца,  ведь  это так значимо!
Я с ревностью отношусь к подобным счастливым историям, потому что известие о  беременности на стороне не предполагает никаких восторгов по случаю. Вот и Светило обескуражено молчит. Пауза затянулась. Мне уже хочется уточнить, расслышал ли он меня?
Когда о подобном за жизнь сообщала мужу, то тоже встречала некоторую потерянность как страх перед будущим. И мне никто никогда, ни один мужчина в мире, не подарил за  факт рождения ребёнка совсем  ничего. Так что это сугубо моя ценность, как выясняется, без материального эквивалента со стороны «отцов». Вот где и проявиться всей моей  мелочности и меркантильности! 
Зачем Светилу знать о моей беременности?
Я же не надеюсь, что это старт для  наших «других» отношений – стопроцентно «нет»!
Светило по отношению ко мне стал подобен Дракону, ненавидящему порой самый факт моего существования, ведь обоим   мужчинам теперь глубоко безразлично, что со мной будет. Возлюбленный  пришёл сюда, чтобы самоустраниться. И у меня в миссии нет «завоевать его», «получить впечатление от его удовольствия», а только продержаться достойно. Будет ли ему больно, когда меня не станет в его жизни? Страшно ли ему потерять  меня?  Нет! Нет! И нет! Он не говорит со мной  прямым текстом, отвлекается и  слушает добрынинскую привязчивую песенку, которая непременно знаменует собой его появление, гастрономическая такая: «Не сыпь  мне соль на рану, не говори навзрыд!» Его взгляд рассредоточен, к тому же, его тормошит мелкий паж, показывая пальцем на девушку по вызову в чалме, цокает языком,  Светило вслух угнетается своим возрастом, сетует, а не самый ли он тут «старый», ему 44! Меня мгновенно ранит игла ревности… Светило и не пьян, и не трезв. Швейцар на входе многозначительно заявил, что он  Его Величество помнит, узнал… Этого не может  быть, ведь Светило не отсюда!
 Всё это сборище сейчас очень напоминает  гуляние с цыганами, вот только последних-то пригласить позабыли.  Или сами прибывшие цыгане и есть. Вольные разбойнички. Свободен человек со свободой воли, а Светило – больше всех!
Светило отправляет меня танцевать  под плачущую  музыку с Димой К., который общается со мной натянуто  и по долгу службы. Он на «медляке» предлагает от Светила и себя лично сотрудничество… Всё это распрекрасно, но у меня встречное известие: вскоре мне предстоит заняться не этим, потому что я «стану мамой». Диму К. относит от меня по-пионерски на расстояние вытянутых рук, он ведёт меня за столик к Светилу: «Пусть главный всё проявит!» Но Его Величество возражает, как всегда: «Я не стану этого делать!» Дима К. обламывается. Это крайне невежливо, объясняется только нервами под контролем и утаёнными эмоциями.  Конечно, напуганный Его Величество «над схваткой»: «будьте спокойны и ждите, и тогда труп вашего врага пронесут мимо вас вперёд ногами».
 Я узурпирую Светило за столиком  и ещё раз внятно, собранно и чётко, но крайне спокойно повторяю вслух: «Я беременна. Что мне теперь делать?» В это время  нам приносят меню, в нём одни салаты, мне это всё равно, я неотрывно всматриваюсь в глаза напротив, где «калейдоскоп огней», а меня берут в долю, чтобы рассчитаться потом, я же готова даже  расплатиться за всех: «Ну, же! Ну!» Возвращаются озабоченные юнцы – атмосфера располагает,  Дима  К. заметно скучает в моем присутствии. Его Величество выглядит голодным и восседает за салатами со знанием дела, что утомительно для ожидания. Как мудрец он имеет право презирать эту  простую  жизнь и свысока поглядывать на меня: «Вот ведь докучают мелкие людишки, любви хотят, устраивают «суету вокруг дивана». Парни из свиты понимающе удаляются вновь.  А Светило забирает меня на перекур, где очень важно между сигаретой (или чем ещё там?) вещает:
 - Живи рядом с мамой-папой! Не гастролируй (Это про школу№48): руки помощи тебе НИКТО не подаст! А в мои планы не входит воспитание младенца.
Небо обрушилось на повинную голову и переломило хребет: «Мне на плечи кидается  век-волкодав, но меня только равный убьет» (О. Мандельштам) - вот оно – получилось! Убил! Явно послышался хруст в позвоночнике.
Вдох- выдох! Мне нужно выйти – и уехать, не простившись. И непременно погадать  на любовь.
Я уже вижу по кадрам: «Эта книга пропахла твоим табаком…» Он и она во Франции.  Привет Стеллочке! Салют, Дракон!
Конечно, он меня жалеет и хвост кошке отрезает  медленно, говорит, что я «прорвусь», потому что «такое  солнышко», что весь мир заставлю вращаться вокруг себя, и он в меня верит! Что я «красивая, сильная, боевая-задорная, что со мной ребёнку «будет лучше» (тут не удержалась, чтобы про себя не поинтересоваться,  он это всерьёз?)
Мой голос звучит железно или же он дрожащий? Срывающийся или глухой, намеренно спокойный? Я не слышу себя!
Но это «всё»! Твёрже некуда. Пусть тешит самолюбие. Пусть уходит в свою жизнь  без меня, как выбрал. Мы и так встречались крайне редко: «Реже некуда, реже – никак» (В. Долина)
У Светила появилась интонация, будто бы он говорит с умственно отсталым ребёнком, он смотрит на мою куртку, которую подаёт мне Дима,  с нескрываемым презрением, но это и мне целиком адресовано.
Я успеваю передать Марго  свою самиздатовскую вещь, в целом, скорее всего, напрасно. Как и Льву Евину, который так нежно называл мои тексты «любимой книгой стихов». Почему я не подарила её Светилу? Так это же компромат! И лучшие стихи о нём ещё не были написаны. А позже он её не забрал с «Главпочтамта», а зачем ему: «С глаз долой – из сердца вон!»
Я гадаю с Леночкой  под Рождество: комкаю листочек и в трёх проекциях на фоне лампы Светила вижу картинки.  Два птенца в гнезде – два голубёнка. Мальчик на подушке, животом вверх, новорожденный. Голубка на гнезде с двумя предыдущими голубятами. 
Гадать – неправильно, но как тут не поверить в чудесное предзнаменование – скорое рождение братиков – близнецов!
Светило! Как ты мог не ждать  со мной этих детей? Как смел даже не условиться о встрече с их матерью  – это я потом придумаю, что  пообещала тебя информировать.
Дракон не смел  ко мне прикасаться. Даже когда я в голос рыдала в ночном поезде, сославшись на  «производственную травму» провала творческого проекта.  Я списала  всё на  собственные тупость и непрофессионализм. Но из-за истерики Дракон  зато  не очень-то и возмущался, как это я посмела на его глазах сесть в карету  с «другим господином!»
Дракон торжествовал, близилось его время.
Врач на приёме скажет: «Беременна однозначно,  просто не дала себя,  как следует,  осмотреть сначала – зажималась». А назначенные анализы выявят венерический «насморк», и рука медсестры потянется за направлением на аборт, но я-то с кресла всё равно закричу: «Ура-а-а!»