Ч. 3. , гл. 10. Спасение утопающих
25 мая 2013 -
Cdtnf Шербан
Да, именно это – дело рук самих утопающих – собственное спасение.
Особенно из лап Дракона. Хаос чужого сознания способен уничтожить всё, что есть у меня в душе дорогого или же уникального. Дракон всеми силами делает из меня желаемую посредственность.
Светило говорит со знаком «плюс»: «Ты не такая, как все», - и благополучно уходит жить своей жизнью, где меня нет. Дракон говорит это же со знаком «минус» и требует стать, как все – он мучительно ищет этот стандарт и клише подо всё, пыжится, чтобы не хуже других, живёт, оглядываясь только на то, кто что скажет. Но это не распространяется на меня – тут он не стыдится быть никаким, моим частным мнением можно и пренебречь, за него в социуме он не получит баллы. Он устраивается в фирму, как это принято в начале девяностых, считалось, что будущее за предпринимателями. «Чепистами».
Он трусоват, чтобы вступить в группировки по переделу собственности, но чётко держит курс на обогащение любой ценой. Я тут оказываюсь сразу за бортом. Он перестаёт звать меня замуж, смекнув, что ему удобнее и выгоднее ничем не делиться и быть правым для других – он по-прежнему свободен, ничем мне не обязан, тем более не намерен содержать или помогать: каждый сам по себе. Я наблюдаю перерождение простого парня из крестьянской семьи, где рано спился отец и молодым погиб под трактором, где мама простая и бесхитростная, пьющая, но открытая, есть старший и младший братья. Он возомнил себя в моём присутствии крутым и стал гнать картину, что вот такой вот он, суровый и безжалостный «новый русский». Малинового пиджака не достал, зато курточку кожаную приобрёл, рассекал в косухе, хоть и в трамвае до работы добирался, зато глядел свысока на всю убогую половину народонаселения неудачников. Он умел жить – это же его время! Экономя на всём, он копил деньги. Иногда проигрывался в «колпачки», но купил, в конце-то концов «камеру», цена которой была баснословной. Нас объединило отчаяние, но уже через несколько дней совместной жизни доказана была как раз наша с ним полная «несовместимость». Его устраивало страшное слово «сожитель», потому что это унижало меня.
Мы вдвоём поехали на природу, чтобы там оторваться от цивилизации. Я надеялась, что Дракон смягчится, если мы останемся наедине, и не перед кем будет ломать комедию, что он значимый, независимый и ни в ком не нуждается. Утром на «Аркаиме» в палатке был такой никому не нужный ранний секс, чтобы мужчина дежурно сказал с очень искусственной натяжкой на добрую интонацию: «Какая женщина!» И это уже было примирительным жестом, но заведённая враждебность слишком часто одерживала своё. Нас хватило на то, чтобы за ручку побродить по музеям, я послушала про способы обжига майолики, прокомментировав выставленные под стекло как древние, так и современные кувшины и чаши. Дракон всё-таки был ещё и художник, и нам случалось иногда, что – то и обсудить по поводу созданного человеческими руками. На природе мы продержались в «нейтралитете», мне почти поверилось, что Дракон вполне нормален, мне только предстоит совсем чуть-чуть постараться, найти обоснование, чтобы вписаться в общий сюжет, мы же молоды, это за нас! Но Дракон продолжает в интимной близости с остервенением твердить: «Как это я не смог устоять против тебя?!» Он борется против моей власти над ним, мне это тягостно, как совратившей девственника, что тоскует по былому неведению и на самом деле сокрушается, что мы делим постель. Однажды произошёл настороживший меня случай из серии: «А наутро они проснулись». Первой фразой Дракона с утра было: «Не плачь. Мне тоже очень паршиво. Давай вместе уйдём из этой несовершенной жизни. Зачем жить, если нет счастья?!»
- Нет, ты серьёзно?!
- Да, вот так просто – не жить и ничего не чувствовать. В этой жизни нет совсем никакой радости. Я думал, что жизнь с тобой будет счастливой, но только мучаюсь. Я достоин лучшего. Вот и тебя я не знал чистой девушкой, и не намерен жить с чьей-то грязной чужой бабой.
- А давай ты на свободе без меня теперь уже найдёшь именно то, что выберешь сам и полюбишь!
- Я не смогу жить без тебя теперь, потому что ты единственная женщина, с кем хоть что-то возможно. Другие мне отвратительны ещё больше.
Вот и поговорили.
Мне всё-таки очень хотелось возвести свой песочный домик. Всё было зыбким и ненадёжным, опускались руки, но я училась не обижаться, оставаться великодушной и внимательной, готовить романтические ужины. Это происходило односторонне, без встречного движения. До одиннадцати вечера Дракон задерживался в фирме – это был подвал привокзальной школы, где артель художников выполняла эксклюзивные заказы на мебель, интерьер, реставрацию картин, он приходил исключительно переночевать, и я никогда не ревновала его – другие женщины исключались в силу чрезвычайной брезгливости партнёра, которого мутило даже от вида собственной спермы.
Вот в такую крайность мне удалось втянуть себя. Дракон считался прекрасным человеком – целомудренным, во-первых; во – вторых на том основании, что не пьёт и не курит, он страшно гордился собой. Он добился приличных денег, презирая всех без исключения неудачников. Он считал себя настоящим хозяином жизни. Вот только моя с ним «общность» превращалась в «чернуху», а будни всё больше напоминали «приглашение на казнь». Мне было бы стыдно заявить, что даже Дракон жить со мной не желает, хоть и привязан интимной близостью, допущенной ночами. Он продолжал настаивать на собственной аскезе, потому что «грязью» для него была «порочащая связь со мной». Она – то и оставалась, по сути, единственным источником наслаждения, извращённого его сознанием.
Мы ценили интеллект обоюдно, но эта вымощенная тропинка друг к другу сталкивала непременно нас на подвесном мостике, где один шаг в разбег, и мы не намерены были разойтись мирно. Вместо того, чтобы признать свою ошибку, когда противостояние сделалось очевидным, я продолжала упорствовать и разбираться с собой по-прежнему: что со мной не так? Мама первой почувствовала настоящую тоску зелёную от моей повинности в нашем странном союзе: «Ребята, у вас как-то тяжело, что-то неладное в доме. Как будто покойник в соседней комнате…», - я же попросила её ничего больше не комментировать, самой непросто ломать стереотипы «нормальной жизни» и примериваться к тому, что возникло. Я буду себе упрямо доказывать: «Всё равно его не брошу, даже если … нехороший» (Почти А. Л. Барто). Многообещающее начало «гражданского брака»!
Прошли две недели июня, которые показались каторгой. Психологическая дистанция между нами не сокращалась, а только нарастала. Реакция Дракона на мою эмоциональность была парадоксальна в силу склада личности. Стоило мне устроить бурное выяснение отношений, как Дракон тут же впадал толи в спячку, толи в оцепенение: его дыхание становилось ровнее и спокойнее, зато на щеках появлялся лихорадочный румянец, он безмолвствовал, но преображался из пассивного наблюдателя в жаркого зрителя, разглядывая с натянуто - ровной усмешкой моё представление. Я ничего не хочу сказать научного про «вампиризм», меня саму термин «энергетический вампир» бесит, но по-бытовому в связи с Драконом это так понятно! Потом как следствие должна быть по сценарию примиряющая кровать, которую мы оба воспринимали своеобразным ритуалом, полезным для опыта. Я находилась в скрытой полемике со Светилом, ведь ему и без меня было хорошо и только мне без него плохо, оттого старалась побыстрее ночную жизнь перевести в обыденность, чтобы это всё перестало быть из ряду вон, но настойчиво отгоняла его фантом прочь от себя.
Дракон утешал, что две недели для жизни вместе – не срок, а что – «срок»? И долго ли его «мотать», испытывая «одиночество вдвоём»? И что явится выходом? Кислород иссяк. Я слонялась в четырёх стенах родительской квартиры, бледной, с тёмными кругами под глазами от ненужных бессонных ночей с нелюбимым.
Такой убитой меня и находит подруга Лариса. Она с первого взгляда определяет всю степень постигшего женщину несчастья от её собственной самодеятельности, умея разговаривать с Драконом, она строго предупреждает, что не намерена уступить меня ему целиком и полностью; объясняет, что у нас есть традиция – я сопровождаю её в столице на экзаменах до её счастливого поступления. Это безоговорочно не подлежит возражениям.
Дракон опрометчиво отпускает меня восвояси, напутствуя добрым: «Кому ты там нужна, в Москве». Он слишком самоуверен. Его собственная проекция действует на него успокоительно: я же не являюсь ценностью для него. Куда же я денусь? Нечего и опасаться.
Лариса предлагает признать «семейный эксперимент» завершённым.
- Вещей никаких не бери – у меня с собой целый сундук из Болгарии – все практически не тронуты, потому что на вкус родителей куплены, но что-то подойдёт и сразу двоим – пользуйся, не жалко! И поговори в Москве о себе со Светилом, если это между вами возможно…
- Нет. Никакой инициативы с его стороны не было, поэтому не стану.
- Не горячись. Сперва подумай!
- Лариса! Всё поздно. Я порочна: сплю с другим, причём, добровольно.
- Не думаю, что Светило это как-то расстроит.
-Да хоть бы и порадует… Даже странно, что этот факт внутри меня ничего не меняет. Мне даже кажется, что теперь Его Величество я точно люблю больше.
- Вот и познакомишь с ним! Хватит сопли жевать: действуй рывком, чтобы наверняка.
Приходилось признать, что способ самоистязания посредством Дракона ничем не лучше того, когда тебя берут силой.
Всё так же унизительно, и уговоры: «Чем хуже, тем лучше» как профилактика «залётов на высоту» к Светилу не помогают. Тот, конечно, орёл, но у меня ведь свой собственный Дракон теперь есть. Домашний. Чтобы всё по правилам, как у людей. Но здравый смысл нужен только моему Дракону и совсем лишний для Светила.
А, была, не была! Поехали!
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138392 выдан для произведения:
Да, именно это – дело рук самих утопающих – собственное спасение.
Особенно из лап Дракона. Хаос чужого сознания способен уничтожить всё, что есть у меня в душе дорогого или же уникального. Дракон всеми силами делает из меня желаемую посредственность.
Светило говорит со знаком «плюс»: «Ты не такая, как все», - и благополучно уходит жить своей жизнью, где меня нет. Дракон говорит это же со знаком «минус» и требует стать, как все – он мучительно ищет этот стандарт и клише подо всё, пыжится, чтобы не хуже других, живёт, оглядываясь только на то, кто что скажет. Но это не распространяется на меня – тут он не стыдится быть никаким, моим частным мнением можно и пренебречь, за него в социуме он не получит баллы. Он устраивается в фирму, как это принято в начале девяностых, считалось, что будущее за предпринимателями. «Чепистами».
Он трусоват, чтобы вступить в группировки по переделу собственности, но чётко держит курс на обогащение любой ценой. Я тут оказываюсь сразу за бортом. Он перестаёт звать меня замуж, смекнув, что ему удобнее и выгоднее ничем не делиться и быть правым для других – он по-прежнему свободен, ничем мне не обязан, тем более не намерен содержать или помогать: каждый сам по себе. Я наблюдаю перерождение простого парня из крестьянской семьи, где рано спился отец и молодым погиб под трактором, где мама простая и бесхитростная, пьющая, но открытая, есть старший и младший братья. Он возомнил себя в моём присутствии крутым и стал гнать картину, что вот такой вот он, суровый и безжалостный «новый русский». Малинового пиджака не достал, зато курточку кожаную приобрёл, рассекал в косухе, хоть и в трамвае до работы добирался, зато глядел свысока на всю убогую половину народонаселения неудачников. Он умел жить – это же его время! Экономя на всём, он копил деньги. Иногда проигрывался в «колпачки», но купил, в конце-то концов «камеру», цена которой была баснословной. Нас объединило отчаяние, но уже через несколько дней совместной жизни доказана была как раз наша с ним полная «несовместимость». Его устраивало страшное слово «сожитель», потому что это унижало меня.
Мы вдвоём поехали на природу, чтобы там оторваться от цивилизации. Я надеялась, что Дракон смягчится, если мы останемся наедине, и не перед кем будет ломать комедию, что он значимый, независимый и ни в ком не нуждается. Утром на «Аркаиме» в палатке был такой никому не нужный ранний секс, чтобы мужчина дежурно сказал с очень искусственной натяжкой на добрую интонацию: «Какая женщина!» И это уже было примирительным жестом, но заведённая враждебность слишком часто одерживала своё. Нас хватило на то, чтобы за ручку побродить по музеям, я послушала про способы обжига майолики, прокомментировав выставленные под стекло как древние, так и современные кувшины и чаши. Дракон всё-таки был ещё и художник, и нам случалось иногда, что – то и обсудить по поводу созданного человеческими руками. На природе мы продержались в «нейтралитете», мне почти поверилось, что Дракон вполне нормален, мне только предстоит совсем чуть-чуть постараться, найти обоснование, чтобы вписаться в общий сюжет, мы же молоды, это за нас! Но Дракон продолжает в интимной близости с остервенением твердить: «Как это я не смог устоять против тебя?!» Он борется против моей власти над ним, мне это тягостно, как совратившей девственника, что тоскует по былому неведению и на самом деле сокрушается, что мы делим постель. Однажды произошёл настороживший меня случай из серии: «А наутро они проснулись». Первой фразой Дракона с утра было: «Не плачь. Мне тоже очень паршиво. Давай вместе уйдём из этой несовершенной жизни. Зачем жить, если нет счастья?!»
- Нет, ты серьёзно?!
- Да, вот так просто – не жить и ничего не чувствовать. В этой жизни нет совсем никакой радости. Я думал, что жизнь с тобой будет счастливой, но только мучаюсь. Я достоин лучшего. Вот и тебя я не знал чистой девушкой, и не намерен жить с чьей-то грязной чужой бабой.
- А давай ты на свободе без меня теперь уже найдёшь именно то, что выберешь сам и полюбишь!
- Я не смогу жить без тебя теперь, потому что ты единственная женщина, с кем хоть что-то возможно. Другие мне отвратительны ещё больше.
Вот и поговорили.
Мне всё-таки очень хотелось возвести свой песочный домик. Всё было зыбким и ненадёжным, опускались руки, но я училась не обижаться, оставаться великодушной и внимательной, готовить романтические ужины. Это происходило односторонне, без встречного движения. До одиннадцати вечера Дракон задерживался в фирме – это был подвал привокзальной школы, где артель художников выполняла эксклюзивные заказы на мебель, интерьер, реставрацию картин, он приходил исключительно переночевать, и я никогда не ревновала его – другие женщины исключались в силу чрезвычайной брезгливости партнёра, которого мутило даже от вида собственной спермы.
Вот в такую крайность мне удалось втянуть себя. Дракон считался прекрасным человеком – целомудренным, во-первых; во – вторых на том основании, что не пьёт и не курит, он страшно гордился собой. Он добился приличных денег, презирая всех без исключения неудачников. Он считал себя настоящим хозяином жизни. Вот только моя с ним «общность» превращалась в «чернуху», а будни всё больше напоминали «приглашение на казнь». Мне было бы стыдно заявить, что даже Дракон жить со мной не желает, хоть и привязан интимной близостью, допущенной ночами. Он продолжал настаивать на собственной аскезе, потому что «грязью» для него была «порочащая связь со мной». Она – то и оставалась, по сути, единственным источником наслаждения, извращённого его сознанием.
Мы ценили интеллект обоюдно, но эта вымощенная тропинка друг к другу сталкивала непременно нас на подвесном мостике, где один шаг в разбег, и мы не намерены были разойтись мирно. Вместо того, чтобы признать свою ошибку, когда противостояние сделалось очевидным, я продолжала упорствовать и разбираться с собой по-прежнему: что со мной не так? Мама первой почувствовала настоящую тоску зелёную от моей повинности в нашем странном союзе: «Ребята, у вас как-то тяжело, что-то неладное в доме. Как будто покойник в соседней комнате…», - я же попросила её ничего больше не комментировать, самой непросто ломать стереотипы «нормальной жизни» и примериваться к тому, что возникло. Я буду себе упрямо доказывать: «Всё равно его не брошу, даже если … нехороший» (Почти А. Л. Барто). Многообещающее начало «гражданского брака»!
Прошли две недели июня, которые показались каторгой. Психологическая дистанция между нами не сокращалась, а только нарастала. Реакция Дракона на мою эмоциональность была парадоксальна в силу склада личности. Стоило мне устроить бурное выяснение отношений, как Дракон тут же впадал толи в спячку, толи в оцепенение: его дыхание становилось ровнее и спокойнее, зато на щеках появлялся лихорадочный румянец, он безмолвствовал, но преображался из пассивного наблюдателя в жаркого зрителя, разглядывая с натянуто - ровной усмешкой моё представление. Я ничего не хочу сказать научного про «вампиризм», меня саму термин «энергетический вампир» бесит, но по-бытовому в связи с Драконом это так понятно! Потом как следствие должна быть по сценарию примиряющая кровать, которую мы оба воспринимали своеобразным ритуалом, полезным для опыта. Я находилась в скрытой полемике со Светилом, ведь ему и без меня было хорошо и только мне без него плохо, оттого старалась побыстрее ночную жизнь перевести в обыденность, чтобы это всё перестало быть из ряду вон, но настойчиво отгоняла его фантом прочь от себя.
Дракон утешал, что две недели для жизни вместе – не срок, а что – «срок»? И долго ли его «мотать», испытывая «одиночество вдвоём»? И что явится выходом? Кислород иссяк. Я слонялась в четырёх стенах родительской квартиры, бледной, с тёмными кругами под глазами от ненужных бессонных ночей с нелюбимым.
Такой убитой меня и находит подруга Лариса. Она с первого взгляда определяет всю степень постигшего женщину несчастья от её собственной самодеятельности, умея разговаривать с Драконом, она строго предупреждает, что не намерена уступить меня ему целиком и полностью; объясняет, что у нас есть традиция – я сопровождаю её в столице на экзаменах до её счастливого поступления. Это безоговорочно не подлежит возражениям.
Дракон опрометчиво отпускает меня восвояси, напутствуя добрым: «Кому ты там нужна, в Москве». Он слишком самоуверен. Его собственная проекция действует на него успокоительно: я же не являюсь ценностью для него. Куда же я денусь? Нечего и опасаться.
Лариса предлагает признать «семейный эксперимент» завершённым.
- Вещей никаких не бери – у меня с собой целый сундук из Болгарии – все практически не тронуты, потому что на вкус родителей куплены, но что-то подойдёт и сразу двоим – пользуйся, не жалко! И поговори в Москве о себе со Светилом, если это между вами возможно…
- Нет. Никакой инициативы с его стороны не было, поэтому не стану.
- Не горячись. Сперва подумай!
- Лариса! Всё поздно. Я порочна: сплю с другим, причём, добровольно.
- Не думаю, что Светило это как-то расстроит.
-Да хоть бы и порадует… Даже странно, что этот факт внутри меня ничего не меняет. Мне даже кажется, что теперь Его Величество я точно люблю больше.
- Вот и познакомишь с ним! Хватит сопли жевать: действуй рывком, чтобы наверняка.
Приходилось признать, что способ самоистязания посредством Дракона ничем не лучше того, когда тебя берут силой.
Всё так же унизительно, и уговоры: «Чем хуже, тем лучше» как профилактика «залётов на высоту» к Светилу не помогают. Тот, конечно, орёл, но у меня ведь свой собственный Дракон теперь есть. Домашний. Чтобы всё по правилам, как у людей. Но здравый смысл нужен только моему Дракону и совсем лишний для Светила.
А, была, не была! Поехали!
Да, именно это – дело рук самих утопающих – собственное спасение.
Особенно из лап Дракона. Хаос чужого сознания способен уничтожить всё, что есть у меня в душе дорогого или же уникального. Дракон всеми силами делает из меня желаемую посредственность.
Светило говорит со знаком «плюс»: «Ты не такая, как все», - и благополучно уходит жить своей жизнью, где меня нет. Дракон говорит это же со знаком «минус» и требует стать, как все – он мучительно ищет этот стандарт и клише подо всё, пыжится, чтобы не хуже других, живёт, оглядываясь только на то, кто что скажет. Но это не распространяется на меня – тут он не стыдится быть никаким, моим частным мнением можно и пренебречь, за него в социуме он не получит баллы. Он устраивается в фирму, как это принято в начале девяностых, считалось, что будущее за предпринимателями. «Чепистами».
Он трусоват, чтобы вступить в группировки по переделу собственности, но чётко держит курс на обогащение любой ценой. Я тут оказываюсь сразу за бортом. Он перестаёт звать меня замуж, смекнув, что ему удобнее и выгоднее ничем не делиться и быть правым для других – он по-прежнему свободен, ничем мне не обязан, тем более не намерен содержать или помогать: каждый сам по себе. Я наблюдаю перерождение простого парня из крестьянской семьи, где рано спился отец и молодым погиб под трактором, где мама простая и бесхитростная, пьющая, но открытая, есть старший и младший братья. Он возомнил себя в моём присутствии крутым и стал гнать картину, что вот такой вот он, суровый и безжалостный «новый русский». Малинового пиджака не достал, зато курточку кожаную приобрёл, рассекал в косухе, хоть и в трамвае до работы добирался, зато глядел свысока на всю убогую половину народонаселения неудачников. Он умел жить – это же его время! Экономя на всём, он копил деньги. Иногда проигрывался в «колпачки», но купил, в конце-то концов «камеру», цена которой была баснословной. Нас объединило отчаяние, но уже через несколько дней совместной жизни доказана была как раз наша с ним полная «несовместимость». Его устраивало страшное слово «сожитель», потому что это унижало меня.
Мы вдвоём поехали на природу, чтобы там оторваться от цивилизации. Я надеялась, что Дракон смягчится, если мы останемся наедине, и не перед кем будет ломать комедию, что он значимый, независимый и ни в ком не нуждается. Утром на «Аркаиме» в палатке был такой никому не нужный ранний секс, чтобы мужчина дежурно сказал с очень искусственной натяжкой на добрую интонацию: «Какая женщина!» И это уже было примирительным жестом, но заведённая враждебность слишком часто одерживала своё. Нас хватило на то, чтобы за ручку побродить по музеям, я послушала про способы обжига майолики, прокомментировав выставленные под стекло как древние, так и современные кувшины и чаши. Дракон всё-таки был ещё и художник, и нам случалось иногда, что – то и обсудить по поводу созданного человеческими руками. На природе мы продержались в «нейтралитете», мне почти поверилось, что Дракон вполне нормален, мне только предстоит совсем чуть-чуть постараться, найти обоснование, чтобы вписаться в общий сюжет, мы же молоды, это за нас! Но Дракон продолжает в интимной близости с остервенением твердить: «Как это я не смог устоять против тебя?!» Он борется против моей власти над ним, мне это тягостно, как совратившей девственника, что тоскует по былому неведению и на самом деле сокрушается, что мы делим постель. Однажды произошёл настороживший меня случай из серии: «А наутро они проснулись». Первой фразой Дракона с утра было: «Не плачь. Мне тоже очень паршиво. Давай вместе уйдём из этой несовершенной жизни. Зачем жить, если нет счастья?!»
- Нет, ты серьёзно?!
- Да, вот так просто – не жить и ничего не чувствовать. В этой жизни нет совсем никакой радости. Я думал, что жизнь с тобой будет счастливой, но только мучаюсь. Я достоин лучшего. Вот и тебя я не знал чистой девушкой, и не намерен жить с чьей-то грязной чужой бабой.
- А давай ты на свободе без меня теперь уже найдёшь именно то, что выберешь сам и полюбишь!
- Я не смогу жить без тебя теперь, потому что ты единственная женщина, с кем хоть что-то возможно. Другие мне отвратительны ещё больше.
Вот и поговорили.
Мне всё-таки очень хотелось возвести свой песочный домик. Всё было зыбким и ненадёжным, опускались руки, но я училась не обижаться, оставаться великодушной и внимательной, готовить романтические ужины. Это происходило односторонне, без встречного движения. До одиннадцати вечера Дракон задерживался в фирме – это был подвал привокзальной школы, где артель художников выполняла эксклюзивные заказы на мебель, интерьер, реставрацию картин, он приходил исключительно переночевать, и я никогда не ревновала его – другие женщины исключались в силу чрезвычайной брезгливости партнёра, которого мутило даже от вида собственной спермы.
Вот в такую крайность мне удалось втянуть себя. Дракон считался прекрасным человеком – целомудренным, во-первых; во – вторых на том основании, что не пьёт и не курит, он страшно гордился собой. Он добился приличных денег, презирая всех без исключения неудачников. Он считал себя настоящим хозяином жизни. Вот только моя с ним «общность» превращалась в «чернуху», а будни всё больше напоминали «приглашение на казнь». Мне было бы стыдно заявить, что даже Дракон жить со мной не желает, хоть и привязан интимной близостью, допущенной ночами. Он продолжал настаивать на собственной аскезе, потому что «грязью» для него была «порочащая связь со мной». Она – то и оставалась, по сути, единственным источником наслаждения, извращённого его сознанием.
Мы ценили интеллект обоюдно, но эта вымощенная тропинка друг к другу сталкивала непременно нас на подвесном мостике, где один шаг в разбег, и мы не намерены были разойтись мирно. Вместо того, чтобы признать свою ошибку, когда противостояние сделалось очевидным, я продолжала упорствовать и разбираться с собой по-прежнему: что со мной не так? Мама первой почувствовала настоящую тоску зелёную от моей повинности в нашем странном союзе: «Ребята, у вас как-то тяжело, что-то неладное в доме. Как будто покойник в соседней комнате…», - я же попросила её ничего больше не комментировать, самой непросто ломать стереотипы «нормальной жизни» и примериваться к тому, что возникло. Я буду себе упрямо доказывать: «Всё равно его не брошу, даже если … нехороший» (Почти А. Л. Барто). Многообещающее начало «гражданского брака»!
Прошли две недели июня, которые показались каторгой. Психологическая дистанция между нами не сокращалась, а только нарастала. Реакция Дракона на мою эмоциональность была парадоксальна в силу склада личности. Стоило мне устроить бурное выяснение отношений, как Дракон тут же впадал толи в спячку, толи в оцепенение: его дыхание становилось ровнее и спокойнее, зато на щеках появлялся лихорадочный румянец, он безмолвствовал, но преображался из пассивного наблюдателя в жаркого зрителя, разглядывая с натянуто - ровной усмешкой моё представление. Я ничего не хочу сказать научного про «вампиризм», меня саму термин «энергетический вампир» бесит, но по-бытовому в связи с Драконом это так понятно! Потом как следствие должна быть по сценарию примиряющая кровать, которую мы оба воспринимали своеобразным ритуалом, полезным для опыта. Я находилась в скрытой полемике со Светилом, ведь ему и без меня было хорошо и только мне без него плохо, оттого старалась побыстрее ночную жизнь перевести в обыденность, чтобы это всё перестало быть из ряду вон, но настойчиво отгоняла его фантом прочь от себя.
Дракон утешал, что две недели для жизни вместе – не срок, а что – «срок»? И долго ли его «мотать», испытывая «одиночество вдвоём»? И что явится выходом? Кислород иссяк. Я слонялась в четырёх стенах родительской квартиры, бледной, с тёмными кругами под глазами от ненужных бессонных ночей с нелюбимым.
Такой убитой меня и находит подруга Лариса. Она с первого взгляда определяет всю степень постигшего женщину несчастья от её собственной самодеятельности, умея разговаривать с Драконом, она строго предупреждает, что не намерена уступить меня ему целиком и полностью; объясняет, что у нас есть традиция – я сопровождаю её в столице на экзаменах до её счастливого поступления. Это безоговорочно не подлежит возражениям.
Дракон опрометчиво отпускает меня восвояси, напутствуя добрым: «Кому ты там нужна, в Москве». Он слишком самоуверен. Его собственная проекция действует на него успокоительно: я же не являюсь ценностью для него. Куда же я денусь? Нечего и опасаться.
Лариса предлагает признать «семейный эксперимент» завершённым.
- Вещей никаких не бери – у меня с собой целый сундук из Болгарии – все практически не тронуты, потому что на вкус родителей куплены, но что-то подойдёт и сразу двоим – пользуйся, не жалко! И поговори в Москве о себе со Светилом, если это между вами возможно…
- Нет. Никакой инициативы с его стороны не было, поэтому не стану.
- Не горячись. Сперва подумай!
- Лариса! Всё поздно. Я порочна: сплю с другим, причём, добровольно.
- Не думаю, что Светило это как-то расстроит.
-Да хоть бы и порадует… Даже странно, что этот факт внутри меня ничего не меняет. Мне даже кажется, что теперь Его Величество я точно люблю больше.
- Вот и познакомишь с ним! Хватит сопли жевать: действуй рывком, чтобы наверняка.
Приходилось признать, что способ самоистязания посредством Дракона ничем не лучше того, когда тебя берут силой.
Всё так же унизительно, и уговоры: «Чем хуже, тем лучше» как профилактика «залётов на высоту» к Светилу не помогают. Тот, конечно, орёл, но у меня ведь свой собственный Дракон теперь есть. Домашний. Чтобы всё по правилам, как у людей. Но здравый смысл нужен только моему Дракону и совсем лишний для Светила.
А, была, не была! Поехали!
Рейтинг: 0
336 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения