Ч. 3. гл. 9. Не ведая, что творим

Это я с перепугу решила, что мне в Драконы годится безопасный и одинокий постаревший безвременно деревенский юноша, мой коллега и сотрудник.  Ведь кто такой Дракон? Это нелюбимый и случайный, но прирученный партнёр, делающий  место занятым  от прочих чужих и агрессивных.  И всё! По-взрослому, без лирики. Не могу же я полюбить кого-то, кроме Светила, на самом-то деле. Надо, чтобы партнёр принял,  что любви не бывать. 
И это я сама назначила его своим будущим мужчиной. 
Если бы знать наперёд, что делаю,  я бы зареклась от всего этого опаснейшего предприятия. Но меня располагало то, что я  сама не влюблена в него  и не смогу, но ему это всё равно. Надо было крепко задуматься, с чего бы молодому человеку, закончившему самый элитарный и богемный факультет нашего вуза  – худграф, где, кстати, четыре года учился любимый, но «чужой друг», что тоже было в пользу избранника, с чего бы ему быть девственником до 28-и лет? Я вступала на такую заповедную территорию комплексов, настоящей маниакальности, ненависти к сексуальности как потере контроля и переносу на партнёршу всего собранного за жизнь негатива, что только моя неопытность и наивность не позволила мне распознать болезнь в запущенной стадии. Передо мной стояло зеркало: мои проблемы, что меня никто не любит,  усугублялись  невозможностью полюбить «изгоя»,  каковым себя видел Дракон, но я решила опровергнуть мудрость Армена: «Нельзя уживаться просто с хорошим человеком». Откуда я взяла, что в проявлениях со мной Дракон хорош? Я готова была реабилитировать его и себя.   Готова была с ним начать строить отношения с нуля. Мне виделось, что при энтузиазме  получится. Так как со мной первый мужчина был предупредителен и нежен, к Дракону я тоже отнеслась инициативно, но бережно.  Мы медленно вступали в область секса через сокращённый букетно-конфетный период.  Гуляли в оцепенении на глазах подруг, сидели у костра над рекой,  Дракон сразу не особо тратился, но покупал жареные орешки, любимые мной. Иногда дарил гвоздики,  которые применительно к себе как революционный цветок,  я совсем не любила. 
Мне пришлось организовать совместную ночёвку, чтобы инициировать близость.  Я не смогла загипнотизировать себя  хоть на какой-то интерес. Но Драконов нужно ещё дрессировать.  Я была открыта в своих намерениях. Мне нужен мужчина, с которым деликатно возможно договориться о совместном проживании на нейтральной территории. С меня верность и физическая близость. «Безвозмездно, то есть даром». Честно предполагала только гражданский брак, потому что настоящий мечтался в любви и счастье, не так  - совсем уж «по сговору».  Мы вдвоём покинули Сыртинку. Я придумала сказать, что беременна, меня быстро рассчитали  с работы после выпускного.  В моей комнате поселилась будущая мать-одиночка, ей мой отъезд был как раз кстати. За всё время проживания я заплатила совхозу всего только  8 рублей.
Родители  не возражали против знакомства с моим коллегой по работе.  
Он был чрезвычайно робок, особенно в постели.  Держался совершенно тихо и незаметно. Но своё недовольство мной по разным поводам  высказывал  с самого начала явно. Всё было ясно. Это я думала, что высшее образование сигнализирует об интеллигентности, а законченный факультет о творческой одарённости, купилась  даже на то, что если с «худграфа», то дизайнерский проект и ремонт  будущего совместного дома обеспечен. 
На кровати у него в  общежитии  впервые встречаю ситуацию, когда мужчине не с чего начать, но  всё беру на себя в щадящем режиме, потому что и обо мне заботился мой первый.  Нахожусь в поддержке и понимании до тех пор, пока партнёр не сосредотачивается на результате. Я у мужчины первая. Это очевидно, но не страшно. Естество берёт своё. Им не надо руководить. Сначала мы рады всему оба. В пользу выбора говорит и  весь внешний вид партнёра:  типично  иконописные  черты лица – высокий лоб, увеличенный визуально за счёт раннего облысения;  глубоко запавшие голубые глаза, белёсо ничего не выражавшие, холодные,  но смотревшие со всей строгостью, что делало мужчину старше стариков. Портрет довершали  прямой нос с горбинкой, тонкие плоские губы, почти бесцветные, которые даже в порыве страсти никогда не хотелось поцеловать.  У мужчины была рыжеватая жёсткая бородка, компенсирующая отсутствие волос на голове сверху.  Его обнажённый череп  рельефен.  Форма лица продолговатая, а уши слегка оттопыренные. Всё бы ничего, если бы расчёт на телесную принадлежность своему мужчине окупился равной заинтересованностью его в партнёрше. Но он сразу же назначил меня во враги. Я  подлежала либо перевоспитанию в лучших деревенских традициях, это когда Дракон от меня в ходе совместного существования, матери двоих близнецов на тот момент, требовал вдруг на полностью трезвую голову дефлорации. Либо физическому истреблению. Меня редко кто ненавидел с такой  лютой страстью. Причём, сначала противопоставлялись душа и тело, он настаивал как Дракон словами из «Облака в штанах» В. Маяковского: «Тело твоё, Мария, я буду беречь и любить, как солдат, растерзанный войной, ненужный, ничей, бережёт свою единственную ногу», но даже и это отдельное от меня «тело» подвергалось столь резкой критике, что соответствовать запросам делалось невозможным. Дракон ненавидел всё, связанное с физиологией,  его выворачивало от капли крови на простыни, он мечтал о хрупкости и изломанности  несформировавшегося подростка, каков был сам – высокий, мускулистый и худой, со впалой грудью  почти без растительности. На последнее обстоятельство я бы вовсе не обратила внимания, ну, зачем мне разглядывать чью-то там мужскую грудь?  Но с Драконом случались истерики полного неприятия себя и недовольства собой, тогда он обвинял меня, что его жалкое тело достойно сожаления, а я где-то видела лучше, дальше как следствие шли оскорбления в мой адрес: «Звезда Востока» - сначала. И я чуть не теряла сознание, а позже уже прочие грязные намёки про мою вседоступность, которые с рождением моих сыновей преобразовались в пространные речи, полные уличающих назиданий: «Вот подрастут мальчишки, и мы им вместо иконок повесим портреты любовников их матери, вот дети – это первый, а это другой уже!» Тогда я умела только плакать от боли, но позже уже научилась отвоёвывать пространство, зажатая в углу физически, шипела, чтобы не разбудить детей: «Я не дам  тебе загнать себя в угол!» А на предположение, куда это я собралась? В тон ему заявляла со всей решимостью матом, которого он не употреблял в силу тонкой душевной организации. Он же рериховец! Ещё вегетарианец!  Конечно, это притворство – наедине он съедает мясо так, что оно трещит за ушами, ходит в пельменную, потому что «раз нет союза юридического, то не будет и экономического». Будут два раздельных бюджета и ни копейки на вздорную бабу, трудновоспитуемую,  никак не ломающуюся, он ни в жизнь добровольно не потратит. Его предельное уродство довершилось следующим – когда совсем стало голодно, он приносил хлеб только себе, не женщине с детьми.  А потом завязывал, что оставалось, в отдельный целлофановый мешочек. Ещё Дракон был педант и великий притворщик, играющий роль приличного человека. О, как все его любили в обществе! Он же в отличие от меня  был абсолютно нормален. И весь мир вставал на его сторону и осуждал меня. И даже родители не вмешивались – он же старше, он знает, что делает.  «Он парень с головой, и руки у него растут, откуда следует», -  так папа в него влюбился  как в ремесленника или мастерового. Родные прекратили всяческую материальную помощь: «У тебя теперь муж есть!»,  -  а он был никакой не муж – только насильник и враг в тылу. Большего  кайфа, чем довести меня до слёз, а после взять силой, для него не существовало. Я научилась предельно абстрагироваться. Словно это происходит не со мной.  Дракон ненавидел обнимать моё тело, поэтому он научился прижимать меня к себе, запуская руки под подушку, не прикасаясь ко мне, наподобие как если бы был в перчатках.  Эта его брезгливость по отношению ко мне только нарастала в так называемой «совместной жизни». Но он никуда не собирался уходить, твердя, как в дурном фильме, что он – моё возмездие, что он призван покарать меня, чтобы мне не быть больше «пупом земли». Я не могла избавиться от Дракона, кроме шуток. Я впервые чётко контролировала  ситуацию,  после каждого акта с Драконом старательно пила «Марвелон», чтобы у меня не было от него  детей. Ребёнок, конечно, родился бы даже тогда, если бы произошёл, но мне пришлось бы слишком преодолевать в себе существующую неприязнь к такому «отцу».  Последний вёл себя так, что выносить ребёнка в контексте непрекращающихся истерик и вражды даже физически не представлялось возможным.  Дракона раздражал сам факт моего присутствия в его жизни. Он себе это объяснял тем, что привык жить бобылём, а я нарушила это его привычное одиночество.  Он устраивал бесконечные сцены, оттого, что не первый. Это было не просто жестоко, но и глупо – я бы с ним никогда не связалась, будь в моей жизни что-то иначе. Мой гуманизм в отношении него начал иссякать.  Он открыто стал звать меня «Свинья Пегги» из «Маппет –шоу».
Я тщательно отгоняла любые мысли о Его Величестве, думая, что этой историей только развязываю ему руки.  Иногда мне снился Армен в какой-то  «навороченной» тачке с личным переводчиком, и я присаживалась в салон машины поговорить. Но он даже не переходил с армянского на русский, а лишь в утешении похлопывал меня по тыльной стороне ладони, прощаясь. Точно так в последний раз со мной простится Его Величество. Похлопав меня по руке, плачущую от расставания: «Ну, не надо, мой хороший!» Почему-то в мужском роде. Ну, да: я же ему друг, всё-таки!  Я тешила себя надеждой, что если бы Армен узнал, что над его женщиной издевается чужак, то он бы его прикончил. И это тайно мстительное чувство меня грело. Появись Армен сейчас каким-нибудь волшебным образом, и я бы бросилась ему на шею, не раздумывая. Жаль, что этого сказочного спасения не происходит. И я намеренно не представляю Его Величества в роли освободителя: возопить об этом к нему - не по адресу. Он же выше проблем! Какое ему дело до меня? Как оба моих героя далеко от меня, глубоко в инерции своей жизни, её страстях!
Мы живём с Драконом в родительской квартире по-соседски, почти как в общежитии.  Он мне говорит, что тут для него всё чужое. И он пальцем не шевельнёт, чтобы обустроить быт.
Интересно, это я так и вправду сама захотела, чтобы секс становился изощрённым наказанием?  Дракон мистически преображался в моём сакральном. Он был отвратительным огнедышащим существом, чешуйчатым на ощупь и злобным. Но мне всё ещё хотелось его покорить добродушием и мягкосердечием. Я намеревалась уступать, но строить, чего бы это мне не стоило. Но Дракон не становился другим от моего терпеливого и участливого отношения. Он брал всё, что  ему было дозволено,  или то, что он сам хотел, но за это он не был благодарен – ему казалось, что он заслуживает большего, что я – это  просто случайность, недоразумение, соблазн, ловушка тела. Учусь мысли, что у взрослых вот так это всё и происходит без любви.  Просто с кем-то ведь надо жить…  
Мы вдвоём идём в кино на «Эммануэль», но меня ничего в присутствии этого мужчины не возбуждает, я с ужасом думаю, что скоро начнётся «это», уже между нами,  но уговариваю себя, что партнёр мне «ровня», что он не станет меня «пинать», когда привяжется ко мне.  Я сделаюсь чьей-то нужной в этом мире, а Светило пусть гуляет по небосклону как-нибудь без меня – «с глаз долой, из сердца вон», будь по него.
Однажды утром, ещё в июне, мы проснулись, и мужчина был  привычно раздражён и мрачен, может быть, ему тоже не хватало любви?  Он сказал решительно и сурово: «Мне хочется встать, собраться и уйти отсюда, чтобы никогда-никогда не возвращаться к тебе!» Я совсем его не удерживала. Но он остался, нам на горе. Он всегда норовил вернуться, хлопая дверью. И за это он тоже ненавидел меня.
Мы часто вели с ним интеллектуальные беседы об искусстве. Но какой ценой!