Агаша

I АГАША.

1.Знакомство.
                                                                                           На улице было очень холодно, морозно. На маленькой кухоньке топилась печь. Дрова потрескивали, и этот звук, который создавал огонь в печи, расправляясь с поленьями, смешанный с завыванием вьюги за окном, действовал успокаивающе на старушку. Она сидела на постели, навалившись на подушки, укрытая одеялом, и закрыв глаза, слушала. Слушала, как ветер, разбежавшись на улице, пытается ворваться в домишко, воя и гудя в печной трубе. Но за окном вьюга сегодня властвует, здесь в печурке, огонь борется и не пускает холод в дом. И это противостояние двух стихий, не уступающих друг другу, как воздуха и огня, смешиваясь в коктейль с треском полешек, обволакивает уютом и завораживает. Стукнула дверь.
-Дашенька, это ты, - старушка открыла глаза?
-Я, бабушка.
Пришла соседская девочка, она вот уже несколько дней, как прибегала к старушке. Предлагала помощь по дому, а когда так, посидеть, скучно девчонке одной.
-Ух, и холодно на улице, ветрюга с ног сбивает, а сугробов намело,- Даша скинула валенки и пуховик.
-Давай-ка, Дашуня, чаю попьем с тобой, чайник еще не остыл, наверно, посмотри на печи.
Через несколько минут девушка сидела вместе с бабушкой Агашей за круглым столом, придвинутым к кровати. На столе, накрытом красиво расшитой скатертью, дымились две чашки ароматного травяного чая. Аграфена достала к чаю колбаски и сыра, налила в стеклянную вазочку малинового варенья. Дарья высыпала в тарелку принесенное печенье.
-У Вас так тепло и уютно, - заметила девочка.
-А чем же уютно?
-Ну не знаю, мне нравятся иконы у вас, и лампадка всегда горит, красиво, как в церкви, вышивка везде, в общем, уютно.
Агаша улыбнулась, не без гордости, заметила, - Эти иконы сильные, намоленные, не смотри, что старые и почерневшие, они и дарят мир и благодать.
-Как это намоленные?
-А вот так, что уж полвека, как каждую ночь я пред ними на колени встаю, прошу милости для людей, потому и намоленные. А до меня  моя бабка стояла, а перед ней ее бабка и так весь род наш, через поколение по женской линии.
-И вы весь род свой помните, - удивилась Даша.
-А зачем же помнить, кого помню, а кого не застала,- в поминальник вписаны.
-А что такое поминальник?
-А это вроде тетради, которая ведется с начала рода, кто умирает, того имя туда вписывается, и молятся за всех за упокой.
-А кто жив еще?
-А кто жив еще, кого в голове держу, кого в сердце, а кого на листок записываю и тоже за всех молю о здравии.
-А за чужих тоже молитесь?
А как же, детка, за чужих особенно, за них может и помолиться некому.
-Бабушка, а, сколько вам лет?
-Да много уже , 79, как землю топчу.
-Да зачем же вы так?
-А как, дочка, коль ходим все по земле-матушке, никто еще не летает, - старушка рассмеялась. И так хорошо, красиво, что Даше показалось, у старушки даже глаза смеялись и лицо такое доброе. А рот беззубый, так смешно, она как домовенок из мультика, и ни сколько даже не страшная.
-А кто вас так назвал, Агашей?
-Так бабка и назвала, по святкам, в какой день родилась, вот я и родилась в день Святой Аграфены.
-А меня мама назвала так.
-Красивое имя, только мужское, был такой император Дарий, тебе бы покреститься на другое, женское имя, а то доля у тебя будет мужской.
-Как это?
-А так это, что хлеб свой тяжелым трудом добывать будешь.
-А вы можете покрестить, - Дарья покраснела, - вы ведь колдунья?
-Ну ладно, девка, сегодня, коль уж ты так любопытна, я отвечу на все твои вопросы, да ты и сама уже догадалась, но уговор: ты тоже ответишь на все мои вопросы, согласна что - ли?
Даша смутилась, но очень было интересно, да и раньше она ведьм живьем не видела. А что может спросить Агаша, все равно рано или поздно все узнается, - девочка тяжело вздохнула, - и какая разница, на день раньше или на день позже ей придется со стыда иль от горя искать другое жилье. Не хотелось бы конечно, но что поделать, если мать родная прогнала, как котенка. А любопытство пересиливало все за и против. Аграфена молча выжидала и внимательно вглядывалась в собеседницу, будто, как показалось Дашке, можно по глазам узнать все.
-Можно, дочка, можно и по глазам узнать и мысли прочитать, - ответила ей вслух старушка, - но не стану, а могла бы повторить все, что ты сейчас подумала, ну же, принимаешь мои правила,  иль на сегодня хватит допросов?
Старушка улыбалась, и не было в ее черточках ничего злобного и пугающего, а наоборот, Дарье вдруг захотелось все- все спросить у нее, и раз и навсегда все рассказать и выплакаться.
-Ладно, бабушка Агаша.
Аграфена подлила в чашки чай, и сказала, - ну так вот ты правильно поняла, ведунья я, от слова «ведает», знает, значит. Род наш ведовской старинный, но о своей душе пора подумать, потому и уехала ото всех сюда, в дальнее село, где людей- то четыре дома, а в них по старухе. Чтоб не искали меня болезные, а то ведь трудно порой сдержаться, а когда Господа Христа ради просят и вовсе нельзя отказывать, грех это.
-А есть у вас внучка, которую вы научили?
-Нет, девочка, нет, есть у меня дети, но кровных внуков нет, а мастерство по крови передают, как бы по наследству. Вот и унесу все с собой, знания всего рода.
-А меня не можете научить, хоть и не по крови, или совсем нельзя?
Старушка внимательно всмотрелась в девушку. У Даши даже голова слегка закружилась, и комната будто закачалась, поплыла. И так же резко все прекратилось, как и началось.
-Не успею уже, меня ведь бабка с шести лет учить стала.
-Жалко, - Даша тяжело вздохнула.
-Ну а ты откуда тут взялась, есть ли родители?
-Да я к тетке Ольге ехала, а она умерла, соседка рядом сказала, что могу в теткином доме жить, все равно изба пустует.
-А родители что – же?
-Мама меня отправила, чтоб жить ей не мешала с отчимом.
-А чем это ты, пичуга, помешать могла?
И тут Дашка разревелась, и пала к бабушке Агаше в колени, - Я все, все расскажу, не могу больше, жить не хочется, только обещайте, что не прогоните, обещайте?
И вот какую историю свою поведала девочка старушке.
-Когда мне было десять лет, мама привела в дом отчима, Сережу. Сначала он никак ко мне не относился. Мама работала на двух, а то и трех работах, а он только ел и спал, даже грядку редко когда вскопает, если только за бутылку. Но мама его, наверно, сильно любила, если терпела, а может, просто боялась его. Пить Сережа стал чаще и больше. А в мой день рождения, когда подружки ушли, стал ко мне приставать. Мама тогда убежала пола мыть в магазин, она в трех магазинах пола мыла. Уходила в шесть вечера и возвращалась в двенадцатом  часу ночи, и падала без ног от усталости. Вот он напился, как всегда, и стал ко мне лезть, щупал меня везде своими потными ручищами, все приговаривал: « Девочка моя, ты большая стала, тебе уже 14 лет исполнилось, я тебя любить буду», а сам все целоваться лез, а мне как противно было. Я и опомниться не успела, как он голый оказался, хотела вырваться и убежать, но не смогла. Именно тогда отчим меня первый раз изнасиловал, так было больно и противно. Но самое мерзкое, что это стало его ежевечерним развлечением. Сережа даже пить стал реже, стал мне вещи покупать, то трусики красные, то чулки капроновые кружевные, обязательно черные, то юбочку короткую, не говоря про шоколадки и конфеты в коробках. Мама радовалась, думала, что он за ум взялся, пить почти бросил, обо мне стал заботиться. А я боялась признаться, он говорил, что если мама от меня узнает, Сережа маму и меня зарежет, что ему все равно где жить, у нас или в тюрьме. И еще смеялся, что в тюрьме бесплатно кормят. Как мама уходила на работу, начинались мои мучения. Пару раз я улизнула на улицу, так такой скандал был, типа мне уроки надо делать, а не бегать на улице. А мама соглашалась, ведь учиться я и правда стала хуже, да и когда мне уроки было делать, если он ждал с нетерпением, когда мама уйдет. Стыдно сказать, напритаскивал порно дисков, заставлял меня смотреть и повторять то, что там исполняли. Стыдно то как, - Даша закрыла лицо руками и продолжала свою страшную исповедь. У Агаши молча катились слезы по ее морщинистым щекам. Старушка много людского горя повидала за свою жизнь, но она не могла своим умом понять, что такое сделалось с людьми, раз они такое творят, хуже животных.
-А однажды я забеременела. Я так боялась, что так и не решилась сказать маме. Но живот рос. Тошноту по утрам мама не могла видеть, потому что уезжала рано утром на основную работу, мама работала почтальонкой, и когда она уходила я еще спала. Но живот она не могла не заметить, как впрочем, это заметили и учителя и одноклассники. А Сережа стал снова пить, хотя, приставать больше не стал, однако, ад только начинался. Состоялся тяжелый разговор с мамой, отчим, это надо было видеть, это просто не рассказать, он орал, что я падшая девка, нажила не понятно от кого, и он не собирается жить с проститутками в одном доме, пусть мама выбирает меня или его. И после таких слов, что я могла сказать в свою защиту, мама бы и не поверила, она только спрашивала: кто он, кто это, скажи мне сейчас, он сядет в тюрьму.  А Сережа поддакивал: «Давай скажи матери, кто тебя обрюхатил, только не забывай, что я тебе говорил». Это он имел в виду, что зарежет нас с мамой. Был жуткий скандал, мама проревела всю ночь в своей комнате, а я в своей. Аборт, оказалось, делать уже поздно, ребенок начал шевелиться. Агашечка, как я ненавидела их всех, а больше всего невинного ребеночка, время шло и быстро и медленно. Я никогда не забуду все косые взгляды и смешки, шепотки и презрение, какие пришлось терпеть в школе. Завуч посоветовала маме уехать в другой город после родов, так как наша история не скоро забудется, она также посоветовала, наверно, и все последующее. Да отчим еще обвинять меня не переставал, я так думаю, потому, как мама не хотела со мной разговаривать, только из необходимости обмолвится когда. Я едва успела сдать последний экзамен в 8-ом классе, а наследующий день меня увезли в роддом в машине скорой помощи.
Девочка тяжело вздохнула, поднялась со старухиных колен, села на кровать рядом и продолжила.
-Родилась маленькая, такая хорошенькая девочка. Я думала, буду ненавидеть ее. Но за те дни, что малышка была со мной, я приросла к ней. У меня появилось молоко, мне так понравилось ее кормить, девочка моя так смешно тянулась за грудью ротиком, водя маленькими губками,  так смешно сердилась, когда я малышку  немножко дразнила. Не смотря ни на что, ребенок родился здоровеньким и на пятый день нас готовили к выписке. Это было самое дорогое для меня и единственное, тогда и сейчас, существо, моя кровиночка. Я кормила малышку грудью, когда вошли медсестра и врач. Медсестра забрала дочку. А врач дала мне подписать какие-то бумаги, я даже не посмотрела на них, я думала так положено, когда выписывают домой, она забрала бумаги, велела собирать вещи и спускаться в приемный покой, где меня уже ждут. Я думала, дочку тоже туда принесут, может, мама купила все необходимое, малышку оденут и вынесут. Внизу меня ждала мама. Она потащила меня на улицу, к машине, я спросила, - где ребенок?
Мама тогда ответила ледяным тоном, - она останется здесь, я не собираюсь воспитывать незаконнорожденных детей, не зная, от кого они. Я заорала, что никуда не поеду без дочери, что лучше ей было бы сразу убить меня. То, что я услышала в ответ, парализовало меня, я молча села в машину. А сказала мать, что так как, я не совершеннолетняя, мне было пятнадцать, решать судьбу ребенка будет она, а не я, и вообще, уже поздно, отказные документы уже подписаны мамой и мной, что я сама подписала все в палате. Больше они от меня не услышали не одного слова, когда мы приехали домой, я ушла в свою комнату, легла на кровать и по-тихому завыла. Отчим пришел рано с работы, трезвый, пытался успокоить меня даже, пытался извиниться, что - ли, мне не было до них дела, я даже не слушала их. Я знала, что все изменилось в моей жизни, что никогда не будет уже как раньше, пока Сережа здесь, пока нет со мной моей доченьки, у меня просто была истерика, длинною во весь день и последующую ночь. Мой «папенька» выкурил две пачки сигарет за ночь, не слезая с табурета на кухне. А утром отправил нас с матерью за малышкой. Причем, сказал, что если услышит хоть слово от мамы в свою или мою сторону, удавит «поганку» собственными руками. На следующий день меня ждало новое горе. В тот же день мою девочку забрали в новую семью. Один военный со своей бездетной  сорокалетней женой усыновили мою дочку.  У них уже были готовы документы, и они ждали подходящего ребенка, согласно какой-то очереди. И моя черноглазенькая  девочка им понравилась. У меня снова началась истерика, пока мать силой не запихала меня в такси и не привезла домой. Так я потеряла навсегда свою малышку, а я ей даже имя придумала – Надежда. Но и надежды и Наденьки меня лишила собственная мать. Единственное, что я сказала им дома, что я никогда им этого не прощу, пусть будут оба прокляты, что я не сдохну, пока их не похороню, и не справлю свою нужду на их могилах.
Старушка гладила Дашке руки, а у самой слезы застилали глаза. Девочка продолжала.
-Лето я как–то прожила, Сережа больше не лез ко мне, мама бросила свои работы, осталась только почтальонкой, чаще теперь была дома. Видимо это его и сдерживало. Я видела, что мама измучилась, мы почти не разговаривали, но я не могла ей простить, просто не могла. Осенью меня перевели в другую школу, но места жительства мы не сменили. Стыдно было перед соседями, но и они поговорили и перестали. Во всяком случае, мне все было уже все равно. Отчим снова стал запиваться. Я закончила девятый класс на троечки, у меня не было желания учиться, не могла думать не о чем и ни о ком, кроме Надюшки. Иногда казалось, что она где-то плачет, я медленно сходила с ума. Порой мне хотелось убить Сережу, я рисовала в воображении разные картины и способы убийства его, потом мамы, а потом и себя. И эта ненависть то разъедала меня изнутри, то давала силы жить дальше. В десятый класс я не пошла, и ни куда не пошла, мама бесилась, что я нигде не учусь и нигде не работаю, только сплю целыми днями. Отчим орал, что я у него на шее сижу. А однажды он пришел очень пьяный в мою комнату, в таком состоянии, видно, забыл, что мать в соседней комнате, полез ко мне целоваться. Я заорала. В комнату вошла мама, я думала, что она его прогонит, а она вцепилась мне в волосы. Какими словами она меня обзывала, а этот гад тихо ушел и лег спать. Я призналась маме во всем, но она мне не поверила, залепила мне по лицу, сказала, что ей стыдно иметь такую дочь, плюнула еще мне в лицо и ушла. Утром матушка притащила меня на вокзал, посадила в электричку. Единственное, что она мне сказала, чтоб я пожила у тетки Оли до весны, а там или работать пойду или учиться. Но разврата в своем доме и лжи она не потерпит. Я когда села в вагон, ненавидела их, даже не знаю с чем сравнить и чем отмерить силу моей ненависти. Сережу за мою порушенную жизнь, а мать за предательство. Ведь из тех, кого прогнать, она выбрала меня, а не его. А дальше вы все знаете. А теперь, делайте что хотите, только не прогоняйте от себя, позвольте приходить к вам. Я буду вам все делать, пола мыть, снег чистить, все, что скажете, а прогоните, тогда я не знаю, что мне делать, уж лучше умереть, чтоб не мешать никому.
- Ну, ну, ты эти мысли оставь, не совестно тебе перед иконами такое говорить и ругательства тоже, чтоб не слетали ни с губ твоих, ни с мыслей. Дай–ка я в печку подброшу полешко, прогорело уж давно все, да чай остыл, поставлю снова.
Старушка усадила Дашу удобнее на своей кровати, подложив ей подушку под спину,- посиди покуда, а я подумаю.
Девочка наблюдала за этой маленькой старушкой, с маленькими морщинистыми руками и все было в ней для Даши красиво. Даже седая головка и провалившиеся губы оттого, что зубов-то у бабушки почти не было, все казалось милым и родным. И как она за эти несколько дней будто сроднилась с ней. Агаша присела на стульчик у стола и сказала,- Вот что, девка, оставайся ты у меня. Диван есть, места хватит, до весны вместе жить будем, а там как Бог рассудит. Вещички свои завтра заберешь, а сегодня я тебя никуда не отпущу. Кушать, я тебя покормлю, вместе и горе – не горе, и ноша – не ноша, так – то, девка, вот тебе мой сказ. Но если не хочешь со старухой, ты скажи, я тебя не неволю. Но сегодня все равно не отпущу.
 - Да вы что, бабушка Агашечка, спасибо вам, я с вами буду, никуда от вас не уйду,- и Даша со слезами бросилась целовать старушке руки. Агаша сердито пригрозила, одернув руки,- ты это брось, я не Матушка Богородица, чтоб мне руки целовать,- а потом добавила мягко,- строга я очень, может, и пожалеешь потом. Спуску не дам, и лежать слезы лить не позволю. Нечего сердце рвать не себе, не мне. Завтра баньку истопим, твоей беде можно помочь.   
-Дочку вернуть? - опешила Даша.
- Ну, девонька, этого я не могу, это все у Бога в руке, но вот показать Надюшку твою могу, если хочешь.
-Как это?
-В бане, но ты три дня будешь пост блюсти, ничего мясного кушать нельзя будет, ничего, в чем кровь есть, для дела так надо.
-А давайте я со стола уберу, чашки вымою, - Дарья принялась собирать посуду.
Аграфена смотрела на девочку, как та хлопочет, думала о своем. Уже и женщина, да какая там женщина, сама еще ребенок. Волосы черные, с синим отливом, редко у кого сейчас такие, да еще длинные, густые. Глазки карие, ресницы длинные, как крылья воробушка, и сама она вся как воробушек, маленькая, хрупкая. И не Бог весть, какая красавица, но есть в ней что-то такое, сводящее мужиков с ума. Какое-то очарование, жалко ее, пичугу. Джинсы все потертые, свитерок старенький, на носках ни сегодня, так завтра пятки выпадут. А с матерью Дашки повидаемся еще, в обиду не дам, хватит девке мыкаться, как – же некоторые бабы мужиков любят, детей бы так любили. Сердце кровью обливается, душа бедняжки над пропастью висит, оттолкни сейчас и пропадет. Видать еще испытание мне Господь уготовил, в мой дом Сам привел, что ж, так тому и быть. Старушка встала, улыбнувшись Дашке, открыла шифоньер. Достала постельное белье, комплект новый, даже с этикеткой, подушку, одеяло, положила все на край дивана. Потом с минуту задумалась и достала ночную сорочку и халат домашний фланелевый, положила на постельное белье. Девушка уже помыла посуду, вытерла с кухонного стола и сливала воду в ведерко.
-Не ходи на мороз, я сама вынесу из ведра, все на двор идти, ты себе постели, я там все сложила на диване, не побрезгуй, не ловко в штанах ходить, - с этими словами старушка,  накинув телогрейку, вышла с ведром в сени.
Так уютно и хорошо было Дашке у бабушки, девочка переоделась, обалдев от такого гостеприимства, ведь все белье и халат с ночной сорочкой были новые, даже с ценниками.  Правда цены на них еще были, до смешного, мизерными и почти забытыми, шутка сказать - халат стоил 9 рублей с копейками, а сорочка 2 рубля 45 копеек. Видимо,  давно куплено было, а ей, преподнесли как дорогому гостю. Впервые за многие дни, на душе у подростка было спокойно и даже плакать больше не хотелось. Как будто, огромный, тяжелый камень свалился с ее души, конечно, дочку Даша не забыла и все остальное, но как-то, уже не таким безысходным все казалось. И впервые за много месяцев и дней, Дарье захотелось жить, жить дальше, хотя бы до весны. Вернулась бабушка.
-Я, Дашенька, в Ольгин дом заходила, проведала, чтоб все было в порядке, свет потушен, печка прикрыта, дом заперт.
-Так дом и не запирался.
-А я тоже вместо замка щепочку вставила, - Агаша прошла в комнату, оставив пустое ведерко под порогом.
-Спасибо вам.
-Да за что - же?
-Не обязательно было все новое доставать, я бы и на стареньком белье поспала.
-А, это, носи, девочка, у меня много вещей еще из старых запасов, зато новенький халатик приятнее одеть, а добро делать еще приятнее, поверь.
Старушка подбросила полешек в печку, - ты, дочка, ложись, завтра дел много, да и поздно уже.
-А вы?
-Я помолюсь еще, хочешь, со мной вставай на молитву.
-Я не умею.
-А душа сама заговорит, и молитва польется, как песня, коль стесняешься, так можешь просто послушать, молча, можешь, даже не вставая с постели. Господь в душе сам все увидит.
Даша устроилась на диване по удобнее и закрыла глаза.  Девочка еще некоторое время слушала, как бабушка возилась возле икон, толи масла в лампадку подливала, толи, что еще делала. И так было хорошо и спокойно, под тихий шепот молитв, как под высшей защитой, уютно и безопасно.
                              
2.Откровение.


  На утро старушка встала рано.  Испекла блинов для Даши. Девочка проснулась от блинного запаха, который сладостно и заманчиво щекотал ноздри. Она открыла глаза и увидела на столе целое блюдо с горячими ароматными блинами.
-Проснулась, дочка, - Аграфена вошла в комнату с чайником и двумя чашками.
-А вы вообще спали?
-Спала, как же не спать.
-Я просто не помню, как уснула, а потом сквозь сон долго слышала, как вы шептали молитвы, почти до утра, наверно, не выспались?
-На том свете отоспимся, а сейчас грешно спать, коли дел много.
Дашка встала и быстренько умылась, потом сложила свое постельное белье в стопочку, надев халатик, села за стол.
Целый день эта парочка что-то делала, не уступая друг другу, и все же, сообща и вместе. Сначала чистили снег, намело с вечера огромные сугробы, что двери с трудом открыли. Потом таскали воду в баню. Когда в бане немного нагрелось, Агаша осталась мыть и готовить, как она сказала, баню. Дашка пошла, прибираться в доме. Потом сходили вместе в теткин дом за Дашкиными пожитками. А вечером, когда баня была готова, Аграфена с Дарьей помылись, потом снова все прибрали в бане, бабушка надела какой-то балахон. Он выглядел, как ночная сорочка, только без ленточек, пуговиц, кружев, из белой ткани и до пят. Как мешок с вырезами для головы и рук. Волосы тщательно расчесала на прямой пробор, в такое - же одеяние нарядила Дашку, и так - же велела причесать волосы. Посреди бани стоял чан с водой, его старушка называла купелью, на край которой поставила большую икону. Даша с интересом наблюдала за приготовлениями. Зажгли свечи, свет Агаша потушила и стала читать молитвы. Сначала она сильно дунула Даше в лицо, и девочка, подведенная к купели, будто остолбенела, не могла двинуть ни рукой, ни ногой, только молча смотреть. В воде, где отражались свечи по началу ничего не было видно, кроме пламени свечей, Дашка не чувствовала никаких чувств, ни страха, ни волнения, только невероятное спокойствие, уверенность, и еще огромное любопытство. Бабушка продолжала читать и читать, не смолкая, молитву за молитвой, а может, это была одна, но длинная молитва, девушка не понимала и, как будто даже не слушала. Для нее все было, будто, с кем-то другим, а не с ней. Даже когда бабушка порезала палец девочки ножом, и кровь начала капать в купель, не было боли и страха. Потом Аграфена порезала себе палец и так - же, как и у Дашки, отсчитала ровно три капли. Как только старушкина кровь опустилась в воду, внутри стало что-то происходить, Агаша не переставала читать, на память, без всяких книг и шпаргалок. Кровь странно прекратилась, только по три капли ее было отдано воде. В какой – то момент, старушка сказала, - смотри, дочка, увидишь свою кровиночку, а после, свою судьбу. Все запоминай, руки не тяни, молчи, постарайся запомнить лица. Внутри воды, где-то на дне, темнота стала кружить и рассеиваться. Появился некоторый свет, а через несколько секунд или минут, время будто остановилось для Даши, она стала различать предметы. Из глубины приближалась комната, можно было рассмотреть обои на стенах, шторы на окнах. В манеже сидела девочка, Надюшка, играла игрушками. Малышка схватилась за манеж и встала на ножки, качаясь, держась одной ручкой, она другой выбрасывала из манежа игрушки - разноцветные колесики от пирамидки. В этот момент подошла женщина, красивая, холеная, она взяла девочку на руки и стала целовать в щечки, носик, шейку, а малышка смеялась. Женщина называла малышку Варенькой и глаза женщины светились счастьем и любовью. Было видно, что она искренне любила малышку. Затем все помутнело и растворилось в темноте, Агаша не переставала читать ни на минутку. Далее из мрака воды стал вырисовываться образ мужчины, красивое, мужественное лицо, сильные скулы, руки, мощный торс. Но всего отчетливей выделялись серо-зеленые глаза, властный, но добрый взгляд. Мужчина улыбался, на руках он держал двух грудных младенцев, в каких – то сиреневых пеленках. В этот момент старушка бросила нож в воду, и видение исчезло, темнота поглотила все предметы и черты. Снова осталось только отражение свечей. Но и их Аграфена задула, потом щелкнул выключатель. Затем бабушка окатила Дашку с ног до головы приготовленной заранее водой и сильно дунула опять девочке в лицо.
-Иди, дочка, в дом, а я доделаю дела и приду, тогда поговорим о том, что ты видела. Не боишься?
-Нет.
-Ну и иди с Богом, да не оборачивайся, я молитву тебе в спину буду читать.
Дашка пришла домой, сняла свой балахон, надела халат. Села на диван, она видела перед собой свою дочку, и голос женщины стоял в ушах: « Варенька, Варюшка, мамкина игрушка». Но почему-то в этих воспоминаниях или видениях уже не было боли, не было тоски, разрывающей сердце на тысячи маленьких Дашек. Девушка видела, что ее дочка жива и счастлива, малышку любят, лелеют и ей хорошо. Дарья взглянула на свой палец, порезанный Агашей. Царапина была уже затянутой и даже покрыта корочкой, как будто, недельной давности. Чудеса, ведь если бы она сама не видела, то ни за что не поверила бы, что этот порез совсем недавно кровоточил. В памяти всплыл образ суженого – ряженого, черные волосы, серо-зеленые глаза, широкие плечи и младенцы на руках. Два одинаковых, в одинаковых пеленках, что это? Неужели я еще двойню рожу?
Зашла старушка, раздеваясь, она снова была в халате, улыбалась. Когда Агаша присела рядом с Дашкой, спросила, - ну, ты все поняла?
-Может и не все, а вы как объясните?
-Дочку ты потеряла навсегда и никогда ты ее не увидишь, назвали ее Варварой, но зато малышка в добрых руках и доля ее богатая и счастливая. Это должно тебе стать утешением. Я еще пару раз умою тебя, и горе твое стихнет, забыть, конечно, не забудешь, но сердце болеть перестанет, будто и не с тобой все это было, как со стороны все будешь видеть. А вот младенцы не твои, сиротки, не обижай их в будущем, помни мои слова, любить деток надо искренне, жалеть всем сердцем. Своих детей не родишь более. Да и этих сорванцов тебе хватит, мужа будешь любить до безумия.
-А он?
-И он тоже. Мать свою простишь, найдешь в себе силы, что тебя еще интересует?
-Буду я счастлива?
-Будешь в благополучии жить, работать не будешь, с детьми хлопот хватит. А счастье, для одних – это деньги, для других – здоровье, для третьих – любовь, для иных – дети, все это у тебя будет. Более ничего не скажу, одно только – все в твоих руках, как повернешь, так судьба и повернется. А сейчас поспи, девочка, ритуал много сил отнимает, пока я тебе ужин сготовлю, поспи.
На Дашку и правда такая усталость навалилась, в глазах, как песок насыпали. Девушка прилегла на диван, а старушка пошла на кухню.
                     
     Жизнь пошла своим чередом, катилась потихонечку. Дарья помогала старушке во всем. Даже готовить изъявила желание. Впрочем, они все делали вместе. Вместе чистили снег на дворе, вместе вязали носки. Старуха всему, что умела, учила девушку. Вместе любовались природой. Когда морозным утром все травинки и былинки покрывались инеем. Кусты, деревья, каждая веточка обрастает кораллами, красота.
-Бабушка, а как – же ты говоришь, что Бог этот мир сберегает для огня, не жалко ему такую красоту сжигать, ведь посмотри, весь мир побелел, как хрустальный?
-А как ты думаешь, девка, конечно жалко. Ты вот носок вяжешь, да петлю потеряешь, и распускать жалко труды свои, а тут тебе не носок, целый мир создать. Но ты вот о чем подумай, если Господь временное создал такой красоты, то, какое-же будет постоянное, в Его новом мире. У людей даже фантазии не хватит, хоть чуток представить.
-Как хочется, Агашечка, туда попасть.
-А ты люби, доченька, Бога и людей, живи по заповедям, а главное верь, верь Господу и попадешь в свое время.
-Как у тебя все просто, баба.
-Так, дочка, итак все просто, проще пареной репы, трудность в другом.
-В чем это?
-Не поддаться на искушения и соблазны.
-А как устоять?
-А вот опять, надо у Господа просить, чтоб дал тебе сил на это. Чувствуешь, что не можешь сама, проси сразу, не жди, как согрешишь.
-А ты тоже просишь?
-Конечно, дочка, ведь сам человек ничего не может, только Бог дает просто, когда просишь, дает силы на все.
       Время шло и медленно и быстро. О дочке и насильнике отчиме Дашка и правда почти не вспоминала. Как будто это было очень давно и с кем-то другим. И даже стала замечать, что думает иногда о маме, но уже без злости. А просто как о человеке, которого давно не видел, и даже чуть-чуть соскучился. Но в том, что Дарья стала скучать по маме, она и себе не хотела признаваться, а уж тем более Агаше. Но от старушки ничего не утаишь, и ее радовало, что снова Господь отвечает на старухины молитвы и Агашиными руками помогает людям.
                
3.Владимир.

   А тем временем, далеко от Дарьи с Аграфеной происходили другие события. Мороз крепчал. И возможно, что температура не опускалась ниже 25 градусов, но ветер, пронизывающий ветер, пробирался, казалось под кожу, разносясь с леденящей скоростью по всем костям и суставам. Все внутри тела промерзло, не спасала курточка, а шубу купить не на что. Да что шубу, пиво купить не на что. В кармане жалкая медь, ни на что не хватает. А голова вот–вот лопнет и холодно, ужасно холодно. А я где? Открыл глаза – лежу под забором, в снегу. Нифига себе, как последний бомж, и как я тут оказался, ничего не помню. Кажется, вчера пил, а с кем? Не знаю. Надо как-то вставать, тело не двигается, отлежал или примерз. О, кто-то идет, может, поможет, бабенка какая-то. Я собрался с силами и попытался позвать на помощь.
-Женщина, пожалуйста, помогите мне встать?
Получилось почти шепотом, но она услышала, а может и нет, просто меня увидела.
-Напьются до потери сознания, алкаши, сдохнуть все не могут, чтоб ни себя, ни людей не мучить. Все напиться не могут, тьфу,- и смачно плюнув почти в меня, шарахнулась в сторону и ушла.
Да, надо как-то самому попытаться. Трясет всего, как Жучку на помойке. Сколько времени прошло, не знаю, на четыре кости я как-то поднялся. Теперь еще за что-то ухватиться, за забор что-ли, чтоб встать на ноги. От каждого движения голову разносит, во рту все засохло, если доберусь до дома, выживу. И, как на зло, никого из людей, хоть бы мужик какой прошел мимо. Как хочется выпить, хоть пивка, голова разваливается, как будто, внутри тысячи молотков долбят во все стороны или поселилась стая дятлов. Руки ничего не чувствуют, уцепился за забор. Оттого, что меня трясет, забор качается, хоть бы не упал на меня, а то мне конец, замерзну. Насилу встал, стою, как болит голова, пока лежал было даже легче, может еще полежать, нет, если я сейчас рухну, то уже никогда не поднимусь. Попытался шагнуть, ноги не слушаются, отморозил, наверно. Еще раз, еще, Господи, как тысячи иголок втыкается во все тело, иду, медленно иду. Боль такая, будто кто все кости выворачивает, ломит все, тащусь вдоль забора, боюсь отцепиться, за забором собака разрывается, - Да заткнись ты, итак башку рвет, ты еще лаешь.
А если перепрыгнет, я медленно посмотрел вверх, на собаку, сембирнар, здоровая. Если достанет, пропаду, надо отцепиться от забора. Стою, еще усилие, еще, иду, медленно иду, ноги трясутся. Что ноги, весь как на шарнирах, холодно, все кишки промерзли, отпустил забор, иду, куда идти-то? Где я вообще? Огляделся. О, дом, мои ворота, я их сам стругал когда-то. Нифига себе, так я это у соседского забора валялся, пять метров не дошел, надо как-то с этим завязывать, а как выпить охота. Сил нет, как выпить охота, Господи, домой. Отогреться, отоспаться, домой, в тепло, спать. Дошел, калитка, ограда, шаг, еще шаг, дорожка, снег вычищен. Это я что-ли снег чистил, не помню, крыльцо, усилие, еще усилие, двери. В сенях чисто, это мамка прибралась? Или Лидка вернулась? Вошел, чисто везде, на кухне ковер какой-то, у меня такого не было, тишина, голова как болит, снял ботинки, куртку. Пальцы не слушаются, бросил куртку на пол. Медленно, держась за стены, прошел к кровати, ноги ничего не чувствуют, дома тепло, хорошо, спать, бухнулся на кровать. Голова, мать ее, спать, закрыл глаза. Ничего не чувствую, не рук, не ног, только башка как церковный колокол, ходуном ходит, до звона в ушах. Дятлы, в голове дятлы, голоса, снятся голоса, это сон, сон, голоса.
-Посмотри на него, опять приперся.
-Ладно, не трогай его, пусть отоспится.
-Ну нет, ну, сколько можно, ведь уже третий год в разводе, как перепьет, так сюда тащится, не мог он сдохнуть дорогой.
-Лида, у него руки точно обморожены, наверно не только руки, и состояние его мне совсем не нравится.
-Так мимо меня прокатил со стеклянными глазами, даже не заметил, дятлов каких-то гоняет, допился до белой горячки.
-Найди, во что его переодеть, я вызываю скорую, в клинику увезем.
Снятся удаляющиеся шаги, и кто-то будто раздевает меня. Брюки, носки, рубашка, все сняли, трусы тоже. Снится, что мне холодно, голова, голова сейчас лопнет, может, не снится. Сил нет открыть глаза, это сон, дурной сон, сон, холодно, не пошевелиться. Меня казнят дятлы, пытают, их целая стая в голове, руки держат, крепко держат. Больно, будто кто все кости выворачивает, сон, сон, сон. Проваливаюсь, ничего не слышу, тишина, мертвая тишина, ничего не чувствую, я умер, умер. А где ад, где рай, где черти, где Бог, где я, кто я? Падаю, это все сон, куда-то падаю, нет меня, нигде нет. Черт, скачет черт надо мной, с хвостом, с рожками, такой радостный. Лапы тянет ко мне, с собой зовет.
-Убери свои копыта, вот хрен тебе, зверюга.
Ангел стоит, белый, с огромными крыльями, в стороне стоит, плачет, меня оплакивает, а ближе не подходит. Только скотина эта хвостатая со свинячим носом, скачет, не уймется, зовет и зовет.
-Хрен тебе, животное, не пойду с тобой.
Опять тишина, мертвая тишина, никого нет, и темнота, такая густая темнота, что ее можно потрогать. Ангел, только где-то далеко всхлипывает. Опять тишина и нет меня, нигде нет, где я, а я вообще кто? Сон, все это сон, проваливаюсь.                         
                   Открыл глаза. Голова не болит, пить охота, и есть, желудок, наверно, ссохся, живот прилепился к позвоночнику. Я в постели, огляделся. Блин, опять я у Лидки, как я тут оказался? В туалет хочу, надо встать. Встал, голова закружилась, я в трусах, блин, где штаны-то? Оглядел комнату, на кресле лежала моя одежонка, постиранная, отглаженная. Стал одеваться.
-Очухался, - вошла Лида.
Эта голубоглазая, некогда стройная, с пшеничными волосами девушка, теперь полная, но не менее красивая женщина, была моей бывшей женой.
-Оделся, ты куда?
-На двор.
-Ну, иди, да побыстрее, я суп наливаю тебе, хоть поешь горячего, поешь, потом поговорим.
Я надел телогрейку, вышел на крыльцо. Господи, какой скотиной себя чувствую, черт, надо кодироваться от пьянки, Гошка предлагал. Гоша - это Лидкин второй муж, врач нарколог, где она его только подцепила, наверно, когда меня хотела «пристроить», снюхались. Но он так-то мужик нормальный, интелегентный, воспитанный, тем более что Лида опять беременна, теперь уже от Гошки. Сделав свои дела, я зашел в дом. Умылся и сел к столу. Передо мной стояла тарелка свежего борща, с мясом, со сметаной. От запаха в желудке предательски потянуло, я наверно, давно не ел. Лида села рядом.
-Ешь давай, бедолага.
Я молча начал хлебать суп.
-Напугал ты нас.
-Лида, давно я здесь?
-Два с половиной месяца был в больнице и здесь уже две недели. Гошка за тобой как за дитем ходил. Сейчас даже отпуск взял, капельницы ставил, выходил. А гнал ты, я тебе скажу, все чертей боялся, мыться боялся, никого не узнавал. Шарахался, бежал куда-то, приходилось привязывать к койке. Боялись, что помрешь. А пришел-то какой, пьянющий, весь обоссаный, потом еще нагадил под себя. Но Гоша говорит, что удивительно, что ты вообще дошел, еще и с обморожениями, ты уже был без сознания. Ты хоть что нибудь помнишь?
-Лида, я этого ничего не помню, - у меня челюсть отвисла, - три месяца, перед сыном так стыдно, перед Алешкой. А Гошка меня что, закодировал?
-Нет, к сожалению, это должен ты сам захотеть, сам решишь, придешь, а пока Гоша просто приступ белой горячки снял.
-А сейчас он где?
-В клинику к себе поехал за лекарством тебе.
-А Алешка?
-В школе, где ему еще быть.
-Я ведь ничего не помню, только сон один, как черт плясал, да ангел плакал.
-Видно, не сон это был, Володя. Ты ведь с того света вернулся, подумай над этим, когда выпить захочется.
-Прости меня, Лида, прости за все, и Алешка простит, когда нибудь. Стыдно перед вами, пойду я, наверно.
-Да ты ведь и не поел.
-Да что-то и кусок в горло не лезет, после такой отповеди, прости, не хочу, дома поем.
-Да подожди хоть Гошку, он ведь меня ругать будет, что отпустила тебя.
-Нет, пойду, итак тошно, - я встал из-за стола и стал обуваться.
Женщина принесла из комнаты тулуп, - на надевай, Гоша тебе благословил, старенький, но добрый, а курточку оставь до тепла.
-Спасибо, - мне было тошно от самого себя и хотелось бежать от сюда быстро и как можно дальше. И что было самым мерзким, хотелось еще больше напиться.
-На автобус тебе дать?
-Наверно, я как-то не подумал.
-Ну, смотри, как знаешь, - она принесла из комнаты 50 рублей, - только вот что, ты пьяный больше не приходи, душу Алешке не трепи. Он ведь за тебя, дурака не одну ночь проплакал, пожалей хоть его.
-Да понял я, понял, а деньги все отдам.
-Иди уже, - и махнула рукой.   
    Я вышел и пошел на остановку, в тулупе было тепло, только мне тяжело было идти, толи от тяжести шубы, толи от слабости. На работу, наверно, можно уже не торопиться, три месяца не был. В голове не укладывалось, казалось, одна ночь прошла. Ни фига себе, попил. Дошел до остановки, сел на скамью, ну и куда теперь? В кармане шелестел Лидкин полтинник, а в киоске так заманчиво стояло пивко. Я как представил, как оно, родимое, по горлышку покатится, даже вкус во рту почувствовал, слюнки почти потекли. Выпить хотелось, мочи не было. Даже подпрыгнул к окошку пару раз, потом опять сел. Издевательство, ну нет, надо хоть от сюда уехать, а то опять на автопилоте к Лидке укачусь. Блин, а может и правда закодироваться, ведь пить уже сил нет, и не пить, еще меньше сил. Да где этот гребаный автобус, быстрей бы, так выпить охота, не выдержу, блин. Бог мой, а может Лидка врет все, чтоб мне еще хуже себя чувствовать? Так это легко проверить, блин, когда я пил-то, не помню, ну давайте, мозги, включайтесь. Точно, зарплату за октябрь получил, да точно, как сейчас помню, в ведомости: октябрь,- было написано. Значит, пил я в конце ноября. А вот и бабенка идет на остановку, сейчас у нее спросим. Женщина, какая ухоженная, упакованная, видно, мужичишка денег не жалеет. Женщина подошла и встала на остановке.
-Сеньорита, не подскажете, какое сегодня число,- а, видал, как она на меня зыркнула, как на собачьи фекалии.
-Девятнадцатое.
-Спасибо, а месяц не подскажете?- о, нифига, цаца, оглядела, еще бы плюнула в рожу.
-Февраль, пить надо меньше, молодой ведь еще.
-А я может не пил, а болел, а если нравлюсь, так забери меня к себе, я много не съем.
-Я не переживаю, что ты много съешь, я боюсь, ты много выпьешь, а рожденный пить, - уже не может, - и она отвернулась, как от назойливой мухи.
Да, Вова, получил «по роже». Однако Лидка не врет, 19 февраля. Так это значит, надо за расчетом на работку наведаться, скоро праздник мужиков. Ну, где этот автобус, еще не много и я не сдержусь. Сон не выходит из головы, причем здесь ангел и почему он плакал, причем во сне я знал ответы на все вопросы. И черт причем? Ведь это не спроста, поеду-ка я в церковь, у батюшки спрошу, пока не напился. А вот и автобус, наконец-то, может поп подскажет, как пить бросить. Я сел в автобус, кинул сдачу с полтинника и билет в карман, что-то и помирать мне уже расхотелось. Чувство стыда притупилось, но все равно, как червячок, точило изнутри. Алешка, наверно, презирает меня, Гошка с Лидкой мне «по прибору», а вот сын, я бы ненавидел такого папу. А пожить еще захотелось, бабенок потискать, как эта цаца. Все, еду в церковь, блин, пивка бы сейчас, и радостнее было бы.
              В храме я увидел попа. Какой-то худой поп, как я, но я-то от водовки, а он с чего, прихожане стали мало кидать? Сколько ему лет, на вид даже не сказать, ну постарше меня, наверно, подошел к нему.
-Святой отец, можно с вами поговорить?
-Отчего-же нельзя, пойдем, сын мой, присядем, у меня перед службой как раз немного времени есть.
Мы сели на скамеечку, с чего-то надо было начинать, меня смущал крест на цепи во всю грудь, от блеска золота или свечной копоти, даже глаза начало резать. И волосы у попа были редкими и грязно жирными, видимо не успел их в хвост зачесать.
-Сын мой, о чем ты спросить хотел?
-Да как мне пить бросить, сил уж нет, чуть не помер на днях. А во сне черта с ангелом видел, короче, «белочка» посетила.
-А ты сам и не бросишь, нужно у Господа просить избавления, молиться, посты соблюдать. Как захочешь выпить, молись.
-Так я всегда хочу, даже сейчас хочу.
-Крещеный ты?
-Мать в детстве крестила.
-Молиться умеешь?
-Нет, и молитвы-то не знаю ни одной.
-Купи, сын мой, в нашем киосочке молитвослов, и читай, там все молитвы написаны, только читай с верою в сердце, Господь обязательно ответит.
-А если закодироваться?
-Кодировка от сатаны, но я могу тебя благословить.
Я даже растерялся, - Святой отец, да как это, как мне убогому понять, кодировка от сатаны, как вы говорите, но вы все равно благословляете, так вы кому служите?
-Служу я, прежде всего Богу, а потом людям.
-Тогда не надо мне такой кодировки, меня итак черти посещают.
-Что могу сказать, сын мой, один совет: молитва, молитва и еще раз молитва, благослови тебя Господь, - и, перекрестив меня, ушел.   
А я сидел на скамье в тупом оцепенении. Свечами пахнет и еще какими-то благовониями, выходит и здесь некому помочь. Влез в дерьмо, так и вылезай сам, и уж поверь, найдется тот, кто тебя еще глубже втопчет. И захотелось мне к распятию Иисуса подойти, встал я перед ним на колени. И долго молча стоял, смотрел на Него, куда бы не отклонился, не повернулся, везде, будто, в глаза смотрит. И не просил не о чем, просто смотрел снизу вверх, и тут меня понесло. С обиды, наверно, начал я про себя, молча, в душе выговаривать…
-Посмотри, Господи, и что? Это дом твой? И где здесь Ты? Я к Тебе пришел за помощью. Конечно, я плохой, я грешник, может я, и стоять здесь не достоин, но кто тогда достоин? Я никого, кроме себя, не убил, даже кошку не задавил за свою жизнь. Воровать - на работе по мелочи, то лампочку домой, то еще что, но чтоб у друг друга - это никогда. Ну конечно, это все равно грех, пусть я не достоин даже взглянуть на Тебя. Но кто тогда достоин? Этот поп с не мытыми волосами? И ради кого тогда Ты на крест пошел, если не ради таких как я? Как мне получить Твою помощь, ведь помочь мне, видно больше некому. А Тебе я нужен? Тебе, не все - ли равно, куда я сейчас пойду. Не все – ли Тебе равно, пропью я Лидкины деньги сегодня, а свою получку завтра. Тебе, Господи, есть разница, сдохну я под забором или, как этот поп, от старости? Ты молчишь. Ты все еще молчишь. Я, наверно, и говорить с Тобой так дерзко не имею права. Но мне не с кем больше говорить. И раз Ты молчишь, я пойду, напьюсь и сдохну у Твоего храма, вот черти повеселятся. А где тот ангел, который все время плакал, помоги хоть ему, он же ангел, он не должен плакать. Видимо, ему одному не все равно. А прости меня и Ты, пусть все меня простят, тошно мне, от самого себя тошно, деться некуда. А я пойду, а Ты забери эти деньги, отдашь, кому нужнее, все равно пропью ведь, а я пойду. И я поднялся с колен, закончив свой мысленный монолог Спасителю, пошел к выходу. Проходя мимо ящика для пожертвований, выгреб все из кармана и бросил туда.
Вышел на улицу, на душе нисколько не полегчало, наоборот, еще тошнее стало. А выпить, как хотелось, дурак, зачем сдачу всю в ящик бросил, что на меня нашло, сейчас даже на бутылку пива нет, осел. Чего я вообще ждал, зачем в церковь поперся, в глазах снова скотина эта хвостатая скачет, скачет и скалится. Да подожди, не много осталось тебе ждать. И только подумал так, получил удар палкой по спине. Оглянулся - старуха горбатая, страшнючая.
-Ты чего, мать?
-А того, сынок, чего ты в храме на Господа орал?
У меня чуть пена со рта не полезла от возмущения, - я орал, да я и слова вслух не проронил.
-А ты думаешь, что мысли кричать не могут. И чего ты себя чертям обещаешь?
-Как это?
-Я, сынка, каждую твою мысль поганую слышу, и как ты на коленях стоял, видела, и всю молитву твою слышала, и не совестно тебе? Жить тебе не хочется, не нужна тебе жизнь? Что молчишь, говори, не нужна?
-Не нужна, мать, со мной наверно и сын постыдится поздороваться на улице, - я опустил голову, - точно не нужна.
-Тогда зачем чертям отдаешь, отдай ее людям. Найди того, кому еще хуже, чем тебе и отдай свою жизнь ему. Помогай, служи, даже прислуживай, живи для него. Только того найди, кому не просто хуже, а кому в сотни, тысячи раз хуже тебя, сколько на свете сирот, инвалидов, стариков немощных, несчастных, обездоленных людей. И вот тогда однажды опомнишься, поймешь, что жизнь – драгоценность в глазах Божьих, и ты – жемчужина в Его шкатулке. 
Глаза старухи потеплели, наполнились слезами, я вспомнил мать, которой уже нет. С моей пьянкой она надорвала свое сердце, и однажды, умерла от инфаркта. И я решился.
-А давай, я тебе помогать буду, ты только колоти меня своей палкой почаще, чтоб о пьянке думать некогда было.
-Ну что, тогда поручение у меня к тебе будет, сделаешь?
-А давай.
Старуха достала из своей тряпичной сумки тетрадный лист и ручку. Что-то быстро написала в нем, потом свернула треугольником, на вроде военного, я такие треугольники только в кино видел, и приписала адресат. Достала тысячную купюру и протянула вместе с треугольником мне.
-Увези товарке моей, да не читай, не для тебя оно, адрес я написала, на дорогу тебе хватит, увезешь?
-Не боишься, что пропью деньги, а письмо твое выброшу?
-Не боюсь, мои деньги не сможешь пропить, а письмо будет тебе руки жечь, пока не избавишься, и выбросить не сможешь.
-Заколдовано оно что-ли?
-Заколдовано, - старуха рассмеялась, - иди с Богом, проспись, поешь, а завтра – в путь, времени мне мало осталось, да помни, ты сам вызвался помочь.
-А где я вас потом найду?
-Аграфена подскажет.
Я повернулся и пошел домой, треугольник с купюрой так и сунул в карман, хотел еще что-то спросить, обернулся, бабки нет, куда она так быстро делась? Какой-то день длинный, быстрее бы уже до дома дойти, в желудке предательски потянуло. Странно, что пива расхотелось, только кушать и спать.
                
4.Ефим.

      Вернемся к Дарье с Агашей. Однажды вечером на тайоте приехал седовласый, уже не молодой мужчина. Оказалось, что это Аграфенин сын, бабушка так и называла его – Ефимушка. Старушка вся светилась от счастья.
-Ну, здравствуй, мама, - мужчина обнял старушку, потом увидел девочку, - а кто это у тебя гостит?
-Это Дашенька, будет мне за дочку, так что, не в гостях она, а дома, да ты раздевайся, проходи.
-Ну, привет, сестренка, раз уж Агаша тебя подобрала, зови меня просто, Ефим, - и, подойдя, обнял и Дашку, - да ты не смущайся, меня она тоже когда-то подобрала.
Это заявление девушку ошарашило, она решила обязательно расспросить об этом старушку. 
-Да ты раздевайся, сынок, - суетилась Агаша.
-Я сначала сумки занесу, да баньку приготовлю, потом у меня к вам много вопросов, с этими словами Ефим вышел. Дашке Ефим почему-то сразу понравился, было в нем что-то родное, будто, знаешь этого человека много лет. Ведь бывает так, - девочка задумалась, - человек тебе ничего плохого не делал, а он тебе неприятен, даже противно с таким общаться, хотя возможно он душка, и лучше лучшего, но не для тебя. И объяснить это сам себе не сможешь, и изменить не в силах. Или наоборот, как в случае с Ефимом, сразу человек к душе, что-ли. «Большой брат», так Дашка прозвала Ефима из-за разницы в возрасте, принес кучу пакетов из машины и ушел готовить баню. Старушка с девочкой начали разбирать содержимое. Мужчина много всего навез, и мясо, и куриц, и колбас, сыр, масло сливочное, масло растительное, спички, свечи церковные для Агаши. Крупы, макароны, конфеты, печенье, хлеб. Шампунь, мыло и многое другое, по мелочам, вплоть до туалетной бумаги. Достали бутылку водки 0,5 литра.
-А это он себе,- пояснила старушка,- после баньки.
-И мы что, все это съедим?
Аграфена рассмеялась, - это, дочка, нам на месяц, пенсия моя, ее Ефим получает в городе по доверенности, ну и своих конечно больше добавил. Да ты не тушуйся, девка, не замрем с голода.
Дашка вспомнила, когда пришла с вещами к Агаше, вытащила свои деньги оставшиеся и протянула бабушке. Старушка посоветовала ей в шифоньере на своей полке спрятать, перед этим завязав в носовой платок. А потом добавила строго,- Не дури, девка, никогда я денег не брала, а уж с детей и подавно, самой еще сгодятся.
Вернулся большой брат.
-Может, поешь сперва,- спросила старушка?
-После, мама, а вот посоветоваться можно.
-Говори, раз уж начал, - Агаша устроилась удобнее на кровати, навалившись спиной на подушки. Ефимушка подсел к ней рядом.
-У меня есть знакомый священник, мы когда-то учились вместе, но он после Афгана ушел в духовную семинарию. И вот у него в приходе, как он называет, много людей с детьми, кому негде жить. Эти люди так и ютятся при храме, есть одни дети сироты или сбежавшие от пьющих родителей. И вот Лешка, вернее, отец Алексей, хочет построить что-то вроде общины, он сам лучше расскажет. Но идея в том, что будут строиться дома котеджного типа и ферма одновременно, где люди будут работать.
-Ну и будут они в рабстве жить за жилье?
-Ну почему, после постепенной выплаты из заработка себестоимости дома, жилье будет становиться личным, с соответствующим пакетом документов. А там хочешь дальше работай, хочешь, продавай и уезжай.
-Дома-то, поди, станут не дешево, за все жизнь не расплатиться.
-Ну, это как посмотреть, в городе совсем жилья нет и работы тоже.
-Ну да,- согласилась Агаша,- если совсем негде жить и не на что, под любого барина пойдешь.
-Мама, это все не так плохо, как кажется. Ты бы видела Лешкины глаза, когда он об этом говорит, это дело, наверно, станет делом всей его жизни. Ведь быстро, только кошки плодятся, пока документы оформятся, пока ферма заработает, пока прибыль от нее пойдет. Ведь на прибыль от фермы будут дома строить. Он хочет здесь и детсад, и школу построить, и магазины, и даже церквушку, ведь в первую очередь Лешка священник, а потом бизнесмен. Здесь вырастет маленький городок.
-Грешно святому отцу карманы прибылью набивать. А где люди с начала жить будут, пока дома-то не построены?
-Тут пустых много домов, пока их займут, временно.
-И когда первые поселяне приедут?
-Ну не знаю, скорее всего, не раньше лета, ну а ты-то, как на это смотришь?
-А что я, сынок, я разве против благого дела, да ради Христа, вот только измываться над людями и попам не дам, имя Божье срамить только.
Ефим рассмеялся, он узнавал свою мать, это была она, Аграфена Николаевна, собственной персоной. Для нее всю жизнь один Бог и был в авторитете, более никого не признавала.
-А ты, сестренка, как на это смотришь, - мужчина повернулся к девушке, - как тебе такие перспективы?
Даша смутилась, раньше ее никто не называл так нежно, «сестренка», да и мнения ее никто никогда не спрашивал.
-Классно, народу много будет.
Большой брат улыбнулся, - это точно, народа много, и работы не початый край.
-Пойду я, мама, баньку гляну, а вы, если вперед пойдете, собирайтесь.
-Нет, сынок, мы после тебя, ты ведь хотел ночевать остаться?
Ефимушка остановился в дверях, - да, наверно, поеду, хотел, признаюсь, но что-то не спокойно как-то, Лиза сегодня странная.
-Ну, вот и думай за себя, мы успеем.
-Ну, тогда, я сразу мыться пошел.
Старушка на мгновение о чем-то задумалась, потом, будто опомнившись, стала собирать на стол.
-Помочь, баба Агаша?
-Давай, Дашенька, воду поставь, пельмешки сварим, Ефимушка быстро парится, тем более, душа у него не на месте.
-Как это?
-Ну, чувствует что-то плохое.
-А вы как думаете?
-А я не думаю, я знаю, но не моя это тайна, тем более что скоро все само откроется, так что не спрашивай, - старушка махнула рукой.
Пельмени уже сварились, и Дашка накладывала последнюю тарелку, когда вошел большой брат. Все сели за стол.
-Ну, так что, мама, сказать Алексею?
-Тебе не до этого будет, хотя можешь сказать, пусть приезжает, с людьми посоветуемся, подумаем, как я могу сказать, когда не одна я здесь живу, да и Алексея того еще не видела. Ты кушай лучше, а то остынет.
Часом позже мы с Агашей проводили Ефима. Старушка долго смотрела в след машине, пока она не скрылась из виду. А на улице была чудесная погода, шел мелкий снежок, ни ветерка. Даже травинки, торчащие из снега, не колыхались. Тепло, какая-то волшебная погода.
-Бабушка, смотри как на улице хорошо, наверно, в такие вечера чудеса и происходят, волшебство какое-то.
-Чудеса, как ты говоришь, происходят в любую погоду.
Даша подставила варежку под снег и когда несколько снежинок осели, стала их разглядывать.
-Смотри, они ведь все разные, ни одной нет одинаковой, и все такие симметричные, правильные, представляешь, сколько их в сугробе. И они все такие красивые, и ни одна не похожа на другую. Будто ювелир ее величества Снежной Королевы каждую создавал на заказ, эксклюзив. И они так сверкают под светом от окон, будто, алмазные залежи. Жалко, что они растают, лучше бы превращались в камень, люди бы украшали ими дома.
-Глупая мысль, представь, сколько бы уже было твоего каменного снега с начала сотворения мира, плодородных земель не осталось бы, все было бы завалено твоим каменным снегом. Человечество и все живое умерло бы, едва зародившись, просто от не достатка пищи.   
-Экологическая катастрофа, да уж,- Дашка рассмеялась.
-Но в одном ты права, достойно восхищения все, чего касалась рука Божья.
-Значит все, что люди пытаются изобрести, когда-то уже придумал Бог?
-Возможно, но Господь не придумывал методы уничтожения своих творений, это придумывают люди и преуспевают в этом.
-Все равно, все так красиво вокруг.
-Пойдем, дочка в дом, нам еще помыться надо сходить, раз уж баня готова, все равно лишнюю воду сливать.
Поздно вечером, намывшись, поев и убрав посуду, наша парочка улеглись по постелям. Дашке не спалось. Ей понравился большой брат, жаль, что он не остался. Был бы у меня такой отец, - думала девочка. Может все в моей и маминой жизнях сложилось бы по другому.
-Бабушка, ты не спишь?
-Тебя опять мучает какой-то вопрос?
-Почему Ефим сказал, что когда-то ты его тоже подобрала?
Старушка тяжело вздохнула, помолчала немного, потом добавила, - это давно было.
-Это тоже чужая тайна?
-Я тогда молода была, как ты, жила одна в деревне. Мама моя рано умерла, во время родов, отца не было. Жила с бабушкой своей, но она иногда оставляла меня на хозяйстве и уходила по делам. Вот и тогда ее со мной не было. А родители Ефимушки жили у нас в селе. Отец Ефима был военным, все по длительным командировкам ездил. А мать дома оставалась, нажили они двух деток. А там война. А село под Минском было, бои шли. Приехали военные, целая часть, расквартировывали их по домам, офицеров. И мне троих подселяли. Вот и матери Ефимкиной достался один, потому что, деток у ей было двое. Сестренка Ефимкина совсем мала была, в пеленках еще. Вот от дури иль с тоски, снюхалась Ефима мать с ним. Народ шептался, осуждал, все равно бы муж узнал после. А потом немцы как поперли, стали наши отступать, народу много эвакуировалось. Я не поехала, боялась, что бабушка моя вернется, а меня нет. Много горя тогда народ хапнул. Вот этот лейтенантик и Ефиминой матери предложил поехать с ним. Позвать то позвал, только не захотел двоих деток чужих кормить, сказал сестренку, чтоб брала, а Ефима отцу оставляла. Вот и поехала она с дочкой, в селе-то, все равно ей от стыда жизни бы не было. А Ефима оставила в селе отца дожидаться.
-Одного что-ли оставила?
-Одного, он бежал за телегой, кричал, звал: «мамочка, мамочка, забери меня, мамочка родненькая». А эта, матерью-то не назвать, - Агаша утерла в темноте слезы,- даже головы не повернула.
-Да как же, баба Агаша разве так бывает, а дальше что было?
-Я корову пошла провожать, вот и видела все, все на моих глазах было. Мальчику лет пять было, он долго бежал, пока телега не скрылась за поворотом, потом упал, ободрался весь. Пал на дороге и рыдал навзрыд, как взрослый. У меня сердце от жалости разрывалось, чуть не лопнуло от горя, глядя на мальчонку, вот и позвала к себе. А он как волчонок, насилу увела с дороги, вот и стали вместе жить.
-А отец приехал?
-Егор-то, приехал уж после войны, пока по селу шел, бабы все и рассказали. Пришел к нам, а Ефим, как взрослый рассудил, сказал, что не бросит меня, или со мной или никак. Ну и в благодарность, видно, Егор не стал отнимать сынка, сколько мы с Ефимкой горя хапнули, сколько от немцев прятались по лесам. В сельском совете расписались потом с Егором, позже, много позже Тоня родилась. А с Егором мы душа в душу всю жизнь прожили, по гарнизонам вместе мыкались, пока на пенсию не пошел.
-А сейчас, где он?
-Так умер, дочка, седьмой годок, как схоронили.
-А мать больше не приезжала, не искала Ефима?
-Приезжала как-то один раз, а сынок спрятался в стайке и не вышел даже. Не простил обиду. Я в обед понесла ему молочка с хлебом, говорила, мол, выйди, поговори, мать ведь, плачет, за тобой приехала. А малец насупился, сказал не выйдет, пока та не уедет. Не смог простить. А я не сказала где он, боялась, и мне не простит потом предательства.
-Отец не убил ее?
-Егора дома не было, уезжал куда-то, искал он ее долго, хотел и дочку отнять, не нашел.
Даша тяжело вздохнула, трудно было ей слушать такое, видно они с большим братом братья по несчастью.
-Бабушка, тебе при жизни памятник надо поставить.
-Еще чего, тебя послушать, так у нас бы сейчас вся Россия в памятниках была, больше чем деревьев.
-Почему?
-Сколько таких судеб после войны было, не кто за подвиг не считал сироту принять, а как за, так и должно быть. Люди другие были. Ладно, уж, давай спать, утро вечера мудренее.
-А ты сегодня молиться не будешь?
-Вздремнуть надо немного, завтра день тяжелый, я лучше утречком встану, да и молитву обдумать надо. Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, бабушка.
Дашка долго не могла уснуть, и потом ей всю ночь снилось, как ребенок бежит за телегой и кричит: «Мамочка, мамочка родненькая, не бросай меня». 
                   Утром Дарья проснулась оттого, что ее кто-то тряс за плечо. Открыв глаза, она увидела старушку. Агаша была одета в черное шерстяное платье и черный платок.
-Дочка, вставай, сегодня некогда спать. Сюда уже Боря едет, ночью Лиза умерла, ты поедешь со мной, я так решила.
-А Лиза, это кто?
-Жена Ефима, А Боря – его зять.
-А ты как знаешь, что Боря едет?
-Не забывай, что я многое знаю, вставай, я пойду до соседки, попрошу за домом присмотреть, а ты одевайся, перекуси. 
Девочка встала, умылась, заправила постель. На кухонном столе нашла тарелку с вареными яйцами, колбасой, сыром. Рядом стояла кружка горячего чая. Даша села за стол и стала думать, что может ей лучше остаться, все равно там она никого кроме Агаши и Ефима не знает. Да и мероприятие, скажем так не из приятных. Но спорить со старушкой не стоит, если она уже все решила. Вошла Аграфена, скинула валенки, присела к Дарье. 
-Страшно тебе, верю, в незнакомое место ехать, к незнакомым людям, да еще по такому печальному поводу. Но я хочу тебя попросить, чтоб ты поехала, не бойся, ты со мной будешь, со мной и вернешься назад. Никто там не посмеет тебя обидеть, тем более что когда-нибудь они станут твоей семьей, а это случится, поверь мне. А еще я хочу рассказать тебе, что Лизонька давно больна раком, а еще за долго до болезни, будучи молодой, просила меня погадать ей. И будучи от молодости смелой или глупой, спросила о своем  дне смерти. Не хотела я, но коль уж обещала, открыла ей через духов. И клятву с нее взяла, что никто не узнает о чем мы нагадали, до самой Лизиной смерти. Все последующие годы бедняжка жила с этим знанием, это и  была «чужая тайна», которую еще вчера я не имела права открыть не кому.
-А сегодня, почему можно?
-Потому что свершилось предсказание духов. И тогда на воде, как и тебе, духи показали нам весь сегодняшний день, потому я и знаю, что Борис едет.
-Подожди, - девушку вдруг что-то осенило, - значит это, что ты и меня уже видела?
Агаша улыбнулась, погладила Дашу по волосам, потом произнесла с заметным сожалением, - у тебя правильно мысль работает, ум цепкий, жаль, что не успею тебе все знания передать. Видела и тебя, но раз тебя тогда еще и в планах не было, то лица твоего не видела. И хватит об этом, не время, я просто пояснила тебе кое-что, чтоб тебе все понятней было. И еще, сразу, Ефим  женат, - старушка тяжело вздохнула,- теперь был женат, на Лизе. У них родилась дочь Анна, Борис – ее муж. У Анны с Борькой сын, Никитушка. Еще у меня есть дочь родная – Тоня, ее муж – Андрей, у них нет детей. Когда ты со всеми познакомишься, ты лучше всех запомнишь.
Постучавшись, вошел мужчина.
-Здравствуй, Борис.
-Я смотрю,- он оглядел старушку,- вы уже в курсе и даже одеты, тогда собирайтесь, я за вами.
-Ты хоть присядь, я «на двор» схожу перед дорогой, бабушка надела валенки с телогрейкой  и вышла.
Дашка не могла глаз оторвать, молодой, красивый мужчина, одет шикарно и со вкусом, но взгляд девушки приковали глаза. Его голубые, нет, небесно голубые, чисто голубые, светло голубые глаза. Дарья даже невольно облизала свои пересохшие губы, потом опомнилась и залилась краской. Какая дура, сидеть и откровенно пялиться на чужого не знакомого мужика.
-Так вот какой ты, северный олень.
-Не поняла?
-Значит, ты и есть Даша, Ефим что-то говорил,- молодой человек наклонился к Дашкиному уху,- а ты горячая штучка, не будь у меня Аньки, я бы нашел способ задрать тебе подол.
-Ты дурак,- Девушка вскочила с табурета.
-Конечно дурак,- Борис рассмеялся,- собирайся, сестренка, я жду вас обоих в машине.
И с этим вышел. Дарья быстренько все убрала со стола, оделась и вышла на улицу. Снег был весь вычищен, это во сколько бабушка встала, ничего себе, она вообще спала? За калиткой стоял джип. Борис курил рядом.
-Даша, садись в машину, Агаша без тебя дорогу найдет.
-В смысле, я без Агаши не поеду.
Боря чуть не захлебнулся дымом,- я имел в виду дорогу до машины.
Девочка поняла, как она тупанула, блин, я так и буду в его присутствии безнадежно тупой, или он так на меня действует? Она молча подошла и села в машину. Борис вежливо открыл перед девушкой дверцу и закрыл, когда она поставила ноги. В окно Даша увидела, как Аграфена нырнула в дом и почти сразу вышла одетая в пальто. Когда старушка уселась, присоединился Боря и машина тронулась. Всю дорогу Агаша и Борис молчали, Дашка даже почти уснула от скуки. Она, конечно, понимала, что не на свадьбу едут, но девочку пугала не дорога, а неизвестность. Что там Дашу ждет, как ее примут другие члены семьи, и Борька этот, задел какую-то тонкую струнку в душе девочки. Дарья не должна ничего позволить себе, даже думать о нем. Хотя она удивилась сама себе, удивилась тому, что это первый мужчина, который не испугал ее и не был противен. Казалось, после мерзостей с отчимом, Даше все мужчины и парни были отвратительны. Оказывается, нет. А еще Даша переживала о предстоящем знакомстве, ведь там, наверно, ее будут расспрашивать и что ей им говорить? А вдруг старушка расскажет историю девочки, как Дарье тогда быть, нет, не должна. От всех этих мыслей Дашку сманило в сон, все равно ничего уже не изменишь, она закрыла глаза. И девочка, правда, видимо быстро уснула, но хлопнувшая дверка заставила Дашу вздрогнуть и открыть глаза.
-Приехали, дочка.
Через несколько минут Агаша уже сидела у гроба снохи. Ефим сидел по другую сторону гроба. Анна с Антониной поили кофе на кухне Бориса и Дашу. Анна показалась Дашке красивой девушкой, только глаза зареванные немного портили очарование, но ведь у нее умерла мама. Волосы Ани пшеничного цвета были собраны крабом, а на голове черная гипюровая косынка. Черный цвет только оттенял белую бледную кожу лица и если забыть и отбросить припухлость и покраснение глаз, их цвет зачаровывал. Светло зеленые, с примесью бирюзы, большие глаза. И вся Анна была такая классная и элегантная, что  рядом с ней Дашка смотрелась гадким утенком. Аня отнеслась к гостье по-доброму, как будто, они пол жизни знакомы. Антонина Егоровна, так называла ее Даша, тоже понравилась девочке, предстала перед ней степенной, воспитанной, хорошо и модно одетой дамой. По возрасту, она подходила к Дашкиной маме. Вот бы моя мама была такой, - пронеслось у девочки в голове. У Тони были пышные черные с проседью волосы, забранные в шишку на затылке, а вокруг шишки был обмотан изящный тонкий ажурный шарфик или косынка. Смотрелось это строго и очень стильно.
-Антонина Егоровна, можно еще кофе,- спросила Даша.
-Конечно,- женщина долила кипятку девочке в кружку и, достав из шкафчика, поставила перед ней банку с кофе.
-Спасибо.
-Только,- продолжила Тоня,- не зови меня так, мы же не в школе и не на работе, и ты даже мне не племянница. Зови меня просто – Тоня, как все, ведь Ефим сказал, что ты нам теперь как сестра, пусть будет так, как решила мама. 
Дашка кивнула головой.
-Так у тебя совсем не кого нет?- поинтересовался Борис.
Дарья  хотела что-то ответить, но Анна опередила ее,- вам какая разница, раз бабушка приняла ее в семью, значит так надо.
- Солнышко, а вдруг Даша меня соблазнит,- и так по детски скорчил рожу.
Дарья чуть кофе не захлебнулась, а Борька рассмеялся.
-А вот этого, придурок, я тебе настоятельно не советую.
-Прекратите оба,- спор оборвала Тоня,- нашли время для брачных игр. Ты бы лучше дала что-нибудь девчонке переодеться,- она обратилась к Анне.
Дашка невольно посмотрела на свои потертые брючки и старую блузку, сменившую белый цвет на застиранный серый. И так стало неловко, как будто ее сквозь строй прогнали, где каждый пнул и плюнул. Анна улыбнулась, схватила Дарью за руку и потащила в свою комнату, вернее их с Борисом спальню.
-Ты на них не обращай внимания, они хорошие, просто день для знакомства, скажем не тот, и Тонька привыкла говорить, что думает. Но она добрая, хоть и жесткая, говорю же, вся в Агашу.
В комнате Анька вытащила джинсы теплые черного цвета,- померь.
-Да не надо, я так, зачем.
-Так, быстро надевай,- следом за джинсами на кровать полетел джемпер из ангоры, ярко зеленого болотного цвета.
-Я постираю, потом и верну,- было жутко неудобно.
-Конечно, постираешь, не будешь же носить грязное,- Аня улыбалась,- ты такая смешная, я все равно после родов в них не влезаю, а тебе идет зеленый цвет.
Анна еще нашла девочке новые носочки махровые, темно синего, почти черного цвета. Даша посмотрела на свои шитые перешитые.
-Платок, еще нужен платок,- девушка порылась в ящике шифоньера и выудила оттуда гипюровую косынку,- на, а свои вещи можешь сложить пока здесь на стуле, а лучше выкинь, когда оденешься, выходи.
Гостья осталась одна. Правда, завтра или уже сегодня народа будет много, чтоб Агаша не краснела за меня. Переодевшись и сложив свои вещи в стопочку на стул, Даша надела на голову косынку и вышла в большую комнату. Там стоял симпатичный молодой поп в черной рясе с расшитым поясом и золотым крестом на груди. Он читал молитвы по книжке, то пел, то читал, слова не все были понятны. На гроб был привинчен подсвечник с тремя свечами в изголовье покойной Лизы, и они горели. На комоде в углу стояла фотография Лизы с черной ленточкой в уголке и возле нее тоже горела свечка, но одна и поменьше. Даша догадалась, что поп – это, наверно, отец Алексей знакомый большого брата, который ходил по комнате и читал молитвы то, вставая в ногах гроба, то в голове. Все молча сидели вдоль комнаты, кто на стуле, кто на табурете, Дарья тоже села на свободный табурет. Женщины плакали молча, роняя и утирая слезы, никто рыданиями не прерывал голос священника. Елизавета, наверно, была при жизни красивой, как и на фото, сейчас на ней не было никаких следов рака или гноя. Только цвет кожи был пожелтевший, а так, будто она спала. И лишь мерзкий запах выдавал, что жизнь из человека ушла и тело тлеет. В белом шелковом платке на голове и венчиком на лбу, как положено, укрытая белым гипюровым полотном, нарядная и строгая. Только губы на ее бледном лице выделялись розовым пятном. Легкие кремовые тени, глаза подведены и ресницы накрашены. В целом смотрелось нормально и даже завораживало. Даше снова показалось, что Лиза просто спит, если б только не этот запах гниения. Отец Алексей перестал ходить, поставил себе стул в изголовье гроба и сел, продолжая читать по книге. Сколько так прошло времени, никто не считал и не замечал. Через какое-то время пришел Ефим, позвал Бориса в коридор. Они о чем-то поговорили и Боря, одевшись, ушел. А большой брат сел тихонько на стул рядом с Агашей. Для Дашки время тянулось очень медленно, девушка встала и вышла на кухню. Подошла к окну, там во дворе дети катались с горки, форточка была открыта, и было слышно, как они смеялись и галдели. Один мальчик специально подтолкнул девочку, и она свалилась кубарем с горки вместе со своими санками. Остальные дети смеялись. Тогда эта девочка с психом швырнула санки, сложила демонстративно руки на груди и надув щеки, пошла, видимо домой. Смешно, Даша невольно улыбнулась. В другой стороне двора какая-то женщина очень пьяная, она еле стояла на ногах, ругалась с девушкой, наверно, дочкой. Дарья слышала, как девушка обвиняла женщину: - довольна, «синяк», нажралась опять, и пошла ты…, я видеть тебя не хочу. И как в ответ на свои слова, девушка повернулась и пошла в другую сторону. А женщина кричала ей в след: - Настя, вернись, вернись, Настька. Потом, поняв, что осталась одна на улице, падая и шатаясь, поплелась к крайнему подъезду. Печально, подумала Даша, если бы у меня еще и мать пила, я бы точно в петлю залезла.
-Ты, поди, кушать хочешь, - пришла Аня.
-Да нет, не очень,- Дашка повернулась.
-А то давай,  я тебя покормлю?
-Потом, попозже со всеми, наверно кто-нибудь еще будет сегодня кушать.
-Ну, смотри, а то не стесняйся, тебе скучно, для тебя-то здесь пока все чужие, понимаю.  Пойдем,- Аня потащила девушку в спальню.
-С компьютером умеешь общаться?
-Нет.
-А с видиком?
-Умею, у нас дома был видик.
-Вот и отлично, смотри,- Даша села на кровать,- телевизор, видик, внизу диски, надеваешь наушники и смотришь кино, и телик в комнате не слышно и тебе немного по радостнее, я думаю, на тебя никто не обидится.
-А это нормально?
-Нормально, - Анна ушла.
Девушка просмотрела диски, но ничего не заинтересовало ее, да и настроение не то, включила телевизор, отключила звук и надела наушники. Шли новости. Тыкала по всем каналам, то одно, то другое. Потом начались «улицы разбитых фонарей».
Так потихоньку прокатился день, вечером все, кроме Агаши, поужинали, и Дашка присоединилась к скорбящим. Отец Алексей снова читал псалмы. Только Анна то уходила, то приходила, вся семья молча сидели вокруг гроба. Дашка глянула на окно, на улице уже потемнело, но вставать и выглядывать в окно не стала, итак было понятно, что там ничего не видно. Время тянулось медленно, но наверно только для Даши. На Ефима было горько смотреть, вся глубина потери у него была написана на лице, Анна тихо утирала слезы. Тонин муж так и не появился, во всяком случае, Дарья его не видела. Старушка все гладила холодные Лизины руки, сложенные на груди покойной. Девушке вся семья показалась такой дружной и солидарной в своем горе. И Дашка не вольно вспомнила, как хоронили ее родную бабку, мамину маму, покойницу не успели закопать, как ее девять детей с мужьями, детьми и женами начали делить бабушкины пожитки. Слепая тетка, инвалид по зрению с детства, требовала отдать ей швейную машинку, хотя, по сути, к чему она ей. Не отступилась, пока не пообещали. Другая тетка сгребла всю посуду, дядьке нужен был старый престарый холодильник, только Дашкиной матери ничего не надо было, хоть на это у нее хватило ума. И вообще противно все это было наблюдать. Девушка от воспоминаний передернулась. Анна оборвала Дашкины неприятные воспоминания, позвав ее в коридор.
-Ты бы поспала, пойдем, я тебя положу, тебе-то незачем с нами ночь сидеть, только маяться.
Дарья посмотрела на Агашу, старушка кивнула головой. Аня увела девушку в маленькую комнату, где стоял только шифоньер и кровать.
-Спи здесь, белье я тебе положила на край кровати, сама застелешь, спи не бойся, сюда никто не зайдет, это Агашина комната, - и уже в дверях добавила,- если что надо будет, в туалет или перекусить, сама действуй или меня позови.
Дашка не стала застилать постель, так и легла в одежде на покрывало. День показался девочке длинным и тяжелым, а завтра предстоял более трудный день. В голове у нее роились мысли, сменялись образы и лица. И вдруг ей стало грустно и одиноко, вспомнилась мама. Только это было уже не так больно и не резало сердце, как будто это все было давным-давно и не с ней вообще. Тоска уже не давила и обида не била по рукам, как бы все произошедшее как кино, пролетело перед глазами сюжетами. Просто очень захотелось увидеть маму, услышать ее голос, прижаться как раньше, было приятно думать о маме, только, наверно, все это уже не вернуть. В какой-то книжке Дашка прочитала, что кто думает и живет прошлым, у того нет будущего. А будущего ей хотелось, очень хотелось. С подобными мыслями девочка не заметно уснула.
       На следующий день Дарью разбудили голоса в коридоре и истошные вопли какой-то женщины. Девушка встала и пошла в ванную, чтобы умыться. В коридоре и большой комнате было много народа, Дашка насилу протиснулась до ванной комнаты. А когда умывалась, из-за двери высунулась Анна.
-Встала?
Девочка кивнула в ответ.
-Когда закончишь, заползай в кухню, я тебе макароны с котлетой положу.
-Аня, а кто это так орет или ревет?
-Да моя свекровь, не бери в голову, она просто дура.
Аня исчезла в дверях. Нормально, - подумала Даша, - она и вправду дура или Анька так ее назвала. На кухне девушку ждал уже завтрак, Анна наливала кофе.
-Давай быстренько поешь, потом некогда будет, народа много
-А кто все эти люди?
-С маминой работы, с папиной работы, родня, друзья, соседи, короче до фига и больше.
-А бабушка Агаша там?
-Они с отцом не ложились вообще, всю ночь просидели возле мамы. Мы еще поспали по очереди, а бабушка с места не сдвинулась.
-А где твой сынок, Никитка его зовут?
-В садике, вчера он у Борькиной мамашки ночевал, а сегодня она его в садик увела. И голосит как дура, итак тошно, все стараются держаться, а она тоску наводит. На тебе таблетку, надо?
-Какую таблетку?
Анна вытряхнула из баночки пилюлю и протянула Даше.
- Мы с Тонькой да Юлией Ивановной уже пол банки съели, чтоб не реветь.
Даша молча взяла таблетку и проглотила.
-Поешь, протискивайся туда, сейчас отпевать будут маму.
В кухню вошла Тоня, она поздоровалась с Дашей.
-Привет, соня, ну ты молодец, до обеда проспала, завидный сон.
Дарье стало не удобно, - на подмогу пришла Анька, - чего пристала?
-Да нет, Дашенька ты не обижайся, я ведь ничего, просто ляпнула.
-Свекруха-то моя пьянехонька.
-Она там на Лизку кидается, рыдает, хватается за нее, чуть гроб не своротила. Так Агаша ей уже три раза замечания делала, сказала четвертого не будет, что возьмет грех на душу, но свекровушка твоя в жизни больше не одного слова не произнесет.
-Стукнуть ей что-ли, - вылетело у Анны.
Даша уже допивала кофе, странно, - подумалось ей,- бабушку только Ефим мамой зовет, остальные Агашей, даже Тоня, ее дочь.
-Пошлите, девчонки, уже зовут, - сказала Антонина Егоровна.
Дарья хотела помыть за собой посуду, Аня ее одернула, - брось, потом все.
В коридоре народ уже стоял рядочками, более или менее, Борис зажигал от своей и раздавал всем свечки. Даше тоже протянул зажженную свечку, - иди, туда пролазь, к Агаше рядом. Девочка протиснулась и встала рядом со старушкой. Все стояли, но не у гроба, а вдоль стен. Отец Алексей читал и ходил вокруг гроба с кадилом, где что-то дымилось. Свечи на гробе стояли большие и длинные, видимо, их утром поменяли. Святой отец долго читал, обходил вокруг гроба, мазал покойницу каким-то маслом из бутылочки, кисточкой для рисования, лицо, руки, грудь. Потом развязал веревочки на руках и ногах, положил в гроб. Иконку из гроба протянул бабушке Агаше.
-Прощайтесь.
Все стали подходить и целовать мертвую Лизу, кто лоб, кто руки, кто просто дотрагивался до рук или ног. Дашка не смогла заставить себя потрогать тело Елизаветы. Когда все, кто хотел, попрощались, поп закрыл покойницу покрывалом с головой и каким-то не-то песком, не-то пеплом, высыпал на покрывале крест. Посмотрел на Ефима и кивнул головой. Большой брат с Борисом закрыли гроб крышкой и заколотили гвоздями. Конечно, перед закрытием, отец Алексей загасил и убрал из гроба свечи, потом стал собирать и гасить свечки, которые держали люди. Даша впервые увидела отпевание, ей было все интересно, и еще потому девочке было легко наблюдать, что Лиза была для нее просто не знакомой теткой. Конечно, ее было жаль, но еще жальче было людей, которые оставались с этим горем, которым предстояло его пережить. На кладбище Дашу не взяли, Агаша попросила ее замыть пола. С Дарьей осталась мать Бориса, эту женщину звали Марией Федоровной. Когда все уехали, она налила себе из холодильника добрых полстакана водки и залпом опрокинула, не запивая и не закусывая, только издала какой-то звук. Даша была более чем удивлена, даже ее отчим Сережа так не пил. А потом вместо того чтобы помогать, Мария Федоровна завалилась спать, может так и лучше, хоть проспится немного. Девушка уже домывала в коридоре, когда приехал Боря, чтоб забрать Дашку с матушкой на обед в столовую. Мария Федоровна, как услышала голос сына, сразу соскочила и опять запричитала. Когда сели в машину, Борис предупредил, - так, мама, если ты сейчас завопишь, я тебя увезу домой, и вообще, хватит пить.
-Ладно, ладно, сынок, не буду, не буду.
Даше стало даже немного смешно и жалко Бориса, но она не подала вида. В столовой Дашке дали поручение – раздавать на выходе носовые платки, Анна стояла рядом, подавая мыло и полотенце, чтоб люди мыли после кладбища руки. Кто-то уходил молча, кто-то выражал соболезнования. Когда все чужие разошлись, автобус отвез семью домой. Свою мать Борис сразу после обеда отвез к ней домой и поехал за Никиткой в детсад. Зато из столовой со всеми вернулась еще одна женщина, Юлия Ивановна, сиделка Лизы. Вчера ее не было, - подумала Дарья, - такая маленькая толстенькая, как пупсик, но видно было, что она переживала, толи жалела Лизоньку, толи потерянную работу. Ведь было определенно понятно, что больше в ее услугах не нуждаются. Когда подъехал Борис с Никитой и все собрались, Ефим попросил всех сесть за стол, на который поставил шкатулку своей, теперь, к сожалению бывшей, жены.
Большой брат достал из шкатулки красивое кольцо в виде виноградной грозди, только вместо ягод – камни, и такого - же исполнения серьги.
-Лизонька сказала отдать это Анне, для внуков, для Никитки и того, кто будет.
Аня одела перстень на палец, а серьги зажала в руке и, заплакав, убежала в ванную комнату. Никитка устремился за матерью. Мужчина достал из шкатулки серьги с янтарем и такой-же перстень, протянул Тоне.
-Это завещано Антонине.
Затем из ларца предстало не большое колечко с маленьким рубином, но весьма изящной работы.
-А вот и кольцо для Юлии Ивановны
Женщина смутилась, покраснела,- не надо, оставьте детям, мне не удобно брать такой дорогой подарок.
Вернулась Аня с Никитой, которая слышала все.
-Юличка Ивановна,- вмешалась девушка,- вы очень хорошо ухаживали за мамой, прошу вас, возьмите.
-Да,- подтвердил Ефим,- Лиза хотела отблагодарить вас, и мы все с этим решением согласны.
-Спасибо, я буду всех вас помнить, и особенно Лизу,- женщина взяла кольцо и смахнула слезы.
Мужчина достал золотую цепочку, тонкую, изящную, будто кружевную и посмотрел на Дашу.
-Это предназначалось Агаше, но она решила отдать подарок тебе, Дашуня, это ее право и даже не спорь.
Дарья растерялась,- мне-то за что, это ваше, я не возьму.
-Бери,- возразила Антонина,- раз мама так решила, она не отступит, носи, ты тоже член семьи.
Девушка посмотрела на старушку, та кивнула головой. Борис взял цепочку из рук Ефима и застегнул ее на Дашиной шее.
-Спасибо,- только и смогла промолвить девочка.
-Ну, вот и все, что просила сделать Лиза, я пойду уже лягу.
Ефим поднялся, но Никитка схватил деда за руку, спрашивая,- а мне, а мне?- дед протянул внуку шкатулку.
Она была красивая из камня, с ящерицей на крышке, усыпанная мелкими камешками. И ушел в спальню. Мальчишка остался доволен, он сложил туда сразу свою мелочь, значки и фантики. Юлия Ивановна почти сразу ушла, следом и Тоня стала собираться. Аня вышла в коридор, проводить.
-Может, не поедешь?
-Нет, надо, а то Андрей натворит что-нибудь.
-Но если что, возвращайся.
Антонина кивнула головой и на прощание заглянула в комнату,- пока Никитушка.
-Пока,- мальчик помахал тете ручкой.
-Пока всем,- сказал Борис,- и тоже отправился спать. Хлопнула входная дверь. Старушка следом удалилась в комнату, видимо спать, она двое суток не смыкала глаз. Даша осталась с Анной и Никитой.
-Пойдемте чаю выпьем, и спать,- предложила Анюта.
-Не хочу спать,- заявил мальчик.
-А тебя никто и не спрашивает, тебе вообще завтра в садик.
-А Тониного мужа не было,- спросила Даша.
-Он пьет как лошадь, его не пригласили, чтобы не осрамиться перед чужими людьми.
Дарья посадила Никитку на стульчик и сама села рядом. Анна наливала чай.
-А дети,- не унималась Даша.
-Какие дети, у Тони нет детей, у нее было две внематочные беременности, а теперь, как ты понимаешь, нечем беременеть.
-Жалко.
-Ты только ей об этом не скажи, Тоня не любит, чтоб ее жалели, а у тебя, что совсем никого нет?
Даша вся напряглась и почему-то соврала,- нет никого.
-Ясно.
Дарья первая допила чай и ополоснула кружку.
-Иди тоже ложись, устала, наверное, там же, где сегодня спала, найдешь?
-Найду.
Девушка постелила постель и легла. Некоторое время еще слышала голоса Анны и Никиты, но потом и они стихли. Дашка уснула быстро, не мыслей, ничего, легла и отрубилась. Ночью девушке приснился длинный и удивительный сон. Даша видела во сне церковь красивую, чистую, белокаменную. Внутри нее не было икон, а, может, были, но Дарья их не видела. А как будто внутри ремонт идет. Плиты какие-то, камни, пыль и окна без рам, просто дыры в стенах. Надо же,- подумала Даша,- а с улицы все так классно, чисто, бело, золотые купола, а внутри - пыль, грязь, запустение. И какая-то старуха, страшная, горбатая, одетая во все черное, ворожила Даше на картах, устроившись в проеме окна. Девушка проснулась, и первое время не могла понять, где она. Пальцами нащупала цепочку, подаренную Агашей, и вспомнила все произошедшее за последние дни. А так же свой сон. Все смешалось в ее маленькой головке, красивая белая церковь, золото куполов, отражающее солнце, страшная старуха. Но вот что она нагадала, Дашка так и не вспомнила. Вдруг Даше захотелось домой, к маме или к Агаше. Девочка уже не могла понять к кому из них ей хочется больше. Мамочка, любимая, ну почему, почему ты мне не поверила, ведь я твоя дочь. Я так люблю тебя, так скучаю по тебе. Мамочка, мамочка, я так хочу тебя увидеть, но вдруг  ты меня опять прогонишь. Слезы покатились из глаз девочки. Если бы случилось чудо, что мы могли бы жить вместе, с Агашей и тобой, как одна семья, но наверно, так не бывает. У старушки все такие добрые, хорошие, они бы тебя приняли. Или мы забрали бы Агашу к себе, а отчима прогнали. Да, наверно, так не будет никогда, надо поспать, хоть немного. Даша утерла слезы и повернулась на бок. Закрыв глаза, девочка стала представлять ту красивую белую церковь, золотые, сияющие купола. Будто, она идет мимо, любуясь, но, не заходя внутрь, и мечтая, что когда-нибудь ее жизнь изменится к лучшему. Мама будет любить Дашу, им будет хорошо жить с Агашей, тихо и спокойно. И может быть, когда-нибудь, я встречу Вареньку, может, Агаша ошиблась, или она сама меня найдет, когда вырастет. И тут девочка поймала себя на мысли, что ревнует Аграфену к ее детям, и даже к Никитке. Это удивило и рассмешило Дарью. Она улыбнулась и, укутавшись  в одеяло по удобнее, уснула.
      
5.Возвращение.
       
         
    Через несколько дней бабушка Аграфена и Дарья были снова дома. Снова вдвоем, события утихли, жизнь пошла своим чередом. Наступила весна. Птицы весело щебетали, в проталинках разбегались ручейки. На душе было легко и радостно. Ефим приезжал реже, видимо ему стало некогда, в институте, где он преподавал, студенты готовились к экзаменам. Однажды продукты привез Борис с Аней, но они были не  долго, часа два погостили и уехали. Как-то Дашка спросила у Аграфены, почему большой брат стал реже ездить. На что старушка ответила,- душа у него болит, работу, и занятие себе ищет, чтоб не думать о Елизавете. Старушке и девочке было хорошо вдвоем, спокойно, только Даша боялась, вдруг Агаша умрет от простуды или старости, как тогда жить девочке. На что Агаша уверила, что еще долго проживет, что ее час еще далек. Дашка совсем приросла к старушке, да и Агаша считала ее родной. Им нравилось сидеть вечерами за столом, попивая чай, слушать погоду за окном. Шум дождя и перестук капель по стеклу. А когда гроза была сильная, Дашка забиралась к старушке на постель и с каждым ударом грома, всполохом молнии, прижималась к ней, пряча голову под одеяло, как страус. Время шло, наступило лето. Они ходили в лес, Агаша собирала всякие травы, а Дашка искала ягоды и грибы. Вечерами Аграфена помогала Даше шить и кроить. Дети привезли ткани, Дашка нашила себе платьев и юбок, топиков, брюк на лето. Да и на выход Анна напокупала девушке вещей, только выходить здесь было некуда. Вообще гардероб Дашкин пополнился изрядно. А как нравилось им после поливки грядок вечером посидеть на крыльце, наблюдать за муравьями, которые организовали свою колонию под забором. Любоваться цветением многочисленных цветов. Старушка сильно любила цветы, сажала их везде по огороду, и гордые в своем очаровании розы, и нежные не затейливые ромашки, разномастные тюльпаны, оранжевая календула, высокие георгины, чего только не было. По всему огороду яркие, разноцветные вспышки, с упоительным запахом. Сны Дарье больше не снились, днем было много дел и забот, после которых она спала «без задних ног». И всегда день Агаши заканчивался одинакого-на коленях перед иконами. Под шептание бабушки девочке лучше всего спалось. Как-то Аграфена с девочкой сидели на крыльце. Все ежедневные дела были сделаны. Наступило время отдыха, которое обе любили проводить на улице. Воздух был напоен необыкновенными ароматами цветов. Особенно ночная фиалка, изумительный цветок, днем ее бутончики свернуты. А ночью, после заката солнца, они раскрывались и дарили тонкие, ни с чем не сравнимые чарующие запахи. Старушка очень любила это невзрачное растение, которое окутывало своим колдовством с наступлением темноты. Еще не все кузнечики смолкли и под их веселый стрекот порхали ночные бабочки и мотыльки. Хотелось просто слушать, слушать тишину. И даже стук колес проносившегося поезда вписывался в общую картину, как неотъемлемая часть этого мира. Первое время Даша просыпалась от грохота составов, когда в буфете начинала в такт позвякивать посуда, и весь дом содрогался мелкой дрожью. Но потом привыкла, и сейчас, отбери этот шум и исчезнет что-то важное, будто чего-то не хватает. Как в картине художника, пейзаж станет не полным.
-Медом пахнет.
-Это травами, дочка, пахнет, запомни этот запах. Когда тебе станет неуютно и волнительно, закрой глаза и постарайся его вспомнить. Запахи трав должны щекотать твои ноздри, и когда ты это почувствуешь, с ароматом меда вернется и это-же спокойствие и тишина, какие ты сейчас испытываешь.
-Типа гипноза или аутотренинга?
-Хоть как обзови, но сейчас вдыхай полной грудью и запоминай, запоминай травяной дурман, шорох крыльев мотылька и шелест цветочных лепестков на ветру. А еще лучше закрой глаза и почувствуй. Когда Бог закрывает одни двери, Он открывает другие.
-Как это?
Даша послушно закрыла глаза.
-Ты не видишь, и слух обостряется, и ты начинаешь слышать шепотки листочков на дереве, как последний жук перебирает лапками, торопясь в норку. Ты начинаешь слышать то, что никогда не услышишь с открытыми глазами. Обоняние тоже обостряется. И ты почувствуешь, как пахнёт цветок, потревоженный засыпающим шмелем, запах вчерашнего дождя, сохранившегося в луже. Впитывай то, что ты слышишь, то, что улавливают твои ноздри, впитывай как губка и запоминай. Запоминай и то успокоение, тишину и гармонию, которая сейчас царит в твоей душе. Когда-нибудь, ты воззовешь, эти образы из глубин твоей памяти, и это сослужит тебе хорошую службу.
-Откуда у вас столько знаний, ведь вы не кончали университетов?
-Это, Дашенька, от природы, от единения с ней, знания всего моего рода, от Бога. Ведь все, что создал Господь, имеет свое предназначение, нет ничего бесполезного. Нужно уметь это слышать, видеть и чувствовать. А сейчас просто помолчи и не думай не о чем, просто слушай.       
    Однажды утром старушка разбудила Дарью рано и просила прибрать везде, помыть пола, чтоб все блестело, хотя итак было чисто.
-А что, к нам кто-то приедет?
-Не ко мне, сегодня к тебе гостья будет.
-Ко мне,- удивилась Дашка,- да кто-же?
-Твоя мама приедет за тобой.
-Как?
-Вставай, дочка, не спрашивай более, сама узнаешь, когда случиться.
Дарья вскочила с постели и хотела расспросить старушку, но она упорно молчала, и строгий взгляд не позволял лесть с вопросами. Они вдвоем прибрались, позавтракали. Агаша напоила девочку травяным чаем, от которого дрожь в душе унялась, и ожидание стало спокойным и не таким мучительным. А когда прошла десяти часовая электричка, Агаша велела надеть лучшую одежду, из новых вещей, и вытворила девушку за дверь.
-Иди, девка, не бойся, встречай гостью, а я на стол накрою и буду вас ждать.
Девушка пошла по дороге к железнодорожному полотну. Сердце колотилось, все мысли и чувства теснились в голове, мешая друг другу. С одной стороны радость наполняла все клеточки организма. Даше хотелось бежать и кричать от радости, смеяться и плакать одновременно. И только сейчас она поняла, как глубока любовь к маме, как она по ней соскучилась. И как Агашечка поступила мудро, оставив Дашку наедине с этими чувствами. Как близко ее, Дашино прощение, только руку протяни. А с другой стороны стыд и страх последних событий, как мерзкий паук заползал в сердце, плетя свою паутину из неуверенности и неопределенности. Ведь не понятно, что готовит эта встреча. Долгожданная и пугающая одновременно встреча, которая снова поставит перед выбором, как жить дальше и с кем жить дальше. И все равно, все равно хочется увидеть маму, даже если она едет, чтобы опять обвинить, унизить, оттолкнуть. Глаза искали на горизонте хоть какую-нибудь фигуру, родную, знакомую. А вдруг мама не возьмет ее с собой, вдруг я ей не нужна, зачем она тогда едет? А если за ней, как сказала Агаша, то, как же бабушка, как ее одну оставить, ведь старушка приютила девочку, они стали самыми дорогими и родными людьми. Сердце готово было лопнуть от всех этих мыслей, и вдруг на горизонте вырисовался силуэт. Женщина шла с тяжелой  сумкой. Дашка бросилась бежать на встречу. Когда между ними осталось пара метров, девочка остановилась, она не сразу узнала маму, поседевшая, постаревшая женщина, за пол года так изменившаяся, но это была она, без сомнения. Елена остановилась, поставила сумку на землю, пала на колени прямо в пыль на дороге и протянула руки к дочери.
-Дашуля, доченька, прости меня, прости свою дуру мать, прости, если сможешь. Я боялась, что не найду тебя, малышка.
Видя слезы матери, Даша тоже заплакала, она бросилась к ней, подняла с колен и обняла.
-Мама не плачь, не плачь, пожалуйста, мое сердце итак сейчас лопнет, пойдем, нас ждут.
Они потихоньку пошли.
-Как тетка Ольга?
-Она давно умерла, дом пустой.
-Так, а ты где живешь, неужели одна?
-У соседки, бабы Агаши, она классная, тебе понравиться.
-Прости меня, прости, если сможешь.
-Как я тебя ненавидела за дочку, думала никогда не прощу, Агаша научила меня прощению, и если ты меня когда-нибудь искренне любила, то ты должна понять, что ты у меня отняла навсегда. Я думала, что никогда не прощу тебе твоего предательства, что ты поверила ему, а не мне. Но однажды я поняла, что любовь к тебе больше ненависти, не смотря не на что.
-Ты повзрослела, моя девочка, стала сильной, я очень тебя люблю. Я не одной ночи не спала эти пол года, все думала о тебе и о том ребенке, если б можно было прожить все заново.
-А что же не приехала?
-Сначала злость кипела, а потом стыдно было. 
Аграфена тем временем, надев чистенькое платье, собрала на стол и села возле окошка ожидать гостью. Вскоре она увидела идущими по дороге неспешную пару. Женщина была нестарая, лет сорока с виду, только голова, видно было издали, наполовину седая. Брючки черные и цветная блузочка. Волосы забраны сзади, лицо измученное, как успела заметить Агаша. Такой представилась перед старушкой гостья, они вошли во двор, Агаша встала, чтобы встретить их у порога. Двери открылись.
-Здравствуй, гостья дорогая, проходи, не стесняйся.
Старушка прошла в комнату вперед и села на край кровати.
-Здравствуйте, бабушка Аграфена,- женщина поклонилась,- спасибо вам за дочку мою, что не прогнали, пожалели.
-Да ты проходи, милая, у порога не разговаривают, звать-то тебя как, величать?
-Зовите Леной, бабушка, вашего отчества не знаю,- женщина разулась, прошла и присела на стул. Даша тихо присела на диване.
-Да нет у меня отчества, Агашей даже дети зовут, а ты Елена, стало быть. Ну и ладно, мойте-ка руки и давайте к столу, чайник стынет. Старушка, разлив чай по чашкам, строго взглянула на Елену.
-Позвала с собой?
Лена опустила глаза, ей кусок в горло не лез, было стыдно и не удобно перед этой чужой старушкой. Женщине казалось, что она как рентген, всех видит насквозь, уж очень у нее был взгляд жесткий и пронзительный. Лена только кивнула головой.
-Хорошо, девка, буду говорить при Даше, ты не смотри, что она мала, она уже все своим умишком понимает. И вот, что я тебе, Елена, скажу, а ты слушай. А там хочешь, обижайся на старуху, хочешь - нет, дело твое. Только что же ты за мать такая, которая только о себе думает? И что же за любовь такая, когда на мужской орган детей обменивают. Мне уже почти 80 лет, а я всякую жизнь повидала, и любовь видела всякую. Но, чтоб в кобелиной похоти обвинять дитя неразумное? А ты защитить ее от срама и насилия не подумала, это тебе ни разу не пришло в голову? Ты только свои переживания имела, а чтоб девку защитить, да учиться отправить, тебе и в голову не пришло.
Даша  взглянула на Агашу и опустила глаза, она ни разу не слышала, чтобы старушка так ругалась, девочка вышла во двор, а то у Дарьи лицо со стыда пунцовым стало.
-Ты бы видела эту пичужку, сколько горя она выплакала, сколько стыда натерпелась.
-Простите,- женщина не смела глаза поднять со стыда.
-Да ты у нее, а не у меня, всю жизнь прощения просить будешь. Дашка давно простила тебя, только тебе до смерти будет казаться, что ничем не искупить грех этот, этот стыд, как тень будет всю жизнь стоять между вами. И за что вы, бабы, детей предаете, да души губите, за мужиков, да не один из них со дня сотворения мира не стоит ни одной детской слезинки. За детей надо бороться, для них жить, в них всю душу вкладывать, а не в то, чтоб ножошки пошире раздвинуть. Вот она – эта птичка, твое будущее, женщина, а где же твой кобель, что он не с тобой?
-Прогнала я его,- Лена утирала платочком слезы.
-Да за что же, позволь понять старухе?
-Баб стал в дом водить, вот и прогнала.
-Да, вот, значит, как, чужих теток пожалела, а за свою дочь не заступилась, вот какая цена тебе как матери. Вот заберешь ты ее домой, а как обратно он явится, будет в ногах валяться, прощения просить, и примешь. А Дашке-то, куда потом деваться, в петлю лезть? Ведь второй раз не перенесет ее душа изгольства. А то просто поспорите, и прогонишь, опять, это что, щенок - можно принять, можно выгнать. Душа это живая, драгоценная в глазах Божьих, никому не позволено об нее ноги вытирать, ни чужому, ни родному. Хотела я тебя, баба, наказать вместе с супружником твоим, да ради Дашки пожалела, чтоб ей не плакать о тебе. Вот, что я тебе еще скажу, не увезешь ты девку отсюда, если сама она того не захочет. Воля ее, да и если поедет, помни, коль обидишь девчонку чем, суд мой тебя скоро найдет, заговорила я ее. Коль обидит ее кто, чужой или родной, уж лучше было бы тому не родиться. Потому, как все святые от обидчика отвернутся, и все худое вернется по кругу к нему с умноженной силою. Вот где истина-то, когда говорят, что слово убить может. Вот тебе мой сказ, а сейчас поступай, как знаешь, на меня обиды не держи я отходчивая. Хочешь, гости у меня, хочешь - домой езжай, только более я к этой теме не вернусь. Хватит и с тебя позора. Пойду я к соседке схожу, а вы подумайте, поешьте, приду – объявите о своем решении, но помни, что я тебе сказала.
     Старушка встала и пошла тихонько на крыльцо. А Елена осталась сидеть как пришитая, давно ее так никто не отчитывал. Да и права была старушка, возразить-то нечем, во всем права. Легко прогнать или уйти, хлопнув дверью, очень трудно начинать все сначала. А еще труднее признавать свои ошибки, свою неправоту. Аграфена вышла на крыльцо, девочка сидела на скамеечке, старушка улыбнулась, погладила Дашку по голове, - ты прости, дочка, так надо было, иди, зовет, поговорите, а я пойду у Аси посижу, потом приду. 
Девочка пошла в избу, а Агаша, как скрылась головка Даши в сенях, отправилась в сарай, на старый сеновал, не хотела она говорить с Асей и ни с кем другим, хотелось одной побыть, у Бога прощения вымолить. Перегнула, видно, Агаша палку, набросилась на женщину, ей бедной итак тошно, да тут старуха еще учить взялась. Ох, и дурная стала на старости лет, написано же, «не суди», люди с годами мудрее становятся, а я, видно, наоборот, на людей кидаться стала. Ругала себя старушка да ругала. Потом среди сена встала на колени и стала молиться, чтоб простил ее, старую дуру, Господь. Чтоб девчонка с матерью нашли общий язык, да чтоб остались все у нее, жалко было расставаться с Дашкой, хоть ей и учиться надо. Жаль и Елену было, нельзя их сейчас отпускать, пусть хоть недельку погостят, успокоятся. А как соберутся, надо хоть адрес спросить. Сроднилась Агаша с девочкой. Напомнила она старухе Ефимушку маленького, вот также к нему душа прикипела когда-то. Ни за какие сокровища не отдала б она ни Ефима тогда, ни Дашу сейчас. Да только на все воля Божья,- старушка вздохнула,- мать ведь она все-же, скучала Дашутка по ней. Господи, научи правильно поступить, как будто, сердце вырывают, Отец Небесный, как пережить нам всем этот день, научи. Может тогда, когда за сынком мать его приезжала, провела бы она женщину к Ефимушке, что бы было, может, и уговорила бы она его. Увидел бы, и смягчилось бы детское сердечко, забрала бы мальца. Как бы жизнь его сложилась. Не отдала тогда Агаша сынка, да и он не нашел в своем сердечке прощения, сильна была обида от предательства. А сегодня все иное. И Даша старше, и сердечко ее простить смогло, сама же старая умывала девку с заговорами, чтоб она сердце не рвала от горя, что ж теперь, на все воля Божья, не имеет прав Агаша Дарью удерживать.
-Господи, дай мудрости старухе, глупой бабке, научи любить людей всех, а не только своих, дай Елену полюбить и простить, помоги, Господи, на Тебя эту ношу взваливаю, Ты Сам реши эту судьбу, пусть будет, как Ты решишь, Господи. А нам даруй терпения и мудрости,- просила старушка.
Умом-то Агаша понимала, что надо ехать Дарье в город, поступать куда-нибудь ведь июнь кончается, в сентябре учеба начинается, а может старушка сама в город переберется к Ефиму, там Никитка опять же, а может, и нет. Ну, наверно, уже пора, давно я уж тут, прости меня за все, Господи,- старушка перекрестилась, поклонилась до земли, поднялась с колен и, отряхнувшись от соломы, пошла в дом.            
                     Настало утро расставания. Два дня прогостила Елена у Аграфены, и Лене показалось, что она уже пол жизни знакома с этой своенравной и властной, но ужасно доброй старушкой. Сначала женщине было неуютно, еще бы, такой разговор пришлось пережить, но это сразу как-то все поставило на свои места. Не пришлось ничего рассказывать и оправдываться, врать и придумывать, как будто от мамы выволочку приняла, которой уже давно нет. Даже странно, не хотелось уезжать. Было здесь умиротворение, спокойствие и любовь. Непонятно, как в этой хрупкой, маленькой, седой и беззубой старушке уживается столько жизни, доброты, энергии и любви. Где Агаша черпает силы и, кажется, совсем не устает. А даже наоборот, старается во всем помочь, угодить и все желания исполнить, как добрый джин. Елена вспомнила и удивилась, как вчера к вечеру Дашка заикнулась про пельмени, так старушка тут же соскочила заводить тесто, молоть мясо и не лень было ей, на ночь, глядя, вошкаться со всем этим. Такой предстала Елене Аграфена. А может это просто от боязни одиночества, но ведь она в любой момент может вернуться в город к детям, так ведь живет здесь, в глуши одна. И что-то было в Агаше такое, что нравилось Елене все больше и больше. Хорошо было возле нее, а Дашка так вообще к старушке приросла, но расстаться придется, девочке учиться надо, а к Агаше можно приезжать в гости. И тут Елена поймала себя на мысли, что сама бы сейчас окунулась в детство и всю оставшуюся жизнь прожила бы здесь, с Агашей. Дарья думала, что никогда низачто не забудет Агашечку и будет обязательно по возможности чаще приезжать. Стоя за калиткой, каждый думал о своем. Старушка, наконец, прервала эту пытку, - Идите с Богом, Бог даст, свидимся, - вздохнула тяжело и пошла к дому. Толи показав, что прощание окончено, толи, чтоб самой не расплакаться.      
   
6.Начало

Дашина жизнь, казалось, сделала вновь виток, как бы возвращаясь на исходную позицию. Кто-то из великих сказал, что жизнь движется по спирали. Жизнь с мамой потихоньку налаживалась. Осенью Дашка пошла учиться в техникум, на юридический факультет. Дашка станет юристом. Денег уходило много, за учебу, на дорогу до техникума, на текущие расходы. Мамина зарплата почтальонки не спасала, денег катастрофически не хватало, мясо и колбасу не покупали с лета, пробивались на картошке и «бичпакетах». Елена еще устроилась дворником в соседнюю организацию, за такую же унизительную зарплату, а работать приходилось много. Семье приходилось очень трудно и физически и психологически, кроме уроков на Дашку легли все домашние дела.
                      Однажды, ноябрьским вечером, явился Сережа, пьяный, злющий. От каждого его удара ногой в дверь, Дашка подскакивала на стуле от страха. Мамы не было дома, она еще не вернулась со своей дворничьей работы. Казалось, что ад вернулся и вот-вот всех поглотит. Пинки в дверь, сопровождаемые отборным матом, не прекращались.
-Открой, сука!
-Мамы нет дома.
-Открой дверь, а то я ее вынесу, я вернулся, и я тут прописан, открой, Ленка!
-Мама на работе.
-А ты кто?
-Даша.
-Даша?- наступила пауза - Дашенька, дочка, открой. Я соскучился, я же люблю тебя, Дашенька, девочка моя, открой.
У Дарьи молча катились слезы, ужас расползался по всему телу, страх парализовывал. Бывший отчим стал стучать в окно.
-Дашутка, девочка моя, сладенькая моя, открой, пусти меня.
Девушка молчала, только глаза расширились от ужаса.
-Лучше открой, сука, я сейчас в окно залезу, хуже будет.
И в довершение своих слов, мужчина стал стучать по стеклу сильнее, и стекло треснуло. Он стукнул по нему еще раз, и первое стекло выпало внутрь рамы. Дашка как опомнилась, схватила телефон и стала судорожно набирать 02. Сергей старался руками выдрать саму оконную раму. Наконец ответили по телефону.
-Лейтенант Потапов, слушаю…
-К нам вор лезет, окно ломает, пьяный мужик, скорее, я дома одна.
-Адрес?
-Кирова 7
-Ждите, наряд выезжает.
Девушка не спускала глаз с окна, он уже выдернул крестовую перегородку в середине рамы, верхнее стекло волшебным образом висело непонятно на чем. Отчим пытался залезть в окно, он страшно орал и ругался матом. Его руки были все изрезаны в кровь. Крик, мат, треск ломающегося дерева, звон бьющегося стекла, кровь, Дашка вошла в стопор, будто окаменела и онемела.
-Ах ты, сучка, я тебя сейчас научу любить и слушаться.
Что-то произошло, очень быстро произошло, мужчина оступился и сорвавшаяся нога не нашла опоры, и он грудью рухнул на торчащий осколок, всем весом своего пьяного тела. И кусок стекла, который непонятно на чем держался сверху, сорвался и воткнулся ему в шею. Слов уже не было и угроз не было, только кровавая пена изо рта и широко открытые глаза. Кровь, много крови, которая быстро занимает все пространство на подоконнике и стекает по стене. Тошнота подступила к горлу. Сколько времени прошло, девочка не знала, только эта картина и предстала перед ОМОНом, приехавшим по вызову. Мужчина, который висел  на подоконнике, его локти, зацепившиеся за остатки рамы, не давали телу сползти вниз. Одна нога стояла на фундаменте, а другая безжизненно свисала. И кровь, много крови. И подросток, парализованный страхом напротив окна с трупом. Один омоновец снял маску и что-то передал по рации, остальные пошли, наверно, в машину. А этот без маски обратился к Даше.
-Это вы вызывали милицию, впустите меня?
Девочка как опомнилась, подошла к двери и скинула крючок. Омоновец предъявил удостоверение, в котором Дашка все равно была не в состоянии что-то прочитать, и прошел за девушкой в комнату. Дарья села на диван, руки все еще тряслись. Мужчина присел на стул, с сочувствием взглянул на Дашку.
-Майор Рожков, вам нужен врач?
Девушка отрицательно мотнула головой.
-Мы здесь уже не нужны, сейчас приедут криминалисты, я дождусь их с вами, вам точно не нужен врач?
Даша не успела что-то сказать, вбежала Елена, уже оценившая весь кошмар с улицы. Девочка кинулась на шею к матери, и ее будто прорвало, слезы катились градом, просто истерика случилась.
-Ну, слава Богу, я уж думал, как бы девчонка от шока не онемела, а раз так, то сама справиться,- подал голос омоновец.
-Да нет, мы теперь уж тут сами, только куда его девать, ну, труп?
-Сейчас криминалисты подъедут, и дознаватель, они вас опросят и труп заберут.
-Хорошо, - женщина продолжала обнимать плачущую дочку.
-Ну, тогда я оставлю вас, - мужчина повернулся к выходу, - мы вам здесь уже ничем помочь не можем.
Когда Омоновец ушел, Елена уложила Дашку на постель. Порылась в аптечке, которой служила картонная коробка и принесла дочери таблетку.
-Выпей, Даша, и поспи, тебе легче будет,- протянула стакан воды,- это успокоительное, поспи, дочка.
Дарья проглотила таблетку и легла.
-Ты посидишь со мной?
-Конечно, пока милиция не приедет.
Девочка укуталась одеялом, закрыла глаза. Елена сидела рядом и гладила дочку по голове. Толи от присутствия маминой руки, толи от действия лекарства руки перестали трястись, веки отяжелели, захотелось уснуть и обо всем забыть, только бы мама не уходила. А Лена думала о своем. Бедная девочка, сколько ей пришлось пережить, и как я была так слепа, как не видела и не хотела видеть. И как он смог меня убедить и настроить против своей дочки, как я захотела отказаться от своей внучки, правда говорят: любовь зла – полюбишь и козла. И вдруг так ясно вспомнились слова Аграфены, будто ее голос зазвучал снова: « …коль обидит кто,…все худое вернется по кругу к нему с умноженной силою. Вот где истина-то, когда говорят, что слово убить может…» Что получается, что старушкины молитвы спасли сегодня Дарью, и правда, даже жутковато. Да нет, это просто мы все переволновались, и мерещится всякое.
Когда девушка проснулась и вышла на кухню, мама собирала в ведро осколки стекла. Было ужасно, трупа уже не было, но везде следы и кровь, которая везде где можно натекла, а сейчас лежала черными сгустками, как студень и мерзко все воняло. Было противно, и тошнота подкатывала к горлу.
-Мама, поехали к Ефиму, я не смогу тут сегодня быть.
-Даша, поздно уже, да и завтра здесь вообще будет вонять ужасно.
-Ну и что, подумаем об этом завтра, все равно нам сегодня не убрать все.
Дарья уже набирала номер Большого брата.
-Дашенька, как ты вовремя, у нас Агаша гостит, мы хотели завтра к вам съездить, как у тебя дела?
-Ты можешь приехать сейчас за нами?
-Конечно, что случилось?
-Увидишь.
-Ладно, говори адрес.
-Кирова 7, ждем.
Лена боролась с кровью, сметая ее в совок. И в какой-то момент женщину стошнило в это-же ведро.
-Я не могу это видеть, я не смогу тебе тут помочь, извини, - девушка ушла в комнату.
Елена поставила ведро, умылась и зашла к Даше.
-Дашка, надо прибирать, а я не могу, меня все время тошнит,- женщина заплакала.
-Мамочка, - девочка обняла Лену,- пожалуйста, не плачь, его нет, он уже не придет, все кончилось. Мы завтра все приберем, я помогу тебе, займем денег на новое окно, и будем жить дальше, еще лучше жить. Только сегодня давай уедем к Ефиму, там бабушка приехала, я соскучилась по ней.
-Но я даже не знакома с Ефимом, это более чем неудобно.
-Это Агашин сын и он хороший, он тебе понравится и он вдовец.
-Даша, как ты можешь, ты что, сводней стала?
-Кстати, мамуля, это классная мысль, я об этом, признаться еще не думала, но теперь точно подумаю.
-Дурочка, надо об учебе думать, а не о глупостях.
Зазвонил телефон, Ефимушка, Дашка ответила, - да?
-Дашенька, мы у ворот, - мужчина не успел договорить, абонент отключился.
Дарья пулей вылетела в одном халатике, только одев бурки на ноги. За воротами стояла знакомая тойота и Ефим с Борисом ждали у калитки. Девушка бросилась на шею большого брата.
-Ого, - заметил Боря, - а меня?
Даша и Бориса обняла, но не так жарко и радостно.
-Что случилось?
-Пойдемте, сами увидите.
Проходя мимо кухонного окна, Борис присвистнул, Ефим промолчал. Пройдя за Дашкой в комнату, большой брат объявил свое решение.
-В общем, так, милые дамы, знакомиться будем по дороге, а сейчас быстренько в машину.
-Меня зовут Лена, простите нас, вы поезжайте с Дашей, тем более что Агаша там, а я здесь прибирать останусь.
-Леночка, вы меня не поняли, мы никуда без вас не поедем.
-Вы плохо знаете Агашу, - вмешался в разговор Боря, - она нас тут же отправит обратно за вами, и еще в немилость впадем. Избавьте нас от этого, поехали.
-А как я дом оставлю практически открытым, алкаши телевизор упрут, им на бутылку, а нам не купить потом.
-Я думаю, - сказал Ефим, - никто в эту кровавую кашу не полезет, это-же не отмыть потом, а кому нужны проблемы с органами.
-Может вы и правы, все равно у меня сегодня уже сил ни на что нет. 
-Мамочка, мы ждем тебя, одевайся быстрее.
И Дашка с Борисом вышли. Следом вышел Ефим. Через пару минут они вчетвером уже ехали.
-Кто это там остался на окне? – поинтересовался Боря.
-Отчим, - ответила Дарья.
-Он как совсем остался или частично?
-Совсем.
-В смысле соскребли?
-Боря, - одернул большой брат.
-Его криминалисты сняли, - пояснила Лена.
-Жестко, - заметил Борис не унимаясь.
-Мы уже не жили с ним давно, а вчера он для себя решил, что может вернуться.
-Так это он сам так неловко упал, - спрашивал Борис.
-Сам, он окно пытался выдрать, ну и сильно пьяный был, - объяснила Дашка.
-Может уже хватит, Боря, девочки, если захотят, сами все расскажут, но что-то мне подсказывает, пора забыть об этом.
Когда приехали, Агаша встретила всех в коридоре, Дашка сразу же бросилась старушке на шею.
-Пичужка моя, хотелось мне с тобой напоследок повидаться.
-Почему напоследок?
-Об этом потом, а сейчас пойдемте, пойдемте все в комнату.
Елена чувствовала себя неловко.
-Проходи, дочка, не стесняйся, - успокоила ее старушка.
В комнате уже был накрыт стол, и Анна внесла огромного дымящегося гуся на блюде, обложенного печеными яблоками и картошкой.
-Дашка, привет, - поздоровалась Аня, - пошли на кухню руки мыть.
-Пошли.
Девушки исчезли сразу. Ефим, видя стеснение Лены, приобнял ее за талию, - пойдемте тоже руки вымоем.
Когда, наконец, все собрались за столом, Агаша, как всегда, прочитала короткую молитву, а потом села, и все сели тоже.
-Ну вот, я рада, - поясняла старушка, - что мы здесь все вместе собрались. Я очень счастлива, что всех вас повидаю. Но хочу объявить сразу всем, что я с вами, дорогие мои, последний раз ужинаю. Потому как завтра с утра Ефимушка увезет меня в монастырь, я давно собиралась, еще весной. Но видит Бог, не все от меня зависело, но теперь пора.
-Бабушка, может, еще поживешь с нами, - спросила Аня, - ведь в монастырь успеешь?
-Нет, касатка, сама вчера видела, что пришлось отказать больному человеку, а он издалека добирался, надеялся. Так теперь на душе противно, видимо пора отдать Господу обещанное. Поэтому давайте сегодня грустить не будем, а будем наслаждаться друг другом и временем, проведенным вместе. Простите, мои милые, что за чужими на вас у меня почти не оставалось времени, а порой и сил. Сегодня я отвечу на все ваши вопросы, о чем бы вы меня не спросили, чего никогда не делала раньше. Но сначала кушайте, дорогие мои, кушайте.
Дашка оглядела всех сидящих. Тоня сидела с мужем, которого Дарья видела первый раз. И еще сидел какой-то мужчина, незнакомый, девочка повернулась к Ане.
-А там кто?
-Это чудовище позавчера явился с письмом к Агаше, пьяный в дрова, бомжара – чистой воды. Зашел и рухнул в коридоре, а письмо в руке было. Отец и привез бабушку, потому как этого Володю было невозможно с места сдвинуть. Мы его кое-как на кровать утащили. Прикинь, Дашка, бабушка сказала, что он почти год до нее добирался, он вообще где-то на дальнем востоке живет.
-А что он тут делает, Агаша и его подобрала?
-Да нет, он завтра тоже уйдет, надеюсь навсегда.
-А Агашечка его что, от алкоголя лечила?
-Не знаю, об этом не положено спрашивать, чтоб не испортить лечения.
За Еленой гостеприимно ухаживал Ефим, он и посадил женщину рядом с собой.
-Можно спросить вас, - подал голос Владимир, - я так неловко себя чувствую, все вокруг чужие, не одного знакомого лица, проснулся и сразу за стол. В чужой квартире, с чужими людьми.
-Что ты хочешь знать, сынок, - ответила Агаша.
-Как я тут оказался?
-Хороший вопрос. Ты помнишь старушку, которая дала тебе письмо ко мне?
-Смутно, помню только, что пропил ее деньги, а потом эта ведьма день и ночь перед глазами стояла. И письмо два раза выбрасывал, а потом перерывал все контейнеры на помойке, чтоб найти его.
-Так вот, милок, ведьма эта, как ты не хорошо и неуважительно ее назвал, сильна была при жизни. И однажды я просила уважаемую о помощи, нужно было двенадцать мастеров собрать, чтоб помочь умирающему мужчине. Вот должок за мной и остался. Имя ее – Мария, запомни его, сынок, до конца жизни молись за ее душу. Кабы не просьба Марии, я бы даже и не взглянула на тебя, потому как отошла уже от дел по старости. Но из уважения к ней, два дня я не отходила от тебя, травами и заговорами лечила, чтоб ты в ум и память вошел. Так вот пить ты больше не будешь.
-А бабка та, Мария, что-ли. умерла?
-Господь упокоил ее душу, дух ее и воля привели тебя сюда.
-А что будет если выпью?
-Ну, что ж, попробуй, только ты экспериментировать не торопись, тебе противно будет до рвоты, а если снасильничаешь над собой и выпьешь, обсерешься тут-же. Это мое наказание тебе, и так будет всегда.
-За что наказание?
-За то, что старухину просьбу сразу не уважил, да ты не сердись на меня. Для того это еще, чтоб ты, мил человек, понял, что Бог всегда рядом, и не оглох, чтоб слышать. Ты просил в храме Господнем, чтоб не пить, вот Господь и помог тебе и не всёли тебе равно, чьими руками.
-Что ж, спасибо, только потому может я и пил, что не нужен ни кому.
-На это у меня тоже совет найдется, возьмешь у Ефима адрес отца Алексея, он большое, благое дело затевает, всякие руки нужны, думать некогда будет. Более скажу, хочешь – верь, хочешь – нет, а быть тебе отцом Владимиром.
-Это попом что-ли?
-Там твоя доля и твое место от Бога.
Все молча слушали, кто жалел Володю, а кто хотел быстрее проводить его и забыть. Агаша, видя мысли каждого, осуждающе покачала головой.
-Милые мои, я понимаю, что сейчас Володя вызывает у вас противоречивые чувства, но поверьте, совсем скоро вы не узнаете этого человека. И очень прошу вас уже сейчас отнестись к нему с уважением, ибо в его приходе найдут приют и облегчение много заблудших душ.
Агаша продолжила, глядя на Владимира, - он на свои деньги построит лепрозорий, где сотни человек будут молить, и благодарить за него Бога.
-Ничего себе, - Владимир был не просто удивлен, просто ошарашен, - а что такое этот лепрозорий?
-Сынок, это место, где живут прокаженные.
-А что эта болезнь не канула в веках? - спросила Тоня.
-Нет, дети мои, она не только не канула, но и процветает до сих пор, только в медицинских институтах ее даже не преподают.
-Почему? – удивился Ефим.
-Не знаю, наверно, потому что до сих пор не нашли лекарства от нее, и инкубационный период у этой заразы до пятидесяти лет.
-Странный юмор у Господа, - Владимир все еще не мог прийти в себя от услышанного.
В ответ старушка рассмеялась.
-Ну а ты, девка, что грустишь, - обратилась Аграфена к Елене, - думаешь, на что окно купить, не думай, я тебе его подарю. Могу я хоть какой-то подарок тебе сделать. Я только просить тебя хочу кое о чем, но потом, наедине.
-Спасибо, - Елена смутилась.
-Да пока не за что. Ну, вижу я, у всех вопросы возникают, что ж, пойду я к себе, пойдемте, по очереди, уважу всех. Пойдем, дочка, - позвала Елену, - вижу твое замешательство.
Лена встала и пошла за старушкой. В маленькой комнатке было уютно, не смотря, что из мебели был только комод и кровать. На комоде стояли иконы, и горела лампада. На полу толстый шерстяной ковер. А на окне старые плюшевые шторы, какие, наверно, остались только в стариковских жилищах.
-Садись, милая, на кровать, а я постою, я вот о чем хочу поговорить. Ты не гневайся на старуху, времени мало остается, а хочется все успеть. Я ведь вижу многое, чего вы про себя еще не знаете и узнаете не скоро. И я вижу, что тебе понравиться Ефимушка мой, и поверь, в этом нет моей руки. Вот о чем я хочу тебя попросить, ведь для меня он все такой же испуганный и несчастный малыш, которого я когда-то подняла из дорожной пыли. Дорог он сердцу моему, очень дорог, прошу тебя, Елена, не обижай его, уважай, а уж любить Ефим умеет.
-Да что вы, я даже и не думала о нем, вы не подумайте, мне даже не ловко.
-Не думала, так подумаешь, только помни мою просьбу. Я знаю, что ты бабенка не плохая, только не тем мужикам любовь свою несла, и за любовью своей ты, дочка, ничего вокруг не видишь. И через любовь свою от внучки отказалась, чуть дочку не угробила.
-Верно, через нее, проклятую, верила ему больше чем себе, а сегодня, верите, ни чего не дрогнуло. Смотрю на Сергея мертвого и никаких чувств. Ни любви, ни ненависти, ни злости, не жалости, ни сожаления. Будто он пустое место, о собаке сдохшей больше ревут. Будто не было его и прожитых вместе лет не было, надо же так все было испоганить. А когда-то по нему с ума от ревности сходила, какие чудеса творила, даже вспоминать стыдно.
-Вот и не вспоминай, начни жить теперь заново, а я тебя благословляю. Благословляю и тебя с Ефимушкой, только ему не говори о нашем разговоре, все сказанное только для твоих ушей. Все само придет, хватит ему о Лизавете скорбеть, не смотри, что он старше тебя, как мужчина, еще долго в силе будет.
-Да что вы, - Лена смутилась, - мне неловко даже.
-Да что ты девица, что ли, краснеть, все это жизненно и важно.
Старушка взяла икону с комода, поцеловала оклад.
-Становись на колени перед Святым ликом.
Елена встала тут-же. Агаша перекрестила женщину иконой.
-Благословляю на долгую семейную жизнь с Ефимушкой моим. Хотя вы оба еще того не ведаете. Поцелуй икону и вставай. Лена поцеловала оклад и поднялась.
-А икона Святая пусть с вами будет, дорогая она очень, не смей продавать, отдавай по наследству. Икона эта родовое наследие, семнадцатого века, сильная икона, а теперь бери ее и иди с Богом, Анну мне пошлешь.
Женщина вышла в зал с иконой в руках, Ефим встал ей на встречу.
-Агаша Анну ждет, а мне икону подарила.
-Ну и ладно, давай поставим ее на стенку, а завтра возьмешь с собой.
Анна сразу встала и пошла к бабушке. Лена села на свое место за столом. Ужин продолжался, только кто-нибудь исчезал в Агашиной комнате, а потом возвращался. Но после разговора со старушкой, Елена как-то с другой стороны стала смотреть на Ефима. А он как хозяин был вежлив и гостеприимен. За окном уже спустились сумерки, да и время уже было позднее. Когда часы на стене пробили двенадцать часов ночи, большой брат встал, извинился перед всеми.
-Анна, на тебя оставляю гостей, а меня извините, я прилягу с Никиткой, мне завтра за руль, простите еще раз.
И ушел. Тоня пересела на его место к Елене.
-Ну, теперь по старшинству мне придется тебя развлекать.
-Да не надо, мне не ловко даже.
-Меня зовут Антонина, поэтому давай по проще, мы все тут среди своих, так что привыкай. Ты только Никитку не видела, он уже спал, когда вы приехали, остальных ты всех уже знаешь. Даже Владимир освоился, курить без конца с Андреем бегают.
Елена улыбнулась. Дашка с Аней ушли стелить всем постели, надо же было всех разместить.
Через какое-то время все улеглись. Тоня с Андреем на такси уехали домой. Анна с Дарьей помыли посуду. И Дашка, почистив зубы, тоже отправилась спать. Ей постелили на раскладушке в комнате с Агашей.
-Как же я соскучилась, Агашечка, все думала, когда ты меня позовешь, а ты все не звала.
Старушка рассмеялась и обняла девочку.
-Я оставила тебя напоследок, чтоб как школьницы, проговорить всю ночь.
-Так мы что, совсем спать не будем?
-А ты хочешь спать?
-Конечно, нет, ведь я тебя больше не увижу.
-Девонька моя, а я думала, ты устала, ведь столько событий было у тебя сегодня.
-Ну и что, зато я тебя вижу и вся ночь наша.
Старушка утерла слезы.
-А ты, бабушка, не устала?
-Есть немножко, но я успею отдохнуть, ведь мы с тобой больше не увидимся. Да и очень трудно с родными расставаться, а прощаться я вообще не люблю.
-Но ты не изменишь свое решение?
-Нет, я обещала Господу.
-Можно я с тобой лягу, как раньше, будто гроза?
-Конечно, - старушка откинула одеяло.
-И ты даже молиться не будешь сегодня?
-Господь простит, у меня будет еще время для молитвы, да и молитву надо обдумать.
-Как хорошо, что я с тобой и как плохо, что мы больше не увидимся.
-И ты даже ничего не хочешь больше узнать, как все?
-Нет, я не хочу больше знать вперед, пусть все идет, как идет.
-Умничка, когда не знаешь, жить легче. А знания – тяжкий крест, его тяжело нести.
-Я итак знаю, что все будет хорошо, мы наведем порядок и будем жить дальше, отчима больше нет. Мама снова не собирается выходить замуж, да пока и не за кого.
Старушка промолчала в ответ, только обняла девочку крепче, не зачем Дашке голову раньше времени забивать, когда все еще скрыто. Все узнает, когда случится, пусть все идет, как идет. Дарья прижалась к старушке и незаметно для себя уснула.
Когда Елена проснулась, уже рассвело. На часах было семь часов, проспала,- подумала женщина,- обычно многолетняя привычка не подводила, в шесть часов под радио глаза сами открывались. Она заправила постель и вышла, чтоб найти ванную. В коридоре Лена столкнулась с Анной.
-Доброе утро.
-Доброе, а Дашка встала?
-Они все минут десять назад уехали.
-Кто все, куда?
-Ну, Агаша с Ефимом уехали еще в пять утра, и забрали с собой Владимира. А десять минут назад Боря повез Никитку в садик и Дашку в техникум.
-Тогда я тоже сейчас умоюсь и поеду.
-Необязательно, умоешься, заходи на кухню, я тебя кофе напою, а то сегодня все какие-то спящие.
-Спасибо.
  На кухне вкусно пахло. На столе стояли две чашки с кофе. В тарелке лежали горячие котлеты, они-то и издавали соблазняющие ароматы.
-Лена не стесняйся, бери хлеб, котлеты с чашкой кофе очень вкусно.
-Спасибо.
-Я бы сготовила что-нибудь, но мне сегодня лень, если честно, я все утро всех так кормлю.
-Я уйду, ты сможешь поспать, не выспалась, наверно.
-Папа сказал тебя никуда не отпускать, на работу можешь позвонить, а как он приедет, вместе поедете прибираться. Все равно Борька с вами поедет.
-Зачем?
-Мерки на окно снимать, а пока он за окном ездит, вы с папой все приберете.
-Ну да, в этом есть своя логика, только я не могу просто сидеть и ждать, я поеду одна, а Ефим с Борисом подъедут позже. Все равно они уже адрес знают, а я тем временем хоть что-то выскребу.
-Ну, смотри, тебе виднее, только перекуси хорошенько.
-Спасибо.
И через какое-то время Елена уже шла на остановку, предстоял еще один тяжелый день. С появлением в ее жизни Сергея, у Лены стало много тяжелых дней, притом их количество росло в какой-то математической пропорции. А теперь его больше нет, и я надеюсь, - подумала женщина, - это мой последний тяжелый день. Начнется новая жизнь, все плохое позади, будем тихонечко жить с Дашкой, и пусть будет, что будет. Агашина икона, которую Елена взяла, как надежда, грела душу, вселяла уверенность и уже сейчас, через толщу обернутой ткани придавала сил.                                                                                                                                                                                                            
7.Даша

Вечером Дашка собиралась в гости к однокурснице Алле на день рождения. И Даша с мамой долго выбирали платье, в чем пойти. Мамочка даже истратила все свои сбережения на это дело, чтоб купить все, от плавочек до туфель. И даже остались деньги на парикмахерскую. Алка сегодня в технаре не появилась, правда позвонила и сказала, что помогает родичам готовить на стол. Оставалось дело за малым, заскочить домой, переодеться. Дома работа кипела во всю. Ефим с Борей вставляли новое пластиковое евроокно, Лена хлопотала у газовой плиты. Дашина помощь даже и не понадобилась, наоборот, только мешалась бы под ногами. Оно и лучше, - подумала девочка, - я спокойно соберусь и также тихо исчезну.  И вот Дарья стояла перед дверью подруги, как новенький рубль, не говоря о настроении, хотелось взлететь от счастья, так было радостно и хорошо. Алла была классической блондинкой. С белыми волосами, светлой кожей, голубыми глазами и свойственной, почему-то, блондинкам привычкой думать задним умом. В общем, классическая блондинка, но с ней было легко и весело. Алка была совсем, без каких бы то не было комплексов. Могла припереться в технарь в коротехонькой юбочке, трусиках стрингах и перед преподавателем престарелого возраста уронить ручку, чтоб наклониться, показывая старичку голую попу с веревкой вместо трусиков. А потом долго хохотать с однокурсниками над тем, что было больше у преподавателя: очки, глаза или открытый рот. Бюстгальтер Алевтина не считала частью женской одежды, считая, что его носят бабы, у которых грудь как уши спаниеля, а ей пока прятать нечего. Так получилось, что Алла была полной противоположностью Дарьи, но именно поэтому девочки прилепились друг к дружке, им было весело вместе, и они дополняли друг друга.
  Открылась дверь.
-Заходи, молодец, что пришла, девочки поцеловались.
-Поздравляю, - Дашка протянула пакет с подарком.
-Спасибо, раздевайся скорее и проходи.
Девушка сняла пальто и шапку, по плечам и спине рассыпались волосы, еще пахнущие парикмахерской, завитые локонами.
-Классно, Дашка, тебе идет, проходи в комнату, я сейчас, пакет только брошу.
Дарья едва успела повесить пальто на вешалку и снять сапоги, как Алла уже прилетела и ахнула, - блин, офигенное платье, ну ты вообще, слов нет.
-Не откровенно? – прикрывая грудь руками и краснея, спросила Даша.
-Ты даун?
А платье действительно было шикарное. Лиф из крупного черного гипюра с темно синей атласной подкладкой, все платье облегающее по фигурке. Прямое и длинное из красивого темно-синего креп-атласа, с высокими разрезами по бокам, доходящими до бедра. И с глубоким вырезом на спине, оголяющим всю спину до самой ложбинки на попе, и все это откровение прикрыто этим же гипюром. Трусики пришлось подбирать, чтоб не торчали из платья, бюстгальтер, естественно не предусматривался.
-Подожди, пошли, - Алка утащила Дашку в ванную.
Там перед большим зеркалом на полочке выбрала какую-то заколку и забрала Даше все волосы на затылке.
-Нет, не хорошо.
-Да не надо, - пыталась протестовать девушка.
-Тихо, подожди, не мешай.
И через пару минут все волосы были закручены в шишку и сколоты шпильками, оставили только одну небрежно свисающую прядь, как бы выбившуюся на правом виске.
-Класс, - Аля любовалась своим творением, - вот теперь твой образ полный, и спину голую видно, а то завесила все волосами.
Дарья смотрела на себя в зеркало и не узнавала, действительно было все здорово, вот бы Агашечка увидела свою пичужку такой.
-Все пошли к гостям, а то нас скоро искать будут, у меня еще сюрприз для тебя.
-Какой?
-Увидишь.
В комнате были девчонки из группы и еще парни, пара незнакомых девушек и один незнакомый молодой человек. На него Дашка сразу обратила внимание, он стоял отдельно от всех, спиной к окну, со сложенными на груди руками. Вся его поза говорила, что незнакомец чего-то или кого-то ждет. В светло-серой однотонной рубашке и галстуке в бело-серую полоску, в белых брюках. Высокий широкоплечий кабан, с черными, коротко остриженными волосами, - красивый, - подумала девушка. Еще Дашка подумала: или он окажется тупым быком или я – дура. Девчонки и парни тоже были не плохо одеты, но все заметно проигрывали, в сравнении с Дашкой. Потому что только в Дашином облике чувствовался отменный вкус мамы и шик взрослой женщины, которая выбирала платье для взрослой дочери как для себя. Когда со всеми поздоровались и познакомились, подошел молодой человек, которого заметила Дарья.
Алла представила: - это моя лучшая подруга Даша.
-Знакомься, это мой братец какой-то дальний, но для меня как родной, Алексей.
Алька не унималась, - я вас давно хотела познакомить, это и есть мой сюрприз.
Даша опустила глаза и вдруг разозлилась на Алевтину, будто Дашка просила о знакомстве и долго ждала его.
Алеша взял Дашину руку и поцеловал.
-Рад знакомству, я ожидал красивую девушку, но это просто преступно - быть такой красивой.
-Да ладно тебе, не пугай меня, а сама подумала: и вовсе он не тупой бык.
-А разве комплименты пугают? – молодой человек улыбнулся.
Алексей уже не выпускал Дашкину руку из больших и теплых ладоней. А Дарье чтоб посмотреть на него приходилось задирать голову, потому что Алеша был выше Даши на целую голову.
-Все за стол, короче садитесь, - объявила именинница.
Не нужно говорить, что Алексей галантно отодвинул стул для Даши, когда она садилась, слегка придвинул обратно, а потом сам сел справа от девушки. Девчонки в оба глаза наблюдали и то перемигивались, то хихикали, просто завидовали. У Альки была довольная и хитрая улыбочка. Алеша за столом почти не ел, или ел, но успевал ухаживать за Дарьей, подсовывая ей в рот самые вкусненькие кусочки со своей вилки. От шампанского у Дашки стало совсем весело не сердце, все страхи и комплексы улетучились куда-то, и сама того не заметив, она положила свою руку на колено спутнику. Девушке это показалось приятным – теплое, сильное тело под ладонью, что Дарья прижалась и своей обнаженной ножкой к ноге Алексея. На что Алеша обнял свою даму за талию. Это тоже девочке понравилось, причем он сделал это как-бы, между прочим, не переставая отвечать на какой-то вопрос соседу Юрке, Дашиному однокурснику. И Алексей не лапал, не приставал, а просто обнимал и присутствие мужской сильной и нежной руки доставляло девушке незнакомое раньше волнение, что ей захотелось навсегда остаться здесь, рядом с ним. С другой стороны от Даши сидел другой однокурсник Витька, который, по-видимому, так набрался, что решился погладить по Дашкиной оголенной ноге и кинуть комплимент.
-Ты такая эротичная сегодня, что я уже хочу тебя украсть, почему ты всегда так не одеваешься?
На что Алексей повернулся, и паузой заставив всех затаить дыхание, не повышая голоса ни на полтона, также спокойно ответил вместо обалдевшей от такой наглости Дашки.
-Малыш, еще раз так сделаешь или откроешь свой маленький ротик в эту сторону, я твои длинные ручки оторву и вставлю тебе в попку, да так глубоко, что твои шаловливые пальчики будут мешать тебе разговаривать, я понятно объясняю?
Витька скорчил рожу и пробормотал что-то непонятное, но почему-то ни у кого не возникло сомнения, что именно так бы Алеша и поступил.
Кто-то выкрикнул, нарушив повисшее молчание: хватит жрать, пошлите потрясемся.
И все стали вставать из-за стола. Алексей снова выдвинул стул и протянул даме сердца руку. Подскочила Алька.
-Иди, покури, а?
Алеша шепнул Даше на ушко, - я не долго, - и вышел на балкон.
-Ну, Дашка, рассказывай, - не унималась Аля.
-Что рассказывать?
-Ты дура, как он тебе?
-Ты где его прятала?
-Алешка только месяц назад приехал.
-Откуда?
-Из армии, он в дисантуре был или в спецназе, никто не знает, видала, какой качок, а уходил маленький, я вообще его до армии плохо помню. А вот как он в отпуск приходил, мы с ним зажгли.
-В смысле?
-В смысле все ночные клубы облазили. Дашка, девки-то наши до твоего прихода к Алешке подкатывали, познакомиться хотели, а он их вежливо посылал. Типа у него свидание с принцессой назначено. А тебе ручки целует, девочки кипятком писают, увели мальчика из-под носа, а ты ему понравилась.
-Ты думаешь?
-Ты дура, сама-то не видишь, что ли, что Алешка от тебя не отходит, с руки кормит?
-Сама ты дура и даун.
Алька рассмеялась, - а, понравился, значит.
Вернулся Алексей и стал танцевать рядом. Когда заиграла медленная музыка, молодой человек обнял Дашу обеими руками и прижал к себе. Девушке осталось обнять его за шею и положить голову на грудь, а то глядеть в лицо так близко шея уставала. Казалось, что мужское тело было везде, на спине, на груди, между ног, вокруг. Алеша был такой большой, что мог быть везде одновременно или Дашке так казалось, но это было очень приятно, надежно и уютно. Молодой человек наклонился и что-то шепнул Дашке в ушко, потом поцеловал, слегка коснувшись кожи за мочкой, отчего у девушки закружилась голова, и все тело покрылось мурашками.
-Что ты сказал, я не поняла, - спросила Дарья.
-Может, сбежим отсюда?
-А куда? Я кажется, напилась.
-Погуляем по городу, тебе станет легче, потом я тебя провожу.
-Давай, правда, уже пора.
В этот вечер для Даши не было никого кроме Алексея. Девушка даже и не заметила, что с другими и словом не обмолвилась. И молодые люди быстро обулись, взяв в руки верхнюю одежду, удалились по-английски, не прощаясь. В подъезде Алеша помог Даше надеть пальто, сам надел на девушку шапку и вызвал лифт. Когда двери лифта сомкнулись, Алексей впился в Дашкины губы поцелуем. Девушка прижалась к широкой груди, кружилась голова – толи от захлестнувшей нежности, толи от выпитого. Мужчина покрывал её лицо поцелуями. Ноги подкашивались, все тело стало, будто пластилиновое от сладкой истомы, Даше казалось, что она тает в Алешкиных руках, девушка покачнулась, чуть не сломав каблук новых сапог. Когда двери открылись на первом этаже, молодой человек вынес девушку на руках и присев на скамью, усадил Дашку на колени.
-Чего мы ждем?
-Такси, я вызвал, когда курил на балконе.
-Куда мы поедем?
-Сначала я тебе кое-что покажу, а потом, как только ты скажешь, я доставлю тебя до дома, согласна, солнышко?
-Хорошо, а что ты мне покажешь?
-А это пока сюрприз.
-Не много ли сюрпризов на один вечер?
-Не бойся, зайчонок, тебе понравиться.
-Да?
-Доверься мне, Дашуня.
-А у меня есть выбор?
-Уже нет, машина подъезжает.
Алексей открыл дверцу и посадил Дашу на заднее сиденье, потом обошел машину и сел рядом. Огласил водителю адрес, назвав его командиром.
Даша понимала, что происходит, Алеша везет ее домой, к себе домой и зачем, тоже понимала как белый день. Еще не поздно отказаться и все закончиться, не начавшись, а может, нет, может так и надо поступить, не годиться в первый день знакомства в койку падать. Все мысли перемешались в Дарьиной голове. Алексей держал Дашины руки в своих ладонях, горячих, нежных, больших ладонях. А поцелуи в лифте, так было хорошо. Господи, теперь я начинаю понимать свою маму, я не хочу, чтоб это прекратилось. Надо признаться себе, что я или хочу этого, или просто не хочу с ним расставаться, ну или хотя бы как можно позднее. А потом будь, что будет, блин, что я за дура?
-Даша?
-А, - как бы опомнившись, откликнулась Дарья.
-Ты о чем думаешь?
-Не знаю, меня тошнит, - почему я так сказала, может потому что меня и вправду начинает подташнивать.
-Остановимся?
Вот он - решающий момент, скажи «да» и все повернется вспять. Проводит тебя пешком до дома и все, а вдруг я его завтра не увижу, ну уж нет. Даша даже не поняла, как последнюю фразу «ну уж нет» произнесла вслух, сама все решив. Алеша рассмеялся, прижал девушку к себе, обнял и шепнул на ушко - не бойся, котик, я ничего не сделаю из того, чего ты сама не захочешь, пока ты сама не захочешь. В этом то и проблема, - подумала Дашка, - что я сама не знаю чего хочу, вернее, хочу все.
Машина остановилась, Алеша вышел, расплатился с водителем и, открыв дверцу, подал Дашке руку. Девушка не успела выйти, как он захлопнул дверцу, и такси умчалось.
-Ты, на каком этаже живешь?
-На 8 и лифт не работает.
-Блин, я сломаю каблуки и умру где-то между 2 и 3 этажами.
На что мужчина подхватил девушку на руки и понес.
-Будешь открывать двери, раз у меня руки заняты.
-Ты что меня до 8 этажа понесешь?
-Понесу.
-Тяжело.
-Не тяжелее полного боекомплекта, к тому же если ты сломаешь каблуки, теща мне этого не простит.
-Кто?
-Твоя мама.
А, ну да мы сапоги с ней всего несколько дней назад купили, даже муха не сидела.
-Ну, вот видишь, поэтому никогда не спорь со мной.
-Что никогда нельзя?
-Если только по делу, да?
-Ладно.
-А я ведь давно тебя знаю.
-В смысле?
-Алька мне еще в прошлом году твою фотку выслала.
-Зачем?
-Я просил фото самой красивой девушки.
-А почему она мне ничего не сказала?
-Я просил не говорить.
-Почему?
-А зачем, я вставал и ложился с твоим фото, мечтая, как приеду и познакомлюсь с тобой, а сегодня ты вошла в этом платье, с разрезами до бедра, с голой спиной, я все, ушел в осадок, понял, что стоило столько ждать.
-А если б у меня был парень, и я не захотела ни с кем знакомиться?
-Я отбил бы тебя у любого.
-А если б я замуж вышла?
-Не вышла бы.
-Ну почему?
-Ну, вышла бы, значит не судьба.
-А написать типа нельзя было?
-Солнышко, ну чтоб я написал, типа хочу переписываться, типа жди, бред.
-Ничего себе, я даже отрезвела от твоих откровений.
Алеша рассмеялся, - ну вот и пришли, - опустил Дашку перед дверью, открыл замок ключом и пропустил девушку вперед.
-Входи, зайчонок.
Дарья прошла в коридор, сняла сапоги и пальто с шапкой, вошла в комнату.
-Ты тут осваивайся, а я переоденусь и кофе сварю.
Комната была большая, не очень заставлена, но со вкусом. Посередине стояла огромная круглая кровать, без спинок, как высокий пуфик, только очень большой.  А вокруг нее, как бы подиум, обтянутый кожей, как ступенька по всему периметру. На кровати накиданы пять диванных подушек все разноцветные из махровой ткани, как полотенца. Весь пол застелен ковром с высоким ворсом, мягкий, ступать приятно, ноги тонут в ворсе. Вдоль одной стены стоял домашний кинотеатр. На одной из колонок рамка с Дашкиной фоткой, видимо та самая. Ну, Алька, нашла какую послать. Даша вспомнила, как они с Алей баловались, фотографировались голые. Из одежды на теле девушки был только отрез ткани из шифона. Тогда Алевтинина мама купила себе эту ткань, а мы заворачивались в нее и фотографировались. Снимок, конечно, получился классный, как бы все прикрыто, голой осталась только спина и часть ягодицы, Даша сидела в пол-оборота на диване, спиной к камере, повернув голову в профиль. Красивая получилась фотка, как будто профи снимал для портфолио, Дарья и не подумала, что Алька напечатает еще одну копию для Алешки. Девушка подошла к окну, красивые шторы, украшение всей комнаты, золотая органза, светлые с цветочным орнаментом портьеры с ламбрекеном и еще темные, теневые портьеры шоколадного цвета. А у нас, подумала девушка, денег нет даже на тюль, простые ситцевые задергашки весели на всех окошках на шнуре, привязанном к гвоздикам. И Даша давно мечтала о нормальных гардинах и нормальных портьерах до пола и тюле. Девушка посмотрела за окно и подумала об Агаше, наверно, когда старушка гадала, все это знала, но почему-то не сказала. За окном уже совсем стемнело, надо позвонить маме. Дарья сходила за телефоном, вытащив из кармана пальто и вернулась к окну, набрав номер мамы. За окном какая-то компания сидели в дворике на качелях, в темноте вспыхивали огоньки их сигарет.
-Даша?
-Мамочка, ты не теряй меня, я ночевать не приду, мы гуляем по городу.
-У тебя все хорошо?
-Да, не расстраивайся, я отключу телефон, зарядка почти на нуле, у меня все хорошо, не теряй меня, я приеду утром.
-Ты уверена, что хочешь так поступить?
-Мама, да все нормально, все пока.
Девушка отключила телефон и положила его на окно. За окном к компании присоединился еще кто-то с гитарой, и они встали все, и зашли в соседний подъезд. Даша не услышала, как подошел Алексей, он обнял ее сзади и стал медленно и нежно, едва касаясь теплыми и мягкими губами покрывать поцелуями Дашину шею и спину, что приводило девушку в дрожь. Она развернулась в его объятиях.
-Как тебе мой сюрприз?
-Моя фотка?
-Да?
-Клево смотрится.
-Это самая моя любимая и таинственная женщина, а ты просто – « клево смотрится ».
-Да?
Даша задала вопрос, а сама оценивала кавалера, Алеша еще и помыться успел, он стоял в одном набедренном полотенце, босиком и запах одеколона просто сводил с ума. Волосы на груди, хотелось зарыться в них лицом, сильные широкие плечи, мускулы, такой «шкаф». Серо-зеленые глаза, в девичьем сердце стало расти волнение, граничащее с желанием.
-Ты сомневаешься в моих чувствах?
-А вдруг я не такая, какой ты меня себе нафантазировал?
-Я просто тебя давно люблю, давно хочу, и давай по ходу дела разберемся, кто на самом деле какой. Мне бы тоже очень хотелось однажды услышать от тебя слова любви.
-Хочу кофе и в душ.
Алексей отпустил девушку, подняв руки вверх.
-Сдаюсь, кофе стынет, прошу на кухню.
На кухне, да, о кухне отдельный разговор. По-видимому, самая большая комната была превращена в кухню. На ней вдоль одной стены стояло все положенное для кухни оборудование и кухонный гарнитур, а с другой стороны мягкий уголок и журнальный столик. На стене висел плазменный телевизор, жидкокристаллическая плоская панель. И от окна, как продолжение подоконника тянулась барная стойка, с положенными над ней висящими бокалами и прочим. Столько всего в одной комнате, но все так правильно размещено, Дашка была просто поражена интерьером. На журнальном столике стояло две чашки с дымящимся кофе и бутерброды с колбасой и сыром.
-Если хочешь, имеются пельмени, я сварю, пока ты в душе?
-Нет, потом, хватит и бутербродов.
Дарья села на диван.
-Слушай, кто тебе обставлял все?
-Я сам, что-то покупал, что-то на заказ делали, дольше всех было с кроватью. Не хотел никто делать круглую, тем более что она сборная, в двери она точно не прошла бы. Собирали прямо здесь, на месте, обивали, обтягивали, матрас, целая история, но именно о такой я всегда мечтал.
-В смысле это полностью только твои идеи, без художников, там оформителей?
-Да.
-Да тебе агентство надо открыть по оформлению интерьеров, у тебя определенно талант.
-Возможно когда-нибудь.
-Кстати, а почему ты меня раньше не нашел?
-Ну а куда бы я тебя привел?
-В смысле?
-Ну не на улице же нам жить, я сам у друга неделю кантовался, пока боевые и за контракт все получил, пока квартиру купил, потом спал по три-четыре часа, хотелось все быстрее  закончить, да и бригада со мной строительная работала. А наемные строители, знаешь, если только с ними не делаешь сам, или тебе такого наделают, что переделывать дороже выйдет. Или делать будут полтора года. Тебя, веришь, хотелось скорее увидеть, а тут и Алькин день рождения кстати.
-А что у тебя тогда на кухне?
Мужчина улыбнулся.
-Там пока ничего нет, я еще не решил, что там будет, возможно кабинет, а вот в кладовке гардеробная. В ней во всю стену встроенный купейный шкаф. И ванная с туалетом осталась на месте.
Даша допила свой кофе и встала из-за стола.
-Показывай, где ванна.
-Ванны нет, душевая кабина, прости, не люблю мыться в собственной грязи.
-Да ладно, только мне тоже нужно полотенце, может, отдашь свое?
Девчонка озорно посмотрела на Алешу.
-Я бы отдал, но для тебя там есть махровый халат.
Алексей встал.
-Пойдем, соблазнительница.
Молодой человек показал девушке ванную комнату и удалился. Даша разделась и встала под душ. Горячая вода расслабляла. Ну что, Даша, - думала девушка, - вот ты и во взрослой жизни, или нет? Я знаю, что хочу его, голый торс, широкие плечи приводили в трепет. Оказывается, что я люблю больших мужчин. Впервые я сама хочу этого, так все заводит и даже круглая кровать, прикольно. Когда насиловал отчим, прикасался своими погаными руками и слюнявым ртом, тошнило от омерзения. А Алешкино тело приятно и желанно, только одно пугает и все еще сдерживает. Неоднократные изнасилования, роды, Алеша не дурак, сразу поймет, что он не первый, а вдруг он потом меня возненавидит или потребует информации. Как я все это расскажу? Ну и что, пускай, будет, что будет, а сегодня я хочу, чтоб меня любили, целовали, обнимали. Даша закрыла глаза и представила, как ей будет сейчас хорошо в сильных мужских руках, должно быть хорошо.
Тем временем Алексей застелил новую махровую простынь, скинув диванные подушечки прямо на пол. Принес из кухни журнальный столик и поставил рядом с кроватью. На нем водрузилось шампанское в ведерке со льдом, клубника, политая сливками в высокой вазе, напоминающей большой фужер на ножке. Сервировку завершили коробка конфет и бокалы. Алеша нервничал, с тех пор, как Аля выслала ему фото, он просто заболел Дашкой. Долгое время Алешка ждал этой встречи, думал, как все будет, представлял все тысячи раз, а сейчас как пацан терялся, ему очень хотелось поразить девушку ласками, вниманием, любовью, привязать к себе и любить, любить, любить. Он готов был уже давно накинуться на Дашку, в любую минуту и не важно где, на полу, на столе, в лифте, везде и залюбить до смерти, до потери сознания, а потом умереть самому на любимой женщине. Но так он только испугает Дашуню, не животное же он. Но именно так Алешка выглядел со стороны, ходя по комнате взад и вперед, плоть от возбуждения готова была лопнуть, и все-таки животное начало одержало верх. Алексей сбросил полотенце на пол и голый распахнул двери ванной комнаты. Дашка оглядела его с ног до головы и от вида мужского органа, всего его тела, Господи, - подумала девушка, - он как бог, ее пробрала дрожь, и внутри что-то заломило от желания.
-Я ждала тебя, Алеша.
-Дашенька, девочка моя, прости, я больше не могу ждать, я слишком долго ждал.
Девушка не успела что-либо добавить, как Алексей прижал ее к своему телу, закрывая рот поцелуями. Его губы становились более сильными, поцелуи страстными. А Даша и не хотела сопротивляться, то желания у нее кружилась голова, девушка как будто, растворялась, закрыв глаза и отдаваясь ласкам, вдруг вспомнились чьи-то стихи, которые Даша прочитала вслух.
…смешенье рук,
…смешенье тел,
…судьбы смешенье…
Алешины руки властные и вместе с тем нежные, смешиваясь с водяными струями, то, обгоняя их, то, пропуская, скользили по телу девушки. Губы мужчины не переставали целовать лицо, глаза, уши, шею, грудь, сосочки, затвердевшие и вздыбившиеся. А когда Алеша поднял Дарью на руки и вошел в нее, у Даши захватило дыхание и дикий, совершенный восторг начал разливаться по всему телу. И с каждым пронизывающим ударом его плоти это состояние эйфории усиливалось и нарастало. Даша перестала что-либо понимать, казалось, все помутилось от взгляда до сознания, только одно слово срывалось с ее губ, в такт движения мужского тела: еще, еще, сильнее, еще. Казалось, Алексей выпустил джина, открыв какой-то волшебный кувшин внутри Дашки, так было хорошо. В какой-то момент Алеша так сильно прижал к себе девушку, что что-то хрустнуло у Дарьи в спине и одновременно что-то разорвалось внутри Дашки, исторгаясь невероятными наслаждениями, будто вулкан со счастьем извергся внутри нее. Все ее тело содрогалось судорогами эйфории, когда он сделал еще несколько движений и тоже задрожал и затих. Еще некоторое время они стояли молча, вода струилась по обнаженным телам, прокладывая себе путь с одного тела на другое. Дашкины волосы слиплись все и намокли, как и Алешины.
-Как под дождем.
-Да, солнышко, как под теплым дождем тропиков.
-Алеша, это всегда так хорошо?
Мужчина ничего не ответил, только улыбнулся, потом завинтил краны, завернул Дарью в махровый халат, висевший на крючке, и унес в спальню. Пока Алексей обтирался полотенцем, поднятым с ковра, Дашка откровенно разглядывала его и даже вид детородного органа не пугал девушку, не казался уродливым, а даже нравился, вызывая желание потрогать его. Может, она так бы и сделала, если б Алеша не завернулся в полотенце, сев рядом. Он открыл шампанское, налил в бокалы и протянул Даше.
-Держи.
Даша села поудобнее, взяла бокал.
-За что будем пить?
-За нас.
-И за весь российский газ.
-Не понял?
-Да это фильм какой-то был по телеку, там, у мужиков тост всегда один был: за нас и за весь российский газ.
Алеша улыбнулся.
-Нет, любимая, газ нам пока по барабану, я хочу выпить за тебя, девочка моя, что ты такая красивая, любимая, желанная, моя, и я убью любого, кто попытается это изменить. Я тебя никому не отдам.
-Да ты маньяк?
-В этом ты права, здесь я как самец, ужасный ревнивец и собственник, теперь ты моя и все.
Дашка залпом выпила шампанское, что газы на мгновение перекрыли нос, а Алексей положил ей в рот ягодку, облитую сливками, и выпил сам.
-Всегда хотела спросить, почему шампанское всегда пьют с клубникой?
-Просто они дополняют друг друга.
Даша поставила свой бокал и легла на кровать, Алеша прилег рядом и стал гладить Дашку по ноге, поднимаясь выше и выше, не сводя глаз с девушки, по внутренней стороне бедра, обойдя заветный треугольник, по животу, груди, шее. Дарья потянула мужчину к себе, чтоб поцеловать, едва она слегка коснулась его губ, как Алексей взял инициативу в свои руки. Дашка начинала снова сходить с ума, отвечая Алешиным поцелуям, она исследовала его плечи, густую поросль на груди, спускаясь ниже к животу, где полотенце преграждало путь. И ей безумно нравилось его сильное тело. Алешка освободился от полотенца и раскинул полы халата девушки. Надо сказать, что все действо происходило при включенном освещении, но Дашке нисколько не было стыдно, ей было интересно.
-Может, потушим свет, - спросил Алеша?
-Как хочешь.
-А ты как хочешь?
-А мне нечего прятать, я не обросла еще целлюлитом, - съязвила Дашка.
Алексей расхохотался.
-Хорошо, что ты такая, мне это так нравится, я боялся, что ты будешь стесняться, хвататься за трусики, будто это последнее, что в жизни осталось.
-Какая такая?
-Свободная.
-Скорее обезбашенная, - пояснила Даша.
-Но именно такую я тебя и люблю.
-Ты мне тоже нравишься, Алеша.
-Не слышу, - схитрил Алексей.
-Ты мне тоже нравишься очень, - повторила девушка.
-Я не расслышал, скажи мне на ушко, - он наклонил голову к Дашке.
-Да так, проехали.
Воцарилась пауза, потом оба дружно расхохотались.
-Хочешь еще шампанского?
-Хочу.

8.Послесловие..

Прошло девятнадцать лет. Все события, предсказанные Агашей, сбылись до последнего слова. Дарья так и осталась у Алеши с той первой ночи. Да и свадьбы особой не было, просто собрались тесным кружком и отметили регистрацию. Елена стали жить с Ефимом, как-то так постепенно и навсегда. Дашина мама изменилась, счастье тоже меняет людей, хотя все думают, будто только горе способно изменить. Наша Дашутка поправилась на добрых два десятка килограмм, стала красивой молодой женщиной, расцвела. Беременность у Дарьи больше не случалась, но однажды в их с Алешей жизни произошло событие, которое навсегда все изменило. Было раннее утро, кто-то пронзительно зазвонил в дверь. Когда Алексей открыл, то нашел у порога обыкновенную коробку, только большую, из-под телевизора. А в ней двух грудничков, завернутых в какое-то тряпье. Единственно доброго было на них – это две идентичных пеленки в сиреневый цветочек. Точь-в-точь, как в видении, что старушка показывала Дарье когда-то на воде. К находке прилагалась записка, которую Алексей хранил все эти годы на всякий случай. Вот такого содержания: « Прошу вырастите их сытыми и добрыми, у меня нет на них денег, я сама бомж, и мне всего пятнадцать лет. Меня не ищите, если дети ко мне вернуться, то их все равно заберут в детский дом. А там деток бьют и издеваются, я знаю это по себе. Имен у них нет, назовете, как захотите, родила я их в подвале. Я следила за вами, у вас деньги есть, пожалуйста, не отдавайте их в детский дом.  Простите меня, так получилось». Вот такая горестная записка. Даша хотела найти эту девочку, позвать к себе, хотя бы няней. Ведь ей эта боль потери была знакома как никому. Но Алексей запретил супруге, вышла ссора, и Алешка  заявил, что в день, когда эта « кошка» переступит порог его дома, то эта «мамаша» сядет в тюрьму. Таким всегда есть, за что последовать в места не столь отдаленные. Близнецов назвали Сенькой (Арсением) и Семкой (Семеном). Завтра мальчишкам уже восемнадцать лет. День их появления стали считать их днем рождения, ведь появились мальчики с еще не отсохшими пуповинами.
Дарья стояла у окна. Солнце уже светило во всю. Снег во дворе уже почти везде растаял, хотя по ночам еще примораживало. Воспоминания как-то захлестнули. Володя действительно стал Отцом Владимиром, совершенно бросил пить, окончил духовную семинарию. На свое проданное жилье организовал благотворительный фонд и построил лепрозорий, как и предсказала Аграфена. Учебу Дашка бросила, с малышами какая учеба, а теперь уже парней надо учить. И на счет работы Алексей категорически заявил: - Меня не будет, еще нагробишься. Так Дарья не работала ни одного дня. Алешка открыл свое дизайнерское агентство, у него и, правда, талант на оформление интерьеров. И каждый его проект эксклюзивный и не повторяется никогда, люди за эксклюзив щедро платят. Вообще у всех жизнь наладилась, жаль только, что на завтрашнем совершеннолетии мальчишек не будет Агашечки. Где-то глубоко защемило сердечко, Дашка отошла от окна. Год назад Ефиму пришло по почте письмо от старушки, письмо для всех. Вот это письмо: « Здравствуйте мои дорогие, любимые, раз вам пришло это письмо, значит я у Господа. Прожила я слишком долгую жизнь, и всю её, без остатка отдала Богу и людям. Матушка настоятельница перешлет вам это письмо после моих похорон. Похоронят меня наравне с монашками, потому не ищите моей могилы. Да и почто вам мертвец, милые мои, заботьтесь о живых, а о мертвых молитесь. Поверьте, мертвецу не так важно раз в пять лет вы придете на могилку или пять раз в год, важна ваша молитва. А живому важна не только молитва, но и забота. Заботьтесь друг о друге, пока есть возможность. Все эти годы я молилась о вас, и ОТТУДА буду молиться. Никогда не умела прощаться. Господь со всеми вами. До свидания, любимые, у Господа все встретимся, помните ли об этом?  Всем сердцем с вами, ваша Агаша».
    Мы начали этот рассказ со старушки, ей же посвятим и окончание. У наших героев все сложилось, как и учила Аграфена Дашу. Что за страданиями и болью всегда наступает «хеппи-энд». Дашке почти сорок лет, это молодая, красивая женщина и жизнь только начинается. Но всегда Дарья будет помнить эту маленькую чужую старушку, Агашечку, которая изменила всю Дашину жизнь.