15 Машина вместо генерала Власова

Подготовка диверсионной группы из числа советских военнопленных была практически завершена, когда однажды Скальченко отменил все занятия и с таинственным видом объявил, гордо раскачиваясь на сапогах с носка на пятку:

– Мне удалось добиться выезда в Псков на 30 апреля. Майор разрешил нам лично присутствовать на встрече с генералом Власовым.

Лепёшкин вполголоса хмыкнул, но решил не говорить вслух свои мысли о том, что, чем по дорогам мотаться, лучше бы пару отгулов предоставили. У Мефодия Пантелеевича в последнее время нарисовалась очередная зазноба, курчавая и бойкая Светка, которая перешла ему, как трофей от убитого партизанами немецкого лейтенанта, и какие-либо долгие отъезды ему вовсе были не нужны. Без подарков и постоянного пригляда восемнадцатилетнюю Светку вполне могли бы переманить к себе другие – только волю дай.

Скальченко словно расслышал мысли Лепёшкина. Он сел за стол, явно огорчённый тем, что его радость не все спешат с ним делить, пошевелил бумагами, переложил с места на место пару химических карандашей, и решил сделать вид, что ничего не заметил:

– Мы выезжаем завтра с рассветом. Призываю отнестись к этой поездке со всей серьёзностью, так как Власов сейчас набирает силу, наверняка, не сам по себе, а с ведома немецкого командования. В марте он выступал в Могилёве и Бобруйске, а сейчас уже был в Риге и Печорах. Думаю, что именно Власов возглавит скоро Русскую народную армию. Боярский и Сахаров – люди надёжные, но раскаявшийся советский генерал в пропагандистской работе будет полезнее.

Лепёшкин собрался было хмыкнуть второй раз, но его потуги вовремя разглядел Егорыч и опередил ситуацию вопросом:

– Платон Анисимович, я ничего не имею против генерала, но всё равно ведь им управляют немцы? А для нас, военных людей, наверное, без разницы, кто там сейчас заправляет пропагандой для красных.

Скальченко понравилась реплика Егорыча. Он снова встал из-за стола и победно взглянув на Лепёшкина (видишь, не все думают только о пьянке и бабах!) заметил:

– Власов, сынок, это – не очередной пропагандист. Его готовят не листовки для передовых сочинять, а для чего-то побольше. Василий Фёдорович Малышкин вот тоже генерал и к немцам перешёл раньше, но это другая фигура. Я тоже не всё знаю, но уж больно много рядом с Власовым чинов из СС.

– Его продвигают СС?

Очередной вопрос Егорыча выводил разговор на совсем не безопасную и даже вредную для их провинциальной работы глубину, поэтому Скальченко не без внутренней борьбы победил в себе желание поговорить о приятной теме, и решил закругляться:

– Подготовьте для завтрашней встречи с генералом парочку наших лучших людей.

– Только парочку?

Скальченко улыбнулся:

– Генерала нужно уважить, может быть, он – будущий глава России, но все козыри никогда не раскрывают – раз. А во-вторых, за наши дела нам отчитываться, ты это верно, сынок, подметил, не перед Русским освободительным комитетом (формулировка-то какая, прости Господи!), а перед Абвером. Все свободны.

Выйдя от Скальченко, Егорыч, пожалуй, впервые задумался о генерале Власове. Нет, конечно же, фамилию эту он слышал, но до последнего времени, признаться, не относился к ней всерьёз – так, очередной перебежчик из слабаков. Внимание к Власову его начальника поначалу удивило Егорыча, а потом постепенно оформилось в понимание: немцы неспроста играются с генералом. Более того. Вряд ли Скальченко говорил сейчас с ними по своей инициативе. Наверняка, массовку для Власова собирают с ведома как майора Шприха, так и псковских офицеров.

В голове впервые мелькнула шальная мысль: а, может, убить генерала Власова, взять и убить. Нет человека – нет и проблемы со всякими освободительными комитетами и народными армиями. Может, правда, взять и убить завтра?

На улице не по-весеннему знобко. Егорыч ёжится и размышляет, как бы своей сестре Тоне, связной, торгующей на базаре картошкой под именем Нины, поскорее передать известие про поездку в Псков. Интерес Скальченко к бестолковому генералу возбуждает, немцы определённо имеют на него какие-то резоны.

– Пскова мне этого ещё не хватало, - сокрушённо вздыхает Лепёшкин, закуривая толстую смачную самокрутку. Никуда ехать ему не хочется, но чем меньше подобного желания у Мефодия Пантелеевича, тем сильнее рвётся в путь Егорыч.

Он уже видит, как выхватывает пистолет и расстреливает генерала прямо на виду у всей его свиты. Конечно, его, простого полицая, до высокого тела не допустят, но меткая пуля сократит все расстояния. Егорыч мечтает наяву, предчувствуя по-настоящему большое дело, и даже лёгкая улыбка вдруг трогает его губы.

Если он, этот Власов, такая важная птица, то и ликвидация его будет большим событием. Егорыч чувствует себя уже наполовину триумфатором, почти уверенный, что найдёт нужные слова для того, чтобы убедить товарищи Мирона. Пусть только Власов на глаза ему покажется, только бы не отменил он своё сборище.

И тут замешкавшегося у входа, его почти сбивает с ног щупленький, длинноногий немец по имени Отто, адъютант Шприха. Немец предельно сосредоточен, мрачен, и самое невероятное – по лицу бегут несколько солёных дорожек от обильно выступившего пота.

– Was gibt es Neues? Что нового? – окликнул адъютанта Черепанов.

Но тот только отмахнулся и скрылся за дверями быстрее, чем можно было о чём-то спросить вторично. Полицаев лишь обдало терпкой волной пота. Опытный Лепёшкин приостановился и философски заметил, уже, кажется, согласный даже на Псков:

– Не торопись уходить, Петька. Нутром чую, что новую работёнку нам подкинут. И подкинут очень скоро.

Лепёшкин оказался отличным пророком. За считанные минуты штаб забурлил. О далёких Пскове и Власове уже никто не вспоминал и все разговоры вертелись вокруг легковой машины начальника А-317, взорванной только что магнитной миной под Идрицей. В спешном порядке по окрестным деревням рассылаются карательные отряды. Взбешённый Шприх, статный, голубоглазый, с железным крестом первого класса на левом кармане френча, хочет крови и непременно показательных акций.

Несколько дней назад майор отдал свой новенький «Опель» подремонтировать после русских дорог в гараж местного гарнизона и тут такой неожиданный финал! Причём, рвануло, как скоро выяснили сами эксперты Абвера, направленно и конкретно. Армейские грузовики и самоходки, стоявшие рядом, лишь покалечило взрывной волной и случайными кусками железа, но мина была заложена непосредственно под капот майорской машины.

«Вот ведь как бывает, - думал Егорыч, вместе со всеми выезжая на очередную облаву и делая при этом сосредоточенное выражение лица. – Я давал мину нашему проверенному автомеханику в гараж и считал, что поступаю очень тонко. Сценарий задумывался следующий. Через взрыв машины напугать Шприха и затормозить работы по формированию диверсионной группы из советских военнопленных.

Майор будет думать, что на него готовится покушение, все силы бросит на обеспечение собственной безопасности и волей-неволей ослабит другие направления. Будет ужесточать требования к охране под версию готовящегося на него покушения, чтобы наделать ошибок там, где не ждёт.

И вот получается, что внешне безупречно задуманная операция с машиной Шприха, помешала увидеть генерала Власова и потом убить. Одна возможность заслонила собой новые возможности. Одна дорожка перечеркнула все остальные, чуть только по ней начали идти».

Оказавшись перед сегодняшним мучительным выбором, Егорыч очень жалел, что рядом нет Ковалёва. Он бы понял, нашёл правильные слова, да просто выслушал бы. А вместо этого Егорычу приходится часами проводить тупые допросы персонала гаража и всех подозрительных, приставая к ним с вопросами «Где вы были в такое-то время?» и «Что вы делали тогда-то и тогда-то?».

Главное – не слишком торопиться, чтобы под расстрел подвести людей по приказу товарища Мирона, чтобы подозрения немцев бросить на их верных сторонников. И если уж быть расстрелам, то пусть гибнут полицаи, враги, нужно только правильно собирать показания и правильно всё докладывать немцам.

Например, советский главный механик гаража, связной и хороший приятель, по совету Егорыча ушёл к партизанам. Значит, нужно к этой недоступной для немцев фигуре привязать как можно больше связей с выбранными для компромата людьми. Того же Лепёшкина взять. В гараже он бывал? Бывал. Самогонку с механиком пил? Пил. Вот и пишем в показаниях, что Лепёшкин неоднократно имел неформальные беседы с неблагонадёжным механиком Панкратьевым, а иногда они общались с ним с глазу на глаз.

– Лепёшкин приходил к Панкратьеву? – терзает Егорыч какого-нибудь второстепенного перепуганного уборщика в своей комнатушке в А-317.

– Вроде бы видел его несколько раз в гараже, - неуверенно лепечет тот, воображая, что теперь свободы он никогда не увидит и из подвалов гестапо не вылезет.

– Несколько раз – это, в том числе 27 апреля? – подсказывает Егорыч, поскольку лучше перепуганного понимает, что именно ему необходимо написать в отчёте для руководства.

– Лепёшкин пришёл после обеда и провёл в бытовке механика почти два часа? Так?

– Я не считал время.

– А вот хамить мне не надо. Я задаю простые вопросы, а ты на них просто отвечаешь. Ты работал в это время, 27 апреля, находился в гараже?

– Да.

– Никуда не отлучался и не получал задания руководства на работу вне гаража?

– Нет.

– Твоё рабочее место находится в зоне видимости входа в бытовку механика?

– Да.

– Значит, ты видел Лепёшкина, входящего в бытовку Панкратьева в 14.20?

– Да.

– И вышел Лепёшкин от механика не раньше чем… (Егорыч вспоминает: полицай вернулся в контору к 17 часам, чистое время на дорогу – минут 40, значит, он должен был уйти из гаража в районе 16-ти) в 16 часов? Так?

– Да.

– Они находились там всё это время одни, не выходили, и никто к ним не входил?

– Да.

– Была ли встреча 27 апреля единичной или же Лепёшкин приходил к Панкратьеву и в другие дни?

– Да.

И так очень долго, дотошно, пережёвывая каждую детальку. И пускай подросток-уборщик ничегошеньки не видел и не знает. Пускай всем этим показаниям – грош цена. Главное – напустить побольше туману, чтобы сомнения зародились. Недоверие, оно ведь не всегда рационально, часто не доверяют просто из-за того, что не хотят доверять, не могут доверять. А я, думал Егорыч, уж постараюсь, чтобы Лепёшкину немцы старались доверять, как можно реже.

Только вот о Власове, о неудавшейся поездке в Псков, он всё равно продолжал жалеть. Особенно, когда генерал и в самом деле обозначился как первый среди советских пособников Гитлера, а его РОА (Русская освободительная армия) окончательно взяла верховенство среди многочисленных похожих образований.

А ведь по-другому всё могло бы быть, размышлял Егорыч, если бы на базарной площади Пскова, напротив трибуны с Власовым у церкви Михаила Архангела, стоял он. И надо же было ему именно тогда затеять историю с легковушкой майора!