Помочь сайту
Поздравления
ЗА ЧТО ГОСПОДИ? (Часть 2 гл.7-10)
7 июля 2015 -
Лев Голубев
Глава седьмая
КИРИЛЛ
Водя глазами по корешкам книг на книжных полках, чтобы выбрать, какую из них почитать и убить время до прихода Светланы, он подумал, всё-таки молодец Николай, что собрал такую богатую библиотеку. Книга, написанная на бумаге и отпечатанная в типографии, пахнет своим неповторимым запахом, не то, что книга в интернете. Книга излучает тепло солнца, которое вобрало в себя дерево за десятки, а может быть, сотни лет своей жизни и ты ощущаешь его своими пальцами, а через них, это тепло наполняет твою душу…
Даа, то ли дело настоящая книга: удобно устроишься в кресле, возьмёшь её в руки и начнёшь перелистывать страницы, а они, так нежно, так с детства знакомо, зашелестят в твоих руках. Читаешь текст, а перед глазами встают, словно живые, образы и ты сопереживаешь им. А, если описывается природа, тут уж твою фантазию ничем не ограничишь. Прочитаешь немного, закроешь глаза и, пожалуйста, ты уже там, вместе с ней. Эх, красота!
Позавчера Светлана показала, как пользоваться компьютером и он попытался немного, ради, как говорится, спортивного интереса почитать электронную книгу. Куда там… никакого удовольствия не получил! Не ощутил он того тепла и наслаждения, что ожидалось от прочитанного рассказа. Сам текст был, по-своему, интересен, ноо, не ощутил он его и, всё! Интернетовская книга показалась ему холодной и какой-то мёртвой, что ли.
На второй полке, сверху, его глаза увидели давно не перечитываемую книгу братьев Стругацких – «Трудно быть Богом». Сняв её с полки, он прошёл к креслу и, пододвинув его поближе к окну, устроился читать. Увлёкшись, он не услышал стука открываемой двери и непроизвольно вздрогнул, услышав раздавшийся со стороны прихожей мужской голос, спросивший: «Есть кто дома? - Почему меня никто не встречает с объятиями и поцелуями?
- Есть! - вставая с кресла, подал голос Кирилл. – Николай, ты что ли?
- Да. - А, Света дома, или на дежурстве? Скоро придёт?
- Дома её нет, - а посмотрев на часы, Кирилл уточнил, - должна вот-вот подойти.
Спустившись по широкой лестнице в вестибюль, он встретил вопрошающий взгляд Николая. Казалось, он хотел спросить - ну, как вы тут, без меня? И, отвечая на этот молчаливый вопрос, ответил: «У нас всё в порядке. Не беспокойся. - Как ты? Всё ли закончилось, или ещё будут «таскать»?
- У меня всё нормально, Кирилл Владимирович, но я такой грязный, такой грязный, представляете, неделю на нарах провалялся. Сейчас бегом в сауну, косточки попарить, а потом, в чистое бельё и переодеться. Кра-со-та… если бы вы знали, как я об этом моменте мечтал!.. Уф!
- Беги, беги. Не буду задерживать. А Светлана придёт, ты нам всё расскажешь, надеюсь. Ты уж меня не обессудь, потребуем полного отчёта. Как, да, что?
- Конечно, конечно, - уже на ходу отвечал Николай, скрываясь в своей комнате.
Прошло не более минуты, как за ним закрылась дверь, а у входной двери раздался звонок домофона. Любопытно, кто это может быть? – подумал Кирилл, - у Светланы свой ключ есть. Николай, тоже дома. Странно…
Подойдя к домофону, спросил: «Кто там? Вы не ошиблись адресом?»
- Коля, это я, мама, - раздался, чуть хрипловатый, с одышкой голос из динамика. Казалось, человек, говоривший по домофону, пробежал не менее километра без отдыха и теперь тяжело дышит, восстанавливая дыхание. Такое дыхание, подумал Кирилл, бывает у людей с нарушением функций дыхательного тракта, а потом, вспомнил: Светлана, кажется, говорила, что её свекровь, Лариса Степановна, страдает астмой. Так вот это кто…
- Проходите, - пригласил он, нажав на кнопку автозапора.
Через некоторое время в дверях появилась грузная, с одутловатым лицом астматика, женщина, ниже среднего роста, одетая в дорогую одежду, но безвкусно.
Так одеваются женщины из глубинки и имеющие достаточно средств для приобретения столь дорогой одежды, но не следящие за требованиями моды или считающие… что и так сойдёт, быстро оценил её внешний вид Кирилл.
- Давайте помогу, - предложил он, увидев в её руках приличного, на его взгляд, веса сумку, и ещё он догадался, что в ней обязательные гостинцы из своего огорода: закатанные металлическими крышками банки с разными солениями.
Он оказался прав, так как тут же услышал - осторожнее, в сумке банки… стеклянные.
В вестибюле было по-вечернему сумеречно и может поэтому, женщина, близоруко щуря глаза, пристально всматривалась в Кирилла, а он, от такого бесцеремонного разглядывания своей персоны, даже как-то смутился. И, чтобы скрыть своё смущение, он произнёс первое, что пришло в голову:
- Снимайте пальто и проходите в кух… - и, тут же поправился, – проходите в комнату.
Но мать Николая, продолжая всё также близоруко щурить глаза и, казалось, прислушиваться к каждому произнесённому им слову, даже не сдвинулась с места. Кириллу даже показалось, что её лицо стало принимать пепельно-серый оттенок и, боясь, что с женщиной вот-вот станет худо, он позвал Николая. Благо, тот ещё не успел пройти в сауну.
И тут, он, к своему неописуемому удивлению, услышал шёпотом произнесённые слова, повергшие его в величайшее изумление и недоумение:
- Это… т-т-ы-ы… Кирюша? Это, правда, т-ты?.. Я не ошибаюсь?
Кирилл стоял столбом, ничего не понимая в происходящем, и только хлопал глазами. Что эта женщина, несомненно мать Николая, хочет сказать такими странными для него словами? - лихорадочно металась мысль в голове. Почему таким тоном и с таким волнением она произнесла его имя? Откуда она меня знает, а что она его знает, он начал догадываться по её словам. Странная женщина – мать Николая, решил он. Уж не больна ли она психически?
И, чтобы как-то выйти из создавшегося, непонятного для него положения, он вежливо произнёс: «Я, Кирилл Владимирович, отец Светланы, - и, для уточнения, добавил, - отец жены вашего сына. - Насколько я понял из Светланиных слов, вас зовут Лариса Степановна и, не дав возникнуть паузе, продолжил, - вот, наконец-то, мы и встретились. Будем знакомы. Извините, я без жены. Она уехала к своей матери… в деревню, но обещала приехать, как освободится».
Что-то здесь было не так. Он это чувствовал всеми фибрами своей души. Что-то было не так во взгляде Ларисы Степановны. Она смотрела на него, как на восставшего из гроба мертвеца и глаза её, готовы были вот-вот заплакать, то ли от горя, то ли от счастья. Кирилл так и не понял.
Неловкое положение, в котором оказался Кирилл, разрядил вышедший из своей комнаты, Николай - О, мама! Приехала? Как перенесла дорогу? Не очень устала? И, повернувшись к Кириллу, произнёс:
- Познакомьтесь, Кирилл Владимирович. - Это моя мама, Лариса Степановна.
- Мы знакомы сынок, - ответила женщина. - Ты лучше скажи, как у тебя дела? С тобой всё в порядке?
- Да, что со мною сделается. Я, только сейчас… меня… только час назад, как выпустили из… из… СИЗО и я… сразу домой, а Светы нет, она на дежурстве. Мама, да, что же ты стоишь? Проходи в комнату. И вы, Кирилл Владимирович, проходите. Что это вы вздумали у порога толкаться?
Кирилл следовал за матерью Николая несколько позади, и всё думал, почему эта, совершенно незнакомая ему женщина, так отреагировала, увидев его. Почему она сказала, что они знакомы? Он, точно знал – с ней он никогда ранее не встречался, во всяком случае, в ближайшие лет десять-пятнадцать пути их не пересекались.
* * *
Вечером, после прихода Светланы, они сидели за столом, пили чай и вели неспешный разговор. Николай рассказывал о своём сидении в СИЗО, допросах у следователя. Они с интересом выслушали его повествование о его соседе по камере - немного смешном, чуть-чуть наивном, но, в общем-то, совершенно безобидном и добром человеке.
О себе Николай только сказал, что ему необычайно повезло. Благодаря помощи Кирилла Владимировича, он не попал в тюрьму и быстро освободился и, что он считает, что так мог поступить только родной отец для своего сына и никогда не забудет его заботы.
Лариса Степановна, при его словах слегка побледнела, во всяком случае, так показалось Кириллу, изредка бросающему любопытный взгляд на неё.
Кириллу было приятно слышать это от Николая и, хотя знал он его малое время, сам к нему привязался, как к родному человеку. Но, что удивительнее всего, он заметил, с какой любовью и нежностью Лариса Степановна смотрела на своего сына и на него, чужого, незнакомого ей человека.
Так смотреть на сына – это понятно… это он понимал. А на него, почему она так смотрит, на него? Тут Кирилл терялся в догадках. И, чтобы разрешить эту головоломку, он решил, когда молодёжь отойдёт ко сну, поговорить с ней.
Конечно, молодёжь быстро угомонилась. В десять часов вечера они уже сбежали от них, пожелав доброй ночи и оставив допивать чай вдвоём.
На некоторое время, после ухода Николая и Светланы, в столовой воцарилась тишина. Кирилл не знал с чего начать разговор, а Лариса Степановна, изредка взглядывая на него, тоже почему-то молчала.
Когда среди них находились их дети, разговор вёлся свободно и не было необходимости напрягаться, чтобы что-то сказать. А сейчас… чувствуя себя как-то неловко перед матерью Николая, как двоечник перед учительницей делавшей ему замечание, Кирилл, помешивая чайной ложкой в бокале, тупо молчал.
- Кирю… Кирилл, ты так и не узнаёшь меня? – услышал он вопрос, заданный ему тихим голосом. Неужели совсем-совсем не узнаёшь?
Он, приподняв голову, удивлённо посмотрел на соседку за столом и отрицательно покачал головой. Откуда он мог знать эту, совершенно незнакомую ему, грузную, с несколько отёчным лицом женщину. И он вновь отрицательно покачал головой. Как он может узнать её, ни разу в жизни не встретив?
- Кирилл, вспомни тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Пристань «Иртышск». Тебя сбивает с ног девушка, и ты роняешь в воду мешки с сахаром…
С каждым сказанным ею словом, Кирилл всё пристальнее всматривался в лицо сидящей напротив, матери Николая.
…Даа, - и горько вздохнув, она добавила, - конечно, трудно узнать в этой, постаревшей и расплывшейся бабе ту, тоненькую и стройную сельскую девчонку, с которой ты целовался и делил постель.
Вот только после её последних слов, сказанных с такой горечью и обидой, до Кирилла, наконец-то, дошло – кто перед ним.
И, он вспомнил всё, а вспомнив, удивился - как мог он не узнать её, свою киску-Лариску. Свою любимую девочку… а, потом, ещё раз, уже более внимательно и открыто посмотрев на неё, подумал - не мудрено. Она так сильно изменилась, что…
- Вспомнил, да? – спросила она и, столько любви и нежности было в её взгляде и голосе, что Кирилл смутился и, кажется, покраснел от волнения.
- Вспомнил, Лариса Степан… прости… Лариса. Тогда представляю, как я за эти прошедшие десятки лет изменился, - пробормотал он еле слышно.
- Нет, Кирюша, ты не изменился. В моих глазах, моём сердце, ты совсем не изменился, ты для меня остался всё тем же блестящим речником... Я, как только увидела тебя, как только услышала твой голос, сразу узнала.
И, сидя за столом в доме своих детей, они, перебивая друг друга, перескакивая с одного на другое, вспоминали свою прожитую так по-разному, жизнь… Время уже перевалило за полночь, а они всё сидели и вспоминали – им, конечно, было, что вспомнить. Ведь прошло столько лет с их последнего дня совместной жизни и вот, наступил момент, очень сложный для них обоих момент, и они оба оттягивали, оттягивали непроизвольно, момент выяснения причины их расставания…
Кирилл понимал – каждая пара людей расстаётся по-своему. Как нет одинаковых судеб, так и нет одинаковых причин для расставания. И каждая сторона, в этом нагромождении причин, считает пострадавшей именно себя и никого другого. Меня и Ларису чаша сия тоже не минует, решил он, вздохнув и, как мог, приготовился к трудному моменту их встречи, к разговору - тяжёлому и трудному, хотя бы потому, что, выяснение причин – это всегда трудно и тяжело! Особенно, когда уже нет взаимной любви связывающей двух людей!
Кирилл, при разговоре с Ларисой, не один раз замечал, нет, он нутром чувствовал, она, при упоминании детей, казалось, пыталась что-то сказать ему или… признаться в чём-то, но, потом, пересилив себя, быстро переводила разговор на другую тему. Это интриговало его, но прямо спросить, он не насмеливался. Мало ли какие секреты о своей жизни может хранить женщина в своей голове и, если она не хочет поведать о них другому человеку то…, подумал он, стоит ли пытаться разгадать их?..
- Знаешь, Кирилл, я тебе писала письма каждую неделю. Ни одной не пропустила и ждала, если не твоего приезда то… хотя бы, привета от тебя…
- Чтоо? – перебил он её. - Какие письма, когда? – удивлению его не было предела. Я никаких писем от тебя не получал! – и добавил - никогда! И в тот же миг заметил в глазах Ларисы испуг и огромное-огромное удивление.
- Как же так, Кирилл? Ты ничего не путаешь? Я писала… и, на глазах её появились слёзы. Я писала, - шептала она, - относила на почту, я… и, уже больше не удерживая горьких слёз, зарыдала, обхватив руками голову…
Слёзы всё текли и текли по её уже не молодым, морщинистым щекам, капали на грудь, всё увеличивая и увеличивая мокрое пятно на дорогом платье, а кто-то, стоящий позади неё с перекошенным от злобы лицом и холодным, испепеляющим взглядом, провожал каждую её слезинку, и потирал от удовольствия руки.
Кто это был – они не знали, но это был её или его злейший враг. Враг ещё из той, прежней жизни, когда они оба были молоды и так безоглядно счастливы. Этот враг, даже сейчас, глядя на её слёзы, потирал руки и похохатывал. Он добился своего, он разрушил чужое счастье!
Кириллу так, до боли, стало жалко её, эту, когда-то любимую им и, как он понял, пронёсшую свою любовь и преданность ему через все невзгоды жизни, женщину, что он поднялся из-за стола, подошёл к ней и прижал к себе. А она, плачущая, но счастливая от этой, запоздавшей на десятки лет ласки, прикрыла глаза и затаила дыхание, чтобы не спугнуть и насколько можно долго, продлить это мгновение…
Кирилл и прижавшаяся к нему Лариса, долго молчали. Он не шевелился, держа её в объятиях, но он чувствовал – у него ничего не шевельнулось в груди при этом, а была только жалость. Его, когда-то страстная любовь, давно перегорела, и даже пепел этой любви был холоден…
* * *
На следующий день, проснувшись чуть свет, он стал собираться в дорогу, а вставшая, тоже почему-то рано, Света, пыталась отговорить его от поездки:
- Папа, побудь ещё, хотя бы дня два. Николай только вернулся из тюрьмы, и с Ларисой Степановной ты хорошо не познакомился. Посидите вместе, поговорите. Сходите с Николаем к нему в автопарк… ну, папочка, не уезжай так быстро, - уговаривала она его. Скоро мама приедет, отдохнёте.
Но он чувствовал, его миссия здесь, с этими, родными ему людьми, подошла к своему логическому завершению, и казалось ему - он выполнил свой долг перед ними до конца. Он должен прямо сейчас, немедленно, возвращаться в свой город, к своей жене, которая ждёт, не дождётся его. А не звонила она и не посылала ему писем, потому что знала, здесь у него есть важные дела и, как только он управиться с ними – немедленно, не теряя ни одной минуты, вернётся к ней, потому что, она любит его и ждёт…
* * *
Но… дома Кирилла никто не ждал. В квартире было пусто и тихо, только слой пыли покрывал всё вокруг, да изредка слышался шум, нет-нет, да проезжавшего рядом с домом, автомобиля. Ему стало грустно от одиночества, от пустоты квартиры, от отсутствия рядом жены. Ему было грустно ото всего, что его окружало. Казалось, жизнь покинула это, так любимое им жизненное пространство и только потому, что в нём не было Нины.
Оказывается, она для него значила очень-очень много, а он так бездарно, так, непростительно бездарно, профукал возможность быть рядом с ней. Променял её любовь на водку. Будь она проклята, эта водка! Будь она, трижды проклята!!!
А, сколько счастливых часов и минут он мог бы провести с женой вдвоём, наслаждаясь любовью и, обществом друг друга. Вместо пьяного угара и блевания в туалете, он мог бы сводить её в парк или вывезти поближе к природе на их катере. Как много он потерял из-за пьянства, как много… и всё из-за неё проклятой, из-за водки. Будь, ты трижды проклята, змея подколодная!
Так, казня себя за слабость к водке и одновременно проклиная её, он взялся перебирать почту.
Среди газет и журналов он нашёл письмо и телеграмму. Но оба они, и письмо и телеграмма, были не от Нины и не от Бориски. Повертев в руках телеграмму со штемпелем обратного адреса – «МАДИ» и письмо, от какой-то женщины из села Предгорное, где проживает его тёща и куда уехала Нина, он почувствовал неожиданное волнение, и неожиданный страх пронизал всё его существо. И страх этот холодом обдал его, заставил барабанной дробью забиться сердце, задрожать руки, а тело покрыться холодным потом.
Сейчас он просто панически боялся вскрыть хоть одно из этих посланий. Кое-как заставив себя унять дрожь рук, он вскрыл телеграмму из Москвы, надеясь, что в ней, ничего страшнее, чем – «Ваш сын отчислен из института за академическую задолженность», не найдёт.
Он прочёл наклеенные на бланк ровные полоски типографской ленты. А, прочитав – не поверил. Не поверил глазам своим. В телеграмме чёрным по белому, сухим, канцелярским языком, было напечатано: «Ваш сын, студент третьего курса МАДИ, Соколов Борис Кириллович, скончался двадцать четвёртого октября сего года от электрического разряда молнии».
.Прокуратурой возбуждено уголовное дело. Похороны состоятся 27 октября 2000 года в селе Иваньковка, Алтайского края.
Декан Подгорнов А. И.
От страшного известия, в глазах Кирилла потемнело, а сердце бешено забилось. Грудь сдавила адская боль и он, прижав руки к сердцу, уже уходя из этой, одновременно, такой прекрасной и такой паскудной жизни, только успел прошептать - а, как же, Нина?..
Глава восьмая
СВЕТЛАНА
Сегодня она проснулась с большим опозданием. Вторую ночь они с Николаем проводили вместе в постели, после его освобождения из тюрьмы. Лёжа с закрытыми глазами, она наслаждалась теплом прижавшегося к ней мужа, боясь пошевелиться и нарушить его сон. Совершенно не хотелось вставать. Всё-таки, есть в нас, женщинах, что-то от кошек - поразилась она своему неожиданному открытию. Мне нравится, когда меня ласкает муж и его крепкие руки нежно поглаживают моё тело. В такие моменты мне хочется, как цветку в раннее утро, раскрыться навстречу солнышку и впитывать его ласковое тепло и, если бы я могла, то, наверное, начала бы мурлыкать от наслаждения.
Представив себя мурлыкающей и изгибающей, как кошка, спину, она, всё ещё не открывая глаз, слегка улыбнулась. Какое счастье вот так лежать, прижавшись к любимому, и слышать рядом его дыхание… и мгновенно открыла глаза, словно что-то, или кто-то, неожиданно вспугнул её мечты.
На неё смотрел Николай. В его взгляде было - немое восхищение ею, ласка и ещё что-то такое, что всегда так притягивало её к нему. Они жили под одной крышей, спали в одной постели вот уже полгода, а Светлана до сих пор не могла понять, что же за «магнит» таится в его глазах. Но он, наверное, есть, решила она, улыбаясь - есть, потому что, когда он на неё смотрит, начинала медленно погружаться в глубокий омут его любящих глаз. А, может, это и есть магнит и омут любви, одновременно? - неожиданно мелькнула в её голове мысль и, как освещённая ярким светом прожектора, мысль подтвердила – да, это магнит любви, это омут любви!
И, она засмеялась нежным воркующим смехом – смехом, счастливой обоюдной любви, и призыва к телесной любви! Любви между мужчиной и женщиной…
Она услышала, как за окном вновь разбушевалась метель, почему-то так рано в этом году пришедшей зимы. Только сутки прошли, как уехал папа и погода вчера днём, была замечательная, а затем, к вечеру, случилось что-то невероятное, резко похолодало. Откуда-то набежали тучи: синие, тяжёлые, подул ветер и вокруг потемнело. А затем пошёл снег, и начался первый в этом году, буран. В это время года его не должно быть, но он был.
Вот и сейчас, из-за порывов злого, холодного ветра, слегка подрагивали оконные стёкла. Светлана представила, как они изо всех своих стеклянных сил, сопротивляются ненастью, пытавшемуся нарушить тепло и уют их приюта любви. Они, казалось, словно живые, понимают своим хрупким сердцем, что поддайся они хоть на мгновение, не выдержи, и злая, холодная как смерть, непогода, разрушит, искромсает без жалости здесь всё и отнимет у неё и Николая, такую хрупкую и такую прекрасную на самом деле, жизнь!
Как Вы ни сильны, наверное, говорили они о людях, Вы, в то же время, слабы – Цари Природы! И ещё, так казалось Светлане, говорили стёкла, конечно, если бы могли говорить как люди - то мы о многом ещё могли бы рассказать Вам. Но мы этого не можем и, поэтому, защищаем Вас двоих, так нежно любящих и преданных в своей любви человеков, не произнося ни слова, своими, доступными только нам, силами и средствами…
* * *
Светлана накрывала стол к позднему завтраку. Николай был в ванной – приводил себя в порядок. Обоим необходимо было идти на работу. Они и так проспали – он, наслаждаясь домашним уютом, чистотой белья и постели, а она – присутствием рядом с собой любимого мужа.
Раскладывая ложки и вилки на столе, Светлане вспомнились их первые минуты близости после недельной разлуки и, от счастья и смущения, чуть-чуть порозовела. Он был неутомим в ласках. Она – вся, как бутон розы, раскрылась ему навстречу и, обхватив его тело руками и ногами, прижалась к нему так, словно хотела вобрать его в себя всего, целиком, чтобы стать с ним одним целым, объединить в своих объятиях не только тела, но и души.
После первых взрывов страсти, наступил волшебный момент плавного покачивания на волнах наслаждения. Николай вёл её в ритме волшебного вальса, а она, вся подчинившись ему, отвечала всеми клеточками своего, пылавшего в жаре любви тела, на каждое его движение, млела от наслаждения…
Как это упоительно прекрасно, когда телом и душой владеет любовь! Как мне было хорошо, не удержавшись, прошептала она, как хорошо…
- Ты, что это так загадочно улыбаешься? – услышала она позади себя голос.
Она, отдавшись воспоминаниям, даже не услышала, когда Николай вошёл в столовую. Повернувшись к нему, она сразу попала в ласковые и нежные объятия его рук. Прижавшись к нему всем телом, она нежным голоском прошептала ему прямо в ушко: «Коленька, я так тебя люблю, так люблю! Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Без тебя в этой жизни – только смерть…»
- Ну, что ты такое говоришь, Светлячок! Какая смерть! Мы молоды и у нас вся жизнь впереди, - добавил он, и при этом, найдя своими тёплыми губами её ушко, нежно поцеловал.
Ей было чуть щекотно и приятно.
Ах, как она любит эти его, нежные поцелуи - как сквозь туман, проносились мысли в её голове. Его горячие ласковые губы дарят такое наслаждение, что ей кажется - ещё чуть-чуть дольше продлись этот поцелуй, и она умрёт от счастья, от нежности, от любви к Коленьке.
- Чем это вы тут занимаетесь? – услышала она голос свекрови. – Опять целуетесь?
Светлана, смутившись, что их застали в такой момент, хотела отпрянуть от мужа, но он не разжал рук, а только ещё крепче прижал её к себе.
- Пусти, неудобно ведь… - прошептала она, краснея. - Что мама скажет?
- Мама, Светка говорит, что ей неудобно в моих объятиях. Ты ей веришь?
- Нет, сынок – не верю! - чуть усмехнувшись, ответила Лариса Степановна и ласково посмотрела на своего сына и сноху.
Красивая пара! - мысленно произнесла она, хотя и раньше знала об этом.
- Вот так-то, жёнушка. Не обманывай мужа. Слышала, что моя мама сказала?
Светлана, чувствуя, что лицу стало жарко, отвернулась к плите и стала снимать сковородку с яичницей, готовой вот-вот превратиться в угли.
- Ну, вот… всё пропало, придётся выбросить, - огорчённо прошептала Светлана, всё ещё с пунцовыми щеками на лице. - Если бы ты, Коля, вошёл на минуточку попозже, мы бы наслаждались вкусным омлетом. - Ты же знаешь – это моё, почти коронное, блюдо. Другие-то у меня не так хорошо получаются.
За её спиной раздался двойной смех – молодой, задорный - Николая и, чуть хрипловатый – Ларисы Степановны. Смех был добродушным и ласкающим.
- Смейтесь, смейтесь. Будете теперь всухомятку завтракать - колбасой и сыром.
- А чай или кофе, подадут? – игриво поинтересовался муж.
- Для вас, сэр, всё, что угодно, - в тон ему, с тонким намёком ответила она.
Одновременно с ответом Светланы, раздался наигранно обиженный голос свекрови:
- А, как же я? Мне сухую пищу, врачи категорически запретили. Давай Светочка мне что-нибудь, кроме колбасы и сыра... и добавила шутливо-строгим голосом, – где тут моя большая кружка?
- Что есть в печи, всё на стол мечи! - приняв строгий вид и подбоченившись, приказал Николай.
Пикируясь словами, с шутками и прибаутками они сели завтракать…
* * *
По пути на работу, сидя рядом с Николаем в тепле салона, остановившегося перед светофором фольксвагена, Светлана смотрела, как стеклоочистители ритмично очищают стёкла от, начавшего идти с утра, снега, вдруг вспомнила отца, мать, брата Борю и ей стало грустно. Откуда пришла грусть, она не поняла, но придя, она заполонила всю её душу и больше уже не отпускала:
Папа, по какой-то, одному ему понятной причине, вдруг, так поспешно, так беспричинно поспешно засобирался домой, что она подумала - от мамы давненько не было звонка, вот поэтому он решил уехать, и ещё мелькнула и пропала мысль – неужели, так соскучился по маме?.. Наверное, так, - решила она. По его встревоженным глазам это сразу было видно.
Но, ведь он обещал нам, что сразу по приезде на место, позвонит! Почему не позвонил? Что-то произошло?.. Что могло произойти такого, что он даже забыл позвонить дочери? Или не смог? Странно! – и грустно покачала головой. Приду с работы – обязательно позвоню, иначе места себе не найду
- Коля, как ты думаешь, почему папа не позвонил? – спросила она, когда они отъехали от светофора на приличное расстояние.
- Не знаю, Света. Может с телефоном что, или как у нас… - и, при этом игриво покосился на неё. - Кстати, не забывай – они тоже живые люди и им ничто «земное» не чуждо… - Давно не виделись, то, да сё… да мало ли, что?
- С телефоном?.. Нет – немного подумав, ответила она, совершенно проигнорировав его слова насчёт «земного», - телефон у нас всегда был в исправности. Папа в них хорошо разбирается, телефон у нас всегда работал…
- Светуль, тогда я не знаю, что ответить на твой вопрос. Ей Богу, не знаю.
- Я, вчера, не волновалась и сегодня с утра тоже, но, пойми меня правильно, сейчас у меня такое… ну, вдруг появилось такое чувство, что у нас дома не всё благополучно. Что-то случилось с моими родителями…
- Ты думаешь?.. Вообще-то, не должно бы такого быть, я не чувствую.
- Это ты, так говоришь, потому что, мои родители, не твои родители, - высказала, чуть обидевшись, своё мнение Света, развернувшись всей своей грациозной фигуркой в его сторону… вот, если бы с твоей мамой что-то случилось, ты бы почувствовал?.. Почувствовал-почувствовал, я знаю… и, в знак своей правоты, утвердительно покивала головой… - Обязательно бы почувствовал, - повторила она.
Не дождавшись от него ответа, отвернулась, нахохлилась, став похожей на маленького одинокого воробышка и, смотря на налетающий порывами и закручивающийся перед лобовым стеклом снег, до самой больницы просидела, больше не проронив ни слова.
- Света, я сегодня задержусь, остановив машину у подъезда больницы, - сказал Николай, - мне необходимо разобраться с накопившимися в моё отсутствие делами. - Ты не возражаешь? – спросил он, когда погрустневшая Светлана открыла дверку автомобиля.
В ответ, жена только согласно кивнула головой, а вылезши из машины, опять, не проронив ни слова, закрыла её за собой.
Смотря вслед красным огонькам удаляющейся от неё и, пропадающей в снежной круговерти, машины с Николаем, она грустно подумала, как было бы хорошо, если бы мы работали вместе в больнице… или у него в автопарке. Не пришлось бы расставаться или прощаться, и пожаловалась неизвестно кому: «Мне так, почему-то до слёз, грустно и тоскливо, как будто я на похоронах, только я ещё не знаю, чьих.
* * *
В её отделении почти всё было – как всегда. Проходя по коридору в ординаторскую, она лишь обратила внимание на изменившуюся расстановку столов в вестибюле: вероятно, старшая медсестра решила несколько видоизменить достаточно поднадоевший интерьер отделения, решила Светлана. Да ещё отсутствие в коридоре прогуливавшихся для моциона больных, несколько задержало её внимание, но она вспомнила – сейчас время обхода врачами закреплённых за ними палат и принятие больными лечебных процедур.
В ординаторской было пусто. Только кенарь, сидя на жёрдочке, попискивал - вероятно, разминался перед выдачей очередной порции «концертной программы». Его подарил им в знак благодарности за успешное лечение больной, со смешной, хохлатской фамилией - Недуйвитер.
Сняв демисезонное пальто, подарок Николая перед его неприятностью с наездом, Света, надев белый халат и достав папки с историями болезней, пошла к своим больным. И, первое, что она услышала, войдя в палату - Светлана Кирилловна, вам плохо?..
Пришлось, сделав усилие над собой, чуть улыбнуться в ответ и спокойно ответить, столь наблюдательным больным:
- Нет, нет. Что вы… со мной всё в порядке… Просто я задумалась, и добавила шутливо, - всё девочки, тишина в палате, обход - и опять улыбнулась.
Девочки – больные, возрастом от тридцати до семидесяти лет, женщины, разом заулыбались. Им было приятно, что у доктора, так они её называли, всё нормально, а раз у неё нормально, то и у них будет всё хорошо. И ещё им было приятно, что докторша называет их девочками, как бы приравнивая их к себе, к своему возрасту. Да и воспринимали они её, как свою дочь. Поэтому с такой заботой относились к ней и между собой называли - наш Светлячок.
Ещё будучи студенткой, она усвоила – никогда не показывай больному, что тебе плохо или у тебя неприятности в семье - больные очень внимательно наблюдают за твоим состоянием и, хорошее оно или плохое, тут же, неосознанно, переносят его на себя.
Психологическое состояние лечащего врача – Залог быстрого или замедленного выздоровления больного. Это правило она усвоила на всю жизнь, и старалась неукоснительно ему следовать.
Закончив утренний обход больных, Светлана, войдя в ординаторскую, первым делом позвонила домой, чтобы узнать у Ларисы Степановны – не звонил ли отец, а получив отрицательный ответ, ещё сильнее забеспокоилась: Ну, что могло случиться? Почему папа не звонит? Что, делать? И, немного поразмышляв, решила нарушить запрет – не вести междугородние переговоры по больничному телефону - набрала домашний номер телефона родителей с надеждой, что кто-нибудь из них поднимет трубку, но в ответ услышала только длинные гудки вызова, раздававшиеся до тех пор, пока автомат не сообщил ей – «Набранный вами номер, не отвечает».
Положив трубку на рычаг, она, подойдя к окну, вперила в него ничего не видящий взгляд. Постояв некоторое время, Светлана, прикинув свои и Николая возможности, вновь взялась за телефон. Кто-то на другом конце провода ответил - Николая Александровича нет на месте, а на вопрос - когда будет? - ответили что-то такое невразумительное, что она совсем не поняла.
За окном, завихриваясь под порывами ветра, сыпал мелкий снежок. Когда прекратила выть метель Светлана не заметила, наверное, решила она, когда я была на обходе, а возможно прямо сейчас, пока я стояла у окна.
Ранняя нынче зима и так неожиданно, подумала она с грустью, даже как-то странно, после столь тёплого лета видеть снег. Интересные всё же выкрутасы позволяет себе природа – вчера на колёсах, а сегодня, на санях! Но ехать нужно. Обязательно. Жаль, до Николая не смогла дозвониться, а то бы часа в четыре могли выехать. Сколько часов езды до Усть-Каменогорска? Она посчитала - да, часа за три, максимум за четыре, доедем…
...Да куда же, в конце-концов, запропал Николай? – нервничая, спросила она неизвестно кого. Как это – выехал на маршруты и, где в настоящее время находится, никто не знает! – завелась она и удивлённо приподняла плечи. Хотелось бы знать, нашёл его заместитель, как его… Иван Иванович, офис-менеджера на место Зины или, нет? С секретарём всё-таки легче, решила она. Секретарь осведомлён обо всех передвижениях шефа в любое время суток.
Не сумев добиться быстрой реализации своего плана, поездки к родителям, Светлана расстроилась окончательно.
Ладно, чего уж там, она с грустным видом на лице покачала головой. Видно не судьба – сегодня выехать. Вечером с Николаем поговорим, а утром, пораньше, выедем. Может оно и к лучшему. Чего на ночь глядя, в такую непогоду, выезжать.
Глава девятая
НИКОЛАЙ
Расставшись у больницы со своей женой, он сразу позабыл всё, о чём с ней разговаривал и полностью переключился на свои дела. Конечно, заместитель у него, дай бог всякому, но свой, хозяйский, глаз всё же надёжнее, подумал он, подъезжая к автопарку. Проходя в свой кабинет, он обратил внимание на пустующий стул секретаря. Жаль девушку, мелькнула мысль - такой нелепейший поворот судьбы! По-видимому, Иван Иваныч, ещё не подыскал на её место человека.
Нажав на кнопку селектора, Николай, по громкой связи, попросил весь инженерно-технический персонал через двадцать минут собраться у него в кабинете для отчёта и, закрутилось… - Лишь через два часа закончил он разбираться с назревшими вопросами. Их было так много: ремонт и техническое обслуживание автобусов, закуп и цены на горючесмазочные материалы. Личный состав и многое-многое другое, что в повседневной размеренной жизни предприятия не так бросается в глаза.
А, вот сегодня… Сегодня прошло более недели его отсутствия. Но, что порадовало его, так это – стабильная работа всех служб. Даже вопрос с безопасностью движения в его автопарке обстоял сравнительно благополучно, конечно… не отлично, но… достаточно стабильно. Вот, что значит крепкий коллектив - с гордостью подумал он. Не пропали втуне его забота о людях и индивидуальный подбор кадров… Хороший у него начальник отдела кадров. Просто молодец! Надо будет поощрить, хотя бы премией.
Оставались не решёнными пару вопросов, решение и согласование которых потребовало его посещения городского акимата. Там, в кабинетах чиновников, он провёл несколько часов, потребовавших от него выдержки, напористости и красноречия.
День клонился к закату. Николай был голоден как волк, но свободного времени было в обрез. Оставался ещё один вопрос, который мог решить только он – электроэнергия. Эти пиявки, сосущие деньги его предприятия, находили любой предлог, чтобы попугать его отключением.
Ведя свой красный Фольксваген по улицам города, он непроизвольно вспоминал все разговоры, вёдшиеся на эту тему, и тяжело вздыхал.
Все потребители электроэнергии возмущались, созданным искусственно, промежуточным звеном. И все спрашивали, почему нельзя платить за электроэнергию напрямую, производителю, а не этим…и, матерно ругались. Себестоимость киловатта электроэнергии обходилась производителю в несколько раз дешевле, чем платили потребители. Они, приобретая у производителя напрямую, без этого дурацкого посредника, даже за двойную, тройную цену, имели бы ощутимую экономию финансовых средств. Как говорит народная мудрость - «И волки были бы сыты и овцы целы» и государству было бы выгоднее за счёт налогообложения. А так, посредник, ничего не производя, только рассылал бумаги и качал деньги в свой бездонный карман.
* * *
Домой Николай вернулся где-то около десяти вечера. Светка не вышла встречать его в прихожую, как обычно это делала, а сидела в столовой и нервно постукивала кулачком по столешнице. Мамы тоже не было видно, по-видимому, она уже легла. Вообще, как заметил он, мама эти дни, после отъезда Кирилла Владимировича, что-то была грустна и только редкая, какая-то неуверенная улыбка, изредка появлялась на её лице и то, только тогда, когда она смотрела на него или Светку. И было в этом взгляде и такой несмелой улыбке, что-то такое тревожное, такое больное, казалось, она пыталась определить для себя, или спросить у себя, как ей поступить? Она, сколько он помнит мать, никогда не была в таком состоянии. Что-то тревожит её, думал он, но понять «ЧТО» не мог.
Николай терялся в догадках, но прямо спросить не насмеливался. Странно, мелькнула у него в голове мысль - после встречи матери с Кириллом Владимировичем, она очень изменилась. Стала какая-то задумчивая, и даже отрешённость появилась в её взгляде. И жена, сидит за столом какая-то задумчиво-молчаливая и нервно постукивает своим милым, с тонкими «музыкальными» пальчиками, кулачком. Что, в конце-концов, происходит в моей семье? Что происходит в моём доме последнее время?..
После приезда мамы у нас в доме как-будто поселился покойник… и…, Кирилл Владимирович, толком ничего не объяснив, что-то быстро уехал… - Тут ему вспомнился утренний разговор со Светланой, об отце. Видимо и его любимая жёнушка что-то почувствовала. Но, что?..
Пока в ванной комнате он приводил себя в порядок после трудного рабочего дня, у него не выходил из головы вопрос – что случилось у него в семье такого, что так повлияло на душевное состояние родных ему людей? Почему в его доме, где всегда была радость, вдруг появилось уныние? И показалось ему на мгновение, как на чистое небо с ярким солнцем в вышине, набежала неведомо откуда появившаяся тёмная, грозовая туча, поглотив в себя солнце, его дом и его самого со Светкой и мамой.
От промелькнувшей перед глазами картины, его пробрала холодная дрожь и чтобы поскорее избавиться от неё, он выскочил из ванной комнаты и даже дверь придавил коленом. Фуу, привидится же такое на ночь, глядя - всё ещё не придя в себя, пробормотал он. И только сейчас заметил стоявшую вблизи ванной, тревожно смотревшую на него, жену.
- Свет, ты что? – спросил он и заглянул в её зелёные, такие родные и любимые глаза.
В них Николай увидел тревогу за него, страх потери и огромную, безоглядную любовь. При виде её состояния у него защемило сердце.
- Ты долго не выходил из ванной, - проговорила она, прижавшись к нему, - вот я и решила посмотреть, не случилось ли что с тобой? – и добавила, почему-то шёпотом, - Коля, мне страшно!
От этих, произнесённых шёпотом слов, слов, произнесённых его такой прекрасной, такой любимой, такой слабенькой на вид, но такой сильной, одновременно, жены, у него перехватило дыхание.
- Не боись! – радость моя, - поцеловав её глаза, храбрясь, проговорил он. Пойдём. Я от голода умираю. - Представляешь, за целый день – во рту ни крошки, - и, приобняв её за плечи, повёл в столовую комнату.
Когда он уже пил свой любимый, крепко-заваренный зелёный чай, Светлана, перегнувшись к нему через стол и заглядывая ему в глаза, попросила:
- Коленька, давай завтра, с утра, поедем к моим родителям. Что-то у меня душа не на месте. Я чувствую и, показав на свою красивую, идеальной формы, грудь, продолжила, - вот здесь чувствую, Коля – у нас Беда… большая Беда.
И, столько в её взгляде и голосе было просьбы и надежды на его согласие, что он, не выдержав такого накала тревоги, согласился. Согласился, несмотря на обещание присутствовать завтра на собрании коллектива. Согласился, не смотря на кучу, запланированных на завтра дел. Согласился… потому что… потому что… её тревога передалась ему и ещё потому, что он очень любил свою жену, свою Снегурочку, свой путеводный светлячок, доставшийся ему по какому-то необъяснимому, но счастливому для него, как он думал, капризу судьбы! Той судьбы, в которую все верят и ждут от неё подарка.
Утром, выпив по чашке утреннего кофе, они, попрощались с Ларисой Степановной, почему-то смотрящей на них с огромной тревогой и отговаривавшей их от поездки в такую, не устоявшуюся окончательно погоду. Даже замок двери, сегодня почему-то заел при открывании.
Выехав со двора, выскочили за город, и помчались в сторону другого города - города, где жили Светланины родители и, где прошло её детство.
* * *
На трассе было ещё по-утреннему пустынно и Николай всё прибавлял и прибавлял скорость. Стрелка спидометра подползла к отметке – сто пятьдесят километров в час, и в этом положении, казалось, замерла.
Вокруг всё было бело от выпавшего за эти сутки снега. Только потемневшая змейка трассы, да километровые столбы, выстроившиеся, как часовые вдоль дороги, то исчезая в ложбине, то вновь появляясь на взгорье, всё уводила их дальше и дальше от родного дома, от тепла и уюта.
Незаметно проскочили Чарск, а затем и Георгиевку. Всё чаще стали попадаться встречные КАМАЗы, везущие свои грузы в разные районы области.
Светлана всё это время провела в полудрёме, не мешая Николаю вести машину.
Он видел, она расстроена и под глазами залегли тёмные круги, поэтому не тревожил её, молчал и даже не включил приёмник, чтобы как-то развлечь себя в пути.
Они были уже в сорока, а может быть, даже меньше, километрах от Усть-Каменогорска, когда вновь начался буран. Впереди, чуть левее, сквозь редкие просветы снежной пелены, замаячили три верхушки небольших гор. Это были «Монастыри» с их озером. Так назвали их местные жители за их действительную похожесть, конечно издали, на три башенки-луковки церкви.
Спускаясь по трассе в ложбину быстро приближающихся «Монастырей», Николай, вглядываясь в дорогу сквозь разгулявшийся буран, подумал - осталось проехать тридцать километров пути, и мы…
Он успел только крикнуть - ДЕРЖИСЬ! - когда из снежной пелены, как туша морского чудовища из глубин океана, показалась огромная кабина КАМАЗа…
Глава десятая
ЛАРИСА
Лариса, в тревоге, вся измучившись от непонятного молчания детей или, хоть какой-то весточки из Усть-Каменогорска, не находила себе места. Странный город, иногда думала она – кто бы, из дорогих моему сердцу людей, не уехал туда – пропадают без вести. Уж не мистика ли это? А, может, это Кара Небесная за какой-нибудь грех? Разве властны мы понять деяния Господа, Бога нашего!
От постоянной тревоги за близких ей людей и связанной с ней душевного волнения, у неё всё чаще стали отниматься ноги и появилось заикание. Лариса передвигалась по дому, как сомнамбула.
На третий день, опять не получив весточки, Лариса решила пойти в полицию и подать заявление о пропаже своего сына и невестки. Заявление приняли и пообещали приложить все усилия к розыску. Из автопарка тоже несколько раз звонили на домашний телефон и интересовались, когда же приедет Николай Александрович из Усть-Каменогорска.
Из всего этого она сделала вывод – Коля, прежде чем уехать, звонил кому-то, что несколько дней не появится на работе. Наконец, совсем измучившись, она решила поехать на розыски сына с невесткой сама. Приобрела билет и десятичасовым автобусом выехала.
Сидя на третьем сидении от водителя, она краем уха услышала разговор водителей между собой, и этот разговор сильно встревожил её. Пробравшись вперёд, поближе, она поняла – говорили о какой-то аварии на трассе. Говорили о столкновении иномарки с выехавшим, по причине плохой видимости, на встречную полосу движения, гружёным КАМАЗом. Легковушка и КАМАЗ сгорели. Водитель КАМАЗа остался без ног, но живой, а вот в легковушке… водитель и пассажирка погибли, сгорели. Спасти их не смогли.
Услышав страшные слова, Лариса почему-то сразу поняла – это её сын Коленька и Светлана. Окаменевшая от горя, совершенно не способная произнести хоть слово, она стояла рядом с говорившими об аварии. Слёзы, ручьём катились по её щекам из её уже давно поблёкших, исплаканных глаз. Кое-как справившись со слезами, она попросила водителя высадить её там, где столкнулись машины.
Удивлённый водитель, посмотрев на заплаканную бабулю, в ответ покачал головой, но странную просьбу старушки выполнил. Остановив автобус у места аварии, он попросил: «Вы только недолго бабушка», но в ответ услышал - «Езжай сынок, я здесь побуду…». - «Вы замерзнете здесь одна, - забеспокоился водитель. До города ещё тридцать километров»…
…………………………………………………………………………………………….
…………………………………………..
* * *
В стороне от дороги, метрах в десяти, рядом с полузанесённым остовом разбитой до неузнаваемости, сгоревшей дотла, легковой машины, сидела совершенно белая от холода, седая старуха. Подходившие к ней с проезжающих автомашин люди, слышали, как она, плача, всё повторяла - Сыночек мой, сыночек мой… за что, Господи, за что?
Кровь, смешанная со слезами, покрывала её исцарапанное лицо. От холода лицо превратилось в маску.
* * *
Вечером, часов в шесть, в психиатрическую больницу кто-то из сердобольных водителей привёз сумасшедшую старуху, замёрзшую до такого состояния, что врачи не надеялись её спасти, но она выжила, выжила вопреки прогнозам врачей.
Дня через два она, увидев медсестру – маленькую, белокурую, смешливую бестию, обратилась к ней: «Светочка, а где наш Коленька?» – и замолчала.
Других слов от неё до самой смерти уже никто не услышал. Она, сидя на кровати и беспрестанно покачиваясь, вперив взгляд безумных глаз в дверь, казалось, ждала кого-то. И только, когда в палату входила светленькая медсестра в белом халатике, она оживала и, задавала, всегда один и тот же вопрос - Светочка, а где наш Коленька?
Умерла она через два месяца. Врачи, делясь между собой впечатлениями, говорили друг другу, - тихая была пациентка. Царство ей Небесное! Да упокоится её душа в РАЮ!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Галя-почтальонша всю зиму приходила в пустой дом Ларисы Степановны, протапливала его а, иногда, даже оставалась ночевать. С Гердой они стали большими друзьями. А, однажды, Галка задержалась в доме на целую неделю, а потом ещё на одну и ещё…Ближе к осени она, наконец-то, встретила хорошего парня и вышла за него замуж. После свадьбы они ушли в Ларисы Степановны дом праздновать медовый месяц, вначале, на время, а затем так и остались в нём навсегда.
Капитан Акишев и старший лейтенант Васильев, получили по звёздочке на погоны и премию. Теперь Васильев, состроив почтительную рожу, говорил: «Гаспадин майор, паазвольте обратиться?», на что получал не менее почтительный ответ: «А, не по- шли бы вы господин капитан…», и так далее.
Не смотря на столь странные отношения, они были закадычными друзьями и, после того как Васильев, наконец-то, соизволил жениться на девушке из прокуратуры, стали дружить семьями.
Зина… вот у Зинаиды Эдуардовны Кучеренко не сложилось. Суд, учитывая её молодость, а также отсутствие прежде судимостей, приговорил её к восьми годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима, но…то ли из-за её непокорного нрава, то ли, по какой другой причине – нашли её повесившейся в камере, на собственной простыне.
Расследование этого случая комиссией, ни к каким результатам не привело. Все заключённые в один голос твердили одно и то же – это она сама. Хотя, впоследствии, среди «зэчек» ходил слушок, что её убрали из-за независимого нрава и строптивости по отношению к воровке, имевшей в общей сложности, лет двадцать-двадцать пять «отсидки» с двумя, а некоторые шепчутся - тремя побегами и, по иронии судьбы, с таким же именем – Зина.
Как-то, разговаривая с напарником, майор Акишев выразился так - Женя, ты обратил внимание на аббревиатуру Зинаиды - на её фамилию, имя и отчество, нет? – Напрасно. Прикинь - Зинаида Эдуардовна Кучеренко, или – З.Э.К. Это тебе ни о чём не говорит? Можно подумать, что тюрьма самой судьбой, хоть я и не очень в это верю, была заложена для неё со дня рождения.
А вот, Виктор Тимофеевич, узнав о гибели Светланы, внезапно прекратил волочиться за каждым смазливым личиком, вообще перестал употреблять спиртные напитки, и превратился в добропорядочного солидного врача. Не прошло и полугода, как его назначили заведовать терапевтическим отделением. И, что удивительнее всего, его бывшая жена, выгнавшая ранее Виктора Тимофеевича с позором из квартиры, попросила вернуться его обратно, в семью, простив все его прежние «гульки».
Конец второй части.
КИРИЛЛ
Водя глазами по корешкам книг на книжных полках, чтобы выбрать, какую из них почитать и убить время до прихода Светланы, он подумал, всё-таки молодец Николай, что собрал такую богатую библиотеку. Книга, написанная на бумаге и отпечатанная в типографии, пахнет своим неповторимым запахом, не то, что книга в интернете. Книга излучает тепло солнца, которое вобрало в себя дерево за десятки, а может быть, сотни лет своей жизни и ты ощущаешь его своими пальцами, а через них, это тепло наполняет твою душу…
Даа, то ли дело настоящая книга: удобно устроишься в кресле, возьмёшь её в руки и начнёшь перелистывать страницы, а они, так нежно, так с детства знакомо, зашелестят в твоих руках. Читаешь текст, а перед глазами встают, словно живые, образы и ты сопереживаешь им. А, если описывается природа, тут уж твою фантазию ничем не ограничишь. Прочитаешь немного, закроешь глаза и, пожалуйста, ты уже там, вместе с ней. Эх, красота!
Позавчера Светлана показала, как пользоваться компьютером и он попытался немного, ради, как говорится, спортивного интереса почитать электронную книгу. Куда там… никакого удовольствия не получил! Не ощутил он того тепла и наслаждения, что ожидалось от прочитанного рассказа. Сам текст был, по-своему, интересен, ноо, не ощутил он его и, всё! Интернетовская книга показалась ему холодной и какой-то мёртвой, что ли.
На второй полке, сверху, его глаза увидели давно не перечитываемую книгу братьев Стругацких – «Трудно быть Богом». Сняв её с полки, он прошёл к креслу и, пододвинув его поближе к окну, устроился читать. Увлёкшись, он не услышал стука открываемой двери и непроизвольно вздрогнул, услышав раздавшийся со стороны прихожей мужской голос, спросивший: «Есть кто дома? - Почему меня никто не встречает с объятиями и поцелуями?
- Есть! - вставая с кресла, подал голос Кирилл. – Николай, ты что ли?
- Да. - А, Света дома, или на дежурстве? Скоро придёт?
- Дома её нет, - а посмотрев на часы, Кирилл уточнил, - должна вот-вот подойти.
Спустившись по широкой лестнице в вестибюль, он встретил вопрошающий взгляд Николая. Казалось, он хотел спросить - ну, как вы тут, без меня? И, отвечая на этот молчаливый вопрос, ответил: «У нас всё в порядке. Не беспокойся. - Как ты? Всё ли закончилось, или ещё будут «таскать»?
- У меня всё нормально, Кирилл Владимирович, но я такой грязный, такой грязный, представляете, неделю на нарах провалялся. Сейчас бегом в сауну, косточки попарить, а потом, в чистое бельё и переодеться. Кра-со-та… если бы вы знали, как я об этом моменте мечтал!.. Уф!
- Беги, беги. Не буду задерживать. А Светлана придёт, ты нам всё расскажешь, надеюсь. Ты уж меня не обессудь, потребуем полного отчёта. Как, да, что?
- Конечно, конечно, - уже на ходу отвечал Николай, скрываясь в своей комнате.
Прошло не более минуты, как за ним закрылась дверь, а у входной двери раздался звонок домофона. Любопытно, кто это может быть? – подумал Кирилл, - у Светланы свой ключ есть. Николай, тоже дома. Странно…
Подойдя к домофону, спросил: «Кто там? Вы не ошиблись адресом?»
- Коля, это я, мама, - раздался, чуть хрипловатый, с одышкой голос из динамика. Казалось, человек, говоривший по домофону, пробежал не менее километра без отдыха и теперь тяжело дышит, восстанавливая дыхание. Такое дыхание, подумал Кирилл, бывает у людей с нарушением функций дыхательного тракта, а потом, вспомнил: Светлана, кажется, говорила, что её свекровь, Лариса Степановна, страдает астмой. Так вот это кто…
- Проходите, - пригласил он, нажав на кнопку автозапора.
Через некоторое время в дверях появилась грузная, с одутловатым лицом астматика, женщина, ниже среднего роста, одетая в дорогую одежду, но безвкусно.
Так одеваются женщины из глубинки и имеющие достаточно средств для приобретения столь дорогой одежды, но не следящие за требованиями моды или считающие… что и так сойдёт, быстро оценил её внешний вид Кирилл.
- Давайте помогу, - предложил он, увидев в её руках приличного, на его взгляд, веса сумку, и ещё он догадался, что в ней обязательные гостинцы из своего огорода: закатанные металлическими крышками банки с разными солениями.
Он оказался прав, так как тут же услышал - осторожнее, в сумке банки… стеклянные.
В вестибюле было по-вечернему сумеречно и может поэтому, женщина, близоруко щуря глаза, пристально всматривалась в Кирилла, а он, от такого бесцеремонного разглядывания своей персоны, даже как-то смутился. И, чтобы скрыть своё смущение, он произнёс первое, что пришло в голову:
- Снимайте пальто и проходите в кух… - и, тут же поправился, – проходите в комнату.
Но мать Николая, продолжая всё также близоруко щурить глаза и, казалось, прислушиваться к каждому произнесённому им слову, даже не сдвинулась с места. Кириллу даже показалось, что её лицо стало принимать пепельно-серый оттенок и, боясь, что с женщиной вот-вот станет худо, он позвал Николая. Благо, тот ещё не успел пройти в сауну.
И тут, он, к своему неописуемому удивлению, услышал шёпотом произнесённые слова, повергшие его в величайшее изумление и недоумение:
- Это… т-т-ы-ы… Кирюша? Это, правда, т-ты?.. Я не ошибаюсь?
Кирилл стоял столбом, ничего не понимая в происходящем, и только хлопал глазами. Что эта женщина, несомненно мать Николая, хочет сказать такими странными для него словами? - лихорадочно металась мысль в голове. Почему таким тоном и с таким волнением она произнесла его имя? Откуда она меня знает, а что она его знает, он начал догадываться по её словам. Странная женщина – мать Николая, решил он. Уж не больна ли она психически?
И, чтобы как-то выйти из создавшегося, непонятного для него положения, он вежливо произнёс: «Я, Кирилл Владимирович, отец Светланы, - и, для уточнения, добавил, - отец жены вашего сына. - Насколько я понял из Светланиных слов, вас зовут Лариса Степановна и, не дав возникнуть паузе, продолжил, - вот, наконец-то, мы и встретились. Будем знакомы. Извините, я без жены. Она уехала к своей матери… в деревню, но обещала приехать, как освободится».
Что-то здесь было не так. Он это чувствовал всеми фибрами своей души. Что-то было не так во взгляде Ларисы Степановны. Она смотрела на него, как на восставшего из гроба мертвеца и глаза её, готовы были вот-вот заплакать, то ли от горя, то ли от счастья. Кирилл так и не понял.
Неловкое положение, в котором оказался Кирилл, разрядил вышедший из своей комнаты, Николай - О, мама! Приехала? Как перенесла дорогу? Не очень устала? И, повернувшись к Кириллу, произнёс:
- Познакомьтесь, Кирилл Владимирович. - Это моя мама, Лариса Степановна.
- Мы знакомы сынок, - ответила женщина. - Ты лучше скажи, как у тебя дела? С тобой всё в порядке?
- Да, что со мною сделается. Я, только сейчас… меня… только час назад, как выпустили из… из… СИЗО и я… сразу домой, а Светы нет, она на дежурстве. Мама, да, что же ты стоишь? Проходи в комнату. И вы, Кирилл Владимирович, проходите. Что это вы вздумали у порога толкаться?
Кирилл следовал за матерью Николая несколько позади, и всё думал, почему эта, совершенно незнакомая ему женщина, так отреагировала, увидев его. Почему она сказала, что они знакомы? Он, точно знал – с ней он никогда ранее не встречался, во всяком случае, в ближайшие лет десять-пятнадцать пути их не пересекались.
* * *
Вечером, после прихода Светланы, они сидели за столом, пили чай и вели неспешный разговор. Николай рассказывал о своём сидении в СИЗО, допросах у следователя. Они с интересом выслушали его повествование о его соседе по камере - немного смешном, чуть-чуть наивном, но, в общем-то, совершенно безобидном и добром человеке.
О себе Николай только сказал, что ему необычайно повезло. Благодаря помощи Кирилла Владимировича, он не попал в тюрьму и быстро освободился и, что он считает, что так мог поступить только родной отец для своего сына и никогда не забудет его заботы.
Лариса Степановна, при его словах слегка побледнела, во всяком случае, так показалось Кириллу, изредка бросающему любопытный взгляд на неё.
Кириллу было приятно слышать это от Николая и, хотя знал он его малое время, сам к нему привязался, как к родному человеку. Но, что удивительнее всего, он заметил, с какой любовью и нежностью Лариса Степановна смотрела на своего сына и на него, чужого, незнакомого ей человека.
Так смотреть на сына – это понятно… это он понимал. А на него, почему она так смотрит, на него? Тут Кирилл терялся в догадках. И, чтобы разрешить эту головоломку, он решил, когда молодёжь отойдёт ко сну, поговорить с ней.
Конечно, молодёжь быстро угомонилась. В десять часов вечера они уже сбежали от них, пожелав доброй ночи и оставив допивать чай вдвоём.
На некоторое время, после ухода Николая и Светланы, в столовой воцарилась тишина. Кирилл не знал с чего начать разговор, а Лариса Степановна, изредка взглядывая на него, тоже почему-то молчала.
Когда среди них находились их дети, разговор вёлся свободно и не было необходимости напрягаться, чтобы что-то сказать. А сейчас… чувствуя себя как-то неловко перед матерью Николая, как двоечник перед учительницей делавшей ему замечание, Кирилл, помешивая чайной ложкой в бокале, тупо молчал.
- Кирю… Кирилл, ты так и не узнаёшь меня? – услышал он вопрос, заданный ему тихим голосом. Неужели совсем-совсем не узнаёшь?
Он, приподняв голову, удивлённо посмотрел на соседку за столом и отрицательно покачал головой. Откуда он мог знать эту, совершенно незнакомую ему, грузную, с несколько отёчным лицом женщину. И он вновь отрицательно покачал головой. Как он может узнать её, ни разу в жизни не встретив?
- Кирилл, вспомни тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Пристань «Иртышск». Тебя сбивает с ног девушка, и ты роняешь в воду мешки с сахаром…
С каждым сказанным ею словом, Кирилл всё пристальнее всматривался в лицо сидящей напротив, матери Николая.
…Даа, - и горько вздохнув, она добавила, - конечно, трудно узнать в этой, постаревшей и расплывшейся бабе ту, тоненькую и стройную сельскую девчонку, с которой ты целовался и делил постель.
Вот только после её последних слов, сказанных с такой горечью и обидой, до Кирилла, наконец-то, дошло – кто перед ним.
И, он вспомнил всё, а вспомнив, удивился - как мог он не узнать её, свою киску-Лариску. Свою любимую девочку… а, потом, ещё раз, уже более внимательно и открыто посмотрев на неё, подумал - не мудрено. Она так сильно изменилась, что…
- Вспомнил, да? – спросила она и, столько любви и нежности было в её взгляде и голосе, что Кирилл смутился и, кажется, покраснел от волнения.
- Вспомнил, Лариса Степан… прости… Лариса. Тогда представляю, как я за эти прошедшие десятки лет изменился, - пробормотал он еле слышно.
- Нет, Кирюша, ты не изменился. В моих глазах, моём сердце, ты совсем не изменился, ты для меня остался всё тем же блестящим речником... Я, как только увидела тебя, как только услышала твой голос, сразу узнала.
И, сидя за столом в доме своих детей, они, перебивая друг друга, перескакивая с одного на другое, вспоминали свою прожитую так по-разному, жизнь… Время уже перевалило за полночь, а они всё сидели и вспоминали – им, конечно, было, что вспомнить. Ведь прошло столько лет с их последнего дня совместной жизни и вот, наступил момент, очень сложный для них обоих момент, и они оба оттягивали, оттягивали непроизвольно, момент выяснения причины их расставания…
Кирилл понимал – каждая пара людей расстаётся по-своему. Как нет одинаковых судеб, так и нет одинаковых причин для расставания. И каждая сторона, в этом нагромождении причин, считает пострадавшей именно себя и никого другого. Меня и Ларису чаша сия тоже не минует, решил он, вздохнув и, как мог, приготовился к трудному моменту их встречи, к разговору - тяжёлому и трудному, хотя бы потому, что, выяснение причин – это всегда трудно и тяжело! Особенно, когда уже нет взаимной любви связывающей двух людей!
Кирилл, при разговоре с Ларисой, не один раз замечал, нет, он нутром чувствовал, она, при упоминании детей, казалось, пыталась что-то сказать ему или… признаться в чём-то, но, потом, пересилив себя, быстро переводила разговор на другую тему. Это интриговало его, но прямо спросить, он не насмеливался. Мало ли какие секреты о своей жизни может хранить женщина в своей голове и, если она не хочет поведать о них другому человеку то…, подумал он, стоит ли пытаться разгадать их?..
- Знаешь, Кирилл, я тебе писала письма каждую неделю. Ни одной не пропустила и ждала, если не твоего приезда то… хотя бы, привета от тебя…
- Чтоо? – перебил он её. - Какие письма, когда? – удивлению его не было предела. Я никаких писем от тебя не получал! – и добавил - никогда! И в тот же миг заметил в глазах Ларисы испуг и огромное-огромное удивление.
- Как же так, Кирилл? Ты ничего не путаешь? Я писала… и, на глазах её появились слёзы. Я писала, - шептала она, - относила на почту, я… и, уже больше не удерживая горьких слёз, зарыдала, обхватив руками голову…
Слёзы всё текли и текли по её уже не молодым, морщинистым щекам, капали на грудь, всё увеличивая и увеличивая мокрое пятно на дорогом платье, а кто-то, стоящий позади неё с перекошенным от злобы лицом и холодным, испепеляющим взглядом, провожал каждую её слезинку, и потирал от удовольствия руки.
Кто это был – они не знали, но это был её или его злейший враг. Враг ещё из той, прежней жизни, когда они оба были молоды и так безоглядно счастливы. Этот враг, даже сейчас, глядя на её слёзы, потирал руки и похохатывал. Он добился своего, он разрушил чужое счастье!
Кириллу так, до боли, стало жалко её, эту, когда-то любимую им и, как он понял, пронёсшую свою любовь и преданность ему через все невзгоды жизни, женщину, что он поднялся из-за стола, подошёл к ней и прижал к себе. А она, плачущая, но счастливая от этой, запоздавшей на десятки лет ласки, прикрыла глаза и затаила дыхание, чтобы не спугнуть и насколько можно долго, продлить это мгновение…
Кирилл и прижавшаяся к нему Лариса, долго молчали. Он не шевелился, держа её в объятиях, но он чувствовал – у него ничего не шевельнулось в груди при этом, а была только жалость. Его, когда-то страстная любовь, давно перегорела, и даже пепел этой любви был холоден…
* * *
На следующий день, проснувшись чуть свет, он стал собираться в дорогу, а вставшая, тоже почему-то рано, Света, пыталась отговорить его от поездки:
- Папа, побудь ещё, хотя бы дня два. Николай только вернулся из тюрьмы, и с Ларисой Степановной ты хорошо не познакомился. Посидите вместе, поговорите. Сходите с Николаем к нему в автопарк… ну, папочка, не уезжай так быстро, - уговаривала она его. Скоро мама приедет, отдохнёте.
Но он чувствовал, его миссия здесь, с этими, родными ему людьми, подошла к своему логическому завершению, и казалось ему - он выполнил свой долг перед ними до конца. Он должен прямо сейчас, немедленно, возвращаться в свой город, к своей жене, которая ждёт, не дождётся его. А не звонила она и не посылала ему писем, потому что знала, здесь у него есть важные дела и, как только он управиться с ними – немедленно, не теряя ни одной минуты, вернётся к ней, потому что, она любит его и ждёт…
* * *
Но… дома Кирилла никто не ждал. В квартире было пусто и тихо, только слой пыли покрывал всё вокруг, да изредка слышался шум, нет-нет, да проезжавшего рядом с домом, автомобиля. Ему стало грустно от одиночества, от пустоты квартиры, от отсутствия рядом жены. Ему было грустно ото всего, что его окружало. Казалось, жизнь покинула это, так любимое им жизненное пространство и только потому, что в нём не было Нины.
Оказывается, она для него значила очень-очень много, а он так бездарно, так, непростительно бездарно, профукал возможность быть рядом с ней. Променял её любовь на водку. Будь она проклята, эта водка! Будь она, трижды проклята!!!
А, сколько счастливых часов и минут он мог бы провести с женой вдвоём, наслаждаясь любовью и, обществом друг друга. Вместо пьяного угара и блевания в туалете, он мог бы сводить её в парк или вывезти поближе к природе на их катере. Как много он потерял из-за пьянства, как много… и всё из-за неё проклятой, из-за водки. Будь, ты трижды проклята, змея подколодная!
Так, казня себя за слабость к водке и одновременно проклиная её, он взялся перебирать почту.
Среди газет и журналов он нашёл письмо и телеграмму. Но оба они, и письмо и телеграмма, были не от Нины и не от Бориски. Повертев в руках телеграмму со штемпелем обратного адреса – «МАДИ» и письмо, от какой-то женщины из села Предгорное, где проживает его тёща и куда уехала Нина, он почувствовал неожиданное волнение, и неожиданный страх пронизал всё его существо. И страх этот холодом обдал его, заставил барабанной дробью забиться сердце, задрожать руки, а тело покрыться холодным потом.
Сейчас он просто панически боялся вскрыть хоть одно из этих посланий. Кое-как заставив себя унять дрожь рук, он вскрыл телеграмму из Москвы, надеясь, что в ней, ничего страшнее, чем – «Ваш сын отчислен из института за академическую задолженность», не найдёт.
Он прочёл наклеенные на бланк ровные полоски типографской ленты. А, прочитав – не поверил. Не поверил глазам своим. В телеграмме чёрным по белому, сухим, канцелярским языком, было напечатано: «Ваш сын, студент третьего курса МАДИ, Соколов Борис Кириллович, скончался двадцать четвёртого октября сего года от электрического разряда молнии».
.Прокуратурой возбуждено уголовное дело. Похороны состоятся 27 октября 2000 года в селе Иваньковка, Алтайского края.
Декан Подгорнов А. И.
От страшного известия, в глазах Кирилла потемнело, а сердце бешено забилось. Грудь сдавила адская боль и он, прижав руки к сердцу, уже уходя из этой, одновременно, такой прекрасной и такой паскудной жизни, только успел прошептать - а, как же, Нина?..
Глава восьмая
СВЕТЛАНА
Сегодня она проснулась с большим опозданием. Вторую ночь они с Николаем проводили вместе в постели, после его освобождения из тюрьмы. Лёжа с закрытыми глазами, она наслаждалась теплом прижавшегося к ней мужа, боясь пошевелиться и нарушить его сон. Совершенно не хотелось вставать. Всё-таки, есть в нас, женщинах, что-то от кошек - поразилась она своему неожиданному открытию. Мне нравится, когда меня ласкает муж и его крепкие руки нежно поглаживают моё тело. В такие моменты мне хочется, как цветку в раннее утро, раскрыться навстречу солнышку и впитывать его ласковое тепло и, если бы я могла, то, наверное, начала бы мурлыкать от наслаждения.
Представив себя мурлыкающей и изгибающей, как кошка, спину, она, всё ещё не открывая глаз, слегка улыбнулась. Какое счастье вот так лежать, прижавшись к любимому, и слышать рядом его дыхание… и мгновенно открыла глаза, словно что-то, или кто-то, неожиданно вспугнул её мечты.
На неё смотрел Николай. В его взгляде было - немое восхищение ею, ласка и ещё что-то такое, что всегда так притягивало её к нему. Они жили под одной крышей, спали в одной постели вот уже полгода, а Светлана до сих пор не могла понять, что же за «магнит» таится в его глазах. Но он, наверное, есть, решила она, улыбаясь - есть, потому что, когда он на неё смотрит, начинала медленно погружаться в глубокий омут его любящих глаз. А, может, это и есть магнит и омут любви, одновременно? - неожиданно мелькнула в её голове мысль и, как освещённая ярким светом прожектора, мысль подтвердила – да, это магнит любви, это омут любви!
И, она засмеялась нежным воркующим смехом – смехом, счастливой обоюдной любви, и призыва к телесной любви! Любви между мужчиной и женщиной…
Она услышала, как за окном вновь разбушевалась метель, почему-то так рано в этом году пришедшей зимы. Только сутки прошли, как уехал папа и погода вчера днём, была замечательная, а затем, к вечеру, случилось что-то невероятное, резко похолодало. Откуда-то набежали тучи: синие, тяжёлые, подул ветер и вокруг потемнело. А затем пошёл снег, и начался первый в этом году, буран. В это время года его не должно быть, но он был.
Вот и сейчас, из-за порывов злого, холодного ветра, слегка подрагивали оконные стёкла. Светлана представила, как они изо всех своих стеклянных сил, сопротивляются ненастью, пытавшемуся нарушить тепло и уют их приюта любви. Они, казалось, словно живые, понимают своим хрупким сердцем, что поддайся они хоть на мгновение, не выдержи, и злая, холодная как смерть, непогода, разрушит, искромсает без жалости здесь всё и отнимет у неё и Николая, такую хрупкую и такую прекрасную на самом деле, жизнь!
Как Вы ни сильны, наверное, говорили они о людях, Вы, в то же время, слабы – Цари Природы! И ещё, так казалось Светлане, говорили стёкла, конечно, если бы могли говорить как люди - то мы о многом ещё могли бы рассказать Вам. Но мы этого не можем и, поэтому, защищаем Вас двоих, так нежно любящих и преданных в своей любви человеков, не произнося ни слова, своими, доступными только нам, силами и средствами…
* * *
Светлана накрывала стол к позднему завтраку. Николай был в ванной – приводил себя в порядок. Обоим необходимо было идти на работу. Они и так проспали – он, наслаждаясь домашним уютом, чистотой белья и постели, а она – присутствием рядом с собой любимого мужа.
Раскладывая ложки и вилки на столе, Светлане вспомнились их первые минуты близости после недельной разлуки и, от счастья и смущения, чуть-чуть порозовела. Он был неутомим в ласках. Она – вся, как бутон розы, раскрылась ему навстречу и, обхватив его тело руками и ногами, прижалась к нему так, словно хотела вобрать его в себя всего, целиком, чтобы стать с ним одним целым, объединить в своих объятиях не только тела, но и души.
После первых взрывов страсти, наступил волшебный момент плавного покачивания на волнах наслаждения. Николай вёл её в ритме волшебного вальса, а она, вся подчинившись ему, отвечала всеми клеточками своего, пылавшего в жаре любви тела, на каждое его движение, млела от наслаждения…
Как это упоительно прекрасно, когда телом и душой владеет любовь! Как мне было хорошо, не удержавшись, прошептала она, как хорошо…
- Ты, что это так загадочно улыбаешься? – услышала она позади себя голос.
Она, отдавшись воспоминаниям, даже не услышала, когда Николай вошёл в столовую. Повернувшись к нему, она сразу попала в ласковые и нежные объятия его рук. Прижавшись к нему всем телом, она нежным голоском прошептала ему прямо в ушко: «Коленька, я так тебя люблю, так люблю! Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Без тебя в этой жизни – только смерть…»
- Ну, что ты такое говоришь, Светлячок! Какая смерть! Мы молоды и у нас вся жизнь впереди, - добавил он, и при этом, найдя своими тёплыми губами её ушко, нежно поцеловал.
Ей было чуть щекотно и приятно.
Ах, как она любит эти его, нежные поцелуи - как сквозь туман, проносились мысли в её голове. Его горячие ласковые губы дарят такое наслаждение, что ей кажется - ещё чуть-чуть дольше продлись этот поцелуй, и она умрёт от счастья, от нежности, от любви к Коленьке.
- Чем это вы тут занимаетесь? – услышала она голос свекрови. – Опять целуетесь?
Светлана, смутившись, что их застали в такой момент, хотела отпрянуть от мужа, но он не разжал рук, а только ещё крепче прижал её к себе.
- Пусти, неудобно ведь… - прошептала она, краснея. - Что мама скажет?
- Мама, Светка говорит, что ей неудобно в моих объятиях. Ты ей веришь?
- Нет, сынок – не верю! - чуть усмехнувшись, ответила Лариса Степановна и ласково посмотрела на своего сына и сноху.
Красивая пара! - мысленно произнесла она, хотя и раньше знала об этом.
- Вот так-то, жёнушка. Не обманывай мужа. Слышала, что моя мама сказала?
Светлана, чувствуя, что лицу стало жарко, отвернулась к плите и стала снимать сковородку с яичницей, готовой вот-вот превратиться в угли.
- Ну, вот… всё пропало, придётся выбросить, - огорчённо прошептала Светлана, всё ещё с пунцовыми щеками на лице. - Если бы ты, Коля, вошёл на минуточку попозже, мы бы наслаждались вкусным омлетом. - Ты же знаешь – это моё, почти коронное, блюдо. Другие-то у меня не так хорошо получаются.
За её спиной раздался двойной смех – молодой, задорный - Николая и, чуть хрипловатый – Ларисы Степановны. Смех был добродушным и ласкающим.
- Смейтесь, смейтесь. Будете теперь всухомятку завтракать - колбасой и сыром.
- А чай или кофе, подадут? – игриво поинтересовался муж.
- Для вас, сэр, всё, что угодно, - в тон ему, с тонким намёком ответила она.
Одновременно с ответом Светланы, раздался наигранно обиженный голос свекрови:
- А, как же я? Мне сухую пищу, врачи категорически запретили. Давай Светочка мне что-нибудь, кроме колбасы и сыра... и добавила шутливо-строгим голосом, – где тут моя большая кружка?
- Что есть в печи, всё на стол мечи! - приняв строгий вид и подбоченившись, приказал Николай.
Пикируясь словами, с шутками и прибаутками они сели завтракать…
* * *
По пути на работу, сидя рядом с Николаем в тепле салона, остановившегося перед светофором фольксвагена, Светлана смотрела, как стеклоочистители ритмично очищают стёкла от, начавшего идти с утра, снега, вдруг вспомнила отца, мать, брата Борю и ей стало грустно. Откуда пришла грусть, она не поняла, но придя, она заполонила всю её душу и больше уже не отпускала:
Папа, по какой-то, одному ему понятной причине, вдруг, так поспешно, так беспричинно поспешно засобирался домой, что она подумала - от мамы давненько не было звонка, вот поэтому он решил уехать, и ещё мелькнула и пропала мысль – неужели, так соскучился по маме?.. Наверное, так, - решила она. По его встревоженным глазам это сразу было видно.
Но, ведь он обещал нам, что сразу по приезде на место, позвонит! Почему не позвонил? Что-то произошло?.. Что могло произойти такого, что он даже забыл позвонить дочери? Или не смог? Странно! – и грустно покачала головой. Приду с работы – обязательно позвоню, иначе места себе не найду
- Коля, как ты думаешь, почему папа не позвонил? – спросила она, когда они отъехали от светофора на приличное расстояние.
- Не знаю, Света. Может с телефоном что, или как у нас… - и, при этом игриво покосился на неё. - Кстати, не забывай – они тоже живые люди и им ничто «земное» не чуждо… - Давно не виделись, то, да сё… да мало ли, что?
- С телефоном?.. Нет – немного подумав, ответила она, совершенно проигнорировав его слова насчёт «земного», - телефон у нас всегда был в исправности. Папа в них хорошо разбирается, телефон у нас всегда работал…
- Светуль, тогда я не знаю, что ответить на твой вопрос. Ей Богу, не знаю.
- Я, вчера, не волновалась и сегодня с утра тоже, но, пойми меня правильно, сейчас у меня такое… ну, вдруг появилось такое чувство, что у нас дома не всё благополучно. Что-то случилось с моими родителями…
- Ты думаешь?.. Вообще-то, не должно бы такого быть, я не чувствую.
- Это ты, так говоришь, потому что, мои родители, не твои родители, - высказала, чуть обидевшись, своё мнение Света, развернувшись всей своей грациозной фигуркой в его сторону… вот, если бы с твоей мамой что-то случилось, ты бы почувствовал?.. Почувствовал-почувствовал, я знаю… и, в знак своей правоты, утвердительно покивала головой… - Обязательно бы почувствовал, - повторила она.
Не дождавшись от него ответа, отвернулась, нахохлилась, став похожей на маленького одинокого воробышка и, смотря на налетающий порывами и закручивающийся перед лобовым стеклом снег, до самой больницы просидела, больше не проронив ни слова.
- Света, я сегодня задержусь, остановив машину у подъезда больницы, - сказал Николай, - мне необходимо разобраться с накопившимися в моё отсутствие делами. - Ты не возражаешь? – спросил он, когда погрустневшая Светлана открыла дверку автомобиля.
В ответ, жена только согласно кивнула головой, а вылезши из машины, опять, не проронив ни слова, закрыла её за собой.
Смотря вслед красным огонькам удаляющейся от неё и, пропадающей в снежной круговерти, машины с Николаем, она грустно подумала, как было бы хорошо, если бы мы работали вместе в больнице… или у него в автопарке. Не пришлось бы расставаться или прощаться, и пожаловалась неизвестно кому: «Мне так, почему-то до слёз, грустно и тоскливо, как будто я на похоронах, только я ещё не знаю, чьих.
* * *
В её отделении почти всё было – как всегда. Проходя по коридору в ординаторскую, она лишь обратила внимание на изменившуюся расстановку столов в вестибюле: вероятно, старшая медсестра решила несколько видоизменить достаточно поднадоевший интерьер отделения, решила Светлана. Да ещё отсутствие в коридоре прогуливавшихся для моциона больных, несколько задержало её внимание, но она вспомнила – сейчас время обхода врачами закреплённых за ними палат и принятие больными лечебных процедур.
В ординаторской было пусто. Только кенарь, сидя на жёрдочке, попискивал - вероятно, разминался перед выдачей очередной порции «концертной программы». Его подарил им в знак благодарности за успешное лечение больной, со смешной, хохлатской фамилией - Недуйвитер.
Сняв демисезонное пальто, подарок Николая перед его неприятностью с наездом, Света, надев белый халат и достав папки с историями болезней, пошла к своим больным. И, первое, что она услышала, войдя в палату - Светлана Кирилловна, вам плохо?..
Пришлось, сделав усилие над собой, чуть улыбнуться в ответ и спокойно ответить, столь наблюдательным больным:
- Нет, нет. Что вы… со мной всё в порядке… Просто я задумалась, и добавила шутливо, - всё девочки, тишина в палате, обход - и опять улыбнулась.
Девочки – больные, возрастом от тридцати до семидесяти лет, женщины, разом заулыбались. Им было приятно, что у доктора, так они её называли, всё нормально, а раз у неё нормально, то и у них будет всё хорошо. И ещё им было приятно, что докторша называет их девочками, как бы приравнивая их к себе, к своему возрасту. Да и воспринимали они её, как свою дочь. Поэтому с такой заботой относились к ней и между собой называли - наш Светлячок.
Ещё будучи студенткой, она усвоила – никогда не показывай больному, что тебе плохо или у тебя неприятности в семье - больные очень внимательно наблюдают за твоим состоянием и, хорошее оно или плохое, тут же, неосознанно, переносят его на себя.
Психологическое состояние лечащего врача – Залог быстрого или замедленного выздоровления больного. Это правило она усвоила на всю жизнь, и старалась неукоснительно ему следовать.
Закончив утренний обход больных, Светлана, войдя в ординаторскую, первым делом позвонила домой, чтобы узнать у Ларисы Степановны – не звонил ли отец, а получив отрицательный ответ, ещё сильнее забеспокоилась: Ну, что могло случиться? Почему папа не звонит? Что, делать? И, немного поразмышляв, решила нарушить запрет – не вести междугородние переговоры по больничному телефону - набрала домашний номер телефона родителей с надеждой, что кто-нибудь из них поднимет трубку, но в ответ услышала только длинные гудки вызова, раздававшиеся до тех пор, пока автомат не сообщил ей – «Набранный вами номер, не отвечает».
Положив трубку на рычаг, она, подойдя к окну, вперила в него ничего не видящий взгляд. Постояв некоторое время, Светлана, прикинув свои и Николая возможности, вновь взялась за телефон. Кто-то на другом конце провода ответил - Николая Александровича нет на месте, а на вопрос - когда будет? - ответили что-то такое невразумительное, что она совсем не поняла.
За окном, завихриваясь под порывами ветра, сыпал мелкий снежок. Когда прекратила выть метель Светлана не заметила, наверное, решила она, когда я была на обходе, а возможно прямо сейчас, пока я стояла у окна.
Ранняя нынче зима и так неожиданно, подумала она с грустью, даже как-то странно, после столь тёплого лета видеть снег. Интересные всё же выкрутасы позволяет себе природа – вчера на колёсах, а сегодня, на санях! Но ехать нужно. Обязательно. Жаль, до Николая не смогла дозвониться, а то бы часа в четыре могли выехать. Сколько часов езды до Усть-Каменогорска? Она посчитала - да, часа за три, максимум за четыре, доедем…
...Да куда же, в конце-концов, запропал Николай? – нервничая, спросила она неизвестно кого. Как это – выехал на маршруты и, где в настоящее время находится, никто не знает! – завелась она и удивлённо приподняла плечи. Хотелось бы знать, нашёл его заместитель, как его… Иван Иванович, офис-менеджера на место Зины или, нет? С секретарём всё-таки легче, решила она. Секретарь осведомлён обо всех передвижениях шефа в любое время суток.
Не сумев добиться быстрой реализации своего плана, поездки к родителям, Светлана расстроилась окончательно.
Ладно, чего уж там, она с грустным видом на лице покачала головой. Видно не судьба – сегодня выехать. Вечером с Николаем поговорим, а утром, пораньше, выедем. Может оно и к лучшему. Чего на ночь глядя, в такую непогоду, выезжать.
Глава девятая
НИКОЛАЙ
Расставшись у больницы со своей женой, он сразу позабыл всё, о чём с ней разговаривал и полностью переключился на свои дела. Конечно, заместитель у него, дай бог всякому, но свой, хозяйский, глаз всё же надёжнее, подумал он, подъезжая к автопарку. Проходя в свой кабинет, он обратил внимание на пустующий стул секретаря. Жаль девушку, мелькнула мысль - такой нелепейший поворот судьбы! По-видимому, Иван Иваныч, ещё не подыскал на её место человека.
Нажав на кнопку селектора, Николай, по громкой связи, попросил весь инженерно-технический персонал через двадцать минут собраться у него в кабинете для отчёта и, закрутилось… - Лишь через два часа закончил он разбираться с назревшими вопросами. Их было так много: ремонт и техническое обслуживание автобусов, закуп и цены на горючесмазочные материалы. Личный состав и многое-многое другое, что в повседневной размеренной жизни предприятия не так бросается в глаза.
А, вот сегодня… Сегодня прошло более недели его отсутствия. Но, что порадовало его, так это – стабильная работа всех служб. Даже вопрос с безопасностью движения в его автопарке обстоял сравнительно благополучно, конечно… не отлично, но… достаточно стабильно. Вот, что значит крепкий коллектив - с гордостью подумал он. Не пропали втуне его забота о людях и индивидуальный подбор кадров… Хороший у него начальник отдела кадров. Просто молодец! Надо будет поощрить, хотя бы премией.
Оставались не решёнными пару вопросов, решение и согласование которых потребовало его посещения городского акимата. Там, в кабинетах чиновников, он провёл несколько часов, потребовавших от него выдержки, напористости и красноречия.
День клонился к закату. Николай был голоден как волк, но свободного времени было в обрез. Оставался ещё один вопрос, который мог решить только он – электроэнергия. Эти пиявки, сосущие деньги его предприятия, находили любой предлог, чтобы попугать его отключением.
Ведя свой красный Фольксваген по улицам города, он непроизвольно вспоминал все разговоры, вёдшиеся на эту тему, и тяжело вздыхал.
Все потребители электроэнергии возмущались, созданным искусственно, промежуточным звеном. И все спрашивали, почему нельзя платить за электроэнергию напрямую, производителю, а не этим…и, матерно ругались. Себестоимость киловатта электроэнергии обходилась производителю в несколько раз дешевле, чем платили потребители. Они, приобретая у производителя напрямую, без этого дурацкого посредника, даже за двойную, тройную цену, имели бы ощутимую экономию финансовых средств. Как говорит народная мудрость - «И волки были бы сыты и овцы целы» и государству было бы выгоднее за счёт налогообложения. А так, посредник, ничего не производя, только рассылал бумаги и качал деньги в свой бездонный карман.
* * *
Домой Николай вернулся где-то около десяти вечера. Светка не вышла встречать его в прихожую, как обычно это делала, а сидела в столовой и нервно постукивала кулачком по столешнице. Мамы тоже не было видно, по-видимому, она уже легла. Вообще, как заметил он, мама эти дни, после отъезда Кирилла Владимировича, что-то была грустна и только редкая, какая-то неуверенная улыбка, изредка появлялась на её лице и то, только тогда, когда она смотрела на него или Светку. И было в этом взгляде и такой несмелой улыбке, что-то такое тревожное, такое больное, казалось, она пыталась определить для себя, или спросить у себя, как ей поступить? Она, сколько он помнит мать, никогда не была в таком состоянии. Что-то тревожит её, думал он, но понять «ЧТО» не мог.
Николай терялся в догадках, но прямо спросить не насмеливался. Странно, мелькнула у него в голове мысль - после встречи матери с Кириллом Владимировичем, она очень изменилась. Стала какая-то задумчивая, и даже отрешённость появилась в её взгляде. И жена, сидит за столом какая-то задумчиво-молчаливая и нервно постукивает своим милым, с тонкими «музыкальными» пальчиками, кулачком. Что, в конце-концов, происходит в моей семье? Что происходит в моём доме последнее время?..
После приезда мамы у нас в доме как-будто поселился покойник… и…, Кирилл Владимирович, толком ничего не объяснив, что-то быстро уехал… - Тут ему вспомнился утренний разговор со Светланой, об отце. Видимо и его любимая жёнушка что-то почувствовала. Но, что?..
Пока в ванной комнате он приводил себя в порядок после трудного рабочего дня, у него не выходил из головы вопрос – что случилось у него в семье такого, что так повлияло на душевное состояние родных ему людей? Почему в его доме, где всегда была радость, вдруг появилось уныние? И показалось ему на мгновение, как на чистое небо с ярким солнцем в вышине, набежала неведомо откуда появившаяся тёмная, грозовая туча, поглотив в себя солнце, его дом и его самого со Светкой и мамой.
От промелькнувшей перед глазами картины, его пробрала холодная дрожь и чтобы поскорее избавиться от неё, он выскочил из ванной комнаты и даже дверь придавил коленом. Фуу, привидится же такое на ночь, глядя - всё ещё не придя в себя, пробормотал он. И только сейчас заметил стоявшую вблизи ванной, тревожно смотревшую на него, жену.
- Свет, ты что? – спросил он и заглянул в её зелёные, такие родные и любимые глаза.
В них Николай увидел тревогу за него, страх потери и огромную, безоглядную любовь. При виде её состояния у него защемило сердце.
- Ты долго не выходил из ванной, - проговорила она, прижавшись к нему, - вот я и решила посмотреть, не случилось ли что с тобой? – и добавила, почему-то шёпотом, - Коля, мне страшно!
От этих, произнесённых шёпотом слов, слов, произнесённых его такой прекрасной, такой любимой, такой слабенькой на вид, но такой сильной, одновременно, жены, у него перехватило дыхание.
- Не боись! – радость моя, - поцеловав её глаза, храбрясь, проговорил он. Пойдём. Я от голода умираю. - Представляешь, за целый день – во рту ни крошки, - и, приобняв её за плечи, повёл в столовую комнату.
Когда он уже пил свой любимый, крепко-заваренный зелёный чай, Светлана, перегнувшись к нему через стол и заглядывая ему в глаза, попросила:
- Коленька, давай завтра, с утра, поедем к моим родителям. Что-то у меня душа не на месте. Я чувствую и, показав на свою красивую, идеальной формы, грудь, продолжила, - вот здесь чувствую, Коля – у нас Беда… большая Беда.
И, столько в её взгляде и голосе было просьбы и надежды на его согласие, что он, не выдержав такого накала тревоги, согласился. Согласился, несмотря на обещание присутствовать завтра на собрании коллектива. Согласился, не смотря на кучу, запланированных на завтра дел. Согласился… потому что… потому что… её тревога передалась ему и ещё потому, что он очень любил свою жену, свою Снегурочку, свой путеводный светлячок, доставшийся ему по какому-то необъяснимому, но счастливому для него, как он думал, капризу судьбы! Той судьбы, в которую все верят и ждут от неё подарка.
Утром, выпив по чашке утреннего кофе, они, попрощались с Ларисой Степановной, почему-то смотрящей на них с огромной тревогой и отговаривавшей их от поездки в такую, не устоявшуюся окончательно погоду. Даже замок двери, сегодня почему-то заел при открывании.
Выехав со двора, выскочили за город, и помчались в сторону другого города - города, где жили Светланины родители и, где прошло её детство.
* * *
На трассе было ещё по-утреннему пустынно и Николай всё прибавлял и прибавлял скорость. Стрелка спидометра подползла к отметке – сто пятьдесят километров в час, и в этом положении, казалось, замерла.
Вокруг всё было бело от выпавшего за эти сутки снега. Только потемневшая змейка трассы, да километровые столбы, выстроившиеся, как часовые вдоль дороги, то исчезая в ложбине, то вновь появляясь на взгорье, всё уводила их дальше и дальше от родного дома, от тепла и уюта.
Незаметно проскочили Чарск, а затем и Георгиевку. Всё чаще стали попадаться встречные КАМАЗы, везущие свои грузы в разные районы области.
Светлана всё это время провела в полудрёме, не мешая Николаю вести машину.
Он видел, она расстроена и под глазами залегли тёмные круги, поэтому не тревожил её, молчал и даже не включил приёмник, чтобы как-то развлечь себя в пути.
Они были уже в сорока, а может быть, даже меньше, километрах от Усть-Каменогорска, когда вновь начался буран. Впереди, чуть левее, сквозь редкие просветы снежной пелены, замаячили три верхушки небольших гор. Это были «Монастыри» с их озером. Так назвали их местные жители за их действительную похожесть, конечно издали, на три башенки-луковки церкви.
Спускаясь по трассе в ложбину быстро приближающихся «Монастырей», Николай, вглядываясь в дорогу сквозь разгулявшийся буран, подумал - осталось проехать тридцать километров пути, и мы…
Он успел только крикнуть - ДЕРЖИСЬ! - когда из снежной пелены, как туша морского чудовища из глубин океана, показалась огромная кабина КАМАЗа…
Глава десятая
ЛАРИСА
Лариса, в тревоге, вся измучившись от непонятного молчания детей или, хоть какой-то весточки из Усть-Каменогорска, не находила себе места. Странный город, иногда думала она – кто бы, из дорогих моему сердцу людей, не уехал туда – пропадают без вести. Уж не мистика ли это? А, может, это Кара Небесная за какой-нибудь грех? Разве властны мы понять деяния Господа, Бога нашего!
От постоянной тревоги за близких ей людей и связанной с ней душевного волнения, у неё всё чаще стали отниматься ноги и появилось заикание. Лариса передвигалась по дому, как сомнамбула.
На третий день, опять не получив весточки, Лариса решила пойти в полицию и подать заявление о пропаже своего сына и невестки. Заявление приняли и пообещали приложить все усилия к розыску. Из автопарка тоже несколько раз звонили на домашний телефон и интересовались, когда же приедет Николай Александрович из Усть-Каменогорска.
Из всего этого она сделала вывод – Коля, прежде чем уехать, звонил кому-то, что несколько дней не появится на работе. Наконец, совсем измучившись, она решила поехать на розыски сына с невесткой сама. Приобрела билет и десятичасовым автобусом выехала.
Сидя на третьем сидении от водителя, она краем уха услышала разговор водителей между собой, и этот разговор сильно встревожил её. Пробравшись вперёд, поближе, она поняла – говорили о какой-то аварии на трассе. Говорили о столкновении иномарки с выехавшим, по причине плохой видимости, на встречную полосу движения, гружёным КАМАЗом. Легковушка и КАМАЗ сгорели. Водитель КАМАЗа остался без ног, но живой, а вот в легковушке… водитель и пассажирка погибли, сгорели. Спасти их не смогли.
Услышав страшные слова, Лариса почему-то сразу поняла – это её сын Коленька и Светлана. Окаменевшая от горя, совершенно не способная произнести хоть слово, она стояла рядом с говорившими об аварии. Слёзы, ручьём катились по её щекам из её уже давно поблёкших, исплаканных глаз. Кое-как справившись со слезами, она попросила водителя высадить её там, где столкнулись машины.
Удивлённый водитель, посмотрев на заплаканную бабулю, в ответ покачал головой, но странную просьбу старушки выполнил. Остановив автобус у места аварии, он попросил: «Вы только недолго бабушка», но в ответ услышал - «Езжай сынок, я здесь побуду…». - «Вы замерзнете здесь одна, - забеспокоился водитель. До города ещё тридцать километров»…
…………………………………………………………………………………………….
…………………………………………..
* * *
В стороне от дороги, метрах в десяти, рядом с полузанесённым остовом разбитой до неузнаваемости, сгоревшей дотла, легковой машины, сидела совершенно белая от холода, седая старуха. Подходившие к ней с проезжающих автомашин люди, слышали, как она, плача, всё повторяла - Сыночек мой, сыночек мой… за что, Господи, за что?
Кровь, смешанная со слезами, покрывала её исцарапанное лицо. От холода лицо превратилось в маску.
* * *
Вечером, часов в шесть, в психиатрическую больницу кто-то из сердобольных водителей привёз сумасшедшую старуху, замёрзшую до такого состояния, что врачи не надеялись её спасти, но она выжила, выжила вопреки прогнозам врачей.
Дня через два она, увидев медсестру – маленькую, белокурую, смешливую бестию, обратилась к ней: «Светочка, а где наш Коленька?» – и замолчала.
Других слов от неё до самой смерти уже никто не услышал. Она, сидя на кровати и беспрестанно покачиваясь, вперив взгляд безумных глаз в дверь, казалось, ждала кого-то. И только, когда в палату входила светленькая медсестра в белом халатике, она оживала и, задавала, всегда один и тот же вопрос - Светочка, а где наш Коленька?
Умерла она через два месяца. Врачи, делясь между собой впечатлениями, говорили друг другу, - тихая была пациентка. Царство ей Небесное! Да упокоится её душа в РАЮ!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Галя-почтальонша всю зиму приходила в пустой дом Ларисы Степановны, протапливала его а, иногда, даже оставалась ночевать. С Гердой они стали большими друзьями. А, однажды, Галка задержалась в доме на целую неделю, а потом ещё на одну и ещё…Ближе к осени она, наконец-то, встретила хорошего парня и вышла за него замуж. После свадьбы они ушли в Ларисы Степановны дом праздновать медовый месяц, вначале, на время, а затем так и остались в нём навсегда.
Капитан Акишев и старший лейтенант Васильев, получили по звёздочке на погоны и премию. Теперь Васильев, состроив почтительную рожу, говорил: «Гаспадин майор, паазвольте обратиться?», на что получал не менее почтительный ответ: «А, не по- шли бы вы господин капитан…», и так далее.
Не смотря на столь странные отношения, они были закадычными друзьями и, после того как Васильев, наконец-то, соизволил жениться на девушке из прокуратуры, стали дружить семьями.
Зина… вот у Зинаиды Эдуардовны Кучеренко не сложилось. Суд, учитывая её молодость, а также отсутствие прежде судимостей, приговорил её к восьми годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима, но…то ли из-за её непокорного нрава, то ли, по какой другой причине – нашли её повесившейся в камере, на собственной простыне.
Расследование этого случая комиссией, ни к каким результатам не привело. Все заключённые в один голос твердили одно и то же – это она сама. Хотя, впоследствии, среди «зэчек» ходил слушок, что её убрали из-за независимого нрава и строптивости по отношению к воровке, имевшей в общей сложности, лет двадцать-двадцать пять «отсидки» с двумя, а некоторые шепчутся - тремя побегами и, по иронии судьбы, с таким же именем – Зина.
Как-то, разговаривая с напарником, майор Акишев выразился так - Женя, ты обратил внимание на аббревиатуру Зинаиды - на её фамилию, имя и отчество, нет? – Напрасно. Прикинь - Зинаида Эдуардовна Кучеренко, или – З.Э.К. Это тебе ни о чём не говорит? Можно подумать, что тюрьма самой судьбой, хоть я и не очень в это верю, была заложена для неё со дня рождения.
А вот, Виктор Тимофеевич, узнав о гибели Светланы, внезапно прекратил волочиться за каждым смазливым личиком, вообще перестал употреблять спиртные напитки, и превратился в добропорядочного солидного врача. Не прошло и полугода, как его назначили заведовать терапевтическим отделением. И, что удивительнее всего, его бывшая жена, выгнавшая ранее Виктора Тимофеевича с позором из квартиры, попросила вернуться его обратно, в семью, простив все его прежние «гульки».
Конец второй части.
Рейтинг: +1
291 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
