(начало)

    Интерлюдия 

    «С Германией у нас договор о ненападении. Германия по уши увязла в войне на Западе, и я верю в то, что Гитлер не рискнёт создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз – это не Польша, это не Франция, и что это даже не Англия, и все они, вместе взятые.
                                                                      
                                                    И. В. Сталин».                


                                 ВОЗВРАЩЕНИЕ

    Телеграмму принесли вечером 17 июня. Даша прочитала: «БУДУ ДОМА ПЯТНАДЦАТОГО ДНЕВНЫМ МОСКОВСКИМ ВОСЬМОЙ ВАГОН КОЛЯ». У неё радостно забилось сердце. 

    На вокзал Даша пришла за час до прихода поезда. Два года она не видела сына, которому всё-таки удалось поступить в лётное училище. 

    Как быстро летит время. Давно ли она держала у груди ненасытного карапуза? Давно ли он радовал их с Владимиром Николаевичем первыми шагами и первыми словами? Давно ли она, держа его за руку, отвела в первый класс? Всё это, кажется, было вчера.

    …Наконец, показался поезд. Нет, сначала Даша увидела столб дыма из паровозной трубы, и только после него паровоз и вагоны, бегущие за ним.
    Восьмой, Колин, вагон остановился напротив входа в вокзал. 
    Коля появился в ладной гимнастёрке, перетянутой широким ремнём, в сверкающих на солнце сапогах. Он показался Даше незнакомым. И даже запах от него исходил другой, не тот, что прежде, новый, мужской.  

                             НИКОЛАЙ   АРБЕНИН

    Он сразу увидел её, потерявшуюся в толпе встречающих, и, соскочив со ступенек вагона, крикнул:
   – Мама!..

    Они шли рука об руку – он в отглаженной новенькой гимнастёрке с голубыми петличками (в них по два малиновых кубика и «крылышки»), в синих бриджах, заправленных в сверкающие голенища сапог и в фуражке с чёрным лаковым козырьком, она в светлом платье и в белых босоножках – мать и сын. 

    Прохожие, спешащие по своим делам, невольно смотрели на них, многие здоровались. 
    Дашу Арбенину в городе знают многие – уж который год она работала медсестрой в больнице. А вот в молодом командире встречные люди не узнавали того вихрастого мальчишку, что топтал ардынинскую землю два года назад, сказались два года, проведённые им в лётном училище. 

   – Тебя насколько отпустили? – спросила Даша.
   – На две недели, 3-го июля я должен быть в части – весело ответил Николай. – Понимаешь, две недели полной свободы!..
   – Всего две? 
    Николай посерьёзнел:
   – Служба, мама.
   – А… а девушкой ты не обзавёлся? – поинтересовалась Даша с некоторой тревогой: ох, как не хотелось ей делить сына с другой женщиной.
   – Не, мама. Нам в училище было не до этого.

    Конечно, распространяться о скоротечных романчиках с местными девушками Коля не стал. Ни одна из девушек не могла затмить и вытеснить Тасю Шарову из его сердца.
  – А ты не знаешь, Тася Шарова не приехала – спросил он маму. 
   – Не встречала, – ответила Даша.

                                ТАСЯ   ШАРОВА

    Она с детства мечтала стать врачом, и не просто врачом, а таким, как доктор Арбенин.

    …Она помнит полутёмную комнату, в углу светился слабый огонёк лампадки, над нею, на полочке, виднелись тёмные лики. 

    - Это, – говорила бабушка: – Спаситель и его мама Богородица. Она так называется, потому что она родила Спасителя, а спаситель и есть Бог. Молись Спасителю и Богородице, чтобы они оставили тебя с нами, с мамой и бабушкой, – научала её бабушка. – А если они тебя возьмут к себе, то не забывай нас, и молись обо мне, рабе Божией Аполлинарии и маме, рабе Божией Антонине.

    Она, маленькая девочка, лежащая в кроватке, укрытая одеялом, не хотела, чтобы Спаситель и Богородица забирали её от мамы и бабушки. 
    Временами лампадка гасла, и тёмные лики пропадали. Там, куда она падала, ничего не было, кроме тьмы и забвения.

    Потом пришёл врач и приказал сдёрнуть с окна одеяло. В комнате сразу сделалось светло и радостно. 
    Врач послушал её деревянной трубочкой, похожей на трубу, пощупал живот, посмотрел горло и сказал: 
    - Будет жить девка. 
    Потом что-то написал на листке бумаги и сказал ей серьёзно, будто ей не пять лет, будто она взрослая: 
    - Микстура горькая, но зато очень полезная. Будешь пить, будешь жить. 

    Тёмно-коричневая жидкость, которую бабушка принесла из аптеки, на самом деле, оказалась очень горькой. Бабушка подносила к её рту полную столовую ложку и говорила:  
    - Пей, Тася, доктор Владимир Николаевич не обманывает. Он сказал, что ты скоро поправишься. 

    Через два дня доктор снова зашёл к ним, встал перед нею, упираясь головой в потолок, и спросил: 
    - Ну, как, девка, идёшь на поправку? А я тебе тут подружку принёс… 
    Тася онемела от счастья, увидев прямо перед собою волшебную куклу, красивую, словно фея, в роскошном шёлковом платье, в туфельках. Личико у куклы было розовое, фарфоровое, волосы густые, шелковистые, сплетённые в длинную косу. Тася никогда не видела таких. Много позднее она узнала, что этой куклой играла тётя Надя, дочка Владимира Николаевича, когда была маленькой. Звали куклу Зоей.

    …Тася поправилась. Она играла куклой и боялась, что доктор заберёт её, чтобы она лечила других детей, но кукла осталась при ней навсегда. А Тася с той поры мечтала выучиться и стать таким врачом, как Владимир Николаевич.

    …Она пошла в школу и попала в один класс с Колей Арбениным, сыном Владимира Николаевича. Он ей нравился. Только такой сын мог быть у любимого доктора. Но тесной дружбы у них не было, ведь у мальчишек свои интересы, свои игры, у девчонок – свои.

    В седьмом классе Колю не приняли в комсомол. Ему сказали, что его отец, Владимир Николаевич бывший князь, чуждый пролетариям элемент, а значит, и он, его сын, тоже.

    Одноклассники немедленно отвернулись от Коли, даже его друг Генка Прыжов. Их бессердечное отношение к товарищу Тасю разозлило. На одном из классных часов она устроила разгон одноклассникам, не забыв упомянуть, что сын за отца не отвечает. В конце выступления она добавила, что врач Арбенин спас её от смерти. И не только её. Она чуть ли не со слезами в голосе закончила:
    - Наверно, и вас он лечил или ваших близких, и ни вы, ни ваши близкие не думали тогда, что он «лишенец»… 
    Потом она взяла свой портфель с первой парты и демонстративно пересела к Коле.

    С того дня они подружились. 

    Колю так и не приняли в комсомол, но отношения с одноклассниками у него наладились.

    В девятом классе, выпускном, Тася вдруг поняла, что она любит Колю, но им в скором времени предстояла разлука и надолго. Тася собиралась поступать в Московский медицинский институт, а Коля занимался в клубе Осоавиахима и добивался направления в лётное училище. Как объединить две дороги в одну она не представляла.

    …Был сдан последний экзамен, отгремел выпускной вечер, и шла последняя ночь, когда они, одноклассники, были вместе. Кто-то предложил пойти на Волгу. Тася и Коля шли вместе, держась за руки. Вольно или невольно они сначала отстали от товарищей, потом свернули в сторону. 

    Это была самая светлая и самая короткая ночь в году. По чёрной воде протянулась длинная лунная серебряная дорожка. Река тихо плескалась у берега. Где-то вдали, в городе, светились редкие огоньки…

    …Ранним утром они вернулись в город. 

    Через два дня Тася уехала в Москву. 

    Первые каникулы она работала санитаркой в одной из московских больниц, проходила первую свою медицинскую практику. После второго курса она поехала домой. Она хотела увидеть Колю, но уже не застала его в городе – он уехал поступать в лётное училище. 

    И следующее лето не подарило им встречу – Колю направили в летние лагеря. 

    Не надеялась Тася на встречу и в этом году. Видимо, не судьба и их жизненные дороги не совпадают. И не знала она, что рядом с нею, в восьмом вагоне, едет тот, о котором она думает. Но двенадцатый вагон остановился далеко от входа в вокзал, и они не встретились.

                        АЛЕВТИНА   ПРОЦЕНКО   
           
    Даша продолжала жить в бывшем княжеском доме. Только вместо горкоммунхоза первый этаж занимало швейное ателье и парикмахерская, а в квартире поменялись жильцы.

    В комнате умершей Евстолии теперь жила семья пильщика с лесокомбината Трифонова. Комнаты, в которой некогда жили Мошины, занимала семья лесокомбинатовского технолога Воронко. В комнатах, где жил начальник гормилиции Фризе, год назад въехала семья деповского мастера Проценко с женой, работавшей портнихой в ателье и дочкой Алевтиной, служившей официанткой в ресторане.

    Алевтина считала, что рождена для счастья. С самого детства она думала:
   – Впереди у меня вся жизнь – долгая, интересная, счастливая. Сколько дней, прекрасных и радостных, у меня впереди!
    Она видела себя только артисткой, такой, как Любовь Орлова и Вера Холодная. Она мечтала, что укутанная в меха, будет ездить в открытом «паккарде» и к её ногам самые лучшие мужчины будут бросать свои сердца и букеты роз. 
    Она видела себя в объятиях этих мужчин…

    Но с окончанием школы, а Алевтина хоть и с трудом, но дотянула до девятого класса, до аттестата зрелости. И тут мечты закончились, как заканчивается шампанское в бутылке, – началась жизнь с её прозаическими заботами о хлебе насущном. Обстоятельства оказались сильнее её. 

    Мать с отцом хотели, чтобы их Аля пошла учётчицей на лесокомбинат. 
    - Ты теперь учёная, – зудели они. – Тебя возьмут… 

    Алевтина противилась и тогда мать через одну свою влиятельную заказчицу пристроила Алю официанткой в ресторан при гостинице. Там девушка и принялась высматривать себе женихов, предпочитая молодых военных. Она просто, с ума сходила по молодым мужчинам в военной форме. Но все её попытки заловить кого-то из них в свои сети были безуспешны. 

    Лейтенанты и капитаны легко клевали на нехитрые уловки Алевтины и охотно уводили её к себе в номер, а утром, спеша по делам в город, бесцеремонно выставляли вон. На этом заканчивались все её романы. Но Алевтина не теряла надежды и верила, что найдётся тот, который позовёт её замуж, и она пойдёт за ним куда угодно.

    Увидев Колю, Алевтина решила: вот он, мой суженый.  Однако время не ждало. В распоряжении девушки было всего около двух недель. Но она считала себя уже опытной в отношениях с мужчинами и знала, как устроить ловушку своему избраннику, чтобы заставить его пойти с нею в ЗАГС.

                        НИКОЛАЙ   АРБЕНИН

    Весь вечер Коля провёл с матерью. Рано утром она ушла на работу, а Коля, проспав до десяти утра, решил после завтрака сбегать к Тасе и узнать, не приехала ли она из Москвы. 

    Покончив с физзарядкой и туалетом, Коля направился на кухню. В чёрной тарелке радио во всю мочь гремел духовой оркестр «Амурскими волнами». 

    Дверь в одну из соседских комнат была открыта нараспашку. Коля увидел девушку, танцующую в одних трусиках и лифчике. 

    Коля невольно остановился, застыл на месте. Девушка повернулась к нему лицом.
   – Ай, нахал, уйдите, не смотрите на меня, я раздета… – проговорила девушка и спряталась за дверцу шкафа.

    Коля смутился и поспешил на кухню. Через несколько минут на кухню, как ни в чём ни бывало, вышла и девушка в накинутом на плечи пёстром халате.

   – Меня, кстати, зовут Аля, а вас? – спросила она Колю, открывая отдушину в печи и доставая из кармана халата папироску, тонкую, дамскую.
   – Коля.
   – Вы лётчик-истребитель?
   – Да, – кивнул Коля.
   – Ой, это, наверно, страшно, – воскликнула Алевтина. – Я никогда не села бы в самолёт. Вы и с парашютом прыгали?
   – Приходилось, – скромно ответил Коля. 
   – Ужас! – всплеснула руками Алевтина и тут же добавила: – А что это мы с вами на «вы». Давай, на «ты». Не против?
    Коля пожал плечами:
   – Не против. Мы ж соседи.
   – Это нужно отметить, – обрадовалась Алевтина. – У меня есть коньячок. 

    Коле не хотелось пить, но и обижать новую знакомую ему было неудобно.

    Алевтина, не теряя времени, принесла из комнаты початую бутылку.
   – Вот, армянский, «пять звёздочек», – похвасталась она.
   – Генерал армии, – улыбнулся Коля.
   – Почему? – удивилась Алевтина.
   – Пять звёздочек в петлицах у генерала армии, – пояснил Коля.
   – А, понятно, – проговорила Алевтина, разливая коньяк по стаканам.   
   – Не многовато ли? – заметил Коля, увидев, что девушка набухала ему почти полный стакан.
   – Ты, разве, не командир? – усмехнулась Алевтина. – Я слышала, что военные не пьют напёрстками.
    Она подняла стакан, наполненный янтарной жидкостью на треть, и проговорила:
   – Ну, за знакомство. Вздрогнули… 
    Коля не успел пригубить свой стакан, как Алевтина спохватилась:
   – Мы ж с тобой решили перейти на «ты». За это нужно пить на брудершафт. Знаешь как?

    Коля знал. Они переплели руки. Сделав несколько глотков, Коля остановился. Алевтина сжала его лицо ладонями и притянула к своим губам. 
    Поцелуй вышел затяжным. Коля невольно положил руку Алевтине на грудь и, не встретив сопротивления, рискнул скользнуть к ней под халат и обнаружил, что она без лифчика.

   – Идём, – прошептала Алевтина и повела Колю к себе в комнату. – Нам никто не помешает…
    Внезапная атака, произведённая Алевтиной, ошеломила Колю. 

    …После полудня Алевтина вскочила с постели.
   – Милый, мне пора бежать на работу. Хочешь, приходи вечером ко мне в ресторан. Обслужу по первому классу.

    Алевтина спешила. Она считала, что Коля уже у неё в руках, и теперь, главное, не упустить время. 

    Придя на работу, она сразу прошла в кабинет директора.
   – Егор Ефимович, мне нужен отпуск с завтрашнего дня – заявила она. 
    Директор удивлённо взглянул на Алевтину. 
   – Что случилось, Аля?
   – Я выхожу замуж.
   – Ты меня убиваешь, дорогуша, – ответил Егор Ефимович. – Кто же будет работать? Погоди недельку. Первого числа выйдет из отпуска Нина Петрова. 
   – Не могу, Егор Ефимович. Время поджимает.
   – За кого это ты навострилась выскочить?
   – За военного лётчика. Он приехал в отпуск. Мы должны с ним расписаться на следующей неделе. Потому что первого или утром второго уезжает в Минск. И я с ним. Если вы не отпустите меня… я повешусь или утоплюсь. Без него мне не жить. Я беременна.

    Егор Ефимович почесал затылок.    
   – М-да, девка, задала мне задачу. На свадьбу пригласишь?
   – Приглашу, Егор Ефимович.
            
                    КОЛЯ  АРБЕНИН  И  ТАСЯ  ШАРОВА.  
                        ВСТРЕЧА   И   ПРОЩАНИЕ.
   
    Весь следующий день Коля провёл с Алевтиной. Она ни на минуту не отпускала его от себя.

    В субботу 21-го июня после утренней любовной разминки, Алевтина предложила сходить в кино. Шёл фильм «Горячие денёчки». Перед кино они зашли в буфет кинотеатра. Там, за столиком, Алевтина начала подводить разговор под то, что они созданы друг для друга, и что им не следует разлучаться. 
    Коля, стоя лицом к окну и слушал её в пол-уха, смотрел на улицу, на прохожих, и вдруг увидел там, за окном, на улице Тасю.

   – Подожди. Я сейчас, – сказал Коля Алевтине. 

    Оставив ошеломленную девушку в одиночестве доедать пломбир, Коля побежал через фойе к выходу. 

    Тася переходила улицу. Коля нагнал её и подхватил под руку.
   – Тася! Как я рад видеть тебя!..
   – Коля! – обрадовано воскликнула Тася. – Ты давно в городе?
   – Нет, – ответил Коля. – Намеревался сегодня навестить твоих, справиться о тебе.

    Они гуляли по городу до позднего вечера, катались по Волге на лодке и расстались около полуночи.

   – Мама уже сходит с ума, – сказала Тася на пороге дома. – До завтра… Приходи на площадь к памятнику Ленину к двенадцати часам.

    А дома Колю ждала обиженная Алевтина. О ней он напрочь забыл.  

   – Ты куда сбежал? – спросила она его, едва он переступил порог квартиры.
   – Прости, увидел друга, заговорился… – ответил Коля, пытаясь обойти девушку, но та взяла его за грудки и увлекла на кухню.
   – Я хотела с тобой серьёзно поговорить, а ты…
   – О чём?
   – Ты же через неделю уезжаешь. Я хотела с тобой решить, когда мы пойдём в ЗАГС, и где будем справлять свадьбу. Можно в нашем ресторане…
    Коля опешил.
   – Ты что? – воскликнул он. – Какая свадьба? Какой ЗАГС? Я ничего тебе не обещал…
   – Значит, накобелил и в сторону? Поматросил и бросил? – зашипела Алевтина. – А я-то, дура, думала, что у нас с тобой всё по-серьёзному…

    Она была готова разрыдаться. Коля же боялся, что их неприятный разговор услышат соседи и мать.

   – Я не могу на тебе жениться, потому что у меня уже есть невеста, – сказал он. – Я люблю её.
   – Какая невеста? – теперь растерялась Алевтина. – Ты мне ничего не говорил…
   – А ты не спрашивала… Спокойной ночи…
   – С кем ты там так бурно разговаривал? – спросила его мать, когда он вошёл в комнату. 
   – С соседкой. Она рассказывала мне, какой замечательный фильм сегодня видела. А гулял я с Тасей. Прости, задержался…

    Утром Алевтина его не побеспокоила. Она не выходила из своей комнаты, дулась. 

    Без двадцати двенадцать Коля при всём параде сбежал по лестнице и быстро зашагал к парку. 

    Тася пришла ровно в двенадцать. Они не успели поздороваться, как молчавший репродуктор, висевший на столбе, вдруг громко щёлкнул и диктор похоронно-торжественным голосом объявил, что сейчас выступит Председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Молотов.

    Голос у Молотова был глуховат, но то, что он сообщил, услышали все. Даже те, кто стоял у дальнего киоска с газированной водой.
    ВОЙНА!

    Интерлюдия 

    «Война на русской территории будет такой, которую нельзя вести по рыцарским правилам. Это будет война идеологий и расовых противоречий, и она станет вестись с безжалостной беспрецедентной и неутомимой жестокостью».                                                                                                     Адольф Гитлер».
  
    Всё также светило солнце, всё также чирикали воробьи, кучкуясь возле столиков уличного кафе и подбирая крошки, не изменили свой бег стрелки на Ивановской колокольне, но изменились лица людей, сделались суровее и строже. 

   – Мне – на вокзал, – это первые слова, которые произнёс Коля, когда Молотов закончил своё выступление. – Я должен сегодня же выехать в часть.

    И зашагал широким шагом, так скоро, что Тася, вцепившаяся в его руку вынуждена была бежать, не жалуясь и не прося его идти медленнее.

    У кабинета военного коменданта стояло уже несколько командиров: лейтенанты и капитаны, майоры и даже полковники. Все стояли в одной очереди без различия званий. Никто не требовал пропустить его вперёд. Но очередь двигалась скоро и никто не роптал.

    Вошёл в кабинет, наконец, и Коля. Тася держала его под руку, не отпуская.

   – Мне нужно немедленно уехать, товарищ майор, – сказал он военному коменданту, уже немолодому, с проседью в чёрных волосах, и уточнил: – Вечерним московским.
   – Уедете завтра, лейтенант, утренним, – ответил майор, глядя не столько на стоящего перед ним Колю, сколько на прилепившуюся к нему Тасю. – Война закончится не завтра. Доделайте домашние дела, попрощайтесь с родными, с девушкой. Успеете навоеваться.

    Черкнув на билетном бланке несколько слов, он протянул его Коле.
   – Вы свободны, лейтенант.

    Он был свободен, но не знал, что делать с этой свободой. Тася сказала ему:
   – Идём к твоей маме. Она, наверно, сходит с ума… Такое дело…

    В больнице, несмотря на страшное сообщение, шла обычная жизнь. В операционной шла операция. Кто-то стонал в палате, и чей-то голос успокаивал страдальца: 
   - Потерпите, больной. Не так больно, как вы кричите…

    Но и сюда ворвалась война. В приёмном покое, у ординаторской шумели мужчины в синих и зелёных застиранных пижамах. Они требовали незамедлительной выписки: после победы долечимся. Носились, как угорелые санитарки, пытаясь удержать нетерпеливых, рвущихся из больницы не дожидаясь выписки.

    Мать работала в процедурном кабинете. Коля заглянул сквозь стеклянную дверь. Увидев Колю, она кивнула ему головой, но продолжала вводить в вену лекарство пациентке. Только когда закончила процедуру, она вышла.

   – Война, Коленька, – проговорила она, стянув на подбородок маску.
   – Я уезжаю завтра утренним поездом, мама, –сказал Коля, мать охнула:
   – Как завтра? У тебя же отпуск.
   – Какие сейчас отпуска, мама, – ответил Коля. – После войны догуляю.

    Выйдя из больницы, Коля и Тася, держась за руки и не замечая ничего, ходили по городу. Потом они пошли вдоль берега Волги. Закатное солнце прочертило по реке огненную полосу. Небо всё глубже уходило в высоту.

   – Посидим тут, – предложила Тася и опустилась на согретую солнцем траву.

    И солнце скрылось за дальним, синим лесом, вдруг почерневшим. На землю опустились мягкие сумерки. Медленно поднималась в небе большая круглая жёлтая луна. И снова был июнь, и снова наступала самая короткая в году летняя ночь… 

   – Когда мы с тобой увидимся снова? – спросила Тася.

    Коля хотел ответить ей бодрым голосом: после победы, но ответил невесело:
   – Не знаю… 
   – Коля, я не могу так?..
   – Что?
   – Я не могу так просто проститься с тобой. Иди ко мне…
    Тася прижала его голову к своей груди.
   – Я хочу, чтобы ты… взял меня… прямо сейчас… здесь…
    Она упала на спину и бесстыдным жестом подняла подол платья.
   – Я люблю тебя…

    …Коротка ночь. Быстро закат сменился восходом. Зарозовел восток. Светало нежно и грустно.

    Коля, обнимая Тасю, прошептал, спугивая умиротворённость с лица любимой девушки:
   – Нам пора…     

    Даша, увидев идущих под руку сына и Тасю, всё поняла – это и есть Колина женщина.

    …Поезд отходил от перрона в семь сорок пять. Коля с чемоданчиком, мама и Тася рядом. Обе с заплаканными лицами. 

    Рядом с ними шли мужчины с суровыми, строгими лицами, старающиеся скрыть в глазах боль расставания. 

    Звучала гармошка, и чей-то голос выводил:

                                  – Пусть он землю бережёт родную, 

                                                             (продолжение следует)