Времена (часть седьмая, продолжение)

 (продолжение)

 АРТЁМ   СЕРДЮК

    Артём Гаврилович сел в «волгу» и сказал водителю Диме, чтобы тот отвёз его домой. 

    Огрузнел, заматерел он за последние десять лет. В лице появилась заметная откормленность хорошо и сытно питающегося человека, придающая ему важную значимость. Как-никак – заместитель начальника Главка, партийная номенклатура. Спасибо тому полковнику, к которому его судьба надоумила обратиться в том далёком семьдесят первом году. 

    Сначала он пришёл на Лубянку с заявлением: «Я – шпион»... 

    Принимавший его гебист расспросил его, оформил протокол явки с повинной и, сказав: вас вызовут, отпустил, словно мелкого жулика, только предупредил: 
   – Никуда не уезжайте, не уведомив нас.

    Через день его вызвали туда. На этот раз с ним разговаривал немолодой мужчина в штатском, ладно сидящем на мускулистом теле сером с искоркой костюме, пошитом явно где-нибудь в Финляндии.  Назвался он Кириллом Ивановичем, полковником госбезопасности.
    Артём Гаврилович даже зауважал себя: вон какая шишка разговаривает с ним, и повторил полковнику всё, что рассказал первому гебисту. 

   – Если этот человек появится у вас снова, позвоните нам, – попросил полковник, пожимая Артёму Гавриловичу руку. – А списочек, что он просил, составьте…

    «Коричневый», как и обещал, зашёл к Артёму Гавриловичу через две недели. 

   – Молодец, – похвалил его «коричневый». – На этот раз вам нужно будет съездить в Калинин и отснять дорогу от него до станции Суховерково. Там выйти и погулять по окрестностям, фотографируя их.
   – Но я не умею фотографировать, и у меня нет фотоаппарата – сказал Артём Гаврилович.    
   – Умения от вас не требуется, а фотоаппарат – вот. 

    «Коричневый» выложил на стол две зажигалки.

   – В каждой плёнка на сто кадров. Ваша задача – в нужном месте достать зажигалку и направить на объект этой стороной. Угол съёмки без малого 180 градусов. Можно снять, прикуривая от неё, можно вынуть и нажать на эту кнопку. Съёмка ведётся бесшумно. В пути обязательно снимайте мосты, дорожные указатели, машины с военными опознавательными знаками. 
    Заодно «Коричневый» продемонстрировал Артёму Гавриловичу перезарядку зажигалок-фотоаппаратов и спросил:
   – Когда вы сможете туда съездить?
   – В отпуск, – ответил Артём Гаврилович. – Но он у меня будет в августе.
   – Долго, – сказал «коричневый». – Найдите повод, чтобы взять отпуск на недельку. Сможете?
   – Постараюсь, – ответил Артём Гаврилович.

    Кирилл Иванович не возражал против его поездки.
   – Съездите, пофотографируйте, – сказал он.

    Артём Гаврилович выполнил и это задание. Отснятые зажигалки отдал «Коричневому».

    Через некоторое время, где-то уже в середине июля его опять вызвали в КГБ. 

    Войдя в кабинет полковника, он увидел сидящего перед полковником «Коричневого». 

   – Вы знаете этого гражданина? – спросил полковник Артёма Гавриловича.
   – Да, знаю. Он приходил ко мне по паролю и передавал задания от немецкой разведки, – ответил Артём Гаврилович.
   – А я его вижу впервые, – усмехнулся «коричневый». – У вас, кроме его слов, против меня ничего нет.
   – Вам, гражданин Курдючкин, нет никакого смысла отпираться, – сказал полковник. – Вы взяты с поличным. Ваша шпионская деятельность доказана.
   – Колись я вам или молчи – приговор мне ваш известен – вышка, – проговорил «Коричневый».
   – Суд учитывает поведение подследственного, гражданин Курдючкин, его сотрудничество со следствием, чистосердечное признание в противоправных действиях и может сохранить вам жизнь. 
   – А на хрена мне такая жизнь – в тюремной робе, гражданин полковник?
   – Не совершали бы преступлений, не изменили бы Родине, были бы на свободе, – ответил полковник.

    …Осенью состоялся суд. Курдючкина приговорили к пятнадцати годам. Артёма Гавриловича суд от наказания освободил. 

    Эта история не повредила дальнейшей его карьере. Через год он стал директором «Гастронома» – Виленка выполнила своё обещание.

    В семьдесят четвёртом Артём Гаврилович женился. Это событие произошло неожиданно для него самого. Он поехал на курорт…

    …Артём Гаврилович поехал на курорт в Сочи отдохнуть, погреться на южном солнышке, искупаться в тёплом море. 
 
    Поселился он в приличном пансионате в отдельном номере, как белый человек, как и подобает директору московского «Гастронома». 

    Её он увидел в первый же день. Она пришла к нему в комнату убираться. Она работала горничной. Звали её Таня.

    Артём Гаврилович увидел её синие бездонные глаза, золотистый пушок на верхней губе, милую улыбку, пусть и дежурную, и – пропал. Добил его её мягкий южный говорок.

   – Что вы делаете после работы? – спросил он Таню. 

    Вопрос, по-видимому, был для неё банальным. Сколько мужиков отдыхающих в пансионате видели её, столько раз она и слышала этот вопрос. У них на курорте всегда только одно на уме: напиться да погулять. Их обещания увезти с собой в Москву, в Ленинград, в Киев или в Рязань рассчитаны на наивных дурочек. Таня им не верила, хотя и не запирала свою дырочку для «хороших людей». «Хорошими» для неё были те, что не скупились на подарки. Её дырочка стоила большего.

   – Отдыхаю, – ответила Таня.
   – О, девушка, и я отдыхаю! – воскликнул Артём Гаврилович. – Давайте отдыхать вместе.

    Таня, об этом Артём Гаврилович не догадывался, уже знала от дежурного портье, что в эту комнату вселился директор московского «Гастронома» и прикинула его стоимость. Такой мужик важнее знаменитого киноактёра. От того, ничего, кроме автографа не дождёшься. Им, актёрам, кажется, что они делают снисхождение простой девушке, шпокнув её. Поэтому, немного помедлив, Таня спросила Артёма Гавриловича с лёгкой ленцой:
   – А вы не боитесь купаться в ночном море?
   – С вами – нет.
   – Тогда около восьми вечера подходите к автобусной остановке.

    Артём Гаврилович, наскоро поужинав, в половине восьмого был уже на указанном месте. Остановка около санатория была одна. В руках он держал импортный полиэтиленовый пакет с иностранными буквами «SPORT».

    Таня появилась на остановке в начале девятого. На ней было лёгкое белое платье и босоножки.

   – Ехать никуда не надо, – сказала она. – Идёмте на дикий пляж. 

    Она повела его по каменистой дорожке, сбегающей вниз, к морскому берегу. Они шли в быстро густеющих сумерках. Внизу шумело море, шуршали, набегающие на камни, волны прибоя. Пахло солёным ветром и гниющими водорослями. 

    Таня шла впереди. Артём Гаврилович видел её белое платье на фоне фиолетовой темноты. В фиолетовом небе загорались звёзды.

    Таня сняла босоножки и шла по кромке прибоя. Артём Гаврилович тоже скинул полуботинки и шагал по мокрой гальке, по омывающей ноги морской воде. Ему хотелось спросить Таню скоро ли они придут, но не решался.

    Наконец, она остановилась. 

   – Моё любимое место, – сказала она. 
   – Таня, – сказал Артём Гаврилович, протягивая девушке пакет, – я хочу, чтобы вы приняли от меня маленький презент.
   – Что это? – спросила Таня.
   – Купальник. Настоящий французский купальник, – ответил Артём Гаврилович.
   – Ни к чему было тратиться на такую ерунду. Мне нравится плавать голой, – сказала Таня. – Отойдите от меня ещё на три шага.

    Артём Гаврилович отошёл. Таня потянула подол платья кверху. Под платьем больше ничего не было. Фиолетовый мрак скрадывал её наготу, словно фиолетовый полупрозрачный нейлон. 

    Бросив платье подальше от набегающего прибоя, Таня медленно, балансируя, как бы на канате, пошла в море и скрылась в его чернильных волнах.

    Артём Гаврилович не стал рисковать – жутковато ему было купаться, в кромешной темноте не видя берега, и страшно стало за девушку, рискнувшую плавать в такое время в море. 

    Но минут через десять Таня появилась над волнами и направилась к берегу. Она не спешила одеваться. 

   – Вам дать полотенце? – спросил её Артём Гаврилович. 
    Привыкшие к темноте глаза уже хорошо различали долгую фигуру девушки, её вздёрнутые груди, тёмный мысок внизу живота.

   – Давайте, – сказала Таня и протянула руку.

    Артём Гаврилович подошёл к ней ближе.

    Таня обтёрлась полотенцем и натянула платье.

   – А купальник и вправду итальянский? – спросила она, беря в руки пакет.

   – Да, настоящий, эластик, – ответил Артём Гаврилович.
   – И сколько он стоит на чёрном рынке?
   – Не знаю. Я купил его в «Берёзке».
   – Ну, – с недоверием протянула Таня. – В «Берёзке»? Там только за доллары продают, я слышала.
   – За доллары и за инвалютные рубли.
   – Значит, на чёрном рынке он стоит не меньше двух сотен.

    В её голосе Артём Гаврилович уловил удовлетворение.

   – Идёмте, – сказала Таня. – Я могу проводить вас до санатория или вы пойдёте со мной. Тут недалеко бабка живёт. За трёшку она пустит нас переночевать .

    Домик бабки действительно оказался в двух шагах. . 

   – Это ты, Танька? – спросил женский голос из-за двери. 
   – Ага, баб Вера, я.
   – Одна?
   – Нет. Тут товарищ со мной тоже просится переночевать.

    Дверь открылась, и они вошли в полутёмные сени, освещённые слабосильной лампочкой. Но и при таком свете было видео, что «бабке» было не более пятидесяти лет. 

   – Вот, располагайтесь здесь, а я на кухне посплю, – сказала «бабка».

    Артём Гаврилович увидел топчан, скомканное на нём байковое одеяло и вмятину, сохраняющую ещё форму недавно лежащего на нём тела. 

    «Бабка» скрылась на кухне. Таня щёлкнула выключателем. Комната погрузилась в кромешную тьму. Зашуршав платьем, Таня потянула Артёма Гавриловича за руку.

   – Раздевайтесь и ложитесь с краю, – проговорила она. – Я лягу у стенки. 

    Артём Гаврилович сел на поскрипывающий топчан, стянул рубашку и брюки и, оставшись в одних плавках, лёг на бок, притиснувшись к Тане. Иначе он свалился бы на пол. Таня была голой. 

    Артём Гаврилович просунул левую руку под Танину шею, а правую чаяно-нечаянно уронил ей грудь.

   – Гражданин, что вы себе позволяете? – проговорила Таня. – Уберите свою лапу с лёлек.
   – Боюсь, тогда я свалюсь на пол, – ответил Артём Гаврилович.
   – Можете ухватиться за мою талию, – разрешила Таня. – Но ничего такого себе не позволяйте. Спите. 

    Как ни странно, но Артём Гаврилович, обхватив Таню за талию и уткнувшись лицом в её  плечо, уснул…

    …Разбудили его ласковые, бархатистые поглаживания, потом Танины губы коснулись его ресниц. 

    Артём Гаврилович открыл глаза и в сером свете раннего утра увидел близко-близко синие глаза, алые губки, тонкий носик с трепещущими тонкими ноздрями.

    Он прижал её лицо к своему и поцеловал…
 
    …Две недели он почти не покидал свою комнату, выходя только на завтрак, обед и ужин. Он подарил Тане золотой браслет с золотыми часиками. 

    Она проводила у него всё своё свободное время, пока вдруг во время одного из их любовных свиданий в дверях не заскрежетал ключ и в отворившуюся дверь вошли заместительница директора санатория и ещё какая-то крашеная представительница администрации.

   – Лопухина, – властно и рассерженно выпалила заместительница, – вот ты и попалась. Ты с сегодняшнего дня уволена за нарушение дисциплины. Мы не можем допустить разврата в нашем лечебном заведении.
    Таня испуганно смотрела на обеих дам.

   – Какое вы имеете право врываться в мою комнату? – взъярился Артём Гаврилович. – Я буду жаловаться!
   – Жалуйтесь. Факт нарушения вами режима налицо. Мы сообщим и вашему начальству. Свидетели подтвердят, – ответила заместительница. 

    Из-за её спины показалась дежурная горничная и массажистка.

   – Какого режима? – продолжал возмущаться Артём Гаврилович. – Я имею право заниматься любовью со своей невестой, когда захочу.

    Теперь опешила заместительница.

   – Какой невестой? Кто невеста? Она? – заместительница указала пальцем на Таню.
   – Она, – ответил Артём Гаврилович и обнял Таню, заботливо прикрыв её обнажившуюся грудь.

    Заместительница, а за нею обескураженная крашеная дама и их сопровождающие горничная и массажистка вышли из комнаты. 

   – Ты уедешь, они всё равно меня выгонят, – вздохнула Таня.  
   – Ты поедешь со мной – сказал Артём Гаврилович. – Тебе ничего другого не остаётся, как выйти за меня замуж…
   – Ты что, правда, берёшь меня в жёны? – поразилась Таня.
   – Да, – твёрдо ответил ей Артём Гаврилович.

    В Москву они уехали вместе. В столице и расписались.

    Через год Таня родила ему двойняшек – мальчика и девочку. Прошло двенадцать лет, но Артём Гаврилович не разочаровался в своём тогдашнем спонтанном решении. 


    …Вот и сейчас, произнеся слово «домой», Артём Гаврилович почувствовал в сердце радость.

                        ИЗ   ДНЕВНИКА  ТАСИ  СТРУКОВОЙ  (ШАРОВОЙ) 

    «23 июня 1986 г. Как давно я не открывала дневник. Возможно, оттого, что душа спокойна. А вот разбирала старые вещи и нашла чемодан, в который когда-то, десять лет назад, спрятала мои дневниковые тетрадки, заглянула в них и рука потянулась к перу, перо к бумаге.

    …Вчера мы с Кирюшей отметили пятнадцатилетие соединения наших судеб. Оно совпало со свадьбой наших детей, Володи и Эрики. Заодно отпраздновали и десятилетие Глебушки. Он родился 20 июня. Так что мы эти три события отметили совместно и без гостей. 

    Я испекла свой фирменный пирог с капустой. Эрика накрыла стол. Мужчины выпили водочки, мы с Эрикой на двоих раздавили бутылочку «Саперави», а Андрюша наслаждался лимонадом. 

    Подумать только, сколько было пережито нами за эти годы.

    …После той нашей встречи с Кириллом на даче он приехал ко мне. Четыре дня мы провели вместе. Тогда он признался мне в любви и предложил выйти за него замуж. Но я ещё не пережила мою любовь к Николаю, не покидавшему моё сердце все эти годы. Я могла только отдаваться Кириллу, испытывать наслаждение, даруемое им мне, но любить его… Так длилось больше четырёх лет. 

    В конце декабря 75-го года мне приснился Николай. Мы с ним сидели так, как это случилось в ту ночь с 22-го на 23-е июня 1941 года. Он держал меня за руку. Я ожидала божественного соития с ним, чувствуя, как у меня делается там мокро, но он не двигался. Я потянула его руку туда, чтобы он поласкал меня там, а он строго взглянул мне в глаза и сказал: 
   – Не надо, Тася. Я тебя больше не люблю. Не люби и ты меня… 

    После этих его слов мне вдруг сделалось так легко, и я проснулась и поняла, что сердце моё свободно.

    …Новый год мы встречали с Кириллом. Я спросила его:
   – Ты меня ещё любишь? 
    Он ответил: 
   – Люблю. 
    Я спросила его: 
   – И замуж меня возьмёшь? 
    Он ответил: 
   – Хоть завтра в ЗАГС. 
   – Завтра ЗАГС не работает, – сказала я. – Завтра первое января. 

    Он уезжал вечером первого – служба. Я сказала ему: 
   – Я устрою здесь все мои дела. Оформлю пенсию, со 2-го февраля стану свободным человеком и тогда приеду к тебе в Москву навсегда.
 
    В Арбенине у меня оставалась квартира. При выписке я теряла её. Тогда я пошла к Николаю. Он со своей Анной жил всё в том же в бараке. Они оба были дома. 

    Николай удивился, увидев меня на пороге своей комнаты.    
    – Я выхожу замуж и уезжаю из города, – сказала я им. – У меня хорошая квартира. Я предлагаю вам оформить обмен моей квартиры на вашу комнату. Решайте сейчас. 

    Николай колебался. Ему мешала принять моё предложение его княжеская гордость. Анна ответила за них обоих: 
   – Мы согласны.

    Управиться со всеми делами я смогла только к середине февраля. В больнице, где я отработала почти тридцать лет, мне устроили торжественные проводы. Главный врач  вручил грамоту. 

    На поезд меня проводил Николай. Я спросила его, почему он не ездит к Володе. Он ответил, что не хочет лишний раз встречаться с Кириллом. 

   – Я ими  сыт по горло, – сказал он.

     Я поняла, что он имеет в виду те пятнадцать лет. О том, что я выхожу замуж за Кирилла я умолчала, хотя это секрет Полишинеля.

    Расписали нас с Кириллом без очереди и без помпы. Он привёз меня в районный ЗАГС, провёл сразу к заведующей. Та вписала наши данные в толстый журнал. За свидетелей расписались Людмила Борисовна, его секретарь, и  водитель Миша. После процедуры меня отвезли домой, а Кирилл уехал на службу. Зато вечером он устроил небольшой торжественный ужин, привезя из какого-то ресторана пакеты с закуской, шампанское и водку. Удивлённым пиршественным столом Эрике и Володе он объявил о нашей женитьбе. 
   – Вот это да!.. – воскликнул Володя. – Понимаешь, Эрика, получается, что твоя свекровь стала и твоей мачехой. Это гремучая смесь.

    …20 июня Эрика родила мальчика. На семейном совете мы решили назвать его Андреем. Пусть у нас с Кириллом уже не может быть собственного ребёнка, зато у нас появился общий внук.

    Моя жизнь текла в приятных делах и забота. Серые будни скрашивал Андрюша. В 10 месяцев его отдали в ясли, а Эрика пошла доучиваться. Я немного позавидовала ей. Я ведь тоже год не доучилась, и оттого всю жизнь проработала фельдшером. Если бы Николая не посадили, то и у меня была бы возможность получить диплом. Ну, ничего, зато Володя стал врачом, защитил кандидатскую, а затем взялся за докторскую диссертацию.

    …Андрюша рос, Володя сутками пропадал в клинике, Эрика тоже стала врачом. Кирюше в 77-м дали звание генерал-майора. В 83-м Георгий пошёл в первый класс, а Кирюша – в отставку. Это основные этапы моей жизни за последние годы. 

    …Вернусь к юбилею. Мы поздравили детей, дети поздравили нас. Все вместе мы поздравили Андрюшу. Мы с дедом подарили ему велосипед. Мальчика тут же выскочил из-за стола на улицу. 

   – Вот и хорошо, – сказал Кирилл. – У меня ко всем вам есть серьёзный разговор.

    То, что он сообщил нам, нас ошеломило. Оказывается, его отец много лет скрывался от советских властей под маской дворника, а на самом деле был царским офицером-гвардейцем и его звали Георгием Кирилловичем Лядовым. В Гражданскую войну он воевал на стороне белых. Первой его женой была дочь Владимира Николаевича Арбенина Надежда. Я её знала. Она преподавала в нашей школе в младших классах. Кирилл родился уже от второго брака отца. Он долгое время и не подозревал, что отец выдаёт себя не за того, кем он был на самом деле. Узнал он об этом от Надежды Владимировны, которую в сорок четвёртом арестовали в Минске за пособничество фашистам. Кирилл её сам допрашивал. Родство с белогвардейским полковником грозило его карьере, поэтому он все прошедшие годы скрывал это и от начальства и от близких, даже от Эрики. В наше время это уже не имеет значения.

    Потом Кирилл Иванович вышел из гостиной в кабинет и вынес оттуда альбом с фотографиями.

   – Этот альбом я изъял у Надежды Владимировны. Здесь фотографии Арбениных и есть несколько дореволюционных фотографий моего отца, – сказал он и указал на молодого мужчину в красивом мундире. – Вот он.

(продолжение следует)