Времена (часть пятая, продолжение)
ИВАН ЛЯДОВ
Знойное небо из бездонной сини лило знойное густое марево. Над городом трепетно переливалась огненная вода. По сухому выбеленному сушью асфальту шли люди, прячась в прозрачной тени, отбрасываемой зданиями и деревьями, стоящими вдоль улицы.
У лотка с мороженым стояла нескончаемая очередь. Мороженщица под полосатым тряпичным навесом с красным и мокрым от пота лицом продавала сладкий живительный холод в брикетиках и в вафельных стаканчиках. Иван Георгиевич встал в хвост очереди, вглядываясь в лицо мороженщицы. Да, оно изменилось – стало более округлым, огрубело, в сравнении с тем, что он видел на фотографии, лежащей в его записной книжке между страниц, появились морщинки.
Подойдя к женщине вплотную, Иван Георгиевич попытался заглянуть ей в глаза.
– Вам какое? – спросила его мороженщица и подняла лицо. Их глаза встретились. Мороженщица смутилась.
– На ваш вкус, – ответил Иван Георгиевич.
Взяв холодный вафельный стаканчик и положив мелочь на тарелку, он отошёл в тень.
Вскоре мороженщица объявила, что мороженое заканчивается, и попросила больше очередь не занимать. Продав последний брикет, она покатила лоток.
– Далеко? – поинтересовался Иван Георгиевич, подойдя к мороженщице.
– В магазин, – ответила та. – Возьму ещё партию мороженого из холодильника. Думаю, до конца смены успею и её реализовать. Вон, какая жарища.
– Да, в такую погоду запросто, – согласился Иван Георгиевич. – Вы ведь Алевтина Проценко? Я не ошибаюсь?
Мороженщица остановилась, настороженно взглянула на прицепившегося к ней покупателя, ответила:
– Ну, я.
– Тогда вам привет от старого друга из Минска, – произнёс Иван Георгиевич условленную фразу.
Женщина остановилась.
– Нашли, всё-таки…
– Так вы, я вижу, и не прятались, Калина, – усмехнулся Иван Георгиевич. – Надеялись, что мы вас просто забудем?
– Надеялась. Вас же полностью разгромили.
– Как видите, мы выжили и начинаем новую войну с Советами.
– Что же я теперь должна делать?
– Пока ничего. Вы, насколько я понял, не замужем?
– Да, пока я свободная женщина.
– Вот и ладушки. К вам, по всей вероятности, приедет один человек. Он должен будет стать вашим мужем. Конечно, фиктивно. А там как с ним сладитесь.
– И всё?
– Пока всё. Вы поступите в полное распоряжение этого человека.
– А если у меня уже есть жених и я собираюсь за него выйти замуж?
– Крайне нежелательно, дорогая. Крайне. Постарайтесь дать жениху отставку. Считайте это приказом.
– А когда приедет этот… ваш человек?
– Думаю, он не заставит себя долго ждать. Рад был с вами познакомиться. Больше не смею вас задерживать.
Иван Георгиевич пошёл по улице. Он был рад, что управился с делом за один день, нигде здесь не засветился, и вечерним поездом может вернуться в Москву.
АЛЕВТИНА ПРОЦЕНКО
Алевтина проводила глазами удаляющегося незнакомца, пришедшего к ней из прошлого. Думала ли она о том, что такая минута наступит? Пожалуй, нет, не задумывалась, хотя о такой возможности чекисты её предупреждали.
– Вражеские разведки сейчас подбирают немецкую агентуру, в войну оставленную абвером в нашей стране, – сказали ей в «сером доме» после освобождения из лагеря. – Если появится кто-либо с той стороны, незамедлительно свяжитесь с нами.
Чекист, беседовавший с нею, оставил ей телефон.
– Звоните в любое время суток. Дежурный выслушает вас и посоветует, что делать.
Алевтина поставила лоток на место и сняла фартук. Она не спешила бежать к телефону-автомату. Недаром с отличием окончила абверовскую разведшколу. Она помнила слова опытного разведчика Германа Бютцова: прежде, чем действовать, подумайте, как вы поступили на месте противника. Она обязательно незаметно проследила бы за человеком, с которым вышла на связь.
Купив необходимые продукты, Алевтина вернулась домой.
Н И К О Л А Й А Р Б Е Н И Н
Николай Владимирович возвращался с лесокомбината. За много лет он впервые почувствовал в себе уверенность и силы жить. Ему хотелось расправить плечи, согнутые пятнадцатью годами подневольной жизни:
- Руки за спину. Шаг в влево, шаг вправо стреляем без предупреждения!.
Но не так-то сбросить этот груз. И всё-таки радость переполняла его.
Увидев «Кондитерскую», Николай Владимирович решил купить по случаю устройства на работу торт. У прилавка стояла небольшая очередь. Он встал позади женщины в лёгком светло-голубом платье.
Женщина попросила пирожные эклер. Николай Владимирович услышал знакомый голос и внимательно посмотрел на женщину и чуть не вскрикнул: Тася!
Он удержался, а женщина безразличным взглядом скользнула по его лицу и, стараясь не прикоснуться к нему, обошла его.
Вот они и встретились. В этом нет ничего удивительного. Арбенин, как был небольшим городом, так им и остался. Николай Владимирович знал, что рано или поздно они столкнутся где-нибудь с Тасей, но не думал, что это произойдёт так скоро.
Он купил торт и с горечью подумал:
– Неужели я так изменился, что любимая женщина не узнала меня? Аля-то узнала.
Алевтина вернулась около двух часов дня.
– Быстро ты сегодня управилась, – сказал Николай Владимирович.
– Да, Коля, – ответила Аля. – Хотела увидеть тебя поскорее.
– А я только что устроился на работу. Меня взяли пильщиком на лесокомбинат,– сказал Николай Владимирович. – Вот торт купил отпраздновать событие, а заодно и нашу помолвку…
– Ой, мама, – воскликнула Аля и зарыдала.
– Что случилось? – спросила Лидия Игнатьевна, вернувшись с работы и увидев заплаканное лицо дочери.
– Ничего, – ответила Аля. – Мы с Колей решили пожениться.
– Так что ж ты, дура, плачешь? – улыбнулась Лидия Игнатьевна. – Радоваться надо. Давно пора, а то засиделась в девках.
Федот Михайлович, услышав, что дочь выходит замуж, радостно воскликнул, потирая руки:
– Мать, доставай из загашника горючее. Такое дело следует отметить.
…А ночью Николай Владимирович и Алевтина катались по всему полу, жадно, до боли, до крови целуя друг друга…
Когда Николай Владимирович уснул, Алевтина поднялась, надела платье и выскользнула на улицу. Телефон-автомат на углу работал.
Услышав в трубке мужской голос, она назвалась и сообщила о встрече с вражеским агентом.
– Ведите себя так, как будто ничего не случилось – ответил дежурный. – С вами встретится наш товарищ.
…Утром Николай Владимирович, обнимая Аевтину, сказал:
– Как бы я хотел увидеть Володю, хоть издали…
– Красивый юноша, – ответила Аля. – Он похож на тебя тогдашнего. Он с матерью живёт в «исполкомовском доме».
Но вскоре выяснилось, что Володя окончил школу и уехал в Москву сдавать вступительные экзамены в институт.
ВЛАДИМИР АРБЕНИН
Он впервые покидал родной город, уезжая так далеко, в Москву. Мерно стучали колёса поезда, позвякивала чайная ложечка в стакане на столике. За окном тянулись поля, мелькали придорожные постройки, деревушки, телеграфные провода, вырисовывая плавные синусоиды.
С нетерпением Володя ждал, когда поезд закончит свой бег и подойдёт к московскому перрону. А там: Красная площадь, Кремль, мавзолей, Третьяковская галерея, институт, в который он должен, просто обязан сдать экзамены и поступить, чтобы продолжить дедушкино дело, который когда-то спас маму от смерти… Дедушку, Владимира Николаевича Арбенина, многие в городе ещё хорошо помнят. И хорошо, что он тоже Арбенин, как настояла бабушка.
…Его безоблачное милое детство закончилось, когда ему исполнилось шестнадцать лет, и он, отправляясь в милицию для оформления паспорта, взял в руки свою метрику и прочитал в ней: «Арбенин Владимир. Дата рождения 23 марта 1942 г. Мать Шарова Таисия Юрьевна. Отец Арбенин Николай Владимирович». До этого он на школьных тетрадках, в школьном дневнике писал Шаров Вова, и в классном журнале он был вписан как Шаров.
– Мама, – удивлённо воскликнул он. – Так моя настоящая фамилия Арбенин?
Мама смутилась, замялась, потом ответила:
– Да, так вышло. Когда ты родился, я решила тебе дать эту фамилию…
– Почему? – спросил Володя. – Тут написано, что отец Арбенин Николай Владимирович. Он мой отец?
– Знакомый, – ответила мама и заплакала. – Нет, вру, Володя… Да, это твой отец… Но он опозорил себя и я не хотела, чтобы ты носил его фамилию… а вот про метрику забыла…
– Расскажи мне про него, – потребовал Володя. – Кто он? Как вы с ним познакомились…
– Я любила его, – вздохнула мама. – Мы с ним учились в одном классе. После школы я поступила в медицинский институт. Я хотела стать врачом, как Колин дедушка. А Коля пошёл в лётную школу. В сорок первом мы с ним снова встретились, за день до войны… 23 июня он уехал в часть. В июле он прислал мне письмо, одно-единственное. А в конце июля пришло извещение, что лейтенант Арбенин пропал без вести. Но я не теряла надежды и ждала его. Дождалась в сорок четвёртом. Пришли «оттуда», сообщили, что Коля дезертир и изменник. Из-за него арестовали бабушку.
– А тебя почему не арестовали? – спросил Володя.
– Мы с твоим отцом, к счастью, не были расписаны, не успели и отложили на «после войны».
– А где сейчас отец, где бабушка?
– Не знаю, ничего не знаю, – расплакалась мама. – Не спрашивай меня о нём… Не хочу… Забудь о них...
Успокоившись, она сказала:
– Скажи в милиции, что ты хочешь взять фамилию матери.
– Не хочу, – буркнул Володя. – Мне нравится фамилия отца…
– Изменника?! – взвизгнула мама.
– Мне нравится, – повторил Володя. – Я Арбенин, и как дедушка стану врачом.
Спустя некоторое время Володя показал маме и отчиму Говядину новенький паспорт. Мама вздохнула, а Говядин зло бросил:
– Яблоко от яблоньки недалеко падает. Теперь тебя все будут считать сыном предателя…
И до этого прохладные отношения между отчимом и Володей сделались ледяными.
В школе, вопреки маминым опасениям, перемену Володей фамилии сдержанно. Она не сказалась на отношении к нему ни со стороны учителей, ни со стороны одноклассников. Кто-то ещё не забыл ужасные ночи в ожидании «чёрного воронка», у кого-то близкие отсидели свои незаконные сроки, кто-то помнил арест ужасного Берии и песенку:
– Берия, Берия,
Вышел из доверия,
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков.
…Не помешала фамилия отца – изменника и поступлению Володи Арбенина в медицинский институт. Шёл пятьдесят девятый год.
КИРИЛЛ СТРУКОВ
Под вечер повеял ветерок, сдувая с раскалённых улиц зной, неся освежающую прохладу и отдых. Быстро темнело. Вдалеке полыхнула зарница. Оттуда, злобно громыхая, поползли тяжелые сизые тучи. Взмахнул крылом ветер, закрутил вихри пыли, поднимая в воздух мелкий мусор, рванул подолы платьев у женщин, норовя вздуть их кверху. Сорвал с одного, с другого мужчины шляпы, покатил их на мостовую, под колёса машин.
Подполковник Струков наблюдал за приближающимися грозовыми тучами и в его голове крутились знаменитые строчки: «Буря, скоро грянет буря!»…
Он смотрел на узкую улицу Дзержинского, в этот час заполненную легковушками, автобусами и троллейбусами. По тротуару торопливо шагали люди. Они спешили укрыться от надвигающейся грозы в «Детском мире» и в метро.
Очередным взмахом крыла ветер ворвался в кабинет, зашелестел бумагами, сдувая их со стола хозяина кабинета.
Кирилл Иванович прикрыл створку окна и принялся подбирать разлетевшиеся по полу бумаги. Это не были секретные документы, а просто чистые листы из стопки, лежавшей на столе.
Собрав, он положил их на место и сел за стол. Перед ним лежала картонная голубая папка, на которой стояло напечатанное крупным шрифтом «ДЕЛО №…».
В ней было всего несколько листков, написанных ровным женским почерком. Папку прислали вчера по фельдъегерской связи из Арбенина начальнику Управления генералу Ромову, а генерал поручил ему, подполковнику Струкову, взять это дело на себя.
Кирилл Иванович запомнил название этого города ещё с войны. Услышал он о нём от матёрой предательницы Лядовой, гестаповки, задержанной при бегстве немцев из Минска. Эта стерва назвалась первой женой его отца. Он был потрясён, узнав от неё, что его отец – бывший белогвардейский полковник, двадцать лет скрывавшийся от народного правосудия под личиной дворника. Очевидно, у отца имелись задатки талантливого разведчика.
Предательницу через пару дней по решению ОСО расстреляли, а альбом с фотографиями и погоны отца, изъятые у нее, он оставил у себя. Дела они не меняли.
И вот, опять Арбенин, опять Минск. Некая Алевтина Проценко, бывшая немецкая шпионка, завербованная абвером, но будучи вскоре арестованной, пошла на сотрудничество с нашими контрразведчиками. Этим она спасла себе жизнь, хотя отсидела положенные трибуналом десять лет. Она сообщила, что с нею на контакт вышел вражеский агент.
А вот его описание. Однако под него подпадает не одна тысяча мужчин в возрасте сорока пяти – пятидесяти пяти лет.
Итак. Рост выше среднего. Прямой, Гордо посаженная голова, отчего незнакомец кажется надменным. Глаза серые. Волосы седые, но виски тёмные. Нос прямой. Усы и коротко подстриженная тёмная, но не чёрная, бородка. Смахивает на учителя, но руки рабочие, руки человека, постоянно работающего с металлом. Напрашивается вывод, что шпион имеет хорошее воспитание, образован, но в силу обстоятельств вынужден где-то трудиться простым рабочим.
Кириллу Ивановичу снова вспомнился отец и его лицо, заросшее волосами так, что сбрей их, и родной сын не узнал бы.
Где же искать неизвестного шпиона? Появится ли он еще раз в Арбенине? Протянется ли ниточка к нему от того, кто явится к Проценко? Не исключено, что он – связник неизвестного нам резидента.
Не первый раз подполковник Струков приступает к расследованию дела со многими неизвестными. Но всегда выручал его счастливый случай. Главное, не пропустить его.
Подполковнику Струкову предстояло найти иголку в стоге сена, перебрав каждую соломинку в нём.
РАЗГОВОР В ПУЛЛАХЕ
В кабинете, затенённом шторами, сидели двое: один, за письменным столом, – высокий, худощавый, с проседью, средних лет мужчина в светло-сером пиджаке и второй в кресле напротив – крупный, мускулистый, лет тридцати пяти, стриженный «под бокс» в спортивной куртке.
– Мы решили вас направить в длительную командировку в Россию, Алекс, – сказал мужчина за столом.
– Если я вам не нужен здесь, генерал, – ответил второй.
– Нужны, Алекс, – усмехнулся генерал. – Но там, в России, нужнее. Вам придётся вживаться в те условия, стать для русских полностью своим. Прежде, чем приступить к выполнению главной задачи, вам придётся жениться. Женатый мужчина вызывает меньше подозрений у окружающих. Жена тоже наш агент со времён войны, радистка. Она была до поры до времени законсервирована абвером. Безопасность перехода границы и, скажем так, базы приземления мы в пределах возможного вам гарантируем. А пока займёмся восстановлением ваших навыков в русском языке. Небось, подзабыли за пятнадцать лет.
– Когда отправляться?
– Через полгода, Алекс. Мы ещё позондируем почву там, на месте, хотя агент Калина надёжна. У неё нет хода назад.
АРТЁМ СЕРДЮК
Тёма Сердюк не знал отцовской ласки. Ему было два года, когда отец ушёл на войну. Там, на войне, он и остался.
Матери было не до Тёмы из-за её бесконечных романов. Зато он с ранних лет был вольным человеком. Круглый день он пропадал на улице в компании взрослых ребят. В восемь лет он научился курить, в девять впервые напился пьяным, но ни то, ни другое ему не понравилось. В двенадцать лет парни подпустили его пощупать пьяную девку, которую привели в подвал. Девка хихикала, стягивала с него шаровары и пыталась уложить его на себя, но Тёма побрезговал.
Школьные занятия Тёме давались довольно легко. Он даже успевал заниматься пионерской работой. В его обязанности входило оформление классной стенгазеты.
В пятьдесят третьем он вступил в комсомол. В пятьдесят шестом по совету дяди Гоши поступил в радиотехнический техникум.
Дядя Гоша поселился у них в пятьдесят первом. Он работал слесарем в таксопарке. Он пожил-пожил у них, да и женился на матери.
Тёма опасался, что отчим начнёт его учить, как надо жить, но тому пасынок был до лампочки. Только после молодёжного фестиваля в августе пятьдесят седьмого, отчим, узнав, что Тёма занялся фарцовкой, предупредил его, сказав, что на мелочёвке можно крупно погореть.
– Жвачка и ручки с раздевающимися девками – не тот бизнес, который принесёт тебе большие деньги, – сказал тогда отчим.
Но он не только сказал, а и помог Тёме найти поставщиков импортного барахла: модных курток и рубашек, американских джинсов, итальянской обуви, французского женского белья и духов, зарубежных пластов и журналов. Где отчим их выискивал, Тёма не знал.
Поставщики, их было двое, каждую чётную среду передавали ему чемодан или сумку с товаром, расходившийся, как горячие пирожки. Тёма находил людей, желающих иметь красивые вещи и готовых за них платить втридорога.
Со временем у него появились постоянные покупатели и покупательницы импортного товара, дававшие ему заказы на те или иные вещи, получали их и поражались тому, каким образом этот парнишка умудряется их доставать.
Подкопив денег, Тёма возмечтал попасть на Запад, грезил тамошней жизнью – многоцветной, яркой и бурной. Своими мечтами он как-то поделился с дядей Гошей.
– И как ты думаешь попасть за границу? – спросил дядя Гоша, прищурив глаза.
– Пока не знаю, – вздохнул Тёма. – Проберусь как-нибудь на иностранный корабль. Деньги есть…
– Твоими рублями на Западе только жопу подтирать, – усмехнулся дядя Гоша. – Там нужны доллары, фунты, марки. За наш рубль там и гроша ломаного не дадут.
– Где взять её, валюту? – помрачнел Тёма.
– Подумаем, – сказал дядя Гоша.
…Иногда дядя Гоша интересовался Тёмиными клиентами, выпытывал: кто они да что из себя представляют. Тёме не трудно было это выяснять, многим он приносил товар прямо домой. А язык у него был хорошо подвешен и глаз приметлив, и ухо востро.
Однажды он рассказал дяде Гоше о даме, которая липла к нему, угощала кофе и даже вином.
– И что она собой представляет? – поинтересовался дядя Гоша.
– А, – махнул рукой Тёма. – В каком-то КЭЧе бумажки перебирает за хорошую зарплату.
– Она служит в армии?
– Ну.
– Чего же ей ещё от тебя надо? – спросил дядя Гоша.
– А, – Тёма снова махнул рукой, – Хочет «дам – на дашь».
– То есть, предлагает постель за вещи?
– Ну, – кивнул Тёма. – Это мы уже проходили. Я бабу и «за так» отбараю, ещё спасибо скажет.
– А ты, как ты там говоришь, отбарай её, – усмехнулся дядя Гоша. – Будь ласков с нею, нежен…
– Да Лизка же старуха. Ей, наверно, все тридцать дашь. И с лица она – крокодил. Потому и не замужем.
– Тем более, – отчим потрепал Тёму за волосы, взлохматил их. – Приголубь её. Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.. Твои убытки я компенсирую, хочешь рублями, хочешь… долларами.
– Откуда у тебя доллары возьмутся? – удивился Тёма.
– Голову иметь надо, а не балду, – усмехнулся дядя Гоша. – Между делом поспрошай её кое о чём.
– О чём?
– Ты сперва отбарай её и узнай, чем она конкретно занимается, – оборвал разговор дядя Гоша.
Тёма не замедлил выполнить его совет. Лизка была на седьмом небе: и удовольствие получила и вместе с ним французские духи с ажурными чулками. Тёма не поскупился. Заодно он узнал, что Лизка работает старшим делопроизводителем в коммунально-эксплуатационной части Московского гарнизона.
– Узнай у неё номера воинских частей и их расположение, фамилии и номера служебных и домашних телефонов руководителей подразделений в них, их домашние адреса, – сказал дядя Гоша.
– А на кой хрен это тебе? – удивился Тёма.
– Это моё дело, мальчик. Хочу знать, где живут наши генералы и полковники, чем занимаются в наше столь сложное время наши доблестные воины.
– Дядя Гоша, а ты, случайно, не шпион? – рассмеялся Тёма.
– Ты побежишь в КГБ доносить? – дядя Гоша зло сузил глаза.
У Тёмы мороз пробежал по коже. Он воскликнул:
– Ха, разбежался! Да ни за какие их вонючие коврижки.
– Так и не спрашивай, – сказал дядя Гоша. – За такие вопросы можно и головы лишиться…
Тёма взглянул на отчима и осёкся. Перед ним сидел не добродушный дядя Гоша, а совершенно незнакомый мужчина с ледяными глазами.
– Н-не буду… – испуганно заверил его Тёма. – Я п-постараюсь узнать у неё т-то, что т-ты… вы просили…
(продолжение следует)
ИВАН ЛЯДОВ
Знойное небо из бездонной сини лило знойное густое марево. Над городом трепетно переливалась огненная вода. По сухому выбеленному сушью асфальту шли люди, прячась в прозрачной тени, отбрасываемой зданиями и деревьями, стоящими вдоль улицы.
У лотка с мороженым стояла нескончаемая очередь. Мороженщица под полосатым тряпичным навесом с красным и мокрым от пота лицом продавала сладкий живительный холод в брикетиках и в вафельных стаканчиках. Иван Георгиевич встал в хвост очереди, вглядываясь в лицо мороженщицы. Да, оно изменилось – стало более округлым, огрубело, в сравнении с тем, что он видел на фотографии, лежащей в его записной книжке между страниц, появились морщинки.
Подойдя к женщине вплотную, Иван Георгиевич попытался заглянуть ей в глаза.
– Вам какое? – спросила его мороженщица и подняла лицо. Их глаза встретились. Мороженщица смутилась.
– На ваш вкус, – ответил Иван Георгиевич.
Взяв холодный вафельный стаканчик и положив мелочь на тарелку, он отошёл в тень.
Вскоре мороженщица объявила, что мороженое заканчивается, и попросила больше очередь не занимать. Продав последний брикет, она покатила лоток.
– Далеко? – поинтересовался Иван Георгиевич, подойдя к мороженщице.
– В магазин, – ответила та. – Возьму ещё партию мороженого из холодильника. Думаю, до конца смены успею и её реализовать. Вон, какая жарища.
– Да, в такую погоду запросто, – согласился Иван Георгиевич. – Вы ведь Алевтина Проценко? Я не ошибаюсь?
Мороженщица остановилась, настороженно взглянула на прицепившегося к ней покупателя, ответила:
– Ну, я.
– Тогда вам привет от старого друга из Минска, – произнёс Иван Георгиевич условленную фразу.
Женщина остановилась.
– Нашли, всё-таки…
– Так вы, я вижу, и не прятались, Калина, – усмехнулся Иван Георгиевич. – Надеялись, что мы вас просто забудем?
– Надеялась. Вас же полностью разгромили.
– Как видите, мы выжили и начинаем новую войну с Советами.
– Что же я теперь должна делать?
– Пока ничего. Вы, насколько я понял, не замужем?
– Да, пока я свободная женщина.
– Вот и ладушки. К вам, по всей вероятности, приедет один человек. Он должен будет стать вашим мужем. Конечно, фиктивно. А там как с ним сладитесь.
– И всё?
– Пока всё. Вы поступите в полное распоряжение этого человека.
– А если у меня уже есть жених и я собираюсь за него выйти замуж?
– Крайне нежелательно, дорогая. Крайне. Постарайтесь дать жениху отставку. Считайте это приказом.
– А когда приедет этот… ваш человек?
– Думаю, он не заставит себя долго ждать. Рад был с вами познакомиться. Больше не смею вас задерживать.
Иван Георгиевич пошёл по улице. Он был рад, что управился с делом за один день, нигде здесь не засветился, и вечерним поездом может вернуться в Москву.
АЛЕВТИНА ПРОЦЕНКО
Алевтина проводила глазами удаляющегося незнакомца, пришедшего к ней из прошлого. Думала ли она о том, что такая минута наступит? Пожалуй, нет, не задумывалась, хотя о такой возможности чекисты её предупреждали.
– Вражеские разведки сейчас подбирают немецкую агентуру, в войну оставленную абвером в нашей стране, – сказали ей в «сером доме» после освобождения из лагеря. – Если появится кто-либо с той стороны, незамедлительно свяжитесь с нами.
Чекист, беседовавший с нею, оставил ей телефон.
– Звоните в любое время суток. Дежурный выслушает вас и посоветует, что делать.
Алевтина поставила лоток на место и сняла фартук. Она не спешила бежать к телефону-автомату. Недаром с отличием окончила абверовскую разведшколу. Она помнила слова опытного разведчика Германа Бютцова: прежде, чем действовать, подумайте, как вы поступили на месте противника. Она обязательно незаметно проследила бы за человеком, с которым вышла на связь.
Купив необходимые продукты, Алевтина вернулась домой.
Н И К О Л А Й А Р Б Е Н И Н
Николай Владимирович возвращался с лесокомбината. За много лет он впервые почувствовал в себе уверенность и силы жить. Ему хотелось расправить плечи, согнутые пятнадцатью годами подневольной жизни:
- Руки за спину. Шаг в влево, шаг вправо стреляем без предупреждения!.
Но не так-то сбросить этот груз. И всё-таки радость переполняла его.
Увидев «Кондитерскую», Николай Владимирович решил купить по случаю устройства на работу торт. У прилавка стояла небольшая очередь. Он встал позади женщины в лёгком светло-голубом платье.
Женщина попросила пирожные эклер. Николай Владимирович услышал знакомый голос и внимательно посмотрел на женщину и чуть не вскрикнул: Тася!
Он удержался, а женщина безразличным взглядом скользнула по его лицу и, стараясь не прикоснуться к нему, обошла его.
Вот они и встретились. В этом нет ничего удивительного. Арбенин, как был небольшим городом, так им и остался. Николай Владимирович знал, что рано или поздно они столкнутся где-нибудь с Тасей, но не думал, что это произойдёт так скоро.
Он купил торт и с горечью подумал:
– Неужели я так изменился, что любимая женщина не узнала меня? Аля-то узнала.
Алевтина вернулась около двух часов дня.
– Быстро ты сегодня управилась, – сказал Николай Владимирович.
– Да, Коля, – ответила Аля. – Хотела увидеть тебя поскорее.
– А я только что устроился на работу. Меня взяли пильщиком на лесокомбинат,– сказал Николай Владимирович. – Вот торт купил отпраздновать событие, а заодно и нашу помолвку…
– Ой, мама, – воскликнула Аля и зарыдала.
– Что случилось? – спросила Лидия Игнатьевна, вернувшись с работы и увидев заплаканное лицо дочери.
– Ничего, – ответила Аля. – Мы с Колей решили пожениться.
– Так что ж ты, дура, плачешь? – улыбнулась Лидия Игнатьевна. – Радоваться надо. Давно пора, а то засиделась в девках.
Федот Михайлович, услышав, что дочь выходит замуж, радостно воскликнул, потирая руки:
– Мать, доставай из загашника горючее. Такое дело следует отметить.
…А ночью Николай Владимирович и Алевтина катались по всему полу, жадно, до боли, до крови целуя друг друга…
Когда Николай Владимирович уснул, Алевтина поднялась, надела платье и выскользнула на улицу. Телефон-автомат на углу работал.
Услышав в трубке мужской голос, она назвалась и сообщила о встрече с вражеским агентом.
– Ведите себя так, как будто ничего не случилось – ответил дежурный. – С вами встретится наш товарищ.
…Утром Николай Владимирович, обнимая Аевтину, сказал:
– Как бы я хотел увидеть Володю, хоть издали…
– Красивый юноша, – ответила Аля. – Он похож на тебя тогдашнего. Он с матерью живёт в «исполкомовском доме».
Но вскоре выяснилось, что Володя окончил школу и уехал в Москву сдавать вступительные экзамены в институт.
ВЛАДИМИР АРБЕНИН
Он впервые покидал родной город, уезжая так далеко, в Москву. Мерно стучали колёса поезда, позвякивала чайная ложечка в стакане на столике. За окном тянулись поля, мелькали придорожные постройки, деревушки, телеграфные провода, вырисовывая плавные синусоиды.
С нетерпением Володя ждал, когда поезд закончит свой бег и подойдёт к московскому перрону. А там: Красная площадь, Кремль, мавзолей, Третьяковская галерея, институт, в который он должен, просто обязан сдать экзамены и поступить, чтобы продолжить дедушкино дело, который когда-то спас маму от смерти… Дедушку, Владимира Николаевича Арбенина, многие в городе ещё хорошо помнят. И хорошо, что он тоже Арбенин, как настояла бабушка.
…Его безоблачное милое детство закончилось, когда ему исполнилось шестнадцать лет, и он, отправляясь в милицию для оформления паспорта, взял в руки свою метрику и прочитал в ней: «Арбенин Владимир. Дата рождения 23 марта 1942 г. Мать Шарова Таисия Юрьевна. Отец Арбенин Николай Владимирович». До этого он на школьных тетрадках, в школьном дневнике писал Шаров Вова, и в классном журнале он был вписан как Шаров.
– Мама, – удивлённо воскликнул он. – Так моя настоящая фамилия Арбенин?
Мама смутилась, замялась, потом ответила:
– Да, так вышло. Когда ты родился, я решила тебе дать эту фамилию…
– Почему? – спросил Володя. – Тут написано, что отец Арбенин Николай Владимирович. Он мой отец?
– Знакомый, – ответила мама и заплакала. – Нет, вру, Володя… Да, это твой отец… Но он опозорил себя и я не хотела, чтобы ты носил его фамилию… а вот про метрику забыла…
– Расскажи мне про него, – потребовал Володя. – Кто он? Как вы с ним познакомились…
– Я любила его, – вздохнула мама. – Мы с ним учились в одном классе. После школы я поступила в медицинский институт. Я хотела стать врачом, как Колин дедушка. А Коля пошёл в лётную школу. В сорок первом мы с ним снова встретились, за день до войны… 23 июня он уехал в часть. В июле он прислал мне письмо, одно-единственное. А в конце июля пришло извещение, что лейтенант Арбенин пропал без вести. Но я не теряла надежды и ждала его. Дождалась в сорок четвёртом. Пришли «оттуда», сообщили, что Коля дезертир и изменник. Из-за него арестовали бабушку.
– А тебя почему не арестовали? – спросил Володя.
– Мы с твоим отцом, к счастью, не были расписаны, не успели и отложили на «после войны».
– А где сейчас отец, где бабушка?
– Не знаю, ничего не знаю, – расплакалась мама. – Не спрашивай меня о нём… Не хочу… Забудь о них...
Успокоившись, она сказала:
– Скажи в милиции, что ты хочешь взять фамилию матери.
– Не хочу, – буркнул Володя. – Мне нравится фамилия отца…
– Изменника?! – взвизгнула мама.
– Мне нравится, – повторил Володя. – Я Арбенин, и как дедушка стану врачом.
Спустя некоторое время Володя показал маме и отчиму Говядину новенький паспорт. Мама вздохнула, а Говядин зло бросил:
– Яблоко от яблоньки недалеко падает. Теперь тебя все будут считать сыном предателя…
И до этого прохладные отношения между отчимом и Володей сделались ледяными.
В школе, вопреки маминым опасениям, перемену Володей фамилии сдержанно. Она не сказалась на отношении к нему ни со стороны учителей, ни со стороны одноклассников. Кто-то ещё не забыл ужасные ночи в ожидании «чёрного воронка», у кого-то близкие отсидели свои незаконные сроки, кто-то помнил арест ужасного Берии и песенку:
– Берия, Берия,
Вышел из доверия,
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков.
…Не помешала фамилия отца – изменника и поступлению Володи Арбенина в медицинский институт. Шёл пятьдесят девятый год.
КИРИЛЛ СТРУКОВ
Под вечер повеял ветерок, сдувая с раскалённых улиц зной, неся освежающую прохладу и отдых. Быстро темнело. Вдалеке полыхнула зарница. Оттуда, злобно громыхая, поползли тяжелые сизые тучи. Взмахнул крылом ветер, закрутил вихри пыли, поднимая в воздух мелкий мусор, рванул подолы платьев у женщин, норовя вздуть их кверху. Сорвал с одного, с другого мужчины шляпы, покатил их на мостовую, под колёса машин.
Подполковник Струков наблюдал за приближающимися грозовыми тучами и в его голове крутились знаменитые строчки: «Буря, скоро грянет буря!»…
Он смотрел на узкую улицу Дзержинского, в этот час заполненную легковушками, автобусами и троллейбусами. По тротуару торопливо шагали люди. Они спешили укрыться от надвигающейся грозы в «Детском мире» и в метро.
Очередным взмахом крыла ветер ворвался в кабинет, зашелестел бумагами, сдувая их со стола хозяина кабинета.
Кирилл Иванович прикрыл створку окна и принялся подбирать разлетевшиеся по полу бумаги. Это не были секретные документы, а просто чистые листы из стопки, лежавшей на столе.
Собрав, он положил их на место и сел за стол. Перед ним лежала картонная голубая папка, на которой стояло напечатанное крупным шрифтом «ДЕЛО №…».
В ней было всего несколько листков, написанных ровным женским почерком. Папку прислали вчера по фельдъегерской связи из Арбенина начальнику Управления генералу Ромову, а генерал поручил ему, подполковнику Струкову, взять это дело на себя.
Кирилл Иванович запомнил название этого города ещё с войны. Услышал он о нём от матёрой предательницы Лядовой, гестаповки, задержанной при бегстве немцев из Минска. Эта стерва назвалась первой женой его отца. Он был потрясён, узнав от неё, что его отец – бывший белогвардейский полковник, двадцать лет скрывавшийся от народного правосудия под личиной дворника. Очевидно, у отца имелись задатки талантливого разведчика.
Предательницу через пару дней по решению ОСО расстреляли, а альбом с фотографиями и погоны отца, изъятые у нее, он оставил у себя. Дела они не меняли.
И вот, опять Арбенин, опять Минск. Некая Алевтина Проценко, бывшая немецкая шпионка, завербованная абвером, но будучи вскоре арестованной, пошла на сотрудничество с нашими контрразведчиками. Этим она спасла себе жизнь, хотя отсидела положенные трибуналом десять лет. Она сообщила, что с нею на контакт вышел вражеский агент.
А вот его описание. Однако под него подпадает не одна тысяча мужчин в возрасте сорока пяти – пятидесяти пяти лет.
Итак. Рост выше среднего. Прямой, Гордо посаженная голова, отчего незнакомец кажется надменным. Глаза серые. Волосы седые, но виски тёмные. Нос прямой. Усы и коротко подстриженная тёмная, но не чёрная, бородка. Смахивает на учителя, но руки рабочие, руки человека, постоянно работающего с металлом. Напрашивается вывод, что шпион имеет хорошее воспитание, образован, но в силу обстоятельств вынужден где-то трудиться простым рабочим.
Кириллу Ивановичу снова вспомнился отец и его лицо, заросшее волосами так, что сбрей их, и родной сын не узнал бы.
Где же искать неизвестного шпиона? Появится ли он еще раз в Арбенине? Протянется ли ниточка к нему от того, кто явится к Проценко? Не исключено, что он – связник неизвестного нам резидента.
Не первый раз подполковник Струков приступает к расследованию дела со многими неизвестными. Но всегда выручал его счастливый случай. Главное, не пропустить его.
Подполковнику Струкову предстояло найти иголку в стоге сена, перебрав каждую соломинку в нём.
РАЗГОВОР В ПУЛЛАХЕ
В кабинете, затенённом шторами, сидели двое: один, за письменным столом, – высокий, худощавый, с проседью, средних лет мужчина в светло-сером пиджаке и второй в кресле напротив – крупный, мускулистый, лет тридцати пяти, стриженный «под бокс» в спортивной куртке.
– Мы решили вас направить в длительную командировку в Россию, Алекс, – сказал мужчина за столом.
– Если я вам не нужен здесь, генерал, – ответил второй.
– Нужны, Алекс, – усмехнулся генерал. – Но там, в России, нужнее. Вам придётся вживаться в те условия, стать для русских полностью своим. Прежде, чем приступить к выполнению главной задачи, вам придётся жениться. Женатый мужчина вызывает меньше подозрений у окружающих. Жена тоже наш агент со времён войны, радистка. Она была до поры до времени законсервирована абвером. Безопасность перехода границы и, скажем так, базы приземления мы в пределах возможного вам гарантируем. А пока займёмся восстановлением ваших навыков в русском языке. Небось, подзабыли за пятнадцать лет.
– Когда отправляться?
– Через полгода, Алекс. Мы ещё позондируем почву там, на месте, хотя агент Калина надёжна. У неё нет хода назад.
АРТЁМ СЕРДЮК
Тёма Сердюк не знал отцовской ласки. Ему было два года, когда отец ушёл на войну. Там, на войне, он и остался.
Матери было не до Тёмы из-за её бесконечных романов. Зато он с ранних лет был вольным человеком. Круглый день он пропадал на улице в компании взрослых ребят. В восемь лет он научился курить, в девять впервые напился пьяным, но ни то, ни другое ему не понравилось. В двенадцать лет парни подпустили его пощупать пьяную девку, которую привели в подвал. Девка хихикала, стягивала с него шаровары и пыталась уложить его на себя, но Тёма побрезговал.
Школьные занятия Тёме давались довольно легко. Он даже успевал заниматься пионерской работой. В его обязанности входило оформление классной стенгазеты.
В пятьдесят третьем он вступил в комсомол. В пятьдесят шестом по совету дяди Гоши поступил в радиотехнический техникум.
Дядя Гоша поселился у них в пятьдесят первом. Он работал слесарем в таксопарке. Он пожил-пожил у них, да и женился на матери.
Тёма опасался, что отчим начнёт его учить, как надо жить, но тому пасынок был до лампочки. Только после молодёжного фестиваля в августе пятьдесят седьмого, отчим, узнав, что Тёма занялся фарцовкой, предупредил его, сказав, что на мелочёвке можно крупно погореть.
– Жвачка и ручки с раздевающимися девками – не тот бизнес, который принесёт тебе большие деньги, – сказал тогда отчим.
Но он не только сказал, а и помог Тёме найти поставщиков импортного барахла: модных курток и рубашек, американских джинсов, итальянской обуви, французского женского белья и духов, зарубежных пластов и журналов. Где отчим их выискивал, Тёма не знал.
Поставщики, их было двое, каждую чётную среду передавали ему чемодан или сумку с товаром, расходившийся, как горячие пирожки. Тёма находил людей, желающих иметь красивые вещи и готовых за них платить втридорога.
Со временем у него появились постоянные покупатели и покупательницы импортного товара, дававшие ему заказы на те или иные вещи, получали их и поражались тому, каким образом этот парнишка умудряется их доставать.
Подкопив денег, Тёма возмечтал попасть на Запад, грезил тамошней жизнью – многоцветной, яркой и бурной. Своими мечтами он как-то поделился с дядей Гошей.
– И как ты думаешь попасть за границу? – спросил дядя Гоша, прищурив глаза.
– Пока не знаю, – вздохнул Тёма. – Проберусь как-нибудь на иностранный корабль. Деньги есть…
– Твоими рублями на Западе только жопу подтирать, – усмехнулся дядя Гоша. – Там нужны доллары, фунты, марки. За наш рубль там и гроша ломаного не дадут.
– Где взять её, валюту? – помрачнел Тёма.
– Подумаем, – сказал дядя Гоша.
…Иногда дядя Гоша интересовался Тёмиными клиентами, выпытывал: кто они да что из себя представляют. Тёме не трудно было это выяснять, многим он приносил товар прямо домой. А язык у него был хорошо подвешен и глаз приметлив, и ухо востро.
Однажды он рассказал дяде Гоше о даме, которая липла к нему, угощала кофе и даже вином.
– И что она собой представляет? – поинтересовался дядя Гоша.
– А, – махнул рукой Тёма. – В каком-то КЭЧе бумажки перебирает за хорошую зарплату.
– Она служит в армии?
– Ну.
– Чего же ей ещё от тебя надо? – спросил дядя Гоша.
– А, – Тёма снова махнул рукой, – Хочет «дам – на дашь».
– То есть, предлагает постель за вещи?
– Ну, – кивнул Тёма. – Это мы уже проходили. Я бабу и «за так» отбараю, ещё спасибо скажет.
– А ты, как ты там говоришь, отбарай её, – усмехнулся дядя Гоша. – Будь ласков с нею, нежен…
– Да Лизка же старуха. Ей, наверно, все тридцать дашь. И с лица она – крокодил. Потому и не замужем.
– Тем более, – отчим потрепал Тёму за волосы, взлохматил их. – Приголубь её. Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.. Твои убытки я компенсирую, хочешь рублями, хочешь… долларами.
– Откуда у тебя доллары возьмутся? – удивился Тёма.
– Голову иметь надо, а не балду, – усмехнулся дядя Гоша. – Между делом поспрошай её кое о чём.
– О чём?
– Ты сперва отбарай её и узнай, чем она конкретно занимается, – оборвал разговор дядя Гоша.
Тёма не замедлил выполнить его совет. Лизка была на седьмом небе: и удовольствие получила и вместе с ним французские духи с ажурными чулками. Тёма не поскупился. Заодно он узнал, что Лизка работает старшим делопроизводителем в коммунально-эксплуатационной части Московского гарнизона.
– Узнай у неё номера воинских частей и их расположение, фамилии и номера служебных и домашних телефонов руководителей подразделений в них, их домашние адреса, – сказал дядя Гоша.
– А на кой хрен это тебе? – удивился Тёма.
– Это моё дело, мальчик. Хочу знать, где живут наши генералы и полковники, чем занимаются в наше столь сложное время наши доблестные воины.
– Дядя Гоша, а ты, случайно, не шпион? – рассмеялся Тёма.
– Ты побежишь в КГБ доносить? – дядя Гоша зло сузил глаза.
У Тёмы мороз пробежал по коже. Он воскликнул:
– Ха, разбежался! Да ни за какие их вонючие коврижки.
– Так и не спрашивай, – сказал дядя Гоша. – За такие вопросы можно и головы лишиться…
Тёма взглянул на отчима и осёкся. Перед ним сидел не добродушный дядя Гоша, а совершенно незнакомый мужчина с ледяными глазами.
– Н-не буду… – испуганно заверил его Тёма. – Я п-постараюсь узнать у неё т-то, что т-ты… вы просили…
ДАША АРБЕНИНА ИВАН ЛЯДОВ
Знойное небо из бездонной сини лило знойное густое марево. Над городом трепетно переливалась огненная вода. По сухому выбеленному сушью асфальту шли люди, прячась в прозрачной тени, отбрасываемой зданиями и деревьями, стоящими вдоль улицы.
У лотка с мороженым стояла нескончаемая очередь. Мороженщица под полосатым тряпичным навесом с красным и мокрым от пота лицом продавала сладкий живительный холод в брикетиках и в вафельных стаканчиках. Иван Георгиевич встал в хвост очереди, вглядываясь в лицо мороженщицы. Да, оно изменилось – стало более округлым, огрубело, в сравнении с тем, что он видел на фотографии, лежащей в его записной книжке между страниц, появились морщинки.
Подойдя к женщине вплотную, Иван Георгиевич попытался заглянуть ей в глаза.
– Вам какое? – спросила его мороженщица и подняла лицо. Их глаза встретились. Мороженщица смутилась.
– На ваш вкус, – ответил Иван Георгиевич.
Взяв холодный вафельный стаканчик и положив мелочь на тарелку, он отошёл в тень.
Вскоре мороженщица объявила, что мороженое заканчивается, и попросила больше очередь не занимать. Продав последний брикет, она покатила лоток.
– Далеко? – поинтересовался Иван Георгиевич, подойдя к мороженщице.
– В магазин, – ответила та. – Возьму ещё партию мороженого из холодильника. Думаю, до конца смены успею и её реализовать. Вон, какая жарища.
– Да, в такую погоду запросто, – согласился Иван Георгиевич. – Вы ведь Алевтина Проценко? Я не ошибаюсь?
Мороженщица остановилась, настороженно взглянула на прицепившегося к ней покупателя, ответила:
– Ну, я.
– Тогда вам привет от старого друга из Минска, – произнёс Иван Георгиевич условленную фразу.
Женщина остановилась.
– Нашли, всё-таки…
– Так вы, я вижу, и не прятались, Калина, – усмехнулся Иван Георгиевич. – Надеялись, что мы вас просто забудем?
– Надеялась. Вас же полностью разгромили.
– Как видите, мы выжили и начинаем новую войну с Советами.
– Что же я теперь должна делать?
– Пока ничего. Вы, насколько я понял, не замужем?
– Да, пока я свободная женщина.
– Вот и ладушки. К вам, по всей вероятности, приедет один человек. Он должен будет стать вашим мужем. Конечно, фиктивно. А там как с ним сладитесь.
– И всё?
– Пока всё. Вы поступите в полное распоряжение этого человека.
– А если у меня уже есть жених и я собираюсь за него выйти замуж?
– Крайне нежелательно, дорогая. Крайне. Постарайтесь дать жениху отставку. Считайте это приказом.
– А когда приедет этот… ваш человек?
– Думаю, он не заставит себя долго ждать. Рад был с вами познакомиться. Больше не смею вас задерживать.
Иван Георгиевич пошёл по улице. Он был рад, что управился с делом за один день, нигде здесь не засветился, и вечерним поездом может вернуться в Москву.
АЛЕВТИНА ПРОЦЕНКО
Алевтина проводила глазами удаляющегося незнакомца, пришедшего к ней из прошлого. Думала ли она о том, что такая минута наступит? Пожалуй, нет, не задумывалась, хотя о такой возможности чекисты её предупреждали.
– Вражеские разведки сейчас подбирают немецкую агентуру, в войну оставленную абвером в нашей стране, – сказали ей в «сером доме» после освобождения из лагеря. – Если появится кто-либо с той стороны, незамедлительно свяжитесь с нами.
Чекист, беседовавший с нею, оставил ей телефон.
– Звоните в любое время суток. Дежурный выслушает вас и посоветует, что делать.
Алевтина поставила лоток на место и сняла фартук. Она не спешила бежать к телефону-автомату. Недаром с отличием окончила абверовскую разведшколу. Она помнила слова опытного разведчика Германа Бютцова: прежде, чем действовать, подумайте, как вы поступили на месте противника. Она обязательно незаметно проследила бы за человеком, с которым вышла на связь.
Купив необходимые продукты, Алевтина вернулась домой.
Н И К О Л А Й А Р Б Е Н И Н
Николай Владимирович возвращался с лесокомбината. За много лет он впервые почувствовал в себе уверенность и силы жить. Ему хотелось расправить плечи, согнутые пятнадцатью годами подневольной жизни:
- Руки за спину. Шаг в влево, шаг вправо стреляем без предупреждения!.
Но не так-то сбросить этот груз. И всё-таки радость переполняла его.
Увидев «Кондитерскую», Николай Владимирович решил купить по случаю устройства на работу торт. У прилавка стояла небольшая очередь. Он встал позади женщины в лёгком светло-голубом платье.
Женщина попросила пирожные эклер. Николай Владимирович услышал знакомый голос и внимательно посмотрел на женщину и чуть не вскрикнул: Тася!
Он удержался, а женщина безразличным взглядом скользнула по его лицу и, стараясь не прикоснуться к нему, обошла его.
Вот они и встретились. В этом нет ничего удивительного. Арбенин, как был небольшим городом, так им и остался. Николай Владимирович знал, что рано или поздно они столкнутся где-нибудь с Тасей, но не думал, что это произойдёт так скоро.
Он купил торт и с горечью подумал:
– Неужели я так изменился, что любимая женщина не узнала меня? Аля-то узнала.
Алевтина вернулась около двух часов дня.
– Быстро ты сегодня управилась, – сказал Николай Владимирович.
– Да, Коля, – ответила Аля. – Хотела увидеть тебя поскорее.
– А я только что устроился на работу. Меня взяли пильщиком на лесокомбинат,– сказал Николай Владимирович. – Вот торт купил отпраздновать событие, а заодно и нашу помолвку…
– Ой, мама, – воскликнула Аля и зарыдала.
– Что случилось? – спросила Лидия Игнатьевна, вернувшись с работы и увидев заплаканное лицо дочери.
– Ничего, – ответила Аля. – Мы с Колей решили пожениться.
– Так что ж ты, дура, плачешь? – улыбнулась Лидия Игнатьевна. – Радоваться надо. Давно пора, а то засиделась в девках.
Федот Михайлович, услышав, что дочь выходит замуж, радостно воскликнул, потирая руки:
– Мать, доставай из загашника горючее. Такое дело следует отметить.
…А ночью Николай Владимирович и Алевтина катались по всему полу, жадно, до боли, до крови целуя друг друга…
Когда Николай Владимирович уснул, Алевтина поднялась, надела платье и выскользнула на улицу. Телефон-автомат на углу работал.
Услышав в трубке мужской голос, она назвалась и сообщила о встрече с вражеским агентом.
– Ведите себя так, как будто ничего не случилось – ответил дежурный. – С вами встретится наш товарищ.
…Утром Николай Владимирович, обнимая Аевтину, сказал:
– Как бы я хотел увидеть Володю, хоть издали…
– Красивый юноша, – ответила Аля. – Он похож на тебя тогдашнего. Он с матерью живёт в «исполкомовском доме».
Но вскоре выяснилось, что Володя окончил школу и уехал в Москву сдавать вступительные экзамены в институт.
ВЛАДИМИР АРБЕНИН
Он впервые покидал родной город, уезжая так далеко, в Москву. Мерно стучали колёса поезда, позвякивала чайная ложечка в стакане на столике. За окном тянулись поля, мелькали придорожные постройки, деревушки, телеграфные провода, вырисовывая плавные синусоиды.
С нетерпением Володя ждал, когда поезд закончит свой бег и подойдёт к московскому перрону. А там: Красная площадь, Кремль, мавзолей, Третьяковская галерея, институт, в который он должен, просто обязан сдать экзамены и поступить, чтобы продолжить дедушкино дело, который когда-то спас маму от смерти… Дедушку, Владимира Николаевича Арбенина, многие в городе ещё хорошо помнят. И хорошо, что он тоже Арбенин, как настояла бабушка.
…Его безоблачное милое детство закончилось, когда ему исполнилось шестнадцать лет, и он, отправляясь в милицию для оформления паспорта, взял в руки свою метрику и прочитал в ней: «Арбенин Владимир. Дата рождения 23 марта 1942 г. Мать Шарова Таисия Юрьевна. Отец Арбенин Николай Владимирович». До этого он на школьных тетрадках, в школьном дневнике писал Шаров Вова, и в классном журнале он был вписан как Шаров.
– Мама, – удивлённо воскликнул он. – Так моя настоящая фамилия Арбенин?
Мама смутилась, замялась, потом ответила:
– Да, так вышло. Когда ты родился, я решила тебе дать эту фамилию…
– Почему? – спросил Володя. – Тут написано, что отец Арбенин Николай Владимирович. Он мой отец?
– Знакомый, – ответила мама и заплакала. – Нет, вру, Володя… Да, это твой отец… Но он опозорил себя и я не хотела, чтобы ты носил его фамилию… а вот про метрику забыла…
– Расскажи мне про него, – потребовал Володя. – Кто он? Как вы с ним познакомились…
– Я любила его, – вздохнула мама. – Мы с ним учились в одном классе. После школы я поступила в медицинский институт. Я хотела стать врачом, как Колин дедушка. А Коля пошёл в лётную школу. В сорок первом мы с ним снова встретились, за день до войны… 23 июня он уехал в часть. В июле он прислал мне письмо, одно-единственное. А в конце июля пришло извещение, что лейтенант Арбенин пропал без вести. Но я не теряла надежды и ждала его. Дождалась в сорок четвёртом. Пришли «оттуда», сообщили, что Коля дезертир и изменник. Из-за него арестовали бабушку.
– А тебя почему не арестовали? – спросил Володя.
– Мы с твоим отцом, к счастью, не были расписаны, не успели и отложили на «после войны».
– А где сейчас отец, где бабушка?
– Не знаю, ничего не знаю, – расплакалась мама. – Не спрашивай меня о нём… Не хочу… Забудь о них...
Успокоившись, она сказала:
– Скажи в милиции, что ты хочешь взять фамилию матери.
– Не хочу, – буркнул Володя. – Мне нравится фамилия отца…
– Изменника?! – взвизгнула мама.
– Мне нравится, – повторил Володя. – Я Арбенин, и как дедушка стану врачом.
Спустя некоторое время Володя показал маме и отчиму Говядину новенький паспорт. Мама вздохнула, а Говядин зло бросил:
– Яблоко от яблоньки недалеко падает. Теперь тебя все будут считать сыном предателя…
И до этого прохладные отношения между отчимом и Володей сделались ледяными.
В школе, вопреки маминым опасениям, перемену Володей фамилии сдержанно. Она не сказалась на отношении к нему ни со стороны учителей, ни со стороны одноклассников. Кто-то ещё не забыл ужасные ночи в ожидании «чёрного воронка», у кого-то близкие отсидели свои незаконные сроки, кто-то помнил арест ужасного Берии и песенку:
– Берия, Берия,
Вышел из доверия,
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков.
…Не помешала фамилия отца – изменника и поступлению Володи Арбенина в медицинский институт. Шёл пятьдесят девятый год.
КИРИЛЛ СТРУКОВ
Под вечер повеял ветерок, сдувая с раскалённых улиц зной, неся освежающую прохладу и отдых. Быстро темнело. Вдалеке полыхнула зарница. Оттуда, злобно громыхая, поползли тяжелые сизые тучи. Взмахнул крылом ветер, закрутил вихри пыли, поднимая в воздух мелкий мусор, рванул подолы платьев у женщин, норовя вздуть их кверху. Сорвал с одного, с другого мужчины шляпы, покатил их на мостовую, под колёса машин.
Подполковник Струков наблюдал за приближающимися грозовыми тучами и в его голове крутились знаменитые строчки: «Буря, скоро грянет буря!»…
Он смотрел на узкую улицу Дзержинского, в этот час заполненную легковушками, автобусами и троллейбусами. По тротуару торопливо шагали люди. Они спешили укрыться от надвигающейся грозы в «Детском мире» и в метро.
Очередным взмахом крыла ветер ворвался в кабинет, зашелестел бумагами, сдувая их со стола хозяина кабинета.
Кирилл Иванович прикрыл створку окна и принялся подбирать разлетевшиеся по полу бумаги. Это не были секретные документы, а просто чистые листы из стопки, лежавшей на столе.
Собрав, он положил их на место и сел за стол. Перед ним лежала картонная голубая папка, на которой стояло напечатанное крупным шрифтом «ДЕЛО №…».
В ней было всего несколько листков, написанных ровным женским почерком. Папку прислали вчера по фельдъегерской связи из Арбенина начальнику Управления генералу Ромову, а генерал поручил ему, подполковнику Струкову, взять это дело на себя.
Кирилл Иванович запомнил название этого города ещё с войны. Услышал он о нём от матёрой предательницы Лядовой, гестаповки, задержанной при бегстве немцев из Минска. Эта стерва назвалась первой женой его отца. Он был потрясён, узнав от неё, что его отец – бывший белогвардейский полковник, двадцать лет скрывавшийся от народного правосудия под личиной дворника. Очевидно, у отца имелись задатки талантливого разведчика.
Предательницу через пару дней по решению ОСО расстреляли, а альбом с фотографиями и погоны отца, изъятые у нее, он оставил у себя. Дела они не меняли.
И вот, опять Арбенин, опять Минск. Некая Алевтина Проценко, бывшая немецкая шпионка, завербованная абвером, но будучи вскоре арестованной, пошла на сотрудничество с нашими контрразведчиками. Этим она спасла себе жизнь, хотя отсидела положенные трибуналом десять лет. Она сообщила, что с нею на контакт вышел вражеский агент.
А вот его описание. Однако под него подпадает не одна тысяча мужчин в возрасте сорока пяти – пятидесяти пяти лет.
Итак. Рост выше среднего. Прямой, Гордо посаженная голова, отчего незнакомец кажется надменным. Глаза серые. Волосы седые, но виски тёмные. Нос прямой. Усы и коротко подстриженная тёмная, но не чёрная, бородка. Смахивает на учителя, но руки рабочие, руки человека, постоянно работающего с металлом. Напрашивается вывод, что шпион имеет хорошее воспитание, образован, но в силу обстоятельств вынужден где-то трудиться простым рабочим.
Кириллу Ивановичу снова вспомнился отец и его лицо, заросшее волосами так, что сбрей их, и родной сын не узнал бы.
Где же искать неизвестного шпиона? Появится ли он еще раз в Арбенине? Протянется ли ниточка к нему от того, кто явится к Проценко? Не исключено, что он – связник неизвестного нам резидента.
Не первый раз подполковник Струков приступает к расследованию дела со многими неизвестными. Но всегда выручал его счастливый случай. Главное, не пропустить его.
Подполковнику Струкову предстояло найти иголку в стоге сена, перебрав каждую соломинку в нём.
РАЗГОВОР В ПУЛЛАХЕ
В кабинете, затенённом шторами, сидели двое: один, за письменным столом, – высокий, худощавый, с проседью, средних лет мужчина в светло-сером пиджаке и второй в кресле напротив – крупный, мускулистый, лет тридцати пяти, стриженный «под бокс» в спортивной куртке.
– Мы решили вас направить в длительную командировку в Россию, Алекс, – сказал мужчина за столом.
– Если я вам не нужен здесь, генерал, – ответил второй.
– Нужны, Алекс, – усмехнулся генерал. – Но там, в России, нужнее. Вам придётся вживаться в те условия, стать для русских полностью своим. Прежде, чем приступить к выполнению главной задачи, вам придётся жениться. Женатый мужчина вызывает меньше подозрений у окружающих. Жена тоже наш агент со времён войны, радистка. Она была до поры до времени законсервирована абвером. Безопасность перехода границы и, скажем так, базы приземления мы в пределах возможного вам гарантируем. А пока займёмся восстановлением ваших навыков в русском языке. Небось, подзабыли за пятнадцать лет.
– Когда отправляться?
– Через полгода, Алекс. Мы ещё позондируем почву там, на месте, хотя агент Калина надёжна. У неё нет хода назад.
АРТЁМ СЕРДЮК
Тёма Сердюк не знал отцовской ласки. Ему было два года, когда отец ушёл на войну. Там, на войне, он и остался.
Матери было не до Тёмы из-за её бесконечных романов. Зато он с ранних лет был вольным человеком. Круглый день он пропадал на улице в компании взрослых ребят. В восемь лет он научился курить, в девять впервые напился пьяным, но ни то, ни другое ему не понравилось. В двенадцать лет парни подпустили его пощупать пьяную девку, которую привели в подвал. Девка хихикала, стягивала с него шаровары и пыталась уложить его на себя, но Тёма побрезговал.
Школьные занятия Тёме давались довольно легко. Он даже успевал заниматься пионерской работой. В его обязанности входило оформление классной стенгазеты.
В пятьдесят третьем он вступил в комсомол. В пятьдесят шестом по совету дяди Гоши поступил в радиотехнический техникум.
Дядя Гоша поселился у них в пятьдесят первом. Он работал слесарем в таксопарке. Он пожил-пожил у них, да и женился на матери.
Тёма опасался, что отчим начнёт его учить, как надо жить, но тому пасынок был до лампочки. Только после молодёжного фестиваля в августе пятьдесят седьмого, отчим, узнав, что Тёма занялся фарцовкой, предупредил его, сказав, что на мелочёвке можно крупно погореть.
– Жвачка и ручки с раздевающимися девками – не тот бизнес, который принесёт тебе большие деньги, – сказал тогда отчим.
Но он не только сказал, а и помог Тёме найти поставщиков импортного барахла: модных курток и рубашек, американских джинсов, итальянской обуви, французского женского белья и духов, зарубежных пластов и журналов. Где отчим их выискивал, Тёма не знал.
Поставщики, их было двое, каждую чётную среду передавали ему чемодан или сумку с товаром, расходившийся, как горячие пирожки. Тёма находил людей, желающих иметь красивые вещи и готовых за них платить втридорога.
Со временем у него появились постоянные покупатели и покупательницы импортного товара, дававшие ему заказы на те или иные вещи, получали их и поражались тому, каким образом этот парнишка умудряется их доставать.
Подкопив денег, Тёма возмечтал попасть на Запад, грезил тамошней жизнью – многоцветной, яркой и бурной. Своими мечтами он как-то поделился с дядей Гошей.
– И как ты думаешь попасть за границу? – спросил дядя Гоша, прищурив глаза.
– Пока не знаю, – вздохнул Тёма. – Проберусь как-нибудь на иностранный корабль. Деньги есть…
– Твоими рублями на Западе только жопу подтирать, – усмехнулся дядя Гоша. – Там нужны доллары, фунты, марки. За наш рубль там и гроша ломаного не дадут.
– Где взять её, валюту? – помрачнел Тёма.
– Подумаем, – сказал дядя Гоша.
…Иногда дядя Гоша интересовался Тёмиными клиентами, выпытывал: кто они да что из себя представляют. Тёме не трудно было это выяснять, многим он приносил товар прямо домой. А язык у него был хорошо подвешен и глаз приметлив, и ухо востро.
Однажды он рассказал дяде Гоше о даме, которая липла к нему, угощала кофе и даже вином.
– И что она собой представляет? – поинтересовался дядя Гоша.
– А, – махнул рукой Тёма. – В каком-то КЭЧе бумажки перебирает за хорошую зарплату.
– Она служит в армии?
– Ну.
– Чего же ей ещё от тебя надо? – спросил дядя Гоша.
– А, – Тёма снова махнул рукой, – Хочет «дам – на дашь».
– То есть, предлагает постель за вещи?
– Ну, – кивнул Тёма. – Это мы уже проходили. Я бабу и «за так» отбараю, ещё спасибо скажет.
– А ты, как ты там говоришь, отбарай её, – усмехнулся дядя Гоша. – Будь ласков с нею, нежен…
– Да Лизка же старуха. Ей, наверно, все тридцать дашь. И с лица она – крокодил. Потому и не замужем.
– Тем более, – отчим потрепал Тёму за волосы, взлохматил их. – Приголубь её. Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.. Твои убытки я компенсирую, хочешь рублями, хочешь… долларами.
– Откуда у тебя доллары возьмутся? – удивился Тёма.
– Голову иметь надо, а не балду, – усмехнулся дядя Гоша. – Между делом поспрошай её кое о чём.
– О чём?
– Ты сперва отбарай её и узнай, чем она конкретно занимается, – оборвал разговор дядя Гоша.
Тёма не замедлил выполнить его совет. Лизка была на седьмом небе: и удовольствие получила и вместе с ним французские духи с ажурными чулками. Тёма не поскупился. Заодно он узнал, что Лизка работает старшим делопроизводителем в коммунально-эксплуатационной части Московского гарнизона.
– Узнай у неё номера воинских частей и их расположение, фамилии и номера служебных и домашних телефонов руководителей подразделений в них, их домашние адреса, – сказал дядя Гоша.
– А на кой хрен это тебе? – удивился Тёма.
– Это моё дело, мальчик. Хочу знать, где живут наши генералы и полковники, чем занимаются в наше столь сложное время наши доблестные воины.
– Дядя Гоша, а ты, случайно, не шпион? – рассмеялся Тёма.
– Ты побежишь в КГБ доносить? – дядя Гоша зло сузил глаза.
У Тёмы мороз пробежал по коже. Он воскликнул:
– Ха, разбежался! Да ни за какие их вонючие коврижки.
– Так и не спрашивай, – сказал дядя Гоша. – За такие вопросы можно и головы лишиться…
Тёма взглянул на отчима и осёкся. Перед ним сидел не добродушный дядя Гоша, а совершенно незнакомый мужчина с ледяными глазами.
– Н-не буду… – испуганно заверил его Тёма. – Я п-постараюсь узнать у неё т-то, что т-ты… вы просили…
(продолжение следует)
0000 # 23 июня 2013 в 03:36 0 | ||
|
Лев Казанцев-Куртен # 23 июня 2013 в 11:41 +1 | ||
|