Помочь сайту
Поздравления
Воспоминания (продолжение 31)
3 октября 2015 -
Алексей Лоскутов
В июле 1968 года я с Людочкой поехал в отпуск в деревню Комары. Сейчас от города Котельнич до Яранска по расписанию ходят автобусы. Доехали на автобусе до села Ныр, отсюда, уже пешком, пошли в деревню Малопанчино, где живёт сват Василий. От села до деревни два километра, из них около километра через лес – Ныровскую Рощу. Не знаю почему, но хвойный аромат в здешних лесах сильнее, чем в лесах Урала. Я даже думал, что это только мне так кажется, но не дошли ещё метров 50 до леса, как Людочка говорит:
- Папа, как здесь лес хорошо пахнет.
Действительно, хвойный аромат густой и очень приятный.
Сват Василий и сваха Фетисья встретили нас радушно, извинились:
- Плохо вот только, что живем мы сейчас в сенях: полы покрасили в доме.
Дом у них пятистенный, полы покрашены в обеих половинах дома. Я заглянул в избу: краска на полу блестит, видимо полы только что покрасили. Спросил об этом свата Василия. Он сказал, что полы покрасили три дня назад. Я потрогал пол пальцем: краска была сухая и не пачкала палец.
- Очень хорошая краска, сват Василий, - похвалил я.
- Хорошая, мы её сами делаем. Варим олифу для краски из льняного масла, - ответил он.
Вскоре сваха Фетисья пригласила нас к столу.
- Извините уж, не ждали вас. Ну, как говорится, чем богаты, тем и рады,- оправдываясь, сказала она.
А стол прекрасный: отличный, домашней выпечки хлеб, вкусный суп, сливки, свежий творог. Я достал привезённый из Свердловска сыр Российский. Сват Василий раскупорил бутылку водки. Выпили за встречу, поговорили о жизни. Жалоба на жизнь всё та же: деревни рушатся, многих уже нет.
- А в городе живут неплохо. Павлик из Калинина и Поля из Иркутска пишут, что живут хорошо. Сват Сергей в Свердловске тоже живёт неплохо, а деревня чахнет. Кстати, скажи - ка мне сват Алексей, чем ты угощал нас в Свердловске? Я видел, что там была не водка, а какое-то вино, во второй бутылке даже сладкое, а пить было тяжело, и опьянел я. Подумал: стар и слаб уже стал. Приехал домой, попробовал водку – нет, не слаб ещё. Так чем ты нас угостил?
- Сват Василий, это были коньяк и ликёр. Ликёр крепкий – 43 градуса и коньяк – 40 градусов. Так что опьянеть можно было.
- Я так и подумал, что эти вина крепкие.
- Сват Василий и сваха Фетисья , попробуйте этот сыр, он неплохой.
Они съели по небольшому кусочку, сказали, что сыр хорош, но себе в тарелки положили творогу со сливками.
- Ты уж извини, сват Алексей, но творог нам привычнее, - произнёс сват Василий.
Утром я вышел во двор, смотрю – мой сыр изрезан на мелкие кусочки, и предложен полакомиться курам, но и курам он был, видимо, не привычен – смотрят на него брезгливо и не клюют. Хотя сыр этот был действительно неплохой, я его любил.
После завтрака мы с Людочкой пошли в Комары. В деревне осталось пять домов. Мы зашли к тёте Сане, где нас приветливо встретили. Сын тёти Сани, мой троюродный брат Коля, работает трактористом. У него шустрый, симпатичный сын Миша, которому четыре годика. Мы с Людой пошли на реку, Миша, на нём одни трусики, тоже пошёл с нами.
- Вон там у нас подмостки, пойдём туда, - приглашает Миша.
Зашли на подмостки. Вдруг Миша, как заправский прыгун в воду, поднял руки и вниз головой нырнул с подмостков в реку. Я опешил от неожиданности – не досмотрел! А Миша выныривает и, улыбаясь, вылазит на подмостки. Вот молодец, он уже умеет плавать!
- Молодец, Миша, но ты меня напугал.
- А я умею плавать.
Пошли по берегу реки. Вдруг Людочка говорит:
- Смотри, папа, вон земляника краснеет.
Смотрю, На травянистом берегу, чуть пониже нас, действительно краснеют ягоды земляники. Площадь ягодника невелика, но ягод на нём густо. Людочка с Мишей сбегали за банкой, и мы насобирали почти полную пол-литровую банку земляники. Никогда здесь не росла земляника: недалеко от подмостков, на небольшой полянке, насобирали банку земляники! Нет людей в деревне и. видимо только тётя Саня ходит сюда на подмостки полоскать бельё. Я показал тёте Сане банку с земляникой, сказал, где её нашли. Думал, что она удивится, но она не удивилась.
- Мы сейчас и за грибами уже не ходим в лес, - сказала она.
- Почему, удивлённо перебил я её.
- Зачем идти в лес, если грибов много на Тёплом Ключе, и ягод там много.
- Тетя Саня, я знаю, что на Теплом Ключе растёт земляника, но откуда там грибы, там же только лог, заросший травой?
- Его берега заросли молодым лесом, и грибов сейчас там много.
Удивительно, что за такое короткое время произошли такие изменения!
А Миша удивил меня ещё раз. Когда мы зашли во двор дома, он по жерди, стоявшей возле стенки хлева, быстро, как кошка, залез на сарай. Молодец, хотя ведь и мы когда-то были такие же. В этом отношении городские дети явно уступают деревенским.
У тёти Сани уже есть один гость – молодой мужик, шахтёр из Воркуты.
- Тётя Саня, он, что какой-то ваш родственник, - спроси я.
- Виталий-то? Нет, не родственник. Сын Ивана Нефёдовича тоже работает шахтёром на Воркуте. Он и сказал Виталию, что у нас в деревне все заброшенные огороды заросли хреном. Вот Виталий и приехал за хреном, - смеётся она и продолжает, - Каждый день копает хрен, трет его на тёрке и запечатывает в банки. Вот и сейчас опять ушёл хрен копать.
После обеда мы с Людочкой пошли погулять по деревне. За проулком, в наш конец деревни, только один дом, и живёт в нём одна Настя Митиха, жена умершего уже Дмитрия Петровича. На месте нашего дома большая глубокая яма, которая была когда-то подпольем. Вспомнил, как ребёнком, по просьбе матери, спускался я по лестнице за морковью или за свёклой в его пугающую темноту. Сейчас всё это заросло крапивой и чайной розой, так у нас называли, по-видимому, какой-то сорт шиповника. В палисаднике росли два куста чайной розы, два куста сирени и большая акация, Чайная роза и крапива вытеснили всё. Огородец, там, где были грядки, действительно, весь зарос хреном, а изгородь из тальника и ивняка захватила весь нижник, где мы косили траву на сено для коровы и овец. Мне тяжело это видеть, хорошо, что этого не видит мать. Дошли до конца деревни, Зернохранилищ глубинки уже нет. Смотрю, а на лугах, там, где была шохра, большие бурты черной земли. Пошёл туда посмотреть, откуда
Посмотреть откуда они появились. Оказывается, бульдозерами сняли весь плодородный слой земли, оголив землю. А луга-то заливные! В половодье, землю, лишённую дернины, будет размывать. Осматривая бурты, дошли до Теплого ключа, и здесь я увидел овраг с обрывистыми глинистыми берегами, простирающийся вверх по логу метров на двести от реки. Так вот быстро ответила природа на неразумные действия человека. Конечно, земля тут была плодородная. Мы ходили сюда копать землю для рассады. Если колхозу или совхозу нужно было взять эту землю на удобрения, то сделать это нужно было разумно.
В слободке не осталось уже ни одного дома. Пошли с Людочкой в другой конец деревни. Иван Нефёдович с Таисьей живут одни, а было у них семь дочерей и сын. Повыходили замуж и покинули родную деревню их дочери. А, сын – шахтёр живет и работает на Воркуте.
Вера Стёпиха живёт одна. Сын, Лёнька, женился и живёт сейчас в Туже. Его жена – учительница Тужинской средней школы.
А вот и новый дом Михаила Степановича. Хорош дом: большой и высокий, срублен из брёвен диаметром не менее 60 сантиметров. Сдержал свое слово Михаил Степанович, построил дом своей мечты! Зашёл в этот добротнейший дом повидаться с Михаилом Степановичем. Нас встретила его жена Нюра Мишиха и ее дочка Аля. Михаил Степанович уехал в гости в деревню Шелемети к своим родственникам. Пока я разговаривал с Нюрой, Аля с Людочкой уже обследовали весь дом. Рассказал Нюре, что мать понемногу привыкает к жизни в городе, но деревню вспоминает всё время.
Как не вспоминать, мы вот всего-то собираемся переезжать в Тужу и то на душе неспокойно: как там устроимся? Да и дом перевезти и собрать на новом месте тоже нелегко, - согласилась Нюра и спросила, - А ты, Алексей, надолго ли к нам приехал?
- Не знаю, может быть дня два, три поживу здесь. Тяжело мне, Нюра, видеть нашу умирающую деревню. Побродил по деревне, постоял у ямы нашего дома, вспомнил свою жизнь в этом доме, деревню нашу в те далёкие детские годы. Какая деревня была, какое тут приволье и сколько народу в ней жило! В каждом доме не менее пяти человек. А сейчас… Тяжело мне видеть это.
- Конечно, тяжело. И кто это придумал укрупнять колхозы. Каждая деревня обрабатывала свои поля, всё рядом. А сейчас на машине людей на работу возят. Сдернут людей с места, и разлетаются они кто куда.
Я собрался уходить. Ко мне подбежала Аля:
- Пусть Людочка побудет у нас, мы с ней поиграем.
- Конечно, Аля, поиграйте.
Вернулся в дом к тёте Сане. В комнате резкий запах хрена: Виталий занят его заготовкой. Познакомился с ним и спросил:
- Зачем тебе, Виталий, столько хрена?
- Ты даже представить не можешь, какое это богатство. Я приезжал сюда прошлый год.и увёз отсюда 20 литровых банок хрена. Приехал домой, пригласил друзей в гости, угостил хреном. Вкуснее хрена на Воркуте ничего нет. Вся Воркута на коленях стояла передо мною, - горделиво ответил он.
- Ну, ты уж через чур хватил. Я был на Воркуте, правда, заключённым, и могу представить, как там вкусен и полезен хрен. У нас бывало, если кто-то получит в посылке чеснок, то все, окружающие счастливца, слюнки глотали, видя как он, зубком чеснока натирает корочку хлеба. И как благодарны были ему, если он давал нам зубок чеснока, чтобы и мы смогли натереть чесноком корочку своей пайки. Я видел там, что такое цинга, но как-то не могу представить, чтобы из Воркуты ехать в такую даль за хреном.
- А я и на будущий год приеду сюда за хреном. Ты в какие годы был на Воркуте и за что?
- С конца сорок пятого до июля сорок восьмого. Посадили за то, что сбежал с завода через месяц после окончания войны.
- Где ты там был?
- На северо-востоке от города, на пятидесятом ОЛПе, ОЛП – это отдельный лагерный пункт, наш ОЛП относился к конторе лагерного строительства. Кстати мы там начинали строить радиостанцию, так вот наш ОЛП немного севернее её. Как сейчас выглядит Воркута?
- Как выглядит? Как может выглядеть небольшой заполярный город. Хотя для тех мест он не маленький.
- Когда я там был, то на всю Воркуту был, видимо, один двухэтажный дом «Воркутауголь». Всё остальное – одноэтажные домишки. Через город мы ездили часто, возили пиломатериалы с лесозавода у шахты «Капитальная» и уголь с этой шахты. Все шахтёры тогда были заключённые.
- Нет, Воркута сейчас не такая, дома до девяти этажей. Сомневаюсь, чтобы на какой-то шахте сейчас работали заключённые. За работу платят хорошо, значит, и жить там сейчас можно. Только вот хрену не хватает, и эту ошибку я исправляю, хотя при этом и обливаюсь слезами.
- Да уж, когда трёшь хрен на тёрке, без слёз не обойдёшься.
Мы проговорили с ним до ужина. Всё-таки интересно узнать, что сейчас построено на том или ином месте. Из разговора с Виталием я узнал, что Воркута сейчас совсем не та, какую видел я.
После ужина я сказал тёте Сане, что завтра утром поеду на Заячье Поле. Тётя Саня обиделась:
- Да, что это ты, сегодня приехал, а завтра уже уезжаешь. Погостил бы хоть дня три, не
чужие ведь.
- Тетя Саня, отпуск у меня короткий. Надо навестить тётку Анну и Васю с Николаем на Заячьем Поле, Спасибо тебе за радушный прием.
- Да, какой там приём! Передавай привет от меня тёте Мане и тёте Анне.
Утром, после завтрака. Мы пошли с Людочкой в село Ныр, чтобы оттуда на автобусе доехать до деревни Заячье Поле. В деревне Жеребецкой зашёл посмотреть на нашу начальную школу. Школы, конечно, уже нет, некого в ней учить, а здание школы, двухэтажный кирпичный дом, стоит, время его не тронуло.
- Вот, Людочка, здесь я учился первые четыре класса.
- Тут была школа? Такая маленькая? – удивилась она.
- Для деревни, Людочка, она не маленькая. Учеников в ней было много. В первом классе нас было 55 учеников, а сейчас вот учить некого, и школу закрыли.
В Ныр пошли по дороге, по которой ходил я с отцом в гости на Красную Речку. Из Жеребецкой она идёт прямо в Ныр, минуя Малопанчино. Здесь, на опушке Ныровской Рощи, по берегам небольшого лога заросли можжевельника. У нас его почему-то называли верес. Интересно, что здесь на кустах можжевельника очень много ягод. Их даже можно пожевать, они сладковатые с густым приятным ароматом. Предложил Людочке попробовать их. Она разжевала несколько ягод, сказала, что вкусно пахнут, но больше их есть не стала. Видимо не понравились. Автобусная остановка в селе Ныр недалеко от церкви. Церковь тут красивая. В гости на Красную Речку мы проходили рядом с тогда ещё действующей церковью. Мне нравились на ней кресты: с них свисали какие-то сверкающие на солнце цепочки. Сейчас крестов на церкви нет, но церковь цела. В селе Ныр запустения не видно – центральная усадьба какого-то колхоза или совхоза.
Автобус ждали не долго, быстро доехали до Заячьего Поля, от Ныра до него всего-то километров десять. Встреча у тётки Анны не обошлась без слёз с её стороны. Она, плача, обнимала и целовала Людочку.
- Что же вы не предупредили нас о своём приезде, приехали так неожиданно?
Вася рад нашему приезду, обнимает меня, приговаривает:
- Что же ты совсем забыл свою родину? В Комарах никого нет, но мы-то есть! Смотри сколько нас! Вася моложе меня, но у него уже семеро детей. Впечатление такое, что каждый год появлялся у него новый сын или дочка. Они тут же стоят рядом с ним, смотрят на нас.
- Молодец, Вася, не даёшь заглохнуть.
- Стараюсь, стараюсь. А у тебя одна дочка?
- Нет, Вася, у меня две дочки, Младшая осталась дома, ей шесть лет.
- А сына нет, это плохо. Ты у отца был единственным сыном, не будет у тебя сына и
закончится твоя фамилия.
- Ты прав, но что поделаешь – дочери у меня рождаются.
Людочка быстро подружилась с Верой, старшей дочерью Васи. Тётка Анна, почему-то мы с сестрой Галей, всегда называли её крёстной, пошла готовить обед, а мы с Васей стали расспрашивать друг друга о своей жизни. Вася рассказал, что они с женой оба работают в колхозе: жена – дояркой, а он – трактористом. Брат Коля, после демобилизации из армии живёт в Яранске. У него тоже двое детей, но сын у него есть, подчеркнул Вася.
Пообедали. Вася спрашивает меня:
- Чем сейчас займёмся?
- Может быть, работа какая-то есть, давай поработаем.
- Какая работа! Приехал в отпуск на несколько дней и говоришь про работу.
- Давай тогда сходим в Опытное Поле, предложил я. Вася согласился. В Опытном Поле раньше был мужской монастырь, а сейчас на землях бывшего монастыря опытный участок Кировского сельхозинститута. Тётка Анна говорила, что монахи вырастили там очень хороший парк, хочется посмотреть, что они сотворили. До Опытного Поля около километра по тракту на Яранск. Тракт сейчас – асфальтированное шоссе, а каким страшным он был, когда гнали нас по этапу в Котельнич по непролазной грязи этого тракта. Церковь в Опытном Поле перестроена в обычное здание, в котором располагаются какие-то службы Сельхозинститута.
Парк сохранился. Он впечатляет мощью деревьев. Особенно понравились мне могучие липы и лиственницы. В лесах здесь лиственницы почему-то не растут, а вот посаженные монахами выросли, да ещё такими могучими деревьями. А липы просто очаровали. Огромные, как могучие дубы, все вцвету, они насыщают воздух густым изумительным ароматом. Вот где рай для пчёл! Наверное, с одной такой липы заполнят они все соты превосходным липовым мёдом. Когда вернулись с прогулки в Опытное Поле, тётка Анна предложила мне почитать для неё «Житие святых», так, кажется, называется эта книга. Конечно, я ей прочитал то, что она просила.
- Не веришь ты в бога, и в кого только ты у нас уродился. Не было у нас таких. Дедушка твой Андриан был церковным старостой. Все его уважали.
- Я бы поверил, крёсна, если бы доводы религии были убедительными. Как много в святых книгах говорится о небесах, а их, оказывается, вообще нет. Или, например, в «Откровении» говорится, что бросил бог часть звезд на землю, а даже одна единственная звезда в миллион раз больше земли.
Вижу у тётки Анны слёзы на глазах. Я знал, что ей очень тяжело слушать такие богохульные возражения, и мне очень не хотелось её обижать. Я старался не делать этого, но не мог не возразить ей, видя такие евангельские противоречия с природой.
Мои возражения останавливали только её слезы. Собственно спора-то и не было. Она была глубоко верующим человеком, и ей страшно было слышать такое от меня. Она боялась за меня, и себя тоже считала виновной в том, что я вырос таким.
- Вот не веришь ты, а на могилу к отцу Иосафу, помолиться и взять землицы с его могилы, едут со всей страны. Чтобы прекратить это, власти огородили могилу железной оградой и поставили сторожа. Я сама видела, что помолиться над его могилой приехал генерал. Сторож не хотел его пускать. Он отстранил рукой сторожа, прошёл за ограду, помолился и горсточку земли с могилы взял с собой. Не тебе чета, генерал приезжал, чтобы помолиться на могиле отца Иосафа.
- Крёсна, а зачем землю берут с могилы?
- При болезнях помогает она.
- Если кому-то помогло, то только за счёт внушения. Человек очень верит, что это ему поможет, и эта вера помогает ему. Это гипнотическое самовнушение. Гипноз сейчас применяется в медицине.
- И на всё-то у тебя есть возражения. Тогда вот что послушай.
Две недели назад пришла я вечером доить корову, а молоко у неё с кровью, нарой (так у нас в деревнях называют мастит у коров). А это молоко не менее недели есть нельзя, выливать его надо. А как детям без молока, их же семеро? Такая беда. Взяла землицы с могилы отца Иосафа и на ночь привязала её к вымени коровы. Утром пошла доить корову – молоко чистое. Что, по-твоему, и на корову самовнушение подействовало?
- Нет, крёсна, тут, конечно, не гипноз и не самогипноз. Здесь, по-видимому, просто совпадение.
- Вот, вот тут совпадение. Любая хозяйка в деревне знает, что за одну ночь нарой не проходи.
- Так ведь может быть, это вовсе не нарой был. Может корова повредила вымя. Было внутреннее кровотечение. Через некоторое время оно прекратилось, и утром молоко было чистым.
Крёсна заплакала.
- Бог с тобой, как мне тебя жалко, - только и сказала она.
Забегая вперед, хочу сказать, что, видимо, велик был авторитет отца Иосафа у верующих. В девяностые годы он был причислен к лику святых.
Немного успокоившись, она спросила меня:
- Где ты будешь спать – в избе или на сарае. Там свежее сено,
- На сарае, я люблю спать на сене.
Хорошо на сарае, сено душистое, лёг и как будто в детство вернулся. Вспомнил о привидении на сарае, которое увидел я, благодаря «Вию» Гоголя. Вот тут уж внушение
отрицать невозможно. Я тогда свято верил, что Гоголь рассказал о том, что было в действительности. Позже, когда стал пограмотнее, я желал увидеть привидение, но никогда больше этого не случилось.
Утром, проснувшись, я сразу же ощутил вкусный запах свежеиспечённого хлеба. Встал, умылся, а крёсна уже зовёт завтракать. Сели за стол, и крёсна положила на него высокий каравай только что испечённого ароматного хлеба, и разрезала его на ломти. Никогда хлеб из магазина, каким бы свежим он ни был, не имеет такого восхитительного запаха и вкуса. Я взял широкий ломоть этого хлеба и кружку свежего молока, и ничего больше не было мне нужно на этот завтрак. Таким вкусным был этот бесподобный хлеб со свежим молоком. После завтрака Вася и Фаина ушли на работу, а крёсна опять попросила меня почитать книгу. Я почитал. Сегодня она обращала внимание на моральные и нравственные достоинства истинно верующего человека.
- Стыд и совесть теряют сейчас люди. Не считают уже, что грешно врать и сквернословить, воровать и развратничать. Верующие люди стыдились плохих поступков. Вот в этом же мужском монастыре, в Опытном Поле, был такой случай. Монах в комнате для прихожанок подметал полы и неожиданно громко пёрнул. Ему было так стыдно, что ночью он повесился, хотя и знал, что самоубийство грех непростительный. Сейчас, случись с человеком такое, он только, может быть, смутится.
Я понимал, что монаху было очень стыдно, но, мне кажется, что ещё более стыдно лезть от этого в петлю, тем более зная, что это грех непростительный, но спорить с крёсной на эту тему не стал.
Вера предложила сходить на гороховое поле за стручками гороха. Делать пока всеравно нечего. Сходили за горохом. Поле близко, сразу за деревней, стручков полно. Набрали бидончик стручков и угостили ими Вериных братьев и сестёр. Они его с удовольствием поели.
Вскоре вернулся с работы Вася, и после обеда повёл нас на реку Ярань. От Заячьего Поля до неё меньше километра. От деревни к реке – полевая дорога. Ещё недавно вдоль высокого берега Ярани была деревня Починки. Раньше я спрашивал отца, почему несколько деревень называются одинаково – Починки. Он объяснил, что ,когда население деревни росло, а расширяться деревне что-нибудь мешало, то часть людей отселяли на новое место, которое и называлось – Починки. Все Починки сейчас, наверное, уже не нужны, и этих отселённых от Заячьего Поля тоже уже нет. Видны только заброшенные колодцы, да ямы от подполий бывших домов.
Ярань, река очень красивая. Она больше Немдежа, который в неё и впадает. Здесь тоже много омутов, река чистая, не загаженная. Выше по течению реки на её берегах стоит только город Яранск с населением всего-то 15 тысяч человек, хотя ему уже 400 лет. Промышленности в нём нет, кроме небольшого спиртоводочного завода, так что
отравлять реку некому. Здесь я много фотографировал и позднее отпечатал хорошие цветные фотографии. Потом, уже в «НПО Автоматики» на фотовыставке я с этими фотографиями занял первое место. Особенно нравилась посетителям фотография омута на Ярани: голубое небо с барашками облаков, высокий берег омута. На берегу, над темной глубинной омута, роскошная береза, за нею лес, а совсем близко небольшой заливчик с жёлтыми цветущими кувшинками на зеркальной глади голубой воды. От фотографии веяло чистотой не тронутой природы, и горожанин с болью в сердце ощущал, что в промышленном регионе нет уже такой природы даже вдали от больших городов, Под этой фотографией я написал:
Строим, создаём, преобразуем,
Губим то, что нашу жизнь хранит.
Минут годы, первозданность мира
Городская свалка победит.
В одном месте в половодье вымыло из земли и вытащило на берег ствол большого дуба, у которого сохранились даже небольшие остатки сучьев. Я подошёл к нему и складным ножом постругал обломок сучка. Древесина тёмная, почти чёрная, очень прочная. Хорошо бы образец такой древесины взять с собой и показать друзьям, но нечем мне отпилить или отрубить его. Смотрю, небольшой кусок сучка почти обломан: вот его я еле, еле отделил своим ножом. Позднее сделал из этого обломка красивую ручку для ножа. Меня часто спрашивали, из чего сделана эта ручка, и не сразу верили, что она из морёного дуба. Интересно всё-таки, сколько лет пролежали эти дубы под толщей земли.
Хорошо здесь, но нужно навестить и Николая, съездить в город Яранск. Утром поехали туда. Николай с женой Клавой и двумя детьми занимают хорошую двухкомнатную квартиру. Живут неплохо. Дочке у них нет ещё и годика, и Клава пока не работает. Николай работает шофёром на дальних перевозках. После объятий и приветствий он с горечью произнёс:
- Очень хорошо, что довелось с вами встретиться. Плохо то, что завтра с утра мне нужно ехать в город Горький.
- Повидаемся и хорошо, Вижу, что живёшь ты неплохо. Не обижайся, Николай, но отдыхать в деревне мне и Людочке нравится больше. Так что особенно не переживай, не старики мы – встретимся ещё, - успокаивал я его.
- Я понимаю, что после суеты большого города приятно отдохнуть в деревне. Только вот очень короткой оказалась наша встреча и когда-то мы увидимся вновь. Яранск – чистый и опрятный городок, в котором было много церквей. Действующие церкви есть и сейчас. Удивили меня там дощатые тротуары, такие тротуары в городе я увидел впервые. Вдоль тротуаров посажены цветы. Красиво, молодцы Яранцы!
Очень редко виделся я со своими троюродными братьями Василием и Николаем, хотя и разделяет наши деревни всего-то 15 километров. До войны были они совсем маленькие. Во время войны я работал без выходных дней, а дальше – завод, тюрьма, армия и город Свердловск. Плохо, конечно, что сейчас такая короткая встреча. Даже выпить за встречу Николаю нельзя: утром за руль и дальняя поездка. Посидели с ним, поделились воспоминаньями, причём говорить пришлось в основном мне: Николая очень интересовали подробности моей жизни.
Утром, распростившись с Николаем, вернулись на Заячье Поле. Людочке здесь нравится, с Верой они не расстаются. Снова целые дни проводим на реке. Удивительно, но ни отдыхающих, ни рыбаков на реке нет. Нет здесь у людей времени, чтобы заниматься таким баловством. Только один раз встретил старика с удочкой. Смотрю, у него из пятилитрового бидончика торчат три больших рыбьих хвоста. Говорю ему:
- Хорошие рыбки заклевали.
- Пустяки это, плохо сейчас клюёт.
- Почему пустяки, голавли очень даже неплохие.
- Хорошо клевало после водополи (половодья). Тогда какая-то рыбина чуть меня не утопила.
- В Ярани? И чтобы рыбина чуть не утопила человека? Такого не может быть!
- Так получилось. День был тёплый, Вода в реке ещё большая, берег после водополи ещё не просох, скользкий. Приспособился я в одном месте на крутом берегу. Закинул удочку и задремал. Вдруг её дернуло у меня из руки. Я встрепенулся, поскользнулся спросонок и бухнулся в реку. Вода холодная, течение сильное – еле выбрался на берег, а удочка уплыла.
- Не жалей удочку, о таком случае и вспомнить хорошо и рассказать интересно, - расхохотался я.
- Сейчас хорошо, а тогда скверно было.
Немного ещё о тётке Анне. Это была великая труженица. Она жила для других. У нас в деревнях и до войны, и во время войны трудно было с одеждой. Тётка Анна хорошая портниха, и она бесплатно шила платья, брюки и рубашки для всех своих многочисленных родственников. Сейчас она, будучи престарелой, нянчится у Васи с семью его детьми и выполняет всю домашнюю работу. Я никогда не слышал от нее жалоб на трудности жизни. Она была истинно верующей и вера, видимо, помогала ей безропотно переносить трудности жизни.
- Папа, как здесь лес хорошо пахнет.
Действительно, хвойный аромат густой и очень приятный.
Сват Василий и сваха Фетисья встретили нас радушно, извинились:
- Плохо вот только, что живем мы сейчас в сенях: полы покрасили в доме.
Дом у них пятистенный, полы покрашены в обеих половинах дома. Я заглянул в избу: краска на полу блестит, видимо полы только что покрасили. Спросил об этом свата Василия. Он сказал, что полы покрасили три дня назад. Я потрогал пол пальцем: краска была сухая и не пачкала палец.
- Очень хорошая краска, сват Василий, - похвалил я.
- Хорошая, мы её сами делаем. Варим олифу для краски из льняного масла, - ответил он.
Вскоре сваха Фетисья пригласила нас к столу.
- Извините уж, не ждали вас. Ну, как говорится, чем богаты, тем и рады,- оправдываясь, сказала она.
А стол прекрасный: отличный, домашней выпечки хлеб, вкусный суп, сливки, свежий творог. Я достал привезённый из Свердловска сыр Российский. Сват Василий раскупорил бутылку водки. Выпили за встречу, поговорили о жизни. Жалоба на жизнь всё та же: деревни рушатся, многих уже нет.
- А в городе живут неплохо. Павлик из Калинина и Поля из Иркутска пишут, что живут хорошо. Сват Сергей в Свердловске тоже живёт неплохо, а деревня чахнет. Кстати, скажи - ка мне сват Алексей, чем ты угощал нас в Свердловске? Я видел, что там была не водка, а какое-то вино, во второй бутылке даже сладкое, а пить было тяжело, и опьянел я. Подумал: стар и слаб уже стал. Приехал домой, попробовал водку – нет, не слаб ещё. Так чем ты нас угостил?
- Сват Василий, это были коньяк и ликёр. Ликёр крепкий – 43 градуса и коньяк – 40 градусов. Так что опьянеть можно было.
- Я так и подумал, что эти вина крепкие.
- Сват Василий и сваха Фетисья , попробуйте этот сыр, он неплохой.
Они съели по небольшому кусочку, сказали, что сыр хорош, но себе в тарелки положили творогу со сливками.
- Ты уж извини, сват Алексей, но творог нам привычнее, - произнёс сват Василий.
Утром я вышел во двор, смотрю – мой сыр изрезан на мелкие кусочки, и предложен полакомиться курам, но и курам он был, видимо, не привычен – смотрят на него брезгливо и не клюют. Хотя сыр этот был действительно неплохой, я его любил.
После завтрака мы с Людочкой пошли в Комары. В деревне осталось пять домов. Мы зашли к тёте Сане, где нас приветливо встретили. Сын тёти Сани, мой троюродный брат Коля, работает трактористом. У него шустрый, симпатичный сын Миша, которому четыре годика. Мы с Людой пошли на реку, Миша, на нём одни трусики, тоже пошёл с нами.
- Вон там у нас подмостки, пойдём туда, - приглашает Миша.
Зашли на подмостки. Вдруг Миша, как заправский прыгун в воду, поднял руки и вниз головой нырнул с подмостков в реку. Я опешил от неожиданности – не досмотрел! А Миша выныривает и, улыбаясь, вылазит на подмостки. Вот молодец, он уже умеет плавать!
- Молодец, Миша, но ты меня напугал.
- А я умею плавать.
Пошли по берегу реки. Вдруг Людочка говорит:
- Смотри, папа, вон земляника краснеет.
Смотрю, На травянистом берегу, чуть пониже нас, действительно краснеют ягоды земляники. Площадь ягодника невелика, но ягод на нём густо. Людочка с Мишей сбегали за банкой, и мы насобирали почти полную пол-литровую банку земляники. Никогда здесь не росла земляника: недалеко от подмостков, на небольшой полянке, насобирали банку земляники! Нет людей в деревне и. видимо только тётя Саня ходит сюда на подмостки полоскать бельё. Я показал тёте Сане банку с земляникой, сказал, где её нашли. Думал, что она удивится, но она не удивилась.
- Мы сейчас и за грибами уже не ходим в лес, - сказала она.
- Почему, удивлённо перебил я её.
- Зачем идти в лес, если грибов много на Тёплом Ключе, и ягод там много.
- Тетя Саня, я знаю, что на Теплом Ключе растёт земляника, но откуда там грибы, там же только лог, заросший травой?
- Его берега заросли молодым лесом, и грибов сейчас там много.
Удивительно, что за такое короткое время произошли такие изменения!
А Миша удивил меня ещё раз. Когда мы зашли во двор дома, он по жерди, стоявшей возле стенки хлева, быстро, как кошка, залез на сарай. Молодец, хотя ведь и мы когда-то были такие же. В этом отношении городские дети явно уступают деревенским.
У тёти Сани уже есть один гость – молодой мужик, шахтёр из Воркуты.
- Тётя Саня, он, что какой-то ваш родственник, - спроси я.
- Виталий-то? Нет, не родственник. Сын Ивана Нефёдовича тоже работает шахтёром на Воркуте. Он и сказал Виталию, что у нас в деревне все заброшенные огороды заросли хреном. Вот Виталий и приехал за хреном, - смеётся она и продолжает, - Каждый день копает хрен, трет его на тёрке и запечатывает в банки. Вот и сейчас опять ушёл хрен копать.
После обеда мы с Людочкой пошли погулять по деревне. За проулком, в наш конец деревни, только один дом, и живёт в нём одна Настя Митиха, жена умершего уже Дмитрия Петровича. На месте нашего дома большая глубокая яма, которая была когда-то подпольем. Вспомнил, как ребёнком, по просьбе матери, спускался я по лестнице за морковью или за свёклой в его пугающую темноту. Сейчас всё это заросло крапивой и чайной розой, так у нас называли, по-видимому, какой-то сорт шиповника. В палисаднике росли два куста чайной розы, два куста сирени и большая акация, Чайная роза и крапива вытеснили всё. Огородец, там, где были грядки, действительно, весь зарос хреном, а изгородь из тальника и ивняка захватила весь нижник, где мы косили траву на сено для коровы и овец. Мне тяжело это видеть, хорошо, что этого не видит мать. Дошли до конца деревни, Зернохранилищ глубинки уже нет. Смотрю, а на лугах, там, где была шохра, большие бурты черной земли. Пошёл туда посмотреть, откуда
Посмотреть откуда они появились. Оказывается, бульдозерами сняли весь плодородный слой земли, оголив землю. А луга-то заливные! В половодье, землю, лишённую дернины, будет размывать. Осматривая бурты, дошли до Теплого ключа, и здесь я увидел овраг с обрывистыми глинистыми берегами, простирающийся вверх по логу метров на двести от реки. Так вот быстро ответила природа на неразумные действия человека. Конечно, земля тут была плодородная. Мы ходили сюда копать землю для рассады. Если колхозу или совхозу нужно было взять эту землю на удобрения, то сделать это нужно было разумно.
В слободке не осталось уже ни одного дома. Пошли с Людочкой в другой конец деревни. Иван Нефёдович с Таисьей живут одни, а было у них семь дочерей и сын. Повыходили замуж и покинули родную деревню их дочери. А, сын – шахтёр живет и работает на Воркуте.
Вера Стёпиха живёт одна. Сын, Лёнька, женился и живёт сейчас в Туже. Его жена – учительница Тужинской средней школы.
А вот и новый дом Михаила Степановича. Хорош дом: большой и высокий, срублен из брёвен диаметром не менее 60 сантиметров. Сдержал свое слово Михаил Степанович, построил дом своей мечты! Зашёл в этот добротнейший дом повидаться с Михаилом Степановичем. Нас встретила его жена Нюра Мишиха и ее дочка Аля. Михаил Степанович уехал в гости в деревню Шелемети к своим родственникам. Пока я разговаривал с Нюрой, Аля с Людочкой уже обследовали весь дом. Рассказал Нюре, что мать понемногу привыкает к жизни в городе, но деревню вспоминает всё время.
Как не вспоминать, мы вот всего-то собираемся переезжать в Тужу и то на душе неспокойно: как там устроимся? Да и дом перевезти и собрать на новом месте тоже нелегко, - согласилась Нюра и спросила, - А ты, Алексей, надолго ли к нам приехал?
- Не знаю, может быть дня два, три поживу здесь. Тяжело мне, Нюра, видеть нашу умирающую деревню. Побродил по деревне, постоял у ямы нашего дома, вспомнил свою жизнь в этом доме, деревню нашу в те далёкие детские годы. Какая деревня была, какое тут приволье и сколько народу в ней жило! В каждом доме не менее пяти человек. А сейчас… Тяжело мне видеть это.
- Конечно, тяжело. И кто это придумал укрупнять колхозы. Каждая деревня обрабатывала свои поля, всё рядом. А сейчас на машине людей на работу возят. Сдернут людей с места, и разлетаются они кто куда.
Я собрался уходить. Ко мне подбежала Аля:
- Пусть Людочка побудет у нас, мы с ней поиграем.
- Конечно, Аля, поиграйте.
Вернулся в дом к тёте Сане. В комнате резкий запах хрена: Виталий занят его заготовкой. Познакомился с ним и спросил:
- Зачем тебе, Виталий, столько хрена?
- Ты даже представить не можешь, какое это богатство. Я приезжал сюда прошлый год.и увёз отсюда 20 литровых банок хрена. Приехал домой, пригласил друзей в гости, угостил хреном. Вкуснее хрена на Воркуте ничего нет. Вся Воркута на коленях стояла передо мною, - горделиво ответил он.
- Ну, ты уж через чур хватил. Я был на Воркуте, правда, заключённым, и могу представить, как там вкусен и полезен хрен. У нас бывало, если кто-то получит в посылке чеснок, то все, окружающие счастливца, слюнки глотали, видя как он, зубком чеснока натирает корочку хлеба. И как благодарны были ему, если он давал нам зубок чеснока, чтобы и мы смогли натереть чесноком корочку своей пайки. Я видел там, что такое цинга, но как-то не могу представить, чтобы из Воркуты ехать в такую даль за хреном.
- А я и на будущий год приеду сюда за хреном. Ты в какие годы был на Воркуте и за что?
- С конца сорок пятого до июля сорок восьмого. Посадили за то, что сбежал с завода через месяц после окончания войны.
- Где ты там был?
- На северо-востоке от города, на пятидесятом ОЛПе, ОЛП – это отдельный лагерный пункт, наш ОЛП относился к конторе лагерного строительства. Кстати мы там начинали строить радиостанцию, так вот наш ОЛП немного севернее её. Как сейчас выглядит Воркута?
- Как выглядит? Как может выглядеть небольшой заполярный город. Хотя для тех мест он не маленький.
- Когда я там был, то на всю Воркуту был, видимо, один двухэтажный дом «Воркутауголь». Всё остальное – одноэтажные домишки. Через город мы ездили часто, возили пиломатериалы с лесозавода у шахты «Капитальная» и уголь с этой шахты. Все шахтёры тогда были заключённые.
- Нет, Воркута сейчас не такая, дома до девяти этажей. Сомневаюсь, чтобы на какой-то шахте сейчас работали заключённые. За работу платят хорошо, значит, и жить там сейчас можно. Только вот хрену не хватает, и эту ошибку я исправляю, хотя при этом и обливаюсь слезами.
- Да уж, когда трёшь хрен на тёрке, без слёз не обойдёшься.
Мы проговорили с ним до ужина. Всё-таки интересно узнать, что сейчас построено на том или ином месте. Из разговора с Виталием я узнал, что Воркута сейчас совсем не та, какую видел я.
После ужина я сказал тёте Сане, что завтра утром поеду на Заячье Поле. Тётя Саня обиделась:
- Да, что это ты, сегодня приехал, а завтра уже уезжаешь. Погостил бы хоть дня три, не
чужие ведь.
- Тетя Саня, отпуск у меня короткий. Надо навестить тётку Анну и Васю с Николаем на Заячьем Поле, Спасибо тебе за радушный прием.
- Да, какой там приём! Передавай привет от меня тёте Мане и тёте Анне.
Утром, после завтрака. Мы пошли с Людочкой в село Ныр, чтобы оттуда на автобусе доехать до деревни Заячье Поле. В деревне Жеребецкой зашёл посмотреть на нашу начальную школу. Школы, конечно, уже нет, некого в ней учить, а здание школы, двухэтажный кирпичный дом, стоит, время его не тронуло.
- Вот, Людочка, здесь я учился первые четыре класса.
- Тут была школа? Такая маленькая? – удивилась она.
- Для деревни, Людочка, она не маленькая. Учеников в ней было много. В первом классе нас было 55 учеников, а сейчас вот учить некого, и школу закрыли.
В Ныр пошли по дороге, по которой ходил я с отцом в гости на Красную Речку. Из Жеребецкой она идёт прямо в Ныр, минуя Малопанчино. Здесь, на опушке Ныровской Рощи, по берегам небольшого лога заросли можжевельника. У нас его почему-то называли верес. Интересно, что здесь на кустах можжевельника очень много ягод. Их даже можно пожевать, они сладковатые с густым приятным ароматом. Предложил Людочке попробовать их. Она разжевала несколько ягод, сказала, что вкусно пахнут, но больше их есть не стала. Видимо не понравились. Автобусная остановка в селе Ныр недалеко от церкви. Церковь тут красивая. В гости на Красную Речку мы проходили рядом с тогда ещё действующей церковью. Мне нравились на ней кресты: с них свисали какие-то сверкающие на солнце цепочки. Сейчас крестов на церкви нет, но церковь цела. В селе Ныр запустения не видно – центральная усадьба какого-то колхоза или совхоза.
Автобус ждали не долго, быстро доехали до Заячьего Поля, от Ныра до него всего-то километров десять. Встреча у тётки Анны не обошлась без слёз с её стороны. Она, плача, обнимала и целовала Людочку.
- Что же вы не предупредили нас о своём приезде, приехали так неожиданно?
Вася рад нашему приезду, обнимает меня, приговаривает:
- Что же ты совсем забыл свою родину? В Комарах никого нет, но мы-то есть! Смотри сколько нас! Вася моложе меня, но у него уже семеро детей. Впечатление такое, что каждый год появлялся у него новый сын или дочка. Они тут же стоят рядом с ним, смотрят на нас.
- Молодец, Вася, не даёшь заглохнуть.
- Стараюсь, стараюсь. А у тебя одна дочка?
- Нет, Вася, у меня две дочки, Младшая осталась дома, ей шесть лет.
- А сына нет, это плохо. Ты у отца был единственным сыном, не будет у тебя сына и
закончится твоя фамилия.
- Ты прав, но что поделаешь – дочери у меня рождаются.
Людочка быстро подружилась с Верой, старшей дочерью Васи. Тётка Анна, почему-то мы с сестрой Галей, всегда называли её крёстной, пошла готовить обед, а мы с Васей стали расспрашивать друг друга о своей жизни. Вася рассказал, что они с женой оба работают в колхозе: жена – дояркой, а он – трактористом. Брат Коля, после демобилизации из армии живёт в Яранске. У него тоже двое детей, но сын у него есть, подчеркнул Вася.
Пообедали. Вася спрашивает меня:
- Чем сейчас займёмся?
- Может быть, работа какая-то есть, давай поработаем.
- Какая работа! Приехал в отпуск на несколько дней и говоришь про работу.
- Давай тогда сходим в Опытное Поле, предложил я. Вася согласился. В Опытном Поле раньше был мужской монастырь, а сейчас на землях бывшего монастыря опытный участок Кировского сельхозинститута. Тётка Анна говорила, что монахи вырастили там очень хороший парк, хочется посмотреть, что они сотворили. До Опытного Поля около километра по тракту на Яранск. Тракт сейчас – асфальтированное шоссе, а каким страшным он был, когда гнали нас по этапу в Котельнич по непролазной грязи этого тракта. Церковь в Опытном Поле перестроена в обычное здание, в котором располагаются какие-то службы Сельхозинститута.
Парк сохранился. Он впечатляет мощью деревьев. Особенно понравились мне могучие липы и лиственницы. В лесах здесь лиственницы почему-то не растут, а вот посаженные монахами выросли, да ещё такими могучими деревьями. А липы просто очаровали. Огромные, как могучие дубы, все вцвету, они насыщают воздух густым изумительным ароматом. Вот где рай для пчёл! Наверное, с одной такой липы заполнят они все соты превосходным липовым мёдом. Когда вернулись с прогулки в Опытное Поле, тётка Анна предложила мне почитать для неё «Житие святых», так, кажется, называется эта книга. Конечно, я ей прочитал то, что она просила.
- Не веришь ты в бога, и в кого только ты у нас уродился. Не было у нас таких. Дедушка твой Андриан был церковным старостой. Все его уважали.
- Я бы поверил, крёсна, если бы доводы религии были убедительными. Как много в святых книгах говорится о небесах, а их, оказывается, вообще нет. Или, например, в «Откровении» говорится, что бросил бог часть звезд на землю, а даже одна единственная звезда в миллион раз больше земли.
Вижу у тётки Анны слёзы на глазах. Я знал, что ей очень тяжело слушать такие богохульные возражения, и мне очень не хотелось её обижать. Я старался не делать этого, но не мог не возразить ей, видя такие евангельские противоречия с природой.
Мои возражения останавливали только её слезы. Собственно спора-то и не было. Она была глубоко верующим человеком, и ей страшно было слышать такое от меня. Она боялась за меня, и себя тоже считала виновной в том, что я вырос таким.
- Вот не веришь ты, а на могилу к отцу Иосафу, помолиться и взять землицы с его могилы, едут со всей страны. Чтобы прекратить это, власти огородили могилу железной оградой и поставили сторожа. Я сама видела, что помолиться над его могилой приехал генерал. Сторож не хотел его пускать. Он отстранил рукой сторожа, прошёл за ограду, помолился и горсточку земли с могилы взял с собой. Не тебе чета, генерал приезжал, чтобы помолиться на могиле отца Иосафа.
- Крёсна, а зачем землю берут с могилы?
- При болезнях помогает она.
- Если кому-то помогло, то только за счёт внушения. Человек очень верит, что это ему поможет, и эта вера помогает ему. Это гипнотическое самовнушение. Гипноз сейчас применяется в медицине.
- И на всё-то у тебя есть возражения. Тогда вот что послушай.
Две недели назад пришла я вечером доить корову, а молоко у неё с кровью, нарой (так у нас в деревнях называют мастит у коров). А это молоко не менее недели есть нельзя, выливать его надо. А как детям без молока, их же семеро? Такая беда. Взяла землицы с могилы отца Иосафа и на ночь привязала её к вымени коровы. Утром пошла доить корову – молоко чистое. Что, по-твоему, и на корову самовнушение подействовало?
- Нет, крёсна, тут, конечно, не гипноз и не самогипноз. Здесь, по-видимому, просто совпадение.
- Вот, вот тут совпадение. Любая хозяйка в деревне знает, что за одну ночь нарой не проходи.
- Так ведь может быть, это вовсе не нарой был. Может корова повредила вымя. Было внутреннее кровотечение. Через некоторое время оно прекратилось, и утром молоко было чистым.
Крёсна заплакала.
- Бог с тобой, как мне тебя жалко, - только и сказала она.
Забегая вперед, хочу сказать, что, видимо, велик был авторитет отца Иосафа у верующих. В девяностые годы он был причислен к лику святых.
Немного успокоившись, она спросила меня:
- Где ты будешь спать – в избе или на сарае. Там свежее сено,
- На сарае, я люблю спать на сене.
Хорошо на сарае, сено душистое, лёг и как будто в детство вернулся. Вспомнил о привидении на сарае, которое увидел я, благодаря «Вию» Гоголя. Вот тут уж внушение
отрицать невозможно. Я тогда свято верил, что Гоголь рассказал о том, что было в действительности. Позже, когда стал пограмотнее, я желал увидеть привидение, но никогда больше этого не случилось.
Утром, проснувшись, я сразу же ощутил вкусный запах свежеиспечённого хлеба. Встал, умылся, а крёсна уже зовёт завтракать. Сели за стол, и крёсна положила на него высокий каравай только что испечённого ароматного хлеба, и разрезала его на ломти. Никогда хлеб из магазина, каким бы свежим он ни был, не имеет такого восхитительного запаха и вкуса. Я взял широкий ломоть этого хлеба и кружку свежего молока, и ничего больше не было мне нужно на этот завтрак. Таким вкусным был этот бесподобный хлеб со свежим молоком. После завтрака Вася и Фаина ушли на работу, а крёсна опять попросила меня почитать книгу. Я почитал. Сегодня она обращала внимание на моральные и нравственные достоинства истинно верующего человека.
- Стыд и совесть теряют сейчас люди. Не считают уже, что грешно врать и сквернословить, воровать и развратничать. Верующие люди стыдились плохих поступков. Вот в этом же мужском монастыре, в Опытном Поле, был такой случай. Монах в комнате для прихожанок подметал полы и неожиданно громко пёрнул. Ему было так стыдно, что ночью он повесился, хотя и знал, что самоубийство грех непростительный. Сейчас, случись с человеком такое, он только, может быть, смутится.
Я понимал, что монаху было очень стыдно, но, мне кажется, что ещё более стыдно лезть от этого в петлю, тем более зная, что это грех непростительный, но спорить с крёсной на эту тему не стал.
Вера предложила сходить на гороховое поле за стручками гороха. Делать пока всеравно нечего. Сходили за горохом. Поле близко, сразу за деревней, стручков полно. Набрали бидончик стручков и угостили ими Вериных братьев и сестёр. Они его с удовольствием поели.
Вскоре вернулся с работы Вася, и после обеда повёл нас на реку Ярань. От Заячьего Поля до неё меньше километра. От деревни к реке – полевая дорога. Ещё недавно вдоль высокого берега Ярани была деревня Починки. Раньше я спрашивал отца, почему несколько деревень называются одинаково – Починки. Он объяснил, что ,когда население деревни росло, а расширяться деревне что-нибудь мешало, то часть людей отселяли на новое место, которое и называлось – Починки. Все Починки сейчас, наверное, уже не нужны, и этих отселённых от Заячьего Поля тоже уже нет. Видны только заброшенные колодцы, да ямы от подполий бывших домов.
Ярань, река очень красивая. Она больше Немдежа, который в неё и впадает. Здесь тоже много омутов, река чистая, не загаженная. Выше по течению реки на её берегах стоит только город Яранск с населением всего-то 15 тысяч человек, хотя ему уже 400 лет. Промышленности в нём нет, кроме небольшого спиртоводочного завода, так что
отравлять реку некому. Здесь я много фотографировал и позднее отпечатал хорошие цветные фотографии. Потом, уже в «НПО Автоматики» на фотовыставке я с этими фотографиями занял первое место. Особенно нравилась посетителям фотография омута на Ярани: голубое небо с барашками облаков, высокий берег омута. На берегу, над темной глубинной омута, роскошная береза, за нею лес, а совсем близко небольшой заливчик с жёлтыми цветущими кувшинками на зеркальной глади голубой воды. От фотографии веяло чистотой не тронутой природы, и горожанин с болью в сердце ощущал, что в промышленном регионе нет уже такой природы даже вдали от больших городов, Под этой фотографией я написал:
Строим, создаём, преобразуем,
Губим то, что нашу жизнь хранит.
Минут годы, первозданность мира
Городская свалка победит.
В одном месте в половодье вымыло из земли и вытащило на берег ствол большого дуба, у которого сохранились даже небольшие остатки сучьев. Я подошёл к нему и складным ножом постругал обломок сучка. Древесина тёмная, почти чёрная, очень прочная. Хорошо бы образец такой древесины взять с собой и показать друзьям, но нечем мне отпилить или отрубить его. Смотрю, небольшой кусок сучка почти обломан: вот его я еле, еле отделил своим ножом. Позднее сделал из этого обломка красивую ручку для ножа. Меня часто спрашивали, из чего сделана эта ручка, и не сразу верили, что она из морёного дуба. Интересно всё-таки, сколько лет пролежали эти дубы под толщей земли.
Хорошо здесь, но нужно навестить и Николая, съездить в город Яранск. Утром поехали туда. Николай с женой Клавой и двумя детьми занимают хорошую двухкомнатную квартиру. Живут неплохо. Дочке у них нет ещё и годика, и Клава пока не работает. Николай работает шофёром на дальних перевозках. После объятий и приветствий он с горечью произнёс:
- Очень хорошо, что довелось с вами встретиться. Плохо то, что завтра с утра мне нужно ехать в город Горький.
- Повидаемся и хорошо, Вижу, что живёшь ты неплохо. Не обижайся, Николай, но отдыхать в деревне мне и Людочке нравится больше. Так что особенно не переживай, не старики мы – встретимся ещё, - успокаивал я его.
- Я понимаю, что после суеты большого города приятно отдохнуть в деревне. Только вот очень короткой оказалась наша встреча и когда-то мы увидимся вновь. Яранск – чистый и опрятный городок, в котором было много церквей. Действующие церкви есть и сейчас. Удивили меня там дощатые тротуары, такие тротуары в городе я увидел впервые. Вдоль тротуаров посажены цветы. Красиво, молодцы Яранцы!
Очень редко виделся я со своими троюродными братьями Василием и Николаем, хотя и разделяет наши деревни всего-то 15 километров. До войны были они совсем маленькие. Во время войны я работал без выходных дней, а дальше – завод, тюрьма, армия и город Свердловск. Плохо, конечно, что сейчас такая короткая встреча. Даже выпить за встречу Николаю нельзя: утром за руль и дальняя поездка. Посидели с ним, поделились воспоминаньями, причём говорить пришлось в основном мне: Николая очень интересовали подробности моей жизни.
Утром, распростившись с Николаем, вернулись на Заячье Поле. Людочке здесь нравится, с Верой они не расстаются. Снова целые дни проводим на реке. Удивительно, но ни отдыхающих, ни рыбаков на реке нет. Нет здесь у людей времени, чтобы заниматься таким баловством. Только один раз встретил старика с удочкой. Смотрю, у него из пятилитрового бидончика торчат три больших рыбьих хвоста. Говорю ему:
- Хорошие рыбки заклевали.
- Пустяки это, плохо сейчас клюёт.
- Почему пустяки, голавли очень даже неплохие.
- Хорошо клевало после водополи (половодья). Тогда какая-то рыбина чуть меня не утопила.
- В Ярани? И чтобы рыбина чуть не утопила человека? Такого не может быть!
- Так получилось. День был тёплый, Вода в реке ещё большая, берег после водополи ещё не просох, скользкий. Приспособился я в одном месте на крутом берегу. Закинул удочку и задремал. Вдруг её дернуло у меня из руки. Я встрепенулся, поскользнулся спросонок и бухнулся в реку. Вода холодная, течение сильное – еле выбрался на берег, а удочка уплыла.
- Не жалей удочку, о таком случае и вспомнить хорошо и рассказать интересно, - расхохотался я.
- Сейчас хорошо, а тогда скверно было.
Немного ещё о тётке Анне. Это была великая труженица. Она жила для других. У нас в деревнях и до войны, и во время войны трудно было с одеждой. Тётка Анна хорошая портниха, и она бесплатно шила платья, брюки и рубашки для всех своих многочисленных родственников. Сейчас она, будучи престарелой, нянчится у Васи с семью его детьми и выполняет всю домашнюю работу. Я никогда не слышал от нее жалоб на трудности жизни. Она была истинно верующей и вера, видимо, помогала ей безропотно переносить трудности жизни.
Рейтинг: +3
850 просмотров
Комментарии (2)
| Марина Попенова # 6 октября 2015 в 20:00 +1 | ||
|
| Алексей Лоскутов # 6 октября 2015 в 20:35 0 | ||
|
