Пепельноволосая Кристина отчего-то недолюбливала эту смазливую Пони.
Милая девятиклассница постоянно попадалась ей на глаза. Впервые она обратила на неё внимание на школьной линейке. Там она казалась героем какого-то заграничного мультфильма – с кокетливой чёлкой и вызывающе длинным конским хвостом.
Родители Кристины находились на грани… развода. Они дожидались только совершеннолетия дочери, чтобы уладить все формальности.
Отец Кристины всё чаще задерживался в гостях у матери, постоянно жалуясь ей на тупость жены и нескромность дочери. А Кристина старательно играла роль дворовой королевы, идя по жизни, словно по бесконечному бревну над пропастью.
Кроме мальчишек у Кристины был ещё один знакомец. Он не афишировал их дружбу, напротив, любил показывать вид, что случайно видит красивую школьницу.
Бабушка догадывалась о том, в какие игры собралась играть её неразумная внучка. Она пыталась приобщить Кристину к вере, но та старательно избегала таких разговоров, охотно слушая откровения дворовых знакомых.
Они также давно положили глаз на Пони. Та слишком рисковала. Правда эту смазливую девчонку держали под замком – да она сама не спешила вечером во двор.
Кристина умела читать по глазам. Пони смотрела слегка виновато – вероятно, у неё уже появились довольно скользкие тайны.
Нинель Ивановна вернулась домой раньше обычного.
Она уже привыкла к этому пятиэтажному дому из красного кирпича. Если точно квартиры располагались на всех этажах. кроме первого – там сначала располагалась комиссионка, затем какие-то другие магазины - а во дворе всегда было многолюдно, от желающих сократить путь.
Кристина – внучка её вполне инфантильного сына сидела на ступеньке и смотрела на всех поднимающихся по лестнице.
- Ба, я к тебе! - объявила она уставшей от ходьбы пожилой женщине.
- Что так?
- А у нас горячую воду отключили – и вообще – тут у тебя спокойнее.
- Мама в курсе?..
- Да ну, её… Пусть лучше с отцом язык точит. Ба, а почему он такой… дурак?
- В твоего деда пошёл… Пропусти меня.
Кристина посторонилась, внимательно наблюдая, как бабушка отпирает входную дверь.
- Ладно, заходи, только предупреждаю – спать будешь на раскладушке.
Пока из-за неплотно закрытой двери ванной доносился шум падающей воды, Нинель Ивановна старательно сервировала стол чай для чаепития.
Ей был как-то не по себе… Что-то странное было в этом вечере, что-то непонятное, словно бы она только играла в пьесе, но не жила всерьёз. Казалось, что и этот чайник, и стол, и всё уже было – уже было когда-то.
Нинель Ивановна обрела спокойствие совсем недавно. Она вдруг перестала думать о смерти. Та, словно бы отошла в сторону, но была постоянно рядом. Даже то, что она до сих пор не распорядилась своим имуществом слегка пугало её.
Сын мечтал вновь стать её иждивенцем. Он делал вид, что обеспокоен её здоровьем, что чувствует себя виноватым, когда слишком поспешно и нагло решился на свадьбу
со вчерашней птушницей – пришедшей на завод.
Кристине было не по себе. Она мыла себя с каким-то страхом, словно бы была не Кристиной, а ожившей мраморной статуей.
Мальчишки приучили её к глуповатому флирту. Она охотно докуривала их сигареты, пила по-дружески слегка тёплое пиво – и делала вид, что готова стать для кого-то первой девушкой.
Мальчишки не спешили идти ва-банк. Им хватало тщательно отредактированных историй, которым никто не спешил верить.
Мальчишки просто вспоминали отрывки из снов – в этих снах было много девчонок – скромные наяву, во сне они спускали себя с поводка и превращались в развратных фурий.
Кристину слегка подташнивало от этих историй. Они были слишком однообразны, словно бы дешёвые порнофильмы. Смотреть порно было как-то неловко, обычно она делала это вполглаза.
Баба Нинель теперь была совсем в другом мире. Она перестала смотреть сериалы и читать дешёвые газеты, зато приобрела толстую книгу с крестом и каждую неделю ходила в церковь.
Тогда, когда она возвращалась оттуда – от неё особенно пахло. Это совсем не было похоже на аромат духов. Душиться Нинель Ивановна также перестала, говоря, что ей дурно от искусственных запахов, и что на пороге смерти надо думать о другом.
Ей – бывшей бухгалтерше было не по себе от неустроенности мира. Её невестка из пролетарки стала вполне преуспевающей торговкой. Сын давно уже понял, что сглупил, согласившись, стать мужем Тони – она попросту заарканила его, как индеец – мустанга и довольно грубо приучала к седлу или сбруе.
В совмещённом санузле было скучно, как будто тут никто не радовался жизни. Вместо кокетливого куска «Камей» бабушка пользовалась внушительным бруском «Банного» мыла, а вид базарного вида мочалки не добавлял восторга.
Обтеревшись полотенцем и накинув на тело слегка длинноватый халат, Кристина появилась на кухне. Бабушка успела поставить, подаренный ей сослуживцами самовар – тот закипал.
- С лёгким паром…
- Да. ну тебя… Ба, забери ты папу к себе…
- Что? надоел?
- Да он любого невротиком сделает. То ко мне прицепится, то к матери. Мужики всюду мерещатся, дураку.
Кристине нравилось играть роль соблазнительницы. Она чувствовала, что отец явно ревнует мать, и смотрит на неё, как на чужую.
- Ба, он думает, что мать меня на стороне нагуляла. Вот и бесится поэтому.
- Дурак… Говорила я ему – не по себе лошадку взял – не послушал.
- Ба, а я, правда, от него?…
-Я почём знаю. Ты у мамы спроси. Только, если честно он тогда слишком плохой был.
- Больной, что ли?
- Да, пьяный… Я ему говорила, не пей, сынок да куда же – дорвался, дурак, до бутылки.
- Но я же нормальная… Значит, я не от него?
- Ой, Кристя…
- Не смей меня так называть. Выдумали имя. Ба, а ты опять в церковь ходила?
- Ходила… И тебе бы не грех сходить…
- Вот ещё… Что я там забыла?
Кристина деланно фыркнула и с вызовом уставилась на свои бёдра.
Бабка готовилась к отходу ко сну.
Она стояла на коленях и произносила пугающие Кристину слова. Девушка не понимала этих заклинаний. Бабка словно бы собиралась словами победить кого-то неведомого.
Некоторые слова были знакомы, но от этого казались ещё более чужими и непонятными. Кристине всё казалось игрой – бабушка бормотала свои молитвы – она делала это регулярно, словно бы впадая в детство.
Кристина отчего-то побаивалась этого шепота. Время от времени Нинель Ивановна крестилась…
Нинели Ивановне отчего-то было муторно на сердце. Она чувствовала, что должно произойти нечто такое – обычно такое чувство возникало у неё перед грозой, и обычно в мае, когда воздух сам напоён электричеством. Но теперь.
Кристина готовилась стать десятиклассницей.
Она не желала задерживаться в школе ещё на два года, не желала и дальше изображать из себя ребёнка. Особенно ей были противны такие вот чистюли, как Пони. В мозгах у этих пай-девочек творился настоящий кавардак.
Им наверняка хотелось выпить пьянящего джин-тонника, сесть на колени первому хулигану двора и страстно, только для чужих глаз, поцеловаться. Но они боялись, не хотели ради минутного удовольствия портить свою репутацию.
Кристина проснулась позже обычного.
Бабушка лежала в своей постели с закрытыми глазами – лежала – и было удивительно, что она ещё спит.
Кристина осторожно подошла к бабушкиному ложу, подошла, чтобы пррвать этот сон, но что-то заставило её замереть от ужаса.
Бабушка уже не была прежней бабушкой. Видимо, кто-то угадал её желания и превратил в неповоротливую мёртвую куклу – теперь тут был только бабкино тело.
- Ой, мамочки! – выдохнула Кристина.
Она надеялась, что бабка только в забытьи, что она только притворяется мёртвой, чтобы подшутить над своей гостьей.
По телу Кристины побежали мелкие и противные мурашки. Она не пугалась так, даже тогда, когда её едва не застукали за дурным, по мнению отца. занятием. Кристина тогда сумела всё превратить в шутку. Но теперь…
- А вдруг мне не поверят? Вдруг решат, что это я бабку?
В голове девушки мелькнули образы полузабытой французской сказки. Проще всё было списать на злобного и голодного волка…
Она всё-таки вызвала медиков, с трудом припомнив бабкин адрес.
Люди в белых халатах констатировали смерть.
Они что-то говорили о сердечной мышце, о чём-то только им понятном. А Кристина чувствовала себя наполовину арестованной. Она ещё не верила, что бабка умерла, так подло подставив её…
Сейчас, вспоминая эту предосеннюю лихорадку, она кривилась в гримасе.
Отец был ничем не лучше её… Он вёл себя как потерявшийся на шумном вокзале ребёнок. То плакал над разверстой могилой, то отчего-то улыбался, словно бы увидел клоуна… он до сих пор не верил в то, что бабка умерла своей смертью.
В документах бабки долго с упорством маленьких детей они с матерью отыскивали завещание. Бабка не скрывала, что успела приватизировать эту жилплощадь.
Кристина даже не пошла на торжественную линейку. Точнее пошла, но смотрела на всё со стороны, как чужая, ужасно ненавидя всех этих счастливиц вроде Пони…
Пони была ещё ребёнком. Её прозвище знала вся школа – такого конского хвоста, и чёлки больше ни у кого не было.
Тогда она словно бы случайно наткнулась на невзрачную копейку Алекса. Этот странный человек пленял её своей энергией – он был рыжеволос и нагл, смотрел на неё, как на актрису-травести и не понимал, что играет с огнём.
Его машина казался довольно бедной – но Алекса это не волновало. Он даже ловил кайф от своей «бедности».
Тогда он долго говорил ей о каких-то философских глупостях, глядя на неё. Кристина молча поедала эклеры, а хозяин дома смотрел на неё, как живописец – ещё не зная, кто перед ним – скромная и наивная Ева или коварная Лилит.
Рука Кристины коснулась какого-то странного пенальчика. Тут лежало странное дражже. Внешне эти кругляши вовсе не походили на лекарство. И Кристина сунула, совсем машинально, один из кругляшей себе в рот.
Через минуту в её организме поднялась буря. Так с ней не бывало в детском саду. кишечник был готов извергнуть свои залежи, словно бы знаменитый Везувий – Кристина тотчас вскочила и побежала к уборной.
Там было тесно и душно. Кристина была словно бы в полусне. Она отважно сбрасывала с себя вещь за вещью – и вдруг жар неожиданно спал. Она, молча, встала и пошла в гостиную.
Алекс не ожидал такого успеха.
Вид голой Кристины подтверждал успех их начинания.
Эти невинные кругляши превращали любую девочку в зомби. Опозоренные и оголенные они были только игрушками. Эта адская смесь должна была лишить их памяти и стыда. И вот теперь…
Он был готов усадить эту тинэйджерку на колени. в точнее на свой, похожий на сувенирную пушку, половой орган.
От рокового полусна Кристину пробудил приступ боли. Кто-то пытался проникнуть в её тайное место.
- Ты, что совсем чокнулся? Я несовершеннолетняя, урод…
Она огляделась и испугалась.
- Где мои вещи?
- Я почём знаю. Ты сама разделась. Пошла в туалет, а оттуда голяком пришла. Я думал, что тебе самой хочется…
- Чего?
- Секса…
Зелёные глаза Алексея были неожиданно пристальны, как у удава. Он смутил Кристину. Той вдруг захотелось поскорее одеться стать прежней.
- Прости... Я просто на тебе протестировал своё изобретение. Я об этом со школьных лет мечтал. Ладно, иди, одевайся… подмойся только.
Кристине было приятно иметь такое страшное оружие.
Она уже представляла, как даст один из кругляшей Пони, а потом будет наблюдать, как та будет ходить по коридорам в костюме Евы. Видеть эту красавицу опозоренной было сладко. И она боялась провалить этот дебют, оказаться в роли жертвы вместо роли охотника.
Помочь сайту
Поздравления
