Сон (Перекрестки дорог) книга 2 глава 18

18.          О смысле жизни
 
 
В пятницу двадцать четвертого августа, в тот же время, когда куранты на Спасской башне Кремля пробили двенадцать часов, в кабинете Михача открылась дверь.
- Не ждали? – и в дверном проеме появился улыбающийся Егор.
- Ждали! Очень ждали, - встал ему навстречу обрадованный Михач. –  Ну, ты, парень, даешь, возмужал, поправился, а загорел-то как!
- Ты так говоришь, как будто я три года назад отсюда уехал, - засмеялся  Егор.
- Что вижу – то пою, только вид у тебя немного усталый.
- Да, это я с шести утра на ногах, как из поезда вышел, так по Москве и бегаю.        
- За кем?
- Не за кем, а от кого.
- От кого? – переформулировал свой вопрос Михач.
- Если бы я знал. Может все придумал, а может реальная опасность была. Это рассказывать нужно. Давай только Кирилла позовем? – попросил Егор.
Но в этот момент, оповещенные секретаршей Танечкой в кабинет ввалились все самые замечательные «извилины» мозгового центра. Они с шумом и радостью набросились на бедного Егора и так рьяно начали тискать его в своих объятиях, что Михач, наконец, не выдержал:
- Да, оставите вы, на конец, человека в покое, или как? Не видите, что он на ногах еле стоит. Лучше чего-нибудь на стол организуйте. А нам одну проблему обсудить нужно, уж извините.
Ребята тут же вышли из кабинета, по дороге шумно обсуждая, кто и зачем побежит в магазин.
- Кирилл, а вас я попрошу остаться, - улыбнулся Михач.
- Хорошо, - ответил Кирилл и тут же обратился к Егору, -  а, ты брат, изменился. По-моему, он возмужал, да, Мих?
Михач пожал плечами:
- Я ему тоже самое сказал, а он не верит.
- А чего ты отказываешься? Возмужал! Это ж от какого хорошего слова глагол образован - «мужество»!
- Не совсем, - прищурился Михач.
- А ты не порть литературную составляющую моей речи  своей грамматической прозой. Все равно эти слова однокоренные – родня... А, серьезно, что за проблема?
- Кто-то за Егором сегодня по Москве бегал, - теперь улыбнулся уже Михач.
- Для того, чтобы это объяснить, мне нужно рассказать про то, что произошло раньше, - попытался начать свой рассказ Егор, но Кир его снова перебил:
- А по-другому ты не умеешь. Но обещаю, что мы выслушаем все, даже  если первые события  по времени совпадут с началом Ветхого Завета, - и тут Кирилл поймал на себе строй взгляд Михача – понял… шутки в сторону.
- Так теперь-то мне и самому шутить хочется, - вздохнул Егор. - А вчера утром, когда я  в двухстах метрах от нашего дома прямо на дороге увидел два черных «Хаммера», то по-настоящему струхнул. Потом я стал за ними наблюдать, а они целый час простояли, и никто из них не вышел. Тут тетя Поля к нам заглянула.
- Видели, - говорит, – какие машины чудные, будто ящики на колесах?
- А номера ты не рассмотрела? – спрашиваю.
- Я только те цифры, что помельче,  запомнила, - отвечает Поля - потому что они легкие – девяносто девять.
И я решил, что раз машины из Москвы, то это точно за мной. И отец тоже так подумал.
- Сходи, пожалуйста, за Пашей, - попросил он тетю Полю, – позови его к нам.
Пашка – это мой друг детства. Он трактористом работает в нашем совхозе. Парень - золото, только если пить начинает, то пять дней его лучше не трогать, все равно не остановишь. А так – работяга, каких поискать. Он накануне как раз из очередного запоя вышел.
Но тут отец почему-то передумал и говорит:
- Не надо, Поля, лучше здесь побудь, до Паши я сам дойду. А ты, Егор, пока я одеваюсь, вещи свои быстро собери. Только самое необходимое, и сложи в обычный продуктовый пакет, я их с собой прихвачу. Сам понимаешь - уезжать тебе отсюда надо.
Отец надел рясу, взял пакет и вышел из дома, а уже минут через двадцать вернулся.
- План действий будет такой, - объявил он, – ты поверх своей одежды одевай мою рясу, и идите с Полей в церковь.
- Так как же мы пойдем, если прямо мимо этих машин проходить придется? - охнула Поля. – Разве ж они Егорку вблизи не разглядят?
- Не волнуйтесь. Вы, главное, все время говорите о чем-то, и так идите, что бы Егор в твою, Поля, сторону смотрел, а в нужный момент их Павел отвлечет – мы с ним уже все обговорили.
А  за мной, - говорит отец, - Сергей на мотоцикле заедет, и уже с ним я в твоей, Егор, одежде в соседнюю деревню поеду. Отвлекающий маневр, так сказать.
Мы с отцом по комплекции почти одинаковые – издалека перепутать легко, - пояснил Егор, – но вблизи, конечно, все не так.
Дальше отец сказал, что в церкви меня дожидается Митя, он и отвезет на станцию, к  проходящему поезду.
Отец решил, что если машины эти случайные, то он мне позвонит, а если нет, то лучше потом кто-то из вас с ним по междугородному свяжется. Первые слова, которые нужно будет сказать: «Здравствуйте, как здоровье Ольги Ивановны».
- Ничего себе, батя у тебя  конспиратор, - одобрил Михач.
- Вы послушайте, что дальше было. Если бы я тогда так не волновался, то посмеялся бы, наверное, от души.
Так вот, вышли мы с Полей из дома, идем, разговариваем, и тут нас Пашка на своем тракторе обгоняет. И такие он кренделя выписывает, что того и гляди из кабины вывалится. Останавливает он трактор прямо возле этих «Хаммеров», практически падает в дорожную пыль, потом с трудом поднимается и начинает орать на все село:
- Это что за прыщи на моей дороге вспухли? Я что, на своей собственной улице должен думать, какие мне маневры производить! Я, может, свободы желаю, я сейчас в таком состоянии, что любому могу страховой случай организовать, только  у нас ОСАГами пользоваться не привыкли, у нас тут чисто мужские разговоры!
Из машин вылезают четыре мордоворота и, молча, надвигаются на Пашку. Как раз в этот момент мимо проходим мы.
- А вы идите, отец Андрей, идите, не беспокойтесь, - кричит он мне вслед, -  у меня все под контролем, я  сейчас с этими разберусь, и тоже на работу поеду.
И тут раздается рев мотоцикла. У Серегиного зверя уже давно глушитель поменять нужно.
Паша с трудом  поворачивается в сторону нашего дома и видит, как отец в моей одежде садится сзади Сереги на мотоцикл.
- А куда это моего другана увозят? – удивляется Паша. – Почему я не в теме?
Мужики тут же к машинам кинулись, но Павел, как-то слишком быстро для пьяного человека, взбирается в свой трактор и начинает разворачиваться. Только у него это очень плохо получается, и своей ездой туда-сюда он надолго перегораживает машинам проезд.
Что было дальше, я уже не видел. Митя привез меня на станцию, и я уехал первым же поездом. А отец мне до сих пор не позвонил… Я тогда решил, что сразу к вам не поеду, на всякий случай сначала следы запутаю - вдруг меня уже кто-то на вокзале встречает? Вот я по метро и бегал, да из поезда в поезд перепрыгивал.
- А так долго зачем? – спросил Михач.
- Да, все время что-то подозрительное мерещилось. Я еще в подъезде соседнего дома полчаса стоял, за обстановкой наблюдал. Когда окончательно убедился, что все спокойно, тогда и пришел.
- Ну, что ж, считаю, что в основном ты все сделал правильно, - подвел черту Михач, – а теперь о главном скажи - программа пишется?
- Да. Буквально на днях все с места стронулось. Ставлю себе максимальный срок – три недели. Только мне нужно будет пару дней здесь поработать, чтобы сервер мощный был, а остальное уже дома доделаю.
-  Моя тишина по тебе уже давно скучает, - улыбнулся Кирилл.
- Спасибо, - и тут Егор вдруг опомнился, – а что-то, и вправду, есть захотелось. Я ведь со вчерашнего утра только одну воду пил.
- Вы идите. Ребята уже, наверное, стол накрыли, - сказал Михач, - а я сначала на почтамт  метнусь, здоровьем Ольги Ивановны поинтересуюсь. Кстати, ты писал, что она поправляется.
- Да, ей уже значительно лучше. Совсем-то она вряд ли такой, как прежде станет, но с  Божьей и медицинской помощью поживет еще.
 
Обратно Михач вернулся довольно быстро, и с порога подмигнул Егору:
- Ольга Ивановна чувствует себя хорошо.
А после обеда они снова вернулись к разговору.
 – В общем, так: догнать они твоего отца не смогли и только сегодня утром окончательно убедились, что тебя в селе больше нет, после чего сразу уехали.
- А я думаю, - высказал свое предположение Кирилл, -  что  они только пугали, перед ними была поставлена задача, вернуть тебя, Егор, в Москву. И они с этим успешно справились. Кто-то абсолютно уверен в том, что, несмотря ни на что, ты программу пишешь. Этому человеку она очень нужна, но он прекрасно понимает, что результат своего труда ты скорее уничтожишь, чем в чужие руки отдашь.
- Согласен, - кивнул Михач
- Я тоже с этим согласен, - сказал Егор.
- А еще я одобряю то, что твой отец предложил, - продолжил Кирилл, – нужна жесточайшая конспирация. Тебя сейчас будут искать всеми доступными способами, а мы прекрасно понимаем, что доступно им многое. Поэтому ты сидишь у меня дома и носа на улицу не показываешь. И никакой мобильной связи. Погодите! - спохватился Кирилл, – у меня от одного мероприятия реквизит в машине завалялся. Будем сейчас, вундеркинд, из тебя профессора делать.
Через пять минут на голову Егора был нахлобучен каштановый парик, а на нос пристроены очки в золотой оправе.
- Бороду я тебе пока клеить не стану, - задумчиво сказал Кирилл, прижимая ее рукой к подбородку Егора, – сначала нужно узнать, как это делается, но, в принципе, все получается довольно симпатично. Перемещаться по городу теперь будешь только в машине и только в таком виде, понял?
- А пешком и не получится, потому что я в этих очках ничего не вижу, - рассмеялся Егор.
- А ты поверх смотри, я видел, Дмитрич все время так делал.
- Это кто? – спросил Егор.
- Этот персонаж к нам сейчас отношения не имеет, но, если его послушать, то он очень нужный человек для той, другой жизни, о которой ты все время говоришь. Я тебе потом обязательно про него расскажу, а если захочешь, даже познакомлю. А теперь раздевайся, в смысле, камуфляж сдавай, и можешь идти работать.
 В этот момент в комнату заглянул Роман:
- Кого я вижу! Кирилл, верни-ка бородку на место. Ну, вылитый «философ», - улыбнулся Рома.
 
 
Жизнь текла своим чередом: солнце  сменяли дожди, потом снова выходило солнце, кто-то писал программы, а кто-то картины, кто-то был счастлив и любил, а кто-то только еще искал свое заблудившееся счастье.
Человечество выпивало свою жизнь из разных чаш и не догадывалось, как неумолимо  вместо всего этого жизненного разнообразия «кто-то» еще очень хочет оставить только одну прелестную чашу - горькую чашу со сладким вином.  Одну на всех…
 
В жизни Кирилла все было «штатно» замечательно, и говорить, вроде бы, не о чем, и можно рассказывать о каждой прожитой минуте, потому что каждая наполнена бесконечным счастьем.
Правда, на третий день после приезда Егора случился один эпизод, который оставил в душе Кирилла заметный след, а, точнее, важную зарубку.
Он привез «профессора» в офис к девяти часам утра, а в одиннадцать заехала Лор.
- Миши нет? – спросила она.
- Должен быть с минуты на минуту, - ответил ей кто-то.
- Мне он тоже самое сказал, - вздохнула Лор – завтра за детьми ехать, а у нас еще ничего не решено.
Она взяла у Тани толстый журнал и села на свободный стул.
Минут за пять до этого между Романом и Антоном разгорелся жаркий спор, и некоторое время спустя Лор отложила журнал в сторону и прислушалась к их разговору. Она даже не заметила, что в дверях уже появился Михач.
А началось все с сущего пустяка.
- Ромыч, тебя вчера такая мисс Вселенная дожидалась, и где ты их только находишь? – спросил Валера.
- Да я и усилий особенных не прикладываю, сами откуда-то берутся, - пожал плечами Рома.
- А о семье не задумывался? – спросил его Антон.
- Нет. Как представлю, что про человека все известно: что скажет, как ляжет, так сразу такая тоска! А где же поиск, творчество, познание…
- Какое у тебя может быть творчество? – оборвал его на полуслове Антон.  У него недавно закончился медовый месяц, и он все еще пребывал в восторженном состоянии, отчего совершенно искренне желал остальным такого счастья.
- В чем оно? -  продолжил он, – Только в браке творчество и начинается! Ты можешь лепить, ваять, рисовать свою вторую половину, ты, как гениальный скульптор или художник можешь сделать из нее все, что пожелаешь.
Михач посмотрел на Тошу критически и изрек:
- Это ты еще молодой, от того так и рассуждаешь. В браке на партнера повлиять, конечно, можно, но, все-таки, больше придется меняться самому. Только себя ты будешь изменять, и только над собой ты будешь работать.
Лор перевела на мужа сильно увеличенные от удивления глаза и медленно спросила:
- Миша… Это… я сейчас твой голос слышала?
- Мой.
- А…
- Извини, Лор, это я о гениях брачного искусства говорил. Сам я еще пока подмастерье.  Но я учусь, Лор, учусь! Я очень стараюсь… - и он быстро перевел разговор в другую плоскость -  Но в браке все-таки есть прекрасная глина, или белое полотно, из которых можно сотворить чудо – это дети, Антон. Вот здесь ваяй, лепи, отсекай. Одним словом, если вкладывать душу, то только здесь и можно увидеть потрясающие плоды своего труда.
При этих словах удивление Лор  усилилось еще больше:
- Скажи, дорогой, а ты сам-то когда в последний раз «ваял»?
- Недавно, - и Михач загадочно улыбнулся. – А давай скажем ребятам, - попросил он.
- Я не в этом смысле, - покраснела Лор, - я о воспитании детей говорила.
- А я в том, - продолжал настаивать Михач.
- Да мы и без вас уже все поняли, - рассмеялся Кирилл, – лучше скажите, кто: девочка или мальчик?
- Сам хотел бы узнать, - пожал плечами Михач, -  а она молчит. Лор, скажи, кто будет!
- Сюрприз будет! - весело ответила Лор. – Нужно было, как другие отцы, вместе со мной на УЗИ пойти, тогда все своими глазами бы увидел.
- Да, я... – хотел оправдаться Михач, но его перебил Роман:
- Вот и я считаю, что смысл нашего существования на этой земле в детях. Я смотрю на это широко: мои, чужие – не важно. У меня может и не будет собственных, но все, что я делаю в этой жизни, я делаю на благо будущих поколений.
- Зачем? – спросила Лор. Она смотрела на Рому пристально и ждала ответа.
- Как зачем?  - удивился Роман. - Для продолжения жизни.
- Зачем? – уже настойчивее повторила она.
Рома на какое-то время замолчала, подбирая нужные слова, и тогда снова спросила она:
- Ты что, кузнечик?
- Почему кузнечик, - оторопел Роман.
- Ну, извини, тогда рыба, птица. Могу даже тигром назвать, если это тебя больше порадует, – разницы все равно никакой не будет. Все они тоже живут и воспроизводят потомство. Другого они просто не умеют. Они приходят в этот мир, чтобы привнести в него красоту, а потом умирают, чтобы стать источником жизни  для другой красоты.
- В каком смысле? – опять не понял Рома.
- Что ты не понял? – не выдержал Саня, – куском мяса они становятся, почвой, чем угодно, лишь бы жили те, кто идет следом. Да? – и он вопросительно посмотрел на Лор.
- Да! Или ты, Ром, тоже, как они, в этот мир пришел, чтобы красотой стать?  - после этих слов раздался дружный   смех, потому что Рома про свою редкую красоту знал хорошо, и отрицать этот факт было бессмысленно.
Постепенно смех стих, и Лор продолжила:
 - Тебе же разум в отличие от них дан. Ты на эту жизнь не широко, ты в нее глубоко посмотри, в самую ее суть.
- Знаешь, у животных тоже разум есть, - Рома решил не сдаваться, – у некоторых даже интеллект встречается.
- Конечно, он у них есть. Может быть, он  даже у подсолнуха есть, почему-то ведь он за солнцем поворачивается? Я не знаю. Не это важно. Важно, что твой разум совсем иного порядка – тебе дан разум  творца. Ты его куда денешь, когда прахом стать соберешься? А потом, где он у тебя? Вот ученые ищут сознание и никак найти его не могут. Думали, что оно в нервных окончаниях головного мозга, но этих окончаний в мозжечке гораздо больше, а он, почему-то, думать ну никак не желает. А может быть, это наша душа думает? Но я и этого не знаю.
Я одно только про душу знаю точно. Она есть, и неважно, где ее место в человеке. Ради ее сохранения для будущего мы и приходим в этот мир. И однажды она отправится в путь, одинокая, ничем не защищенная, лишенная даже воли, но очень нужная для неведомой нам цели. А вот окажется ли она пригодной для этого великого своего предназначения, будет во многом зависеть как раз от того, правильно ли мы понимаем смысл нашего существования здесь.
- То есть, ты хочешь мне сказать, что я должен жить для Бога? А я не хочу, как дурак, жить для пустоты. Мне не дано доказательное знание того, что Он есть.
- А ты как умный живи. Ты не жди, что тебе это знание кто-то даст  - ты его сам возьми. И труда-то большого не надо. Даже в библиотеку теперь ходить не обязательно – только руку протяни. Ты в социальных сетях сколько времени проводишь? А ты не в это, ты в соседнее окошко стукни, то есть «кликни». Набери в поисковике простые слова, Библия, например, имена священные в помощники призови, почитай, о чем они говорили. Может тогда и будет тебе доказательное знание. Слепой ведь тоже может сказать, что солнца нет.
- Так оно греет.
- Бедный человек, ты даже не представляешь, как вера согреть может, - Лор произнесла эти слова с таким горьким сожалением…
- Лор, ты давишь. Роман имеет право на свой собственный выбор, - Михач произнес это жестко, как говорил обычно, когда возникала срочная необходимость  в наведении порядка.
И никто не ожидал, что мягкая, бесконечно ласковая Лор, та, которая просто не умеет смотреть на своего мужа без обожания, принимающая безоговорочно все его самые смелые решения, вдруг взглянула на него стальным немигающим взглядом:
- Давить, это значит принуждать. А я просто активно высказываю свою точку зрения. Бывают ситуации, Миша, когда я права не имею на молчание. Если про твоего отца скажут, что он ничто, пустота – ты зубами порвешь. Вот и я за своих, и за Того, и за этого, драться буду. Тем более, что Ромино поражение в этом споре может стать его самой главной победой.
И Лор гордо замолчала, а они все вдруг удивились тому, как умеет звенеть тишина…
 «Какой ушной доктор? Какой веб-ресурс? – подумал Кирилл. – Только прекрасная, расшитая жемчугами лента на платье архангелов, позаимствованная иконописцами у византийских царей, может иметь такое же красивое имя, как у этой поразительной женщины! Только почему же молчит Егор?» Но тот стоял в дальнем углу комнаты, и лицо его было абсолютно спокойным.
- Ладно, Лор, я не обещаю тебе, что смогу увидеть мир таким, каким видишь его ты, но я даю тебе слово: я обязательно попробую постучаться в другое окошко, - как-то очень по-доброму произнес Рома.
Сначала Кирилл подумал, что тот просто хочет успокоить девушку, но потом он увидел, каким серьезным стал Ромин взгляд, и решил, что здесь, все-таки, что-то другое.
 А Лор стояла такая просветленная, и в ее глазах так нежно дрожали слезинки, что Кирилл испытал сожаление от того, что не может оказать ей поддержку.
Постепенно офисная суета заполнила пространство: Лор ушла, ребята начали обсуждать возникшую в новом проекте проблему, Михач громко отчитывал кого-то по телефону, и только Ромка неподвижно сидел и смотрел на уснувший монитор, по которому медленно плавала одинокая золотая рыбка.
Кирилл, воспользовавшись тем, что Егор сидел у компьютера в одиночестве, подошел к нему и негромко, но с некоторым даже упреком спросил:
- Это совсем не мое дело, но если можешь, ответь – ты единственный из нас, кто мог бы аргументированно поддержать Лор. Почему ты этого не сделал?
- А разве ты не видел ее глаза? – спросил Егор. -  Разве ты был глух, когда она говорила? Нет? Тогда ты должен был понять – Лор была непобедима.
В обед Кирилл увидел, что  на экране Роминого компьютера, одна сменяя другую, возникают фотографии православных храмов.
- Стало интересно?- добродушно спросил Кирилл.
- Пока не знаю. Но я обещал.
- Слушай, Ром, а мы с Луной в тайге такую интересную историю про твоего тезку узнали. Он когда-то жил в Москве, а потом стал монахом и построил в таежной глуши церковь, и всю войну молился за победу нашего народа. Потом он еще долго людей исцелял. Хочешь, расскажу?
- Хочу, - охотно согласился Роман.
Кирилл решил построить свой рассказ так же, как это сделала Ольга Ивановна. И пока он рассказывал про таежную жизнь монаха, Роман слушал с интересом, и был совершенно спокоен. А вот когда Кирилл начал описывать московский отрезок его биографии, выражение Роминого лицо начало меняться.
- Что с тобой? – спросил Кирилл, когда история подошла к концу.
- Я тебе позже на этот вопрос отвечу, ладно? А пока мне подумать нужно.
- Хорошо, - согласился озадаченный Кирилл.
 В семь часов, когда все уже начали расходиться, Рома подошел сам:
- Вы с Егором сейчас домой поедете, или здесь еще задержитесь?
- Я его пока не спрашивал, а что?
- Мне с тобой поговорить нужно.
- Егор, - крикнул Кирилл, – ты можешь еще какое-то время здесь поработать.
- Сколько угодно, - отозвался Егор.
Они пошли кабинет Кирилла. Девушка-кадровичка упорхнула домой, и никто не мог помешать их беседе.
- Кирюш, ты обмолвился, что отец Роман говорил, будто рассказ о его жизни пригодится одному человеку. А ведь это он для меня завещание оставил.
- С чего ты взял? – удивился Кирилл. – Одинаковые имена и внешнее сходство – это обычная случайность.
- Нет – это не случайность, и все в этой истории совсем не обычно. Я тебе сейчас про свою жизнь расскажу. Я полдня сегодня думал, а теперь ты подумай.
 Мой дед погиб в сорок первом, обороняя Москву. Ему тоже был сорок один год. А моему отцу тогда еще не было и шести лет. Других детей они с бабушкой не родили. И растила она моего отца всю жизнь одна.  И что удивительно, мы с ним, как две капли воды похожи, но ни у кого больше в родне такой своеобразной внешности нет.
- Можно сказать проще, - помог ему Кирилл, – в вашей семье только вы двое такие красавцы.
- Можно, - улыбнулся Рома. – Отец мой женился очень рано – в девятнадцать лет, а через полтора года его жена погибла под колесами автомобиля. Сколько потом моя бабушка его не сватала, жениться он больше не захотел. А ей очень хотелось внуков. И вот начала она от всех тайком ходить в церковь. Отец в педагогическом институте историю преподавал, кандидат наук, член партии, вот она и таилась. А когда ему уже сорок исполнилось, то она даже к старцу в скит ездила.
И где-то в это же время  у отца заболел самый близкий друг. Он целый год тяжело умирал, и отец все время помогал его семье. У них было двое детей: две девочки пяти и двенадцати лет. Перед смертью друг с него обещание взял, что отец его семью не бросит. Сказал, что вообще был бы рад, если бы между ним и Люсей счастье случилось.
Но сначала случился я, а уж потом родители свой брак   зарегистрировали. Меня совсем по-другому хотели назвать, только бабушка костьми легла, но настояла, чтобы я стал Романом. И такая у нас дружная семья получилась, и сестры мои отца, как родного любят, и он о них заботится. Только докторскую защитить времени у него не хватило. Она так и осталась недописанной. Отец мечтал, что когда-нибудь она пригодится мне, что я его дело продолжу. Я даже по его просьбе педагогический закончил, но тут компьютеры появились, я ими увлекся, новую специальность освоил.
- Не жалеешь? – спросил Кирилл.
- Иногда жалею, только я не позволяю чувствам отвлекать меня надолго. Ни о чем, Кира, что происходит в жизни, жалеть нельзя – всегда нужно идти дальше.
Но не это главное в моем рассказе. Главное – это то, что я по малости возраста и глупости ума однажды сотворил. В восемьдесят седьмом году моя бабушка умерла. Ты представить себе не можешь, какой это был светлый человек. Как она любила людей. Я такого в жизни больше не встречал. Она просто светилась любовью. Не только я, об этом все люди говорили. За три месяца до смерти она слегла, но разум у нее до последней минуты оставался ясным. Накануне она попросила соседку привести к ней батюшку.
 Мне тогда было десять лет. Я ее все утро пытал, зачем ей нужен поп. А она ничего не объясняла и только повторяла, что очень важно, чтобы перед смертью к человеку приходил священник. И так мне стало любопытно, что я незаметно спрятался за ночной шторой в ее комнате. Сейчас-то я знаю, что она в своих грехах каялась, а тогда я все это выслушал, как интересные истории из ее жизни. Только я не понимал, почему она все время про грустное рассказывает. Но одно я все-таки  тогда почувствовал правильно: то, что никому на свете говорить об услышанном не должен.Двадцать пять лет я храню эти тайны, но сейчас такой случай, что одну, самую страшную, я должен открыть хотя бы тебе.
Оказалось, что у бабушки с дедом безнадежно долго не было детей. Однажды на улице она увидела брошенную коляску, в которой лежал  совсем маленький ребенок. Она его сначала в милицию хотела отвезти, но потом на нее, как будто затмение нашло. И бабушка принесла его домой, только по дороге очень боялась, что муж будет против, но он как узнал, что это мальчик, так сразу согласился его оставить. Он еще больше, чем бабушка, сына хотел. И тогда он отвез их в деревню к дальней родне и как-то там решил проблему с документами. Как он это проделал, я, естественно, не понял. А через год она вернулась в Москву. Какое-то время они еще боялись, но ничего особенного не произошло. До поры.
А потом… ты уже знаешь: в первых боях под Москвой погиб мой дед. Вскоре машина сбила жену отца. Он сам долгие годы не мог устроить свою судьбу. Да и бабушка стала тяжело болеть. А однажды в больнице случайная женщина рассказала ей печальную историю давнишних соседей. Она поведала о том, как у них украли ребенка, как мать выбросилась из окна,  без вести пропал муж…
Моя бабушка решила, что эта история про нее, что все несчастья в ее жизни – это расплата  за давний грех. И вот начались ее скрытные походы в церковь, а потом случилась поездка в далекий скит. Она узнала, что там есть старец, к которому люди ездят за помощью, и тоже решила спросить, как жить дальше.
Представляешь Кирилл, я каждое слово запомнил из того, что он ей сказал:
- Ты уже все правильно делаешь, - сказал он. - В церковь ходишь, к Богу обращаешься.  Но за тобой числится долг: ты за ту женщину, что по твоей вине погибла, должна людей вдвойне отлюбить. А отец сыночка твоего жив, только ты не ищи его, не тревожь. У него другое служение на этой земле. А через два года у тебя родится внук, и ты обязательно назови его в честь деда Романом. Что хочешь, делай, а имя такое у ребенка должно быть.
Вот и скажи теперь, Кирилл, что здесь случайно, а что нет? Я и по датам сравнил – все сходится.
Кирилл некоторое время молчал. Он был не просто удивлен, он был сражен услышанным.
-  Я только одно скажу, - наконец произнес он, – в том, что ты тогда за шторой оказался, тоже никакой случайности не было.
- Я и об этом уже подумал. А еще я решил, что должен восстановить ту церковь. У меня даже мысль закралась, даже не мысль, нет, ощущение, что я смог бы стать монахом, как дед. Но это еще так, это еще пережить надо, пока пусть это внутри меня побудет. А вот с церковью для меня вопрос решенный.
- Да он и для меня уже решенный. Мы с Луной этой церкви обещание дали, что без присмотра ее не оставим.
- Спасибо, - и Роман крепко пожал Кирину руку. – Забудем пока об этом разговоре. Я хочу это чувство выносить, как женщина носит в себе ребенка. Лишь бы только выкидыш не случился. А помнишь, я тебе когда-то сказал, что так жадно проживаю жизнь, потому что есть ощущение, будто все скоро закончится? Помнишь?
- Да, - согласился Кирилл. Это был давний разговор, и произнесенная фраза показалась ему тогда обычной бравадой. Но запомнил он ее хорошо.
- Я, ведь тогда не шутил, я вполне серьезно так думаю, а иногда даже страх испытываю. Понимаешь, мне почему-то кажется, что это будет тяжелая болезнь. Кир, а может быть все гораздо лучше окажется, а? – и он с надеждой посмотрел на Кирилла. - Может быть, просто есть какая-то другая, неизвестная нам с тобой жизнь? Здесь, рядом. И тоже счастливая? И этот сегодняшний разговор с Лор – это вовсе не случайность?
Кирилл молча пожал плечами.
- Я о смысле жизни думал, практически, с тех пор, как более или менее соображать начал, - вздохнул Рома. -  Но в этом диалоге с жизнью я слушал только свои аргументы, и они всегда были для меня убедительны. Мне казалось, что именно я вижу и понимаю все верно. А Лор права. Да, она права абсолютно. Мы иногда беремся рассуждать о вещах, о которых практически ничего не знаем. Только с астрофизиком о теории большого взрыва мы, почему-то, спорить не будем, а на тему евангельской версии сотворения мира у каждого найдется свое особое мнение. И о Боге тоже каждый из нас  свое собственное представление имеет. А ведь прежде чем спорить, проблему нужно изучать… Вот этим я и намерен заняться. Может быть, окажется, что Лор и в остальном права?
- Может быть, - согласился Кирилл - Я не помню где я слышал эту мысль, но она мне очень нравится: «Жизнь обязана быть счастливой, только нужно все время думать».
- А там не говорилось: она обязана быть счастливой всегда, или только эпизодами? – улыбнулся Роман.
- Не говорилось...
Кирилл помолчал какое-то время, а потом добавил:
- Возможно, что это зависит от того, как представлять себе жизнь. Если так, как ее видим мы с тобой, то только эпизодами. А если так, как в Вечности видит ее Лор, то всегда, потому что сегодняшняя жизнь - есть очень короткий эпизод, о котором можно было бы забыть, если бы, как сказал один хороший человек, жизнь забывала бы про нас. А, знаешь, что во всех этих рассуждениях настораживает? – улыбнулся Кирилл - если Лор окажется права, а мы узнаем об этом только там, - и он поднял указательный палец вверх так же многозначительно, как это любит делать Дмитрич - то исправить-то мы ничего уже не успеем. Так, что, Ромашка, наверное, в этом направлении и вправду уже думать пора.
 
В этот же понедельник Соболев вышел на работу.
Он чувствовал себя отлично, но горазда больше его радовало то, что уже совсем хорошо чувствует себя Ольга. Наверное, завтра ее отпустят из больницы домой. Все зависит от сегодняшнего результата МРТ. Но Соболев был абсолютно уверен, что это будут самые замечательные в мире снимки.
Здесь его ждала неожиданная новость – буквально на днях заговорил Боря Геер. Сначала, одного за другим, он сдал всякую мелочь, а потом назвал имя организатора очень крупного канала поставки наркотиков. Дело уже давно забрала под свой контроль соответствующая служба, но информация была Соболевская, да и Боря был его давней головной болью по другому уголовному делу, поэтому Николая включили в оперативную группу.
Сегодня после обеда они выезжали на задержание главного фигуранта. Личность эта в бизнес-кругах была довольно известная - владелец крупной строительной компании и еще целого ряда процветающих предприятий.
- Ему же и так деньги девать некуда, – удивлялся Николай, - зачем же он в это дерьмо полез?
- А когда это богатые говорили, что им денег хватает? - пожал плечами коллега. – Им же всегда мало. Тем более что там все как-то странно. Год назад все свои активы он перевел на сына и формально отошел от дел, и в то же самое время зачем-то налаживает этот бизнес. Может быть, сын его в средствах ограничил?.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Может быть, отец себе на старость «свечной заводик» организовать решил, а сын даже не в теме?
- Какой заводик, это мина замедленного действия – рано или поздно все равно бы рванула. Геер бы не сказал – по-другому бы узнали.
- Мы и так много  знаем, и что? Просто этот Боря…
В этот момент зазвонил телефон, коллега снял трубку, молча выслушал, поблагодарил, а потом снова обратился к Соболеву:
- Боря, ведь, не просто так заговорил. У него со здоровьем что-то не ладно, он к докторам не обращался, надеялся, что обойдется, а в изоляторе ситуация стала резко ухудшаться. Он попросил, взамен на информацию, показать его хорошим специалистам. И вот сейчас озвучили его диагноз. Онкология - четвертая стадия, шансов практически никаких.
- С одной стороны жалко, конечно, человека, - вздохнул Соболев,- а с другой - что его жалеть? Он уже стольким людям на тот свет помог отправиться, что пора бы и самому в те края наведаться, поинтересоваться, как они там? Его уже заждались, наверное, вот только не представляю, как встретят: хлебом солью, или морду набьют? Как  думаешь, после такого известия он в себе не замкнется?
- Это уже не так важно, он, практически, все сказал.
- А показания в суде?
- Я думаю, что молчать он не будет. Он вообще сильно изменился – ты его не узнаешь. Еще больше похудел, но это ерунда. Он странный стал, как блаженный. По-моему, он понимает, что скоро конец, и очень этого боится. Наверное, грехи сильно мучают. Думаю, что и заговорил-то он, так сказать, во искупление. А до суда ему еще дожить нужно...
 
 
Денис Павлович сидел в кресле возле окна, а Иннокентий стоял напротив, прислонившись к стене, и равнодушно слушал его речь.
- Рок, я только что был в больнице, и мне сказали, что Нина ушла. Это правда?
- Ты же прекрасно понимаешь, что если об этом сказали врачи, то это правда. Странные вопросы задаешь. Ты непозволительно много пьешь в последнее время.
- С чего ты взял? Все, как раз, наоборот. Хотя, откуда ты можешь знать, ты ведь совсем перестал бывать дома. Я недавно обратился за помощью к хорошему специалисту, и уже чувствую первые результаты.
Рок удивленно вскинул брови:
- Этого специалиста еще проверить нужно. Нашел какого-нибудь шарлатана, и он из тебя деньги тянет.
- Нет, - возразил Денис, – это доктор с хорошей репутацией. Но я не об этом. Я говорю о Нине. Куда мог уйти больной человек? Как это произошло? Когда? Они сказали, что по всем вопросам я должен обращаться к тебе. Почему я ничего об этом не знаю, а ты совершенно спокоен и не ищешь мать?
- Я не спокоен, и мне самому очень не нравится эта история. И особенно она мне не нравится потому, что Нину Ивановну из больницы забрала Мария Николаевна.
- Как? – охнул Денис. – Почему? Мне нельзя, а ей, значит, можно?
- И я о том же, - глаза Рока странным образом изменили свое выражение. Теперь они излучали любовь. – Забудь о ней, отец. Эта женщина предала и тебя и меня. Мы прекрасно проживем и без нее. Главное, что мы вместе. Мы – это сила, это непотопляемый крейсер. Мы уже давно привыкли обходиться без Нины, обойдемся и дальше. Мы только друг без друга не можем, потому что ты мне - опора, и я тебе – опора. Почувствуй, как крепок наш союз!
Все это время Иннокентий пристально глядел Денису в глаза, а теперь крепко сжал его руку.
- Да сынок, да… Ты, прав, как всегда… - пролепетал Денис Павлович, снова ощущая бесконечное доверие к сыну.
Раздался осторожный стук в дверь, и в комнату вошла прислуга:
- Иннокентий Денисович, там из полиции…
Денис удивленно посмотрел на сына, но тот спокойно кивнул головой:
- Пригласите, - а потом повернулся к Денису. – Я не говорил тебе, не хотел беспокоить. Месяц назад задержали Геера..
- Зря ты меня в это дело втянул, - нервно перебил его Денис, – я с самого начала чувствовал, что это слишком опасно.
- Не волнуйся, у меня все под контролем, - спокойно сказал Рок, – главное, молчи и ни о чем не говори без адвокатов. Просто, нужно пару дней посидеть в изоляторе.  Но там теперь только ленивый чиновник или олигарх не побывал. А для тебя – это вообще романтика. Встреча с молодостью! – подмигнул Рок, и на душе у Дениса сразу стало легко и даже немного весело.
И все время, пока полицейские производили обыск и потом, когда они попросили его пройти с ними в машину, с лица Дениса Павловича не сходила странная улыбка. В сопровождении оперативников он уже вышел из комнаты, когда в его голову пришла неожиданная мысль:
- Майор, - обратился он к Соболеву, – там, на столе остался портрет моей жены. Если не трудно, сходи, вынь фотографию – я ее с собой заберу.
Соболев знал, что в кабинете его коллега все еще продолжает разговаривать с Иннокентием, поэтому предложил:
- Возьмите сами.
Денис неторопливо потянулся до дверной ручки.  Романтическое ожидание «встречи с молодостью» начинало угасать, а расставание с домом наполнилось тоской. «Как будто навсегда…» - тихо шевельнулось в душе, но тут в приоткрывшуюся щель он услышал голос подполковника:
- Так что нанимайте хороших адвокатов – шансов выбраться у вашего отца практически нет. Дело получило общественный резонанс. Сегодня в новостях будут показаны кадры задержания, и думаю, что завтра остальные средства массовой информации присоединятся к обсуждению этой темы.
- Подполковник, я надеюсь, что вы поймете то, о чем я сейчас скажу, - ответил Иннокентий, – мне очень стыдно. Если бы я только знал… На самом деле я ему не родной сын, но я не об этом. Вы даже не представляете, какой он страшный человек, он довел до сумасшествия мою мать, а теперь выясняется, что по его вине погибли сотни, а может, и тысячи людей… Нет, я не собираюсь за него бороться. Адвоката я, конечно, найму, но…
Денис почувствовал, как тупая боль начала пульсировать у него в висках, он сильнее нажал на дверь, от чего она резко распахнулась:
- Как же так, - прошептали его побелевшие губы, – ты же сам, сынок …
Рок обернулся. В его глазах не было удивления - в них был вопрос, который отразился в сознании Дениса примерно таким образом: «Тебе этого мало? Ну, тогда получи еще».  
Взгляд Рока был страшен:
- Какой я тебе сынок? – презрительно скривился Иннокентий, и Денис тут же забыл про боль в висках, потому что она вспыхнула в сердце и нестерпимой волной растеклась по всему телу.  
Самая последняя его мысль еще попыталась ухватиться за сознание: «И какой же  был смысл в моей… »,  но в тот же миг его  навечно приняла в себя бездна.
И только Нина сочувственно смотрела с фотографии на его бездыханное тело…
 
 
                             …
 
 
 
…Марина Сергеевна уже давно не притрагивалась к тетради, и не потому, что не хотела сама, а потому, что она ее не звала.
 Периодически  звонила Лиза, и они подолгу обсуждали детали.
- У меня осталось такое ощущение, - как-то сказала девушка,  –если использовать вашу терминологию, то «за гранью» текста есть другая жизнь. Особенная недосказанность остается в самом конце. Возникают  некоторые вопросы…
- На них я постаралась ответить во второй книге, - пояснила ей Марина Сергеевна.
- Вы пишете еще одну? – но Лиза этому совсем не удивилась.
- Пишу.
- И вы принесете ее к нам?
- Наверное, только я не знаю, когда это случиться.
- Почему? Есть же какая-то идея, видение сюжета. Можно приблизительно сказать, сколько от предполагаемого объема текста уже написано?
- Нет, - улыбнулась в трубку Марина Сергеевна, – даже приблизительно нельзя. Как и когда это произойдет, зависит уже не от меня.
- А от кого?.
- Не знаю, иногда мне кажется, что от моего сына, - она не решилась рассказать ей про тетрадь и поэтому ответила неопределенно, – я стараюсь придумывать как можно меньше, а просто жду, когда мысли сами придут ко мне. Как будто я получаю от него письма…
 
Незаметно наступил сентябрь. Сначала у него было отличное настроение, и целых десять дней он морочил всем головы, притворяясь, будто опять вернулось лето, и сам же нежился в теплых солнечных лучах. Но, несмотря ни на что, березы постепенно вплетали в свои косы желтые пряди, а самые нетерпеливые кокетки в кленовых рощах уже нацепили ярко красные бантики. И некуда было деваться сентябрю, и неизбежно приходилось подчиниться неумолимым законам времени.
Наконец, он понял это и сам, расстроился и целых три дня пребывал в печали, проливая на землю неуемные слезы. А потом какая-то запоздалая ласточка, улетая в далекую Африку, пропищала ему, что жизнь прекрасна, что ее можно и есть за что любить. И он ей поверил, пропустил немного солнечных лучей сквозь редеющие облака, и стремительно побежал навстречу октябрю, весело перепрыгивая через подсыхающие лужи.
Вчера Марина Сергеевна догадалась, почему так странно ведет себя тетрадь. Просто люди иногда хотят, чтобы их оставили в покое. Бывают дни, когда очень нужно побыть наедине со своей жизнью, чтобы назойливым вниманием никто не мешал, ни любить, ни страдать, ни творить.
«Что ж, - подумала Марина Сергеевна – значит у вас все хорошо».
Поэтому сегодня, когда тетрадь настойчиво напомнила о себе, она забеспокоилась. В самом низу страницы, там, где с прошлого раза оставалось немного свободного места, теперь было написано:
 «В последние дни Егор пребывал в приподнятом настроении. Программа написалась окончательно. Она казалась ему безупречно красивой и логически идеально выстроенной. Но, главное, его радовала «заглушка». Она получилась надежной, как швейцарский банк».

© Copyright: Светлана Чабанюк, 2015

Регистрационный номер №0273569

от 24 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0273569 выдан для произведения: 18.          О смысле жизни
 
 
В пятницу двадцать четвертого августа, в тот же время, когда куранты на Спасской башне Кремля пробили двенадцать часов, в кабинете Михача открылась дверь.
- Не ждали? – и в дверном проеме появился улыбающийся Егор.
- Ждали! Очень ждали, - встал ему навстречу обрадованный Михач. –  Ну, ты, парень, даешь, возмужал, поправился, а загорел-то как!
- Ты так говоришь, как будто я три года назад отсюда уехал, - засмеялся  Егор.
- Что вижу – то пою, только вид у тебя немного усталый.
- Да, это я с шести утра на ногах, как из поезда вышел, так по Москве и бегаю.        
- За кем?
- Не за кем, а от кого.
- От кого? – переформулировал свой вопрос Михач.
- Если бы я знал. Может все придумал, а может реальная опасность была. Это рассказывать нужно. Давай только Кирилла позовем? – попросил Егор.
Но в этот момент, оповещенные секретаршей Танечкой в кабинет ввалились все самые замечательные «извилины» мозгового центра. Они с шумом и радостью набросились на бедного Егора и так рьяно начали тискать его в своих объятиях, что Михач, наконец, не выдержал:
- Да, оставите вы, на конец, человека в покое, или как? Не видите, что он на ногах еле стоит. Лучше чего-нибудь на стол организуйте. А нам одну проблему обсудить нужно, уж извините.
Ребята тут же вышли из кабинета, по дороге шумно обсуждая, кто и зачем побежит в магазин.
- Кирилл, а вас я попрошу остаться, - улыбнулся Михач.
- Хорошо, - ответил Кирилл и тут же обратился к Егору, -  а, ты брат, изменился. По-моему, он возмужал, да, Мих?
Михач пожал плечами:
- Я ему тоже самое сказал, а он не верит.
- А чего ты отказываешься? Возмужал! Это ж от какого хорошего слова глагол образован - «мужество»!
- Не совсем, - прищурился Михач.
- А ты не порть литературную составляющую моей речи  своей грамматической прозой. Все равно эти слова однокоренные – родня... А, серьезно, что за проблема?
- Кто-то за Егором сегодня по Москве бегал, - теперь улыбнулся уже Михач.
- Для того, чтобы это объяснить, мне нужно рассказать про то, что произошло раньше, - попытался начать свой рассказ Егор, но Кир его снова перебил:
- А по-другому ты не умеешь. Но обещаю, что мы выслушаем все, даже  если первые события  по времени совпадут с началом Ветхого Завета, - и тут Кирилл поймал на себе строй взгляд Михача – понял… шутки в сторону.
- Так теперь-то мне и самому шутить хочется, - вздохнул Егор. - А вчера утром, когда я  в двухстах метрах от нашего дома прямо на дороге увидел два черных «Хаммера», то по-настоящему струхнул. Потом я стал за ними наблюдать, а они целый час простояли, и никто из них не вышел. Тут тетя Поля к нам заглянула.
- Видели, - говорит, – какие машины чудные, будто ящики на колесах?
- А номера ты не рассмотрела? – спрашиваю.
- Я только те цифры, что помельче,  запомнила, - отвечает Поля - потому что они легкие – девяносто девять.
И я решил, что раз машины из Москвы, то это точно за мной. И отец тоже так подумал.
- Сходи, пожалуйста, за Пашей, - попросил он тетю Полю, – позови его к нам.
Пашка – это мой друг детства. Он трактористом работает в нашем совхозе. Парень - золото, только если пить начинает, то пять дней его лучше не трогать, все равно не остановишь. А так – работяга, каких поискать. Он накануне как раз из очередного запоя вышел.
Но тут отец почему-то передумал и говорит:
- Не надо, Поля, лучше здесь побудь, до Паши я сам дойду. А ты, Егор, пока я одеваюсь, вещи свои быстро собери. Только самое необходимое, и сложи в обычный продуктовый пакет, я их с собой прихвачу. Сам понимаешь - уезжать тебе отсюда надо.
Отец надел рясу, взял пакет и вышел из дома, а уже минут через двадцать вернулся.
- План действий будет такой, - объявил он, – ты поверх своей одежды одевай мою рясу, и идите с Полей в церковь.
- Так как же мы пойдем, если прямо мимо этих машин проходить придется? - охнула Поля. – Разве ж они Егорку вблизи не разглядят?
- Не волнуйтесь. Вы, главное, все время говорите о чем-то, и так идите, что бы Егор в твою, Поля, сторону смотрел, а в нужный момент их Павел отвлечет – мы с ним уже все обговорили.
А  за мной, - говорит отец, - Сергей на мотоцикле заедет, и уже с ним я в твоей, Егор, одежде в соседнюю деревню поеду. Отвлекающий маневр, так сказать.
Мы с отцом по комплекции почти одинаковые – издалека перепутать легко, - пояснил Егор, – но вблизи, конечно, все не так.
Дальше отец сказал, что в церкви меня дожидается Митя, он и отвезет на станцию, к  проходящему поезду.
Отец решил, что если машины эти случайные, то он мне позвонит, а если нет, то лучше потом кто-то из вас с ним по междугородному свяжется. Первые слова, которые нужно будет сказать: «Здравствуйте, как здоровье Ольги Ивановны».
- Ничего себе, батя у тебя  конспиратор, - одобрил Михач.
- Вы послушайте, что дальше было. Если бы я тогда так не волновался, то посмеялся бы, наверное, от души.
Так вот, вышли мы с Полей из дома, идем, разговариваем, и тут нас Пашка на своем тракторе обгоняет. И такие он кренделя выписывает, что того и гляди из кабины вывалится. Останавливает он трактор прямо возле этих «Хаммеров», практически падает в дорожную пыль, потом с трудом поднимается и начинает орать на все село:
- Это что за прыщи на моей дороге вспухли? Я что, на своей собственной улице должен думать, какие мне маневры производить! Я, может, свободы желаю, я сейчас в таком состоянии, что любому могу страховой случай организовать, только  у нас ОСАГами пользоваться не привыкли, у нас тут чисто мужские разговоры!
Из машин вылезают четыре мордоворота и, молча, надвигаются на Пашку. Как раз в этот момент мимо проходим мы.
- А вы идите, отец Андрей, идите, не беспокойтесь, - кричит он мне вслед, -  у меня все под контролем, я  сейчас с этими разберусь, и тоже на работу поеду.
И тут раздается рев мотоцикла. У Серегиного зверя уже давно глушитель поменять нужно.
Паша с трудом  поворачивается в сторону нашего дома и видит, как отец в моей одежде садится сзади Сереги на мотоцикл.
- А куда это моего другана увозят? – удивляется Паша. – Почему я не в теме?
Мужики тут же к машинам кинулись, но Павел, как-то слишком быстро для пьяного человека, взбирается в свой трактор и начинает разворачиваться. Только у него это очень плохо получается, и своей ездой туда-сюда он надолго перегораживает машинам проезд.
Что было дальше, я уже не видел. Митя привез меня на станцию, и я уехал первым же поездом. А отец мне до сих пор не позвонил… Я тогда решил, что сразу к вам не поеду, на всякий случай сначала следы запутаю - вдруг меня уже кто-то на вокзале встречает? Вот я по метро и бегал, да из поезда в поезд перепрыгивал.
- А так долго зачем? – спросил Михач.
- Да, все время что-то подозрительное мерещилось. Я еще в подъезде соседнего дома полчаса стоял, за обстановкой наблюдал. Когда окончательно убедился, что все спокойно, тогда и пришел.
- Ну, что ж, считаю, что в основном ты все сделал правильно, - подвел черту Михач, – а теперь о главном скажи - программа пишется?
- Да. Буквально на днях все с места стронулось. Ставлю себе максимальный срок – три недели. Только мне нужно будет пару дней здесь поработать, чтобы сервер мощный был, а остальное уже дома доделаю.
-  Моя тишина по тебе уже давно скучает, - улыбнулся Кирилл.
- Спасибо, - и тут Егор вдруг опомнился, – а что-то, и вправду, есть захотелось. Я ведь со вчерашнего утра только одну воду пил.
- Вы идите. Ребята уже, наверное, стол накрыли, - сказал Михач, - а я сначала на почтамт  метнусь, здоровьем Ольги Ивановны поинтересуюсь. Кстати, ты писал, что она поправляется.
- Да, ей уже значительно лучше. Совсем-то она вряд ли такой, как прежде станет, но с  Божьей и медицинской помощью поживет еще.
 
Обратно Михач вернулся довольно быстро, и с порога подмигнул Егору:
- Ольга Ивановна чувствует себя хорошо.
А после обеда они снова вернулись к разговору.
 – В общем, так: догнать они твоего отца не смогли и только сегодня утром окончательно убедились, что тебя в селе больше нет, после чего сразу уехали.
- А я думаю, - высказал свое предположение Кирилл, -  что  они только пугали, перед ними была поставлена задача, вернуть тебя, Егор, в Москву. И они с этим успешно справились. Кто-то абсолютно уверен в том, что, несмотря ни на что, ты программу пишешь. Этому человеку она очень нужна, но он прекрасно понимает, что результат своего труда ты скорее уничтожишь, чем в чужие руки отдашь.
- Согласен, - кивнул Михач
- Я тоже с этим согласен, - сказал Егор.
- А еще я одобряю то, что твой отец предложил, - продолжил Кирилл, – нужна жесточайшая конспирация. Тебя сейчас будут искать всеми доступными способами, а мы прекрасно понимаем, что доступно им многое. Поэтому ты сидишь у меня дома и носа на улицу не показываешь. И никакой мобильной связи. Погодите! - спохватился Кирилл, – у меня от одного мероприятия реквизит в машине завалялся. Будем сейчас, вундеркинд, из тебя профессора делать.
Через пять минут на голову Егора был нахлобучен каштановый парик, а на нос пристроены очки в золотой оправе.
- Бороду я тебе пока клеить не стану, - задумчиво сказал Кирилл, прижимая ее рукой к подбородку Егора, – сначала нужно узнать, как это делается, но, в принципе, все получается довольно симпатично. Перемещаться по городу теперь будешь только в машине и только в таком виде, понял?
- А пешком и не получится, потому что я в этих очках ничего не вижу, - рассмеялся Егор.
- А ты поверх смотри, я видел, Дмитрич все время так делал.
- Это кто? – спросил Егор.
- Этот персонаж к нам сейчас отношения не имеет, но, если его послушать, то он очень нужный человек для той, другой жизни, о которой ты все время говоришь. Я тебе потом обязательно про него расскажу, а если захочешь, даже познакомлю. А теперь раздевайся, в смысле, камуфляж сдавай, и можешь идти работать.
 В этот момент в комнату заглянул Роман:
- Кого я вижу! Кирилл, верни-ка бородку на место. Ну, вылитый «философ», - улыбнулся Рома.
 
 
Жизнь текла своим чередом: солнце  сменяли дожди, потом снова выходило солнце, кто-то писал программы, а кто-то картины, кто-то был счастлив и любил, а кто-то только еще искал свое заблудившееся счастье.
Человечество выпивало свою жизнь из разных чаш и не догадывалось, как неумолимо  вместо всего этого жизненного разнообразия «кто-то» еще очень хочет оставить только одну прелестную чашу - горькую чашу со сладким вином.  Одну на всех…
 
В жизни Кирилла все было «штатно» замечательно, и говорить, вроде бы, не о чем, и можно рассказывать о каждой прожитой минуте, потому что каждая наполнена бесконечным счастьем.
Правда, на третий день после приезда Егора случился один эпизод, который оставил в душе Кирилла заметный след, а, точнее, важную зарубку.
Он привез «профессора» в офис к девяти часам утра, а в одиннадцать заехала Лор.
- Миши нет? – спросила она.
- Должен быть с минуты на минуту, - ответил ей кто-то.
- Мне он тоже самое сказал, - вздохнула Лор – завтра за детьми ехать, а у нас еще ничего не решено.
Она взяла у Тани толстый журнал и села на свободный стул.
Минут за пять до этого между Романом и Антоном разгорелся жаркий спор, и некоторое время спустя Лор отложила журнал в сторону и прислушалась к их разговору. Она даже не заметила, что в дверях уже появился Михач.
А началось все с сущего пустяка.
- Ромыч, тебя вчера такая мисс Вселенная дожидалась, и где ты их только находишь? – спросил Валера.
- Да я и усилий особенных не прикладываю, сами откуда-то берутся, - пожал плечами Рома.
- А о семье не задумывался? – спросил его Антон.
- Нет. Как представлю, что про человека все известно: что скажет, как ляжет, так сразу такая тоска! А где же поиск, творчество, познание…
- Какое у тебя может быть творчество? – оборвал его на полуслове Антон.  У него недавно закончился медовый месяц, и он все еще пребывал в восторженном состоянии, отчего совершенно искренне желал остальным такого счастья.
- В чем оно? -  продолжил он, – Только в браке творчество и начинается! Ты можешь лепить, ваять, рисовать свою вторую половину, ты, как гениальный скульптор или художник можешь сделать из нее все, что пожелаешь.
Михач посмотрел на Тошу критически и изрек:
- Это ты еще молодой, от того так и рассуждаешь. В браке на партнера повлиять, конечно, можно, но, все-таки, больше придется меняться самому. Только себя ты будешь изменять, и только над собой ты будешь работать.
Лор перевела на мужа сильно увеличенные от удивления глаза и медленно спросила:
- Миша… Это… я сейчас твой голос слышала?
- Мой.
- А…
- Извини, Лор, это я о гениях брачного искусства говорил. Сам я еще пока подмастерье.  Но я учусь, Лор, учусь! Я очень стараюсь… - и он быстро перевел разговор в другую плоскость -  Но в браке все-таки есть прекрасная глина, или белое полотно, из которых можно сотворить чудо – это дети, Антон. Вот здесь ваяй, лепи, отсекай. Одним словом, если вкладывать душу, то только здесь и можно увидеть потрясающие плоды своего труда.
При этих словах удивление Лор  усилилось еще больше:
- Скажи, дорогой, а ты сам-то когда в последний раз «ваял»?
- Недавно, - и Михач загадочно улыбнулся. – А давай скажем ребятам, - попросил он.
- Я не в этом смысле, - покраснела Лор, - я о воспитании детей говорила.
- А я в том, - продолжал настаивать Михач.
- Да мы и без вас уже все поняли, - рассмеялся Кирилл, – лучше скажите, кто: девочка или мальчик?
- Сам хотел бы узнать, - пожал плечами Михач, -  а она молчит. Лор, скажи, кто будет!
- Сюрприз будет! - весело ответила Лор. – Нужно было, как другие отцы, вместе со мной на УЗИ пойти, тогда все своими глазами бы увидел.
- Да, я... – хотел оправдаться Михач, но его перебил Роман:
- Вот и я считаю, что смысл нашего существования на этой земле в детях. Я смотрю на это широко: мои, чужие – не важно. У меня может и не будет собственных, но все, что я делаю в этой жизни, я делаю на благо будущих поколений.
- Зачем? – спросила Лор. Она смотрела на Рому пристально и ждала ответа.
- Как зачем?  - удивился Роман. - Для продолжения жизни.
- Зачем? – уже настойчивее повторила она.
Рома на какое-то время замолчала, подбирая нужные слова, и тогда снова спросила она:
- Ты что, кузнечик?
- Почему кузнечик, - оторопел Роман.
- Ну, извини, тогда рыба, птица. Могу даже тигром назвать, если это тебя больше порадует, – разницы все равно никакой не будет. Все они тоже живут и воспроизводят потомство. Другого они просто не умеют. Они приходят в этот мир, чтобы привнести в него красоту, а потом умирают, чтобы стать источником жизни  для другой красоты.
- В каком смысле? – опять не понял Рома.
- Что ты не понял? – не выдержал Саня, – куском мяса они становятся, почвой, чем угодно, лишь бы жили те, кто идет следом. Да? – и он вопросительно посмотрел на Лор.
- Да! Или ты, Ром, тоже, как они, в этот мир пришел, чтобы красотой стать?  - после этих слов раздался дружный   смех, потому что Рома про свою редкую красоту знал хорошо, и отрицать этот факт было бессмысленно.
Постепенно смех стих, и Лор продолжила:
 - Тебе же разум в отличие от них дан. Ты на эту жизнь не широко, ты в нее глубоко посмотри, в самую ее суть.
- Знаешь, у животных тоже разум есть, - Рома решил не сдаваться, – у некоторых даже интеллект встречается.
- Конечно, он у них есть. Может быть, он  даже у подсолнуха есть, почему-то ведь он за солнцем поворачивается? Я не знаю. Не это важно. Важно, что твой разум совсем иного порядка – тебе дан разум  творца. Ты его куда денешь, когда прахом стать соберешься? А потом, где он у тебя? Вот ученые ищут сознание и никак найти его не могут. Думали, что оно в нервных окончаниях головного мозга, но этих окончаний в мозжечке гораздо больше, а он, почему-то, думать ну никак не желает. А может быть, это наша душа думает? Но я и этого не знаю.
Я одно только про душу знаю точно. Она есть, и неважно, где ее место в человеке. Ради ее сохранения для будущего мы и приходим в этот мир. И однажды она отправится в путь, одинокая, ничем не защищенная, лишенная даже воли, но очень нужная для неведомой нам цели. А вот окажется ли она пригодной для этого великого своего предназначения, будет во многом зависеть как раз от того, правильно ли мы понимаем смысл нашего существования здесь.
- То есть, ты хочешь мне сказать, что я должен жить для Бога? А я не хочу, как дурак, жить для пустоты. Мне не дано доказательное знание того, что Он есть.
- А ты как умный живи. Ты не жди, что тебе это знание кто-то даст  - ты его сам возьми. И труда-то большого не надо. Даже в библиотеку теперь ходить не обязательно – только руку протяни. Ты в социальных сетях сколько времени проводишь? А ты не в это, ты в соседнее окошко стукни, то есть «кликни». Набери в поисковике простые слова, Библия, например, имена священные в помощники призови, почитай, о чем они говорили. Может тогда и будет тебе доказательное знание. Слепой ведь тоже может сказать, что солнца нет.
- Так оно греет.
- Бедный человек, ты даже не представляешь, как вера согреть может, - Лор произнесла эти слова с таким горьким сожалением…
- Лор, ты давишь. Роман имеет право на свой собственный выбор, - Михач произнес это жестко, как говорил обычно, когда возникала срочная необходимость  в наведении порядка.
И никто не ожидал, что мягкая, бесконечно ласковая Лор, та, которая просто не умеет смотреть на своего мужа без обожания, принимающая безоговорочно все его самые смелые решения, вдруг взглянула на него стальным немигающим взглядом:
- Давить, это значит принуждать. А я просто активно высказываю свою точку зрения. Бывают ситуации, Миша, когда я права не имею на молчание. Если про твоего отца скажут, что он ничто, пустота – ты зубами порвешь. Вот и я за своих, и за Того, и за этого, драться буду. Тем более, что Ромино поражение в этом споре может стать его самой главной победой.
И Лор гордо замолчала, а они все вдруг удивились тому, как умеет звенеть тишина…
 «Какой ушной доктор? Какой веб-ресурс? – подумал Кирилл. – Только прекрасная, расшитая жемчугами лента на платье архангелов, позаимствованная иконописцами у византийских царей, может иметь такое же красивое имя, как у этой поразительной женщины! Только почему же молчит Егор?» Но тот стоял в дальнем углу комнаты, и лицо его было абсолютно спокойным.
- Ладно, Лор, я не обещаю тебе, что смогу увидеть мир таким, каким видишь его ты, но я даю тебе слово: я обязательно попробую постучаться в другое окошко, - как-то очень по-доброму произнес Рома.
Сначала Кирилл подумал, что тот просто хочет успокоить девушку, но потом он увидел, каким серьезным стал Ромин взгляд, и решил, что здесь, все-таки, что-то другое.
 А Лор стояла такая просветленная, и в ее глазах так нежно дрожали слезинки, что Кирилл испытал сожаление от того, что не может оказать ей поддержку.
Постепенно офисная суета заполнила пространство: Лор ушла, ребята начали обсуждать возникшую в новом проекте проблему, Михач громко отчитывал кого-то по телефону, и только Ромка неподвижно сидел и смотрел на уснувший монитор, по которому медленно плавала одинокая золотая рыбка.
Кирилл, воспользовавшись тем, что Егор сидел у компьютера в одиночестве, подошел к нему и негромко, но с некоторым даже упреком спросил:
- Это совсем не мое дело, но если можешь, ответь – ты единственный из нас, кто мог бы аргументированно поддержать Лор. Почему ты этого не сделал?
- А разве ты не видел ее глаза? – спросил Егор. -  Разве ты был глух, когда она говорила? Нет? Тогда ты должен был понять – Лор была непобедима.
В обед Кирилл увидел, что  на экране Роминого компьютера, одна сменяя другую, возникают фотографии православных храмов.
- Стало интересно?- добродушно спросил Кирилл.
- Пока не знаю. Но я обещал.
- Слушай, Ром, а мы с Луной в тайге такую интересную историю про твоего тезку узнали. Он когда-то жил в Москве, а потом стал монахом и построил в таежной глуши церковь, и всю войну молился за победу нашего народа. Потом он еще долго людей исцелял. Хочешь, расскажу?
- Хочу, - охотно согласился Роман.
Кирилл решил построить свой рассказ так же, как это сделала Ольга Ивановна. И пока он рассказывал про таежную жизнь монаха, Роман слушал с интересом, и был совершенно спокоен. А вот когда Кирилл начал описывать московский отрезок его биографии, выражение Роминого лицо начало меняться.
- Что с тобой? – спросил Кирилл, когда история подошла к концу.
- Я тебе позже на этот вопрос отвечу, ладно? А пока мне подумать нужно.
- Хорошо, - согласился озадаченный Кирилл.
 В семь часов, когда все уже начали расходиться, Рома подошел сам:
- Вы с Егором сейчас домой поедете, или здесь еще задержитесь?
- Я его пока не спрашивал, а что?
- Мне с тобой поговорить нужно.
- Егор, - крикнул Кирилл, – ты можешь еще какое-то время здесь поработать.
- Сколько угодно, - отозвался Егор.
Они пошли кабинет Кирилла. Девушка-кадровичка упорхнула домой, и никто не мог помешать их беседе.
- Кирюш, ты обмолвился, что отец Роман говорил, будто рассказ о его жизни пригодится одному человеку. А ведь это он для меня завещание оставил.
- С чего ты взял? – удивился Кирилл. – Одинаковые имена и внешнее сходство – это обычная случайность.
- Нет – это не случайность, и все в этой истории совсем не обычно. Я тебе сейчас про свою жизнь расскажу. Я полдня сегодня думал, а теперь ты подумай.
 Мой дед погиб в сорок первом, обороняя Москву. Ему тоже был сорок один год. А моему отцу тогда еще не было и шести лет. Других детей они с бабушкой не родили. И растила она моего отца всю жизнь одна.  И что удивительно, мы с ним, как две капли воды похожи, но ни у кого больше в родне такой своеобразной внешности нет.
- Можно сказать проще, - помог ему Кирилл, – в вашей семье только вы двое такие красавцы.
- Можно, - улыбнулся Рома. – Отец мой женился очень рано – в девятнадцать лет, а через полтора года его жена погибла под колесами автомобиля. Сколько потом моя бабушка его не сватала, жениться он больше не захотел. А ей очень хотелось внуков. И вот начала она от всех тайком ходить в церковь. Отец в педагогическом институте историю преподавал, кандидат наук, член партии, вот она и таилась. А когда ему уже сорок исполнилось, то она даже к старцу в скит ездила.
И где-то в это же время  у отца заболел самый близкий друг. Он целый год тяжело умирал, и отец все время помогал его семье. У них было двое детей: две девочки пяти и двенадцати лет. Перед смертью друг с него обещание взял, что отец его семью не бросит. Сказал, что вообще был бы рад, если бы между ним и Люсей счастье случилось.
Но сначала случился я, а уж потом родители свой брак   зарегистрировали. Меня совсем по-другому хотели назвать, только бабушка костьми легла, но настояла, чтобы я стал Романом. И такая у нас дружная семья получилась, и сестры мои отца, как родного любят, и он о них заботится. Только докторскую защитить времени у него не хватило. Она так и осталась недописанной. Отец мечтал, что когда-нибудь она пригодится мне, что я его дело продолжу. Я даже по его просьбе педагогический закончил, но тут компьютеры появились, я ими увлекся, новую специальность освоил.
- Не жалеешь? – спросил Кирилл.
- Иногда жалею, только я не позволяю чувствам отвлекать меня надолго. Ни о чем, Кира, что происходит в жизни, жалеть нельзя – всегда нужно идти дальше.
Но не это главное в моем рассказе. Главное – это то, что я по малости возраста и глупости ума однажды сотворил. В восемьдесят седьмом году моя бабушка умерла. Ты представить себе не можешь, какой это был светлый человек. Как она любила людей. Я такого в жизни больше не встречал. Она просто светилась любовью. Не только я, об этом все люди говорили. За три месяца до смерти она слегла, но разум у нее до последней минуты оставался ясным. Накануне она попросила соседку привести к ней батюшку.
 Мне тогда было десять лет. Я ее все утро пытал, зачем ей нужен поп. А она ничего не объясняла и только повторяла, что очень важно, чтобы перед смертью к человеку приходил священник. И так мне стало любопытно, что я незаметно спрятался за ночной шторой в ее комнате. Сейчас-то я знаю, что она в своих грехах каялась, а тогда я все это выслушал, как интересные истории из ее жизни. Только я не понимал, почему она все время про грустное рассказывает. Но одно я все-таки  тогда почувствовал правильно: то, что никому на свете говорить об услышанном не должен.Двадцать пять лет я храню эти тайны, но сейчас такой случай, что одну, самую страшную, я должен открыть хотя бы тебе.
Оказалось, что у бабушки с дедом безнадежно долго не было детей. Однажды на улице она увидела брошенную коляску, в которой лежал  совсем маленький ребенок. Она его сначала в милицию хотела отвезти, но потом на нее, как будто затмение нашло. И бабушка принесла его домой, только по дороге очень боялась, что муж будет против, но он как узнал, что это мальчик, так сразу согласился его оставить. Он еще больше, чем бабушка, сына хотел. И тогда он отвез их в деревню к дальней родне и как-то там решил проблему с документами. Как он это проделал, я, естественно, не понял. А через год она вернулась в Москву. Какое-то время они еще боялись, но ничего особенного не произошло. До поры.
А потом… ты уже знаешь: в первых боях под Москвой погиб мой дед. Вскоре машина сбила жену отца. Он сам долгие годы не мог устроить свою судьбу. Да и бабушка стала тяжело болеть. А однажды в больнице случайная женщина рассказала ей печальную историю давнишних соседей. Она поведала о том, как у них украли ребенка, как мать выбросилась из окна,  без вести пропал муж…
Моя бабушка решила, что эта история про нее, что все несчастья в ее жизни – это расплата  за давний грех. И вот начались ее скрытные походы в церковь, а потом случилась поездка в далекий скит. Она узнала, что там есть старец, к которому люди ездят за помощью, и тоже решила спросить, как жить дальше.
Представляешь Кирилл, я каждое слово запомнил из того, что он ей сказал:
- Ты уже все правильно делаешь, - сказал он. - В церковь ходишь, к Богу обращаешься.  Но за тобой числится долг: ты за ту женщину, что по твоей вине погибла, должна людей вдвойне отлюбить. А отец сыночка твоего жив, только ты не ищи его, не тревожь. У него другое служение на этой земле. А через два года у тебя родится внук, и ты обязательно назови его в честь деда Романом. Что хочешь, делай, а имя такое у ребенка должно быть.
Вот и скажи теперь, Кирилл, что здесь случайно, а что нет? Я и по датам сравнил – все сходится.
Кирилл некоторое время молчал. Он был не просто удивлен, он был сражен услышанным.
-  Я только одно скажу, - наконец произнес он, – в том, что ты тогда за шторой оказался, тоже никакой случайности не было.
- Я и об этом уже подумал. А еще я решил, что должен восстановить ту церковь. У меня даже мысль закралась, даже не мысль, нет, ощущение, что я смог бы стать монахом, как дед. Но это еще так, это еще пережить надо, пока пусть это внутри меня побудет. А вот с церковью для меня вопрос решенный.
- Да он и для меня уже решенный. Мы с Луной этой церкви обещание дали, что без присмотра ее не оставим.
- Спасибо, - и Роман крепко пожал Кирину руку. – Забудем пока об этом разговоре. Я хочу это чувство выносить, как женщина носит в себе ребенка. Лишь бы только выкидыш не случился. А помнишь, я тебе когда-то сказал, что так жадно проживаю жизнь, потому что есть ощущение, будто все скоро закончится? Помнишь?
- Да, - согласился Кирилл. Это был давний разговор, и произнесенная фраза показалась ему тогда обычной бравадой. Но запомнил он ее хорошо.
- Я, ведь тогда не шутил, я вполне серьезно так думаю, а иногда даже страх испытываю. Понимаешь, мне почему-то кажется, что это будет тяжелая болезнь. Кир, а может быть все гораздо лучше окажется, а? – и он с надеждой посмотрел на Кирилла. - Может быть, просто есть какая-то другая, неизвестная нам с тобой жизнь? Здесь, рядом. И тоже счастливая? И этот сегодняшний разговор с Лор – это вовсе не случайность?
Кирилл молча пожал плечами.
- Я о смысле жизни думал, практически, с тех пор, как более или менее соображать начал, - вздохнул Рома. -  Но в этом диалоге с жизнью я слушал только свои аргументы, и они всегда были для меня убедительны. Мне казалось, что именно я вижу и понимаю все верно. А Лор права. Да, она права абсолютно. Мы иногда беремся рассуждать о вещах, о которых практически ничего не знаем. Только с астрофизиком о теории большого взрыва мы, почему-то, спорить не будем, а на тему евангельской версии сотворения мира у каждого найдется свое особое мнение. И о Боге тоже каждый из нас  свое собственное представление имеет. А ведь прежде чем спорить, проблему нужно изучать… Вот этим я и намерен заняться. Может быть, окажется, что Лор и в остальном права?
- Может быть, - согласился Кирилл - Я не помню где я слышал эту мысль, но она мне очень нравится: «Жизнь обязана быть счастливой, только нужно все время думать».
- А там не говорилось: она обязана быть счастливой всегда, или только эпизодами? – улыбнулся Роман.
- Не говорилось...
Кирилл помолчал какое-то время, а потом добавил:
- Возможно, что это зависит от того, как представлять себе жизнь. Если так, как ее видим мы с тобой, то только эпизодами. А если так, как в Вечности видит ее Лор, то всегда, потому что сегодняшняя жизнь - есть очень короткий эпизод, о котором можно было бы забыть, если бы, как сказал один хороший человек, жизнь забывала бы про нас. А, знаешь, что во всех этих рассуждениях настораживает? – улыбнулся Кирилл - если Лор окажется права, а мы узнаем об этом только там, - и он поднял указательный палец вверх так же многозначительно, как это любит делать Дмитрич - то исправить-то мы ничего уже не успеем. Так, что, Ромашка, наверное, в этом направлении и вправду уже думать пора.
 
В этот же понедельник Соболев вышел на работу.
Он чувствовал себя отлично, но горазда больше его радовало то, что уже совсем хорошо чувствует себя Ольга. Наверное, завтра ее отпустят из больницы домой. Все зависит от сегодняшнего результата МРТ. Но Соболев был абсолютно уверен, что это будут самые замечательные в мире снимки.
Здесь его ждала неожиданная новость – буквально на днях заговорил Боря Геер. Сначала, одного за другим, он сдал всякую мелочь, а потом назвал имя организатора очень крупного канала поставки наркотиков. Дело уже давно забрала под свой контроль соответствующая служба, но информация была Соболевская, да и Боря был его давней головной болью по другому уголовному делу, поэтому Николая включили в оперативную группу.
Сегодня после обеда они выезжали на задержание главного фигуранта. Личность эта в бизнес-кругах была довольно известная - владелец крупной строительной компании и еще целого ряда процветающих предприятий.
- Ему же и так деньги девать некуда, – удивлялся Николай, - зачем же он в это дерьмо полез?
- А когда это богатые говорили, что им денег хватает? - пожал плечами коллега. – Им же всегда мало. Тем более что там все как-то странно. Год назад все свои активы он перевел на сына и формально отошел от дел, и в то же самое время зачем-то налаживает этот бизнес. Может быть, сын его в средствах ограничил?.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Может быть, отец себе на старость «свечной заводик» организовать решил, а сын даже не в теме?
- Какой заводик, это мина замедленного действия – рано или поздно все равно бы рванула. Геер бы не сказал – по-другому бы узнали.
- Мы и так много  знаем, и что? Просто этот Боря…
В этот момент зазвонил телефон, коллега снял трубку, молча выслушал, поблагодарил, а потом снова обратился к Соболеву:
- Боря, ведь, не просто так заговорил. У него со здоровьем что-то не ладно, он к докторам не обращался, надеялся, что обойдется, а в изоляторе ситуация стала резко ухудшаться. Он попросил, взамен на информацию, показать его хорошим специалистам. И вот сейчас озвучили его диагноз. Онкология - четвертая стадия, шансов практически никаких.
- С одной стороны жалко, конечно, человека, - вздохнул Соболев,- а с другой - что его жалеть? Он уже стольким людям на тот свет помог отправиться, что пора бы и самому в те края наведаться, поинтересоваться, как они там? Его уже заждались, наверное, вот только не представляю, как встретят: хлебом солью, или морду набьют? Как  думаешь, после такого известия он в себе не замкнется?
- Это уже не так важно, он, практически, все сказал.
- А показания в суде?
- Я думаю, что молчать он не будет. Он вообще сильно изменился – ты его не узнаешь. Еще больше похудел, но это ерунда. Он странный стал, как блаженный. По-моему, он понимает, что скоро конец, и очень этого боится. Наверное, грехи сильно мучают. Думаю, что и заговорил-то он, так сказать, во искупление. А до суда ему еще дожить нужно...
 
 
Денис Павлович сидел в кресле возле окна, а Иннокентий стоял напротив, прислонившись к стене, и равнодушно слушал его речь.
- Рок, я только что был в больнице, и мне сказали, что Нина ушла. Это правда?
- Ты же прекрасно понимаешь, что если об этом сказали врачи, то это правда. Странные вопросы задаешь. Ты непозволительно много пьешь в последнее время.
- С чего ты взял? Все, как раз, наоборот. Хотя, откуда ты можешь знать, ты ведь совсем перестал бывать дома. Я недавно обратился за помощью к хорошему специалисту, и уже чувствую первые результаты.
Рок удивленно вскинул брови:
- Этого специалиста еще проверить нужно. Нашел какого-нибудь шарлатана, и он из тебя деньги тянет.
- Нет, - возразил Денис, – это доктор с хорошей репутацией. Но я не об этом. Я говорю о Нине. Куда мог уйти больной человек? Как это произошло? Когда? Они сказали, что по всем вопросам я должен обращаться к тебе. Почему я ничего об этом не знаю, а ты совершенно спокоен и не ищешь мать?
- Я не спокоен, и мне самому очень не нравится эта история. И особенно она мне не нравится потому, что Нину Ивановну из больницы забрала Мария Николаевна.
- Как? – охнул Денис. – Почему? Мне нельзя, а ей, значит, можно?
- И я о том же, - глаза Рока странным образом изменили свое выражение. Теперь они излучали любовь. – Забудь о ней, отец. Эта женщина предала и тебя и меня. Мы прекрасно проживем и без нее. Главное, что мы вместе. Мы – это сила, это непотопляемый крейсер. Мы уже давно привыкли обходиться без Нины, обойдемся и дальше. Мы только друг без друга не можем, потому что ты мне - опора, и я тебе – опора. Почувствуй, как крепок наш союз!
Все это время Иннокентий пристально глядел Денису в глаза, а теперь крепко сжал его руку.
- Да сынок, да… Ты, прав, как всегда… - пролепетал Денис Павлович, снова ощущая бесконечное доверие к сыну.
Раздался осторожный стук в дверь, и в комнату вошла прислуга:
- Иннокентий Денисович, там из полиции…
Денис удивленно посмотрел на сына, но тот спокойно кивнул головой:
- Пригласите, - а потом повернулся к Денису. – Я не говорил тебе, не хотел беспокоить. Месяц назад задержали Геера..
- Зря ты меня в это дело втянул, - нервно перебил его Денис, – я с самого начала чувствовал, что это слишком опасно.
- Не волнуйся, у меня все под контролем, - спокойно сказал Рок, – главное, молчи и ни о чем не говори без адвокатов. Просто, нужно пару дней посидеть в изоляторе.  Но там теперь только ленивый чиновник или олигарх не побывал. А для тебя – это вообще романтика. Встреча с молодостью! – подмигнул Рок, и на душе у Дениса сразу стало легко и даже немного весело.
И все время, пока полицейские производили обыск и потом, когда они попросили его пройти с ними в машину, с лица Дениса Павловича не сходила странная улыбка. В сопровождении оперативников он уже вышел из комнаты, когда в его голову пришла неожиданная мысль:
- Майор, - обратился он к Соболеву, – там, на столе остался портрет моей жены. Если не трудно, сходи, вынь фотографию – я ее с собой заберу.
Соболев знал, что в кабинете его коллега все еще продолжает разговаривать с Иннокентием, поэтому предложил:
- Возьмите сами.
Денис неторопливо потянулся до дверной ручки.  Романтическое ожидание «встречи с молодостью» начинало угасать, а расставание с домом наполнилось тоской. «Как будто навсегда…» - тихо шевельнулось в душе, но тут в приоткрывшуюся щель он услышал голос подполковника:
- Так что нанимайте хороших адвокатов – шансов выбраться у вашего отца практически нет. Дело получило общественный резонанс. Сегодня в новостях будут показаны кадры задержания, и думаю, что завтра остальные средства массовой информации присоединятся к обсуждению этой темы.
- Подполковник, я надеюсь, что вы поймете то, о чем я сейчас скажу, - ответил Иннокентий, – мне очень стыдно. Если бы я только знал… На самом деле я ему не родной сын, но я не об этом. Вы даже не представляете, какой он страшный человек, он довел до сумасшествия мою мать, а теперь выясняется, что по его вине погибли сотни, а может, и тысячи людей… Нет, я не собираюсь за него бороться. Адвоката я, конечно, найму, но…
Денис почувствовал, как тупая боль начала пульсировать у него в висках, он сильнее нажал на дверь, от чего она резко распахнулась:
- Как же так, - прошептали его побелевшие губы, – ты же сам, сынок …
Рок обернулся. В его глазах не было удивления - в них был вопрос, который отразился в сознании Дениса примерно таким образом: «Тебе этого мало? Ну, тогда получи еще».  
Взгляд Рока был страшен:
- Какой я тебе сынок? – презрительно скривился Иннокентий, и Денис тут же забыл про боль в висках, потому что она вспыхнула в сердце и нестерпимой волной растеклась по всему телу.  
Самая последняя его мысль еще попыталась ухватиться за сознание: «И какой же  был смысл в моей… »,  но в тот же миг его  навечно приняла в себя бездна.
И только Нина сочувственно смотрела с фотографии на его бездыханное тело…
 
 
                             …
 
 
 
…Марина Сергеевна уже давно не притрагивалась к тетради, и не потому, что не хотела сама, а потому, что она ее не звала.
 Периодически  звонила Лиза, и они подолгу обсуждали детали.
- У меня осталось такое ощущение, - как-то сказала девушка,  –если использовать вашу терминологию, то «за гранью» текста есть другая жизнь. Особенная недосказанность остается в самом конце. Возникают  некоторые вопросы…
- На них я постаралась ответить во второй книге, - пояснила ей Марина Сергеевна.
- Вы пишете еще одну? – но Лиза этому совсем не удивилась.
- Пишу.
- И вы принесете ее к нам?
- Наверное, только я не знаю, когда это случиться.
- Почему? Есть же какая-то идея, видение сюжета. Можно приблизительно сказать, сколько от предполагаемого объема текста уже написано?
- Нет, - улыбнулась в трубку Марина Сергеевна, – даже приблизительно нельзя. Как и когда это произойдет, зависит уже не от меня.
- А от кого?.
- Не знаю, иногда мне кажется, что от моего сына, - она не решилась рассказать ей про тетрадь и поэтому ответила неопределенно, – я стараюсь придумывать как можно меньше, а просто жду, когда мысли сами придут ко мне. Как будто я получаю от него письма…
 
Незаметно наступил сентябрь. Сначала у него было отличное настроение, и целых десять дней он морочил всем головы, притворяясь, будто опять вернулось лето, и сам же нежился в теплых солнечных лучах. Но, несмотря ни на что, березы постепенно вплетали в свои косы желтые пряди, а самые нетерпеливые кокетки в кленовых рощах уже нацепили ярко красные бантики. И некуда было деваться сентябрю, и неизбежно приходилось подчиниться неумолимым законам времени.
Наконец, он понял это и сам, расстроился и целых три дня пребывал в печали, проливая на землю неуемные слезы. А потом какая-то запоздалая ласточка, улетая в далекую Африку, пропищала ему, что жизнь прекрасна, что ее можно и есть за что любить. И он ей поверил, пропустил немного солнечных лучей сквозь редеющие облака, и стремительно побежал навстречу октябрю, весело перепрыгивая через подсыхающие лужи.
Вчера Марина Сергеевна догадалась, почему так странно ведет себя тетрадь. Просто люди иногда хотят, чтобы их оставили в покое. Бывают дни, когда очень нужно побыть наедине со своей жизнью, чтобы назойливым вниманием никто не мешал, ни любить, ни страдать, ни творить.
«Что ж, - подумала Марина Сергеевна – значит у вас все хорошо».
Поэтому сегодня, когда тетрадь настойчиво напомнила о себе, она забеспокоилась. В самом низу страницы, там, где с прошлого раза оставалось немного свободного места, теперь было написано:
 «В последние дни Егор пребывал в приподнятом настроении. Программа написалась окончательно. Она казалась ему безупречно красивой и логически идеально выстроенной. Но, главное, его радовала «заглушка». Она получилась надежной, как швейцарский банк».

 

Сон (Перекрестки дорог) книга 2 глава 19

Сон (Перекрестки дорог) книга 2 глава 17