Разговоры и признания. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"

Наконец, наступили долгожданные весенние каникулы. Правда, весной еще и не пахло. В этом году каникулы начались на неделю раньше обычного: органы образования решили подсократить длиннющую третью четверть, чтобы дать школьникам отдохнуть. Но в середине марта в их краях обычно свирепствовали пыльные бури, когда бешеный ветер приносил из близких степей снег, смешанный с землей. Даже небо темнело, а на зубах скрипел песок. Поэтому на улицу носа было не высунуть − и волей-неволей приходилось заниматься. Тем более, что учителя не поскупились на задания.

          Выглядывая во двор, Настя ежедневно обнаруживала на лавочке Акпера, поджидавшего Наташку. Та выскакивала из подъезда, и они вместе  куда-то отправлялись.

          − Но он же не лезет ко мне, − оправдывалась Наташка в ответ на Настины упреки, − мы просто ходим в кино или кафе. Если только попробует меня лапать, я его сразу направлю. А пока − ну пусть ходит, мне не жалко. Он мне всегда мороженое покупает или шоколадку.

          По закону подлости каникулы кончились, когда, наконец, проглянуло солнышко и ветер утих. Газоны быстро зазеленели, почки на жерделах порозовели, а небо стало высоким и ослепительно синим. Наступила настоящая весна, когда отчаянно хочется гулять и влюбиться, а надо рано вставать и учиться.

          − Ну, на фиг мне эти производные! − стонала Наташка, открывая задачник по алгебре, − я, наверно, в том колледже буду круглой отличницей. Скорее бы этот год кончился. Только бы пару не отхватить на математике.

          После уроков она опять уходила домой со своим провожатым. Настя устала упрекать подругу и махнула на нее рукой. В конце концов, это личное дело Наташки. Нравятся ей эти ухаживания − ну и пусть.

           С Вадимом ни в лицее, ни где-нибудь еще Настя не пересекалась, и боль от мыслей о нем как-то притупилась. Встретив однажды на лестнице Никиту, она поразилась выражению его лица: обычно веселый и самодовольный Наташкин брат выглядел мрачным и подавленным. Не прыгал, как всегда, через две ступеньки, а угрюмо плелся по лестнице и только кивнул в ответ на Настино приветствие.

             − Что это с ним? − встревоженно спросила она подругу. − Заболел, что ли? Ходит, плечи опущены, даже нос повис.

             − Хо! − радостно воскликнула Наташка. − У него такой облом! От ворот поворот получил − от толстой Светки. Она выходит замуж. За односельчанина, представляешь? И предложила Никите быть свидетелем в загсе. Братца аж перекосило от такой новости. Ой, как я рада! Вот она его уела.

            − Но он же ее не любил. Чего же так переживает?

            − Конечно, не любил. Какая тут может быть любовь − с бородавкой на носу. Просто, ему досадно, что она первая его бросила. Молодчина! Я ее даже зауважала после этого. А у тебя что новенького в личном плане?

           − Ничего. Нет у меня никаких личных планов, − ты же знаешь.

           − Да знаю, знаю.

           − А если знаешь, чего спрашиваешь? Чтобы позлить?

           − Да нет, − я просто так. Даже не знаю, о чем с тобой говорить. Что ни спросишь, ты или ругаешься, или обижаешься.

           −А ты не говори, если не о чем.

           Настя отвернулась от Наташки и подошла к окну. Та молча собрала учебники и ушла к себе. А Настя вернулась к столу и продолжила решение дифференциальных уравнений. 

           Около четырех часов прилетела Лялька − позаниматься с матерью английским. Ученики у Галчонка постоянно менялись, и только Лялька дважды в неделю неизменно появлялась у них в доме.

            − Лялечка, ты же в вашей группе английский знаешь уже лучше всех, − убеждала ее Галчонок, − тебе что, денег не жалко? Не нужны тебе никакие дополнительные занятия.

          Но Лялька упорно продолжала являться и аккуратно оплачивала все уроки, − за что мать к ней особенно благоволила: приглашала к столу и не возражала, когда отец отвозил припозднившуюся девушку домой. Настя тоже подружилась с рыжеволосой певуньей, − тем более, что та, в отличие от Наташки, никогда не лезла к ней в душу с досужими расспросами. Наоборот, Лялька сама рассказывала Насте о своих многочисленных ухажерах, которыми вертела, как хотела, − но близко к себе никого не подпускала.

           − Неужели тебе никто из них не нравится? − допытывалась Настя. − Этот Володя Пономаренко из вашей группы − он в тебя ведь безумно влюблен, невооруженным глазом видно. А сам такой славный. И еще этот беленький, не знаю его фамилию, за тобой бегает. Он, кажется, с третьего курса. Красивый такой: сероглазый, с темными бровями. 

           − Они мне все нравятся, − смеялась Лялька. − Нравятся многие, а люблю одного.

          − И кто же этот счастливец? Я его знаю?

          − Нет. Ни ты, и никто другой. Его знаю только я.

          − А он тебе отвечает взаимностью?

          − Ему нельзя. Он женат.

          − Женат? − поразилась Настя. − Ты что, с ума сошла? Как это можно: любить женатого?

           − Еще как можно! Я его безумно люблю! Люблю каждую его клеточку, каждую морщиночку! Я дышу им! Засыпаю и просыпаюсь с его улыбкой − уже почти год. Только он об этом не знает и никогда не узнает. Поэтому все наши студенты мне до лампочки.

      − Наверно, это кто-то из преподавателей?

      − Не спрашивай, все равно не скажу. Под пыткой не скажу.

      − Ляль, но ведь это бесперспективно. Ты же не собираешься разбивать его семью?

       − Конечно, нет! Буду любить, и все. Пока любится. А там − как получится. Ладно, забудь, что я тебе наговорила. А то еще ляпнешь кому-нибудь, и пойдут слухи по институту.

       − Нет, что ты! Я чужие тайны не выдаю.

       − А ты сама? − Лялька внимательно посмотрела на Настю. − Почему все время одна? Неужели никто не нравится? Я смотрю: ты все дома да дома. Ведь весна − самое время на свиданки бегать. Вон твоя подружка, − я ее частенько с этим черномазым вижу. Он кто: грузин какой-нибудь или чечен?

        − Азербайджанец.

        − И что у нее с ним: серьезно?

        − Да нет, − просто так ходит. От скуки. Пока никого получше не подцепит. Я ей говорю, что так нельзя, да разве она слушает.

        − Азербайджанец? Сложная нация! Зря она с ним так, − может и нарваться. Ты ее предупреди: они обиды не прощают. Ну, а у тебя кто на сердце − признайся. Я же с тобой поделилась.

        − Я тоже люблю несвободного парня, − вдруг решилась на откровенность Настя. − Я ему раньше нравилось, да и сейчас он, вроде, ко мне неравнодушен. Но одна студентка, кажется, ждет от него ребенка. 

         − Кажется или ждет?

         − Точно не знаю. Но какая разница? Раз у них все было, значит, со мной у него уже ничего быть не может.

          − Да почему? Мало ли что у кого было. Главное: что есть и что будет. У тебя был с ним секс?

          − Да ты что! Конечно, нет! Вообще ничего не было. Даже не целовались. Один раз он хотел меня поцеловать, но я убежала. Это было еще год назад.

          − Да. Сложная штука любовь. Ужасно хочется взаимности, − а нельзя. Но ты не падай духом: раз он пока свободен, может, его еще и заполучишь.

          − А ребенок? Он, как узнает, точно на ней женится. Он такой совестливый!

          − На каком она курсе?

          − На первом. Факультет информатики.

          − Что-то я не слышала, что там кто-то беременный. На третьем, знаю, есть две девчонки и на втором одна с пузом ходит. Такие слухи быстро распространяются. Хочешь, узнаю точно? Как ее фамилия?

          − Не знаю. Знаю, что зовут Аня. Тоненькая такая, светленькая, с локонами до плеч.

          − Все, я знаю, кто это. Анька Тенчурина. Она за Тумановым бегает. Так вот твоя зазноба: Вадька Туманов. Красивый парень − действительно, в такого влюбиться можно только так. Он с Белоконевым дружит, который был на карнавале Дедом Морозом.

         − Это Наташкин брат. Они живут напротив нас.

         − То-то я с ним пару раз у вас на лестнице встречалась. Но, насколько я знаю, у Туманова с Тенчуриной сейчас ничего нет. Может, ты преувеличиваешь?

         − А беременность? Она мне сама сказала. На карнавале. Сказала, что у них все было.

         − Она?! Тебе?! Такое сказала?! Вот идиотка! Да она наврала! Специально! Значит, у них не получилось − из-за тебя. Значит, он тебя любит. Радуйся!

         − А если она и вправду беременная? Тогда все − он на ней все равно женится.

         − Брехня! Если бы это была правда, он бы уже знал. Все бы знали. А они всегда врозь − на переменах и после занятий. Ладно, я про это аккуратно узнаю.

          − Как?

          − А у девок из их группы. Если на физкультуре отпрашивается, значит, у нее бывает течка. А у беременных месячных не бывает. Ее вообще от физкультуры освободили бы. Завтра же и узнаю.

          − Только про меня ни слова. Обещаешь?

          − Да о чем речь! Жди, завтра скажу.

         Назавтра, разыскав на большой перемене Настю, Лялька сообщила, что Тенчурина все выдумала: на физкультуре она регулярно отпрашивается и живот у нее абсолютно плоский. − Может, у нее с Тумановым вообще ничего не было,  − возбужденно тараторила Лялька, − а ты переживаешь. Давай я с ним поговорю?

          − Не-е-ет! − завопила Настя на весь коридор. − Ни в коем случае! Слушай, Ляля, забудь! Умоляю! Я тебе ничего не говорила. Поклянись!

          − Ладно, ладно, − торопливо кивнула Лялька, испуганно глядя на нее. − Да не переживай ты так. Я забуду, забуду, уже забыла.

          И она убежала на свой этаж. А Настя, испытывая непонятное облегчение и другие сложные чувства, направилась в класс, где на предстоящем зачете по химии эти чувства оказались весьма некстати.