Помочь сайту
Поздравления
Птица у твоего окна. Главы 11 и 12
22 июля 2018 -
Александр Гребёнкин
Глава 11. Таня. «Чистилище»
Громадное здание взметнулось, разрывая облака, поражая циклопичностью, ослепляя ярким блеском необъятных окон. Здание давило на человека, позволяя ему чувствовать себя песчинкой рядом с исполином, но, одновременно, вызывая у человека какой-то трепет восхищения.
Внутри разбегались таинственные коридоры, чередовались кабинеты, ждущие исследователя.
Все эти чувства испытывала Таня, подходя робкими шагами к зданию. Ноги казались пронзенными сотнями игл и не гнулись, в душе накапливалось волнение плотным, закрывающим горло комком. За серыми стенами шла совсем иная, удивительная жизнь. Здесь учились и работали люди, погруженные в таинственные дебри науки. И такие же, как и она, девушки и парни, входили и выходили из необъятных стеклянных дверей - казались такими особенными, со светлыми, мудрыми, одухотворенными лицами.
Большие пирамидальные тополя скрывали своей листвой часть здания, таили в своей тени объявление о приеме студентов. В который раз, прочтя его, Таня не без волнения, поднялась на крыльцо, и робко толкнув дверь, тихими шагами прошла в полутемный громадный вестибюль. Сначала растерявшись во мраке, она, походив и подождав пока привыкнут глаза, огляделась, рассмотрев внутри вестибюля портреты ученых, чуть далее – белеющий в полумраке бюст основателя государства, у светло - зеленых стен с другой стороны – тихие прилавки университетского киоска книгопродажи. Таня, подойдя неуверенно к еще одной стеклянной, с легким скрипом вращающейся двери, заметила сидевшего вахтера и, стараясь выговаривать как можно четче и выразительнее, хорошо поставленным голосом сказала:
- Здравствуйте. Извините, пожалуйста. Вы не подскажите, где принимают документы?
Вахтер, устало посмотрев на нее, сухо ответил в сторону:
- Вверх по лестнице. Третий этаж.
- Спасибо.
Таня толкнула вращающуюся дверь и взошла на лестничную площадку. Она не пошла к уютным дверям лифта, где в ожидании весело шумела стайка ребят, а предпочла подняться по лестнице. Лестница казалась парящей в воздухе – стеклянные стены по бокам открывали внутренность дворика.
Когда нашла нужный этаж – пошла по темному коридору вдаль, оглядываясь на скрытые в полутьме таблички дверей. Стеклянная стена в конце коридора открывала весь яркий свет солнечного дня и позволила различить одну из металлических табличек - «ПРИЕМНАЯ КОМИССИЯ». Толкнув осторожно дверь, она спросила разрешения войти. Две молодые девушки, скучавшие за чтением журналов и хрустевшие яблоками, сразу озаботили Таню:
- Садись. Заполни эту анкету, вот здесь условия заполнения, затем заполнишь эти бланки. Таня с готовностью кивнула, взяв ручку, попыталась сосредоточиться в нелегких для понимания условиях заполнения.
Через полчаса, написав еще и биографию, она проскользнула обратно в коридор и пошла уже смелее, не боясь звонкими шагами нарушить покой университетских стен, чуть не подпрыгнув у самой лестницы, сдерживая в горле вырывающийся поток радости:
- Ура! У меня документы приняли!
Но это было только начало. Главное было сдать вступительные экзамены.
На несколько дней Таня погрузилась в учебники, не откликаясь ни на чьи зовы, скрываясь в тиши квартиры. Она мерила шагами узенькое пространство своей комнаты, повторяя предмет вслух и про себя, а устав, валилась на кровать, озорно подняв вверх ноги, а повалявшись, заставляла себя перелистывать страницу и шептать вновь. Маленький нагловатый лучик света, пробившись сквозь плотный заслон штор, блистал на портрете Грина, и писатель печальными глазами смотрел на склонившуюся над столом напряженную пышноволосую фигуру девушки.
Ночь перед экзаменом – бессонная ночь. Таня спала лишь перед рассветом часа два. В тяжелой ее голове проносились добытые знания. Проснулась с ломотой в теле. Бегло пробежав глазами свои записи, она поспешила выйти заблаговременно. Шла, волнуясь, не видя ничего вокруг.
В аудиториях застыли суровые лица неумолимых экзаменаторов, а по длинным коридорам бродили, сидели на стульях и подоконниках, смеялись, плакали, читали, обсуждали, зубрили, писали, вздыхали несчастные абитуриенты. Каждого входящего в заветную дверь провожали, как на тяжелый и неравный бой, каждого выходящего встречали возгласами сочувствия или радости. Таня пугалась, смотря на неудачников – плачущих и печальных, радовалась и чуточку завидовала, когда выходили с победным ликующим видом. Но все же ее иногда охватывало желание подбежать и послушать, что говорят сдавшие. Победители или счастливо отделавшиеся редко спокойно и гордо уходили. Чаще всего любили подробно и с подробностями рассказать, как им удалось обойти все ловушки экзаменаторов и сдать. Таня заметила, что особой популярностью пользовались не те, кто сдал благодаря уму и знаниям, а те, кто сумел списать или как-то хитростью, с помощью длинного языка, выкрутиться.
Многие придумывали немыслимые средства, чтобы успешно сдать экзамен.
Многие вооружались традиционными шпаргалками.
Рядом с Таней у подоконника примостилась хорошо одетая, густо накрашенная девица, которая попросив Таню прикрыть ее, спрятала под платье пачку исписанных листков – «бомб».
Неподалеку стоял парень в костюме. Пиджак он ни за что не хотел снимать, несмотря на духоту. Все карманы и рукава пиджака были наполнены шпаргалками.
У одной девушки были исписаны колени.
Она щебетала своим подругам:
- А что? Тихонько приподниму юбку и прочту, что надо… Уверена, профессор не засечет!
Всеобщее внимание вызвал парень с большими круглыми часами на руке. Они были необычными: под толстым круглым циферблатом располагался довольно внушительный для часов металлический цилиндр. Владелец часов вращал колесико заводки, и в окошечке цилиндра возникали отдельные квадратики бумажной ленты, исписанной настолько мелко, что разобраться, вероятно, мог только хозяин.
Таня удивлялась и вздыхала. Временами ее охватывала мелкая дрожь.
Она примостилась на широком подоконнике. Ее отвлекал высокий парень в светло-голубой рубашке-безрукавке, все поглядывающий в ее сторону. Он ловил ее взгляд, но Таня упрямо отводила глаза в сторону.
Зачитавшись, Таня не заметила, как он подошел и, дружелюбно улыбаясь, спросил:
- Наверное, вы целую библиотеку выучили? Есть шанс отхватить пять баллов?
Таня, смутившись, махнула рукой:
- Какое там. … Мечтаю о четверке, как об огромной награде.
- Да бросьте скромничать. Я давно наблюдаю за вами - все учите, учите…
- А что же вы не повторяете? – в свою очередь спросила Таня. – У вас, наверное, все уже в голове?
- Да нет, практически ничего не читал.
- Да что вы!
-Да, да. Вот так, сразу после армии и решил рискнуть, попытаться поступить.
Только теперь Таня обратила внимание на военную выправку этого стройного парня и коротко стриженные темные волосы. Подбородок у него был тяжелый с ямочкой, взгляд карих глаз внушителен. И отдельные фразы он произносил четко и кратко.
- Вы уже и в армии успели отслужить.
-Так точно. Служил в Венгрии. Недавно демобилизовался, несколько недель назад.
- Ну и как там, в Венгрии? – с любопытством спросила Таня.
- Лучше, чем у нас. Люди более свободны и живут благополучно. Интереснее. Товаров в магазинах больше, комфорт лучше. Совсем иное телевидение, иная музыка, литература – в общем, Запад. Хоть и социалистический, но Запад. Это вам не славянский народ.
- А чем плох славянский народ? – недоумевая, спросила Таня.
- А тем, что «ваньки» все. Мечтатели! Много мечтают, но, конкретно, в жизнь, почти ничего не воплощают. А там люди деловые, практичные.
- Интересные у вас наблюдения, - сказала Таня несколько скептичным тоном. – Но как вспомнишь об экзамене – мороз по коже…
- Да чего уж тут особенно волноваться. Ну не поступишь, подумаешь, велика важность!
- Для вас может и невелика, а мне поступить очень надо.
- А вы не сейчас идите. Мой вам совет – идите в конце. Легче отвечать будет. Преподаватели устанут и не будут долго вас мучить, и внимание их будет рассеиваться. Психологическое наблюдение!
- Спасибо за совет, я подумаю. А вы конечно и шпаргалок не писали?
- Не хватало еще время тратить на эти бумажки.
- Писать не любите, а филологом стать решили.
- Нет, я не сюда поступаю, - задумчиво глядя вдаль, ответил парень. – Я на исторический, этажом выше. Жду, когда позовут, прогуливаюсь.
- Понятно, - сказала Таня. – Ну, что же, историк из вас получится, наблюдательность есть.
Парень чуть поморщился, склонив голову, и Тане тихо сказал:
- Я как посмотрю на всю эту суету – смешно становится. Смотрите, никто своей головой думать не хочет. Каждый норовит списать, на шару пролететь!
- Просто страшно, - тихо ответила Таня. – А страх почти не победим.
- Презираю страх, - холодно заметил парень. – Ну, я пойду. Удачи Вам!
- Уже уходите?
- Гляну, как там дело. А вот имя ваше забыл спросить.
- Таня.
- А я Валерий! Удачи.
Таня провела его взглядом и вскоре забыла о нем. Экзамен подходил к концу. Пора заходить, тянуть билет. В конце, так в конце!
Так в волнениях, в успехах и мелких неудачах прошла горячая экзаменационная пора. Горячей она была не только потому, что было трудно, но еще и потому, что стоял необыкновенный летний зной. Сгущался воздух, слипались глаза, липли руки к подмышкам, тополя застыли без движения, ни одно дуновение ветерка не тревожило их величавых крон.
Хлопоты и суета заставляли забывать о зное. И вот результаты…
В этот день Таня проснулась очень рано с чувством тревоги. Одела модное голубое платье с белым бантом, она поспешила в потоке прохожих к зданию университета. Все ближе и ближе заветные стеклянные двери, сильнее бьется сердце, гулким молоточком отражается в кистях рук, щиколотках ног. На лбу появляется испарина.
Так и есть. Тани нет в списке! Она еще и еще раз проглядывает мелькающую цепочку фамилий – не проглядела ли она себя в горячей спешке? Нет!
Таня чуть не плача, деланно улыбаясь, отходит от стенда. Она сейчас никого не хочет видеть, но как назло попадаются знакомые… Поступил тот парень, с огромными часами! Та девица, у которой бомбы в трусах! Тот, у которого пиджак был полон шпаргалок! И еще другие! А она – нет!
Может просто ошиблись? Может машинистка по рассеянности забыла вписать ее.
Таня спешит в комнату экзаменационной комиссии. Ей сухо и вежливо объясняют, что она не прошла по конкурсу, советуют поступать на будущий год.
Она уходит из здания, сразу ставшим отвратительным, с горестным чувством, что она никогда учиться здесь не будет. Идет медленно, почти плетется, мимо равнодушных, углубленных в собственные суетливые дела прохожих, машинально заходит в магазины, ничего не видя и не слыша. Сердце стучит молоточком «тук», «тук» и готово выскочить из груди, а слезы запекаются на горле, щеках, тихонько струясь из глаз, и уже весь платочек становится мокрым и немного черным, от расплывшейся туши. Ее толкают в толпе, а она бредет медленно, не желая возвращаться домой. Она идет к мосту, долго смотрит на плавно текущую воду. Стоит зной, река кажется желтой и кипит в солнечных лучах, отблески неприятно бьют в глаза. И весь мир кажется коварным, жестким и беспощадным.
***
Очнувшись от тяжелых воспоминаний, Таня вглядывается в темный провал бадьи. Руки и промасленные перчатки неприятно пахнут, но Таня замечает, что начинает уже привыкать к этому запаху, как к необходимому атрибуту завода.
Заготовки выгружаются в кабину доброго сварщика дяди Толи, который, весело подмигнув Тане, прячет лукавое небритое лицо под щитком и зажигает огненную дугу. Цех сверкает, шипит. Глухо грохочут и двигаются машины и механизмы, плотной стеной к окнам поднимается дым, дышится нелегко. Таня цепляет крюками бадью, нажимает на нужную кнопку кран-балки – «вверх», а теперь «вперед» …
Она попала сюда разнорабочей, а потом окончила краткие курсы стропальщиков.
Работа была, в общем-то, интересной и не такой уж тяжелой. Вот только пожилой мастер Иваныч не хотел, чтобы Таня лишний раз сидела, и давал ей дополнительно трудные задания по уборке, чем загружал девушку до предела.
Мир завода притупил и упростил ее чувства, Таня поневоле стала делить жизнь на простые ясные прямоугольные куски, как все здесь – либо «хорошо», либо «плохо».
С замиранием сердца Таня впервые вошла в полутемный громадный зал с его гудящими станками, со вспыхивающими белыми взрывами электросварки, с белыми щупальцами кранов, таскающими бадьи с грозящими вывалиться деталями. По маленьким и узким, скользким от пролитых масел и мазутов дорожкам, тихо и ловко бегали электрокары, перевозя день-деньской различные грузы. Пронзительно пахло газом, краской, мастилами и железом. Все это окутывалось в клубы темно-серого дыма, струившегося к потолку, кольцами завивавшегося вокруг мощных фонарей. И лишь там, вверху, через закопченные стекла, слабо просачивался блеклый солнечный свет.
И в этом мрачном аду (так казалось тогда Тане) долгие годы работало огромное количество людей. Они были вынуждены проводить здесь большую часть светового дня. Здесь они дышали, возились, что-то делая, рискуя на каждом шагу упасть, покалечиться, попав под колеса автомобиля и случайно сунув руку, куда не нужно… Пробыв здесь уже какое-то время, Таня была поражена ловкостью и живучестью этих людей, их суровой сосредоточенностью в работе и, одновременно, наивной добротой, ибо ей казалось, что находясь в этом темном и чадном аду, человек может ожесточиться, и к тому же, долго не проживет.
Робко, практически наощупь, боясь поскользнуться и упасть, Таня прошла в подвальное помещение, где остро пахло хозяйственным мылом и веревкой, и где полная женщина, мурлыкая себе под нос песенку Пугачевой о лете, небрежно бросила Тане спецодежду.
Таня смущенно ждала, стиснув в руках жесткий ком робы, а потом, не выдержав, спросила:
- А где же мне переодеться?
- Ну не здесь же, - грубо отрезала женщина. – Иди к мастеру, пусть покажет тебе раздевалку. Там тебе выделят шкафчик.
… Раздевалка была тесной, пахла промасленной одеждой, мылом, людским потом и духами. Тане выделили шкафчик и просили купить навесной замок, иначе робу или личные вещи могут украсть.
- Ты, дорогуша, на работу в хорошем - то не ходи и ничего ценного с собой не бери. А то не успеешь обернуться, как всего лишишься, ничего не буде, - советовала пожилая женщина-кастелянша. Таня хотела спросить о том, зачем же она здесь находится, но промолчала.
Пока Таня бегала за замочком в ближайший магазин – закончилась смена. Таню поразило обилие женщин, толпившихся в раздевалке в ужасной тесноте. Никто на нее не обращал внимания, никто не спросил, кто она такая, откуда, как ее зовут.
Работницы шумно переодевались, весело переговаривались, что-то обсуждая, используя временами такие крепкие словечки, которые до сих пор Таня читала лишь на заборах. Рядом с Таней переодевалась какая-то рыжая девица. Она, нисколько не смущаясь, обнажилась полностью и, покачивая жирными ягодицами, поплелась в душевую. Туда же хлынуло еще два десятка голых женщин разных возрастов, оттуда полз пар, слышался плеск воды, сильно пахло потом, грязью и ржавчиной. Таня смутилась и, повесив замок, поспешила уйти.
Дома расплакалась, ибо ей казалось, что в этом мире она никогда не сможет жить и работать, зарабатывая себе стаж для поступления. Но постепенно привыкла. Конечно романтические иллюзии, представления плакатных рабочих в светлых комбинезонах, растаяли как дым, но мир оказался не так уж страшен, все в нем было размерено и запланировано. Познакомилась Таня и с рабочими. В основном, это были веселые и дружелюбные люди, только трудная жизнь и работа огрубили их души. Даже соседка по раздевалке оказалась приятной девицей.
Работа на заводе расширила круг ее представлений о мире, укрепив ее волю и закалив чувства.
С работы Таня приходила смертельно уставшая, без задних ног валилась на кровать, не хотелось даже читать. Думала о том, что она будет делать, если не поступит и на будущий год. Неужели - завод, цех, дым и пыль – это на всю жизнь?
Ее успокаивала мама, уверяя, что все проходят в жизни через трудности, они неизбежны, и их нужно мужественно преодолевать.
Перед сном Таня все же открывала книгу и окуналась в заманчиво прекрасный мир, казавшийся таким близким – только протяни руку!
В воскресенье садилась за учебники, работала упорно по несколько часов, преодолевая скуку и лень, неизбежные при неоднократном повторении одного и того же.
Вечерами выходила на прогулку. В парке, стоя у реки, она наблюдала, как по темно-синей воде пробегает рябь, и плывут островками желтые листья. Гуляли мамы с детьми и собачками, мирно беседовали на скамейках пенсионеры, обнимались влюбленные. …
***
Была ранняя осень, и темнота подкрадывалась быстро. Ветер приносил в город еще теплые запахи с окраинных полей, они смешивались с запахами реки, увядающих цветов. К Тане несколько раз приходила Роза, но вместе на прогулку они выходили редко. Роза поступила, у нее появились новые друзья, и Таня держалась в стороне.
Как-то прогуливаясь вечером, Таня невольно очутилась возле здания университета. Огромный корпус был уже полупустым, редкие студенты выходили из стеклянных дверей. В небольшом скверике у здания на клумбах лежали горки листвы, золотом и багрянцем поблескивающие на вечернем солнце. Было свежо, по-осеннему пронзительно остро пахло листьями и ветками. Группки студентов носились друг за другом в облаках листвы, и, казалось, больше развлекаясь, чем занимаясь уборкой. Одни что-то гребли, другие корзинами носили листья, весело перекликаясь. Таня постаралась быстрее пройти мимо, как из облака листвы вынырнул юноша, стройный, в тесно облагающем тело свитере и воскликнул:
- Здравствуйте! Вы узнаете меня?
Таня сразу узнала парня, который сразу после армии поступал на исторический факультет.
- Здравствуйте!
- Ну вот, значит помните меня. И я вас помню. Вы – Таня.
- А вы Валерий. Значит, вы поступили?
- Так точно.
- Я вас поздравляю. – Таня чувствовала себя несколько обескураженной и растерянной, но улыбалась, быстро обдумывая, как вести себя в данной ситуации.
- Да, мне удалось. А вам нет? Только не печальтесь, вы не так уж много потеряли.
- В самом деле?
- Да, я вот и разочароваться успел…
Таня, слегка удивившись, сделала полшага, намереваясь продолжать путь, и это заметил Валерий.
- Вы торопитесь? Я вас проведу. Устраивает?
- Пожалуйста, - Таня робко улыбнулась.
Валерий вернулся к группе и что-то сказал товарищам. Таня ощутила на себе заинтересованные взгляды.
Пошли вместе по еще не убранной аллее, вороша листву каштанов. Валерий подбирал гладенькие коричневые плоды, давал их Тане и рассказывал:
- Я чувствую, что университет пока мне ничего не дает. На лекциях скучно. То, о чем там читают мне давно известно, а историю КПСС я вообще терпеть не могу! Полный маразм!
- Значит, напрасно поступали на исторический?
- Ну, не знаю. Может быть, появится что-нибудь интересное, это ведь только начало. Но я лично не предвижу ничего. Преподы скучные, читают все серо, тускло. … Займусь самообразованием, буду читать то, что интересно, что наталкивает на какие-то размышления, развивает…. А как это вам не повезло?
Таня рассказала, как она очутилась на заводе.
- Буду поступать на следующий год, - грустно улыбнувшись, сказала она.
- Не печальтесь, - Валерий легонько взял ее за руку. – Теперь я уверен - вам повезет. Вы только не сдавайте позиций.
Несмотря на то, что листопад еще только начинался, стальное небо дышало холодом, и у Тани замерзли руки.
- Вы заметили, что эта осень ранняя и холодная?
- Зайдемте в кафетерий, погреемся, - предложил Валерий.
В кафетерии было полутемно и уютно. Острый аромат жженых кофейных зерен, смешивался с запахами крема и сливок. Валерий взял две узорчатые чашки пенистого пышущего кофе. Таня пила мелкими глотками, грея руки о чашку, блуждая веселым взглядом по окрестным столам, по лицам, полускрытым мраком.
Валерий почти не пил, говорил мало, заинтересованно поглядывая на нее. Таня избегала смотреть ему в глаза, а когда сталкивалась с его упрямым, пожирающим взором, смущалась.
Они еще прогулялись по центру города, запруженном машинами, заходили зачем-то в магазины. Валерий что-то рассказывал, делая энергичные жесты, и они уходили.
В сумерках он проводил Таню домой. Желтый свет фонарей падал на опавшую листву, окутывая мир золотыми оттенками.
- Таня, вы я думаю, не откажете мне, если я приглашу вас в ресторан.
Таня задохнулась. В ресторане она ни разу в жизни не была, видела только в кино.
- Вы серьезно? Но у меня и денег-то нет.
Валерий улыбнулся ее простоте.
- Таня, ведь я вас веду…
Таня опустила глаза.
- Я подумаю. Вообще-то я занята.
- Да бросьте, - уверенно сказал Валерий и взял ее за руку. – Я же вижу, как вам хочется пойти, Таня. Мне кажется, вы ужасно одиноки.
Таня подчинилась его воле.
- Наверное, вы правы. Давайте послезавтра. Ну, например, в шесть, у клуба строителей.
- Согласен. Но вы точно придёте?
- Я приду, - пообещала Таня.
Подходя к дому, она ловила себя на мысли, что ей не очень-то хочется идти с Валерием и ничего страшного не произойдет, если она не придет.
В комнате было прохладно – топить еще не начали. Желтый луч настольной лампы разрезал синеватую тьму. Надев теплую рубашку, Таня укуталась одеялом и пледом. Уставшее за день тело постепенно отдыхало, чуть покручивало утомленные ноги.
Таня погрузилась в роман Диккенса, но через время отложила. В памяти всплыл день, вспомнился Валерий. Она вспоминала его глаза, волосы, руки, немного ироничную речь. Теперь он показался Тане довольно привлекательным.
«Может ему не хватает романтичности, он слишком большой реалист. Но, по-своему, он симпатичен».
Почитав еще несколько страниц, Таня погасила свет.
Удивительные грезы пришли к ней этой ночью.
Она была на прекрасном лугу, среди великолепных цветов и трав.
Какой-то юноша, увенчанный цветочным венком, шел к ней, улыбаясь, протягивая руки, и она пошла навстречу ему. Он закружил ее в танце, и только сейчас, она заметила, что одета, как балерина, и он тоже, соответственно, и этот танец сопровождает прекрасная плавная музыка.
Вот музыка становится все быстрее, энергичней, сильные руки юноши подхватывают ее, и они взлетают. Луг удаляется, они, подобно птицам, поднимаются к облакам и летят, расставив руки, как, как крылья.
Вдали показалась белоснежная вершина, на которой стоит прекрасный дворец. Комнаты дворца разноцветно сверкают, как снег при ярком зимнем солнце. Узкие переходы мраморных лестниц украшены вазами с цветами. Они садятся на мягкий ворс восточного ковра в одной из комнат. Журчит фонтан, стол полон яств, янтарем сверкают сочные плоды. Юноша шепчет какие-то трогательные, искренние слова, прижимает к себе ее голову, играет ее волосами. Его лицо полно нежности и любви, Таня, окунаясь в это чувство, целует его уста, ласкает его кудри, чувствуя его руки на своем теле. Но вот юноша встав, покидает ее, поклонившись, он уходит в белую дверь, а она остается одна, радостная ждет его, ликуя от чувства любви. Но проходит время, а его все нет. Но Таня, знает, что он вернется, сидит и ждет его, переполняясь жаром любви…
Утром, проснувшись от звонка будильника, она долго еще не могла отойти ото сна, ворочаясь несколько минут, вспоминая прекрасные и одновременно тревожные подробности. Встала, в который раз удивляясь массивности своего тела. Ноги и руки сразу окатил холод. Побежала в ванную, представляя заранее, как согреется под теплым душем. Ежась от холода, ступила на эмалированную поверхность ванны, чувствуя, как зябнет тело, покрываясь пупырышками, подставила руки, а затем, всю себя под горячую воду, а из головы все не выходил юноша из сна, казалось, рядом плыло его лицо, гордое, пламенное, прекрасное…
Улицы были серыми, свет фонарей прорезал туман, стелившийся молоком по стволам деревьев и по черному шоссе. Постепенно тихие улицы оживали – их наполнил глухой топот идущих на работу людей. Дворники подметали черную листву. Красные цветки пламени охватывали лиственные кучи…
Работая в своем цеху, Таня радовалась, что завтра пойдет вместе с Валерием и это внесет хоть какое-то разнообразие в ее скучную жизнь. Вспоминала его лицо и удивлялась, почему раньше не находила его симпатичным. Старый мастер Иваныч поторапливает ее, удивляясь ее медлительности и задумчивости, а Таня улыбается лукаво, тут же вновь впадает в грезы.
***
Валерий думал о том, прилично ли покупать цветы девушке вот так сразу, в первое свидание, или они будут ни к чему, ведь они намеревались идти в ресторан, но, недолго поколебавшись, он все же купил букет роз. Он узнал, где будет свободно, походил по знакомым местам, спрашивая совета у швейцаров, но они только улыбались настойчивому молодому человеку. Правда, несколько советов он все же получил.
На место свидания он пришел заранее, минут за двадцать, долго ходил у афиш, механически читая названия, думая, как он будет ухаживать за ней, вспоминая ее лицо, волосы, стройную фигуру. С нетерпением поглядывал, как стрелка часов медленно ползет вперед.
Вечер был приятным. Красное солнце, брызгая лучами из-за алебастровых домов, мягко озаряло улицу. В темно-синем небе, словно вырезанном из огромного куска ляпис-лазури, проносились стаи беспокойных птиц.
Он уже опасался, что она не придет, как вдруг она появилась внезапно, как фея из сказки, и когда она появилась, с него начисто слетела вся самоуверенность. Такой он еще Таню не видел. В аквамариновом плаще, в темных, аккуратно блестящих туфельках, в легкой шляпке, из-под которой стреляли карие с искорками глаза, с легким газовым платочком вокруг шеи, с нежными лепестками улыбающихся розовых губ, с маленькой сумочкой в руке она производила потрясающее впечатление.
- Привет, - улыбнулась Таня, царственно подняв нежную руку (это она репетировала целый час). – Я немного задержалась? Простите.
- Что вы, все в порядке, - тихо отвечал слегка шокированный Валерий, про себя думая «хороша штучка!». Он вручил девушке цветы.
Таня раскраснелась, поблагодарила, и они, смущенно молча, медленно пошли по аллее. Валерий слушал стук ее каблучков. Таня, довольная произведенным эффектом, шла гордо, с чувством человека, осознающего свою красоту.
Наконец Валерий пришел в себя, сознавая, что молчать далее неприлично, сказал:
- Вы сегодня обворожительно красивы.
- Спасибо, - просияла Таня, прижимая к груди букет цветов.
***
Ресторан, в который Валерий привел Таню, был на первом этаже огромного каменно-стеклянного здания, стоявшего на каменной круче, за которой темной лентой текла спокойная и величавая река. На противоположном берегу раскинулся великолепный парк, к которому гостеприимно приглашал большой металлический мост, сцепивший воедино оба берега. Последние лучи заходящего солнца выскользнули на мгновение из - под темно-багровых деревьев, запутались в волосах девушки, и, ускользнув, погасли насовсем. Тут же за рекой запрыгали яркие электрические огни.
Огромные окна ресторана, как большие золотые глаза, светили нежно и тихо.
В зеркальном, отражающем блестящий пол, фойе, при свете желтых, голубых и зеленых ламп, полный гардеробщик принял у Тани плащ, взял куртку Валерия и легонько поклонившись, подал номерки. Пока Таня у зеркала приводила себя в порядок, Валерий тайком проверил свои финансы.
Столик им достался у окна, в которое виднелась река с плясавшими на воде огнями. Таня заинтересованно оглядывала зал. Людей было довольно много, все они были заняты собой и друг другом, о чем-то беседовали, смеялись, сверкая белозубыми и золотыми ртами, поглощали с серебряных сверкающих вилок аккуратную изысканную пищу, легко звякая бокалами, пили блестящее огоньками вино. Женщины сверкали блестками, колье, перстнями, пары кружились под мелодичную саксофонную музыку, тесно прижавшись друг к другу. Седой администратор следил за порядком, выпроваживая шумных подвыпивших клиентов с помощью милиционера.
Таня, не привыкшая к обстановке, поначалу чувствовала себя зажато, сидела напряженно на краешке мягкого стула. Валерий улыбнулся, ободрив ее и подав принесенное меню, попросил выбирать. Таня растерялась среди обилия незнакомых названий и обрадовалась, встретив, наконец, «жареный картофель». Показала Валерию, добавив:
- И лимонаду - запить…
Валерий удивленно поднял брови:
- И все?
И тут же начал заказывать салат, пепси, мороженое и что-то еще.
- А у вас хватит денег? По средствам ли вам? – тихо спросила Таня.
Валерий снисходительно улыбнулся:
- Пусть это вас не волнует.
Когда белоснежный официант принес заказ, Валерий разлил вино и предложил выпить за знакомство.
Таня, опустив глаза в тарелку, согласилась.
Вино показалось ей невкусным, кислым. Быстро заев его салатом. Голова закружилась, и Таня, стараясь владеть собой, быстро закусывала, напихивая рот хрустящим картофелем. Старалась жевать медленно, царственно, как все, но все же у нее не получалось, нож и вилка не слушались ее, лишь звенели о тарелку, бифштекс прыгал, совершенно неуловимый, она беспомощно озиралась, наблюдая, как это ловко делают соседи, быстро поглощающие мгновенно исчезающие во рту маленькие кусочки, успевая сопровождать еду легкой беседой. Официант принес мороженое, пирожное и пепси.
- Вам нравится здесь? – спросил, наконец, Валерий.
- Очаровательно, - улыбнулась в ответ Таня. – Очень уютно. А вы здесь часто бываете?
- Увы. В последнее время довольно редко, - ответил Валерий. – С финансами сейчас проблема. Старики говорят – доколе кормить тебя будем, обеспечивай себя сам. А стипендия – сами знаете.
- Знаю, знаю, особенно не разгонишься, - заметила Таня. – Но я все-таки уже хоть немного обеспечиваю себя.
- Большая зарплата на заводе?
- Ну, у меня, так скажем – не очень, но мне хватает. Конечно, многое бы хотелось, да не достать…
-А чего бы вам хотелось? – поинтересовался Валерий.
- Ну, например, американские джинсы – вельвет, то, что сейчас все носят! Дефицит!
- Хотите, я достану вам хорошие джинсы – вельвет.
- Да что вы, у меня и денег-то сейчас нет. А у вас есть возможность?
- Знакомые есть во Львове. Там на рынке что угодно можно достать.
- Ну, если это дорого…
Валерий положил свою руку на руку Тани.
- Недорого. Все! Заметано! Займусь этим вопросом.
- Да не надо, - взмолилась Таня, но Валерий уже наполнял бокалы красным вином. Его лицо казалось Тане волевым, сосредоточенным, но временами где-то по детски наивным, упрямым. Наверное – в уголках губ.
Чтобы лучше его видеть, Таня отодвинула вазу с теми цветами, что он ей подарил.
- Это много, Таня смотрела на бокал и улыбалась. – Вы меня споите.
- Ну, сегодня особый вечер, немного можно, - упрямо сказал Валерий. – Вино хорошее, грузинское.
Закусывая, Таня почти уничтожила салат, а Валерий, наклонившись, рассказывал какую-то смешную историю из студенческой жизни.
Таня слушала невнимательно, разбирая только половину из сказанного. В голове все шумело и путалось. Она вела себя смелее и свободнее, смеялась подчеркнуто громко. Ее отвлекали разряженные фигуры, напомаженные лица, переливающийся всеми цветами блеск огней в зале.
«Боже, я пьяна, - думала она. – Вот набралась, дура».
Обратила внимание на смешного толстяка, лихо танцующего твист, трясущего своим упитанным телом. Ловила на себе заинтересованные взгляды усатого мужчины за соседним столиком.
Она даже не заметила, как он очутился рядом. Галантно поклонившись, спросил:
- Прошу прощения. Ваша дама танцует?
Его глаза вращались между Таней и Валерием.
Таня слегка растерялась, умоляюще глянув на Валерия, а тот немного удивленно, вскинув брови, ответил:
- Пока нет. Она мне обещала танец.
И в упор посмотрел на усатого.
Усатый исчез так же быстро, как и появился.
- Вы ведь пойдете со мною танцевать? – спросил Валерий, и Таня с готовностью согласилась.
Они танцевали медленный танец под завывание саксофона. Горячие ладони Валерия чувствовались сквозь платье.
- Почему мы все время на «вы»? Давайте перейдем на «ты».
- Давайте.
Таню все волновало вокруг: обилие людей, строгий и подтянутый Валерий, еще армейской закалки, блеск огней, музыка. Кружилась голова, плыл зал, Таня прижималась к Валерию, чувствуя его руки.
Когда затихла музыка, она, извинившись, вышла, больше для того, чтобы побыть одной, собраться, прийти в себя.
В чистом зеркальном умывальнике худосочная девица, зажав в одной руке сигарету, другой красила губы. Другая натягивала черный чулок, обнажив почти до бедра, тонкую ногу.
Дождавшись пока они уйдут, Таня подошла к зеркалу. Так и есть, прическа сбилась, тушь осыпалась с ресниц маленькими черными крапинками.
Она быстро привела себя в порядок, подкрасила губы и вздохнула. Она немного устала. Все так необычно, интересно. Но в тоже время какая-то легкая грусть окутывала ее. … Не многовато ли она выпила? Она взглянула на часы – батюшки, уже поздно!
Она вернулась в зал. Они с Валерием станцевали еще несколько танцев, собрались и вышли на блестевшую холодными огнями улицу. Облака, подсвеченные луной, россыпь звезд были все же роднее ей и привычнее.
Валерий, разгоряченный вином, много говорил. Таня поначалу старалась внимательно его слушать, но потом стала ловить себя на мысли, что постоянно отвлекается и улавливает лишь обрывки рассказа, поэтому механически кивала.
- Знаешь, что я хочу? Закончить получше университет и доказать всем, что я тоже что-то могу. Ведь сейчас же проявиться никому не дают! Потому каждый должен показать свою силу. А сила и в знаниях, и в умении пробиться. … Посмотри на всю историю эволюции…С древности до наших дней – всюду извечный жестокий бой клетки с клеткой, животного с животным, человека с человеком. … Поэтому, сама природа велит утверждать себя, как личность… Главный закон – сила! Природа сама отбирает самых сильных, умелых, лучших – от этого никуда не деться! Это можно назвать эгоистическим стремлением, ну, и пусть. Конечно же, в обществе должны главенствовать элитные прослойки – то есть самые умные, сильные. И тогда такое общество выживет. А остальные должны трудиться. А что, пусть пашут, если им не хватает мозгов…. А я должен пробиться, доказать, что я не глупее этих партийных бюрократов в кабинетах. … Ну, разве не так?
Валерий разгорячился, громко говорил и размахивал руками. Он был великолепен в своей речи. Но Таня слушала его все меньше, отвлекаясь.
Они шли через парк, и она видела лишь этот парк, глухой и таинственный, сиротливые качели, бездомную собаку, пробегавшую в лучах фонарного света.
«Куда бежит эта собака, где она ночевать будет? – крутилось в ее голове. – «Где-то в острых холодных кустах, в грудах листьев. Или пригреется у доброго ресторанного сторожа».
Валерий, видимо устав говорить, удивленно смотрел на свою почти безмолвную подругу.
- Таня, ты что задумалась, очнись. … Уже почти пришли. Или пойдемте еще погуляем.
- Нет спасибо. Такой чудесный вечер!
Она только теперь рассмотрела Валерия, увидев его по-новому – в дорогом красивом плаще, с хорошо уложенной прической, прямого, как стрела. Плечи развернуты, глаз цепкий, строгий. Такой не может не манить, не волновать…
Он взял ее за руки, чувствуя холодные пальцы.
- Уже холодно. Ты забыла одеть перчатки. У тебя руки такие прекрасные, нежные…, говорил он, подбирая слова.
Таня посмотрела ему в глаза и в это мгновение, приблизив свое лицо, он внезапно поцеловал ее быстро, со страстью, охватив ее рот губами.
Она не сопротивлялась, в глубине души, почему-то приняв это за должное, а в голове ее по - прежнему вертелась собака.
____________________________________________________________________
Глава 12. Сергей. «Возвращение»
Раскаленный рыжий песок усыпан кое-где рыжими кустиками. Он так нестерпимо жжет, что чувствуется даже сквозь обувь…
Глаза, засыпанные песчинками и залитые потом, теряют способность видеть. Губы потрескались, острое, сухое горло просит глотка воды, а впереди безжалостное солнце…
И песок, песок везде – хрустит на зубах, катается по телу, мягко пружинит в ногах. Он заполонил собою весь мир...
Впереди качается сутулая спина капитана. Он оборачивается и что-то через силу хрипит.
Привал … Все падают на песок, жадно раскручивают фляги. Вода - затхлая, невкусная, теплым потоком заливает горло. Капитан снимает черные очки. Глаза его беловатые, чуть выпученные, оглядывают юных бойцов:
- Почему боевое оружие в песке? Автоматы не бросать!
И глянув на часы, командует:
- Вперед!
И снова шесть теней бредут по раскаленному аду. Страшная духота подступает к горлу, теряются силы, кажется – вот-вот упадешь…
… Внезапно духота расплывается и укатывается вдаль. Все чувства заглушает неистовый перестук колес. На повороте тряхнуло, инстинктивно хватаешься за что-то одной рукой, а другая шарит в темноте. Отдышавшись, вновь погружаешься в сон и последнее, что застывает перед взором – оконный перепляс ночных огней – елочное гирляндное искусство…
На смену духоте приходит холодная дрожь: видимо кто-то открыл в ночном спящем вагоне окно. Вновь поползли видения. Полусон-полубред…
…Сквозь туман виден кишлак. Такая себе мирная деревенька, умываемая прорывающимся сквозь клочья тумана солнцем. Хмурые сады над торчащим минаретом. Усыпанная моджахедами площадь. Недоверчивые лица, хмурые, местами злые. Временами – просящие лица. Лицо муллы – замкнутое, затаенное… Мальчик, черный, как галчонок, оборванный, цепляется за БТР, хочет прокатиться…
Скалы. Обветренные, серые, неприветливые… Как пчелы с острыми жалами летят из-за них пули, щелкают по бортам бронемашины. Под треск автоматов падает Витек, скрученный от боли. Твое горло издает уже не крик, а надсадный вопль, звериный и страшный:
- Гады! Суки! Убью!!!
После боя был жалкий, юлящий пленник… Майор бьет его долго и методично и пленный сильно кричит и замирает, окровавленный, с багровой пеной у рта.
Кто-то пытается остановить майора:
- Не надо! Брось эту обкуренную сволочь!
Офицера хватают за руки…
Внутри твоего тела – огненный, раздражающе катающийся ком…
Подхватился, жмурясь от утреннего солнца, захлебываясь от потока солнечных лучей.
- Намаялся, бедолага, - слышен голос внизу. – У тебя не сон, а сплошное мучение. Сон отдыхом должен быть…
Сергей протер глаза. Поезд мчался сквозь утренний мигающий лес. Пассажиры уже проснулись и сновали с полотенцами, шуршали газетами, хрустели бутербродами. Движение поезда и мирная суета успокоили Сергея.
Он вышел в тамбур. Здесь пахло мазутом и дымом. Сергей попил невкусной теплой воды и щелкнул дверью.
В тамбуре стоял юноша с птичьим лицом, едва покрытым нежным пухом. Он постоянно оглядывался, видимо прятался от назойливой мамы и хотел курить.
Сергей усмехнулся.
- Ну, что, закурим?
Юнец с готовностью вынул из кармана примятую пачку:
- Классные, болгарские.
Сергей небрежно кивнул и затянулся дымом, выпростав плечи, сразу заполонив собою все пространство. Юноша курил неловко, временами покашливая.
В тамбуре показалось круглое озабоченное, заспанное лицо. Юноша тут же смял сигарету ногой. Но мать успела заметить.
- Покуриваешь, значит! Я все отцу скажу. Вот какой есть, такой и останешься, не вырастишь больше…
- Да вырос уже, – раздраженно ответил юноша и торопливо вышел вслед за мамашей.
Сергей рассмеялся, вспомнив себя, и глянул в окно. Проносились перелески, редкие темные ельники, синела озерная гладь. Краски были нежными, ласковыми, временами почти однотонными, нет пестроты, яркости…
«Родина, - подумал он. Раньше об этом не думал, относился к этому скептически, с ухмылкой. А теперь сердцем все это чувствуешь. Какое счастье вернуться сюда, жить здесь, любить и радоваться!
…Тамбур шатало, стучали колеса…
Сергей вернулся в купе.
Сосед завтракал. Обрадовался, увидев его.
- Садись служивый, ешь, смотри тут всего столько! Сам не управлюсь! Небось, голодный? А в ресторан-то не пойдешь, с деньжатами туговато, знаю, сам был солдатом. Садись!
Сергея долго упрашивать не пришлось. Слюнки текли, в животе тянуло, а тут такая роскошь – жареная курица, яйца вкрутую, сметана, свежие огурцы, лук, розовое румяное пахнущее сало…
А говорливый симпатичный пассажир, вытирая начинающие седеть усы, продолжал:
- Вот выпить хочу, а не с кем.
И добавил тихонько:
- Ну что, сержант, не составишь мне компанию?
Сергей угрюмо и небрежно кивнул и уже через секунду сосредоточенно захрустел огурцом.
В последнее время он ощущал себя хмурым, неразговорчивым и был недоверчив к людям. Но сосед располагал его чем-то неуловимо родным, братским, видимо сам был из простых, честных трудяг.
- Из Афгана?
- Оттуда.
- Сразу видно. Пострадал?
- Был ранен. А, в общем-то, обошлось. Бывает и похуже.
Сосед разлил по пластмассовым стаканчикам водку.
Через полчаса Сергей уже уверенно рассказывал.
- Сразу попал в учебку под Ташкентом. Там начался весь этот дурдом. Из нас делали советских воинов – героев, заставляли по много часов по плацу шагать, ногу держать, а то и ползком… Марш-броски, стрельба, полоса препятствий. Все бы ничего, так унижали нас страшно! Оскорбляли, били постоянно, сволочи… Помню в первый же день, когда пришивал погоны, ниток у меня не хватило. Я видел у сержанта целый моток и залез, значит, в его тумбочку и давай там шуровать! А тут он возвращается… Здоровый такой, рыжий детина. Налетел! Один удар, второй… Я ударился головой о кровать, пошла кровь. А ему плевать, он меня под зад – очко драить! Вечером – на кухню, картошку чистить. Чистили до трех ночи. Издевались над нами, гады. Били «в душу». Это так у них бить в металлические пуговицы. Тот не солдат, у кого пуговицы целы. Отжимались в туалете. По часу в противогазах бегали – всякое было! Но стрелять и водить научили! Был у нас один хороший человек – майор Мудров, специалист по дзюдо и боевому самбо. Он и каратэ неплохо знает… Он кое-чему научил, на всю жизнь пригодится. А главное – терпеть научил. Все переносить, все тяжести, беды, на лучшее надеяться. … Ну, а потом бросили нас под Кандагар. А там такое. … Зачем воевали – никому не известно. Все это сказки – про интернациональный долг и прочее… Кому-то нужна была эта бессмысленная война…
Сергей задумался, глядя в окно, потом разлил по стаканам водку.
- Давай помянем…
А вскоре захмелевший сосед изливал душу.
- Окончил институт, стал прорабом на стройке работать. И вот появилась у меня секретарша. Красивая такая, ладная, статная, все при ней... Все в брючках ходила, глазками голубенькими стреляла да бедрами вертела. В общем – приворожила она меня! Втюрился я – по самые по уши! Поженились, значит, все как положено, дети пошли. Двое их у меня – дочка и сын. Вроде начали жить хорошо – дружно и весело. Я счастливый ходил, прямо на седьмом небе, ее на руках носил. Деньги все на нее тратил. Путевки там разные доставал. А она, оказывается, не только на работе крутилась, но и еще кое-где. … Все после работы к подруге захаживала. Так мы прожили вместе восемь лет, и вот я застаю ее дома с каким-то паршивым худосочным студентиком. Оба – голые… Крик, ругань, развелся. Так она и живет с ним и дети с нею. Любит она его, значит. Да как же так, а? Я же для нее столько… Вроде ж хорошо жили… Быть может я чего-то не понимаю! И вот я один теперь, выходит… Живу на квартире, работаю, скучно. Уже пятый десяток. Жены другой так и не нашел. Так, есть разные знакомства, делишки амурные, для разнообразия. … Все строю, строю… Дети ко мне ходят, особенно старшая, Настюша, помнит она еще наши счастливые времена. Теперь думаешь – зачем жил, мечтал, надеялся, любил? Все ведь прахом пошло. Так и умру один. А кажется, живи себе – ни хочу. Жрать кругом – навалом. Денег – хватает. Народ сытый, ленивый, ни черта не делает. Все кругом бухают и жрут! Думаешь, неужели это все, край, конец жизни. И больше счастья нет. Грустно…
Он склонил голову, тяжело вздыхая.
За окном потемнело. Заблистали далекие зарницы.
… Ночью Сергей стал прощаться.
- Мне выходить.
- Ну, ты заезжай, Серега. И крепись, жизнь еще и не так помнет!
- Держись и ты, дядя Ваня.
Сергей вышел в полумрак, залитый огнями.
***
Первые шаги по родному городу, гулкие и быстрые, после долгих лет скитаний запоминаются надолго, приносят ни с чем, ни сравнимую радость. Сергей легко ориентировался в слабо освещенном пространстве, узнавал старые места – скверы, площади, длинные улицы, освещенные тусклым золотом фонарей, блистающие витрины магазинов, кинотеатры, школа…
На востоке уже серело, город постепенно становился пепельным, затем свинцовым. Зазвенели двери, зашуршали метлы дворников, проехала голубая моечная машина, поливая тротуары, задвигались троллейбусы, тяжело громыхая прошли самосвалы. Солнце выглянуло из-за высотных домов, пронзило прохладный воздух острыми стрелами лучей, сияюще заиграло в стеклах домов и магазинов. Свобода пахла весной. Жизнь обещала впереди что-то чудесное, радостное, хорошее. Вверху в небе, отточенном из ляпис-лазури, парили птицы.
Казалось, что может быть лучше этого мира, этих домов, улиц, этих птиц, таких же, как он – легких и свободных.
Сергей вошел в распустившийся молодой зеленью парк и присел на влажную скамейку. Смотрел на солнце, на тихие просыпающиеся дома, оживающие улицы, заполняемые мирными полусонными людьми. Люди торопятся по своим делам, а вечером придут к своим близким, к родному, тщательно созданному за эти годы очагу, где можно тихо отдохнуть и отдать себя всего любимым людям. А еще в этих домах спят тихие, наивные и счастливые люди, обнимая своих любимых, и никто из них по - настоящему не знает, что такое страх и смерть. Ибо читая об этом в книгах или смотря в кино, они этого не чувствуют, они глядят на это со спокойствием дерева, а ведь нет ничего страшнее смерти, страха погибнуть, видеть своими глазами смерть близкого друга. … Быть может это, и есть высшее счастье – эта мирная жизнь, где можно любить, творить, растить, смотреть на эту вот машину, поливающую утренний асфальт, видеть крошечные радуги, вспыхивающие под струями воды, чувствовать запах утренних пробуждающихся свежеумытых цветов и деревьев, наблюдать за игрой листочков под струями ветерка, за серой кошкой, моющей лапой мордочку, глядеть на далекие причудливые облака, плывущие в ослепительно синем небе, любоваться развевающимися по ветру волосами девушки, слушать мирные песни…
Двое подвыпивших мужчин, обнявшись и пошатываясь, зашли в парк, напевая разудалую песню. Сергей поспешил уйти. Что-то недоброе кольнуло его при виде этих двух друзей. Да, и здесь в этом мире существует зло, оно искусственно создается, выращивается людьми, не хотящими этого мира и нужно победить это зло.
Девушка на остановке блеснула на Сергея зелеными глазами и в груди у него защемило. Вспомнилась Мальвина. Ее тогда не спасли… Еще не обладают искусством вырывать из черных лап смерти. Сергей явственно увидел тот маленький холмик земли на кладбище, который спрятал ее навсегда. Вспомнил ее мать, шептавшей ему в коридоре милицейского участка: «Обо всех ее делах – молчи! Никому не слова, а то сам сядешь! И он испугался! Испугался второй раз в жизни, не смог взобраться на новую, более высокую башню, чем та, далекая, окутанная туманом его детства. Он говорил, что оказался у Мальвины случайно. Что друзья ее занимались темными делишками, а какими – он не ведает!
Все те дни он прожил в каком-то подавленном состоянии, потом его переполняла ненависть к Янису, но тот исчез, растворился во мраке, откуда был родом...
Мать Мальвины куда-то уехала. Сергей в вуз поступать не стал, а пошел в автошколу, позже сев за руль старенького заводского Газа.
Он прекрасно помнил тот день, когда пришла повестка, будто протрубила труба. Он как раз шел с просмотра американского боевика с погонями, трюками и длинноногими красотками. Держа в руках маленький листик с предложением явиться на сборный пункт, он еще не знал, что попадет в Афганистан, а с сердца спала тяжесть, стало легче на душе, появилась какая-то цель в жизни.
Через две недели поезд увозил его куда-то далеко, в неведомое. Прощаясь с городом и вспоминая былое, Сергей чувствовал острую щемящую грусть.
***
Отца он будто не узнал – тот как-то округлился, снизился, разжирел.
«Постарел отец, - думал Сергей. – А ведь он когда-то гордился своей внешностью. Где же его начальственный лоск, гордая постава головы, взгляд свысока? Все куда-то ушло, кануло … Разве что чуть надменности осталось в этих плотно сжатых губах…»
Отец обнял его и заплакал, и Сергей чувствовал его полное, обрюзгшее, теплое, пахнущее мылом и свежестиранной майкой тело.
- Маша! - хрипел отец. – Быстро сюда! Радость, то какая у нас сегодня! Сын из армии вернулся. Из самого пекла, слышь, целый… Накрывай на стол!
Колыхнулось мощное рубенсовское тело в ярком халате, полное, сонное, улыбающееся лицо, бигуди в волосах.
Он не целовал ее, только кивнул. Для него она была никто. Развод отца Сергей пережил сравнительно легко, но мать часто видел во снах. Присутствие в доме чужой женщины тяготило его. При ней он чувствовал себя неловко, стесненно, хотелось куда-то уйти, спокойно поговорить с отцом.
Квартира после долгого отсутствия показалась ему маленькой и печальной.
Вот стол, за которым он занимался, вот книги, которые он любил, вот модель корабля, им собранная – и все это переставлено, изменено, чувствовалась чужая хозяйская рука, и это вызывало печаль.
Собрались на кухне. Отец после поверхностных вопросов и дружеских похлопываний по плечу, сразу как-то вырос, напустил строгость, слушая рассказ Сергея, а Маша глуповато улыбалась полной улыбкой, поддакивала и подкладывала тушеную картошку с мясом.
- Кушай, кушай, Сереженька, вон какой худой… Одни кости…
Выпили, закусили.
Потом долго стояли на балконе, вдыхая утреннюю прохладу, наблюдая колыхающиеся верхушки деревьев. Отец сказал:
- Отдохнешь немного, а потом я тебя в таксопарк пристрою. Как, пойдет? ... Есть там у меня верные люди. На «Волге» - то сумеешь?
- Да ты, отец, не бегай, не суетись, не проси. Я могу и снова на грузовичок пойти, в армии ко всему привыкаешь.
- И охота тебе зимой под машиной валяться! Дадут ведь какую-нибудь развалину. А здесь дело верное и заработать прилично можно. А там. глядишь, и в партию, и по служебной лестнице продвинуться можно.
Сергею не хотелось разочаровывать старика.
- Посмотрим.
День входил в свои права. Ван-гоговское солнце, ослепив, уползло на небо. По тротуару бежали школьники, спеша на зов звонка. Из окна доносилась веселая музыка, знаменующая собой приход свободы.
***
Днем Сергей прошелся по городу, ощущая на себе непривычную, не дисциплинирующую гражданскую одежду.
Город был наполнен гулом, сутолокой прохожих, равнодушными машинами и комфортом. От последнего Сергей уже успел отвыкнуть.
Витрины блистали на солнце. Он шел, бесцельно рассматривая какие-то вещи, задумчиво листая книги у лотков, что-то покупал, складывая в большой пакет. В парке на скамейке он рассматривал купленные книги и журналы.
Ходили голуби, сидела пожилая пара, а он вспоминал измученное лицо Мальвины. В голове бежали страшные мысли: «Найти бы этих мерзавцев, торгующих смертью, распоряжающихся, как игрушками, судьбами людей, достать всех этих сволочей и казнить, казнить всех лютой казнью… Месть, месть и только месть!»
Он выпил на углу в пивном автомате пива и подошел к остановке.
В автобусе его поразила сцена. Здоровый, наглый молодой детина в футболке и спортивной куртке, растолкав пассажиров, плюхнулся на сиденье, тут же раскинув крепкие ноги в спортивных брюках, пожевывая жвачку.
Толпа напирала. Какая-то женщина нависла над сидящим здоровяком. Тот заорал:
- Куда прешь на ноги, сука, повылазило?
Зажатая женщина, едва державшаяся на ногах, извинительным тоном ответила:
- Простите, но меня ведь тоже толкают.
- Толкают! А мне что за дело до того, что тебя толкают! Корова!
Сергея больно укололо внутри. Он дотронулся до плеча парня:
- Вы бы лучше место уступили!
- Что? Ротик свой прикрой, адвокат. Я сюда первый сел!
- Встаньте, - только сумел выдавить из себя мрачный Сергей.
- Да ладно, козел, варежку закрой! Едешь, ну и едь! Тоже мне нашелся, учитель.
Кровь ударила Сергею в голову, рука сжалась в кулак на здоровом плече мужчины. Затрещала куртка.
- Сейчас ты встанешь, сволочь, - прошипел он.
- Не нужно, не связывайтесь – встревоженно сказала женщина.
- Исчезни! – заорал мужчина, ударив Сергея по руке и дернув плечом. Этого было достаточно.
- А ну - ка в сторонку, - вне себя от злости и возмущения сказал Сергей.
В это время была остановка и толпа двинулась. Дрожащими худыми, но цепкими руками, Сергей схватил мерзавца и потащил к выходу. Тот упирался орал, но никто не мог отлепить от него Сергея, он его волок, как куль с мукой.
- Вон отсюда!
Изо всех сил он вышвырнул наглого мужчину на тротуар. Тот сразу же подхватился и, крича благим матом, бросился к автобусу.
Одним ударом четко в подбородок Сергей остановил его движение. Щелкнули зубы, и мужчина мешком упал на асфальт.
В этот момент водитель, видимо не желая быть свидетелем опасной драки, захлопнул дверь, и автобус тронулся, оставив на остановке отряхивающегося перепуганного пассажира.
Сергей, весь мокрый, поблагодарил за переданный пакет с книгами, привалился к закрытой двери, уйдя в себя, не обращая внимания на пристальные взгляды пассажиров.
Потом прошелся по городу, успокоившись, найдя телефонную будку, вынул блокнот и начал звонить друзьям.
Многих не было. Кто-то был еще в армии, кое-кто уехал в другой город учиться, кто-то работал… Нашел лишь одного Девяткина. Олег радостно приветствовал Сергея и просил немедленно приехать.
Договорившись о встрече, полный радостного предчувствия, Сергей поспешил к остановке. Происшествие постепенно забывалось. Веселилось майское солнце, пахло свежей зеленью.
***
Утренний пляж после зимы был ослепительно белым, сахарным. Вода еще пронзала холодом, купались только смельчаки, но Сергей, в отличие от длинного неловкого Олега, застывшего каменной статуей на берегу и боязливо пробовавшего пальцами ног воду, с удовольствием нырнул, энергично работая руками, превозмогая холод. Когда он вышел на берег, на ходу растираясь полотенцем, рядом с Олегом, бывшем в темных очках и сидевшим по-турецки, были две девушки.
- Знакомься, - сказал Олег. – Хорошие девушки.
Одна маленькая, миловидная, с соломенными волосами, щеголявшая в модном ярко-синем купальнике, представилась Ларисой, другая, более высокая, выглядевшая значительно старше, оказалась Майей. Она была брюнеткой с круглым спокойным лицом, в светлом купальном костюме и простодушно улыбалась.
После игры в карты, в которой Лариса неизменно проигрывала, Майя сказала:
- Ну что ты обижаешься, глупый цыпленок, это всего лишь игра.
«Глупый цыпленок» обиженно поджимал губы и опускал продолговатый носик.
Майя спросила Сергея:
- Ну как вода?
- Отличная.
- Цыпленок, пойдем, ополоснемся?
- Брр, я не моржиха, околею от холода.
- Куда ей, посинеет, как магазинная курочка – улыбаясь, сказал Олег.
- А мне хочется окунуться. Не проведешь меня?
Последний вопрос был обращен к Сергею. Ему показалось это знаком. Следовало оставить «цыпленка» наедине с Олегом.
Они спустились к блестевшей серебром воде. Песок ласкал пятки, река струилась с шепотом и музыкальным плеском.
- Ты всегда такой молчаливый и грустный? – спросила Майя.
- Я грустный? - удивился Сергей. – Ну, это, просто, ты не видела меня веселым… Поражен всем этим, потому и такой.
- Чем этим? – Майя некрасиво сощурила лицо, солнце било ей в глаза.
- Ну, всем, что свалилось… Небо, река, тихая и спокойная жизнь.
- А, я помню. Олег говорил, что ты с Афгана вернулся. Это правда? Ну и как там, страшно?
- Ну, а ты как думаешь? – спросил Сергей. – Как в аду … Но лучше давай не будем об этом. Вспоминать не хочется.
- Согласна. О неприятном лучше не говорить…. Давай пройдемся….
Они пошли по узкой кромке берега. У воды возились легко одетые дети, которых мамы, сидевшие здесь же, еще не решались пускать в воду. Мальчик запускал в изумрудной воде маленький белый кораблик, а две девочки лопатками копали в песке колодец и носили в него ведерком воду.
Майя шла впереди, и Сергей, глядя на колышущиеся на ветерке ее пушистые волосы, вдруг пронзительно в глубине души понял, чем был обделен все это время. Ему так захотелось опустить лицо в это море волос, ощутить их запах, почувствовать ее дыхание…. После Мальвины Сергею долгое время не хотелось думать о девушках, казалось, он забыл об их существовании на свете. О своих возлюбленных не раз говорили ему армейские друзья, показывали их фото, он же молчал о своей любви, слишком трагичный она имела финал.
Но сейчас, наблюдая, как мягко и упруго ступает Майя, какие гладкие и нежные у нее руки, Сергей думал о том, как хорошо, что эти руки никогда не будут держать оружия. Они будут носить ребенка, купать его и пеленать… Она – будущая мать.
Сергей думал об этом с нежностью.
«Почему я думаю об этом? Во мне пробуждается что-то поэтическое? И это после стольких лет жестокости и крови, грубости, грязи и смертей. Нет, это не просто инстинкт, это что-то высшее. Как хотелось бы, чтобы она была ХОРОШИМ человеком. Мне кажется, что женщина, мать не имеет права быть ПЛОХИМ человеком…. Боже, как я примитивно разделяю на плохих и хороших. Люди такие разные. И во мне самом столько намешано! И все же есть в ней что-то такое, что цепляет, что нравится, заставляет надеяться…. Но что?»
- Ну что ты опять молчишь? Скупаемся за поворотом?
Сергей ухмыльнулся.
- А там ведь камни. Не боишься?
- Глубины? Или камней? Нет, что ты. Камни нагреваются, на них и позагорать можно. А плаваю я не хуже рыбы.
Майя действительно плавала прилично и составляла опасную конкуренцию Сергею. Сначала он плыл спокойно, медленно, плавными гребками, но, заметив, что она не отстает, заработал бурно, широко разгребая воду. Устав, перевернулся на спину отдохнуть. Она все - таки догнала его, хотя и запыхалась, глаза вылезали из орбит.
- Ах, чертяка, классно ты гоняешь, - сказала она.
Течение, медленно заворачиваясь, несло их тела.
«Как бы ей не стало плохо…. Они ведь все бабы такие, вдруг ни с того, ни с сего, расклеятся. Да и водовороты…», - думал Сергей.
И сказал:
- Ладно, Давай к берегу!
К берегу плыли не спеша, рядом, почти не разговаривая.
На камнях она, отдышавшись, сказала:
- А ты здорово плаваешь.
- И ты. Для девушки совсем неплохо. И ты – смелая.
- Я всегда была смелая, - ответила она, вытирая глаза и лоб, поправляя купальник. Глаза ее были сейчас неопределенного цвета.
- Откуда ты Олега знаешь? – спросил Сергей.
- Вместе учимся в институте. И Лариса тоже.
- Они давно с Олегом…вместе?
- Нет, недавно.
- Интересно учиться в институте?
- Не очень.
Она села, вытянув ноги, опираясь на руку, и бросила в воду камешек. Он подпрыгнул и с фонтанчиком брызг затонул.
- А почему же учишься? – Сергей тоже взял камень и забросил его далеко.
- А куда пойти? Так хоть архитектором каким-то буду. Будет дело.
- Но все - таки это не самое твое любимое дело?
- Не мое. Я сама знаю, что не мое. Я еще не нашла свое и не знаю, найду ли.
- Почему такое разочарование?
- Да мне кажется, будь у меня все условия и удобства, все равно скучала бы…. Тосковала бы по чему-то… неизвестному. Чего – то нет в мире, того, что мне хочется…. А ты чем занимаешься?
- Да вот, я так же ответил бы на твой вопрос.
Они переглянулись, и вновь он не мог определить цвет ее глаз. Какой-то зеленовато-синий.
- А к нам, почему, не идешь учиться?
- А зачем? Впрочем, не знаю. Буду думать.
- Но ты же о чем-то мечтал? О чем?
- Мечтал. На кораблях плавать мечтал. И непременно на парусниках. Ну, это детские мечты… Ну, а так…Разве еще автогонщиком. Люблю скорость!
Она посмотрела на него внимательно, даже с некоторой долей восхищения.
- Это здорово. Хорошо водишь?
- Да вот думаю в таксопарк устроиться.
- Туда трудно…. Хорошо, если знакомый кто будет. Да и работа не из простых.
Она едва заметно улыбнулась, и он смутился:
- Пойдем….
- Хорошо здесь загорать, - сказала она, не обращая внимания на его просьбу, удобно устраиваясь, поворачиваясь спиной к солнцу.
- Давай вернемся. Они заждались нас.
Она вдруг сказала:
- Туда нельзя. Я уверена, что они там целуются.
Сергей удивился:
- Где?
- Под прибрежной ивой. Там их место. Они всегда там целуются, что в этом странного? – сказала она, перебирая камешки.
- А нас, значит, специально отправили…. Ах, Олег, вот хитрец, - улыбнулся Сергей.
- Ну, да. Чтобы и мы были парой…. Понимаешь?
Сергей вздохнул.
- А что же здесь непонятного. Что же и нам тоже целоваться?
Она обернулась и, взглянув ему в глаза, подняла брови.
- А зачем же дело стало? – сказала еле слышно. – Или я тебе не нравлюсь?
Сергей смутившись, ответил незнакомым для себя самого голосом:
- Ты … совсем даже ничего, симпатичная, но чтобы вот так вот сразу. Я ведь тебя так мало знаю.
- Так тебе, что и паспорт показать?
Сергей посмотрел пристально на нее:
- Значит, поцеловать можно? – спросил иронично.
Она все так же лежала на спине, чуть согнув ноги и легко улыбнувшись, сказала:
- Можно.
Он осторожно придвинулся, аккуратно взял ее за подбородок и, ощущая ее волосы, тихо поцеловал в мокрые прохладные губы.
Она с готовностью подставила губы еще раз, и обняла его, приподнявшись. Поцелуй получился длинным, как в кино.
Сергей нежно прикоснулся к волосам Майи, перебирая их в руках, рассыпав по плечам.
Она вырвалась, изогнувшись, не спеша пошла к воде и нырнула, с шумом разрезав воду. Он наблюдал, как она плавала, и в воде белой рыбой струилось ее гибкое продолговатое тело.
Затем она вышла, как Венера из морских волн. Купальник телесного цвета тесно облепил ее развитую фигуру. Она казалась будто выточенной из слоновой кости. Она ушла за большой камень и, когда он приблизился к ней, сказала:
- Ну, вот, ты же хотел меня всю узнать. Увидел? Может еще и купальник снять?
- Нет, ну зачем же, увидят. Зачем ты так?
- Я знаю, о чем ты думаешь. Нет, я не из этих…. У меня был один парень, но только один. А с тобою целоваться я решила только сейчас. Захотелось.
- Ты всегда следуешь своим желаниям?
- Бывает. Иногда что-то сотворить хочется.
- Что?
- Ну, что-то экстраординарное. У меня часто такие идеи появляются. Например, вчера до смерти хотелось угнать машину и покататься. Именно в похищенной. А сегодня захотелось с тобой целоваться. Тебе это, наверное, непонятно?
Сергей хмыкнул.
- Не знаю. Чужая душа – потемки. А вообще-то ты кажешься странной.
- А я вообще вся рисковая. … Как говорит бабушка – бедовая.
Майя повернулась, оглядывая местность.
- А давай пойдем туда, к деревьям.
Сергей, повернулся, чтобы забрать одежду.
- Не надо, – остановила она его. – Оставь всю одежду здесь. Или боишься? Почувствуй себя свободным.
Сергей повиновался.
Они долго шли по песку молча, держась за руки, улыбаясь, подобные Адаму и Еве.
Пляж упирался в большой пустырь - белоснежный песок, утыканный кустиками и деревьями, качающимися под ветром. Песок был мягким, приятным, теплым.
Майя шла вся возвышенная, вдохновленная:
- Чувствуешь свободу? Мы ничем не скованы, наши тела свободны, наши души легки! Красота!
Сергей действительно ощутил прилив сил и необыкновенную легкость. Куда-то исчезла, забылась цивилизация. Они шли к древним деревьям, ветер усиливался, колебля на солнце блестящие ветви.
Майя подбежала к дереву.
- Давай влезем!
- А ты сможешь?
- Знаешь, как это здорово! Попробуем!
Она схватилась за нижние ветки, но не могла подтянуться, и Сергей помог ей, про себя отмечая, как он быстро привык и вовсе не удивляется тому странному способу отдыха, что предложила она.
Они вскарабкались на дерево, качая ветки.
- Как мы об этом забыли, утратили все навыки, а, Сергей? – говорила Майя, и в лице ее было что-то восторженное. – И как умели ловко делать это наши предки. Моя дальняя родственница из первобытного племени запросто махнула бы сюда.
Она полезла выше, и Сергей на мгновение подумал, что они, наверное, сошли с ума – голые, босые, жалкие и почему-то на дереве.
Но тут же забыл об этой мысли.
Она смотрела вдаль, крепко держась за ветви, упершись в ствол красивыми белыми ногами.
- Смотри, там дальше – какие-то брошенные сломанные машины. Пойдем туда….
Она тащила Сергея к машинам.
Это было апокалиптическое видение. Стояла тишина, нарушаемая лишь шумом ветра. Казалось, что на всей Земле больше никого не было.
На горячем от солнца песке были разбросаны заросшие бурьяном, исцарапанные мальчишками обломки грузовых и легковых автомашин. Некоторые из них представляли собой лишь одни кабины с повисшими дверями, разбитыми стеклами, в которых свистел ветер. Сергей и Майя ходили вокруг, заглядывали в застывшие мертвые осколки цивилизации, а затем сели на песок.
- Какая мертвая тишина. Я уже и забыл обо всем остальном, - сказал Сергей.
- Вот видишь, тебе хорошо. Мы должны слиться с природой. Мы, мужчина и женщина, начнем здесь новую жизнь.
Она встала, ослепительно улыбаясь.
- Я рядом с тобой, не забывай…
Засмеялась, запела какой-то простой мотивчик и помчалась, мелькая гибкой спиной, к одной из машин, прилегла на капот.
- Как тепло. Чувствуешь жар каждой клеточкой тела.
Он подошел, наклонился и стал покрывать ее поцелуями. Она охватила руками его спину, а взгляд ее растворился в безбрежном, далеком, манящем небе….
Вернулись они ближе к полудню. Олег и Лариса давно уже встревоженно их ждали.
- Ну, вы и загуляли, друзья. А мы вас ждем, волнуемся, не утонули ли вы. За мороженым сходили. Ваше уже почти растаяло в пакете.
Майя и Сергей, довольные, улыбающиеся, устремились к пище.
***
После такого необычного знакомства Сергей и Майя встречались довольно часто. Они не надоедали друг другу. Если с Мальвиной Сергей не мог быть долго – мешали различные обстоятельства, разница в жизненном опыте, интересах - через час они, как правило, исчерпывали друг друга. Майя же только дополняла самого Сергея, понимала его с полуслова. Было у них что-то общее, что - Сергей и сам не мог объяснить. Возможно, какая-то тоска, грусть по тому, что ожидалось, но не сбылось. Возможно – общая устремленность в поисках того неизведанного, что позволит раскрепостить и реализовать себя. Майя была совершенно не похожа на Зою, красавицу, которую нужно было оберегать, ревновать, острого языка которой нужно было поминутно опасаться.
Какой была Майя – трудно объяснить. Живая, непосредственная, безумная во многих своих идеях и поступках, она вдруг, в один момент, могла стать задумчивой и грустной, но с ней Сергей чувствовал себя легко и свободно, мог позволить себе любую шалость, сказать, что приходило в голову – она его понимала и принимала все на «ура».
Она могла несколько дней отсутствовать дома, а потом, вдруг явиться, как снег на голову и неделю никуда не выходить. Она могла вовсе забросить учебники и вдруг начинала настойчиво грызть гранит науки …
Но это вовсе не означало того, что у нее не было обязательств. Более честного человека, держащего свое слово, Сергей не знал. В любви они растворялись друг в друге, но задай им вопрос, любят ли они друг друга – это поставило бы их в тупик. Им просто хорошо было вместе – этого было достаточно. С Майей Сергей отдыхал, хотя иногда спрашивал себя: «А что же дальше?». И тут же старался выбросить все вопросы из головы.
Отец выполнил свое обещание. Сергей пошел работать в таксомоторный парк и после сдачи испытательного экзамена, ему доверили «Волгу».
Он быстро привык к новой работе и полюбил ее. В ней была своя романтика. Особенно нравилось Сергею работать в вечернее время, когда город был залит огнями, прохладен и пустынен, но еще полон жизни. Ему нравился мигающий, полутемный уют улиц, площадей и вокзалов. Он знал теперь город, как собственную ладонь, так как день-деньской мотался по нему, подвозя пассажиров, и даже представлял себя автором романа о таксистах в духе Хейли.
Домой он приходил поздно, уставший, заваливался спать, ему снились страшные, нервные сны, как правило, из прошлой жизни.
Как часто Сергей, возя деловых молодчиков, фраеров, плативших ему втридорога и никогда не бравших сдачу, сжимал руль от ненависти. Он ненавидел таких. Они напоминали ему о Янисе, о мерзавцах, вероятно преспокойно гулявших на свободе, и снова вспоминалась его клятва мести. «Я достану их, обязательно достану» - шептали губы. - «Они искалечили не только мою жизнь, а еще и тысячи жизней!».
Он начал осуществлять свой план. Мотался по ресторанам, барам, дежурил возле них в автомобиле, подвозя подвыпивших посетителей, вглядываясь в лица.
Как-то он решил навестить Седого.
Поехал на окраину города, нашел тот самый дом. Все вокруг изменилось: пустырь исчез, костром больше не пахло, и только вновь багряный закат блестел в стеклах домов кровавыми отблесками.
Поднялся по знакомой лестнице, вдыхая запах свежей краски. Дверь открыла женщина. Сергей попросил позвать мужа. Та удивилась:
- Но у меня нет мужа. Вы от кого, что вам нужно?
Сергей слегка растерялся:
- Три года назад здесь жил такой седой импозантный мужчина.
- Так они давно уже выехали, - вздохнула с облегчением женщина.
- Куда?
- А откуда мне знать…
Сергей вернулся разочарованный, уткнул голову в руль. Затем снова достал список ресторанов, баров и кафе. Где искать? Так можно всю жизнь ездить…. Как иголку в стоге сена. Поехать к Сидору. Для этого предприятия нужны осторожность и время. Сергей включил зажигание и рванул в центр.
… Вскоре появилась маленькая ниточка, зацепка. Она не могла, не появиться, так как он занимался таким делом, которое позволяет видеть множество разных людей.
Это случилось поздним вечером. Скоро надо было возвращаться в парк. Сергей мчался по городу, блиставшему желтыми огнями. После дождя в окно врывался свежий ветер. Пахло зеленью, лужами и корой деревьев.
Проголосовали и сели в кабину две девушки. Обе были достаточно легко и вызывающе одеты, в обтягивающих бедра узких и коротких юбках. Назвали адрес. Одна сразу склонилась над вынутым из сумочки зеркальцем, приводя себя в порядок, наводила помадой губы, а другая, причесавшись, строила глазки, улыбалась, закинув ногу за ногу в легких клетчатых чулках, косясь на Сергея в зеркало заднего обозрения.
«Ночные бабочки», - подумал Сергей. – «В «Интурист» едут… Говорят, там им перепадает хорошая валюта».
Они вышли, посмеиваясь, сказав «чао, красавчик», а затем разболтано и нелепо заковыляли на длинных тонких каблуках-шпильках к гостинице. Сергей понаблюдал за гостиницей, слышал, как они ругались со швейцаром.
Затем поехал в парк. Его смена кончалась. Сдав кассу, он поговорил с механиком о машине и вместе с ним вышел из парка.
Шли в наползавшей липкой темноте. Остановились у фонаря, подслеповато мигавшего желтым глазом. Закурив, механик сказал:
- Опять тучи, месяц скрылся. Будет дождь. Эх, не помешал бы завтрашней рыбалке.
- У тебя завтра отгул?
- Да. Хочу порыбачить вволю. Даже если дождь пойдет, поеду. У меня плащ-палатка есть…. Ну, бывай!
Пожав друг другу руки, они разошлись.
Сергею предстояло идти через старый парк. Он привычно ступил в густую сень деревьев, кустов. Редкие фонарные лучи выхватывали из зыбкой темноты скамейки и цветочные головки. Пахло свежей листвой и лужами.
Сергей чувствовал усталость, поэтому шел не спеша, задумавшись о своем, и не сразу различил сзади быстрый топот. Кто-то догонял его. Сергей не успел обернуться на чужие шаги, как тут же получил сильный удар по голове. В глазах блеснули искры, за воротник потекла горячая струйка. Кто схватил его сзади за шею. Сергей заученно упал на колени и швырнул через себя нападавшего. Но еще один удар в спину окончательно свалил его с ног. Чьи-то наглые, быстрые руки шарили по куртке, залезли в карман, нашли бумажник. Сергей открыл глаза, чувствуя спиной лужицу крови под рубашкой, прилипшей к телу, увидел невзрачное заросшее темное лицо, узловатые руки.
Ребром ладони Сергей ударил по шарящей руке, а правой ногой – пониже пояса, в пах. Удар получился несильным, но все же незнакомец на мгновение согнулся от боли, поморщившись, его лицо теперь хорошо освещала выплывшая из-за тучи полная луна. Превозмогая боль, собрав все силы, Сергей вскочил. Встал, пошатываясь, но уже успел заметить действия второго. Длинноволосый парень метнулся к нему с ножом. Сергей мгновенно перехватил его руку, рванул себя, а сам быстро ударил нападавшего головой в лицо. Нож упал, длинноволосый завыл, скорчившись – лицо его заливалось кровью, медленно оседал на асфальт.
Сергей обернулся к первому, заросшему, и врезал ему двойным ударом: правой – в солнечное сплетение, а левой – снизу в подбородок.
Затем ощупал окровавленную липкую голову, достал из кармана платок, стал вытирать лицо и шею. Склонившись над скрюченными телами, ругающимися матом, он еще раз врезал тому, кто был с ножом. Затем быстро обшарил их карманы, нашел свой бумажник, забрал какие-то кольцо, брошь, несколько купюр, ножи, кастеты, авторучку.
Поднял первого нападавшего – тот казался старше и опытнее.
- Что, сука, вести в ментовку?
- Не, не надо, ой, болит…- мычал тот, свисая на руках, как мешок.
Схватив каждого за шиворот, он дал по очереди каждому под зад, и они повалились в кусты.
Сергей пошел, шатаясь. Голова гудела, тело ныло. Перед площадью он хорошо вытер лицо и куртку. Мрачно переждав мелькающие огни автомобилей, он перешел на противоположную сторону к телефонным будкам. Набрал номер Майи. Трубку долго не брали. Наконец послышался сонный голос Майи.
- Слушаю.
- Майя, это я, Сергей.
- Ты с ума сошел, я уже спала… Но все равно, привет.
- Со мной тут приключилось…
- Что?
- Да напали какие-то скоты. Еле отбился. А домой идти неохота, там мачеха, подумает бог весть что… А мне завтра с утра выходить, с шести на смену.
- У меня же отец дома. Правда он давно третий сон видит.
- А мать?
- В ночной. Ладно, лезь через балкон. Второй этаж, сможешь?
- Попытаюсь. Опыт небольшой…
- Давай, побыстрее.
***
Он долго мыл голову в ванной, вся раковина была в крови. Потом шипел, когда Майя обрабатывала раны перекисью водорода.
- Здорово тебя отделали, как в кино.
- Сам не понимаю, как влип.
- Давай я тебя забинтую. И сразу – в мою комнату. И сиди там тихо, не шуми, а то папочка проснется. Поесть я туда принесу.
Когда они пили чай в ее спальне, послышалось шлепанье тапочек.
- Маюшка, кто звонил? – раздался голос за дверью.
- Это ко мне звонили. Все нормально.
- А чего ты не спишь?
- Чай пью, есть захотелось. Иди, ложись.
Ноги зашлепали и все стихло.
Чтобы не тревожить отца, Сергей и Майя, погасив свет, вышли на балкон, и пили чай, наблюдая, как ветер нежно играет листвой, и мигают янтарные звезды, выглядывая из-за суровых туч. Сергей шепотом рассказывал о случившемся.
- Хорошо ты им врезал. Молодец! – сказала Майя и поцеловала его. Глаза ее пылали огоньком восторга.
Потом долго лежали в темноте.
Она прижалась к нему, положив голову на грудь. Река ее волос почему-то пахла сиренью….
Около четырех она его разбудила. Скоро должна была прийти мама, и Сергею необходимо было уходить. Майя стояла перед ним в полупрозрачной сорочке, красивая, как богиня. Как жаль, что он не может быть с нею всегда рядом, ощущать нежное, теплое прикосновение ее тела каждую ночь. Некому стеречь его сон, некому оберегать его покой…
Он встал, обжег ее поцелуем, и едва смог оторваться от ее губ. Одевшись, он вышел в утренний холод балкона. Набросив халат, она вышла вслед за ним.
Крапал едва заметный легкий дождь. С красноватых сосен, посаженных у тротуара, падали со звоном острые капли. Неподалеку с шумом пролетел поезд. Пахло хвоей и дождем.
С замиранием сердца она проследила, как он ловко спускается с балкона и исчезает в сером переплетении улиц.
К шести он пришел в парк. Как и все шоферы, Сергей работал через день, а сегодня вышел на полдня, чтобы подзаработать. В диспетчерской ему заполнили путевой лист.
Вскоре Сергей выехал к стоянке такси. Вокруг было пустынно и влажно.
Сергей выключил мотор, быстро протер стекла, поставив щетки, затем вытер пыль в салоне. Когда он вытряхивал резиновый коврик, бывший под задним сиденьем, его внимание привлекло маленькое кожаное портмоне. Оно завалилось за сиденье шофера. Очевидно, его потерял кто-то из вчерашних пассажиров. Сергей бегло осмотрел содержимое: приличная сумма денег, какие-то любительские фотографии небольшого размера. Наверняка будут искать. Сергей бросил портмоне в бардачок.
Находка портмоне заставила его вспомнить о тех деньгах, которые он отобрал у преступников, грабивших его. Он быстро пересчитал деньги. Получалось около пятисот рублей. Кольцо и брошь казались не слишком дорогими. Кастеты и нож Сергей выбросил.
После смены Сергей задержался в гараже, помогая товарищу осматривать забарахливший мотор. Но усталость давала о себе знать.
Уходя, он вспомнил о портмоне. Никто не искал его. Положив его в карман куртки, он захлопнул дверцу машины.
Дома от нечего делать он вновь рассмотрел содержимое. Деньги, бланки каких-то квитанций… Одна из фотографий упала на пол. Сергей поднял ее, и сердце его вздрогнуло – с фотографии, обнимая девушку, нагловато улыбался Янис.
***
Он тщательно перебирал в памяти всех, кто вчера вечером садился к нему в машину, ибо был уверен, что ранее произойти это не могло. Пассажиров было не так много, а память у Сергея была хорошая. Иногда он не помнил человека отчетливо, но запоминал присущую ему особенность или деталь. Он пришел к выводу, что фото, равно как и все портмоне, принадлежит одной из «ночных бабочек», которых он подвозил к «Интуристу».
Глядя на фото, он вспомнил одну из девушек. Она была невысокой брюнеткой. Это она строила ему глазки, бросая зазывающие взгляды, когда ее более высокая подруга красилась. Бумажник мог, конечно, принадлежать и подруге, а фото могло быть подарено на память. Но в любом случае Сергея интересовал Янис, а это была зацепка, которую нельзя проигнорировать. Сергей решил искать именно брюнетку, так как она запомнилась ему больше и именно она была с Янисом.
Следующим вечером, положив в задний карман джинсов толстую пачку денег, Сергей пошел в гостиничный коктейль-бар. Придав себе внушительный вид, заснув руки в карман джинсовой куртки, он проник за стеклянные двери.
Каменное лицо, маленькие тупые глазки удивленно и нагло уставились на него:
- Куда?!
Быстро сунув цементной морде купюру, Сергей беспрепятственно прошел в заведение.
«На иностранца я конечно мало похож. Что же приложу все усилия, чтобы убедились в обратном», - думал Сергей.
Под блистающим светом разноцветных ламп сидели немногие иностранцы. Заходили сюда и отечественные тузы, чаще всего те, у кого карманы были отнюдь не пустые, ибо цены здесь были сумасшедшие.
Сергей встал у стойки, заказал коктейль, оглядывая сидящих. Прежде всего, тех, кто сидел на высоких круглых стульчиках у стойки. Здесь было довольно много девушек, но мало кто из них походил на ту, которую он искал.
Он выбрал себе незаметное место в углу, в полумраке, оглядывал всех заходящих, стоящих и сидящих, заказывал себе то коктейль, то кофе. Ему подмигнула девушка, и он ответил ей ослепительной улыбкой. На небольшой эстраде сменяли друг друга какие-то певцы, раскрывавшие рот под фонограмму, акробаты, блюзмены, великолепно владевшие саксофоном или гитарой.
Время постепенно текло, прошло более двух часов. Сергею наскучило сидеть, он решил было уже уходить, зачислив сегодняшний вечер к числу неудачных, как вдруг двери закрыли и более никого не пускали. Начиналась ночная программа, о которой Сергей знал только понаслышке. Сначала вышла певица в прозрачном платье, которая довольно смело танцевала, звонко пела и вызвала бурю аплодисментов. Затем появилась группа, игравшая забойный тяжелый рок-ролл, сыграла две композиции, немного завела публику, но все же казалась не к месту. Гораздо лучше выступала группа в стиле «брейк-данс». Гибкие мускулистые парни совершали немыслимые пируэты, вертелись волчком на стеклянно-прозрачном полу. Сергей раньше знал об этом танце только понаслышке. Для того чтобы так танцевать нужны были сила, ловкость и длительная тренировка.
После выступления фокусника, угадывающего, что у кого в карманах, седой конферансье на ломаном английском пообещал стриптиз. Раздевавшаяся рыжая тонкая девица не вызвала большого интереса.
Сергей обратил внимание на количество «ночных бабочек», незаметно появившихся в зале.
Тем временем на эстраду выбежали девушки в узеньеих стрингах. Начали танцевать что-то огненное, ритмичное.
Все это вызывало у Сергея скуку. И стриптиз, и проститутки не вызывали у него приятных эмоций.
Сергей подозвал официанта и расплатился. Он устал и хотел уйти. Именно в этот момент одна из девушек на сцене, чернявая, крепко сбитая, привлекла его внимание. Она взобралась на плечи своей партнерши. Обруч над ее округлыми бедрами превратился в серебряный вихрь.
В ее лице Сергей уловил что-то знакомое. Девушка спрыгнула, прошлась, пружинисто покачиваясь, расставив руки, вызвав шквал оваций. Еще мгновение – она повернулась, свет прожектора упал на ее лицо, и Сергей почти привстал – она! Он механически бурно зааплодировал, подходя к сцене.
Девушки, закончив номер, скрылись. Сергей быстро прошел за кулисы.
Запутавшись в какой-то шторе, он все же смог выбраться в длинный коридор, по которому ходили люди в костюмах и какие-то полуодетые личности.
Толстяк-конферансье подошел к нему и спросил по-английски:
- Что вам угодно?
Сергей молча показал ему на уходящую вдаль по коридору чернавку.
- Я хотел бы поговорить с этой дамой, - сказал он, тщательно подбирая английские слова. Уроки Мадонны не прошли даром!
Толстяк посмотрел в его глаза с некоторым подозрением. Сергей всучил ему несколько купюр. Толстяк расплылся в улыбке:
- Я поговорю с дамой, господин. Думаю, все можно устроить… Вы подниметесь в свой номер?
- Нет, - отрывисто бросил Сергей. Он старался произносить как можно меньше слов.
Конферансье скрылся.
Когда он позвал его в комнату, девушка была там одна, одетая в шелковый халат, немного уставшая, но улыбающаяся. Она, конечно же, не узнала его.
- Очень приятно. Прошу вас, - она протянула руку для поцелуя.
Комната, куда привел его толстяк, состояла из кровати, небольшого шкафа, столика и роскошного трюмо. На столике блестели фрукты, бутылка вина, бокалы.
Сергей молчал, многозначительно улыбаясь. Она, приняв это за нерешительность, сказала на ломаном английском:
- Выпьешь со мной за знакомство? Как твое имя?
- Serge (Серж).
Она налила два бокала. Вино блестело янтарем и головокружительно пахло.
- А я Kate или даже лучше Катрин. Как тебе больше нравится.
«Как подойти к самому главному? Сразу с разгону, в лоб, не стоит - вышвырнут! Нужно, заручиться ее доверием, а затем попробовать осторожно расспросить о Янисе», - думал Сергей.
От выпитого вина слегка закружилась голова, и засосало под ложечкой.
Сиял слабый свет. За окном тихо дремал город.
Катрин улыбалась и тоже молчала. Запасы английского у нее видимо подходили к концу.
Сергей собравшись, старательно сказал:
- Какая чудесная ночь. Вы очень красивы. От вас кружится голова. Вы сегодня великолепно танцевали.
Он говорил по-английски и чувствовал, что она почти ничего не понимает, отвечая рассеянно «well», «yes», не сводя с него глаз. Глаза у нее были бархатные, нежные.
«Очаровывает», - подумал Сергей. – «Профессионально работает».
Чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, он открыл коробку шоколадных конфет и, улыбнувшись, предложил ей, сам съел два финика в сахаре.
Она съела конфету, затем встала и легким движением сбросила с себя тонкий халат, оставшись в комбидресе. Подошла к кровати, уселась и плавным движением начала снимать чулки. Сергей закурил, делая вид, что наблюдает за ней, а сам нащупал в кармане портмоне.
«Что делать? Просто сказать, что я нашел ей принадлежащую вещь? А вдруг она откажется от нее. Спросить, кто с тобой на фотографии? А не пошлет ли она меня куда подальше? Ждать удобного момента? А когда он наступит? … Значит – играть до конца».
Она манила его к себе пальцем, соблазнительно улыбаясь.
Сергей положил портмоне на стол и шагнул к ней.
______________________________________________________________________
Продолжение следует.
Рейтинг: +1
327 просмотров
Комментарии (4)
| Светлана Громова # 22 июля 2018 в 18:47 +2 | ||
|
| Александр Гребёнкин # 22 июля 2018 в 20:07 +1 | ||
|
| Нина Колганова # 23 июля 2018 в 12:05 +1 | ||
|
| Александр Гребёнкин # 23 июля 2018 в 14:07 0 | ||
|
