Не знаю, как в других больших городах, а в мегаполисе, в котором проживали наши герои, если немного покопаться в цепи своих друзей, родственников или знакомых, то буквально третье или четвёртое её звено обязательно выведет вас на кого-нибудь из людей, принадлежащих к числу известных и тому, и другому собеседнику личностей. То есть, как говорят в англоязычных странах, «it's a small world», – мир тесен...
В канун празднования Старого нового года отмечали День рождения Алексея Ветлякова, добропорядочного сотрудника одного из самых престижных ВУЗов региона. Человек он был достаточно молодой, искренний и душевный, старающийся объективно воспринимать окружающую его реальность. Супруга Наталья была ему под стать. В их семье, следуя давним фамильным традициям, некогда заложенным предками, не терпели ни фальши, ни подхалимства-угодничества, ни спекуляции духовно-нравственными ценностями. Сему нынешнее поколение без устали учило и своих детей. Собственно говоря, набора всех данных качеств, помноженных на радушие и общительность этой замечательной супружеской четы, вполне хватало для того, чтобы на чашку чая к ним периодически заглядывали те или иные люди доброй воли, вне зависимости от их возраста и социального положения. Не влюбиться в эту милую и отзывчивую пару было просто невозможно! Своей естественностью и простотой в общении они располагали к себе людей. Если те, кто хоть раз побывал с ними в одном коллективе (неважно где, будь то: в парке, на даче, на пляже или на каком-нибудь застолье на кафедре, на которой они оба работали), обладали сходными качествами, то такие персоны становились всегда желанными гостями в доме Ветляковых.
Так как хороших людей, лично знакомых с этим приветливым семейством в городе было не так уж и мало, День рождения Алексея Всеволодовича был некоторым образом растянут во времени и нередко продолжался по две пары выходных. Зная и понимая обстановку и весь этот расклад, их друзья и родственники зачастую что-нибудь к столу приносили с собой, чтобы не перегружать радушных хозяев такого рода заботами и всегда были готовы помочь по дому, становящемуся в такие дни неким центром общения и территорией искренности.
В один из сих дней по данному поводу на просторной квартире семейства Ветляковых собралась весьма тёплая компания, в которую входили такие персоны, как: сами хозяева апартаментов Алексей и Наталья, Лёша Синицын, Павел с женой Светланой, Василий Степанов с подругой Настей, Ольга, Борис, Микеле, Александр и вечный друг молодёжи «Горыныч». Их всех, кроме Ольги, Силантьева и Бориса, объединяло то, что они работали или учились в одном кластере (или, как они сами шутили, «варились в одном клейстере и замешаны были в одном тесте»).
Когда Микеле впервые попал в России в коллектив, где выпивают... В общем, сказать, что он был удивлён, значит, не сказать ровным счётом ничего в данном случае... Однако шёл седьмой год его пребывания в нашей стране и к некоторым вещам он со временем вполне адаптировался как к своего рода некой атрибутивной стороне, составляющей часть окружающей его действительности. Среди таких непростых черт российского жития-бытия были: русская зима, искренняя задушевность вечерних посиделок на кухне и большое застолье, плавно переходящее в процедуру беспощаднейшей борьбы со спиртными напитками путём их безжалостного уничтожения, причём, исключительно пероральным способом, то есть приёмом во внутрь в процессе общения. Когда все три компонента этой реальности сливались в один, как три грани, объединённые единым основанием и имеющие одну точку соприкосновения в своей вершине, сия пирамида, а точнее сказать, «бермудский треугольник», могла или мог преподнести любые сюрпризы. Тем не менее нашего дипломника, прошедшего закалку привычной для среднестатистического россиянина отечественной действительностью, теперь уже не так-то просто было удивить или сбить с панталыку. Сам он мог позволить себе выпить две-три рюмочки вина или Шампанского врастяжку на протяжении всей вечеринки, но не более того. (В этом вопросе на него никто не наседал; все с пониманием относились к его взглядам на жизнь и на собственное здоровье. Да и вернуться на родину ему весьма было желательно, будучи ещё живым, дабы отработать вложенные государством в его обучение средства.) Силантьев в этот вечер был за рулём. А Светлана, жена Павла, находилась в положении. Такова была расстановка сил за праздничным столом на именинах Алексея Ветлякова, коему стукнуло 38. Общение шло уже порядка двух с половиной часов или чуть более того. Все из присутствующих были рады друг другу и с удовольствием обменивались своими мыслями, чувствами и ощущениями восприятия окружающего мира. Словом, атмосфера, как и всегда в этой компании, где студентами, кроме Микеле, также являлись его однокурсники: Лёша, Паша и Света, была исключительно тёплой и дружелюбной.
– Вот я, вроде бы, неплохо говорю и понимаю по-русски, да? – обратился было к аудитории Микеле, – но мне не всё в российской жизни понятно...
– Мишань, ты – супер-пупер!
– Однозначно, Мишель! – подтвердил мысль предыдущего «оратора», своего приятеля Лёшки, Павел.
– Майкл, если кто обидит, – сказал серьёзным тоном Василий, глядя в глаза представителю другого континента, – Если кто только намекнёт тебе, что ты какой-то не такой...
– В смысле, black**, – спокойно отреагировал Микеле.
– В любом смысле, хоть light yellow,*** я не знаю, хоть deep green...**** Ты... Ты сразу ко мне обратись, братуха, – решительно заявил Василий, согнув руку в локте со сжатым кулаком, поднятым вверх, означающим единство в борьбе за всё самое хорошее против всего самого плохого, – или, вон, Мстиславычу только свистни. Это он на вид такой спокойный, добродушный, равнодушный... Нет! Я не то хотел сказать... Но, если что... Он такой Мстиславыч, что враги не позавидуют... и им не позавидуешь. Это я тебе говорю! Так-что вот так...
– Микеле, Вася хотел сказать, что Боря, он, по жизни, адекватный и уравновешенный человек, здравомыслящий и позитивно настроенный мужчина, но в случае возникновения какой-то кризисной или нештатной ситуации, Борис преображается. Так?.. И он становится как сущий дьявол в бою или, вообще, в каком-нибудь конфликте за правду, честь и достоинство, – перевёл с русского на русский слова Василия Силантьев, – так?
– Николаич, респект тебе и уважуха с кисточкой, с мечами и с бантами, от всей души и каждой её этой, как её, э-э-э-э... фибры, – согласился с интерпретацией его слов Степанов, – вот, в самое яблочко. Bingo! – как, наверное, говорят на родине у Миши.
– Да! Ты что хотел сказать-то, Майкл, пока тебя не перебили? – вступила в этот разговор Настя, подруга Василия, поправляя его растрепавшуюся шевелюру.
– А-а-а... Во-первых, Вася, спасибо тебе за тёплые слова и Александру Николаевичу за перевод и адаптейшн, в смысле, адаптацию... Во-вторых, ребят, я хотел сказать, что русская душа, она, всё-таки, блин, немножко потёмки, в том плане, что она не так прозрачна, не так проста...
– Продолжай, брат! – откликнулся Павел, одногруппник Микеле по универу, – режь её, правду-матку!..
– Нет, ребят! Давайте, сегодня без поножовщины! – пошутила хозяйка квартиры Наталья, вглядываясь в лицо сильно захмелевшего Павла, – Паш, ты как, себя нормально чувствуешь?
– Живее всех живых, – отозвался её оппонент, приваливаясь к своей жене Светлане и прикрывая глаза.
– Этот последний год учёбы ему тяжело дался, подрабатывать приходиться, тут диплом, а у нас малыш скоро будет, – прокомментировала состояние супруга Света, прижав к себе голову будущего отца её ребёнка и поцеловав его в затылок, – так ты, Миш, о чём?
– Да так, – задумчиво отозвался Микеле и, вдруг, переводя взгляд и показывая на что-то мурлыкающего себе под нос именинника, устало распластавшегося в кресле, продолжил. – Вот, похоже, что об этом. Послушайте Алексея Всеволодовича!.. Я не могу взять в толк, почему вы летом в жару, ну, когда хорошо так расслабитесь, поёте: «Ой, Мороз, Мороз! не морозь меня!» А зимой вдруг затягиваете: «Summertime. And the living is easy, fish are jumping and the cotton is high»***** ой, люли-люли, ай, люли?..
– А я тебе отвечу, друг Миша, – сказал Борис, намереваясь объяснить жителю далёкой заморской державы некоторые особенности национального мировосприятия, – вот, ни Николаич не даст соврать, ни «Горыныч» не даст...
– Извини, что собью с мысли, а почему вы дядю Ваню, ну, Ивана Гавриловича, называете «Горынычем»? – поинтересовался Микеле и, обращаясь к уже было чуть задремавшему соседу, добавил, – хулиганят они, дядь Вань?
– Да шут с ними! – взбодрился вслух Гаврилыч, наливая себе рюмку водки и провозглашая тост, – за всех присутствующих! Я вас люблю, ребята!
– Твоё здоровье, «Горыныч»!
– Иван Гаврилыч, мысленно с тобой!
– Алаверды, дядь Вань! Не обижайся на нас, пожалуйста! Здоровья тебе крепкого и... и...
– И невесту побогаче! – вставил своё словцо Борис, опрокидывая свой сосуд в один глоток.
– Дядя Ваня, прости их дураков! – вмешалась хозяйка, специально подойдя к самому старшему из гостей, чтобы персонально чокнуться с ним и поцеловать его в гладковыбритую щёку, – балбесы, они и есть балбесы! Ты сам знаешь, как мы тебя все любим и всегда рады тебя видеть! Да, коллектив? Я не слышу?!
– Виват! Виват! Виват! Гаврилычу респект!
– Да здравствует «Горыныч»!
– Чтоб вы все были здоровы, черти мои дорогие! – откликнулся Иван Гаврилович на словесный салют в его честь.
– Майкл, следи за смыслом – дядя Ваня, он же Иван Гаврилыч, – пустился было в объяснения Борис, – игра слов, понимаешь, и значений в сочетании с обликом персонажа из народного эпоса, так сказать,... и... и фамилия у дяди Вани тоже работает в этом направлении. Он – Горынычев.
– Гораничев! Твою в качель! – поправил Бориса дядя Ваня, – ты, вообще, мстишь чьей-то славе вечно, Мстиславыч, неуловимый мститель, блин!
– Да? – искренне удивился Лёша Синицын, – а я правда думал, что Горынычев.
– Не разочаровывайся так Лёша! Мы поменяем «Горынычу» паспорт!
– Кончай трепаться, Бориска! Пойдём лучше покурим, – предложил своему оппоненту Иван Гаврилович, вставая из-за стола, – короче, развлекаемся мы так, Мишаня. Не забивай светлую головушку твою. Выпускаем пар мы.
– Так вот, Микеле, о русском менталитете, – вернулся к теме, когда они вышли на лоджию, Александр. – Душа российская, как ты успел заметить, пребывая... Да, нет, не пребывая, – живя в нашей стране... Душа русского человека, как бы крут ни был его нрав, она всё-таки остаётся субстанцией тонкого качества, она остаётся чувственной, ранимой и находящейся в вечном поиске каких-то благ, которыми она в принципе обладает, или неких пресловутых благ, кои могла бы иметь завтра, через неделю или месяц, но ей вот хочется, что называется, «здесь и сейчас». Ей, душе русской, всё время нужно, как тебе объяснить, белого в чёрном и чёрного в белом, что ли... У нас даже в одной из песен поётся... Да, есть такие слова: «а мне всегда, всегда чего-то не хватает: зимою – лета, осенью – весны»... Вот как-то так, наверное.
Дамы, посовещавшись между собой, решили объявить музыкальную паузу, во время которой они успели сделать всё необходимое, как-то: и потанцевать, и немного прибраться на столе, и поставить свежие блюда, и помыть какую-то часть посуды, и ещё сотворить незаметную для праздного глаза кучу всяких хозяйственных мелочей. Важно, что все сии действия были выполнены ими без какого-либо ущерба для общения с другими членами этого коллектива, как бы, между прочим.
Мужчины на протяжении всего этого времени обсуждали какие-то проблемы, сгруппировавшись по интересам; те, кто курил, выходили, чтобы отдать дань «дымчатому дракону». Кто-то искал вдохновения в ритмах музыки, будучи вовлечённым в этот процесс стараниями кого-либо из представительниц лучшей половины человечества, и все с удовольствием дегустировали блюда, и общались, общались, общались.
– Вот ты можешь сказать, Мишк, сколько будешь зарабатывать, когда вернёшься домой и трудоустроишься? – интересовался у представителя одной из экваториальных держав нашей планеты, заканчивающего своё обучение в России, «Горыныч».
– Ну, с этим дипломом я сначала должен буду отработать два года на государство... Ну, я думаю, что порядка тысячи долларов в месяц мне сразу будут платить.
– А у меня зарплата 15 500 и пенсия девять с копейками. Мне 68 лет. Завтра наш босс скажет, что, давай, мол, Гаврилыч, выруливай на заслужённый, так сказать, отдых, пнёт под зад ногой, дескать, дома сиди с бабкой своей, в твоих услугах больше не нуждаемся. А он так и сделает, я знаю! Я же – не чиновник какой-нибудь незаменимый.. А моей бабке только 56 исполнилось, она у меня молодая. И ещё месяц иль два и будем мы с ней куковать на две пенсии тыщ по десять каждый, то есть на двадцатничек. Как говорится: «Живи – ни в чём себе не отказывай!» Мой сосед Стёпа, мы с ним ровесники, восьмой год на минималку кантуется... Это в долларах-то сколько? А в евро? Это разве – не стыдобище для нашего государства?
– Долларов триста на двоих у вас, может быть, выйдет.
– Пару с половиной сотен евро вдвоём точно будете огребать! – мрачно подтвердил
Василий, – не жизнь – малина. Мой шеф, когда отдыхает «за бугром», наверное, столько за свой отпуск чаевых оставляет. Это называется «уровень жизни».
– Вот!.. А у нас – внуков четверо. Гостинцев им каких-никаких дать хочется. У внучки (от моего первого брака) ипотека... Обновки какие-то себе... Я-то ладно. Доношу, что есть. А бабке-то моей одеться ещё хочется, выйти в люди. Я не говорю уж о том, чтоб съездить куда за границу. Мы же не были нигде... Нет, вру. Я в Белоруссии был и в Казахстане, и ещё служил в Монголии когда-то. Почитай, полмира объехал!.. Она в Украине была, ну, тогда
ещё – на Украине, у неё родня там... А вот так вот, по-людски, сейчас съездить, косточки погреть на песочке куда-нибудь в тёплые страны – хрен! Если раньше не съездили, то теперь... На триста долларов в месяц на двоих – две жизни копить будем и не накопим... Сейчас отложить?.. Только на похороны – «гробовые». Да жрачка ещё. Как говорит наш великий сатирик, твой тёзка, кстати, Жванецкий Михал Михалыч: «Вся зарплата идёт в унитаз.»
– А раньше как было, тогда ещё при Советском Союзе, дядя Ваня? – полюбопытствовал Микеле.
– А также приблизительно и было. Зарплата 120-150 рэ, – это инженерская, к примеру. Я... ну, пусть 200 рэ мог заработать, пусть даже 250! Что-то хорошее купить из вещей – бежишь на толкучку, ну, на вещевой рынок, Миш. Или в «Берёзку» идёшь, где за чеки товар продают, аналог долларовой валюты. Если по курсу иностранных валют, что публиковался тогда два раза в месяц в газете «Известия» (одного из наших центральных, главных изданий), 100 долларов США стоили где-то 72-74 рубля, а то и меньше, то в жизни-то по-другому... Это официальные цифры у них. На деле же – за сто чеков ты платишь 150 кровных рублей, то есть один к полтора, если имеешь возможность обменять у кого. Арифметика простая. Вот тебе 300 долларов – 450 рублей, два или два с лишним месяца, так сказать, ударного труда, а для кого-то и три. (Если ты, вообще, не 80-100 рублей получаешь.) Можешь купить хороший качественный импортный костюм, из микровельвета, например. Ещё останется кое-что. А можешь приобрести шикарный, ну по нашей жизни, конечно, спортивный костюм или, скажем, туфли купить хорошие, заграничные, из капстраны даже. Как говорится, всё хорошее дорого. Да, но это по нашим деньгам, по нашим зарплатам дорого, а по их западным меркам-то, вроде бы, и ничего, нормально... Они же там не копят на костюм или на обувь два месяца, никуда при этом не тратя своих денег. Вот он – уровень жизни, как ты, Вась, говоришь! Про колхозы и трудодни я тебе, Мишаня, рассказывать сейчас не буду, как начислялась зарплата, как и чем она могла выплачиваться... Это, брат, – всё надолго и сразу так не поймёшь, как люди выживали тогда. Но ныне-то какой век на дворе?..
– Так сейчас же многое изменилось, да?
– Да... Кроме, власти нашей. За последние сто лет она, по сути дела-то, одна и та же: союзное федеративное государство, республика, социализм, коммунизм, а-социализм, ещё какой-нибудь там «-изм»... Власть народом не интересуется... Нет! Ну, к выборам-перевыборам – святое дело! О том, что в стране есть люди там, где надо, вспомнят. Как только благополучно выбрались и переизбрались, – люди? А вы, собственно, кто? Одна показуха! Ты знаешь значение этого слова, да?
– Да, знаю.
– Государство и тогда нам платило меньше, чем мы зарабатывали на самом деле. Всех нас «честно обирали», оставляя какой-то процент от того, что каждый заработал. Остальное в казну, кстати говоря, и на разработку нефтяных и газовых месторождений и других полезных ископаемых, на развитие всех этих комплексов, на космос, на гонку вооружений... А у мужчин с восемнадцати лет из заработка вычитали ещё и за бездетность, по-моему. Был такой «налог на я...» Извините, дамы...Заметьте, с каждой нашей зарплаты, из года в год забиралось намного больше половины наших денег. Не одно поколение поднимало и осваивало эти месторождения и делало задел на освоение новых. Это же – труд миллионов и миллионов, многих десятков миллионов советских людей, в том числе, наших родителей, бабушек и дедушек. Это – каждодневный труд из года в год, Миша, из года в год!.. А сегодня, как говорил профессор Нежинский, наш покойный Виктор Вениаминович: «какой-нибудь Изгрязи-в-Князев Жулико Бандитыч» заявляет, что он тут – хозяин жизни и эти недра все его и всё здесь его, а мы, из чьего труда накапливалось всё это богатство, как и из труда наших родителей и их родителей, мы сейчас – его рабы. И существуем мы на незаработанные нами деньги... Мы живём с их подачки. Да! На их долбанные ловко стыренные и приватизирован- ные миллионы и миллиарды рублей, обращённые в иностранную валюту! Нам кидают крохи со стола, Мишань! Не так что ли, ребята?
– В общих чертах как-то так... Ну, ты разошёлся сегодня не на шутку, «Горыныч», в смысле, Иван Гаврилыч! – ответом на последний вопрос прервал монолог самого опытного слесаря в данном кластере Борис, с удивлением глядя на оратора.
– Да, дядя Ваня, мы тебя раньше никогда таким не видели, – присоединился к нему Лёша Синицын.
– Боря, Лёшечка, ребята, нагорело внутри-то уже за все эти годы. Если не сегодня, то завтра помру, а что я видел в этой жизни!.. Война уже почти 75 лет, как кончилась, а нас всё кормят обещаниями да лапшу на уши вешают по «сраному ящику»! А мы всё воюем с кем-нибудь... за их мошну, за их кошельки воюем, блин! Налей, Васятка! Разве же так можно жить?
– Сколько, «Горыныч», в смысле, Иван Гаврилыч? – поинтересовался Степанов, наполняя его ёмкость водкой.
– Он ещё спрашивает?! Лей полную! – ответствовал универовский слесарных дел мастер со стажем, казалось, способный подковать блоху. – И скажи... Нет! Друзья мои, скажите, если я неправ, а? Те, кого мы победили, почему они так не живут? Их столько лет кормили словесным дерьмом, переворачивая всё с ног на голову!?.. Десять тысяч! Это – не пенсия,
это – измывательство над людьми! 100-150 европейских рублей в месяц!
– Причём, в особо извращённой форме, дядь Вань, – вдруг поддержал выступавшего на этом «стихийном несанкционированном митинге» именинник, пробудившийся ото сна. – Я с тобой на сто пудов согласен, мой хороший... Нет!.. На двести, «Горы»... Иван Гаврилович. Я сейчас, прям как будто, профессора Нежинского послушал, честное слово... Ну, в самой сущности своей. За всё сказанное тобой стоит выпить!
– Голоса против или же воздержавшиеся есть? – обратился к присутствующим Степанов, присоединяясь к этому своеобразному тосту, и, вытягивая вперёд свою рюмку, торжественно добавил, – тогда «пусть говорит хрусталь»!
После того, как все чокнулись и выпили (те, кто не употреблял за этим столом алкоголя в силу тех или иных причин, поддержали компанию соком по своему вкусу), виновник торжества Алексей, обращаясь к Силантьеву, произнёс: «А что на сей счёт говорит религия и теософия? Что они обо всём этом нам говорят?» Все взоры устремились на Алекса, которому в упомянутых выше вещах отдавали безусловный приоритет, хотя, как известно: «не бывает пророка без чести, разве только в отечестве своём и среди домашних своих».
– Версия, значит, такая, – взяв многозначительную паузу и подняв указательный палец левой руки, сказал Александр. – В Библии сказано об этих временах, что по... Обратите внимание!.. По совершенной потери силы народа Его (а сегодня мы можем интерпретировать термин «божий народ» как народ российский, ибо на примере его жизни, жизни Государства Российского, в том числе, и на примере нашего жития-бытия, Господь показывает дела свои, воздавая за мысли людей и за деяния их то, чего мы достойны). Так вот, по низложении силы народа сего и произойдёт то долгожданное событие, о котором говорили ещё ветхозаветные пророки и сам Мессия при своей земной жизни говорил об этом. Это грядущее событие будет означать конец времён языческих, то есть окончание власти денег на земле и разрушение всего этого культа мамоны, что сформировался у людей за тысячелетия истории нашей цивилизации на земле. Иными словами, вся данная сложившаяся в мире и в нашей стране, в частности, ситуация, как в политическом, так и в экономическом плане, подталкивает нас к мысли... Да уже, пардон, не подталкивает, а напрямую кричит нам в самое ухо, что время кар-ди-наль-ных перемен на этой планете уже настало... И нужно быть готовым к этим крутым переменам... В самое ближайшее время мир изменится до неузнаваемости. Причём, даже не путём цветных революций или, как бы их там ни называли сторонники лизоблюдства, других подобных мер. Изменения всей мировой системы не-от-вра-ти-мы!.. И никто из правителей и сильных мира сего не в силах воспрепятствовать уже идущему процессу! Никто!.. Говорится также, что нечестивые в это время так и будут по-прежнему поступать нечестиво и, что никто из них не уразумеет этого... А почему?.. Потому что их судьба уже предрешена и одни из них являются «слепыми вождями слепых», а другие – тем самым соблазном, по отношению к которому, сказано (переводы с греческого всегда несколько разнятся, я воспользуюсь одним из них, хотя суть всех их едина): «Горе миру от соблазнов, ибо нужно, чтобы пришли соблазны; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит.» В Евангелии от Матфея вы, при желании своём, сами прочтёте это... Ещё секунду внимания, леди и джентльмены!.. А что касается высоких руководителей любого народа и страны любой, то... То, как вы сами знаете, Мессия сказал: «По плодам их познаете их. Разве собирают с терния виноград или с репейника смоквы? Так всякое хорошее дерево производит добрые плоды, плохое же дерево производит дурные плоды...»
– Резюмируешь как-то, Александр Николаевич? – спросил Силантьева Борис, пока в возникшей паузе все размышляли над тем, что он только что им высказал.
– Пожалуй, да... Тот... Дорогие мои, тот самый суд, что состоится в Эпоху больших перемен, он очень близок. А те люди... Те малосимпатичные нам люди, скажем так, они уже сами себя осудили. Они осудили себя собственным безверием в высокое предназначение человека, отсутствием веры в Бога, который так или иначе олицетворяет для нас некую высшую справедливость, и произведёнными ими плодами они осудили сами себя. Можно заморочить голову человеку с помощью, как правильно заметил Иван Гаврилович, «этого сраного ящика», извините, который мы превратили в своеобразную икону, на которую и «молимся» каждый день. Но Того, Кто вот-вот придёт, ибо о Его возвращении во славе прямым текстом сказано в Библии, всё это грошовое шоу ни в коем случае не впечатлит!..
Они сами себя уже осудили... Не для того, чтобы собирать земные богатства того или иного рода в свои сокровищницы и закрома приходит человек на эту землю, в этот мир. Это – слишком ничтожная цель, недостойная сознания и облика созданного по образу и подобию Божию. В этом смысле, можно завладеть всем миром и богатствами его и остаться ничтожнейшим из живых существ, удел которого есть то самое библейское серное озеро на долгий и долгий срок. Крепитесь, друзья мои! Время уже близко, а апокалиптические суды, они... они уже идут.
С некоторых из присутствующих, вроде бы, даже слетел хмель. Не сговариваясь друг с другом, они вдруг зааплодировали после слов Александра. «Горыныч» поставил на стол приготовленную рюмку, молча встал со своего места, подошёл к Силаньеву, со слезами на глазах обнял его и поцеловал.
– Ты, Алексан Николаич, сейчас прямо, как профессор Нежинский, Виктор Вениаминович, всё изрёк нам... Да, но ты ж его не знал, – утирая слёзы рукой, а потом и платочком, что он извлёк из кармана пиджака, сказал дядя Ваня, обращаясь к Алексу.
– Почему не знал? Мы с Виктором в одно время на одном факе в госуниверситете учились. Он тогда комсоргом был, – возразил ему Силантьев, – они с друзьями ещё в лаборатории крутились, в которой я работал, когда на вечернее отделение перешёл. А потом он в Москву перевёлся. И я совсем потерял его из виду.
– Подожди, подожди, Александр Николаич! – оживился «новорождённый», – вы с ним точно на физфаке учились, а не на философском, например?
– Хорошая шутка! Точно, Алексис, – успокоил именинника Силантьев, – а недавно я с супругой Виктора познакомился, с Анастасией Павловной.
– Вот уж, правда, тесен мир, – сказала Настя, осторожно вступая в этот разговор, – она вела у нас в школе уроки английского.
– Слушай, Александр Николаич, – оживлённо произнёс Степанов, – как она там? Держится? Я её с самых похорон Виктора Вениаминовича больше и не видел.
– Держится, – сухо ответил Алекс, не вдаваясь в подробности, которых из собравшихся за этим столом больше никто не знал.
– Ребят, а давайте, все вместе сходим к ней, подбодрить её как-то, или делегируем кого, а? – обратилась с предложением к присутствующим хозяйка данных апартаментов Наталья, – может ей... Может им всем помочь как-то надо? У них же двое детей, насколько я помню, да?
– Давайте, друзья, давайте!
– Точно, ребят! Семье профессора Нежинского грех было бы не помочь!
– Какой вопрос! Так и сделаем! – решительно высказался Борис, который, хоть и не был знаком с доктором физмат наук лично, но безгранично уважал его, слышав много хорошего о нём от других, кто в той или иной степени был дружен с Виктором Вениаминовичем или, как наши нынешние студенты-дипломники, учился у него.
– Друзья мои, знаете что? – отреагировал на внезапное предложение участников застолья Силантьев, – я на днях был у Нежинских. Они, по сути дела, ни в чём не нуждаются... А потом, вы сами знаете или можете предположить, что в этой семье вряд ли примут такую помощь. Вы знаете менталитет данного семейства. Дочь у Виктора давно уже взрослая и сама может о себе позаботиться. Младшенький Ваня хорошим мальчиком растёт. Да, и у них есть прекрасные тылы в лице замечательной бабушки!
– Но чем-то всё равно хочется быть им полезными! – эмоционально заявила студентка Света, жена и одногруппница Паши, – мы с Пашкой посоветовались (Скажи, Пашк!) и решили нашего будущего сына назвать Витей, Виктором то есть, и моего деда так звали!
– Здорово, Света и Павел! Здорово, ребята! Но давайте поступим следующим образом. Я посоветуюсь при случае с членами семьи профессора Нежинского: что-как и в какой форме, если они сочтут это для себя приемлемым... А потом мы соберёмся и обсудим ситуацию более предметно, хорошо? И привет от вас всех передам, окей?
– Добро, Алексан Николаич! Добро!
– Да! Да, конечно!
– Однозначно! Огромный привет Анастасии Павловне и всем домочадцам от сослуживцев её супруга... Язык до сих пор не поворачивается выговорить: покойного супруга.
– И от его студентов огромный привет! Скажите, что все его помнят и любят. Как же иначе!
– На том и порешим, друзья мои. А сейчас, если позволите, я спою, как смогу, песню Александра Розенбаума. Она называется «Вечерняя застольная». Сегодня я хочу посвятить её Виктору Вениаминовичу Нежинскому и всем нашим близким и друзьям, которые ушли раньше времени в силу тех или иных обстоятельств, всем людям доброй воли. Сейчас секундочку, я только подстрою инструмент...
Исполнив заявленную песню и ещё несколько известных шлягеров разных лет, Силантьев простился с теми, кого, возможно, в этот вечер уже не застанет, когда ещё вернётся позднее, и отбыл на время по делу. (Ему нужно было выполнить заказ одного из постоянных клиентов. Они договорились об этой таксишной услуге ещё за несколько дней до текущих событий.) После большого перекура и не слишком продолжительной танцевальной программы разговор на начатую тему был продолжен.
Почти все высказались (в основном кратко) в рамках круга поднятых сегодня вопросов. В роли настоящего бенефициара этого мероприятия выступил дядя Ваня.
– В такой богатой стране, победившей фашизм-гитлеризм, мы так бедно живём, на 200-300 долларов в месяц, да пусть на 600 или даже на 700! – продолжил излагать своё видение темы, что бередила рану его души, Иван Гаврилович. – При нашем-то изобилии природных ресурсов, имея такие богатства и просторы, да с нашими человеческими ресурсами (мы же – не страна идиотов) разве это не стыдно? Кто из проигравших, ну из тех, кто воевал на той стороне во Второй мировой, живёт сегодня хуже нас? Никто! Ребят, никто! Или всё-таки зададимся, блин, целью и будем искать тех, кто беднее нас живёт, а? Мы – народ-победитель. А мы, действительно, народ-победитель. Но эту битву с сатанинским отродьем мы проиграли у себя на родине, позволив этим «Изгрязи-в-Князевым» и «Изговна-Конфетковым», как называл их профессор Нежинский, распоряжаться богатствами нашей страны, что разрабатывались и основываются на поте и крови поколений людей ещё Страны Советов, понимаешь, и на костях политзаключённых, наших родственников; а также это – деньги тех, у кого вынимают их из карманов в последние два с половиной десятка лет! Вынимают из наших карманов под любым предлогом. А виновата во всём, естественно, Америка!.. Если бы её не было, пришлось бы её придумать, чтобы не мешали ныкать бабло по кошелькам, по счетам своим!
Если бы у кого-нибудь там [поднимает указательный палец вверх] был хоть один грамм совести на весь организм, ему бы в горло не полез его поганый омар с осетриной! Они глаз не смели бы поднять на людей, если бы у них был хотя бы грамм совести! А они диктуют нам свои условия и выставляют счета. Как говорил Виктор Вениаминович, скоро налог на дождь введут, как в сказке «Чиполлино». А сзади будет стоять человек в форме и орать: «Молчать!» (Не в твой огород этот камень, Боря.) Остаётся ещё налог на воздух ввести: дышишь, сволочь, – плати! Они сегодня – хозяева жизни, эти пакостные ничтожные людишки. Отребье – оно и в золоте отребье и в бриллиантах то же самое! В какой кафтан их не ряди, мать иху!.. Извините, дамы! Правильно сказал Александр Николаич, что... Как он выразился-то?.. Короче, что подлец останется подлецом и сам, гад, не поймёт этого до самой погибели своей! И что они сами себя осудили... Я ж тоже читал Писание. Думаете, если дядя Ваня – слесарь, он и азбуки не разумеет?.. Я просто сказать так не могу, как профессор Нежинский, земля ему пухом, или вот как Николаич, чтоб он был здоров! Не умею я так...
– Ну, ты сегодня разошёлся, дядя Ваня! Да мы любим тебя таким, какой ты есть! И... и низкий поклон тебе и уважение наше за то, что ты есть!..
– Да уж, Иван Гаврилович, ты выдал сейчас на гора! Наверное, всё, что накопил за многие годы?
– Прости, дядь Вань, если обижал тебя кто-нибудь из нас, называя «Горынычем»... Ты для нас для всех... Ты – близкий нам человек. Ты – прямой и нелживый. Ты никогда никому не отказываешь выточить какую-нибудь вещицу нужную. С тобой всегда приятно пообщаться на работе и вне её...
– Согласен, ты – наше всё, Иван Гаврилыч, – ум, честь и совесть эпохи!
– Нет, ребят, это уже – компартия, а не я! Я только – эпоха, причём, ушедшая совсем, и полезное, я надеюсь, ископаемое.
– Полезное. Это точно! Просто сегодня ты раскрылся ещё и с неожиданной стороны. И лично я за это выпью, – продекламировал Борис. – Вообще-то, это был прозрачный намёк, если кто не понял, уважаемые дамы и господа, в хорошем смысле этого слова...
– За Ивана Гавриловича стоит выпить, причём, стоя, – высказал своё мнение именинник и подал знак Степанову. – Давай, Василий, банкуй! Дирижируй, окей? Кому чего и в каком объёме, так сказать. Без насилия над личностью, разумеется, но с учётом пожеланий. Короче, сам всё знаешь, как обычно...
– Спасибо, ребят, за тёплые слова. А где и кому я ещё могу так излить душу? Кто поймёт? – ответствовал дядя Ваня. – Вот Виктор Вениаминыч да, ну, в смысле, профессор Нежинский, он всё понимал. И всех этих жополизов поганых и шестёрок-прихвостней этого жулья он на дух не переносил и говорил им в лицо, кто они есть. Царство ему небесное! Упокой, Господь, его душу светлую! Вот человек был! Умница и правдолюб! А они его, сучье семя... Извините, друзья!..
– Ты что-то знаешь больше, чем мы, Иван Гаврилович? – решил уточнить этот момент виновник торжества.
– А они... А они травили его, сволота поганая! Душа огнём горит просто, честное слово! Извините старика, ребята! Сколько в себе держать-то можно, а? Вы меня к бабке моей потом отвезёте?
– Обижаешь, Иван Гаврилыч. Конечно! – заверил самого старшего из присутствующих Борис. – Вручим тебя прямо в руки твоей хозяйки вместе с ключами от замка зажигания и пультом дистанционного управления. Как сказал Николаич, он доставит домой тебя лично, а я пособлю, так что не волнуйся на сей счёт и не сомневайся в нас.
Примерно минут через сорок-пятьдесят Силантьев позвонил хозяйке квартиры, где отмечали День рождения Ветлякова, Наталье и поинтересовался обстановкой на тот момент времени.
– Паша со Светой ушли домой. Микеле вызвался их сопроводить, а то Пашку здорово подразвезло. Он какой-то совсем измученный. Алексей мой пообещал подсобить ему с дипломной работой, чем сможет, – сообщила в трубку жена именинника. – Да да! Про тебя говорю. Требует продолжения банкета... Вторые выходные отмечаем. Вот... Василий задремал крепко. Чувствуется, на работе ему тяжко сейчас приходится. Надо бы помочь его доставить домой... Хотя, пусть у нас ночуют с Настей. Мы сегодня без детей. Они у моей матери в соседнем доме тут. Сейчас я им постелю в спальне сына.
Вот, наш Лёша рвётся всем помочь. Да. Но потом его самого придётся доставлять обратно и не факт, что этот вариант будет хоть чем-то проще. Борис готов помочь и Оля. Ивана Гавриловича надо будет сдать Любови Анатольевне из рук в руки под роспись в получении.
– Хорошо, я разворачиваюсь в вашу сторону, – согласился с предложенной Натальей диспозицией Александр. – Минут через двадцать буду у подъезда. Будьте готовы. Ну, если что, то я поднимусь... Да, пожалуй, поднимусь минут на пять на чашку чаю. Наташ, а кусочка тортика не осталось? Есть?! Ну и отлично! Сейчас всё вырулим и разрулим. Да, а Синицыну там до общаги-то два дома пройти всего. Ладно, сейчас подъеду, разберёмся на месте. Уже лечу!..
К приезду Силантьева одногруппник Микеле, Паши и Светы Лёша Синицын, попив кофейку, в достаточной степени взбодрился и пошёл в ближайший из корпусов универовского общежития, где обитал в одной комнате со своим приятелем с другого континента. К этому времени Микеле уже спал. Минут через десять-пятнадцать Лёшка отзвонился Ветляковым, как и было у них условлено, чтобы никто за него не волновался, и сообщил, что он уже в своей постели. После того, как Алекс доставил к пунктам назначения Гаврилыча, и Ольгу, он повёз домой Бориса.
– Ну, а теперь, Александр Николаевич, выкладывай, что там произошло на вашей точке осенью, когда ты Лёньке отзвонился? – задал интересовавший его вопрос бывший коллега Силантьева по работе, – Ну, с этими «распальцованными»?
– Ах, тот случай!
– У вас там каждый день что ли, в смысле, каждую ночь, такая веселуха?
– Не каждую, но сам понимаешь, бывает... Ночь. Улица. Фонарь. Аптека... То есть, мегаполис. Ночь. Пьяные люди и всё такое прочее. А то ты сам не знаешь, как это и какова она, ночная жизнь сити?
– Да, когда мы под твоим руководством-то трудились в ЧОПе тысячу лет назад, всякое бывало, – задумчиво ответил Борис, видимо, машинально воскрешая в памяти какие-то моменты из прошлого. – Мы с Лёнькой тогда совсем пацанами были... И всё же, Николаич, что у тебя там за «бэтмэн» такой объявился. Кто он? Откуда? Ты ни словом о нём не обмолвился.
– Совершенно случайный парень. Прохожий.
– Знаю я таких прохожих. Когда мы с Леонидом пригласили тех парней на беседу, то этих амбалов от одного воспоминания о нём трясло и в жар бросало... У нас, вроде бы, все такого рода люди на виду. А о нём никто слухом не слыхивал, – продолжал проявлять профессиональное любопытство Борис, – где ты его нашёл?
– Я же говорю тебе, Боря, прохожий...
– Ну, не хочешь – не отвечай. Я полагаю, ты контролируешь ситуацию со своими парнями.
– Борь, честное слово, вы там у себя слишком много приписываете моей скромной персоне.
– Ладно, проехали... Ну, а так всё более-менее в норме?
– Терпимо.
– Да, слушай... Ты твоих кавказско-азиатских ребятишек всё-таки придерживай. А то кое-кто из смежников недоволен. Ты понял, о каком случае я говорю?.. Опять задумался. Ну, когда капитана одного обидели...
– Понял, да... Сам понимаешь, ребята молодые, горячие... Вспомни, какими вы заводными с Лёней в молодости были и помножь на южный темперамент, кровь и энергию...
– Страшную картину обрисовал, Николаич. Может быть, прислать кого из наших, чтоб пособеседовали?
– Не надо. Ребята незлые, я бы даже сказал, душевные. А смежники ваши, знаешь, тоже... Прилететь на двух машинах вооружёнными до зубов, как будто здесь боевые действия, честное слово! Ночную жизнь «на районе» взбудоражить... Не девяностые же на дворе!.. Кое-кто из других бригад бомбил «попал под раздачу», когда они столь рьяно «свои выяснения» стали производить... В общем, могло всё хуже закончиться, чем было. А ты говоришь: «веселуха»!.. Жизнь...
– Ты там формирование что ли создал?
– Интернациональная бригада. Ребята боевые, но сами никогда «в бутылку не полезут»... Ну, а нервы есть у всех...
– Точно, никого в помощь не надо?.. Ну, как знаешь. Только не запускай процесса, – серьёзно сказал Борис и сменил тему разговора. – Да. Я слышал, девушка у тебя молоденькая появилась... Сам, вон, посвежел, похорошел, помолодел как! Лет пятнадцать долой точно!
– Борис Михалыч, так льстить своему бывшему шефу неприлично.
– Ну, правда, прям, сбросил от души! Я тебя давненько не видел. На улице встретил – не узнал бы! Когда Лёнька сказал, я не поверил. А может, это – не ты вовсе? У тебя младший братишка есть?
– Отстань, а то высажу!
– Зайдёшь? Лариса тебе рада будет.
– В два часа ночи? Двадцать минут третьего.
– Тьфу! Ё-ё-ё! Потерял счёт времени. Давай, в следующий раз, окей?
– Добро! А может, лучше вы к нам?.. А что, Борь, давайте с Леонидом летом ко мне «на фазенду». Ты с Ларисой, Лёня... Никого он себе не нашёл?.. По пивку и всё такое. С Людмилой познакомлю.
– Так её Людой зовут?.. Боюсь, Александр Николаевич, нам этим летом не до отдыха будет.
– Ну, после чемпионата выбирайтесь.
– Что загадывать? Так увидимся ещё – «куда мы денемся с подводной лодки!» Спасибо, что подвёз. Будь здоров! Ну, если что, то сам знаешь...
– Давай, будь здоров! Лёне от меня персональный с кисточкой! Как ты говоришь или Вася, «с мечами и с бантами»?.. А Ларису утром поцелуй от меня трижды!
– Окей! Замётано!
Простившись с Борисом, Силантьев немного покрутился по городу и, не найдя себе клиентов, прибыл на точку. К семи часам утра он был на холостяцком флэте и отсыпался. А вечером тринадцатого, посетил квартиру Нежинских, так сказать, с дружественным визитом. Силантьев поздравил всё полюбившееся ему семейство с российским национальным праздником, имя которому «Старый новый год». С радостью он передал этому небольшому домашнему коллективу огромный привет от тех людей, что любили и ценили, и помнят Виктора Вениаминовича. За полтора часа до полуночи он припарковал «ласточку» на привычном рабочем месте, влившись в ряды трудящихся своей бригады... Сегодня, по всем приметам, некое движение в городе должно было иметь место.
Кто-то сидел за накрытым столом и праздновал, а кто-то работал. Жизнь шла своим чередом. Планета всё так же ритмично и плавно обращалась вокруг своей оси и вальсировала по орбите, совершая свой бесконечный забег вокруг солнца. В Тонком мире, на Тонком Плане Бытийности в брамфатуре Земли происходили свои события, предваряющие воплощение их в плотном мире, мире физическом, в привычной для нас действительности. Всё в этих мирах, словно бы в некой микросхеме, на некой плате во Всемирной матрице спаяно, связано и увязано между собой...
* англ. Хорошая тёплая компания.
** англ. Чёрный.
*** анг. Светло-жёлтый.
**** англ. Тёмно-зелёный.
***** англ. Летняя пора. И жизнь легка (хороша), рыбки плещутся и хлопок кружится в воздухе... (Слова из песни-колыбельной «Summertime» из музыкального произведения Джорджа Гершвина и Айры Гершвина «Порги и Бесс».)
[Скрыть]Регистрационный номер 0490080 выдан для произведения:
* ПО ОБЕ СТОРОНЫ СФЕРЫ *
Г л а в а 20
A good warm company*
– 12 января 2018 года. –
Не знаю, как в других больших городах, а в мегаполисе, в котором проживали наши герои, если немного покопаться в цепи своих друзей, родственников или знакомых, то буквально третье или четвёртое её звено обязательно выведет вас на кого-нибудь из людей, принадлежащих к числу известных и тому, и другому собеседнику личностей. То есть, как говорят в англоязычных странах, «it's a small world», – мир тесен...
В канун празднования Старого нового года отмечали День рождения Алексея Ветлякова, добропорядочного сотрудника одного из самых престижных ВУЗов региона. Человек он был достаточно молодой, искренний и душевный, старающийся объективно воспринимать окружающую его реальность. Супруга Наталья была ему под стать. В их семье, следуя давним фамильным традициям, некогда заложенным предками, не терпели ни фальши, ни подхалимства-угодничества, ни спекуляции духовно-нравственными ценностями. Сему нынешнее поколение без устали учило и своих детей. Собственно говоря, набора всех данных качеств, помноженных на радушие и общительность этой замечательной супружеской четы, вполне хватало для того, чтобы на чашку чая к ним периодически заглядывали те или иные люди доброй воли, вне зависимости от их возраста и социального положения. Не влюбиться в эту милую и отзывчивую пару было просто невозможно! Своей естественностью и простотой в общении они располагали к себе людей. Если те, кто хоть раз побывал с ними в одном коллективе (неважно где, будь то: в парке, на даче, на пляже или на каком-нибудь застолье на кафедре, на которой они оба работали), обладали сходными качествами, то такие персоны становились всегда желанными гостями в доме Ветляковых.
Так как хороших людей, лично знакомых с этим приветливым семейством в городе было не так уж и мало, День рождения Алексея Всеволодовича был некоторым образом растянут во времени и нередко продолжался по две пары выходных. Зная и понимая обстановку и весь этот расклад, их друзья и родственники зачастую что-нибудь к столу приносили с собой, чтобы не перегружать радушных хозяев такого рода заботами и всегда были готовы помочь по дому, становящемуся в такие дни неким центром общения и территорией искренности.
В один из сих дней по данному поводу на просторной квартире семейства Ветляковых собралась весьма тёплая компания, в которую входили такие персоны, как: сами хозяева апартаментов Алексей и Наталья, Лёша Синицын, Павел с женой Светланой, Василий Степанов с подругой Настей, Ольга, Борис, Микеле, Александр и вечный друг молодёжи «Горыныч». Их всех, кроме Ольги, Силантьева и Бориса, объединяло то, что они работали или учились в одном кластере (или, как они сами шутили, «варились в одном клейстере и замешаны были в одном тесте»).
Когда Микеле впервые попал в России в коллектив, где выпивают... В общем, сказать, что он был удивлён, значит, не сказать ровным счётом ничего в данном случае... Однако шёл седьмой год его пребывания в нашей стране и к некоторым вещам он со временем вполне адаптировался как к своего рода некой атрибутивной стороне, составляющей часть окружающей его действительности. Среди таких непростых черт российского жития-бытия были: русская зима, искренняя задушевность вечерних посиделок на кухне и большое застолье, плавно переходящее в процедуру беспощаднейшей борьбы со спиртными напитками путём их безжалостного уничтожения, причём, исключительно пероральным способом, то есть приёмом во внутрь в процессе общения. Когда все три компонента этой реальности сливались в один, как три грани, объединённые единым основанием и имеющие одну точку соприкосновения в своей вершине, сия пирамида, а точнее сказать, «бермудский треугольник», могла или мог преподнести любые сюрпризы. Тем не менее нашего дипломника, прошедшего закалку привычной для среднестатистического россиянина отечественной действительностью, теперь уже не так-то просто было удивить или сбить с панталыку. Сам он мог позволить себе выпить две-три рюмочки вина или Шампанского врастяжку на протяжении всей вечеринки, но не более того. (В этом вопросе на него никто не наседал; все с пониманием относились к его взглядам на жизнь и на собственное здоровье. Да и вернуться на родину ему весьма было желательно, будучи ещё живым, дабы отработать вложенные государством в его обучение средства.) Силантьев в этот вечер был за рулём. А Светлана, жена Павла, находилась в положении. Такова была расстановка сил за праздничным столом на именинах Алексея Ветлякова, коему стукнуло 38. Общение шло уже порядка двух с половиной часов или чуть более того. Все из присутствующих были рады друг другу и с удовольствием обменивались своими мыслями, чувствами и ощущениями восприятия окружающего мира. Словом, атмосфера, как и всегда в этой компании, где студентами, кроме Микеле, также являлись его однокурсники: Лёша, Паша и Света, была исключительно тёплой и дружелюбной.
– Вот я, вроде бы, неплохо говорю и понимаю по-русски, да? – обратился было к аудитории Микеле, – но мне не всё в российской жизни понятно...
– Мишань, ты – супер-пупер!
– Однозначно, Мишель! – подтвердил мысль предыдущего «оратора», своего приятеля Лёшки, Павел.
– Майкл, если кто обидит, – сказал серьёзным тоном Василий, глядя в глаза представителю другого континента, – Если кто только намекнёт тебе, что ты какой-то не такой...
– В смысле, black**, – спокойно отреагировал Микеле.
– В любом смысле, хоть light yellow,*** я не знаю, хоть deep green...**** Ты... Ты сразу ко мне обратись, братуха, – решительно заявил Василий, согнув руку в локте со сжатым кулаком, поднятым вверх, означающим единство в борьбе за всё самое хорошее против всего самого плохого, – или, вон, Мстиславычу только свистни. Это он на вид такой спокойный, добродушный, равнодушный... Нет! Я не то хотел сказать... Но, если что... Он такой Мстиславыч, что враги не позавидуют... и им не позавидуешь. Это я тебе говорю! Так-что вот так...
– Микеле, Вася хотел сказать, что Боря, он, по жизни, адекватный и уравновешенный человек, здравомыслящий и позитивно настроенный мужчина, но в случае возникновения какой-то кризисной или нештатной ситуации, Борис преображается. Так?.. И он становится как сущий дьявол в бою или, вообще, в каком-нибудь конфликте за правду, честь и достоинство, – перевёл с русского на русский слова Василия Силантьев, – так?
– Николаич, респект тебе и уважуха с кисточкой, с мечами и с бантами, от всей души и каждой её этой, как её, э-э-э-э... фибры, – согласился с интерпретацией его слов Степанов, – вот, в самое яблочко. Bingo! – как, наверное, говорят на родине у Миши.
– Да! Ты что хотел сказать-то, Майкл, пока тебя не перебили? – вступила в этот разговор Настя, подруга Василия, поправляя его растрепавшуюся шевелюру.
– А-а-а... Во-первых, Вася, спасибо тебе за тёплые слова и Александру Николаевичу за перевод и адаптейшн, в смысле, адаптацию... Во-вторых, ребят, я хотел сказать, что русская душа, она, всё-таки, блин, немножко потёмки, в том плане, что она не так прозрачна, не так проста...
– Продолжай, брат! – откликнулся Павел, одногруппник Микеле по универу, – режь её, правду-матку!..
– Нет, ребят! Давайте, сегодня без поножовщины! – пошутила хозяйка квартиры Наталья, вглядываясь в лицо сильно захмелевшего Павла, – Паш, ты как, себя нормально чувствуешь?
– Живее всех живых, – отозвался её оппонент, приваливаясь к своей жене Светлане и прикрывая глаза.
– Этот последний год учёбы ему тяжело дался, подрабатывать приходиться, тут диплом, а у нас малыш скоро будет, – прокомментировала состояние супруга Света, прижав к себе голову будущего отца её ребёнка и поцеловав его в затылок, – так ты, Миш, о чём?
– Да так, – задумчиво отозвался Микеле и, вдруг, переводя взгляд и показывая на что-то мурлыкающего себе под нос именинника, устало распластавшегося в кресле, продолжил. – Вот, похоже, что об этом. Послушайте Алексея Всеволодовича!.. Я не могу взять в толк, почему вы летом в жару, ну, когда хорошо так расслабитесь, поёте: «Ой, Мороз, Мороз! не морозь меня!» А зимой вдруг затягиваете: «Summertime. And the living is easy, fish are jumping and the cotton is high»***** ой, люли-люли, ай, люли?..
– А я тебе отвечу, друг Миша, – сказал Борис, намереваясь объяснить жителю далёкой заморской державы некоторые особенности национального мировосприятия, – вот, ни Николаич не даст соврать, ни «Горыныч» не даст...
– Извини, что собью с мысли, а почему вы дядю Ваню, ну, Ивана Гавриловича, называете «Горынычем»? – поинтересовался Микеле и, обращаясь к уже было чуть задремавшему соседу, добавил, – хулиганят они, дядь Вань?
– Да шут с ними! – взбодрился вслух Гаврилыч, наливая себе рюмку водки и провозглашая тост, – за всех присутствующих! Я вас люблю, ребята!
– Твоё здоровье, «Горыныч»!
– Иван Гаврилыч, мысленно с тобой!
– Алаверды, дядь Вань! Не обижайся на нас, пожалуйста! Здоровья тебе крепкого и... и...
– И невесту побогаче! – вставил своё словцо Борис, опрокидывая свой сосуд в один глоток.
– Дядя Ваня, прости их дураков! – вмешалась хозяйка, специально подойдя к самому старшему из гостей, чтобы персонально чокнуться с ним и поцеловать его в гладковыбритую щёку, – балбесы, они и есть балбесы! Ты сам знаешь, как мы тебя все любим и всегда рады тебя видеть! Да, коллектив? Я не слышу?!
– Виват! Виват! Виват! Гаврилычу респект!
– Да здравствует «Горыныч»!
– Чтоб вы все были здоровы, черти мои дорогие! – откликнулся Иван Гаврилович на словесный салют в его честь.
– Майкл, следи за смыслом – дядя Ваня, он же Иван Гаврилыч, – пустился было в объяснения Борис, – игра слов, понимаешь, и значений в сочетании с обликом персонажа из народного эпоса, так сказать,... и... и фамилия у дяди Вани тоже работает в этом направлении. Он – Горынычев.
– Гораничев! Твою в качель! – поправил Бориса дядя Ваня, – ты, вообще, мстишь чьей-то славе вечно, Мстиславыч, неуловимый мститель, блин!
– Да? – искренне удивился Лёша Синицын, – а я правда думал, что Горынычев.
– Не разочаровывайся так Лёша! Мы поменяем «Горынычу» паспорт!
– Кончай трепаться, Бориска! Пойдём лучше покурим, – предложил своему оппоненту Иван Гаврилович, вставая из-за стола, – короче, развлекаемся мы так, Мишаня. Не забивай светлую головушку твою. Выпускаем пар мы.
– Так вот, Микеле, о русском менталитете, – вернулся к теме, когда они вышли на лоджию, Александр. – Душа российская, как ты успел заметить, пребывая... Да, нет, не пребывая, – живя в нашей стране... Душа русского человека, как бы крут ни был его нрав, она всё-таки остаётся субстанцией тонкого качества, она остаётся чувственной, ранимой и находящейся в вечном поиске каких-то благ, которыми она в принципе обладает, или неких пресловутых благ, кои могла бы иметь завтра, через неделю или месяц, но ей вот хочется, что называется, «здесь и сейчас». Ей, душе русской, всё время нужно, как тебе объяснить, белого в чёрном и чёрного в белом, что ли... У нас даже в одной из песен поётся... Да, есть такие слова: «а мне всегда, всегда чего-то не хватает: зимою – лета, осенью – весны»... Вот как-то так, наверное.
Дамы, посовещавшись между собой, решили объявить музыкальную паузу, во время которой они успели сделать всё необходимое, как-то: и потанцевать, и немного прибраться на столе, и поставить свежие блюда, и помыть какую-то часть посуды, и ещё сотворить незаметную для праздного глаза кучу всяких хозяйственных мелочей. Важно, что все сии действия были выполнены ими без какого-либо ущерба для общения с другими членами этого коллектива, как бы, между прочим.
Мужчины на протяжении всего этого времени обсуждали какие-то проблемы, сгруппировавшись по интересам; те, кто курил, выходили, чтобы отдать дань «дымчатому дракону». Кто-то искал вдохновения в ритмах музыки, будучи вовлечённым в этот процесс стараниями кого-либо из представительниц лучшей половины человечества, и все с удовольствием дегустировали блюда, и общались, общались, общались.
– Вот ты можешь сказать, Мишк, сколько будешь зарабатывать, когда вернёшься домой и трудоустроишься? – интересовался у представителя одной из экваториальных держав нашей планеты, заканчивающего своё обучение в России, «Горыныч».
– Ну, с этим дипломом я сначала должен буду отработать два года на государство... Ну, я думаю, что порядка тысячи долларов в месяц мне сразу будут платить.
– А у меня зарплата 15 500 и пенсия девять с копейками. Мне 68 лет. Завтра наш босс скажет, что, давай, мол, Гаврилыч, выруливай на заслужённый, так сказать, отдых, пнёт под зад ногой, дескать, дома сиди с бабкой своей, в твоих услугах больше не нуждаемся. А он так и сделает, я знаю! Я же – не чиновник какой-нибудь незаменимый.. А моей бабке только 56 исполнилось, она у меня молодая. И ещё месяц иль два и будем мы с ней куковать на две пенсии тыщ по десять каждый, то есть на двадцатничек. Как говорится: «Живи – ни в чём себе не отказывай!» Мой сосед Стёпа, мы с ним ровесники, восьмой год на минималку кантуется... Это в долларах-то сколько? А в евро? Это разве – не стыдобище для нашего государства?
– Долларов триста на двоих у вас, может быть, выйдет.
– Пару с половиной сотен евро вдвоём точно будете огребать! – мрачно подтвердил
Василий, – не жизнь – малина. Мой шеф, когда отдыхает «за бугром», наверное, столько за свой отпуск чаевых оставляет. Это называется «уровень жизни».
– Вот!.. А у нас – внуков четверо. Гостинцев им каких-никаких дать хочется. У внучки (от моего первого брака) ипотека... Обновки какие-то себе... Я-то ладно. Доношу, что есть. А бабке-то моей одеться ещё хочется, выйти в люди. Я не говорю уж о том, чтоб съездить куда за границу. Мы же не были нигде... Нет, вру. Я в Белоруссии был и в Казахстане, и ещё служил в Монголии когда-то. Почитай, полмира объехал!.. Она в Украине была, ну, тогда
ещё – на Украине, у неё родня там... А вот так вот, по-людски, сейчас съездить, косточки погреть на песочке куда-нибудь в тёплые страны – хрен! Если раньше не съездили, то теперь... На триста долларов в месяц на двоих – две жизни копить будем и не накопим... Сейчас отложить?.. Только на похороны – «гробовые». Да жрачка ещё. Как говорит наш великий сатирик, твой тёзка, кстати, Жванецкий Михал Михалыч: «Вся зарплата идёт в унитаз.»
– А раньше как было, тогда ещё при Советском Союзе, дядя Ваня? – полюбопытствовал Микеле.
– А также приблизительно и было. Зарплата 120-150 рэ, – это инженерская, к примеру. Я... ну, пусть 200 рэ мог заработать, пусть даже 250! Что-то хорошее купить из вещей – бежишь на толкучку, ну, на вещевой рынок, Миш. Или в «Берёзку» идёшь, где за чеки товар продают, аналог долларовой валюты. Если по курсу иностранных валют, что публиковался тогда два раза в месяц в газете «Известия» (одного из наших центральных, главных изданий), 100 долларов США стоили где-то 72-74 рубля, а то и меньше, то в жизни-то по-другому... Это официальные цифры у них. На деле же – за сто чеков ты платишь 150 кровных рублей, то есть один к полтора, если имеешь возможность обменять у кого. Арифметика простая. Вот тебе 300 долларов – 450 рублей, два или два с лишним месяца, так сказать, ударного труда, а для кого-то и три. (Если ты, вообще, не 80-100 рублей получаешь.) Можешь купить хороший качественный импортный костюм, из микровельвета, например. Ещё останется кое-что. А можешь приобрести шикарный, ну по нашей жизни, конечно, спортивный костюм или, скажем, туфли купить хорошие, заграничные, из капстраны даже. Как говорится, всё хорошее дорого. Да, но это по нашим деньгам, по нашим зарплатам дорого, а по их западным меркам-то, вроде бы, и ничего, нормально... Они же там не копят на костюм или на обувь два месяца, никуда при этом не тратя своих денег. Вот он – уровень жизни, как ты, Вась, говоришь! Про колхозы и трудодни я тебе, Мишаня, рассказывать сейчас не буду, как начислялась зарплата, как и чем она могла выплачиваться... Это, брат, – всё надолго и сразу так не поймёшь, как люди выживали тогда. Но ныне-то какой век на дворе?..
– Так сейчас же многое изменилось, да?
– Да... Кроме, власти нашей. За последние сто лет она, по сути дела-то, одна и та же: союзное федеративное государство, республика, социализм, коммунизм, а-социализм, ещё какой-нибудь там «-изм»... Власть народом не интересуется... Нет! Ну, к выборам-перевыборам – святое дело! О том, что в стране есть люди там, где надо, вспомнят. Как только благополучно выбрались и переизбрались, – люди? А вы, собственно, кто? Одна показуха! Ты знаешь значение этого слова, да?
– Да, знаю.
– Государство и тогда нам платило меньше, чем мы зарабатывали на самом деле. Всех нас «честно обирали», оставляя какой-то процент от того, что каждый заработал. Остальное в казну, кстати говоря, и на разработку нефтяных и газовых месторождений и других полезных ископаемых, на развитие всех этих комплексов, на космос, на гонку вооружений... А у мужчин с восемнадцати лет из заработка вычитали ещё и за бездетность, по-моему. Был такой «налог на я...» Извините, дамы...Заметьте, с каждой нашей зарплаты, из года в год забиралось намного больше половины наших денег. Не одно поколение поднимало и осваивало эти месторождения и делало задел на освоение новых. Это же – труд миллионов и миллионов, многих десятков миллионов советских людей, в том числе, наших родителей, бабушек и дедушек. Это – каждодневный труд из года в год, Миша, из года в год!.. А сегодня, как говорил профессор Нежинский, наш покойный Виктор Вениаминович: «какой-нибудь Изгрязи-в-Князев Жулико Бандитыч» заявляет, что он тут – хозяин жизни и эти недра все его и всё здесь его, а мы, из чьего труда накапливалось всё это богатство, как и из труда наших родителей и их родителей, мы сейчас – его рабы. И существуем мы на незаработанные нами деньги... Мы живём с их подачки. Да! На их долбанные ловко стыренные и приватизирован- ные миллионы и миллиарды рублей, обращённые в иностранную валюту! Нам кидают крохи со стола, Мишань! Не так что ли, ребята?
– В общих чертах как-то так... Ну, ты разошёлся сегодня не на шутку, «Горыныч», в смысле, Иван Гаврилыч! – ответом на последний вопрос прервал монолог самого опытного слесаря в данном кластере Борис, с удивлением глядя на оратора.
– Да, дядя Ваня, мы тебя раньше никогда таким не видели, – присоединился к нему Лёша Синицын.
– Боря, Лёшечка, ребята, нагорело внутри-то уже за все эти годы. Если не сегодня, то завтра помру, а что я видел в этой жизни!.. Война уже почти 75 лет, как кончилась, а нас всё кормят обещаниями да лапшу на уши вешают по «сраному ящику»! А мы всё воюем с кем-нибудь... за их мошну, за их кошельки воюем, блин! Налей, Васятка! Разве же так можно жить?
– Сколько, «Горыныч», в смысле, Иван Гаврилыч? – поинтересовался Степанов, наполняя его ёмкость водкой.
– Он ещё спрашивает?! Лей полную! – ответствовал универовский слесарных дел мастер со стажем, казалось, способный подковать блоху. – И скажи... Нет! Друзья мои, скажите, если я неправ, а? Те, кого мы победили, почему они так не живут? Их столько лет кормили словесным дерьмом, переворачивая всё с ног на голову!?.. Десять тысяч! Это – не пенсия,
это – измывательство над людьми! 100-150 европейских рублей в месяц!
– Причём, в особо извращённой форме, дядь Вань, – вдруг поддержал выступавшего на этом «стихийном несанкционированном митинге» именинник, пробудившийся ото сна. – Я с тобой на сто пудов согласен, мой хороший... Нет!.. На двести, «Горы»... Иван Гаврилович. Я сейчас, прям как будто, профессора Нежинского послушал, честное слово... Ну, в самой сущности своей. За всё сказанное тобой стоит выпить!
– Голоса против или же воздержавшиеся есть? – обратился к присутствующим Степанов, присоединяясь к этому своеобразному тосту, и, вытягивая вперёд свою рюмку, торжественно добавил, – тогда «пусть говорит хрусталь»!
После того, как все чокнулись и выпили (те, кто не употреблял за этим столом алкоголя в силу тех или иных причин, поддержали компанию соком по своему вкусу), виновник торжества Алексей, обращаясь к Силантьеву, произнёс: «А что на сей счёт говорит религия и теософия? Что они обо всём этом нам говорят?» Все взоры устремились на Алекса, которому в упомянутых выше вещах отдавали безусловный приоритет, хотя, как известно: «не бывает пророка без чести, разве только в отечестве своём и среди домашних своих».
– Версия, значит, такая, – взяв многозначительную паузу и подняв указательный палец левой руки, сказал Александр. – В Библии сказано об этих временах, что по... Обратите внимание!.. По совершенной потери силы народа Его (а сегодня мы можем интерпретировать термин «божий народ» как народ российский, ибо на примере его жизни, жизни Государства Российского, в том числе, и на примере нашего жития-бытия, Господь показывает дела свои, воздавая за мысли людей и за деяния их то, чего мы достойны). Так вот, по низложении силы народа сего и произойдёт то долгожданное событие, о котором говорили ещё ветхозаветные пророки и сам Мессия при своей земной жизни говорил об этом. Это грядущее событие будет означать конец времён языческих, то есть окончание власти денег на земле и разрушение всего этого культа мамоны, что сформировался у людей за тысячелетия истории нашей цивилизации на земле. Иными словами, вся данная сложившаяся в мире и в нашей стране, в частности, ситуация, как в политическом, так и в экономическом плане, подталкивает нас к мысли... Да уже, пардон, не подталкивает, а напрямую кричит нам в самое ухо, что время кар-ди-наль-ных перемен на этой планете уже настало... И нужно быть готовым к этим крутым переменам... В самое ближайшее время мир изменится до неузнаваемости. Причём, даже не путём цветных революций или, как бы их там ни называли сторонники лизоблюдства, других подобных мер. Изменения всей мировой системы не-от-вра-ти-мы!.. И никто из правителей и сильных мира сего не в силах воспрепятствовать уже идущему процессу! Никто!.. Говорится также, что нечестивые в это время так и будут по-прежнему поступать нечестиво и, что никто из них не уразумеет этого... А почему?.. Потому что их судьба уже предрешена и одни из них являются «слепыми вождями слепых», а другие – тем самым соблазном, по отношению к которому, сказано (переводы с греческого всегда несколько разнятся, я воспользуюсь одним из них, хотя суть всех их едина): «Горе миру от соблазнов, ибо нужно, чтобы пришли соблазны; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит.» В Евангелии от Матфея вы, при желании своём, сами прочтёте это... Ещё секунду внимания, леди и джентльмены!.. А что касается высоких руководителей любого народа и страны любой, то... То, как вы сами знаете, Мессия сказал: «По плодам их познаете их. Разве собирают с терния виноград или с репейника смоквы? Так всякое хорошее дерево производит добрые плоды, плохое же дерево производит дурные плоды...»
– Резюмируешь как-то, Александр Николаевич? – спросил Силантьева Борис, пока в возникшей паузе все размышляли над тем, что он только что им высказал.
– Пожалуй, да... Тот... Дорогие мои, тот самый суд, что состоится в Эпоху больших перемен, он очень близок. А те люди... Те малосимпатичные нам люди, скажем так, они уже сами себя осудили. Они осудили себя собственным безверием в высокое предназначение человека, отсутствием веры в Бога, который так или иначе олицетворяет для нас некую высшую справедливость, и произведёнными ими плодами они осудили сами себя. Можно заморочить голову человеку с помощью, как правильно заметил Иван Гаврилович, «этого сраного ящика», извините, который мы превратили в своеобразную икону, на которую и «молимся» каждый день. Но Того, Кто вот-вот придёт, ибо о Его возвращении во славе прямым текстом сказано в Библии, всё это грошовое шоу ни в коем случае не впечатлит!..
Они сами себя уже осудили... Не для того, чтобы собирать земные богатства того или иного рода в свои сокровищницы и закрома приходит человек на эту землю, в этот мир. Это – слишком ничтожная цель, недостойная сознания и облика созданного по образу и подобию Божию. В этом смысле, можно завладеть всем миром и богатствами его и остаться ничтожнейшим из живых существ, удел которого есть то самое библейское серное озеро на долгий и долгий срок. Крепитесь, друзья мои! Время уже близко, а апокалиптические суды, они... они уже идут.
С некоторых из присутствующих, вроде бы, даже слетел хмель. Не сговариваясь друг с другом, они вдруг зааплодировали после слов Александра. «Горыныч» поставил на стол приготовленную рюмку, молча встал со своего места, подошёл к Силаньеву, со слезами на глазах обнял его и поцеловал.
– Ты, Алексан Николаич, сейчас прямо, как профессор Нежинский, Виктор Вениаминович, всё изрёк нам... Да, но ты ж его не знал, – утирая слёзы рукой, а потом и платочком, что он извлёк из кармана пиджака, сказал дядя Ваня, обращаясь к Алексу.
– Почему не знал? Мы с Виктором в одно время на одном факе в госуниверситете учились. Он тогда комсоргом был, – возразил ему Силантьев, – они с друзьями ещё в лаборатории крутились, в которой я работал, когда на вечернее отделение перешёл. А потом он в Москву перевёлся. И я совсем потерял его из виду.
– Подожди, подожди, Александр Николаич! – оживился «новорождённый», – вы с ним точно на физфаке учились, а не на философском, например?
– Хорошая шутка! Точно, Алексис, – успокоил именинника Силантьев, – а недавно я с супругой Виктора познакомился, с Анастасией Павловной.
– Вот уж, правда, тесен мир, – сказала Настя, осторожно вступая в этот разговор, – она вела у нас в школе уроки английского.
– Слушай, Александр Николаич, – оживлённо произнёс Степанов, – как она там? Держится? Я её с самых похорон Виктора Вениаминовича больше и не видел.
– Держится, – сухо ответил Алекс, не вдаваясь в подробности, которых из собравшихся за этим столом больше никто не знал.
– Ребят, а давайте, все вместе сходим к ней, подбодрить её как-то, или делегируем кого, а? – обратилась с предложением к присутствующим хозяйка данных апартаментов Наталья, – может ей... Может им всем помочь как-то надо? У них же двое детей, насколько я помню, да?
– Давайте, друзья, давайте!
– Точно, ребят! Семье профессора Нежинского грех было бы не помочь!
– Какой вопрос! Так и сделаем! – решительно высказался Борис, который, хоть и не был знаком с доктором физмат наук лично, но безгранично уважал его, слышав много хорошего о нём от других, кто в той или иной степени был дружен с Виктором Вениаминовичем или, как наши нынешние студенты-дипломники, учился у него.
– Друзья мои, знаете что? – отреагировал на внезапное предложение участников застолья Силантьев, – я на днях был у Нежинских. Они, по сути дела, ни в чём не нуждаются... А потом, вы сами знаете или можете предположить, что в этой семье вряд ли примут такую помощь. Вы знаете менталитет данного семейства. Дочь у Виктора давно уже взрослая и сама может о себе позаботиться. Младшенький Ваня хорошим мальчиком растёт. Да, и у них есть прекрасные тылы в лице замечательной бабушки!
– Но чем-то всё равно хочется быть им полезными! – эмоционально заявила студентка Света, жена и одногруппница Паши, – мы с Пашкой посоветовались (Скажи, Пашк!) и решили нашего будущего сына назвать Витей, Виктором то есть, и моего деда так звали!
– Здорово, Света и Павел! Здорово, ребята! Но давайте поступим следующим образом. Я посоветуюсь при случае с членами семьи профессора Нежинского: что-как и в какой форме, если они сочтут это для себя приемлемым... А потом мы соберёмся и обсудим ситуацию более предметно, хорошо? И привет от вас всех передам, окей?
– Добро, Алексан Николаич! Добро!
– Да! Да, конечно!
– Однозначно! Огромный привет Анастасии Павловне и всем домочадцам от сослуживцев её супруга... Язык до сих пор не поворачивается выговорить: покойного супруга.
– И от его студентов огромный привет! Скажите, что все его помнят и любят. Как же иначе!
– На том и порешим, друзья мои. А сейчас, если позволите, я спою, как смогу, песню Александра Розенбаума. Она называется «Вечерняя застольная». Сегодня я хочу посвятить её Виктору Вениаминовичу Нежинскому и всем нашим близким и друзьям, которые ушли раньше времени в силу тех или иных обстоятельств, всем людям доброй воли. Сейчас секундочку, я только подстрою инструмент...
Исполнив заявленную песню и ещё несколько известных шлягеров разных лет, Силантьев простился с теми, кого, возможно, в этот вечер уже не застанет, когда ещё вернётся позднее, и отбыл на время по делу. (Ему нужно было выполнить заказ одного из постоянных клиентов. Они договорились об этой таксишной услуге ещё за несколько дней до текущих событий.) После большого перекура и не слишком продолжительной танцевальной программы разговор на начатую тему был продолжен.
Почти все высказались (в основном кратко) в рамках круга поднятых сегодня вопросов. В роли настоящего бенефициара этого мероприятия выступил дядя Ваня.
– В такой богатой стране, победившей фашизм-гитлеризм, мы так бедно живём, на 200-300 долларов в месяц, да пусть на 600 или даже на 700! – продолжил излагать своё видение темы, что бередила рану его души, Иван Гаврилович. – При нашем-то изобилии природных ресурсов, имея такие богатства и просторы, да с нашими человеческими ресурсами (мы же – не страна идиотов) разве это не стыдно? Кто из проигравших, ну из тех, кто воевал на той стороне во Второй мировой, живёт сегодня хуже нас? Никто! Ребят, никто! Или всё-таки зададимся, блин, целью и будем искать тех, кто беднее нас живёт, а? Мы – народ-победитель. А мы, действительно, народ-победитель. Но эту битву с сатанинским отродьем мы проиграли у себя на родине, позволив этим «Изгрязи-в-Князевым» и «Изговна-Конфетковым», как называл их профессор Нежинский, распоряжаться богатствами нашей страны, что разрабатывались и основываются на поте и крови поколений людей ещё Страны Советов, понимаешь, и на костях политзаключённых, наших родственников; а также это – деньги тех, у кого вынимают их из карманов в последние два с половиной десятка лет! Вынимают из наших карманов под любым предлогом. А виновата во всём, естественно, Америка!.. Если бы её не было, пришлось бы её придумать, чтобы не мешали ныкать бабло по кошелькам, по счетам своим!
Если бы у кого-нибудь там [поднимает указательный палец вверх] был хоть один грамм совести на весь организм, ему бы в горло не полез его поганый омар с осетриной! Они глаз не смели бы поднять на людей, если бы у них был хотя бы грамм совести! А они диктуют нам свои условия и выставляют счета. Как говорил Виктор Вениаминович, скоро налог на дождь введут, как в сказке «Чиполлино». А сзади будет стоять человек в форме и орать: «Молчать!» (Не в твой огород этот камень, Боря.) Остаётся ещё налог на воздух ввести: дышишь, сволочь, – плати! Они сегодня – хозяева жизни, эти пакостные ничтожные людишки. Отребье – оно и в золоте отребье и в бриллиантах то же самое! В какой кафтан их не ряди, мать иху!.. Извините, дамы! Правильно сказал Александр Николаич, что... Как он выразился-то?.. Короче, что подлец останется подлецом и сам, гад, не поймёт этого до самой погибели своей! И что они сами себя осудили... Я ж тоже читал Писание. Думаете, если дядя Ваня – слесарь, он и азбуки не разумеет?.. Я просто сказать так не могу, как профессор Нежинский, земля ему пухом, или вот как Николаич, чтоб он был здоров! Не умею я так...
– Ну, ты сегодня разошёлся, дядя Ваня! Да мы любим тебя таким, какой ты есть! И... и низкий поклон тебе и уважение наше за то, что ты есть!..
– Да уж, Иван Гаврилович, ты выдал сейчас на гора! Наверное, всё, что накопил за многие годы?
– Прости, дядь Вань, если обижал тебя кто-нибудь из нас, называя «Горынычем»... Ты для нас для всех... Ты – близкий нам человек. Ты – прямой и нелживый. Ты никогда никому не отказываешь выточить какую-нибудь вещицу нужную. С тобой всегда приятно пообщаться на работе и вне её...
– Согласен, ты – наше всё, Иван Гаврилыч, – ум, честь и совесть эпохи!
– Нет, ребят, это уже – компартия, а не я! Я только – эпоха, причём, ушедшая совсем, и полезное, я надеюсь, ископаемое.
– Полезное. Это точно! Просто сегодня ты раскрылся ещё и с неожиданной стороны. И лично я за это выпью, – продекламировал Борис. – Вообще-то, это был прозрачный намёк, если кто не понял, уважаемые дамы и господа, в хорошем смысле этого слова...
– За Ивана Гавриловича стоит выпить, причём, стоя, – высказал своё мнение именинник и подал знак Степанову. – Давай, Василий, банкуй! Дирижируй, окей? Кому чего и в каком объёме, так сказать. Без насилия над личностью, разумеется, но с учётом пожеланий. Короче, сам всё знаешь, как обычно...
– Спасибо, ребят, за тёплые слова. А где и кому я ещё могу так излить душу? Кто поймёт? – ответствовал дядя Ваня. – Вот Виктор Вениаминыч да, ну, в смысле, профессор Нежинский, он всё понимал. И всех этих жополизов поганых и шестёрок-прихвостней этого жулья он на дух не переносил и говорил им в лицо, кто они есть. Царство ему небесное! Упокой, Господь, его душу светлую! Вот человек был! Умница и правдолюб! А они его, сучье семя... Извините, друзья!..
– Ты что-то знаешь больше, чем мы, Иван Гаврилович? – решил уточнить этот момент виновник торжества.
– А они... А они травили его, сволота поганая! Душа огнём горит просто, честное слово! Извините старика, ребята! Сколько в себе держать-то можно, а? Вы меня к бабке моей потом отвезёте?
– Обижаешь, Иван Гаврилыч. Конечно! – заверил самого старшего из присутствующих Борис. – Вручим тебя прямо в руки твоей хозяйки вместе с ключами от замка зажигания и пультом дистанционного управления. Как сказал Николаич, он доставит домой тебя лично, а я пособлю, так что не волнуйся на сей счёт и не сомневайся в нас.
Примерно минут через сорок-пятьдесят Силантьев позвонил хозяйке квартиры, где отмечали День рождения Ветлякова, Наталье и поинтересовался обстановкой на тот момент времени.
– Паша со Светой ушли домой. Микеле вызвался их сопроводить, а то Пашку здорово подразвезло. Он какой-то совсем измученный. Алексей мой пообещал подсобить ему с дипломной работой, чем сможет, – сообщила в трубку жена именинника. – Да да! Про тебя говорю. Требует продолжения банкета... Вторые выходные отмечаем. Вот... Василий задремал крепко. Чувствуется, на работе ему тяжко сейчас приходится. Надо бы помочь его доставить домой... Хотя, пусть у нас ночуют с Настей. Мы сегодня без детей. Они у моей матери в соседнем доме тут. Сейчас я им постелю в спальне сына.
Вот, наш Лёша рвётся всем помочь. Да. Но потом его самого придётся доставлять обратно и не факт, что этот вариант будет хоть чем-то проще. Борис готов помочь и Оля. Ивана Гавриловича надо будет сдать Любови Анатольевне из рук в руки под роспись в получении.
– Хорошо, я разворачиваюсь в вашу сторону, – согласился с предложенной Натальей диспозицией Александр. – Минут через двадцать буду у подъезда. Будьте готовы. Ну, если что, то я поднимусь... Да, пожалуй, поднимусь минут на пять на чашку чаю. Наташ, а кусочка тортика не осталось? Есть?! Ну и отлично! Сейчас всё вырулим и разрулим. Да, а Синицыну там до общаги-то два дома пройти всего. Ладно, сейчас подъеду, разберёмся на месте. Уже лечу!..
К приезду Силантьева одногруппник Микеле, Паши и Светы Лёша Синицын, попив кофейку, в достаточной степени взбодрился и пошёл в ближайший из корпусов универовского общежития, где обитал в одной комнате со своим приятелем с другого континента. К этому времени Микеле уже спал. Минут через десять-пятнадцать Лёшка отзвонился Ветляковым, как и было у них условлено, чтобы никто за него не волновался, и сообщил, что он уже в своей постели. После того, как Алекс доставил к пунктам назначения Гаврилыча, и Ольгу, он повёз домой Бориса.
– Ну, а теперь, Александр Николаевич, выкладывай, что там произошло на вашей точке осенью, когда ты Лёньке отзвонился? – задал интересовавший его вопрос бывший коллега Силантьева по работе, – Ну, с этими «распальцованными»?
– Ах, тот случай!
– У вас там каждый день что ли, в смысле, каждую ночь, такая веселуха?
– Не каждую, но сам понимаешь, бывает... Ночь. Улица. Фонарь. Аптека... То есть, мегаполис. Ночь. Пьяные люди и всё такое прочее. А то ты сам не знаешь, как это и какова она, ночная жизнь сити?
– Да, когда мы под твоим руководством-то трудились в ЧОПе тысячу лет назад, всякое бывало, – задумчиво ответил Борис, видимо, машинально воскрешая в памяти какие-то моменты из прошлого. – Мы с Лёнькой тогда совсем пацанами были... И всё же, Николаич, что у тебя там за «бэтмэн» такой объявился. Кто он? Откуда? Ты ни словом о нём не обмолвился.
– Совершенно случайный парень. Прохожий.
– Знаю я таких прохожих. Когда мы с Леонидом пригласили тех парней на беседу, то этих амбалов от одного воспоминания о нём трясло и в жар бросало... У нас, вроде бы, все такого рода люди на виду. А о нём никто слухом не слыхивал, – продолжал проявлять профессиональное любопытство Борис, – где ты его нашёл?
– Я же говорю тебе, Боря, прохожий...
– Ну, не хочешь – не отвечай. Я полагаю, ты контролируешь ситуацию со своими парнями.
– Борь, честное слово, вы там у себя слишком много приписываете моей скромной персоне.
– Ладно, проехали... Ну, а так всё более-менее в норме?
– Терпимо.
– Да, слушай... Ты твоих кавказско-азиатских ребятишек всё-таки придерживай. А то кое-кто из смежников недоволен. Ты понял, о каком случае я говорю?.. Опять задумался. Ну, когда капитана одного обидели...
– Понял, да... Сам понимаешь, ребята молодые, горячие... Вспомни, какими вы заводными с Лёней в молодости были и помножь на южный темперамент, кровь и энергию...
– Страшную картину обрисовал, Николаич. Может быть, прислать кого из наших, чтоб пособеседовали?
– Не надо. Ребята незлые, я бы даже сказал, душевные. А смежники ваши, знаешь, тоже... Прилететь на двух машинах вооружёнными до зубов, как будто здесь боевые действия, честное слово! Ночную жизнь «на районе» взбудоражить... Не девяностые же на дворе!.. Кое-кто из других бригад бомбил «попал под раздачу», когда они столь рьяно «свои выяснения» стали производить... В общем, могло всё хуже закончиться, чем было. А ты говоришь: «веселуха»!.. Жизнь...
– Ты там формирование что ли создал?
– Интернациональная бригада. Ребята боевые, но сами никогда «в бутылку не полезут»... Ну, а нервы есть у всех...
– Точно, никого в помощь не надо?.. Ну, как знаешь. Только не запускай процесса, – серьёзно сказал Борис и сменил тему разговора. – Да. Я слышал, девушка у тебя молоденькая появилась... Сам, вон, посвежел, похорошел, помолодел как! Лет пятнадцать долой точно!
– Борис Михалыч, так льстить своему бывшему шефу неприлично.
– Ну, правда, прям, сбросил от души! Я тебя давненько не видел. На улице встретил – не узнал бы! Когда Лёнька сказал, я не поверил. А может, это – не ты вовсе? У тебя младший братишка есть?
– Отстань, а то высажу!
– Зайдёшь? Лариса тебе рада будет.
– В два часа ночи? Двадцать минут третьего.
– Тьфу! Ё-ё-ё! Потерял счёт времени. Давай, в следующий раз, окей?
– Добро! А может, лучше вы к нам?.. А что, Борь, давайте с Леонидом летом ко мне «на фазенду». Ты с Ларисой, Лёня... Никого он себе не нашёл?.. По пивку и всё такое. С Людмилой познакомлю.
– Так её Людой зовут?.. Боюсь, Александр Николаевич, нам этим летом не до отдыха будет.
– Ну, после чемпионата выбирайтесь.
– Что загадывать? Так увидимся ещё – «куда мы денемся с подводной лодки!» Спасибо, что подвёз. Будь здоров! Ну, если что, то сам знаешь...
– Давай, будь здоров! Лёне от меня персональный с кисточкой! Как ты говоришь или Вася, «с мечами и с бантами»?.. А Ларису утром поцелуй от меня трижды!
– Окей! Замётано!
Простившись с Борисом, Силантьев немного покрутился по городу и, не найдя себе клиентов, прибыл на точку. К семи часам утра он был на холостяцком флэте и отсыпался. А вечером тринадцатого, посетил квартиру Нежинских, так сказать, с дружественным визитом. Силантьев поздравил всё полюбившееся ему семейство с российским национальным праздником, имя которому «Старый новый год». С радостью он передал этому небольшому домашнему коллективу огромный привет от тех людей, что любили и ценили, и помнят Виктора Вениаминовича. За полтора часа до полуночи он припарковал «ласточку» на привычном рабочем месте, влившись в ряды трудящихся своей бригады... Сегодня, по всем приметам, некое движение в городе должно было иметь место.
Кто-то сидел за накрытым столом и праздновал, а кто-то работал. Жизнь шла своим чередом. Планета всё так же ритмично и плавно обращалась вокруг своей оси и вальсировала по орбите, совершая свой бесконечный забег вокруг солнца. В Тонком мире, на Тонком Плане Бытийности в брамфатуре Земли происходили свои события, предваряющие воплощение их в плотном мире, мире физическом, в привычной для нас действительности. Всё в этих мирах, словно бы в некой микросхеме, на некой плате во Всемирной матрице спаяно, связано и увязано между собой...
* англ. Хорошая тёплая компания.
** англ. Чёрный.
*** анг. Светло-жёлтый.
**** англ. Тёмно-зелёный.
***** англ. Летняя пора. И жизнь легка (хороша), рыбки плещутся и хлопок кружится в воздухе... (Слова из песни-колыбельной «Summertime» из музыкального произведения Джорджа Гершвина и Айры Гершвина «Порги и Бесс».)