ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → ПИТЕКАНТРОП ИЛИ ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БОЖЕСТВЕННОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

ПИТЕКАНТРОП ИЛИ ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БОЖЕСТВЕННОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

ПИТЕКАНТРОП ИЛИ ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БОЖЕСТВЕННОМ
ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
 
      Это был настоящий питекантроп. Не верите? Можете не верить, правда вместо шкуры на нем была напялена солдатская гимнастерка. Он был невысокого роста, коренаст, с длинными массивными руками и довольно короткими ногами, но столь же массивными. Голова крепилась к туловищу достаточно толстой шеей, лоб был низким и покатым с большими надбровными дугами, из-под которых смотрели настороженные глаза, глубоко спрятанные в глазницы. Челюсть была массивна с крупными бело-желтыми зубами. Правда, он вполне сносно понимал русский и узбекские языки, так как был узбеком по национальности, хотя сами узбеки его за своего не принимали. Это был вылитый питекантроп, так что после наблюдения за ним, для меня не осталось сомнений, что человек отнюдь не божественное творение, а продукт отбора или чёрт знает чего ещё, на который, может быть, оказывает влияние не только внешние обстоятельства, но и свойства индивидуума, пусть даже козлячьего рода. Если мамаша нашего питекантропа не была обгулена снежным человеком, то появление до кроманьольского типа среди людей, вполне согласуется с теорией Дарвина, как возврат к исходным формам или скрещивание близкородственных видов, а не единым актом творения из ничего, но явлением его в солдатской форме в п. Смоляниново в третьей роте Ачинского полка возможно только усилиями доблестных работников военкомата с докторами на пару.
      Я его наблюдал с большим интересом. Эмоциональный спектр его чувств был довольно беден, кроме всего прочего, попав в незнакомую обстановку, он был сильно испуган, кроме всего его долбили со всей жестокостью людишки в солдатской форме с  интеллектом немногим большим, чем у него. Он мыслил, на мой взгляд, как мыслит собака. Не понимая, почему на него все взъелись, он просто старался убежать подальше от обидчиков, видя их значительное превосходство в силе. Несмотря на его казавшееся массивным туловище, руки и ноги, он был слаб. Имея более семи килограммов веса преимущества передо мной, он не мог долго работать таким простым инструментом, как лом. Махнув раза два-три этой игрушкой, он начисто терял силы. Сначала я думал, что он придуривается, но мои попытки заставить его хотя бы один раз отжаться от пола, при всеобщем интересе оболтусов из солдат, не привели ни к чему. Я уже не говорю, что подтянуться на турнике для него было весьма проблематично. Тем более он не мог просто допрыгнуть до перекладины, что была в двадцати-тридцати сантиметрах от его длинных рук. Ко всему прочему, когда мы его все-таки на неё повесили, то он не смог на ней удержаться из-за слабых мышц пальцев и кисти. Он с трудом освол простейшую работу по казарме, но это удалось ему с большим напрягом, но вот что делал он охотно, так это ел. Даже не ел, а жрал, поскольку такая еда носит именно этот вульгарный оттенок. Наш ротный замполит Серега Рогачев, пропойца с многолетним стажем, из-за любопытства даже проводил эксперимент на нём. Будучи дежурным по столовой, он наложил ему полный восьмилитровый бачок перловой каши, поставил две миски рыбы и дал ему хлеба вдоволь. Наш питекантроп это всё умял с превеликим удовольствием минут за сорок, на чём замполит, кажется, заработал бутылку водки.
      Особые перлы в поглощении пищи он показал на учениях. Мы тогда долго мотались по Сергеевскому полигону, а впервые дни наш комбат, замполит батальона и зам потех, отправив роты по местам дислокации, остановили на развилке нескольких дорог вагончик, притаранили к нему кухню и тягач, на котором гоняли за водкой в ближайшую деревню. Тот же час, впав в непробудный грех пьянства, наше батальонное начальство дня два не хило закусывало из полевой кухни за три наши роты вместе взятые, естественно, не вспоминая о них, пока им на беду, этот вагончик не отыскался дотошный посредник, которого, после того как он попал в сие пристанище наших батальонных вождей, был нелицеприятно выброшен ко всем чертям взашей из  него нашим комбатом, так как ляпнул чтой-то не в строчку насчет каких-то служебных обязанностях кого-то и чего-то. Его выкинули таки по-хамски, даже не налив гостю грамма на посошок для утешения. Разобиженный на такое к себе отношение  и приём, а особенно на гостеприимство, посредник кинулся в вышестоящие инстанции со стенаниями по этому поводу, то бишь, попросту, к начальству, после чего в нашей роте, после двухдневного перерыва, появилось чего пожевать, так как все батальонные боссы были объявлены павшими на полях сражения в районе Сергеевки, и, естественно, что кухня им больше не требовалась.
     Так что наш питекантроп имел удовольствие после всего этого поесть довольно плотно. При мне он наигрязнейшими руками разорвал булку хлеба и в течение минуты проглотил её, даже не жуя.
     Котелка каши и наваристого борща, естественно, ему было мало, не говоря уже о вышеупомянутой булке хлеба, что он сожрал намедни, как стали раздавать пайку. Хлеб сверх этой ненормированной булки он тоже, кажется, получал, но и после этого он ходил, сверкая голодными глазами в поисках пищи, когда другие уже осоловели от еды и размышляли о том, как бы прикорнуть на теплом февральском солнышке. Тут ему на глаза попался мосол. Мосол сей имел таки несъедобный вид и содержание, несмотря на то, что был огромен, но на нём, кроме сухожилий пожилого вола ничего не осталось. Я, было, попытался отрезать кусочек от него, но не смог даже разжевать эту схожую с резиной от покрышки субстанцию. Так что, даже я, большой любитель разного рода костей и косточек, отказался от этого гнилого занятия, но наш питекантроп уволок эту несъедобную култышку за МТЛБ и в течение нескольких минут обгрыз её дочиста, так что я не обнаружил на ней признаков этих самых жил и чего-нибудь ещё мал-мало съедобного, кроме самой голой кости.
    Дальнейшую судьбу я его не знаю, так как наш полк скоро закадрировали до невозможности: солдат отправили греть кости в Анадырь, а офицеров разбросали по Приморью, а мне же, после знакомства с сим экземпляром рода человеческого, трудно  даже поверить в божественную сущность человека. А зачем нам эта сущность, тем более никто не знает, в чём эта сущность обитает, и что она представляет собой? Чай не в солдатской же робе бродит по земле обетованной и воюет с арабами?  

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0274646

от 2 марта 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0274646 выдан для произведения: ПИТЕКАНТРОП ИЛИ ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БОЖЕСТВЕННОМ
ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
 
      Это был настоящий питекантроп. Не верите? Можете не верить, правда вместо шкуры на нем была напялена солдатская гимнастерка. Он был невысокого роста, коренаст, с длинными массивными руками и довольно короткими ногами, но столь же массивными. Голова крепилась к туловищу достаточно толстой шеей, лоб был низким и покатым с большими надбровными дугами, из-под которых смотрели настороженные глаза, глубоко спрятанные в глазницы. Челюсть была массивна с крупными бело-желтыми зубами. Правда, он вполне сносно понимал русский и узбекские языки, так как был узбеком по национальности, хотя сами узбеки его за своего не принимали. Это был вылитый питекантроп, так что после наблюдения за ним, для меня не осталось сомнений, что человек отнюдь не божественное творение, а продукт отбора или чёрт знает чего ещё, на который, может быть, оказывает влияние не только внешние обстоятельства, но и свойства индивидуума, пусть даже козлячьего рода. Если мамаша нашего питекантропа не была обгулена снежным человеком, то появление до кроманьольского типа среди людей, вполне согласуется с теорией Дарвина, как возврат к исходным формам или скрещивание близкородственных видов, а не единым актом творения из ничего, но явлением его в солдатской форме в п. Смоляниново в третьей роте Ачинского полка возможно только усилиями доблестных работников военкомата с докторами на пару.
      Я его наблюдал с большим интересом. Эмоциональный спектр его чувств был довольно беден, кроме всего прочего, попав в незнакомую обстановку, он был сильно испуган, кроме всего его долбили со всей жестокостью людишки в солдатской форме с  интеллектом немногим большим, чем у него. Он мыслил, на мой взгляд, как мыслит собака. Не понимая, почему на него все взъелись, он просто старался убежать подальше от обидчиков, видя их значительное превосходство в силе. Несмотря на его казавшееся массивным туловище, руки и ноги, он был слаб. Имея более семи килограммов веса преимущества передо мной, он не мог долго работать таким простым инструментом, как лом. Махнув раза два-три этой игрушкой, он начисто терял силы. Сначала я думал, что он придуривается, но мои попытки заставить его хотя бы один раз отжаться от пола, при всеобщем интересе оболтусов из солдат, не привели ни к чему. Я уже не говорю, что подтянуться на турнике для него было весьма проблематично. Тем более он не мог просто допрыгнуть до перекладины, что была в двадцати-тридцати сантиметрах от его длинных рук. Ко всему прочему, когда мы его все-таки на неё повесили, то он не смог на ней удержаться из-за слабых мышц пальцев и кисти. Он с трудом освол простейшую работу по казарме, но это удалось ему с большим напрягом, но вот что делал он охотно, так это ел. Даже не ел, а жрал, поскольку такая еда носит именно этот вульгарный оттенок. Наш ротный замполит Серега Рогачев, пропойца с многолетним стажем, из-за любопытства даже проводил эксперимент на нём. Будучи дежурным по столовой, он наложил ему полный восьмилитровый бачок перловой каши, поставил две миски рыбы и дал ему хлеба вдоволь. Наш питекантроп это всё умял с превеликим удовольствием минут за сорок, на чём замполит, кажется, заработал бутылку водки.
      Особые перлы в поглощении пищи он показал на учениях. Мы тогда долго мотались по Сергеевскому полигону, а впервые дни наш комбат, замполит батальона и зам потех, отправив роты по местам дислокации, остановили на развилке нескольких дорог вагончик, притаранили к нему кухню и тягач, на котором гоняли за водкой в ближайшую деревню. Тот же час, впав в непробудный грех пьянства, наше батальонное начальство дня два не хило закусывало из полевой кухни за три наши роты вместе взятые, естественно, не вспоминая о них, пока им на беду, этот вагончик не отыскался дотошный посредник, которого, после того как он попал в сие пристанище наших батальонных вождей, был нелицеприятно выброшен ко всем чертям взашей из  него нашим комбатом, так как ляпнул чтой-то не в строчку насчет каких-то служебных обязанностях кого-то и чего-то. Его выкинули таки по-хамски, даже не налив гостю грамма на посошок для утешения. Разобиженный на такое к себе отношение  и приём, а особенно на гостеприимство, посредник кинулся в вышестоящие инстанции со стенаниями по этому поводу, то бишь, попросту, к начальству, после чего в нашей роте, после двухдневного перерыва, появилось чего пожевать, так как все батальонные боссы были объявлены павшими на полях сражения в районе Сергеевки, и, естественно, что кухня им больше не требовалась.
     Так что наш питекантроп имел удовольствие после всего этого поесть довольно плотно. При мне он наигрязнейшими руками разорвал булку хлеба и в течение минуты проглотил её, даже не жуя.
     Котелка каши и наваристого борща, естественно, ему было мало, не говоря уже о вышеупомянутой булке хлеба, что он сожрал намедни, как стали раздавать пайку. Хлеб сверх этой ненормированной булки он тоже, кажется, получал, но и после этого он ходил, сверкая голодными глазами в поисках пищи, когда другие уже осоловели от еды и размышляли о том, как бы прикорнуть на теплом февральском солнышке. Тут ему на глаза попался мосол. Мосол сей имел таки несъедобный вид и содержание, несмотря на то, что был огромен, но на нём, кроме сухожилий пожилого вола ничего не осталось. Я, было, попытался отрезать кусочек от него, но не смог даже разжевать эту схожую с резиной от покрышки субстанцию. Так что, даже я, большой любитель разного рода костей и косточек, отказался от этого гнилого занятия, но наш питекантроп уволок эту несъедобную култышку за МТЛБ и в течение нескольких минут обгрыз её дочиста, так что я не обнаружил на ней признаков этих самых жил и чего-нибудь ещё мал-мало съедобного, кроме самой голой кости.
    Дальнейшую судьбу я его не знаю, так как наш полк скоро закадрировали до невозможности: солдат отправили греть кости в Анадырь, а офицеров разбросали по Приморью, а мне же, после знакомства с сим экземпляром рода человеческого, трудно  даже поверить в божественную сущность человека. А зачем нам эта сущность, тем более никто не знает, в чём эта сущность обитает, и что она представляет собой? Чай не в солдатской же робе бродит по земле обетованной и воюет с арабами?  
 
Рейтинг: 0 449 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!