ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПОЗНАКОМИЛСЯ СО СВОЕЙ БЫВШЕЙ ЖЕНОЙ, ИЛИ ХОДИЛ В ПАТРУЛЬ

ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПОЗНАКОМИЛСЯ СО СВОЕЙ
БЫВШЕЙ ЖЕНОЙ, ИЛИ ХОДИЛ В ПАТРУЛЬ
 
      Эта история правдива, как и я сам. Здесь не приврано ни одного слова, а то, что меня чуть не отправили в тюрягу, видимо забавное дополнение ко всему прочему. Как и всякий рассказ, этот рассказ должен иметь пару отправных точек. Первой отправной точкой должно быть убийство прапорщика - патрульного на "Зеленке" во славном граде Уссурийске, или Никольск-Уссуриске, Ворошилове, селе Никольске. Бохайское и чжурджениское название Золотой долины я просто не помню, но не суть дело важно, поскольку повествование относится к 198..году. Это было время черного застоя, то тогда городишко уже назывался Уссурийском, так что чжурдженское или бохайское название нам не потребуется. Причём тут убийство этого прапорщика? Окочурился, мол, и окочурился, тем паче мы с ним даже не были знакомы, но это самое убийство сыграла свою роль в этой истории. Ну, причём тут прапорщик? А вот причём: когда взялись его убивать, то в кобуре у него вместо пистолета был бутерброд или огурец, что положила сердобольная супруга. Так что его беспрепятственно двинули по балде, а весь гарнизон теперь блюл дисциплину и комендант особо следил, чтобы в кобурах начальников патрулей были не запасы на период прогулок по городу, а эти самые пистолеты. Так первой отправной точкой стал пистолет в моей кобуре, хотя до того дня в ней никогда, ничего не было, поскольку жена на тот момент у меня напрочь отсутствовала, а бутерброды, если бы оказались в пределе досягаемости моих рук, то непременно раньше бы добрался до моего желудка, чем до кобуры, по причине всегдашней моей голодности. Та же участь ожидала бы и огурец, даже без приложения к нему водки. Второй отправной точкой был Махмуд. Кто такой Махмуд? Это довольно любопытная личность, конечно не из интеллектуальной элиты, но и не обделен совсем данным качеством, так как его забрали в армию с начальных курсов института. Тогда он был дневальным, точнее вечным дневальным в общежитии Румынского полка по улице Некрасова, а я дотягивал двухгодичную офицерскую лямку в этом полку. Мне скажут, что полки у нас не именные, а номерные. Это вам подтвердит любой военный, но вы услышите непременно название почти любого из них. Чаще всего их кличут по специализации: связисты, танкисты, зенитчики или чем-то в этом роде. Довольно часто части называют по местам их формирования, я сам служил в Ачинском полку, поскольку он был сформирован в городе Ачинске, Красноярского края, отец мой служил во время войны в Свирской дивизии, формирование которой имело место в Иркутской губернии в районе Черемховских угольных копей. Поскольку Румыния никак не могла быть местом дислокации или формирования славного моего полка, то здесь истоки названия восходят к другому источнику, хотя довольно курьезному. Однажды наш славный полководец, кажется Мерецков, принявши командование Дальневосточным фронтом, долго созерцал разношерстное воинство, тогда Канского полка, в сердцах обозвал его румынами, что и осталось тотчас же в сердцах солдатских и гражданских города Уссурийска, как название сей воинской бражки, конечно не официальное, до скончания века этой части. Так что у меня, кроме бурятских и грузинских кровей, намешали ещё и кровей румынских, или, как их там бис знает, раньше называли? Мадьярских? А, к черту эти исторические экскурсы, лучше вернемся к славному нашему Махмуду. Махмуд был узбек. Махмуд не был тем человеком, коего интересовали не только кусок хлеба, магнитофон, баба под боком, левым или правым, что все едино. Мы с ним иногда проводили приятные беседы по поводу истории его родины и прочим занятным мелочам, связанным с Узбекской культурой. Впрочем, я его несколько идеализирую, поскольку до сего дня мне кажется, что к исчезновению моей мастерки, которая ему очень нравилась, он приложил руку. Но бог с ней, с этой мастеркой, нам хватит и Махмуда. Махмуду было только девятнадцать лет, и он был влюблен. Да, влюблён, что нельзя сказать обо мне. Мне уже было почти двадцать семь лет, и я уже был мастером спорта по убеганию из женских объятий, но уже стал тихонько повизгивать от отсутствия некого понятия, как семья. Я не отношу себя к славной категории бабников или хотя бы женских угодников, что не мешало мне иметь некоторый успех среди женщин, благодаря именно этому "барабанному" отношению. Женщина подспудно предполагает, что мужчина должен проявлять интерес к ним и должен был активен, но мне было как-то не до того, и из многих женщин я любил только единицы и даже без них мог запросто обходиться. Просто к этому времени я сменил не одно общежитие и квартиру, отбыл на край света, проще говоря, подоспело время выполнить основную функцию - функцию продолжения рода. Пьянки, индивидуальная тумбочка при кровати, персональная вешалка в шкафу или нише, сама кровать и от трех, до десяти сотоварищей в комнате, хороши, но уже начали мне действовать на нервы.
  Махмуд был влюблен и влюблен со всем пылом и страстью, на коие способно юное сердце, только вступающее на стезю общения с женщинами. Он восторженно описывал свою пассию, что даже такому толстокожему идиоту, как мне, представлялась прекрасная принцесса и, невольно, хотелось глянуть собственными глазами на чудо природы, что взволновало столь пылкое сердце Махмудово. Правда, о её ребенке я что-то уже слышал краем уха, да и шибко сомневался в принадлежности нашей красавице к царским кровям, но любопытство моё было всё ж подогрето на несколько градусов  супротив обычного. Кроме того, он упорно заманивал меня к ней в гости, так как у той было масса подружек, и одна из них сильно жаждала мужика. Поскольку я был длинноног, смазлив и, ко всему прочему, кудряв, слыл за бабника, что хоть и не соответствовало моим убеждениям, но было отчасти правдой, кроме всего прочего не был спесив, относился к солдатам, как к равным, то Махмуд прицепился именно ко мне. Я отбрыкивался, отнекивался энное время, но он был упорен, как бывает упорен банный лист на мягком месте. В конце концов, я согласился пойти на день рождения, который выпал именно на время моего нахождения в патруле. Пребывать в патруле я должен был до шести часов вечера, а нас с Махмудом во главе должны были ждать аж в пять, то бишь в семнадцать часов после полудня.
    Сейчас мы должны вернуться к первой отправной точке нашего повествования: к злосчастному покойному прапорщику, павшему от руки наемного убийцы на полях Уссурийской зеленки, то есть парка Зеленый остров. Из-за этого дурака, хоть о покойных не говорят плохо, в моей кобуре находился мой железный однофамилец, даже с запасной обоймой к нему, о чем я тоже упоминал вначале.
    Последний киносеанс, уже четвертый за период нашего патрулирования, в кинотеатре "Россия" закончился в семнадцать тридцать, без четверти шесть мы были в общаге, где наш доблестный Махмуд уже изошёл на так называемые человеческие или конские испражнения, может быть и иные, по поводу славного дня рождения его красавицы. Так что, когда я явился во главе своей немногочисленной армии людовой состоящей из четырех человек в общагу, то там нашёл весьма взволнованного типа узбекской национальности, страдающего по подолу русской бабы. На меня обрушились упреки и стенания, равные смертным стонам. Я пытался вырваться из плотных объятий Махмудовых и, как праведник, сдать вверенного мне тезку на оружейный склад нашей роты, но зов предков в Махмуде оказался сильнее моих попыток избавиться от пистолета.  Просто засунул его вместе с кобурой под подушку застеленную "по-солдатски", кстати, очень аккуратно, без морщин и выпуклостей, бросив злосчастную или не злосчастную портупею на тумбочку, на самое видное место, и отбыл в направлении, в коее меня тащил славный Махмуд, отпустив предварительно патруль под началом сержанта в полк.
    На квартире его красавице мы обнаружили пару пьяных в стельку баб, которые, уже уговорив одну бутылку, добрались до половины второй и чувствовали себя весьма неплохо и без нас. Пассия Махмуда оказалась никак не меньше пяти пудов весом и своей  лошадиной физиономией мало напоминала принцессу, про которую усиленно втирал мне по ушам Махмуд. Вторая бабца была несколько лучше, но тоже не "фонтан". Именно вторая, тотчас приклеила мне кликуху, довольно обидную, обозвав меня "Кузнечиком", за мои чрезмерно длинные ноги, защитную форму одежды и хромовые сапоги, которые только удлиняли на вид мои худые конечности.
    Кроме оставшейся полбутылки водки у дам оказалось в запасе ещё одна, так что они нахрюкались по полной программе. Грешно было не остаться с ними до утра, при наличии комнаты и кухни, отсутствии сына хозяйки и присутствии дивана на этой самой кухне, которую мы и оккупировали с мадам до утречка.
    Утром в общаге я обнаружил легкий переполох, вызванный моим отсутствием и, особенно, отсутствием моего тезки в родимой ружейки. Мне сообщили, что всю ночь дежурные разного ранга обшаривали общагу в поисках злополучного пистолета, но так и не нашли его, перевернув раз пять кровать при этом. Пистоль преспокойно лежал под подушкой, даже под простынею, куда я его засунул с вечера.
   Расстраивать ротного дальше не хотелось, да и дёргать судьбу за хвост не стоило, так что я направился на службу. Правда, до полка я не дошёл самую малость, - за мной уже мчался наш ротный замполит на всех парах, оседлав дежурную машину.
     Поскольку ротный даже не хотел меня видеть, пистолет я отдал замполиту, а жаждал посмотреть уже сам начальник штаба товарищ Сердюков, который всегда сообщал о себе только одну подробность, что он хохол, хоть у него и русская фамилия, и он особо вредный человек, что я, впрочем, не заметил. Он даже не обозвал меня ни разу дураком из пятой роты, кличкой, которой часто баловался комполка, по причине моей чрезмерной улыбчивости. Впрочем, он однажды меня пытал, чем я занимался, когда я напрочь отсутствовал пару недель, если я не пил водку, не таскался по друзьям и бабам, но когда я вывалил кучу бумаг, что я намарал за это время, и он даже кое-что прочитал, то не трогал после того меня, даже сделал уточнение, что у пистолета "Макарова" не затвор, а затворная рама.
    Так что я предчувствовал, что меня сейчас будут воспитывать и наказывать, и у меня, естественно, появилась легкая улыбочка, что появлялась при слове "воспитывать", тем более оболтуса, коий к своим двадцати пяти годам поработал главным специалистом совхоза, успел стать номенклатурой райкома партии, а с бюро райкома комсомола выжрал не одну бутылку водки, особенно со вторым секретарем под кличкой Женис..
    В кабинете начальника штаба я не стал отпираться. На вопрос его прямой и правильный: "Где я, сволочь, был всю ночь". Я столь же правильно и правдиво ответил, что был на дне рождения. Когда же его заинтересовало, что же я там только водку пил столько времени? Я ответствовал, что валандался ещё с бабой.. Это его несколько заинтересовало, особенно вопрос о пистолете. Он не мог понять, что я поперся на этот самый день рождения с пистолетом или без него? Я заявил, что пистолет я спрятал, а уж потом поскрёбся до баб. Когда же выяснилось, что я его спрятал в общаге, то это его заинтересовало особенно сильно, поскольку комиссии по моему отлову ездили аж три раза и перерыли все комнаты..
-Ты что в сейф его засунул? - допытывался он.
-Нет, - усиленно отпирался я, продолжая улыбаться.
-Вот скажи: куда ты его спрятал, если в общагу всю ночь ездили и искали пистолет?
    Но я уперся рогом и не стал говорить ничего, но его любопытство взяло верх. После некоторого препирательства, он сказал:
-Хорошо, если ты скажешь, куда ты спрятал пистолет, то я тебя не посажу на губу.
   Я ещё немного поприперался для порядка и назвал свое хранилище. Начштаба долго ржал, так что едва не свалился со стула, и отпустил меня с миром. Конечно, больше всего обиделся на мою реабилитацию и умение выходить сухим из воды наш ротный, который всю ночь искал этот злосчастный пистолет. Наверное, кто-то рассказал, где он лежал. Впрочем, злым на меня  был не только ротный, но и все кадровые офицеры, которые никак не могли ещё мне простить мои старше лейтенантские погоны, что я получил через полгода службы, наплевательское отношение к ней родимой, то бишь службе, а особенно мою независимость и гордость.          
 
         
   Зачем я припёрся к своей бывшей благоверной второй раз уже домой, я не знаю, может быть, у нее были слишком жалостливые глаза? Фиг его знает? Ни особых  чувств, ни любви я к ней не испытывал, не уважал её даже особо, но все попытки избавиться от неё ни к чему не привели. Я словно попал в колею судьбы, из которой можно выбраться, но требуется много сил и энергии. Впрочем, жалеть я об этом не сильно жалею, как можно жалеть о том, что у тебя есть дети? А на счёт судьбы: приехав в Уссурийск первый раз, мне показалось, что я в нем буду жить, хотя я и начинал службу в Смоляниново, но уже через полгода я был уже в этом городе. Я знал, чем закончится роман с женщиной, я знал, что должен уйти из той или иной организации или предприятия, знал, где буду работать дальше. Пути Господни неисповедимы!
 

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0275404

от 5 марта 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0275404 выдан для произведения: ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПОЗНАКОМИЛСЯ СО СВОЕЙ
БЫВШЕЙ ЖЕНОЙ, ИЛИ ХОДИЛ В ПАТРУЛЬ
 
      Эта история правдива, как и я сам. Здесь не приврано ни одного слова, а то, что меня чуть не отправили в тюрягу, видимо забавное дополнение ко всему прочему. Как и всякий рассказ, этот рассказ должен иметь пару отправных точек. Первой отправной точкой должно быть убийство прапорщика - патрульного на "Зеленке" во славном граде Уссурийске, или Никольск-Уссуриске, Ворошилове, селе Никольске. Бохайское и чжурджениское название Золотой долины я просто не помню, но не суть дело важно, поскольку повествование относится к 198..году. Это было время черного застоя, то тогда городишко уже назывался Уссурийском, так что чжурдженское или бохайское название нам не потребуется. Причём тут убийство этого прапорщика? Окочурился, мол, и окочурился, тем паче мы с ним даже не были знакомы, но это самое убийство сыграла свою роль в этой истории. Ну, причём тут прапорщик? А вот причём: когда взялись его убивать, то в кобуре у него вместо пистолета был бутерброд или огурец, что положила сердобольная супруга. Так что его беспрепятственно двинули по балде, а весь гарнизон теперь блюл дисциплину и комендант особо следил, чтобы в кобурах начальников патрулей были не запасы на период прогулок по городу, а эти самые пистолеты. Так первой отправной точкой стал пистолет в моей кобуре, хотя до того дня в ней никогда, ничего не было, поскольку жена на тот момент у меня напрочь отсутствовала, а бутерброды, если бы оказались в пределе досягаемости моих рук, то непременно раньше бы добрался до моего желудка, чем до кобуры, по причине всегдашней моей голодности. Та же участь ожидала бы и огурец, даже без приложения к нему водки. Второй отправной точкой был Махмуд. Кто такой Махмуд? Это довольно любопытная личность, конечно не из интеллектуальной элиты, но и не обделен совсем данным качеством, так как его забрали в армию с начальных курсов института. Тогда он был дневальным, точнее вечным дневальным в общежитии Румынского полка по улице Некрасова, а я дотягивал двухгодичную офицерскую лямку в этом полку. Мне скажут, что полки у нас не именные, а номерные. Это вам подтвердит любой военный, но вы услышите непременно название почти любого из них. Чаще всего их кличут по специализации: связисты, танкисты, зенитчики или чем-то в этом роде. Довольно часто части называют по местам их формирования, я сам служил в Ачинском полку, поскольку он был сформирован в городе Ачинске, Красноярского края, отец мой служил во время войны в Свирской дивизии, формирование которой имело место в Иркутской губернии в районе Черемховских угольных копей. Поскольку Румыния никак не могла быть местом дислокации или формирования славного моего полка, то здесь истоки названия восходят к другому источнику, хотя довольно курьезному. Однажды наш славный полководец, кажется Мерецков, принявши командование Дальневосточным фронтом, долго созерцал разношерстное воинство, тогда Канского полка, в сердцах обозвал его румынами, что и осталось тотчас же в сердцах солдатских и гражданских города Уссурийска, как название сей воинской бражки, конечно не официальное, до скончания века этой части. Так что у меня, кроме бурятских и грузинских кровей, намешали ещё и кровей румынских, или, как их там бис знает, раньше называли? Мадьярских? А, к черту эти исторические экскурсы, лучше вернемся к славному нашему Махмуду. Махмуд был узбек. Махмуд не был тем человеком, коего интересовали не только кусок хлеба, магнитофон, баба под боком, левым или правым, что все едино. Мы с ним иногда проводили приятные беседы по поводу истории его родины и прочим занятным мелочам, связанным с Узбекской культурой. Впрочем, я его несколько идеализирую, поскольку до сего дня мне кажется, что к исчезновению моей мастерки, которая ему очень нравилась, он приложил руку. Но бог с ней, с этой мастеркой, нам хватит и Махмуда. Махмуду было только девятнадцать лет, и он был влюблен. Да, влюблён, что нельзя сказать обо мне. Мне уже было почти двадцать семь лет, и я уже был мастером спорта по убеганию из женских объятий, но уже стал тихонько повизгивать от отсутствия некого понятия, как семья. Я не отношу себя к славной категории бабников или хотя бы женских угодников, что не мешало мне иметь некоторый успех среди женщин, благодаря именно этому "барабанному" отношению. Женщина подспудно предполагает, что мужчина должен проявлять интерес к ним и должен был активен, но мне было как-то не до того, и из многих женщин я любил только единицы и даже без них мог запросто обходиться. Просто к этому времени я сменил не одно общежитие и квартиру, отбыл на край света, проще говоря, подоспело время выполнить основную функцию - функцию продолжения рода. Пьянки, индивидуальная тумбочка при кровати, персональная вешалка в шкафу или нише, сама кровать и от трех, до десяти сотоварищей в комнате, хороши, но уже начали мне действовать на нервы.
  Махмуд был влюблен и влюблен со всем пылом и страстью, на коие способно юное сердце, только вступающее на стезю общения с женщинами. Он восторженно описывал свою пассию, что даже такому толстокожему идиоту, как мне, представлялась прекрасная принцесса и, невольно, хотелось глянуть собственными глазами на чудо природы, что взволновало столь пылкое сердце Махмудово. Правда, о её ребенке я что-то уже слышал краем уха, да и шибко сомневался в принадлежности нашей красавице к царским кровям, но любопытство моё было всё ж подогрето на несколько градусов  супротив обычного. Кроме того, он упорно заманивал меня к ней в гости, так как у той было масса подружек, и одна из них сильно жаждала мужика. Поскольку я был длинноног, смазлив и, ко всему прочему, кудряв, слыл за бабника, что хоть и не соответствовало моим убеждениям, но было отчасти правдой, кроме всего прочего не был спесив, относился к солдатам, как к равным, то Махмуд прицепился именно ко мне. Я отбрыкивался, отнекивался энное время, но он был упорен, как бывает упорен банный лист на мягком месте. В конце концов, я согласился пойти на день рождения, который выпал именно на время моего нахождения в патруле. Пребывать в патруле я должен был до шести часов вечера, а нас с Махмудом во главе должны были ждать аж в пять, то бишь в семнадцать часов после полудня.
    Сейчас мы должны вернуться к первой отправной точке нашего повествования: к злосчастному покойному прапорщику, павшему от руки наемного убийцы на полях Уссурийской зеленки, то есть парка Зеленый остров. Из-за этого дурака, хоть о покойных не говорят плохо, в моей кобуре находился мой железный однофамилец, даже с запасной обоймой к нему, о чем я тоже упоминал вначале.
    Последний киносеанс, уже четвертый за период нашего патрулирования, в кинотеатре "Россия" закончился в семнадцать тридцать, без четверти шесть мы были в общаге, где наш доблестный Махмуд уже изошёл на так называемые человеческие или конские испражнения, может быть и иные, по поводу славного дня рождения его красавицы. Так что, когда я явился во главе своей немногочисленной армии людовой состоящей из четырех человек в общагу, то там нашёл весьма взволнованного типа узбекской национальности, страдающего по подолу русской бабы. На меня обрушились упреки и стенания, равные смертным стонам. Я пытался вырваться из плотных объятий Махмудовых и, как праведник, сдать вверенного мне тезку на оружейный склад нашей роты, но зов предков в Махмуде оказался сильнее моих попыток избавиться от пистолета.  Просто засунул его вместе с кобурой под подушку застеленную "по-солдатски", кстати, очень аккуратно, без морщин и выпуклостей, бросив злосчастную или не злосчастную портупею на тумбочку, на самое видное место, и отбыл в направлении, в коее меня тащил славный Махмуд, отпустив предварительно патруль под началом сержанта в полк.
    На квартире его красавице мы обнаружили пару пьяных в стельку баб, которые, уже уговорив одну бутылку, добрались до половины второй и чувствовали себя весьма неплохо и без нас. Пассия Махмуда оказалась никак не меньше пяти пудов весом и своей  лошадиной физиономией мало напоминала принцессу, про которую усиленно втирал мне по ушам Махмуд. Вторая бабца была несколько лучше, но тоже не "фонтан". Именно вторая, тотчас приклеила мне кликуху, довольно обидную, обозвав меня "Кузнечиком", за мои чрезмерно длинные ноги, защитную форму одежды и хромовые сапоги, которые только удлиняли на вид мои худые конечности.
    Кроме оставшейся полбутылки водки у дам оказалось в запасе ещё одна, так что они нахрюкались по полной программе. Грешно было не остаться с ними до утра, при наличии комнаты и кухни, отсутствии сына хозяйки и присутствии дивана на этой самой кухне, которую мы и оккупировали с мадам до утречка.
    Утром в общаге я обнаружил легкий переполох, вызванный моим отсутствием и, особенно, отсутствием моего тезки в родимой ружейки. Мне сообщили, что всю ночь дежурные разного ранга обшаривали общагу в поисках злополучного пистолета, но так и не нашли его, перевернув раз пять кровать при этом. Пистоль преспокойно лежал под подушкой, даже под простынею, куда я его засунул с вечера.
   Расстраивать ротного дальше не хотелось, да и дёргать судьбу за хвост не стоило, так что я направился на службу. Правда, до полка я не дошёл самую малость, - за мной уже мчался наш ротный замполит на всех парах, оседлав дежурную машину.
     Поскольку ротный даже не хотел меня видеть, пистолет я отдал замполиту, а жаждал посмотреть уже сам начальник штаба товарищ Сердюков, который всегда сообщал о себе только одну подробность, что он хохол, хоть у него и русская фамилия, и он особо вредный человек, что я, впрочем, не заметил. Он даже не обозвал меня ни разу дураком из пятой роты, кличкой, которой часто баловался комполка, по причине моей чрезмерной улыбчивости. Впрочем, он однажды меня пытал, чем я занимался, когда я напрочь отсутствовал пару недель, если я не пил водку, не таскался по друзьям и бабам, но когда я вывалил кучу бумаг, что я намарал за это время, и он даже кое-что прочитал, то не трогал после того меня, даже сделал уточнение, что у пистолета "Макарова" не затвор, а затворная рама.
    Так что я предчувствовал, что меня сейчас будут воспитывать и наказывать, и у меня, естественно, появилась легкая улыбочка, что появлялась при слове "воспитывать", тем более оболтуса, коий к своим двадцати пяти годам поработал главным специалистом совхоза, успел стать номенклатурой райкома партии, а с бюро райкома комсомола выжрал не одну бутылку водки, особенно со вторым секретарем под кличкой Женис..
    В кабинете начальника штаба я не стал отпираться. На вопрос его прямой и правильный: "Где я, сволочь, был всю ночь". Я столь же правильно и правдиво ответил, что был на дне рождения. Когда же его заинтересовало, что же я там только водку пил столько времени? Я ответствовал, что валандался ещё с бабой.. Это его несколько заинтересовало, особенно вопрос о пистолете. Он не мог понять, что я поперся на этот самый день рождения с пистолетом или без него? Я заявил, что пистолет я спрятал, а уж потом поскрёбся до баб. Когда же выяснилось, что я его спрятал в общаге, то это его заинтересовало особенно сильно, поскольку комиссии по моему отлову ездили аж три раза и перерыли все комнаты..
-Ты что в сейф его засунул? - допытывался он.
-Нет, - усиленно отпирался я, продолжая улыбаться.
-Вот скажи: куда ты его спрятал, если в общагу всю ночь ездили и искали пистолет?
    Но я уперся рогом и не стал говорить ничего, но его любопытство взяло верх. После некоторого препирательства, он сказал:
-Хорошо, если ты скажешь, куда ты спрятал пистолет, то я тебя не посажу на губу.
   Я ещё немного поприперался для порядка и назвал свое хранилище. Начштаба долго ржал, так что едва не свалился со стула, и отпустил меня с миром. Конечно, больше всего обиделся на мою реабилитацию и умение выходить сухим из воды наш ротный, который всю ночь искал этот злосчастный пистолет. Наверное, кто-то рассказал, где он лежал. Впрочем, злым на меня  был не только ротный, но и все кадровые офицеры, которые никак не могли ещё мне простить мои старше лейтенантские погоны, что я получил через полгода службы, наплевательское отношение к ней родимой, то бишь службе, а особенно мою независимость и гордость.          
 
         
   Зачем я припёрся к своей бывшей благоверной второй раз уже домой, я не знаю, может быть, у нее были слишком жалостливые глаза? Фиг его знает? Ни особых  чувств, ни любви я к ней не испытывал, не уважал её даже особо, но все попытки избавиться от неё ни к чему не привели. Я словно попал в колею судьбы, из которой можно выбраться, но требуется много сил и энергии. Впрочем, жалеть я об этом не сильно жалею, как можно жалеть о том, что у тебя есть дети? А на счёт судьбы: приехав в Уссурийск первый раз, мне показалось, что я в нем буду жить, хотя я и начинал службу в Смоляниново, но уже через полгода я был уже в этом городе. Я знал, чем закончится роман с женщиной, я знал, что должен уйти из той или иной организации или предприятия, знал, где буду работать дальше. Пути Господни неисповедимы!
 

 

ПИТЕКАНТРОП ИЛИ ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О БОЖЕСТВЕННОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

БАЗАР ИЛИ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК УКРАЛИ СТОРОЖА