Она никак не могла поверить, что эта тихоня Настя сделалась предательницей.
- Тоже мне – спасительница. Посмотрим, как ты повертишься у него на …
Пошлое слово спрыгнуло с губ и затерялось на грязном асфальте, как теряется чужой торопливый плевок. Катя даже улыбнулась, представив ненавистную ей поповскую чистюлю, сидящей в позе наездницы на голом и потном Артуре.
Ей стало стыдно. Стыдно за себя. Было глупо так раскрываться перед этим уродом. Артур привык к девичьему обожанию. Даже его ненавистницы были тайно в него влюблены и за ненавистью прятали самую горячую любовь.
Другой ненавистной фигурой был Ермолай. Он всё время оказывался рядом, словно голодный щенок и всем своим видом прямо-таки напрашивался на пинок. Катя вдруг поняла, что ненавидит этого красивого слюнтяя.
- А что, если мне пожалеть его? Просто пожалеть?
Задумавшись, она не спеша помассировала свой живот, затем каким-то бодрым маршем направилась к дому….
Родители смотрели на что угодно, только не на свою дочь. Катя, молча, поглощала мамино варево и старалась не хлюпать, втягивая ртом свои глотки борща.
- Ну, что надумала, куда после школы пойдёшь? – спросил её походя отец, натирая чесноком горбушку ржаного хлеба.
- Не-а… А чё?
- Да так… Надо было определиться уже.
- А я не хочу… Не хочу определяться. Я ещё маленькая.
- Ага, маленькая. Дылда такая. Может, в Москву поедешь.
- Зачем?
- В «Щуку» поступать…
Катя захихикала. Она представила себе голодную хищную рыбу и целую толпу поступающих в неё карасей. Мать Кати неожиданно закричала:
- Говорила я тебе – продавай дом. Продавай… А ты упёрся… Тебе отцовская воля дороже
Голос жены был неприятен, словно бы голос автомобильной сирены. Он как-то завис на одном интервале и повторялся, словно бы эти две ноты – всё, что могла извлечь из своего горла жена.
- Ты бы лучше за дочерью смотрела. Мне уже рассказали возле кого она трется.
- И около кого?
- Керимова.
- Этого недоноска? Да по нему тюрьма плачет.
Катя залилась румянцем. Он был одно и того же цвета с борщом и от того было ешё стыдней неприятнее.
«Это Настька наябедничала. Дура поповская. Ну, я тебе покажу. И тебе, и этому слюнтяйчику!» .
Злоба на поповну не проходила. Она усиливалась, словно бы не ко времени пришедшая зубная боль. Кате было не по себе от того, что эта глуповатая девчонка вертится перед её глазами, стоит их закрыть веками.
Настя, её отец, запах ладана. Теперь весь этот мирный коктейль нагло лез в душу. Катя чувствовала, что постепенно становится бешенной. Ведь эта девчонка могла попасть под влияние Керимова.
- Ничего, еще под ним повертишься. Он тебе … дупло-то прочистит.
Злые слова слишком просто соскакивали с языка, даже не пытаясь отыскать благонравных синонимов.
Родители оставили Катю наедине с самой собой. Они понимали, что их семейный треугольник постепенно распадается на части, что скоро каждая из его вершин пойдёт своим путём – и с этим ничего не поделать.
Катя боялась, и заснуть и остаться бодрствовать. Она не хотела, чтобы её телом – пусть даже и во сне играл Артур. Он был какой-то слишком жестокий, словно бы она и впрямь была потаскушкой или оплаченной заранее женщиной.
«Я ему не проститутка. Вот пускай на этой благостной дурочке потренируется.
Лона вспомнила нелюдимого и странного геро романа Гончарова, вспомнила гордую провинциалку. И ещё больше расстроилась.
- Ну, что доигрался?
Отец Кати молчал. Он уже порядком устал от своих женщин.
Жена, к которой он уже привык как к старому пальто, и дочь, чьё присутствие в доме слегка напрягает, как приезд пусть и некогда любимой, но чересчур долго отсутствующей первой любви.-
- Смотри! Она нам ещё сюрприз принесёт…
- В чём?
- В подоле…
Жена отвернулась к стенке, бесцеремонно выпятив свой нижний бюст.
Катя ещё долго не могла заснуть. Перед её глазами возникала то чистюля Настя. То этот дурацкий Лель, а внутри её тела, словно в печке бушевало всё сильнее разгорающееся пламя.
- Я не могу, не могу.
Ей было страшно погружаться в сон. В нём её подстерегали те же личности, и она не знала, как они поведут себя – такие мерзкие наяву.
- Ну, ничего, я тебе устрою романчик.
Катя задремала только на рассвете. Во сне она жила своим планом. Во сне всё получалось быстро и ловко, словно бы ей кто-то подсказывал, что и как делать. Да и пленить эту романтичную дурёху было не столь сложно…
Настя не догадывалась о судьбе, уготованной ей её лучшей подругой.
Она вслушивалась в диалог скрипки и фортепьяно. Отец с матерью часто исполняли это произведение Шопена. Настя знала, что оно называется «Сад Эдема»…
Музыка проникала в уши девочки. Она будила в душе всё самое лучшее, словно бы слабый раствор хлорки, очищая душу от въевшейся в неё грязи.
В мыслях Анастасии был один только один. Нет, два человека. Они сменяли друг друга так быстро, что она не могла понять, о ком в данный момент думает .
Отец Насти пытался привести душу в порядок. Она была обожжена чужими заблуждениями. Люди приходили к нему, словно к сказочному кудеснику и ожидали лёгкого, совершенно необременительного чуда.
Он любил читать, и часто перечитывал роман Ивана Гончарова «Обрыв». Его удивляла фамилия главного героя – этакого сопутешественника автора – Борис Райский. Как будто такой злой и самолюбивый человек мог попасть в Рай.
Не нравились ему и другие типы – резонёр и подлец Нил Андреевич, модница Полина Крицкая. Только одна бабушка – бабушка возвышалась над всем этим плоскогорьем, как Эверест. Она влекла к себе взгляд и душу…
И вот теперь он пытался и свою дочь приохотить к этой книге. Чтобы и Настя почувствовала источник его радости. Но мысли его девочки были слишком далеки от романа Гончарова.
- Ну, ладно… Теперь прочтём молитвы на сон грядущий и спать.
Настя очень серьёзно относилась к вечернему правилу. Она боялась сфальшивить хоть в каком-либо слове, старательно произнося их, как музыкант «произносит» ноты. Она чувствовала, что эти слова, написанные давным-давно живы, что они до сих пор горячи, словно вынутые из печи угли
Очистив свою душу молитвенным словом, она легла спать. И её сон должен был быть лёгким, как дуновения ветра. А её отец, её отец ещё долго спрашивал Бога, что ему делать, и как уберечь своё дитя от соблазнов этого грешного мира.
Катя проспала всю ночь, как будто бы в грязном притоне. Она прислушивалась то к своим неспокойным мыслям, то к тому шуму, что исходил из спальни родителей. Её мир накренился. словно лодка под ветром.
Она окончательно решила погубить дурачка Ермолая. Она видела, как этот идиот пытается охотиться за двумя зайцами – пытаясь понравиться и ей, и этой дуре поповне.
Представить Настю униженной с перемазанным спермой лицом было приятно. Тогда бы она не стала выпендриваться и читать ей нотации. Катя терпеть не могла таких вот нетронутых чистюль, они раздражали, словно не к мечту поставленные игрушки, когда болит зуб или просто ужасно неприятное настроение.
- А может, она только прикидывается святой? Может сама не прочь попробовать, но только кобенится от смущения?
У Кати мгновенно созрел план. Она решила начать с давно уже надоевшего ей Ермолая. Тот и впрямь мог любого вывести из себя. Возможно, парочка поцелуев и лёгкий стриптиз запомнится этому дурачку надолго. А уж потом!
Она долго умывалась, обмывая всё тело и любуясь им, словно драгоценной статуэткой. И когда вышла к завтраку была и свежа, и хороша, и совершенно не собиралась злиться на родителей.
Помочь сайту
Поздравления
