- Пить, пить, - стонала одна из близняшек.
Артур опасался этого открытого всем ветрам места.
Он смотрел на распятых сестёр, на Настю, которая старательно превозмогала боль в покрывающемся волдырями теле.
Всё это казалось глупой пародией на евангельский сюжет, казалось ещё мгновение - и перестанет стрекотать кинокамера – так и не спасённых разбойниц снимут с крестов, а ту, что повторяла подвиг Спасителя, наградив положенным гонораром отпустят восвояси.
Артур понимал, что сам поджарится, словно бы улитка на раскаленной железной крыше. Жара усиливалась духотой, тут в открытой степени было трудно найти тень.
Артур молчал. Он боялся, что сёстры проклянут его – но страх перед клоунами ещё теплился в его душе.
- Ну, чё принц? Хороши у тебя тёлки. Сторожи, пока не спекутся. И не пытайся нас надуть, мы ещё вернёмся – хохотнул Паук, потрепав попуцовевшего Артура по щеке, словно бы бригадденфюрерр юного гитлерюгендца.
Настя ждала. Она сотый раз нащупывала языком слова молитвы, и высасывала их, словно таявшую на языке карамель. Вот-вот должен был явиться её личный спаситель. Она молилась и о уже порядком сомлевших сестрах, и об Артуре, который тоже страдал от зноя – страдал, но не имел силы отпустить их к Богу.
-У него просто нет губки с уксусом, - подумала Настя.
Из её тела постепенно уходила последняя влага.
Артур катался по земле.
- Это сон – я так и не проснулся. Это не может быть явью. Я не хотел этого. Я не хотел…
Он пытался ущипнуть себя за правую руку - но боялся боли, боялся поверить, что на самом деле стал подлым и грязным изувером.
- Но я же Каин. Я убил Ермолая. Я проклят. И я буду жить до скончания века. Я награждён Вечной Жизнью. Но здесь в Аду.
Он смотрел на тела девушек. Несчастные сёстры уже давно не произносили ни звука, они словно куклы висели на своих крестах, а вот Настя.
Он всегда мечтал, что эта девчонка станет его игрушкой. Что умалится настолько, чтобы терпеть все нелепые фантазии, навеянные виденным на телеэкране бесстыдством.
Проклятый автомобиль встал, как упрямый осёл под неподъемной поклажей.
- Бля, сука… - бензин на нуле… - выругался эмоциональный Пьеро и ударил кулаком по рулю.
- Ты это… погоди. Отольет, может кто.
- Вот сам возьми и отлей. Нассы в бак, может и поедем.
- Слышь Пьеро, а мне что-то не хорошо… Может не надо было.
- Чего не надо? Девок распинать. Ну, переборщили согласен. А этой дурёхе урок будет. Она может там кайф ловит, пока ты тут хнычешь.
- Да не ловит она кайф. Вон повиси сам на жаре.
- Блин и радиатор ещё кипит. Слышь, Незнайка, влипли мы с тобой по самое некуда. Придётся видно, явку с повинной писать.
- Вот ты и пиши. А меня уволь. Я тогда и так пострадал от этой Ираиды. Я может быть у неё в долгу.
- Да в долгу. Ты небось кайф ловил, когда её дочурку наголо брил.
* * *
Людмила Степановна погружалась в воспоминания.
Она чувствовала себя резко помолодевшей, казалось, что время пошло вспять.
Запах степных трав тревожил ей ноздри. А пыльный просёлок, по которому их «Волга» плыла, как большая самоходная баржа.
Когда-то по похожему просёлку катил тот проклятый пикап. Катил, увозя её из сказки в жестокую и непредсказуемую реальность.
Тогда она могла только давать волю своему мочевому пузырю и бороться с начинавшим капризничать сфинктером. Тот, как жерло грязевого вулкана готов был ракрыться и выплюнуть свою грязевую лаву.
Тогда она была уверенна, что очень хочет жить. Перестать трястись от ужаса и почувствовать, как страх перед неизбежным разоблачением отступает на второй план.
Их с Нелли разоблачили слишком быстро. Точнее это они сами разоблачились – пугливо зарозовев под пристальными мужскими взглядами. Словно бы это был сон, которым нельзя было управлять.
Она больше всего боялась показаться грязнулей, и чем больше боялась, тем больше смешила окружающих своей неприспособленностью. Домашнее затворничество сыграло с ней дурную шутку – казалось, что она только что выбралась из резервации.
Нагота лишила её всех ориентиров. Она уже не понимала, как себя назвать, что сделать – а физиологические препоны становились всё непроходимее.
Она удивлялась, как может её благовоспитанная подруга так же подло розоветь. Дочь одного из ведущих банкиров в городе спокойно смотрела на этих ряженых выродков – вероятно, она подражала какой-нибудь хрестоматийной героини, которым презрение к врагу помогало забыть о стыдливости.
Но впереди было ещё много такого о чём она и помыслить не могла. Её тело, теперь было только телом. Так наверное, чувствовала себя внезапно ожившая кукла, с которой успели натешиться озорные мальчишки. Без красивого платья – розовая, она бы точно так же смущалась и отводила в сторону взор.
Людочка тогда жалела, что не может спрятаться в картонной коробке, что она вынуждена глазеть на этот мир, где её уже мало кто считал королевской дочерью.
Стоящий на просёлочной дороге пикап показался сначала миражом. Он словно бы приснился, приснился, как может сниться надоедливый и давно уже совсем не страшный кошмар.
Пьеро с Незнайкой тоже заметили «Волгу». Им казалось, что Бог или Дьявол бросает им обоим верёвку для спасенья. Но так ли было это на самом деле?
Людмила Степановна давно уже позабыла, что была когда-то Людочкой и Принцессой.
Она была готова к схватке. Эти двое слишком постарели, чтобы её напугать. Да к тому же ей уже было не до глупых игр и титулов.
.Скоро на запястьях у Незнайки и Пьеро защёлкнулись наручники. Испуганный и нервный Незнайка закричал, как раненая чайка: «Я не хотел, не хотел. Я всё расскажу!»
Людмила Степановна кривовато улыбнулась. Она помнила, как подло унижалась перед этим уродом, маршируя, как на плацу, в чём мать родила, как дрожала, боясь опозориться перед подругой – громко пукнуть или попросту обделаться, как напуганная до дрожи собака.
Теперь дрожал этот рыжий ублюдок. Он мигал, потел и чувствовал приближение, роковое приближение ножниц к своим запылённым рыжим прядям.
- Молчи, дурак. Срок себе хочешь с пола поднять, - зашипел Пьеро.
- Так, хорошо тут наследили – ступайте-ка обратно. И медленно – вздумаете бежать – стреляю без предупреждения. А мы по вашим следам пойдём. Чувствую, что опять какую-то мерзость сделали, неугомонные вы мои…
Пьеро с Незнайкой шли по пыльной дороге. Им хотелось прибавить шаг, но страх упасть с простреленными ногами пугал ещё сильнее, и они шли, шли, чувствуя, как вот-вот попросту падут от усталости и страха.
Незнайка ненавидел Пьеро, а Пьеро – Незнайку. Теперь им хотелось бежать прочь друг от друга. Страх и стыд прожигали их души, как кислота прожигает грязь на металле.
… В ушах у Насти звучал божественный хорал. Он возникал из тягучей, обволакивающей всё вокруг тишины, возникал и заставлял радоваться себе как первый дождь после долгого периода зноя.
Девушка старалась забыть о прошедшем – она уже навсегда покидала этот мир, и жаждала только мига спасения. Ей оно казалось очень близким – словно бы тот, кто когда висел, как она, уже пришёл за ней.
Артур был похож на варёную сардельку. Он стоял и смотрел на её муки, стоял и смотрел, боясь сдвинуться с места. В тишине ему постоянно слышался шум мотора – Пьеро и Незнайка мерещились ему в каждой тени
Помочь сайту
Поздравления
