ПАРА СЛОВ О ГРАБЛЯХ

ПАРА СЛОВ О  ГРАБЛЯХ
 
    Осень 2007 года в Уссурийском крае была обычной, если бы не припёр какой-то чёрт циклон на 19 октября. Не просто циклон, а таки приличный снегопад. Лично я видывал снег  и в июне, а тем более сентябре, но не в Приморье. Тут обязаны мандарины расти, как в Грузии или в Крыму, только вот Тихий океан шибко холодный и долго греется, не то, что Черноморская  лужа. Так что осень начинается в ноябре и заканчивается, по моим понятиям, в феврале месяце следующего года.  Вы, конечно, понимаете, что в октябре должно быть лето. Там оно и есть. Теплится жизнь ещё, деревья не опали окончательно, ещё соки гоняет по своим стволам и веткам, а тут притащил нечистый или какой чистый, снежок. Такой снежок!
  Все началось, как я уже говорил 19 октября. То есть в пятницу. Мне все равно нужно было ехать в деревню, везти продукты, а Андряус сразу сел мне на хвост. Снежок уже начинался и был уже в две четверти. Предвиделось: если сей снег растает, то мы попрёмся на следующее утро за шишкой, так как он должен повалить её на землю, если нет, то рванем на охоту. Так что природа всегда играет на руку тем, кто немного шевелит извилинами, но не теми, что между ног.
  Неполадки начались ещё с вечера. Я прискакал домой, удрав с работы на час раньше, и тотчас захотел напялить свои заслуженные берцы, так как времени было в обрез, но не обнаружил в них шнурков. Распыхтевшись и развонявшись, как паровоз, я высказал всё, что я думаю по этому поводу не только Андряусу, но  заодно всем остальным.  Донеся до нужных ушей кучу нетленных  мыслей, о том, что мои вещи это есть дело святое и неприкосновенное, и на фиг ботинки раздевать без моего предварительного ведома и согласия, я продолжил сборы в деревню. Пыхти или не пыхти, соглашайся или не соглашайся с фактами, но положение вещёй приходится принимать таким, каким оно есть.  Так что пришлось, влезь в свои «корочки» и оставлять свой след в этой истории именно в них, особенно в автобусах и тротуарах, на чистом девственном снегу,  основательно потоптанном жителями земли и конкретно города У-ка. 
  Снег продолжал падать и становился гуще. До автовокзала мы добрались, без проблем сели на пригородный 117 автобус и рванули в сторону Г-ки. Наш Пазик резво катил по белой скатерти дороги, которую беспрестанно подновлял снежок. Мы без проблем доехали до Дубового ключа, хотя небольшой участок дороги ремонтировался и состоял из сплошных рытвин и ухабов, свернули на Заречное, а затем покатили обратным курсом на Г-ку, так как Заречное находилось несколько в стороне от предназначенного нам маршрута.
  Если вышеназванные деревни находятся по долине реки Комаровки, то Г-ка, на правом  притоке этой реки, где начинаются предгорья Сихотэ-Алиня. Дорога туда идет с постоянным, но не крутым подъемом.
  Снег был мокрый и наш Пазик стал местами пробуксовывать, шлифуя девственный снег, превращая его в лёд. Это было несложно, так как снежок был мокрый и липкий.
  Не доезжая с километр до деревни, мы обнаружили лежащее поперек дороги дерево. До леса было не менее двадцати пяти метров, и в моей жизни не было случая, что деревья когда-нибудь валились на дорогу. Тем более дорога эта была не банальным проселком, а отсыпана и благоустроена по предпоследнему писку советской моды, для движения пассажирского транспорта.
  Пазик с трудом обрулил эту деревину, но за ней лежало другое дерево ещё большее. Всем автобусом мы его обломали, так как подмерзшая древесина, полная воды и соков, оказалась на редкость хрупкой.
  Снег продолжался. Его намело уже сантиметров двадцать. Пазик, объезжая дерево, начал вилять в разные стороны и его сволокло в канаву. Теперь мы тем же гамузом взялись его выталкивать. Затем ломать другое дерево. В конце концов, водила отказался от дальнейшей борьбы по доставке наших тел в предназначенное место, и решил повернуть до своей хаты, а не до нашего дома. Так что пришлось топать оставшийся путь пешеходным образом. Ехать, как говорится,  на одиннадцатом нумере автобуса, а не на 117. Впрочем, нам с Андряусом  чапать было не так далеко, так как тёща некогда жила на въезде в деревню, а теперь на въезде жил брат моей бывшей жены. Хрен знает, какой ныне для меня родственник.  Но большинству пришлось тащиться по этому снежку ещё мерный километр дальше. 
    Впрочем, нам довелось идти уже по тропе проторенной, так как народ двинул до родных очагов раньше нас, пока мы сознательно выталкивали автобус из канавы, так что мы добрались до дому, сильно не замочив ног, хотя, как вы знаете, были одеты с ним не по сезону.
    Самое приключение, о коем я собираюсь поведать, началось на следующее утро. Снежок всё падал и падал всю ночь.  Когда мы продрали глаза и вылезли на свет божий, то его навалило уже по колено и даже более. Ни о каких шишках речи не могло быть, так как мы не обладали нюхом собаки или  свиньи и никак не могли отыскать орехи под столь толстым снегом, но снег был добрый. Был добрый, но для охоты, пусть и с утра он ещё и усилился. Так что, когда мы вошли в лес, то там он был уже выше колен.
    Погода была зверовая. Мягкая до опупения. Можно было рассчитывать на удачу, если  нам повезет, и мы найдем свежий след зверя. О чем я и сообщил Андряусу. Вам я его уже представил, и он и без того намозолил вам зёнки. Сей Андряус есть заменитель моего старшего брата в моей нынешней жизни, каким тот был в детстве. Хотя братом и иже другом, при всех атрибутах, брательник остается и ныне.
   Охота была тяжелая. Снег был липкий, и мы тащились по нему с большим напряжением сил. Но пока мы ползем по заснеженному лесу, покорив предварительно Лысую сопку, обруливая согнувшиеся под бременем снега кусты и мелкие деревья, наслаждаясь треском ломаемых ветвей под его весом, поговорим о граблях. Которые не причём. Просто на них наступают всякие раззявы, типа меня.
   Ну, где эти грабли? Не торчат же под снегом или ими гребут этот самый снег? Вот это и не верно. Граблями было дедовское ружье, которое я ранее живописал во всех подробностях и, если вы про него читали, то и все недостатки его должны помнить. Это был злосчастный «Симпсон». Причем тут грабли и ружье? Я давно не пользовался этим ружьем, поскольку у меня была одностволка ИЖ-18, ещё мое старое и первое ружье в жизни, а немца я отдал сыну. 
   Грабли в сем случае были его. Вот я, на три пальца покрытый опытом и на пару сединой, просто передал ружье деда внуку по наследству, забыв предупредить его об его особенностях. Сын, как порядочный хозяин, вступивший во владения вещью, тщательно его смазал и протянул все болты, шурупы и гайки.. Затянул и тот злосчастный поперечный болт. Ружье щёлкало, но давало осечки. Дураки наступают на грабли постоянно.. Патронов было мало, и он не стал проверять бой ружья. Вот, в общем, и всё вступление.
  
    Тем временем мы добрались до пасеки и благополучно двинулись по дороге в сторону перекрестка. Пройдя метров двести, мы пересекли запорошенный след двух коз. Быстро определив, куда они ушли, мы двинулись за ними. Снег совсем разошелся. Козы бороздили брюхом сугробы,  медленно двигались в сторону сопки Службы солнца. Они должны были скоро остановится. Перевалив два оврага, они стали опускаться к ручью. Снег был тяжелый. Сын отстал метров на сто с хвостиком. Мне такой снег был нипочем по причине моей лыжной подготовке в детстве и постоянной охотничьей практике, а он,  горожанин, не вытягивал таких заморочек.
   Я спустился в долину реки. Она заросла мелким кустарником, там козы стали кормиться. Сын ещё шел по бугру и не спустился вслед за мной. Козы, крутанувшись у ручья, повернули обратно к выходу из долины, оказавшись за моей спиной. Так как мне пришлось сосредоточить больше внимания на выправление следов, то они увидели  меня раньше и бросились вверх по склону. Я даже не успел сдернуть с плеча ружье, до того, как они скрылись. Сын не видел зверей, поскольку они выскочили сзади него, но я замахал руками в ту сторону, куда они ушли. Обернувшись, Андрей увидел их.
   Козы, вскочив на бугор, остановились, поскольку наткнулись на наши следы. Почти все звери, когда, встречая свежий след человека, останавливаются и пробегают вдоль него, чтобы убедится, что самого человека по близости нет.
   Сын, на удивление хладнокровно стал выцеливать куда-то левее меня. Коз я не видел. Я остановился, чтобы их не спугнуть.
  Щелкнул курок правого ствола и за тем левого, но выстрелов не последовало. Он стал быстро перезаряжать ружье, посчитав, что патроны отсырели, но я всё уже понял. Ружье заклинило. Я стал быстро подниматься из долины ручья, надеясь ещё застать зверей, но их уже не было в пределах видимости. Я разъяснил Андрею все.. и про ружье тоже.
   Козы не должны были уйти далеко, потому я рванул за ними. Сын плелся сзади. Я не боялся, что он заблудится или собьется со следа, поскольку я на пару с козами пропахивал приличную канаву.
   Косули, перемахнув сопку за Службой солнца, спустились в овраг и, пройдя по нему метров триста, выскочили из него и направились в низовье Панихезы. Я принажал и скоро заметил, что они с галопа перешли на шаг, но ещё быстрый, а затем стали просто брести. Я замедлил ход и внимательно взялся их выслеживать. Они не должны были далеко уйти. Действительно я их скоро увидел. Они паслись от меня в метрах ста.  Тогда я только привез свою ИЖ-18 из дома деда и ещё тогда толком не пристрелял его. Для удобства прицеливания ещё в моём раннем детстве брат пропилил заднюю планку прицела, чтобы стрелять из ружья, как из винтовки, но сделал это немного неудачно. После этого она прекрасно била дробью, но картечью брат толком не пристреливал. Я по ходу взял  пару, тройку рябчиков и не сомневался в его бое и картечью. Получилось, что я взял чуть выше, и весь  заряд, по моему разумению, ушел у козы над головой. Тогда я посчитал, что брат напильником выбрал металл, но недостаточно, а я в спешке не уравнял верхний край мушки с прицельной планкой, а просто посадил мушку на «донышко» разреза. Вот на это я и грешил. Я выбрал металл на планки до положенных размеров, но продолжал бить рябчиков, но мазать в коз.  Только через месяца три, я понял, что картечь летит ниже цели и значительно. Я выбивал у зверей ноги, тщательно прицеливаясь, пока не черканул зарядом под козой.  Правда, тогда я списывал всё  именно на свои ошибки в прицеливании.  
   Козы, не разобрав, бросилась на свой след и остановилась возле меня.
   Тут я наступил на этот огребающий инструмент во второй раз в этот день. 
   Лучше перед ответственными мероприятиями не менять ничего в устоявшемся порядке вещёй. Обычно я хожу с патронташем и ножом на поясе. Патронташ маленький всего на восемь патронов, но очень удобный. С правой стороны его я ложу картечь, а с левой – пули, но ныне я его отдал сыну, поскольку он надел на охоту подбушлатник. Тот кроен коротким по замыслу и природе, да ещё был несколько маловат для него.  Вот он и взял мою портупею со всеми причиндалами, чтобы подпоясаться и не выпадать постоянно из него, а я распихал патроны по карманам.
    Коза была совсем рядом, а я стал лихорадочно шарить по эти злополучным углублениям в одежде, вспоминая, куда я засунул картечь. Сначала я вытащил дробь, затем пулю и только затем я попался патрон, заряженный картечью. Всё это время коза терпеливо ждала меня, но когда я засунул патрон в патронник и стал закрывать ружье, то боек предательски щёлкнул на взводе.
  Коза и козленок, подбежавший за то время, пока я искал патроны, рванули, не дав мне никаких шансов на повторный выстрел.
  Пора было выбираться. Я дождался Андряуса, и мы стали выгребаться из леса. Сначала мы пошли по козьим следам, но затем повернули на право, чтобы, поднявшись на гору, выйти на дорогу за гарью. Скоро мы на ней оказались. Было тепло и по дороге под снегом бежали ручьи. Обойти гарь можно было или, двигаясь на право, выйти на дорогу, что была проторена при строительстве ЛЭП, или вернуться на перекресток, и спустится вниз на пасеку. Первый вариант был предпочтительней в том случае, если мы находились на самом конце гари, а второй – если на нее середине.
  Кругом все замело, так что хорошо знакомые места стали неузнаваемы. Я решил, что проще и ближе будет выходить на просеку, что рубилась при строительстве ЛЭП. Потому я повернул на право. Мы прошли метров двести, пока я не убедился в обратном. Пришлось поворачивать и топать по своим следам к перекрестку.
   Ручьи, что бежали под снегом по дороге, несколько облегчили наш путь, так как сугробы, подмываемые снизу, были не по грудь, как в лесу, а только мне по пояс.
   Я первым добрался до перекрестка и завалился прямо на снег, ожидая сына. Скоро припыхтел и он. Несколько отдохнув, мы стали спускаться вниз. Сопка, где находится гарь, была довольно крута, так что по дороге тоже текли ручьи, так что мы бодренько покатили с горочки. Как можно катиться с горочки по пояс в снегу. Заверю, что вниз спускаться приятнее, чем ползти поэтому же снегу вверх. Ползти вверх нам предстояло с пасеки, но до этого, обруливая очередной завал, что подсунула нам дружелюбная ноне к нам природа, я почувствовал, что  мне весьма дурно. Силы меня внезапно оставили.
  Короче: адреналин кончился, и батарейка села. Я дождался сына, и, сообщив эту приятную вещь, выпнул его на первый номер или запряг  коренником.
   Он не стал возражать, только глянув на мою тусклую рожу и синий от напряжения язык.
   До пасеки было недалеко. Довольно скоро мы перевалили ручей и стали подниматься вверх  по тропинке. Тропинка была настоящей тропинкой, и по ней машины не ездили. Канав по ней тоже  не наблюдалось, так что ручьи не жрали снизу сугробы. В связи со всем выше сказанным последние, то бишь сугробы, стали нам добираться до живота. Завалы были на каждом шагу. Сделав десятка два шагов, мы останавливались, чтобы отдышаться.
  На выходе  мы попали в ложбину, где снег Андрею был по грудь, а мне чуть выше пояс, так как я болтался в его фарватере по пробитой им канаве. Так что ему пришлось даже нести ружье над головой.
 
  
    Когда мы скатились с Андряусом с Лысой, то он на всем серьезе заявил, что  он понял, что такое есть смерть. На что я ответил, что сие есть фигня на растительном масле, даже не рафинированном и совсем не дезодорированном, а не смерть.
  Если бы не грабли, то хрен бы мы по такому снегу вытащили мясо. Впрочем, поскольку я толи оптимистичный пессимист, или нечто другое, если переставить эти слова, то во всем я нахожу положительные стороны. Снег не только наломал дров, то есть повалил кучу деревьев и, как следует, обломал ветки, но и сбросил разом всю шишку. Так что на следующее воскресение мы с Андряусом выгребались из леса гружеными  под самую завязку орехом, хотя урожай его был незавидным.
  Кстати,  этот снег и сбросил с хвоста много конкурентов. Не всяк попрет на себе мешок орех километров пятнадцать, а все трактора и прочие вездеходные средства, по причине природных несанкционированных падений кустов, деревьев и просто веток, застревали, не доезжая  даже до приличного первого бурелома.
  Да ещё, Андряус ружье отрегулировал, да и я теперь точно разложил в своих мозгах все карманы по полочкам и что в них лежит и должно лежать.
   Для сведений. Мы три километра выгребались часа два, не меньше. Медленнее я только ездил на машине в детстве. Тогда мы двадцать четыре километра ехали весь вечер и всю ночь. Часов четырнадцать, а то и более...   

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0299730

от 24 июля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0299730 выдан для произведения: ПАРА СЛОВ О  ГРАБЛЯХ
 
    Осень 2007 года в Уссурийском крае была обычной, если бы не припёр какой-то чёрт циклон на 19 октября. Не просто циклон, а таки приличный снегопад. Лично я видывал снег  и в июне, а тем более сентябре, но не в Приморье. Тут обязаны мандарины расти, как в Грузии или в Крыму, только вот Тихий океан шибко холодный и долго греется, не то, что Черноморская  лужа. Так что осень начинается в ноябре и заканчивается, по моим понятиям, в феврале месяце следующего года.  Вы, конечно, понимаете, что в октябре должно быть лето. Там оно и есть. Теплится жизнь ещё, деревья не опали окончательно, ещё соки гоняет по своим стволам и веткам, а тут притащил нечистый или какой чистый, снежок. Такой снежок!
  Все началось, как я уже говорил 19 октября. То есть в пятницу. Мне все равно нужно было ехать в деревню, везти продукты, а Андряус сразу сел мне на хвост. Снежок уже начинался и был уже в две четверти. Предвиделось: если сей снег растает, то мы попрёмся на следующее утро за шишкой, так как он должен повалить её на землю, если нет, то рванем на охоту. Так что природа всегда играет на руку тем, кто немного шевелит извилинами, но не теми, что между ног.
  Неполадки начались ещё с вечера. Я прискакал домой, удрав с работы на час раньше, и тотчас захотел напялить свои заслуженные берцы, так как времени было в обрез, но не обнаружил в них шнурков. Распыхтевшись и развонявшись, как паровоз, я высказал всё, что я думаю по этому поводу не только Андряусу, но  заодно всем остальным.  Донеся до нужных ушей кучу нетленных  мыслей, о том, что мои вещи это есть дело святое и неприкосновенное, и на фиг ботинки раздевать без моего предварительного ведома и согласия, я продолжил сборы в деревню. Пыхти или не пыхти, соглашайся или не соглашайся с фактами, но положение вещёй приходится принимать таким, каким оно есть.  Так что пришлось, влезь в свои «корочки» и оставлять свой след в этой истории именно в них, особенно в автобусах и тротуарах, на чистом девственном снегу,  основательно потоптанном жителями земли и конкретно города У-ка. 
  Снег продолжал падать и становился гуще. До автовокзала мы добрались, без проблем сели на пригородный 117 автобус и рванули в сторону Г-ки. Наш Пазик резво катил по белой скатерти дороги, которую беспрестанно подновлял снежок. Мы без проблем доехали до Дубового ключа, хотя небольшой участок дороги ремонтировался и состоял из сплошных рытвин и ухабов, свернули на Заречное, а затем покатили обратным курсом на Г-ку, так как Заречное находилось несколько в стороне от предназначенного нам маршрута.
  Если вышеназванные деревни находятся по долине реки Комаровки, то Г-ка, на правом  притоке этой реки, где начинаются предгорья Сихотэ-Алиня. Дорога туда идет с постоянным, но не крутым подъемом.
  Снег был мокрый и наш Пазик стал местами пробуксовывать, шлифуя девственный снег, превращая его в лёд. Это было несложно, так как снежок был мокрый и липкий.
  Не доезжая с километр до деревни, мы обнаружили лежащее поперек дороги дерево. До леса было не менее двадцати пяти метров, и в моей жизни не было случая, что деревья когда-нибудь валились на дорогу. Тем более дорога эта была не банальным проселком, а отсыпана и благоустроена по предпоследнему писку советской моды, для движения пассажирского транспорта.
  Пазик с трудом обрулил эту деревину, но за ней лежало другое дерево ещё большее. Всем автобусом мы его обломали, так как подмерзшая древесина, полная воды и соков, оказалась на редкость хрупкой.
  Снег продолжался. Его намело уже сантиметров двадцать. Пазик, объезжая дерево, начал вилять в разные стороны и его сволокло в канаву. Теперь мы тем же гамузом взялись его выталкивать. Затем ломать другое дерево. В конце концов, водила отказался от дальнейшей борьбы по доставке наших тел в предназначенное место, и решил повернуть до своей хаты, а не до нашего дома. Так что пришлось топать оставшийся путь пешеходным образом. Ехать, как говорится,  на одиннадцатом нумере автобуса, а не на 117. Впрочем, нам с Андряусом  чапать было не так далеко, так как тёща некогда жила на въезде в деревню, а теперь на въезде жил брат моей бывшей жены. Хрен знает, какой ныне для меня родственник.  Но большинству пришлось тащиться по этому снежку ещё мерный километр дальше. 
    Впрочем, нам довелось идти уже по тропе проторенной, так как народ двинул до родных очагов раньше нас, пока мы сознательно выталкивали автобус из канавы, так что мы добрались до дому, сильно не замочив ног, хотя, как вы знаете, были одеты с ним не по сезону.
    Самое приключение, о коем я собираюсь поведать, началось на следующее утро. Снежок всё падал и падал всю ночь.  Когда мы продрали глаза и вылезли на свет божий, то его навалило уже по колено и даже более. Ни о каких шишках речи не могло быть, так как мы не обладали нюхом собаки или  свиньи и никак не могли отыскать орехи под столь толстым снегом, но снег был добрый. Был добрый, но для охоты, пусть и с утра он ещё и усилился. Так что, когда мы вошли в лес, то там он был уже выше колен.
    Погода была зверовая. Мягкая до опупения. Можно было рассчитывать на удачу, если  нам повезет, и мы найдем свежий след зверя. О чем я и сообщил Андряусу. Вам я его уже представил, и он и без того намозолил вам зёнки. Сей Андряус есть заменитель моего старшего брата в моей нынешней жизни, каким тот был в детстве. Хотя братом и иже другом, при всех атрибутах, брательник остается и ныне.
   Охота была тяжелая. Снег был липкий, и мы тащились по нему с большим напряжением сил. Но пока мы ползем по заснеженному лесу, покорив предварительно Лысую сопку, обруливая согнувшиеся под бременем снега кусты и мелкие деревья, наслаждаясь треском ломаемых ветвей под его весом, поговорим о граблях. Которые не причём. Просто на них наступают всякие раззявы, типа меня.
   Ну, где эти грабли? Не торчат же под снегом или ими гребут этот самый снег? Вот это и не верно. Граблями было дедовское ружье, которое я ранее живописал во всех подробностях и, если вы про него читали, то и все недостатки его должны помнить. Это был злосчастный «Симпсон». Причем тут грабли и ружье? Я давно не пользовался этим ружьем, поскольку у меня была одностволка ИЖ-18, ещё мое старое и первое ружье в жизни, а немца я отдал сыну. 
   Грабли в сем случае были его. Вот я, на три пальца покрытый опытом и на пару сединой, просто передал ружье деда внуку по наследству, забыв предупредить его об его особенностях. Сын, как порядочный хозяин, вступивший во владения вещью, тщательно его смазал и протянул все болты, шурупы и гайки.. Затянул и тот злосчастный поперечный болт. Ружье щёлкало, но давало осечки. Дураки наступают на грабли постоянно.. Патронов было мало, и он не стал проверять бой ружья. Вот, в общем, и всё вступление.
  
    Тем временем мы добрались до пасеки и благополучно двинулись по дороге в сторону перекрестка. Пройдя метров двести, мы пересекли запорошенный след двух коз. Быстро определив, куда они ушли, мы двинулись за ними. Снег совсем разошелся. Козы бороздили брюхом сугробы,  медленно двигались в сторону сопки Службы солнца. Они должны были скоро остановится. Перевалив два оврага, они стали опускаться к ручью. Снег был тяжелый. Сын отстал метров на сто с хвостиком. Мне такой снег был нипочем по причине моей лыжной подготовке в детстве и постоянной охотничьей практике, а он,  горожанин, не вытягивал таких заморочек.
   Я спустился в долину реки. Она заросла мелким кустарником, там козы стали кормиться. Сын ещё шел по бугру и не спустился вслед за мной. Козы, крутанувшись у ручья, повернули обратно к выходу из долины, оказавшись за моей спиной. Так как мне пришлось сосредоточить больше внимания на выправление следов, то они увидели  меня раньше и бросились вверх по склону. Я даже не успел сдернуть с плеча ружье, до того, как они скрылись. Сын не видел зверей, поскольку они выскочили сзади него, но я замахал руками в ту сторону, куда они ушли. Обернувшись, Андрей увидел их.
   Козы, вскочив на бугор, остановились, поскольку наткнулись на наши следы. Почти все звери, когда, встречая свежий след человека, останавливаются и пробегают вдоль него, чтобы убедится, что самого человека по близости нет.
   Сын, на удивление хладнокровно стал выцеливать куда-то левее меня. Коз я не видел. Я остановился, чтобы их не спугнуть.
  Щелкнул курок правого ствола и за тем левого, но выстрелов не последовало. Он стал быстро перезаряжать ружье, посчитав, что патроны отсырели, но я всё уже понял. Ружье заклинило. Я стал быстро подниматься из долины ручья, надеясь ещё застать зверей, но их уже не было в пределах видимости. Я разъяснил Андрею все.. и про ружье тоже.
   Козы не должны были уйти далеко, потому я рванул за ними. Сын плелся сзади. Я не боялся, что он заблудится или собьется со следа, поскольку я на пару с козами пропахивал приличную канаву.
   Косули, перемахнув сопку за Службой солнца, спустились в овраг и, пройдя по нему метров триста, выскочили из него и направились в низовье Панихезы. Я принажал и скоро заметил, что они с галопа перешли на шаг, но ещё быстрый, а затем стали просто брести. Я замедлил ход и внимательно взялся их выслеживать. Они не должны были далеко уйти. Действительно я их скоро увидел. Они паслись от меня в метрах ста.  Тогда я только привез свою ИЖ-18 из дома деда и ещё тогда толком не пристрелял его. Для удобства прицеливания ещё в моём раннем детстве брат пропилил заднюю планку прицела, чтобы стрелять из ружья, как из винтовки, но сделал это немного неудачно. После этого она прекрасно била дробью, но картечью брат толком не пристреливал. Я по ходу взял  пару, тройку рябчиков и не сомневался в его бое и картечью. Получилось, что я взял чуть выше, и весь  заряд, по моему разумению, ушел у козы над головой. Тогда я посчитал, что брат напильником выбрал металл, но недостаточно, а я в спешке не уравнял верхний край мушки с прицельной планкой, а просто посадил мушку на «донышко» разреза. Вот на это я и грешил. Я выбрал металл на планки до положенных размеров, но продолжал бить рябчиков, но мазать в коз.  Только через месяца три, я понял, что картечь летит ниже цели и значительно. Я выбивал у зверей ноги, тщательно прицеливаясь, пока не черканул зарядом под козой.  Правда, тогда я списывал всё  именно на свои ошибки в прицеливании.  
   Козы, не разобрав, бросилась на свой след и остановилась возле меня.
   Тут я наступил на этот огребающий инструмент во второй раз в этот день. 
   Лучше перед ответственными мероприятиями не менять ничего в устоявшемся порядке вещёй. Обычно я хожу с патронташем и ножом на поясе. Патронташ маленький всего на восемь патронов, но очень удобный. С правой стороны его я ложу картечь, а с левой – пули, но ныне я его отдал сыну, поскольку он надел на охоту подбушлатник. Тот кроен коротким по замыслу и природе, да ещё был несколько маловат для него.  Вот он и взял мою портупею со всеми причиндалами, чтобы подпоясаться и не выпадать постоянно из него, а я распихал патроны по карманам.
    Коза была совсем рядом, а я стал лихорадочно шарить по эти злополучным углублениям в одежде, вспоминая, куда я засунул картечь. Сначала я вытащил дробь, затем пулю и только затем я попался патрон, заряженный картечью. Всё это время коза терпеливо ждала меня, но когда я засунул патрон в патронник и стал закрывать ружье, то боек предательски щёлкнул на взводе.
  Коза и козленок, подбежавший за то время, пока я искал патроны, рванули, не дав мне никаких шансов на повторный выстрел.
  Пора было выбираться. Я дождался Андряуса, и мы стали выгребаться из леса. Сначала мы пошли по козьим следам, но затем повернули на право, чтобы, поднявшись на гору, выйти на дорогу за гарью. Скоро мы на ней оказались. Было тепло и по дороге под снегом бежали ручьи. Обойти гарь можно было или, двигаясь на право, выйти на дорогу, что была проторена при строительстве ЛЭП, или вернуться на перекресток, и спустится вниз на пасеку. Первый вариант был предпочтительней в том случае, если мы находились на самом конце гари, а второй – если на нее середине.
  Кругом все замело, так что хорошо знакомые места стали неузнаваемы. Я решил, что проще и ближе будет выходить на просеку, что рубилась при строительстве ЛЭП. Потому я повернул на право. Мы прошли метров двести, пока я не убедился в обратном. Пришлось поворачивать и топать по своим следам к перекрестку.
   Ручьи, что бежали под снегом по дороге, несколько облегчили наш путь, так как сугробы, подмываемые снизу, были не по грудь, как в лесу, а только мне по пояс.
   Я первым добрался до перекрестка и завалился прямо на снег, ожидая сына. Скоро припыхтел и он. Несколько отдохнув, мы стали спускаться вниз. Сопка, где находится гарь, была довольно крута, так что по дороге тоже текли ручьи, так что мы бодренько покатили с горочки. Как можно катиться с горочки по пояс в снегу. Заверю, что вниз спускаться приятнее, чем ползти поэтому же снегу вверх. Ползти вверх нам предстояло с пасеки, но до этого, обруливая очередной завал, что подсунула нам дружелюбная ноне к нам природа, я почувствовал, что  мне весьма дурно. Силы меня внезапно оставили.
  Короче: адреналин кончился, и батарейка села. Я дождался сына, и, сообщив эту приятную вещь, выпнул его на первый номер или запряг  коренником.
   Он не стал возражать, только глянув на мою тусклую рожу и синий от напряжения язык.
   До пасеки было недалеко. Довольно скоро мы перевалили ручей и стали подниматься вверх  по тропинке. Тропинка была настоящей тропинкой, и по ней машины не ездили. Канав по ней тоже  не наблюдалось, так что ручьи не жрали снизу сугробы. В связи со всем выше сказанным последние, то бишь сугробы, стали нам добираться до живота. Завалы были на каждом шагу. Сделав десятка два шагов, мы останавливались, чтобы отдышаться.
  На выходе  мы попали в ложбину, где снег Андрею был по грудь, а мне чуть выше пояс, так как я болтался в его фарватере по пробитой им канаве. Так что ему пришлось даже нести ружье над головой.
 
  
    Когда мы скатились с Андряусом с Лысой, то он на всем серьезе заявил, что  он понял, что такое есть смерть. На что я ответил, что сие есть фигня на растительном масле, даже не рафинированном и совсем не дезодорированном, а не смерть.
  Если бы не грабли, то хрен бы мы по такому снегу вытащили мясо. Впрочем, поскольку я толи оптимистичный пессимист, или нечто другое, если переставить эти слова, то во всем я нахожу положительные стороны. Снег не только наломал дров, то есть повалил кучу деревьев и, как следует, обломал ветки, но и сбросил разом всю шишку. Так что на следующее воскресение мы с Андряусом выгребались из леса гружеными  под самую завязку орехом, хотя урожай его был незавидным.
  Кстати,  этот снег и сбросил с хвоста много конкурентов. Не всяк попрет на себе мешок орех километров пятнадцать, а все трактора и прочие вездеходные средства, по причине природных несанкционированных падений кустов, деревьев и просто веток, застревали, не доезжая  даже до приличного первого бурелома.
  Да ещё, Андряус ружье отрегулировал, да и я теперь точно разложил в своих мозгах все карманы по полочкам и что в них лежит и должно лежать.
   Для сведений. Мы три километра выгребались часа два, не меньше. Медленнее я только ездил на машине в детстве. Тогда мы двадцать четыре километра ехали весь вечер и всю ночь. Часов четырнадцать, а то и более...   

 

БИМ ВТОРОЙ

ВСЁ НАЧАЛОСЬ ТАК