ОБЛОМ ДА ЕЩЁ НА БУКВУ С

ОБЛОМ ДА ЕЩЁ НА БУКВУ С
 
   Всякое хорошее, как и плохое дело, имеет предысторию. Облом да ещё на букву с, то есть облом-с или полный облом, в переводе на общечеловеческий язык или просто мной употребляемый, тоже. По большому счету всё началось с утра пораньшивши. То есть не совсем рано. Я встал после шести утра, по-хорошему, это даже поздно для начала охоты, так надо собраться и, самое главное, пожрать. Если полностью собраться и слинять, мне требуются не более пяти минут, при учёте того, что я из них минуты три продираю глаза в кровати и размышляю о том: линять мне или не линять, как гусь после гнездового периода, или потаскать ещё старые перья. В любом случае я поступаю, как мудрые гуси, – обрастаю новым пером, то есть линяю. Если я не буду чесаться и разлеплять глаза, то через этих пять минут, вы обнаружите меня на ближайшей сопке, на которуй я уже нахожусь,  строю грандиозные планы по теме: куда бы рвануть с неё.  Но в пути далекие следует собираться основательно, то есть следует пожрать. При хорошем раскладе, это занимает полчаса. То есть минут пятнадцать закипает чайник, минут пять  запаривается лапша и чай. Ещё минут пять вы поглощаете калории, которых, если верить мудрой записи на пакете этой китайской лапши, которая вовсе не китайская, то в ней не мене 444 штуки этих самых калорий, перемешанных с перцем и соевым мясом с запахом говядины и тоскливой зеленью в малом количестве.  Что касается этой зелени, то за всю историю поедания этой самой лапши, я ни разу так и не разглядел её в этих азиатских макаронах. Уж эта моя невнимательность!  Пока закипает чайник, вы успеваете почистить зубы, одеться, так, чтобы ваши минуты на сборы превратились в секунды. После сего вы свободны, как слизистые выделения из носа, когда вы их выплевываете.  Быстро проглотив эти самые мерянные китайские калории, в количестве 444 штук, добавив при этом ещё некоторое количество таких же калори, что находились в хлебе, иначе принять на грудь столько перца способна только китайская или корейская душа, но не моя и, думаю, ваша, поскольку у меня кипит только кровь гордых потомков Чингисхана и Багратиони, а у вас – не знаю, то все это должно заедаться хлебом и разбавляться мясом, если последнее, конечно, есть.  Отполировав все это черным чаем, можно отбывать туда, куда ведет Вас звезда по имени солнце. Почему черным чаем? Именно черным, а не крепким, поскольку он заварен гранулированным дешевым  чаем с полосатой мордой тигра на пачке. Если бы сей тигр употреблял этот чай, то он был бы весь желтый с тоски, но он, гад, сам его не пьет, так что лишь слегка полосатый. За рекламу ему, видимо, подкидывают на жизнь и не хило.
   Ничего не предвещало ничего, а напротив: все способствовало успеху. Раньше почти месяц шёл дождь, и даже сухие сучки были уже не сухие и не трещали злобно под ногами. Кроме того выглянуло солнце, а после дождя, возрадовавшись солнцу, на прогулку прёт не только радостный житель городов и деревень и прочих населенных пунктов, но и зверь дремучий и одичалый. Правда он не столь дремуч и не настолько дик, что я вас заверяю, что среди этих дремучих и диких товарищей дураков гораздо меньше, чем в роду человеческом, поскольку придурков там съедают в один момент, а людей защищает закон и порядок. К добру ли это?
   Перебежав дорогу попрямой, именно перебежав её, я направился на охоту. Обычно я перехожу её, хоть и быстро, но перехожу и наискосок. Я уже говорил, что большие обломы начинаются с малого и загодя. Вот с него и начался облом. Разберем, почему я перебежал? Обычно местные аборигены раньше десяти не просыпаются и не проявляются на улице, но тут был выходной, и все кому было не лень, рванули в город. Один из малоленивых деревенских жителей с утреца, двинул на своем лимузине по дороге, по которой двигался именно я из пункта А в пункт Бе.  Посему мне пришлось именно перебежать дорогу и не светится лишний раз с ружьём на чьих-то глазах, а при активном обмене информации в данном сообществе, на глазах всей деревни. Переходя наискосок дорогу, я попадал на тропинку, а сейчас же я оказался не в том месте и времени.  Посему пошёл к тропинке напрямую, прямо через заросли, что покрывали некогда существовавший здесь огород. Вот тут-то следует вспомнить товарища или господина Павлова с его рефлексами условными и не совсем. У меня есть несколько рэперных точек, где я совершаю определенные ритуальные действия, например, заряжаю и разряжаю ружья. Перебежав дорогу, я вышел на тропинку выше этой точки и, само собой, забыл совершенно про рефлексы и ружье, поскольку собирал в голове в кучу три буквы, относящиеся к неизвестному машинисту личного авто. Не думайте, что из этих трех букв можно сложить слово бог. Упаси боже!
   Забравшись на сопку и провернув в голове варианты и пути следования, я решил пойти в низовье Кабаньего. Там прошлую неделю я стрелял маленького кабанчика, но тот наглейшим образом ушёл из-за того, что картечь в стволе у меня была на кабана вельми большого. Кроме того я люблю дубняки южного Приморья. Не знаю почему, но больше всего  я люблю именно дубняки, а не березняки и сосновый и еловый лес. Хотя моя мама обожала березовый лес, но мне он кажется холодным. Дуб мне отчего-то ближе всех по духу и крови, пусть на моей родине он не растёт, тем более монгольский. На южняках Кабаньего произрастает   именно этот дуб, в то время как на сивиру в верховьях и на середине растет и кедрач, и пихта и ещё много всякой древесной дряни. В низовьях Кабаньего по правую сторону возвышаются внушительные сопки, которые, если умело их использовать, могут сослужить неплохую службу при охоте.
   Крутанувшись по ним, и не найдя ничего интересного,  я не стал спускаться в распадок, густо поросший разной вторичной мелочью на заброшенных полях, так как среди листвы заметить кого-нибудь практически нет возможности, а стрелять – тем более.  По сопкам бродил довольно крупный медведь. Впрочем, он ходил и неделей раньше, но теперь трава во многих местах была утрамбована, словно там ездили на машине. 
  Я пошёл по южняку Кабаньего к его верховью, направляясь к Ближним шишкам или Большому кривому, находящемуся на том же хребте, что и южняк Кабаньего, но в сиверу, то есть в распадке, где находилась и Г-ка. Там тоже постоянно пребывали кабаны, так как там рос, хоть и не столь густо, кедр и пихта, местами обитал дуб, но он был пересечён оврагами и опутан с ног до головы лианами и густым подлеском, что зверь любит всей душой, особенно кабан.
  Я благополучно дотопал  до середины Кабаньего и перевалил через хребет на Ближние шишки. На часах был уже чес без малого. Нигде ничего не маячило и не обещало встречи с обожаемыми мною кабанами.  Я уже прошёл большую часть Ближних шишек, пока не обнаружил свежую копанину и следы, которые легко можно было проследить, так как трава была мокрая, и кабаны оставляли глубокие вмятины в почве, но солнышко уже поднялось и основательно взялось за борьбу с влагой. Опалая листва оставалась ещё мокрой, но часа через два трава бы высохла полностью, а лист тоже начинал подсыхать. Копанина была ночной, и кабан был мелкий, так что следить было трудно, тем более молодые кабаны расходились в стороны, и приходилось выправлять след с особым напряжением. Впрочем, мне не помешало это найти медвежью берлогу. Она была в не очень толстой липе, в которой был прогрызена дыра метрах в четырех от земли. Лаз был не столь широк, что говорило лишь о том, что медведь, что сосал лапу в ней, был мелковат ещо.  Скоро я нашел и медвежьи наброды, но они были не свежие. Медведь ходил здесь до дождя, посему я особо не обратил внимания на них.
  Кабаны  спустились в поросшую ложбинку между двумя сопками. Там же была заросшая тропинка шедшая справа, если смотреть снизу, над оврагом, где был один из моих солонцов. Этой тропинкой чаще пользовались барсуки, чем люди, а при последнем буреломе её основательно завалило, так что ходить по ней было затруднительно.
   Я спустился в ложбину и пошёл по следам. Шёл я тихо и смотрел внимательно, но больше вперед, но не всегда. Я всегда кручу постоянно головой, как сова, поскольку скорость моего движения позволяет делать это, но осторожно. Оглянувшись, неожиданно для себя, я обнаружил небольшого медведя стоящего на дереве. Я действовал спокойно и хладнокровно. Медленно стянул ружьё, медленно поднял его, спустил с предохранителя, выцелил и нажал курок. Выстрела не последовало. Сначала я подумал, что я не снял ружье с предохранителя, но предохранитель был утоплен. Ружье за три десятка с хвостиком лет нашего общения ни разу не подводило меня. Приходилось разбираться на ходу, почему оно не стреляло,  под бдительным оком медведя. Медведь не коза, он без лишних слов разбирается в том, кто перед ним стоит. Более того, я был одет не в свой комок, а в комок Андрея. Мой комок был обыкновенным с преобладанием серых цветов, в то время как Андрея был так называемый «дубок», где было много желтых полос. Я запросто мог рассмотреть сына на фоне леса и травы в нём. В это время моя родимая серо-полосатая униформа благополучно грелась на солнышке, избавляясь от излишков влаги, что она получила намедни под дождем.
  Тут я обратил внимание на штырёк, хотя правильнее его назвать флажком, что сигнализирует о том, что ружьё на взводе. Он таки не торчал бодро, как положено при взводе дробовика, а был погружен полностью в железку. Ружьё не стреляло только по тому, что оно было не заряжено. Предстояло под пристальным и внимательным взором мишки медленно опустить его, переломить, найти патрон в патронташе, засунуть в патронник, закрыть, при этом взводится курок, и слышен легкий щелчок. Конечно, я вспомнил, как я резво перескочил дорогу, но нужно было все это исправить и по возможности осторожнее. Я не боялся медведя. На процентов двести я был уверен, что медведь не нападет на меня, а просто дёрнет с дерева. Хрен его после увидишь. Право слово, это же был не зажравшийся медведь с Курильских островов, где ему люди сняться только в дурных снах, а это был местный абориген, который отлично знает, кто кого съест при случае, и люди ему не сняться, а бродят у него постоянно под носом. Я боялся его спугнуть.
    Непруха продолжалась и далее. Я нащупал в патронташе патрон, вытащил его и начал пихать на ощупь в патронник. Патроны у меня были снаряжены в старые гильзы, и как назло мне попался патрон с слегка лопнувшей пластмассовой гильзой. В этом нет ничего страшного и застрелить вы себя не застрелите, если не будете это делать специально, но если вы пихаете патрон в слепую, то могут возникнуть неприятности.  Короче, мне попал с лопнувшей головной частью патрон, который не входил в патронник. Головная часть его расщиперилась. Всё же я через тройку секунд вогнал его в ствол, но когда стал закрывать ружье, то оно не захотело это делать. Лишние  и резкие движения мне нельзя было совершать, так как медведь ещё рассматривал меня. Всё же мне удалось, помучившись, закрыть ружьё, но зверь  к этому времени успокоился и пошёл вперед по дереву, обнюхивая его. Было ясно, что он меня не опознал, а жёлтые пятна комка принял за солнечные лучи. Все бы ничего, но только он прошёл вперед и не очень толстое дерево, что прикрывало его шею, стала прикрывать грудь. Это был второй облом. Стрелять приходилось в голову или в заднюю часть. Я выбрал голову. Пришлось целиться в шею, так как ко мне он стоял, повернувшись задом градусов в шестьдесят. На этот раз ружье не подвело, так как я его все-таки зарядил.
  После выстрела зверь спрыгнул и бросился вниз, в сторону лесной дороги, что проходила по распадку. Ему надо было дать вылежаться и истечь кровью, но трава подсыхала, и отличить свежие следы от следов вчерашних тогда будет вельми трудно. Посему, скрепя сердцем, я пошёл по следу. Если не везет, то не везёт во всём. Будь я на этом месте раньше, то минут сорок бы не сыграли никакой роли, а теперь нужно было спешить. Как все раненые звери, медведь пошёл вниз по оврагу. Метров через двести я его поднял с лёжки. Зверь сильно кровил, оставляя много черной крови. Явно была задета вена, но иных повреждений я не видел. Шёл он ходко. Следить был легко, так как крови, как я и говорил, было много, но у самой дороги я потерял след. Там было все порыто кабанами, и какой след принадлежит медведю, было определить сложно. Провозился я около часа, но выправил его. Оказалось, что он даже не ходил по земле, а заскочил на упавшее дерево и прошёл по нему и спрыгнул в кустарник. Затем он пошёл очень быстро параллельно дороге, так что крови на следу стало мало. Я ещё отследил зверя метров триста, пока не потерял его окончательно, так как трава уже высохла, и приходилось проверять каждый след, на предмет его принадлежности медведю.  
   Через неделю я приходил на это же место, но погибшего зверя я не нашёл. Может Син-Син решил, что этот зверь ему пока нужен, а я обойдусь и без очередного смертоубийства. Но, право слово, я зимой проверю берлогу, и если он окажется там, то он так легко не отделается. Ему не поможет никакой дух тайги, особенно корейский.
   Вообще, по моему мнению, облом-с штука тонкая и даже философическая. Есть над чем поразмышлять и почесать свою кудрявую лохматую тыкву.  Хотя я считаю, как охотники старого времени, что счастье ещё не накопилось. Надеюсь, что к зиме оно созреет и обрастет жиром на пальца четыре.
 

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0303636

от 17 августа 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0303636 выдан для произведения: ОБЛОМ ДА ЕЩЁ НА БУКВУ С
 
   Всякое хорошее, как и плохое дело, имеет предысторию. Облом да ещё на букву с, то есть облом-с или полный облом, в переводе на общечеловеческий язык или просто мной употребляемый, тоже. По большому счету всё началось с утра пораньшивши. То есть не совсем рано. Я встал после шести утра, по-хорошему, это даже поздно для начала охоты, так надо собраться и, самое главное, пожрать. Если полностью собраться и слинять, мне требуются не более пяти минут, при учёте того, что я из них минуты три продираю глаза в кровати и размышляю о том: линять мне или не линять, как гусь после гнездового периода, или потаскать ещё старые перья. В любом случае я поступаю, как мудрые гуси, – обрастаю новым пером, то есть линяю. Если я не буду чесаться и разлеплять глаза, то через этих пять минут, вы обнаружите меня на ближайшей сопке, на которуй я уже нахожусь,  строю грандиозные планы по теме: куда бы рвануть с неё.  Но в пути далекие следует собираться основательно, то есть следует пожрать. При хорошем раскладе, это занимает полчаса. То есть минут пятнадцать закипает чайник, минут пять  запаривается лапша и чай. Ещё минут пять вы поглощаете калории, которых, если верить мудрой записи на пакете этой китайской лапши, которая вовсе не китайская, то в ней не мене 444 штуки этих самых калорий, перемешанных с перцем и соевым мясом с запахом говядины и тоскливой зеленью в малом количестве.  Что касается этой зелени, то за всю историю поедания этой самой лапши, я ни разу так и не разглядел её в этих азиатских макаронах. Уж эта моя невнимательность!  Пока закипает чайник, вы успеваете почистить зубы, одеться, так, чтобы ваши минуты на сборы превратились в секунды. После сего вы свободны, как слизистые выделения из носа, когда вы их выплевываете.  Быстро проглотив эти самые мерянные китайские калории, в количестве 444 штук, добавив при этом ещё некоторое количество таких же калори, что находились в хлебе, иначе принять на грудь столько перца способна только китайская или корейская душа, но не моя и, думаю, ваша, поскольку у меня кипит только кровь гордых потомков Чингисхана и Багратиони, а у вас – не знаю, то все это должно заедаться хлебом и разбавляться мясом, если последнее, конечно, есть.  Отполировав все это черным чаем, можно отбывать туда, куда ведет Вас звезда по имени солнце. Почему черным чаем? Именно черным, а не крепким, поскольку он заварен гранулированным дешевым  чаем с полосатой мордой тигра на пачке. Если бы сей тигр употреблял этот чай, то он был бы весь желтый с тоски, но он, гад, сам его не пьет, так что лишь слегка полосатый. За рекламу ему, видимо, подкидывают на жизнь и не хило.
   Ничего не предвещало ничего, а напротив: все способствовало успеху. Раньше почти месяц шёл дождь, и даже сухие сучки были уже не сухие и не трещали злобно под ногами. Кроме того выглянуло солнце, а после дождя, возрадовавшись солнцу, на прогулку прёт не только радостный житель городов и деревень и прочих населенных пунктов, но и зверь дремучий и одичалый. Правда он не столь дремуч и не настолько дик, что я вас заверяю, что среди этих дремучих и диких товарищей дураков гораздо меньше, чем в роду человеческом, поскольку придурков там съедают в один момент, а людей защищает закон и порядок. К добру ли это?
   Перебежав дорогу попрямой, именно перебежав её, я направился на охоту. Обычно я перехожу её, хоть и быстро, но перехожу и наискосок. Я уже говорил, что большие обломы начинаются с малого и загодя. Вот с него и начался облом. Разберем, почему я перебежал? Обычно местные аборигены раньше десяти не просыпаются и не проявляются на улице, но тут был выходной, и все кому было не лень, рванули в город. Один из малоленивых деревенских жителей с утреца, двинул на своем лимузине по дороге, по которой двигался именно я из пункта А в пункт Бе.  Посему мне пришлось именно перебежать дорогу и не светится лишний раз с ружьём на чьих-то глазах, а при активном обмене информации в данном сообществе, на глазах всей деревни. Переходя наискосок дорогу, я попадал на тропинку, а сейчас же я оказался не в том месте и времени.  Посему пошёл к тропинке напрямую, прямо через заросли, что покрывали некогда существовавший здесь огород. Вот тут-то следует вспомнить товарища или господина Павлова с его рефлексами условными и не совсем. У меня есть несколько рэперных точек, где я совершаю определенные ритуальные действия, например, заряжаю и разряжаю ружья. Перебежав дорогу, я вышел на тропинку выше этой точки и, само собой, забыл совершенно про рефлексы и ружье, поскольку собирал в голове в кучу три буквы, относящиеся к неизвестному машинисту личного авто. Не думайте, что из этих трех букв можно сложить слово бог. Упаси боже!
   Забравшись на сопку и провернув в голове варианты и пути следования, я решил пойти в низовье Кабаньего. Там прошлую неделю я стрелял маленького кабанчика, но тот наглейшим образом ушёл из-за того, что картечь в стволе у меня была на кабана вельми большого. Кроме того я люблю дубняки южного Приморья. Не знаю почему, но больше всего  я люблю именно дубняки, а не березняки и сосновый и еловый лес. Хотя моя мама обожала березовый лес, но мне он кажется холодным. Дуб мне отчего-то ближе всех по духу и крови, пусть на моей родине он не растёт, тем более монгольский. На южняках Кабаньего произрастает   именно этот дуб, в то время как на сивиру в верховьях и на середине растет и кедрач, и пихта и ещё много всякой древесной дряни. В низовьях Кабаньего по правую сторону возвышаются внушительные сопки, которые, если умело их использовать, могут сослужить неплохую службу при охоте.
   Крутанувшись по ним, и не найдя ничего интересного,  я не стал спускаться в распадок, густо поросший разной вторичной мелочью на заброшенных полях, так как среди листвы заметить кого-нибудь практически нет возможности, а стрелять – тем более.  По сопкам бродил довольно крупный медведь. Впрочем, он ходил и неделей раньше, но теперь трава во многих местах была утрамбована, словно там ездили на машине. 
  Я пошёл по южняку Кабаньего к его верховью, направляясь к Ближним шишкам или Большому кривому, находящемуся на том же хребте, что и южняк Кабаньего, но в сиверу, то есть в распадке, где находилась и Г-ка. Там тоже постоянно пребывали кабаны, так как там рос, хоть и не столь густо, кедр и пихта, местами обитал дуб, но он был пересечён оврагами и опутан с ног до головы лианами и густым подлеском, что зверь любит всей душой, особенно кабан.
  Я благополучно дотопал  до середины Кабаньего и перевалил через хребет на Ближние шишки. На часах был уже чес без малого. Нигде ничего не маячило и не обещало встречи с обожаемыми мною кабанами.  Я уже прошёл большую часть Ближних шишек, пока не обнаружил свежую копанину и следы, которые легко можно было проследить, так как трава была мокрая, и кабаны оставляли глубокие вмятины в почве, но солнышко уже поднялось и основательно взялось за борьбу с влагой. Опалая листва оставалась ещё мокрой, но часа через два трава бы высохла полностью, а лист тоже начинал подсыхать. Копанина была ночной, и кабан был мелкий, так что следить было трудно, тем более молодые кабаны расходились в стороны, и приходилось выправлять след с особым напряжением. Впрочем, мне не помешало это найти медвежью берлогу. Она была в не очень толстой липе, в которой был прогрызена дыра метрах в четырех от земли. Лаз был не столь широк, что говорило лишь о том, что медведь, что сосал лапу в ней, был мелковат ещо.  Скоро я нашел и медвежьи наброды, но они были не свежие. Медведь ходил здесь до дождя, посему я особо не обратил внимания на них.
  Кабаны  спустились в поросшую ложбинку между двумя сопками. Там же была заросшая тропинка шедшая справа, если смотреть снизу, над оврагом, где был один из моих солонцов. Этой тропинкой чаще пользовались барсуки, чем люди, а при последнем буреломе её основательно завалило, так что ходить по ней было затруднительно.
   Я спустился в ложбину и пошёл по следам. Шёл я тихо и смотрел внимательно, но больше вперед, но не всегда. Я всегда кручу постоянно головой, как сова, поскольку скорость моего движения позволяет делать это, но осторожно. Оглянувшись, неожиданно для себя, я обнаружил небольшого медведя стоящего на дереве. Я действовал спокойно и хладнокровно. Медленно стянул ружьё, медленно поднял его, спустил с предохранителя, выцелил и нажал курок. Выстрела не последовало. Сначала я подумал, что я не снял ружье с предохранителя, но предохранитель был утоплен. Ружье за три десятка с хвостиком лет нашего общения ни разу не подводило меня. Приходилось разбираться на ходу, почему оно не стреляло,  под бдительным оком медведя. Медведь не коза, он без лишних слов разбирается в том, кто перед ним стоит. Более того, я был одет не в свой комок, а в комок Андрея. Мой комок был обыкновенным с преобладанием серых цветов, в то время как Андрея был так называемый «дубок», где было много желтых полос. Я запросто мог рассмотреть сына на фоне леса и травы в нём. В это время моя родимая серо-полосатая униформа благополучно грелась на солнышке, избавляясь от излишков влаги, что она получила намедни под дождем.
  Тут я обратил внимание на штырёк, хотя правильнее его назвать флажком, что сигнализирует о том, что ружьё на взводе. Он таки не торчал бодро, как положено при взводе дробовика, а был погружен полностью в железку. Ружьё не стреляло только по тому, что оно было не заряжено. Предстояло под пристальным и внимательным взором мишки медленно опустить его, переломить, найти патрон в патронташе, засунуть в патронник, закрыть, при этом взводится курок, и слышен легкий щелчок. Конечно, я вспомнил, как я резво перескочил дорогу, но нужно было все это исправить и по возможности осторожнее. Я не боялся медведя. На процентов двести я был уверен, что медведь не нападет на меня, а просто дёрнет с дерева. Хрен его после увидишь. Право слово, это же был не зажравшийся медведь с Курильских островов, где ему люди сняться только в дурных снах, а это был местный абориген, который отлично знает, кто кого съест при случае, и люди ему не сняться, а бродят у него постоянно под носом. Я боялся его спугнуть.
    Непруха продолжалась и далее. Я нащупал в патронташе патрон, вытащил его и начал пихать на ощупь в патронник. Патроны у меня были снаряжены в старые гильзы, и как назло мне попался патрон с слегка лопнувшей пластмассовой гильзой. В этом нет ничего страшного и застрелить вы себя не застрелите, если не будете это делать специально, но если вы пихаете патрон в слепую, то могут возникнуть неприятности.  Короче, мне попал с лопнувшей головной частью патрон, который не входил в патронник. Головная часть его расщиперилась. Всё же я через тройку секунд вогнал его в ствол, но когда стал закрывать ружье, то оно не захотело это делать. Лишние  и резкие движения мне нельзя было совершать, так как медведь ещё рассматривал меня. Всё же мне удалось, помучившись, закрыть ружьё, но зверь  к этому времени успокоился и пошёл вперед по дереву, обнюхивая его. Было ясно, что он меня не опознал, а жёлтые пятна комка принял за солнечные лучи. Все бы ничего, но только он прошёл вперед и не очень толстое дерево, что прикрывало его шею, стала прикрывать грудь. Это был второй облом. Стрелять приходилось в голову или в заднюю часть. Я выбрал голову. Пришлось целиться в шею, так как ко мне он стоял, повернувшись задом градусов в шестьдесят. На этот раз ружье не подвело, так как я его все-таки зарядил.
  После выстрела зверь спрыгнул и бросился вниз, в сторону лесной дороги, что проходила по распадку. Ему надо было дать вылежаться и истечь кровью, но трава подсыхала, и отличить свежие следы от следов вчерашних тогда будет вельми трудно. Посему, скрепя сердцем, я пошёл по следу. Если не везет, то не везёт во всём. Будь я на этом месте раньше, то минут сорок бы не сыграли никакой роли, а теперь нужно было спешить. Как все раненые звери, медведь пошёл вниз по оврагу. Метров через двести я его поднял с лёжки. Зверь сильно кровил, оставляя много черной крови. Явно была задета вена, но иных повреждений я не видел. Шёл он ходко. Следить был легко, так как крови, как я и говорил, было много, но у самой дороги я потерял след. Там было все порыто кабанами, и какой след принадлежит медведю, было определить сложно. Провозился я около часа, но выправил его. Оказалось, что он даже не ходил по земле, а заскочил на упавшее дерево и прошёл по нему и спрыгнул в кустарник. Затем он пошёл очень быстро параллельно дороге, так что крови на следу стало мало. Я ещё отследил зверя метров триста, пока не потерял его окончательно, так как трава уже высохла, и приходилось проверять каждый след, на предмет его принадлежности медведю.  
   Через неделю я приходил на это же место, но погибшего зверя я не нашёл. Может Син-Син решил, что этот зверь ему пока нужен, а я обойдусь и без очередного смертоубийства. Но, право слово, я зимой проверю берлогу, и если он окажется там, то он так легко не отделается. Ему не поможет никакой дух тайги, особенно корейский.
   Вообще, по моему мнению, облом-с штука тонкая и даже философическая. Есть над чем поразмышлять и почесать свою кудрявую лохматую тыкву.  Хотя я считаю, как охотники старого времени, что счастье ещё не накопилось. Надеюсь, что к зиме оно созреет и обрастет жиром на пальца четыре.
 

 

ТРОЙНАЯ ЗВЕЗДА

ДУРАК – ЭТО НЕ ПРОФЕССИЯ