Дурак – это не профессия, это состояние души или диагноз. Приятно, однако, цитировать самого себя. Кажется, Бернар Шоу любил это делать. Я, например, сразу соглашаюсь, что я дурак по состоянию души, чтобы не проводить сложные исследования на предмет тупости и дурости своей души. Право слово, мы все в чём-то дураки, какие бы пяди в вашем лбу не обитали. Ну, сие есть философическое замечание. Естественно я не собираюсь писать истории, взращенные на огородах и полях города. Он мне не интересен, как не интересен искусственный субстрат, что обитает в пробирке и что из него вырастет – мне не столь важно. Я не отношусь к людям, что любят пройтись с ружьем, оторвав свой жирный окорок от уютного цивильного дивана, я просто часть леса, часть этого уголка природы с которым я не только сроднился, но и сросся с ним. Я его обитатель, как косуля и волк, лиса и заяц, изюбрь и медведь, наконец, леопард и тигр, но, всё же, я человек. Этот мир, что я описываю многим просто не знаком, и они не стремятся его не только понять, а даже просто прикоснуться. На шашлыках и отдыхе его не оценить и, даже, сложно увидеть. Что можно извлечь из мимолетной встречи с косулей или кабаном? В лучшем случае вы увидите мелькание салфеток убегающих оленей и утробное хрюканье испуганных свиней, и звук ломающихся веток. Многие будут долго вспоминать увиденное, но только, как случайное впечатление. Я же хищник. Я часть этой экосистемы. Хищник, который не убивает, как волк или тигр, больше того, что может съесть, но я и не охотник, который идёт в лес только ради добычи. Охотник часть этого городского мира. Он бьет зверя для добычи или продажи, а я же для собственного потребления. Раньше, имея много сил и энергии, я просто охотился, чтобы израсходовать свою дурную энергию, раздавая добычу соседям, но ныне я это не делаю. Мне просто хорошо в лесу. Мне больно проходить мимо поваленного или обгорелого дерева. Вдвойне мне больно, что оно не используется человеком, а рядом валятся здоровые деревья на дрова или на продажу, при этом бросается большая часть даже ствола тут же, не говоря уже о ветках. Порой эти остатки стволов бывают по три и более метра длиной, из которого можно пилить и пилить доску и брус и прочую шнягу. Все-таки я в большей части человек, но слишком любящий свой мир. Мир косуль и изюбрей, волков и лисиц, тигров и леопардов. Мир деревьев этой маленькой земли, а именно этого уголка земли.
В детстве я читал Арсеньева. Это были отрывки из его книг. Рассказы эти пахли снегом и тайгой. В них был особый воздух. Этот воздух был иным, чем в тех метах, где я родился, но этот воздух был моим. Тогда я этого не знал, а теперь я им дышу и дышу всей грудью.
Воздух моей родины холоден и резок. Снег колюч, а зима течёт и течёт, не кончаясь. Здесь же растут дубы и березы, пихты и кедр, тис и лимонник, виноград и кишмиш, так называют здесь один из видов аралий. Он плодоносит, крупными, как крыжовник ягодами, сладкими, как настоящий кишмиш. Здесь растёт ольха и клен, ясень и орех маньчжурский, просто орех-лещина. Растет тростник, который вырастает выше моего роста, но ягодой эти места не блещут, как просторы Сибири. Деревья здесь взмывают до небес, и дуют ветра, пронзительные, но не столь холодные, как в Хабаровске. Здесь природа удивительно быстро зализывает раны, которые ей наносит бездумный и жестокий человек. Человек это один из видов плесени, который уничтожил и обглодал все кругом, чтобы скоро погибнуть, так как уничтожил среду своего обитания. Так сказал мой один знакомый директор заповедника, которого прозывают Андрей Кириллович.
Хватит ностальгии. Отнесем глупость человеческой к его глупости, философически положимся на бога, поскольку с ним жить проще и удобней, так как ни за что мы не в ответе, и устремим бег своего романа по тем иезуитско-кривым мыслям, что рождаются ещё у меня в закрученных и перепутанных извилинах мозга, во время хождения по просторам Земли-матушки и Леса-батюшки.
Я уже говорил, что люблю охотиться в пургу и метель, которые часто сопровождает снегопад. В начале ноября я собрался дёрнуть в лес за шишками, предварительно притаранив три тележки дров в пятницу на пару с Витькой Тупольцевым по прозвищу Рыжий. Правда при этом разнесли его самодельную тележку вдрызг, но её он бодренько собрал, и третий рейс мы вывезли без особых приключений. В субботу грянул снег, сопровождаемый метелью. Пришлось отменить одни планы, и включить другую программу на данный период. Правда я заблаговременно посчитал, что сей снегопад как раз мне на руку, так как посшибает дурную шишку с высоких вершин, с которых она взирала на меня с презрением.
Поутру во субботу, отрыв во дворе не колотые дрова и протопив печку, я в обед двинул в лес, чтобы обтоптать свеженький снежок, который был не настоль ядреный, как в 2007 году, когда повалил в лесу столько деревьев, что падшие их трупы пилят местные мужики и доныне. Дрова, однако, я вам скажу, отменные, крепкие и сухие.
Все-таки снег был довольно плотный. Его несло и слепило глаза, так что приходилось прикрывать лицо или несколько наклонять его. Дальние походы не могли войти в мои планы, так как время этого сделать не позволяло. Посему, я двинул в сторону Каменистой. Правда, я пошёл сначала к Бомбоубежищу. Сие название условное. Поскольку никаким оно не является бомбоубежищем, а скорее всего командный пункт полка. Из себя сие сооружение представляет бетонный бункер, состоящий из двух комнатушек. Вторая совсем маленькая с выходным отверстием. Скорее всего, в ней должен находиться дизель-генератор. Первая же средних размеров комната и коридорчик метра два. Вот вам и всё бомбоубежище. Судя по нарытым кругом капонирам, что находятся в глубине леса, поскольку все поляны давно поросли деревьями и добраться до них можно только на танке, снабженном бульдозерной лопатой. Если вести расчет по этим капонирам, то командный пункт прикрывала рота, так как капониры находятся на расстоянии метров по триста и более от КП и расположены по три штуки в кучи, то есть по взводам и отдельно взвод обеспечения, капониры которого базируются рядом с ним. Вокруг КП капониров больше, чем на один взвод, так как имелись в расчете и машины штаба. Исходя из того, что в маленькой комнатке не разместить при всем желании штаба дивизии, а прикрытие в размере одной роты для КП батальона чересчур жирно, то я сделал такой простой вывод. Так что спрятать в этом бомбоубежище можно только несколько человек, а буйная фантазия не очень просвещённых людей превратило это убогое сооружение в разряд столь сложных сооружений, как бомбоубежище.
Ранее, где находилось Бомбоубежище, были поляны. Ещё с четверть века назад я сам собирал там землянику и боярышник. Сейчас там стоит уже приличный лесок, но рядом с этим сооружением проходит местная линия электропередач. Так как дорастать до проводов деревьям не дают, то вырубают молодую поросль, или, как в последний раз, чистят её бульдозером. Но лес так быстро отрастает, что никакие чистки не помогают, и там постоянно имеется дрёма из мелких деревьев, и всякого разного, в основном колючего, кустарника, что любят козы. Они часто туда заходят, посему я никогда, если иду на Каменистую, не прохожу мимо Бомбоубежища. Ко всему прочему там кормятся рябчики, которым я тоже уделяю внимание. Ещё одна особенность Бомбоубежища та, что сие сооружение вырыто в довольно высокой сопке, с которой всё прекрасно видно метров на пятьсот.
Я шёл к этой сопке по краю зарослей кустарника, что росли под ЛЭП. Совсем неожиданно я обнаружил козьи следы. Они были сильно заметены, так что мне пришлось основательно разобраться в них. Особенно в том, куда они вели. Вскоре я выправил их. Следы шли именно на данную сопку. Особенность её в том, что она сама по себе есть только отрог от другой, более мощной и высокой горы, так что я крутился на перевале между двумя сопками. Совсем неожиданно над Бомбоубежищем я увидел пятно, сильно схожее с козой. Я внимательно всматривался в него несколько минут, но так и не понял, что это такое. Бинокль же на этот раз я просто забыл дома. Я попытался приблизиться к предполагаемой козе, но скоро потерял её из виду. Делать было нечего, и я стал далее выправлять следы, тем более они шли в ту же сторону, где я видел ранее подозрительное пятно. Действительно, когда я оказался на том месте, где оно было, я обнаружил свежие следы. Снег был сильный и ветер уж замёл их немного, но то, что зверь повернул и побежал в обратную сторону, увидев меня, было понятно и ёжику в тумане. Я связал три любимых буквы в кучу, точно так, как вразумлял меня мой товарищ и учитель господин Складнев, и двинул по следам. Они с самого начала мне показались странными. Первое, что бросилось в глаза, что галопом коза проскакала всего метров сто, что для неё не характерно. Обычно она идет самое малое, увидев человека, метров триста, а здесь перестала скакать, как только спустилась с сопки, что и было для меня удивительно. Кроме того, она делала только короткие прыжки, в то время козы прыгают и короткими и длинными прыжками вперемежку, а здесь были только короткие. Дальше было ещё интереснее: коза полезла в самые дебри, словно она была раненая, и сразу пошла по такой дрёме, что мне приходилось обходить многие участки, чтобы вновь выйти на след. Вскоре я увидел, как она вскочила на выворотень. Это был корень упавшего огромного дерева. При этом она предварительно вскочила на ствол, а после этого уж на комок из земли и корней. После чего она огляделась и спрыгнула с него.
Она по-прежнему лезла в самую чащобу, и я, обходя очередной завал, обнаружил, что она прошла несколько метров по стволу. «Кабарожка какая-та?» - ненароком подумал я. Тут было что-то не так, а что, я так не мог понять. Следы вроде бы козьи. Хоть и завалены они снегом, но копыта можно рассмотреть. Зверь дошёл до ручья, что пробегает по Г-ке, и двинулся вдоль него, но скоро повернул от него в сопку, где вновь прошёл по дереву. Я офигел совсем. Дерево было тонким! Кто это? Я не мог понять. Если лиса, то она строчит, как на швейной машинке свои следы, а здесь как бы идут вразнобой. Енотовидная собака? У той короткие лапы и след короче? Бог с ним, что у неё пальцев на лапах видно только три, всё равно их засыпало бы? Но из моей головы всё ещё не выходило пятно, которое я видел, и которое очень сильно напоминало стоящую косулю. Пока я так размышлял, след привёл меня к упавшей огромной чёрной березе. Кругом была та же дрема и дрянь, в которую с редким упорством постоянно лез зверь, которую я и стал обходить, приближаясь к березе. В это время, чуть сзади меня за стволом что-то зашевелилось. Что это было, я не понял, но не коза точно. Я сбросил ружьё, но не успел вскинуться. Это была лиса. Это единственное, что я смог рассмотреть. Она была не рыжая, какие обитают у меня на родине лисы, а обычная для этих мест пестрая с чернотой. Мелькнув один раз в просвете между двумя стволами упавшей березы, она скрылась за её кроной, и больше я её не видел. Я не стал преследовать зверя. Зачем, если он мне не нужен?
Сия эпопея заняла у меня не более пятнадцати минут, так как круг, который я сделал, был в диаметре метров сто пятьдесят, а прошёл я не более четырёзсотсот этих самых мерных саженей до её лежки. Право слово, таким дураком я давно себя не чувствовал. Это надо же быть таким болваном, таскаясь с ружьем едва ли не с пелёнок, чтобы сразу не отличить козу от лисы? Кроме того и следы, что я распутывал ранее тоже были лисьи! Попыхтев и поругавшись нехорошими словами на себя, я отбыл на Каменистую, которая была вся обтоптана лисами. Их было две штуки. После чего, не обнаружив ничего интересного, потопал домой. Злой и сердитый. Вельми.
Почему я пишу все больше про свои неудачи? Может потому, что они вызывают бурю ненужных эмоций и больше запоминаются, чем хороший выстрел? А может все-таки чему-то учат? Бис их знает.
[Скрыть]Регистрационный номер 0304053 выдан для произведения:
ДУРАК – ЭТО НЕ ПРОФЕССИЯ
Дурак – это не профессия, это состояние души или диагноз. Приятно, однако, цитировать самого себя. Кажется, Бернар Шоу любил это делать. Я, например, сразу соглашаюсь, что я дурак по состоянию души, чтобы не проводить сложные исследования на предмет тупости и дурости своей души. Право слово, мы все в чём-то дураки, какие бы пяди в вашем лбу не обитали. Ну, сие есть философическое замечание. Естественно я не собираюсь писать истории, взращенные на огородах и полях города. Он мне не интересен, как не интересен искусственный субстрат, что обитает в пробирке и что из него вырастет – мне не столь важно. Я не отношусь к людям, что любят пройтись с ружьем, оторвав свой жирный окорок от уютного цивильного дивана, я просто часть леса, часть этого уголка природы с которым я не только сроднился, но и сросся с ним. Я его обитатель, как косуля и волк, лиса и заяц, изюбрь и медведь, наконец, леопард и тигр, но, всё же, я человек. Этот мир, что я описываю многим просто не знаком, и они не стремятся его не только понять, а даже просто прикоснуться. На шашлыках и отдыхе его не оценить и, даже, сложно увидеть. Что можно извлечь из мимолетной встречи с косулей или кабаном? В лучшем случае вы увидите мелькание салфеток убегающих оленей и утробное хрюканье испуганных свиней, и звук ломающихся веток. Многие будут долго вспоминать увиденное, но только, как случайное впечатление. Я же хищник. Я часть этой экосистемы. Хищник, который не убивает, как волк или тигр, больше того, что может съесть, но я и не охотник, который идёт в лес только ради добычи. Охотник часть этого городского мира. Он бьет зверя для добычи или продажи, а я же для собственного потребления. Раньше, имея много сил и энергии, я просто охотился, чтобы израсходовать свою дурную энергию, раздавая добычу соседям, но ныне я это не делаю. Мне просто хорошо в лесу. Мне больно проходить мимо поваленного или обгорелого дерева. Вдвойне мне больно, что оно не используется человеком, а рядом валятся здоровые деревья на дрова или на продажу, при этом бросается большая часть даже ствола тут же, не говоря уже о ветках. Порой эти остатки стволов бывают по три и более метра длиной, из которого можно пилить и пилить доску и брус и прочую шнягу. Все-таки я в большей части человек, но слишком любящий свой мир. Мир косуль и изюбрей, волков и лисиц, тигров и леопардов. Мир деревьев этой маленькой земли, а именно этого уголка земли.
В детстве я читал Арсеньева. Это были отрывки из его книг. Рассказы эти пахли снегом и тайгой. В них был особый воздух. Этот воздух был иным, чем в тех метах, где я родился, но этот воздух был моим. Тогда я этого не знал, а теперь я им дышу и дышу всей грудью.
Воздух моей родины холоден и резок. Снег колюч, а зима течёт и течёт, не кончаясь. Здесь же растут дубы и березы, пихты и кедр, тис и лимонник, виноград и кишмиш, так называют здесь один из видов аралий. Он плодоносит, крупными, как крыжовник ягодами, сладкими, как настоящий кишмиш. Здесь растёт ольха и клен, ясень и орех маньчжурский, просто орех-лещина. Растет тростник, который вырастает выше моего роста, но ягодой эти места не блещут, как просторы Сибири. Деревья здесь взмывают до небес, и дуют ветра, пронзительные, но не столь холодные, как в Хабаровске. Здесь природа удивительно быстро зализывает раны, которые ей наносит бездумный и жестокий человек. Человек это один из видов плесени, который уничтожил и обглодал все кругом, чтобы скоро погибнуть, так как уничтожил среду своего обитания. Так сказал мой один знакомый директор заповедника, которого прозывают Андрей Кириллович.
Хватит ностальгии. Отнесем глупость человеческой к его глупости, философически положимся на бога, поскольку с ним жить проще и удобней, так как ни за что мы не в ответе, и устремим бег своего романа по тем иезуитско-кривым мыслям, что рождаются ещё у меня в закрученных и перепутанных извилинах мозга, во время хождения по просторам Земли-матушки и Леса-батюшки.
Я уже говорил, что люблю охотиться в пургу и метель, которые часто сопровождает снегопад. В начале ноября я собрался дёрнуть в лес за шишками, предварительно притаранив три тележки дров в пятницу на пару с Витькой Тупольцевым по прозвищу Рыжий. Правда при этом разнесли его самодельную тележку вдрызг, но её он бодренько собрал, и третий рейс мы вывезли без особых приключений. В субботу грянул снег, сопровождаемый метелью. Пришлось отменить одни планы, и включить другую программу на данный период. Правда я заблаговременно посчитал, что сей снегопад как раз мне на руку, так как посшибает дурную шишку с высоких вершин, с которых она взирала на меня с презрением.
Поутру во субботу, отрыв во дворе не колотые дрова и протопив печку, я в обед двинул в лес, чтобы обтоптать свеженький снежок, который был не настоль ядреный, как в 2007 году, когда повалил в лесу столько деревьев, что падшие их трупы пилят местные мужики и доныне. Дрова, однако, я вам скажу, отменные, крепкие и сухие.
Все-таки снег был довольно плотный. Его несло и слепило глаза, так что приходилось прикрывать лицо или несколько наклонять его. Дальние походы не могли войти в мои планы, так как время этого сделать не позволяло. Посему, я двинул в сторону Каменистой. Правда, я пошёл сначала к Бомбоубежищу. Сие название условное. Поскольку никаким оно не является бомбоубежищем, а скорее всего командный пункт полка. Из себя сие сооружение представляет бетонный бункер, состоящий из двух комнатушек. Вторая совсем маленькая с выходным отверстием. Скорее всего, в ней должен находиться дизель-генератор. Первая же средних размеров комната и коридорчик метра два. Вот вам и всё бомбоубежище. Судя по нарытым кругом капонирам, что находятся в глубине леса, поскольку все поляны давно поросли деревьями и добраться до них можно только на танке, снабженном бульдозерной лопатой. Если вести расчет по этим капонирам, то командный пункт прикрывала рота, так как капониры находятся на расстоянии метров по триста и более от КП и расположены по три штуки в кучи, то есть по взводам и отдельно взвод обеспечения, капониры которого базируются рядом с ним. Вокруг КП капониров больше, чем на один взвод, так как имелись в расчете и машины штаба. Исходя из того, что в маленькой комнатке не разместить при всем желании штаба дивизии, а прикрытие в размере одной роты для КП батальона чересчур жирно, то я сделал такой простой вывод. Так что спрятать в этом бомбоубежище можно только несколько человек, а буйная фантазия не очень просвещённых людей превратило это убогое сооружение в разряд столь сложных сооружений, как бомбоубежище.
Ранее, где находилось Бомбоубежище, были поляны. Ещё с четверть века назад я сам собирал там землянику и боярышник. Сейчас там стоит уже приличный лесок, но рядом с этим сооружением проходит местная линия электропередач. Так как дорастать до проводов деревьям не дают, то вырубают молодую поросль, или, как в последний раз, чистят её бульдозером. Но лес так быстро отрастает, что никакие чистки не помогают, и там постоянно имеется дрёма из мелких деревьев, и всякого разного, в основном колючего, кустарника, что любят козы. Они часто туда заходят, посему я никогда, если иду на Каменистую, не прохожу мимо Бомбоубежища. Ко всему прочему там кормятся рябчики, которым я тоже уделяю внимание. Ещё одна особенность Бомбоубежища та, что сие сооружение вырыто в довольно высокой сопке, с которой всё прекрасно видно метров на пятьсот.
Я шёл к этой сопке по краю зарослей кустарника, что росли под ЛЭП. Совсем неожиданно я обнаружил козьи следы. Они были сильно заметены, так что мне пришлось основательно разобраться в них. Особенно в том, куда они вели. Вскоре я выправил их. Следы шли именно на данную сопку. Особенность её в том, что она сама по себе есть только отрог от другой, более мощной и высокой горы, так что я крутился на перевале между двумя сопками. Совсем неожиданно над Бомбоубежищем я увидел пятно, сильно схожее с козой. Я внимательно всматривался в него несколько минут, но так и не понял, что это такое. Бинокль же на этот раз я просто забыл дома. Я попытался приблизиться к предполагаемой козе, но скоро потерял её из виду. Делать было нечего, и я стал далее выправлять следы, тем более они шли в ту же сторону, где я видел ранее подозрительное пятно. Действительно, когда я оказался на том месте, где оно было, я обнаружил свежие следы. Снег был сильный и ветер уж замёл их немного, но то, что зверь повернул и побежал в обратную сторону, увидев меня, было понятно и ёжику в тумане. Я связал три любимых буквы в кучу, точно так, как вразумлял меня мой товарищ и учитель господин Складнев, и двинул по следам. Они с самого начала мне показались странными. Первое, что бросилось в глаза, что галопом коза проскакала всего метров сто, что для неё не характерно. Обычно она идет самое малое, увидев человека, метров триста, а здесь перестала скакать, как только спустилась с сопки, что и было для меня удивительно. Кроме того, она делала только короткие прыжки, в то время козы прыгают и короткими и длинными прыжками вперемежку, а здесь были только короткие. Дальше было ещё интереснее: коза полезла в самые дебри, словно она была раненая, и сразу пошла по такой дрёме, что мне приходилось обходить многие участки, чтобы вновь выйти на след. Вскоре я увидел, как она вскочила на выворотень. Это был корень упавшего огромного дерева. При этом она предварительно вскочила на ствол, а после этого уж на комок из земли и корней. После чего она огляделась и спрыгнула с него.
Она по-прежнему лезла в самую чащобу, и я, обходя очередной завал, обнаружил, что она прошла несколько метров по стволу. «Кабарожка какая-та?» - ненароком подумал я. Тут было что-то не так, а что, я так не мог понять. Следы вроде бы козьи. Хоть и завалены они снегом, но копыта можно рассмотреть. Зверь дошёл до ручья, что пробегает по Г-ке, и двинулся вдоль него, но скоро повернул от него в сопку, где вновь прошёл по дереву. Я офигел совсем. Дерево было тонким! Кто это? Я не мог понять. Если лиса, то она строчит, как на швейной машинке свои следы, а здесь как бы идут вразнобой. Енотовидная собака? У той короткие лапы и след короче? Бог с ним, что у неё пальцев на лапах видно только три, всё равно их засыпало бы? Но из моей головы всё ещё не выходило пятно, которое я видел, и которое очень сильно напоминало стоящую косулю. Пока я так размышлял, след привёл меня к упавшей огромной чёрной березе. Кругом была та же дрема и дрянь, в которую с редким упорством постоянно лез зверь, которую я и стал обходить, приближаясь к березе. В это время, чуть сзади меня за стволом что-то зашевелилось. Что это было, я не понял, но не коза точно. Я сбросил ружьё, но не успел вскинуться. Это была лиса. Это единственное, что я смог рассмотреть. Она была не рыжая, какие обитают у меня на родине лисы, а обычная для этих мест пестрая с чернотой. Мелькнув один раз в просвете между двумя стволами упавшей березы, она скрылась за её кроной, и больше я её не видел. Я не стал преследовать зверя. Зачем, если он мне не нужен?
Сия эпопея заняла у меня не более пятнадцати минут, так как круг, который я сделал, был в диаметре метров сто пятьдесят, а прошёл я не более четырёзсотсот этих самых мерных саженей до её лежки. Право слово, таким дураком я давно себя не чувствовал. Это надо же быть таким болваном, таскаясь с ружьем едва ли не с пелёнок, чтобы сразу не отличить козу от лисы? Кроме того и следы, что я распутывал ранее тоже были лисьи! Попыхтев и поругавшись нехорошими словами на себя, я отбыл на Каменистую, которая была вся обтоптана лисами. Их было две штуки. После чего, не обнаружив ничего интересного, потопал домой. Злой и сердитый. Вельми.
Почему я пишу все больше про свои неудачи? Может потому, что они вызывают бурю ненужных эмоций и больше запоминаются, чем хороший выстрел? А может все-таки чему-то учат? Бис их знает.