Назову себя шпионом ЧАСТЬ 5

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
 
1
            Пока добирались до больницы Лара рассказала более подробно. Вчера часа в три к «Биреме» на дорогой красной «Тойоте» с московскими номерами подъехала какая-то фифа с надменной губой и оранжевыми волосами, и прямиком в редакцию. Жорка еще с универа не явился, сама Лара гоняла чаи наверху в Клубе. На вопрос портье Тани по какому делу фифа коротко сказала: ей нужен редактор «Светлобеса». Ну жди в вестибюле тогда, раз такая. В четыре пришел Хазин, прошел с гостьей в редакцию и через две минуты прозвучали выстрелы. Лара и Родя, базаривший с ней на ресепшине кинулись туда. Фифа уже выходила из редакции, что-то пряча в сумочку. Лара первой увидела свалившегося на пол Жорку с темными пятнами на рубашке и крикнула Роде: «Держи ее!» Тот схватил фифу за руку, она стала вырываться и выхватила из сумочки «Макарыча». Родя оказался ловчее и выбил у нее пистолет. Фифа дралась как дикая кошка и справиться с ней удалось лишь с помощью прибежавшей Евы и шокера Роди. Тут же вызвали «скорую» и милицию. Обыскав фифу, нашли в ее сумочке паспорт и водительские права, которые до приезда милиции Лара по поручению Евы еще успела отксерить в кабинете у Софочки. Вчера же Хазину сделали операцию: извлекли две пули из легкого. Ничего летального, но состояние тяжелое.
            Вера с квадратными глазами тоже внимательно слушала, но к чести невесты бандитского консильери лишь раз промолвила «Ужас какой» и только.
            Алекс набрал телефон Евы.
            – Да жив, жив твой обормот. Остальное не по телефону, – ответила Девушка Бонда.
            Набрал и Стаса.
            – Что за дурацкая манера хватать пули на ровном месте, – капитан был не менее агрессивен.
            Вчетвером в палату Хазина их не впустили. Алекс прошел один. Палата была одноместной даже с персональным санузлом. Ева сидела на стуле и в лучшей своей манере отчитывала лежащего на койке бледнолицего Жорку с перевязанной грудью. Редкий случай: шифроваться совсем не было необходимости, а говори все как есть.
            – Кто? – выдохнул Алекс, уразумев, что его страхи были чрезмерные.
            – Фаина Каплан, кто еще? – часть гнева Евы досталось и Копылову.
            – Он не знает, кто такая Фаина Каплан. Нормально сказать не можешь, – буркнул Жорка.
            – Некто Марина Аксененко, студентка филфака МГУ. Дочь полковника милиции кстати.
            – А за что?
            – Вот читай, здесь все сказано, – Ева взяла с тумбочки открытый ноутбук и протянула Копылову. На мониторе был сайт со «Светлобесом».
            – Ты своими словами скажи, – попросил Алекс.
            – Нет уж, прочти. Это читать надо.
            – А со мной она уже два часа так, – пожаловался Хазин.
            Спорить – себе дороже, Алекс стал читать. Это была заметка Жорки о «Мастер и Маргарите», где он доказывал, что Мастер совершенно бездарный писатель, так как вместо того, чтобы пронзительно показать казнь Иешуа, тратит книжный текст на глупую погоню римских филеров за Иудой. А встречу Мастера с Маргаритой, когда они просто посмотрели на улице друг на друга и тотчас направились на случку в подвал Мастера, Жорка назвал самой гнусной любовной сценой во всей мировой литературе.
            – Ну и чо?! – недоумевал Алекс, закончив чтение.
            – Вот за это «чо» и получи фашист гранату.
            Глянул за разъяснением на Хазу. Тот сконфужено усмехнулся:
            – Она только спросила: это ты сам написал и тут же стрелять стала, я даже ничего сообразить не успел.
            Алекс в голос захохотал, глядя на него засмеялась и Ева, затрясся от болезненного смеха и Жорка.
Вера по дороге домой восприняла рассказ Алекса о причинах стрельбы в «Биреме» без особого аханья.
            – У меня в институтской группе по крайней мере пара девчонок за такой пасквиль на «Мастера и Маргариту» поступили бы точно так, будь у них пистолет. Ты рассказывал, что он один раз уже удирал через окно от театральных фанаток. Как-то я засомневалась в умственных способностях твоего друга.
            «Пасквиль, пасквиль», – Алекс едва дотянул до Треххатки, чтобы заглянуть в толковый словарь. «Оскорбительное измышление о ком-то или о чем-то». Ну да, именно так. Но зачем за стрелялку хвататься?
 
2
            Свой разбор полетов состоялся по сему случаю и у Стаса. Если Валет после «верительных грамот» Зацепина был фактически Инкубатору почти неподсуден, то новоявленный фабзаяц Хазин таким иммунитетом пока не располагал.
            – И все равно не верю, что это из-за каких слов о писательской книге, – упорствовал в своем мнении Яковенко. – Я понимаю, если бы сразу и вдруг. Ну, это же сперва надо было дождаться отъезда отца в командировку, потом вскрыть его сейф, взять оружие и своим ходом на машине в одиночку ехать шестьсот километров. Есть, пить, заправляться, облегчаться в конце концов. И все это время не ослаблять в мозгах своей бредовой идеи. 
            – Что следователь говорит? – генерала Рогова больше интересовала официальная сторона вопроса.
            – Пока что не решается что-то говорить. Опасается московских покровителей папы-полковника, – Стас старался придерживаться самой нейтральной интонации. – Папа, между прочим, уже приехал и сегодня утром дуру-дочку перевели под домашний арест в квартире одного из приятелей полковника.
            Генерал с подполковником молча переваривали сказанное.
            – А сам подстреленный что по этому поводу говорит? – Рогов, похоже, во мнении тоже еще не определился.
            – Тут лучше спрашивать, что по этому поводу говорит Валет, потому что Напарник будет делать только то, что скажет главный подельник.
            – Представляю, что этот может сказать, – язвительно хмыкнул Яковенко.
            Генерал вопросительно глянул на капитана.
            – Этот поставил условие: десять тысяч баксов, и он трогать дочку полковника не будет.
            – А иначе что? Изобьют, изнасилуют, в публичный дом продадут?
            – Я знаю, что он одному братку собирался колено прострелить, чтобы была инвалидность на всю жизнь.
            – Не слабо. Где браток, а где дочь полковника? – кипятился подполковник. –Взрастили чадо. Я Валета имею в виду. За такие штуки как бы наш Инкубатор вообще не закрыли, а нас с волчьим билетом…
            – Ты в Москву звонил? – спросил Рогов.
            – Еще нет. Без вашего дозвола…
            Генерал утвердительно кивнул головой. Под их пристальными взглядами Стас набрал на мобильнике номер Зацепина и коротко рассказал ему о ситуации с Напарником и об угрозах Валета. По громкой связи прозвучал спокойный голос майора:
            – Хорошо, я займусь этим.
            – Интересно, а как он займется? – мрачно обронил Яковенко.
            Ему никто не ответил. Сериал по имени «Валет и компания» нисколько не утрачивал своей динамики и интриги, оставалось лишь терпеливо дождаться очередной серии.     
 
3
            Районный следователь являлся теперь в «Бирему» как на работу. Сначала с экспертами, потом один и дважды с отцом фифы, внушительном дядечке даже в гражданском костюме. Первое дознание было нейтральным, а в присутствии московского гостя приняло определенную направленность: «А не было слышно шума явной ссоры? А почему Хазин заставил ее столько себя ждать? А почему ей не разрешили дождаться его в самой редакции?»
            Допросили и Копылова, сперва в «Биреме», затем по повестке в милиции. «С какой целью существует эта интернет-газета? Кто ее оплачивает? Кто заказывает такие провокационные заметки?»
            – Оплачиваю газету я, – по пунктам отвечал Алекс. – С целью, чтобы стать в нашей стране медиа-магнатом. Провокационные заметки мне нужны, чтобы нащупать самый оптимальный коммерческий путь моей медиа-империи.
            «А откуда деньги на отель? Почему в нем английская школа, выставка, бойцовский клуб и сауна с девочками?»
            – Еще есть конное ранчо, вторая гостиница и магазин немецкой бытовой техники. В планах открытие Охранного Агентства, дома отдыха в Сочи, строительной фирмы, покупка океанской яхты и пары дорогих ресторанов. Хорошие партнеры только приветствуются.
            Такие откровения от юного щеголя с бородкой обезоруживали и побуждали бежать наводить справки, хотя бы в то же ФСБ. Что дошлым ментам там отвечали было неизвестно, но вторично устрашающие вопросы никто из них уже не задавал.
            Впрочем, Алекс во все это и не очень стремился вникать. Просто ждал результата – чем все это закончится, дойдет ли до суда, или Фифу Марину преспокойно увезут в Москву или за границу.
Само шпионство снова было поставлено на долгую паузу, если не считать переданную курьеру Зацепина капсулу с микропленкой, да пришедшие на счет не сто тридцать, а сразу сто тридцать семь тысяч баксов, из которых Копылов с чувством «глубокого удовлетворения» изъял свои законные четырнадцать тысяч – похоже в своем питерском околотке он теперь был самым высокооплачиваемым гранд-агентом.
            Поэтому поток накопившихся дел нес его по другому руслу, вернее, по целой дельте бизнес-рукавов. В Клуб «Биремы» помимо тусовки художников зачастили некие барды, которые принесли с собой шум и наркотики. В Магазине Хазина сильно проворовалась продавщица-кассирша, в Шалмане бригаду биремских молдаван захотел поменять на бригаду строителей-западэнцев Ёжик – правая рука Лукача, направленные в ресторан Циммера два боксера крепко поцапались с адвокатом, редактор детского издательства усиленно флиртовал с Верой, намекая, что за благосклонность к себе поможет библиотекарше утвердиться в литературной среде Питера.
            Проще всего оказалось прекратить редакторский флирт. Всего-то и понадобилось заявиться в детское издательство в сопровождении звероподобного Тимони и вежливо попросить у редактора просчитать сколько будет стоить издание книги моей невесты Веры Орешиной на английском языке, мол, хочу ей сделать на свадьбу такой подарок. Плюс просьба не говорить Вере о своем визите. Собирался еще как бы невзначай выронить из кармана «Макарыча», но этого не понадобилось, редактор и так сидел белее финской бумаги, лежащей на его столе.
            С бардовской тусовкой он расправился в два приема. Назначил для их спевок лишь один день в неделю и объявил категорический запрет на наркотики, мол, водки можете пить сколько угодно, мне это прибыль приносит, а остальное «низзя». Потом для профилактики дважды организовал с помощью «боксеров» крутой шмон, изъяв и тут же уничтожив все дозы и шприцы, что лихие гитаристы принесли с собой.
В Магазине Алекс тоже особо не миндальничал. Всему персоналу на двадцать процентов уменьшил зарплату, пока их вычеты полностью не покроют воровство кассирши, мол, для подачи в суд прямых улик не хватает, поэтому давайте так. Два человека в знак протеста из Магазина уволились, остальные негодовали, но подчинялись.
            С Лукачем насчет молдаван говорил на повышенных тонах:
– Мне нет дела, что твой Ёжик не любит молдаван и западэнцы мне тоже пофиг, но пусть не ведет себя как вторая баба на кухне.
– Ты назвал Савелу Ёжиком, а ведь похож, – рассмеялся Лукач и конфликт был исчерпан, вернее, судя по злому взгляду Савелы-Ёжика, погружен до времени в его мстительный схрон.
Насчет Циммера Алекс провел нравоучительную беседу со всеми «боксерами»:
– Все адвокаты, конечно, первостатейные сволочи, но эта сволочь сделала для меня очень много, поэтому прошу вести с ним не как рэкетирские вертухаи с матом-перематом, а именно как цивильные охранники. Циммеру тоже скажу, чтобы относился к вам не как к официантам, а на полгектара уважительней.         
Cамое замечательное, что брошенные Копыловым от балды слова следователям об Охранном Агентстве и строительной фирме оказались весьма провидческими. Хазин, правда, насчет Агентства внес большую долю скепсиса.
– Уголовников в охранники все равно, что с волками охотиться на зайцев, никогда не будешь знать, на кого они могут кинуться.
– Сомневаешься, что я не сумею их укротить?
– В этом я как раз не сомневаюсь. Просто для серьезного укрощения тебе придется провести обряд собственного посвящения. Конкретно замочить какого-нибудь человека. Пахан без киллерства – это не пахан.
«Так я и так уже двоих замочил», – хотел признаться Алекс, но все же промолчал, отложив тем самым Охранное Агентство на неопределенное «потом».
Зато в первый же приезд на Фазенду Авдеич огорошил его сообщением о ходоках из «Папы Карло», которые вдруг захотели встать под копыловские знамена. В пяти километрах отсюда для питерской фирмы выделили огромный участок под коттеджное строительство, работы там непочатый край, вот только с «Папой Карло» никто связываться уже не хочет. 
            – Ну и чо? (Как же ему нравилось это «чо».) Предлагаешь свою строительную пирамиду построить?
            – Можно и без пирамиды. Нужно только чертежное обеспечение и кое-какая бухгалтерия. У тебя же в гостинице бухгалтер есть, я найду технаря. Материалы для начала строительства. Два заказчика уже в очереди стоят.
            – А люди? Твоей четверке с Мотелем сколько возиться? Месяца два?
            – Месяц. Людей я найду и отберу каких надо. Фирму давай.
            – Раз такой уверенный, почему сам не откроешь?
            – Мне всегда с деньгами не везет и с безопасностью. У тебя есть и то, и другое.
            – Я подумаю, – пообещал Алекс.
            Итогом его размышлений стала регистрация с помощью Циммера строительной фирмы «Фазенда Плюс» (чтобы не путать с собственной Фазендой). Как и с «Папой Карло» авансы двух заказчиков пошли на стройматериалы, а так как третья часть материалов уже имелась, то и на зарплату работников фирмы. Сам Авдеич на Мотеле уже не трудился, разъезжал по окрестностям на своей «Ниве», нанимал еще две бригады, в том числе и ту основную, которой доставались все сладкие морковки от махинаций «Папы Карло» и въедливо проверял всех на профпригодность.
Теперь во время приездов на ранчо Алекс непременно заглядывал и в коттеджный поселок, где пока стояли только колышки, врытые в землю, смотрел как трудятся «его» новые работники. Вопросов не задавал, просто здоровался и наблюдал, что делается. Разъезжал он на джипе Хазина, захватывая с собой одного-двух «боксеров». И когда они выходили вдвоем-втроем из дорогой машины и просто молча смотрели, это было как раз то устрашающее действие, что надо – одно слово: победители бандюганов «Папы Карло».
            Не успел разобраться с новым филиалом, как впереди замаячил еще один. К нему в отельерную постучался после занятий инглиша Сева:
            – Хочу предложить тебе вместе открыть автосалон. В Хельсинки с авторынком у меня все схвачено. Площадка для машин есть на твоей Фазенде. Осталось только автовоз для машин купить или взять в аренду и вперед! По одной машине перегонять это уже не катит.
            – И все это без стартового капитала? – усмехнулся Алекс.
            – Я бы и сам смог, но сейчас совсем на мели. Недавно меня очень сильно обули на баксы, срочно надо хорошо заработать.
            – У меня свободных денег нет.
            – Но у тебя есть Лукач. Всего-то и надо: семьдесят тысяч зеленью. Мне никто не даст, а тебе из их общака под процент запросто. Ты же ничего не боишься. Хорошую деньгу можно зашибить.
            – Сам же говоришь, тебя недавно сильно обули. Я помогаю только успешным и фартовым.
            Все же Сева не отставал и выцыганил себе площадку на Фазенде для будущих авто и сопровождение «боксерами» автовоза от границы до этой площадки. Каково же было изумление Алекса, когда через две недели по мобильнику позвонил Сева и назначил боксерскому сопровождению время встречи и номер своего автовоза. И к вечеру того же дня сияющий Сева въезжал с семью новыми «Опелями» на территорию Фазенды. Копылов не беспредельничал: слупил лишь десять тысяч рублей за боксерское сопровождение и по сотне за ночь с каждой машины за стоянку в Фазенде. Если последние две машины Сева сумел продать лишь месяц спустя, то как раз и набежало на полторы зарплаты сторожа Фомича – микроскопическое, но облегчение фазендных расходов.
            Еще одним приятным новшеством лесного поместья стали два охотничьих ружья, привезенных с Новгородчины Авдеичем и его двоюродным братом-печником. Однажды, приехав со своей инспекцией Алекс застал в Усадьбе возбужденную разделку только что подстреленного взрослого подсвинка килограмм на пятьдесят.
            – Про мою хозяйскую десятину не забудьте, – бросил он, переодеваясь в рабочую одежду, чтобы отправиться с бензопилой за своим любимым занятием – дровами для камина. И был порядком изумлен, когда ему к отъезду и в самом деле принесли к джипу здоровенный кусок кабанятины.
            – Да вы чего? Юноша пошутил. Да перестаньте! Вам самим на один зуб, – отнекивался изо всех сил, но пакет все же в машину был загружен.
            Как повариха «Биремы» не старалась, вкус дичины все равно получился так себе, но важен был сам факт лесной добычи. Мелкобритам тоже досталось по маленькой пайке, но как же они все загорелись от слов «Охота на дикого кабана»: «А мы тоже хотим».
            Хазин выход из положения нашел просто:
            – Покажи им фильм «Особенности национальной охоты» и назначь входной билет на охоту: две бутылки водки и килограмм мяса с человека в день. Нет, мясо не надо. Просто две бутылки водки, но с дам тоже.
            Понятно, что все это раскрутить сразу и вдруг было не просто, но мысль запала. И уже наводились справки об охотничьих карабинах и охотничьих билетах. Да и вообще здорово было иметь на Фазенде нормальное оружие без оглядки на разные там разрешения.
                         
4
            Возвращение Хазина в «Бирему» было триумфальным. Чтобы ему не таскаться на высокий третий этаж в свою съемную двуххатку, решено было поселить его в номере гопников в пристройке, а Родю с Покусанным Денисом (к их удовольствию) поселить временно в одной из комнат его съемной квартиры («Антресольную» Алекс придержал для себя).
И сразу же в пристанище «героя свободной прессы» потянулся нескончаемый поток посетителей: однокурсники по универу, персонал отеля и Магазина, учителя и ученики Инглиш Скул, сторонние завсегдатаи Клуба, постояльцы отеля, обретенные приятели и приятельницы среди художников, бардов и исторических реконструкторов, ну и Даина-Селия, куда же без них. Один из учеников Инглиш Скул был журналистом крупной питерской газеты. Увидев фото прыжка Жорки из окна съемной двуххатки на дерево, он разместил его в своей газете вместе с заметкой «Полет интернет-прессы» о двойном нападении на редактора интернет-газеты. Что мгновенно и вовсе превратило Хазина в медиа-звезду местного масштаба. Просмотры «Светлобеса» увеличились втрое, а самому Жорке стали приходить приглашения на разного рода медийные мероприятия.
            – Желтая майка лидера теперь явно не у тебя, – довольно подначивала Алекса Ева на их очередном триумвиратском сборище.
– В московскую ссылку, что ли его за это отправить, – размышлял вслух Копылов.
– Это тебе за то, что на Кубу меня не взял, – насмешничал Хаза.
– Кстати, о Кубе. Народ волнуется, что ты прогулял там их новогоднее повышение зарплаты, – сообщила Трехмужняя.
– Хватит с них и футболок, – вредничал Алекс. (Всему персоналу он привез в подарок по футболке с кубинскими пальмами.)
– Ну да, от большого ума всем женщинам по одинаковой футболке.
– Право на глупость, есть величайшее человеческое право. На том стоим, – если отельер и был смущен, то очень чуть-чуть.
Особый интерес к Жорке был у мелкобритов. Алекс перевел им на инглиш заметку Жорки и нашел «Мастер и Маргариту» на английском языке, чтобы они могли уловить суть причину-следствия подрасстрельного эссе. Как ни странно, визит московской киллерши не слишком их напугал, похоже они уже привыкали с тому, что здесь поджигают машины и дачи, устраивают дикие мордобои, а чуть-что берутся и за пистолеты. Более того, они уже решались в первую половину дня вояжировали группами или по одиночке по городу (твердо убежденные, что все питерские бандиты до обеда спят). Выходили в город и после обеда, например, в ресторан или Мариинку, но уже требовали сопровождения хотя бы одного из отельных гопников.
Уяснив прямую связь между тем, что говорит Хазин сегодня и что появится в «Светлобесе» завтра заморские гувернеры, как позже выяснилось, устроили даже тайный тотализатор, делая ставки за какие именно перлы герой-редактор будет снова бит или подстрелен. Прежний формат дискуссий за чаем в Клубе при многих лишних посетителях для серьезного мастер-класса уже не годился, поэтому мелкобриты придумали приглашать Хазина к себе в номер Оливии, где поговорить можно было за тем же чаем только в более тесной и отборной компании. Ходить к ним в одиночку герой-страдалец не пожелал: «Я же теперь рок-звезда, поэтому мне нужна нормальная подтанцовка». В подтанцовку вошли Алекс и Ева с Ларой, а также гитара и скрипка в качестве успокоительного для разгоряченных спорщиков.
            Детонатором обычно выступал Питер Гилмут. У него якобы остался в Лондоне большой друг, который очень сильно нагрузил его стереотипами о России.
            Например, он утверждал, что в России девяносто процентов всех памятников посвящены Второй мировой войне. Зачем такая воинственность?..
            Или считал, что во всех российских деревнях нет теплого туалета…
            Или говорил, что в российской армии три процента призывников из-за дедовщины совершают суицид…
            Поэтому Жорке приходилось отвечать, как бы не Питеру, а этому «большому другу». Но если Алекс отвечал на такое со скрытым сарказмом еще больше преувеличивая эти стереотипы, то Хазин чаще пускался в историко-географические экскурсы российских реалий. При этом было очевидно, что пробиться через глубинный снобизм англосаксов совершенно невозможно. Именно поэтому Жорке и нужна была подтанцовка, чтобы выговариваться в первую очередь перед Алексом и Евой. И действительно хазинские спичи мало в чем разубеждали мелкобритов в компании с матрасником, зато удивительным образом действовали на главного князька. Как уже было сказано, любые назидания от людей взрослых он всегда воспринимал весьма настороженно, не очень спеша их принимать к сведенью, зато то же самое высказанное ровесников тут же врастало в него словно собственным знанием. Да и то сказать, Жорка порой выдавал такие перлы, которые ни в одной ученой книге не найдешь.
            Например, на вопрос «Большого друга»: «Почему в России такая низкая производительность труда»? Хазин ответил так:
– Главная формула западной жизни: много-много работать, чтобы чуть-чуть лучше жить. Увы, нам это никак не подходит. Россия – это альтернативная цивилизация. Как только вы до тошноты накушаетесь своего западного прогресса – побежите перенимать нашу кондовую правду. Секрет нашей альтернативной цивилизации прост: в отличие от вас мы очень любим беспечную комфортную жизнь. Именно поэтому у нас зимой в квартирах не семнадцать, а двадцать три градуса тепла, и умываемся мы непременно только проточной водой, и пьем много водки, чтобы быстро и дешево получить приятное состояние духа, и если нам нужно за неделю сделать какую-то работу, то шесть дней мы будем бездельничать, а в седьмой сделаем все как надо. Всего-то и требуется заменить целеустремленность и трудоголизм словами кайф и комфорт, и сделать сумасшедшую карьеру, ну а не получилось – пей водку и тоскуй о не сбывшемся.
Как-то снова зашел разговор о дедовщине, и Питер высказался в том смысле, что России пора, как всем европейским странам перейти на профессиональную армию.
            – Ничего подобного, – тут же пустился в атаку Хазин. – Из-за профессиональной армия Россия когда-то потеряла Москву и чуть не потеряла и всю страну.
            Все: и свои, и чужие немедленно вскинули головы: это когда же?
            – В Отечественную войну 1812 года у России была профессиональная армия, двадцать пять лет службы это и есть настоящий спецназ. Кутузов правильно сказал: потеряем армию – потеряем Россию, ведь резервистов не было, и сдал Москву. Это европейские страны могут позволить себе такое баловство, как наемничество. Для России надо чтобы на смену одной погибшей армии тут становилась новая и так до последнего русского человека.
            В другой раз заговорили об особом долготерпении русского человека.
            – Все дело в русской географии, – пустился в объяснения Жорка. – Вы представляете, что значит жить тысячи лет в лесу с большой семьей у одной русской печки. Причем эта русская печь никак не может обогреть пространство больше двадцати пяти квадратных метров? И вот вы насмерть разругались со своим соседом и ночью среди зимы он поджег ваш дом. И что идти с десятью детьми к родственникам в другую двадцатипятиметровую избу? Вот и выработали за столетия терпеть и ни с кем сильно не ругаться. А для сброса агрессивности у нас всегда были деревенские бои стенка на стенку, чего тоже никогда не было в европейских странах.
            Шикарно расправился он и с европейским понятием свободной личности:
            – Да, согласен, в России никогда не было свободы в вашем понимании этого термина. Зато в России всегда было такое понятие как вольность. Если свобода – это правильная свобода, то вольность – это свобода неправильная, это проявление свободы не по законам или биллям, а по собственному хотению. Подчинялся, подчинялся, а потом вдруг взбрыкнул и не подчинился. Это и есть наша вольность. Кстати, можете себе записать, что есть главная тайна русской души, она выражается пятью русскими словами: «Ты моему нраву не прикословь!» Причем это касается не только мужчин, но и самых послушных девушек. В один прекрасный день они могут так взбрыкнуть, что психоаналитики всего мира только рот раскроют.
            – Откуда ты это только знаешь? – частенько спрашивал его потом Алекс.
            – Да так, откуда-то, – неопределенно пожимал плечами Жорка.
            Постоянное присутствие жучка Стаса, закрепленного в его брючном кармане и включенного диктофона Питера, казалось, только еще больше распаляло Хазина.
            – Боюсь, с такими речами ты у нас станешь навечно не выездным товарищем, – сетовала Ева на их тройственных посиделках. – Интересно, в Лондоне сборник твоих изречений издадут полностью или выборочно. Как тебе такое название: «Откровения питерского Дауна»?
            – Очень даже годится, – довольно ухмылялся Жорка. – Предложили его Питеру. Ему понравится.
            – Можно сделать еще лучше, взять все записи не у матрасника, а у другого товарища и напечатать «Откровения питерского Дауна» прямо в Питере на инглише… – предложил Алекс.
            – …и поставить автором Питера Гилмута, – тут же подхватил Хаза. – Сигнальный экземпляр показать Питеру. То-то он взовьется. Никому не сможет доказать, что это не он отдал нам эти записи…
            – …и классная может получиться вербовка. Верно, товарищ капитан? – сказал Алекс, наклонившись к жучку Жорки.
            – Вот же придурки! – не могла сдержать смеха Ева.
            – Придурки и есть! – согласился в своей съемной двуххатке Стас, снимая с головы наушники.    
 
5
            Суд над московской фифой, убийство Лукача, открытие Шалмана и ресторана Циммера произошли практически одновременно. День Первый: начало суда и перерезание красной ленточки у входа в филиал «Биремы», день Второй: завершение суда, премьер-обед у Циммера и сообщение о взрыве машины Лукача.
            На суде в первый день был полный аншлаг, среди толпы хазинской тусовки затесался даже Стас – не мог пропустить сие действо, которое, увы, оказалось весьма занудным и скучным. Волосы Марины обрели свой природный русый цвет, одета была совсем неброско, да и отвечала на вопросы просто и по существу. Жорка, к удивлению многих, тоже не цицеронил, прямо чувствовалось, как ему невмоготу присутствовать в качестве жертвы. (Всем «боксерам» предусмотрительно идти на суд запретили.) На вопрос как он теперь относится к Марине, ответил, что вполне не прочь был с ней поспорить о Булгакове в какой-нибудь ресторации, чем вызвал смех в зале. Московский адвокат Марины витийствовал гораздо активней. Интрига закончилась, когда прокурор под занавес попросил для подсудимой всего три года условного срока. Поэтому на следующий день на объявление приговора явилось не больше десяти человек. Прямо из зала суда Марина была отпущена на свободу прямо в объятия отца и нескольких московских подруг.
            – Ты точно хотел с этого полковника слупить десять штук тугриков? – допытывался у Копылова Жорка.
            – Я и сейчас хочу, – мрачно отвечал Алекс.
            Его кровожадность была несколько поумерена твердым обещанием Зацепина, что полковника уволят с работы, а Марину в МГУ со стационара переведут на заочное отделение. Теперь оставалось лишь организовать в Москве угон машин полковника и фифы и тогда инцидент и в самом деле будет исчерпан.
            Несмотря на все потуги, Шалман так и не обрел официального персонального названия, по документам просто гостиничный пансионат, среди персонала «Биремы» получил имя Филиала, которым они козыряли, когда совсем случайные постояльцы отеля жаловались на его дороговизну:
            – У нас есть Филиал, там все в два раза дешевле. Вас туда доставят на нашей машине.
            Некоторые, любопытства ради, даже соглашались. В целом там было совсем неплохо: шесть однокомнатных номеров и два двухкомнатных, плюс кухня-буфет для легкого перекуса. Для бюджетных командировочных самое то. Сбылись и Жоркины слова про чистых и нечистых, не только в смысле постояльцев, но и насчет персонала и даже постельного белья – все строптивые служащие и гостиничная начинка «второго сорта» (мебель и белье) теперь перекочевывала именно сюда. Сэкономили и на администрации, в Филиале постоянно находились одна-две горничных-«хозяйки» и один охранник, все остальное оформлялась в «Биреме», зато у филиальцев имелся и бонус: свободное посещение биремского Клуба.
            С последним Копылов особенно проявил свою хищническую сущность: повесил на двери Клуба электронный замок и обязал всем «не постояльцам» выдавать абонементные магнитные карточки – за каждое посещение аж по десять рублей. Мелочь, но в иные месяцы набегала полная зарплата Люсьен.
            Ресторан «Циммер» получился достаточно представительным и стильным – одни светильники и пещерные гроты чего стоили, словом, десять тысяч тугриков дизайнеру себя вполне оправдали. И после озвученного в суде приговора московской фифе, Алекс с Верой и Жорка с Евой направились прямо сюда. Из сорока посадочных мест застали там не больше пятнадцати посетителей, но сияющий адвокат был доволен, в середине буднего дня можно было только радоваться такому результату. Посадил главную гостевую четверку на лучшие места, и даже попытался к ним присоседиться. Но был безжалостно остановлен отельером:
            – Если ты хоть рюмку с нами выпьешь, будет считаться, что мы твои не клиенты, а гости и платить тем более с чаевыми мы тебе ничего не будем.
            – Точно! – со смехом подтвердил Жорка и Циммер с кислой улыбкой вынужден был отступить.
            Великолепная четверка сделала шикарный заказ, причем все салаты, закуски, горячее и десерт в четырехкратном виде, чтобы все друг у друга «надкусить» и оценить, даже выпили первых два тоста, как вдруг дверь из вестибюля в зал распахнулась и вошли трое в кожаных куртках. Во главе троицы был Гаврила, чья вязаная шапочка украшала кабинет Алекса в Треххатке.
            – Нам тебя на пару слов, – произнес он, отыскав глазами Копылова.
            – С вещами на выход, – ухмыльнулся Жорка.
            – И тебя тоже, – добавил Гаврила.
            Алекс с Хазиным переглянулись и вместе с нежданными гостями вышли за стеклянную дверь в вестибюль.
            – Лукача вчера взорвали вместе с водилой. Сегодня похороны. Вам там быть, – объяснил Гаврила.
            Устраивать препирательство выглядело не солидно и «не по понятиям».
            – Ждите на улице, сейчас будем, – распорядился Алекс.
            Едва братки вышли за дверь, он набрал Тимоню.
            – Я сам только узнал, – ответил с Фазенды главный «боксер». – Мы все тоже сейчас выезжаем. Что, почему – не знаю. Наверно кто-то кусок у нас отжать хочет.
            – Деньги, венки нужны будут?
            – Деньги точно, насчет венков не знаю.
            В вестибюль выглянули обеспокоенные Ева с Верой.
            – Пригласили на срочные похороны Лукача, – объяснил Еве Алекс. – Вы тут уже без нас, ни в чем себе не отказывайте, – он протянул Вере пару пятитысячных купюр.
            Ева открыла свою сумочку, достала ретранслятор, упрятанный в корпус небольшого мобильника и передала его Жорке. Теперь о слышимости жучка в радиусе пяти километров можно было не беспокоиться. Князьки натянули свои зимние куртки.
            – Это не опасно? – Вера все же была порядком напугана.
            – Завещание я уже написал, волноваться не надо, – «успокоил» ее Алекс.
            – Дай ты ему как следует за такие слова! – приказала Ева.
            Вера машинально стукнула кулачком жениха в грудь.
            – И меня, пожалуйста, тоже, – попросил Жорка и получил полновесный удар от Евы по спине.
            Смеясь, они с Алексом выскочили за дверь.
            Выйдя из ресторана, загрузились с братками в огромный внедорожник.
            – Сначала в «Бирему», – скомандовал Копылов.
            – Зачем? – удивился Гаврила.
            – Это точно похороны или что?
            Гаврила кивнул водиле, и они поехали в отель.
            Сидевший рядом с князьками браток полез в карман на своей наличностью:
            – У меня с собой только полста баксов.
            – Сиди спокойно. Нам такой команды не было, – угомонил подельника Гаврила.
            В «Биреме» Алекс взял из сейфа две тысячи тугриков и разложил их в два конверта, затем спустился еще в подвал и прихватил из тайного схрона «Макарыча», который, увы, был там в единственном числе, а для Жорки кастет.
            – А где именно Лукача взорвали?.. А похороны надолго?.. На поминки нам придется потом ехать или нет?.. – задавал Копылов дорогой для наушников Стаса нужные вопросы.
            Гаврила отвечал неохотно и крайне неопределенно. Ясно было, что он сам толком подробностей не знает.
            У больничного морга стояло с десяток иномарок, возле которых кучковалась пара дюжин крепких ребят и мужиков в дорогих пальто. Тут же важно представительствовался Савела-Ёжик, как бы примеривая на себя корону нового Крестного отца. Тоня с заплаканным лицом находилась среди отдельной группы женщин. На прибывших князьков никто внимания не обратил. Чуть позже подъехал Тимоня со всей пятеркой арендованных Алексом «боксеров». К князькам они не подходили, лишь издали сдержанно кивнули головами. Из обрывков разговоров окружающих постепенно вырисовывалась картина самого убийства. Лукач имея доступ к поставкам чистых «Макарычей» не захотел делиться ими с другими бандосами, ну и поплатился.
Наконец появился сверкающий катафалк, в него вынесли из морга великолепный гроб, все расселись по машинам и длинной колонной покатили на кладбище. На кладбище дожидались еще с десяток машин с братками. Священник провел соответствующую службу над закрытом гробе, родственники покричали-поплакали и все вереницей стали бросать в могилу по горсти земли, Алекс с Хазиным, повинуясь знаку Гаврилы, тоже поучаствовали в этом.
            После окончания церемонии все опять загрузились в машины и поехали в ресторан на поминки. Пока народ размещался там, князьки вознамерились тихо, по-английски слинять, мол, честь своим присутствием оказали, а поминать пахана на равных с остальным им как бы уже и не по чину. Но у самых дверей их перехватил Гаврила и повел на «разговор» в одну из служебных комнат ресторана.
            – На всякий случай, – шепнул Копылов, незаметно передавая Жорке кастет.
В комнате находился Савела-Ёжик с двумя буграми, тут же находился и Тимоня со своим напарником, да и Гаврила не стал никуда уходить. Кворум был налицо.  
            – А теперь рассказывай, – вместо какого-либо приветствия приказал Савела, окидывая отельера угрюмым тяжелым взглядом.
            – Что именно? – Алекс постарался придать своему голосу максимальное спокойствие.
            – Почему Лукач с вами так цацкался? Даже от челябинских вас прикрыл.
            – Каких еще челябинских?
            – Которым вы рыльник начистили за свою кофеварку.
            (Где ж это так протекло!)
            – Что же он сам вам ничего не стал объяснять? – отельер старался выиграть время.
            – Так ты нам объясни.
            – Все как есть?
            – Все как есть.
            – У нас с ним один крупняк готовился. Неужели он вам не говорил, что скоро у вас будет миллионное дело?
            И Алекс увидел, что попал. Савела вопросительно переглянулся со своими буграми. Теперь оставалось только не выходить из образа. Но как? И вдруг Копылова осенило.
            – Общее дело по моей наводке. Есть один богатенький карась и его можно хорошо прижучить. Причем так, что он шума поднимать не будет.
            В комнате повисло молчание.
            – Дальше давай, – нетерпеливо потребовал новоявленный пахан.
            – Когда-то этот карась участвовал в нелегальной передаче за кордон восемнадцати тонн золота. Но за кордон из восемнадцати ушло только пятнадцать тонн. Десять лет назад.
            – Ну и почему Лукач сразу не ухватился за это дело?
            – У этого карася хорошая охрана. И если с ним по грубому, то потом вами займется все питерское и не только питерское ФСБ.
            – Ну? – Савела явно клюнул. – Фамилию и адрес карася.
            – Давай как-нибудь наедине. Лукач стерегся, тебе тоже это не помешает.
            Савела сделал знак и бугры вместе с Гаврилой и «боксерами» вышли за дверь. Алекс достал из кармана записную книжку и ручку. Вырвал из книжки две страницы, на одной написал все координаты карася из заветного Списка Тридцати, потом передал ручку Ёжику.
            – Перепиши буква в букву все своим почерком.
            Тот криво усмехнулся, но все же переписал. Алекс сверил две записи, после чего взял со столика зажигалку и сжег в пепельнице свою записку.
            – И какая здесь твоя доля?
            – Тридцать процентов.
            – Это все?
            – И десять чистых «Макарыча» с глушителями, – неожиданно добавил Хазин.
            – Да, и десять волын, – подтвердил Копылов.
            – Но после того как все выгорит? – последовало уточнение.
            – Точно так.
            С полминуты Савела размышлял.
            – Ну что, пошли за стол. Рюмку за Лукача опрокинешь.
            – С удовольствием. Но лучше если без этого. На меня и так ваши косятся. А потом если утечка будет о каких-то ваших застольных терках, нас тут же в стукачи запишут. 
– Разумно, – согласился пахан. – Сами домой доберетесь?
            – Доберемся, – и князьки поспешили на выход. Их никто не провожал.
            – Эта наводка была фуфельная или настоящая? – поинтересовался Жорка уже в квартале от ресторана.
            Алекс в ответ криво усмехнулся, мол, только не фуфельная.
            – А у тебя что с собой?
            Пришлось расстегнуть куртку и показать ручку «Макарыча» торчащую из-за пояса:
            – Немного лопухнулся. Надо будет по месту работы вторую стрелялку хранить.
                         
6
            Те безразмерные триста тысяч долларов, что образовались у него после продажи финской дачи и ограбления Севиной квартиры, между тем, почти совсем сошли на нет, когда приходилось уже отказываться от самых простых текущих покупок. А впереди ведь маячили новогодние премии и повышение зарплат персоналу. Тут еще словно в насмешку выплыла необходимость срочной покупки двух квартир.
            Сначала шкурный интерес проявила Люсьен:
            – Ты хоть и новый русский, а ведешь себя как настоящий альфонс.
            – Это как же? – искренне удивился Алекс.
            Их свидание проходило в Антресольной хазинской квартиры. Родя и Покусанный Денис находились на дежурстве в Фазенде, Жорка на занятиях в универе и ничто не могло помешать им здесь уединиться.
            – Заставляешь девушку не только выпрашивать у тебя свидания, но и искать место встречи.
            – По-моему это место нашел я, – не согласился он с такой напраслиной.
            – Ты понимаешь, о чем я.
            Конечно, он это понимал. И это был уже не первый такой разговор. Купленная Тимоней на паях с братом-моряком квартира ни у кого в «Биреме» не оставляло сомнений, что это, как и крузак, тоже на деньги Копылова. И теперь все силы души Люсьен были направлены на то, чтобы убедить Алекса купить нормальную квартиру для нее, вернее, для их дальнейших любовных свиданий. Более того, она уже присмотрела такую квартиру в пешей доступности от «Биремы». Всего-то и надо каких-то сорок тысяч баксов. Ты, мол, за месяц столько зарабатываешь.
            Простая, вроде бы арифметика, но весь организм Алекса упорно сопротивлялся ей, не желая расставаться с «нажитой непосильным трудом» зеленью. Было даже не очень понятно почему, собственно, он такой жадный: неужели просто денег жалко. Только потом до него дошло: такой подарок автоматически возводил Люсьен на первое место, оттирая Веру на третье-десятое, да и его самого превращает в унизительного покупателя женских любовных услуг за энную сумму.
            Разумеется, при озвучание вслух все это выглядело ужасно неубедительно и даже глуповато. Уж лучше было выглядеть патологическим скупердяем. Впрочем, вода камень точит и месяц назад он выдвинул ей свое условие покупки:
            – Хорошо, но я покупаю эту квартиру на свое имя. Ты в нее заселяешься и через три года я ее переоформляю на твое имя.
            – Три года, что это за срок такой? – совсем не обрадовалась она. – Чтобы я тебе успела надоесть, и ты нашел бы подходящий повод для разрыва? Или тебя за это время подстрелят, и я у разбитого корыта?
            Насчет «подстрелят» довод был железобетонный.
            И сегодня он сказал так:
            – Хорошо, давай я покупаю тебе квартиру, но мы с тобой полностью все прекращаем, ты увольняешься из «Биремы» и больше мне никогда не звонишь.
            – Это ты меня что, на вшивость решил проверить? – Ей и это было не в масть. – За деньги я с тобой или нет?
            – Ты со мной за свое светлое будущее и это есть главный женский закон, против которого никто никогда не моги возражать. Просто ты с квартирой сразу превратишься в мою вторую семью. Против тебя как возлюбленной я ничего не имею против, но как вторая семья… – Алекс сделал весьма выразительный жест руками, мол, увы и ах.
            Минуту Люсьен молчала, приводя в порядок перед зеркальцем макияж.
            – И ты готов хоть завтра пойти в банк и дать мне эти деньги?
            – Не совсем так. У меня есть еще одно условие: квартира будет куплена не мной.
            – Как это?
            – Богатым папиком должен быть другой. Например, Попов. Ты же сама говорила, что он к тебе когда-то крылья подбивал. Вот и пофлиртуешь с ним при народе, пару раз в кабак сходишь, в номере у него пару часов посидишь, а потом с загадочным видом оттуда прокрадешься на выход.
            – Да ты у нас настоящий сутенер, – сердито бросила Люсьен.
            – О Господи! Опять все не так! – взмолился он. – Придумай лучше!
            – Это ты так из-за Веры стараешься?
            – Нет. Я всегда и во всем стараюсь только из-за себя. В общем ты услышала мои слова: квартира должна быть якобы куплена не мной!
            Глаза оскорбленной девушки метали молнии и другие электрические разряды. Терпеть это было малоприятно, но с другой стороны не может же он весь окружающий мир сводить только к таким частным любовным разборкам. Выйди на улицу, встряхни головой и переключись на что-то другое.
            Второй квартирой, покусившейся на его кошелек, стали соседи за стенкой его отельерной. Сами пришли и спросили, не хотите ли купить нашу трехкомнатную квартиру и всего за пятьдесят тысяч. Именно мимо нее он проходил всякий раз, когда ускользал из «Биремы» через соседний двор. Квартира была хороша, не нуждалась даже в ремонте – готовый офис на вырост то ли для интернет-газеты, то ли для юридической конторы Циммера, то ли для администрации империи самого Алекса. Можно было поднапрячься и вложиться сюда, но тогда Люсьен точно в полном пролете, что не есть хорошо.
            В ситуацию неожиданно вмешалась Вера. Ей пришел вызов на оформление наследства бабушки и перед тем, как уехать на два дня в Тверь, она затеяла со своим гражданским благоверным серьезный разговор.
            – Я все же хочу купить в Питере себе однокомнатную квартиру.
            – И что ты будешь с ней делать?
            – Иногда прятаться от тебя, иногда приглашать своих родственников и друзей.
            – Супер!
            – Только мне не хватает пяти тысяч. Та, которая мне нравится, стоит двадцать тысяч.
            Какой сюрприз! Оказывается, она втихаря уже себе и хату выбрала! А что, если он не станет ее отговаривать?
            – Пять тысяч? Не вопрос, конечно, одолжу.
            И он невозмутимо перевел разговор на другую тему. Лишь, когда она уехала в Тверь, спохватился: обещанная Люсьен квартира стоила вдвое дороже, чем квартира для его во всех смыслах несравненной невесты. Это вам не банальный шпионский провал – пятно ляжет на всю его будущую семейную жизнь какой бы счастливой она не случилась.
            Посадив Веру на поезд он с Московского вокзала отправился в «Бирему», дабы развеять свои квартирные печали с Жоркой и Ларой. Но Хазин был занят своим «Светлобесом» так что из ушей пар валил, Лара тоже куда-то подевалась. Оставалось лишь сидеть в отельерной и смотреть новости. Там его и нашел Родя. Дисциплинировано позвонил по внутреннему телефону с ресепшена и попросил о приватном разговоре. Слово «приватный» Алекса заинтриговало, до сих пор он с ним как-то не сталкивался. Спешно набрал по Интернету и сразу включил в свою активную лексику.
            – Хочу напроситься на пожизненную трудовую кабалу, – без обиняков начал Родя. – В нормальное крепостное право. Осточертело с кем-то жить в одной комнате. Съемную хату тоже не хочу. Самую зачуханную жилплощадь, но свою. Из четырех с половиной тысяч своей доли за твой «Мерседес» я уже полторы тысячи выплатил. Осталось три. Что, если я на тех же условиях одолжу у тебя семнадцать тысяч и куплю себе однокомнатную в спальном районе, где-нибудь тоже на Выборгском шоссе, чтобы до Фазенды…
            Родя не успел докончить фразу, как Алекс оглушительно принялся хохотать. Оскорбленно весь вспыхнув, Родя вскочил со стула и шагнул к двери.
– Стой, стой! – вслед закричал ему отельер, вытирая слезы. – Просто ты четвертый человек за четыре дня, который просит у меня квартиру.
– Все понял, – Родя продолжал держаться за ручку двери.
Алекс жестом указал ему на стул.
– Есть варианты.
– Какие?
– Заработать три куска, получить полную инициацию в мою команду, а после Нового года, возможно, и эти семнадцать штук на квартиру.
– Ну?
– Надо немного похулиганить и разбить три машины.
– Да запросто.
– Две машины в Москве. Одна Марины, что подстрелила Жорку, вторая – ее папы полковника МВД.
– А третья?
– Третья в Питере. Майора Сосницкого.
– Какого еще майора Сосницкого?
– Майора ФСБ Сосницкого, который по твоим же словам сдал Димона Волкова как сексота ФСБ.
Родя выглядел предельно обескуражено.
– Ну с московскими понятно. А Сосницкого зачем? Ведь ты же к Димону якобы никакого отношения не имеешь.
– Я может быть и не имею. Но офицер ФСБ, который сдает своего агента может и должен быть наказан. Боишься ФСБ? Хорошо. Тогда третье задание будет замочить для устрашения кого-нибудь из лукачцев. Я правда еще не выбрал кого.
– А разбить как? – сделал свой выбор гопник.
– Знаешь, что такое клевец или чекан?
– Ну.
– Три удара клювом клевца: два по салону, один по фаре будут достаточны, чтобы если и не сдать в утиль, то в капитальный ремонт.
– Три раза клевцом – это серия, которая легко отслеживается.
– Молодец, соображаешь, – похвалил Алекс. – Поэтому клевец только один раз, два других чем-то другим. Прояви творческую соображалку.
– А не боишься, что на тебя все равно выйти могут? После суда-то.
– Так да или нет?
– А в Москву командировочные будут?
– Когда вернешься, принесешь мне билеты и счет за очень скромную гостиницу. Еда тоже будет оплачена, алкоголь – нет.
– Как срочно? И где взять клевец?
– В ближайшие две недели. Я скажу, когда. Причину выезда придумаешь сам. Клевец найдешь тоже сам. Потом Жорка примет тебя с ним в свою банду реконструкторов.
– Круто! – восхитился Родя. – Ты сейчас это придумал или раньше?
– Насчет тебя сейчас, остальное – раньше.
 
7
            После подобных квартирных страданий возвращение к обычному гангстерству было целым облегчением.
            – Ну и как ты намерен раздраконить обещанного карася? – допытывался Жорка, когда они ретировались с поминок Лукача, сохранив заготовленные две тысячи тугриков.
            – Я тебе не кэвээнщик, чтобы за тридцать секунд все придумать. Дай мне с этим хотя бы спокойно переспать.
            – Значит, завтра с утра весь план операции будет готов?
            – Конечно. Почему бы и нет?
            Полного плана на утро, увы, не получилось, зато возникли конкретные намерения, которые Копылов озвучил Напарнику в одной из кондитерских возле университета.
            – Вот тебе адрес и фамилия карася, надеваешь парик, лепишь себе грузинский нос, меняешь джип на «Ладу» кого-то из экспедиторов и вперед.
            – Хочешь, чтобы я узнал весь его распорядок дня? – уныло заметил Хазин.
            – Не совсем. Хочу, чтобы ты засек конкурирующую фирму. Ёжик наверняка пошлет туда своих братков на разведку. Мне нужно хотя бы одно их фото.
            – Не понял юмора, – честно признался Жорка.
            – С этим фото мы сделаем Ёжику шикарную предъяву, мол, из-за тебя, жлобина, операция по карасю провалилась. Твоих людей засекли, охрану удвоили и теперь операцию приходится отложить на полгода.
            – А если братков не будет?
            – Тогда ничего не остается, как самим разрабатывать карася.
            – И конечная цель?..
            – Пара миллионов баксов. Наш родительский стартовый капитал – это, конечно, хорошо, но очень медленно. Надоело прибыль по доллару считать, пора уже быстрей олигархами становиться.
            Жорку против такого довода не возражал.
            – Кого-то еще подключать будем?
            – Пока нет. Покупай парик и на меня, буду тебя там подменять через раз.
            Карась, а в миру Епифанцев Арнольд Сергеевич, жил с семьей в элитном доме с закрытой автостоянкой и детской площадкой. Подобраться к ним можно было лишь издали. Как же глупо чувствовали себя Алекс с Жоркой часами по очереди карауля в машине с сильным биноклем и автостоянку и детскую площадку, чтобы за неделю бдений лишь трижды сумев разглядеть карася, сначала садящегося в «Вольво» с личным шофером, а затем дважды выходящего с внучкой на детскую площадку. Но их старания все же были вознаграждены, Жорке удалось засечь двоих братков Ёжика, которые поперлись в подъезд дома и были с позором изгнаны двумя рослыми охранниками.
            А потом был вызов на ковер к Ёжику. Снова пожаловал Гаврила с двумя подручными, теперь уже прямо в «Бирему», мол, надо ехать, Савела срочно зовет. Жорка продолжал честно ходить на занятия, и у Алекса не было выбора – не Стаса же с собой приглашать. Еле успел на выходе вспомнить про выпитое пиво и метнуться назад как бы в туалет, на самом деле за своей стрелялкой.
            Его повезли в пригород. Там в загородном доме за трехметровым забором проходил сходняк лукачцев. На входе его даже обыскали: похлопали по бокам и подмышкам. Ёжик с полдюжиной приближенных трапезничал в зале, увешанном копиями, а может и не копиями старых русских живописцев.
            – Ну что отельная прислуга скажешь? Не многовато ли денег ты нам задолжал? – новоявленный вице-король чувствовал себя полным хозяином положения.
            – Задолжал не я, а ты! – Алекс уверенно прошел вдоль стола к королевскому торцу и положил перед ним фото, сделанное Жоркой.
            Два соседа Ёжика вытянули шеи, дабы рассмотреть, что там.
            – Что за хрень подсунул?! – главарь смотрел и ничего не понимал.
            – Своих братков не узнаешь? Которые к Епифанцеву поперлись? Под камеры и проверку паспортов. Речь про два миллиона баксов, которые ты по своей тупости просрал!
            От такой гипер-наглости у Ёжика даже горло перехватило.
– Кто сделал это фото? – быстрей опомнился бугор слева.
– Да уж не менты и не охрана. Теперь все придется начинать сначала.
Фото пошло по столу.
– Это же Бэха и Гундосый, – признал кто-то своих шестерок.
– Тебя, слизняк, не по этому делу сюда привезли, – обрел дар речи Ёжик. – Свои фуфельные лимоны засунь себе в зад. Мы тебе счетчик включаем на…
– У тебя нет оснований называть меня слизняком, – не дал ему закончить Алекс. – Еще раз назовешь…
– Этот слизняк мне еще угрожает! – зло ощерился Ёжик, вставая из-за стола.         
Выхватить из-за пояса «Макарыча» и сразу нажать на гашетку заняло две секунды.
– А-а-а!! – заорал Ёжик, хватаясь за простреленную коленку и падая снова на стул.
Не давая никому прийти в себя, Копылов подался вперед, одной рукой схватил Ежика на ворот, а второй приставив ему ствол пистолета под подбородок. Он шел ва-банк, понимая, что его собственная жизнь сейчас висит на волоске.
– Ты не понял, что я сказал?! Никогда меня так не называй! Кивни, что понял!
Ёжик кивнул и это все увидели.
– Бросай волыну! – в спину Алекса уперся пистолетный ствол.
Не оборачиваясь, отельер сильно махнул рукой назад. Следом резко извернулся, готовый выпустить всю обойму. Но стрелять не потребовалось. Тот, кто держал его на пистолете лежал на полу, удар рукояткой «Макарыча» пришелся ему по голове. Сам пистолет валялся на полу. Мгновение, и он уже был в левой руке Копылова. Пять или шесть братков рефлекторно подались назад.
– Счет за врача знаешь куда прислать, – оглянулся Алекс на пребывающего в шоке Ежика и двинулся с пистолетами на выход. Его никто не останавливал.
Жорка уже находился в Магазине, поэтому отельер на такси поехал именно туда. Хазин был на зале, разбирал конфликт со сварливой покупательницей. На знак Копылова, тут же приказал вернуть ей всю сумму и повел Алекса в директорский кабинет.
– Оцени штучку, – мародерский трофей лег на его стол.
– «Глок». Ух ты! Откуда?! – Жорка в восторге крутил в руке редкое оружие, не забыл и полную обойму проверить.
– Не хотел тебя с лекции срывать, поэтому пришлось разбираться в одиночку.
– Ну, ну, ну! А то не отдам! – Хазину требовался самый полный отчет.
Алекс рассказал, верно по событиям, но пижонски по деталям, причем на радость Стасу на чистом испанском языке.
– И что они тебя вот так легко отпустили? – тоже перешел на испанский Жорка.
– А что им оставалось делать после моих четырех сталинских ударов: сначала про два лимона баксов, потом выстрел на ровном месте, потом испуганный кивок Ёжика, потом захват второй стрелялки.
– И что теперь?
– Откуда я знаю.
– Стас и Ева в курсе?
– Пока, думаю, нет.
– А просто попугать их «Макарычем» не мог?
– А не американский коп, чтобы разговоры разговаривать.
– И главное, без меня! Сделал меня безнадежным аутсайдером.
– Извини, брателло, в следующий раз стреляешь только ты.
Тень сомнений еще больше набежала на веселость Жорки:
– Ты понимаешь, если они паханов взрывают, то что же сделают с тобой?
– Ну умру под пытками, делов-то, – продолжал куражиться Алекс. – Вы с Евой обязательно, чтоб отомстили, а то по ночам к вам являться буду.
– Тебя-то ладно, а если Веру в оборот возьмут?
Но главного князька трудно было смутить.
– Значит, готовим пятый и шестой сталинские удары. Превентивное нападение на хату Ёжика и вступление с ним в переговоры с позиции силы. Хотел пострелять, вот и постреляешь.
– Может Веру на пару недель переселить на съемную квартиру? – не слушая, серьезно предложил Хаза.
– Заодно и на работу в другую библиотеку, – скептически хмыкнул Копылов. – В общем, давай истерить будем чуть потише. Как будет так будет.
Раздавшийся телефонный звонок внес свой нюанс. Звонил Тимоня. Сообщил, что Савелу-Ёжика увезли в платную больницу, где не задают лишних вопросов. Понимать это надо было, что милиция поставлена вне игры – уже полегче. Алекс не спрашивал, что там говорят насчет его стрельбы, Тимоня охотно говорил сам. По громкой связи хорошо был слышен его чуть хриплый голос:
– Решают, быть налету на «Бирему» или нет. На «боксеров» не очень рассчитывай. Они сами не знают, что им делать, не хотят ни нападать, ни защищать тебя.
Теперь оставалось только отправляться в отель и занимать там круговую оборону. Призваны под ружье были Глеб-Игорь со своими стрелялками. Ева, узнав о ситуации и для порядка как следует пошумев, тоже захотела на баррикады. Для нее в «Биреме» нашелся даже лишний ствол, ранее привезенный Копыловым для Хазина. До Стаса не дозвонились (раз в месяц он стабильно куда-то исчезал), и это было даже к лучшему – некому вставлять палки в колеса. Зацепинские телефоны тоже молчали, видимо «дядя Альберто» снова был в дальнем отъезде. Алекс вспомнил о номере телефона, оставленном для него майором, и вызванный по нему сотрудник, неприметный молодец тридцати пяти лет, попросивший называть его Иван Иванычем, тоже приехал. Не имея четких инструкций на подобный форс-мажор, он делал только то, о чем просили: надо приехать – приехал, надо с оружием – вот оружие, надо отстреливать бандосов – тоже могем. Были еще четверо гопников, но они имели при себе лишь травматическое оружие и служили в качестве разве что группы поддержки.
В «Биреме» сие многолюдство мужиков с настороженными физиономиями вызвало тихую панику, особенно после того, как у входа в подвал появилась табличка «Фитнес-центр по технической причине не работает», а на второй этаже такая же табличка на закрытом Клубе. Ничего не оставалось, как отправить женскую часть персонала по домам.
Наконец к исходу третьего часа появился и Стас, Ева таки дозвонилась до него по тревожной линии. Ворвался в отельерную, где перед двумя мониторами с камерами наружного наблюдения сидела славная троица фабзайцев, явно с целью устроить разнос, однако присутствие в уголке незнакомого мужичка заставило его прикусить язык.
– Это Иван Иваныч, моя крыша от Петра Иваныча, – представил человека Зацепина Копылов.
– Вы что, тоже готовы стрельбу открывать? – среагировал инструктор.
– Как получится, – Иван Иваныч был сама невозмутимость.
Стали разминать ситуацию на предмет дальнейших действий: если сегодня пронесет, что делать завтра и послезавтра.
– Ну да, сидеть и каждый час бояться, – категорически был не согласен Алекс. – Я думаю, надо действовать прямо сейчас, достать броники и в три часа ночи брать в оборот дом Ёжика, когда там все перепьются, и никто не будет ожидать от нас такой наглости.
Его воинственность действовала заразительно, словно и в самом деле не было ничего необычного в атаке на банду с пистолетами наперевес.
– Какой ты борзый! – возбухнула Ева (ведь явно без нее пойдут). – Есть специально обученные люди, ОМОН есть со своими брониками. И отмазка можно придумать, мол, соседи облаву вызвали.
– Может ФСБ лучше попробовать, – Хазину хотелось выглядеть рассудительным. – По вашим каналам, – глянул он на Стаса и человека Зацепина.
– Это тут же засветит всю нашу-вашу липовую конспирацию, – возразил Стас.
Все четверо вопросительно посмотрели на Иван Иваныча.
– А с чего вообще начался весь сыр-бор, – попросил тот расширенную информацию.
Алекс вкратце рассказал.
– А почему взорвали этого Лукача?
– «Макарычами» с другими ОПГ не поделился, – хмыкнул Жорка.
Копылов подтвердил его слова.
– Ну так может от этого и плясать, – принялся вслух рассуждать Иван Иваныч. – Как я понимаю, вам не хочется светить дорогого товарища (кивок на Алекса), чтобы его не посчитали ментовским или фээсбэшным стукачом. Ну так можно подключить военную прокуратуру, пусть она перекроет канал утечки армейского оружия. А оттуда протянуть аресты и за бандосами, мол, через вояк протекло.
Все попытались было спорить, но очень скоро пришли к выводу, что такой ход самый лучший и перспективный.
Переговоры были прерваны новым звонком Тимони, сказавшим, что налет отменен, Ёжик в больнице на операционном столе, а бугры решили вступить в переговоры. Еще через час в «Бирему» приехал Забара, владелец «Глока», явно на разведку, но с формальной причиной, которую он объявил, когда его сквозь строй защитников отеля, провели в подвальную бильярдную, где Алекс с Жоркой как ни в чем не бывало в присутствие Иван Иваныча катали шары:
– Мне бы назад мою волыну. Без нее мне никак. Сколько хочешь?
– Что с воза упало, то пропало. – Алекс лихо вогнал свояка в лузу.
– Тысячу баксов.
– Не-а. Говорю, назад не получишь.
– Две тысячи и «Макарова» в придачу.
– Не-ет! Слов не понимаешь, что ли?
Забара опасливо покосился на человека Зацепина.
– Я же ведь мог и выстрелить, но не стал.
– Раз не выстрелил, значит, не мог.
– Тачку даю, «Форд» девяносто седьмого года.
– Поучаствовать в моей операции с карасем хочешь?
– Ну.
Новый шар в лузу не попал.
– Черт! Мимо. Когда ваши дуроломы немного в чувство придут, позвонишь, и я скажу, что тебе делать и как. Как там, у вашего Ёжика операция прошла? Только одну ногу ампутировали или две?
– Ничего не ампутировали. По кусочкам все склеили. Ты специально именно в колено?
– А сам как думаешь?
– Специально.
– Если надо за Лукача кому отомстить, я могу поучаствовать. Так и передай. – И жестом Алекс указал, что Забара может быть свободен.
Когда дверь за ним закрылась, Жорка, бросив кий, захлопал в ладоши:
– Браво! Нашему Крестному отцу многие лета! Живи и пахни! Или нет? – обратился он к человеку Зацепина, который вызывал у него жгучий интерес.
– Ну что ж, бандитское прикрытие тоже прикрытие. Андреналинщики вы наши, – усмехнулся тот.
 
8
Увы, если свои шпионские дела славной инкубаторской троице более или менее удавалось скрывать, то того же сказать о делах бандитских никак не получалось. И недели не прошло, как о копыловском выстреле стало широко известно едва ли не во всем районе. И если персонал отеля еще верил в какие-то выстрелы из травматического оружия, то «боксерам» и гопникам все было известно доподлинно. Отныне ни одна пешая прогулка Алекса от «Биремы» до Магазина или Шалмана не обходилась без почтительных приветствий и узнающих взглядов большого количества совершенно незнакомых людей.
            Каким-то непонятным образом о его лихачестве стало известно даже Вере.
– Так ты оказывается не шутил, когда грозился оставить меня вдовой, – мирно обронила она пару дней спустя тихим вечером, дав ему почти закончить домашний ужин. – Расскажи, каково это взять и выстрелить в живого человека.
– Ты для себя это хочешь знать или для своих литературных экзерсисов? – Он продолжал невозмутимо запивать чаем пирожное.
– И для того и для другого.
– Есть такие волшебные слова: «правильное решение». Когда так себе скажешь, то только думаешь, как получше достичь результата, все остальное не важно.
– Наверно все наемные киллеры тоже себе так говорят?
– Думаю, да. Разве я тебе не говорил, что я вроде консильери?
– Насколько я знаю, консильери – это или советник, или завхоз, но сам при этом не дерется и не стреляет. Я думала, судя по твоем окружению, ты скорее участвуешь в каких-то милицейских играх, а не в бандитских.
Спокойствие ее голоса буквально покоряло его.
– Ну да, имею спецзадание выявить и сдать кому следует весь бандитский Петербург.
– А деньги в Финляндии у тебя откуда? Сказали, что целый миллион долларов.
– Было почти два, осталось тысяч восемьсот, не больше, – признание далось ему без особого труда, давно хотел это сделать и посмотреть что будет.
– И я твоя единственная наследница?
– Ну вот видишь, тебе в шпионскую школу можно прямо без экзаменов поступать. Лучшего шныря им не найти.
– Так это все правда?
– Более-менее.
– Ты специально так сделал? А я все думала, как это ты сделаешь, чтобы расставание с тобой для меня было смертельно опасно. А оно вон как!
Он решил за лучшее промолчать.
– Почему я?
Вопрос как всегда его умилил.
– Потому что ты по-прежнему не делаешь никаких ошибок и поэтому – средоточие для меня идеальной женщины. Даже обидно.
– Обидно?
– Ну да. Комплексовать рядом с тобой начинаю. Почему я не такой идеальный!
– Ну и почему ты такой не идеальный? – тут же подхватила она.
– Наш главный с тобой плюс – это наш возраст. Мы оба с тобой пока только взлетаем, ищем свои ориентиры, находим свои опоры и приоритеты и так далее. Как же я терпеть не могу девиц, которые насмотрятся дурацких фильмов и стараются в себе изобразить кучу киношных эмоций. Просто здорово, что в тебе ничего этого нет…
– Скажи, что мне надо сделать, чтобы ты отпустил меня? – вдруг произнесла она.
Алекс почти не удивился.
– Просто произнеси «отпусти меня» и все.
– И ты от меня сразу навсегда отстанешь?
– Разумеется.
– Ну вот почему ты так говоришь?! – гневно вспыхнула Вера.
– Потому что самое страшное для меня – быть кому-то в тягость. И терпеть не могу кому-то что-то доказывать. Твоя самая главная завлекалочка, что ты никак не пытаешься мной управлять и не ставишь свои интересы выше моих, да еще умеешь к чему-то стремиться помимо меня. Простодушному юноше вроде меня устоять совершенно невозможно. 
– Если б ты только знал, чего это мне стоит, – она вздохнула так скорбно, что он не выдержал и рассмеялся. Сгреб ее в охапку, перекинул через плечо и понес в спальню – за такой изумительный разговор она достойна была получить самую высокую его мужскую награду, заодно и про высокую любовь поговорить будет можно.
Впрочем, до итогового любовного воркования дело в этот раз не дошло. Едва Вера, завернувшись в простыню, пошла в ванную, он быстро вскочил, надел футболку и спортивные треники.
– Ты уходишь? – обидчиво спросила она, возвращаясь в спальню.
– В мир танца, причем вместе с тобой. Что у тебя есть легкого и свободного? Впрочем, можешь и голышом – я не возражаю.
– Какие танцы! Я вся разбитая. Что за фантазии посреди ночи!
– Женщин жалеть – только портить! – Он решительно потянул ее в гостиную, где вставил в видик диск «Школа рок-н-ролла», за которым гонялся целый месяц.
– Что это? – изумленно округлила глаза Вера, едва зазвучала бешеная мелодия и красивая пара на экране принялась показывать высший танцевальный класс.
– Очередной этап твоей инициации. За полтора месяца должна освоить, чтобы сразить «Бирему» наповал.
– Я? А ты сам такое умеешь?
– С хорошей партнершей и дурак умеет.
– Давай завтра начнем, – заканючила она.
– Никаких завтра! Или откладываем инициацию до следующего Нового года.
Он принес из спальни четверо плечиков с ее платьями. Вере не оставалось ничего, как подчиниться и выбрать что полегче.
Повторять движения по картинке с экрана было полной лажей, зато в руках мастера самое то.
– Раз, раз, раз! – снова и снова показывал он, сначала медленней, потом быстрей, потом еще быстрей.
– Я не могу! У меня не получается! Ты издеваешься! – пищала она, но делала, повторяла, копировала.
Через полчаса соседи застучали по батарее, и они сделали звук потише, но чуть погодя застучали снова, и первый урок был закончен.
– Ну что ты за гад такой! – возмущалась Вера, по новой отправляясь в ванную. – Каждый раз подсовываешь мне себя в новом обличье. Сколько мне от тебя еще ждать таких неожиданностей? Какой будет моя финальная инициация?
– Простое жертвоприношение, ничего больше. Вот только еще не знаю с помощью ножа или пистолета.
– А кого? Твоего заклятого врага?
– Еще чего? С заклятым любая школьница справится. Я же сказал жертвоприношение, а не мочилово, значит, жертва должна быть невиновной.
– Но ты же шутишь?! Точно шутишь??
– Так с ножом или с пистолетом, что выберешь? – улыбаясь, дожимал он.
– Ну тебя к черту с твоими шутками! Одна мыться буду! – дверь ванной захлопнулась прямо перед его носом.
«Он уже совсем с катушек слетел, – сам с собой рассуждал шестью этажами ниже Стас, снимая наушники. – Когда же, девочку, наконец-то прорвет?» О том, что любой бред насчет Алекса непременно потом сбывается, он всеми силами старался не думать.
 
9
            Слова Копылова о двух миллионах баксов разъедали лукачцев почище проигранного мордобоя. И когда две недели спустя Савелу-Ёжика отправили на повторную операцию колена в Германию, ситуация и вовсе приняла пародийный характер. В «Биреме» в качестве переговорщика снова появился Забара:
            – Ты говорил, что оплатишь лечение Савелы. Ну так за базар надо отвечать.
            – И отвечу. Давай смету расходов.
            Через день Забара привез и смету. В нее входила не только операция в Германии, но и недельное проживание там троих братков и подруги Ёжика.
            – Операцию оплачу, а турпоездку подтанцовки нет, – сказал, как отрезал Алекс. И выделил аванс в десять тысяч тугриков, пообещав все остальное заплатить после предоставленного из берлинской больницы окончательного счета. По факту это походило на нормальную рэкетирскую дань, но по сути на некую шефскую матпомощь, что рано или поздно должно было дойти до подручных Савелы-Ёжика.
            Ну а пока с отъездом последнего в славный город Берлин, в питерском околотке, окучиваемом лукачцами, наступила тишь и благодать, во всяком случае в отношении копыловско-хазинско-циммерской собственности.
            – Спасение утопающих в руках самих утопающих, – в два голоса Алекс с Жоркой вводили сию оригинальную мысль в уши Стаса, и на седьмой или восьмой раз тот сдался и оказал нужное содействие в создании Охранного Агентства «Эскорт», а потом и вовсе с благословения Зацепина и питерского начальства под видом армейского отставника Николая Григорьевича Сорокина стал его директором. Узнав о таком решении, Копылов испытал двоякое чувство: с одной стороны, был рад такой могучей поддержке, с другой опасался, не станет ли инструктор его более решительно наставлять и контролировать. К чести Инкубатора, Стас-Сорокин держал марку: внешне ни во что кроме Агентства не вмешивался и даже прилюдно пару раз обрезал отельера, когда тот слишком много задавал вопросов, мол, я свое дело знаю и прошу мне не указывать. Щекотливый вопрос насчет зарплаты капитану решился достаточно просто:
            – Будешь платить на пятьдесят процентов больше чем остальным охранникам.
            – Игорь-Глеб подрядились у меня по тысяче баксов в месяц. Стало быть, вам полтора куска. Ваше начальство вряд ли это переживет, – пряча улыбку, прокомментировал Алекс.
            – Они у тебя на белой зарплате? – чуть подумав, уточнил Стас.
            – Кто же сейчас на белой работает. Шестьсот через кассу, остальное в конвертике.          
            – Хорошо будешь мне через кассу платить восемьсот и еще четыреста в конвертике.
            – А за сверхурочные как?
            – Еще одно слово! – скрежетнул зубами новоявленный директор.
            – Шучу, шучу! – Копылов со смехом на всякий случай отскочил подальше от серлитого Стаса.
            Главное, что теперь для охранников можно было добиваться разрешения на боевое оружие. Сразу и два «сторонних» клиента нарисовались: ресторан «Циммер» и Магазин Хазина охотно стали платить за охранные услуги «белую оплату» на радость районной налоговой службе.
            При оформление в Агентство шестерки «боксеров» Алекс счел нужным наложить на них свою паханскую опалу:
            – Если бы вы повели себя чуть иначе, мне бы не пришлось ни стрелять в Савелу, ни оплачивать его лечение, поэтому полгода будете получать не по шестьсот, а по четыреста баксов. Заодно это будет и ваш испытательный срок. Никаких матов-перематов, пьянки и нарушений порядка. И забыли про Савелу. Под мои знамена так под мои. До утра можете подумать, завтра скажите мне окончательный ответ. Кстати, остальным лукачцам можете устроить большую отходную, я не возражаю.
            Удивительно, но парни с одной-двумя ходками за плечами слушали отельера с полным вниманием и пониманием, и на следующий день все, как один написали заявление о приеме в Агентство. Правда, с отходной лукачцам в приснопамятном кафе «Дымок» у «боксеров», вернее, у Тимони, вышла целая история. Бугры завели его в подсобку и набросили на голову целлофановый пакет – покупка крузака и квартиры дали себя знать. Каждое удушение заканчивались одними и теми же вопросами:
            – Откуда зелень? Кто этот Алекс Копылов? Кто за ним стоит?
            Не выдержав пытки, домушник сознался, что они с Алексом грабанули на сто десять тысяч баксов одну хату. За свою долю он все это и купил.
            Его признание впечатлило бугров – выходило, что тонконогий пацан-отельер все же одной с ними крови, только более скрытный и весьма фартовый. Тут еще узнали, что за четырех «боксеров» Копылов продолжает выплачивать сестре Лукача по четыре «Франклина» в месяц. И ясно замаячил вопрос: а не пора ли и им самим поучаствовать в его миллионных делишках?    
            До прямых переговоров дело, впрочем, не дошло – Алекс выяснил у Тимони из какой именно войсковой части лукачцам поступают чистые «Макарычи» и снова позвонил Иван Иванычу: выручайте! Обещанная военная прокуратура была приведена в действие и продавцов с покупателями накрыли прямо в километре от склада. Пара дней – и полтора десятка лукачцев тоже оказались в Сизо. Под раздачу попали и пару «боксеров», но их Алексу удалось отмазать, к еще большему укреплению собственного авторитета. И выехавший накануне Нового года из Берлина Савела-Ёжик до Питера так и не доехал – счел за лучшее затаиться на каком-то партизанском хуторе в Беларуси. Тимоня же за свою полезность стал регулярно получать вторую тайную зарплату, минуя официальную кассу. Про его преданность теперь беспокоиться не приходилось – сдача за решетку целой банды не оставляло ему никакой надежды на какую-либо бандитскую амнистию.
            У Стаса-Сорокина тем временем появился служебный подержанный «Фольксваген» вместо набившей Алексу оскомину вишневой «Лады»-шестерки.
            – Ну вот, значит и от меня вам какая-то польза, – не преминул одобрить отельер.
– Ты лучше расскажи, кто такой Епифанцев и с чем его едят, – потребовал Стас. – «Боксеры» только об этом и говорят.
– Вы это спрашиваете, как надзорный инспектор или как начальник моей службы безопасности?
– Ладно, колись давай, на два расстрела ты уже и так давно заработал.
Почему бы и нет – и Копылов рассказал инструктору всю подноготную «Списка 30» о том, как в руки его отца в Коста-Рике в 92 году попал список высокопоставленных московских чиновников с их заграничными счетами и переводом на них многотысячных сумм. И за что три месяца спустя ретивую гэрэушную семейную пару в Москве заложили цэрэушникам. Потом было бегство от полиции по шоссе через джунгли, во время которого был убит отец Алекса, а мать осталась прикрывать отступление раненного сына и еще одного сотрудника, который имел возможность благополучно вывезти Алекса в Россию. Предполагая подобное развитие событий родители сделали несколько копий «Списка 30», один из которых оказался в чипе, упрятанном в медальон, а медальон в кармане у Алекса.
Цепь случайностей помогла несколько лет спустя Алексу сохранить, вернее, восстановить этот Список. Более того, он попытался пустить его в дело. Но увы, в перестроечное время никакое расследование деятельности высокопоставленных предателей стало невозможно. Четверо из этой Тридцатки сейчас находятся в Питере. Эпифанцев один из них.
– И ты решил напустить на него всю бандитскую братию??! – Стас и не пытался скрыть своего крайнего удивления.
– Для меня это всего Правильное Решение.
– И что ты хочешь от меня?
– Ничего. Просто объяснил, кто такой Епифанцев.
– Я так понимаю, Хазин тоже в деле.
– «Мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем».
– Охренеть! Вот что значит связываться с малолетками.
– Вы считаете, не получится? – в глазах Алекса плясали чертенята.
– Еще скажи: «Предатель должен сидеть»!
– В общем, вы спросили – я ответил. Теперь мяч полностью на вашей стороне.
            В первую минуту Стасу казалось, что он с этими глупостями справится легко-легко, через день это уже виделось целой ловушкой, как не поступишь – все плохо, через неделю была поездка в Москву на встречу с Зацепиным, когда на осторожные намеки капитана, майор бодро ответил: все это именно так и обстоит и дай ребенку перебеситься как ему нравится, через месяц это был уже чистый саспенс, наблюдать как «ребенок» приступит к осуществлению своего Правильного Решения.
 
10
Все эти передряги совсем не мешали Копылову продолжать регулярно ездить на Фазенду лечиться там от стресса, вернее, один стресс перешибать другим – строительно-хозяйственным, уж очень хотелось подготовить там все к проведению роскошных новогодних праздников. Для этого мало было обеспечить сносное зимнее пристанище, но и придумать достойную развлекательную программу.
Коробка Мотеля уже была в полном наличие, оставалась только внутренняя отделка, на что в помощь новгородцам была брошена молдавская бригада в шестиголовом составе.
            Жорка к этому времени настолько поправился, что приступил к полноценным занятиям в бойцовском клубе, сражаться не сражался, но спортивные нормативы уже подтягивал до своего прежнего уровня. В универе получил себе отмазку на регулярное посещение больницы и через раз ездил на ранчо вместе с Копыловым. Дела в Магазине у него шли по нарастающей, две тысячи роялти в месяц повысились до трех и все они регулярно передавались Алексу, в качестве компенсации расходов по их коневодческой ферме. На прожитье Жорка вполне довольствовался восьмистами долларов за «Светлобеса», платой за сданную в наем московской квартиры и шпионской стипендией у Стаса. Мысль о новогоднем кайфе и развлечениях поддержал целиком и полностью. Разногласие касалось лишь количество приглашенных гостей:
            – Персонал «Биремы» и «боксеры» тебя не поймут, если ты не захочешь пригласить их на Фазенду.
            – Так ведь и смысл в том, чтобы хорошо от них от всех отдохнуть. На Фазенду повезем весной, чтобы с пользой сразу на полевые работы, – отшучивался отельер.
            – А как с мелкобритами?
            – Думаю, они на свое Рождество все свалят в Лондон и у нас до пятнадцатого января не появятся.
            – Неужели и гарем не позовешь? – от души подначивал Хазин.
            – Лару возможно, Люсьен ни за что.
            Как вышколенные тайные агенты они практически никогда не задавали друг другу личных вопросом, но тут Жорка не устоял, чтобы не спросить, как это у Алекса так получается, что наложницы не доставляют ему особых проблем: «Продай секрет».
            – Просто я с ними на берегу стараюсь обо всем договориться, – как мог объяснял Копылов. – Слухи о женской ревности и капризности сильно преувеличены. Не хочу быть виноватым и никогда им не буду. За выяснением отношений пусть дамы отправляются к кому-нибудь другому, не ко мне. Ты же не требуешь, чтобы я был только твоим другом и ничьим другим, а почему дамы должны это требовать? Поэтому я мужское эмансипэ за равные отношения мужчин и женщин в самом чистом виде.
            – Не возражаешь, если я эту твою ахинею в «Светлобес» запущу?
            – Только если подпишешься своим ником. С жирным удовольствием посмотрю, как ты от разъяренных девиц снова будешь спасаться бегством.
            Насчет продолжительных заснеженных праздников Хазин предложил добрый букет идей: от санок по льду под парусом до взятия снежного городка (смотри картину Сурикова), от поисков по карте запрятанных сокровищ (еще придумаем каких) до сооружения древнеримской баллисты (ох и постреляем), от ристалища для боев на мечах до всех видов метания, включая пращи, саперные лопатки и бумеранги. Ну, а если успеть приобрести вторую лошадь, то и вовсе будет все небо в алмазах.
            – Хорошо, – не возражал Алекс. – Утром тонна сена – вечером второй мерин.  
            Иногда они отправлялись на Фазенду совсем по-домашнему, прихватывая с собой Веру и Еву. Мотель представлял собой четыре однокомнатных и два двухкомнатных номера, входными дверьми выходящими на длинную застекленную террасу, которую в свою очередь предполагалось дополнительной галереей соединить с Усадьбой, дабы можно было в любой мороз перемещаться по всем помещениям в одних тапочках. С галереей никак не успевали, ну и ничего, двадцать метров и по заснеженной тропе и так пробежим в тех же тапочках. Два двухкомнатных номера, разумеется, были для князьков, и Вере с Евой было предоставлено полное право выбрать для них и обои, и пол, и мебель, чем они не преминули в полной мере воспользоваться. Помимо этого, приходилось заботиться и о всей остальной начинке лесной резиденции: куче телевизоров, электронном пианино, бильярдном столе, проводке интернета, музыкальном центре с караоке, видеотеке, обширной библиотечке (вдруг найдутся любители почитать). Заодно решались все деловые вопросы с целой кучей работников, обретавшихся на Фазенде, включая привезшего в очередной раз семь иномарок Севу и новых клиентов строительной фирмы. Разобравшись со всеми этим, они с Жоркой непременно переодевались в рабочую одежду и каждый занимался своим хобби: Хазин шел к своему Буцефалу, а Копылов вооружившись санками и бензопилой отправлялся в соседний бурелом прокладывать там очередную Тропу Хошимина. Дамы, естественно, следовали за своими благоверными.
            – Сколько же у тебя энергии?! – изумлялась Вера, восседая королевой на санках.
            – Да никакая это не энергия! – отмахивался он от напраслины. – Если бы мне кто со стороны говорил все это делать, у меня бы и половины не получалось. Просто моему сопливому энтузиазму никто не сказал, что он должен время от времени уставать, вот он об этом и не заморачивается.
            В сторону Веры у Алекса изумления тоже было предостаточно. Выдвигая ей еще год назад железное условие не выведывать ничего из его прошлой и настоящей жизни (только то, что сам ей захочет сообщить) он не сомневался, что эта ноша ей будет не по силам. За спиной у него был московский роман с Малышкой Юлей, которая не только тайком проверяла его мобильник и старалась поймать на малейшей лжи, но даже пыталась следить за ним, когда он куда-либо выходил один. Постоянно звучало: «Это не любовь, когда что-то скрывают друг от друга. Только полное доверие укрепляет союз мужчины и женщины. Мы должны рассказывать друг другу все-все». Поэтому нежелание Веры не навязывать ему какие-либо свои правила казалось чем-то притворным и временным. Но время шло и все продолжалось, как в первые недели их романа. Конечно, это можно было списать на ее романтическое желание продлить тайну познания, но не в течение же целого года!!
            Да и в его квартирах: служебной однохатке и собственной Треххатки она вела тоже совсем не владычицей морскою. Сначала он принимал эту ее скромность за некую провинциальную застенчивость перед ним, питерским мажором, и был не прочь выяснить ее настоящую подоплеку, но так ничего и не спрашивал: раз сам про себя не рассказывает, то нечего и ее биографию выведывать.
            Особенно умилял его Верин принцип не просить у него денег: все театры, рестораны и турпоездки она воспринимала как должное, да и на продукты тратила то, что он оставлял в ящике кухонного стола, но этим дело и ограничивалось. Даже пополнением ее личного гардероба ему приходилось заниматься самому, брать за руку и везти в Гостиный Двор за покупками: «Хочу видеть тебя в новом прикиде». Так и получалось, что на свои мелкие женские расходы ей вполне хватало ее ничтожной библиотечной заплаты и гонораров «Светлобеса», позволяя выглядеть почти материально независимой.
            В начале декабря у нее наконец вышла заказная книжица, и она получила не только вторую часть гонорара, но и заказ на новую книгу. Сие событие они отметили особым образом: пригласили в Треххатку Вериных коллег по работе. Две пожилых матроны три часа застолья не утихали ни на мгновение, славословя славную авторшу и предрекая ей большое литературное будущее. Заодно проверяли хозяина дома на его книжную начитанность. Чтобы восстановить свое статус кво, ему пришлось чуть похулиганить.
            – Да, вы правы, тех поэтов, которых вы назвали, я не читал, но все равно стихов на память знаю больше чем вы. Могу поспорить.
            Разогретые шампанским и коньяком матроны приняли вызов и стали азартно на время читать любимые стихи, одной хватило на полчаса, другой на сорок минут. Положив перед ними «Евгения Онегина» для объективного мониторинга, Алекс на голубом глазу выдал наизусть две первых главы, завершив декламацию через пятьдесят минут, пошутив, что может продолжать и дальше, если у дам хватит терпения слушать до утра. Поражены были не только матроны, но и Вера.
            – Господи, ну откуда ты только взялся на мою голову такой!? – стенала она, убирая чуть позже за гостьями посуду.
            – Мама таким родила, – посмеивался он.
            – А ты точно всего «Евгения Онегина» на память знаешь?
            – Еще чего! Любые понты тоже должны быть дозированными.
            – Ну а еще про какой-нибудь свой талант рассказать можешь?
            – Могу. Но только завтра. В один день только один талант.
            Утром она напомнила:
            – Ты обещал рассказать еще про другой свой талант.
            – Ладно. Неси ручку и чистые листы из принтера.
            Она принесла. Раньше на портрет у него выходило по двадцать-тридцать секунд, сейчас заняло больше чем по минуте. Зато лики вчерашних матрон получились вполне качественными.
            – Ух ты! – восхитилась Вера. – Как ты можешь вот так по памяти. Можно я их им подарю?
            – Ни в коем случае! Одному моему знакомому, который вот так рисовал портреты воров в законе, раздробили за его умение кисть руки. Поэтому я не хочу, чтобы ты кому-то рассказывала, что я это умею делать. Даже Хазину или Еве. Хорошо?
            – Жуть какая! Ты это придумал или как?
            – Разумеется, придумал, – он чмокнул ее в нос и понес рисунки прятать в сейф в кабинете.
 
11
            Бедному Стасу теперь доставалось аж с трех сторон. Даже спиной он чувствовал не прекращающие ухмылки всех трех своих фабзайцев. Не сильно отставали от них и генерал с подполковником.
            – Ну и каково это быть вертухаем над урками и уркаганами? – отпускал очередную казарменную шутку Рогов.
            – Валет и без меня так их в оборот взял, что теперь они как шелковые.
            – Неужели и срывов никаких не бывает? – не верил Яковенко.
            – Бывают. Но при этом они очень просят не закладывать их перед Валетом.
            – Боятся его? – сомневался уже генерал.
            – Не то слово! Причем, когда узнали, как Родя с гопниками до полусмерти измордовали его, а новгородцы подожгли на Фазенде новый особняк, их почтение только возросло. Я когда-то читал про германцев – телохранителей Калигулы. Чем больше Калигула совершал сумасбродств, тем больше становился для них похожим на Бога.
            – Эк тебя занесло! – даже крякнул на это Рогов. – То ты напророчил, что Валет станет главарем мафии, теперь еще что накаркать хочешь.
            – А что? На Западе полно сект с новыми мессиями, – подхватил, ухмыляясь, подполковник, – пора и у нас чему-то такому появиться. Напарник же год в духовной семинарии отучился. Вполне технологическую помощь Валету оказать сможет.
            Серьезные умные мужики, а как малые дети! Эх, если бы не субординация, Стас сумел бы им как следует ответить!
            Насчет страхов «боксеров» перед Копыловым капитан ничуть не преувеличивал. Все они не один раз выходили на ринг в спаринге с Алексом и на собственных боках знали силу и точность его ударов. Плюс достижения отельера в ограблении квартир и стрельбе по коленкам. А теперь, когда им, как работникам Агентства, позволено было выбираться из подвала в Буфет, Инглиш Скул и Клуб и видеть там иное, но тоже безусловное главенство Копылова, а также мечтать о ближайшем обретении миллионного куша (каждому по джипу и шикарной квартире) – авторитет их нового пахана принимал все более титановый характер. Поэтому и безропотно сидели на английских занятиях, облачались в костюмы с галстуками и ходили в автошколу (все, разумеется, за свой счет).
            Обретение Стаса-Сорокина в качестве директора Агентства было весьма удачным ходом и с методической стороны. Капитан сразу определил вчерашних урок на закрытые курсы телохранителей, да и сам мог грамотно обучить не только стрельбе и рукопашной, но и тактике охраны как при движении по дороге, так и во время пребывания в людных местах. В день знакомства с криминальной частью своего контингента он для острастки сначала расколол двухдюймовую доску ударом кулака, а потом с помощью стула и веревки показал, как можно устроить человеку невыносимую, а главное, не прекращающуюся пытку – и все, для «боксеров» он вместе с Алексом стал представителем гораздо более заоблачной преступной категории.
            После первой недели, когда угомонились все усмешки и подколки, Стас вдруг обнаружил у своей новой деятельности немало дополнительных плюсов. В кои веки ему пришлось работать в большом коллективе (по чему, как оказалось, он скучал), где можно было шире задействовать свои специфические навыки, объемнее наблюдать и просчитывать все вокруг, лучше держать под контролем всех троих фабзайцев, очно сканировать мелкобритов, более весомо участвовать во всей тайной операции и, наконец, подобно Алексу, нарушать устаревшие правила, уходя в собственное автономное плаванье.
            Взять того же Епифанцева, о котором Стас так и не решился докладывать в Инкубаторе, ведь неизвестно куда такой доклад может вырулить. Вдруг вообще всю операцию с Валетом прикроют, чего капитан страшился больше всего – снова возвращаться к унылому обучению правильных фабзайцев казалось совершенно невыносимым.
            – Если Епифанцев для вас заоблачная задача, давайте потренируемся с более мелкой рыбешкой, – в который раз уже заводил разговор Алекс. – Есть же целый список агентов влияния, которым я передаю конвертики с роялти. Почему никто не реагирует?
            – Ты их тоже предлагаешь похитить и потребовать хороший выкуп?
            – Зачем? Есть простая квартирная кража. Мы же Бандитский Петербург – нам и карты в руки. Никто ничего не поймет. Или вы так и будете терпеть, чтобы эти прохиндеи что-то сливали матрасникам?
            – Никто ничего не терпит. Уже принято решение кое-кого из них выводить из игры.
            – Взять с поличным? Как шпионов?
            – Не обязательно. Просто каждого крупного чиновника всегда есть за что брать по его работе. Вот за эти махинации или взятки и сядут. Только нужно время, чтобы это выглядело самым естественным образом, тебя, суперагента, чтобы не подставить.
            – Все очень прекрасно. Но без чистого криминала я никто. Народ меня не поймет, если я их с квартирными кражами не активирую, – не отставал Копылов.
            – Так это ты все-таки тогда квартиру Севы грабанул?
            – Не помню, может и я. Надо же было как-то репутацию у народа завоевывать. Три месяца, однако, прошло. Домушники нового воровского праздника жаждут.
            – И ты хочешь, чтобы я в нем участвовал?
            – Просто помочь разработать план налета и делать вид что ничего ни о чем не знаете.
            – Я сказал – нет!
            – Не хотите же, чтобы я такой из себя весь ценный погорел на глупой квартирной краже?
            – Я сказал – нет!
            – Вы в курсе, что у уголовников есть свой собственный Следственный Комитет, который рано или поздно раскроет, что все мы здесь – подставные люди?
            – Я сказал – нет!
            Но с каждым разом это категорическое «нет» Стаса звучало все менее решительно.
 
12
Где-то в Невадской или Аризонской пустыне стоял огромный терминал, в который автоматически стекались все сведенья мировой интернет паутины, включая все удаленные и заблокированные сообщения. При желании можно было найти любого пользователя и не только по его почте, но и по его запросам в Сети вычислить не только его деятельность, а и весь психологический портрет. Постоянно помня об этом, Алекс даже для простого «посидеть в Гугле» старался пользоваться пятью разными компами: один в «Биреме», другой в Треххатке, третий в квартире Стаса, четвертый в Магазине Хазина, пятый в однокомнатной квартире Лары.
Сегодня был Ларин день, вернее, день отсутствия Лары, так как совмещать комп с изысканным женским телом никак не получалось. Рядом с громоздким монитором стояли чашка с остатками кофе и блюдце с крошками печенья, те же крошки были и на клавиатуре – Лара не отличалась идеальной аккуратностью. Найдя салфетку и убрав следы кофепития, он включил компьютер, который, разумеется, был беспарольный, Алекс попытался связаться с Западным полушарием, где сейчас было раннее утро. Неделю назад, после долгого молчания Даниловна сама вышла на него, сообщив, что они со Стивом расстались. Тогда в полный масштаб ее трагедии он не очень въехал – дамские любовные драмы носили для него всегда юмористический характер и хоть по-дружески как мог утешал, особого сочувствия не испытывал. Только позже сообразил, что еще полгода и Даниловне не солоно хлебавши придется отправляться из классного Бостона с вещичками в Московию. Сейчас собирался поддержать ее более основательно. Но облом. Попробуем милую маменьку. Трехмесячное отсутствие Зацепина отличный повод для общения с «тетей Анитой» напрямую, узнать, как там дела на шпионском фронте. Тоже полное молчание. Сотрудница кубинской ГУР явно ни каждую минуту сидела у компьютера.
Настроение поговорить тем не менее не проходило, и взгляд Алекса упал на трубку радиотелефона, валявшуюся на журнальном столике. Проверил – трубка работала, поставил на подзарядку, минуту все обдумывал, потом снова взял трубку и набрал домашний номер Исабель – ну может же кто-то ошибиться с номером и набрать из Питера секретный номер кубинской генеральши. К его изумлению голос Исабель отозвался сразу.
– Алло.
– Привет, – осторожно произнес он по-русски.
– Как дела? – узнав, и тоже по-русски спросила она.
– Нормально. Только неопределенность сильно замучила.
– Жди больших денег. Это и будет определенность.
– Больших это сколько.
– Примерно, как за виллу. Если конечно они пойдут ва-банк.
– Как Мария?
– В порядке. Первые буквы уже пишет. А как Вера?
– Первую книгу уже с картинками написала и издала.
– Здорово. Пришли обязательно. Адрес помнишь?
– Конечно.
– Значит, все хорошо?
– Да. А у тебя?
– У меня тоже, – ответила она после пятисекундной паузы. – Спасибо, что позвонил.
Самый простой разговор, а он сидел словно огретый увесистой подушкой. Особенно потрясла пауза перед ее ответом и благодарность за звонок. Все-таки она не такая железная, как он считал и, оказывается, нуждается в самом звуке его голоса. Нужно звонить ей хотя бы раз в месяц, решил он, переходя на Ленту новостей.
Щелкнул дверной замок. Алекс вздрогнул, не сразу сообразив, что это.
– А я как чувствовала, что ты здесь, – сказала Лара, заглядывая в комнату. – Попался, который кусался.
Ну что ж, за отменный телефонный разговор он готов был расплатиться самой высокой мужской платой. Десять минут ушло на ее душ и переодевание в шелковый халатик. Дальше уже все по привычному трафарету.
– Можно я о тебя чуть-чуть спинкой потрусь?
Он что, может сказать, что нельзя? Или запретить своим рукам действовать в автоматическом режиме? Или помешать ей со сладкой улыбкой принимать его действия?
По сути она была даже более лучшим товарищем, чем Ева. Девушка Бонда соглашалась все делать, но непременно сдабривая свои действия вредными замечаниями, дабы продемонстрировать свой высокий личностный статус. Люсьен всегда почему-то налегала на чувства, всеми силами пробиваясь к званию любимой ханум. У огненной Селии на уме лишь сиюминутный праздник, пятиминутное молчание – для нее задача непосильная. И только Лара четко выполняла любые договоренности и просьбы без всяких требований. Правда, порой у него возникали подозрения о ней как о «засланном казачке», но кто и зачем будет ее засылать. Приходилось полагаться на ее признание, что ей нравится участвовать в чем-то большом, эффектном и не стандартном, мол, другие двадцатилетки или сплошные мажоры за папины деньги, или сверхироничные умники-бездельники и только на вас с Жоркой «шкура горит и дымится», к чему-то рветесь и сами чего-то достигаете. Даже амурные дела были поставлены князькам в плюс: в пустую не флиртуете и не потакаете женским капризам. Ценил он и ее высказывания про других людей: точные и без какого-либо злопыхательства в отличие от той же Люсьен, для которой весь мир был полон жуликами и проходимцами.
В этот вечер Ларины наблюдения коснулись его самого. Глядя как он облачается в зимнюю куртку и ботинки она вдруг обронила:
– Тебе самое время в кого-нибудь влюбиться.
Он так и замер, забыв застегнуть на куртке молнию.
– В пятую жену, что ли?
– Нет. Просто влюбиться. Самому.
– А в кого? Адрес и телефон пожалуйста.
– Пора не женщин в свое окно впускать, а самому в их окно влезать. Я все сказала, – и категоричным жестом она отправила его за дверь.
Было поздно и самое время ехать в Треххатку, но озадаченный ее словами, он завернул в «Бирему» увидеться и поговорить с Хазиным.
– Вопрос на засыпку. Ты к девушкам в окно лазил?
– Еще как! – Жорка совсем не удивился. – Два года назад. Классно получилась! На четвертый этаж в рабочее общежитие. Две недели входил к подруге в комнату через дверь – и полное динамо. А когда по балконам влез на четвертый этаж – ей уже совесть не позволила отказать. А чего спросил?
– Восхититься и позавидовать.
Я тоже так хочу, зазвенело во всей копыловской душе. Тусовки в Клубе с изысканными танцами, бильярдом, обсуждениями фильмов и «Светлобеса» отличное место для легкого необременительного флирта, но ведь иногда возникает нужда и в других эмоциях – уж слишком не похожи на влюбленность все эти Люсьены, Лары и Евы с Селиями. Ведь еще год-два и пройдет нужный возраст и уже не получится самому бегать за девушками, покорять их чем-то безрассудным и не просчитанным. Так и будет уныло пользоваться ухватками богатенького и искушенного кавалера, провоцируя мадамов делать первый шаг на сближение и успешно вгонять их потом в рамки четко выстроенных отношений. Да и сами эти уже порядком поднадоевшие биремные тусовки. Недавно тот же Жорка брякнул, что роман между преподавателем и студенткой следует называть изнасилованием. Но по сути, таким же закамуфлированным изнасилованием являются и любовные шашни в собственном отеле. Как бедным тусовщицам показать свой высший женский пилотаж – конечно, захомутать главного танцора. Первый парень на деревне – это точно про него. А какова его ценность за пределами «Биремы»? Ноль без палочки.
Придя к такому выводу, Алекс тут же принялся решать проблему со свойственной ему деловитостью: отказался от прежних прогулок с Жоркой по улицам на предмет шпионских входов-выходов, стал гулять (якобы с той же целью) один, просто превратился в разновидность Гаруна-аль-Рашида, искателя городских любовных приключений, вдруг, повезет защитить девушку от хулиганов или спасти ее от бродячих собак или еще что. Знал, что главным козырем уличных донжуанов было предложение приезжим красавицам показать главные питерские достопримечательности, но для себя посчитал это слишком банальным и дешевым, хотя совсем недавно начинал амуры с Верой именно с этого. Сейчас же хотел непременно чего-то оригинального и в то же время непринужденного и естественного. Но время шло, а ничего подобного не случалось. Несколько раз конечно к нему обращались с просьбой подсказать как пройти туда-то и туда-то, но в интересный разговор это так и не перетекало.
 
13
И вот когда он уже совсем разочаровался в своих пацанских исканиях его прямо на Дворцовой площади окликнул женский голос:
– Саша, ты?!
Оглянувшись, он с трудом узнал в молодой женщине в меховой шапке и красивой дубленке рыжую Клаву, с которой после первого курса в одном купе совершал путешествие из Владивостока в Москву.
– Ух ты какой! С бородой и боевым шрамом! А меня помнишь, как зовут?
– Клавдию Васильевну Синицыну трудно забыть.
– Клава! Клава! – кричала ей группа туристов, направляясь прочь с Дворцовой площади.
– Мы сейчас на экскурсию в Петергоф. Вечером вернемся. Давай где-нибудь посидим? Обещают в восемь вечера назад привезти. Давай прямо здесь в восемь.
– Давай, – согласился он.
После обеда они с Жоркой собирались на Фазенду и назад сюда к восьми он никак не успевал, поэтому нашел предлог, чтобы от поездки отказаться. Предпочел подрядиться на полдня экспедитором в хазинский Магазин – за простой физической работой время бежало чуть быстрее и ничто не мешало строить планы на вечер.
С удовольствием прокручивал в голове то великое свое путешествие и четверых девушек-медичек, которые на неделю завлекли его в свое купе, дабы он защищал их нежных и аппетитных от дембелей и рыбаков из плацкартных вагонов. Порученное дело он выполнил со всей добросовестностью, медички не успевали заклеивать пластырем ссадины на его кулаках, а проводница смывать капли крови с внешней стороны девичьего купе. Несколько бутылок ликера под конфетку сделали свое дело, и по ночам Алекс как переходящий кубок перемещался с койки на койку. От его казановских услуг отказалась только рыжеволосая Клава, сказав, что ей нужна любовь со всеми удобствами и пообещав в Москве Алекса насовсем к себе забрать. Обещание исполнено не было и вот теперь такая неожиданная встреча. Можно ли было ее провести по разряду романтических отношений? А почему бы и нет?
Ровно в восемь от стоял на Дворцовой площади и крутил головой во все стороны. В голове была полная мешанина, в плечевой сумке – цветы, шампанское, коробка конфет. На всякий случай договорился с Ларой, чтобы сегодня она переночевала в редакции на диване. Выслушал от нее полпуда насмешек, но согласие получил. Хазинский джип он после долгих колебаний брать не стал, Лара жила рядом с метро, а дорогая машина могла стать дополнительным охмурительным аргументом, чего ему никак не хотелось. Для чистоты эксперимента предпочел оставаться безлошадным студентом. 
В 20.15 начал слегка мерзнуть, как-никак минус пятнадцать со сквознячком.
В 20.30 был уже на девяносто процентов уверен, что сегодня ничего не выгорит.
В 20.45 его всего трясло от холода и любое «динамо» казалось уже благом.
Клава появилась без пяти девять, но к ее чести, бежала к нему почти галопом.
– Автобус в пробку попал. Бедненький. Замерз весь!
Он и не отрицал сего:
– Личный рекорд по ожиданию поставил.
– Скорей куда-нибудь в тепло.
– П-по-еха-л-ли, – стуча зубами, скомандовал он.
На поиски частного бомбилы ушло еще минут двадцать. Наконец влезли в теплый салон машины, и Алекс назвал адрес.
– У меня одноместный номер в гостинице, – неуверенно сказала Клава.
Он только рукой махнул и всунул ей скукоженный букет.
Слава богу, в квартиру Лары они поднялись без лишних препирательств.
– Двадцать минут, – попросил он, рванувшись в ванную.
Когда вышел завернутый в полотенце, то порядком обомлел – Клава сидела с ногами на тахте перед шампанским и коробкой конфет, а в руках держала его мобильник, на котором с интересом листала эсэмэски. Не трогать его телефон и не лазить по карманам было железобетонным условием его общения с женским полом, да и с мужским тоже.
– А ты оказывается большой ловелас! – Клава отложила сотовый на журнальный столик. – Это что?!
Вопрос относился к десятку больших фото в рамках развешенных по стенам, на всех них была изображена Лара (в Анталии, Египте, Греции, Кипре, Италии, Испании, Париже и т.д.). Сей вернисаж Копылов совершенно выпустил из вида.
– Так ты здесь в примаках?
Слово было ему совершенно незнакомо.
– В примаках это как?
– На квартире у тещи или подруги. А сама хозяйка где? Судя по всему, она была здесь еще сегодня утром. В дверь не постучит?
– Это все позавчерашний день. – Он попытался ее приобнять. Его встретили ощетинившиеся женские руки:
– Считаешь, что привез меня на случку?
– Некоторые называют это великолепным любовным приключением с большими перспективами.
Зря он конечно упомянул о перспективах.
– Большие перспективы – это замуж меня возьмешь? Давай лучше сначала поговорим. Одень что-нибудь и поговорим. Шампанское мне нальешь.
Пришлось повиноваться. Полночи они провели за разговорами. Клава выспросила у него все что могла: о питерской жизни, о работе, о заработках, амбициозных планах, о девушке на десяти фотографиях. Даже выпитая бутылка шампанского и найденное у Лары «Амеретто» не смогли увести ее с генерального пути. Разумеется, он был простым студентом, подрабатывающим компьютерными сайтами, девушка на фото – это его коллега по работе, которая сегодня удачно укатила в командировку, оставив ему ключи поливать цветы, в ближайший год думает устроиться на работу в фирму по созданию компьютерных игр с заработком аж под две тысячи баксов в месяц, в Москву мотается на экзамены каждый квартал, пока снимает комнату в жуткой коммуналке, куда не осмелился ее приводить.
Клавина подноготная тоже не блистала достижениями: закончила год назад мединститут, стажируется в платной стоматологической клинике, платят хорошо, но все уходит на съемную квартиру и накопления на квартиру собственную. В общем, оба они два сапога пара – не полные лузеры, но и не баловни судьбы.
Наконец дошло дело и до поцелуев. Алекс изо всех сил показывал высший пилотаж, но Клава упорно твердила, что ей для согласия нужно второе свидание, иначе он ее совсем уважать не будет. Да буду, буду я тебя уважать, нудел он. Под самое утро ее сопротивление все же было сломлено, но стало только хуже: ему хотелось, только домой или в «Бирему», на Клаву же снизошла еще большая говорливость, теперь уже об их будущих свиданиях. Главный принцип Алекса: быть всегда благодарным подарившим ему интим девушкам – подвергся тяжелому испытанию – он мог думать лишь о своем немедленном бегстве и запутывании следов, дабы Клава его никогда не смогла найти.
Слава Богу, она не очень твердо помнила его фамилию и когда при прощании он продиктовал ей искаженный телефон Алекса Копытова и выдуманный адрес своей коммуналки, Клава так все и записала (на свой мобильник она еще не разорилась). Оставалось опасение, что она может запомнить адрес квартиры Лары, поэтому он выводил свою мучительницу кружным путем и вез на такси до самой ее гостиницы. После чего: прощальный поцелуй и обещание встретиться вечером возле памятника Петру I, на которое он идти не собирался. Не хорошо, конечно, было обманывать доверчивую девушку, но что поделаешь – романтической влюбленности с него было более чем достаточно.
Ларе в качестве компенсации за моральный и бытовой урон он купил пару золотых сережек с маленькими изумрудами:
– Чтобы только больше меня ни на кого не науськивала!
  
14
            А что же мелкобриты? Инглиш Скул еще в середине осени накрыла стагнация, по-русски – застой, ученически-преподавательский энтузиазм первых месяцев сменился будничным усредненным менторством. Причина таилась в неблагодарных русских учениках, которые наконец раскусили, что знать английский в совершенстве – вещь абсолютно недостижимая, с какими бы носителями языка они не занимались, а следовательно – вполне достаточно уровня бойкого объяснения с персоналом закордонных отелей. Обычным стало, что пару месяцев позанимавшись в школе, ученики переставали ходить на занятия, становясь вместо этого завсегдатаями биремного Клуба, где тоже слышалась английская речь и по плазмам крутили голливудские фильмы с русскими титрами, так что эффект с инглишем был почти как на уроках, только бесплатно. Грэйс сначала попыталась отстегнуть русских преподов, но из этого ничего не вышло – многим ученикам, особенно возрастным, требовалось, чтобы можно было непонятное и по-русски спросить. Да и Алекс не позволял их увольнять. Тогда Зондерша пришла к выводу, что в ближних кварталах просто исчерпалось количество людей, согласных платить повышенную оплату и нужен дополнительный филиал школы. Копылов не возражал:
            – Прекрасная идея, но на новый отель у меня нет денег и даже на аренду под школу большой квартиры тоже не хватает.
            Грэйс соглашалась на собственное финансирование, но требовала, чтобы Алекс сам нашел нужное место и сделал в нем необходимое обустройство. Снова пошли шкурные переговоры, в которые мироед Копылов погрузился с огромным удовольствием, требуя оплаты не потом и по частям, а сейчас и полностью, заранее все завышая, а чуть погодя слегка отпуская. Выторговал для Агентства платного охранника, который сидел бы в филиале по вечерам, охраняя его от забулдых, да и молдаване на косметическом ремонте тоже небольшую денюшку поимели. Как бы там ни было с приходом зимы у них действительно возник филиал Инглиш Скул в четырехкомнатной квартире в пешей доступности от «Биремы». Полчаса ходьбы в криминальной вечерней темноте были, однако слишком суровым испытанием для мелкобритов, поэтому Юджин и Гилмут ездили туда только на отельном авто. Две русских учительниц, разумеется, добирались своим ходом.
            Возникла, правда, угроза, что часть преподов съедет, но нет, завлекалочки «Биремы» по-прежнему действовали. В Клуб народ продолжал валить валом, на персональные выставки картин выстроилась уже целая очередь художников и фотомастеров, фитнес-центр в подвале тоже набирал популярность, небольшая заминка была лишь с танцзалом – Алекс все чаще там прогуливал, и Ларе с кубинками приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы желающие разучивать рок-н-рол, самбу и сальсу всегда находились.
            Еще больше все в Клубе оживало, когда появлялись князьки. Место главного оппонента Жорки Питера Гилмута заняла новая учительница филиала Оля Полякова, которая английский знала лучше самих мелкобритов и могла свободно дублировать для них советские фильмы со слуха без всяких монтажных листов. Как оказалось, молодая женщина с самой заурядной рязанской физиономией люто ненавидела все русское и советское и бросалась в словесный бой без всяких английских вежливостей и тактичностей. На вполне законный вопрос: почему она не свалит из столь мерзкой страны, Оля, насупившись, отвечала: старые больные родители слишком не подъемны для такого переезда, да и муж ни в какую. Вот и наполнялась дополнительным ядом, извергая свои русофобские спичи. А то, что по-русски вся-таки приходилось говорить с оглядкой, на хорошем английском у нее вообще уже не имело удержу. Так и сходились с огнеметами наперевес ярая англофилка и не менее ярый русофил. Мелкобриты только успевали с пола свои челюсти подбирать.
            Особые искры летели, когда затрагивалась сталинская эпоха. Жорка доводил бедную даму до английского мата, когда сыпал аргументами, оправдывающими все действия Вождя Народов:
            – мол, низкотоварное сельское хозяйство, поэтому требовались колхозы, чтобы с тракторами…
            – ГУЛАГ потому что без него сплошной февраль 1917 года…           
            – самый победный военный год – 1941, потому что удалось вывезти и восстановить все военные заводы…
            – самый большой сталинский недостаток – что не до конца вырезал крапивное дворянское сословие…
            И все это под два диктофона: один Питера, второй самого Жорки – он так и не оставил идею о будущей вербовочной книге под «авторством» Гилмута. Понятно, что шум от их перепалки поднимался достаточно децибельный, но из-за скороговорки многие тонкости, вернее, толстости доводов девяносто процентов слушателей понять не могли. При этом Жорка обычно корчил такую лукавую физиономию, что зрителям все это казалось провокационным стебом и только. Когда же Оля козыряла тем, что ни один вменяемый человек не может гордиться таким прошлым, Хазин сокрушенно разводил руками и говорил, что, увы, у него чисто британский подход к патриотизму: «Мое государство всегда право». Тут даже мелкобриты не могли ему что-либо возразить.
            Не забывал Жорка и про фильмы. То поставит советский «Остров сокровищ» 1938 года и будет убедительно доказывать Оле и мелкобритам, что вариант с девушкой вместо мальчика и с ирландскими повстанцами самый вразумительный и мотивированный, иначе никак не понятно, почему сквайр Трелони и компания плывут за пиратскими сокровищами, которые целиком пиратам и принадлежат, то есть налицо чистое ограбление благородными людьми людей заблудших.
            То после просмотра «Касабланки» жарко примется доказывал, почему это очень глупый фильм:
– Ведь без смеха невозможно смотреть как «отважные французы» поют перед немцами «Марсельезу», зная, что это им абсолютно ничем не грозит. А зритель должен верить какие они отчаянные молодцы. И вообще вы знаете, что первый немец убит был во Франции лишь в 1943 году, после трех лет оккупации?
Ну а как он потешался над «сделками с законом» в полицейских фильмах – ведь полная профанация самом идеи правосудия.
Или над трепетным отношением американцев к детям: я с пяти лет сам в садик ходил.
Или над психоанализом: количеству фобий надо только радоваться, а не спасаться от них, с ними жизнь гораздо интересней.
Активно обновлял собственные рекорды популярности и хазинский «Светлобес», каждую неделю добавляя по десять тысяч новых посетителей. Впрочем, и враг не дремал. От чернушных корреспондентов вдруг стали поступать тексты на чистом английском (а кто бы сомневался). Но сей вызов лишь взбодрил Жорку, во-первых, он встык ставил откровенно антибританскую информацию, например, о бездарности английских вояк на Крите в 1941 году или о картине Верещагина «Расстрел сипаев», во-вторых, сам переводил все закордонные злопыхательства на русский язык, умело используя многоликие оттенки английских слов, дабы выбрать их самое беззубое значение (и не придерешься, однако).
По этому поводу как-то лично Алексу позвонил из Хельсинки Маккой: не пора ли поменять главного редактора «Светлобеса».
– Разве это не американская доктрина сдержек и противовесов, – отвечал Копылов. – Пипл уже не просто читает наши тексты, а смотрит, чей материал сколько просмотров набрал. По-моему, для вашей аналитики это гораздо полезней, чем лобовая глупая чернуха.
Лупастик вынужден был согласиться.  
Стас, слыша этот разговор по включенной громкой связи, лишь головой качал:
– Приятно, что твои взбрыкивания не только мне достаются.
 
15
            – Это Копылов Александр Сергеевич? – мужской голос по служебному телефону звучал испуганно.
            – Он самый, – Алекс гадал сколько звонившему лет: 25 или 30.
            – Мы не могли бы с вами встретиться по очень важному делу.
            – Хорошо, приходите ко мне на работу. Вы знаете, где я работаю?
            – Знаю. В «Биреме». Только мне нужна встреча на нейтральной территории. И чтобы вы пока никому не говорили об этой встрече.
            – Квартира моего знакомого вас устроит?
            – А это где?
            Алекс назвал адрес Хазина.
            – Это рядом с вашей гостиницей? Может, лучше в каком-нибудь кафе?
            – Или так или никак. – Разговор начал раздражать Алекса.
            – Хорошо, я буду там минут через сорок. Вам удобно?
            – Удобно.      
            Захватив из стола ключи от Жоркиной квартиры, он спустился по лестнице в подвал и через черный ход вышел во двор-колодец. Десять шагов в сторону и он уже в подъезде. Четыре с половиной пролета лестницы и перед ним новенькая железная дверь (Жоркина инициатива) в коммуналку. К удивлению Копылова, Хазин был дома и не один, напротив дивана в кресле сидела незнакомая скромного вида девушка, а на журнальном столике стояла только что начатая бутылка вина, сыр и фрукты с конфетами – джентльменский набор охмурения (У нас же, козлов, ну никакой фантазии).
Выманив Жорку в коридор, Алекс объяснил ситуацию: «Извини, думал, ты на занятиях». Через минуту, Хазин с тарелками и девушкой, одарив друга свирепым взглядом, прошествовал на общую кухню, где, к счастью, никого не было.
            Включив телевизор, Алекс стал ждать. Гость пожаловавший ровно на тридцатой минуте, представлял собой худого смазливого парня в кокетливом шарфе поверх дорогой куртки. «Художник», решил про себя Копылов.
            – Это я вам звонил.
            – Ну да, – согласился Алекс, проводя его по коридору в антресольную.
            Раздеваться не предложил, жестом указал на кресло, сам плюхнулся на диван.
            – Скажите, вы любите театр?
            Озадачил так озадачил.
            – Да как-то не очень.
            – Почему?
            – Классика скучновата, что-то современное – сплошное разгребание грязи. Я юноша чувствительный стараюсь особого негатива к себе не подпускать.
            – Но если негатив в разумных пределах?
            – Хотите пригласить меня в театр?
            – Хочу, – просто сказал Художник.
            Алекс выразительно постучал пальцем по своим наручным часам: ближе к делу.
            – У нас есть арткафе, что-то вроде театральной студии на сорок зрителей. Все очень скромно, но и достойно в то же время. Артисты они ради своей профессии готовы работать за самые символические копейки.
            – Да, и что? – Алекс предположил, что сейчас у него попросят денег.
            – Нам нужна ваша защита.
            Опаньки, как говорится.
            – Моя защита?
            – Дело в том, что к нам повадились наведываться четыре неприятных… как бы это сказать… братка. Денег не требуют, просто ведут себя непотребно. Вторгаются, когда хотят, делают дорогой заказ и не платят, и вообще отваживают от нас публику, для которой мы ставим свои спектакли.
            – И?..
            – Мы знаем, что у вас в этих кругах большой вес. И если бы вы могли их отвадить…
            – А артистов-мужиков у вас сколько?
            – Дело в том, что никто из наших не хочет связываться с этой публикой. Выбитый зуб или сломанный нос – это можно сказать крест на всей карьере.
            – А мой сломанный нос – это нормально? – Алекс едва удерживался от смеха. – Можно оформить прямой заказ в моем Охранном Агентстве.
            – Там жуткие цены, мы узнавали. Поэтому я и спросил: любите ли вы театр. У нас после спектаклей обычно устраивается небольшой сабантуйчик, зрители считают своим долгом угостить актеров и всю труппу, часто это превращается в веселый капустник. Вы бы могли на нем иногда присутствовать, а деньги, которые вы заплатите за угощение, мы потом негласно вам вернем.
            – Да, за харчи меня еще никто не нанимал, – с сокрушенным видом констатировал отельер.
            – Ради бога извините тогда за беспокойство. Мне сказали, что вы тоже вполне артистическая натура в вашем танцклубе. – Гость встал, собираясь на выход. Алекс проводил его по коридору до входной двери. Напоследок спросил:
            – А координаты у вас какие-то есть?
            – Координаты? Да-да, есть. – Гость суетливо протянул свою визитную карточка, где кроме телефона и адреса арткафе, имелся еще и имейл.
            Жорка информацию о своеобразном заказе воспринял с сарказмом:
            – Это слава. Дон Корлеоне, начало пути называется. Не хочешь сам, давай я туда ходить буду. Мне за харчи лик свой подставлять не жалко. Только сначала вдвоем сходить надо. Ты же пахан, а я только шестерка.
            В арткафе они отправились через два дня. Это была чистая рекогносцировка на местности, маловероятным было, что «разборка мафий» произойдет именно в этот день. Да и «Глок», с разрешением на ношение оружия у Копылова был при себе. Жорка предложил идти с дамами (а как же без них в театр!). Уступая его легкомыслию, Алекс взял с собой Веру, Жорка соответственно – Еву. Так четверкой и ввалились в подвальчик, на вывеске которого ничего театрального не было. Зато из малого входного тамбура они тотчас же попали в настоящее логово Мельпомены с афишами, портретами актеров и медийных гостей. Тут же в фойе посетителей арткафе «разогревали» два барда-гитариста.
            У двери их встретила молодая билетерша, собрала по пятьдесят рублей и вручила красивые билетики. Издали их увидел Ивников, тот, что приходил в коммуналку, бросился пожимать парням руки, а дамам подавать вешалки для пальто. Бомондного вида публика косилась на четверку боковым, но явно оценочным зрением. Тут же кроме бара-буфета работала и цветочная лавка, намекая, на возможность или вручить, или отхлестать цветами актерский состав спектакля. И по три цветочка покупали все, кто был с дамами.
            Без десяти семь всех запустили в зрительный зал – продолговатое помещение, правда, без занавеса, но со сценой и театральными светильниками. Стулья самые разнокалиберные, были произвольно составленные в ряды, стены украшали самая разнообразная живопись и графика – хочешь смотри на сцену, хочешь на картины. Если бы не тяжело нависающий подвальный потолок и вовсе было бы по серьезному.
            – А ничего, – оценила Ева.
            – Мне тоже очень нравится, – согласилась Вера.
            Сам спектакль был о каких-то русских эмигрантах за границей, как им там не хорошо, но и о родине самые плохие воспоминания. Публика слушала внимательно, как бы примеривая все это на себя. Сильно кривился только Алекс, ему истинному эмигранту, вернее репатрианту все это нытье было глубоко отвратно: вместо того, чтобы радоваться новым реалиям и обуздывать их под себя, зачем-то прикидываться жалким и ничтожным насекомым. К счастью пьеса была одноактной. Финальные аплодисменты, впрочем, были весьма щедрыми и не меньше десяти букетов осчастливили употевших актеров.
            Примерно треть публики двинулась на выход, остальные расходиться не спешили, предстояло якобы обсуждение спектакля с труппой.
            – Вы останетесь? – к князькам пробрался Ивников.
            – Конечно, – Алексу хотелось полностью ознакомиться со всей ситуацией.
            Пока ждали актеров, прямо в зрительном зале расставлены были несколько складных столиков, вокруг которых сгруппировались зрительские стулья. Две девушки засновали между столикам разнося пиво, графинчики с водкой, бокалы с вином и тарелки с крошечными бутербродами, сразу получая от заказчиков денежки. Алекс тоже подал знак и четыре бокала с красным вином опустились на их столик. Включилась легкая музыка и не дожидаясь приглашения, все принялись угощаться. Вот уже и актеры вышли. Их тут же подзывали за тот или другой столик, предлагая им горячительные напитки.
            К столику князьков вновь приблизился Ивников.
            – Это они, – указал он глазами в сторону.
            В зал вошли четверо в кожаных куртках. Двое напоминали борцов греко-римской борьбы, другая пара была более субтильной, но именно она имела самый вызывающий вид.
            – Ты не против? – один из субтильных схватил бокал пива у парня в очках.
            – Он не против, – сказал второй, забрав бокал красного вина у подруги парня.
            – В чем дело? – не сразу врубился очкарик.
            – Пошли отсюда, – потащила его за руку к выходу более сообразительная подруга.
            На их стулья плюхнулись борцы, а субтильные подтащили еще два стула от других столиков и сняли с подноса проходящей мимо официантки три бокала с пивом. Ближние столики стали с опаской коситься на криминальную четверку.
            Алекс вопросительно посмотрел на Жорку. Тот только хмыкнул: я сегодня в подтанцовке, солируй сам. Ага, солируй, а если правый кулак от удара в каменную челюсть сразу захрустит сломанными костями? Из дальнего конца зала призывно смотрел Ивников. Расчет был только на внезапность и мощь атаки, но как напасть без весомой мотивировки. На выручку пришла Вера. «Я на минутку удалюсь», – встала и двинулась к выходу (туалет находился в фойе). Ее путь лежал прямо рядом со столиком уркаганов. Предчувствуя удачу, Алекс встал и двинулся следом за Верой. И как угадал: один из субтильных резко откинулся на спинку стула и затылком врезался Вере в бок.
            – Эй, ты! А ну извинись давай! – строго приказал ему Алекс.
            – Чего-о!! – браток поднялся и грозно повернулся к Копылову. – Сопля малая!
            Теперь мотивировка была! Левый апперкот с разворотом корпуса точно в подбородок – и три метра полета с сокрушением двух столиков. Братки почему-то вскакивали по очереди. Второй субтильный тут же получил в челюсть от подоспевшего Жорки и раскорякой рухнул на свой стул. Первому борцу достался от Алекса пинок ногой в живот. Второй скрючился от такого же пинка Жорки по причинному месту. Схватив своих спаринг-партнеров за волосы и пригнув их на уровень поясницы, Алекс потащил их в фойе, краем глаза оглядываясь на Хазина, тот тащил своего субтильного, заломив ему руку, второй борец, сильно скрючившись, еще не мог оправиться от болевого шока. Из фойе они выволокли троицу в тамбур, потом на улицу и фейсами в снег. Из снега в спину князькам понеслись матерные угрозы.
            – В ФСБ захотел? – Копылов выхватил «Глок» и тут же выстрелил совсем рядом с головой матерщинника. Тот тотчас же замолчал.
            В фойе они встретили второго борца. Тот был само миролюбие. Алекс жестом остановил его.
– Документы!
Борец безропотно достал паспорт.
            – Никитин Павел Григорьевич, – вслух прочитал Алекс, – да ты, даже не питерский! Выборгская шпана тут у нас вздумала куролесить. Улица Майская 26 – 11. Будем знать, где тебя искать, если снова начнешь шалить. С девушкой расплатись! – Он пальцем подозвал выглядывающую из театральных дверей официантку.
            Борец достал из кармана несколько мятых тысячных купюр.
            – Сдача на чай! – Алекс забрал все купюры и передал официантке.
            Разумеется, продолжать посиделки уже не имело смысла. И при прощании в фойе с Ивниковым, Алекс протянул ему двести баксов:
            – За причиненный материальный ущерб.
            Тот попробовал отнекиваться.
            – Тогда: за доставленное мне удовольствие. Давно я так хорошо не разминался.       
            Потом всей компанией весело двигались по темным улицам. Жорка время от времени настороженно оглядывался, ожидая контратаки. Но никто их не преследовал.
            – Сами вы шпана питерская, – сердилась Ева. – А если бы ствол или нож?
            – Тебе бы очень пошел траурный наряд, – не скупился на похвалу Алекс. – Сколько горевать будешь: десять дней или только девять?
            Вера молчала. Лишь очень крепко сжимала его руку. Он сначала посчитал, что это просто от пережитого испуга, но заглянув ей в глаза, увидел в них нечто вроде восхищения. А ведь она думает, что все из-за нее, с некоторой оторопью догадался он – и что теперь? Говорить, что их специально для драки наняли, или ждать, когда об этом упомянет Жорка? Был еще третий путь: выбросить эту проблему из головы, что он с успехом и сделал.
            Жорка про начало пути Дона Корлеоне оказался совершенно прав. И недели не прошло как с жалобой к Алексу обратились прикормленные молдаване. Пользуясь затишьем в «Биреме» и Фазенде, они подрядились на один квартирный ремонт. Все сделали, а хозяйка квартиры напрочь отказалась платить тысячу долларов:
            – Вы в комнатах все обои перепутали, делайте по-новому иначе ничего не получите.
            Но как выяснилось хозяйка на время ремонта уезжала за границу, а ее муж, оставленный дома, толком не мог объяснить в какую комнату какие обои.
            – Надо было мне на мобильник позвонить и все уточнить, – верещала мегера. – Ничего знать не хочу.
            Снова Жорку в подтанцовку и вперед. Разбирались не хозяйкой, а с мужем. Просто пригрозили изуродовать их оба семейных авто. Муж все понял и из своей заначки заплатил искомую тысячу, с условием: только моей жене ничего не говорите.
            Однако больше всех в Агентстве и «Биреме» восхитила история с наездом красногвардейской бригады. Подъехал к «Биреме» крутой «Майбах», из него вышли два представительных мафиози и прямиком на ресепшин: «К вашему главному пацану».
            Главный пацан в кабинете Софочки разбирался со счетами.
            – Разговор есть, – сказал тот, что выглядел поумнее.
            Ну разговор так разговор. Алекс вывел мафиози из кабинета перепуганной дамочки в подвал, там, где рядом с боксерским залом находился кабинет Стаса, как штаб Агентства. Самого капитана на месте не было, зато в боксерском зале двое «боксеров» и Родя с Покусанным Денисом смотрели по видику боевик с восточными единоборствами.
            Все стрелялки были заперты в сейфах у Стаса, поэтому Алекс, извинившись перед гостями, метнулся в свой отельерский кабинет за нужным реквизитом.
            – Савела из Беларуси передает тебя горячий привет, – сказал Умный. – Заодно все свои дела передал нам. Завтра возьмешь на работу нашего бухгалтера, он все тут проверит и оценит и тогда определим сумму твоего месячного отката.
            Алекс посмотрел на гопников, те понятливо дернули «боксеров» быть в готовности.
            – Что это у тебя с руками? – отельер чуть подался к собеседнику.
            – Где? – Умный с недоумением посмотрел на кисти рук. В следующую секунду на них защелкнулись наручники.
            Второй мафиози сделал резкое движение, но на его плечах повисли Родя и Денис. Несмотря на сильное сопротивление, наручники тоже были надеты и на него.
            – Ну пацан, ты покойник! – верещал Умный.
            Пришлось им обоим заклеить скотчем рты. У одного в карманах нашли водительские права, у другого – паспорт. Прежде чем звонить Стасу, Алекс позвонил Иван Иванычу – с тем проще было иметь дело и попросил навести справки о двух наглых субчиках. Стас был где-то за городом и по телефону настоятельно просил пока ничего не предпринимать. Но Копылов не стал ждать его возвращения. Попросил у женской части персонала каких-нибудь старых ненужных платьев. После чего мафиози раздели до трусов-маек и напялили на них женское шмотье. «Майбах» с проезжей улицы перегнали во двор-колодец, загрузили там в него гостей и, сняв наручники, отпустили: езжайте голуби. Голуби поехали. Сзади на приличном расстоянии за ними следовала «Шкода» Сенюкова, из которой Родя на видеокамеру VHS снимал приезд мафиози к какой-невзрачной рюмочной. Там получилась целая сцена с выбеганием каких-то корешей, потом с выносом голубям двух зимних курток и перебежку в этих куртках раздетых мафиози из «Майбаха» в рюмочную.
            Еще через час в эту рюмочную ворвался некий непонятный ОМОН в балаклавах (привет от Иван Иваныча) и навел там много шороху, со строгим предупреждением горе-переговорщикам: «Про то, где сегодня были, как следует забыли, иначе вам будет совсем трагедь». Чуть позже к дверям рюмочной был подкинут тюк с изъятой одеждой и кассетой VXS о возвращении в рюмочную блудных работников ножа и топора.
            Неделю после этого в Агентстве царило напряжение, потом оно постепенно рассосалось. История наделала немало шума в криминальных кругах, но смеха было гораздо больше чем возмущения и с воровской предъявой как-то никто не стал спешить.
            Зато жизнь Копылова окончательно разделилась на четыре четких части: 1 – шпионская, 2 – мафиозная, 3 – цивильная-путевая: с невестой, институтом, отелем и Фазендой и 4 – цивильная-непутевая: любовницы, секреты от Инкубатора, уличные прогулки на поиски приключений, тайные денежные расходы с доходами. И все это под девизом озвученном Жоркой в диспутах с Гилмутом: «Ты моему нраву не препятствуй».
 
16
            Новый Год, тем временем, надвигался неотвратимо, стремительно опустошая все копыловские финансы. С протянутой рукой стоял Жорка, требуя для Фазенды большую плазму, два снегохода и сани для своего Буцефала. Вера таки продала в Твери своему дяде-предпринимателю бабушкин дом за 17 тысяч и теперь ожидала помощи жениха в покупке в Питере однокомнатной квартиры, заодно сдала на водительские права и в воздухе повис безмолвный вопрос: а где же тачка для моих прав? В «Биреме» к разговорам о повышении зарплат с нового года, добавились слухи о тринадцатой новогодней зарплате. Вопрос к Циммеру, когда начнешь возвращать хотя бы частями мои пятьдесят тысяч, особого понимания не нашел. Спасибо ЦРУ – их платеж поступил без задержки. Зацепин, у которого можно было бы перехватить 5-10 тысяч баксов, в Москве по-прежнему отсутствовал. Самое простое было позвонить в Хельсинки Маккою, чтобы тот снял эмбарго с копыловского счета в Норд Банке, но это означало признание в собственной предпринимательской несостоятельности. Пару дней походив в печали, Алекс решил напрямую обратиться в Норд Банк за переводом небольшой суммы в питерский банк и, о чудо! – после некоторых уточнений пятьдесят тысяч тугриков спокойно были переправлены на его питерский счет – то ли эмбарго по-тихому сняли, то ли какой клерк лопухнулся, то ли действительно сумма для всего счета небольшая.
            Однако немедленно встал вопрос как платить и кому. Спросил Веру, согласна ли она пока подождать с квартирой и машиной, мол, обещал премиальные персоналу отеля.
            – Зачем спрашиваешь? Твои деньги – тратишь как считаешь нужным, – был ее ответ.
            – Поклянись, что так же будешь отвечать после загса.
            – Нетушки. Будешь мне отдавать всю зарплату, а я тебе потом выдавать по десять долларов на обеды, – его словесные перлы любимая ханум уже вполне освоила.
            С Жоркой так просто было не отделаться. Уступил только с санями и с покупкой второй лошади, при этом обозвав Алекса жмыдлой.
            Насчет тринадцатой зарплаты тут же возникли вопросы: кому и сколько? Девушка Бонда разрешила копыловское непосильные умствования в один момент:
            – Старожилам по полной зарплате, середнякам по половине, салагам по четверти.
            В старожилы попали персонал «Биремы» и Ева, в середняки гопники и «Светлобес» с Жоркой и Ларой, в салаги – Стас с Агентством, Шалман, новгородцы и молдаване.
            Вопрос о повышении зарплат Алекс отложил до первого февраля, чтобы посмотреть сколько денежной массы сумеет накопиться.
            Биремный народ (а это, помимо персонала, были еще и постояльцы с учителями Школы и завсегдатаями Клуба) между тем с нетерпением ожидал новогоднего корпоратива. Но представить себе толпу пьяных посторонних людей, шатающихся по отелю, было не очень приятно, и Алекс сделал коварный ход – перенес корпоратив в ресторан Циммера (надо же дать человеку заработать), отрезав от алкогольного краника всех биремных халявщиков. И время назначил сразу после отъезда на рождественские каникулы мелкобритов. А чтобы персонал в «Циммере» не слишком упился, Ева конверты с тринадцатой зарплатой выдавала прямо в ресторане, дабы каждый сам отвечал за сохранность своих денег. Может быть поэтому, а может почему другому, корпоратив вышел так себе. Все слышали о новогодних приготовлениях «для ближнего круга» на Фазенде и ощущали себя немного людьми второго сорта.
            Увы, сам «Ближний круг» очень стремительно превращался в «Круг обширный», когда с каждым днем его участников становилось все больше и больше. Поначалу казалось, что раз все новгородцы на большие праздники уезжают в свою деревню, то места для размещения любого количества гостей все равно хватит в избытке: 8 комнат в Усадьбе и 6 номеров в Мотеле. Однако вскоре выяснилось, что это не совсем так.
Например, мелкобриты улетели в свой Лондон лишь в половинном составе, Томас с Оливией и Питер Гилмут остались, при этом Томас выдал на-гора фразу: «После тусовки с вами (Алексом, Жоркой и Евой) лично мне в Лондоне как-то пустовато». За такие слова как их было столь одиноких не взять на Фазенду. Правда, когда Гилмут через Еву спросил, может ли он поехать туда с другом-англичанином, Хазин немедленно встал на дыбы:
            – Если я увижу, как он взасос целует своего друга, я ему точно челюсть сломаю, заранее предупреждаю.
            Алекс со всем максимальным политесом поговорил на эту тему с Томасом: мы не Голландия, поэтому могут быть нежелательные эксцессы. В итоге договорились, что матрасник без всяких «друзей» будет ночевать в комнате Томаса и Оливии.
            Кроме заморских гостей, отпраздновать Новый год на Фазенде захотели:
Родители Жорки.
Тверская подруга Веры со своим кавалером (они были в кафе, из которого Алекс на плече унес Веру).
Стас с неизвестной фабзайцам подругой.
Разумеется, Циммер со своей ассистенткой Тамарой (не сидится им в ресторане).
Иван Иваныч на шуточное приглашение Алекса тоже согласился приехать (с дамой сердца, естественно).
Родя со своей девушкой. Он только что благополучно вернулся из Москвы, где изуродовал машину Марины Аксененко, и Алекс никак не мог отказать ему в такой награде.
Напомнила о себе дива Инна. Ее папик укатил с семьей на Карибы, сама она не смогла собрать компанию на Новый год на свою финскую дачу, вот и позвонила Жорке: «Хочу с тобой». Спросили на эту тему Еву. «А пошли вы к черту! Я со своим Славой приеду». В общем, Трехмужняя она и есть Трехмужняя, но это же и еще одна отдельная комната необходима.  
            Тут еще всплыла старлей ФСБ Вика Гоголева: «Я тоже еду, у меня задание по твоим англосаксам, пригласишь меня как тапершу, я слышала ты туда электронное пианино уже завезли», – заявила она с глазу на глаз Алексу.
            Чтобы не обижать русскую часть преподов Инглиш Скул, Копылов пригласил и их, но они, к счастью пожелали остаться на Новый год в своих квартирах.
            Вовремя вспомнили и про повариху. Биремская отказалась, зато согласилась шеф-повар из «Циммера», да еще помощницу взять потребовала. Еще два спальных места.
            В последний момент на гостевой поезд впрыгнули остальные три гопника («Почему Роде можно, а нам нельзя?»), Лара («Я – танцоркой и скрипачкой»), Люсьен («Я – официанткой») и даже приехавший в новогодний Питер бывший владелец «Биремы» Попов со своей женой и двумя дочерьми-студентками («Возможно захочу поучаствовать в вашем конезаводстве»).
            На отчаянные вопли Алекса: «Там места на всех не хватит!» ему отвечали: «А мы по-студенчески – на полу».
            Жорка только издевался и ржал:
            – Ставим на стол ведро водки, и гости сами найдут где им заснуть.
            Насчет еды он тоже советовал не слишком беспокоиться:
            – Разносолы ставим на первый день, потом хватит котлет и картошки.
            На закупку продуктов отрядили Еву с Ларой с грузчиком Сенюковым на его «Шкоде». С выпивкой действовали привычным методом: по 2 пузыря с носа (на ваш собственный выбор), но резервный ящик водки тоже припасли, благо «Особенности национальной охоты» посмотрели уже даже мелкобриты. Помимо продуктов завозили еще энное количество матрасов, подушек и одеял – ночевка на полу была не пустой угрозой.
            Заезд происходил два дня. Лара собирала и направляла гостей из Питера, Люсьен встречала и размещала их на Фазенде. Последними уже буквально к новогоднему столу прибыл Хазин со своими родителями и двумя малолетними племянниками (которые не глухонемые). Дорогой мать Жорки все опасалась, как внуку и внучке будет одиноко среди одних взрослых, но она не ошибся, на Фазенде их встретили еще двое дошколят: сын поварихи и дочь Иван Иваныча.
            При размещении железный плацкарт был только у мелкобритов, Циммеров и у всех «Сорок-плюс», остальные сами должны были распределиться кто с кем. Даже князькам пришлось уплотниться в своих двухкомнатных номерах: Жорка забрал к себе родителей и племянников, Алекс – одноклассников Веры.
            Зал столовой, вмещавший прежде 150 едоков, несмотря на все утепление, был достаточно холодным. Умница Авдеич придумал разделить его теплоотражающими экранами на две половины и получилось хорошо. Одна половина предназначалась бильярдному и теннисному столам и игрокам в теплых свитерах, вторую половину дополнительно согревал огромный камин с целым комплексом для барбекю и было достаточно места для четырех праздничных столов, елки и для большого танцпола. Оценив все охами и ахами, народ тут же включился в работу.  
            Дамы упивались своей полезностью, хлопоча с застольными нарезками и обеспечивая каждый матрас комплектом постельного белья, мужики наряжали десятиметровую наружную ель, развешивали электрические гирлянды, сооружали внушительный костер, становясь как в мультике про Чебурашку друг другу почти друзьями. За четыре больших стола садились уже вполне выборочно: Ева собрала за своим столом мелкобритов и биремских, Алекс – Поповых, Циммера и Вериных одноклассников, Стас – Иван Иваныча и гопников, Жорка – свое семейство и молодежь.
            Сначала, как водится, часа два провожали Старый год. Жорка из-за родителей в тамады не годился, предпочел назначить себя в главные кинооператоры с биремной VHS-камерой, поэтому командовать застольем пришлось самому Алексу. Он сильно заморачиваться не стал, уже после второго тоста объявил танцы и сам пошел показывать пример. Полтора месяца занятий с Верой не прошли даром – рок-н-рол получился у них, конечно, не такой как с Ларой, но для несведущей публики вполне на уровне. Жорка, Ева, Циммеры и мелкобриты поддержали его начинание и к бою курантов они приблизились запыхавшимися, но вполне трезвыми.
            Отшампанившись, выкатили наружу пускать фейерверки и зажигать костер. Тут уж плясали кто во что горазд. Не все были при валенках (то есть, никто), поэтому снова вернулись за столы. Включенное было караоке гостям не понравилось, желающих подчиняться песенной дрессировке нашлось мало. Тогда Алекс в качестве неумолимого конферансье стал вызывать на авансцену солистов: Жорку, Лару, Вику (последняя действительно оказалась умелой пианисткой, да еще и певуньей), потом по наущению Евы принялся подбивать народ на общие застольные песни, попсу, шансон и даже частушки.
Потом снова пошли танцы. Здесь верховодила Лара, подсунув Копылову список танцев для объявления. Особых аплодисментов заслужила их в паре с Оливией зажигательная ирландская джига (когда только они станцеваться успели). Алекса не трогала, зато Жорку, Томаса, Циммера заставила сучить ногами с полной выкладкой. Были и простые быстрые и медленный танцы, в которых участвовали уже все присутствующие.
Глядя на молодежь «Сорок-плюс» тоже заметно раздухарились.
            – А кадриль слабо? – рявкнул таперше-фээсбэшнице Стас.
            – А запросто, – сказала та и легко заиграла заказанное.           
Стас со своей матроной стали друг напротив друга и под смешную мелодию пошли отмачивать народный танец со всеми фигурами, ужимками и деловыми лицами. Никто глаз не мог оторвать.
            – Что, слабо городским неумекам! – подзадорила народ матрона Стаса.
            – А не слабо! – на площадку вытянула Родю его девушка.
            – Всех учу! Урок бесплатно, – объявил Стас и через десять минут вся тридцатка пирующих, построившись в две шеренги (всем дамам хватило по кавалеру), принялась старательно повторять каждое движение «деревенских умек». По сравнению с этим тут же померкли все рок-н-ролы с сальсами и самбами. Всех охватил какой-то необыкновенный восторг и азарт. Мелкобриты ничуть ни от кого не отставали.
            Кто хотел, не забывали прикладываться и к рюмке, кто-то и вовсе напропалую флиртовал, благо вокруг полно новых лиц обоего пола. Циммеровская Тамара на пару часов была благополучно украдена, Родя подрался из-за своей девушки с водителем Хазина-старшего, Люсьен активно танцевала-заигрывала с Сенюковым, бросая испытывающие взгляды на Алекса, в ответ он показывал ей большой палец: на верном пути, девушка.    
            Жорка накаркал: не все под утро заснули там, где собирались. Пара человек и вовсе уснули вне матрасов и постельных принадлежностей. Алекс, видя, что все сложилось как надо и пользуясь присутствием Стаса с Иван Иванычем под конец тоже расслабился и в кои веки, наконец-то по-русски напился, одаривая окружающих мирной бессмысленной улыбкой. Глядя на него издали, Жорка лишь завистливо вздыхал, сам он в присутствии родичей такого позволить себе не мог.
            Для Веры все было в радужных тонах. Во-первых, потому что человек десять назвали ее Первой леди, в-пятых, все это было засвидетельствовано ее одноклассниками, в-десятых, все было интересно и празднично по самому высокому счету. Не испортили праздника даже попытки пьяной циммеровской Тамары рассказать ей о Еве, Люсьен и Ларе как о любовницах ее благоверного.
            – Мне его и такого выше крыши хватает, – улыбаясь отвечала Тамаре Вера и на следующий день никак не могла определить был у нее такой разговор или нет.
Вхождение в Ближний круг Алекса затмило все остальное, ведь ждала этого больше года. Даже то, что жениха через полчаса после укладывания в постель сильно вырвало и ей пришлось все за ним убирать, пошло в некий плюс – все-таки ее небожителю-консильери ничто человеческое оказалось ни чуждо.
 
17
            Фирменный русский новогодний карнавал продолжался восемь дней. Так как саму новогоднюю ночь переплюнуть было трудно, праздника искали и находили в другом. Жорка предусмотрительно завез на Фазенду 30 дисков с лучшими кинохитами, но они так и пролежали не тронутыми на полке рядом с плазмой. Зато его новогодние съемки через видик просмотрели не меньше десятка раз. Трезвый статус позволил ему зафиксировать, как приличный почин застолья и развеселую середину, так и совсем не пиарный финал.
            – Это же не я! Ой, убери немедленно! Зачем ты это снял! – под общий смех на премьере раздавалось то с одного, то с другого зрительского места.
            Жорка обещал, что при монтаже все зазорное будет убрано, но главная ценность как раз была в полном съемочном материале, как говорится, «нечего на зеркало пенять…» Звонче всех хохотали мелкобриты – пленка зафиксировала, как Оливия с Гилмутом тащат пьяного в умат и упирающегося Томаса в их комнату. Досталось и пьяненькому отельеру, его положенную на плечи Веры руку можно было трактовать и как пылкое ухаживание, и как поддержку не стойкого на ногах жениха. А уютно заснувший на ящике в кухне один из гопников и вовсе вызвал общие аплодисменты. После десятого просмотра народ вообще смирился и требовал себе копию фильма как он есть.
            Быть фонтанирующим тамадой на один вечер, как интересный опыт было прекрасно, но на продолжение сил уже не хватало, и Алекс нашел выход: назначил на каждый день карнавала нового Царя Горы. Без всякого предупреждения прямо за общим завтраком объявил главным распорядителем сначала Стас, а на другой день Иван Иваныча. Патентованные штирлицы не могли подвести, и они не подвели: их застольный конферанс получился по высшему разряду. Дальше в тамады отправились Ева, Хазин-старший и Попов, в последний день публикой командовал уже Жорка и это выходило тоже здорово.
            Первой безудержной гулянки больше не было. Тут Копылов немного схитрил: притворился чересчур отравленным новогодним возлиянием и перешел исключительно на пиво и квас. Глядя на него и молодежь пореже рюмки метала, ну, а старейшинам их алкодозы уже жены поубавили. За вином и шампанским, правда, пару раз в ближайший супермаркет смотаться пришлось, но резервный ящик водки так и остался не тронут.
            Казалось бы, как можно не заскучать в заснеженном лесу день за днем напролет.
            – А вот так! – говорил на это Жорка и подсказывал тамадам, что народу предлагать:
            Лихая езда на снегоходах – а пожалуйста!
            Подледная рыбалка – с нашим удовольствием!
            Побродить в валенках и с ружьем по лесу – и это есть у нас!
            Покататься на коньках – ах, черт! Завтра откроются магазины и купим коньки, размеры только скажите! (Алекс, мелкобриты и еще пяток гостей первый раз в жизни надели коньки – вот уж где зрелище было).
            Покататься на лыжах – тоже метнемся в магазин и будут вам лыжи! (Тут уж Алекс, к общему удовольствию, был единственным неофитом).
            Кто верхом на Буцефале готов повольтижировать – становись в очередь!
            Баллисту для ледяных снарядов, увы, мы так и не осилили, но снежная крепость и ледяные скульптуры – все в ваших руках. Дамы смотрят – творите!  
            А слабо ножи и саперные лопатки в цель метать – все к вашим услугам!
            А у нас еще и луки с арбалетами есть, а для спецобслуживания и из двух «Макарычей» под присмотром Стаса можно тоже в цель пострелять.
            Четверо маленьких детей тоже повод показать мелкобритам русский коллективный деревенский способ за ними присматривать.
            Кто тяжел на подъем, тому преферанс, покер, тысяча, подкидной дурак, «Монополия», даже настоящая рулетка, разумеется только с копеечными ставками, а также бильярд и настольный теннис.
            К услугам дам две кухонных духовки – а ну порадуйте мужиков пирогами и тортами.
            Ну и конечно для всех через день непременная сауна с выскакиванием на улицу в сугроб.
            Плюс поиск «сокровищ» по замысловатым наводкам как в Усадьбе, так и на всей территории Фазенды. Вроде бы детская забава, но ведь первого января все проснулись большим дружным коллективом, поэтому и это было вполне съедобно и даже вкусно.
            Среди других предложенных забав был конкурс на лучший план развития Фазенды с призом в 300 баксов, мол, Алекс с Жоркой уже свои черепушки сломали где и что строить, нужна ваша свежая помощь. Выдали всем желающим план Фазенды с имеющимися постройками и предложил внести туда новые сооружения. Многие с воодушевлением взялись за карандаши и ластики, рисуя и подправляя свои рисунки.
            Победителем конкурса оказался Попов, он не только доказательно объяснил, что и где построить, но и предложил новую концепцию всему ранчо: четверть угодий пустить на создание действующей модели стародавнего крестьянского хозяйства с хлевом, овином, кузней и так далее. Мол, пару экскурсионных автобусов в день на это можно смело подписать. А к ним добавить еще кафе и лавку с магнитиками и народными поделками.
            – Осталось лишь найти крестьянскую семью с полудюжиной детей, что в этой модели будут жить, – заметил Алекс.
            Попов в ответ победно улыбнулся:
            – Скажу больше, у меня прямо в Питере есть на примете такая семья. Правда, детей только двое, но полное хозяйство, думаю, осилят.
            Другие гости тоже проявляли к Фазенде далеко не праздный интерес.
            Хазин-старший, увидев на территории ранчо несколько чужих немецких машин, поинтересовался, откуда такое. Узнав, что это Сева-Перегонщик постарался и до финской границы отсюда совсем ничего, стал прикидывать, а не лучше ли из Германии перегонять фуры с бытовой техникой через Хельсинки, чем через дурные Польшу с Белоруссией.
            Вообще новогодняя ночь не прошла для Героя Советского Союза даром, тот пиетет, с которым здесь на Фазенде относились к Алексу и Жорке не только ровесники, но люди взрослые и солидные заставил его по-иному оценить своего сына. Заодно он только сейчас был посвящен в Жоркино ранение, что тоже произвело должное впечатление. Продажи в Питере шли отлично и само-собой возникала мысль добавить здесь еще пару торговых точек. Вот только потянет ли все это сынуля?
            Вопрос главным образом относился к Стасу, чье положение директора Охранного Агентства и душевное застольное общение внушало Хазину-старшему большое уважение.
            – Если перейдет на заочное, то потянет, – уверен был Алекс.
            – На них чем больше нагружаешь, тем лучше они работают, – по-своему считал Стас.
            Но пока это все были разговоры о намерениях. Конкретика возникла, когда Жоркины родители готовились уезжать в Московию.
            – Сколько он тебе должен за Фазенду? – в лоб спросил у Алекса бывший вертолетчик.
            – Тридцать тысяч, – глазом не моргнув, отчеканил отельер.
            – Напишешь мне номер твоего счета, я их тебе перешлю.
            Жорка стоял поблизости, все слышал и изо всех сил старался скрыть свое ликование.
            Немалые комплименты доставались князькам на карнавале и от других гостей.
            Агент-призрак Иван Иваныч в своих оценках был вполне предметен:
            – Хорошо у вас получается скакать сразу на двух стульях: и с криминалом разбираться и с цивильным людом. Все удивлялся нашему президенту: как бывшему кэгэбэшнику удается так справляться с госуправлением, глядя на вас уже не удивляюсь.
            Ему вторил Стас (разумеется тоже строго конфиденциально):
            – Полгода жду, когда у вас закружится голова от шальных денег и бандитских мордобоев, а она все не кружится и не кружится.
            – Однако! – воскликнул Жорка, когда капитан чуть отошел. – Не помню, чтобы он хоть раз хвалил нас. Может тебе это счастье доставалось?
            – А это была похвала? – удивился Алекс.
            – Еще какая! Признать, что мы чего-то стоим – в лесу десять волков сдохло!
            Гораздо более лестные слова было суждено получить главному князьку в паре с Верой – от восторженных панегириков Вериных одноклассников до увесистых оценок женщин «Сорок-плюс»:
            – Какая вы красивая пара!
            Ну, а когда Вера принялась дарить гостям свою иллюстрированную книжку об американских владениях в Калифорнии, то и вовсе получился шик-блеск.
            – Жених, а тебе по плечу такую замечательную невесту иметь?
            – Пока не по плечу, но я очень стараюсь быть хоть немного ее достойным, – отвечал Алекс, совершенно не стесняясь присутствия поблизости Люсьен и Лары.
            Последние реагировали на сии его слова в соответствии со своим темпераментом.
            – Я тебе рано или поздно крысиного яда подсыплю, – тихо шипела Люсьен.
            – В моих секс-мемуарах глава о тебе уже тоже написана, – с прищуром в глазах предупреждала Лара. 
            Железного здоровья мелкобритам хватило на пять дней. Шестой и седьмой они пролежали в своей комнате в тотальном сплине. На восьмой, однако, пришли в себя и снова отплясывали и ныряли голышом в сугроб наравне с другими.
            – Никогда не могла понять смысл вашей поговорки «Что русскому хорошо, то немцу смерть», – откровенничала Оливия, – теперь начала догадываться.
            – Как жаль, что никакое фото, никакая пленка не могут с точностью передать как именно все здесь здорово было, – вторил ей Томас.
            – Для меня стало открытием, что от супер приятных развлечений тоже можно чудовищно устать. Но это были незабываемые дни, – сделал вывод и Гилмут.    
            Дива Инна при виде родителей и племянников Хазина сильно кривилась, но потом, когда мать Жорки по простоте душевной за столом рассказывала сыну о его московских сестрах, арендах для них новых машин с водителями (о их глухоте не было сказано ни слова), поездках на черногорскую дачу, строительстве на Рублевке большого семейного особняка, то ушлая девушка сделала свои выводы, и Жорка из временных кавалеров перешел в разряд запасных женихов. Да и то сказать, с первых дней нового тысячелетия бренд богатых папиков стал смещаться в сторону их сыновей-мажоров. Тут еще Инна увидела на шее Веры дорогое ожерелье (подарок Алекса на Новый год), и сделав охотничью стойку, дива стала тоже выпрашивать у Жорки дорогой новогодний подарок: «Ведь тебе даже по статусу положено баловать свою возлюбленную». Кавалер сначала как мог отшучивался, а затем обратился за помощью к Алексу: как быть?
            – Вали все на меня, – посоветовал тот, – что я твой арендодатель и держу под контролем все твои финансы. И о подарках пусть договаривается со мной.
            Инна от выяснения отношений не уклонилась.
            – Что вы, в самом деле, как охтинские пацаны, – наехала она на отельера, когда они, как бы ненароком уединились втроем возле денника Буцефала. – Пора уже по-мужски себя вести. Ублажая подарками любимую женщину, вы ублажаете прежде всего самих себя.
            – Молодец, хорошо сказала, – согласен был Алекс. – Но у нас миллионеров-салаг свои понты, не как у настоящих мужчин. Первый подарок будет на сто баксов, второй на двести, третий на триста и так далее. Годится?
            – Годится! – захохотала вымогательница. – Если подарки каждый день.
            – Нет уж. Только прилюдно, чтобы народ видел, что ты парня не позоришь, не долбишь ему мозги, а наоборот он рядом с тобой цветет и пахнет. Тогда и свой подарок получишь. И тебе хорошо и нам не так обидно.
            – Вот к стодолларовым подругам и обращайтесь, – возмущенно фыркнула дива.
            Ну, а вечером, как всегда песни, танцы. А в кадрили, которая была теперь всегда обязательным номером танцевальной программы, любая обида рассасывалась сама собой.  
            Кроме Инны обиженными князьками оказались также Ева с Викой. Новый бойфренд Девушки Бонда Слава был ветеринаром (через свою кошку Ева с ним и познакомилась) и при ближайшем рассмотрении оказался весьма симпатичным парнем. И оба фабзайца в пику Еве принялись общаться с ним в три раза больше, чем с ней. Трехмужняя страшно злилась, полагая, что так они издеваются над ее Славиком. На самом деле князькам просто хотелось выяснить процесс сближения хорошего честного парня с насквозь притворным шпионским отродьем, каковым они считали Еву, да и себя заодно. Если у нее получится, то и у них тоже. Вот и расспрашивали, как Слава видит свое будущее и не намерен ли он обманывать их коллегу по работе.
– Да нет, Ева суперская. Иногда я сам себе завидую, что она у меня есть, – отвечал, как на духу кошачий доктор. И уже получал от шалопаев предложение стать у них на полставки штатным ветеринаром.
– А что, машина у тебя уже есть, три раза в неделю приехать на Фазенду с ревизией за хорошую денюшку – самое то. И нам спокойней будет.
– Чего вы к нему прилипли? – возмущенно бурчала им Ева.
– Ну мы же не виноваты, что с ним общаться приятней и интересней, чем с тобой? – парировал Жорка.
– Обидишь парня – вдвое урежу зарплату, – грозился Алекс.
С Викой использовали другой сценарий. Застав ее в одиноком виде, они становились рядом и начинали на нее искоса пялиться, обсуждая на испанском ее женские стати. Фээсбэшница сердито гнала их прочь, но у них был при себе непробиваемый аргумент:
– Мы тебе не американцы, имеем полное право проявлять свой мужской интерес. Может, хотим, чтобы ты стала женой одного из нас, только еще не решили кого именно.
            В общем, развлекали как могли не только других, но и сами себя. Ложкой дёгтя был лишь страх за бандитский налет на «Бирему». Каждый день Алекс по три раза звонил туда, чтобы узнать все ли в порядке. Новогодняя ночь там тоже прошла бурно, не обошлось без сильной пьянки постояльцев и драчки охранников между собой, но этим и ограничилось.
            Словом, Новый год можно было считать успешно состоявшимся.
            Еще с третьего числа гости с Фазенды стали разъезжаться, уехали Поповы, Циммеры, Иван Иваныч с дамой сердца и малолетним сыном, но кто-то хотел оставаться до самого Старого Нового года. Но Рождество все же стало последним праздничным днем. Князьки никого не останавливали, им самим хотелось немного прийти в себя.
            – Ну как? – спросил Жорка Алекса, прежде чем забраться в машину к родителям.
            – Думал, будет жалко потраченных усилий и денег, но оказалось наоборот, права твоя Инна: ублажая других – ублажаешь себя.
            Тут отельер немного преувеличил. После возвращения в Питер, друзья Веры уехали в Тверь не сразу, две ночи еще ночевали в их Треххатке, и это было для Алекса уже целым испытанием, хорошо еще, что днем у него всегда был повод удрать «на работу» в «Бирему».
            Наконец уже и тверяки уехали, и русское новогодняя безумие все же закончилось.
В первый по-настоящему рабочий день на имя Копылова пришло сообщение о перечислении на его питерский счет двухсот пятидесяти тысяч баксов.
Мама же говорила о полумиллионе, слегка досадовал он, видимо, ей поверили пока что лишь на пятьдесят процентов.
            Теперь приходилось только ходить и гадать: что же такое шпионское я наделал, что мне такие роялти?         

© Copyright: Евгений Таганов, 2020

Регистрационный номер №0477837

от 2 августа 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0477837 выдан для произведения: ЧАСТЬ ПЯТАЯ
 
1
            Пока добирались до больницы Лара рассказала более подробно. Вчера часа в три к «Биреме» на дорогой красной «Тойоте» с московскими номерами подъехала какая-то фифа с надменной губой и оранжевыми волосами, и прямиком в редакцию. Жорка еще с универа не явился, сама Лара гоняла чаи наверху в Клубе. На вопрос портье Тани по какому делу фифа коротко сказала: ей нужен редактор «Светлобеса». Ну жди в вестибюле тогда, раз такая. В четыре пришел Хазин, прошел с гостьей в редакцию и через две минуты прозвучали выстрелы. Лара и Родя, базаривший с ней на ресепшине кинулись туда. Фифа уже выходила из редакции, что-то пряча в сумочку. Лара первой увидела свалившегося на пол Жорку с темными пятнами на рубашке и крикнула Роде: «Держи ее!» Тот схватил фифу за руку, она стала вырываться и выхватила из сумочки «Макарыча». Родя оказался ловчее и выбил у нее пистолет. Фифа дралась как дикая кошка и справиться с ней удалось лишь с помощью прибежавшей Евы и шокера Роди. Тут же вызвали «скорую» и милицию. Обыскав фифу, нашли в ее сумочке паспорт и водительские права, которые до приезда милиции Лара по поручению Евы еще успела отксерить в кабинете у Софочки. Вчера же Хазину сделали операцию: извлекли две пули из легкого. Ничего летального, но состояние тяжелое.
            Вера с квадратными глазами тоже внимательно слушала, но к чести невесты бандитского консильери лишь раз промолвила «Ужас какой» и только.
            Алекс набрал телефон Евы.
            – Да жив, жив твой обормот. Остальное не по телефону, – ответила Девушка Бонда.
            Набрал и Стаса.
            – Что за дурацкая манера хватать пули на ровном месте, – капитан был не менее агрессивен.
            Вчетвером в палату Хазина их не впустили. Алекс прошел один. Палата была одноместной даже с персональным санузлом. Ева сидела на стуле и в лучшей своей манере отчитывала лежащего на койке бледнолицего Жорку с перевязанной грудью. Редкий случай: шифроваться совсем не было необходимости, а говори все как есть.
            – Кто? – выдохнул Алекс, уразумев, что его страхи были чрезмерные.
            – Фаина Каплан, кто еще? – часть гнева Евы досталось и Копылову.
            – Он не знает, кто такая Фаина Каплан. Нормально сказать не можешь, – буркнул Жорка.
            – Некто Марина Аксененко, студентка филфака МГУ. Дочь полковника милиции кстати.
            – А за что?
            – Вот читай, здесь все сказано, – Ева взяла с тумбочки открытый ноутбук и протянула Копылову. На мониторе был сайт со «Светлобесом».
            – Ты своими словами скажи, – попросил Алекс.
            – Нет уж, прочти. Это читать надо.
            – А со мной она уже два часа так, – пожаловался Хазин.
            Спорить – себе дороже, Алекс стал читать. Это была заметка Жорки о «Мастер и Маргарите», где он доказывал, что Мастер совершенно бездарный писатель, так как вместо того, чтобы пронзительно показать казнь Иешуа, тратит книжный текст на глупую погоню римских филеров за Иудой. А встречу Мастера с Маргаритой, когда они просто посмотрели на улице друг на друга и тотчас направились на случку в подвал Мастера, Жорка назвал самой гнусной любовной сценой во всей мировой литературе.
            – Ну и чо?! – недоумевал Алекс, закончив чтение.
            – Вот за это «чо» и получи фашист гранату.
            Глянул за разъяснением на Хазу. Тот сконфужено усмехнулся:
            – Она только спросила: это ты сам написал и тут же стрелять стала, я даже ничего сообразить не успел.
            Алекс в голос захохотал, глядя на него засмеялась и Ева, затрясся от болезненного смеха и Жорка.
Вера по дороге домой восприняла рассказ Алекса о причинах стрельбы в «Биреме» без особого аханья.
            – У меня в институтской группе по крайней мере пара девчонок за такой пасквиль на «Мастера и Маргариту» поступили бы точно так, будь у них пистолет. Ты рассказывал, что он один раз уже удирал через окно от театральных фанаток. Как-то я засомневалась в умственных способностях твоего друга.
            «Пасквиль, пасквиль», – Алекс едва дотянул до Треххатки, чтобы заглянуть в толковый словарь. «Оскорбительное измышление о ком-то или о чем-то». Ну да, именно так. Но зачем за стрелялку хвататься?
 
2
            Свой разбор полетов состоялся по сему случаю и у Стаса. Если Валет после «верительных грамот» Зацепина был фактически Инкубатору почти неподсуден, то новоявленный фабзаяц Хазин таким иммунитетом пока не располагал.
            – И все равно не верю, что это из-за каких слов о писательской книге, – упорствовал в своем мнении Яковенко. – Я понимаю, если бы сразу и вдруг. Ну, это же сперва надо было дождаться отъезда отца в командировку, потом вскрыть его сейф, взять оружие и своим ходом на машине в одиночку ехать шестьсот километров. Есть, пить, заправляться, облегчаться в конце концов. И все это время не ослаблять в мозгах своей бредовой идеи. 
            – Что следователь говорит? – генерала Рогова больше интересовала официальная сторона вопроса.
            – Пока что не решается что-то говорить. Опасается московских покровителей папы-полковника, – Стас старался придерживаться самой нейтральной интонации. – Папа, между прочим, уже приехал и сегодня утром дуру-дочку перевели под домашний арест в квартире одного из приятелей полковника.
            Генерал с подполковником молча переваривали сказанное.
            – А сам подстреленный что по этому поводу говорит? – Рогов, похоже, во мнении тоже еще не определился.
            – Тут лучше спрашивать, что по этому поводу говорит Валет, потому что Напарник будет делать только то, что скажет главный подельник.
            – Представляю, что этот может сказать, – язвительно хмыкнул Яковенко.
            Генерал вопросительно глянул на капитана.
            – Этот поставил условие: десять тысяч баксов, и он трогать дочку полковника не будет.
            – А иначе что? Изобьют, изнасилуют, в публичный дом продадут?
            – Я знаю, что он одному братку собирался колено прострелить, чтобы была инвалидность на всю жизнь.
            – Не слабо. Где браток, а где дочь полковника? – кипятился подполковник. –Взрастили чадо. Я Валета имею в виду. За такие штуки как бы наш Инкубатор вообще не закрыли, а нас с волчьим билетом…
            – Ты в Москву звонил? – спросил Рогов.
            – Еще нет. Без вашего дозвола…
            Генерал утвердительно кивнул головой. Под их пристальными взглядами Стас набрал на мобильнике номер Зацепина и коротко рассказал ему о ситуации с Напарником и об угрозах Валета. По громкой связи прозвучал спокойный голос майора:
            – Хорошо, я займусь этим.
            – Интересно, а как он займется? – мрачно обронил Яковенко.
            Ему никто не ответил. Сериал по имени «Валет и компания» нисколько не утрачивал своей динамики и интриги, оставалось лишь терпеливо дождаться очередной серии.     
 
3
            Районный следователь являлся теперь в «Бирему» как на работу. Сначала с экспертами, потом один и дважды с отцом фифы, внушительном дядечке даже в гражданском костюме. Первое дознание было нейтральным, а в присутствии московского гостя приняло определенную направленность: «А не было слышно шума явной ссоры? А почему Хазин заставил ее столько себя ждать? А почему ей не разрешили дождаться его в самой редакции?»
            Допросили и Копылова, сперва в «Биреме», затем по повестке в милиции. «С какой целью существует эта интернет-газета? Кто ее оплачивает? Кто заказывает такие провокационные заметки?»
            – Оплачиваю газету я, – по пунктам отвечал Алекс. – С целью, чтобы стать в нашей стране медиа-магнатом. Провокационные заметки мне нужны, чтобы нащупать самый оптимальный коммерческий путь моей медиа-империи.
            «А откуда деньги на отель? Почему в нем английская школа, выставка, бойцовский клуб и сауна с девочками?»
            – Еще есть конное ранчо, вторая гостиница и магазин немецкой бытовой техники. В планах открытие Охранного Агентства, дома отдыха в Сочи, строительной фирмы, покупка океанской яхты и пары дорогих ресторанов. Хорошие партнеры только приветствуются.
            Такие откровения от юного щеголя с бородкой обезоруживали и побуждали бежать наводить справки, хотя бы в то же ФСБ. Что дошлым ментам там отвечали было неизвестно, но вторично устрашающие вопросы никто из них уже не задавал.
            Впрочем, Алекс во все это и не очень стремился вникать. Просто ждал результата – чем все это закончится, дойдет ли до суда, или Фифу Марину преспокойно увезут в Москву или за границу.
Само шпионство снова было поставлено на долгую паузу, если не считать переданную курьеру Зацепина капсулу с микропленкой, да пришедшие на счет не сто тридцать, а сразу сто тридцать семь тысяч баксов, из которых Копылов с чувством «глубокого удовлетворения» изъял свои законные четырнадцать тысяч – похоже в своем питерском околотке он теперь был самым высокооплачиваемым гранд-агентом.
            Поэтому поток накопившихся дел нес его по другому руслу, вернее, по целой дельте бизнес-рукавов. В Клуб «Биремы» помимо тусовки художников зачастили некие барды, которые принесли с собой шум и наркотики. В Магазине Хазина сильно проворовалась продавщица-кассирша, в Шалмане бригаду биремских молдаван захотел поменять на бригаду строителей-западэнцев Ёжик – правая рука Лукача, направленные в ресторан Циммера два боксера крепко поцапались с адвокатом, редактор детского издательства усиленно флиртовал с Верой, намекая, что за благосклонность к себе поможет библиотекарше утвердиться в литературной среде Питера.
            Проще всего оказалось прекратить редакторский флирт. Всего-то и понадобилось заявиться в детское издательство в сопровождении звероподобного Тимони и вежливо попросить у редактора просчитать сколько будет стоить издание книги моей невесты Веры Орешиной на английском языке, мол, хочу ей сделать на свадьбу такой подарок. Плюс просьба не говорить Вере о своем визите. Собирался еще как бы невзначай выронить из кармана «Макарыча», но этого не понадобилось, редактор и так сидел белее финской бумаги, лежащей на его столе.
            С бардовской тусовкой он расправился в два приема. Назначил для их спевок лишь один день в неделю и объявил категорический запрет на наркотики, мол, водки можете пить сколько угодно, мне это прибыль приносит, а остальное «низзя». Потом для профилактики дважды организовал с помощью «боксеров» крутой шмон, изъяв и тут же уничтожив все дозы и шприцы, что лихие гитаристы принесли с собой.
В Магазине Алекс тоже особо не миндальничал. Всему персоналу на двадцать процентов уменьшил зарплату, пока их вычеты полностью не покроют воровство кассирши, мол, для подачи в суд прямых улик не хватает, поэтому давайте так. Два человека в знак протеста из Магазина уволились, остальные негодовали, но подчинялись.
            С Лукачем насчет молдаван говорил на повышенных тонах:
– Мне нет дела, что твой Ёжик не любит молдаван и западэнцы мне тоже пофиг, но пусть не ведет себя как вторая баба на кухне.
– Ты назвал Савелу Ёжиком, а ведь похож, – рассмеялся Лукач и конфликт был исчерпан, вернее, судя по злому взгляду Савелы-Ёжика, погружен до времени в его мстительный схрон.
Насчет Циммера Алекс провел нравоучительную беседу со всеми «боксерами»:
– Все адвокаты, конечно, первостатейные сволочи, но эта сволочь сделала для меня очень много, поэтому прошу вести с ним не как рэкетирские вертухаи с матом-перематом, а именно как цивильные охранники. Циммеру тоже скажу, чтобы относился к вам не как к официантам, а на полгектара уважительней.         
Cамое замечательное, что брошенные Копыловым от балды слова следователям об Охранном Агентстве и строительной фирме оказались весьма провидческими. Хазин, правда, насчет Агентства внес большую долю скепсиса.
– Уголовников в охранники все равно, что с волками охотиться на зайцев, никогда не будешь знать, на кого они могут кинуться.
– Сомневаешься, что я не сумею их укротить?
– В этом я как раз не сомневаюсь. Просто для серьезного укрощения тебе придется провести обряд собственного посвящения. Конкретно замочить какого-нибудь человека. Пахан без киллерства – это не пахан.
«Так я и так уже двоих замочил», – хотел признаться Алекс, но все же промолчал, отложив тем самым Охранное Агентство на неопределенное «потом».
Зато в первый же приезд на Фазенду Авдеич огорошил его сообщением о ходоках из «Папы Карло», которые вдруг захотели встать под копыловские знамена. В пяти километрах отсюда для питерской фирмы выделили огромный участок под коттеджное строительство, работы там непочатый край, вот только с «Папой Карло» никто связываться уже не хочет. 
            – Ну и чо? (Как же ему нравилось это «чо».) Предлагаешь свою строительную пирамиду построить?
            – Можно и без пирамиды. Нужно только чертежное обеспечение и кое-какая бухгалтерия. У тебя же в гостинице бухгалтер есть, я найду технаря. Материалы для начала строительства. Два заказчика уже в очереди стоят.
            – А люди? Твоей четверке с Мотелем сколько возиться? Месяца два?
            – Месяц. Людей я найду и отберу каких надо. Фирму давай.
            – Раз такой уверенный, почему сам не откроешь?
            – Мне всегда с деньгами не везет и с безопасностью. У тебя есть и то, и другое.
            – Я подумаю, – пообещал Алекс.
            Итогом его размышлений стала регистрация с помощью Циммера строительной фирмы «Фазенда Плюс» (чтобы не путать с собственной Фазендой). Как и с «Папой Карло» авансы двух заказчиков пошли на стройматериалы, а так как третья часть материалов уже имелась, то и на зарплату работников фирмы. Сам Авдеич на Мотеле уже не трудился, разъезжал по окрестностям на своей «Ниве», нанимал еще две бригады, в том числе и ту основную, которой доставались все сладкие морковки от махинаций «Папы Карло» и въедливо проверял всех на профпригодность.
Теперь во время приездов на ранчо Алекс непременно заглядывал и в коттеджный поселок, где пока стояли только колышки, врытые в землю, смотрел как трудятся «его» новые работники. Вопросов не задавал, просто здоровался и наблюдал, что делается. Разъезжал он на джипе Хазина, захватывая с собой одного-двух «боксеров». И когда они выходили вдвоем-втроем из дорогой машины и просто молча смотрели, это было как раз то устрашающее действие, что надо – одно слово: победители бандюганов «Папы Карло».
            Не успел разобраться с новым филиалом, как впереди замаячил еще один. К нему в отельерную постучался после занятий инглиша Сева:
            – Хочу предложить тебе вместе открыть автосалон. В Хельсинки с авторынком у меня все схвачено. Площадка для машин есть на твоей Фазенде. Осталось только автовоз для машин купить или взять в аренду и вперед! По одной машине перегонять это уже не катит.
            – И все это без стартового капитала? – усмехнулся Алекс.
            – Я бы и сам смог, но сейчас совсем на мели. Недавно меня очень сильно обули на баксы, срочно надо хорошо заработать.
            – У меня свободных денег нет.
            – Но у тебя есть Лукач. Всего-то и надо: семьдесят тысяч зеленью. Мне никто не даст, а тебе из их общака под процент запросто. Ты же ничего не боишься. Хорошую деньгу можно зашибить.
            – Сам же говоришь, тебя недавно сильно обули. Я помогаю только успешным и фартовым.
            Все же Сева не отставал и выцыганил себе площадку на Фазенде для будущих авто и сопровождение «боксерами» автовоза от границы до этой площадки. Каково же было изумление Алекса, когда через две недели по мобильнику позвонил Сева и назначил боксерскому сопровождению время встречи и номер своего автовоза. И к вечеру того же дня сияющий Сева въезжал с семью новыми «Опелями» на территорию Фазенды. Копылов не беспредельничал: слупил лишь десять тысяч рублей за боксерское сопровождение и по сотне за ночь с каждой машины за стоянку в Фазенде. Если последние две машины Сева сумел продать лишь месяц спустя, то как раз и набежало на полторы зарплаты сторожа Фомича – микроскопическое, но облегчение фазендных расходов.
            Еще одним приятным новшеством лесного поместья стали два охотничьих ружья, привезенных с Новгородчины Авдеичем и его двоюродным братом-печником. Однажды, приехав со своей инспекцией Алекс застал в Усадьбе возбужденную разделку только что подстреленного взрослого подсвинка килограмм на пятьдесят.
            – Про мою хозяйскую десятину не забудьте, – бросил он, переодеваясь в рабочую одежду, чтобы отправиться с бензопилой за своим любимым занятием – дровами для камина. И был порядком изумлен, когда ему к отъезду и в самом деле принесли к джипу здоровенный кусок кабанятины.
            – Да вы чего? Юноша пошутил. Да перестаньте! Вам самим на один зуб, – отнекивался изо всех сил, но пакет все же в машину был загружен.
            Как повариха «Биремы» не старалась, вкус дичины все равно получился так себе, но важен был сам факт лесной добычи. Мелкобритам тоже досталось по маленькой пайке, но как же они все загорелись от слов «Охота на дикого кабана»: «А мы тоже хотим».
            Хазин выход из положения нашел просто:
            – Покажи им фильм «Особенности национальной охоты» и назначь входной билет на охоту: две бутылки водки и килограмм мяса с человека в день. Нет, мясо не надо. Просто две бутылки водки, но с дам тоже.
            Понятно, что все это раскрутить сразу и вдруг было не просто, но мысль запала. И уже наводились справки об охотничьих карабинах и охотничьих билетах. Да и вообще здорово было иметь на Фазенде нормальное оружие без оглядки на разные там разрешения.
                         
4
            Возвращение Хазина в «Бирему» было триумфальным. Чтобы ему не таскаться на высокий третий этаж в свою съемную двуххатку, решено было поселить его в номере гопников в пристройке, а Родю с Покусанным Денисом (к их удовольствию) поселить временно в одной из комнат его съемной квартиры («Антресольную» Алекс придержал для себя).
И сразу же в пристанище «героя свободной прессы» потянулся нескончаемый поток посетителей: однокурсники по универу, персонал отеля и Магазина, учителя и ученики Инглиш Скул, сторонние завсегдатаи Клуба, постояльцы отеля, обретенные приятели и приятельницы среди художников, бардов и исторических реконструкторов, ну и Даина-Селия, куда же без них. Один из учеников Инглиш Скул был журналистом крупной питерской газеты. Увидев фото прыжка Жорки из окна съемной двуххатки на дерево, он разместил его в своей газете вместе с заметкой «Полет интернет-прессы» о двойном нападении на редактора интернет-газеты. Что мгновенно и вовсе превратило Хазина в медиа-звезду местного масштаба. Просмотры «Светлобеса» увеличились втрое, а самому Жорке стали приходить приглашения на разного рода медийные мероприятия.
            – Желтая майка лидера теперь явно не у тебя, – довольно подначивала Алекса Ева на их очередном триумвиратском сборище.
– В московскую ссылку, что ли его за это отправить, – размышлял вслух Копылов.
– Это тебе за то, что на Кубу меня не взял, – насмешничал Хаза.
– Кстати, о Кубе. Народ волнуется, что ты прогулял там их новогоднее повышение зарплаты, – сообщила Трехмужняя.
– Хватит с них и футболок, – вредничал Алекс. (Всему персоналу он привез в подарок по футболке с кубинскими пальмами.)
– Ну да, от большого ума всем женщинам по одинаковой футболке.
– Право на глупость, есть величайшее человеческое право. На том стоим, – если отельер и был смущен, то очень чуть-чуть.
Особый интерес к Жорке был у мелкобритов. Алекс перевел им на инглиш заметку Жорки и нашел «Мастер и Маргариту» на английском языке, чтобы они могли уловить суть причину-следствия подрасстрельного эссе. Как ни странно, визит московской киллерши не слишком их напугал, похоже они уже привыкали с тому, что здесь поджигают машины и дачи, устраивают дикие мордобои, а чуть-что берутся и за пистолеты. Более того, они уже решались в первую половину дня вояжировали группами или по одиночке по городу (твердо убежденные, что все питерские бандиты до обеда спят). Выходили в город и после обеда, например, в ресторан или Мариинку, но уже требовали сопровождения хотя бы одного из отельных гопников.
Уяснив прямую связь между тем, что говорит Хазин сегодня и что появится в «Светлобесе» завтра заморские гувернеры, как позже выяснилось, устроили даже тайный тотализатор, делая ставки за какие именно перлы герой-редактор будет снова бит или подстрелен. Прежний формат дискуссий за чаем в Клубе при многих лишних посетителях для серьезного мастер-класса уже не годился, поэтому мелкобриты придумали приглашать Хазина к себе в номер Оливии, где поговорить можно было за тем же чаем только в более тесной и отборной компании. Ходить к ним в одиночку герой-страдалец не пожелал: «Я же теперь рок-звезда, поэтому мне нужна нормальная подтанцовка». В подтанцовку вошли Алекс и Ева с Ларой, а также гитара и скрипка в качестве успокоительного для разгоряченных спорщиков.
            Детонатором обычно выступал Питер Гилмут. У него якобы остался в Лондоне большой друг, который очень сильно нагрузил его стереотипами о России.
            Например, он утверждал, что в России девяносто процентов всех памятников посвящены Второй мировой войне. Зачем такая воинственность?..
            Или считал, что во всех российских деревнях нет теплого туалета…
            Или говорил, что в российской армии три процента призывников из-за дедовщины совершают суицид…
            Поэтому Жорке приходилось отвечать, как бы не Питеру, а этому «большому другу». Но если Алекс отвечал на такое со скрытым сарказмом еще больше преувеличивая эти стереотипы, то Хазин чаще пускался в историко-географические экскурсы российских реалий. При этом было очевидно, что пробиться через глубинный снобизм англосаксов совершенно невозможно. Именно поэтому Жорке и нужна была подтанцовка, чтобы выговариваться в первую очередь перед Алексом и Евой. И действительно хазинские спичи мало в чем разубеждали мелкобритов в компании с матрасником, зато удивительным образом действовали на главного князька. Как уже было сказано, любые назидания от людей взрослых он всегда воспринимал весьма настороженно, не очень спеша их принимать к сведенью, зато то же самое высказанное ровесников тут же врастало в него словно собственным знанием. Да и то сказать, Жорка порой выдавал такие перлы, которые ни в одной ученой книге не найдешь.
            Например, на вопрос «Большого друга»: «Почему в России такая низкая производительность труда»? Хазин ответил так:
– Главная формула западной жизни: много-много работать, чтобы чуть-чуть лучше жить. Увы, нам это никак не подходит. Россия – это альтернативная цивилизация. Как только вы до тошноты накушаетесь своего западного прогресса – побежите перенимать нашу кондовую правду. Секрет нашей альтернативной цивилизации прост: в отличие от вас мы очень любим беспечную комфортную жизнь. Именно поэтому у нас зимой в квартирах не семнадцать, а двадцать три градуса тепла, и умываемся мы непременно только проточной водой, и пьем много водки, чтобы быстро и дешево получить приятное состояние духа, и если нам нужно за неделю сделать какую-то работу, то шесть дней мы будем бездельничать, а в седьмой сделаем все как надо. Всего-то и требуется заменить целеустремленность и трудоголизм словами кайф и комфорт, и сделать сумасшедшую карьеру, ну а не получилось – пей водку и тоскуй о не сбывшемся.
Как-то снова зашел разговор о дедовщине, и Питер высказался в том смысле, что России пора, как всем европейским странам перейти на профессиональную армию.
            – Ничего подобного, – тут же пустился в атаку Хазин. – Из-за профессиональной армия Россия когда-то потеряла Москву и чуть не потеряла и всю страну.
            Все: и свои, и чужие немедленно вскинули головы: это когда же?
            – В Отечественную войну 1812 года у России была профессиональная армия, двадцать пять лет службы это и есть настоящий спецназ. Кутузов правильно сказал: потеряем армию – потеряем Россию, ведь резервистов не было, и сдал Москву. Это европейские страны могут позволить себе такое баловство, как наемничество. Для России надо чтобы на смену одной погибшей армии тут становилась новая и так до последнего русского человека.
            В другой раз заговорили об особом долготерпении русского человека.
            – Все дело в русской географии, – пустился в объяснения Жорка. – Вы представляете, что значит жить тысячи лет в лесу с большой семьей у одной русской печки. Причем эта русская печь никак не может обогреть пространство больше двадцати пяти квадратных метров? И вот вы насмерть разругались со своим соседом и ночью среди зимы он поджег ваш дом. И что идти с десятью детьми к родственникам в другую двадцатипятиметровую избу? Вот и выработали за столетия терпеть и ни с кем сильно не ругаться. А для сброса агрессивности у нас всегда были деревенские бои стенка на стенку, чего тоже никогда не было в европейских странах.
            Шикарно расправился он и с европейским понятием свободной личности:
            – Да, согласен, в России никогда не было свободы в вашем понимании этого термина. Зато в России всегда было такое понятие как вольность. Если свобода – это правильная свобода, то вольность – это свобода неправильная, это проявление свободы не по законам или биллям, а по собственному хотению. Подчинялся, подчинялся, а потом вдруг взбрыкнул и не подчинился. Это и есть наша вольность. Кстати, можете себе записать, что есть главная тайна русской души, она выражается пятью русскими словами: «Ты моему нраву не прикословь!» Причем это касается не только мужчин, но и самых послушных девушек. В один прекрасный день они могут так взбрыкнуть, что психоаналитики всего мира только рот раскроют.
            – Откуда ты это только знаешь? – частенько спрашивал его потом Алекс.
            – Да так, откуда-то, – неопределенно пожимал плечами Жорка.
            Постоянное присутствие жучка Стаса, закрепленного в его брючном кармане и включенного диктофона Питера, казалось, только еще больше распаляло Хазина.
            – Боюсь, с такими речами ты у нас станешь навечно не выездным товарищем, – сетовала Ева на их тройственных посиделках. – Интересно, в Лондоне сборник твоих изречений издадут полностью или выборочно. Как тебе такое название: «Откровения питерского Дауна»?
            – Очень даже годится, – довольно ухмылялся Жорка. – Предложили его Питеру. Ему понравится.
            – Можно сделать еще лучше, взять все записи не у матрасника, а у другого товарища и напечатать «Откровения питерского Дауна» прямо в Питере на инглише… – предложил Алекс.
            – …и поставить автором Питера Гилмута, – тут же подхватил Хаза. – Сигнальный экземпляр показать Питеру. То-то он взовьется. Никому не сможет доказать, что это не он отдал нам эти записи…
            – …и классная может получиться вербовка. Верно, товарищ капитан? – сказал Алекс, наклонившись к жучку Жорки.
            – Вот же придурки! – не могла сдержать смеха Ева.
            – Придурки и есть! – согласился в своей съемной двуххатке Стас, снимая с головы наушники.    
 
5
            Суд над московской фифой, убийство Лукача, открытие Шалмана и ресторана Циммера произошли практически одновременно. День Первый: начало суда и перерезание красной ленточки у входа в филиал «Биремы», день Второй: завершение суда, премьер-обед у Циммера и сообщение о взрыве машины Лукача.
            На суде в первый день был полный аншлаг, среди толпы хазинской тусовки затесался даже Стас – не мог пропустить сие действо, которое, увы, оказалось весьма занудным и скучным. Волосы Марины обрели свой природный русый цвет, одета была совсем неброско, да и отвечала на вопросы просто и по существу. Жорка, к удивлению многих, тоже не цицеронил, прямо чувствовалось, как ему невмоготу присутствовать в качестве жертвы. (Всем «боксерам» предусмотрительно идти на суд запретили.) На вопрос как он теперь относится к Марине, ответил, что вполне не прочь был с ней поспорить о Булгакове в какой-нибудь ресторации, чем вызвал смех в зале. Московский адвокат Марины витийствовал гораздо активней. Интрига закончилась, когда прокурор под занавес попросил для подсудимой всего три года условного срока. Поэтому на следующий день на объявление приговора явилось не больше десяти человек. Прямо из зала суда Марина была отпущена на свободу прямо в объятия отца и нескольких московских подруг.
            – Ты точно хотел с этого полковника слупить десять штук тугриков? – допытывался у Копылова Жорка.
            – Я и сейчас хочу, – мрачно отвечал Алекс.
            Его кровожадность была несколько поумерена твердым обещанием Зацепина, что полковника уволят с работы, а Марину в МГУ со стационара переведут на заочное отделение. Теперь оставалось лишь организовать в Москве угон машин полковника и фифы и тогда инцидент и в самом деле будет исчерпан.
            Несмотря на все потуги, Шалман так и не обрел официального персонального названия, по документам просто гостиничный пансионат, среди персонала «Биремы» получил имя Филиала, которым они козыряли, когда совсем случайные постояльцы отеля жаловались на его дороговизну:
            – У нас есть Филиал, там все в два раза дешевле. Вас туда доставят на нашей машине.
            Некоторые, любопытства ради, даже соглашались. В целом там было совсем неплохо: шесть однокомнатных номеров и два двухкомнатных, плюс кухня-буфет для легкого перекуса. Для бюджетных командировочных самое то. Сбылись и Жоркины слова про чистых и нечистых, не только в смысле постояльцев, но и насчет персонала и даже постельного белья – все строптивые служащие и гостиничная начинка «второго сорта» (мебель и белье) теперь перекочевывала именно сюда. Сэкономили и на администрации, в Филиале постоянно находились одна-две горничных-«хозяйки» и один охранник, все остальное оформлялась в «Биреме», зато у филиальцев имелся и бонус: свободное посещение биремского Клуба.
            С последним Копылов особенно проявил свою хищническую сущность: повесил на двери Клуба электронный замок и обязал всем «не постояльцам» выдавать абонементные магнитные карточки – за каждое посещение аж по десять рублей. Мелочь, но в иные месяцы набегала полная зарплата Люсьен.
            Ресторан «Циммер» получился достаточно представительным и стильным – одни светильники и пещерные гроты чего стоили, словом, десять тысяч тугриков дизайнеру себя вполне оправдали. И после озвученного в суде приговора московской фифе, Алекс с Верой и Жорка с Евой направились прямо сюда. Из сорока посадочных мест застали там не больше пятнадцати посетителей, но сияющий адвокат был доволен, в середине буднего дня можно было только радоваться такому результату. Посадил главную гостевую четверку на лучшие места, и даже попытался к ним присоседиться. Но был безжалостно остановлен отельером:
            – Если ты хоть рюмку с нами выпьешь, будет считаться, что мы твои не клиенты, а гости и платить тем более с чаевыми мы тебе ничего не будем.
            – Точно! – со смехом подтвердил Жорка и Циммер с кислой улыбкой вынужден был отступить.
            Великолепная четверка сделала шикарный заказ, причем все салаты, закуски, горячее и десерт в четырехкратном виде, чтобы все друг у друга «надкусить» и оценить, даже выпили первых два тоста, как вдруг дверь из вестибюля в зал распахнулась и вошли трое в кожаных куртках. Во главе троицы был Гаврила, чья вязаная шапочка украшала кабинет Алекса в Треххатке.
            – Нам тебя на пару слов, – произнес он, отыскав глазами Копылова.
            – С вещами на выход, – ухмыльнулся Жорка.
            – И тебя тоже, – добавил Гаврила.
            Алекс с Хазиным переглянулись и вместе с нежданными гостями вышли за стеклянную дверь в вестибюль.
            – Лукача вчера взорвали вместе с водилой. Сегодня похороны. Вам там быть, – объяснил Гаврила.
            Устраивать препирательство выглядело не солидно и «не по понятиям».
            – Ждите на улице, сейчас будем, – распорядился Алекс.
            Едва братки вышли за дверь, он набрал Тимоню.
            – Я сам только узнал, – ответил с Фазенды главный «боксер». – Мы все тоже сейчас выезжаем. Что, почему – не знаю. Наверно кто-то кусок у нас отжать хочет.
            – Деньги, венки нужны будут?
            – Деньги точно, насчет венков не знаю.
            В вестибюль выглянули обеспокоенные Ева с Верой.
            – Пригласили на срочные похороны Лукача, – объяснил Еве Алекс. – Вы тут уже без нас, ни в чем себе не отказывайте, – он протянул Вере пару пятитысячных купюр.
            Ева открыла свою сумочку, достала ретранслятор, упрятанный в корпус небольшого мобильника и передала его Жорке. Теперь о слышимости жучка в радиусе пяти километров можно было не беспокоиться. Князьки натянули свои зимние куртки.
            – Это не опасно? – Вера все же была порядком напугана.
            – Завещание я уже написал, волноваться не надо, – «успокоил» ее Алекс.
            – Дай ты ему как следует за такие слова! – приказала Ева.
            Вера машинально стукнула кулачком жениха в грудь.
            – И меня, пожалуйста, тоже, – попросил Жорка и получил полновесный удар от Евы по спине.
            Смеясь, они с Алексом выскочили за дверь.
            Выйдя из ресторана, загрузились с братками в огромный внедорожник.
            – Сначала в «Бирему», – скомандовал Копылов.
            – Зачем? – удивился Гаврила.
            – Это точно похороны или что?
            Гаврила кивнул водиле, и они поехали в отель.
            Сидевший рядом с князьками браток полез в карман на своей наличностью:
            – У меня с собой только полста баксов.
            – Сиди спокойно. Нам такой команды не было, – угомонил подельника Гаврила.
            В «Биреме» Алекс взял из сейфа две тысячи тугриков и разложил их в два конверта, затем спустился еще в подвал и прихватил из тайного схрона «Макарыча», который, увы, был там в единственном числе, а для Жорки кастет.
            – А где именно Лукача взорвали?.. А похороны надолго?.. На поминки нам придется потом ехать или нет?.. – задавал Копылов дорогой для наушников Стаса нужные вопросы.
            Гаврила отвечал неохотно и крайне неопределенно. Ясно было, что он сам толком подробностей не знает.
            У больничного морга стояло с десяток иномарок, возле которых кучковалась пара дюжин крепких ребят и мужиков в дорогих пальто. Тут же важно представительствовался Савела-Ёжик, как бы примеривая на себя корону нового Крестного отца. Тоня с заплаканным лицом находилась среди отдельной группы женщин. На прибывших князьков никто внимания не обратил. Чуть позже подъехал Тимоня со всей пятеркой арендованных Алексом «боксеров». К князькам они не подходили, лишь издали сдержанно кивнули головами. Из обрывков разговоров окружающих постепенно вырисовывалась картина самого убийства. Лукач имея доступ к поставкам чистых «Макарычей» не захотел делиться ими с другими бандосами, ну и поплатился.
Наконец появился сверкающий катафалк, в него вынесли из морга великолепный гроб, все расселись по машинам и длинной колонной покатили на кладбище. На кладбище дожидались еще с десяток машин с братками. Священник провел соответствующую службу над закрытом гробе, родственники покричали-поплакали и все вереницей стали бросать в могилу по горсти земли, Алекс с Хазиным, повинуясь знаку Гаврилы, тоже поучаствовали в этом.
            После окончания церемонии все опять загрузились в машины и поехали в ресторан на поминки. Пока народ размещался там, князьки вознамерились тихо, по-английски слинять, мол, честь своим присутствием оказали, а поминать пахана на равных с остальным им как бы уже и не по чину. Но у самых дверей их перехватил Гаврила и повел на «разговор» в одну из служебных комнат ресторана.
            – На всякий случай, – шепнул Копылов, незаметно передавая Жорке кастет.
В комнате находился Савела-Ёжик с двумя буграми, тут же находился и Тимоня со своим напарником, да и Гаврила не стал никуда уходить. Кворум был налицо.  
            – А теперь рассказывай, – вместо какого-либо приветствия приказал Савела, окидывая отельера угрюмым тяжелым взглядом.
            – Что именно? – Алекс постарался придать своему голосу максимальное спокойствие.
            – Почему Лукач с вами так цацкался? Даже от челябинских вас прикрыл.
            – Каких еще челябинских?
            – Которым вы рыльник начистили за свою кофеварку.
            (Где ж это так протекло!)
            – Что же он сам вам ничего не стал объяснять? – отельер старался выиграть время.
            – Так ты нам объясни.
            – Все как есть?
            – Все как есть.
            – У нас с ним один крупняк готовился. Неужели он вам не говорил, что скоро у вас будет миллионное дело?
            И Алекс увидел, что попал. Савела вопросительно переглянулся со своими буграми. Теперь оставалось только не выходить из образа. Но как? И вдруг Копылова осенило.
            – Общее дело по моей наводке. Есть один богатенький карась и его можно хорошо прижучить. Причем так, что он шума поднимать не будет.
            В комнате повисло молчание.
            – Дальше давай, – нетерпеливо потребовал новоявленный пахан.
            – Когда-то этот карась участвовал в нелегальной передаче за кордон восемнадцати тонн золота. Но за кордон из восемнадцати ушло только пятнадцать тонн. Десять лет назад.
            – Ну и почему Лукач сразу не ухватился за это дело?
            – У этого карася хорошая охрана. И если с ним по грубому, то потом вами займется все питерское и не только питерское ФСБ.
            – Ну? – Савела явно клюнул. – Фамилию и адрес карася.
            – Давай как-нибудь наедине. Лукач стерегся, тебе тоже это не помешает.
            Савела сделал знак и бугры вместе с Гаврилой и «боксерами» вышли за дверь. Алекс достал из кармана записную книжку и ручку. Вырвал из книжки две страницы, на одной написал все координаты карася из заветного Списка Тридцати, потом передал ручку Ёжику.
            – Перепиши буква в букву все своим почерком.
            Тот криво усмехнулся, но все же переписал. Алекс сверил две записи, после чего взял со столика зажигалку и сжег в пепельнице свою записку.
            – И какая здесь твоя доля?
            – Тридцать процентов.
            – Это все?
            – И десять чистых «Макарыча» с глушителями, – неожиданно добавил Хазин.
            – Да, и десять волын, – подтвердил Копылов.
            – Но после того как все выгорит? – последовало уточнение.
            – Точно так.
            С полминуты Савела размышлял.
            – Ну что, пошли за стол. Рюмку за Лукача опрокинешь.
            – С удовольствием. Но лучше если без этого. На меня и так ваши косятся. А потом если утечка будет о каких-то ваших застольных терках, нас тут же в стукачи запишут. 
– Разумно, – согласился пахан. – Сами домой доберетесь?
            – Доберемся, – и князьки поспешили на выход. Их никто не провожал.
            – Эта наводка была фуфельная или настоящая? – поинтересовался Жорка уже в квартале от ресторана.
            Алекс в ответ криво усмехнулся, мол, только не фуфельная.
            – А у тебя что с собой?
            Пришлось расстегнуть куртку и показать ручку «Макарыча» торчащую из-за пояса:
            – Немного лопухнулся. Надо будет по месту работы вторую стрелялку хранить.
                         
6
            Те безразмерные триста тысяч долларов, что образовались у него после продажи финской дачи и ограбления Севиной квартиры, между тем, почти совсем сошли на нет, когда приходилось уже отказываться от самых простых текущих покупок. А впереди ведь маячили новогодние премии и повышение зарплат персоналу. Тут еще словно в насмешку выплыла необходимость срочной покупки двух квартир.
            Сначала шкурный интерес проявила Люсьен:
            – Ты хоть и новый русский, а ведешь себя как настоящий альфонс.
            – Это как же? – искренне удивился Алекс.
            Их свидание проходило в Антресольной хазинской квартиры. Родя и Покусанный Денис находились на дежурстве в Фазенде, Жорка на занятиях в универе и ничто не могло помешать им здесь уединиться.
            – Заставляешь девушку не только выпрашивать у тебя свидания, но и искать место встречи.
            – По-моему это место нашел я, – не согласился он с такой напраслиной.
            – Ты понимаешь, о чем я.
            Конечно, он это понимал. И это был уже не первый такой разговор. Купленная Тимоней на паях с братом-моряком квартира ни у кого в «Биреме» не оставляло сомнений, что это, как и крузак, тоже на деньги Копылова. И теперь все силы души Люсьен были направлены на то, чтобы убедить Алекса купить нормальную квартиру для нее, вернее, для их дальнейших любовных свиданий. Более того, она уже присмотрела такую квартиру в пешей доступности от «Биремы». Всего-то и надо каких-то сорок тысяч баксов. Ты, мол, за месяц столько зарабатываешь.
            Простая, вроде бы арифметика, но весь организм Алекса упорно сопротивлялся ей, не желая расставаться с «нажитой непосильным трудом» зеленью. Было даже не очень понятно почему, собственно, он такой жадный: неужели просто денег жалко. Только потом до него дошло: такой подарок автоматически возводил Люсьен на первое место, оттирая Веру на третье-десятое, да и его самого превращает в унизительного покупателя женских любовных услуг за энную сумму.
            Разумеется, при озвучание вслух все это выглядело ужасно неубедительно и даже глуповато. Уж лучше было выглядеть патологическим скупердяем. Впрочем, вода камень точит и месяц назад он выдвинул ей свое условие покупки:
            – Хорошо, но я покупаю эту квартиру на свое имя. Ты в нее заселяешься и через три года я ее переоформляю на твое имя.
            – Три года, что это за срок такой? – совсем не обрадовалась она. – Чтобы я тебе успела надоесть, и ты нашел бы подходящий повод для разрыва? Или тебя за это время подстрелят, и я у разбитого корыта?
            Насчет «подстрелят» довод был железобетонный.
            И сегодня он сказал так:
            – Хорошо, давай я покупаю тебе квартиру, но мы с тобой полностью все прекращаем, ты увольняешься из «Биремы» и больше мне никогда не звонишь.
            – Это ты меня что, на вшивость решил проверить? – Ей и это было не в масть. – За деньги я с тобой или нет?
            – Ты со мной за свое светлое будущее и это есть главный женский закон, против которого никто никогда не моги возражать. Просто ты с квартирой сразу превратишься в мою вторую семью. Против тебя как возлюбленной я ничего не имею против, но как вторая семья… – Алекс сделал весьма выразительный жест руками, мол, увы и ах.
            Минуту Люсьен молчала, приводя в порядок перед зеркальцем макияж.
            – И ты готов хоть завтра пойти в банк и дать мне эти деньги?
            – Не совсем так. У меня есть еще одно условие: квартира будет куплена не мной.
            – Как это?
            – Богатым папиком должен быть другой. Например, Попов. Ты же сама говорила, что он к тебе когда-то крылья подбивал. Вот и пофлиртуешь с ним при народе, пару раз в кабак сходишь, в номере у него пару часов посидишь, а потом с загадочным видом оттуда прокрадешься на выход.
            – Да ты у нас настоящий сутенер, – сердито бросила Люсьен.
            – О Господи! Опять все не так! – взмолился он. – Придумай лучше!
            – Это ты так из-за Веры стараешься?
            – Нет. Я всегда и во всем стараюсь только из-за себя. В общем ты услышала мои слова: квартира должна быть якобы куплена не мной!
            Глаза оскорбленной девушки метали молнии и другие электрические разряды. Терпеть это было малоприятно, но с другой стороны не может же он весь окружающий мир сводить только к таким частным любовным разборкам. Выйди на улицу, встряхни головой и переключись на что-то другое.
            Второй квартирой, покусившейся на его кошелек, стали соседи за стенкой его отельерной. Сами пришли и спросили, не хотите ли купить нашу трехкомнатную квартиру и всего за пятьдесят тысяч. Именно мимо нее он проходил всякий раз, когда ускользал из «Биремы» через соседний двор. Квартира была хороша, не нуждалась даже в ремонте – готовый офис на вырост то ли для интернет-газеты, то ли для юридической конторы Циммера, то ли для администрации империи самого Алекса. Можно было поднапрячься и вложиться сюда, но тогда Люсьен точно в полном пролете, что не есть хорошо.
            В ситуацию неожиданно вмешалась Вера. Ей пришел вызов на оформление наследства бабушки и перед тем, как уехать на два дня в Тверь, она затеяла со своим гражданским благоверным серьезный разговор.
            – Я все же хочу купить в Питере себе однокомнатную квартиру.
            – И что ты будешь с ней делать?
            – Иногда прятаться от тебя, иногда приглашать своих родственников и друзей.
            – Супер!
            – Только мне не хватает пяти тысяч. Та, которая мне нравится, стоит двадцать тысяч.
            Какой сюрприз! Оказывается, она втихаря уже себе и хату выбрала! А что, если он не станет ее отговаривать?
            – Пять тысяч? Не вопрос, конечно, одолжу.
            И он невозмутимо перевел разговор на другую тему. Лишь, когда она уехала в Тверь, спохватился: обещанная Люсьен квартира стоила вдвое дороже, чем квартира для его во всех смыслах несравненной невесты. Это вам не банальный шпионский провал – пятно ляжет на всю его будущую семейную жизнь какой бы счастливой она не случилась.
            Посадив Веру на поезд он с Московского вокзала отправился в «Бирему», дабы развеять свои квартирные печали с Жоркой и Ларой. Но Хазин был занят своим «Светлобесом» так что из ушей пар валил, Лара тоже куда-то подевалась. Оставалось лишь сидеть в отельерной и смотреть новости. Там его и нашел Родя. Дисциплинировано позвонил по внутреннему телефону с ресепшена и попросил о приватном разговоре. Слово «приватный» Алекса заинтриговало, до сих пор он с ним как-то не сталкивался. Спешно набрал по Интернету и сразу включил в свою активную лексику.
            – Хочу напроситься на пожизненную трудовую кабалу, – без обиняков начал Родя. – В нормальное крепостное право. Осточертело с кем-то жить в одной комнате. Съемную хату тоже не хочу. Самую зачуханную жилплощадь, но свою. Из четырех с половиной тысяч своей доли за твой «Мерседес» я уже полторы тысячи выплатил. Осталось три. Что, если я на тех же условиях одолжу у тебя семнадцать тысяч и куплю себе однокомнатную в спальном районе, где-нибудь тоже на Выборгском шоссе, чтобы до Фазенды…
            Родя не успел докончить фразу, как Алекс оглушительно принялся хохотать. Оскорбленно весь вспыхнув, Родя вскочил со стула и шагнул к двери.
– Стой, стой! – вслед закричал ему отельер, вытирая слезы. – Просто ты четвертый человек за четыре дня, который просит у меня квартиру.
– Все понял, – Родя продолжал держаться за ручку двери.
Алекс жестом указал ему на стул.
– Есть варианты.
– Какие?
– Заработать три куска, получить полную инициацию в мою команду, а после Нового года, возможно, и эти семнадцать штук на квартиру.
– Ну?
– Надо немного похулиганить и разбить три машины.
– Да запросто.
– Две машины в Москве. Одна Марины, что подстрелила Жорку, вторая – ее папы полковника МВД.
– А третья?
– Третья в Питере. Майора Сосницкого.
– Какого еще майора Сосницкого?
– Майора ФСБ Сосницкого, который по твоим же словам сдал Димона Волкова как сексота ФСБ.
Родя выглядел предельно обескуражено.
– Ну с московскими понятно. А Сосницкого зачем? Ведь ты же к Димону якобы никакого отношения не имеешь.
– Я может быть и не имею. Но офицер ФСБ, который сдает своего агента может и должен быть наказан. Боишься ФСБ? Хорошо. Тогда третье задание будет замочить для устрашения кого-нибудь из лукачцев. Я правда еще не выбрал кого.
– А разбить как? – сделал свой выбор гопник.
– Знаешь, что такое клевец или чекан?
– Ну.
– Три удара клювом клевца: два по салону, один по фаре будут достаточны, чтобы если и не сдать в утиль, то в капитальный ремонт.
– Три раза клевцом – это серия, которая легко отслеживается.
– Молодец, соображаешь, – похвалил Алекс. – Поэтому клевец только один раз, два других чем-то другим. Прояви творческую соображалку.
– А не боишься, что на тебя все равно выйти могут? После суда-то.
– Так да или нет?
– А в Москву командировочные будут?
– Когда вернешься, принесешь мне билеты и счет за очень скромную гостиницу. Еда тоже будет оплачена, алкоголь – нет.
– Как срочно? И где взять клевец?
– В ближайшие две недели. Я скажу, когда. Причину выезда придумаешь сам. Клевец найдешь тоже сам. Потом Жорка примет тебя с ним в свою банду реконструкторов.
– Круто! – восхитился Родя. – Ты сейчас это придумал или раньше?
– Насчет тебя сейчас, остальное – раньше.
 
7
            После подобных квартирных страданий возвращение к обычному гангстерству было целым облегчением.
            – Ну и как ты намерен раздраконить обещанного карася? – допытывался Жорка, когда они ретировались с поминок Лукача, сохранив заготовленные две тысячи тугриков.
            – Я тебе не кэвээнщик, чтобы за тридцать секунд все придумать. Дай мне с этим хотя бы спокойно переспать.
            – Значит, завтра с утра весь план операции будет готов?
            – Конечно. Почему бы и нет?
            Полного плана на утро, увы, не получилось, зато возникли конкретные намерения, которые Копылов озвучил Напарнику в одной из кондитерских возле университета.
            – Вот тебе адрес и фамилия карася, надеваешь парик, лепишь себе грузинский нос, меняешь джип на «Ладу» кого-то из экспедиторов и вперед.
            – Хочешь, чтобы я узнал весь его распорядок дня? – уныло заметил Хазин.
            – Не совсем. Хочу, чтобы ты засек конкурирующую фирму. Ёжик наверняка пошлет туда своих братков на разведку. Мне нужно хотя бы одно их фото.
            – Не понял юмора, – честно признался Жорка.
            – С этим фото мы сделаем Ёжику шикарную предъяву, мол, из-за тебя, жлобина, операция по карасю провалилась. Твоих людей засекли, охрану удвоили и теперь операцию приходится отложить на полгода.
            – А если братков не будет?
            – Тогда ничего не остается, как самим разрабатывать карася.
            – И конечная цель?..
            – Пара миллионов баксов. Наш родительский стартовый капитал – это, конечно, хорошо, но очень медленно. Надоело прибыль по доллару считать, пора уже быстрей олигархами становиться.
            Жорку против такого довода не возражал.
            – Кого-то еще подключать будем?
            – Пока нет. Покупай парик и на меня, буду тебя там подменять через раз.
            Карась, а в миру Епифанцев Арнольд Сергеевич, жил с семьей в элитном доме с закрытой автостоянкой и детской площадкой. Подобраться к ним можно было лишь издали. Как же глупо чувствовали себя Алекс с Жоркой часами по очереди карауля в машине с сильным биноклем и автостоянку и детскую площадку, чтобы за неделю бдений лишь трижды сумев разглядеть карася, сначала садящегося в «Вольво» с личным шофером, а затем дважды выходящего с внучкой на детскую площадку. Но их старания все же были вознаграждены, Жорке удалось засечь двоих братков Ёжика, которые поперлись в подъезд дома и были с позором изгнаны двумя рослыми охранниками.
            А потом был вызов на ковер к Ёжику. Снова пожаловал Гаврила с двумя подручными, теперь уже прямо в «Бирему», мол, надо ехать, Савела срочно зовет. Жорка продолжал честно ходить на занятия, и у Алекса не было выбора – не Стаса же с собой приглашать. Еле успел на выходе вспомнить про выпитое пиво и метнуться назад как бы в туалет, на самом деле за своей стрелялкой.
            Его повезли в пригород. Там в загородном доме за трехметровым забором проходил сходняк лукачцев. На входе его даже обыскали: похлопали по бокам и подмышкам. Ёжик с полдюжиной приближенных трапезничал в зале, увешанном копиями, а может и не копиями старых русских живописцев.
            – Ну что отельная прислуга скажешь? Не многовато ли денег ты нам задолжал? – новоявленный вице-король чувствовал себя полным хозяином положения.
            – Задолжал не я, а ты! – Алекс уверенно прошел вдоль стола к королевскому торцу и положил перед ним фото, сделанное Жоркой.
            Два соседа Ёжика вытянули шеи, дабы рассмотреть, что там.
            – Что за хрень подсунул?! – главарь смотрел и ничего не понимал.
            – Своих братков не узнаешь? Которые к Епифанцеву поперлись? Под камеры и проверку паспортов. Речь про два миллиона баксов, которые ты по своей тупости просрал!
            От такой гипер-наглости у Ёжика даже горло перехватило.
– Кто сделал это фото? – быстрей опомнился бугор слева.
– Да уж не менты и не охрана. Теперь все придется начинать сначала.
Фото пошло по столу.
– Это же Бэха и Гундосый, – признал кто-то своих шестерок.
– Тебя, слизняк, не по этому делу сюда привезли, – обрел дар речи Ёжик. – Свои фуфельные лимоны засунь себе в зад. Мы тебе счетчик включаем на…
– У тебя нет оснований называть меня слизняком, – не дал ему закончить Алекс. – Еще раз назовешь…
– Этот слизняк мне еще угрожает! – зло ощерился Ёжик, вставая из-за стола.         
Выхватить из-за пояса «Макарыча» и сразу нажать на гашетку заняло две секунды.
– А-а-а!! – заорал Ёжик, хватаясь за простреленную коленку и падая снова на стул.
Не давая никому прийти в себя, Копылов подался вперед, одной рукой схватил Ежика на ворот, а второй приставив ему ствол пистолета под подбородок. Он шел ва-банк, понимая, что его собственная жизнь сейчас висит на волоске.
– Ты не понял, что я сказал?! Никогда меня так не называй! Кивни, что понял!
Ёжик кивнул и это все увидели.
– Бросай волыну! – в спину Алекса уперся пистолетный ствол.
Не оборачиваясь, отельер сильно махнул рукой назад. Следом резко извернулся, готовый выпустить всю обойму. Но стрелять не потребовалось. Тот, кто держал его на пистолете лежал на полу, удар рукояткой «Макарыча» пришелся ему по голове. Сам пистолет валялся на полу. Мгновение, и он уже был в левой руке Копылова. Пять или шесть братков рефлекторно подались назад.
– Счет за врача знаешь куда прислать, – оглянулся Алекс на пребывающего в шоке Ежика и двинулся с пистолетами на выход. Его никто не останавливал.
Жорка уже находился в Магазине, поэтому отельер на такси поехал именно туда. Хазин был на зале, разбирал конфликт со сварливой покупательницей. На знак Копылова, тут же приказал вернуть ей всю сумму и повел Алекса в директорский кабинет.
– Оцени штучку, – мародерский трофей лег на его стол.
– «Глок». Ух ты! Откуда?! – Жорка в восторге крутил в руке редкое оружие, не забыл и полную обойму проверить.
– Не хотел тебя с лекции срывать, поэтому пришлось разбираться в одиночку.
– Ну, ну, ну! А то не отдам! – Хазину требовался самый полный отчет.
Алекс рассказал, верно по событиям, но пижонски по деталям, причем на радость Стасу на чистом испанском языке.
– И что они тебя вот так легко отпустили? – тоже перешел на испанский Жорка.
– А что им оставалось делать после моих четырех сталинских ударов: сначала про два лимона баксов, потом выстрел на ровном месте, потом испуганный кивок Ёжика, потом захват второй стрелялки.
– И что теперь?
– Откуда я знаю.
– Стас и Ева в курсе?
– Пока, думаю, нет.
– А просто попугать их «Макарычем» не мог?
– А не американский коп, чтобы разговоры разговаривать.
– И главное, без меня! Сделал меня безнадежным аутсайдером.
– Извини, брателло, в следующий раз стреляешь только ты.
Тень сомнений еще больше набежала на веселость Жорки:
– Ты понимаешь, если они паханов взрывают, то что же сделают с тобой?
– Ну умру под пытками, делов-то, – продолжал куражиться Алекс. – Вы с Евой обязательно, чтоб отомстили, а то по ночам к вам являться буду.
– Тебя-то ладно, а если Веру в оборот возьмут?
Но главного князька трудно было смутить.
– Значит, готовим пятый и шестой сталинские удары. Превентивное нападение на хату Ёжика и вступление с ним в переговоры с позиции силы. Хотел пострелять, вот и постреляешь.
– Может Веру на пару недель переселить на съемную квартиру? – не слушая, серьезно предложил Хаза.
– Заодно и на работу в другую библиотеку, – скептически хмыкнул Копылов. – В общем, давай истерить будем чуть потише. Как будет так будет.
Раздавшийся телефонный звонок внес свой нюанс. Звонил Тимоня. Сообщил, что Савелу-Ёжика увезли в платную больницу, где не задают лишних вопросов. Понимать это надо было, что милиция поставлена вне игры – уже полегче. Алекс не спрашивал, что там говорят насчет его стрельбы, Тимоня охотно говорил сам. По громкой связи хорошо был слышен его чуть хриплый голос:
– Решают, быть налету на «Бирему» или нет. На «боксеров» не очень рассчитывай. Они сами не знают, что им делать, не хотят ни нападать, ни защищать тебя.
Теперь оставалось только отправляться в отель и занимать там круговую оборону. Призваны под ружье были Глеб-Игорь со своими стрелялками. Ева, узнав о ситуации и для порядка как следует пошумев, тоже захотела на баррикады. Для нее в «Биреме» нашелся даже лишний ствол, ранее привезенный Копыловым для Хазина. До Стаса не дозвонились (раз в месяц он стабильно куда-то исчезал), и это было даже к лучшему – некому вставлять палки в колеса. Зацепинские телефоны тоже молчали, видимо «дядя Альберто» снова был в дальнем отъезде. Алекс вспомнил о номере телефона, оставленном для него майором, и вызванный по нему сотрудник, неприметный молодец тридцати пяти лет, попросивший называть его Иван Иванычем, тоже приехал. Не имея четких инструкций на подобный форс-мажор, он делал только то, о чем просили: надо приехать – приехал, надо с оружием – вот оружие, надо отстреливать бандосов – тоже могем. Были еще четверо гопников, но они имели при себе лишь травматическое оружие и служили в качестве разве что группы поддержки.
В «Биреме» сие многолюдство мужиков с настороженными физиономиями вызвало тихую панику, особенно после того, как у входа в подвал появилась табличка «Фитнес-центр по технической причине не работает», а на второй этаже такая же табличка на закрытом Клубе. Ничего не оставалось, как отправить женскую часть персонала по домам.
Наконец к исходу третьего часа появился и Стас, Ева таки дозвонилась до него по тревожной линии. Ворвался в отельерную, где перед двумя мониторами с камерами наружного наблюдения сидела славная троица фабзайцев, явно с целью устроить разнос, однако присутствие в уголке незнакомого мужичка заставило его прикусить язык.
– Это Иван Иваныч, моя крыша от Петра Иваныча, – представил человека Зацепина Копылов.
– Вы что, тоже готовы стрельбу открывать? – среагировал инструктор.
– Как получится, – Иван Иваныч был сама невозмутимость.
Стали разминать ситуацию на предмет дальнейших действий: если сегодня пронесет, что делать завтра и послезавтра.
– Ну да, сидеть и каждый час бояться, – категорически был не согласен Алекс. – Я думаю, надо действовать прямо сейчас, достать броники и в три часа ночи брать в оборот дом Ёжика, когда там все перепьются, и никто не будет ожидать от нас такой наглости.
Его воинственность действовала заразительно, словно и в самом деле не было ничего необычного в атаке на банду с пистолетами наперевес.
– Какой ты борзый! – возбухнула Ева (ведь явно без нее пойдут). – Есть специально обученные люди, ОМОН есть со своими брониками. И отмазка можно придумать, мол, соседи облаву вызвали.
– Может ФСБ лучше попробовать, – Хазину хотелось выглядеть рассудительным. – По вашим каналам, – глянул он на Стаса и человека Зацепина.
– Это тут же засветит всю нашу-вашу липовую конспирацию, – возразил Стас.
Все четверо вопросительно посмотрели на Иван Иваныча.
– А с чего вообще начался весь сыр-бор, – попросил тот расширенную информацию.
Алекс вкратце рассказал.
– А почему взорвали этого Лукача?
– «Макарычами» с другими ОПГ не поделился, – хмыкнул Жорка.
Копылов подтвердил его слова.
– Ну так может от этого и плясать, – принялся вслух рассуждать Иван Иваныч. – Как я понимаю, вам не хочется светить дорогого товарища (кивок на Алекса), чтобы его не посчитали ментовским или фээсбэшным стукачом. Ну так можно подключить военную прокуратуру, пусть она перекроет канал утечки армейского оружия. А оттуда протянуть аресты и за бандосами, мол, через вояк протекло.
Все попытались было спорить, но очень скоро пришли к выводу, что такой ход самый лучший и перспективный.
Переговоры были прерваны новым звонком Тимони, сказавшим, что налет отменен, Ёжик в больнице на операционном столе, а бугры решили вступить в переговоры. Еще через час в «Бирему» приехал Забара, владелец «Глока», явно на разведку, но с формальной причиной, которую он объявил, когда его сквозь строй защитников отеля, провели в подвальную бильярдную, где Алекс с Жоркой как ни в чем не бывало в присутствие Иван Иваныча катали шары:
– Мне бы назад мою волыну. Без нее мне никак. Сколько хочешь?
– Что с воза упало, то пропало. – Алекс лихо вогнал свояка в лузу.
– Тысячу баксов.
– Не-а. Говорю, назад не получишь.
– Две тысячи и «Макарова» в придачу.
– Не-ет! Слов не понимаешь, что ли?
Забара опасливо покосился на человека Зацепина.
– Я же ведь мог и выстрелить, но не стал.
– Раз не выстрелил, значит, не мог.
– Тачку даю, «Форд» девяносто седьмого года.
– Поучаствовать в моей операции с карасем хочешь?
– Ну.
Новый шар в лузу не попал.
– Черт! Мимо. Когда ваши дуроломы немного в чувство придут, позвонишь, и я скажу, что тебе делать и как. Как там, у вашего Ёжика операция прошла? Только одну ногу ампутировали или две?
– Ничего не ампутировали. По кусочкам все склеили. Ты специально именно в колено?
– А сам как думаешь?
– Специально.
– Если надо за Лукача кому отомстить, я могу поучаствовать. Так и передай. – И жестом Алекс указал, что Забара может быть свободен.
Когда дверь за ним закрылась, Жорка, бросив кий, захлопал в ладоши:
– Браво! Нашему Крестному отцу многие лета! Живи и пахни! Или нет? – обратился он к человеку Зацепина, который вызывал у него жгучий интерес.
– Ну что ж, бандитское прикрытие тоже прикрытие. Андреналинщики вы наши, – усмехнулся тот.
 
8
Увы, если свои шпионские дела славной инкубаторской троице более или менее удавалось скрывать, то того же сказать о делах бандитских никак не получалось. И недели не прошло, как о копыловском выстреле стало широко известно едва ли не во всем районе. И если персонал отеля еще верил в какие-то выстрелы из травматического оружия, то «боксерам» и гопникам все было известно доподлинно. Отныне ни одна пешая прогулка Алекса от «Биремы» до Магазина или Шалмана не обходилась без почтительных приветствий и узнающих взглядов большого количества совершенно незнакомых людей.
            Каким-то непонятным образом о его лихачестве стало известно даже Вере.
– Так ты оказывается не шутил, когда грозился оставить меня вдовой, – мирно обронила она пару дней спустя тихим вечером, дав ему почти закончить домашний ужин. – Расскажи, каково это взять и выстрелить в живого человека.
– Ты для себя это хочешь знать или для своих литературных экзерсисов? – Он продолжал невозмутимо запивать чаем пирожное.
– И для того и для другого.
– Есть такие волшебные слова: «правильное решение». Когда так себе скажешь, то только думаешь, как получше достичь результата, все остальное не важно.
– Наверно все наемные киллеры тоже себе так говорят?
– Думаю, да. Разве я тебе не говорил, что я вроде консильери?
– Насколько я знаю, консильери – это или советник, или завхоз, но сам при этом не дерется и не стреляет. Я думала, судя по твоем окружению, ты скорее участвуешь в каких-то милицейских играх, а не в бандитских.
Спокойствие ее голоса буквально покоряло его.
– Ну да, имею спецзадание выявить и сдать кому следует весь бандитский Петербург.
– А деньги в Финляндии у тебя откуда? Сказали, что целый миллион долларов.
– Было почти два, осталось тысяч восемьсот, не больше, – признание далось ему без особого труда, давно хотел это сделать и посмотреть что будет.
– И я твоя единственная наследница?
– Ну вот видишь, тебе в шпионскую школу можно прямо без экзаменов поступать. Лучшего шныря им не найти.
– Так это все правда?
– Более-менее.
– Ты специально так сделал? А я все думала, как это ты сделаешь, чтобы расставание с тобой для меня было смертельно опасно. А оно вон как!
Он решил за лучшее промолчать.
– Почему я?
Вопрос как всегда его умилил.
– Потому что ты по-прежнему не делаешь никаких ошибок и поэтому – средоточие для меня идеальной женщины. Даже обидно.
– Обидно?
– Ну да. Комплексовать рядом с тобой начинаю. Почему я не такой идеальный!
– Ну и почему ты такой не идеальный? – тут же подхватила она.
– Наш главный с тобой плюс – это наш возраст. Мы оба с тобой пока только взлетаем, ищем свои ориентиры, находим свои опоры и приоритеты и так далее. Как же я терпеть не могу девиц, которые насмотрятся дурацких фильмов и стараются в себе изобразить кучу киношных эмоций. Просто здорово, что в тебе ничего этого нет…
– Скажи, что мне надо сделать, чтобы ты отпустил меня? – вдруг произнесла она.
Алекс почти не удивился.
– Просто произнеси «отпусти меня» и все.
– И ты от меня сразу навсегда отстанешь?
– Разумеется.
– Ну вот почему ты так говоришь?! – гневно вспыхнула Вера.
– Потому что самое страшное для меня – быть кому-то в тягость. И терпеть не могу кому-то что-то доказывать. Твоя самая главная завлекалочка, что ты никак не пытаешься мной управлять и не ставишь свои интересы выше моих, да еще умеешь к чему-то стремиться помимо меня. Простодушному юноше вроде меня устоять совершенно невозможно. 
– Если б ты только знал, чего это мне стоит, – она вздохнула так скорбно, что он не выдержал и рассмеялся. Сгреб ее в охапку, перекинул через плечо и понес в спальню – за такой изумительный разговор она достойна была получить самую высокую его мужскую награду, заодно и про высокую любовь поговорить будет можно.
Впрочем, до итогового любовного воркования дело в этот раз не дошло. Едва Вера, завернувшись в простыню, пошла в ванную, он быстро вскочил, надел футболку и спортивные треники.
– Ты уходишь? – обидчиво спросила она, возвращаясь в спальню.
– В мир танца, причем вместе с тобой. Что у тебя есть легкого и свободного? Впрочем, можешь и голышом – я не возражаю.
– Какие танцы! Я вся разбитая. Что за фантазии посреди ночи!
– Женщин жалеть – только портить! – Он решительно потянул ее в гостиную, где вставил в видик диск «Школа рок-н-ролла», за которым гонялся целый месяц.
– Что это? – изумленно округлила глаза Вера, едва зазвучала бешеная мелодия и красивая пара на экране принялась показывать высший танцевальный класс.
– Очередной этап твоей инициации. За полтора месяца должна освоить, чтобы сразить «Бирему» наповал.
– Я? А ты сам такое умеешь?
– С хорошей партнершей и дурак умеет.
– Давай завтра начнем, – заканючила она.
– Никаких завтра! Или откладываем инициацию до следующего Нового года.
Он принес из спальни четверо плечиков с ее платьями. Вере не оставалось ничего, как подчиниться и выбрать что полегче.
Повторять движения по картинке с экрана было полной лажей, зато в руках мастера самое то.
– Раз, раз, раз! – снова и снова показывал он, сначала медленней, потом быстрей, потом еще быстрей.
– Я не могу! У меня не получается! Ты издеваешься! – пищала она, но делала, повторяла, копировала.
Через полчаса соседи застучали по батарее, и они сделали звук потише, но чуть погодя застучали снова, и первый урок был закончен.
– Ну что ты за гад такой! – возмущалась Вера, по новой отправляясь в ванную. – Каждый раз подсовываешь мне себя в новом обличье. Сколько мне от тебя еще ждать таких неожиданностей? Какой будет моя финальная инициация?
– Простое жертвоприношение, ничего больше. Вот только еще не знаю с помощью ножа или пистолета.
– А кого? Твоего заклятого врага?
– Еще чего? С заклятым любая школьница справится. Я же сказал жертвоприношение, а не мочилово, значит, жертва должна быть невиновной.
– Но ты же шутишь?! Точно шутишь??
– Так с ножом или с пистолетом, что выберешь? – улыбаясь, дожимал он.
– Ну тебя к черту с твоими шутками! Одна мыться буду! – дверь ванной захлопнулась прямо перед его носом.
«Он уже совсем с катушек слетел, – сам с собой рассуждал шестью этажами ниже Стас, снимая наушники. – Когда же, девочку, наконец-то прорвет?» О том, что любой бред насчет Алекса непременно потом сбывается, он всеми силами старался не думать.
 
9
            Слова Копылова о двух миллионах баксов разъедали лукачцев почище проигранного мордобоя. И когда две недели спустя Савелу-Ёжика отправили на повторную операцию колена в Германию, ситуация и вовсе приняла пародийный характер. В «Биреме» в качестве переговорщика снова появился Забара:
            – Ты говорил, что оплатишь лечение Савелы. Ну так за базар надо отвечать.
            – И отвечу. Давай смету расходов.
            Через день Забара привез и смету. В нее входила не только операция в Германии, но и недельное проживание там троих братков и подруги Ёжика.
            – Операцию оплачу, а турпоездку подтанцовки нет, – сказал, как отрезал Алекс. И выделил аванс в десять тысяч тугриков, пообещав все остальное заплатить после предоставленного из берлинской больницы окончательного счета. По факту это походило на нормальную рэкетирскую дань, но по сути на некую шефскую матпомощь, что рано или поздно должно было дойти до подручных Савелы-Ёжика.
            Ну а пока с отъездом последнего в славный город Берлин, в питерском околотке, окучиваемом лукачцами, наступила тишь и благодать, во всяком случае в отношении копыловско-хазинско-циммерской собственности.
            – Спасение утопающих в руках самих утопающих, – в два голоса Алекс с Жоркой вводили сию оригинальную мысль в уши Стаса, и на седьмой или восьмой раз тот сдался и оказал нужное содействие в создании Охранного Агентства «Эскорт», а потом и вовсе с благословения Зацепина и питерского начальства под видом армейского отставника Николая Григорьевича Сорокина стал его директором. Узнав о таком решении, Копылов испытал двоякое чувство: с одной стороны, был рад такой могучей поддержке, с другой опасался, не станет ли инструктор его более решительно наставлять и контролировать. К чести Инкубатора, Стас-Сорокин держал марку: внешне ни во что кроме Агентства не вмешивался и даже прилюдно пару раз обрезал отельера, когда тот слишком много задавал вопросов, мол, я свое дело знаю и прошу мне не указывать. Щекотливый вопрос насчет зарплаты капитану решился достаточно просто:
            – Будешь платить на пятьдесят процентов больше чем остальным охранникам.
            – Игорь-Глеб подрядились у меня по тысяче баксов в месяц. Стало быть, вам полтора куска. Ваше начальство вряд ли это переживет, – пряча улыбку, прокомментировал Алекс.
            – Они у тебя на белой зарплате? – чуть подумав, уточнил Стас.
            – Кто же сейчас на белой работает. Шестьсот через кассу, остальное в конвертике.          
            – Хорошо будешь мне через кассу платить восемьсот и еще четыреста в конвертике.
            – А за сверхурочные как?
            – Еще одно слово! – скрежетнул зубами новоявленный директор.
            – Шучу, шучу! – Копылов со смехом на всякий случай отскочил подальше от серлитого Стаса.
            Главное, что теперь для охранников можно было добиваться разрешения на боевое оружие. Сразу и два «сторонних» клиента нарисовались: ресторан «Циммер» и Магазин Хазина охотно стали платить за охранные услуги «белую оплату» на радость районной налоговой службе.
            При оформление в Агентство шестерки «боксеров» Алекс счел нужным наложить на них свою паханскую опалу:
            – Если бы вы повели себя чуть иначе, мне бы не пришлось ни стрелять в Савелу, ни оплачивать его лечение, поэтому полгода будете получать не по шестьсот, а по четыреста баксов. Заодно это будет и ваш испытательный срок. Никаких матов-перематов, пьянки и нарушений порядка. И забыли про Савелу. Под мои знамена так под мои. До утра можете подумать, завтра скажите мне окончательный ответ. Кстати, остальным лукачцам можете устроить большую отходную, я не возражаю.
            Удивительно, но парни с одной-двумя ходками за плечами слушали отельера с полным вниманием и пониманием, и на следующий день все, как один написали заявление о приеме в Агентство. Правда, с отходной лукачцам в приснопамятном кафе «Дымок» у «боксеров», вернее, у Тимони, вышла целая история. Бугры завели его в подсобку и набросили на голову целлофановый пакет – покупка крузака и квартиры дали себя знать. Каждое удушение заканчивались одними и теми же вопросами:
            – Откуда зелень? Кто этот Алекс Копылов? Кто за ним стоит?
            Не выдержав пытки, домушник сознался, что они с Алексом грабанули на сто десять тысяч баксов одну хату. За свою долю он все это и купил.
            Его признание впечатлило бугров – выходило, что тонконогий пацан-отельер все же одной с ними крови, только более скрытный и весьма фартовый. Тут еще узнали, что за четырех «боксеров» Копылов продолжает выплачивать сестре Лукача по четыре «Франклина» в месяц. И ясно замаячил вопрос: а не пора ли и им самим поучаствовать в его миллионных делишках?    
            До прямых переговоров дело, впрочем, не дошло – Алекс выяснил у Тимони из какой именно войсковой части лукачцам поступают чистые «Макарычи» и снова позвонил Иван Иванычу: выручайте! Обещанная военная прокуратура была приведена в действие и продавцов с покупателями накрыли прямо в километре от склада. Пара дней – и полтора десятка лукачцев тоже оказались в Сизо. Под раздачу попали и пару «боксеров», но их Алексу удалось отмазать, к еще большему укреплению собственного авторитета. И выехавший накануне Нового года из Берлина Савела-Ёжик до Питера так и не доехал – счел за лучшее затаиться на каком-то партизанском хуторе в Беларуси. Тимоня же за свою полезность стал регулярно получать вторую тайную зарплату, минуя официальную кассу. Про его преданность теперь беспокоиться не приходилось – сдача за решетку целой банды не оставляло ему никакой надежды на какую-либо бандитскую амнистию.
            У Стаса-Сорокина тем временем появился служебный подержанный «Фольксваген» вместо набившей Алексу оскомину вишневой «Лады»-шестерки.
            – Ну вот, значит и от меня вам какая-то польза, – не преминул одобрить отельер.
– Ты лучше расскажи, кто такой Епифанцев и с чем его едят, – потребовал Стас. – «Боксеры» только об этом и говорят.
– Вы это спрашиваете, как надзорный инспектор или как начальник моей службы безопасности?
– Ладно, колись давай, на два расстрела ты уже и так давно заработал.
Почему бы и нет – и Копылов рассказал инструктору всю подноготную «Списка 30» о том, как в руки его отца в Коста-Рике в 92 году попал список высокопоставленных московских чиновников с их заграничными счетами и переводом на них многотысячных сумм. И за что три месяца спустя ретивую гэрэушную семейную пару в Москве заложили цэрэушникам. Потом было бегство от полиции по шоссе через джунгли, во время которого был убит отец Алекса, а мать осталась прикрывать отступление раненного сына и еще одного сотрудника, который имел возможность благополучно вывезти Алекса в Россию. Предполагая подобное развитие событий родители сделали несколько копий «Списка 30», один из которых оказался в чипе, упрятанном в медальон, а медальон в кармане у Алекса.
Цепь случайностей помогла несколько лет спустя Алексу сохранить, вернее, восстановить этот Список. Более того, он попытался пустить его в дело. Но увы, в перестроечное время никакое расследование деятельности высокопоставленных предателей стало невозможно. Четверо из этой Тридцатки сейчас находятся в Питере. Эпифанцев один из них.
– И ты решил напустить на него всю бандитскую братию??! – Стас и не пытался скрыть своего крайнего удивления.
– Для меня это всего Правильное Решение.
– И что ты хочешь от меня?
– Ничего. Просто объяснил, кто такой Епифанцев.
– Я так понимаю, Хазин тоже в деле.
– «Мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем».
– Охренеть! Вот что значит связываться с малолетками.
– Вы считаете, не получится? – в глазах Алекса плясали чертенята.
– Еще скажи: «Предатель должен сидеть»!
– В общем, вы спросили – я ответил. Теперь мяч полностью на вашей стороне.
            В первую минуту Стасу казалось, что он с этими глупостями справится легко-легко, через день это уже виделось целой ловушкой, как не поступишь – все плохо, через неделю была поездка в Москву на встречу с Зацепиным, когда на осторожные намеки капитана, майор бодро ответил: все это именно так и обстоит и дай ребенку перебеситься как ему нравится, через месяц это был уже чистый саспенс, наблюдать как «ребенок» приступит к осуществлению своего Правильного Решения.
 
10
Все эти передряги совсем не мешали Копылову продолжать регулярно ездить на Фазенду лечиться там от стресса, вернее, один стресс перешибать другим – строительно-хозяйственным, уж очень хотелось подготовить там все к проведению роскошных новогодних праздников. Для этого мало было обеспечить сносное зимнее пристанище, но и придумать достойную развлекательную программу.
Коробка Мотеля уже была в полном наличие, оставалась только внутренняя отделка, на что в помощь новгородцам была брошена молдавская бригада в шестиголовом составе.
            Жорка к этому времени настолько поправился, что приступил к полноценным занятиям в бойцовском клубе, сражаться не сражался, но спортивные нормативы уже подтягивал до своего прежнего уровня. В универе получил себе отмазку на регулярное посещение больницы и через раз ездил на ранчо вместе с Копыловым. Дела в Магазине у него шли по нарастающей, две тысячи роялти в месяц повысились до трех и все они регулярно передавались Алексу, в качестве компенсации расходов по их коневодческой ферме. На прожитье Жорка вполне довольствовался восьмистами долларов за «Светлобеса», платой за сданную в наем московской квартиры и шпионской стипендией у Стаса. Мысль о новогоднем кайфе и развлечениях поддержал целиком и полностью. Разногласие касалось лишь количество приглашенных гостей:
            – Персонал «Биремы» и «боксеры» тебя не поймут, если ты не захочешь пригласить их на Фазенду.
            – Так ведь и смысл в том, чтобы хорошо от них от всех отдохнуть. На Фазенду повезем весной, чтобы с пользой сразу на полевые работы, – отшучивался отельер.
            – А как с мелкобритами?
            – Думаю, они на свое Рождество все свалят в Лондон и у нас до пятнадцатого января не появятся.
            – Неужели и гарем не позовешь? – от души подначивал Хазин.
            – Лару возможно, Люсьен ни за что.
            Как вышколенные тайные агенты они практически никогда не задавали друг другу личных вопросом, но тут Жорка не устоял, чтобы не спросить, как это у Алекса так получается, что наложницы не доставляют ему особых проблем: «Продай секрет».
            – Просто я с ними на берегу стараюсь обо всем договориться, – как мог объяснял Копылов. – Слухи о женской ревности и капризности сильно преувеличены. Не хочу быть виноватым и никогда им не буду. За выяснением отношений пусть дамы отправляются к кому-нибудь другому, не ко мне. Ты же не требуешь, чтобы я был только твоим другом и ничьим другим, а почему дамы должны это требовать? Поэтому я мужское эмансипэ за равные отношения мужчин и женщин в самом чистом виде.
            – Не возражаешь, если я эту твою ахинею в «Светлобес» запущу?
            – Только если подпишешься своим ником. С жирным удовольствием посмотрю, как ты от разъяренных девиц снова будешь спасаться бегством.
            Насчет продолжительных заснеженных праздников Хазин предложил добрый букет идей: от санок по льду под парусом до взятия снежного городка (смотри картину Сурикова), от поисков по карте запрятанных сокровищ (еще придумаем каких) до сооружения древнеримской баллисты (ох и постреляем), от ристалища для боев на мечах до всех видов метания, включая пращи, саперные лопатки и бумеранги. Ну, а если успеть приобрести вторую лошадь, то и вовсе будет все небо в алмазах.
            – Хорошо, – не возражал Алекс. – Утром тонна сена – вечером второй мерин.  
            Иногда они отправлялись на Фазенду совсем по-домашнему, прихватывая с собой Веру и Еву. Мотель представлял собой четыре однокомнатных и два двухкомнатных номера, входными дверьми выходящими на длинную застекленную террасу, которую в свою очередь предполагалось дополнительной галереей соединить с Усадьбой, дабы можно было в любой мороз перемещаться по всем помещениям в одних тапочках. С галереей никак не успевали, ну и ничего, двадцать метров и по заснеженной тропе и так пробежим в тех же тапочках. Два двухкомнатных номера, разумеется, были для князьков, и Вере с Евой было предоставлено полное право выбрать для них и обои, и пол, и мебель, чем они не преминули в полной мере воспользоваться. Помимо этого, приходилось заботиться и о всей остальной начинке лесной резиденции: куче телевизоров, электронном пианино, бильярдном столе, проводке интернета, музыкальном центре с караоке, видеотеке, обширной библиотечке (вдруг найдутся любители почитать). Заодно решались все деловые вопросы с целой кучей работников, обретавшихся на Фазенде, включая привезшего в очередной раз семь иномарок Севу и новых клиентов строительной фирмы. Разобравшись со всеми этим, они с Жоркой непременно переодевались в рабочую одежду и каждый занимался своим хобби: Хазин шел к своему Буцефалу, а Копылов вооружившись санками и бензопилой отправлялся в соседний бурелом прокладывать там очередную Тропу Хошимина. Дамы, естественно, следовали за своими благоверными.
            – Сколько же у тебя энергии?! – изумлялась Вера, восседая королевой на санках.
            – Да никакая это не энергия! – отмахивался он от напраслины. – Если бы мне кто со стороны говорил все это делать, у меня бы и половины не получалось. Просто моему сопливому энтузиазму никто не сказал, что он должен время от времени уставать, вот он об этом и не заморачивается.
            В сторону Веры у Алекса изумления тоже было предостаточно. Выдвигая ей еще год назад железное условие не выведывать ничего из его прошлой и настоящей жизни (только то, что сам ей захочет сообщить) он не сомневался, что эта ноша ей будет не по силам. За спиной у него был московский роман с Малышкой Юлей, которая не только тайком проверяла его мобильник и старалась поймать на малейшей лжи, но даже пыталась следить за ним, когда он куда-либо выходил один. Постоянно звучало: «Это не любовь, когда что-то скрывают друг от друга. Только полное доверие укрепляет союз мужчины и женщины. Мы должны рассказывать друг другу все-все». Поэтому нежелание Веры не навязывать ему какие-либо свои правила казалось чем-то притворным и временным. Но время шло и все продолжалось, как в первые недели их романа. Конечно, это можно было списать на ее романтическое желание продлить тайну познания, но не в течение же целого года!!
            Да и в его квартирах: служебной однохатке и собственной Треххатки она вела тоже совсем не владычицей морскою. Сначала он принимал эту ее скромность за некую провинциальную застенчивость перед ним, питерским мажором, и был не прочь выяснить ее настоящую подоплеку, но так ничего и не спрашивал: раз сам про себя не рассказывает, то нечего и ее биографию выведывать.
            Особенно умилял его Верин принцип не просить у него денег: все театры, рестораны и турпоездки она воспринимала как должное, да и на продукты тратила то, что он оставлял в ящике кухонного стола, но этим дело и ограничивалось. Даже пополнением ее личного гардероба ему приходилось заниматься самому, брать за руку и везти в Гостиный Двор за покупками: «Хочу видеть тебя в новом прикиде». Так и получалось, что на свои мелкие женские расходы ей вполне хватало ее ничтожной библиотечной заплаты и гонораров «Светлобеса», позволяя выглядеть почти материально независимой.
            В начале декабря у нее наконец вышла заказная книжица, и она получила не только вторую часть гонорара, но и заказ на новую книгу. Сие событие они отметили особым образом: пригласили в Треххатку Вериных коллег по работе. Две пожилых матроны три часа застолья не утихали ни на мгновение, славословя славную авторшу и предрекая ей большое литературное будущее. Заодно проверяли хозяина дома на его книжную начитанность. Чтобы восстановить свое статус кво, ему пришлось чуть похулиганить.
            – Да, вы правы, тех поэтов, которых вы назвали, я не читал, но все равно стихов на память знаю больше чем вы. Могу поспорить.
            Разогретые шампанским и коньяком матроны приняли вызов и стали азартно на время читать любимые стихи, одной хватило на полчаса, другой на сорок минут. Положив перед ними «Евгения Онегина» для объективного мониторинга, Алекс на голубом глазу выдал наизусть две первых главы, завершив декламацию через пятьдесят минут, пошутив, что может продолжать и дальше, если у дам хватит терпения слушать до утра. Поражены были не только матроны, но и Вера.
            – Господи, ну откуда ты только взялся на мою голову такой!? – стенала она, убирая чуть позже за гостьями посуду.
            – Мама таким родила, – посмеивался он.
            – А ты точно всего «Евгения Онегина» на память знаешь?
            – Еще чего! Любые понты тоже должны быть дозированными.
            – Ну а еще про какой-нибудь свой талант рассказать можешь?
            – Могу. Но только завтра. В один день только один талант.
            Утром она напомнила:
            – Ты обещал рассказать еще про другой свой талант.
            – Ладно. Неси ручку и чистые листы из принтера.
            Она принесла. Раньше на портрет у него выходило по двадцать-тридцать секунд, сейчас заняло больше чем по минуте. Зато лики вчерашних матрон получились вполне качественными.
            – Ух ты! – восхитилась Вера. – Как ты можешь вот так по памяти. Можно я их им подарю?
            – Ни в коем случае! Одному моему знакомому, который вот так рисовал портреты воров в законе, раздробили за его умение кисть руки. Поэтому я не хочу, чтобы ты кому-то рассказывала, что я это умею делать. Даже Хазину или Еве. Хорошо?
            – Жуть какая! Ты это придумал или как?
            – Разумеется, придумал, – он чмокнул ее в нос и понес рисунки прятать в сейф в кабинете.
 
11
            Бедному Стасу теперь доставалось аж с трех сторон. Даже спиной он чувствовал не прекращающие ухмылки всех трех своих фабзайцев. Не сильно отставали от них и генерал с подполковником.
            – Ну и каково это быть вертухаем над урками и уркаганами? – отпускал очередную казарменную шутку Рогов.
            – Валет и без меня так их в оборот взял, что теперь они как шелковые.
            – Неужели и срывов никаких не бывает? – не верил Яковенко.
            – Бывают. Но при этом они очень просят не закладывать их перед Валетом.
            – Боятся его? – сомневался уже генерал.
            – Не то слово! Причем, когда узнали, как Родя с гопниками до полусмерти измордовали его, а новгородцы подожгли на Фазенде новый особняк, их почтение только возросло. Я когда-то читал про германцев – телохранителей Калигулы. Чем больше Калигула совершал сумасбродств, тем больше становился для них похожим на Бога.
            – Эк тебя занесло! – даже крякнул на это Рогов. – То ты напророчил, что Валет станет главарем мафии, теперь еще что накаркать хочешь.
            – А что? На Западе полно сект с новыми мессиями, – подхватил, ухмыляясь, подполковник, – пора и у нас чему-то такому появиться. Напарник же год в духовной семинарии отучился. Вполне технологическую помощь Валету оказать сможет.
            Серьезные умные мужики, а как малые дети! Эх, если бы не субординация, Стас сумел бы им как следует ответить!
            Насчет страхов «боксеров» перед Копыловым капитан ничуть не преувеличивал. Все они не один раз выходили на ринг в спаринге с Алексом и на собственных боках знали силу и точность его ударов. Плюс достижения отельера в ограблении квартир и стрельбе по коленкам. А теперь, когда им, как работникам Агентства, позволено было выбираться из подвала в Буфет, Инглиш Скул и Клуб и видеть там иное, но тоже безусловное главенство Копылова, а также мечтать о ближайшем обретении миллионного куша (каждому по джипу и шикарной квартире) – авторитет их нового пахана принимал все более титановый характер. Поэтому и безропотно сидели на английских занятиях, облачались в костюмы с галстуками и ходили в автошколу (все, разумеется, за свой счет).
            Обретение Стаса-Сорокина в качестве директора Агентства было весьма удачным ходом и с методической стороны. Капитан сразу определил вчерашних урок на закрытые курсы телохранителей, да и сам мог грамотно обучить не только стрельбе и рукопашной, но и тактике охраны как при движении по дороге, так и во время пребывания в людных местах. В день знакомства с криминальной частью своего контингента он для острастки сначала расколол двухдюймовую доску ударом кулака, а потом с помощью стула и веревки показал, как можно устроить человеку невыносимую, а главное, не прекращающуюся пытку – и все, для «боксеров» он вместе с Алексом стал представителем гораздо более заоблачной преступной категории.
            После первой недели, когда угомонились все усмешки и подколки, Стас вдруг обнаружил у своей новой деятельности немало дополнительных плюсов. В кои веки ему пришлось работать в большом коллективе (по чему, как оказалось, он скучал), где можно было шире задействовать свои специфические навыки, объемнее наблюдать и просчитывать все вокруг, лучше держать под контролем всех троих фабзайцев, очно сканировать мелкобритов, более весомо участвовать во всей тайной операции и, наконец, подобно Алексу, нарушать устаревшие правила, уходя в собственное автономное плаванье.
            Взять того же Епифанцева, о котором Стас так и не решился докладывать в Инкубаторе, ведь неизвестно куда такой доклад может вырулить. Вдруг вообще всю операцию с Валетом прикроют, чего капитан страшился больше всего – снова возвращаться к унылому обучению правильных фабзайцев казалось совершенно невыносимым.
            – Если Епифанцев для вас заоблачная задача, давайте потренируемся с более мелкой рыбешкой, – в который раз уже заводил разговор Алекс. – Есть же целый список агентов влияния, которым я передаю конвертики с роялти. Почему никто не реагирует?
            – Ты их тоже предлагаешь похитить и потребовать хороший выкуп?
            – Зачем? Есть простая квартирная кража. Мы же Бандитский Петербург – нам и карты в руки. Никто ничего не поймет. Или вы так и будете терпеть, чтобы эти прохиндеи что-то сливали матрасникам?
            – Никто ничего не терпит. Уже принято решение кое-кого из них выводить из игры.
            – Взять с поличным? Как шпионов?
            – Не обязательно. Просто каждого крупного чиновника всегда есть за что брать по его работе. Вот за эти махинации или взятки и сядут. Только нужно время, чтобы это выглядело самым естественным образом, тебя, суперагента, чтобы не подставить.
            – Все очень прекрасно. Но без чистого криминала я никто. Народ меня не поймет, если я их с квартирными кражами не активирую, – не отставал Копылов.
            – Так это ты все-таки тогда квартиру Севы грабанул?
            – Не помню, может и я. Надо же было как-то репутацию у народа завоевывать. Три месяца, однако, прошло. Домушники нового воровского праздника жаждут.
            – И ты хочешь, чтобы я в нем участвовал?
            – Просто помочь разработать план налета и делать вид что ничего ни о чем не знаете.
            – Я сказал – нет!
            – Не хотите же, чтобы я такой из себя весь ценный погорел на глупой квартирной краже?
            – Я сказал – нет!
            – Вы в курсе, что у уголовников есть свой собственный Следственный Комитет, который рано или поздно раскроет, что все мы здесь – подставные люди?
            – Я сказал – нет!
            Но с каждым разом это категорическое «нет» Стаса звучало все менее решительно.
 
12
Где-то в Невадской или Аризонской пустыне стоял огромный терминал, в который автоматически стекались все сведенья мировой интернет паутины, включая все удаленные и заблокированные сообщения. При желании можно было найти любого пользователя и не только по его почте, но и по его запросам в Сети вычислить не только его деятельность, а и весь психологический портрет. Постоянно помня об этом, Алекс даже для простого «посидеть в Гугле» старался пользоваться пятью разными компами: один в «Биреме», другой в Треххатке, третий в квартире Стаса, четвертый в Магазине Хазина, пятый в однокомнатной квартире Лары.
Сегодня был Ларин день, вернее, день отсутствия Лары, так как совмещать комп с изысканным женским телом никак не получалось. Рядом с громоздким монитором стояли чашка с остатками кофе и блюдце с крошками печенья, те же крошки были и на клавиатуре – Лара не отличалась идеальной аккуратностью. Найдя салфетку и убрав следы кофепития, он включил компьютер, который, разумеется, был беспарольный, Алекс попытался связаться с Западным полушарием, где сейчас было раннее утро. Неделю назад, после долгого молчания Даниловна сама вышла на него, сообщив, что они со Стивом расстались. Тогда в полный масштаб ее трагедии он не очень въехал – дамские любовные драмы носили для него всегда юмористический характер и хоть по-дружески как мог утешал, особого сочувствия не испытывал. Только позже сообразил, что еще полгода и Даниловне не солоно хлебавши придется отправляться из классного Бостона с вещичками в Московию. Сейчас собирался поддержать ее более основательно. Но облом. Попробуем милую маменьку. Трехмесячное отсутствие Зацепина отличный повод для общения с «тетей Анитой» напрямую, узнать, как там дела на шпионском фронте. Тоже полное молчание. Сотрудница кубинской ГУР явно ни каждую минуту сидела у компьютера.
Настроение поговорить тем не менее не проходило, и взгляд Алекса упал на трубку радиотелефона, валявшуюся на журнальном столике. Проверил – трубка работала, поставил на подзарядку, минуту все обдумывал, потом снова взял трубку и набрал домашний номер Исабель – ну может же кто-то ошибиться с номером и набрать из Питера секретный номер кубинской генеральши. К его изумлению голос Исабель отозвался сразу.
– Алло.
– Привет, – осторожно произнес он по-русски.
– Как дела? – узнав, и тоже по-русски спросила она.
– Нормально. Только неопределенность сильно замучила.
– Жди больших денег. Это и будет определенность.
– Больших это сколько.
– Примерно, как за виллу. Если конечно они пойдут ва-банк.
– Как Мария?
– В порядке. Первые буквы уже пишет. А как Вера?
– Первую книгу уже с картинками написала и издала.
– Здорово. Пришли обязательно. Адрес помнишь?
– Конечно.
– Значит, все хорошо?
– Да. А у тебя?
– У меня тоже, – ответила она после пятисекундной паузы. – Спасибо, что позвонил.
Самый простой разговор, а он сидел словно огретый увесистой подушкой. Особенно потрясла пауза перед ее ответом и благодарность за звонок. Все-таки она не такая железная, как он считал и, оказывается, нуждается в самом звуке его голоса. Нужно звонить ей хотя бы раз в месяц, решил он, переходя на Ленту новостей.
Щелкнул дверной замок. Алекс вздрогнул, не сразу сообразив, что это.
– А я как чувствовала, что ты здесь, – сказала Лара, заглядывая в комнату. – Попался, который кусался.
Ну что ж, за отменный телефонный разговор он готов был расплатиться самой высокой мужской платой. Десять минут ушло на ее душ и переодевание в шелковый халатик. Дальше уже все по привычному трафарету.
– Можно я о тебя чуть-чуть спинкой потрусь?
Он что, может сказать, что нельзя? Или запретить своим рукам действовать в автоматическом режиме? Или помешать ей со сладкой улыбкой принимать его действия?
По сути она была даже более лучшим товарищем, чем Ева. Девушка Бонда соглашалась все делать, но непременно сдабривая свои действия вредными замечаниями, дабы продемонстрировать свой высокий личностный статус. Люсьен всегда почему-то налегала на чувства, всеми силами пробиваясь к званию любимой ханум. У огненной Селии на уме лишь сиюминутный праздник, пятиминутное молчание – для нее задача непосильная. И только Лара четко выполняла любые договоренности и просьбы без всяких требований. Правда, порой у него возникали подозрения о ней как о «засланном казачке», но кто и зачем будет ее засылать. Приходилось полагаться на ее признание, что ей нравится участвовать в чем-то большом, эффектном и не стандартном, мол, другие двадцатилетки или сплошные мажоры за папины деньги, или сверхироничные умники-бездельники и только на вас с Жоркой «шкура горит и дымится», к чему-то рветесь и сами чего-то достигаете. Даже амурные дела были поставлены князькам в плюс: в пустую не флиртуете и не потакаете женским капризам. Ценил он и ее высказывания про других людей: точные и без какого-либо злопыхательства в отличие от той же Люсьен, для которой весь мир был полон жуликами и проходимцами.
В этот вечер Ларины наблюдения коснулись его самого. Глядя как он облачается в зимнюю куртку и ботинки она вдруг обронила:
– Тебе самое время в кого-нибудь влюбиться.
Он так и замер, забыв застегнуть на куртке молнию.
– В пятую жену, что ли?
– Нет. Просто влюбиться. Самому.
– А в кого? Адрес и телефон пожалуйста.
– Пора не женщин в свое окно впускать, а самому в их окно влезать. Я все сказала, – и категоричным жестом она отправила его за дверь.
Было поздно и самое время ехать в Треххатку, но озадаченный ее словами, он завернул в «Бирему» увидеться и поговорить с Хазиным.
– Вопрос на засыпку. Ты к девушкам в окно лазил?
– Еще как! – Жорка совсем не удивился. – Два года назад. Классно получилась! На четвертый этаж в рабочее общежитие. Две недели входил к подруге в комнату через дверь – и полное динамо. А когда по балконам влез на четвертый этаж – ей уже совесть не позволила отказать. А чего спросил?
– Восхититься и позавидовать.
Я тоже так хочу, зазвенело во всей копыловской душе. Тусовки в Клубе с изысканными танцами, бильярдом, обсуждениями фильмов и «Светлобеса» отличное место для легкого необременительного флирта, но ведь иногда возникает нужда и в других эмоциях – уж слишком не похожи на влюбленность все эти Люсьены, Лары и Евы с Селиями. Ведь еще год-два и пройдет нужный возраст и уже не получится самому бегать за девушками, покорять их чем-то безрассудным и не просчитанным. Так и будет уныло пользоваться ухватками богатенького и искушенного кавалера, провоцируя мадамов делать первый шаг на сближение и успешно вгонять их потом в рамки четко выстроенных отношений. Да и сами эти уже порядком поднадоевшие биремные тусовки. Недавно тот же Жорка брякнул, что роман между преподавателем и студенткой следует называть изнасилованием. Но по сути, таким же закамуфлированным изнасилованием являются и любовные шашни в собственном отеле. Как бедным тусовщицам показать свой высший женский пилотаж – конечно, захомутать главного танцора. Первый парень на деревне – это точно про него. А какова его ценность за пределами «Биремы»? Ноль без палочки.
Придя к такому выводу, Алекс тут же принялся решать проблему со свойственной ему деловитостью: отказался от прежних прогулок с Жоркой по улицам на предмет шпионских входов-выходов, стал гулять (якобы с той же целью) один, просто превратился в разновидность Гаруна-аль-Рашида, искателя городских любовных приключений, вдруг, повезет защитить девушку от хулиганов или спасти ее от бродячих собак или еще что. Знал, что главным козырем уличных донжуанов было предложение приезжим красавицам показать главные питерские достопримечательности, но для себя посчитал это слишком банальным и дешевым, хотя совсем недавно начинал амуры с Верой именно с этого. Сейчас же хотел непременно чего-то оригинального и в то же время непринужденного и естественного. Но время шло, а ничего подобного не случалось. Несколько раз конечно к нему обращались с просьбой подсказать как пройти туда-то и туда-то, но в интересный разговор это так и не перетекало.
 
13
И вот когда он уже совсем разочаровался в своих пацанских исканиях его прямо на Дворцовой площади окликнул женский голос:
– Саша, ты?!
Оглянувшись, он с трудом узнал в молодой женщине в меховой шапке и красивой дубленке рыжую Клаву, с которой после первого курса в одном купе совершал путешествие из Владивостока в Москву.
– Ух ты какой! С бородой и боевым шрамом! А меня помнишь, как зовут?
– Клавдию Васильевну Синицыну трудно забыть.
– Клава! Клава! – кричала ей группа туристов, направляясь прочь с Дворцовой площади.
– Мы сейчас на экскурсию в Петергоф. Вечером вернемся. Давай где-нибудь посидим? Обещают в восемь вечера назад привезти. Давай прямо здесь в восемь.
– Давай, – согласился он.
После обеда они с Жоркой собирались на Фазенду и назад сюда к восьми он никак не успевал, поэтому нашел предлог, чтобы от поездки отказаться. Предпочел подрядиться на полдня экспедитором в хазинский Магазин – за простой физической работой время бежало чуть быстрее и ничто не мешало строить планы на вечер.
С удовольствием прокручивал в голове то великое свое путешествие и четверых девушек-медичек, которые на неделю завлекли его в свое купе, дабы он защищал их нежных и аппетитных от дембелей и рыбаков из плацкартных вагонов. Порученное дело он выполнил со всей добросовестностью, медички не успевали заклеивать пластырем ссадины на его кулаках, а проводница смывать капли крови с внешней стороны девичьего купе. Несколько бутылок ликера под конфетку сделали свое дело, и по ночам Алекс как переходящий кубок перемещался с койки на койку. От его казановских услуг отказалась только рыжеволосая Клава, сказав, что ей нужна любовь со всеми удобствами и пообещав в Москве Алекса насовсем к себе забрать. Обещание исполнено не было и вот теперь такая неожиданная встреча. Можно ли было ее провести по разряду романтических отношений? А почему бы и нет?
Ровно в восемь от стоял на Дворцовой площади и крутил головой во все стороны. В голове была полная мешанина, в плечевой сумке – цветы, шампанское, коробка конфет. На всякий случай договорился с Ларой, чтобы сегодня она переночевала в редакции на диване. Выслушал от нее полпуда насмешек, но согласие получил. Хазинский джип он после долгих колебаний брать не стал, Лара жила рядом с метро, а дорогая машина могла стать дополнительным охмурительным аргументом, чего ему никак не хотелось. Для чистоты эксперимента предпочел оставаться безлошадным студентом. 
В 20.15 начал слегка мерзнуть, как-никак минус пятнадцать со сквознячком.
В 20.30 был уже на девяносто процентов уверен, что сегодня ничего не выгорит.
В 20.45 его всего трясло от холода и любое «динамо» казалось уже благом.
Клава появилась без пяти девять, но к ее чести, бежала к нему почти галопом.
– Автобус в пробку попал. Бедненький. Замерз весь!
Он и не отрицал сего:
– Личный рекорд по ожиданию поставил.
– Скорей куда-нибудь в тепло.
– П-по-еха-л-ли, – стуча зубами, скомандовал он.
На поиски частного бомбилы ушло еще минут двадцать. Наконец влезли в теплый салон машины, и Алекс назвал адрес.
– У меня одноместный номер в гостинице, – неуверенно сказала Клава.
Он только рукой махнул и всунул ей скукоженный букет.
Слава богу, в квартиру Лары они поднялись без лишних препирательств.
– Двадцать минут, – попросил он, рванувшись в ванную.
Когда вышел завернутый в полотенце, то порядком обомлел – Клава сидела с ногами на тахте перед шампанским и коробкой конфет, а в руках держала его мобильник, на котором с интересом листала эсэмэски. Не трогать его телефон и не лазить по карманам было железобетонным условием его общения с женским полом, да и с мужским тоже.
– А ты оказывается большой ловелас! – Клава отложила сотовый на журнальный столик. – Это что?!
Вопрос относился к десятку больших фото в рамках развешенных по стенам, на всех них была изображена Лара (в Анталии, Египте, Греции, Кипре, Италии, Испании, Париже и т.д.). Сей вернисаж Копылов совершенно выпустил из вида.
– Так ты здесь в примаках?
Слово было ему совершенно незнакомо.
– В примаках это как?
– На квартире у тещи или подруги. А сама хозяйка где? Судя по всему, она была здесь еще сегодня утром. В дверь не постучит?
– Это все позавчерашний день. – Он попытался ее приобнять. Его встретили ощетинившиеся женские руки:
– Считаешь, что привез меня на случку?
– Некоторые называют это великолепным любовным приключением с большими перспективами.
Зря он конечно упомянул о перспективах.
– Большие перспективы – это замуж меня возьмешь? Давай лучше сначала поговорим. Одень что-нибудь и поговорим. Шампанское мне нальешь.
Пришлось повиноваться. Полночи они провели за разговорами. Клава выспросила у него все что могла: о питерской жизни, о работе, о заработках, амбициозных планах, о девушке на десяти фотографиях. Даже выпитая бутылка шампанского и найденное у Лары «Амеретто» не смогли увести ее с генерального пути. Разумеется, он был простым студентом, подрабатывающим компьютерными сайтами, девушка на фото – это его коллега по работе, которая сегодня удачно укатила в командировку, оставив ему ключи поливать цветы, в ближайший год думает устроиться на работу в фирму по созданию компьютерных игр с заработком аж под две тысячи баксов в месяц, в Москву мотается на экзамены каждый квартал, пока снимает комнату в жуткой коммуналке, куда не осмелился ее приводить.
Клавина подноготная тоже не блистала достижениями: закончила год назад мединститут, стажируется в платной стоматологической клинике, платят хорошо, но все уходит на съемную квартиру и накопления на квартиру собственную. В общем, оба они два сапога пара – не полные лузеры, но и не баловни судьбы.
Наконец дошло дело и до поцелуев. Алекс изо всех сил показывал высший пилотаж, но Клава упорно твердила, что ей для согласия нужно второе свидание, иначе он ее совсем уважать не будет. Да буду, буду я тебя уважать, нудел он. Под самое утро ее сопротивление все же было сломлено, но стало только хуже: ему хотелось, только домой или в «Бирему», на Клаву же снизошла еще большая говорливость, теперь уже об их будущих свиданиях. Главный принцип Алекса: быть всегда благодарным подарившим ему интим девушкам – подвергся тяжелому испытанию – он мог думать лишь о своем немедленном бегстве и запутывании следов, дабы Клава его никогда не смогла найти.
Слава Богу, она не очень твердо помнила его фамилию и когда при прощании он продиктовал ей искаженный телефон Алекса Копытова и выдуманный адрес своей коммуналки, Клава так все и записала (на свой мобильник она еще не разорилась). Оставалось опасение, что она может запомнить адрес квартиры Лары, поэтому он выводил свою мучительницу кружным путем и вез на такси до самой ее гостиницы. После чего: прощальный поцелуй и обещание встретиться вечером возле памятника Петру I, на которое он идти не собирался. Не хорошо, конечно, было обманывать доверчивую девушку, но что поделаешь – романтической влюбленности с него было более чем достаточно.
Ларе в качестве компенсации за моральный и бытовой урон он купил пару золотых сережек с маленькими изумрудами:
– Чтобы только больше меня ни на кого не науськивала!
  
14
            А что же мелкобриты? Инглиш Скул еще в середине осени накрыла стагнация, по-русски – застой, ученически-преподавательский энтузиазм первых месяцев сменился будничным усредненным менторством. Причина таилась в неблагодарных русских учениках, которые наконец раскусили, что знать английский в совершенстве – вещь абсолютно недостижимая, с какими бы носителями языка они не занимались, а следовательно – вполне достаточно уровня бойкого объяснения с персоналом закордонных отелей. Обычным стало, что пару месяцев позанимавшись в школе, ученики переставали ходить на занятия, становясь вместо этого завсегдатаями биремного Клуба, где тоже слышалась английская речь и по плазмам крутили голливудские фильмы с русскими титрами, так что эффект с инглишем был почти как на уроках, только бесплатно. Грэйс сначала попыталась отстегнуть русских преподов, но из этого ничего не вышло – многим ученикам, особенно возрастным, требовалось, чтобы можно было непонятное и по-русски спросить. Да и Алекс не позволял их увольнять. Тогда Зондерша пришла к выводу, что в ближних кварталах просто исчерпалось количество людей, согласных платить повышенную оплату и нужен дополнительный филиал школы. Копылов не возражал:
            – Прекрасная идея, но на новый отель у меня нет денег и даже на аренду под школу большой квартиры тоже не хватает.
            Грэйс соглашалась на собственное финансирование, но требовала, чтобы Алекс сам нашел нужное место и сделал в нем необходимое обустройство. Снова пошли шкурные переговоры, в которые мироед Копылов погрузился с огромным удовольствием, требуя оплаты не потом и по частям, а сейчас и полностью, заранее все завышая, а чуть погодя слегка отпуская. Выторговал для Агентства платного охранника, который сидел бы в филиале по вечерам, охраняя его от забулдых, да и молдаване на косметическом ремонте тоже небольшую денюшку поимели. Как бы там ни было с приходом зимы у них действительно возник филиал Инглиш Скул в четырехкомнатной квартире в пешей доступности от «Биремы». Полчаса ходьбы в криминальной вечерней темноте были, однако слишком суровым испытанием для мелкобритов, поэтому Юджин и Гилмут ездили туда только на отельном авто. Две русских учительниц, разумеется, добирались своим ходом.
            Возникла, правда, угроза, что часть преподов съедет, но нет, завлекалочки «Биремы» по-прежнему действовали. В Клуб народ продолжал валить валом, на персональные выставки картин выстроилась уже целая очередь художников и фотомастеров, фитнес-центр в подвале тоже набирал популярность, небольшая заминка была лишь с танцзалом – Алекс все чаще там прогуливал, и Ларе с кубинками приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы желающие разучивать рок-н-рол, самбу и сальсу всегда находились.
            Еще больше все в Клубе оживало, когда появлялись князьки. Место главного оппонента Жорки Питера Гилмута заняла новая учительница филиала Оля Полякова, которая английский знала лучше самих мелкобритов и могла свободно дублировать для них советские фильмы со слуха без всяких монтажных листов. Как оказалось, молодая женщина с самой заурядной рязанской физиономией люто ненавидела все русское и советское и бросалась в словесный бой без всяких английских вежливостей и тактичностей. На вполне законный вопрос: почему она не свалит из столь мерзкой страны, Оля, насупившись, отвечала: старые больные родители слишком не подъемны для такого переезда, да и муж ни в какую. Вот и наполнялась дополнительным ядом, извергая свои русофобские спичи. А то, что по-русски вся-таки приходилось говорить с оглядкой, на хорошем английском у нее вообще уже не имело удержу. Так и сходились с огнеметами наперевес ярая англофилка и не менее ярый русофил. Мелкобриты только успевали с пола свои челюсти подбирать.
            Особые искры летели, когда затрагивалась сталинская эпоха. Жорка доводил бедную даму до английского мата, когда сыпал аргументами, оправдывающими все действия Вождя Народов:
            – мол, низкотоварное сельское хозяйство, поэтому требовались колхозы, чтобы с тракторами…
            – ГУЛАГ потому что без него сплошной февраль 1917 года…           
            – самый победный военный год – 1941, потому что удалось вывезти и восстановить все военные заводы…
            – самый большой сталинский недостаток – что не до конца вырезал крапивное дворянское сословие…
            И все это под два диктофона: один Питера, второй самого Жорки – он так и не оставил идею о будущей вербовочной книге под «авторством» Гилмута. Понятно, что шум от их перепалки поднимался достаточно децибельный, но из-за скороговорки многие тонкости, вернее, толстости доводов девяносто процентов слушателей понять не могли. При этом Жорка обычно корчил такую лукавую физиономию, что зрителям все это казалось провокационным стебом и только. Когда же Оля козыряла тем, что ни один вменяемый человек не может гордиться таким прошлым, Хазин сокрушенно разводил руками и говорил, что, увы, у него чисто британский подход к патриотизму: «Мое государство всегда право». Тут даже мелкобриты не могли ему что-либо возразить.
            Не забывал Жорка и про фильмы. То поставит советский «Остров сокровищ» 1938 года и будет убедительно доказывать Оле и мелкобритам, что вариант с девушкой вместо мальчика и с ирландскими повстанцами самый вразумительный и мотивированный, иначе никак не понятно, почему сквайр Трелони и компания плывут за пиратскими сокровищами, которые целиком пиратам и принадлежат, то есть налицо чистое ограбление благородными людьми людей заблудших.
            То после просмотра «Касабланки» жарко примется доказывал, почему это очень глупый фильм:
– Ведь без смеха невозможно смотреть как «отважные французы» поют перед немцами «Марсельезу», зная, что это им абсолютно ничем не грозит. А зритель должен верить какие они отчаянные молодцы. И вообще вы знаете, что первый немец убит был во Франции лишь в 1943 году, после трех лет оккупации?
Ну а как он потешался над «сделками с законом» в полицейских фильмах – ведь полная профанация самом идеи правосудия.
Или над трепетным отношением американцев к детям: я с пяти лет сам в садик ходил.
Или над психоанализом: количеству фобий надо только радоваться, а не спасаться от них, с ними жизнь гораздо интересней.
Активно обновлял собственные рекорды популярности и хазинский «Светлобес», каждую неделю добавляя по десять тысяч новых посетителей. Впрочем, и враг не дремал. От чернушных корреспондентов вдруг стали поступать тексты на чистом английском (а кто бы сомневался). Но сей вызов лишь взбодрил Жорку, во-первых, он встык ставил откровенно антибританскую информацию, например, о бездарности английских вояк на Крите в 1941 году или о картине Верещагина «Расстрел сипаев», во-вторых, сам переводил все закордонные злопыхательства на русский язык, умело используя многоликие оттенки английских слов, дабы выбрать их самое беззубое значение (и не придерешься, однако).
По этому поводу как-то лично Алексу позвонил из Хельсинки Маккой: не пора ли поменять главного редактора «Светлобеса».
– Разве это не американская доктрина сдержек и противовесов, – отвечал Копылов. – Пипл уже не просто читает наши тексты, а смотрит, чей материал сколько просмотров набрал. По-моему, для вашей аналитики это гораздо полезней, чем лобовая глупая чернуха.
Лупастик вынужден был согласиться.  
Стас, слыша этот разговор по включенной громкой связи, лишь головой качал:
– Приятно, что твои взбрыкивания не только мне достаются.
 
15
            – Это Копылов Александр Сергеевич? – мужской голос по служебному телефону звучал испуганно.
            – Он самый, – Алекс гадал сколько звонившему лет: 25 или 30.
            – Мы не могли бы с вами встретиться по очень важному делу.
            – Хорошо, приходите ко мне на работу. Вы знаете, где я работаю?
            – Знаю. В «Биреме». Только мне нужна встреча на нейтральной территории. И чтобы вы пока никому не говорили об этой встрече.
            – Квартира моего знакомого вас устроит?
            – А это где?
            Алекс назвал адрес Хазина.
            – Это рядом с вашей гостиницей? Может, лучше в каком-нибудь кафе?
            – Или так или никак. – Разговор начал раздражать Алекса.
            – Хорошо, я буду там минут через сорок. Вам удобно?
            – Удобно.      
            Захватив из стола ключи от Жоркиной квартиры, он спустился по лестнице в подвал и через черный ход вышел во двор-колодец. Десять шагов в сторону и он уже в подъезде. Четыре с половиной пролета лестницы и перед ним новенькая железная дверь (Жоркина инициатива) в коммуналку. К удивлению Копылова, Хазин был дома и не один, напротив дивана в кресле сидела незнакомая скромного вида девушка, а на журнальном столике стояла только что начатая бутылка вина, сыр и фрукты с конфетами – джентльменский набор охмурения (У нас же, козлов, ну никакой фантазии).
Выманив Жорку в коридор, Алекс объяснил ситуацию: «Извини, думал, ты на занятиях». Через минуту, Хазин с тарелками и девушкой, одарив друга свирепым взглядом, прошествовал на общую кухню, где, к счастью, никого не было.
            Включив телевизор, Алекс стал ждать. Гость пожаловавший ровно на тридцатой минуте, представлял собой худого смазливого парня в кокетливом шарфе поверх дорогой куртки. «Художник», решил про себя Копылов.
            – Это я вам звонил.
            – Ну да, – согласился Алекс, проводя его по коридору в антресольную.
            Раздеваться не предложил, жестом указал на кресло, сам плюхнулся на диван.
            – Скажите, вы любите театр?
            Озадачил так озадачил.
            – Да как-то не очень.
            – Почему?
            – Классика скучновата, что-то современное – сплошное разгребание грязи. Я юноша чувствительный стараюсь особого негатива к себе не подпускать.
            – Но если негатив в разумных пределах?
            – Хотите пригласить меня в театр?
            – Хочу, – просто сказал Художник.
            Алекс выразительно постучал пальцем по своим наручным часам: ближе к делу.
            – У нас есть арткафе, что-то вроде театральной студии на сорок зрителей. Все очень скромно, но и достойно в то же время. Артисты они ради своей профессии готовы работать за самые символические копейки.
            – Да, и что? – Алекс предположил, что сейчас у него попросят денег.
            – Нам нужна ваша защита.
            Опаньки, как говорится.
            – Моя защита?
            – Дело в том, что к нам повадились наведываться четыре неприятных… как бы это сказать… братка. Денег не требуют, просто ведут себя непотребно. Вторгаются, когда хотят, делают дорогой заказ и не платят, и вообще отваживают от нас публику, для которой мы ставим свои спектакли.
            – И?..
            – Мы знаем, что у вас в этих кругах большой вес. И если бы вы могли их отвадить…
            – А артистов-мужиков у вас сколько?
            – Дело в том, что никто из наших не хочет связываться с этой публикой. Выбитый зуб или сломанный нос – это можно сказать крест на всей карьере.
            – А мой сломанный нос – это нормально? – Алекс едва удерживался от смеха. – Можно оформить прямой заказ в моем Охранном Агентстве.
            – Там жуткие цены, мы узнавали. Поэтому я и спросил: любите ли вы театр. У нас после спектаклей обычно устраивается небольшой сабантуйчик, зрители считают своим долгом угостить актеров и всю труппу, часто это превращается в веселый капустник. Вы бы могли на нем иногда присутствовать, а деньги, которые вы заплатите за угощение, мы потом негласно вам вернем.
            – Да, за харчи меня еще никто не нанимал, – с сокрушенным видом констатировал отельер.
            – Ради бога извините тогда за беспокойство. Мне сказали, что вы тоже вполне артистическая натура в вашем танцклубе. – Гость встал, собираясь на выход. Алекс проводил его по коридору до входной двери. Напоследок спросил:
            – А координаты у вас какие-то есть?
            – Координаты? Да-да, есть. – Гость суетливо протянул свою визитную карточка, где кроме телефона и адреса арткафе, имелся еще и имейл.
            Жорка информацию о своеобразном заказе воспринял с сарказмом:
            – Это слава. Дон Корлеоне, начало пути называется. Не хочешь сам, давай я туда ходить буду. Мне за харчи лик свой подставлять не жалко. Только сначала вдвоем сходить надо. Ты же пахан, а я только шестерка.
            В арткафе они отправились через два дня. Это была чистая рекогносцировка на местности, маловероятным было, что «разборка мафий» произойдет именно в этот день. Да и «Глок», с разрешением на ношение оружия у Копылова был при себе. Жорка предложил идти с дамами (а как же без них в театр!). Уступая его легкомыслию, Алекс взял с собой Веру, Жорка соответственно – Еву. Так четверкой и ввалились в подвальчик, на вывеске которого ничего театрального не было. Зато из малого входного тамбура они тотчас же попали в настоящее логово Мельпомены с афишами, портретами актеров и медийных гостей. Тут же в фойе посетителей арткафе «разогревали» два барда-гитариста.
            У двери их встретила молодая билетерша, собрала по пятьдесят рублей и вручила красивые билетики. Издали их увидел Ивников, тот, что приходил в коммуналку, бросился пожимать парням руки, а дамам подавать вешалки для пальто. Бомондного вида публика косилась на четверку боковым, но явно оценочным зрением. Тут же кроме бара-буфета работала и цветочная лавка, намекая, на возможность или вручить, или отхлестать цветами актерский состав спектакля. И по три цветочка покупали все, кто был с дамами.
            Без десяти семь всех запустили в зрительный зал – продолговатое помещение, правда, без занавеса, но со сценой и театральными светильниками. Стулья самые разнокалиберные, были произвольно составленные в ряды, стены украшали самая разнообразная живопись и графика – хочешь смотри на сцену, хочешь на картины. Если бы не тяжело нависающий подвальный потолок и вовсе было бы по серьезному.
            – А ничего, – оценила Ева.
            – Мне тоже очень нравится, – согласилась Вера.
            Сам спектакль был о каких-то русских эмигрантах за границей, как им там не хорошо, но и о родине самые плохие воспоминания. Публика слушала внимательно, как бы примеривая все это на себя. Сильно кривился только Алекс, ему истинному эмигранту, вернее репатрианту все это нытье было глубоко отвратно: вместо того, чтобы радоваться новым реалиям и обуздывать их под себя, зачем-то прикидываться жалким и ничтожным насекомым. К счастью пьеса была одноактной. Финальные аплодисменты, впрочем, были весьма щедрыми и не меньше десяти букетов осчастливили употевших актеров.
            Примерно треть публики двинулась на выход, остальные расходиться не спешили, предстояло якобы обсуждение спектакля с труппой.
            – Вы останетесь? – к князькам пробрался Ивников.
            – Конечно, – Алексу хотелось полностью ознакомиться со всей ситуацией.
            Пока ждали актеров, прямо в зрительном зале расставлены были несколько складных столиков, вокруг которых сгруппировались зрительские стулья. Две девушки засновали между столикам разнося пиво, графинчики с водкой, бокалы с вином и тарелки с крошечными бутербродами, сразу получая от заказчиков денежки. Алекс тоже подал знак и четыре бокала с красным вином опустились на их столик. Включилась легкая музыка и не дожидаясь приглашения, все принялись угощаться. Вот уже и актеры вышли. Их тут же подзывали за тот или другой столик, предлагая им горячительные напитки.
            К столику князьков вновь приблизился Ивников.
            – Это они, – указал он глазами в сторону.
            В зал вошли четверо в кожаных куртках. Двое напоминали борцов греко-римской борьбы, другая пара была более субтильной, но именно она имела самый вызывающий вид.
            – Ты не против? – один из субтильных схватил бокал пива у парня в очках.
            – Он не против, – сказал второй, забрав бокал красного вина у подруги парня.
            – В чем дело? – не сразу врубился очкарик.
            – Пошли отсюда, – потащила его за руку к выходу более сообразительная подруга.
            На их стулья плюхнулись борцы, а субтильные подтащили еще два стула от других столиков и сняли с подноса проходящей мимо официантки три бокала с пивом. Ближние столики стали с опаской коситься на криминальную четверку.
            Алекс вопросительно посмотрел на Жорку. Тот только хмыкнул: я сегодня в подтанцовке, солируй сам. Ага, солируй, а если правый кулак от удара в каменную челюсть сразу захрустит сломанными костями? Из дальнего конца зала призывно смотрел Ивников. Расчет был только на внезапность и мощь атаки, но как напасть без весомой мотивировки. На выручку пришла Вера. «Я на минутку удалюсь», – встала и двинулась к выходу (туалет находился в фойе). Ее путь лежал прямо рядом со столиком уркаганов. Предчувствуя удачу, Алекс встал и двинулся следом за Верой. И как угадал: один из субтильных резко откинулся на спинку стула и затылком врезался Вере в бок.
            – Эй, ты! А ну извинись давай! – строго приказал ему Алекс.
            – Чего-о!! – браток поднялся и грозно повернулся к Копылову. – Сопля малая!
            Теперь мотивировка была! Левый апперкот с разворотом корпуса точно в подбородок – и три метра полета с сокрушением двух столиков. Братки почему-то вскакивали по очереди. Второй субтильный тут же получил в челюсть от подоспевшего Жорки и раскорякой рухнул на свой стул. Первому борцу достался от Алекса пинок ногой в живот. Второй скрючился от такого же пинка Жорки по причинному месту. Схватив своих спаринг-партнеров за волосы и пригнув их на уровень поясницы, Алекс потащил их в фойе, краем глаза оглядываясь на Хазина, тот тащил своего субтильного, заломив ему руку, второй борец, сильно скрючившись, еще не мог оправиться от болевого шока. Из фойе они выволокли троицу в тамбур, потом на улицу и фейсами в снег. Из снега в спину князькам понеслись матерные угрозы.
            – В ФСБ захотел? – Копылов выхватил «Глок» и тут же выстрелил совсем рядом с головой матерщинника. Тот тотчас же замолчал.
            В фойе они встретили второго борца. Тот был само миролюбие. Алекс жестом остановил его.
– Документы!
Борец безропотно достал паспорт.
            – Никитин Павел Григорьевич, – вслух прочитал Алекс, – да ты, даже не питерский! Выборгская шпана тут у нас вздумала куролесить. Улица Майская 26 – 11. Будем знать, где тебя искать, если снова начнешь шалить. С девушкой расплатись! – Он пальцем подозвал выглядывающую из театральных дверей официантку.
            Борец достал из кармана несколько мятых тысячных купюр.
            – Сдача на чай! – Алекс забрал все купюры и передал официантке.
            Разумеется, продолжать посиделки уже не имело смысла. И при прощании в фойе с Ивниковым, Алекс протянул ему двести баксов:
            – За причиненный материальный ущерб.
            Тот попробовал отнекиваться.
            – Тогда: за доставленное мне удовольствие. Давно я так хорошо не разминался.       
            Потом всей компанией весело двигались по темным улицам. Жорка время от времени настороженно оглядывался, ожидая контратаки. Но никто их не преследовал.
            – Сами вы шпана питерская, – сердилась Ева. – А если бы ствол или нож?
            – Тебе бы очень пошел траурный наряд, – не скупился на похвалу Алекс. – Сколько горевать будешь: десять дней или только девять?
            Вера молчала. Лишь очень крепко сжимала его руку. Он сначала посчитал, что это просто от пережитого испуга, но заглянув ей в глаза, увидел в них нечто вроде восхищения. А ведь она думает, что все из-за нее, с некоторой оторопью догадался он – и что теперь? Говорить, что их специально для драки наняли, или ждать, когда об этом упомянет Жорка? Был еще третий путь: выбросить эту проблему из головы, что он с успехом и сделал.
            Жорка про начало пути Дона Корлеоне оказался совершенно прав. И недели не прошло как с жалобой к Алексу обратились прикормленные молдаване. Пользуясь затишьем в «Биреме» и Фазенде, они подрядились на один квартирный ремонт. Все сделали, а хозяйка квартиры напрочь отказалась платить тысячу долларов:
            – Вы в комнатах все обои перепутали, делайте по-новому иначе ничего не получите.
            Но как выяснилось хозяйка на время ремонта уезжала за границу, а ее муж, оставленный дома, толком не мог объяснить в какую комнату какие обои.
            – Надо было мне на мобильник позвонить и все уточнить, – верещала мегера. – Ничего знать не хочу.
            Снова Жорку в подтанцовку и вперед. Разбирались не хозяйкой, а с мужем. Просто пригрозили изуродовать их оба семейных авто. Муж все понял и из своей заначки заплатил искомую тысячу, с условием: только моей жене ничего не говорите.
            Однако больше всех в Агентстве и «Биреме» восхитила история с наездом красногвардейской бригады. Подъехал к «Биреме» крутой «Майбах», из него вышли два представительных мафиози и прямиком на ресепшин: «К вашему главному пацану».
            Главный пацан в кабинете Софочки разбирался со счетами.
            – Разговор есть, – сказал тот, что выглядел поумнее.
            Ну разговор так разговор. Алекс вывел мафиози из кабинета перепуганной дамочки в подвал, там, где рядом с боксерским залом находился кабинет Стаса, как штаб Агентства. Самого капитана на месте не было, зато в боксерском зале двое «боксеров» и Родя с Покусанным Денисом смотрели по видику боевик с восточными единоборствами.
            Все стрелялки были заперты в сейфах у Стаса, поэтому Алекс, извинившись перед гостями, метнулся в свой отельерский кабинет за нужным реквизитом.
            – Савела из Беларуси передает тебя горячий привет, – сказал Умный. – Заодно все свои дела передал нам. Завтра возьмешь на работу нашего бухгалтера, он все тут проверит и оценит и тогда определим сумму твоего месячного отката.
            Алекс посмотрел на гопников, те понятливо дернули «боксеров» быть в готовности.
            – Что это у тебя с руками? – отельер чуть подался к собеседнику.
            – Где? – Умный с недоумением посмотрел на кисти рук. В следующую секунду на них защелкнулись наручники.
            Второй мафиози сделал резкое движение, но на его плечах повисли Родя и Денис. Несмотря на сильное сопротивление, наручники тоже были надеты и на него.
            – Ну пацан, ты покойник! – верещал Умный.
            Пришлось им обоим заклеить скотчем рты. У одного в карманах нашли водительские права, у другого – паспорт. Прежде чем звонить Стасу, Алекс позвонил Иван Иванычу – с тем проще было иметь дело и попросил навести справки о двух наглых субчиках. Стас был где-то за городом и по телефону настоятельно просил пока ничего не предпринимать. Но Копылов не стал ждать его возвращения. Попросил у женской части персонала каких-нибудь старых ненужных платьев. После чего мафиози раздели до трусов-маек и напялили на них женское шмотье. «Майбах» с проезжей улицы перегнали во двор-колодец, загрузили там в него гостей и, сняв наручники, отпустили: езжайте голуби. Голуби поехали. Сзади на приличном расстоянии за ними следовала «Шкода» Сенюкова, из которой Родя на видеокамеру VHS снимал приезд мафиози к какой-невзрачной рюмочной. Там получилась целая сцена с выбеганием каких-то корешей, потом с выносом голубям двух зимних курток и перебежку в этих куртках раздетых мафиози из «Майбаха» в рюмочную.
            Еще через час в эту рюмочную ворвался некий непонятный ОМОН в балаклавах (привет от Иван Иваныча) и навел там много шороху, со строгим предупреждением горе-переговорщикам: «Про то, где сегодня были, как следует забыли, иначе вам будет совсем трагедь». Чуть позже к дверям рюмочной был подкинут тюк с изъятой одеждой и кассетой VXS о возвращении в рюмочную блудных работников ножа и топора.
            Неделю после этого в Агентстве царило напряжение, потом оно постепенно рассосалось. История наделала немало шума в криминальных кругах, но смеха было гораздо больше чем возмущения и с воровской предъявой как-то никто не стал спешить.
            Зато жизнь Копылова окончательно разделилась на четыре четких части: 1 – шпионская, 2 – мафиозная, 3 – цивильная-путевая: с невестой, институтом, отелем и Фазендой и 4 – цивильная-непутевая: любовницы, секреты от Инкубатора, уличные прогулки на поиски приключений, тайные денежные расходы с доходами. И все это под девизом озвученном Жоркой в диспутах с Гилмутом: «Ты моему нраву не препятствуй».
 
16
            Новый Год, тем временем, надвигался неотвратимо, стремительно опустошая все копыловские финансы. С протянутой рукой стоял Жорка, требуя для Фазенды большую плазму, два снегохода и сани для своего Буцефала. Вера таки продала в Твери своему дяде-предпринимателю бабушкин дом за 17 тысяч и теперь ожидала помощи жениха в покупке в Питере однокомнатной квартиры, заодно сдала на водительские права и в воздухе повис безмолвный вопрос: а где же тачка для моих прав? В «Биреме» к разговорам о повышении зарплат с нового года, добавились слухи о тринадцатой новогодней зарплате. Вопрос к Циммеру, когда начнешь возвращать хотя бы частями мои пятьдесят тысяч, особого понимания не нашел. Спасибо ЦРУ – их платеж поступил без задержки. Зацепин, у которого можно было бы перехватить 5-10 тысяч баксов, в Москве по-прежнему отсутствовал. Самое простое было позвонить в Хельсинки Маккою, чтобы тот снял эмбарго с копыловского счета в Норд Банке, но это означало признание в собственной предпринимательской несостоятельности. Пару дней походив в печали, Алекс решил напрямую обратиться в Норд Банк за переводом небольшой суммы в питерский банк и, о чудо! – после некоторых уточнений пятьдесят тысяч тугриков спокойно были переправлены на его питерский счет – то ли эмбарго по-тихому сняли, то ли какой клерк лопухнулся, то ли действительно сумма для всего счета небольшая.
            Однако немедленно встал вопрос как платить и кому. Спросил Веру, согласна ли она пока подождать с квартирой и машиной, мол, обещал премиальные персоналу отеля.
            – Зачем спрашиваешь? Твои деньги – тратишь как считаешь нужным, – был ее ответ.
            – Поклянись, что так же будешь отвечать после загса.
            – Нетушки. Будешь мне отдавать всю зарплату, а я тебе потом выдавать по десять долларов на обеды, – его словесные перлы любимая ханум уже вполне освоила.
            С Жоркой так просто было не отделаться. Уступил только с санями и с покупкой второй лошади, при этом обозвав Алекса жмыдлой.
            Насчет тринадцатой зарплаты тут же возникли вопросы: кому и сколько? Девушка Бонда разрешила копыловское непосильные умствования в один момент:
            – Старожилам по полной зарплате, середнякам по половине, салагам по четверти.
            В старожилы попали персонал «Биремы» и Ева, в середняки гопники и «Светлобес» с Жоркой и Ларой, в салаги – Стас с Агентством, Шалман, новгородцы и молдаване.
            Вопрос о повышении зарплат Алекс отложил до первого февраля, чтобы посмотреть сколько денежной массы сумеет накопиться.
            Биремный народ (а это, помимо персонала, были еще и постояльцы с учителями Школы и завсегдатаями Клуба) между тем с нетерпением ожидал новогоднего корпоратива. Но представить себе толпу пьяных посторонних людей, шатающихся по отелю, было не очень приятно, и Алекс сделал коварный ход – перенес корпоратив в ресторан Циммера (надо же дать человеку заработать), отрезав от алкогольного краника всех биремных халявщиков. И время назначил сразу после отъезда на рождественские каникулы мелкобритов. А чтобы персонал в «Циммере» не слишком упился, Ева конверты с тринадцатой зарплатой выдавала прямо в ресторане, дабы каждый сам отвечал за сохранность своих денег. Может быть поэтому, а может почему другому, корпоратив вышел так себе. Все слышали о новогодних приготовлениях «для ближнего круга» на Фазенде и ощущали себя немного людьми второго сорта.
            Увы, сам «Ближний круг» очень стремительно превращался в «Круг обширный», когда с каждым днем его участников становилось все больше и больше. Поначалу казалось, что раз все новгородцы на большие праздники уезжают в свою деревню, то места для размещения любого количества гостей все равно хватит в избытке: 8 комнат в Усадьбе и 6 номеров в Мотеле. Однако вскоре выяснилось, что это не совсем так.
Например, мелкобриты улетели в свой Лондон лишь в половинном составе, Томас с Оливией и Питер Гилмут остались, при этом Томас выдал на-гора фразу: «После тусовки с вами (Алексом, Жоркой и Евой) лично мне в Лондоне как-то пустовато». За такие слова как их было столь одиноких не взять на Фазенду. Правда, когда Гилмут через Еву спросил, может ли он поехать туда с другом-англичанином, Хазин немедленно встал на дыбы:
            – Если я увижу, как он взасос целует своего друга, я ему точно челюсть сломаю, заранее предупреждаю.
            Алекс со всем максимальным политесом поговорил на эту тему с Томасом: мы не Голландия, поэтому могут быть нежелательные эксцессы. В итоге договорились, что матрасник без всяких «друзей» будет ночевать в комнате Томаса и Оливии.
            Кроме заморских гостей, отпраздновать Новый год на Фазенде захотели:
Родители Жорки.
Тверская подруга Веры со своим кавалером (они были в кафе, из которого Алекс на плече унес Веру).
Стас с неизвестной фабзайцам подругой.
Разумеется, Циммер со своей ассистенткой Тамарой (не сидится им в ресторане).
Иван Иваныч на шуточное приглашение Алекса тоже согласился приехать (с дамой сердца, естественно).
Родя со своей девушкой. Он только что благополучно вернулся из Москвы, где изуродовал машину Марины Аксененко, и Алекс никак не мог отказать ему в такой награде.
Напомнила о себе дива Инна. Ее папик укатил с семьей на Карибы, сама она не смогла собрать компанию на Новый год на свою финскую дачу, вот и позвонила Жорке: «Хочу с тобой». Спросили на эту тему Еву. «А пошли вы к черту! Я со своим Славой приеду». В общем, Трехмужняя она и есть Трехмужняя, но это же и еще одна отдельная комната необходима.  
            Тут еще всплыла старлей ФСБ Вика Гоголева: «Я тоже еду, у меня задание по твоим англосаксам, пригласишь меня как тапершу, я слышала ты туда электронное пианино уже завезли», – заявила она с глазу на глаз Алексу.
            Чтобы не обижать русскую часть преподов Инглиш Скул, Копылов пригласил и их, но они, к счастью пожелали остаться на Новый год в своих квартирах.
            Вовремя вспомнили и про повариху. Биремская отказалась, зато согласилась шеф-повар из «Циммера», да еще помощницу взять потребовала. Еще два спальных места.
            В последний момент на гостевой поезд впрыгнули остальные три гопника («Почему Роде можно, а нам нельзя?»), Лара («Я – танцоркой и скрипачкой»), Люсьен («Я – официанткой») и даже приехавший в новогодний Питер бывший владелец «Биремы» Попов со своей женой и двумя дочерьми-студентками («Возможно захочу поучаствовать в вашем конезаводстве»).
            На отчаянные вопли Алекса: «Там места на всех не хватит!» ему отвечали: «А мы по-студенчески – на полу».
            Жорка только издевался и ржал:
            – Ставим на стол ведро водки, и гости сами найдут где им заснуть.
            Насчет еды он тоже советовал не слишком беспокоиться:
            – Разносолы ставим на первый день, потом хватит котлет и картошки.
            На закупку продуктов отрядили Еву с Ларой с грузчиком Сенюковым на его «Шкоде». С выпивкой действовали привычным методом: по 2 пузыря с носа (на ваш собственный выбор), но резервный ящик водки тоже припасли, благо «Особенности национальной охоты» посмотрели уже даже мелкобриты. Помимо продуктов завозили еще энное количество матрасов, подушек и одеял – ночевка на полу была не пустой угрозой.
            Заезд происходил два дня. Лара собирала и направляла гостей из Питера, Люсьен встречала и размещала их на Фазенде. Последними уже буквально к новогоднему столу прибыл Хазин со своими родителями и двумя малолетними племянниками (которые не глухонемые). Дорогой мать Жорки все опасалась, как внуку и внучке будет одиноко среди одних взрослых, но она не ошибся, на Фазенде их встретили еще двое дошколят: сын поварихи и дочь Иван Иваныча.
            При размещении железный плацкарт был только у мелкобритов, Циммеров и у всех «Сорок-плюс», остальные сами должны были распределиться кто с кем. Даже князькам пришлось уплотниться в своих двухкомнатных номерах: Жорка забрал к себе родителей и племянников, Алекс – одноклассников Веры.
            Зал столовой, вмещавший прежде 150 едоков, несмотря на все утепление, был достаточно холодным. Умница Авдеич придумал разделить его теплоотражающими экранами на две половины и получилось хорошо. Одна половина предназначалась бильярдному и теннисному столам и игрокам в теплых свитерах, вторую половину дополнительно согревал огромный камин с целым комплексом для барбекю и было достаточно места для четырех праздничных столов, елки и для большого танцпола. Оценив все охами и ахами, народ тут же включился в работу.  
            Дамы упивались своей полезностью, хлопоча с застольными нарезками и обеспечивая каждый матрас комплектом постельного белья, мужики наряжали десятиметровую наружную ель, развешивали электрические гирлянды, сооружали внушительный костер, становясь как в мультике про Чебурашку друг другу почти друзьями. За четыре больших стола садились уже вполне выборочно: Ева собрала за своим столом мелкобритов и биремских, Алекс – Поповых, Циммера и Вериных одноклассников, Стас – Иван Иваныча и гопников, Жорка – свое семейство и молодежь.
            Сначала, как водится, часа два провожали Старый год. Жорка из-за родителей в тамады не годился, предпочел назначить себя в главные кинооператоры с биремной VHS-камерой, поэтому командовать застольем пришлось самому Алексу. Он сильно заморачиваться не стал, уже после второго тоста объявил танцы и сам пошел показывать пример. Полтора месяца занятий с Верой не прошли даром – рок-н-рол получился у них, конечно, не такой как с Ларой, но для несведущей публики вполне на уровне. Жорка, Ева, Циммеры и мелкобриты поддержали его начинание и к бою курантов они приблизились запыхавшимися, но вполне трезвыми.
            Отшампанившись, выкатили наружу пускать фейерверки и зажигать костер. Тут уж плясали кто во что горазд. Не все были при валенках (то есть, никто), поэтому снова вернулись за столы. Включенное было караоке гостям не понравилось, желающих подчиняться песенной дрессировке нашлось мало. Тогда Алекс в качестве неумолимого конферансье стал вызывать на авансцену солистов: Жорку, Лару, Вику (последняя действительно оказалась умелой пианисткой, да еще и певуньей), потом по наущению Евы принялся подбивать народ на общие застольные песни, попсу, шансон и даже частушки.
Потом снова пошли танцы. Здесь верховодила Лара, подсунув Копылову список танцев для объявления. Особых аплодисментов заслужила их в паре с Оливией зажигательная ирландская джига (когда только они станцеваться успели). Алекса не трогала, зато Жорку, Томаса, Циммера заставила сучить ногами с полной выкладкой. Были и простые быстрые и медленный танцы, в которых участвовали уже все присутствующие.
Глядя на молодежь «Сорок-плюс» тоже заметно раздухарились.
            – А кадриль слабо? – рявкнул таперше-фээсбэшнице Стас.
            – А запросто, – сказала та и легко заиграла заказанное.           
Стас со своей матроной стали друг напротив друга и под смешную мелодию пошли отмачивать народный танец со всеми фигурами, ужимками и деловыми лицами. Никто глаз не мог оторвать.
            – Что, слабо городским неумекам! – подзадорила народ матрона Стаса.
            – А не слабо! – на площадку вытянула Родю его девушка.
            – Всех учу! Урок бесплатно, – объявил Стас и через десять минут вся тридцатка пирующих, построившись в две шеренги (всем дамам хватило по кавалеру), принялась старательно повторять каждое движение «деревенских умек». По сравнению с этим тут же померкли все рок-н-ролы с сальсами и самбами. Всех охватил какой-то необыкновенный восторг и азарт. Мелкобриты ничуть ни от кого не отставали.
            Кто хотел, не забывали прикладываться и к рюмке, кто-то и вовсе напропалую флиртовал, благо вокруг полно новых лиц обоего пола. Циммеровская Тамара на пару часов была благополучно украдена, Родя подрался из-за своей девушки с водителем Хазина-старшего, Люсьен активно танцевала-заигрывала с Сенюковым, бросая испытывающие взгляды на Алекса, в ответ он показывал ей большой палец: на верном пути, девушка.    
            Жорка накаркал: не все под утро заснули там, где собирались. Пара человек и вовсе уснули вне матрасов и постельных принадлежностей. Алекс, видя, что все сложилось как надо и пользуясь присутствием Стаса с Иван Иванычем под конец тоже расслабился и в кои веки, наконец-то по-русски напился, одаривая окружающих мирной бессмысленной улыбкой. Глядя на него издали, Жорка лишь завистливо вздыхал, сам он в присутствии родичей такого позволить себе не мог.
            Для Веры все было в радужных тонах. Во-первых, потому что человек десять назвали ее Первой леди, в-пятых, все это было засвидетельствовано ее одноклассниками, в-десятых, все было интересно и празднично по самому высокому счету. Не испортили праздника даже попытки пьяной циммеровской Тамары рассказать ей о Еве, Люсьен и Ларе как о любовницах ее благоверного.
            – Мне его и такого выше крыши хватает, – улыбаясь отвечала Тамаре Вера и на следующий день никак не могла определить был у нее такой разговор или нет.
Вхождение в Ближний круг Алекса затмило все остальное, ведь ждала этого больше года. Даже то, что жениха через полчаса после укладывания в постель сильно вырвало и ей пришлось все за ним убирать, пошло в некий плюс – все-таки ее небожителю-консильери ничто человеческое оказалось ни чуждо.
 
17
            Фирменный русский новогодний карнавал продолжался восемь дней. Так как саму новогоднюю ночь переплюнуть было трудно, праздника искали и находили в другом. Жорка предусмотрительно завез на Фазенду 30 дисков с лучшими кинохитами, но они так и пролежали не тронутыми на полке рядом с плазмой. Зато его новогодние съемки через видик просмотрели не меньше десятка раз. Трезвый статус позволил ему зафиксировать, как приличный почин застолья и развеселую середину, так и совсем не пиарный финал.
            – Это же не я! Ой, убери немедленно! Зачем ты это снял! – под общий смех на премьере раздавалось то с одного, то с другого зрительского места.
            Жорка обещал, что при монтаже все зазорное будет убрано, но главная ценность как раз была в полном съемочном материале, как говорится, «нечего на зеркало пенять…» Звонче всех хохотали мелкобриты – пленка зафиксировала, как Оливия с Гилмутом тащат пьяного в умат и упирающегося Томаса в их комнату. Досталось и пьяненькому отельеру, его положенную на плечи Веры руку можно было трактовать и как пылкое ухаживание, и как поддержку не стойкого на ногах жениха. А уютно заснувший на ящике в кухне один из гопников и вовсе вызвал общие аплодисменты. После десятого просмотра народ вообще смирился и требовал себе копию фильма как он есть.
            Быть фонтанирующим тамадой на один вечер, как интересный опыт было прекрасно, но на продолжение сил уже не хватало, и Алекс нашел выход: назначил на каждый день карнавала нового Царя Горы. Без всякого предупреждения прямо за общим завтраком объявил главным распорядителем сначала Стас, а на другой день Иван Иваныча. Патентованные штирлицы не могли подвести, и они не подвели: их застольный конферанс получился по высшему разряду. Дальше в тамады отправились Ева, Хазин-старший и Попов, в последний день публикой командовал уже Жорка и это выходило тоже здорово.
            Первой безудержной гулянки больше не было. Тут Копылов немного схитрил: притворился чересчур отравленным новогодним возлиянием и перешел исключительно на пиво и квас. Глядя на него и молодежь пореже рюмки метала, ну, а старейшинам их алкодозы уже жены поубавили. За вином и шампанским, правда, пару раз в ближайший супермаркет смотаться пришлось, но резервный ящик водки так и остался не тронут.
            Казалось бы, как можно не заскучать в заснеженном лесу день за днем напролет.
            – А вот так! – говорил на это Жорка и подсказывал тамадам, что народу предлагать:
            Лихая езда на снегоходах – а пожалуйста!
            Подледная рыбалка – с нашим удовольствием!
            Побродить в валенках и с ружьем по лесу – и это есть у нас!
            Покататься на коньках – ах, черт! Завтра откроются магазины и купим коньки, размеры только скажите! (Алекс, мелкобриты и еще пяток гостей первый раз в жизни надели коньки – вот уж где зрелище было).
            Покататься на лыжах – тоже метнемся в магазин и будут вам лыжи! (Тут уж Алекс, к общему удовольствию, был единственным неофитом).
            Кто верхом на Буцефале готов повольтижировать – становись в очередь!
            Баллисту для ледяных снарядов, увы, мы так и не осилили, но снежная крепость и ледяные скульптуры – все в ваших руках. Дамы смотрят – творите!  
            А слабо ножи и саперные лопатки в цель метать – все к вашим услугам!
            А у нас еще и луки с арбалетами есть, а для спецобслуживания и из двух «Макарычей» под присмотром Стаса можно тоже в цель пострелять.
            Четверо маленьких детей тоже повод показать мелкобритам русский коллективный деревенский способ за ними присматривать.
            Кто тяжел на подъем, тому преферанс, покер, тысяча, подкидной дурак, «Монополия», даже настоящая рулетка, разумеется только с копеечными ставками, а также бильярд и настольный теннис.
            К услугам дам две кухонных духовки – а ну порадуйте мужиков пирогами и тортами.
            Ну и конечно для всех через день непременная сауна с выскакиванием на улицу в сугроб.
            Плюс поиск «сокровищ» по замысловатым наводкам как в Усадьбе, так и на всей территории Фазенды. Вроде бы детская забава, но ведь первого января все проснулись большим дружным коллективом, поэтому и это было вполне съедобно и даже вкусно.
            Среди других предложенных забав был конкурс на лучший план развития Фазенды с призом в 300 баксов, мол, Алекс с Жоркой уже свои черепушки сломали где и что строить, нужна ваша свежая помощь. Выдали всем желающим план Фазенды с имеющимися постройками и предложил внести туда новые сооружения. Многие с воодушевлением взялись за карандаши и ластики, рисуя и подправляя свои рисунки.
            Победителем конкурса оказался Попов, он не только доказательно объяснил, что и где построить, но и предложил новую концепцию всему ранчо: четверть угодий пустить на создание действующей модели стародавнего крестьянского хозяйства с хлевом, овином, кузней и так далее. Мол, пару экскурсионных автобусов в день на это можно смело подписать. А к ним добавить еще кафе и лавку с магнитиками и народными поделками.
            – Осталось лишь найти крестьянскую семью с полудюжиной детей, что в этой модели будут жить, – заметил Алекс.
            Попов в ответ победно улыбнулся:
            – Скажу больше, у меня прямо в Питере есть на примете такая семья. Правда, детей только двое, но полное хозяйство, думаю, осилят.
            Другие гости тоже проявляли к Фазенде далеко не праздный интерес.
            Хазин-старший, увидев на территории ранчо несколько чужих немецких машин, поинтересовался, откуда такое. Узнав, что это Сева-Перегонщик постарался и до финской границы отсюда совсем ничего, стал прикидывать, а не лучше ли из Германии перегонять фуры с бытовой техникой через Хельсинки, чем через дурные Польшу с Белоруссией.
            Вообще новогодняя ночь не прошла для Героя Советского Союза даром, тот пиетет, с которым здесь на Фазенде относились к Алексу и Жорке не только ровесники, но люди взрослые и солидные заставил его по-иному оценить своего сына. Заодно он только сейчас был посвящен в Жоркино ранение, что тоже произвело должное впечатление. Продажи в Питере шли отлично и само-собой возникала мысль добавить здесь еще пару торговых точек. Вот только потянет ли все это сынуля?
            Вопрос главным образом относился к Стасу, чье положение директора Охранного Агентства и душевное застольное общение внушало Хазину-старшему большое уважение.
            – Если перейдет на заочное, то потянет, – уверен был Алекс.
            – На них чем больше нагружаешь, тем лучше они работают, – по-своему считал Стас.
            Но пока это все были разговоры о намерениях. Конкретика возникла, когда Жоркины родители готовились уезжать в Московию.
            – Сколько он тебе должен за Фазенду? – в лоб спросил у Алекса бывший вертолетчик.
            – Тридцать тысяч, – глазом не моргнув, отчеканил отельер.
            – Напишешь мне номер твоего счета, я их тебе перешлю.
            Жорка стоял поблизости, все слышал и изо всех сил старался скрыть свое ликование.
            Немалые комплименты доставались князькам на карнавале и от других гостей.
            Агент-призрак Иван Иваныч в своих оценках был вполне предметен:
            – Хорошо у вас получается скакать сразу на двух стульях: и с криминалом разбираться и с цивильным людом. Все удивлялся нашему президенту: как бывшему кэгэбэшнику удается так справляться с госуправлением, глядя на вас уже не удивляюсь.
            Ему вторил Стас (разумеется тоже строго конфиденциально):
            – Полгода жду, когда у вас закружится голова от шальных денег и бандитских мордобоев, а она все не кружится и не кружится.
            – Однако! – воскликнул Жорка, когда капитан чуть отошел. – Не помню, чтобы он хоть раз хвалил нас. Может тебе это счастье доставалось?
            – А это была похвала? – удивился Алекс.
            – Еще какая! Признать, что мы чего-то стоим – в лесу десять волков сдохло!
            Гораздо более лестные слова было суждено получить главному князьку в паре с Верой – от восторженных панегириков Вериных одноклассников до увесистых оценок женщин «Сорок-плюс»:
            – Какая вы красивая пара!
            Ну, а когда Вера принялась дарить гостям свою иллюстрированную книжку об американских владениях в Калифорнии, то и вовсе получился шик-блеск.
            – Жених, а тебе по плечу такую замечательную невесту иметь?
            – Пока не по плечу, но я очень стараюсь быть хоть немного ее достойным, – отвечал Алекс, совершенно не стесняясь присутствия поблизости Люсьен и Лары.
            Последние реагировали на сии его слова в соответствии со своим темпераментом.
            – Я тебе рано или поздно крысиного яда подсыплю, – тихо шипела Люсьен.
            – В моих секс-мемуарах глава о тебе уже тоже написана, – с прищуром в глазах предупреждала Лара. 
            Железного здоровья мелкобритам хватило на пять дней. Шестой и седьмой они пролежали в своей комнате в тотальном сплине. На восьмой, однако, пришли в себя и снова отплясывали и ныряли голышом в сугроб наравне с другими.
            – Никогда не могла понять смысл вашей поговорки «Что русскому хорошо, то немцу смерть», – откровенничала Оливия, – теперь начала догадываться.
            – Как жаль, что никакое фото, никакая пленка не могут с точностью передать как именно все здесь здорово было, – вторил ей Томас.
            – Для меня стало открытием, что от супер приятных развлечений тоже можно чудовищно устать. Но это были незабываемые дни, – сделал вывод и Гилмут.    
            Дива Инна при виде родителей и племянников Хазина сильно кривилась, но потом, когда мать Жорки по простоте душевной за столом рассказывала сыну о его московских сестрах, арендах для них новых машин с водителями (о их глухоте не было сказано ни слова), поездках на черногорскую дачу, строительстве на Рублевке большого семейного особняка, то ушлая девушка сделала свои выводы, и Жорка из временных кавалеров перешел в разряд запасных женихов. Да и то сказать, с первых дней нового тысячелетия бренд богатых папиков стал смещаться в сторону их сыновей-мажоров. Тут еще Инна увидела на шее Веры дорогое ожерелье (подарок Алекса на Новый год), и сделав охотничью стойку, дива стала тоже выпрашивать у Жорки дорогой новогодний подарок: «Ведь тебе даже по статусу положено баловать свою возлюбленную». Кавалер сначала как мог отшучивался, а затем обратился за помощью к Алексу: как быть?
            – Вали все на меня, – посоветовал тот, – что я твой арендодатель и держу под контролем все твои финансы. И о подарках пусть договаривается со мной.
            Инна от выяснения отношений не уклонилась.
            – Что вы, в самом деле, как охтинские пацаны, – наехала она на отельера, когда они, как бы ненароком уединились втроем возле денника Буцефала. – Пора уже по-мужски себя вести. Ублажая подарками любимую женщину, вы ублажаете прежде всего самих себя.
            – Молодец, хорошо сказала, – согласен был Алекс. – Но у нас миллионеров-салаг свои понты, не как у настоящих мужчин. Первый подарок будет на сто баксов, второй на двести, третий на триста и так далее. Годится?
            – Годится! – захохотала вымогательница. – Если подарки каждый день.
            – Нет уж. Только прилюдно, чтобы народ видел, что ты парня не позоришь, не долбишь ему мозги, а наоборот он рядом с тобой цветет и пахнет. Тогда и свой подарок получишь. И тебе хорошо и нам не так обидно.
            – Вот к стодолларовым подругам и обращайтесь, – возмущенно фыркнула дива.
            Ну, а вечером, как всегда песни, танцы. А в кадрили, которая была теперь всегда обязательным номером танцевальной программы, любая обида рассасывалась сама собой.  
            Кроме Инны обиженными князьками оказались также Ева с Викой. Новый бойфренд Девушки Бонда Слава был ветеринаром (через свою кошку Ева с ним и познакомилась) и при ближайшем рассмотрении оказался весьма симпатичным парнем. И оба фабзайца в пику Еве принялись общаться с ним в три раза больше, чем с ней. Трехмужняя страшно злилась, полагая, что так они издеваются над ее Славиком. На самом деле князькам просто хотелось выяснить процесс сближения хорошего честного парня с насквозь притворным шпионским отродьем, каковым они считали Еву, да и себя заодно. Если у нее получится, то и у них тоже. Вот и расспрашивали, как Слава видит свое будущее и не намерен ли он обманывать их коллегу по работе.
– Да нет, Ева суперская. Иногда я сам себе завидую, что она у меня есть, – отвечал, как на духу кошачий доктор. И уже получал от шалопаев предложение стать у них на полставки штатным ветеринаром.
– А что, машина у тебя уже есть, три раза в неделю приехать на Фазенду с ревизией за хорошую денюшку – самое то. И нам спокойней будет.
– Чего вы к нему прилипли? – возмущенно бурчала им Ева.
– Ну мы же не виноваты, что с ним общаться приятней и интересней, чем с тобой? – парировал Жорка.
– Обидишь парня – вдвое урежу зарплату, – грозился Алекс.
С Викой использовали другой сценарий. Застав ее в одиноком виде, они становились рядом и начинали на нее искоса пялиться, обсуждая на испанском ее женские стати. Фээсбэшница сердито гнала их прочь, но у них был при себе непробиваемый аргумент:
– Мы тебе не американцы, имеем полное право проявлять свой мужской интерес. Может, хотим, чтобы ты стала женой одного из нас, только еще не решили кого именно.
            В общем, развлекали как могли не только других, но и сами себя. Ложкой дёгтя был лишь страх за бандитский налет на «Бирему». Каждый день Алекс по три раза звонил туда, чтобы узнать все ли в порядке. Новогодняя ночь там тоже прошла бурно, не обошлось без сильной пьянки постояльцев и драчки охранников между собой, но этим и ограничилось.
            Словом, Новый год можно было считать успешно состоявшимся.
            Еще с третьего числа гости с Фазенды стали разъезжаться, уехали Поповы, Циммеры, Иван Иваныч с дамой сердца и малолетним сыном, но кто-то хотел оставаться до самого Старого Нового года. Но Рождество все же стало последним праздничным днем. Князьки никого не останавливали, им самим хотелось немного прийти в себя.
            – Ну как? – спросил Жорка Алекса, прежде чем забраться в машину к родителям.
            – Думал, будет жалко потраченных усилий и денег, но оказалось наоборот, права твоя Инна: ублажая других – ублажаешь себя.
            Тут отельер немного преувеличил. После возвращения в Питер, друзья Веры уехали в Тверь не сразу, две ночи еще ночевали в их Треххатке, и это было для Алекса уже целым испытанием, хорошо еще, что днем у него всегда был повод удрать «на работу» в «Бирему».
            Наконец уже и тверяки уехали, и русское новогодняя безумие все же закончилось.
В первый по-настоящему рабочий день на имя Копылова пришло сообщение о перечислении на его питерский счет двухсот пятидесяти тысяч баксов.
Мама же говорила о полумиллионе, слегка досадовал он, видимо, ей поверили пока что лишь на пятьдесят процентов.
            Теперь приходилось только ходить и гадать: что же такое шпионское я наделал, что мне такие роялти?         

 

Назову себя шпионом ЭПИЛОГ

Назову себя шпионом ЧАСТЬ 4