Помочь сайту
Поздравления
Мафия Небесных Братьев (Гл. 7-я)
26 ноября 2019 -
Борис Аксюзов
Я слабо надеялся на то, что арест «оборотня» Жукова внесет коренной поворот в раскрытие нашего дела. Мне казалось, что главным действующим лицом здесь будет уважаемый Юрий Андреевич, по каким-то непонятным причинам решивший посетить Юго-Восточную Азию. Было понятно, что командировкой там и не пахло: какие вопросы может решать хотя бы в том же Таиланде директор затрапезного строительного треста?
Когда по пути в аэропорт я задал этот вопрос Варновскому, он, не задумываясь, ответил:
- Множество. Ты забыл, в какое время и в какой стране живешь. Вот задумал, например, наш доморощенный олигарх Костя Константиниди построить себе баньку из сандалового дерева, а оно у нас не растет, не хочет. И тогда Юрий Андреевич, который взял подряд на строительство баньки, узнав из энциклопедии, где оно произрастает, летит туда за Костин счет и заключает договор на его поставку, причем в количествах, значительно превышающие сегодняшние потребности. Он ведь ушлый, он знает, что эти «новые русские» не могут спать спокойно, если у кого-то что-то есть, а у него нет. Через полгода у Юрия Андреевича будет бешеный спрос на сандаловые баньки.
- Ты это серьезно? Ты что-нибудь узнал? - спросил, пораженный реалистичностью его рассказа.
- Нет, - успокоил меня Борис, - просто пофантазировал немного на досуге. Вот мы и приехали…
Он припарковал машину, вышел, потянулся, внимательно оглядел подъезды к аэропорту, автомобили на стоянке.
У входа в аэропорт нас встретил Олег.
- По-моему, все спокойно, - доложил он, - ничего и никого подозрительного замечено не было.
- Вот и славно, вот и славно, - забубнил Борис Иванович, осматриваясь. - Сколько там до приземления питерского рейса осталось?
- Тридцать пять минут, - подсказал я.
- Замечательно. Попроси в справочной сделать по радио следующее объявление: «Встречающую Копытову Елену Павловну просят подойти к справочному бюро». Сам стань за газетный киоск, понаблюдай. Если наша знакомая появится, незаметно перейдешь в бар на втором этаже. Я буду там за крайним столиком справа, оттуда прекрасно наблюдается весь зал внизу. Ты, Олег, останешься здесь. Видишь вот тот вишневый «Жигуль» на стоянке? Не спускай с него глаз. Желательно, чтобы до окончания операции он с места не трогался. Его хозяина зовут Рома. В случае чего можешь поиграть с ним в друга детства. С пьяными объятиями и поцелуями. Но чтобы после объятий ключи от машины были у тебя. Внял?
Так точно, внял, - бодро ответил Олег.
Но я ровным счетом ничего не понимал.
- Слушай, Борис Иванович, - обратился я к нему, боясь, что сейчас же свихнусь, если не получу вразумительного объяснения происходящему, - ты же знаешь, что Елена Павловна выехала вчера в Сургут поездом в 19.02. Как она может оказаться сейчас здесь?
- Ну, если не может, так значит, мы ошибаемся. Попытка - не пытка. Давай, действуй.
Дважды прозвучало под сводами аэровокзала мое объявление, прошло пять минут, десять, но никто у справочного бюро не появлялся. Потом подошел военный, по-моему, подполковник: на камуфляжной форме погоны едва читались. За ним нарисовались два лица кавказской национальности, они принялись что-то очень эмоционально доказывать девушке, сидящей в будке, их гортанные голоса разнеслись по всему залу, и тогда у справочной появился милиционер с дубинкой в руке. Наблюдать дальше не было смысла, так как объявили о прибытии нашего рейса. Я вышел из своего укрытия и… лицом к лицу столкнулся с Еленой Павловной, энергичной походкой направлявшейся к справочному бюро.
Она сделала вид, что не узнала меня, и ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она прошла мимо.
Борис Иванович, услышав об этом, припечатал стол своей мощной ладонью и крепко выругался. Он бросил мимолетный взгляд в зал, к справочному бюро, затем обратился к сидевшему за одним столом с ним майору в милицейской форме:
- Андрюша, теперь на тебя и на твоих орлов вся надежда. Сейчас на автостоянке разыграется небольшой шухер с участием женщины средних лет, Копытовой Елены Павловны, ее сподвижника по имени Рома, владельца «Жигулей» пятой модели вишневого цвета, госномер М 674 РО, и моего опера Олега Тушинского, ты его знаешь. Не исключено, что женщина, заметив неладное, попытается воспользоваться услугами такси. Твоя задача: любыми способами не дать ей покинуть территорию аэропорта, при возможности - задержать. Действуй.
Затем мы спустились вниз, в отделение транспортной милиции. Здесь Борис Иванович тоже был со всеми на «ты». Широко улыбаясь, он подошел к столу, за которым сидел тучный мужчина без опознавательных знаков, то есть в гражданской одежде спортивного стиля: широкие черные брюки с белыми лампасами, просторная куртка на молнии.
- Здравствуй, Гиви, - закричал Борис Иванович, словно его собеседник был глухим, - ты почему не встречаешь питерский рейс?
Гиви лениво взглянул в окно, одновременно протягивая Варновскому короткую пухлую руку:
- Рано еще, дорогой батоно Боря, вон видишь, он только со взлетной полосы выруливает. Еще минут двадцать можно отдохнуть. Чай будешь?
- Нет, спасибо. Подожду, когда ты «Напареули» привезешь из родных мест.
- Обижаешь, капитан. У меня в сейфе никогда еще вино не переводилось. Просто я смотрю, ты не один, вдруг, товарищ из УСБ или откуда - нибудь покруче. Налить вина?
- Нет, спасибо, некогда сейчас. И у меня к тебе просьба. Ты можешь подняться на борт самолета, что прибыл из Питера?
- Могу, конечно, если тебе меня не жалко, - Гиви выразительно огладил свой живот.
- Надо, Гиви, надо, - сказал Варновский голосом Шурика из кинофильма «Операция Ы», - просто необходимо чуть-чуть задержать там одного гражданина, некоего Клевцова Юрия Андреевича, и доставить его в здание аэровокзала отдельно от других пассажиров.
- И все? - удивлённо спросил Гиви. - А я уже хотел ОМОН вызывать. Все будет сделано, дорогой, не надо беспокоиться.
- Ты только смотри, не перепугай его там, что-нибудь поделикатнее придумай, - предупредил Борис Иванович.
- О чем ты говоришь, батоно. Конечно, я ему скажу, что у него ширинка не застегнута, пусть приведет себя в порядок. Ну, а если серьезно, то я тебе еще раз говорю: не мандражи. Я его на своей машине прямо к нашему служебному входу доставлю, живого и невредимого. Ты думаешь, Гиви ничего не понимает. Гиви все понимает. Особенно, когда идет охота на людей.
Мы вышли покурить к главному входу, а заодно и посмотреть: не происходит ли что у вишневых «Жигулей». Но на стоянке все было спокойно, хотя мы не заметили, чтобы кто-либо из наших следил за ними. Не видно было ни Олега, ни майора Андрюши, которого Борис Иванович попросил задержать Елену Павловну. Это Варновскому очень не понравилось.
- Что они, повымерли, что ли? Полна коробочка оперативников, и никакого движения, - заворчал он.
«Произвел посадку…», - заорал прямо над ухом громкоговоритель.
- В нашем распоряжении еще десять минут, - сказал Варновский, - давай-ка пройдемся по вокзалу. Что-то мне очень не нравится это затишье.
Он бросил окурок в урну, и в тот же момент раздался негромкий выстрел, и прямо над его головой рассыпалось огромное витринное стекло. Я услышал визг тормозов: у крутого поворота к основной дороге, скособочившись, прыгала по бордюру длинная черная иномарка. Я инстинктивно рванулся вслед за ней, но Борис Иванович твердой рукой остановил меня:
- Никуда она не уйдет. Взгляни, что у меня там за шиворотом.
За шиворотом у него было полно осколков стекла и хлестала кровь.
- Надо в медпункт, - закричал я в панике.
- Обожди, - остановил меня он, - давай посмотрим, чем закончится этот заезд. По-моему, Шумахер не справился с управлением своего болида.
Действительно, черная машина не вписалась в поворот и аккуратно согнула собственным носом фонарный столб. Варновский сунул руку под мышку, достал пистолет и, не торопясь, двинулся к автомобилю. Между тем широкий тротуар перед зданием аэровокзала уже был заполнен людьми, половина из которых была в милицейской форме.
- Стоять! - истошно закричал Борис Иванович, когда кто-то из них бросился к месту аварии. Все замерли, а он подошел к машине и дернул за ручку двери. Дверь отвалилась и из нее выпал человек в военной форме, тот самый, который подходил к справочному бюро в тот момент, когда я за газетным киоском ждал появления Елены Павловны.
Я не ошибся, он действительно оказался подполковником.
Борис Иванович спрятал пистолет, и тотчас же возле него возник Олег.
- Что случилось? - закричал он. - Кто стрелял?
Варновский скривился от боли, оперся о руку Олега и громким, свистящим шепотом спросил:
- Где женщина?
Поддерживая капитана и разворачивая его по направлению к медпункту, Олег плачущим голосом говорил:
- Нету женщины, Борис Иванович. Я сделал все, как вы говорили. Ключи у Ромика я увел чисто. Прямо посредине зала ожидания, где он изучал расписание рейсов, почему-то международных. И только я с ним распрощался, вижу рожа знакомая нарисовалась. Помните, я говорил, что Цахилову к поезду мы сопровождали под видом санитаров? Один из них наш был, Родион Сабуров, ты его знаешь, а второго нам дали из районного отделения в Краснодаре. Я их сзади прикрывал. И вдруг я вижу этого «санитара» у стойки регистрации пассажиров, в камуфляжке, в звании подполковника. Стал я за ним приглядывать, а он засек, сука. С полчаса мы с ним в кошки-мышки играли. Ушел, гад. Видно, опытный… А Рому мы взяли, как раз перед выстрелом, ствол у него нашли под сиденьем. Он сейчас тоже в медпункте: припадочного из себя разыграл.
В тесном помещении медпункта, на клеенчатом диванчике сидел ужасно рыжий парень со стеклянными глазами. Он поминутно вздрагивал и повторял:
- Ничего не знаю…, ничего не знаю…
- Олег, уведи его к транспортникам, пусть Гиви его к себе в обезьянник определит. Кстати, скажи Гиви, чтобы до моего прихода ублажал Клевцова, как только может. Ты, Женя, кровь из носа, найди мне Андрюшу Маслова, можешь еще раз воспользоваться громкой связью. А мне придется немного заштопаться, как я понимаю.
Я тоже осознавал такую необходимость: его пиджак сзади был красным от крови. Я со всех ног бросился выполнять поручение Бориса Ивановича. Громкой связью мне воспользоваться не пришлось: в окно я сразу увидел, что Андрюша Маслов стоит у разбитой машины, рассматривая какие-то бумаги.
- Привет, - сказал он, увидев меня, - вот изучаю документы покойничка. Сплошная липа. Хотя и добротно сделанная. Военный билет на имя Муратова Кирилла Александровича, 1963-го года рождения, выдан Мончегорским районным военкоматом Мурманской области в 1999-ом году, место рождения - город Ростов-на-Дону, образование высшее, закончил Военный институт физической культуры в городе Ленинграде в 1986 году, подполковник, род войск почему-то не указан. Вероятно, особист.
Мне не терпелось отвлечь майора от дальнейшего изучения документов, ибо знал, как Борис Иванович ждет его доклада о поисках Елены Петровны. А Маслов, неторопливо перебирая бумаги, монотонно бубнил себе под нос:
- Сейчас покажем твоему шефу документики, может быть, он знает, кто такой этот Муратов и отчего в него стрелял. А кстати, где Борис Иванович?
- В медпункте он, очень хочет вас видеть, - поспешил я ответить на его вопрос, боясь, как бы он снова не ушел в созерцание чужих бумаг.
- Тогда, пойдем поскорее, у меня есть, о чем ему сообщить. Как говорится, информация к размышлению.
Варновский лежал на животе на клеенчатой кушетке, сцепив зубы, а молоденькая медсестра, бледная от волнения, крошечным пинцетиком выковыривала из раны почти невидимые глазу осколки стекла. Увидев нас, он сделал непроизвольную попытку приподняться и тут же уронил голову, вскрикнув от боли.
- Ты лежи, лежи, Борис Иванович, - поспешил успокоить его Андрюша, - я тебе все сейчас доложу по существу. Только я, значит, с тобой распрощался и вышел на воздух, как сразу же засек твою гражданочку на автостоянке. Она стояла, точно как ты мне сказал, у вишневых «Жигулей» и крутила вокруг головой, видно, искала шофера. Тот выскочил откуда-то вприпрыжку, они парой слов перекинулись, и он ускакал куда-то в сторону камер хранения. Когда они встретились, у меня сразу мысль была задержать их, но больно скоро он испарился. Я подумал так: ну, возьму я ее, а он заметит это и уйдет. А вдруг он главный соучастник или кто еще покруче. Короче, решил я подождать. Прибегает он, значит, минут через десять, с чемоданами. Два хороших чемодана на колесиках, черные, кожаные. Поставил их в багажника, хлоп-хлоп себя по карманам, да как заорет по матерному. Я это крик понял так, что у него кто-то ключи спер от машины. Ага, думаю, вот я сейчас и возьму вас тепленькими. Да не тут-то было. Он как рванет в здание! Видно, вспомнил, кто у него мог ключи свистнуть. Я, значит, только взглядом его проводил, глядь, а дамочки у машины уже нету. Побегал я по вокзалу изрядно, но твою Елену Павловну все-таки засек. В туалете. То есть, не я, конечно, а наша сержант Измайлова, которой я это дело поручил. То есть, не все дело, конечно, а именно проверить туалеты и другие интимные места. Приметы ей дал самые точные, ну, и все такое. Мой пост наблюдения был самый главный: между основным выходом и стойкой для регистрации пассажиров. Там есть такой закуточек под лестницей, где меня трудно засечь. А я мог наблюдать справа прибывающих пассажиров, слева - убывающих. И те, и другие обязательно проходили мимо меня. Как только Татьяна обнаружила эту тетку в туалете, она подошла ко мне незаметно, ибо была в штатском, и себя раскрыть не имела права, и сообщила мне об этом обнаружении. Я решил тут же ее брать, то есть эту гражданку в туалете. То есть, брать не в туалете, а при выходе из него. Я взял с собой еще двух милиционеров и направился в северное крыло вокзала, где и находится этот туалет. Измайлову оставил на своем месте: вдруг та дамочка здесь объявится. И не успел я и двух шагов сделать, как у меня за спиной грохнет! Смотрю, целая секция окна рушится у меня на глазах. Честно скажу, в тот момент я растерялся. Я видел, что стреляли в тебя. Видел, как черный «Мерседес» рвет когти с места происшествия. И знал, что в северном крыле находится женщина, которую ты поручил мне взять, та, которая, вероятно, все это и устроила. И я пошел ее брать, несмотря на то, что на территории аэропорта творилось черт знает что. Но я опоздал. Служащая, которая берет плату за туалет, сказала, что такая женщина, как я ей описал, в ближайшие полчаса не выходила из туалета. Мы прочесали все северное крыло, все подходы к нему, но Елены Павловны не обнаружили. Тогда я решил заняться разбитой машиной. Вот, посмотри документы…
- Обожди, не сейчас… Мне нужны номера и пункты назначения всех рейсов, вылетевших в пределах этого часа, и списки пассажиров этих рейсов. И пришли мне Татьяну Измайлову, мне нужен план туалета, где она видела Копытову.
Медсестра наконец закончила мучительный процесс изъятия стекла из тела Варновского, перевязала ему спину с двумя глубокими резаными ранами и с облегчением вытерла пот с бледного чела. Борис Иванович нежно обнял ее, поцеловал в щечку и что-то шепнул на ухо. Сестричка покраснела и достала из стеклянного шкафчика мензурку, как я уже понял, со спиртом.
- Извините, закусить нечем, - еще больше краснея, сказала она.
- Сойдет, - великодушно простил ее Варновский. - Я просто хочу чуть-чуть пригубить за тебя, красавица, за твои добрые, умелые руки. Дай Бог тебе хорошего жениха. А нам пусть Он сегодня даст терпения и немного удачи. Вперед, Женечка, на баррикады! Как поется в песне, последний бой, он трудный самый. Как думаешь, с кого нам начать?
- Полагаю, с Клевцова, - не совсем уверенно предложил я.
- Правильно полагаешь. Хотя бы по такой простой причине, что мы держим его здесь не за что, не про что уже полтора часа. А вдруг он никакого отношения к этому делу не имеет?
- Но ведь передавала ему Люба какой-то пакет…
- … в котором возвратила ему долг за отремонтированную квартиру. Давай, Женя, оставим на пока наши подозрения и будем с гражданином Клевцовым предельно вежливы и терпеливы.
Когда мы вошли в помещение транспортной милиции, мы поняли, что только что услышанный мною призыв Бориса Ивановича глубоко отозвался в сердце Гиви. Он сидел за столом в своей обычной позе, но лицо его этой позе не соответствовало. На нем было запечатлено нешуточное внимание и понимание всего, о чем ему говорил человек напротив. А этим человеком был Юрий Андреевич Клевцов, директор строительного треста, который, по словам Варновского, должен был облагородить наш город банями из сандалового дерева. Юрий Андреевич был, мягко говоря, возмущен незаконным его задержанием и просил Гиви соединить его, не много не мало, с министерством внутренних дел. Гиви тоже возмущался головотяпством людей, приказавших ему задержать такого достойного батоно и постоянно спрашивал девушку, сидевшую за столиком с двумя телефонами:
- Лена, линия на Москву еще не освободилась?
Клевцов понимал, что его дурачат, отчего его возмущение перерастало в ярость. Он стучал ногами и брызгал слюной, на что Гиви только прицыкивал языком и сочувственно спрашивал:
- Вах-вах, когда кончится это безобразие в наших органах?
Однако, было заметно, что он испытал огромное облегчение, когда мы появились. Он сделал какое-то неуловимое движение, словно собирался встать, но, видимо, это было ему не по силам, и он только галантно взмахнул пухлой ручкой:
- Прошу любить и жаловать: Юрий Андреевич Клевцов, пассажир рейса 7512. Следователь по особенно важным делам Варновский Борис Иванович. Вот там налево у нас имеется свободный кабинет, можете им пользоваться до конца рабочего времени.
- А сколько у вас длится рабочее время, уважаемый товарищ? - вежливо спросил Варновский.
- Круглые сутки, все двадцать четыре часа, господин следователь, - лукаво ответил Гиви.
«Первая психическая атака удалась», - отметил я про себя, глядя, как меняется при этом разговоре лицо Юрия Андреевича.
Небольшой кабинет, предложенный нам Гиви, располагал к беседе: там было много цветов, на окнах висели салатные шторы и пахло свежемолотым кофе. Я догадался, что хозяином кабинета была женщина.
Борис Иванович, как всегда, начал с извинений, потом перешел на погоду вообще, в частности поинтересовался ею в Питере и Юго-Восточной Азии, а затем, по своему обыкновению, вдруг задал неожиданный вопрос:
- А любопытное все-таки это государство, - Королевство Бутан, вы не находите?
Честно скажу, меня этот вопрос привел в недоумение, а Юрий Андреевич просто потерял дар речи. Когда же он к нему вернулся, Клевцов высоко поднял голову и с достоинством ответил:
- Я собственно был в командировке в Народной Республике Бангладеш.
Он почему-то выделил логическим ударением слово «Народной».
- Да, да, да, как это я запамятовал, - засокрушался Варновский, - хотя, вы знаете, сам бы я лично обязательно посетил Королевство Бутан. Такой экзотики, как там, в Бангладеш, по - моему, не найдешь. Вы как считаете?
- Не знаю, не знаю, - занервничал Юрий Андреевич, - я ездил в Бангладеш не за экзотикой.
- А за чем вы туда ездили, позвольте спросить? - Варновский поднимал вторую волну стремительной психической атаки.
- Я ездил туда за опытом. Одна из тамошних фирм наладила выпуск легких летних домиков для пляжа. Они легко собираются, а после окончания купального сезона их так же без проблем разбирают и складируют в специальных ангарах. Наладив выпуск таких домиков или, как принято там говорить, хижин, мы бы решили вопрос довольно-таки комфортного отдыха у нас на побережье.
- Очень любопытно, - сделал заинтересованный вид Борис Иванович, он явно готовил плацдарм для новой неожиданной атаки. - И что, поделились они с вами опытом? Я слышал, капиталисты на этот счет народ прижимистый, секреты свои при себе держат.
- Мы, во-первых, заплатили им некоторую сумму за консультации, а, во-вторых, закупили небольшую партию этих домиков, - терпеливо объяснил Клевцов.
И здесь Варновский выстрелил по успокоившемуся противнику во второй раз, и снова хлестко, как из засады:
- Надеюсь, что документы, которые вам передала Любовь Семеновна, пригодились при сделке?
- Какие документы? Какая Любовь Семеновна? - затрепыхался Юрий Андреевич, надеясь еще выбраться из сети, наброшенной на него Варновским.
- Какие именно документы, я затрудняюсь сейчас сказать. А Любовь Семеновну Копытову вы прекрасно знаете, еще по Сургуту. И с этого момента, уважаемый Юрий Андреевич, вы будете отвечать на мои вопросы, не делая удивленного лица и не стараясь ввести меня в заблуждение. Это чревато. К тому же я очень спешу и могу уделить вам в этом прекрасном кабинете всего четверть часа. Остальное время для обдумывания вам будет предоставлено в другом помещении, которое в просторечье зовется обезьянником, из-за наличия там решетки.
И Юрий Андреевич сник. К явному поражению противника Борис Иванович отнесся великодушно. Он сначала спросил у Клецова, нет ли у нег каких-либо просьб и пожеланий, а дальнейшие свои вопросы задавал голосом человека, стремящегося спасти безвинно оклеветанную жертву произвола. Но все его вопросы были теперь конкретны и прямы: он очень спешил. Я их воспроизведу в форме диалога, и вам станет понятно насколько стремительным был натиск Бориса Ивановича.
- Так что же было в тех бумагах, уважаемый Юрий Андреевич?
- Которые мне передала Любовь Семеновна?
- Юрий Андреевич, мы договорились, что не будем тянуть время…
- Да, да, извините. Эти бумаги она просила передать одному лицу.
- Кому, где, когда?
- Я не знаю его имени. Он должен был придти ко мне в гостиницу и позвонить мне в номер.
- Он пришел?
- Да. Я спустился в холл, передал ему пакет, и мы расстались.
- Как вы его узнали?
- Он сам подошел ко мне.
- Опишите его, пожалуйста.
- Это был мужчина из местных жителей, то есть, бенгалец. Среднего роста, в европейской одежде, только белого цвета.
- На каком языке вы общались?
- Он обратился ко мне на английском, назвал мою фамилию, имя, отчество. Потом сказал слово «пакет», тоже по-английски, но я понял, потому что звучит почти одинаково с русским. И наконец он произнес слова: «Копытова Любовь Семеновна». Все было ясно, и я отдал ему документы.
- То есть, отдали их совершенно незнакомому человеку лишь только потому, что он назвал ваше имя и имя Копытовой?
- Да, но там был еще нюанс, о котором меня предупредила Люба… то есть, Любовь Семеновна…
- Какой нюанс?
- На лацкане его пиджака должен был быть значок…
- Какой?
- Я очень тогда удивился, когда Люба сказала мне, что это должен быть значок…
- Ну, чего вы тянете, Юрий Андреевич? Не в ваших это интересах…
- Это был значок с изображением Владимира Ильича Ленина, но подпись под ним была совсем другая…
- Ну!
- Подпись под ним была: «Почетный донор СССР».
Я знал, я ожидал, что сегодня что-то еще вернется ко мне из моей прошлой жизни…
И вот это случилось.
Но я уже ничему не удивлялся.
ОТСТУПЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
(продолжение)
Я думаю, что Аня была обескуражена моим бегством из-под окон ее дома сразу после того, как она произнесла ненавистное мне имя. Но мне кажется, что ее еще больше удивило то, что я не давал о себе знать целых две недели.
Это было трудно, почти невозможно для меня: не видеть ее, не слышать ее голоса, не чувствовать прикосновения ее рук, ее губ…
Но я понял, что я не вправе встречаться с ней, имея перед собой цели, ничем не связанные с моими чувствами к ней. Более того: ведь я собирался использовать мое знакомство с нею, чтобы выведать все о моем враге, то есть злоупотребить ее доверием ко мне.
На душе было гнусно, в университете дела шли все хуже и хуже, и вокруг меня образовалась какая-то пустота, сплошной вакуум.
Если первую неделю после бегства от Анюты я еще ходил на учебу, то после Восьмого Марта, отмеченного мною в компании однокурсниц, я, как говорится, залег на дно.
Во-первых, мне было противно сочувствие близких мне, если не по духу, то хотя бы по положению людей. Все девчонки, как одна, смотрели на меня как на тяжело больного, а парни, видимо, жалели и немного презирали за мужскую несостоятельность. Сережа после того вечера в ресторане исчез с горизонта, а я не искал с ним встречи, потому что она мне не была нужна. Если бы я встретил его в коридоре, я в шутку обязательно спросил бы его: «Ну, что, подельник, идем на мокруху?» Жестоко, но справедливо. Нечего лезть всерьез не в свое дело, если это дело уголовное.
Из дому я не выходил. Дядюшка был в командировке, и я спал до двенадцати, потом пил крепкий кофе с коньяком из его запасов, просматривал свежие газеты и журналы, включал телевизор, хотя там смотреть было нечего, одни говорящие головы. Потом с полчаса я дышал свежим воздухом, то есть, курил на балконе, обозревая прекрасные окрестности города и людей на тротуаре с тайной мыслью: ну, обратите хоть кто-нибудь на меня внимание, поднимитесь ко мне, загляните мне в душу…
После этого наступал кризис жанра, и я допивал бутылку коньяка, уже без кофе.
И вдруг однажды…
Это был, по-моему, четверг, вторая половина моей недели полного одиночества.
Раздался звонок в дверь. Я не пошел ее открывать, я никого не ждал. Звонок прозвучал снова, потом еще и еще раз. Потом он трезвонил не переставая, мне стало весело.
«А вот фигушки вам, - говорил я про себя, смеясь, - замок пуст, в нем живут одни лишь привидения»
Я подошел к зеркалу и раскинул в стороны руки: я действительно был похож на привидение. Звонок смолк, было слышно, как чьи-то каблуки зацокали по ступенькам вниз.
«Интересно, - подумал я, - кто бы это мог быть, такой настырный?».
Я вышел на балкон посмотреть.
Из подъезда вышла… Аня.
Не поднимая головы, она пошла по тропинке к автобусной остановке.
- Аня! - закричал я.
Я сам удивился своему голосу. Это был крик последней надежды.
Сломя голову, я слетел вниз по ступенькам, распахнул дверь. Аня стояла у входа в подъезд, ее лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Я зарылся в него, ничего не видя и не слыша, чувствуя только ее тепло и биение ее сердца.
Потом я подхватил ее на руки и понес наверх. Я совсем не ощущал ее тяжести, мне даже показалось, что это мне просто привиделось: ведь только во снах мы без всяких усилий взлетаем в небо и носим на руках любимых.
Я открыл ногою незапертую дверь и хотел поставить ее на ноги, как вдруг она сказала, спрятав лицо у меня на плече:
- Не отпускай меня.
Я понес ее в комнату, сел вместе с нею на диван, прижал ее к себе крепко-крепко, все еще боясь внезапного пробуждения. Она подняла голову, сквозь слезы улыбнулась мне и снова сказала:
- Не отпускай меня.
… Все произошло как во сне. Я осознал, что случилось, когда она провела рукою по моему лицу, я открыл глаза и увидел на стене отблески уличных фонарей, а совсем рядом - ее блестящие от слез глаза. Потом я увидел ее тонкие оголенные плечи, грудь и понял все.
Я дотронулся до ее щеки, смахнул пальцем слезу и попросил:
- Не плачь. Мне будет очень плохо, если ты будешь плакать.
- Глупый, - ответила она, - я плачу, потому что мне хорошо. И если ты даже снова исчезнешь, мне уже не будет плохо. Я узнала сегодня, что ты любишь меня.
- Как ты меня нашла? - спросил я, чувствуя себя во всем виноватым.
- А правда, как я тебя нашла? - то ли в шутку, то ли всерьез сказала она. - Я не знала ни твоего имени, ни где ты работаешь или учишься, где живешь. Но зато я хорошо помнила тот кузнечный цех и нашего доброго гения, Виктора Пантелеевича. Слава Богу, у него было настоящее имя. А он отвел меня в многотиражку, а там работает только один молодой корреспондент, и его зовут Евгений Михайлович Старков, и он всего-навсего студент второго курса факультета журналистики МГУ. В деканате мне сообщили, что ты тяжело болен, и дали твой адрес. Мне повезло: в это время в деканате находился твой друг, Сергей Бернштейн.
Мы с ним очень долго говорили. Я ему рассказала все. И он мне тоже. До его рассказа я не знала, буду тебя искать или нет. После того, что он мне рассказал, я поняла: мне надо найти тебя обязательно, иначе случится беда. Со всеми нами. С тобой, со мной, с Соней…
Теперь я окончательно убедился, что Бернштейн был наполовину дураком, наполовину - гением. Только дураку может придти на ум мысль рассказать незнакомой девчонке всю подноготную доверившегося ему человека, и только гению дано почувствовать, что это сделать необходимо. Он снял с меня огромную тяжесть неизбежного признания Анюте обо всем, что было со мной раньше, и что я должен был совершить.
- Сергей сказал мне твой теперешний адрес, в деканате его не знали. Если бы я пошла по старому адресу, могло произойти что-то непредвиденное. Я могла бы встретиться с человеком, который был для меня богом.
Она не хотела называть его имени, она жалела меня или боялась сделать мне больно. И то, и другое было для меня печально, я снова ощутил себя одиноким, и она почувствовала это.
- Не грусти, - сказала она, - его уже нет. Он так легко ушел из моей жизни, что я удивилась: а был ли он вообще? Ты веришь мне?
Я обнял ее, тихо сказал:
- Я люблю тебя, а это - всё: и вера, и счастье и надежда. И невозможность жить без тебя.
Мы долго молчали. По-моему, мы думали в унисон. О том, что теперь нам ничего не надо. Кроме нас самих.
- Давай спать, - наконец сказала она. - Новую жизнь надо начинать выспавшимися.
Но заснули мы только под утро…
А утром, вернее уже днем, пока она спала, я сбегал в соседнее кафе, заказал там самые вкусные и дорогие блюда с доставкой на дом, и у нас был царский завтрак. А, может быть, обед или даже ужин. Когда начало смеркаться, я решил пройтись с Анютой по улицам нашего городка. Я должен был показать ее аборигенам. Они обязаны знать, какая невестка будет у их высшего руководства. Аня отнеслась к нашему выходу очень ответственно. Она долго плескалась в ванной, целый час делала прическу и макияж, чистила одежду. Наконец, она появилась в гостиной: посвежевшая, красивая и строгая. Я подошел к ней, хотел обнять, но вдруг мое внимание привлек значок на ее свитере. Это был бронзовый Ленин на скромном коричневом фоне, но в глаза сразу бросалась ярко-красная подпись под ним: «Почетный донор СССР».
- Что это? - удивленно спросил я.
- Ой, забыла снять, - рассмеялась Анюта. - На прошлой неделе мы были на практике на фабрике, где делают значки. И вот какой-то оригинал то ли шибко пьяным был, то ли по злому умыслу состряпал вот такое чудо. Правда, здорово? Тебе подарить? Я всем своим знакомым дала по штуке…
Она осеклась. Видно, вспомнила что-то важное и неприятное для меня.
( продолжение следует)
Рейтинг: 0
167 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
