– Меня бабы любят, – говорил Федоров. – У Инны ведь отбоя от женихов не было. И все интеллигентные, воспитанные. Образованные… А я восемь классов не закончил. Приду к ней прямо с завода – пыльный, в сапогах. Чувырло!.. Я знаю, что я некрасивый… – Он вздохнул. – И она меня выбрала! Правда, был один серьезный соперник. Высокий, красивый, Музыкант. Он Инне нравился. Но я его отвадил к ней ходить… – Федоров усмехнулся.
Они с Луниным сидели на кухне, пили чай. Федоров пришел, чтобы уговаривать его поехать «на чикинду».
– Ну так что ты надумал? Представь: горы, синее небо, речка журчит, птицы поют. Красотища! Лучше курорта! Другой такой работы нет… Едешь?
– Да. – Этой весной Лунин почувствовал непреодолимое желание поехать в горы. Постоянно приходила мысль все бросить и снова собирать эфедру. Но он колебался. Приход Федорова окончательно склонил Лунина к такому решению. – Я последние полтора года работаю инспектором книжной торговли. Работа вроде мне близкая, с книгами. Но удовлетворения нет. А в горах было. Выложу чикинду в кучку, смотрю на нее и вижу плоды своего труда.
– Так о том и речь!
Пришел из школы Игорь. Федоров с трудом признал его в долговязом худощавом юноше.
– Во вымахал!
Узнав, что отец будет заготавливать эфедру, Игорь захотел поехать с ним.
– Нет, Игорек, сейчас тебя никто не отпустит, – сказал Лунин. – Девятый класс… И не забывай про сердечную недостаточность.
– Да я прекрасно себя чувствую!
– Тогда летом это обсудим.
Федоров захотел сыграть с Игорем в шахматы. Тот легко выигрывал партию за партией. Федоров злился. То и дело употреблял похабные выражения. Лунин нервничал.
– Юра, при сыне не надо так говорить. Я воспитываю Игоря кристально чистым!
Игоря покоробили эти слова. Не хотел он быть кристально чистым. И он возмущался, что его, оказывается, все еще воспитывают.
Другой раз Лунин уже возвысил голос:
– Юра!
Федоров замолчал, но ненадолго.
Лунин рассказал недавний случай. В феврале он поехал в командировку в Нарынскую область. Помогал там устраивать книжные магазины, читал лекции о книжной торговле. Как-то его повезли в райцентр. Ехали вдоль реки. Вдруг заметили на берегу взволнованных и растерянных людей. Вышли из машины. Река несла мальчика. Кто-то попробовал въехать на коне в воду. Но животное не слушалось, вставало на дыбы. Лунин разделся и поплыл к ребенку. Вода была ледяная, течение сильное, стремительное. Он чуть не утонул. Но вытащил мальчика на берег. Тот был мертв. Лунина благодарили. Потом долго еще говорили в окрестных кишлаках о смелом орусе. Наверно, Лунин ожидал от Федорова похвалы, но услышал лишь насмешливые замечания. По его
мнению – может, не очень искреннему – Лунин совершил глупость. Чувствовалось, что Федорову хочется принизить его поступок.
Не прерывая игры, Федоров тоже стал вспоминать.
– Ты мертвого пацана вытащил, а я – живую девушку. Туркменку. Из-под завала. Когда в сорок восьмом в Ашхабаде землетрясение случилось, нас, солдат, разбирать завалы послали. До чего красивая была! Восточная красавица. И в одних шароварах. Землетрясений-то ночью произошло… Шах!.. Так она не так радовалась, что от смерти спаслась, как переживала, что я ее полуголой увидел… А вообще-то живых совсем мало находили. В городе почти все дома из сырцового кирпича были. Они все до одного развалились. Сколько трупов мы вытащили! После такой работы нервы были как струны натянуты. Я тогда своего старшину чуть не прикончил! Стал он на меня бочку катить… Побрезговал пешечкой?.. Придирается ко всему. Наряды вне очереди объявляет, невесть за что. Захожу к нему вечером. Там еще солдат один был. Он мне потом говорил, что я страшный был. Белый как мел. Кулаки сжаты. Тоже побелели. Глаза бешеные. «Ты что на меня взъелся? – спрашиваю. – Утихомирься! По-хорошему предупреждаю!» Старшина отмахнулся. «Ладно, ладно. Свободен! Кру-гом!» Вроде он меня всерьез и не воспринимает. А сам-то струсил! По глазам видно было. С тех пор он со мной нормально общался. Оказалось, что это мой друг – якобы друг – Ванька Полулях старшине на меня стучал… – Федоров повернулся к Лунину. – Вот мы с тобой друзья…
– Мы не друзья, – поправил Лунин. – Мы просто знакомые.
Федоров на миг опешил, переменился в лице. В глазах мелькнул злобный огонек. Но он быстро нашелся:
– К примеру, я говорю. Мы с тобой, к примеру, друзья. Стал бы ты на меня стучать?
– Нет.
– Правильно. А он стучал. Когда я об этом узнал, ка-ак ему врезал! Он несколько метров летел… Удар у меня не хилый был. Я в армии все свободное время гантелями занимался, все три года…– Игорь слушал с большим интересом и одновременно думал над позицией. – Меня в армии боялись… А вилочку не хочешь? – Федоров напал конем на две фигуры и со злорадным торжеством взглянул на противника. – Уж тут-то я тебя прижучу.
– Объявляю мат в пять ходов! – произнес тот в ответ.
Получив мат, Федоров тут же стал расставлять фигуры заново. Поражения его не обескураживали. Только раззадоривали. Чем больше он проигрывал, тем сильнее жаждал взять реванш. Он, кажется, готов был играть вечно.
Вмешался Лунин.
– Ну все, Юра, сыграйте последнюю партию. Игорю надо уроки делать.
– А если бы старшина не изменил своего поведения? – спросил вдруг Игорь, делая ход.
Федоров усмехнулся и твердо произнес:
– Я б его укокошил. – Помолчал, вздохнул и изрек с глубокомысленным видом: – В каждом настоящем мужике сидит зверь.
Через три дня во двор въехала машина Лекраспрома. Лекрастрест переименовали в Лекраспром. Стали грузить вещи.
– Шевелись! – грубо прикрикнул на Лунина Федоров. Он стоял в кузове.
Лунин молча протянул ему мешок с одеждой.
Он вернулся в квартиру с расстроенным лицом. Сел на диван. И объявил:
– Я с Федоровым не поеду.
– Как не поедешь? – изумился Игорь. – Машина ведь уже приехала. Половину вещей уже загрузили… Договор заключили.
Лунин встал, взял ящик и понес его вниз.
Они уехали. Игорь лег на диван. Грустно смотрел в потолок. Как ему хотелось в горы!
2
Участок им выделили на юге, в ущелье Касансай. Палатку они поставили напротив треугольной горы. Она напоминала египетскую пирамиду. От подножия до вершины ее покрывала эфедра. Такого участка Лунин еще не видел.
– В первый день обязательно кого-нибудь подстрелю, – сказал Лунин, беря ружье. – Всегда так.
– Не подстрелишь, – процедил сквозь зубы Федоров.
– Вот увидишь. Если убью – тебе отдам.
Лунин ушел. Вскоре раздался выстрел. Он вернулся с убитым диким голубем. Молча, с плохо скрываемым торжеством, положил его на камень возле Федорова. Тот тоже промолчал. Он не прикоснулся к птице ни в этот день, ни на следующее утро.
Лунин не выдержал:
– Юра, испортится голубь!
Федоров молчал. Лунин с сожалением произнес:
– Не будешь есть – я заберу.
Ответа не было. Он сварил себе суп из этого голубя.
Как бы радовался Лунин такому участку при других обстоятельствах! Но сейчас все отравляло поведение Федорова, его тон – грубый, язвительный, враждебный. Однако последнюю черту тот умело не переходил, не давая Лунину повода открыто возмутиться.
Лунин не мог отвечать ему в таком же тоне. Не мог он так разговаривать с людьми. И он был слишком горд, чтобы просить Федорова быть вежливее. Лунин просто страдал.
В июне на лекраспромовской машине к ним приехал Игорь.
Он сразу обратил внимание на осунувшееся лицо отца.
Лунин очень обрадовался. Когда машина уехала, он отвел сына подальше от палатки.
– Это замечательно, что ты приехал! Теперь у меня будет поддержка. Теперь нас двое. Федоров вызывающе себя ведет. Говорит со мной беспардонным, бесцеремонным тоном. Со мной никто в жизни так не разговаривал. А при тебе он так себя вести не будет.
– Может, ты преувеличиваешь? – сказал Игорь. Он всегда избегал конфликтов.
Лунин отшатнулся от него. И больше не сказал ни слова.
Федоров тоже был доволен: появился шахматный партнер.
Игорь попробовал было, как в детстве, взбежать на гору. И вскоре остановился: сердце бешено заколотилось.
Однако собирать эфедру, как выяснилось, он мог. Но существовал предел нагрузок. Игорь быстро научился его чувствовать. Как только он переходил этот предел, сердце начинало болеть.
– Может, не надо тебе работать. Сердце напрягать, – сказал на третий день Лунин. – Просто живи здесь, отдыхай.
– Это мне только полезно, – возразил Игорь. – Ты же сам говорил, что при сердечной недостаточности умеренные нагрузки сердце укрепляют.
– Да, пожалуй… Хорошо, работай. В щадящем режиме.
Вечерами Игорь играл с Федоровым в шахматы.
С Луниным Федоров теперь разговаривал приемлемым тоном. Но по-прежнему ядовито подтрунивал над ним. Иногда к Федорову присоединялся Игорь. И хотя в шутках сына не было федоровской язвительности, хотя он лишь желал блеснуть остроумием, Лунину было обидно.
Часть денег за собранную весной эфедру Федоров потратил на мотоцикл.
– Каждый день представлял себе, как буду здесь на мотоцикле разъезжать, – как-то поделился он. – И работалось легче. Всегда стимул должен быть. А когда деньги получил, засомневался: мотоцикл купить или микроскоп.
– Зачем вам микроскоп? – удивился Игорь.
– Ну как же, интересно ведь посмотреть, как все устроено. Но все же склонился к мотоциклу.
Однажды напротив палатки остановился грузовик. Лунин с Игорем как раз ужинали. Водитель подошел к ним. В его лице соединялись в равной пропорции европеоидные и монголоидные черты. Ему был нужен Федоров. Тот накануне уехал на мотоцикле в город Наманган. Шофер не уходил, медлил. Лунин предложил ему поужинать с ними.
Водитель ел и говорил. Он оказался узбеком из Намангана. Работал экспедитором. Развозил товары в магазины. В том числе в сельмаг за перевалом Чапчама.
– Я у Юры мумиё хотел купить… Может, у вас мумиё есть?
– А что это? – в один голос спросили Лунин и Игорь.
– Вы не знаете мумиё? – удивился узбек. Он отложил ложку, достал из кармана пиджака кисет, развязал. Там были темно-коричневые камешки. – Сегодня за Чапчамой у геологов купил. – Он протянул один Лунину.
Лунин осмотрел камешек, понюхал. Запах можно было бы назвать приятным, если бы он не отдавал слегка мочой. Лунин вернул камешек экспедитору.
– Это сильное лекарство, – продолжал тот. – От многих болезней лечит. Мы, узбеки, всегда им пользовались. Стоит дорого. Особенно готовое. Это, – он потряс кисетом, – еще сырец… Я знаю геологов, альпинистов, кто мумиём обогатился. И вы можете. Все условия имеете. Ищите, находите. В пещерах надо искать…Я у вас куплю. У Юры два раза уже покупал.
Он поблагодарил за ужин и уехал.
Лунин взволновано заходил перед палаткой. Остановился.
– Один раз я быстро в палатку вошел, – вспомнил он. – Смотрю, Федоров камешки какие-то из одного мешочка в другой перекладывает. Точь-в-точь такие. Меня увидел и сразу убрал мешочки. Я говорю: «Что это?» Он уклончиво ответил: «Да так… Минералы…» Вижу: не хочет говорить. И не стал расспрашивать.
Они решили посвятить завтрашний день поискам мумиё.
Составили маршрут. Он пролегал там, где были скалы и пещеры.
Утром в приподнятом настроении полезли на гору. Их обуревал азарт. И довольно скоро Игорь радостно вскрикнул. Под обломком скалы он увидел мумие – темную шишечку, как бы слепленную из гранул.
– С почином! – патетически воскликнул Лунин.
Они продолжили поиски. Заглядывали под каждый крупный камень, залезали в каждую пещеру. Но мумиё больше не попадалось. Солнце уже зашло за горы. Их энтузиазм начинал ослабевать.
Уже спускаясь вниз, наткнулись на щель в скале. Лишь худой Игорь мог в нее пролезть. Он полез без особой надежды. Включил фонарик. И увидел мумиё! Целый пласт. Оно крепко прилепилось на стене пещеры, в самом низу. Игорь отбивал его ножом, стукая по рукоятке камнем.
Они собрали здесь несколько килограммов. Вернулись возбужденными, счастливыми. Усталости совсем не чувствовали.
В палатке сидел Федоров.
– А мы мумиё нашли! Много, – поделился радостью Игорь.
Но тот совсем не обрадовался. Желчно усмехнулся:
– Тоже про мумиё пронюхали?
«Пронюхали» укололо Игоря.
Они еще несколько раз ходили искать мумие. Находили, но не так много, как в первый день. Падали со скал. С небольшой высоты, правда. Отделались ушибами. Экспедитор купил у них два килограмма. За неплохую цену. Мумиё завладело всеми помыслами Лунина.
А Игорь думал о другом. В горах он воспринимал мир острее, глубже, поэтичнее. Сейчас он мечтал о любви. Мечтал познакомиться с девушкой. И обрушить на нее тот неисчерпаемый запас любви, который он накопил в своем сердце. Полюбить – значит отдать все душу без остатка. Всю и навсегда. Только так представлял себе Игорь любовь. И, конечно, он женится на ней. По достижению совершеннолетия. Игорь был воспитан в представлении, что близкие отношения без брака безнравственны.
Свою избранницу он видел худощавой брюнеткой с выразительными карими глазами, чуть вздернутым носом и чувственными губами. И с доброй, страстной, глубокой душой.
В конце августа Игорь уехал домой. И снова Федоров заговорил невыносимым тоном. Опять настали для Лунина тяжелые дни.
У Федорова вошло в привычку ставить свой огромный тяжелый чайник в палатке, у самого входа, носиком в сторону Лунина. Тот подозревал, что он делает так нарочно. Лунин все время спотыкался о чайник. Он просил Федорова найти ему другое место. Тот продолжал ставить чайник у входа.
Как-то вечером Лунин снова споткнулся о чайник. Федоров лежал на раскладушке, заложив руки за голову. Он стал насвистывать.
– Издеваться надо мной вздумал, негодяй? – вдруг закричал Лунин, сжав кулаки.
– Я тебе сколько раз говорил: «Не ставь чайник мне под ноги»! Сволочь!
Федоров не изменил положение, только перестал свистеть. Лунин схватил ружье и, потрясая им, продолжал кричать. Его грозный крик разносился далеко по ущелью. Федоров перевернулся на бок, сунул руку под подушку и внимательно следил за каждым его движением.
– Весь сезон мне нервы треплешь! – кричал Лунин. – На войне даже я такого не испытывал! Сердце из-за тебя болеть стало! Никогда раньше не болело!.. Будешь со мной так разговаривать, будешь так себя вести – пристрелю мерзавца!
Он кричал несколько минут. Потом, сжимая в руке ружье, вышел из палатки и сел на камень. Из палатки донесся тяжелый вздох. Успокоившись, Лунин вернулся, стал укладываться спать. Федоров так и не проронил ни слова.
На другой день Федоров перебрался на другое место, недалеко от перевала Чапчама. Полдня перевозил на мотоцикле вещи.
Они увиделись снова, когда вывозили их эфедру.
– Дурак ты, дурак, – с усмешкой сказал Федоров. – Если бы ты тогда ствол еще чуть-чуть в мою сторону повернул, я бы тебе в горло нож метнул. Он под подушкой лежал. А метать нож я умею. Отработанный бросок.
3
К доске вызвали Машу Стасову. До десятого класса она училась в другой школе. Игорь закрыл учебник, взглянул на нее. Она была привлекательной девушкой. Маша словно обмякла под этим его взглядом. Как когда-то Аня в пионерском лагере.
У нее были большие карие глаза, живые и горячие. Полные, красиво очерченные губы то и дело расползались в простодушную улыбку. Темно-каштановые волосы были заплетены в толстую длинную косу. В классе лишь она носила косу. Ноги у нее были немного кривые. «Стасова-кавалерист», – мог назвать Машу, иногда даже в ее присутствии, Сутягин, первый острослов в классе. Она молчала, только густо краснела. В ней чувствовалась натура порывистая и добрая. Училась Маша на пятерки.
– Что, Стасову клеишь? – спросил на другой день Сутягин.
– Да он всех баб клеит, – сказал кто-то с плохо скрываемой завистью.
В школу Игорь явился загорелый. Загар его красил. На короткое время он оказался в роли покорителя девичьих сердец. Одноклассницы ссорились из-за него, ревновали. Прямо перед ним сидела Ира Дрыгалова, бойкая девочка с красивыми темными чуть раскосыми глазами. Один раз, когда прозвучал звонок на перемену, она встала на свое сиденье и уселась на его парту, чуть ли не на раскрытый учебник. Видимо, хотела таким образом привлечь к себе внимание. Игорь растерялся.
– Бесстыжая! – возмущенно воскликнула другая девочка.
Возникла перепалка. Он поспешно вышел из класса.
Но загар прошел, и интерес одноклассниц к нему поубавился. Лишь Маша по-прежнему была в него влюблена.
Судя по всему, в классе составился заговор, целью которого было подружить Игоря с Машей. Когда их класс пошел в театр, оказалось, что они с Машей сидят рядом. Впрочем, они не сказали друг другу ни слова. Игорь стеснялся заговаривать с девушками, Маша, видимо, не хотела начинать разговор первой.
Наверно, в заговоре участвовала и Анна Петровна, их классная руководительница: она усадила Игоря и Машу за одну парту.
Неизвестно, было ли это совпадением или частью заговора, но скамья у этой парты была с наклоном, и Маша время от времени съезжала на него. Это ее очень смущало.
Свою косу Маша отрезала. Новая прическа ей совсем не шла.
– Зачем же ты это сделала, Маша? – искренне огорчилась Анна Петровна. – Такая красивая коса!
«Наверно, подумала, что коса – это несовременно, что без нее она мне больше понравится», – отметил, как сторонний наблюдатель, Игорь.
Они почти не разговаривали. Рядом с ним Маша всегда находилась в состоянии взволнованного ожидания. Сама инициативу не проявляла. Лишь однажды она обратилась к нему с просьбой.
В классе стало известно, что он – шахматист-перворазрядник.
– Игорь! – горячо и взволнованно заговорила с ним Маша после уроков. – Научи меня играть в шахматы! Хорошо играть. Мне позарез нужно!
Он смутился. Со страхом подумал, что если он согласится, она пригласит его к себе домой. Или ему придется ее пригласить.
– У меня есть шахматные учебники, – ответил он, тоже волнуясь. Маша смотрела на него с радостной надеждой. – Я тебе завтра один из них принесу.
На миг разочарование появилось на ее лице.
– Хорошо.
Учебник он почему-то не принес. Хотя всегда считал, что обещание нужно выполнять.
Как-то на уроке химии он – неожиданно для себя самого – тяжело вздохнул. Химию он не любил. Маша встрепенулась, искоса взглянула на него.
На следующем уроке она пересела на другую парту.
«Решила, что я вздохнул, потому что мне надоело ее присутствие?» – с тяжелым чувством подумал Игорь. Но ничего не сделал, чтобы ее в этом разубедить. Отныне они сидели на разных партах.
В октябре вернулся с гор Лунин. Приехал он в приподнятом настроении. Поделился с Игорем хорошими новостями. Эфедры он сдал много. Нашел еще мумиё. В геологическом поселке Терек-Сай, расположенном недалеко от их ущелья, познакомился с людьми, которые тоже собирали мумиё. Они научили, как его готовить. Объяснили, как реализовывать готовый препарат. Упомянул он и о стычке с Федоровым, о ноже под подушкой.
– Вот такой он человек, – закончил Лунин свой рассказ.
Он ушел на кухню готовить обед. Через несколько минут выглянул из нее и сказал:
– Игорь, если не хочешь, что бы какой-нибудь человек стал тебе врагом, не давай ему почувствовать твое превосходство над ним. Я, видимо, дал Федорову это почувствовать…
В этот же вечер, сгорая от нетерпения, он начал готовить мумиё. Строго следовал инструкциям геологов. Растворил сырец в воде. Через сутки полученный раствор стал выпаривать методом водяной бани. Суть процесса заключалась в очистке мумиё от примесей. Игорь с любопытством наблюдал за этим действом.
– Получилось! – радостно воскликнул Лунин, когда мумиё было готово. – Вот такая должна быть консистенция. Тягучая. Потом мумиё затвердеет. И запах приятный. Понюхай.
Игорь понюхал. Кивнул.
– Да. По крайней мере, приятней пахнет, чем сырец.
– Геологи говорили, что запах – это важный критерий. Правильно приготовленное мумиё мочевиной не пахнет совсем.
– В аптеку сдашь?
– Попробую. Но, думаю, вряд ли возьмут. Наша официальная медицина мумиё лекарством пока не признает. Хотя сами врачи в один голос утверждают, что оно очень способствует сращиванию костей при переломах… Не возьмут – буду людям предлагать, продавать. Сейчас один грамм стоит – ты только представь – десять рублей! Продавать лучше в России. Там спрос больше.
Лунин зачастил в библиотеки. Читал о мумиё все, что мог найти.
Он мечтал разбогатеть. Появилась у него и еще одна цель. Происхождение мумиё оставалось загадкой. Теперь он мечтал эту загадку решить.
С помощью сына он расфасовал готовое мумиё в полиэтиленовые пакетики. По два грамма, по пять, по десять. Это была кропотливая, утомительная работа. И в ноябре поехал в Саратов.
Игорь по-прежнему мечтал о любви. Маша была ему очень симпатична. Но он в нее не влюбился. Не соответствовала она его представлению о женской красоте. Совсем немного, но не соответствовала. Игорь даже не мог точно сказать, что именно ему не нравилось в ее внешности. Может, не очень изящный нос. Во всяком случае, не кривоватые ноги. Или дело было в том, что Сутягин над ее ногами насмехался?
Он ни в кого не влюбился.
Лунин вернулся к новому году. Настроение у него было прекрасное. Он положил на стол толстую пачку денег.
– За мумие получил. Я и не ожидал, что на него такой спрос. Многие адрес просили дать. Я хочу после праздника в Касансай съездить за мумиё. Поедешь со мной?
– Да, конечно!
– Тогда мы с тобой уникальный документальный фильм снимем, Игорек! О мумиё. – Лунин достал из чемодана кинокамеру, бобины с кинопленкой. – На мумиё купил. Я буду режиссером, ты – оператором. На эту тему еще никто не снимал. Я в Москве с человеком познакомился, который на телевидении работает. Он у меня двадцать граммов купил. Он обещал посодействовать, чтобы этот фильм показали в «Клубе путешественников». Адрес мне свой дал. Говорит, это вполне реально, если фильм интересным получится.
Игорю в подарок Лунин привез костюм.
После нового года они поехал в Касансай. Прямо на склоне горы установили маленькую палатку в форме шатра. После захода солнца было очень холодно. Ночами они жгли у входа костер. Один поддерживал огонь, другой спал. Меняли друг друга каждые два часа.
Мумиё нашли порядочно. Много снимали на кинокамеру. Вернулись домой в последний день каникул.
Лунин купил кинопроектор. Повесив на стену простыню, они смотрели, что засняли. Пришли к выводу, что материала для фильма недостаточно.
Стали приходить письма с просьбой продать мумиё. Лунин высылал его наложенным платежом, в самодельных картонных коробочках, обшитых материей.
Весной Лунин не стал заключать договор с Лекраспромом. Он только собирал мумиё.
В отсутствие Лунина денежные переводы – плату за мумиё – получал Игорь. Но он к этим деньгам не притрагивался. Тратил лишь те деньги, которые Лунин оставлял ему на питание.
Давнишние планы поменять квартиру и переехать в Россию Лунин отложил на неопределенное будущее.
Учебный год подошел к концу. Выпускной вечер отмечали в доме классной руководительницы, на просторной террасе. В саду располагалась беседка, какие-то подсобные помещения.
Маша пришла нарядная, но грустная. И становилась все грустнее. Пили вино. Игорь признался, что раньше вина никогда не пил. Неожиданно Сутягин протянул ему стакан, до краев наполненный прозрачной жидкостью.
– Тогда водой запей. Чтоб не опьянеть.
Сутягин раза два оглянулся. Видимо, желал убедиться, что Анна Петровна за ними не наблюдает. Она появлялась то здесь, то там. Журила учеников, если те начинали вести себя слишком вольно.
Игорь выпил. Поперхнулся. Сутягин хохотнул.
– Ну и как? Это ты водку сейчас дерябнул.
Возможно, это все подстроили девочки. Надеялись, что, опьянев, он станет смелее и объяснится, наконец, с Машей. Но, к удивлению окружающих, водка на Игоря мало подействовала. Видимо, сказалось нервное напряжение, в котором он всегда находился.
К нему подошли две девочки. Отвели в сторону.
– Игорь, ты с Машей не хочешь побеседовать? Она в той комнате. Поговори с ней, успокой.
Повторялась история с Аней.
Он отрицательно помотал головой. Они посмотрели на него с осуждением.
Празднование растянулось на всю ночь. Потом шли по безлюдным улицам. Маши не было. Она ушла намного раньше. Разводили девочек по домам. Наконец, остались только мальчики. Они разошлись поодиночке.
Лунин встретил Игоря упреками.
– Почему так поздно? Где ты был? Я все уже передумал!
Об отце Игорь не вспомнил ни разу.
Он рассказал, как все было.
– Ну как так можно! Что же это за классная руководительница! – возмущался Лунин. Он долго не мог успокоиться.
4
Летом Игорь готовился к поступлению в университет, на иностранный факультет. Лунин был дома. Он считал, что в такой важный момент должен находиться рядом. Старался создать сыну все условия для занятий.
Большое значение подготовке, да и самому поступлению, Игорь не придавал. Метод выбрал самый легкий и приятный: в основном, читал романы русских и советских писателей.
Он жил напряженной духовной жизнью. Всеми силами души старался понять окружающий мир, самого себя. Остальное казалось пустяками.
Однажды странное озарение нашло на него – окрыляющее и в то же время пугающее. Он почувствовал в себе беспредельные силы. Нет на свете целей, которых он не смог бы добиться, нет истин, которые он не смог бы постичь. Никто не сможет ему помешать. Никто, кроме него самого. Есть в нем какая-то уязвимость. Она помешает…
За три дня до экзаменов Лунин в очередной раз поинтересовался, как идет подготовка.
– Я поступать в институт не буду, – сказал Игорь.
– Как не будешь? – вскричал Лунин.
– На следующий год поступлю. Отдохнуть хочу от учебы. Эфедру буду собирать.
Действительно, Игорем внезапно завладело страстное, непреодолимое желание поехать в горы. Он понимал – и умом, и душой, – что поступает неправильно, но ничего не мог с собой поделать.
– Ну как можно так рассуждать! – взволнованно говорил Лунин. – Пойми, Игорь, если ты в институт поступишь, тебя в армию не заберут. Надо же пользоваться такой возможностью! В армии ты просто два года потеряешь впустую… – Лунин не мог представить Игоря, с его нежной душой, в армии. – Шла бы война, я бы сам тебя убеждал в армию пойти. Но в мирное время…
– Да разве надо было бы меня убеждать, если война!
– Ну да, ну да… Не для тебя армия, армейские отношения. Совершенно не для тебя. Будут там на тебя кричать, оскорблять…
– Да я их там тогда перестреляю всех! – вспыхнул Игорь. И продолжал более спокойно: – Не возьмут меня в армию с сердечной недостаточностью. Болит все же сердце. Редко, но болит. И бегать я не могу. Сразу сердце колотиться начинает.
– Я не уверен, что не возьмут. Это с пороком сердца никогда не берут.
Он долго пытался переубедить сына. Но тот стоял на своем.
Отказ Игоря поступать в институт был для Лунина тяжелым ударом.
– Ну что ж, поедем в горы, – со вздохом согласился он, наконец. Собирать эфедру Лунин до этого разговора не планировал. – По крайней мере будет договор с Лекраспромом. Никто ко мне не придерется. А то у нас ведь статья о тунеядстве есть… И еще…Мы тогда сможем и о чикинде фильм снять. Об этой работе фильмов тоже нет.
Поездка в горы всегда была для Игоря событием ярким и счастливым. На этот раз получилось иначе. Не было веселости, непринужденности. Они были недовольны друг другом. Лунин был недоволен, что сын не стал поступать в институт, не послушал его. Игорю не нравилось, что отец относится к нему, как к маленькому, пытается руководить им.
Эфедры они заготовили мало. Мало нашли мумиё.
Дома Игоря ждала повестку в военкомат, на медкомиссию. Лунин пошел с ним. Говорил с врачом. Игорю дали отсрочку на полгода.
В январе неожиданно пришел Федоров. Лунин как раз готовил мумиё.
Федоров был насторожен, напряжен.
– В шахматы захотелось сыграть, – сказал он и усмехнулся своей неопределенной усмешкой. Принюхался. – Чую, мумиё варишь.
– Ну что ж, сыграйте, – сказал Лунин.
– Я шахматы бросил, – объявил Федорову Игорь.
– Что так?
– Охладел я к ним. После чемпионата республики среди взрослых ни в одном соревновании не участвовал.
– Охладел? – хмыкнул Федоров. Посмотрел на Игоря проницательным взглядом.
– И как в чемпионате том сыграл?
– Очень плохо.
– Из-за этого бросил?
– Из-за этого! – ответил за сына Лунин. – Я его пытаюсь переубедить.
– Это ты, Игорь, глупость делаешь. Уж больно ты впечатлительный! Смотри, такая впечатлительность до добра не доведет. Ну ладно, со мной-то сыграй!
Федоров и Игорь сели за шахматы. Федоров бдительно следил за Луниным. Но постепенно расслабился. Стал шутить как ни в чем не бывало. Однако над Луниным, вопреки своему обыкновению, не подтрунивал. Игорь был очень сдержан.
Уходя, Федоров попрощался с Луниным вполне дружелюбно.
В феврале Лунин поехал в Россию.
Как-то Игорю захотелось перечитать сцену смерти старого князя Болконского из «Войны и мира». Перечитал, и появилось желание перейти к другой сцене, потом к третьей… Так он снова прочел роман от начала до конца. Впервые он прочитал «Войну и мир» в пятнадцать лет. Теперь он постоянно думал о романе и об авторе. Прочел все книги Толстого и о Толстом, какие были в доме. Огромный интерес вызвали воспоминания Горького о Толстом. Настоящим потрясением стала одна литературоведческая книга о писателе. Бо́льшую ее часть составляли отрывки из толстовских дневников. Перед Игорем открылась глубочайшая и своеобразнейшая личность. Как близки были ему эти дневники!
Снова пришел Федоров. Уговаривать Игоря поиграть в шахматы.
Игорь играл и скучал. Через два часа он заявил, что больше играть не хочет. Он завел разговор о том, кто его сейчас больше всего интересовал, – о Толстом. Стал читать вслух воспоминания Горького.
Федоров слушал с интересом.
Очень понравились ему слова графа Льва Толстого, сказанные Горькому: «Я больше вас мужик и лучше чувствую по-мужицки». Его фраза «А я про баб скажу правду, когда одной ногой в могиле буду, – скажу, прыгну в гроб, крышкой прикроюсь – возьми-ка меня тогда!» привела Федорова в восторг. Он долго хохотал. С предположением Горького, что Толстой в глубине души был непоколебимо равнодушен к людям, Федоров решительно не согласился.
– Хороший мужик, – подытожил он, когда Игорь закончил чтение. – А ты неплохо читаешь.
– Лучшее произведение Горького, самое глубокое, – вот эти его воспоминания о Толстом, – горячо и убежденно произнес Игорь. – В его романах, пьесах такой глубины нет. Выходит, его талант раскрылся полностью только в соприкосновении с гением Толстого.
В дверь позвонили. Это приехал Лунин. Он радостно улыбался. Вместо обычных объятий и поцелуев крепко пожал Игорю руку. В поездке он много думал об отношения с сыном. И пришел к выводу, что должен держать себя с ним как со взрослым. Хотя ему было привычнее и проще считать Игоря по-прежнему ребенком.
Лунин прошел в зал. Увидел Федорова, и лицо его стало серьезным. Они обменялись рукопожатием.
– Интересные вы люди. Тянет к вам, – признался Федоров, как бы объясняя, почему он здесь. – Ну, расскажи, как съездил. – Усмехнулся. – Много мумиё продал?
– Удачной была поездка, – неохотно ответил Лунин. – Вот только паспорт потерял… В Ялте отдохнул. В море купался, на удивление всем.
– Так ты вдобавок и морж?.. Еще, Игорь, партейку сгоняем. Должен же я отыграться!
Лунин стал доставать из чемодана подарки сыну. Подарил что-то и Федорову. Сказал:
– Играйте, а я пойду сфотографируюсь на паспорт.
– Давай, – сказал Федоров. – Только не с таким мрачным лицом снимайся.
– Нет, я улыбнусь.
– Ну, улыбаться-то не надо…
– Глазами. Вот так. – Лунин улыбнулся глазами.
– Во! – воскликнул Федоров, поднял в знак высокой оценки актерских способностей Лунина большой палец и довольно засмеялся.
Лунин вернулся через полчаса.
– Вадим, у меня деловое предложение о деловом сотрудничестве, – заговорил Федоров. – Я о мумиё… Собирать его я умею. Это у меня неплохо получается. А вот с продажей не очень. Не с моей рожей мумиё реализовывать. А у тебя вид представительный. Язык хорошо подвешен. С людьми говорить умеешь. Давай объединимся. Я буду мумиё собирать, а ты – продавать. Готовить вместе можем. Навар пополам. Как тебе такой расклад?
– Спасибо за предложение. Но я предпочитаю все делать сам.
На миг глаза Федорова стали злыми. Но он засмеялся, желая, видимо, показать, что отказ не огорчил и не обидел его.
– Сам по себе? Ну, ну. Была бы честь предложена…
Лунин продолжил рассказ о своей жизни в Ялте. Федоров, не отрываясь от игры, прерывал его колкостями, какими-то нападками. В его словах чувствовалось желание принизить Лунина. Тот с горячностью защищался.
– Тебе меня никогда не понять! – воскликнул Лунин в ответ на очередной выпад Федорова.
– Да я тебя лучше знаю, чем ты сам! – возвратил тот.
– Нет! – вскричал Лунин.
Игорь в разговоре не участвовал.
Лунин ушел на кухню. Стал там хлопотать. Через четверть часа он вышел оттуда с сумрачным лицом и убежденно произнес:
– Нехороший ты, Юра, человек. Я приехал в отличном настроении, в прекрасном самочувствии. Два часа с тобой пообщался, и весь отдых насмарку пошел.
Федоров промолчал.
Игорь выиграл. Играть следующую партию он отказался.
Федоров ушел.
– Другой бы на моем месте просто выпроводил бы его, – произнес со вздохом Лунин. – А я не могу. Твоя прабабушка – потомственная дворянка – меня учила: «Если в дом приходит гость, он обретает особый статус».
– Наподобие статуса неприкосновенности у дипломатов?
– Да.
В марте Лунин опять отправился в Россию. Возвратился он быстро. Вид у него был расстроенный.
– Милиция меня два раза задержала. На несколько часов. Первый раз подумали, что я наркотик продаю. Мумие на героин похоже. Кое-как их убедил, что это лекарство. Брошюру о мумиё показал. Другой раз обвинили в спекуляции. Пришлось доказывать, что я сам мумиё собираю. Прошлогодний договор с Лекраспромом помог. Он при мне был. Дал им мумиё порядочно… Неприятнейший осадок от всего этого остался!
Когда Лунин попросил Игоря помочь расфасовать мумиё, тот заявил:
– Больше я мумиё заниматься не буду.
Лунин бы неприятно поражен. Но переубеждать сына не стал.
Игорь снова получил отсрочку от службы, до осени.
Опять заключили договор с конторой. Поехали в соседнее с Касансаем ущелье. Теперь у них было распределение труда: Игорь собирал эфедру, Лунин – мумиё. Впрочем, если оно находилось в опасном месте, Игорь помогал отцу.
Он взял учебники. Готовился в институт.
А Лунин изучал определитель млекопитающих.
– Я близок к разгадке, – многозначительно говорил он сыну.
Однажды Лунин пришел в радостном возбуждении.
– Эврика! – воскликнул он. – Игорек, я только что открыл, как возникает мумиё! Столько было версий: мумиё – это загустевший сок арчи, это минерал, это, научно выражаясь, экскременты грызунов. Я к последней версии склонялся. И сегодня точно установил: мумиё – это экскременты золотистой полевки! Два часа в пещере пролежал и своими глазами все увидел. Очевидно, они превращаются в мумие со временем, под воздействием горного климата. – Он достал определитель и показал Игорю довольно несимпатичного зверька. – Вот она. Золотистая полевка. Наша благодетельница! – Он довольно рассмеялся. – Теперь надо статью написать. Жаль, что у меня нет биологического образования. Можно, конечно, написать вместе с каким-нибудь биологом. А если он нечестным человеком окажется и украдет у меня идею?.. Буду думать.
Это известие Игорь воспринял равнодушно.
Приближалось время экзаменов. Они собирались вместе отправиться во Фрунзе. Но недалеко от них остановились геологи. Они направлялись в Арслан-Боб – заповедник с уникальными лесами грецкого ореха. Геологи звали Лунина с собой.
– Эх, как неудачно совпало, – с расстроенным лицом говорил Лунин. – Я так всегда мечтал в Арслан-Бобе побывать!
– Я могу один поехать.
– Можешь? Правда? Геологи говорят, ты обязательно поступишь, раз у тебя первый разряд по шахматам. Спортсменов охотно принимают. Ты только в автобиографии – надо будет автобиографию написать – обязательно укажи, что у тебя первый разряд.
Из Намангана во Фрунзе Игорь летел на самолете.
За два дня до первого экзамена он получил повестку в военкомат – пройти медкомиссию. Игорь удивился. Он полагал, что его до осени беспокоить не будут. Комиссия была необычной: пришли только те, у кого была отсрочка. О здоровье спрашивали не врачи, а замвоенкома, майор. На Игоря нашло какое-то боевитое настроение.
Утром он испытал небывалое наслаждение. По радио передавали концерт из песен Мокроусова. Одна прекрасная мелодия сменяла другую. «Осенние листья», «Сормовская лирическая», «Мы с тобою не дружили», полюбившиеся еще в Новосибирске песни из «Свадьбы с приданым»… С каждой песней его наслаждение росло. К концу концерта ему казалось, что большего восторга человек ощущать не может. Мокроусов стал для него таким же близким и дорогим человеком как Лев Толстой.
Талантливая музыка всегда настраивала его на высокий лад. Теперь он не хотел жаловаться на здоровье. Ему стало совестно, что он увиливает от армии. Игорь сказал, что у него ничего не болит. Врач, внимательная, чуткая женщина, по заключению которой он и получал отсрочки, удивленно подняла брови. Майор, как бы не понимая, несколько секунд молча смотрел на него, вопросительно взглянул на женщину, повторил вопрос. Игорь повторил свой ответ. Майор почему-то рассердился, прогромыхал:
– Ладно, тогда пойдешь служить!
У Игоря от медкомиссии осталось неприятное впечатление. Неприятен был грубый тон майора. Неприятно было, что, отвечая на вопросы, надо было стоять посреди комнаты на доске, точно в нарисованных на ней контурах ступней.
Игорь постеснялся упомянуть в автобиографии о первом разряде. Первый экзамен был по истории, его любимому предмету. Он получил четыре, хотя вопросы в билете прекрасно знал и вроде бы ответил правильно. Сочинение надо было писать о «Евгении Онегине». Он высказал только свои мысли, смелые и парадоксальные, как ему казалось. Повторять чужие идеи, фразы из учебника ему претило. За сочинение он получил три. Он так и не понял почему. То ли не понравилась независимость его суждений, то ли он, увлекшись содержанием, наделал грамматических ошибок. По немецкому и литературе он получил четыре. В университет Игорь не поступил. Неожиданно для себя, он воспринял это довольно болезненно. Самолюбие страдало.
Через неделю приехал Лунин. Его первым словом было:
– Поступил?
– Нет.
Лунин переменился в лице. Узнав, что Игорь не упомянул про первый разряд, вскричал:
– Ну почему же! Я же говорил!
– Ты всегда говорил, что хвастать нехорошо.
– Да какое же это хвастовство! Надо было мне с тобой поехать!
Рассказал Игорь и о медкомиссии. Лунин всплеснул руками.
– Ну зачем же ты так сказал? У тебя ведь действительно сердце болит, это же правда! Мне врач говорила про эту медкомиссию. На ней тех, у кого постоянно отсрочки по здоровью, вообще с учета снимают, их в армию никогда уже не призовут. Она обещала, что тебя позовут на ближайшую такую комиссию. Эх, зачем я с тобой не поехал!
То, что сын не поступил, расстроило Лунина еще сильнее, чем самого Игоря. А через несколько дней он получил новый удар.
Лунин пришел домой с хмурым лицом. Мрачно произнес:
– Опередили меня. Статья о происхождении мумиё вышла. Автор пишет, что мумиё производят грызуны. В Таджикистане это пищухи, на Алтае – белки-летяги. А в Киргизии – золотистые полевки!.. Я все тянул со статьей. А все надо делать сразу… Игорек, никогда ничего нельзя откладывать! Вот тебе наглядный пример.
Осенью Игорь третий раз получил отсрочку на полгода. А весной его забрали в армию.
[Скрыть]Регистрационный номер 0487645 выдан для произведения:
1
– Меня бабы любят, – говорил Федоров. – У Инны ведь отбоя от женихов не было. И все интеллигентные, воспитанные. Образованные… А я восемь классов не закончил. Приду к ней прямо с завода – пыльный, в сапогах. Чувырло!.. Я знаю, что я некрасивый…– Он вздохнул. – И она меня выбрала! Правда, был один серьезный соперник. Высокий, красивый, Музыкант. Он Инне нравился. Но я его отвадил к ней ходить… – Федоров усмехнулся.
Они с Луниным сидели на кухне, пили чай. Федоров пришел, чтобы уговаривать его поехать «на чикинду».
– Ну так что ты надумал? Представь: горы, синее небо, речка журчит, птицы поют. Красотища! Лучше курорта! Другой такой работы нет… Едешь?
– Да. – Этой весной Лунин почувствовал непреодолимое желание поехать в горы. Постоянно приходила мысль все бросить и снова собирать эфедру. Но он колебался. Приход Федорова окончательно склонил Лунина к такому решению. – Я последние полтора года работаю инспектором книжной торговли. Работа вроде мне близкая, с книгами. Но удовлетворения нет. А в горах было. Выложу чикинду в кучку, смотрю на нее и вижу плоды своего труда.
– Так о том и речь!
Пришел из школы Игорь. Федоров с трудом признал его в долговязом худощавом юноше.
– Во вымахал!
Узнав, что отец будет заготавливать эфедру, Игорь захотел поехать с ним.
– Нет, Игорек, сейчас тебя никто не отпустит, – сказал Лунин. – Девятый класс… И не забывай про сердечную недостаточность.
– Да я прекрасно себя чувствую!
– Тогда летом это обсудим.
Федоров захотел сыграть с Игорем в шахматы. Тот легко выигрывал партию за партией. Федоров злился. То и дело употреблял похабные выражения. Лунин нервничал.
– Юра, при сыне не надо так говорить. Я воспитываю Игоря кристально чистым!
Игоря покоробили эти слова. Не хотел он быть кристально чистым. И он возмущался, что его, оказывается, все еще воспитывают.
Другой раз Лунин уже возвысил голос:
– Юра!
Федоров замолчал, но ненадолго.
Лунин рассказал недавний случай. В феврале он поехал в командировку в Нарынскую область. Помогал там устраивать книжные магазины, читал лекции о книжной торговле. Как-то его повезли в райцентр. Ехали вдоль реки. Вдруг заметили на берегу взволнованных и растерянных людей. Вышли из машины. Река несла мальчика. Кто-то попробовал въехать на коне в воду. Но животное не слушалось, вставало на дыбы. Лунин разделся и поплыл к ребенку. Вода была ледяная, течение сильное, стремительное. Он чуть не утонул. Но вытащил мальчика на берег. Тот был мертв. Лунина благодарили. Потом долго еще говорили в окрестных кишлаках о смелом орусе. Наверно, Лунин ожидал от Федорова похвалы, но услышал лишь насмешливые замечания. По его
мнению – может, не очень искреннему – Лунин совершил глупость. Чувствовалось, что Федорову хочется принизить его поступок.
Не прерывая игры, Федоров тоже стал вспоминать.
– Ты мертвого пацана вытащил, а я – живую девушку. Туркменку. Из-под завала. Когда в сорок восьмом в Ашхабаде землетрясение случилось, нас, солдат, разбирать завалы послали. До чего красивая была! Восточная красавица. И в одних шароварах. Землетрясений-то ночью произошло… Шах!.. Так она не так радовалась, что от смерти спаслась, как переживала, что я ее полуголой увидел… А вообще-то живых совсем мало находили. В городе почти все дома из сырцового кирпича были. Они все до одного развалились. Сколько трупов мы вытащили! После такой работы нервы были как струны натянуты. Я тогда своего старшину чуть не прикончил! Стал он на меня бочку катить… Побрезговал пешечкой?... Придирается ко всему. Наряды вне очереди объявляет, невесть за что. Захожу к нему вечером. Там еще солдат один был. Он мне потом говорил, что я страшный был. Белый как мел. Кулаки сжаты. Тоже побелели. Глаза бешеные. «Ты что на меня взъелся? – спрашиваю. – Утихомирься! По-хорошему предупреждаю!» Старшина отмахнулся. «Ладно, ладно. Свободен! Кру-гом!» Вроде он меня всерьез и не воспринимает. А сам-то струсил! По глазам видно было. С тех пор он со мной нормально общался. Оказалось, что это мой друг – якобы друг – Ванька Полулях старшине на меня стучал… – Федоров повернулся к Лунину. – Вот мы с тобой друзья…
– Мы не друзья, – поправил Лунин. – Мы просто знакомые.
Федоров на миг опешил, переменился в лице. В глазах мелькнул злобный огонек. Но он быстро нашелся:
– К примеру, я говорю. Мы с тобой, к примеру, друзья. Стал бы ты на меня стучать?
– Нет.
– Правильно. А он стучал. Когда я об этом узнал, ка-ак ему врезал! Он несколько метров летел… Удар у меня не хилый был. Я в армии все свободное время гантелями занимался, все три года…– Игорь слушал с большим интересом и одновременно думал над позицией. – Меня в армии боялись… А вилочку не хочешь? – Федоров напал конем на две фигуры и со злорадным торжеством взглянул на противника. – Уж тут-то я тебя прижучу.
– Объявляю мат в пять ходов! – произнес тот в ответ.
Получив мат, Федоров тут же стал расставлять фигуры заново. Поражения его не обескураживали. Только раззадоривали. Чем больше он проигрывал, тем сильнее жаждал взять реванш. Он, кажется, готов был играть вечно.
Вмешался Лунин.
– Ну все, Юра, сыграйте последнюю партию. Игорю надо уроки делать.
– А если бы старшина не изменил своего поведения? – спросил вдруг Игорь, делая ход.
Федоров усмехнулся и твердо произнес:
– Я б его укокошил. – Помолчал, вздохнул и изрек с глубокомысленным видом: – В каждом настоящем мужике сидит зверь.
Через три дня во двор въехала машина Лекраспрома. Лекрастрест переименовали в Лекраспром. Стали грузить вещи.
– Шевелись! – грубо прикрикнул на Лунина Федоров. Он стоял в кузове.
Лунин молча протянул ему мешок с одеждой.
Он вернулся в квартиру с расстроенным лицом. Сел на диван. И объявил:
– Я с Федоровым не поеду.
– Как не поедешь? – изумился Игорь. – Машина ведь уже приехала. Половину вещей уже загрузили… Договор заключили.
Лунин встал, взял ящик и понес его вниз.
Они уехали. Игорь лег на диван. Грустно смотрел в потолок. Как ему хотелось в горы!
2
Участок им выделили на юге, в ущелье Касансай. Палатку они поставили напротив треугольной горы. Она напоминала египетскую пирамиду. От подножия до вершины ее покрывала эфедра. Такого участка Лунин еще не видел.
– В первый день обязательно кого-нибудь подстрелю, – сказал Лунин, беря ружье. – Всегда так.
– Не подстрелишь, – процедил сквозь зубы Федоров.
– Вот увидишь. Если убью – тебе отдам.
Лунин ушел. Вскоре раздался выстрел. Он вернулся с убитым диким голубем. Молча, с плохо скрываемым торжеством, положил его на камень возле Федорова. Тот тоже промолчал. Он не прикоснулся к птице ни в этот день, ни на следующее утро.
Лунин не выдержал:
– Юра, испортится голубь!
Федоров молчал. Лунин с сожалением произнес:
– Не будешь есть – я заберу.
Ответа не было. Он сварил себе суп из этого голубя.
Как бы радовался Лунин такому участку при других обстоятельствах! Но сейчас все отравляло поведение Федорова, его тон – грубый, язвительный, враждебный. Однако последнюю черту тот умело не переходил, не давая Лунину повода открыто возмутиться.
Лунин не мог отвечать ему в таком же тоне. Не мог он так разговаривать с людьми. И он был слишком горд, чтобы просить Федорова быть вежливее. Лунин просто страдал.
В июне на лекраспромовской машине к ним приехал Игорь.
Он сразу обратил внимание на осунувшееся лицо отца.
Лунин очень обрадовался. Когда машина уехала, он отвел сына подальше от палатки.
– Это замечательно, что ты приехал! Теперь у меня будет поддержка. Теперь нас двое. Федоров вызывающе себя ведет. Говорит со мной беспардонным, бесцеремонным тоном. Со мной никто в жизни так не разговаривал. А при тебе он так себя вести не будет.
– Может, ты преувеличиваешь? – сказал Игорь. Он всегда избегал конфликтов.
Лунин отшатнулся от него. И больше не сказал ни слова.
Федоров тоже был доволен: появился шахматный партнер.
Игорь попробовал было, как в детстве, взбежать на гору. И вскоре остановился: сердце бешено заколотилось.
Однако собирать эфедру, как выяснилось, он мог. Но существовал предел нагрузок. Игорь быстро научился его чувствовать. Как только он переходил этот предел, сердце начинало болеть.
– Может, не надо тебе работать. Сердце напрягать, – сказал на третий день Лунин. – Просто живи здесь, отдыхай.
– Это мне только полезно, – возразил Игорь. – Ты же сам говорил, что при сердечной недостаточности умеренные нагрузки сердце укрепляют.
– Да, пожалуй… Хорошо, работай. В щадящем режиме.
Вечерами Игорь играл с Федоровым в шахматы.
С Луниным Федоров теперь разговаривал приемлемым тоном. Но по-прежнему ядовито подтрунивал над ним. Иногда к Федорову присоединялся Игорь. И хотя в шутках сына не было федоровской язвительности, хотя он лишь желал блеснуть остроумием, Лунину было обидно.
Часть денег за собранную весной эфедру Федоров потратил на мотоцикл.
– Каждый день представлял себе, как буду здесь на мотоцикле разъезжать, – как-то поделился он. – И работалось легче. Всегда стимул должен быть. А когда деньги получил, засомневался: мотоцикл купить или микроскоп.
– Зачем вам микроскоп? – удивился Игорь.
– Ну как же, интересно ведь посмотреть, как все устроено. Но все же склонился к мотоциклу.
Однажды напротив палатки остановился грузовик. Лунин с Игорем как раз ужинали. Водитель подошел к ним. В его лице соединялись в равной пропорции европеоидные и монголоидные черты. Ему был нужен Федоров. Тот накануне уехал на мотоцикле в город Наманган. Шофер не уходил, медлил. Лунин предложил ему поужинать с ними.
Водитель ел и говорил. Он оказался узбеком из Намангана. Работал экспедитором. Развозил товары в магазины. В том числе в сельмаг за перевалом Чапчама.
– Я у Юры мумиё хотел купить… Может, у вас мумиё есть?
– А что это? – в один голос спросили Лунин и Игорь.
– Вы не знаете мумиё? – удивился узбек. Он отложил ложку, достал из кармана пиджака кисет, развязал. Там были темно-коричневые камешки.– Сегодня за Чапчамой у геологов купил. – Он протянул один Лунину.
Лунин осмотрел камешек, понюхал. Запах можно было бы назвать приятным, если бы он не отдавал слегка мочой. Лунин вернул камешек экспедитору.
– Это сильное лекарство, – продолжал тот. – От многих болезней лечит. Мы, узбеки, всегда им пользовались. Стоит дорого. Особенно готовое. Это, – он потряс кисетом, – еще сырец… Я знаю геологов, альпинистов, кто мумиём обогатился. И вы можете. Все условия имеете. Ищите, находите. В пещерах надо искать…Я у вас куплю. У Юры два раза уже покупал.
Он поблагодарил за ужин и уехал.
Лунин взволновано заходил перед палаткой. Остановился.
– Один раз я быстро в палатку вошел, – вспомнил он. – Смотрю, Федоров камешки какие-то из одного мешочка в другой перекладывает. Точь-в-точь такие. Меня увидел и сразу убрал мешочки. Я говорю: «Что это?» Он уклончиво ответил: «Да так… Минералы…» Вижу: не хочет говорить. И не стал расспрашивать.
Они решили посвятить завтрашний день поискам мумиё.
Составили маршрут. Он пролегал там, где были скалы и пещеры.
Утром в приподнятом настроении полезли на гору. Их обуревал азарт. И довольно скоро Игорь радостно вскрикнул. Под обломком скалы он увидел мумие – темную шишечку, как бы слепленную из гранул.
– С почином! – патетически воскликнул Лунин.
Они продолжили поиски. Заглядывали под каждый крупный камень, залезали в каждую пещеру. Но мумиё больше не попадалось. Солнце уже зашло за горы. Их энтузиазм начинал ослабевать.
Уже спускаясь вниз, наткнулись на щель в скале. Лишь худой Игорь мог в нее пролезть. Он полез без особой надежды. Включил фонарик. И увидел мумиё! Целый пласт. Оно крепко прилепилось на стене пещеры, в самом низу. Игорь отбивал его ножом, стукая по рукоятке камнем.
Они собрали здесь несколько килограммов. Вернулись возбужденными, счастливыми. Усталости совсем не чувствовали.
В палатке сидел Федоров.
– А мы мумиё нашли! Много, – поделился радостью Игорь.
Но тот совсем не обрадовался. Желчно усмехнулся:
– Тоже про мумиё пронюхали?
«Пронюхали» укололо Игоря.
Они еще несколько раз ходили искать мумие. Находили, но не так много, как в первый день. Падали со скал. С небольшой высоты, правда. Отделались ушибами. Экспедитор купил у них два килограмма. За неплохую цену. Мумиё завладело всеми помыслами Лунина.
А Игорь думал о другом. В горах он воспринимал мир острее, глубже, поэтичнее. Сейчас он мечтал о любви. Мечтал познакомиться с девушкой. И обрушить на нее тот неисчерпаемый запас любви, который он накопил в своем сердце. Полюбить – значит отдать все душу без остатка. Всю и навсегда. Только так представлял себе Игорь любовь. И, конечно, он женится на ней. По достижению совершеннолетия. Игорь был воспитан в представлении, что близкие отношения без брака безнравственны.
Свою избранницу он видел худощавой брюнеткой с выразительными карими глазами, чуть вздернутым носом и чувственными губами. И с доброй, страстной, глубокой душой.
В конце августа Игорь уехал домой. И снова Федоров заговорил невыносимым тоном. Опять настали для Лунина тяжелые дни.
У Федорова вошло в привычку ставить свой огромный тяжелый чайник в палатке, у самого входа, носиком в сторону Лунина. Тот подозревал, что он делает так нарочно. Лунин все время спотыкался о чайник. Он просил Федорова найти ему другое место. Тот продолжал ставить чайник у входа.
Как-то вечером Лунин снова споткнулся о чайник. Федоров лежал на раскладушке, заложив руки за голову. Он стал насвистывать.
– Издеваться надо мной вздумал, негодяй? – вдруг закричал Лунин, сжав кулаки.
– Я тебе сколько раз говорил: «Не ставь чайник мне под ноги»! Сволочь!
Федоров не изменил положение, только перестал свистеть. Лунин схватил ружье и, потрясая им, продолжал кричать. Его грозный крик разносился далеко по ущелью. Федоров перевернулся на бок, сунул руку под подушку и внимательно следил за каждым его движением.
– Весь сезон мне нервы треплешь! – кричал Лунин. – На войне даже я такого не испытывал! Сердце из-за тебя болеть стало! Никогда раньше не болело!.. Будешь со мной так разговаривать, будешь так себя вести – пристрелю мерзавца!
Он кричал несколько минут. Потом, сжимая в руке ружье, вышел из палатки и сел на камень. Из палатки донесся тяжелый вздох. Успокоившись, Лунин вернулся, стал укладываться спать. Федоров так и не проронил ни слова.
На другой день Федоров перебрался на другое место, недалеко от перевала Чапчама. Полдня перевозил на мотоцикле вещи.
Они увиделись снова, когда вывозили их эфедру.
– Дурак ты, дурак, – с усмешкой сказал Федоров. – Если бы ты тогда ствол еще чуть-чуть в мою сторону повернул, я бы тебе в горло нож метнул. Он под подушкой лежал. А метать нож я умею. Отработанный бросок.
3
К доске вызвали Машу Стасову. До десятого класса она училась в другой школе. Игорь закрыл учебник, взглянул на нее. Она была привлекательной девушкой. Маша словно обмякла под этим его взглядом. Как когда-то Аня в пионерском лагере.
У нее были большие карие глаза, живые и горячие. Полные, красиво очерченные губы то и дело расползались в простодушную улыбку. Темно-каштановые волосы были заплетены в толстую длинную косу. В классе лишь она носила косу. Ноги у нее были немного кривые. «Стасова-кавалерист», – мог назвать Машу, иногда даже в ее присутствии, Сутягин, первый острослов в классе. Она молчала, только густо краснела. В ней чувствовалась натура порывистая и добрая. Училась Маша на пятерки.
– Что, Стасову клеишь? – спросил на другой день Сутягин.
– Да он всех баб клеит, – сказал кто-то с плохо скрываемой завистью.
В школу Игорь явился загорелый. Загар его красил. На короткое время он оказался в роли покорителя девичьих сердец. Одноклассницы ссорились из-за него, ревновали. Прямо перед ним сидела Ира Дрыгалова, бойкая девочка с красивыми темными чуть раскосыми глазами. Один раз, когда прозвучал звонок на перемену, она встала на свое сиденье и уселась на его парту, чуть ли не на раскрытый учебник. Видимо, хотела таким образом привлечь к себе внимание. Игорь растерялся.
– Бесстыжая! – возмущенно воскликнула другая девочка.
Возникла перепалка. Он поспешно вышел из класса.
Но загар прошел, и интерес одноклассниц к нему поубавился. Лишь Маша по-прежнему была в него влюблена.
Судя по всему, в классе составился заговор, целью которого было подружить Игоря с Машей. Когда их класс пошел в театр, оказалось, что они с Машей сидят рядом. Впрочем, они не сказали друг другу ни слова. Игорь стеснялся заговаривать с девушками, Маша, видимо, не хотела начинать разговор первой.
Наверно, в заговоре участвовала и Анна Петровна, их классная руководительница: она усадила Игоря и Машу за одну парту.
Неизвестно, было ли это совпадением или частью заговора, но скамья у этой парты была с наклоном, и Маша время от времени съезжала на него. Это ее очень смущало.
Свою косу Маша отрезала. Новая прическа ей совсем не шла.
– Зачем же ты это сделала, Маша? – искренне огорчилась Анна Петровна. – Такая красивая коса!
«Наверно, подумала, что коса – это несовременно, что без нее она мне больше понравится», – отметил, как сторонний наблюдатель, Игорь.
Они почти не разговаривали. Рядом с ним Маша всегда находилась в состоянии взволнованного ожидания. Сама инициативу не проявляла. Лишь однажды она обратилась к нему с просьбой.
В классе стало известно, что он – шахматист-перворазрядник.
– Игорь! – горячо и взволнованно заговорила с ним Маша после уроков. – Научи меня играть в шахматы! Хорошо играть. Мне позарез нужно!
Он смутился. Со страхом подумал, что если он согласится, она пригласит его к себе домой. Или ему придется ее пригласить.
– У меня есть шахматные учебники, – ответил он, тоже волнуясь. Маша смотрела на него с радостной надеждой. – Я тебе завтра один из них принесу.
На миг разочарование появилось на ее лице.
– Хорошо.
Учебник он почему-то не принес. Хотя всегда считал, что обещание нужно выполнять.
Как-то на уроке химии он – неожиданно для себя самого – тяжело вздохнул. Химию он не любил. Маша встрепенулась, искоса взглянула на него.
На следующем уроке она пересела на другую парту.
«Решила, что я вздохнул, потому что мне надоело ее присутствие?» – с тяжелым чувством подумал Игорь. Но ничего не сделал, чтобы ее в этом разубедить. Отныне они сидели на разных партах.
В октябре вернулся с гор Лунин. Приехал он в приподнятом настроении. Поделился с Игорем хорошими новостями. Эфедры он сдал много. Нашел еще мумиё. В геологическом поселке Терек-Сай, расположенном недалеко от их ущелья, познакомился с людьми, которые тоже собирали мумиё. Они научили, как его готовить. Объяснили, как реализовывать готовый препарат. Упомянул он и о стычке с Федоровым, о ноже под подушкой.
– Вот такой он человек, – закончил Лунин свой рассказ.
Он ушел на кухню готовить обед. Через несколько минут выглянул из нее и сказал:
– Игорь, если не хочешь, что бы какой-нибудь человек стал тебе врагом, не давай ему почувствовать твое превосходство над ним. Я, видимо, дал Федорову это почувствовать…
В этот же вечер, сгорая от нетерпения, он начал готовить мумиё. Строго следовал инструкциям геологов, Растворил сырец в воде. Через сутки полученный раствор стал выпаривать методом водяной бани. Суть процесса заключалась в очистке мумиё от примесей. Игорь с любопытством наблюдал за этим действом.
– Получилось! – радостно воскликнул Лунин, когда мумиё было готово. – Вот такая должна быть консистенция. Тягучая. Потом мумиё затвердеет. И запах приятный. Понюхай.
Игорь понюхал. Кивнул.
– Да. По крайней мере, приятней пахнет, чем сырец.
– Геологи говорили, что запах – это важный критерий. Правильно приготовленное мумиё мочевиной не пахнет совсем.
– В аптеку сдашь?
– Попробую. Но, думаю, вряд ли возьмут. Наша официальная медицина мумиё лекарством пока не признает. Хотя сами врачи в один голос утверждают, что оно очень способствует сращиванию костей при переломах… Не возьмут – буду людям предлагать, продавать. Сейчас один грамм стоит – ты только представь – десять рублей! Продавать лучше в России. Там спрос больше.
Лунин зачастил в библиотеки. Читал о мумиё все, что мог найти.
Он мечтал разбогатеть. Появилась у него и еще одна цель. Происхождение мумиё оставалось загадкой. Теперь он мечтал эту загадку решить.
С помощью сына он расфасовал готовое мумиё в полиэтиленовые пакетики. По два грамма, по пять, по десять. Это была кропотливая, утомительная работа. И в ноябре поехал в Саратов.
Игорь по-прежнему мечтал о любви. Маша была ему очень симпатична. Но он в нее не влюбился. Не соответствовала она его представлению о женской красоте. Совсем немного, но не соответствовала. Игорь даже не мог точно сказать, что именно ему не нравилось в ее внешности. Может, не очень изящный нос. Во всяком случае, не кривоватые ноги. Или дело было в том, что Сутягин над ее ногами насмехался?
Он ни в кого не влюбился.
Лунин вернулся к новому году. Настроение у него было прекрасное. Он положил на стол толстую пачку денег.
– За мумие получил. Я и не ожидал, что на него такой спрос. Многие адрес просили дать. Я хочу после праздника в Касансай съездить за мумиё. Поедешь со мной?
– Да, конечно!
– Тогда мы с тобой уникальный документальный фильм снимем, Игорек! О мумиё. – Лунин достал из чемодана кинокамеру, бобины с кинопленкой. – На мумиё купил. Я буду режиссером, ты – оператором. На эту тему еще никто не снимал. Я в Москве с человеком познакомился, который на телевидении работает. Он у меня двадцать граммов купил. Он обещал посодействовать, чтобы этот фильм показали в «Клубе путешественников». Адрес мне свой дал. Говорит, это вполне реально, если фильм интересным получится.
Игорю в подарок Лунин привез костюм.
После нового года они поехал в Касансай. Прямо на склоне горы установили маленькую палатку в форме шатра. После захода солнца было очень холодно. Ночами они жгли у входа костер. Один поддерживал огонь, другой спал. Меняли друг друга каждые два часа.
Мумиё нашли порядочно. Много снимали на кинокамеру. Вернулись домой в последний день каникул.
Лунин купил кинопроектор. Повесив на стену простыню, они смотрели, что засняли. Пришли к выводу, что материала для фильма недостаточно.
Стали приходить письма с просьбой продать мумиё. Лунин высылал его наложенным платежом, в самодельных картонных коробочках, обшитых материей.
Весной Лунин не стал заключать договор с Лекраспромом. Он только собирал мумиё.
В отсутствие Лунина денежные переводы – плату за мумиё – получал Игорь. Но он к этим деньгам не притрагивался. Тратил лишь те деньги, которые Лунин оставлял ему на питание.
Давнишние планы поменять квартиру и переехать в Россию Лунин отложил на неопределенное будущее.
Учебный год подошел к концу. Выпускной вечер отмечали в доме классной руководительницы, на просторной террасе. В саду располагалась беседка, какие-то подсобные помещения.
Маша пришла нарядная, но грустная. И становилась все грустнее. Пили вино. Игорь признался, что раньше вина никогда не пил. Неожиданно Сутягин протянул ему стакан, до краев наполненный прозрачной жидкостью.
– Тогда водой запей. Чтоб не опьянеть.
Сутягин раза два оглянулся. Видимо, желал убедиться, что Анна Петровна за ними не наблюдает. Она появлялась то здесь, то там. Журила учеников, если те начинали вести себя слишком вольно.
Игорь выпил. Поперхнулся. Сутягин хохотнул.
– Ну и как? Это ты водку сейчас дерябнул.
Возможно, это все подстроили девочки. Надеялись, что, опьянев, он станет смелее и объяснится, наконец, с Машей. Но, к удивлению окружающих, водка на Игоря мало подействовала. Видимо, сказалось нервное напряжение, в котором он всегда находился.
К нему подошли две девочки. Отвели в сторону.
– Игорь, ты с Машей не хочешь побеседовать? Она в той комнате. Поговори с ней, успокой.
Повторялась история с Аней.
Он отрицательно помотал головой. Они посмотрели на него с осуждением.
Празднование растянулось на всю ночь. Потом шли по безлюдным улицам. Маши не было. Она ушла намного раньше. Разводили девочек по домам. Наконец, остались только мальчики. Они разошлись поодиночке.
Лунин встретил Игоря упреками.
– Почему так поздно? Где ты был? Я все уже передумал!
Об отце Игорь не вспомнил ни разу.
Он рассказал, как все было.
– Ну как так можно! Что же это за классная руководительница! – возмущался Лунин. Он долго не мог успокоиться.
4
Летом Игорь готовился к поступлению в университет, на иностранный факультет. Лунин был дома. Он считал, что в такой важный момент должен находиться рядом. Старался создать сыну все условия для занятий.
Большое значение подготовке, да и самому поступлению, Игорь не придавал. Метод выбрал самый легкий и приятный: в основном, читал романы русских и советских писателей.
Он жил напряженной духовной жизнью. Всеми силами души старался понять окружающий мир, самого себя. Остальное казалось пустяками.
Однажды странное озарение нашло на него – окрыляющее и в то же время пугающее. Он почувствовал в себе беспредельные силы. Нет на свете целей, которых он не смог бы добиться, нет истин, которые он не смог бы постичь. Никто не сможет ему помешать. Никто, кроме него самого. Есть в нем какая-то уязвимость. Она помешает…
За три дня до экзаменов Лунин в очередной раз поинтересовался, как идет подготовка.
– Я поступать в институт не буду, – сказал Игорь.
– Как не будешь? – вскричал Лунин.
– На следующий год поступлю. Отдохнуть хочу от учебы. Эфедру буду собирать.
Действительно, Игорем внезапно завладело страстное, непреодолимое желание поехать в горы. Он понимал – и умом, и душой, – что поступает неправильно, но ничего не мог с собой поделать.
– Ну как можно так рассуждать! – взволнованно говорил Лунин. – Пойми, Игорь, если ты в институт поступишь, тебя в армию не заберут. Надо же пользоваться такой возможностью! В армии ты просто два года потеряешь впустую… – Лунин не мог представить Игоря, с его нежной душой, в армии. – Шла бы война, я бы сам тебя убеждал в армию пойти. Но в мирное время…
– Да разве надо было бы меня убеждать, если война!
– Ну да, ну да… Не для тебя армия, армейские отношения. Совершенно не для тебя. Будут там на тебя кричать, оскорблять…
– Да я их там тогда перестреляю всех! – вспыхнул Игорь. И продолжал более спокойно: – Не возьмут меня в армию с сердечной недостаточностью. Болит все же сердце. Редко, но болит. И бегать я не могу. Сразу сердце колотиться начинает.
– Я не уверен, что не возьмут. Это с пороком сердца никогда не берут.
Он долго пытался переубедить сына. Но тот стоял на своем.
Отказ Игоря поступать в институт был для Лунина тяжелым ударом.
– Ну что ж, поедем в горы, – со вздохом согласился он, наконец. Собирать эфедру Лунин до этого разговора не планировал. – По крайней мере будет договор с Лекраспромом. Никто ко мне не придерется. А то у нас ведь статья о тунеядстве есть… И еще…Мы тогда сможем и о чикинде фильм снять. Об этой работе фильмов тоже нет.
Поездка в горы всегда была для Игоря событием ярким и счастливым. На этот раз получилось иначе. Не было веселости, непринужденности. Они были недовольны друг другом. Лунин был недоволен, что сын не стал поступать в институт, не послушал его. Игорю не нравилось, что отец относится к нему, как к маленькому, пытается руководить им.
Эфедры они заготовили мало. Мало нашли мумиё.
Дома Игоря ждала повестку в военкомат, на медкомиссию. Лунин пошел с ним. Говорил с врачом. Игорю дали отсрочку на полгода.
В январе неожиданно пришел Федоров. Лунин как раз готовил мумиё.
Федоров был насторожен, напряжен.
– В шахматы захотелось сыграть, – сказал он и усмехнулся своей неопределенной усмешкой. Принюхался. – Чую, мумиё варишь.
– Ну что ж, сыграйте, – сказал Лунин.
– Я шахматы бросил, – объявил Федорову Игорь.
– Что так?
– Охладел я к ним. После чемпионата республики среди взрослых ни в одном соревновании не участвовал.
– Охладел? – хмыкнул Федоров. Посмотрел на Игоря проницательным взглядом.
– И как в чемпионате том сыграл?
– Очень плохо.
– Из-за этого бросил?
– Из-за этого! – ответил за сына Лунин. – Я его пытаюсь переубедить.
– Это ты, Игорь, глупость делаешь. Уж больно ты впечатлительный! Смотри, такая впечатлительность до добра не доведет. Ну ладно, со мной-то сыграй!
Федоров и Игорь сели за шахматы. Федоров бдительно следил за Луниным. Но постепенно расслабился. Стал шутить как ни в чем не бывало. Однако над Луниным, вопреки своему обыкновению, не подтрунивал. Игорь был очень сдержан.
Уходя, Федоров попрощался с Луниным вполне дружелюбно.
В феврале Лунин поехал в Россию.
Как-то Игорю захотелось перечитать сцену смерти старого князя Болконского из «Войны и мира». Перечитал, и появилось желание перейти к другой сцене, потом к третьей… Так он снова прочел роман от начала до конца. Впервые он прочитал «Войну и мир» в пятнадцать лет. Теперь он постоянно думал о романе и об авторе. Прочел все книги Толстого и о Толстом, какие были в доме. Огромный интерес вызвали воспоминания Горького о Толстом. Настоящим потрясением стала одна литературоведческая книга о писателе. Бо́льшую ее часть составляли отрывки из толстовских дневников. Перед Игорем открылась глубочайшая и своеобразнейшая личность. Как близки были ему эти дневники!
Снова пришел Федоров. Уговаривать Игоря поиграть в шахматы.
Игорь играл и скучал. Через два часа он заявил, что больше играть не хочет. Он завел разговор о том, кто его сейчас больше всего интересовал, – о Толстом. Стал читать вслух воспоминания Горького.
Федоров слушал с интересом.
Очень понравились ему слова графа Льва Толстого, сказанные Горькому: «Я больше вас мужик и лучше чувствую по-мужицки». Его фраза «А я про баб скажу правду, когда одной ногой в могиле буду, – скажу, прыгну в гроб, крышкой прикроюсь – возьми-ка меня тогда!» привела Федорова в восторг. Он долго хохотал. С предположением Горького, что Толстой в глубине души был непоколебимо равнодушен к людям, Федоров решительно не согласился.
– Хороший мужик, – подытожил он, когда Игорь закончил чтение. – А ты неплохо читаешь.
– Лучшее произведение Горького, самое глубокое, – вот эти его воспоминания о Толстом, – горячо и убежденно произнес Игорь. – В его романах, пьесах такой глубины нет. Выходит, его талант раскрылся полностью только в соприкосновении с гением Толстого.
В дверь позвонили. Это приехал Лунин. Он радостно улыбался. Вместо обычных объятий и поцелуев крепко пожал Игорю руку. В поездке он много думал об отношения с сыном. И пришел к выводу, что должен держать себя с ним как со взрослым. Хотя ему было привычнее и проще считать Игоря по-прежнему ребенком.
Лунин прошел в зал. Увидел Федорова, и лицо его стало серьезным. Они обменялись рукопожатием.
– Интересные вы люди. Тянет к вам, – признался Федоров, как бы объясняя, почему он здесь. – Ну, расскажи, как съездил. – Усмехнулся. – Много мумиё продал?
– Удачной была поездка, – неохотно ответил Лунин. – Вот только паспорт потерял… В Ялте отдохнул. В море купался, на удивление всем.
– Так ты вдобавок и морж?.. Еще, Игорь, партейку сгоняем. Должен же я отыграться!
Лунин стал доставать из чемодана подарки сыну. Подарил что-то и Федорову. Сказал:
– Играйте, а я пойду сфотографируюсь на паспорт.
– Давай, – сказал Федоров. – Только не с таким мрачным лицом снимайся.
– Нет, я улыбнусь.
– Ну, улыбаться-то не надо…
– Глазами. Вот так. – Лунин улыбнулся глазами.
– Во! – воскликнул Федоров, поднял в знак высокой оценки актерских способностей Лунина большой палец и довольно засмеялся.
Лунин вернулся через полчаса.
– Вадим, у меня деловое предложение о деловом сотрудничестве, – заговорил Федоров. – Я о мумиё… Собирать его я умею. Это у меня неплохо получается. А вот с продажей не очень. Не с моей рожей мумиё реализовывать. А у тебя вид представительный. Язык хорошо подвешен. С людьми говорить умеешь. Давай объединимся. Я буду мумиё собирать, а ты – продавать. Готовить вместе можем. Навар пополам. Как тебе такой расклад?
– Спасибо за предложение. Но я предпочитаю все делать сам.
На миг глаза Федорова стали злыми. Но он засмеялся, желая, видимо, показать, что отказ не огорчил и не обидел его.
– Сам по себе? Ну, ну. Была бы честь предложена…
Лунин продолжил рассказ о своей жизни в Ялте. Федоров, не отрываясь от игры, прерывал его колкостями, какими-то нападками. В его словах чувствовалось желание принизить Лунина. Тот с горячностью защищался.
– Тебе меня никогда не понять! – воскликнул Лунин в ответ на очередной выпад Федорова.
– Да я тебя лучше знаю, чем ты сам! – возвратил тот.
– Нет! – вскричал Лунин.
Игорь в разговоре не участвовал.
Лунин ушел на кухню. Стал там хлопотать. Через четверть часа он вышел оттуда с сумрачным лицом и убежденно произнес:
– Нехороший ты, Юра, человек. Я приехал в отличном настроении, в прекрасном самочувствии. Два часа с тобой пообщался, и весь отдых насмарку пошел.
Федоров промолчал.
Игорь выиграл. Играть следующую партию он отказался.
Федоров ушел.
– Другой бы на моем месте просто выпроводил бы его, – произнес со вздохом Лунин. – А я не могу. Твоя прабабушка – потомственная дворянка – меня учила: «Если в дом приходит гость, он обретает особый статус».
– Наподобие статуса неприкосновенности у дипломатов?
– Да.
В марте Лунин опять отправился в Россию. Возвратился он быстро. Вид у него был расстроенный.
– Милиция меня два раза задержала. На несколько часов. Первый раз подумали, что я наркотик продаю. Мумие на героин похоже. Кое-как их убедил, что это лекарство. Брошюру о мумиё показал. Другой раз обвинили в спекуляции. Пришлось доказывать, что я сам мумиё собираю. Прошлогодний договор с Лекраспромом помог. Он при мне был. Дал им мумиё порядочно… Неприятнейший осадок от всего этого остался!
Когда Лунин попросил Игоря помочь расфасовать мумиё, тот заявил:
– Больше я мумиё заниматься не буду.
Лунин бы неприятно поражен. Но переубеждать сына не стал.
Игорь снова получил отсрочку от службы, до осени.
Опять заключили договор с конторой. Поехали в соседнее с Касансаем ущелье. Теперь у них было распределение труда: Игорь собирал эфедру, Лунин – мумиё. Впрочем, если оно находилось в опасном месте, Игорь помогал отцу.
Он взял учебники. Готовился в институт.
А Лунин изучал определитель млекопитающих.
– Я близок к разгадке, – многозначительно говорил он сыну.
Однажды Лунин пришел в радостном возбуждении.
– Эврика! – воскликнул он. – Игорек, я только что открыл, как возникает мумиё! Столько было версий: мумиё – это загустевший сок арчи, это минерал, это, научно выражаясь, экскременты грызунов. Я к последней версии склонялся. И сегодня точно установил: мумиё – это экскременты золотистой полевки! Два часа в пещере пролежал и своими глазами все увидел. Очевидно, они превращаются в мумие со временем, под воздействием горного климата. – Он достал определитель и показал Игорю довольно несимпатичного зверька. – Вот она. Золотистая полевка. Наша благодетельница! – Он довольно рассмеялся. – Теперь надо статью написать. Жаль, что у меня нет биологического образования. Можно, конечно, написать вместе с каким-нибудь биологом. А если он нечестным человеком окажется и украдет у меня идею?.. Буду думать.
Это известие Игорь воспринял равнодушно.
Приближалось время экзаменов. Они собирались вместе отправиться во Фрунзе. Но недалеко от них остановились геологи. Они направлялись в Арслан-Боб – заповедник с уникальными лесами грецкого ореха. Геологи звали Лунина с собой.
– Эх, как неудачно совпало, – с расстроенным лицом говорил Лунин. – Я так всегда мечтал в Арслан-Бобе побывать!
– Я могу один поехать.
– Можешь? Правда? Геологи говорят, ты обязательно поступишь, раз у тебя первый разряд по шахматам. Спортсменов охотно принимают. Ты только в автобиографии – надо будет автобиографию написать – обязательно укажи, что у тебя первый разряд.
Из Намангана во Фрунзе Игорь летел на самолете.
За два дня до первого экзамена он получил повестку в военкомат – пройти медкомиссию. Игорь удивился. Он полагал, что его до осени беспокоить не будут. Комиссия была необычной: пришли только те, у кого была отсрочка. О здоровье спрашивали не врачи, а замвоенкома, майор. На Игоря нашло какое-то боевитое настроение.
Утром он испытал небывалое наслаждение. По радио передавали концерт из песен Мокроусова. Одна прекрасная мелодия сменяла другую. «Осенние листья», «Сормовская лирическая», «Мы с тобою не дружили», полюбившиеся еще в Новосибирске песни из «Свадьбы с приданым»… С каждой песней его наслаждение росло. К концу концерта ему казалось, что большего восторга человек ощущать не может. Мокроусов стал для него таким же близким и дорогим человеком как Лев Толстой.
Талантливая музыка всегда настраивала его на высокий лад. Теперь он не хотел жаловаться на здоровье. Ему стало совестно, что он увиливает от армии. Игорь сказал, что у него ничего не болит. Врач, внимательная, чуткая женщина, по заключению которой он и получал отсрочки, удивленно подняла брови. Майор, как бы не понимая, несколько секунд молча смотрел на него, вопросительно взглянул на женщину, повторил вопрос. Игорь повторил свой ответ. Майор почему-то рассердился, прогромыхал:
– Ладно, тогда пойдешь служить!
У Игоря от медкомиссии осталось неприятное впечатление. Неприятен был грубый тон майора. Неприятно было, что, отвечая на вопросы, надо было стоять посреди комнаты на доске, точно в нарисованных на ней контурах ступней.
Игорь постеснялся упомянуть в автобиографии о первом разряде. Первый экзамен был по истории, его любимому предмету. Он получил четыре, хотя вопросы в билете прекрасно знал и вроде бы ответил правильно. Сочинение надо было писать о «Евгении Онегине». Он высказал только свои мысли, смелые и парадоксальные, как ему казалось. Повторять чужие идеи, фразы из учебника ему претило. За сочинение он получил три. Он так и не понял почему. То ли не понравилась независимость его суждений, то ли он, увлекшись содержанием, наделал грамматических ошибок. По немецкому и литературе он получил четыре. В университет Игорь не поступил. Неожиданно для себя, он воспринял это довольно болезненно. Самолюбие страдало.
Через неделю приехал Лунин. Его первым словом было:
– Поступил?
– Нет.
Лунин переменился в лице. Узнав, что Игорь не упомянул про первый разряд, вскричал:
– Ну почему же! Я же говорил!
– Ты всегда говорил, что хвастать нехорошо.
– Да какое же это хвастовство! Надо было мне с тобой поехать!
Рассказал Игорь и о медкомиссии. Лунин всплеснул руками.
– Ну зачем же ты так сказал? У тебя ведь действительно сердце болит, это же правда! Мне врач говорила про эту медкомиссию. На ней тех, у кого постоянно отсрочки по здоровью, вообще с учета снимают, их в армию никогда уже не призовут. Она обещала, что тебя позовут на ближайшую такую комиссию. Эх, зачем я с тобой не поехал!
То, что сын не поступил, расстроило Лунина еще сильнее, чем самого Игоря. А через несколько дней он получил новый удар.
Лунин пришел домой с хмурым лицом. Мрачно произнес:
– Опередили меня. Статья о происхождении мумиё вышла. Автор пишет, что мумиё производят грызуны. В Таджикистане это пищухи, на Алтае – белки-летяги. А в Киргизии – золотистые полевки!.. Я все тянул со статьей. А все надо делать сразу… Игорек, никогда ничего нельзя откладывать! Вот тебе наглядный пример.
Осенью Игорь третий раз получил отсрочку на полгода. А весной его забрали в армию.