ГОРЬКО ПЛАКАЛА ИВА Часть 1. Глава 5. Разлука и новая встреча

Часть первая.

  Полжизни  я искал дорогу, что к твоему вела порогу.

Глава 5.

Разлука и новая встреча.

   За окном поезда мелькали  деревья и кустарники, одетые в разноцветный наряд, в  котором была палитра зелёного, желтого, красного, коричневого, багряного цветов. В купе вагона   пожилой седоволосый мужчина и  хрупкая, словно веточка ивы, девушка. Мужчина лежал на нижней полке, отвернувшись к перегородке, а девушка невидяще смотрела в окно. Каждый из них думал о своём.

    Шерстнёв Иван Васильевич возвращался в Москву после длительной командировки на Урал. Шестидесятидвухлетний Иван Васильевич  несколько лет назад достиг пенсионного возраста, но продолжал работать.  

   Ранение,  получиенное  в далёком сорок третьем,  не позволило ему завести семью. Безобразный шрам,  начинался в нижней части живота, рассекал мышцы бедра и доходил до колена правой ноги. Рана разделила его жизнь на два периода, «до» и «после». Период «до»- в нём была радость, смысл, мечта. Период «после» был  посвящён борьбе. После тяжёлого ранения, он заново учился ходить. Он смирился с тем,  что инвалид, и никогда не сможет  испытать физическую  любовь  с  женщиной и иметь  детей.

   За полтора года, которые  привёл в госпиталях и санаториях, Иван понял, что нужно любить то, что у него осталось. Перед уходом на фронт он сделал предложение  любимой женщине, и она обещала его ждать. После ранения   мужчина отпустил  свою невесту, не позволив ей находиться рядом.

    Инвалидность поставила крест на его любимой  работе, работе хирурга. Раненая нога не выдерживала долгого стояния на месте, необходимого для длительных операций. Взвесив и оценив  свои возможности,  Шерстнёв нашел  работу в медицинском институте.  Иван не стремился к карьере, но с годами из преподавателя стал научным сотрудником, защитил докторскую степень, его назначили заведующим кафедрой. Он консультировал и помогал в разработке планов тяжелейших операций.

    За тридцать послевоенных лет  не раз совершал  поездки за границу. Но профессор Щерстнёв заграничные командировки не любил,  он предпочитал  проводить консультации для своих учеников, бывших студентов, которые заменили ему семью.

    Нынешняя поездка длилась больше месяца. Иван Васильевич устал, раненая нога болела, первую часть пути пожилой мужчина пролежал на полке, отвернувшись  к стенке. Он ехал в купе один, и под действием обезболивающих  пропустил тот момент, когда у него появилась соседка.

     До  Москвы оставалось больше суток пути, когда пожилой человек обнаружил, что его уединение нарушено. Иван Васильевич  сел, потянулся за тростью, намереваясь  найти проводницу  и предъявить ей претензию  за соседство.  Но рассмотрев,  что его соседка,  молодая девчушка, больше подросток, чем девушка, плачет, передумал.

     Когда она поняла, что  спящий мужчина проснулся, перестала всхлипывать и  стала смотреть в окно. Профессор, сдерживая стон,  поднялся, тяжело опираясь на трость, вышел за дверь.  

     Вернулся он в сопровождении пожилой проводницы, которая несла поднос с двумя стаканами парящего белесым дымком чая и бутербродами с колбасой и сыром. Женщина поставила поднос на столик и, не говоря ни слова, вышла из купе в коридор. Шерстнёв  освободил поднос, пододвинул один из стаканов с кипятком и бутерброд к сидящей напротив него девушке, немного помолчал, произнёс:

    - Незнакомому человеку порой легче рассказать о том, что произошло в жизни, чем знакомому. А я для тебя таким являюсь. Давай знакомиться, дочка, а за едой расскажи мне, что у тебя случилось.  И возможно я смогу тебе чем-нибудь помочь.

    Девушка вздрогнула, медленно повернула голову и посмотрела на Ивана большими  синими глазами,  в глубине которых  стыла печаль. Красивое лицо, с тёмными бровями, слегка покрасневшим от слёз курносым носиком,  по-детски пухлыми губами, у незнакомки было бледными, под глазами  залегли  тени. Она несколько раз сглотнула, посмотрела в недоумении на стакан с чаем и бутерброд, и снова обратила свой взгляд на Шерстнёва.

    - Это вы мне?- хрипло произнесла она. – Спасибо, я не голодна.

    - Несколько глотков чая  и малюсенький бутерброд смогут поместиться в твоём желудке, - широко улыбнулся Иван Васильевич. – Кушай, не стесняйся.

   Девушка немного поколебалась и приступила к трапезе. Она в несколько укусов съела угощение, и тут же ей в руку вложили второй бутерброд.   Задумчиво откусив от него   пару раз,  вдруг испуганно посмотрела на  пожилого мужчину и положила остаток на стол.

    - Ешь, ешь, доедай – ласково сказал он.- Меня не нужно бояться, я ничего плохого тебе не сделаю.

   Доев остаток бутерброда, соседка  выпила чай и снова перевела  свой взгляд на окно.  Иван Васильевич улыбнулся, предложил:

    - Давай-ка, мы с тобой познакомимся. Меня зовут  Иваном, Иваном Васильевичем  Шерстнёвым. А тебя?

   - Соня.

   - А фамилия у тебя есть?

   - Есть, Бормотова.

   - Так, Соня Бормотова, о чём ты так горько плачешь? Поверь мне, ничего непоправимого в жизни нет, кроме смерти.

   - А если жить не хочется, - воскликнула девушка. – У меня уже не осталось сил для жизни, я всёх потеряла.

   - Кого всех? Тебе лет–то от силы семнадцать- восемнадцать. В твоём возрасте жизнь только начинается. Расскажи мне, что у тебя произошло?

   Соня  часто задышала, мелкие капельки пота выступили у неё на лице, она закрыла рот двумя руками и, сорвавшись с места, выскочила за дверь.

    Шерстнёв резко встал и, не обращая на боль, подхватив трость, поторопился вслед. В коридоре он столкнулся с проводницей, задал ей вопрос:

   - Девушку, что со мной ехала, не видели?

   - Там, - показала  женщина, махнув рукой в  конец коридора.

   А затем удивлённо смотрела   в спину  пожилого человека, который  развернулся  и,  хромая, поспешил в указанном направлении.

   Иван Васильевич по мере продвижения по коридору, стал догадываться, где в данный момент находится Соня.  Он замедлил шаги и, не дойдя пару метров до двери с табличкой  «Туалет», услышал звуки, которые издаёт человек при рвоте.

   Остановившись,  Шерстнёв опёрся на поручень,  вделанный в стену вагона, стал  задумчиво рассматривать  осенний пейзаж за окном.

    Спустя несколько минут дверь туалета открылась и, покачиваясь, Соня вышла коридор. Увидев, что  Иван Васильевич стоит недалеко от места, где её  мучительно вырвало, она смущённо потупилась.

   - Как ты себя чувствуешь? – спросил  попутчик.

   - Лучше.

   - Пойдём, я тебе помогу добраться до места.

   Поддерживая девушку под руку,  Шерстнёв довёл её до купе,  помог лечь и заботливо укрыл  одеялом. Потом подхватил  свой портфель, стал в нём что-то искать, тихо чертыхаясь.

   - Вот, возьми Соня. От него тебя тошнить не будет, - он потянул девушке  большое краснобокое яблоко, каким-то чудом  оказавшееся у него с собой.

   Девушка открыла  глаза, взяла яблоко, надкусила и стала медленно пережёвывать. Не съев  его до половины, она уснула.

    Иван забрал у неё из руки  остаток, положил на столик. Несколько мгновений понаблюдал за спящей  Соней и, улыбнувшись, лёг сам.  Под мерный стук колёс поезда о рельсы, он  задремал.

    Проснулся Иван Васильевич от тихого стона, который позвучал совсем рядом. В купе было темно, только через стекло в окно  проникал свет с улицы. Приподнявшись на локтях, он догадался, что  за окном виден  вокзал очередной  станции, остановка.

   Мучительный стон проник в его сознание, он резко повернул голову в сторону, откуда он доносился. Через проход, рассмотрел согнувшуюся в позу эмбриона фигурку Сони.

   - Что?- воскликнул мужчина, принимая сидячее положение. Опираясь на столик, дотронулся до плеча девушки.- Соня, что с тобой?

   - Живот болит, - простонала она.

  - Я сейчас, - нащупывая в темноте трость, Иван Васильевич сжал хрупкое плечо.- Потерпи, я сейчас.

   За следующие часы профессор  Шерстнёв испытал непривычные для себя эмоции.

   Тревога, страх за другого человека, надежда на благополучный исход и ожидание, переплетаясь  между собой стали для него новыми, или скорее давно забытыми.  Сидя на холодной скамье в больничном коридоре, он нетерпеливо  смотрел на закрытую дверь, где врачи производили осмотр Сони.

     Свежие воспоминания крутились в голове. Стонущую  девушку на руках несёт  мужчина- врач кареты скорой помощи, которая быстро  примчалась на станцию. Свои распоряжения о том,  чтобы его и Сонины вещи оставили в помещении вокзала.  Протесты врачей, когда он  забирался в салон машины, чтобы сопровождать девушку в больницу. Разозлившись,  он крикнул, что Соня его родственница и только тогда  ему разрешили присесть  сбоку на узкую лавочку. Вслушавшись  в предположение  врача о первоначальном диагнозе,  посчитавшего, что девушки приступ острого аппендицита, профессор Шерстнёв выдал правильный диагноз.

   За дверью послышались  шаги,  и  в коридор вышел невысокий полный врач среднего возраста. Он с удивлением посмотрел седовласого высокого мужчину, радостно воскликнул:

     - Иван Васильевич, вы меня не помните?

     - Рома, Роман Тапиров… Как хорошо, что ты здесь работаешь! Как она?- Шерстнёв кивнул на палату.

     - Всё нормально, Иван Васильевич, кровотечение было небольшое, его остановили, а девушка сейчас спит. Пойдёмте со мной  в ординаторскую, что мы в коридоре стоим…

   Соня проснулась  поздним утром. Не открывая глаз, она прислушалась: в полголоса  звучал разговор нескольких женщин.  Суть его для девушки было не понятна, а слова «токсикоз», «срок», «белок», «отеки» с трудом  воспринимались.

    Распахнув глаза, она увидела над собой высокий белый потолок. Оглядевшись по сторонам, поняла, что находится в больнице.  Соня  прислушалась к себе, боли не было.  Откинув одеяло, приняла сидячее  положение, с удивлением рассматривая  широкую белую одежду, в которую была одета.

    - Проснулась?-  раздался рядом женский голос. – Оль, скажи Наташе, что новенькая проснулась.

    Соня повернула голову, кареглазая шатенка с короткой стрижкой приветливо ей улыбнулась.

    - Ты не вставай пока, - предупредила она.-  Доктор не разрешил ещё тебе ходить.

    - А что со мной? – спросила Соня,  в удивлении широко распахнув глаза.

    Её взгляд наткнулся на большой живот  молодой  женщины, который  выпирал из широкого белого одеяния, очень похожего на тот, что был на  ней.

     - С тобой тоже, что и с нами,- прозвучал ещё один женский голос.

     Соня выглянула из-за раздавшейся фигуры шатенки и увидела лежащую  на кровати у дверей светловолосую женщину средних лет.

      - А с вами что случилось?

      - Ась, а она же совсем девчонка, - обратилась блондинка к шатенке.  – Девочка моя, беременные мы.

      - Что?- воскликнула Соня.- Как же так? Я тоже?

      - И ты тоже.

      - Да я… Да мы же… Только один раз…- переходя на шёпот. Краска смущения залила ей лицо, на глаза набежали слёзы.

      Соня упала на спину и, закрывшись с головой одеялом, тихонько заплакала. 

    - Ты, Лариса, слова могла другие подобрать? – воскликнула шатенка, которую звали Ася.

     - А что  ей нужно было сказать, если она уже залетела? – повысила голос блондинка.

     - Ну,  как-то помягче…

     Скрипнула дверь.

     - Наташа в приёмный покой спустилась, сейчас придёт. О чём спорим, девчонки? – послышался третий женский голос. – Я что-то пропустила?

     - Оля, наша новенькая не знала, что она беременная, - продолжала Лариса.

     - Понятнооо, - протянула Оля.

      Сквозь плач, Соня слышала разговор женщин, а в голове билось слово: «Беременная».

      Кровать рядом с ней прогнулась, и одеяло начало сползать с  головы.  

    Перед глазами девушки появилась  моложавая темноволосая женщина, в чертах её лица проглядывалась схожесть  с тётей Феней. Брюнетка улыбнулась:

    - Ты чего расплакалась? Ребёнок  твой вместе с тобой рыдает. Пожалей его… Лучше давай знакомиться, меня Ольгой, Олей зовут. Это, - она кивнула на шатенку,-  Анастасия, Настя, а на кровати лежит Лариса. А тебя как зовут?

  - Соня, - всхлипнула девушка.

    Снова открылась дверь и вошла высокая женщина в белом халате. В руках у неё был бумажный свёрток.

    - Это Наташа, наша медсестра, - представила женщину Оля.

    - Так, кто у нас здесь Шерстнёва Софья? – неожиданно для Сони, баском спросила жнщина.

    - Я Софья, но фамилия моя Бормотова, - ответила Соня.

    - О! Извини, профессор Шерстнёв сказал, что ты его родственница, я и

 подумала, что дочь или внучка. Получай передачу, профессор  фрукты передал,  - с этими словами  медсестра положила на  прикроватную тумбочку  сверток, что держала в  руках. – Ешь, тебе полезны сейчас фрукты, особенно яблоки.

    - А... я действительно беременная? – спросила  у неё Соня.

    - Ты что же ничего не помнишь, что тебе доктор ночью говорил? – улыбнулась ей женщина. – Срок небольшой, семь недель, можно…

    - Наташа, -  оборвала Ольга, которая при её появлении встала с Сониной кровати и стояла рядом. -  Мы сами всё может рассказать девочке.

    - Дело ваше, -  не обидевшись,  рассмеялась медсестра. – А родственник твой настойчивый, Софья. С Романом нашим о твоём лечении сейчас спорят…

    Прозвучавшие из уст Наташи  слова о родственных связях с Иваном Васильевичем Шерстнёвым  прошли незамеченными  для Сони.  Через несколько минут после ухода медсестры, в палату зашёл  невысокий полный мужчина, представившийся Романом Игоревичем. Он  стал расспрашивать её о самочувствии, затем пришёл лаборант, потом  поставили уколы, капельницу.

     Обед, снова процедуры, после которых, Соня уснула, проспала несколько часов. После  ужина девушка угостила  «подруг» по палате фруктами и они ушли в коридор смотреть телевизор.  А Соня стала вспоминать события, произошедшие  за последние семь недель.

    Сквозь сон,  Соня услышала слова Фёдора о том, что он сейчас выйдет.  Потом она почувствовала, что тепло тела любимого мужчины  ушло,  послышался едва слышный скрип двери. Девушка  открыла глаза и несколько минут приходила в себя, внезапно вспомнив вечерние события.  Но её воспоминания прервал приход Фени.

    - Соня, вставай, Федю арестовали, - сказала заплаканная женщина.

  - За что? – стала выбираться из кровати Соня,  стараясь прикрыть кровать одеялом.

   - Сказали, что он убил Бориса. Я пойду, мальчишки ревут, - Феня шагнула за порог. -  Приходи в кухню, мы все там.

     Одеваясь на ходу, девушка убрала с кровати простынь и затолкала её под матрас. Через минуту она вбежала в помещение, где сидели Феня, Василиса и  дети Рокотовых.  Тимофея не было.

    - Почему его арестовали? Когда мы уходили, Борис живым был,-  её взгляд пробежал по присутствующим людям.

    Феня, держа на руках сына, молча, глотала слёзы.  Другой ребёнок был  у Маши. Нина и Петя, прижавшись друг к другу, испуганно смотрели на распухшее  лицо и  тёмные синяки, проступившие по рукам, шее и  груди сестры.

    Василиса тяжело встала, подойдя к Соне, силой усадила её на табурет, села сама , проговорила.

   - Бориса нашла сегодня утром его мать, кто-то ей подбросил записку на крыльцо. У него две ножевых раны. Там, где он был, вся трава примятая, в крови, а невдалеке  часы Феди  нашли и его бумажник.

    - Они же дрались,  он выронил, - вскочила девушка, - я пойду и  расскажу, как всё было.

    - Фёдор запретил тебе идти в милицию, - раздался с порога голос Тимофея.-  И его уже  в район увезли. Вот записка тебе от него, читай.

    Соня развернула небольшой клочок  бумаги:

   «Асолька, девочка моя дорогая. Ради нашей  любви не ходи в милицию. Я не хочу, чтобы твоё имя трепали по селу. Послушай меня, Асолька. Уезжай в Москву, тётя Василиса даст тебе ключи от  моей квартиры. Жди меня там. Твой Грей».

    Не смотря, на записку девушка пошла к участковому. Савелий Кузьмич выслушал рассказ Сони, попросил дать её письменные показания.

     Тимофей ждал её у кабинета. Идя домой, они столкнулись с матерью Бориса, Татьяной. Обезумившая от горя женщина скользнула равнодушным взглядом по девушке и мужчине,  прошла мимо. Через несколько мгновений за спиной  Сони раздался громкий крик и девушку схватили  за косу. От неожиданности она упала,  Татьяна навалилась сверху, сцепила руки на шее девушки и стала её душить.

     - Из-за тебя мой сын погиб! Ты во всём виновата! Он умер и тебе не жить!- орала она, ударяя Соню головой о землю. – Сдохни!

     Тимофей и подбежавший к ним родственник Татьяны с трудом смогли расцепить руки женщины и оттащить её от потерявшей сознание Сони.

   Нащупав  у племянницы пульс, Рокотов подхватил её на руки, понес в больницу.  В приёмном покое девушка пришла в себя и попросила дядю забрать её домой. Врач не стал её удерживать, приказал Тимофея и Соню отвести  на машине скорой помощи.

      Поздним вечером Феня зашла в летнюю кухню, где за столом сидел Тимофей. На столе стояла початая бутылка водки и  пустой стакан.

      - Тим, пошли спать, - попросила она. – Дети уснули, малыши  тоже. Соня тоже спит, еле уговорила её успокоительное выпить. Машка прижалась к ней, словно баюкает. Нина и Петей   по своим кроватям разойтись. Пошли Тима, пожалуйста.

     - Помнишь Фень, я неделю назад клялся, что защищу Соню от Бориса?- прохрипел  муж. - Помнишь!?

    - Да, помню.

    - Выполнил я свою клятву Феня?

    Феня молчала.

    - Я себя последней с… ю чувствую. Два раза она чуть не погибла,  а я? Я, где был, Феня? Где я был?

    - Успокойся Тима. Успокойся, прошу тебя. И это,- Феня указала на бутылку, - не выход. Сейчас нужно Соне помогать. Выжить ей  помочь. Пошли в дом Тима, пошли родной мой.

    Тимофей притянул к себе жену, опустил  голову ей на грудь и из глаз его потекли слёзы. А Феня плакала,  молча, глаза её были сухими, слезами исходило сердце женщины. Она гладила мужа по голове и  с мольбой смотрела икону, которая висела в углу комнаты.

     Две недели Соня не выходила из комнаты. Каждый день ждала известий о Фёдоре. Но новостей не было, хотя следствие шло. Прошла третья неделя, и Соня не выдержала. Вечером она пришла  к столу, где Рокотовы ужинали.

    - Я завтра поеду в город, - объявила она.

    - Зачем ты туда поедешь, Соня, - спросила Феня.

    - Пойду в милицию и расскажу, как всё было.

    - Не хотел тебе говорить, но Фёдор сделал признание, что он убил, - тихо произнёс Тимофей.

     Феня и Соня разом выдохнули:

     - Что?

     - Это не правда, дядя Тима, - закричала девушка. – Вы же знаете, что это не правда.

     - Я знаю, и Савелий знает, он твои показания возил в район, но они в деле не фигурируют, -  продолжал Тимофей. – Кузьма Агатов взял дело об убийстве племянника под свой контроль. Фёдора обвиняют в убийстве с отягчающими обстоятельствами, потому что было два удара ножом. Могут дать высшую меру. Прости Соня, прости меня девочка моя, - голос у мужчины сорвался. – Не пушу я  тебя в город, и Фёдор просил, чтобы не вмешивалась.

   - Как он мог так поступить, дядя Тим? Как? Почему он это сделал?- подавляя близкие рыдания, всхлипывала девушка.

   - Ты его слабое место, девочка, ты, - ответил ей Тимофей. – Чтобы ты осталась

живой, он жертвует собой.

   Феня вскрикнула и тут же зажала себе рот рукой.

   - Крепись девочка, -  не отводя взгляда от  Сони, произнёс он. – Прости меня,  в том, что произошло, виноват я.

     Соня невидящим взглядом скользнула по лицам родных и вышла в ночь. Следом за ней выскользнула Мария. Она догнала сестру у калитки, забежала ей  навстречу.

    - Не пущу, - прислонилась она спиной к воротам. – Не пущу.

    Остановившись, Соня покачала головой и ушла в пристройку. Она взяла в руки подушку, на которой в ту ночь лежал Фёдор и, прижав её к себе, захлебнулась  в рыданиях.  Маша  крепко обняла её и тоже заплакала.

    Через неделю состоялся суд. Он был показательным, прокурор требовал

высшую меру наказания, но приговор был смягчён. Фёдору присудили двадцать лет колонии строго режима. Соня не присутствовала на судебном заседании.  За день до суда,  Фёдор передал ей  записку.

    «Прости меня Асолька, прости. Я не могу поступить иначе. Ты – самое дорогое, что у меня есть на свете. Я тебя люблю, и буду любить до конца своей жизни. Прошу тебя, стань счастливой. Писать не буду, не хочу портить тебе жизнь и напоминать о себе».

    А через два дня после  вынесения приговора у Рокотовых  ночью загорелся сарай, где находилась корова. Остальные постройки отстояли. Спустя ещё два дня  Петька прибежал домой с окровавленной головой. На речке его ударили камнем.

    Чтобы её родные  не страдали, Соня решила уехать. О своём решении она рассказала только Марии. Девушка написала письмо, в котором  объясняла свой поступок  дяде и тёте. Просила у них прощения за отъезд и попросила не искать её.

     Ночью она собрала свои вещи и ушла на рассвете. Добравшись до железнодорожной станции, купила билет до Москвы.

   Приношу искренние  извинения за ошибки и описки, допущённые в тексте.